Абердин Александр : другие произведения.

Десант в прошлое. Ч. 2 - Преодоление

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Главный герой этого романа, написанного в жанре "Альтернативная история", отнюдь не простой человек. Он отставной майор-разведчик ГРУ, занимавшийся когда-то радиоразведкой за рубежом. Его новый бизнес можно смело назвать криминальным, но в то же время исполненным некоего благородства, ведь он вместе со своими старыми друзьями долгое время "усмирял" крутых, превращая их в покорных "мулов" и делал бы это и дальше, если бы однажды не совершил мысленное путешествие в прошлое, а затем не стал совершенствоваться в этом деле и не сумел заглянуть в ужасное будущее, в котором Землю ждало вторжение извне и тотальное уничтожение всего живого. Увы, но при всем том, что главному герою и его друзьям было отныне открыто как прошлое, так и будущее, для того, чтобы спасти Землю от нашествия валаров, им пришлось собрать большую команду учёных, инженеров-конструкторов и самых лучших рабочих, профессионалов высочайшего класса, и отправиться в прошлое. Для своего появления в прошлом, в телах выбранных ими людей, они выбрали дату 20 (7) мая 1905 года и с этого самого дня начали менять ход всей мировой истории, готовясь к тому, чтобы дать жестокому и безжалостному врагу достойный отпор. В результате вся дальнейшая история изменилась кардинальным образом, но цена перемен была запредельно высока и главному герою и его друзьям еще предстоит понять, стоило им идти на такие жертвы?

АЛЕКСАНДР АБЕРДИН

Русский десант в прошлое

Фантастический роман - альтернативная история

Часть вторая

Преодоление

Глава 1.

Предчувствие войны - последний год мира

  
   Летом одна тысяча девятьсот пятнадцатого года стало окончательно ясно, что Европа сошла с ума. Одно хорошо, мы всё же сумели отсрочить начало войны на год и ещё думали, что у нас есть возможность вообще не допустить её, но переоценили свои силы. Если ещё в мае обстановка в Европе имела видимость вполне мирной, то уже в июне все резко изменилось. В средствах массовой информации главных противоборствующих сторон началась война компроматов. В газетах стали расписывать, какие зловещие планы вынашивают Германия, Австро-Венгрия и Османская империя. Газеты, радио и телевидение Франции и Великобритании, вместе с примкнувшими к ним Ирландией, Бельгией, Голландией и Люксембургом, обвиняли Германию и её союзников в том, что построив огромный новый военный флот и проведя модернизацию всех старых, судов, превратив в мощные линкоры океанские пассажирские лайнеры с непробиваемыми бортами из финабена, эта страна намерена оттягать английские, французские и бельгийские колонии, не говоря уже стремлении оккупировать большую часть Европы и установить в захваченных странах новый порядок по типу латиноамериканского, но только с целью грабежа.
   Начались бурные славословия в адрес России, мол, какая она великая и могучая и какие подлые её ближайшие соседи, которые хотят расчленить эту страну. Обвинения были достаточно серьёзные, ведь согласно данным британской и французской разведки Германия намеревалась "отвоевать" себе Польшу, Белоруссию, северную часть Украины, Финляндию и дальше "шпарить" по линии Брест - Москва до Волги. "Верный цепной пёс тевтонов", так стали называть Австро-Венгрию, должен был отхватить себе Южную Украину, Крым, Бессарабию и Ростовскую губернию. Турция, естественно, зарилась на весь Северный Кавказ, Туркестан, Поволжье и Урал. Самое пикантное заключалось в том, что так оно всё и было. Помимо этих ценных приобретений Союз Империй разделил всю остальную Европу, а также весь мир, но только мысленно. Об этом всего лишь мечтали лишь некоторые государственные деятели, но только не военные.
   Планы военачальников Союза Империй были гораздо скромнее - блокада России в Северной Атлантике, на Балтике и на Чёрном море, оккупация всего лишь северной части Франции, морская блокада Великобритании, а также передел африканских владений, да и то без Алжира и Марокко. Ну, и ещё Турция мечтала разделить с Австро-Венгрией Балканы, вышвырнуть англичан из Малой Азии, а также отобрать у России Аджарию и Азербайджан. Не зная, чем занимались мы, правители этих стран, глядя на то, что в Российской империи о военных приготовлениях думают в последнюю очередь, вынашивая хищнические планы, стремились привлечь её на свою сторону. В ход пошли самые дешевые трюки начиная с того, что Россия это великая мусульманская страна и она не должна стоять в стороне от проблем мусульманского мира. Немцы приводили десятки примеров того, как они столетиями помогали России, но при этом старательно избегали о многих печальных страницах прошлого. То же самое делали французы и англичане, но в памяти русского народа были ещё очень свежи воспоминания о крымской войне, в которой Англия, Франция и Турция выступили единым фронтом.
   Прекрасно понимая, что русские может быть и обладают на удивление загадочной душой, но всё же не конченые дураки, обе враждующие стороны куда большее внимание уделяли войне компроматов. Из архивов извлекались донесения разведчиков и подмётные письма, но куда большее впечатление производили кадры, отснятые шпионами, которые наглядно доказывали, что противник готовится к большой войне и вооружается, как в последний раз. Добрая половина кинолент была снята нашей разведкой, так что всему тому, что показывали в кинотеатрах на большом экране, а также дома на экранах телевизоров, можно было верить. Война компроматов сразу же набрала просто невиданные обороты и каждая из сторон предрекала противнику гибель. Французы с пеной у рта кричали, что они не допустят блиц-крига и что швабов непременно остановит Северный Оборонительный Вал, после чего Антанта перейдёт в наступление. Немцы же, в свою очередь, говорили, что второго Наполеона Франции отныне не видать, как собственных ушей, как не видать и победы над Германией.
   Обе стороны создали две мощнейшие линии оборонительных сооружений, между которыми пролегла печально знаменитая Аллея Войны шириной от тридцати до семидесяти километров. Напротив Северного Оборонительного Вала располагалась Оборонительная Линия Гинденбурга. Сама граница по сути дела не была укреплена, так как стратеги обеих противоборствующих сторон прекрасно понимали, что на линии соприкосновения строить оборонительные сооружения не имеет никакого смысла. Грядущая война грозилась стать мобильной и потому требовалось место для манёвра. Вот потому-то и образовалась эта пресловутая Аллея Войны, полностью поглотившая собой такого карлика, как Люксембург. Это крохотное государство после недолгих колебаний приняло предложение Антанты о защите, как и королевство Нидерландов, так как обоим были обещаны колонии и концессии в Африке и Азии. Что с одной, что с другой стороны за пять лет были построены укрепления просто колоссальной мощности, а лежащая между ними Аллея Войны по замыслу Великобритании, главного идеолога и поджигателя войны, должна была сначала связать, а потом перемолоть живую силу Германии.
   Выкачивая из колоний ресурсы, две враждебно настроенные военные машины постоянно укрепляли свою как атакующую, так и оборонительную мощь. В Германии с самого начала было принято решение вести войну не столько на полях сражений в Европе, сколько в Мировом океане и потому немцы при помощи Австро-Венгрии и Турции построили громадный экспедиционный военно-морской флот, который базировался на Балтике, в Данциге, на острове Рюге и в Киле, в Северном море, на острове Фёр, в Средиземном море, в Стамбуле, Измире и Искандеруне, в Германской Юго-Западной Африке, в Германской Юго-Восточной Африке, в Германской Новой Гвинее, а также на Маршалловых островах. Германский военно-морской флот теперь был разбит на мощные эскадры, в состав которых входило пять-семь авианосцев, до пятнадцати громадных линкоров с огромным радиусом действия, два десятка крейсеров и до трёх десятков больших десантных кораблей с танками на борту.
   Коалиционная армия Союза Империй была смешанной. Адмиралы и капитаны боевых кораблей были преимущественно немцами, их экипажи на половину состояли из турецких моряков, самолёты пилотировали преимущественно немцы, австрийцы и венгры, они же управляли танками, а вот десант на девяносто процентов состоял из турецких солдат под командованием немецких, австрийских и отчасти турецких офицеров. Немцы поставили под ружьё даже негров из колоний, но при этом крайне косо смотрели на славян и в экспедиционных корпусах их практически не было. Германия и Австро-Венгрия на протяжении добрых восьми лет вооружались сами и вооружали Турцию. Благодаря тому, что на той территории Турции, которая в наше время называлась Ираком в одна тысяча девятьсот седьмом году немецкими геологами была найден нефть, Союз Империй мало того, что не испытывал в ней никакого недостатка, так ещё и создал огромные стратегические запасы.
   Хватало нефти и у Антанты, так как англичане нашли нефть в Кувейте и также пробурили огромное количество скважин. В стратегическом плане ответ Антанты был практически во всем аналогичен на просторах Мирового океана и отличался лишь тем, что эта военная коалиция имела больше авианосцев - пятьдесят два авианосца против сорока семи авианосцев Союза Империй. Однако, немецкие самолёты были всё-таки получше, чем английские и французские. Особенно хороши у немцев были их двухмоторные торпедоносцы "Donnerndepfeil" и штурмовики "Schwarzblitz". К тому же немецкие авианосцы были больше и брали на борт до восьмидесяти боевых самолётов. Зато сухопутная группировка Антанты была больше, что и понятно, ведь её людские ресурсы были куда как больше. Чего стоили одни только двадцать семь дивизий зуавов, уже переброшенные во Францию и жаждавшие заняться грабежами и насилиями в Германии.
   Если смотреть на Первую мировую войну с такой позиции, то она действительно грозилась стать мировой. Тихое остервенение обеих сторон, выплеснувшись в эфир и на бумагу, мигом достигло небывалого накала. Один за другим на экраны выходили псевдопатриотические фильмы, в которых Союз Империй чихвостил в хвост и гриву Антанту и наоборот, причем на помощь благородным воинам обязательно приходили совершенно дикого вида казаки с бородами чуть ли не до колен, которые скакали верхом на громадных тяжеловозах, в одной руке держали шашку длиной с оглоблю, а во второй ведёрный, дымящийся самовар. Весьма показательный пример отношения просвещенных европейцев к своему дикому восточному соседу.
   Во всей этой истории Турции была отведена роль поставщика пушечного мяса для экспедиционных военно-морских эскадр. Кайзеровская Германия и Австро-Венгрия вооружили эту страну буквально до зубов. Они даже не поскупились на то, чтобы закупить для турецких солдат огромное количество защитных боекостюмов и противогазов. Против Турции хотел было выступить Балканский Союз, который, благодаря нам, заключили между собой Сербия, Болгария и Румыния, но нам удалось отговорить их от такой глупости и он также заявил о своём нейтралитете. Короли Пётр I Карагеоргиевич (Сербия), Фердинанд I (Румыния) и царь Фердинанд I Максимилиан (Болгария), получив от нас через Россию значительную экономическую и материально-техническую помощь, потребовали гарантий и мы им их предоставили. Наши гарантии были столь впечатляющими что эта троица, немного подумав, решила не суетиться раньше времени.
   В самом сложном положении оказалась Греция. Король Георг II, прекрасно понимая, что турки готовы в любой момент учинить страшную резню, был вынужден смириться. Мы обнадежили его и, вообще, попросили приложить максимум усилий к тому, чтобы греки не предпринимали никаких преждевременных усилий, так как мы не могли приставить к каждому из них по телохранителю. Слава Богу, что он это понял, как поняли и греки. Ну, а мы уже успели выяснить, что средства обороны все-таки превалируют над атакующей мощью армий и флотов обеих сторон. Своевременная канализация важной научно-технической информации обеспечила обе стороны скорострельными зенитными орудиями, так что особой вольницы у лётчиков в небе быть не могло. Ну, а чтобы сделать их ратный труд менее опасным, то ещё в начале февраля месяца наши партнёры - Италия и Испания предложили обеим сторонам взять на вооружение ещё одну отличную вещицу - очень дешевую, удобную и надежную систему катапультирования.
   Реактивное катапультирующееся кресло было способно спасти лётчику жизнь даже в том случае, если он катапультировался на высоте всего в метре от земли. Четыре ракеты поднимали его на сто двадцать метров вверх и он спокойно спускался с этой высоты на парашюте. Достоинства этого устройства, которое изготавливалось сразу в семи модификациях и могло устанавливаться практически на всех боевых самолётах враждующих сторон, были настолько высоки, что военные ухватились за него обеими руками. Самолёт ведь это всего лишь железка обтянутая фанерой и дюралюминием, а на подготовку боевого лётчика уходило минимум два года. Особенно если речь шла о лётчиках палубной авиации. Между прочим, немцы первыми смекнули, что для их спасения на море необходимы специальные средства и потому построили буквально сотни подводных лодок малюток, оснащенных системами радиопоиска, и скоростных катеров. То же самое сделали англичане и французы.
   Гонка вооружений была настолько широкомасштабной, что начиная с одна тысяча девятьсот двенадцатого года вся промышленность в странах Антанты и Союза Империй была переведена на военные рельсы. Информационная война, которая началась на год раньше, имела своей целью погасить глухое недовольство народа. Что ни говори, а политика "Пушки вместо масла", далеко не самое приятное дело, но просвещенные народы Европы тупо верили в свою исключительность. Трудно описать словами, какую ненависть испытывали французы против немцев, а те платили им за это полноценной монетой своей ненависти. Ну, а англичане так и вовсе ненавидели всех, как мне кажется, и пока им не устроили "Большую порку", не успокоились. Про то, как турки ненавидели всех, кто не был правоверным мусульманином, можно вообще промолчать. Поэтому они также заслужили большой порки, причем в гораздо большем объёме.
   Между тем большинство французов и немцев охватило националистическое безумие и ура-патриотизм. Даже женщины заявляли, что они хотят воевать, но не все сошли с ума. Хотя людей со здравым смыслом уже никто не слышал, по крайней мере евреи, а раньше них цыгане, стали в массовом порядке эмигрировать из этих стран, а попросту сваливать от греха подальше. Много цыган уехало в Российскую империю и тут же столкнулось с новым столыпинским законом "О запрете бродяжничества, попрошайничества и нетрудовой жизни". По этому закону цыган наделяли землёй подальше от обжитых мест, всеми необходимыми средствами и самыми жесткими мерами, преимущественно в виде казачьих нагаек, стали приучать к труду. С евреями было, конечно, намного проще, но и они, вдруг, столкнулись с тем, что чиновники в Российской империи говорили им о необходимости создания еврейского государства на каких-либо свободных землях. При этом им втолковывали мысль о том, что Иерусалим обязательно станет свободным городом и их духовной столицей.
   О том же самом евреями говорилось во всех странах, которые сотрудничали с нами. В России о еврейских погромах речи давно уже не шло. В этом плане там все успокоилось, хотя многие евреи и потеряли значительную часть своего капитала по той причине, что им просто на давали возможности его преумножать. В США еврейские аппетиты также были жестко урезаны. Там если кто и богател с невиданной доселе скоростью, так это индейцы и негры, которых к этому буквально принуждали. Если первым говорилось, что индейский народ должен возродиться, словно Феникс из пепла и обрести на этой земле мир и процветание, то чернокожему населению рекрутеры обещали нечто совершенно иное - коренную модернизацию Африки и превращение черного континента во вторую Америку. Для всех, кто начиная с девятьсот восьмого года откликнулся на этот призыв, создавались специальные учебные центры, в которых они с удивлением обнаружили, что к ним там относятся, как к равным, но при одном жестком условии, ты должен учиться и осваивать новые профессии, чтобы впоследствии работать самостоятельно.
   Далеко не все жители США относились к таким нашим инициативам с пониманием, но поскольку армия и полиция на этот счёт имели чёткий приказ, возражать не смели. Ну, а нам было намного дешевле содержать несколько миллионов человек сейчас, нежели ломать голову над тем, как обустроить жизнь в Африке потом. Мы ведь всё время думали о будущем, хотя и не забывали о множестве проблем в настоящем. Мы их решали каждый день, прилагая к этому множество усилий и работая по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Хотя мы и выехали в Латинскую Америку сами, да ещё и вывезли туда огромное количество молодых, полных сил и энергии мужчин, Россия всегда стояла для нас на первом месте. Буквально всё, что мы делали, делалось нами во имя России и для её блага, ведь русских по национальности среди нам было почти восемьдесят процентов, а все остальные наши друзья были русскими по духу.
   Какой же стала Российская империя всего за десять лет? Вы, конечно, должны знать это из учебников истории, но я всё же приведу некоторые показатели, правда, сразу же скажу, что никаких громких заявлений о "модернизации" страны и "реформах" сделано не было, но как одно, так и другое начиная с одна тысяча девятьсот пятого года шло полным ходом. Итак, в Российской империи к одна тысяча девятьсот пятнадцатому году на полях работало свыше восемнадцати миллионов тракторов и почти четыре миллиона комбайнов. В результате этого производство зерна увеличилось более, чем в пятнадцать раз и Россия в огромном количестве экспортировала его в Китай, Японию, страны Латинской Америки, а также в страны Европы. Дойное стадо коров выросло до тридцати миллионов голов, а чисто мясное стадо до тридцати двух, не говоря уже о поголовье свиней в пятьдесят миллионов голов. В деревне повсеместно произошла широкомасштабная индустриализация и российская деревня в самом широком смысле, коренным образом изменилась.
   По сути дела деревень в Российской империи почти не осталось и только в Средней Азии ещё можно было найти в некоторых кишлаках глинобитные сакли. На Северном Кавказе их уже точно не было и буквально все горцы жили либо в отличных коттеджах с электрическим освещением, либо в самых настоящих замках. Трудились же они как на полях и пастбищах, так и на многочисленных предприятиях, производящих самую различную, довольно часто наукоёмкую продукцию. Тут мы взяли на вооружение японский опыт нашего двадцатого века и горянки, которые пока что ещё не добились полного равноправия фактически, на бумаге оно у них давно уже было, занимались сборкой плат и радиосхем, хотя далеко не все из них понимали, куда те вставляются. В этом деле ведь главным были внимательность и сосредоточенность, а не теоретические знания. Хватало работы и их мужьям, но мечтою каждого горца было служить в армии, а для этого нужно было знать русский язык и закончить начальную школу.
   Почти восемьдесят процентов населения Российской империи были не просто обучены грамоте, а имели за плечами как минимум среднюю школу. Тормозом тут являлась Средняя Азия и народы севера, но если бай или хан узнавал, что какой-нибудь тип не пускает жену и дочерей в школу, спина у того страдала просто немилосердно, так как "сатрапы" русского царя за строго спрашивали с него за образованность подданных. Со всякими там паранджами и прочими чадрами тоже было строго, но за то, что какая-то столетняя старуха куталась в неё, по крайней мере не стегали камчой её старика-аксакала. Школа пока что была повсеместно раздельной и только в технических училищах, институтах и университетах все студенты обучались совместно. Зато для женщин был установлен шестичасовой рабочий день при равной оплате с мужчинами, но не смотря на это они если и работали, то в основном на селе. Впрочем, деревня к тому времени уже так преобразилась, что таковой уже просто не была.
   В большинстве городов уже было не найти деревянных домов и хотя города не выросли в размерах, их внешний облик значительно изменился. В Москве, Питере и Киеве уже было построено метро, но не это главное - почти вся Российская империя была покрыта сетью отличных автомобильных дорог. Их отличительной особенностью было то, что под каждой дорогой первоначально прокладывалась просторная паттерна для коммуникаций, а уже потом стелилось поверх железобетонных плит очень прочное, износостойкое покрытие из специального полимерного асфальтобетона. Хотя ещё не все уездные дороги были построены так, как того требовалось, плохих дорог в России уже почти не осталось. Количество одних только легковых автомобилей достигло тридцати миллионов штук, а грузовиков, автобусов и спецтранспорта было почти вдвое больше. Повсеместно в городах строились аэродромы, а, уж, на селе так тем более. Если большая пассажирская авиация уже имела на вооружении самолёт типа "Ил-18", то малая её значительно обогнала.
   Впрочем, в нашем исполнении самолёт "Ил-18" имел настолько мощные, малошумные двигатели, изготовленные по схеме "двигатель внутреннего сгорания - генератор - высокооборотистый электродвигатель", а планёр из композитных материалов был таким прочным, что эти самолёты летали очень долго. От своих создателей самолёт получил называние "Альбатрос", что оправдывал протяженностью полёта - двенадцать тысяч километров, но в народе его называли "Царь-птица". Российские "Альбатросы" летали из Москвы через Северный полюс в Америку, а также в небе над обоими Америками, но уже будучи изготовленными либо в Южной, либо в Северной. В Европу они летали только в Рим и Мадрид, где для них были построены аэродромы. Все остальные европейцы только слышали об этих самолётах и, честно говоря, побаивались их. Вдруг русский царь прикажет переоборудовать их в тяжелые бомбардировщики. Они не ошибались на этот счёт. Бомбардировщики "Альбатрос" действительно имелись в военно-воздушном флоте Российской империи, но базировались они исключительно в Китае и Японии, для защиты этих стран с воздуха.
   Схема "двигатель внутреннего сгорания - генератор - электродвигатель" применялась практически повсеместно в России, США и ЮАСШ, но в Европу, кроме как в Испанию и Италию, такая техника не поставлялась, как не поставлялись туда электродвигатели и прочее электрооборудование, изготовленное на основе использования соколовита. Учёные Англии, Франции, Германии и Австро-Венгрии как только не бились над разгадкой его секрета, так ничего и не смогли сделать. Соколовит выплавлялся всего на одном заводе в нашем городе Авиа-дель-Россо и потом каждый грамм этого удивительного сплава был на строжайшем учёте. Для того, чтобы производить из него электрические машины, требовалась не только специальная лицензия, но и обязательное согласие на то, чтобы такое производство контролировала местная контрразведка. Некоторые свои секреты мы охраняли очень строго и никогда не теряли бдительности.
   Применение соколовита в электротехнике, позволяло добиваться фантастических результатов, с которыми могла конкурировать одна только новая медицина. Главным же достижением в этой области были медицинские сканеры, подсоединённые к компьютерам - переносной и стационарный. Их мы, как и многое другое, нагло содрали с медицинских сканеров валаров. Практически вся новая медицина, как и многое другое, была построена на достижениях валаров, но только сейчас я могу сказать, чего это стоило. Ежедневно не менее трёх тысяч учёных по двенадцать часов проводили в креслах с усовершенствованными ментальными шлемами на голове, чтобы день за днём, час за часом и даже минута за минутой наблюдать за тем, как валары создавали некоторые свои механизмы, аппараты и устройства. Кое-что внедрялось в практику только в России, что и предопределило её гигантский рывок вперёд.
   В Российской империи к девятьсот пятнадцатому году использовалось в работе уже свыше двенадцати миллионов портативных компьютеров-ноутбуков модели "Сократ-75" в паре со спутниковыми телефонами "Гамаюн". В первую очередь ими были обеспечены врачи, чтобы с помощью медицинского сканера производить точную диагностику, затем офицеры армии, флота, полиции и жандармерии, учёные и государственные чиновники. В остальных странах, сотрудничающих с нами, их было в полтора раза больше, но только Россия могла похвастаться такими достижениями, как один компьютер на десять человек. Помимо этого повсюду строились новые вышки и начиная с одна тысяча девятьсот четырнадцатого года в открытой продаже появились сотовые телефоны. Электрификация ведь уже стала нормой жизни не только для Российской империи, где работало свыше пятисот электростанций.
   Россия могла гордиться также и своими социальными преобразованиями. Заработная плата рабочих увеличилась в среднем в десять раз, восьмичасовой рабочий день стал повсеместным явлением, а теперь вводилась ещё и пятидневная рабочая неделя. Благосостояние людей росло с каждым днём и уже почти втрое превышало европейский уровень. Из-за этого в Российскую империю потянулся народ, причём в первую очередь из Австро-Венгрии, где жило немало славян. Однако, иммиграционные правила были очень жесткими и далеко не все получали право на въезд в страну. Дело было вовсе не в том, что Россия не хотела принимать у себя полуграмотных крестьян. Слишком уж много хотело въехать в неё шпионов и диверсантов, но российская контрразведка знала своё дело и неустанно вычисляла их, а мы снабжали их именами и фамилиями всех тех лиц, которые до девятисотого года были в контакте если не со спецслужбами, то по крайней мере попросту пытались обмануть контрразведчиков относительно того, кем же они являются на самом деле.
   Россия одна тысяча девятьсот пятого года и Россия года одна тысяча девятьсот пятнадцатого, стали по сути совершенно разными государствами, но это была всё та же православная, богобоязненная страна, которая теперь к тому же боготворила своего царя и искренне уважала дворян. Что ни говори, а ведь это они всё это время учили грамоте рабочих и крестьян, строили новые школы и к тому же ещё и служили в армии и во флоте. Учителями были, конечно, не только дворяне, но согласитесь, когда преподаватель русского языка или математики в твоей вечерней школе - князь с родословной, идущей от Рюриковичей, это многого стоит. Серебряный век с его половой распущенностью и чернухой малость притих, но его лучшие представители наши себя в новых темах, раскрываемых поэзии, прозе, музыке и живописи. Пышным цветом расцвела идея славянской особенности, а также славянской доброты, щедрости и много чего другого. Даже Лев Толстой и тот заговорил о великой славянской миссии.
   Огромных достижений Столыпину и нашим друзьям, работающим в России, удалось достичь в деле строительства новой армии Российской империи. Внешне это оставалась всё та же армия с воинскими званиями солдат рядовой, ефрейтор, младшим комсоставом от младшего унтер-офицера до фельдфебеля, обер-офицерским составом от прапорщика до капитана, штаб-офицерами от майора до подполковника и генералитетом от генерал-майора до самого высшего армейского звания - генерал-фельдмаршала. На деле же это была полностью профессиональная армия, в которой рядовой получал жалованье втрое выше, чем рабочий высокой квалификации, но при этом оно могло быть, по выслуге лет, вдвое выше, чем у юного прапорщика, вчерашнего выпускника военного училища. Все солдаты до единого прошли двухлетнее обучение в военной школе и год стажировались в одном из наших лагерей военной подготовки в Латинской Америке, где их обучили армейскому ремеслу самого высокого уровня.
   Поэтому, независимо от того, где служил человек, избравший службу в армии своей профессией, он был отличным рукопашным бойцом, умел стрелять из всех видов оружия и даже вполне уверенно пилотировать самолёт или вертолёт. Только после этого он зачислялся в полк и приступал к несению службы. Воинская служба была разрешена и для женщин, но только в рядах офицерского состава. Молодые офицеры стажировались в наших центрах уже не год, а целых два и их превращали там в специалистов экстра-класса. Они могли поднять в воздух уже реактивный самолёт, хотя кому-то потом и предстояло нести службу в артиллерии или танковых войсках. Солдатом или офицером мог стать только тот человек, который закончил, как минимум, начальную школу-пятилетку, но в солдатской школе ему приходилось по сути дела получить среднее техническое образование. За десять лет в Российской империи таким образом было подготовлено к службе почти четыре миллиона солдат и офицеров и никто не считал, что этого слишком много. Всего же нам была нужна минимум семимиллионная армия и к концу Первой мировой войны мы её получили и это была самая боеспособная армия в мире.
   К девятьсот пятнадцатому году все солдаты жили либо в солдатских общежитиях по одному человеку в комнате размером три на четыре метра, либо в квартирах для семейных. Солдатская форма практически ничем не отличалась от формы офицера и была пошита из того же сукна самого высокого качества. Шинель сохранилась только как вид верхней парадной одежды - демисезонной или зимней. Её сменили удобные бушлаты, суконные, на стёганой подкладке на овечьей шерсти, или меховые. Естественно, это был полевой камуфляж, но не боевой, а для несения службы по распорядку мирного времени. В условиях военного времени все военнослужащие были обязаны носить специальную защитную амуницию и это были отнюдь не кортесы или цезари. Те предназначались, как сказали бы некоторые господа нашего времени - для лохов, а крутые пацаны должны носить боескафандры из жидкой наноброни с энергосиловым компонентом. Благодаря валарам мы освоили производства и этого вида продукции, которому было не страшно прямое попадание снаряда калибром в сорок пятьдесят семь миллиметров, обычная танковая пушка.
   По своему внешнему виду боескафандр "Витязь" был похож на кортес или цезарь, но весил вдвое меньше и мог становиться совершенно герметичным. Только благодаря ему мы несли такие малые потери после того, как превратили Первую мировую войну в полицейскую операцию. В армии США и ЮАСШ таких солдат, облачённых в витязи, насчитывалось по миллиону семистам пятидесяти тысячам и ещё по полмиллиона испанских и итальянских солдат. Именно столько военнослужащих приняло участие в операции "Гнев миротворцев", но основной удар по враждующим насмерть сторонам нанесла наша "заморская" ударная армия. Впрочем, в ней ведь было немало солдат и офицеров, прибывших из США и Латинской Америки, России, Испании и Италии, но это произошло только через три с лишним года после начала информационной войны, а до этого нужно было ещё дожить. В любом случае главное заключалось ведь в том, что русская армия стала совсем другой по своему духу и глубинной сути.
   Все новые полки, кроме традиционных, прославленных и увенчанных лаврами, были сформированы по территориальному признаку и в них служили одни только земляки. Полки были как обычными, так и дворянскими, но службу в них несли на равных условиях что люди простого звания, что дворяне. Особенностью русской армии стало то, что теперь в ней были полностью отменены физические наказания, не было и близко никакой дедовщины и что особенно важно, все офицеры обращались к солдатам на вы, прибавляя - господин рядовой, или господин ефрейтор, если, конечно, речь не шла об отношениях вне службы. По этому и обращение ваше благородие обрело совершенно иной, куда более высокий смысл. Дружба офицеров с подчинённым поощрялась, но на субординацию в строю и на службе это никак не влияло. Денщиков в армии не стало, но зато все бытовые трудности были возложены на вольнонаёмных служащих полка.
   Новая армия Российской империи была крепка с одной стороны своим духом, а с другой исключительной выучкой. Тишком мы перевооружили в том числе и военно-морской флот, но об этом никто не знал. Он стал меньше, но был намного боеспособнее прежнего, вот только перевооружение коснулось пока что только Тихоокеанского и тайно созданного Северного флота. Боевые корабли и вспомогательные суда шли в Мурманск по Северному морскому пути и все до одного были ледокольного класса, с корпусами из финабена, а потому не боялись даже тяжелых льдов. Весь Балтийский и Черноморский флот был просто ширмой, а военные моряки и офицеры готовились к тому, чтобы в нужный момент отправиться в Марина-дель-Россо и подняться на борт совершенно новых боевых кораблей, таких, каких ещё никто не видел. Большая их часть уже была построена и надёжно спрятана от глаз шпионов любой масти и выучки. Их можно было увидеть только из космоса, но кроме нас никто не имел спутников-шпионов.
   Если бы кто-то ещё мог подняться в космос и бросить сверху взгляд на Россию, то он бы увидел очень много нового и в первую очередь густую сеть широких и длинных дорог. Самой впечатляющей из них была дорога протяженностью свыше полутора тысяч километров, которая пролегала вдоль границы Российской империи от Мемеля на Балтике до Измаила на Чёрном море. Это было уникальное инженерно-техническое сооружение, фактически мост, поднятый на высоту от десяти до семидесяти метров, с шириной дорожного полотна в пятьдесят метров. Он поражал всех, кто его видел прежде всего своими изящными арками и пролётами длиной в двести метров. А ещё этот мост-дорога никак не влиял ни на экологию, ни на ведение хозяйства под ним. Он проходил на расстоянии километра от границы и лишь в тех местах, где путь спрямлялся, отступал от неё на пять-семь километров. Мост, соединивший берега двух морей, был целиком изготовлен нами из финабена и был построен на века.
   Вторую точно такую же дорогу-мост мы возвели вдоль границы с Турцией и это были ещё и фортификационные сооружения совершенно неожиданного характера, призванные не допустить вторжения врага на территорию империи. Дорога была построена быстро, всего за два года и уже в одна тысяча девятьсот двенадцатом году по ней помчались автомобили. Её даже назвали восьмым чудом света и так оно и было. Зато во всём, что касалось политики, никаких чудес не было допущено. Вот чего мы в России не сделали и даже не собирались этого делать, это создавать Государственную думу и даже не вели никаких дискуссий на эту тему. Прямого запрета на создание партий и политическую агитацию не было, но зато через прессу в сознание людей внедрялась мысль о том, что политика это грязное дело и в неё лезут одни только негодяи, мечтающие не о благе народа, а о личной власти и наживе, и это сработало. Подавляющее большинство людей именно так и относились к политикам.
   На первый взгляд всё в Российской империи выглядело благостно, но в то же время количество внутренних врагов в ней только росло и самым главным из них был эмир Бухары Сейид Мир Мохаммед Алим-хан, продавшийся англичанам и потихоньку вредивший нам во всём. Ему был обещан за предательство Афганистан, а чтобы отбиться от урусов, когда на них нападут всем миром, он решил заручиться поддержкой своего соседа - хивинского хана Мухаммед-Курбана Сердара - Джунаид-Хана, но это была ещё мелкая сошка. Они хоть порознь, хоть вдвоём не могли нанести большого военного ущерба России. Куда страшнее были враги другого рода - старые ретрограды, которых Столыпин отправил на пенсию, мечтавшие вернуться на свои прежние посты, и так называемые молодые демократы. Либерализма в России уже и без них хватало, но они мечтали о свержении царя и передачи всей власти Государственной думе. Столыпина они ненавидели ничуть не меньше, а потому скооперировались не только со старыми ретроградами, но ещё и с теми, кого мы называли промеж себя интеллектуальной гопотой.
   Четвёртым внутренним врагом Российской империи были так называемые интеллигенты-западники двух формаций. Одни были германофилами и франкофобами, а другие наоборот, англофилами-франкофилами и германофобами. Что одни, что другие люто ненавидели свободы, даденные народу царём, но более всего мечтали даже не о его свержении, а о вхождении России в Европу и о том, чтобы они могли даровать свободу Польше, Финляндии, Бухаре с Хивой, а также Азербайджану, чтобы хорошенько на этом навариться и набить карманы, так как никакого иного способа, как продать кусок родины они просто не знали. Вот с ними-то и спелся через англичан бухарский эхмир, который уже чувствовал себя великим падишахом Востока. Через него англичане и французы хорошо проплачивали предателей и готовили таким образом почву для новой Февральской революции. Они даже и предположить не могли, что нам их революция была необходима, как воздух. Николашка ведь того, сделался совершенно невыносимым человеком, способным разгневать даже камень.
   Совершив несколько поездок на шикарной, просто фантастически роскошной, огромной яхте в европейские страны, он там такого наговорил, что у меня возникло желание сделать его мулом или на худой конец просто придушить, да было жалко сиротить его сына, а цесаревич Алексей нас в отличие от него только радовал. Он был на редкость целеустремлённым мальчиком, мечтавшим стать таким же мудрым государем, как и Пётр Аркадьевич. Двое его дядек сделали из него отличного юного спортсмена. Год назад он провёл всю осень и зиму в штате Южная Аргентина и за полгода сделался там настоящим гаучо. Алёша даже выучился танцевать танго и играть на гитаре, не говоря уже о том, что лихо скакал верхом и охотился с помощью боло на страусов и пампасского оленя. Государыня-императрица прилетела за ним в систанцию Сан-Антонио уже через месяц, но, поглядев на то, каким стал её сын, разрешила ему задержаться ещё на несколько месяцев, раз там его окружало столько дворян.
   Ради этого мальчика очень многие из нас, и я в их числе, были готовы отдать жизнь. Весёлый и жизнерадостный, он очень хотел сделать для народа что-нибудь такое, чтобы его имя запомнили навсегда и он вскоре сделал это. Российская империя с первых же минут приняла его, как государя-императора и была ему всегда верна впоследствии. Даже сейчас, когда миром, всей планетой правит законно избранный президент Земного Союза, он один имеет право вето на любое его решение, да только зачем ему оспаривать решения, выработанные совместно? Но я опять очень сильно забежал вперёд. В пятнадцатом же году всё было намного сложнее и что самое неприятное, врагов внутри России имелось весьма большое количество. Порой я даже удивлялся, отчего их так много и откуда у них такая лютая ненависть своей собственной стране? Увы, но понять это невозможно. Принять же, как нечто объективное - невозможно в принципе. Во всяком случае мне и потому я никогда не относился к тем людям, которые мечтали подогнать Россию под кем-то заданные стандарты - терпимо. Я с ними просто боролся всегда и везде любыми доступными способами.
  

