Аннотация: ОТРЕДАКТИРОВАННЫЙ ВАРИАНТ.Читайте, не пожелеете.Очень интересная глава.
80 глава романа Холдора Вулкана "Жаворонки поют над полем"
Четвертая справедливость
Вечером Лариса начала беспокоится за Гурракалона, подумав, что ему сейчас опасно оставаться одному, так как в его положении человек от отчаяния может совершить всё, что угодно, вплоть до суицида. Эти мысли не давали ей покоя, и она решила поехать к нему и посмотреть, всё ли у него в порядке.
- Куда ты собралась, на ночь глядя?! - кричала её мама - В такое время на улицах шляются всякие хулиганы и насильники, доченька!.
- Мама, я должна идти! - стала объяснять ситуацию Лариса. - Один гастарбайтер из Узбекистана, который работает вместе с нами, попал в беду. То есть, у него в семье случилось что-то неладное. Этот гастарбайтер по имени Гурракалон - очень хороший человек. Он, бедняга, сейчас в таком состоянии, что может покончить с собой, понимаешь? Вот я и беспокоюсь за него. Хочу поехать к нему и попытаться утешить его в трудную минуту. Я не знаю, как но... Ведь ты понимаешь, - нехорошо оставлять в беде человека, у которого нет тут родных и близких. Он тоже человек, в конце концов.
- Опомнись, Лариса! Ты едешь не к женщине, да еще в кромешной тьме! Если этот человек из Средней Азии, то он тем более опасен! Говорят, что трудовые эмигранты нападают на девушек и насилуют! - беспокоилась мама Ларисы.
- Да не волнуйся, мамочка, ты же знаешь меня. Я занималась кикбоксингом, и, если что, - могу постоять за себя! А у насильников не бывает национальности, они везде есть. Во всех странах есть подонки, и есть герои. А честных и порядочных людей среди всех народов - большинство. Нельзя же из-за двух-трех негодяев обливать грязью весь народ. На самом деле, узбеки - очень дружелюбный народ. Ну, я - мигом - сказала Лариса одеваясь.
Она вышла во двор и, идя быстрым шагом, растворилась в ночном вихре белых снежинок.
- Ну, упрямая, непослушная девчонка, будь осторожна! - крикнула ей вслед мать.
На остановке никого не было. Лариса села в ночной автобус и заняла место у окна. В светлом салоне людей было мало. Пока ехала, Лариса всё думала о Гурракалоне. За окном сквозь снежные хлопья тускло мелькали дома, светящиеся окна магазинов, ресторанов, ночные деревья, безлюдные улицы, тротуары и уличные фонари. Когда автобус останавливался на остановках, двери автобуса открывались, словно пасть фантастического зверя, входили в салон пассажиры, и за ними влетали облака крутящихся снежинок. Ночной автобус, тихий снегопад, уличные фонари, усталые, зевающие последние пассажиры, казалось, думали о том же, что и Лариса, то есть о своих возлюбленных. Кондукторша с растопыренными глазами подошла к Ларисе и попросила приобрести билет. Лариса показала ей проездной, и та ушла обратно к своему сиденью около водителя. На третьей остановке Лариса вышла из автобуса и пошла по заснеженному тротуару в сторону дома, где временно жил Гурракалон. Этот низкий, старенький дом, у окна которого росла береза, принадлежал бабушке Александра Березанского.
Гурракалона дома не оказалось.
- Он в колледже, то есть в котельной! Сидит там с Захаром! - сказала бабушка Александра Березанского. Лариса пошла в сторону котельной. Там она заглянула в замызганное окно и увидела Гурракалона, который пил водку с кочегаром Захаром и был изрядно пьян. Захар обхватил стакан своей волосатой рукой и сказал:
- Давай, Геннадий, будем здоровы! Вмажем еще по сто. Ты, это, не горюй! Да пошли они к этому самому... эти женщины! Ты же знаешь, за чьи грехи мы мучаемся в этом мире. Бог не выдворил бы нашего праотца Адама из вечного рая, если бы Ева не уговорила Адама отведать Богом запрещенный плод. Вот мы, мужики, с тех пор и страдаем из-за женщин! Женщина - это таинственное, коварное существо! Хороших женщин очень мало на этом свете, Гена, ничтожно мало! Вот я, к примеру, ишачу целыми ночами в этой котельной, глотая угольную пыль, а как перешагну порог дома - начинает моя бранить меня, не останавливаясь. Зачем, грит, вааще я вышла замуж на тебя?! Лучше бы состарилась, оставаясь девушкой! Приличные мужчины ходят в смокингах, в галстуках, бритые как огурчики, аккуратно причесанные. Ездят на собственных тачках, у каждого - толстый