Вечером Лариса начала беспокоится за Гурракалона, подумав, что ему сейчас опасно оставаться одному, так как в его положении человек от отчаяния может совершить всё, что угодно, вплоть до суицида. Эти мысли не давали ей покоя, и она решила поехать к нему и посмотреть, всё ли у него в порядке.
- Куда ты собралась, на ночь глядя?! - кричала её мама - В такое время на улицах шляются всякие хулиганы и насильники, доченька!.
- Мама, я должна идти! - стала объяснять ситуацию Лариса. - Один гастарбайтер из Узбекистана, который работает вместе с нами, попал в беду. То есть, у него в семье случилось что-то неладное. Этот гастарбайтер по имени Гурракалон - очень хороший человек. Он, бедняга, сейчас в таком состоянии, что может покончить с собой, понимаешь? Вот я и беспокоюсь за него. Хочу поехать к нему и попытаться утешить его в трудную минуту. Я не знаю, как но... Ведь ты понимаешь, - нехорошо оставлять в беде человека, у которого нет тут родных и близких. Он тоже человек, в конце концов
- Опомнись, Лариса! Ты едешь не к женщине, да еще в кромешной тьме! Если этот человек из Средней Азии, то он тем более опасен! Говорят, что трудовые эмигранты нападают на девушек и насилуют! - беспокоилась мама Ларисы.
- Да не волнуйся, мамочка, ты же знаешь меня. Я занималась кикбоксингом, и, если что, - могу постоять за себя! А у насильников не бывает национальности, они везде есть. Во всех странах есть подонки, и есть герои. А честных и порядочных людей среди всех народов - большинство. Нельзя же из-за двух-трех негодяев обливать грязью весь народ. На самом деле, узбеки - очень дружелюбный народ. Ну, я - мигом - сказала Лариса одеваясь.
Она вышла во двор и, идя быстрым шагом, растворилась в ночном вихре белых снежинок.
- Ну, упрямая, непослушная девчонка, будь осторожна! - крикнула ей вслед мать.
На остановке никого не было. Лариса села в ночной автобус и заняла место у окна. В светлом салоне людей было мало. Пока ехала, Лариса всё думала о Гурракалоне. За окном сквозь снежные хлопья тускло мелькали дома, светящиеся окна магазинов, ресторанов, ночные деревья, безлюдные улицы, тротуары и уличные фонари. Когда автобус останавливался на остановках, двери автобуса открывались, словно пасть фантастического зверя, входили в салон пассажиры, и за ними влетали облака крутящихся снежинок. Ночной автобус, тихий снегопад, уличные фонари, усталые, зевающие последние пассажиры и пустые улицы, казалось, думали о том же, что и Лариса. Кондукторша с растопыренными глазами подошла к Ларисе и попросила приобрести билет. Лариса показала ей проездной, и та ушла обратно к своему сиденью около водителя. На третьей остановке Лариса вышла из автобуса и пошла по заснеженному тротуару в сторону дома, где временно жил Гурракалон. Этот низкий, старенький дом, у окна которого росла береза, принадлежал бабушке Александра Березанского.
Гурракалона дома не оказалось.
- Он в колледже, то есть в котельной! Сидит там с Захаром! - сказала бабушка Александра Березанского. Лариса пошла в сторону котельной. Там она заглянула в замызганное окно и увидела Гурракалона, который пил водку с кочегаром Захаром и был изрядно пьян. Захар обхватил стакан своей волосатой рукой и сказал:
- Давай, Геннадий, будем здоровы! Вмажем еще по сто. Ты, это, не горюй! Да пошли они к этому самому.., эти женщины! Ты же знаешь, за чьи грехи мы мучаемся в этом мире. Бог не выдворил бы нашего праотца Адама из вечного рая, если бы Ева не уговорила Адама отведать Богом запрещенный плод. Вот мы, мужики, с тех пор и страдаем из-за женщин! Женщина - это таинственное, коварное существо! Хороших женщин очень мало на этом свете, Гена, ничтожно мало! Вот я, к примеру, ишачу целыми ночами в этой котельной, глотая угольную пыль, а как перешагну порог дома - начинает моя бранить меня, не останавливаясь. Зачем, грит, вааще я вышла замуж на тебя?! Лучше бы состарилась, оставаясь девушкой! Приличные мужчины ходят в смокингах, в галстуках, бритые как огурчики, аккуратно причесанные. Ездят на собственных тачках, у каждого - толстый бумажник, напичканный долларами. А ты?! Загляни, грит, в зеркало нашего шкафа сталинских времен с дыркой сзади, и сам испугаешься собственного отражения! Ну, посмотри! Чё, боишся, да? То-то и оно! Ты, грит, похож, знаешь, на кого? Я говорю, - нет, а на кого я похож? Она, грит, на кочегара адских котлов! Ты, грит, небритый - как домовой! От тебя разит запахом пота, гари, водки и чеснока! Если, грит, я срочно не куплю противогаз, то в один прекрасный день задохнусь от нехватки свежего воздуха! Я говорю, а что тут плохого?! Между прочим, запах чеснока оберегает человека от нечистых сил и вампиров! Вот, грит, она, видишь, даже нечистые силы боятся приблизиться к тебе, опасаясь заразится микробами! А я?! Я, дура, живу, грит, уже столько лет с тобой под одной крышей! Работаешь в котельной, получаешь мизерную зарплату, и то - не деньгами, а углем! Когда ты вообще, как все нормальные мужики, найдешь себе престижную работу, а ?! Ездил бы на заработки, например, в Узбекистан! Собирал бы там хлопок на плантациях! Не-еет, ты, грит, боишься работы!.. Потом она начинает рыдать. Знаешь, Гена, в последнее время я даже стал бояться приходить домой. Иногда, особенно когда она спит рядом со мной, громко храпя, у меня возникает желание задушить её как Дездемону, но - не могу. Короче, надоело мне это! Уеду в твой Узбекистан, говорят, там есть справедливость. Давай, выпьем за нас! За дружбу! - сказал Захар Балалайкин, завершая свой грустный монолог.