Глава 2.

Последние дни мира и начало войны

   Хотя пружина войны была сжата информационными атаками до предела, судьба подарила Европе ещё один год мира, но это был такой год, который вымотал нервы всем европейцам до единого, даже жителям тех стран, которые заранее заявили о своём нейтралитете. Более или менее спокойная обстановка сохранялась только в Италии и Испании. Там даже ввели антивоенную цензуру. В пику французской военной цензуре, итальянское правительство попросту запретило нагнетать страсти, а потому в газетах было не найти статей, в которых бы выражались панические настроения, а на радио и телевидении не выпускались в эфир соответствующие передачи. Точно такая же обстановка царила и в Испании. Во всей Европе только две эти страны не были погружены в мрачное отчаяние и люди в них радовались жизни так, словно ни о какой войне не шло и речи.
   Жителей обеих стран куда больше интересовались чемпионатами по футболу, нежели тем, что их ближайшие соседи готовились к кровопролитной войне. Поэтому каждую субботу и воскресенье что итальянцы, что испанцы стремились на стадионы, либо в те места, где имелись телевизоры, как и в России, самые большие и самые лучшие в Европе. В одна тысяча девятьсот шестнадцатом году уже появилось цветное телевидение и его достоинства обсуждались куда как чаще, нежели приготовления к войне. Тем более, что соседи Испании и Италии восприняли заявления королей и правительств о своём нейтралитете с облегчением. Как республиканская Франция, так и имперская Австро-Венгрия боялись войны на два фронта. В том, что Австро-Венгрия обязательно нападёт на Россию, мало кто сомневался. Иначе зачем этой стране нужно было так вооружаться? Второй целью этой империи называли Балканский Союз.
   Самая нервозная обстановка сложилась в нейтральной Швейцарии, окруженной вооруженными до зубов странами с совершенно чокнутыми правителями. Там, кажется, от стресса даже перестали доиться коровы. Швейцарцев в этом плане было трудно понять. Какой дурак направит в их горы танковые колонны и за каким чёртом кому-то понадобится бомбить швейцарские банки и часовые мастерские с воздуха? В военном же отношении Швейцария с её смешанным населением и вовсе не представляла из себя никакого интереса. Единственное дело, которое было поручено швейцарским военным, это охрана Римского Папы, да и ту иначе, как смешной, было нельзя назвать. Просто Папа никому не был нужен и даром, вот и обходился такими, с позволения сказать, гвардейцами, которых вятские или рязанские мужики фуфайками разогнали бы. Тем не менее многие швейцарцы, даже те, которые не понимали по-итальянски ни слова, предпочли перебраться Милан, где и смогли вздохнуть свободно.
   Многие жители Люксембурга, покинув свою страну в преддверии войны, также развили при этом такую скорость, что даже не заметили, как проскочили всю Францию и остановились только в Кордове и Севилье на берегах Гвадалквивира. Все их разговоры только к тому и сводились, заплатят им французские страховые компании за уничтоженное в ходе войны жильё и другую недвижимость, или нет. Уже к концу девятьсот пятнадцатого года горд Люксембург, который некогда считался наравне с Гибралтаром самой неприступной крепостью Европы, выглядел так, словно в нём навеки поселилась бубонная чума, чёрная оспа и брюшной тиф вместе взятые. Между прочим, хотя в то время европейские обезьяны - маготы, чувствовали себя превосходно, Испания запретила англичанам иметь в Гибралтаре войска численностью свыше одной пехотной роты и боевые корабли крупнее четырёхвёсельной шлюпки, если они не хотят искупаться в Гибралтарском проливе. Сил у испанской армии хватало с избытком и надменная Британская империя была вынуждена подчиниться этому требованию. Таким было начало конца мирового английского владычества на территориях, расположенных далеко от их острова.
   Заодно была подвергнута большому сомнению легенда, согласно которой до тех пор, пока по Гибралтарской скале лазают маготы, англичане останутся хозяевами Гибралтара, а их флот будет властвовать над проливом. Начиная с середины одна тысяча девятьсот пятнадцатого года английские военные суда проходили через Гибралтарский пролив чуть ли не на цыпочках, да ещё и затаив дыхание. А, ну, как испанцы возьмут и стрельнут по ним из своих новых пушек, установленных на мысе Трафальгар, мысе Марроки и мысе Альмина снарядами калибром в шестьсот двадцать миллиметров и весом почти в две тонны? Мало того, каждая из этих береговых батарей, насчитывающих по три башенных артиллерийских установки с четырьмя суперпушками каждая, опасно сверкали на солнце золотом, а это говорило, что они изготовлены не из стали, а из финабена.
   Всего таких батарей было поставлено в Испанию и Италию двадцать четыре штуки. Десять прикрывали с моря Испанию, а четырнадцать Италию. Ещё шестнадцать батарей мы установили на Балтике, а двенадцать на Чёрном море, чем изначально лишили любой флот мира надежд хотя бы на достижение видимости успеха у берегов этих стран. Весь изыск нашего плана защиты от нападения с моря заключался в том, что суперпушки стреляли не простыми, а реактивными снарядами, направляемыми на цель по лучу радара, посылаемого с высотного самолёта-разведчика "Альбатрос", способного кружить над морем в течение десяти часов без дозаправки. Возможный противник хорошо знал как это, так и то, что пушки посылали снаряд на расстояние в сто семьдесят пять километров и эта чугунная дура, заполненная полутора тоннами пластита на базе октанитрокубана, октогена и бутилкаучука, разрывает надвое любой линкор. А ещё эти здоровенные орудийные башни, установленные на возвышенных местах, отличались тем, что были впятеро дешевле тех, которые устанавливались на линкорах и могли стрелять во все стороны по кругу.
   Мы назвали такой артиллерийский комплекс "Морским миротворцем", хотя батареи находились на берегу. Именно благодаря нашим береговым орудиям жители Испании и Италии чувствовали себя в полной безопасности. То, что их короли объявили о полном нейтралитете, вовсе не говорило, что какой-нибудь идиот не отдаст приказ о высадке десанта или об артиллерийском обстреле с моря какого-либо города с моря, когда и звука выстрела не услышишь и узнаешь об этом только после того, как тебе на голову свалится снаряд калибром в четыреста десять миллиметров. Поэтому наши учёные начали проектировать эти уникальные орудия ещё дома и самой главной их особенностью было то, что им не требовался для выстрела порох. Это были пушки Гаусса с длиной ствола в пятьдесят шесть калибров.
   В нашем двадцать первом веки их нельзя было изготовить по двум причинам - тогда ещё не были разработаны такие конструкционные материалы, которые имелись у нас, а кроме того профессор Соколов засекретил свой сплав от властей. Мы же имели не только это, но ещё и военные разработки валаров, которые также были применены при конструировании суперпушки со стволом длиной в тридцать пять метров и диаметром в полтора, которая стреляла почти бесшумно и обладала скорострельностью три выстрела в минуту. Отдачи ведь не было совсем, а элеваторная система подачи снарядов и электропневмомеханическая система заряжание имели большое быстродействие. На учебных стрельбах артиллеристы показали прекрасную выучку, они же учились стрелять из них почти три года. То, что пушки было прекрасно видно издалека, сразу же отбило у возможного противника охоту испытывать судьбу. Мы надеялись, что в случае начала Первой мировой войны береговая артиллерия сыграет свою роль и не ошиблись. Пушки Гаусса нас не подвели и мы оснастили ими даже наши тяжелые танки, которые весили меньше обычных средних.
   Между тем не мы одни занимались производством высокоэффективного оружия. Любимое детище дедушки Нобеля, изобретателя динамита и премии, которую в наше время в России очень часто называли Шнобилевской, компания "Бофорс", переключившаяся с металлургии на производство оружия и химию, несказанно поразила нас своей продукцией, поставляемой обеим противоборствующим сторонам. Шведские инженеры-конструкторы, получившие знания, опередившие время в некоторых случаях на сотню лет, а также кое-какие чертежи и даже готовые изделия, буквально закусили удила и помчались вперёд галопом. На двигатели шведы не разменивались, им хватало немецких, французских и английских, в небо если заглядывали, то только через системы наведения зенитных орудий и потому сосредоточились на производстве пушек, противотанковых, зенитных, а также дальнобойных гаубиц, и ещё набросились на танки.
   В итоге самым лучшим танком ещё до начала войны был признан их знаменитый "Бофорс-Викинг", соракатонная машина с семисотсильным дизелем, восьмидесятивосьмимиллиметровой пушкой (творчески переработанная зенитка "FLAK 88") и самой мощной бронёй. Шведы поступили очень умно. Несколько шведских судовладельцев отправили в Испанию и Италию свыше четырёх десятков судов водоизмещением в семь, восемь и десять тысяч тонн и там их корпуса были "обтянуты" финабеном. После этого их выкупила компания "Бофорс" и её рабочие, вооружившись электрическими пилами с алмазными дисками, разрезали корпуса на панели нужного размера и в результате стали изготавливать из них танки, весьма похожие на немецкий танк "Пантера". Машина получилась на редкость грозная и почти неубиваемая, если артиллеристы не "разували" её метким выстрелом по гусеницам, но и тогда танкисты стреляли до тех пор, пока у них не закончатся снаряды. Эти танки впоследствии часто переходили из рук в руки и были проблемой даже для нас.
   Вот и спрашивается, как же так получилось, что людей награждают за выдающиеся свершения премией, носящей имя такого человека, который внёс столь весомы вклад в дело уничтожения людей? Компания "Бофорс" была согласна изготовить любое, самое разрушительное оружие и продать его хоть самому дьяволу. И всё же нужно сказать, что шведам так и не удалось создать гаубицы, посылающие снаряды на расстояние больше двадцати семи километров и они не перелетали через "Аллею Войны". Пальма первенства по дальнобойности сухопутной артиллерии, если не брать во внимание пушки Гаусса, принадлежала концерну "Крупп" и его главному конструктору профессору Фрицу Раушенбергеру. В новом варианте его "Большая Берта" - орудие береговой артиллерии, при том же калибре в четыреста двадцать миллиметров стреляла на расстояние в тридцать шесть километров. Всего немцы построили двенадцать таких батарей на побережье Северного моря, десять на Балтике и потому считали своим домашним морем. Восемь береговых батарей было построено в Турции, чтобы запереть проливы.
   Франция и особенно Великобритания также уделяли большое внимание береговой артиллерии, как средству противодействия высадке десанта с моря. Эти страны построили не только береговые батареи дальнобойных орудий, но возвели линии береговых укреплений и именно то, что у французов не были готовы береговые укрепления, а у немцев имелись зияющие дыры вдоль Аллеи Войны, начало всеобщего безумия было отложено немногим более, чем на год, хотя информационная война уже началась. Первая мировая война началась почти в те же сроки, что и в наше время, но не двадцать восьмого июля, а третьего августа. Правда, это была уже совсем другая война, в которой победителей не было и обе противоборствующие стороны оказались в положении побеждённых. В начале лета одна тысяча девятьсот шестнадцатого года информационная война достигла своего апогея и превратилась в самую настоящую истерию. Дело дошло до угроз и таких оскорблений, какие не услышишь и от пьяного.
   Более того, обе враждующие стороны стали срывать друг с друга маски и говорить об истинной сущности врага. Так Англию обвинили в не просто в захвате колоний и в прямом грабеже, но также в пиратстве и в торговле наркотиками, причём назвав истинных организаторов множества преступлений - семейство Виндзоров и всю английскую аристократию, а всех англичан мерзавцами и безжалостными, высокомерными убийцами. Франция была названа была названа родиной греха, разврата и подлого обмана, называющегося демократией, страной, населённой людьми, поклоняющихся людоеду и убийце миллионов - Наполеону. Бельгия названа клопом, сосущим соки из своей африканской колонии. Голландия - жестоким чудовищем, терзающим многие народы, виновницей множества бед, причинённых всему миру её бандитами из Голландской Ост-Индской компании. Германию назвали территорией, вобравшей в себя, словно помойное ведро, все человеческие отбросы Европы, которая возомнила себя государством с древней историей.
   Весьма интересная характеристика была дана Австро-Венгрии, родине всех предательств, страной, монархи которой подлее конокрадов и карманников, обвинив ещё и в том, что она является тюрьмой народов и алчным захватчиком чужих земель. Больше всего досталось Турции, которую назвали страной работорговцев, оголтелых мусульманских мракобесов и кровавых убийц и садистов, подлежащих тотальному уничтожению за все их зверства, совершенные на протяжении шести веков. Турок иначе, как зверями, исказившими смысл Корана и превратившими религию мира в инструмент насилия над всеми людьми, исповедующими иную веру, не называли. Политику же насильственного отуречивания и тактику ползучего захвата, охарактеризовали, как самую подлую и бесчеловечную. Ещё Турцию назвали язвой на теле земли и главным врагом Человечества.
   Самым пикантным во всей этой истории было то, что все монархи, словно с цепи сорвались, и, ничего не стесняясь, изо всех сил поливали коллег грязью. Отличительной чертой этой фазы информационной войны было то, что императоры, короли и королевы, презрев узы крови, обвиняли друг друга во лжи и подлости, словно пьяная гопота. В общем история повторялась, ведь и в нашей истории происходило нечто подобное, но после нашего десанта в прошлое и вброса в него новых научных знаний и технологий, всё только усугубилось. В этой ситуации нас радовало только одно - все как-то забыли про Россию и никто даже не вспоминал про Николая II, который только и делал, что призывал всех образумиться и не начинать войну, которая не принесёт народам Европы ничего, кроме бед. А ещё царь заявлял, что никакой помощи, кроме гуманитарной, враждующие стороны от России не получат и в войну она вступать не станет ни при каких обстоятельствах, поскольку ему дорога жизнь каждого солдата.
   Если в европейских СМИ частенько приводились откровенные высказывания монархов и президента Франции Пуанкаре, то в отличие от них Николай II всё же отважился дать интервью дюжине журналистов телевидения, радио и ведущих газет. В течении двух часов царь, одетый в строгий чёрный костюм, отвечал на вопросы журналистов и каждый второй касался войны в Европе. Он отвечал сдержанно и выражал сожаление, что никто не хочет прислушаться к голосу здравого смысла. Наконец ему задали прямой вопрос, примет ли Россия участие в войне, если на неё нападут и царь ответил:
   - Даже в том случае, если враг нападёт на нас с суши или с моря, войны не будет. Нам есть чем ответить на любые попытки вторгнуться на нашу территорию и до тех пор, пока жизни людей не будет ничто угрожать, наш ответ также будет бескровным. Мы просто отбросим врага от наших границ и наши солдаты не сделают в его сторону ни шага. Мы имеем для этого все средства и потому не боимся нападения ни с моря, ни с воздуха, ни на суше. Ни один вражеский солдат не ступит ногой на священную землю Российской империи.
   Наши друзья в Питере не зря потратили столько времени и сил на подготовку этого интервью. Царь не оплошал и сделал всё, как надо. Он заинтриговал своим заявлением общественность, а дальше были пущены в ход главные силы и первым со своими разъяснениями выступил Пётр Аркадьевич. В ироничной манере он сказал журналистам во время уже своего интервью:
   - Судари мои, государь император ничего не преувеличил. Его императорское величество был абсолютно точен, когда сказал, что нога супостата не ступит на нашу землю. Как вы все знаете, нами были построены две большие автомобильные дороги - Западная и Южно-Кавказская магистраль. Вам только кажется, что они не соединены между собой. На самом деле они объединены и в нашем Генеральном штабе их называют линией светлейшего князя Горчакова, которая протянулась от берегов Каспия до границы с Швецией и эта линия обороны непреодолима, на дальнем же востоке у нас нет врагов и потому там мы её не строили. Вам ведомо, судари мои, что его сиятельство собрал в Южной Америке лучшие молодые умы России и что все они за эти годы не только возмужали, но и сделались большими учёными. Пускай Сергея Михайловича нет с нами сейчас, но мы постоянно ощущаем на себе его заботу. Не знаю уж как ему удалось пробудить в умах тех молодых людей, которых он отобрал лично, способность постичь такие знания, но их плоды окружают нас на каждом шагу и то, что в данную минуту меня видят и слышат миллионы людей во всей империи, яркое тому подтверждение. Как вы все знаете, другом князя Горчакова становится практически каждый человек, к которому он обратится и дело тут даже не в том, что ему были открыты все картины прошлого и будущего. Просто этот человек добр и щедр душой и расположен к каждому своему собеседнику. Именно поэтому одним из его лучших друзей стал великий серб, гений нашей эпохи Никола Милутинович Тесла, которому были пожалованы королём Сербии и нашим государем императором титулы князя. Он изобрёл гениальное устройство, способное отбросить врага и в нужный момент машины с его генераторами выйдут на позиции. Ни один вражеский солдат или офицер при этом не будет убит, но все они бросятся прочь он наших границ объятые ужасом. Поэтому вам всем нечего бояться. К нашим границам, а также к границам тех стран, которые в последние годы стали не только нашими союзниками, но и преданными друзьями, даже мышь не посмеет приблизиться. Мы не желаем и не будем участвовать в этой безумной бойне и потому настойчиво продолжаем призывать противоборствующие стороны к миру.
   Очень печально, но уже никакие призывы к миру не могли подействовать на извращённые умы правителей. Получив доступ к самым современным технологиям, они направили их прежде всего на создание самых смертоносных средств уничтожения. Даже не знаю, что случилось бы, не начни мы заблаговременно поставлять в их страны средства индивидуальной защиты, способные защитить солдата от пуль, осколков, огня, ледяной воды и падения с высоты в несколько километров. Даже наши парашюты и те были пошиты из тончайшей кевларовой ткани и потому даже будучи пробитые пулями, они спасали жизнь лётчика. И всё же нам удалось добиться главного. Благодаря нашим усилиям, а тут хорошо поработала наша военная разведка, в Европе была создана Аллея Войны, что спасло города Германии, Голландии, Бельгии и Франции от тотального разрушения, а их жителей от массового уничтожения.
   Все последние дни июля стороны, словно бы замерли. Нервы у всех были напряжены до предела, но ни одна из сторон не стремилась объявить войну первой. Именно в этот момент я и выступил с громким заявлением, которое вошло в историю, как "Ультиматум Горчакова". Прекрасно понимая, что войны не избежать, мы подняли в воздух все три своих супердирижабля и полетели в Европу. Всего супердирижаблей мы построили восемь, но пять принадлежали США, ЮАСШ, Испании, Италии и России и их участие в этой акции было попросту невозможным. Поднявшись на высоту в четырнадцать километров, тридцатого июля мы пролетели вдоль всей Аллеи Войны, имевшей тогда мирный вид, от Северного моря до Швейцарии, после чего вернулись и "встали на якорь" над Арденами. Ровно в двенадцать часов дня, заглушая все радио и телепередачи, я выступил в прямом эфире со своим ультиматумом, в котором заявил, что у меня есть под рукой тридцатитысячный корпус супердиверсантов, которые уничтожат каждого, кто отдаст или исполнит преступный приказ.
