Он сидел в тишине и взяв окаменелого куска хлеба стал грызть.Тишину нарушал хрусть, похожый на скрип снега за дверью, как будто на крильце стояла в сером пальто и в белом пуховике женщина, которая он безумно любил в далекой юности.Казалось, что она стряхнув снег с драпового пальто с пушистым меховым воротником, вот вот нажмет на кнопку дверного звонка "Бим -бом".Но увы, хижина снова погрузилась в тишину как батискаф, который опускается на дно океана.Человек, чтобы нарушить законы тишины и обоготить ее звуками, сново начал грызть куска окаменелого хлеба, словно собака, которая грызет кость в своей будке, ночью, когда идет снегопад, шепча свою тихую белую молитву.Человек ел хрустящего сушенного куска хлеба с закрытыми глазами, чтобы ощутить его древный вкус и держал он этого куска хлеба как музыкант одинокий держит губную гармошку и играет на ней, наполнив свои глаза дрожащими слезами под луной.Он грыз хлеб и тихо плакал, треся плечами.Слези покатились с глаз по его щеки, как весенные ливни и селевые потоки, кои с шумом смывают платину, над которой гремят раскатами громы и светят зловешые молнии.Человек не опасался о том, что вскором кончится кусок окаменелого хлеба и он останется голодным, нет.Он боялся тишины.