Гурракалон лениво взял стакан с водкой в руку и, залпом выпив, поставил стакан на стол. Балалайкин тоже выпил и начал закусывать, запихивая в рот корку хлеба с селёдкой.
-Ты, давай, жакушывай - сказал он, пережёвываю пищу.
- Соколов даже после тринадцатого стакана не закусывает! Захар, ты налей еще - сказал Гурракалон.
Балалайкин наполнил стаканы прозрачной жгучей влагой, которая называется водярой.
- Ну, тогда поехали! - сказал Захар и, глядя на почерневший бетонный потолок котельный, плеснул водку из стакана в широко открытый рот и разом глотнул. И снова закусил, морщась от жгучей водки.
Гурракалон взял стакан и начал жаловаться на судьбу:
-Как я ей верил, как я верил! Ну, зачем она так а, Дмитрич?! Я же никогда ей не изменял! Разве это справедливо?!.. У меня даже была одна дурацкая мечта, подарить ей гребёнку на восьмое марта, не говоря ей о том, что она, гребёнка, сделана из моего собственного ребра! Вот как я любил её! С этими словами Гурракалон осушил стакан и поставил его на стол.
- Ты, это самое, узбек, закуси, а то охмелеешь - сказал Балалайкин наполняя водкой стаканы.
- Нет, не буду закусывать. Я хочу захмелеть и уйти в забвение! Мне теперь неинтересен этот мир, который полон измены, предательства и несправедливости!
-Ты не ищи справедливости в этом мире, Гурракалон! Справедливость находится здесь, в этой бутылке! Эту опьяняющую справедливость надо выпить и почувствовать её вкус! - сказал Захар Балалайкин, убирая пустую бутылку. Потом добавил:
- А у нас опять, как всегда, кончилась справедливость. Давай-ка, выпьем за справедливость!
- Ты, не волнуйся, Дмитрич, у меня есть еще одна справедливость - сказал Гурракалон, вытаскивая из внутреннего кармана бутылку водки. Он поставил её на стол с видом гроссмейстера, который ставит своему шахматному партнеру мат конём из слоновой кости.
При виде водки Дмитрич обалдел от радости.
- Ух ты, это у нас четвертая справедливость! - сказал он, беря бутылку в руку и целуя её как красивую девушку.
- Давай, узбек, сначала выпьем остаток справедливости, потом откроем четвертую истину - сказал Балалайкин.
- Поехали! - сказал Гурракалон, и они выпили до дна.
Когда Дитрич начал зубами откупоривать следующую бутылку, Лариса не выдержала. Она ворвалась в котельную и крикнула:
- Хватит! А ну-ка, прекратите сейчас же пить!
Увидев её, Балалайкин испугался. Он тут же спрятал за спину четвертую бутылку и сказал:
- Вот и твоя жена пришла из далекого Узбекистана!
- Гурракалон вяло усмехнулся:
-Ты чо, Митрич, какая она жена? Она мне вовсе не жена! Она Лариса! Мы с ней вместе работаем валяльщиками в одной фирме... Пра-ально, Ларисонька? Садись милая, бум пить четвертую справедливость, потом пятую, шестую и так - бесконечно! - сказал Гурракалон.
Потом, глядя на волосы Ларисы, которые торчали у неё из-под пухового платка снова заговорил:
- Ларисонька, ты чо пугаешь меня, а?! Я испугался, подумав, что ты поседела, а, это, оказывается,... хик... это не седина, а снег! Чо, на улице снег, что ли, идет?! -спросил он.