   Первым в моём списке шел обстрел из орудий и бомбардировка с воздуха городов, из которых не выведены гражданские лица, а также агрессия в отношении стран, заявивших о своём нейтралитете. Вторым шло создание концлагерей с жестокими и невыносимыми условиями для военнопленных. Третьим были пытки и расстрелы военнопленных. Четвертым - насилие в отношении мирных граждан и пятым нападения на гражданские суда и суда идущие под флагом Красного Креста и Красного Полумесяца. Пятым пунктом шло применение огнемётов, напалма, термита и фосфорных бомб. Таких видов вооружения ещё не было, но над ними уже работали и я пригрозил повесить всех разработчиков до единого. Попутно мною было сказано об ответственности за применение боевых отравляющих веществ, а также о стрельбе по отступающим и покидающим поле боя солдатам противника. За стрельбу в спину я пообещал применять особо жесткие меры воздействия, сказав, что просто расстрелом ни солдатам, ни офицерам, отдающим такие приказы будет не обойтись. Последним, седьмым пунктом шло неоказание помощи раненым военнопленным, а также унижение их чести и человеческого достоинства.
   Чтобы к моим словам отнеслись серьёзно, я напомнил всем о том, как наши боевые пловцы уничтожили японский военно-морской флот. Однако, самым последним моим заявлением было то, что уже в самые ближайшие часы все противоборствующие стороны получат новейшие медикаменты, хирургические инструменты, а вместе с ними средства компьютерной диагностики и специалистов самой высокой квалификации, к которым было приказано отнестись с уважением, так как они будут лечить раненых и вытаскивать их с того света. Во все районы Мирового океана мы высылали госпитальные корабли и я требовал, чтобы им не оказывалось никакого противодействия. "Если вы вздумали воевать и не хотите даже думать о мире, то по крайней мере дайте нам возможность лечить раненых" - заявил я во всеуслышание и именно поэтому к моим словам всё же прислушались. Пусть не все и не сразу, но уже одно это спасло множество жизней.
   По нам попытались было открыть огонь, но снаряды зенитных орудий до нас не долетали, а самолёты при всём желании лётчиков выше восьми километров взлететь так и не смогли. После этого мы разделились. Два дирижабля отправились в Великобританию и Австро-Венгрию, а я полетел в Турцию, чтобы заявить ультиматум и там. Попутно мы сбросили на позиции миллионы листовок, так что о моём ультиматуме узнало множество людей. Офицеры и солдаты отнеслись к нему с уважением, а вот генералы с ярой ненавистью, но в нём имелась приписка, касающаяся как раз высшего комсостава, в которой говорилось о том, что за военные преступления генералов и адмиралов ответят также и их семьи, которые в один миг лишатся всего своего имущества, драгоценностей и денег. Поначалу к моему ультиматуму не отнеслись серьёзно, но уже очень скоро мы дали понять генералам, что им и в самом деле не поздоровится.
   Наши разведчики глубоко укоренились в военных штабах и мы знали практически обо всём, что происходит как в них самих, так и в войсках. Генералы и адмиралы отнеслись к моему ультиматуму без особого пиетета и в подавляющем большинстве обрушили на мою голову множество проклятий. Общий смысл их высказываний был примерно таким: - "Да, как он смеет заявлять нашей великой империи (стране) заявлять какие-либо ультиматумы! Мальчишка, наглец!" Не смотря на это, некоторые из них всё же скорректировали свои приказы с учётом моих требований. Когда же спустя шесть часов в десятки портов вошли наши громадные транспортные суда водоизмещением в пятьдесят тысяч тонн и больше, которые привели всех в изумление не только размерами, но и внешним видом, так как это были контейнеровозы-ролкеры, им всем мигом нашлось место у причалов. Открылись лацпорты и на берег стали съезжать по пандусам сотни сорокатонных грузовых фургонов-вездеходов и таких же здоровенных вездеходов, которые были мобильными госпиталями. Все экипажи состояли преимущественно из испанцев и португальцев, граждан ЮАСШ, а также креолов. Женщин среди них не было ни одной.
   Вслед за этим с судов, оснащённых подъёмными кранами с телескопическими стрелами, стали сгружать громадные, двадцатитонные контейнеры с медикаментами и медицинским оборудованием для госпиталей. Все латиноамериканские врачи были одеты в белоснежные боескафандры "Витязь" с красным крестом на груди и на спине и не имели при себе никакого оружия. Зато у каждого был при себе компьютер, спутниковый телефон и целых четыре видеокамеры, встроенных в боескафандр. Обращаясь к командованию, они просили дать им сопровождающих и указать место, где им следует развернуть полевой госпиталь. Поскольку война ещё не началась, прибытие врачей не вызвало ни у кого особого раздражения, а когда те люди, которые отвечали за лечение раненых увидели медицинские сканеры, о которых они до того момента только слышали, им сразу же стало ясно, что отказываться от помощи ЮАСШ будет попросту глупо.
   Медицинские бригады были сформированы по высшему разряду и в состав каждой входило по пятнадцать тяжелых грузовиков на колёсно-гусеничном ходу. На них были установлены не стальные, а резиновые высокопрочные гусеницы и потому дорожное покрытие не страдало. Наши грузовики могли проехать по любому бездорожью и любая медицинская бригада за каких-то два часа могла развернуть полевой госпиталь с пятью хирургическими боксами и десятью надувными палатами для целой сотни раненых, оснащёнными всем необходимым, включая даже кондиционеры. В руках чужаков вся эта техника была бы мёртвой конструкцией из сверхпрочных материалов и об этом было сразу же заявлено командованию. Надо сказать, что на наших врачей некоторое время смотрели чуть ли не с презрением, но после первых же боёв, когда они стали принимать солдат с самыми тяжелыми ранениями, всё встало на своё место.
   Наши врачи не просто боролись за жизнь каждого раненого, они ещё и стремились спасти им руки и ноги от ампутации и творили настоящие чудеса. Уже только поэтому вскоре чуть ли не все солдаты и офицеры, получившие ранения, умоляли отправить их в "индейский" госпиталь, хотя сами индейцы прибыли в Европу, чтобы сменить своих коллег, только через полгода. К тому времени никто уже не сомневался в том, что они вправе считать себя лучшими врачами в мире и это не удивительно, ведь индейцы учились дольше и имели куда большую врачебную практику. Вообще-то своим профессионализмом они были обязаны прежде всего знаниям валаров, а также их медицинскому и терапевтическому оборудованию. Осознание того факта, что мы оказали враждующим сторонам неоценимую помощь, пришло довольно быстро и уже всего через несколько дней наши медицинские вертолёты не только совершали посадку на Аллее Войны, но и перелетали через неё, чтобы доставить медикаменты в госпиталь.
   Наши военные врачи не знали границ и им было безразлично, кто попал на операционный стол. Отношение к каждому раненому было одинаковым. Жаль только, что сам факт, что мы ещё до начала войны отправили в Европу двести сорок тысяч врачей, медбратьев и вспомогательного персонала, не послужил никому сигналом о том, что вскоре начнётся кошмар. Если бы не усилия нашей армии врачей, последствия бойни, устроенной на Аллее Войны, были бы намного страшнее. Но всё же куда большую роль сыграли кортесы и цезари всех модификаций. Только благодаря им и особенно тому, что в каждый боекостюм был встроен миниатюрный радиомаячок, который подавал сигнал в космос, наши санитары успевали прийти на помощь, а точнее прилететь на вертолёте и эвакуировать раненого. Увы, но осознание того факта, что эту войну устроили безумцы, пришло поздно и мы ничего не могли поделать. Объявление войны тем, кто эту войну затеял, было бы безумием с нашей стороны.
   Между тем наши врачи начали работать раньше, чем началась война. Первыми их пациентами были самые обычные больные, солдаты, офицеры и гражданские лица. В основном те, кому европейские врачи ничем не могли помочь. Хорошо, что у них хватило смелости обратиться к специалистам из Южной Америки и те очень быстро доказали, что способны справиться с самыми тяжелыми заболеваниями и травмами. Даже с такими, которые считались смертельными. Первый госпиталь был развернут прямо в порту Киля уже через сорок три минуты. Там в одном из пакгаузов произошел взрыв и свыше пятидесяти человек было ранено. Немцы не успели ничего толком сообразить, как наши врачи бросились туда и стали извлекать раненых из-под обломков. Неподалёку тут же были развёрнуты хирургические боксы и врачи приступили к работе. Одному из грузчиков практически снесло голову, но это не смутило бригаду хирургов и они, проведя сложнейшую шестичасовую операцию, вернули мужчину к жизни и тот даже не стал после этого инвалидом.
   Впоследствии врачи провели не один десяток тысяч сложнейших хирургических операций, но случай с Куртом Швабе, Германия запомнила навсегда. Особенно то, что уже в первые же полчаса его жене, также работавшей в порту, было сказано, что её муж будет жить. Та уже знала, что ему буквально отрубило голову осколком и уже считала его покойником, а потому не поверила, но вскоре её пропустили в палату и Марта Швабе убедилась в том, что муж жив, хотя и без сознания. Все немецкие газеты немедленно раструбили об этом чуде на всю Германию и потому немецкое командование просто не посмело в дальнейшем мешать врачам исполнять свой долг. Наверное всё-таки именно в связи с прибытием в Европу врачей из Латинской Америки снизило накал страстей в газетах и в эфире.
   Мы целый год гадали, что же послужит началом войне на этот раз? Правда, даже самые смелые из нас не смогли предположить, что Первая, она же и последняя, мировая война разразится из-за совершенно анекдотического случая. Немногим больше, чем за сутки до объявления войны, ранним утром второго августа шотландская парусно-моторная, паровая шхуна "Клементина", чуть ли не прабабка парохода Фултона, каким-то непонятным образом доковыляла почти от Абердина до острова Фёр и без малого не врезалась в немецкий эсминец. Тот едва увернулся и шхуна не размазалась о его борт. Немецкие моряки, ошалевшие от такой наглости, заарканили астматически пыхтящую паровой машиной шхуну-нарушительницу и спустились на её борт. Какого же было их изумление, когда они обнаружили на шхуне двадцать семь пьяных в дрезину шотландских рыбаков во главе с совершенно бесчувственным шкипером.
   Естественно, об этом происшествии Германия немедленно известила Великобританию, и в Лондоне, по всей видимости спросонья, тут же заявили, что наглые тевтоны обстреляли и чуть ли не утопили пашущий морские просторы мирный трактор, за что должны понести заслуженное наказание. В общем не успели шотландские моряки толком протрезветь, как Великобритания радостно заявила, что она объявляет Германии войну. Так шотландцы стали первыми военнопленными и вскоре угодили в зиндан военно-морской контрразведки, где им, естественно, не дали даже похмелиться. После этого в течение суток кто только не объявлял войну кому ни попадя. Кажется в итоге вне игры оказалась одна только Монголия и то лишь потому, что никто в Европе не знал, как до неё добраться, топать ведь было чрез всю Россию, а эта страна такая огромная, что там можно запросто заблудиться и к тому же не следовало забывать и о том, что там снова можно повстречаться с мужиком по фамилии Сусанин.
   Кайзер Вильгельм II, неслыханно оскорблённый королём Георгом V, почему-то объявил войну России, видимо ожидая, что в отместку император Николай II объявит войну Франции. При этом произошел весьма курьёзный случай. Посол Германии, барон фон Штейн, прибывший к премьер-министру Столыпину с нотой протеста и сразу же нотой об объявлении войны, тут же, не сходя с места ещё и объявил кайзера сумасшедшим и попросил политического убежища для себя и всей своей семьи. Хотя барон фон Штейн был послом в России всего каких-то полтора года, ещё задолго до этого он приобрёл в Санкт-Петербурге особняк, а в пригородах Питера большое поместье и потому считал себя наполовину русским, а не стопроцентно прусским бароном. Пётр Аркадьевич вздохнул, отбросил обе ноты на край стола и сказал, что просьба посла будет обязательно удовлетворена. После чего стал поджидать других послов без буквы "П" с аналогичными нотами.
   Они не заставили долго ждать себя и вскоре Австро-Венгрия, а вслед за ней Османская империя. Помимо этого обе эти империи объявили войну ещё и странам Антанты. Мы уже знали, что Союз Империй был намерен напасть на Россию только после того, как будет разгромлена Франция. Поэтому основной удар они намеревались нанести именно в Европе и туда уже были направлены морем и посуху крупные пехотные и танковые соединения. Хотя война и была объявлена третьего числа, вплоть до утра шестого августа не было произведено ни одного выстрела. Последние мирные жители спешно покидали Аллею Войны и поскольку театр военных действий ещё не был готов принять войска, генералы не торопились. Вообще-то они всё же побаивались наших ответных действий и поэтому ни Австро-Венгрия, ни Турция не объявили войну странам Балканского Союза, Италии и Испании. До Латинской Америки, как и до США, они также не могли дотянуться при всём своём желании, хотя и имели в Средиземном море мощные военно-морские флоты.
   Зная об этом, мы даже не стали направлять в Турцию и Австро-Венгрию отряды врачей. В этом просто не было необходимости, но в то же время в Средиземное море вошли шесть больших госпитальных кораблей. Это были настоящие гиганты водоизмещением в двести шестьдесят тысяч тонн, длиной в четыреста двадцать и высотой в семьдесят пять метров, которым не был страшен никакой штор, так как они были оснащены устройствами противодействия бортовой качке. Их скорость хода поражала воображение всех моряков, которым довелось увидеть эти величественные, белоснежные суда с высоченными надстройками, как поражало и то, что у них не было винтов. Вместо них на всех наших судах были установлены гидрореактивные паровые двигатели, которые позволяли даже самым большим нашим судам развивать скорость в семьдесят пять узлов. Такого флота, который построили мы, не было даже в нашем двадцать первом веке, но для валаров он был анахронизмом, да и на нашей планете морские суда вскоре перестанут быть актуальными.
   Когда моряки и офицеры английского средиземноморского флота под командованием адмирала Дэвида Битти, направляющегося к Мальте увидели, на какой скорости промчались мимо них четыре огромных белоснежных судна, то чуть не попадали за борт. Когда же пятое госпитальное судно "Принцесса Мануачика", сбавившее ход до малого приблизилось, то краса и гордость всего британского флота авианосец "Королева Виктория" показался рядом с ним зачуханным корытом. Но всё же самый большой шок англичане испытали оттого, что "Принцесса Мануачика" не чадила трубами и шла по морю совершенно бесшумно, если не считать громкой музыки, доносившейся из открытых иллюминаторов. В акватории Средиземного моря действовало пять флотов и потому туда было направлено пять плавучих госпиталей, способных принять в своих каютах до двадцати тысяч раненых моряков и морских пехотинцев.
   Главный врач "Принцессы", молодой индеец-гуарани из Бразилии, сразу же вызвал к себе судовых врачей со всех кораблей, чтобы не только проинструктировать их, но и договориться о проведении учений по эвакуации раненых матросов. Заодно он провел инспекцию и выяснил, что все моряки без исключения имеют специальные морские кортесы и цезари. Плавучий госпиталь имел на борту сорок тяжелых, всепогодных вертолётов "Пеликан", способных поднять в воздух до двадцати пяти человек и уже только поэтому вызвал восхищение у адмирала Битти, а вместе с тем и некоторую озабоченность. Командующий средиземноморским флотом сразу же послал шифрованную радиограмму в Адмиралтейство, в которой содержался довольно непростой вопрос - если у ЮАСШ имеются такие госпитальные суда, то тогда какими могут быть их боевые корабли?
   Хотя в Европе по сути дела началась война, не она волновала нас больше всего, а выборы в США, которые вскоре должны были пройти в этой стране. Большой Тедди, судя по всему, имел все шансы для того, чтобы вернуться в Белый дом и завершить начатое дело, создать Северо-Американские Соединенные Штаты. В случае своей победы на выборах, ему придется по сути дела объявить войну Великобритании, чтобы произвести деколонизацию Северных территорий и присоединить их к США. Все вопросы с Мексикой и малыми государствами Центральной Америки давно уже были решены, так что оставалось разобраться только с британскими владениями в Канаде. Мнение коренного и чернокожего населения на этот счёт было однозначным, оно хотело жить точно так же, как жили индейцы и негры Южной Америки, больше половины белого населения также собирались поддержать своих южных соседей в стремлении создать на континенте единое государство, которое покончит с несправедливостью.
   Против была одна только королевская конная полиция, но её мнением никто не интересовался, а в военном отношении она не представляла из себя угрозы. Англия по большому счёту уже смирилась с потерей Канады и даже отвела оттуда самые боеспособные войска, но собственно канадцев в их числе не было. Премьер-министр Канады Роберт Борден по сути уже присягнул на верность президент Северной Америки Теодору Рузвельту и генерал-губернатор Канады принц Артур чувствовал себя в этой стране крайне неуютно. О грядущей деколонизации Северных территорий предпочитали помалкивать как в США, так и в Канаде, но ждали её с большим нетерпением, так как любой штат хоть в Северной, хоть в Южной Америке обладал достаточно большим суверенитетом, чтобы бороться за должность губернатора в нём. Наверно поэтому франкоязычный Квебек уже стал втайне готовиться к губернаторским выборам, хотя в Северная Америка ещё не была единым государством.
   В Лондоне по этому поводу скрипели зубами, но всё же понимали, что воевать с США по этому поводу будет крайне опасно. Поэтому все свои усилия Англия сосредоточила на защите колониальных завоеваний на полуострове Индостан и вокруг него, а также в Египте и готовилась к тому, чтобы отбросить турецкие войска далеко на север. Однако и с этим делом англичане не торопились, но тем не менее лихорадочно перетасовывали войска. Нам уже было известно, что ни одна из противодействующих сторон не собиралась начинать активные военные действия первой. Между тем что англичане, что французы втайне активно подталкивали Союз Империй к войне против России и даже намекали, что в таком случае они могут быстро превратиться из врагов в союзников и даже пойти на территориальные уступки. Турция была к этому готова, а вот Германия всё же колебалась и кайзера можно было понять. При всей своей ненависти к России, он не верил англичанам. Австро-Венгрия и вовсе заняла выжидательную позицию, но в то же время согласилась следовать в русле единого военно-политического решения. Что же, именно этого мы и ожидали, а потому просто наблюдали за их действиями. Пока что война была только объявлена, но ещё не началась.
   В любом случае Россия была готова к тому, чтобы отразить атаку как на западе, так и на юге. Все наши надежды на то, что Российская империя сумеет отстоять свой нейтралитет были связаны с линией обороны, названной моим именем, хотя та и не выглядела мощным фортификационным сооружением. Дорога она ведь и есть дорога, пусть даже и проходящая по мосту над полями, лугами, лесами и реками. Она обошлась нам в копеечку и мы были полностью уверены, что дальше линии Горчакова враг не пройдёт и даже более того, отступит от нашей границы вглубь своей территории на добрый десяток километров. Вскоре все должно было окончательно разрешиться, а пока что мы все замерли в напряженном ожидании думая о том, всё ли правильно сделали и как оно повернётся в будущем. К таким размышлениям нам было не привыкать. Вся наша жизнь в последнее время только и состояла, что из постоянных раздумий. Нам ведь приходилось учитывать множество самых невероятных факторов.
  

Глава 3.