бумажник, напичканный долларами. А ты?! Загляни, грит, в зеркало нашего шкафа сталинских времен с дыркой сзади, и сам испугаешься собственного отражения! Ну, посмотри! Чё, боишся, да? То-то и оно! Ты, грит, похож, знаешь, на кого? Я говорю, - нет, а на кого я похож? Она, грит, на кочегара адских котлов! Ты, грит, небритый - как домовой! От тебя разит запахом пота, гари, водки и чеснока! Если, грит, я срочно не куплю противогаз, то в один прекрасный день задохнусь от нехватки свежего воздуха! Я говорю, а что тут плохого?! Между прочим, запах чеснока оберегает человека от нечистых сил и вампиров! Вот, грит, она, видишь, даже нечистые силы боятся приблизиться к тебе, опасаясь заразится микробами! А я?! Я, дура, живу, грит, уже столько лет с тобой под одной крышей! Работаешь в котельной, получаешь мизерную зарплату, и то - не деньгами, а углем! Когда ты вообще, как все нормальные мужики, найдешь себе престижную работу, а?! Ездил бы на заработки, например, в Узбекистан! Собирал бы там хлопок на плантациях! Не-еет, ты, грит, боишься работы!.. Потом она начинает рыдать. Знаешь, Гена, в последнее время я даже стал бояться приходить домой. Иногда, особенно когда она спит рядом со мной, громко храпя, у меня возникает желание задушить её как Дездемону, но - не могу. Короче, надоело мне это! Уеду в твой Узбекистан, говорят, там есть справедливость. Давай, выпьем за нас! За дружбу! - сказал Захар Балалайкин, завершая свой грустный монолог.
Гурракалон лениво взял стакан с водкой в руку и, залпом выпив, поставил стакан на стол. Балалайкин тоже выпил и начал закусывать, запихивая в рот корку хлеба с селёдкой.
- Ты, давай, жакушывай - сказал он, пережёвываю пищу.
- Соколов даже после тринадцатого стакана не закусывает! Захар, ты налей еще - сказал Гурракалон.
Балалайкин наполнил стаканы прозрачной жгучей влагой, которая называется водярой.
- Ну, тогда поехали! - сказал Захар и, глядя на почерневший бетонный потолок котельный, плеснул водку из стакана в широко открытый рот и разом глотнул. И снова закусил, морщась от жгучей водки.
Гурракалон взял стакан и начал жаловаться на судьбу:
- Как я ей верил, как я верил! Ну, зачем она так а, Дмитрич?! Я же никогда ей не изменял! Разве это справедливо?!.. У меня даже была одна дурацкая мечта, подарить ей гребёнку на восьмое марта, не говоря ей о том, что она, гребёнка, сделана из моего собственного ребра! Вот как я любил её! С этими словами Гурракалон осушил стакан и поставил его на стол.
- Ты, это самое, узбек, закуси, а то охмелеешь - сказал Балалайкин наполняя водкой стаканы.
- Нет, не буду закусывать. Я хочу захмелеть и уйти в забвение! Мне теперь неинтересен этот мир, который полон измены, предательства и несправедливости!
- Ты не ищи справедливости в этом мире, Гурракалон! Справедливость находится здесь, в этой бутылке! Эту опьяняющую справедливость надо выпить и почувствовать её вкус! - сказал Захар Балалайкин, убирая пустую бутылку. Потом добавил:
- А у нас опять, как всегда, кончилась справедливость. Давай-ка, выпьем за справедливость!
- Ты, не волнуйся, Дмитрич, у меня есть еще одна справедливость - сказал Гурракалон, вытаскивая из внутреннего кармана бутылку водки. Он поставил её на стол с видом гроссмейстера, который ставит своему шахматному партнеру мат конём из слоновой кости.
При виде водки Дмитрич обалдел от радости.
- Ух ты, это у нас четвертая справедливость! - сказал он, беря бутылку в руку и целуя её как красивую девушку.
- Давай, узбек, сначала выпьем остаток справедливости, потом откроем четвертую истину - сказал Балалайкин.
- Поехали! - сказал Гурракалон, и они выпили до дна.
Когда Дмитрич начал зубами откупоривать следующую бутылку, Лариса не выдержала. Она ворвалась в котельную и крикнула:
- Хватит! А ну-ка, прекратите сейчас же пить!
Увидев её, Балалайкин испугался. Он тут же спрятал за спину четвертую бутылку и сказал:
- Вот и твоя жена пришла из далекого Узбекистана!
- Гурракалон вяло усмехнулся:
- Ты чо, Митрич, какая она жена? Она мне вовсе не жена! Она Лариса! Мы с ней вместе работаем валяльщиками в одной фирме... Пра-ально, Ларисонька? Садись милая, бум пить четвертую справедливость, потом пятую, шестую и так - бесконечно! - сказал Гурракалон.