- Да, Гурракалон, снег идет! Пошли, проветримся! - сказала Лариса. -А чо, хорошая идея, пшли, Митрич, вылепим снежную бабу! - сказал Гурракалон, с трудом поднимаясь с места.
- А справедливость? - сказал Балалайкин.
- Ты постав эту справедливость на стол, Дмитрич, потом выпьем - сказал Гурракалон.
- Хорошо, узбек - сказал Балалайкин и последовал за Гурракалоном и Ларисой, споткнувшись о лопату, лежавшую у него на пути.
Они вышли из котельной. На улице шел приятный, тихий и обильный снег.
- Ха- хах - хах хах -хаааах! Гляди, Митрич, какой... хик... с-снег! - с хохотом крикнул Гурракалон, глядя в ночное небо, откуда падали, кружась, бесчисленные снежные хлопья.
-Да, снег похожий на справедливость! - ответил Захар, тоже хохоча.
- Ну, айда раскатывать снежный ком для снежной бабы! - сказал Гурракалон, и они втроём приступили раскатывать снежный ком. Потом соорудили снежную бабу. Лариса принесла из котельной ведро и два кусочка угля. Они надели на голову снежной бабы ведро, а из угольков сделали ей глаза. После этого Лариса вставила в бока сооружённой "скульптуры" сухие ветки - это были руки - а из палочки получился красивый нос. Гурракалон снял с себя шарф и намотал его на шею снежной бабы.
- Вот это скульптура!! - сказал он, глядя на снежную статую
- Это дело надо срочно обмыть! - сказал Захар Балалайкин.
- Да, пожалуй - поддержал его идею Гурракалон.
- Сейчас, я мигом! - сказал Захар и побежал за водкой, скрепя и спотыкаясь в снегу.
- Пошли, Гурракалон - сказала Лариса, взяв его за рукав пальто.
- Куда?- сказал Гурракалон.
- Как куда? Домой. Бабушка будет беспокоиться. Помнишь, ты меня проводил однажды до дома. Вот, теперь настал мой черед. Сегодня я тебя провожу до дома - сказала Лариса.
- А справедливость?! Как же без справедливости то?! Нехорошо... - сказал Гурракалон.
- Справедливости больше нет! Напрасно ищет её твой дружок. Все равно не найдет. Я разбила её! - сказала Лариса.
Потом снова потянула Гурракалона за рукав.
- Да, отстань ты, никуда я не пойду... хик... Я хочу пить водку!- сказал Гурракалон.
- Нет, хватит, больше ты не будешь пить! Сейчас же пойдешь со мной! - сказала Лариса.
- Да, пусти, говорю тебе, женщина! - сказал Гурракалон и резко дёрнул рукой, да так, что рукав пальто оторвался.
Лариса упала в снег с рукавом в руке. Гурракалон сильно качнулся и, ударившись о снежную бабу, упал. Скульптура развалилась. Лариса подбежала к Гурракалону с рукавом в руке. Он лежал, глядя в темное небо, и наблюдал, как падают крупные снежинки, похожие на большую стайку белых бабочек.
- Прости, Гурракалон, прости, я нечаянно... сказала Лариса и спросила:
- Ты, это самое, не ушибся?
Убедившись, что Гурракалон жив, она попыталась поднять его.
- Поднимайся, Гурракалон, пошли, дома будешь лежать... Иначе замерзнешь здесь, как мамонт в вечной мерзлоте! Гляди, какой мороз... - сказала она.
- Глупая женщина, чего ты мне привязалась?! Оставь меня в покое! Я здесь буду лежать! Ты уходи... Я никуда не пойду - сказал Гурракалон.
- Тогда, я тоже никуда не пойду! Вместе будем замерзать! - сказала Лариса и легла рядом с Гурракалоном.
-Уйди же ты, упрямая женщина! - сказал Гурракалон, отталкивая её.
С большим трудом он все же поднялся. Потом, шатаясь, начал ходить туда-сюда проговаривая:
- Эх, как я её любил! Как люби-и-ил, господи!...
Он плакал. Лариса взяла его шапку и оторванный рукав и последовала за ним. Она вся вспотела, укладывая Гурракалона в постель. Гурракалон лежал, раскинув руки, как мертвый воин на поле боя, и спал, храпя. Он не проснулся даже, когда Лариса сняла с него верхнюю одежду.
В этот момент за окном что-то ярко вспыхнуло. Лариса подумала, что это петарды взрывают где-то. Поразмыслив немного, она попросила у старухи нитку с иголкой и начала пришивать оторванный рукав к пальто Гурракалона.