Политика ограниченного воздействия

  
   Не смотря на то, что война и была объявлена, ни одна из сторон не начала боевых действий немедленно и этому имелось своё объяснение. Европа была готова к войне морально, ведь не зря же столько времени и денег было потрачено сильными мира сего на пропаганду и информационную войну. Была она готова к войне физически, поскольку повсеместное применение дешевых, но очень качественных медикаментов двадцать первого века и куда более продвинутых, валарских, вкупе с новыми учебниками по медицине, хирургическими инструментами валаров и их медицинскими сканерами пусть без компьютеров, но зато с множеством прекрасно изданных медицинских атласов сыграло свою роль. В результате смертность среди взрослых, не говоря уже про детей, резко снизилась.
   Старый свет был готов к войне также и технически, поскольку обе противоборствующие стороны начали гонку вооружений практически одновременно и уже к пятнадцатому году вышли на уровень середины сороковых годов нашего времени. Европа не была готова к "войне моторов" интеллектуально. Имея большие самолёты дальнего радиуса действия и парашюты, ни одна армия не ввела у себя воздушно-десантных войск, а авианосцы хотя и рассматривались адмиралами, как грозная сила, не считались главными ударными кораблями военно-морского флота. Они отдавали пальму первенства линкорам с их большими пушками. То обстоятельство, что корпуса практически всех больших пассажирских лайнеров и судов торгового флота были "обтянуты" финабеном, сделало их неуязвимыми для торпед, а потому подводный флот не получил широкого развития.
   Генералы и адмиралы к началу войны просто не были готовы к тому, чтобы умело применять в бою столь современную технику и продолжали мыслить категориями девятнадцатого века. К тому же широкомасштабные закупки кортесов и цезарей помножили на ноль практически всё стрелковое вооружение солдат. Авиация считалась чем-то вроде лёгкой воздушной кавалерии, как, впрочем, и танковые войска, воспринимаемые, как тяжелая, рыцарская конница. Однако, главной причиной такой нерешительности генералов на суше было то, что Европа вдруг оказалась слишком уж маленьким театром военных действий и к тому же Аллея Войны, созданная по сути дела случайно, пугала их неизбежностью сойтись лоб в лоб.
   Диспозиция сил противоборствующих сторон оказалась следующей: линия границы была обозначена как на карте, так и в природе, но её никто не стал укреплять вообще. Обе стороны предпочли построить в глубине своей обороны мощные, долгосрочные, хорошо укреплённые форты с множеством пулемётных и артиллеристских дотов, а также закрытые артиллеристские позиции и что самое главное, надёжно прикрыли их зенитной артиллерией и она была хороша уже тем, что посылала снаряды в воздух на высоту в десять километров. В итоге линия мощнейших оборонительных сооружений мало того, что была сплошной, так ещё и отодвинулась от границы минимум на двадцать пять километров - дистанция максимальной дальнобойности гаубичной артиллерии, а в некоторых местах, чтобы спрямить линию обороны, на гораздо большее расстояние и ко всему этому генералов подтолкнули наши разведчики.
   К моменту объявления войны армии обеих сторон прочно угнездились на линиях обороны по обе стороны от Аллеи Войны и теперь устраняли последние недоделки, трескали кашу и зорко поглядывали в сторону врага. На самой же Аллее Войны, кроме брошенных хозяевами собак и кошек, практически никого не осталось. Естественно, за исключением небольших групп разведчиков. Тщательный анализ своих собственных планов генерального наступления быстро показал, что войска будут обязательно разбиты на марше огнём вражеской артиллерии и авиации. Оставалось придумать, как разбомбить артиллерийские позиции с воздуха и вот тут-то даже элементарные расчёты показывали, что на это уйдут годы.
   Оборона оказалась прочнее и надёжнее атакующей мощи, а об ассиметричном ответе обе стороны как-то не подумали и, в отличие от нас, не создали боеспособных диверсионно-подрывных частей. Не было в Европе также серьёзно подготовленной армейской разведки. Сама разведка конечно была, вот только действовала она в глубоком тылу и к тому же мы активно ей противодействовали, сдавая английских шпионов немцам, а немецких англичанам. Некоторых же разведчиков мы и вовсе перевербовывали, а иных, как знаменитую в наше время Мату Хари, так и вовсе навсегда отвадили от разведки и эта женщина, перебравшись в Аргентину, вскоре стала одной из лучших танцовщиц танго. В знаменитых лондонских кафе "Одеэнино", "Рояль", "Монико" и других местах, где немецкие шпионы устраивали встречи, не было ни одной стены, на которой не стоял был тщательно замаскированный "жучок", а то и крохотная видеокамера.
   Мы сделали всё, чтобы дезавуировать разведки всех стран Европы и преуспели в этом настолько, что стали единственными поставщиками действительно ценной информации, а если присмотреться к ней повнимательнее, то дезинформации. Практически все планы ведения войны были созданы на основании искаженных разведданных. Через несколько часов после того, как война была объявлена, в нужные руки поступили пакеты с письмами, в которых те люди, которые считались ценнейшими агентами, с издёвкой заявляли, что всё это время они служили России. Естественно, все они тут же бесследно исчезли и бледные начальники разведок с трясущимися руками объясняли начальству, что их подло обманули. Начинать войну в таких условиях было просто бессмысленно.
   Мы поступили так для того, чтобы сбить спесь с генералов и дать им понять, что воевать в таких условиях, просто безумие. Надежд на то, что наша широкомасштабная работа приведёт к мирным переговорам, у нас не было, но мы хотя бы внесли раздрай в механизм войны и если до этого наши действия привели к тому, что война была отсрочена на два года, то в результате последнего демарша мы дали Европе ещё полтора месяца мира и шанс вообще отказаться от войны, но она, пусть и с опозданием, всё же началась. Впрочем, иного быть и не могло. Хорошо уже то, что нам удалось сделать так, что враждующим сторонам пришлось спешно перестраиваться.
   В том, что в этом деле нам практически всегда сопутствовал успех, не было ничего удивительного. При таком количестве профессионалов и при том обстоятельстве, что мы почти два года изучали приёмы и методы всех разведок и контрразведок, а также при нашем оборудовании, иного быть просто не могло. В результате мы добились главного - обе стороны начали войну практически вслепую и потому им требовалось какое-то время, чтобы хотя бы просто сориентироваться. Да и впоследствии их действия нельзя было назвать точно просчитанными. Мы же с самых первых дней действовали зная наперёд, чего нам следует ожидать, вступая в контакт с кем-либо.
   Взять того же Теодора Рузвельта. Изучив его жизнь до мельчайших подробностей, нам не составило особого труда найти с ним общий язык при всей сложности его характера. Когда же мы сделали в направлении этого человека последний, самый решительный шаг и я рассказал ему, кто мы и как оказались в прошлом, он облегчённо вздохнул и признался, что уже начал считать нас чуть ли не ангелами, посланными самим Богом, чтобы возвысить Америку. Что же, как по мне, всё почти так и было. Мы рассматривали эту страну, как и Латинскую Америку, в качестве главного союзника России и сделали всё, чтобы она стала достойным союзником и другом, лишенным всего того негатива, который обрела бы без нас. Такова была политическая и экономическая целесообразность.
   Когда мы в одна тысяча девятьсот пятом году разгромили в России революционное движение, наши действия были продиктованы также исключительно одной только целесообразностью. В нашей истории прогремели имена таких людей, как Будённый, Шапошников, Тухачевский, Чапаев, Ворошилов, Каганович, Ежов и многие другие. Все эти люди находились на руководящих постах и отличились не только своими талантами, но и тем, что участвовали в репрессиях. Мы ни о ком из них не забыли, но в то же время и не "тянули" их наверх за уши. Они сами достигли вершин, но при этом не запятнали себя кровью, как в нашей истории, когда они были большевиками и коммунистами, а попросту палачами русского народа. Не они подготовили в Россию революцию, но именно благодаря ей смогли выдвинуться.
   Нам удалось отредактировать историю и не дать свершиться самому страшному - октябрьскому перевороту. Благодаря этому палачами не стали вместе с теми, кто пошел за Лениным, Троцким и всеми прочими вождями революции, такие люди, как барон Врангель, Колчак, Шкуро, Деникин и многие другие офицеры и генералы царской армии. Мне хорошо запомнилось их изумление, когда лучшие преподаватели академии Генштаба и других военных академий стали учить их новой стратегии и тактике военных действий на земле, в небесах и на море. Признаюсь честно, это была наитруднейшая задача, заставить генерала от инфантерии забыть обо всём, что он знал об искусстве ведения войны раньше и привыкнуть к мысли, что вскоре война обретёт тотальный характер и в то время, как передовые части русской армии свяжут своими действиями целые армии и фронты, воздушно-десантные войска будут высажены с воздуха в заранее подготовленных диверсионными частями районах в глубоком вражеском тылу и совместно с ними парализуют врага, разгромив его штабы.
   Надо сказать, что далеко не все царские генералы, которые мужественно сражались с большевиками во время Гражданской войны в России, смогли достичь высот. Многие так и не смогли перестроиться и стали просто хорошими руководителями военных администраций, которых мы также готовили заранее. Мы ведь не случайно сделали всё возможное, чтобы возвысить русское дворянство с одной стороны, а с другой максимально сблизить его с народом. Дворяне и аристократы благодаря нам стали ещё богаче, не говоря уже о купцах и промышленниках, среди тех вообще появились первые миллиардеры, но в том-то и дело, что если их благосостояние выросло к шестнадцатому году в среднем в четыре раза, то благосостояние народа - в семнадцать и это было главное наше достижение. Мы почти всю Россию, кроме одной только Средней Азии, полностью избавили от бедняков, да и там с нищетой тоже было покончено. Рабочим и крестьянам уже не приходилось бороться за социальные завоевания.
   Государство само, без каких-либо требований постоянно заботилось о благоденствии своего народа и обращение - господин рабочий, господин крестьянин или господин казак, стало обычным делом. Во всяком случае именно так предписывалось обращаться к людям всем чиновникам, которых было не так уж и много. Зато жалованье у них было такое, а наказания за взятки и поборы столь строгими, что с коррупцией было практически покончено. Она была просто экономически невыгодна. В шестнадцатом году новой истории уже не было тех нарядов, которые имели место быть в нашей истории, хотя до мини-юбок дело всё же не дошло, как и до чрезмерно открытых купальников на курортах Чёрного моря и Каспия. С помощью кинематографа мы раскрепостили женщин и ввели новые моды. Люди богатели за счет своего труда и им было на что тратить заработанные деньги.
   А вот мы если и не отличались в плане достатка от офицеров, всё же не могли похвастаться огромными личными состояниями по той причине, что практически находились на гособеспечении, только не России, а нашей собственной квазикорпорации. В нашей среде действовала жесткая уравниловка и не я её ввёл. Таким было наше общее решение - не тянуть одеяло на себя. Если бы я вдруг взял и помер в девятьсот шестнадцатом году, то моим трём сыновьям, дочери и жене досталось бы в наследство семь костюмов на разные случаи жизни, четырнадцать пар обуви, два демисезонных и одно зимнее пальто, три плаща, дюжина головных уборов, полторы дюжины галстуков, дюжина рубашек, три боескафандра, да ещё примерно пять тысяч книг, а с ними сувениры и ментальный шлем. У меня даже банковского счёта в то время не было, а нашим домом стал дирижабль "Великая Россия", на борту которого мы жили в семикомнатной каюте.
   Хотя в это и трудно поверить, но никто из нас так и не стяжал никаких личных богатств. Наши дети, как внуки и правнуки, также не были в своём большинстве стяжателями, хотя в отличие от нас имели право зарабатывать деньги, как учёные, военные и государственные служащие. В бизнес же из них не пошел никто. Это было бы плевком в нас, в наше дело, которому мы отдавали все свои силы, а оно у нас было одно единственное - дать валарам такой отпор, чтобы навсегда отбить у них охоту уничтожать чужие миры. Достигалось это довольно простым образом - воспитанием. Если человека с детства приучать к тому, что на него возложена великая миссия защитить всё Человечество от вторжения жестокого и безжалостного врага, то он в конечном итоге станет настоящим Защитником.
   Наши жены, а потом и дети хорошо знали, кто такие валары и какие беды они принесут людям в будущем. Поэтому среди нас не было гражданских лиц, вы все были военными и жили только мыслями о грядущем сражении. Всё, что мы делали, являлось всего лишь укреплением наших позиций и созданием таких тылов, которые никогда не дрогнут. Мы мечтали сделать так, чтобы людям было за что сражаться и, главное, чем. В то далёкое время об отражении нападения валаров речи ещё не шло и мы лишь мечтали о том, чтобы объединить на Земле все народы и, сохраняя уникальную неповторимость каждого, сделать их братьями, а планету родным домом. К шестнадцатому году нам удалось сделать многое и потому не смотря на то, что в Европе со дня на день должна была начаться война, мы наконец ввели для себя восьмичасовой рабочий день и пятидневку.
   Нельзя сказать, что наши люди были измотаны. Десятичасовой рабочий день, особенно если ты профессионал и занимаешься любимым делом, которое знаешь в совершенстве, вовсе не каторга. Поэтому, когда я объявил о переходе на пятидневную рабочую неделю и запретил сверхурочную работу, многие остались недовольны моим решением. Правда, ворчали мои друзья всё же недолго. К тому времени у нас у всех были семьи, подрастали дети, а потому все быстро нашли, чем занять себя в выходные и праздничные дни. В начале августа наш летающий дом находился в Венесуэле, вблизи города Сьюдад-Боливар. Ала с детьми улетела в гости к отцу и деду, причём сманив с собой жен моих ближайших помощников и самых старых друзей, а потому мы решили в первую же субботу, объявленную выходным днём, слетать на рыбалку.
   Рыбалка на таких реках, как Амазонка и Ориноко дело весьма увлекательное, вот только рыба в них очень уж отличается от наших щук и окуней. К тому же оринокские крокодилы до жути громадные, но мы к ним давно уже привыкли. Собрав снасти и всё, что полагается брать с собой на рыбалку, мы ранним утром погрузились в вертолёт и полетели вверх по реке. Отлетев от города километров на двести, мы выбрали местечко покрасивее и совершили посадку метрах в сорока метрах от берега на широком, пустынном пляже. Через двадцать минут мы уже стояли со спиннингами на берегу, а ещё через полчаса поймали трёх громадных паяр с двумя длиннющими нижними зубами, из-за которых эту рыбу прозвали вампиром. Вскоре мы сидели вокруг костра в предвкушении лакомства. Паяра, зажаренная на углях, очень вкусна, а под такую закусь не грех и выпить. Естественно, что нас сразу же потянуло на разговоры и я не удивился, услышав вопрос:
   - Маркони, а может быть мы зря затеяли всю эту политику ограниченного воздействия? Как мы не крутили, а всё же дело дошло до войны и она обещает стать очень кровопролитной.
   В тесном кругу мы часто обращались друг к другу по своим старым прозвищам, но уже полностью отвыкли от прежних имён. Дьякон, задавший этот вопрос, как раз и был одним из главных идеологов политики ограниченного воздействия, а я его полностью поддерживал, но у нас было множество сторонников и спорить по этому поводу не пришлось. Посмотрев на него, я твёрдо сказал:
   - Нет, не зря. Подумай сам, сколько бы мы причинили вреда людям и целым государствам, если бы рассказали о себе всё.
   - Но я ведь не говорю, что нам нужно было рассказывать всё, Маркони, - грустным голосом продолжал вызывать меня на спор старый друг, - это действительно неприемлемо, но что мешало нам взять и вселиться в тела всех этих коронованных идиотов?
   Я хотел было сказать Дьякону пару ласковых слов, но меня опередил Голова, который сердито шикнул на него:
   - Ты хоть думай, что ты говоришь. Во-первых, некоторые из этих деятелей скоро в ящик сыграют по причине преклонного возраста, а во вторых, к примеру, за каким чёртом лично мне было вселяться в того же Николашку, чтобы потом спать с Аликс. Нет, Дьякон, мы всё сделали правильно.
   - Голова прав, Дьякон, - вступил в разговор я, - кроме того ты и сам знаешь, что любого короля играет свита. То, что князь Горчаков вдруг записался в пророки и кладоискатели, люди были способны понять, но начни говорить о том же самом Николашка, беды было бы, не оберёшься. Да, мы не смогли предотвратить эту войну, но мы ведь об этом знали и раньше. Извини, Петруха, но что бы ты не делал, вселившись в тело короля Эдуарда, всё равно не смог бы изменить Англию, а в ней-то как раз и заключён весь корень зла. В России, как ты понимаешь, мы могли обойтись малой кровью и обошлись, но только не в Британской империи и ты это прекрасно знаешь.
   Дьякон печально вздохнул и признался:
   - Знаю, Маркони, но ничего не могу с собой поделать. Мне всё время кажется, что мы всё же имели возможность безболезненно завоевать весь мир и переделать его без войн и насилия.
   - Нет, командир, не смогли бы. - Решительно сказал Айболит, напомнив Дьякону, кем он для нас всех по прежнему был - И ты прекрасно знаешь, что эта война мало того, что неизбежна, так ещё и нужна, чёрт бы её побрал. Мы сделали всё, чтобы она не принесла жертв больше, чем та, которая случилась в нашем прошлом, а кроме того только в том случае, если она будет развязана, мы сможем провести операцию "Гнев миротворцев".
   Голова, кивая, добавил:
   - Не забывай также и о том, что эта война позволит нам, наконец, сковырнуть чужими руками Николашку. Чёрт, как же он мне надоел, этот дуролом. Не царь, а просто беда какая-то.
   - Не он один такой, Володя, - сказал я не в порядке защиты государя императора, а только для того, чтобы указать на других коронованных деятелей, - чем, к примеру, лучше него Филателист или наш дорогой Кузя? Тоже ещё те деятели.
   Филателистом мы называли короля Георга, а Кузей - кайзера Вильгельма, троюродного деда Николашки. Оба этих монарха что в нашей, прежней истории, что в новой, своими действиями причинили огромный вред всей планете. Впрочем, говорить о том, что они одни во всём виноваты, конечно же нельзя, но это именно они могли сделать первые шаги к миру и не сделали их. Айболит, снимая с углей вторую рыбину, мрачным, чуть ли не замогильным голосом сказал:
   - Знаешь, Маркони, и всё-таки Дьякон был прав тогда, когда предложил сделать мулами самых одиозных политиков и монархов. Вот тогда мы действительно избежали бы войны.
   - Айболит, не заводи эту шарманку по новой. - Огрызнулся я, разливая водку по стопкам - Это ничего не дало бы. При всех их недостатках, не надо забывать, что за небольшим исключением, эти ребята ещё с тем норовом и их вот так, запросто, в бараний рог не скрутишь. Опять-таки не забывай, что рано или поздно все они предстанут перед судом, как поджигатели войны.
   - Ну, да, конечно, - съязвил Айболит, - ты только забыл о том, сколько людей из-за этого погибнет.
   - А вот это, не факт. - Резко возразил я - И ты это прекрасно знаешь. Мы ведь сможем дать всем погибшим второй шанс и хотя они в результате с места гибели за несколько мгновений перенесутся в далёкое будущее, это всё же лучше, чем умереть молодым парнем или девушкой. Ты об этом подумал или тебе трудно заглянуть в будущее?
   Айболит сразу же стушевался, зато Голова, посмотрев на меня с иронией, беря в правую руку стопку, а в левую солёный огурец, покрутив головой со вздохом сказал:
   - Знаешь, Серёга, мне что-то не очень нравится эта идея - возрождать людей, умерших чёрт знает когда. Эдак мы можем дойти до того, что доберёмся до Александра Невского, а то и до фараонов. Ну, подумай сам, какой в этом смысл?
   Выпив водку без тоста, я насмешливо ответил:
   - А я и думать не собираюсь, Володенька. Пусть над этим вопросом ломают головы потомки, которым мы откроем тайну нашего десанта в прошлое. По этому поводу я могу сказать тебе только одно, в начале двадцать первого века в нашем прошлом, число умерших людей было всё же меньше, чем живших тогда. Вот и подумай теперь, может быть имея под задницей звездолёты, наши потомки, подумав, возьмут и дадут второй шанс всем тем людям, которые этого достойны? Знаешь, я не думаю, что всякие там Чингисханы и Малюты Скуратовы это заслужили, но ведь жили же на Земле такие люди, Сергий Радонежский, Исаак Ньютон и многие другие, кого действительно следует возродить в новом, молодом теле без малейшего изъяна, пусть и выращенном искусственно. Во всяком случае технологии валаров позволяют это делать, а вот пойдут на это наши потомки или нет, это уже вопрос к ним, а не к нам.
   - Ага, как же, - усмехнулся Дьякон, - можно подумать, что ты чего-нибудь не придумаешь, Маркони. Ты, батенька, уже так насобачился народ на всякие дела подзуживать, что справишься и с этим, хотя лично я с тобой полностью согласен. Если есть возможность дать всем более или менее приличным людям второй шанс, то это обязательно нужно сделать, иначе грош цена твоему открытию.
   - Стоп, Дьякон, я же просил не называть ментальный шлем моим открытием или изобретением. - Немедленно возразил я - Или мне что, издать специальный приказ на этот счёт?
   Дьякон лениво отмахнулся от меня и, уплетая жареную рыбу, насмешливо поинтересовался:
   - Всё это хорошо, Маркони, но не кажется ли тебе, что нам самое время вбросить в Европу что-нибудь новенькое?
   - Угу, чертежи атомной бомбы, - отозвался я, - мы уже и так переборщили со всякими новинками. Единственное, чего им не хватает, так это радаров и они почему-то не торопятся их изобрести.
   Мой друг с всё той же усмешкой сказал:
   - Вот про них-то я и говорю, Серёга. Если они получат сейчас от нас локаторы наподобие "Фрейи" и "Вюрцбурга", то по самым оптимистичным расчётам смогут значительно усовершенствовать их только к двадцатому году, не раньше. Зато представь себе, как это осложнит жизнь лётчикам бомбардировочной авиации.
   Тем самым Дьякон задел меня за живое, ведь я активно сотрудничал с фирмой "Маркони", которая стала крупнейшим в мире производителем радиотехники. Кивнув, я ответил:
   - Можно, только давай всё же подбросим им пусть и не сильно, но куда более продвинутые радары, причём такие, которые смогут работать как на суше, так и на море, а точнее радары трёх, четырёх типов, но только не бортовые, для установки на самолётах. Это будет лишнее. Нечего всякую шпану поважать. Они у нас уже готовы, так что фирма "Маркони" запустит их в серию меньше, чем за месяц. Естественно, если мы будем поставлять им комплектующие, а ещё будет неплохо поставить им надежные миноискатели.
   - Ненавижу мины. - Проворчал Николай, большой спец в том числе и по минно-взрывному делу - Особенно мины-сюрпризы.
   - Кто же будет спорить. - Согласился я - Поэтому я и предлагаю начать поставку простых, но очень чувствительных и надёжных миноискателей. Всё жертв будет меньше.
   Хотя это и был выходной день, если мы собирались вместе, то мы, как всегда, продолжали свою повседневную работу, а она у нас в основном заключалась в раздаче указаний. Правда, прежде чем меня просили отдать какой-нибудь приказ, иные вопросы прорабатывались по несколько месяцев, а иногда и лет. Мы ничего не делали не просчитав заранее, какими будут последствия. Теми же локаторами у нас занималось целых пять независимых групп аналитиков и Дьякон контактировал только с двумя, зато я уже получил информацию от всех пяти и наши эксперты пришли к выводу, что радиолокационные станции непременно повысят уровень безопасности мирных граждан.
   Во всех городах Европы давно уже было построено немалое количество бомбоубежищ, чему поспособствовало несколько художественных фильмов о грядущей войне, снятых в России. В них как раз и показывались все ужасы ковровых бомбардировок. Они вышли на экран ещё в тринадцатом году и поскольку в одном из кинофильмах рассказывалось именно о том, как жители одного дома спаслись от смерти, построив бомбоубежище в подвале, усилив его перекрытие и выкопав подземный ход, через который потом смогли выбраться наружу. Нам было хорошо известно, какое впечатление произвели русские антивоенные фильмы в Европе. Особенно фильм, который назывался "Подземный ковчег".
   В том фильме не было дано названий воюющих государств и он рассказывал параллельно о жизни лётчиков из полка бомбардировочной авиации и жизни жителей довольно большого города, который те сравняли с землёй. Главный герой фильма, отставной майор артиллерии, представил в магистратуру города чертежи бомбоубежища, но его там высмеяли и выставили за двери. Тогда он обошел всех жильцов многоэтажного дома, в котором жил и рассказал, как они смогут спастись в случае бомбёжки и в конечном итоге смог доказать им свою правоту. Хозяин дома, который жил в нём с сыном и двумя внуками, согласился с его доводами и всего за три месяца все работы были проведены. То же самое сделали жители ещё четырёх домов и только они в итоге смогли пережить бомбёжку. Фильм был снят очень жестко и даже излишне реалистично, но зато достиг своей цели.
   По всей Европе были построены десятки тысяч бомбоубежищ и мы знали, что уже очень скоро они обязательно пригодятся. Особенно в прифронтовой зоне и тех городах, в которых имелись военные заводы. Ещё один фильм - "Зенитчики", рассказывал о том, как солдаты войск противовоздушной обороны изо дня в день защищали большой город, очень похожий на Лондон, от налётов вражеской авиации. Тем самым мы давали отличную подсказку военным и этот фильм сразу же сделался учебным во всех противоборствующих странах, так как в нём сначала показывались изнурительные тренировки, а затем умелые действия зенитчиков при отражении воздушных налётов. Естественно, в этом фильме было подробно рассказано о том, как именно нужно комплектовать войска ПВО и организовывать их ратный труд.
   Фильмов подобного рода было снято немало и все они рассказывали о том, как нужно защищать мирных жителей, воюя на земле, в воздухе и на море. Мы раскрывали все секреты оборонительной тактики вплоть до того, как с помощью противотанковых рвов, надолбов и ежей не дать противнику приблизиться к городам и надеялись, что это поможет спасти тысячи жизней. Продавая враждующим странам радары, мы в какой-то мере вооружали их против себя, ведь наша основная ставка делалась на авиацию, но это было всё же лучше, чем потеря десятков и сотен тысяч жизней мирных граждан. Тем более, что наша реактивная авиация всё равно будет господствовать в воздухе и винтовые самолёты противника не смогут состязаться с нашими штурмовиками ни в скорости, ни в манёвренности.
   Мы уже были готовы к войне, но прекрасно знали, что нам нельзя вступать в неё раньше времени и дело тут даже не в том, что две стороны должны были сначала измотать друг друга. Дело было в другом. До тех пор, пока народы Европы не поймут, во что их втянули правительства, не стоило даже и говорить о том, что возможно примирение, да и не к нему мы стремились, а к полной оккупации всей Европы и деколонизации всего остального мира. Что ни говори, но не смотря на то, что мы таким образом принесём всем народам планеты мир, от нашего плана всё же попахивало адской серой и он был через чур уж иезуитским, но так было нужно. Вот помнится и тогда, когда мы съели третью паяру, Айболит спросил меня:
   - Серёга, как ты думаешь, после того, как всему миру станет ясно, что это именно мы всё так спланировали, нас не проклянут?
   Усмехнувшись, я переспросил его:
   - Проклянут? - После чего твёрдо сказал - Обязательно проклянут и ещё назовут исчадиями ада, только это ведь всё равно ничего не изменит. Знаешь, я почему-то уверен, что на этот раз французы не уйдут в маки, как и англичане. Но будь уверен, лет пятьдесят после этого они нас точно будут ненавидеть, а потом всё утрясётся и уляжется, хотя они нам этого всё равно никогда не простят. Правда, неприязнь они будут испытывать только к нам и скорее всего не станут переносить свою ненависть на весь русский народ. Весь тот период, в течение которого мы будем выступать в роли мирового полицейского, они назовут горчаковщиной, но лично мне на это наплевать. Всё равно нам нужно будет сделать всё так, как мы когда-то решили, и другого способа изменить мир у нас просто нет.
   Голова с улыбкой спросил меня:
   - Ну, и чего мы так кипятимся, Серёга? Ты чай не на партсобрании, чтобы агитировать нас за советскую власть. Всё это мы и без тебя прекрасно знаем, так что пойдём лучше ещё чего-нибудь выловим.
   Мы пошли на берег Ориноко и снова стали забрасывать в воду здоровенные крючки с нанизанными на них кусками рыбы, пока не клюнуло у Битюга. Ох и рванули же мы от берега, когда увидели, что в наживку вцепился неизвестно зачем громадный крокодил длиной метров в пять, а то и все шесть. Вот спрашивается, как такая здоровенная зверюга смогла позариться на кусок рыбы размером в два пальца максимум? Не иначе это был крокодил империализма. Ещё поразительнее было то, что этот гад поплыл к берегу, заставив нас, бросив всё, бежать к вертолёту. Выбравшись на берег, крокодил улёгся греться на солнышке и мы, кляня его последними словами, были вынуждены чуть ли не с риском для жизни спасать свою одежду и, что самое главное, сумку-холодильник с водкой.
   Зато после того, как мы спасли всё самое драгоценное, я не отказал себе в удовольствии прогнать рептилию, малость пошумев над ним на бреющем полёте. Лететь на новое место и продолжать рыбалку нам уже не имело никакого смысла и мы вернулись в свой родной летающий дом. На следующий день мы всё же не выдержали и уже в девять утра собрались в зале мониторинга. В нём мы могли получать на десятки больших телеэкранов картинку чуть ли не из любого района Земли, что существенно облегчало нам жизнь. Центр управления нашей космической группировкой находился на острове Кавиана, а по всему миру было разбросано свыше трёх десятков стационарных антенн космической связи и кроме того в море находилось полтора десятка кораблей с точно такими же антеннами на борту.
   Хотя за небом и наблюдало множество астрономов, никто из них так и не увидел ни одного нашего спутника. Они все были покрыты маскирующими панелями из матового чёрного углепластика и потому даже будучи освещёнными солнечными лучами, оставались невидимыми. С помощью почти двух сотен спутников мы могли постоянно наблюдать за тем, что происходит на Земле и потому для нас не было никаких секретов. Наши спутники, построенные по технологии валаров, значительно превосходили всё, что имели американцы в двадцать первом веке. В принципе мы уже были готовы к тому, чтобы послать человека в космос, но отложили этот полёт до победы и потому обходились только запусками спутников. Едва сев за пульт, я сразу же вывел на три дюжины экранов, которые могли работать как один огромный экран, изображение Аллеи Войны. Голова, глядя на неё, мотнул головой и неприязненно сказал:
   - Представляю себе, что там будет твориться через месяц или полтора. Это же будет одна сплошная Курская дуга.
   Пожав плечами, я возразил:
   - Скорее всего как раз этого и не будет, Володя. Они довольно долго будут прощупывать друг друга и в конечном итоге больше всего работы выпадет на долю танкистов и лётчиков. Хотя как знать, может быть ты и прав. От этих идиотов можно ждать чего угодно и я уверен только в одном, крупнокалиберная артиллерия будет молчать очень долго, если она вообще когда-нибудь там заговорит. Её очень легко раздолбать с воздуха и потому ни один идиот не станет снимать большие пушки с подготовленных позиций. В общем это была пустая трата денег если не считать того, что металл пойдёт в конечном итоге в переплавку и это меня хоть немного радует. Думаю, что наша политика ограниченного воздействия себя уже оправдала, раз мы вынудили их создать Аллею Войны. Поверь, в Европе война за её пределы скорее всего так и не выйдет и это самое главное.
  

Глава 4.