Потом, глядя на волосы Ларисы, которые торчали у неё из-под пухового платка снова заговорил:
- Ларисонька, ты чо пугаешь меня, а?! Я испугался, подумав, что ты поседела, а, это, оказывается.... хик... это не седина, а снег! Чо, на улице снег, что ли, идет?! - спросил он.
- Да, Гурракалон, снег идет! Пошли, проветримся! - сказала Лариса. - А чо, хорошая идея, пшли, Митрич, вылепим снежную бабу! Преданную бабу, не изменяющую мужу - сказал Гурракалон, с трудом поднимаясь с места.
- А справедливость? - сказал Балалайкин.
- Ты постав эту справедливость на стол, Дмитрич, потом выпьем - сказал Гурракалон.
- Хорошо, узбек - сказал Балалайкин и последовал за Гурракалоном и Ларисой, споткнувшись о лопату, лежавшую у него на пути.
Они вышли из котельной. На улице шел приятный, тихий и обильный снег.
- Ха - хах - хах хах - хаааах! Гляди, Митрич, какой... хик... с-снег! - с хохотом крикнул Гурракалон, глядя в ночное небо, откуда падали, кружась, бесчисленные снежные хлопья.
- Да, снег похожий на справедливость! - ответил Захар, тоже хохоча.
- Ну, айда раскатывать снежный ком для снежной бабы! - сказал Гурракалон, и они втроём приступили раскатывать снежный ком. Потом соорудили снежную бабу. Лариса принесла из котельной ведро и два кусочка угля. Они надели на голову снежной бабы ведро, а из угольков сделали ей глаза. После этого Лариса вставила в бока сооружённой "скульптуры" сухие ветки - это были руки - а из палочки получился красивый нос. Гурракалон снял с себя шарф и намотал его на шею снежной бабы.
- Вот это скульптура!! - сказал он, глядя на снежную статую.
- Это дело надо срочно обмыть! - сказал Захар Балалайкин.
- Да, пожалуй - поддержал его идею Гурракалон.
- Сейчас, я мигом! - сказал Захар и побежал за водкой, скрепя и спотыкаясь в снегу.
- Пошли, Гурракалон - сказала Лариса, взяв его за рукав пальто.
- Куда? - сказал Гурракалон.
- Как куда? Домой. Бабушка будет беспокоиться. Помнишь, ты меня проводил однажды до дома. Вот, теперь настал мой черед. Сегодня я тебя провожу до дома - сказала Лариса.
- А справедливость?! Как же без справедливости то?! Нехорошо... - сказал Гурракалон.
- Справедливости больше нет! Напрасно ищет её твой дружок. Все равно не найдет. Я разбила её! - сказала Лариса.
Потом снова потянула Гурракалона за рукав.
- Да, отстань ты, никуда я не пойду... хик... Я хочу пить водку! - сказал Гурракалон.
- Нет, хватит, больше ты не будешь пить! Сейчас же пойдешь со мной! - сказала Лариса.
- Да, пусти, говорю тебе, женщина! - сказал Гурракалон и резко дёрнул рукой, да так, что рукав пальто оторвался.
Лариса упала в снег с рукавом в руке. Гурракалон сильно качнулся и, уставился на снежную бабу.Потом подойдя к ней ударил ее изо всех сил. -Ненавижу баб, которые изменяют своему мужу! -кричал он и с презрением затоптал разбитую снежную бабу.Тут он споткнулся и упал. Лариса подбежала к нему с рукавом в руке. Гурракалон лежал, глядя в темное небо, и на него беззаботно падали падали снежинки.
- Прости, Гурракалон, прости, я нечаянно... сказала Лариса и спросила:
- Ты, это самое, не ушибся?
Убедившись, что Гурракалон жив, она попыталась поднять его.
- Поднимайся, Гурракалон, пошли, дома будешь лежать... Иначе замерзнешь здесь, как мамонт в вечной мерзлоте! Гляди, какой мороз... - сказала она.
- Глупая женщина, чего ты мне привязалась?! Оставь меня в покое! Я здесь буду лежать! Ты уходи... Я никуда не пойду - сказал Гурракалон.
- Тогда, я тоже никуда не пойду! Вместе будем замерзать! - сказала Лариса и легла рядом с Гурракалоном.
- Уйди же ты, упрямая женщина! - сказал Гурракалон, отталкивая её.
С большим трудом он все же поднялся. Потом, шатаясь, начал ходить туда-сюда проговаривая:
- Эх, как я её любил! Как люби-и-ил, господи!..
Он плакал. Лариса взяла его шапку и оторванный рукав и последовала за ним. Она вся вспотела, пока Гурракалона приволокла до дома и с трудом укладывала его в постель. Гурракалон лежал, раскинув руки, как мертвый воин на поле боя, и спал, храпя. Он не проснулся даже, когда Лариса сняла с него верхнюю одежду.
После этого она попросила у старухи нитку с иголкой и начала пришивать оторванный рукав к пальто Гурракалона.