Огненный шквал ужаса

   И всё-таки война началась совсем не так, как мы предполагали, но никакой неожиданности для нас в этом не было. Германия и Австро-Венгрия, а вместе с ними Турция решили испытать Российскую империю, заявившую о своём нейтралитете, на прочность. Опасаясь сверхтяжелых орудий береговой артиллерии, выставленных всем напоказ на берегах Балтики, Чёрного и Средиземного морей, Союз Империй решил провести наземные операции, так как линия Горчакова не казалась хоть сколько-нибудь серьёзным укреплением. Дорога она и есть дорога, как ни крути. Хотя мне известна хронология событий чуть ли не поминутно, я всё же хочу, чтобы вы прочитали воспоминания патриарха польской тележурналистики Вацлава Сенкевича, моего старого друга со времён индийской кампании. Вацек был свидетелем позорного бегства немцев из-под Калиша и хорошо описал это в своих мемуарах, но поскольку мы не хотели будировать эту тему, он изъял эти главы из них и сейчас я вас с ними ознакомлю. Итак, дальше всё что вы прочитаете, написано рукой Вацека:
   Известие об объявлении Германией войны Российской империи, я, как и все остальные поляки, воспринял не просто с возмущением, а с гневом, граничащим с лютой ненавистью. "Подлые тевтоны! Да, как они смеют грозить войной России!" - думал я, когда чуть ли не бегом направлялся в ближайший полицейский участок, чтобы узнать, где можно записать в армию добровольцем. Демарш Германии был просто возмутительным. В первую очередь потому, что эта страна очень многим обязана России. Это благодаря русским заказам так стремительно развивалась промышленность этой страны, а немцы неслыханно обогатились, вложив деньги в облигации русского императорского займа, по которому они не только целых десять лет получали проценты, но и всю сумму, причитающуюся к выплате вместе с лотереей, в которой было разыграно пять миллионов золотых дойчемарок.
   Перед полицейским участком собралась большая толпа народа и все поляки, явившиеся туда с тем же вопросом, что и я, возмущённо кляли немцев за такое вероломство. Польша никогда и никем не была обласкана, если не говорить о последних одиннадцати годах, когда Россия сделала для развития Речи Посполитой больше, чем это было сделано где-либо ещё. Тут с поляками могли бы поспорить только финны, ведь Финляндия за эти годы также полностью преобразилась. Как репортёр польского телевидения, я знал это лучше кого-либо, так как объездил со своим оператором Янеком Новаком не только всю Российскую империю, но и побывал за шесть с лишним лет на всех континентах. Поэтому мне было что и с чем сравнивать.
   Когда я услышал по радио, что Германия объявила России войну, моя первая мысль была не о том, что нужно срочно явиться в редакцию, а о том, что я должен взять в руки оружие и отправиться на фронт. В просторном дворе полицейского участка собралось уже человек под двести мужчин в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, когда из дверей вышел пожилой полицмейстер, недовольно покрутил головой и громко крикнул:
   - Панове, я догадываюсь, зачем вы здесь собрались! Отправляйтесь по домам. Никакой мобилизации не будет и потому призывные пункты не откроются ни сегодня, ни завтра ни ещё когда-либо. Я позвонил в управление полиции и мне сказали - Польше ничто не угрожает и Россия не примет участия в этой безумной войне.
   Из толпы послышались громкие возгласы:
   - Пан офицер, но как этому можно верить? Немцы непременно пойдут на Россию, а между нею и Германией лежит Польша.
   Полицмейстер успокаивающе поднял руки:
   - Панове, мне было сказано, что тевтоны даже близко не подойдут к линии Горчакова, поэтому можете спать спокойно.
   Хорошо, что я не стал протискиваться через толпу поближе к дверям полицейского участка. Это позволило мне быстро поймать такси и я поехал в Форт Вадим, в наш новый телецентр, который был построен в минувшем году. Его высотное здание и особенно четырёхсотметровая телебашня с позолоченной Сиреной, вскинувшей меч, наверху, построенные в едином архитектурном ансамбле, уже стали символом моего родного города. По здравому размышлению я решил, если мне не суждено записаться в армию Речи Посполитой, значит нужно пробиваться в военные корреспонденты. Что ни говори, а я уже шесть лет был репортёром программы "Мир новостей".
   Водитель такси оказался разговорчивым парнем и к тому же знающим. Он известил меня, что ещё ночью были остановлены все поезда, направлявшиеся в Германию, а немецкие граждане задержаны. По его мнению для того, чтобы обменять их потом на тех поляков, которые захотят выехать из этой страны. Не думаю, что там осталось слишком много поляков. Они стали перебираться в Польшу ещё год назад и из казны были выделены огромные деньги, чтобы для них были построены новые дома и созданы рабочие места. Последнее, на мой взгляд, точно было лишним. В Польше и без того не хватало рабочих рук, но зато благодаря этому множество поляков возвращалось из-за рубежа. Приезжали даже те, которые бунтовали против русского царя. Они все получили от него прощение.
   Мы были на полпути к Форт Вадиму, когда у меня в кармане зазвонил телефон. Это был пан Комаровский, главный редактор "Мира новостей". Узнав, что я еду в редакцию, он велел мне ехать прямиком в Цитадель, известив меня, что Янек уже направляется туда. Подумав, что меня могут прикомандировать к какой-то русской воинской части, я тут же позвонил сначала своей невесте, а потом домой, маме. Ядвига отнеслась ко всему спокойно, а вот мамы разволновалась и просила обязательно отпроситься домой хоть на час. Через двадцать минут я был на месте и на меня ястребом налетел Янек, добравшийся туда раньше и сразу же сказал:
   - Вацек, нам повезло, мы будем военными корреспондентами и нам даже присвоят офицерские звания.
   А вот в это мне не очень-то верилось, хотя я и закончил университет с отличием. Тем более, что за плечами у Янека было всего лишь техническое училище кинематографии. Мы вошли в вестибюль большого, нового здания, каких в быстро растущей Варшаве было очень много, и приготовились ждать. Помимо нас в вестибюле находилось ещё десятка три репортёров, в том числе с других каналов телевидения, то есть наших прямых конкурентов. Вскоре нас всех позвали в зал и там перед нами выступил седоусый русский генерал. Окинув нас всех весёлым взглядом, он сказал:
   - Панове, не волнуйтесь, даже духу немецкого не будет на польской земле. Вы все направлены вашими редакциями в штаб польской группировки русской армии, чтобы освещать военные действия на всех фронтах Европы. Поэтому вы будете временно зачислены в русскую армию и вам будут присвоены офицерские звания от прапорщика до поручика в зависимости от того, сколько лет вы работаете репортёрами. Помимо этого каждый из вас получит самое новое оборудование и транспортное средство.
   Янек не обманулся в своих ожиданиях. Нам обоим действительно присвоили звание поручика, но не это главное, нам выдали такое оборудование, что у нас глаза чуть не вылезли на лоб. Ещё бы, мой оператор получил не кинокамеру, а цветную цифровую видеокамеру "Око", а к ней ещё и переносной компьютер "Сократ" с цветным экраном почти такого же размера, как и у нашего телевизора. Но это ещё что, нам выдали огромный колёсно-гусеничный грузовик с таким фургоном, что в нём поместилось не только оборудование связи с телестудией, но ещё и кубрик, рассчитанный на четверых человек, ведь нам в помощь были отряжены двое русских военных - старший унтер офицер Ефимов, водитель, и фельдфебель Макаров, который сказал про себя с улыбкой, что он будет нашим ангелом-хранителем.
   Всего лишь одного взгляда, брошенного на двух русских богатырей, облачённых в белые боевые костюмы с тёмно-синей надписью "Пресса" на спине, нам с Янеком хватило, чтобы понять одну простую истину - за ними мы будем, как за крепостной стеной. Не говоря уже про то, что русский армейский грузовик "Волгарь" действительно был самой настоящей крепостью. Как только мы получили новое оборудование и точно такие же белые боекостюмы с золотыми погонами с одним красным просветом и тремя звёздочками, нам тут же пожелали успеха и мы, неумело, но очень старательно отдав честь, немедленно поехали в Форт Вадим. Так мы по старинке называли телестудию.
   В редакции в нашу честь устроили банкет, хотя нам и не терпелось поскорее начать знакомиться с оборудованием. Фельдфебель Макаров, который вскоре стал для нас просто Володей, как и старший унтер офицер Ефимов - Колей, потому, что мы очень быстро подружились, сказал нам, что обучит нас работе с ним за несколько часов. Моя невеста работала вместе со мной на телестудии, так что тоже была на банкете. По этому поводу мы даже надели мундиры, хотя и не привыкли к ним и потому хотя они и оказались нам впору, выглядели не самым лучшим образом. Зато наши русские спутники просто блистали. Оба высокого роста, стройные атлеты в ладно сидящих на них красивых мундирах, да ещё и прекрасные танцоры, они произвели на наших девушек неизгладимое впечатление. А ещё они оба были прекрасно образованы и знали по несколько европейских языков, что лично меня поразило больше всего.
   На следующий день мы уже работали в "поле", то есть искали материал для репортажей, а потому мотались по всей Варшаве и её окрестностям. В следующие две с лишним недели мы и вовсе объехали всю Польшу, рассказывая телезрителям о том, что происходит в ней. Надо сказать, поляки были уверены, что русский царь не допустит, чтобы немцы вторглись в Польшу, а мы старались укрепить эту уверенность и потому брали интервью чуть ли не каждого военного, у которого видели на лице улыбку. Хмурые и озабоченные физиономии нас не очень-то интересовали и так было до тех пор, пока в полдень девятнадцатого августа мне не позвонил генерал Дроздов и не попросил меня отправиться в приграничный Калиш. Закрыв телефон, я громко крикнул:
   - Господа офицеры, нам приказано немедленно выехать в Калиш. Поэтому быстро собираемся и в путь.
   "Волгарь" был замечательной машиной ещё и потому, что в нём было впереди сразу четыре места. Одно для водителя и три для пассажиров. Вот только из-за этого он был несколько широковат, но видно русские инженеры, создававшие проекты автомобильных дорог, проектировали их как раз ориентируясь на "Волгари". Имелся у этого грузовика ещё один недостаток - его двигателя было практически не слышно и потому Коля был вынужден то и дело сигналить, ведь водители других машин не всегда могли услышать лёгкое шлёпанье резиновых гусениц по дорожному покрытию. Зато у двигателя "Волгаря" была просто невероятная мощность и он вырабатывал столько электроэнергии, что можно было осветить целый квартал.
   В Калише мы были уже через два часа. Въехать в этот приграничный город можно было только по пропускам, но нам они не понадобились. Белый армейский грузовик с кунгом, на бортах которого была к этому времени нарисована Варшавская Сирена с мечом и написано - "Польское телевидение", был заметен издалека и перед нами сразу же подняли шлагбаум. Дело было тут даже не в нашем грузовике, а в специальных телефонах, оснащённых системой опознавания свой-чужой. Тем не менее мы всё равно остановились, чтобы спросить на КПП, как проехать в штаб Адлебергского заградительного полка. Ефрейтор, лихо козырнувший мне, весело сказал:
   - Ваше благородие, поезжайте прямо по дороге. Штаб заградительного полка находится прямо перед линией Горчакова. Только вот что, ваше благородие, наш полк называют Адлербергским потому, что им командует графиня Адлерберг.
   Предупреждение было не лишним и мы, проехав через город, остановились и бросились приводить себя в идеальный порядок и побрились ещё раз. Через четверть часа мы вошли е большое, двухэтажное сборно-щитовое здание стоящее неподалёку от шоссе, ведущего в Германию, и вскоре были представлены госпоже полковнику. Это была высокая, просто ангельски красивая молодая женщина, весёлая и очень доброжелательная, которая, едва узнав зачем мы пожаловали, сразу же попросила прислать к ней в кабинет зауряд-прапорщика Бунчука. Это оказался кряжистый, широкоплечий мужчина. Графиня, посмотрев на него с улыбкой, снова попросила, а не приказала:
   - Тимофей Фёдорович, голубчик, покажи господам военным репортёрам наше хозяйство и, вообще, будь при них неотлучно.
   Зауряд-прапорщик вздрогнул и чуть ли не взмолился:
   - Ваше высокоблагородие, Ольга Петровна, так ведь...
   И умолк не договорив, на что графиня сказала:
   - Тимофей Фёдорович, всё, секретность закончилась. Поэтому я передаю тебе господ офицеров с рук на руки и ты покажешь им от начала и до конца, как мы будем тевтонов от границы империи гнать, но сначала проедешь с ними вдоль линии Горчакова, а к шести вечера изволь быть в штабе на совещании. Поезжай с Богом, голубчик. - Глядя на меня, а я мысленно умолял госпожу полковника дать мне немедленно интервью, Ольга Петровна спросила - Господин поручик, вам, верно, непременно нужно взять у меня интервью? Давайте договоримся так, я вам его непременно дам, но в эфир вы его выпустите только после того, как на нас немец пойдёт.
   Лихо отдав графине честь и звонко щёлкнув каблуками, я решил сразу же решить все вопросы:
   - Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Разрешите нам вести прямой репортаж с линии Горчакова. Я договорюсь с выпускающим редактором и как только вы вступите в бой, вся Польша это увидит.
   Госпожа полковник улыбнулась и ответила:
   - А это уже вам решать, господин поручик, как вы всё преподнесёте, только ведь никакого боя не будет. Одно только бегство немцев.
   Едва мы вышли из здания штаба полка, как зауряд-прапорщик, слегка кивнув нашим сопровождающим, сказал:
   - Вот что, парни, найдите фельдфебеля Вострякова, он определит вас на ночлег, а я пока что покажу господам репортёрам линию Горчакова. До завтрашнего утра всё спокойно будет.
   Коля и Володя взяли под козырёк и удалились, а мы сели в машину и поехали по самому великому чуду света - шоссе, протянувшемуся от моря до моря. В середине июля мы с Ядвиськой проехали по нему от Витавы до Аккермана на мотоциклах и это было просто восхитительное путешествие, но я ездил по этому шоссе и раньше. Меня всегда удивляло, что через каждые двести метров, прямо над опорами с внешней стороны шоссе устроены просторные обзорные площадки. С них мы сделали множество чудесных фотоснимков. В тот же день все они были заняты и на них стояли точно такие же "Волгари", как и наш репортёрский дом на колёсах и гусеницах, только камуфляжной расцветки и с большими, восьмигранниками каких-то странных антенн, указав рукой на первый же зауряд-прапорщик Бунчук сказал:
   - Вот это и есть то самое оружие, господа офицеры, которое не убивает и не калечит, но гонит врага прочь от нашей границы. Завтра вы увидите его в деле и я вам так скажу, после этого ни одного тевтона, попавшего под удар генератора Теслы, силком к границе не подтащишь. Да, что там тевтоны, завтра от российской границы вся живность, вплоть до комаров и мух, прочь бросится.
   Мы проехали по шоссе пару десятков километров и вскоре повернули назад, узнав, что всего на вооружении двенадцатого, отдельного заградительного полка находится двести восемьдесят автомобильных установок "Шквал", а также восемьдесят таких же установок, поставленных на тяжелые танки "Витязь". Об этих танках я что-то краем уха слышал, будто они чуть ли не на два порядка превосходят самые лучшие шведские танки, но никогда их не видел. В тот день я их не только увидел, но и хорошенько рассмотрел, а Янек заснял. Это были огромные машины, которые, по словам зауряд-прапорщика, можно уничтожить только прямым попаданием корабельного орудия главного калибра, а такие на суше не водятся.
   Танк "Витязь" поразил нас своей огневой мощью. Он имел два орудия, установленных одно над другим. Калибр верхнего был сто тридцать миллиметров, а нижнего сто восемьдесят и этим орудиям не был нужен порох для выстрела. Танки были оснащены пушками Гаусса и те были невероятно дальнобойными. Снаряд вылетал из ствола со скоростью в три раза выше скорости звука и уносился вдаль на расстояние в пятьдесят километров. Помимо этого танк был ещё и вооружен сдвоенной скорострельной, автоматической артиллерийской установкой калибра сорок пять миллиметров. Эти танки по сути дела являлись самыми настоящими крепостями на гусеничном ходу, которые могли развивать скорость в девяносто километров в час, двигаться под водой, преодолевая реки глубиной до пятнадцати метров, и имели запас хода в полторы тысячи километров.
   В данном случае они должны были включиться в работу только в том случае, если немцы попытаются прорвать нашу оборону своими танковыми колоннами. Честно говоря, мне было не совсем понятно, как всего восемьдесят танков сумеют сдержать немецкую танковую мощь, ведь насколько это было известно, у кайзера Вильгельма имелось свыше шести тысяч танков. Зауряд-прапорщик, рассказывавший нам о вооружении полка, был совершенно спокоен и несколько раз сказал нам, что ни пехота, ни танки противника не смогут приблизиться к линии Горчакова на расстояние выстрела. По его словам не смогут этого сделать и самолёты. Что же, нам оставалось только убедиться в этом и если честно, то мне стало страшно.
   В штаб полка мы вернулись за полчаса до начала совещания и даже успели переговорить с Янеком относительно того, как нам будет лучше всего рассказать полякам о провале немецкого наступления. Он предложил сначала записать интервью, а потом, если немцы действительно пойдут на нас, после того, как заградительный полк в прямом эфире сделает своё дело, пустить его на десерт. К нашему полному удивлению кроме нас на совещании присутствовало всего двое офицеров и зауряд-прапорщик. Это было видеосовещание. Графиня выступила перед своими офицерами с таким обращением:
   - Господа офицеры, по данным нашей разведки завтра в шесть часов тридцать минут третий армейский корпус под командованием генерал-майора Эриха Людендорфа, имеющий в своём составе две пехотных и одну танковую дивизию, должен походным маршем вторгнуться в Польшу по четырём дорогам как раз на нашем направлении. Генерал Людендорф настолько уверен, что ему не будет оказано никакого сопротивления, что намерен доехать до Варшавы на автомобиле, а потому приказал танкистам следовать позади грузовиков и бронемашин с пехотой. Наша задача примерно наказать немцев за такую наглость и преподать им хороший урок. Нет никакой надежды на то, что немцы образумятся сразу же. Поэтому скорее всего они решатся пустить в ход сначала танки, а потом и авиацию. Будьте готовы и к этому, господа офицеры.
   Совещание оказалось коротким и уже через двадцать минут графиня Адлерберг стала отвечать на наши вопросы, причём на польском языке, который она знала ничуть не хуже моего двоюродного дяди - Генрика Сенкевича, самого богатого польского писателя. Ольга Петровна вкратце рассказала нам, что её полк два года готовился к тому, чтобы занять именно этот участок линии Горчакова, а потому все солдаты и офицеры прекрасно говорят по-польски. Его императорское величество лично поставил перед полковником Адлерберг не допустить, чтобы немцы вторглись в Польшу и она заверила, что так оно и будет. До тех пор, пока война не закончится, её полк будет защищать поляков и всю Российскую империю от нашествия врага.
   Сразу после этого интервью мы попросили зауряд-прапорщика Бунчука показать его землянку. Меня, наверное, чёрт в бок рогами толкнул, сказать так. Тимофей усмехнулся и повёл нас к линии Горчакова. Землянкой зауряд-прапорщика и ещё трёх нижних чинов оказался милый сборно-щитовой домик, поставленный в рощице. От него до позиции было всего двести метров по земле и ещё тридцать пять метров вверх на подъёмнике. Адлербергский полк прибыл на линию Горчакова три дня назад, но уже успел прекрасно обустроиться. Все солдаты жили в точно таких же домиках с кухней, ванной и туалетом по одному человеку в комнате. Мы усадили Тимофея за стол и я задал ему самый главный вопрос всей его жизни:
   - Господин зауряд-прапорщик, скажите, кто для вас госпожа полковник и кем она будет отныне для всех поляков?
   Тимофей широко заулыбался и ответил:
   - Господин поручик, мне было бы проще всего сказать, что Ольга Петровна нам всем мать родная и это так, но она всё же значит для нас намного больше. Ну, а для Польши и поляков она отныне добрый ангел-хранитель и никак не меньше.
   Не смотря на это ночью я почти не спал и в половине четвёртого утра был несказанно рад, что нам нужно было подниматься. В эту ночь мы легли спать не в машине, как это уже бывало не раз, а в отличном гостевом домике. Янек встал раньше всех и уже приготовил завтрак. Вскоре к нам пришел Тимофей и мы отправились с ним на линию Горчакова. Коля и Володя в этот день должны были обеспечивать бесперебойную передачу сигнала в нашу телестудию, а мы вместе с зауряд-прапорщиком поднялись, да-да, именно поднялись на борт танка, а не влезли в него, словно тараканы в спичечную коробку. В передней части танковой башни могло спокойно разместиться человек семь, восемь, но согласно штатного расписания в ней находилось всего три члена и экипажа - командир танка с двумя операторами, и ещё двое - водитель и механик, находились внизу.
   Танк "Витязь", в башню которого мы вошли через прямоугольный люк, был похож внутри на рубку космического корабля из фантастического кинофильма. С командирского кресла, в которое мне было дозволено сесть, я видел через бронированные оконца всё, что находилось впереди и по бокам, а на пяти телевизионных экранах и вовсе мог видеть всё вокруг. Янек сразу же устроился позади меня на специальной площадке и, открыв люк, высунулся наружу. Тимофей Бунчук, который был командиром танка, дал ему пульт управления и он мог поворачивать башню в любую сторону, чем немедленно и воспользовался, предварительно установив видеокамеру на крышке люка.
   Как и у нашего "Волгаря", двигатель танка работал почти беззвучно и хотя его гусеницы были изготовлены из сверхпрочного композитного материала, имея резиновые накладки, они не грохотали, как у обычных танков. Танк двинулся вперёд и, слегка покачиваясь, быстро поехал в сторону шоссе, ведущего в Германию, а точнее в польские земли, ведь это шоссе, проходящее неподалёку от Калиша, соединяло Лодзь и Познань. От линии Горчакова до границы там было всего полтора километра и поскольку шоссе проходило по низине, дорога в этом месте была поднята над землёй почти на семьдесят метров. Заря только-только занималась, но через прибор ночного видения я прекрасно видел всё. С нашей стороны до самой границы шоссе было восьмирядным, идеально прямым и идеально ровным, словно паркет в танцевальном зале. На немецкой стороне шоссе было значительно уже и прихотливо изгибалось вдоль берега Варты.
   Все жители приграничных хуторов и деревень уже были вывезены вглубь Польши. Точно так же приграничный район покинули жители сопредельной стороны и потому сверху не было видно ни единого огонька. Утро было тихим и мирным, но вскоре из Гданьска, Бромберга, Познани и Бреславля должны были отправиться в путь немецкие автомобильные колонны. Сначала мы увидели их на экранах. Как сказал нам зауряд-прапорщик, это была телесъёмка с борта высотного самолёта-разведчика. Мы сразу же стали выяснять, что это за самолёт и Тимофей уклончиво ответил:
   - Господа офицеры, вам следует задать этот вопрос баронессе Гонсевской. Ведь это на её заводе строят самолёты "Полония", которые поднимаются в небо даже выше, чем наши "Альбатросы". Думаю, что пани полковник уже в воздухе.
   Мы радостно заулыбались. Летающая Баронесса была кумиром моей Ядвиси, которая каждую субботу и воскресенье пропадала на аэродроме. Моя невеста уже умела пилотировать самолёт и буквально разрывалась между небом и землёй. Она ведь была редактором. Ну, не она одна мечтала о небе, ведь с тех пор, как в Радоме поднялся в небо первый польский самолёт, вслед за пани Магдаленой чуть ли не все польки стремились стать лётчицами. Поэтому, видя на телевизионном экране, как из Познани выезжают большие, тентованные грузовики и бронемашины, я невольно думал о том, кто же пилотирует высотный самолёт-разведчик, с борта которого велась съёмка. В то время я ещё ничего не знал о том, что русские люди уже освоили космос, как и о том, что Летающая Баронесса избрала себе новую стезю.
   Вскоре нам стало ясно, что передовой дозор приблизился к границе Российской империи на десять километров и полковник Адлерберг приказала включить какую-то инфразвуковую пугалку. В ту же самую секунду все установки "Шквал" стали излучать низкочастотные волны, но не звука, а чего-то иного, что заставляло колебаться молекулы воздуха примерно в километре от излучателей и в тот же миг всё живое, что там находилось, издало испуганный крик и писк, после чего помчалось прочь. В воздух, словно взметнулась волна птиц и насекомых, а по земле побежала всяческая живность и только рыбы не выпрыгивали из воды. С этого момента всё, на что была нацелена видеокамера Янека, смогли увидеть сотни тысяч поляков, о этом мы договорились с редакцией ещё вчера вечером и я вышел в эфир с таким словами:
   - Сограждане, поляки, вопреки здравому смыслу, наперекор разуму, немецкая военщина решила напасть на Российскую империю вместе со своими союзниками и в эти минуты к нашим границам двинулись войска. На экранах своих телевизоров вы видите, как взлетели в воздух птицы и в панике улетают прочь от границ нашей великой империи мира и добра. Вскоре то же самое будет и с солдатами немецкой армии. Их также охватит паника. Немецкое командование полагало, что линия Горчакова это всего лишь безумно дорогое шоссе, построенное над землёй, но это не так. Линия Горчакова это непреодолимая преграда, которая встала на пути немецких войск, несущих с собой смерть и разрушение, но им её не пройти. Не отходите от своих телевизоров, поляки, вы в прямом эфире увидите, как через несколько минут, не в силах пересечь границу нашей империи, немецкие солдаты в панике повернут назад.
   Как только я умолк, Тимофей молча показал мне кулак с выставленным вверх большим пальцем. Я хорошо знал этот русский жест одобрения и показал ему два растопыренных пальца - виктория в знак победы. Инфразвуковая пугалка работала всего три минуты, но и этого вполне хватило, чтобы вся живность помчалась от нашей границы что есть духу. На одном из экранов нам была хорошо видна эта живая волна страха. До немецких солдат и офицеров ещё не дошло, что это могло бы означать и они бодро катили вперёд, пока первые автомобили не пересекли границу. Вот тут-то и началась настоящая контратака. Установки "Шквал" извергли из себя струи золотистой плазмы, которые, полетев вперёд, метрах в трёхстах быстро образовали сплошную стену от самой земли на высоту в полкилометра и золотистое свечение двинулось вперёд широкой, в полкилометра, стеной.
   Немецкие автомобили и бронетранспортёры, угодив в эту полосу, сразу же завиляли и в своём подавляющем большинстве стали разворачиваться. Зауряд-прапорщик Бунчук со вздохом сказал:
   - Это минимальная интенсивность защитного барьера, пан поручик. Мы же не варвары, чтобы повергать людей в смертельный ужас, когда они падают замертво. Тогда у многих может случиться сердечный припадок, а так они просто наложат в штаны от страха.
   Немцам хватило и этого. Некоторые машины не смогли развернуться, другие столкнулись или попросту заглохли и солдаты, охваченные паникой, бросая оружие стали удирать во все лопатки и до нас донеслись их истошные крики, полные животного ужаса. Через несколько минут всё стихло и установки "Шквал" были выключены. Между тем несколько десятков солдат, похоже, потеряли сознание и теперь, придя в себя, почему-то бросились не от границе, а наоборот, вперёд, причём доставая на ходу носовые платки и размахивая ими. Это были первые пленные, захваченные бойцами заградительного полка без единого выстрела и вскоре им была оказана первая помощь, а попросту была предоставлена возможность принять душ и выстирать своё обмундирование. Большинство из них было поляками и хотя им здорово досталось, никто не жалел, что попал в плен. Тем более, что им сразу же были выданы таблетки от головной боли.
   Но это была только первая атака. Вскоре к брошенным в панике автомобилям подъехали мотоциклы с колясками, и из них выбрались и направились к ним водители. Немцы, испуганно глядя в нашу сторону, стали собирать оружие. Им никто не мешал. На обзорных экранах мы видели, как немецкие войска рассредоточиваются и перегруппировываются. Генерал Людендорф явно жаждал реванша, но при этом хотел обойтись своими собственными силами. Из мест сосредоточения войск стали подтягиваться к границе танки и дальнобойные самоходные орудия, но судя по всему первое, что намеревался произвести генерал, это разведку боем и мы видели, как формировались ударные группы, состоящие из мотоциклистов.
   Немцы быстро собрали с дороги оружие и ранцы, после чего уехали и вскоре по шоссе в нашу сторону помчались немецкие мотоциклисты. Чтобы защитить себя от воздействия золотистого свечения, солдаты бинтовали друг другу головы и надевали солнцезащитные очки, прежде чем надеть шлемы кортесов и цезарей. Увы, это было бесполезно и когда бойцы заградительного полка снова включили установки "Шквал", немцы опять были вынуждены бежать от границы прочь, а точнее улепётывать от неё на мотоциклах. Меня же куда больше поразило не это, а то спокойствие, с каким воспринимали всё происходящее русские солдаты. Это были профессионалы своего дела, которые знали наперёд каждый шаг врага.
   Во время второй контратаки золотистый барьер превратился в самый настоящий огненный шквал ужаса и удалился от границы на расстояние в семь километров. К моменту второй атаки в воздухе находилось несколько самолётов разведчиков и судя по всему они зафиксировали, какова дальнобойность русских установок. Они опять-таки наивно полагали, что та не может быть большой, хотя на самом деле установка "Шквал" могла продвинуть сплошной защитный барьер на расстояние в семьдесят километров, чего никогда не делалось в дальнейшем. В ассортименте каждого заградительного полка имелось немало таких боевых приёмов, которые действовали избирательно.
  

Глава 5.

Линия Горчакова и фонарик ужаса

   Двадцатого августа вся Российская империя ликовала, а Польша, благодаря мастерству Янека, сумевшего дать крупным планом охваченные ужасом физиономии немецких солдат и офицеров, так ещё и покатывалась со смеху. Немногие поляки смотрели на это рано утром, но в течение дня наш репортаж показывали не один раз и графиня Адлерберг сразу же сделалась самым популярным человеком во всей Польше. Поляки немедленно потянулись к границе с цветами и корзинами, наполненными всяческой снедью, чтобы поблагодарить русских героев, остановивших немецкое нашествие без единого выстрела и мы с Янеком отсняли немало кадров, показывающих это. В прямом эфире я поблагодарил сограждан за проявление тёплых чувств и благодарности, но вместе с тем попросил поляков не мешать русским воинам защищать империю от агрессоров.
   Во второй половине дня немцы немного опомнились и стали уже куда тщательнее готовиться к следующему наступлению. Их самолёты-разведчики, летая вдоль границы, опасались пересекать её даже не смотря на то, что в небе не было видно самолётов русской и польской армии. Они знали, что те появятся незамедлительно. Генерал Людендорф приказал батареям дальнобойных самоходных гаубиц встать на позиции в пятнадцати километрах от границы и приготовиться. Его приказ был исполнен незамедлительно и к самоходным орудиям стали подвозить снаряды, причём в большом количестве, что меня очень сильно обеспокоило, но глядя на то, как спокоен и невозмутим Тимофей, я тоже невольно успокоился. Остаток дня, ночь и утро до десяти часов прошли спокойно.
   В десять часов утра, пользуясь тем, что снова стояла солнечная, ясная погода, в небо поднялись самолёты-корректировщики огня, а немецкие артиллеристы приготовились к тому, чтобы обрушить на линию Горчакова град снарядов калибром в сто пятьдесят два миллиметра. Вот тут-то и произошло то, что я сразу же назвал "Огненный меч древних русских богов". Зауряд-прапорщик Бунчук занял своё место в кресле командира танка, Янек нацелился на него видеокамерой, а я, протянув вперёд микрофон, после короткого вступления, полного оптимизма, вежливо поинтересовался:
   - Пан прапорщик, как вы намерены отразить огонь вражеской артиллерии? Снаряд ведь не человек и не заяц, его не испугаешь.
   Тимофей улыбнулся и, слегка кивнув, ответил по-польски:
   - Пан поручик, установка "Шквал" может создать плазменный экран такой напряженности, что немецкий снаряд попросту сгорит в нём, но это приведёт к мощному электромагнитному излучению, которое нарушит связь и причинит множество других, куда более серьёзных, неприятностей. Поэтому мы просто накроем вражескую батарею нацеленным лучом и после того, как немецкие артиллеристы разбегутся, уничтожим их самоходные орудия ответным огнём, но сначала мы всё же дадим им разок выстрелить.
   И снова мы могли видеть всё, что происходило далеко от нас на телевизионном экране. Немецкие гаубицы смогли сделать всего лишь один единственный выстрел, но оказалось, что помимо "Волгарей" и "Витязей" в составе заградительного полка имелись ещё и восьмиколёсные бронемашины "Казак", оснащённые пусковыми установками, ракеты которых могли сбивать не только самолёты, но и снаряды. "Казаков", выезжающих на позиции, мы увидели ещё рано утром и поразились их внешнему виду. Большие, с множеством окон и лючков для того, чтобы десант мог стрелять по врагу из автоматов и пулемётов, они обладали, как нам было объяснено, просто невероятной проходимостью и были, вдобавок ко всему, ещё и плавающими десантно-штурмовыми машинами, вооруженными сдвоенными автоматическими, скорострельными пушками Гаусса калибра тридцать миллиметров и самонаводящимися ракетами.
   Как только немецкие артиллеристы, которых мне было искренне жаль, произвели залп из всех орудий, пусковые установки "Казаков" также выпустили по три, четыре ракеты, а их в каждой из двух пусковых установок было по восемь штук. Снаряды были взорваны высоко над землёй, на верхней точке траектории полёта и ни один не пересёк границу. Мы с Янеком, как и все поляки, видели это на экране телевизора и до тех пор, пока нам не объяснили, не смогли понять, как можно сбить ракетой снаряд, летящий с огромной скоростью. Тимофей Бунчук, не отрываясь от своей солдатской работы, весело сказал:
   - Всё очень просто, панове, наши зенитчики подсветили снаряды лучами лазеров и ракеты моментально смогли их найти и сбить.
   На словах всё действительно выглядело просто, но меня поразила та бездна человеческого гения, вложенного в каждую ракету, а ведь они могли с такой же лёгкостью находить не только воздушные, но и наземные цели. Вслед за этим мы увидели, как от "Витязей" метнулись вперёд длинные огненные мечи, которые буквально вонзились во вражеские батареи и накрыли их золотистыми светящимися куполами. Несколько секунд спустя немецкие артиллеристы полезли из своих самоходных пушек, как тараканы и стали разбегаться во все стороны. Мне сразу же стало ясно, что в эти минуты они испытывали просто запредельный ужас, раз убежали так далеко. Зауряд-прапорщик усмехнулся и быстро ввёл в баллистический компьютер точные координаты сразу нескольких целей.
   Орудие танка "Витязь" ожило. Система автоматического заряжания загнала в ствол первый ставосьмидесятимиллиметровый самонаводящийся снаряд и пушка Гаусса почти бесшумно выстрелила им, после чего с интервалом в пять секунд было произведено ещё пять выстрелов. Вскоре мы увидели на экране телевизора, как сначала были поражены три самоходных орудия, а затем три склада с боеприпасами, подвезёнными на позиции заранее. Так генерал-майор Эрих Людендорф в считанные минуты лишился всех своих самоходных орудий и огромного количества боеприпасов. Когда дым рассеялся, мы увидели, что обломки самоходок разбросаны на десятки метров. В них сдетонировали снаряды, но и без того взрыв снаряда калибра сто восемьдесят миллиметров имел чудовищную силу.
   Не знаю, что подумал немецкий генерал в ту минуту, когда понял, что он лишился всей дальнобойной артиллерии, но в следующую он приказал своим танкистам идти в атаку. И снова всё повторилось, как и в первый раз, только теперь танки стреляли сходу, но поначалу их снаряды взрывались не долетая до линии Горчакова, а вскоре, как только они стали видны, их стали расстреливать с дистанции в шесть километров ракетами, причём каждая попадала точно в гусеницу, после чего танк разворачивало на одном месте и как только он останавливался, в него тут же вонзался "Огненный меч древних русских богов" и танкисты в панике разбегались забыв обо всём. Все те танки, которые шли позади, немедленно разворачивались и удирали.
   Вообще-то генералу Людендорфу нужно было уже догадаться, что из затеи Истеричного Вилли ничего не выйдет, но он не унимался и, прекрасно понимая, что наземная операция попросту невозможна, решил прибегнуть к помощи авиации. На военных аэродромах Дрездена, Франкфурта, Штетина и многих других уже готовились к вылету двухмоторные бомбардировщики "Валькирия", четырёхмоторные "Рамфоринхи" и сверхдальние, тяжелые двухмоторные истребители эскорта "Шварцадлер". По данным воздушной разведки всего в воздух должно было подняться свыше трёхсот самолётов и это была очень грозная сила, но я в тот момент настолько уверовал в мощь установок "Шквал", что в моей душе ничего не дрогнуло. В то же время я не стал говорить телезрителям, что генерал Людендорф решил поднять в воздух авиацию, чтобы та обрушила на линию Горчакова, а как позднее выяснилось не на неё одну тысячи тонн авиабомб.
   Вскоре немецкие самолёты стали один за другим подниматься в воздух и, летая широкими кругами, набирать максимальную высоту, но взлететь выше девяти километров могли только истребители. Через четверть часа, заканчивая построение в боевые порядки налету, немецкие лётчики полетели на восток. Им уже объяснили, что оружие русских, повергающее всех в ужас, действует только на небольшой высоте и тем самым попросту обманули. В тот момент немецкое командование просто не могло этого знать. Когда до самолёты были в пятидесяти километрах от линии Горчакова, перед ними в считанные секунды взметнулась ввысь огненная, но в то же время прозрачная стена высотой намного больше десяти километров и это вызвало зрелище просто фантастической красоты.
   Сверху, из стратосферы, моментально спустились вниз яркие радужные сполохи, но вместе с ними в небо стали взлетать огромные, бело-голубые разряды молний, а потому зрелище было ещё и очень пугающим. Мы не видели самолётов и могли наблюдать за ними только на экране телевизора. На принятие решения у немецких пилотов было всего несколько минут и они его приняли, причём верное. Самолёты сразу же отвернули влево и полетели в сторону моря, где вскоре освободились от груза бомб в том районе, где не было судов. Да, много при этом зря погибло рыбы. Несколько истребителей всё же попытались пролететь сквозь высокую защитную стену, но это привело к тому, что все пилоты были вынуждены катапультироваться и не погибли только благодаря дыхательным приборам, парашютам и специальным, авиационным кортесам и цезарям.
   Некоторые приземлились на территории Германии, но семерых занесло в Польшу и вскоре я смог взять интервью у одного из них. Это был барон Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтгофен, который рассказал всем полякам буквально следующее:
   - Поймите меня правильно, господа, я офицер и потому обязан исполнять приказы. Командир моего штаффеля, капитан Геринг, приказал мне проверить, можно ли пролететь сквозь огненную стену и я ринулся вперёд. Не думаю, что я мог причинить полякам хоть какой-то вред, ведь я пилотировал тяжелый высотный истребитель. Поначалу меня охватил азарт, но как только я влетел в огненное сияние, все приборы, словно сошли с ума, а сам я испытал такой животный ужас, что даже не помню, как дёрнул рычаг катапульты. Пороховые ракеты подбросили меня с креслом высоко вверх и мне показалось, что небесный огонь сейчас же сожжет меня. Какое-то время я падал вниз умирая от ужаса и мне навстречу неслись разряды молний. Несколько, как мне кажется, ударили в меня, но потом огненное свечение внезапно исчезло и ко мне пришло облегчение. Вскоре сработало устройство, открывающее парашют и мой полёт замедлился, но я летел к земле слишком быстро. До этого я совершал прыжки с высоты в пять километров, но на этот раз мне пришлось покинуть свой "Шварцадлер" на вдвое больше высоте и только благодаря испанскому парашюту и тому устройству, которое его автоматически открывало, мне удалось спастись и вскоре я летел к земле под куполом парашюта. Куда улетел мой самолёт я даже не знаю. Надеюсь, что он при падении не упал на чей-то дом. Потом я приземлился на поле и уже через несколько минут был арестован двумя польскими полицейскими. Господа, я не испытываю ненависти к полякам и повторяю вам ещё раз, я всего лишь выполнял приказ командования. Поэтому я прошу вас быть снисходительными ко мне и относиться, как военнопленному.
   Что же, этому немецкому пилоту повезло куда больше, чем тем, которые, отвернув от огненной стены, спасли свои самолёты. Им пришлось потом воевать на Западном фронте, раз с Восточным у немецкого командования ничего не вышло. До самого конца войны барон Рихтгофен жил в Варшаве, где снимал квартиру, и всё, что ему приходилось делать, как военнопленному, это раз в неделю отмечаться в полицейском участке. То, что он вдобавок к этому ещё и учил поляков летать в варшавской частной авиашколе, по сути дела даже не являлось предосудительным поступком. Это ведь была сугубо гражданская авиашкола. Он был отличный пилот и в вообще неплохой парень, хотя и заносчивый, но где вы найдёте иного прусского барона? Вскоре к нему приехала из Германии через Швецию его жена и если бы он не принял решение после капитуляции Германии сражаться в рядах полицейского корпуса мира, то я не следил бы за его дальнейшей карьерой военного лётчика и хотя она продлилась всего три года, имя Манфреда фон Рихтгофена вписано в историю золотыми буквами, как одного из лучших лётчиков-асов. Не удивительно, что впоследствии он стал космонавтом.
   После того, как была сорвана попытка воздушного налёта на линию Горчакова, я принял решение проехать по ней от Балтийского до Каспийского моря. Мы провели в Адлербергском полку ещё неделю, в течение которой я рассказал полякам об офицерах и солдатах этого полка, а также о его командире и их быте, после чего мы тронулись в путь. На всём протяжении линии Горчакова мы видели одно и то же - всегда готовые к отражению вражеской атаки установки "Шквал" и множество прекрасных людей самых разных национальностей. Везде нас встречали очень радушно и господа офицеры всегда принимали в своё собрание. Особенно мне понравилось общение с кавказскими джигитами. Все, как один, храбрецы, они являлись для нас примером того, как бережно в Российской империи относятся к национальной культуре малых народов.
   И везде нам рассказывали о том, как в панике бежали от линии Горчакова враги. Нигде враг не смог хотя бы приблизиться к ней и в этом мне виделся символ русского миролюбия. Имея на вооружении танки "Витязь" и бронемашины "Казак", русские не захотели ввязываться в эту братоубийственную войну, которую смогли бы легко выиграть. Неделю спустя мы были в Измаиле, а вскоре, как военные корреспонденты, смогли посетить батарею береговой артиллерии вблизи Аккермана. Жаль, что ни одной такой батареи не сохранили в назидание нашим потомкам, это было просто удивительное инженерно-техническое сооружение.
   Пушки Гаусса способны посылать гигантского размера снаряд, который весил одну тонну восемьсот пятьдесят килограмм, на огромное расстояние. За всю войну пушки Аккермана не выстрелили ни разу, но некоторые другие береговые батареи всё же открывали огонь, хотя и предупредительный, для того, чтобы дать понять немецким адмиралам, командующим турецким флотом, что им нечего делать у берегов России. На этой батареи мы провели трое суток и сняли репортаж, рассказывающий о русских артиллеристах и даже показали, как заряжается орудие, а потом так же быстро разряжается. Мы ведь всё равно не могли показать, с какой силой врывается снаряд, но все расчёты говорили, что любой линкор будет уничтожен одним единственным выстрелом. Эти гигантские пушки стреляли без промаха, так как их снаряды сами находили в море цель.
   Мы сделали очень увлекательный репортаж об артиллеристах Аккермана и он был показан чуть ли не во всём мире и даже в европейских странах, хотя и в урезанном виде, ад ещё и как якобы наглядный пример того, насколько опасна Россия. Когда нам было предложено стать военными корреспондентами польского телевидения, мы согласились не раздумывая ни секунды и тем самым получили пропуск на военно-политический Олимп планеты. А ведь всё началось с того интервью с графиней Адлерберг, к которому было присоединено интервью с зауряд-прапорщиком Бунчуком. Оно было показано едва ли не во всей Российской империи, ведь в нём мы показали не лихого вояку, а умную, проницательную и очень красивую женщину, более всего мечтающую о мире. С того самого дня наш "Волгарь" стали повсюду называть Варшавской Сиреной, а вскоре и передача "Мир новостей" была также переименована и стала называться так же, как и наша передвижная телестудия, экипаж которой сдружился очень быстро и не расставался долгие пять лет войны.
   Там, неподалёку от Калиша была заведена ещё одна традиция "Варшавской Сирены" - расписываться на белоснежном борту нашего передвижного, колёсно-гусеничного корпункта. Когда мы добрались до Севастополя, где я мечтал взять интервью у адмирала Александра Васильевича Колчака, командовавшего Черноморским флотом, мне было присвоено внеочередное воинское звание штабс-капитана за прославление Российской империи. Александр Васильевич обстоятельно ответил на все мои вопросы, после чего зачитал приказ о моём новом офицерском звании и сам потребовал маркер с несмываемой краской, чтобы оставить свой автограф рядом красивым росчерком Ольги Петровны, заключённым в сердечко. От его высокопревосходительства я и узнал о том, что завтра утром в Ялту пожалует Пётр Аркадьевич Столыпин. Александр Васильевич написал рекомендательное письмо, чтобы мы смогли пробиться к секретарям Столыпина и договориться о том, чтобы тот дал интервью польскому телевидению.
   Из Севастополя мы помчались в Ялту и нам там несказанно повезло, Столыпин согласился дать нам не просто интервью, а подробно поговорить со мной в прямом эфире. Так высоко я ещё никогда не взлетал. В ходе этой двухчасовой беседы Пётр Аркадьевич не только ответил на все вопросы, интересовавшие каждого поляка, но и впервые заявил на весь мир о том, что Россия отныне больше никогда не будет принимать участие ни в одной войне. Мой последний вопрос был на первый взгляд совершенно нелепым, но именно на него я хотел получить утвердительный вопрос, когда спросил:
   - И последний вопрос, Пётр Аркадьевич, вы не соблаговолите расписаться на борту нашего передвижного корпункта?
   Столыпин широко и добродушно заулыбался, кивнул, после чего весёлым голосом сказал:
   - Спасибо вам, господин штабс-капитан, что вы меня об этом попросили, а то я, грешным делом, уже сам хотел попросить вашего разрешения расписаться на "Варшавской Сирене". Не всё же мне расписываться на государственных бумагах.
   Вежливо склонив голову, я ответил:
   - Все сотрудники польского телевидения почтут за счастье увидеть это если не в прямом эфире, то просто в записи, ваше высокопревосходительство. Вы окажете всем нам этим большую честь.
   Мы вышли во двор дачи и Пётр Аркадьевич расписался справа от автографа графини Адлерберг. Потом мы пили чай в беседке и рассказывали ему о своих впечатлениях и настроении всех тех людей, с которыми нам довелось повстречаться. Попрощавшись с российским премьер-министром мы помчались в порт Ялты, чтобы погрузиться на борт быстроходного парома и менее, чем через двое суток спуститься на берег в порту Батума. Даже во время этого недолгого морского путешествия мы по несколько раз в день перегоняли отснятые репортажи в телестудию и они выходили в эфир в прежнее время, но уже с новой заставкой, ведь передача стала теперь называться "Варшавской Сиреной". Она выходила трижды в сутки - утром, в обед и вечером и всякий раз поляки стремились её посмотреть, ведь точно такие передвижные студии уже отправились в путь по всему миру.
   Потом была поездка из Батума в Баку по линии Горчакова и мы рассказывали о том, как бежали от неё турецкие янычары. В Баку мы недолго грелись на солнышке и, отсняв всего два репортажа, один о Бакинских нефтепромыслах, а второй о Каспийской флотилии, помчались в аэропорт, чтобы вылететь на борту "Полонии" в Мадрид. По данным разведки, на Аллее Войны вот-вот должны были начаться боевые действия. Мы прибыли на военный аэродром и уже через несколько часов "Варшавская Сирена" въехала в чрево огромного военно-транспортного, четырёхмоторного самолёта. На предстояло совершить шестичасовой перелёт с посадкой для дозаправки на Сицилии и затем приземлиться в Мадриде. Четырнадцатого сентября мы явились в посольство Франции, чтобы получить разрешение въехать в эту страну в качестве корреспондентов польского телевидения. Секретарь посольства, принявший нас, несколько минут смотрел на меня очень пристально, после чего недовольным тоном спросил:
   - Господин Сенкевич, вы ведь штабс-капитан русской армии?
   - Так точно, господин Морель, - ответил я, - но какое это может иметь значение, ведь я прежде всего репортёр. Поверьте, при всём этом я не военный и никогда не учился военному делу.
   Секретарь посольства насупился и угрюмо сказал:
   - Как знать, господин штабс-капитан. На мой взгляд вы слишком хорошо знаете всё, что касается армии, и превосходно разбираетесь в военной технике, что меня весьма настораживает.
   Быстро смекнув, на что намекает француз, я ответил:
   - О, господин Морель, можете не волноваться на мой счёт, вот уж к чему я не имею никакого отношения, так это к военной разведке Российской империи. Убеждён, что в ней работает немало поляков, но только не мы с моим оператором. - В то время я не знал и даже не догадывался, что фельдфебель Макаров также, как и я, имеет звание штабс-капитана и является разведчиком. Об этом я узнал значительно позднее, а в тот момент с улыбкой сказал - Наши спутники также не имеют никакого отношения к разведке и в их задачу входит лишь одно, помогать нам перемещаться из пункта "А" в пункт "Б" и перегонять отснятый материал в телестудию. Поверьте, мы никогда не допустим, чтобы в отснятых нами материалах ваш противник смог увидеть хоть какой-нибудь намёк на секреты коалиционной армии и даже более того, будем просить командование французской армии, чтобы нам были приданы сопровождающие лица, следившие за этим.
   По-моему, именно то, что я согласился, чтобы с нами ездила парочка соглядатаев, послужило залогом успеха. Правда, сейчас я могу признаться, что перед отлётом мы всё же имели весьма продолжительный разговор с представителем русской военной разведки, но того волновали совсем другие вещи. Он посмотрел все наши репортажи и просил, чтобы мы и в дальнейшем выдерживали прежнюю, антивоенную риторику. Что же, я его прекрасно понимал, ведь таким образом мы заставляли тех жителей Германии и Австро-Венгрии, которые могли смотреть передачи варшавского телевидения, задуматься над тем, во что втянули свои народы бессовестные политики и тупые правители. Когда через двадцать часов мы разговаривали с французским офицером, как же мне всё-таки повезло, что меня сподобило выучить немецкий, французский и английский язык, и я сказал ему:
   - Господин майор, поверьте, все те немцы, которые будут смотреть наши репортажи, очень скоро узнают, что их солдаты и офицеры не такие доблестные, как это им казалось раньше.
   Французский майор, а это точно был контрразведчик, посмотрел на нас с прищуром, усмехнулся и осёк меня:
   - Господин штабс-капитан, я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что в эту самую минуту точно такой же военный корреспондент разговаривает в Берлине с моим коллегой и доказывает ему, что он обязательно покажет французов и англичан в неприглядном свете.
   - Исключено, господин майор, - немедленно возразил я, - и вот почему, Германия объявила России войну, а потому ни один военный корреспондент из этой страны туда не прибудет. Он будет немедленно арестован, обвинён в шпионаже и казнён. Но даже если это действительно будет военный корреспондент какой-то другой страны, то поверьте, он не будет поляком и его репортажи не пойдут в эфир из Варшавы, а нашу передачу смотрит практически вся Пруссия и треть Германии, не говоря уже про изрядную часть Австро-Венгрии. У нашей телевышки очень мощный сигнал. Так что решайте сами, насколько мои репортажи, пусть и невольно, помогут вам.
   Настроение у майора Дефо сразу же изменилось в лучшую сторон, но он, кивая, всё же сказал недовольным голосом:
   - Всё так, господин штабс-капитан, но вы вряд ли станете прославлять подвиги французских солдат.
   - Ошибаетесь, господин майор, - снова возразил я, - если это будут подвиги исполненные высокого смысла, а не подвиги во имя Люцифера и его слуги Марса, то мы обязательно расскажем о них всему миру. Извините, господин майор, но это моя жизненная позиция, говорить о людях либо только хорошее, либо молчать, но если я столкнусь с тем, что принято называть военными преступлениями, мне уже никто не сможет заткнуть глотку. Я буду об этом кричать на весь мир.
   Моя скрытая угроза подействовала и майор поспешил сказать:
   - Французские солдаты никогда не опустятся до такого, господин штабс-капитан. Хорошо, я выпишу вам пропуск и прикреплю к вашей группе двух офицеров, которые сделают ваше передвижение по всей территории Франции более безопасным и быстрым. Они же и подскажут вам, что можно, а что нельзя снимать.
   Воодушевлённые тем, что нам повезло ещё и в Париже, мы быстро покончили со всеми формальностями, приняли на борт "Варшавской Сирены" двух французов, оба были в чине капитана, но одному было лет тридцать на вид, его звали Поль Фурньер, он был невысокого роста крепышом, а второму - высокому и худощавому Жилю Бертрану, явно за сорок. По-моему они оба были полицейскими, пока не загремели в армию и явно не по своей воле. Володя по пути из Мадрида в Париж хорошо выспался и потому сел за руль, а мы отправились в кубрик спать все втроём, предоставив французам возможность полюбоваться на то, как наш ангел-хранитель водит громадный армейский грузовик, работающий чуть ли не на любом виде топлива и к тому же пуленепробиваемый.
   По сравнению с французскими и английскими военными грузовиками, он казался першероном, стоящим рядом с осликом. Наш путь лежал в Нанси - один из центров французской обороны, как и города Бельфор, Эпиналь и Виньёль. На холмах, лежащих по обе стороны от Мозеля от Нанси до Меца, расстояние между которыми было менее сорока километров, должны были в самое ближайшее время разыграться трагические события. Мы прибыли в этот старинный город поздно ночью и поскольку очень устали, то не стали просыпаться даже для того, чтобы поужинать, хотя в кубрике очень вкусно пахло Володиной стряпнёй. Оба француза куда-то ушли и мы увидели их только в полдень, причём они явились навеселе. Пока их не было, мы с Янеком успели оббежать чуть ли не весь город и везде на нас смотрели с изумлением. Ещё бы, мы были облачены в белоснежные витязи с золотыми погонами офицеров русской армии.
   В Нанси мы прибыли в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое сентября, а семнадцатого сентября начались боевые действия. Поначалу они были ограничены по своему масштабу, но зато отличались просто невероятной ожесточённостью. Как Нанси, так и Мец, который французы мечтали отвоевать у немцев, находились буквально на переднем рубеже обороны и между ними лежала одна из самых узких зон Аллеи Войны. Авиация пока что в действие не вступала, если не считать полётов самолётов-разведчиков, проходящих на такой огромной высоте, что их было практически невидно. Обе стороны сразу же пустили в ход лёгкие, быстроходные и вёрткие танки и те, петляя вокруг холмов, как зайцы, начали вести разведку боем.
   Тем самым они стремились вызвать на себя огонь артиллерии, чтобы определить её позиции для бомбардировщиков, но та не спешила поддаваться на провокации, хотя несколько снарядов, выпущенных немецкими танкистами по Нанси, залетели на окраины города, из которого уже была эвакуирована добрая половина населения. Под Нанси стояло целых две танковых дивизии. Одна французская, а вторая английская. Французы первыми вступили в бой с немцами, так как англичане практически не знали местности. Вылазки на Аллею Войны сразу же назвали вольной охотой на бошей. Как и немецкие танкисты, французы отправлялись туда небольшими группами, обычно в пять машин. Французские лёгкие танки "Рено-4" были быстрее и манёвреннее, но на них стояли орудия калибром в сорок пять миллиметров, а немецкие лёгкие танки "Мерседес-3" имели более мощную броню и были вооружены пятидесятишестимиллиметровыми пушками.
   В результате двух суток боёв французы потеряли семь танков и заявили о том, что подбили девять немецких, что было весьма трудно проверить. Мы точно знали, что трое французских танкистов погибли, тринадцать получили ранения, а пятеро пропали без вести. Всех раненых танкистов сразу же доставили в аргентинский госпиталь. Таково было жесткое требование самих танкистов. Мы к тому времени уже подружились с аргентинцами, которые, едва завидев на наших плечах золотые погоны офицеров русской армии, немедленно обнимали нас, громко восклицая - "Амиго! Салюдо!" Все они были очень жизнерадостными людьми и просто великолепными врачами. Именно потому, что аргентинцы боролись не только за жизнь каждого своего пациента, но и за самую крошечную часть его тела, французские танкисты стремились попасть в их госпиталь.
   Напротив, в Меце, был расположен колумбийский госпиталь и немецкие танкисты точно так же рвались попасть туда, а не к своим собственным хирургам. Впрочем, надо сказать, что весь обслуживающий персонал в аргентинском госпитале был французским и довольно часто даже пожилые французские врачи были в нём медбратьями и в лучшем случае ассистировали аргентинским хирургам, не знавшим что такое потерять пациента. А ещё аргентинцы с первого же дня выезжали на своих "Волгарях" на Аллею Войны, чтобы забрать оттуда раненых. На третий день нам пришлось побывать в горячей переделке и получилось это вот как. Ещё затемно из Нанси, подступ к которому был перекрыт глубоким противотанковым рвом, выехало целых двенадцать пятёрок французских танков, чтобы поохотиться на бошей.
   В результате одна группа танков попала в городке Сешан в немецкую засаду и в три часа пополудни французы запросили по радио помощь. Четыре танка из пяти встали, как вкопанные, подорвавшись на минах, а у пятого заклинило двигатель. Французских танкистов ловко "стреножил" немецкий десант, вооруженный весьма серьёзно, но и немцы тоже запросили помощи. В это время все "Волгари" аргентинцев были на выезде и ни один из них не мог добраться до французов раньше немцев и тогда Анхель Родригес, главный врач аргентинского госпиталя, схватил меня за руки и взмолился:
   - Вацек, я тебя умоляю, дай мне свой ремолкадор! Я сам поеду в Сешан и вытащу оттуда этих парней.
   На что Коля, усмехнувшись, ответил:
   - Анхель, это будет пустая трата времени. Пока ты объедешь противотанковый ров, пока доберёшься до Сешана, к немецким десантникам примчатся на подмогу танки и тогда всё, пиши пропало. Мы сами смотаемся в эту деревушку и вытащим французов.
   Нашему аргентинскому другу хватило Колиного заявления, его ведь сделал русский, зато капитан Бертран засомневался и спросил:
   - Но как вы это сделаете? Варшавская Сирена мощный тягач, но она всё-таки не самолёт, чтобы перелететь через ров.
   - А мы через него переедем, капитан. - Невозмутимо ответил Коля и добавил - Но вам и капитану Фурньеру придётся остаться по двум причинам: во-первых, нам придётся вступить в переговоры с немцами, а, во-вторых, наш фургон не безразмерный.
   Француз тотчас поднял руки вверх и заулыбался, причём вовсе не потому, что испугался. Он был очень отважный человек, что и доказал уже очень скоро. Посмотреть на то, как Варшавская Сирена будет преодолевать противотанковый ров, собрались чуть ли не все защитники Нанси, а французы, надо сказать, постарались на славу. Ров имел в ширину метров пятьдесят и в глубину добрых пятнадцать, а на дне блестела вода. В полутора километрах от него протекала река Марна-Рейн. Обрывы были очень крутыми, но мы всё же спустились вниз, Коля развернулся и вскоре стал подниматься наверх, двигаясь задним ходом. Нет, на это может отважиться только русский солдат и больше никто в мире. Или в крайнем случае сильно выпивший поляк, если он решил, что выпито было мало.
   Только с пятого захода нам удалось подняться наверх, но и то лишь потому, что Варшавская Сирена прокопала себе путь своими широкими гусеницами с высокими гребнями. После этого домчаться до Сешана было делом нескольких минут, вот только там шла интенсивная перестрелка. Немцы устроили французам минную ловушку и это было просто счастье, что ни один танк не загорелся. Всё это случилось на въезде в городок и мы, объехав французов, встали между ними и немцами, засевшими в домах. Только один танк мог отстреливаться из пушки и все остальные танкисты переносили к нему снаряды. Очень многие из них были уже ранены, но их спасло то, что на всех были надеты испанские кортесы. Немцы, как только мы подъехали, немедленно прекратили огонь. Перестали стрелять и французы, но мы ведь не были санитарами и всё могло закончиться очень плохо.
   Положение в конечном итоге спас мой лучший друг Яничек. Он любил мастерить всякие штуковины и как то раз изготовил мне в подарок довольно большой электрический фонарик, у которого вместо отражателя была восьмигранная призма, как у генератора ужаса. Вот его-то он и сунул мне в руку и я, схватив поделку, вышел из машины. Осматривая дома через панорамный полевой бинокль, окуляры которого были изготовлены таким образом, чтобы плотно прилегать к лицевому прозрачному бронещитку, я вскоре высмотрел командира немецкого десанта, он был в чине гауптмана, и, высоко подняв фонарик Янека, громко крикнул по-немецки:
   - Герр гауптман, я русский офицер польского происхождения! Россия не воюет против Германии. Я военный корреспондент и прибыл сюда, чтобы эвакуировать французов. Их танки вы можете забрать себе или в крайнем случае записать на свой счёт.
   Немец, а ему было лет сорок на вид, крикнул в ответ:
   - Кто же не знает вашу Варшавскую Сирену, герр ротмистр! Вы держите в руке именно то, о чём я подумал?
   На это я и рассчитывал, а потому ответил:
   - Это именно он, герр гауптман, но я не стану его включать по той причине, что Россия никогда и ни на кого не станет нападать!
   - Хорошо, герр ротмистр, мы не будем стрелять. Можете спокойно забрать французов, но у меня к вам есть просьба. Трое моих солдат тяжело ранены. Вы сможете доставить их в госпиталь и сделать так, чтобы они попали после этого куда угодно, но только не в лапы французских мясников из контрразведки?
   Так на этой войне для меня наступил момент истины и я, помахав фонариком Янека, пообещал немцу:
   - Герр гауптман, я применю генератор ужаса против французов, если они посмеют забрать у меня ваших солдат. Более того, они поедут в спальном отсеке кабины, а не с танкистами. В Нанси расположен аргентинский госпиталь. Его главный врач Анхель Родригес скорее умрёт, чем позволит французам забрать ваших солдат. В самом худшем случае они останутся в госпитале Анхеля до конца войны, но если вы хотите, то через пару недель я привезу их к вам в Мец. Что вы мне на это скажете?
   - Прекрасно, герр ротмистр! - Воскликнул гауптман - Тогда с вами уедут взятые в плен французские танкисты, их у нас пятеро.
   После этого разговора французы быстро набились в кунг, как сельди в бочку, после чего мы подъехали к городку вплотную и забрали троих раненых немцев. Им требовалась срочная операция и я тут же попросил Анхеля приготовиться к ней. Володя влез в кунг, чтобы присмотреть за французами, так как нам не улыбалось лишиться чего-либо из нашего оборудования и мы помчались к тому месту, где заканчивался ров, на максимальной скорости. Это было за Люневиллем, но так мы давали шанс тому немцу, которому пробило кирасу кортеса осколком снаряда, выжить. Форсировав сходу две речки, менее, чем за час мы добрались до госпиталя, где нас уже ждали. Гефрайтер Дитер Фогель к тому времени уже потерял сознание, но он вовремя лёг на операционный стол и Анхель буквально вытащил его с того света за ноги. Ничего удивительного, этот парень хорошо знал своё дело.
   Едва только французские контрразведчики узнали, что мы привезли трёх раненых немцев, они тут же захотели забрать их к себе, но на их защиту встал не только главный врач госпиталя, но и капитан Бертран, благо я успел с ним поговорить, который объяснил молодым, но прытким контрразведчикам, что штабс-капитан Сенкевич может запросто сделать так, что половина гарнизона Нанси тут же наделает в штаны. Ещё он сказал, что если я доставлю раненых немцев в Мец, то пятеро французов вернутся в строй. Анхель немедленно связался по радио со своим коллегой Мануэлем Диасом, тот связался с немецким командованием, рассказал немцам обо всём и вскоре доложил, что всё именно так и будет. Французы на этом тут же успокоились.
   Неделю спустя мы отвезли всех троих немцев, жизни которых уже ничто, кроме этой глупой войны, не угрожало и забрали пятерых французских танкистов. За эту неделю мы ещё четыре раза ездили на Аллею Войны за ранеными и немцы, едва завидев Варшавскую Сирену, прекращали огонь точно так же, как и при виде белых "Волгарей" с красными крестами на бортах и крышах. В этом была даже не наша заслуга и не заслуга врачей из Латинской Америке. Обе стороны боялись, что диверсанты князя Горчакова однажды ночью могут заявиться куда угодно и сурово наказать военных преступников. Хотя об этом и не говорилось очень уж громко и, тем более, на радио и телевидении, некоторые газеты открыто обвиняли русского князя в том, что это его безжалостные диверсанты вырезали в одну ночь и расстреляли множество революционеров и просто бандитов. Попали в его чёрный список и некоторые поляки во главе с Юзефом Пилсудским.
   Полагаю, что если так оно и было, то им всем досталось по заслугам. Не тот человек князь Горчаков, чтобы лишить кого-либо жизни без достаточных на то оснований. Говорю вам это как человек знающий его близко. Если он сказал что-либо, то этому можно верить смело и без оглядки. Так что очень многие генералы старались обдумать каждый свой приказ, а потому в той последней войне, которая продлилась не два года, как некоторые считают, а пять лет, солдаты и офицеры довольно часто проявляли, воистину, рыцарское благородство и в том не было ничего удивительного, что два года спустя многие из них вступили в полицейский корпус мира, хотя это и была негосударственная военная организация. Да, не смотря на то, что это была самая мощная армия в мире, она была по сути дела частной.
   Так началась моя работа военным корреспондентом на подлой и грязной войне, которая вскоре самым коренным образом изменила свой характер. Мне пришлось объехать с моими друзьями на Варшавской Сирене чуть ли не половину мира и побывать во многих передрягах, но я всё равно счастлив от того, что рассказывал об этой войне правду своей родной Польше и всему миру.
  

Глава 6.

Чёрный Гаучо Никки Виндхук

  
   Когда я прочитал шифровку штабс-капитана Ефремова, который сопровождал Вацлава Сенкевича и его друга Янека, а в ней он докладывал, как польский репортёр припугнул немецкого гауптмана фальшивым генератором ужаса, мне сделалось стыдно. Наши разработчики из института плазмы ещё несколько лет назад изготовили ручной генератор Теслы, а я его, не подумав, жестко раскритиковал, сказав, что от комаров можно отбиться куда более простыми и дешевыми средствами. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как отправиться в этот институт и повиниться перед учеными. Там меня выслушали, естественно, немного попинали, а потом показали с десяток фонариков ужаса размером от спичечного коробка до такого, который сможет поместиться в офицерский планшет.
   Даже самый маленький фонарик мог пригодиться человеку в ситуации, когда ему угрожает какой-нибудь громила. Это был пугач, дистанция эффективного воздействия которого на человека составляла всего тридцать метров, но и с его помощью можно было как следует шугануть пять, шесть человек. Большие фонарики ужаса били уже на полкилометра и имели ширину луча сто сорок градусов. Именно их в Авиа-дель-Россо и начали изготавливать уже через несколько дней. Ими мы стали оснащать наших военврачей, санитаров и военных корреспондентов. Хотя их нельзя сравнивать со стационарными генераторами ужаса, это было очень эффективное средство и единственное средство спастись от воздействия на тебя плазмоида, издающего инфразвук, это было упасть на землю, зажать уши руками и не шевелиться.
   Только так и можно было попав под излучение не наделать в штаны. Зато такое оружие никого не убивало, хотя от него потом часа три болела голова. Используя это изобретение Николы Теслы, наши учёные создали куда более мощное оружие, которое было названо ими станнером. Это был уже пистолет, стрелявший плазмоидами величиной с футбольный мяч, летевший очень быстро. Если он попадал в человека, то во что бы тот не был облачён, хоть в жесткий водолазный скафандр, то тут же падал замертво. Главное, чтобы он не спрятался за массивной кирпичной или бетонной стеной, или не сидел в танке. То, что это средство выведения противника из строя было названо термином, взятым из научной фантастики, меня изрядно насмешило, но какая в конце концов разница? Как говорится, назови меня хоть горшком, только в печку не ставь.
   Если фонариками ужаса мы вооружили людей самых мирных профессий, то время пускать в ход станнеры ещё не пришло. Война началась на заданных нами условиях и пока что проходила без особого ожесточения. Первые две недели боёв на Аллее Войны показали, что обе стороны здорово преуспели в обороне и защите, а потому количество жертв было минимальным. Зато число раненых быстро росло и потому уже очень скоро все госпитали были переполнены ранеными. Вот тут-то военное командование с обоих сторон и оценило по достоинству усилия латиноамериканских врачей, а также поставки Испании и Италии. Кортесы и цезари спасали жизнь людей в самых критических ситуациях, равно как и катапультирующиеся кресла, установленные на самолётах. Латиноамериканские врачи не признавали никаких границ и иной раз санитарные "Волгари" въезжали в самую гущу боя и враги были вынуждены смириться с тем, что санитары заталкивали в них всех раненых подряд и потом те лежали в одной палате на соседних койках и делились своими впечатлениями.
   Когда "ангелы", так сразу же стали называть врачей и санитаров, переводили раненых в разряд выздоравливающих, то с одной из сторон выезжал целый конвой белых "Волгарей" и на виду у всех пересекал Аллею Войны чтобы произвести обмен. "Ангелы" не требовали от военного командования ничего, кроме возможности заниматься своим главным делом - спасать жизни людей и не дать им стать после самого тяжелого ранения калеками. Даже продукты питания и те они получали из Латинской Америки или пока что ещё США и Мексики. К тому же они платили сиделкам и прочему обслуживающему персоналу такое жалование, что народ рвался на работу в госпитали. Поскольку "ангелам" очень часто не хватало быстроходных транспортных средств то уже через месяц мы были вынуждены направить на Аллею Войны выкрашенные в белый цвет вертолёты "Пеликан".
   Обе противоборствующие стороны были поражены этими мощными машинами, похожие на вертолёт "Ка-32" только большего размера. Санитарные вертушки были к тому же ещё и бронированными. Выстреливая во все стороны сигнальные ракеты, за что их прозвали "фейерверками", они вылетали тотчас, едва где-нибудь был ранен солдат или офицер и никто не понимал, как пилоты находят их зачастую в кромешной тьме или дыму. По обе стороны от Аллеи Войны об ангелах слагалось немало легенд, но более всего мне помнится одна, связанная с одной замечательной личностью, Чёрным Гаучо по имени Николас Виндхук. Никки было тогда всего двадцать семь лет. Он был гереро и покинул Африку в возрасте семнадцати лет, в общем прекрасно помнил, что такое голод и все прочие радости жизни под гнётом немецких колониальных захватчиков.
   Собственно он не был настоящим гаучо. Им был его отец, Клаус Виндхук, а Никки жил в Авиа-дель-Россо, учился сначала в школе, а затем в лётном институте, причём на авиаконструктора. При этом ещё юношей он разрывался между эстансией своего отца и небом, но недолго. В возрасте двадцати лет он научился пилотировать самолёт и стал первым чернокожим лётчиком, да каким. Это был второй Валерий Чкалов. С той поры у Никки появилась возможность прилетать в эстансию на субботу и воскресенье, где он и стал великолепным наездником и, вообще, превосходным гаучо, но при этом ему на диво легко давалась учёба и сразу после окончания института он пошел работать в конструкторское бюро вертолётного завода. В общем Чёрный Гаучо мог не только пилотировать, но и конструировать вертолёты, а также был вдобавок ко всему прекрасным солдатом.
   Как только "ангелам" стало ясно, что санитары на "Волгарях" не успевают доставлять раненых с Аллеи Войны в госпитали и забили тревогу, по всей Латинской Америке был брошен клич - срочно нужны пилоты санитарных вертолётов и хотя Никки работал в КБ старшим инженером-конструктором, он сразу же записался добровольцем. У него было право выбрать любой госпиталь, но он сразу же решил, что станет работать на немецкой стороне и направился в Страсбург. Как и все остальные пилоты, он поднялся в воздух с борта транспортного корабля в Северном море и полетел вдоль Аллеи Войны вместе со своим экипажем на восток. Немецкие лётчики, ещё ни разу не видевшие вертолёта, открывали рты от удивления.
   Куда больше они были поражены тогда, когда смогли рассмотреть нашего "Пеликана" вблизи. Эта мощная винтокрылая машина могла поднять в воздух на тросе десять тонн груза и целый взвод солдат. Мы направили в Европу "Пеликаны" сугубо гражданской модификации, но всем сразу же стало ясно, что в качестве военного транспортного средства этой вертушке нет цены. Она имела практический потолок шесть километров, крейсерскую скорость триста двадцать километров в час и радиус действия в полторы тысячи километров. Тактико-технические данные "Пеликана" поразили немецких пилотов позднее. Куда больше те удивились тому, что вертолётом, приземлившимся на специально очищенной для этого площадке, управлял высокого роста, более двух метров, атлетически сложенный молодой негр с насмешливой, белозубой улыбкой.
   Чёрный Гаучо был одет несколько необычно. Поверх белоснежного витязя на нём было надето синее с чёрными и белыми полосами пончо, на шее был повязан красный платок, а на голове красовалось чёрное аргентинское сомбреро. Никки вышел из вертолёта, приложил два пальца к своему сомбреро и, пыхнув сигарой, сказал:
   - Добрый день, господа офицеры. Позвольте представиться, я майор Никки Виндхук по прозвищу Чёрный Гаучо и я гереро. Или это слово, обозначающее мою принадлежность к маленькому, но гордому и воинственному народу Африки уже ни о чём не говорит?
   Никки задал этот вопрос широко улыбаясь и потому никто из раненых немецких лётчиков, а это действительно были одни только офицеры, не счёл себя ни задетым, ни оскорблённым. Один из немецких офицеров, оберстлойтнант лет сорока, улыбнувшись ответил:
   - То что гереро может управлять таким летательным аппаратом, герр майор, лично мне говорит только об одном, нам нет никакого смысла задерживаться в Африке. Или я не прав?
   - Если иметь ввиду Германию, то да, герр оберстлойтнант, ей там нечего делать, но если речь идёт о немцах, то вернувшись на родину, мы обязательно найдём с ними общий язык. Вы позволите угостить вам выпивкой, господа офицеры?
   Бразильский госпиталь располагался за мостом Кувер на берегу реки Иль. В нём имелся ресторан для выздоравливающих офицеров и пивная для солдат. Две порции любой выпивки там наливали бесплатно, за третью нужно было платить, а четвёртую уже никому не подавали. Солнце клонилось к закату и потому вслед за Чёрным Гаучо увязалось множество лётчиков. Никки вызвался стать пилотом санитарного вертолёта добровольно, но это вовсе не означало, что у него не было никаких других обязанностей. Более того, когда мы провожали этого парня в Германию, Хендрик Витбой сказал ему такие слова:
   - Никки, ты отважный парень, но сейчас от тебя требуется не это. Ты любой ценой должен доказать немцам, что гереро, вернувшись на родину, не станут изгонять немецких колонистов с обжитых мест. Мы просто вежливо попросим их потесниться, чтобы нам тоже было где жить, строить города, орошать земли и выращивать на них травы для скота и падуб. Сам понимаешь, став в этой благодатной стране чёрными гаучо, мы уже не сможем жить иначе и лично я без мате непременно пропаду, как ты без своих вертолётов.
   Для Никки старый Хендрик был фигура точно такая же, как Большой Тедди для американцев и потому он сразу же стал исполнять его приказ. Едва войдя в ресторан, он сразу же заявил, что сегодня господам офицерам разрешено выпить вдвое больше обычного и что следующие три выпивки будут за его счёт. Себе же он попросил большую калебасу мате и чтобы погорячее, но без бомбильи, так как он пришел со своей. Немцы, не смотря на цвет кожи Никки, сразу же приняли его за своего. Какого бы цвета не была кожа у лётчика, он всё равно ближе всех к богу. Офицеры сразу же стали расспрашивать его о том, что же это за машина такая, вертолёт, и тут же узнали, что молодой гереро авиаконструктор и принимал самое непосредственное участие в проектировании "Пеликана", о котором рассказывал такие вещи, что немцы не переставали удивляться.
   Большинство лётчиков передвигалось на костылях. Приземление с парашютом в довольно-таки тяжелом кортесе или цезаре часто приводило к переломам ног. У многих вместе с этим были пулевые ранения конечностей, но зато опасных проникающих ранений в живот и область грудной клетки практически не было, если не считать переломов рёбер. Бразильские врачи быстро ставили лётчиков на ноги и те не уставали их благодарить. Несколько пилотов и вовсе покинули свои самолёты тогда, когда они были охвачены пламенем, но лётные огнестойкие комбинезоны спасали их от ожогов. Поэтому испанцам и итальянцам они были благодарны ничуть не меньше, но более всего были поражены тем, что за то время, что они лечились в госпитале Марии Магдалины, для них были изготовлены индивидуальные защитные боекостюмы, а их прежние были отправлены в Испанию и Италию. Когда веселье было в самом разгаре, в ресторан как раз вошли два капитана люфтваффе, так уже стали называть Имперские военно-воздушные силы, одетые в новенькие цезари.
   Они были значительно легче прежних и мало чем отличались от витязя, который был надет на майоре Виндхуке. Если у Чёрного Гаучо боескафандр был белого цвета, то у них они были тёмно-серые. Защитные шлемы, которые были похожи на шлемы автогонщиков двадцать первого века, были покрашены один в алый цвет с крыльями чёрно-белого цвета и надписью "Gans Gruber" спереди, а второй в ярко-синий. На нём было написано "Der glЭckliche Kater". Свои шлемы оба лётчика держали в левой руке. Никки, широко улыбаясь, сразу же подошел к ним и принялся объяснять, что нужно сделать, чтобы чувствовать себя в новом авиационном цезаре гораздо комфортнее. Ганс Грубер и Эрих Кляйн зашли в ресторане специально для того, чтобы посмотреть на чернокожего лётчика и были очень удивлены, увидев, что тот надел поверх витязя пончо. Капитан Кляйн, как более старший по возрасту, не поленился спросить:
   - Герр майор, почему вы носите эту штуковину поверх цезаря?
   - Герр капитан, хотя я и майор военно-воздушных сил Южноамериканских Штатов, здесь нахожусь, почти как гражданское лицо, но если честно, то и в своём вертолётном полку на мне тоже всегда было надето моё счастливое пончо. - Рассмеявшись, он добавил - Хотя я и родился гереро, в Аргентине сразу же стал гаучо, а это самые лучшие кавалеристы в мире, как и русские казаки. Ну, что же, господа, теперь, когда на вас надеты новые цезари, вы не скоро попадёте в госпиталь. Предлагаю тост за Испанию и Италию, которые сделали профессию солдата намного менее опасной!
   Капитан Грубер кивнул и спросил:
   - Герр майор, а может быть лучше выпить за Авиа-дель-Россо, в котором изготавливают броню для кортесов и цезарей? Говорят, что вы прибыли к нам из этого города. Это правда, что второго такого нет на всей планете и что там живут одни миллионеры?
   - Не совсем, герр капитан, - улыбаясь ответил Никки, - таких городов, как Авиа-дель-Россо, в Южноамериканских Штатах построено уже немало, есть и покрасивее, а я ещё не миллионер, но обязательно стану им, когда построю на своей родине вертолётный завод. Я ведь прилетел в Германию ещё и потому, что хочу проверить, насколько прочная машина, моя "Клементина".
   Уже начало смеркаться, когда в ресторан вошел посыльный и, найдя в толпе офицеров Чёрного Гаучо, сказал:
   - Майор Виндхук, вам нужно срочно вылетать. Французская артиллерия накрыла огнём под Сен-Дье разведгруппу из восьми танков. Там очень много раненых, поспешите.
   Никки поставил на стол калебасу, вынул из неё серебряную бомбилью, взял шлем и чуть ли не бегом вылетел из ресторана. Через пять минут "Клементина" уже была в воздухе. Подлетая к Сен-Дье, Чёрный Гаучо обнаружил, что как на земле, так и в воздухе идёт неравный бой. По группе немецких танков, над которой кружил на высоте в семь километров самолёт-корректировщик, садили стапятидесятидвухмиллиметровые дальнобойные гаубицы. Два танка горели, ещё три были основательно разбиты, но ещё три хотя и были обездвижены, отстреливались от французских танкистов, державшихся на дистанции в полтора километра. Выше самолёта-корректировщика кружил в воздухе немецкий самолёт-разведчик, которого непрерывно атаковало звено французских высотных истребителей, но тот успешно отстреливался от них и даже сбил один истребитель, который сразу же загорелся и к тому же стал разваливаться в воздухе не части.
   Французы явно не хотели, чтобы фотоснимки попали в руки немецких лётчиков и потому продолжали атаковать четырёхмоторный немецкий "Рамфоринх", который практически был эквивалентом "Летающей крепости", но сбить его было крайне трудно. Правда, на помощь французам летело ещё два звена высотных истребителей. Было непонятно только одно, почему из-за какой-то танковой разведки у французских артиллеристов сдали нервы. Майор Виндхук, выпустив в сторону французов две дюжины красных сигнальных ракет, вслед за этим немедленно вышел в эфир:
   - Господа, я Чёрный Гаучо, командир спасательного вертолёта. Будьте джентльменами, прекратите огонь и позвольте мне эвакуировать раненых. Вы уже хорошо врезали танкистам, так что самое время успокоиться. Поверьте, мне не поздоровится, если вы влепите в мою "Клементину" снаряд. Она этого не переживёт и мы тоже.
   Артиллерия сразу же послушно умолкла. Никки отметил место, где должен был по идее приземлиться французский лётчик, включил все прожектора и стал снижаться. Французские танкисты выстрелили по немцам ещё пару раз и прекратил огонь. Едва совершив посадку, он сразу же выключил двигатели, чтобы можно было докричаться до немецких танкистов, но те уже и сами поняли, что к ним подоспела помощь, причём оттуда, откуда они её совсем не ждали, с неба. Кто-то шел к вертолёту сам, кто-то опираясь на плечо товарища, а кого и вовсе несли. Приказав штурману наблюдать за небом, Чёрный Гаучо закурил сигару и спрыгнул из вертолёта на пожухшую траву. В толпе людей, быстро двигающихся к вертолёту, он сразу же заметил мужчину лет пятидесяти и девушку, одетую в мужскую одежду, но с развевающимися волосами и ему всё стало ясно. Это скорее всего были немецкие разведчики, за которыми послали танкистов.
   После дикого грохота наступила полная тишина. Из Сен-Дье, дома которого глядели на мир чёрными провалами окон, не доносилось ни звука и только высоко в небе слышался стрёкот пулемётов. Французы взяли "Рамфоринх" в клещи и явно хотели принудить немецких пилотов сдаться. Никки посмотрел в небо и огорчённо вздохнул. Он не мог подняться на такую высоту, чтобы объяснить как французам, так и немцам, что они сошли с ума. Улыбнувшись подбежавшей к вертолёту девушке, он спросил:
   - Мадмуазель, так это из-за вас здесь столько шума?
   - Я фройляйн, - возмущённо ответила немка, - и я вовсе не та, за кого вы меня приняли. Мой отец дипломат. Мы убежали из Парижа и теперь пытаемся вернуться на родину.
   Чёрный Гаучо вежливо поклонился и ответил:
   - Фройляйн, не нужно меня ни в чём убеждать, я поверю любому вашему об... - услышав звяканье металла по металлу и сразу поняв, что несколько немецких танкистов пытаются починить свой танк, Никки буквально взревел, срываясь с места, - это чёрт знает что! Господа, я так не договаривался! Немедленно бросьте это чёртово железо и быстро садитесь в вертолёт. Мне ещё нужно найти и подобрать французского лётчика. Даже если он не ранен, я сам поцарапаю его, чтобы он сошел за раненого.
   Какой-то немец закричал в ответ:
   - Но, господин офицер, мы скоро заменим на гусенице трак и сможем убраться отсюда своим ходом!
   - Вы отправитесь отсюда прямиком в ад, болваны! - Заорал Чёрный Гаучо ещё громче - Над нами летает самолёт-корректировщик, а по выхлопу двигателя ваш танк видно за десять километров. Гаубицы моментально раздолбают вас вдребезги. Быстро в самолёт! Фатерлянд сможет изготовить новые танки, но он никогда не родит вас заново.
   Минут через семь Никки не поленился заглянуть в салон вертолёта и, тыча пальцем в каждого танкиста, пересчитал всех буквально по головам, чем вызвал взрыв хотя и нервного, но всё же облегчённого смеха. Когда он забрался в кабину, Аугусто, его штурман, сказал:
   - Гаучо, у воздушной разведки плохи дела. Они вызвали подмогу, но та не успевает, а у них уже заканчиваются патроны.
   - Какая у них частота? - Спросил Никки.
   - Надень шлем и можешь связаться с командиром экипажа, - ответил Аугусто, - это какой-то майор Герман Геринг.
   Чёрный Гаучо так и сделал. Он предложил майору Герингу направить "Рамфоринх" в сторону французских позиций и немедленно покинуть самолёт. В затяжном прыжке они смогут приземлиться чуть ли не посередине Аллеи Войны и тогда он их подберёт. Немец обдумывал его слова несколько минут, после чего спросил:
   - Майор Виндхук, на борту моей большой птицы помимо меня ещё одиннадцать отличных парней. Вы сможете забрать нас всех? Нам пришлось много маневрировать, так что топливо у нас тоже на исходе, а эти французы очень настырные ребята. Они ждут, когда у нас закончатся патроны, но мы всё равно не сдадимся в плен. Одно плохо, мои бортстрелки никогда не прыгали с парашютом.
   - Быстро прыгайте вниз, майор Геринг, - ответил Никки, - даже если у вас на борту припрятан сейф с золотом и вы не хотите с ним расставаться, то я заберу и его, если вы скажете мне, где он упал. Своим же парням прикажите поставить прибор управления парашютом на автоматический режим и пусть не забудут включить дыхательные аппараты, иначе они запросто могут задохнуться.
   "Рамфоринх", летевший в сторону Германии, резко поменял свой курс на противоположный и из него посыпались вниз члены экипажа. Последним, покачав французам крыльями на прощанье, катапультировался майор Геринг. Французским лётчикам ничего не оставалось делать, как сопровождать брошенный немцами самолёт и как только они поняли, что тот скорее всего упадёт далеко за пределами Аллеи войны, где из-за этого могут погибнуть мирные люди, то, предварительно связавшись с землёй, вскоре расстреляли его из пулемётов и пушек. Немецкие лётчики, камнем летевшие вниз, этого даже не увидели. Им было не до того. Хуже всего пришлось восьмерым бортстрелкам. Они хотя и числились лётчиками, были плохо знакомы с парашютами, а о том, чтобы совершать затяжные прыжки с такой высоты если и думали, то только с ужасом.
   Первым Чёрный Гаучо подобрал французского пилота. Тот хотя и совершил затяжной прыжок с огромной высоты, отделался лёгким испугом и вывихом лодыжки. Француз даже успел затолкать свой парашют в ранец и когда, выстреливая во все стороны сигнальные ракеты, к тому району, где он приземлился, подлетел белый вертолёт с красными крестами и надписью "Клементина" на обоих бортах, отважно посветил фонариком. Введя его в салон, Никки строго сказал:
   - Господа, перед вами тяжело раненый французский лётчик. Попрошу не забывать об этом, когда мы прилетим в Страсбург.
   Один из раненых немцев, лежащих на верхних койках, попытался было встать, но француз замахал руками:
   - Нет-нет, лежи, камрад, моё ранение не настолько тяжелое, чтобы я занял твоё место. Я посижу, как и все, на полу, в проходе.
   Вскоре Чёрный Гаучо принялся собирать экипаж "Рамфоринха" и предпоследним подобрал майора Геринга. Тот был ранен в левую руку, но не сильно. Прижимая к груди большую металлическую коробку, он поднялся на борт вертолёта и, увидев французского лётчика, громко рассмеялся и воскликнул, стуча по ней ладонью:
   - Парень, это коробка с фотоплёнкой, на которой засняты ваши артиллерийские позиции. Завтра мы навестим ваших артиллеристов.
   Француз похлопал по полу рядом с собой и ответил:
   - Садитесь рядом, майор. Честно говоря, атаковать ваши "Рамфоринхи" это чертовски сложная работа. Они плюются огнём, словно торговки на рынке, когда ссорятся друг с другом. Не волнуйтесь, я не стану посягать на вашу добычу, а что касается артиллеристов, то я вам так скажу, они прячутся в такие глубокие крысиные норы, что как мне кажется, по ночам бегают по ним в Париж. Максимум, что вы сможете сделать, это лишь слегка поцарапать своими бомбами их капониры. Они даже пушки прячут под двумя метрами железобетона, покрытого для прочности тремя слоями корабельной брони.
   Майор Геринг сел рядом с французским лётчиком и проворчал:
   - Та же песня и у нас, парень. Что пехота, что артиллеристы прячутся в мощнейших укрытиях и только мы, лётчики, да ещё эти сумасшедшие парни из танковых войск рискуют своей жизнью.
   Вскоре Чёрный Гаучо подобрал последнего бортстрелка и "Клементина" на максимальной скорости полетела в госпиталь. Едва сойдя с борта вертолёта, майор Геринг грубо оттолкнул какого-то оберстлойтнанта, подбежавшего к вертушке. Тот, однако, не обиделся, так как уже увидел стоящего в люке француза и лишь крикнул:
   - Майор, мне нужен не он, а коробка с фотоплёнкой. Я оберстлойтнант Моргернштерн из штаба авиадивизии. - Кивнув французскому лётчику, он добавил - А вам, мсье, здесь нечего бояться. Пока вы находитесь на территории госпиталя, вы в полной безопасности, ведь это даже не Германия. Это штат Бразилия со всеми проистекающими из этого последствиями. Надеюсь, что вы здесь не задержитесь.
   - О, не волнуйтесь, герр оберстлойтнант, при первой же возможности я немедленно вернусь на ту сторону. Хотя если честно, предпочёл бы вместо этого оказаться в Большой, а не Маленькой Бразилии и ничего не знать об этой дурацкой войне.
   Возвращения Чёрного Гаучо ждали не только врачи и персонал госпиталя, но и все выздоравливающие. К их полному удивлению в вертолёт поместилось народа даже больше, чем в "Волгаря" и его сразу же стали называть "Могучая Клементина". Кто-то, хлопая Никки по плечу, весёлым голосом спросил:
   - Гаучо, ты назвал свой грузовик так в честь жены?
   Пыхнув сигарой, гереро ответил:
   - Увы, нет, мой друг. У меня пока что нет даже невесты. Клементиной зовут мою младшую сестру, которая родилась уже в Аргентине. Мне просто некогда было жениться.
   Майор Геринг зычно расхохотался и крикнул:
   - Фройляйн, вы слышали это? У майор Виндхука нет невесты! Не упустите свой шанс. Может быть этот парень и не богат, но для того богатства, которое он носит между ног, необходима третья штанина. Все чёрные парни в этом плане гиганты.
   Кто-то из немецких лётчиков, хорошо знавший Германа Геринга, тут же громко объяснил ему:
   - Ничего себе не богат. Герман, Никки Виндхук не только лётчик, как и мы все, но ещё и авиаконструктор и собирается построить у себя на родине завод, чтобы строить вертолёты. Эй, Чёрный Гаучо, пойдём в ресторан, мы должны выставить тебе выпивки.
   - О, нет, господа офицеры, до конца вашей войны я пью только мате. - Ответил Никки, но в ресторан всё же пошел, правда, перед этим он галантно подал немке руку и помог ей сойти на землю.
   Таким было прибытие Чёрного Гаучо в Европу. Он словно в воду глядел и, едва выпив свой мате, снова помчался в ночь за ранеными. С его лёгкой руки уже очень скоро в рядах немецких лётчиков и танкистов появилась поговорка: - "Фатерлянд наделает сколько угодно новых танков и самолётов, но не сможет заново родить тебя" и порой об этом говорили, отправляя их в бой, даже генералы. Получила она своё распространение и на другой стороне. В какой-то мере она стала девизом Первой мировой войны не только в Европе, но и во всех других районах земного шара, но самое главное, никто не приписывал себе авторство и все знали, что так сказал Чёрный Гаучо.
   Французского лейтенанта, сбитого одним из бортстрелков Германа Геринга, тоже сначала затащили в офицерский ресторан, где угостили шнапсом и баварскими колбасками с тушеной капустой. Тот пообещал не остаться в долгу. В госпитале лейтенант д'Арманьяк принял душ, врачи его осмотрели, наложили на ногу давящую повязку и уложили спать. Наутро, надев чисто вымытый и хорошо просушенный лётный кортес, француз зашел попрощаться к немецким лётчикам в палату для выздоравливающих и напомнил им о своём долге. Чёрный Никки в эту ночь спал прямо в своём вертолёте, как и остальные два члена экипажа. Бернар д'Арманьяк думал, что ему придётся будить и уговаривать гереро, чтобы он подбросил его к своим, но когда подошел к вертолёту, то обнаружил - тот мало того, что не спит, так ещё и разговаривает с кем-то из медиков латиноамериканского госпиталя во Франции. Увидев через распахнутый настежь люк салона подошедшего француза, Никки кивнул и громко сказал:
   - Отлично, Хуан, я прямо сейчас вылетаю. Наш гость уже встал, так что я сначала отвезу его в Эпиналь, а потом сразу же лечу к вам в Жерарме, так что приготовьте ребят к отправке.
   Лейтенант д'Арманьяк козырнул и попросил:
   - Доброе утро, майор Виндхук, вы не могли бы связаться по радио с моим полком. Мой позывной Маркиз. Мне нужно как-то отблагодарить немецких лётчиков.
   Чёрный Гаучо указал рукой на кресло рядом с собой:
   - Садитесь, лейтенант. С этого кресла, подключив свой шлем, вы сможете сами связаться с друзьями. Все готовы? Вылетаем.
   Через сорок минут "Клементина" совершила посадку на аэродроме близ прифронтового города Эпиналь, где базировался полк высотных истребителей "Лафайет". Там без малого не был построен почётный караул, чтобы встретить маркиза Бернара д'Арманьяка и его спасителя. У Никки не было времени выслушивать слова благодарности и французы прекрасно всё поняли. Они быстро погрузили на борт вертолёта два ящика и Чёрный Гаучо поднял белоснежную винтокрылую машину в небо. На одном ящике было написано по-португальски "Для Маленькой Бразилии и её ангела Никки", а на втором, точно таком же и одинаково булькающем, по-немецки - "Для наших благородных противников". Содержимое обоих ящиков было совершенно одинаковым, они оба были доверху наполнены бутылками с коньяком.
   Забрав в Жерарме троих раненых танкистов и два больших контейнера с оборудованием, майор Виндхук полетел обратно. Если своих собратьев по оружию немцы встретили сдержано, то подарку французского лейтенанта очень обрадовались и вовсе не потому, что хотели напиться. Ящик с коньяком снесли в ресторан и попросили подавать коньяк только в особых случаях. Погода между тем резко испортилась. Небо затянуло тучами и пошел дождь. Чёрный Гаучо и экипаж "Клементины" приняли душ, позавтракали и завалились спать, но уже во второй половине дня, не смотря на нелётную погоду, они отправились в очередной рейс. Дождь не был помехой для танкистов, а потому они гонялись на Аллее Войны друг за другом, как и при ясной погоде. Зато он помешал немецким бомбардировщикам навестить французских, как они считали, артиллеристов.
   Дождь лил три дня подряд, а на утро четвёртого дня немецкие бомбардировщики, базировавшиеся неподалёку от Штутгарта, стали один за другим подниматься в воздух. Их целью была батарея дальнобойных гаубиц, расположившаяся в трёх километрах от реки Мозель между Эпиналем и Шармом. Немецкие тяжелые бомбардировщики "Рамфоринх" поднимались в небо с половинным грузом двухсотпятидесятикилограммовых фугасных авиабомб на борту с интервалом в пять минут. Командование авиационной дивизией решило продемонстрировать противнику то, с какой точностью они могут бомбить объекты противника. Бомбардировщики летели на высоте в десять километров и, заходя на цель, развивали максимальную скорость. Освободившись от груза бомб, они закладывали вираж и уносились обратно, но вслед за первым самолётом летел второй и так длилось два часа, вот только в капонирах сидели не французы, а англичане.
   Французское командование недоумевало, зачем англичанам было открывать огонь по немецким танкам, ведь это не имело никакого смысла. Они только зря рассекретили тщательно замаскированные позиции и теперь поплатились за свою глупость. Хотя в результате двухчасовой бомбардировки никто из англичан не погиб, артиллерийские позиции всё же изрядно пострадали и гаубицы было теперь просто некуда выкатывать из капониров. Хотя французские высотные истребители и пытались сбить бомбардировщики с курса, те яростно отстреливались из крупнокалиберных пулемётов и не сворачивали. В ходе этого вылета французам удалось подбить три бомбардировщика, но только один упал на Аллее Войны, немного не дотянув до своей стороны. Два других долетели до своих аэродромов. Чёрному Гаучо даже не пришлось вылетать в этот день. Немецких пилотов вывезли с Аллеи свои же собственные танкисты.
   На следующий день произошло то, что привело в шок всех французов и в гнев всех немцев. В восемь часов вечера с авиабазы "Король Эдуард", расположенной на острове Джерси, которую в Англии называли самым большим авианосцем империи, поднялись в воздух тридцать два четырёхмоторных дальних бомбардировщика "Суперкрузайдер" с полной бомбовой нагрузкой и это были как пятисоткилограммовые бомбы, так и авиабомбы весом всего в десять фунтов и к тому же взводящиеся при падении на землю и потом взрывающиеся, как мины, при первом же прикосновении к ним. Целью англичан был Штутгарт, но не немецкая авиабаза, расположенная между ним и городом Людвигсбург, а сам город. Немецкие радары вовремя обнаружили английские бомбардировщики, но немцы и подумать не могли, что англичане станут бомбить фактически мирный город.
   Как только "Суперкрузайдеры", главным преимуществом которых была высота полёта в двенадцать километров, в воздух были немедленно подняты высотные истребители, зенитчики подняты по тревоге, а в десятках городов завыли сирены. Огонь зениток был малоэффективен, так же, как и попытки немецких лётчиков, поднявшихся в небо на "Шварцадлерах", атаковать бомбардировщики. Всё, что они могли сделать, это пристроившись сзади резко задрать нос двухмоторного самолёта и стрелять по "Суперкрузайдерам" из двух пушек и четырёх пулемётов. В общем это была практически бесполезная трата боеприпасов, так как им не удалось сбить ни одной "Летающей крепости" англичан и те продолжили свой полёт к цели.
   Менее, чем через два часа полёта каждый из "Суперкрузайдеров", который был побольше размером, чем американский бомбардировщик "B-29 Суперфортресс", освободился от груза авиабомб общим весом в двенадцать с половиной тонн и те понеслись вниз, падая по сути дела куда попало на городские кварталы Штутгарта. Хотя подавляющее большинство людей спрятались в бомбоубежищах, во время этого жестокого авианалёта погибло почти двенадцать тысяч человек и среди них не свыше двухсот военных. Когда о том, что бомбардировке подвергся Штутгарт узнали немецкие лётчики, в воздух было поднята треть "Рамфоринхов", которые без бомбовой нагрузки могли подниматься на высоту в двенадцать с половиной километров. Они бросились в погоню за "Суперкрузайдерами", но смогли сбить только семь самолётов и этих лётчиков немцы уже не собирались ни на кого обменивать. Ночной налёт на Штутгарт возмутил весь мир.
   В ходе допроса немецкая контрразведка выяснила всё, что было нужно для того, чтобы в самое кратчайшее время подготовить и провести ответную операцию "Der gerechte Zorn", но немецкое командование решило не подвергать бомбардировке Лондон или какой-либо другой английский город. Английское командование считало, что они преподнесли немцам хороший урок, но ровно до тех пор, пока в небо не поднялось триста двадцать "Рамфоринхов" с половинным грузом авиабомб на борту, но и десять бомб "ФАБ-500" тоже не мало. Теперь уже французские высотные истребители не могли ничего поделать с высотными бомбардировщиками, да они и не очень-то стремились, так как немцы, пролетая над Парижем, только и сделали, что сбросили агитбомбу, которая рассыпала над городом тысячи листовок, в которых не было никакого текста, а одни только фотографии убитых английскими бомбами немецких детей.
   Немцы получили от нас точные разведданные относительно авиабазы "Король Эдуард", а вместе с ними все навигационные и баллистические расчёты и потому превратили её в кратер вулкана после его взрыва. Авиадивизия, базировавшаяся на острове Джерси, таким образом прекратила своё существование, но чисто технически. Подавляющее большинство персонала авиабазы и лётчики сбежали едва услышав о том, что в сторону Англии движется немецкая воздушная армада. Почти все они пошли под трибунал, но ещё до того в Лондоне были жестоко казнены, а попросту сожжены заживо, причём прилюдно, командующий королевских ВВС фельдмаршал Эдмунд Алленби и командир третьей авиадивизии эйр маршал, бывший кавалерист Джулиан Бинг. Их сначала похитили, а потом связанных и облитых бензином вышвырнули из фургона на Трафальгар-сквере возле колонны Нельсона и подожгли. Смерть обоих была ужасной, но она послужила предупреждением всем остальным мерзавцам с погонами.
  

Глава 7.

Стажировка на авианосце "Адмирал Нахимов"

  
   Как только Большой Тедди был избран президентом США в третий раз, я вылетел из Авиа-дель-Россо вместе с Битюгом и Химиком к берегам Атлантиды на поиски авианосца "Адмирал Нахимов". В течение четырёх месяцев нам предстояло только и делать, что каждый день подниматься в воздух на реактивном штурмовике "Кречет", чтобы совершенствовать свои лётные и боевые навыки. До этого мы, как и все наши товарищи без исключения, даже самые "кабинетные" из всех учёных, учились пилотировать сначала винтовые самолёты, потом вертолёты и вот уже пять лет, как перешли к изучению реактивной техники. Более того, всем нам в конечном итоге предстояло ещё и стать не просто космонавтами, а военными космонавтами, пилотами космических штурмовиков, но так далеко мы в то время ещё не заглядывали и потому для начала должны были стать лётчиками палубной авиации, ведь уже довольно скоро нам предстояло принять участие в Первой мировой войне и сделать её одновременно и последней.
   Условия в мире сложились таким образом, что без тотального превосходства в воздухе мы не могли выиграть эту войну. Слишком уж многое мы сделали для того, чтобы обе противоборствующие стороны мало того, что вооружились сверх всякой меры, так ещё и обзавелись прекрасной защитной экипировкой. Начни мы их ломать через колено с помощью обычной авиации и война затянется лет на пять, а то и все шесть. Впрочем, она и без того продлилась даже при наличие реактивной авиации целых три года без нескольких дней и всё потому, что основной центр тяжести довольно скоро сместился из Европы в колонии. Мы предвидели это и именно поэтому я и отдал распоряжение строить большие авианосцы, способные стать нашими опорными базами далеко от родных берегов, то есть от берегов Южной и Северной Америки, где находились наши склады вооружения.
   К тому времени в нашем главном авиационно-космическом заводе в Авиа-дель-Россо уже начались лётные испытания основного боевого самолёта "Кречет". Всей своей технике наши конструкторы давали запоминающиеся имена. Кречет это самый крупный из соколов, птица высокого полёта. Он отличный охотник на птиц и млекопитающих. Наверное поэтому авиаконструкторы дали своему изделию, тяжелому штурмовику, имя "Кречет". Самолёт у них получился отменный, хотя и довольно простой на вид. Эта коренастая, плотно сбитая, однокилевая машина была немного похожа своими крыльями на истребитель "Су-27", но всё же отличалась от него довольно сильно и была больше размером. В длину самолёт имел двадцать шесть метров, а размах крыльев составлял семнадцать метров.
   "Кречет" имел потрясающий диапазон скорости и мог летать как со скоростью всего в двести десять километров в час у земли, так и развивать максимальную скорость в две тысячи восемьсот километров в час. Он имел дальность полёта шесть с половиной тысяч километров, но только в том случае, если летел на дозвуковой скорости. Практический потолок "Кречета" был двадцать шесть километров. У него была просто потрясающая механизация крыла и хотя он не создавал впечатления скоростной машины, этот самолёт умел летать очень быстро. Однако, самым главным качеством "Кречета" являлось то, что он был просто великолепным охотником как за воздушными, так и за наземными целями. Отличался же от всех прочих самолётов он тем, что имел на корме две скорострельные авиационные пушки калибра сорок миллиметров, которые могли вести огонь как по воздушным, так и по наземным целям. Поэтому экипаж "Кречета" состоял из трёх человек, причём пилот и штурман сидели рядом.
   Самолёт был чертовски надёжным, невероятно прочным и к тому же очень простым в управлении и дело тут заключалось не только в том, что разработчики напичкали в него электроники. Пилотирование было легким и простым даже в ручном режиме. Почти на семьдесят процентов в конструкции "Кречета" лежали валарские технологии. Поэтому его "сухой" вес составлял всего восемь с половиной тонн, зато взлётная масса была почти сорок тонн и наш штурмовик поднимал в небо двенадцать тонн авиабомб и реактивных снарядов, не говоря уже о ракетах класса "воздух-воздух" и снарядов для кормовых и носовых авиапушек и пулемётов. Боекомплект у "Кречета" был весьма впечатляющим и уже очень скоро нам предстояло испытать его в деле, пока что стреляя по воздушным и наземным мишеням, но рано или поздно нам придётся принять участие в настоящих боевых действиях.
   Мы с самого начала решили, что именно нам нужно будет сделать всю черновую и самую "грязную" работу, связанную с наведением порядка на нашей планете. Почему? В первую очередь потому, что в конце концов нам предстояло покинуть Землю и вплотную заняться валарами. Поэтому все предшествующие годы мы рассматривали, как своего рода тренировку. Разумеется, при этом мы не собирались пускать всё на самотёк и поскольку хорошо знали, до чего может довести мир так называемая демократия, то заодно решили удержать людей от принятия целого ряда гибельных решений. Вот потому-то Первая мировая война, от которой мы пусть и ценой невероятных усилий, но всё же могли не допустить, началась. В противном случае нам всё равно пришлось бы её спровоцировать, иначе нам ни за что не удалось бы сделать Человечеству прививку от этой смертельно опасной болезни. В таких условиях кому-то нужно было взять на себя не только всю ответственность, но и выполнить чёрную работу.
   Плохо выглядели бы в глазах остального Человечества Россия, Северная и Южная Америка, если бы лётчики этих стран стали бомбить хорошо укреплённые позиции его, Человечества, врага в колониях Азии и Африки. Не смотря на то, что Франция, Бельгия и Голландия с одной стороны, а Германия с другой создали Аллею Войны, в колониях также были созданы мощные укрепрайоны, куда из метрополий отправили большие воинские контингенты. Пока что война в колониях не шла, но обе стороны были к ней полностью готовы. Мы знали об этом задолго до начала войны и потому готовились к тому, чтобы в нужный момент начать широкомасштабную полицейскую операцию и в ней именно нам предстояло выступить в качестве отрядов специального назначения - волкодавов. После того, как укрепрайоны будут нами разрушены ударами с воздуха, за дело возьмутся наземные отряды добровольцев, но перед ними будут стоять уже чисто полицейские и отчасти миротворческие задачи.
   Вот потому-то каждый из нас и должен был стать лётчиком, да к тому же ещё и желательно асом, а потому мы все уделяли лётной подготовке огромное значение. Штурмовики "Кречет" изначально проектировались, как палубные самолёты, а вообще-то это были универсальные машины, которые могли выполнять несколько боевых задач одновременно, вплоть до того, что служили ещё и торпедоносцами, причём взяв под каждое крыло по здоровенной торпеде. Основным местом их базирования были наши громадные авианосцы-тримараны, которых мы имели уже тридцать семь штук. Это были огромные и величественные корабли. Настоящие плавучие аэродромы с палубой длиной в семьсот шестьдесят метров, способные нести на своём борту по четыреста пятьдесят самолётов. Им даже не требовались корабли эскорта, но они у нас всё равно имелись.
   К ноябрю шестнадцатого года я уже был достаточно опытным лётчиком и имел свыше трёхсот часов налёта на "Кречетах", но мне, как и моему экипажу, командиром которого я был, впервые предстояло совершить столь продолжительный полёт, по сути боевой, вылет. Поднявшись в воздух с аэродрома в Авиа-дель-Россо, нам предстояло долететь до моря Уэдделла и где-то за Южными Оркнейскими островами найти авианосец, к которому мы были приписаны. Целью нашего полёта была посадка на палубу "Адмирала Нахимова", а таких, как эта громадина, в море Уэдделла сейчас находилось семь штук. Более того, нам предстояло не просто лететь, наслаждаясь весенними пейзажами Южной Антарктики, а пробиваться туда, ведь на нас будут охотиться не мене полутора десятков других "Кречетов".
   К этому вылету мы готовились более месяца и единственное послабление, которое делалось для каждого точно такого же экипажа, как наш, было подключение к спутнику наблюдения в самой последней фазе полёта, когда до авианосца будет не свыше пятидесяти километров. Ещё мы могли дозаправиться в воздухе, но сразу же сочли это самым настоящим самоубийством. Не знаю, что по этому поводу думали другие экипажи, но мы как были шпионами в прошлом, так ими и остались, а потому, как и Бармалей из кинофильма "Айболит 66" считали, что нормальные герои всегда идут в обход. Самым разумным для нас было, поднявшись в воздух на полуострове Вальдес, шпарить на максимальной скорости и высоте до Мальвинских островов, там снизиться для дозаправки и, снова поднявшись чуть ли не в стратосферу, лететь до примерного места назначения, чтобы высмотреть с помощью локатора свой авианосец, приблизиться к нему и, получив картинку из космоса, поиграть с остальными летунами в пятнашки.
   Именно так делали все экипажи. Всё равно был ты условно сбит или сумел сам сбить кого-то и прорваться к родной "Площадке пять", разницы не было никакой, но только не для нас. Мы же шпионы и лететь мы будем на самом совершенном самолёте, когда-либо поднимавшемся в воздух. Изготовленный по валарским технологиям, в определённых условиях, то есть при полёте на скорости не свыше семисот двадцати километров в час, он был практически невидим. К тому же мы могли лететь буквально в паре сотен метров над землёй или океаном и тогда нас не смогут увидеть даже со всех спутников вместе взятых. Однако, нашим самым главным оружием было то, что радиошпионаж это наш главный и самый любимый конёк. Слушая переговоры по радио, мы рано или поздно сможем найти "Площадку пять".
   Поэтому, едва взлетев в воздух ранним утром, мы сразу же взяли курс на Анды и не стали подниматься выше двухсот метров. В навигационный компьютер была изначально заложена трёхмерная карта всей планеты и потому, включив локатор я полетел вперёд по заранее проложенному маршруту вообще на минимально возможной скорости максимально экономя горючее. Справа от меня сосредоточенно уткнулся носом в экран Битюг, а наш Айболит, которому предстояло весь путь провести в гордом одиночестве, он же был у нас в этом полёте Чарли на хвосте, немедленно принялся громко и вызывающе храпеть. Ничего, в нашем экипаже была полная взаимозаменяемость, так что скоро и он сможет побыть в роли пилота, я ведь даже в качестве стрелка кормовой орудийной установки все равно останусь командиром экипажа со всеми вытекающими из этого последствиями.
   Вскоре мы перевалили через Анды и полетели вдоль них к Антарктиде. У "Кречета", летящего со скоростью всего в триста пятьдесят километров в час, турбины работали так тихо, что внизу нас было довольно сложно услышать, но мы вдобавок ко всему летели над самыми пустынными районами Чили, облетая стороной даже посёлки, не говоря уже про города. Единственное, кто нас мог засечь с земли, так это какие-нибудь пастухи, да и то вряд ли. В общем план полёта мы разработали отличный, одно было плохо, что от меня, что от Николеньки он требовал полной сосредоточенности, а потому нам было мало того, что не до разговоров, так вдобавок ко всему мы ещё и не могли позволить себе, извернувшись, перебраться в заднюю часть кабины, чтобы сходить в гальюн, но и с этим у нас всё было в полном порядке. Разведка своё дело знает туго, а потому мы ещё за двенадцать часов до вылета перестали и есть, и пить.
   Шел час за часом, а под нами всё ещё была земля, правда, во второй половине дня это уже были бесчисленные острова южных районов Чили и до острова Санта-Инес, от которого нам нужно было лететь через пролив Дрейка к морю Беллинсгаузена, осталось менее двух часов лёта. Заметить нас не могли в принципе, но расслабляться нам было нельзя. Снизу ведь за нами должны были следить сверхчувствительные радары всех семи авианосцев и я представляю, что там началось, когда стало ясно, что борт номер двести семь так и не появился в их поле зрения. Скорее всего в воздух были подняты сотни две самолётов и все они разыскивали нас повсюду, но я всё же не думаю, что кто-то догадается перекрыть нам чёрный ход со стороны моря Уэдделла. Вряд ли кто-то сможет поверить в то, что найдутся такие лётчики, которые смогут свыше двенадцати часов пилотировать самолёт на сверхнизкой высоте, когда даже в сортир нельзя сходить.
   Кабины на "Кречете" отличные. Что в пилотской, что в артиллерийской имеется как гальюн, так и нечто вроде кухни с микроволновкой, в которой можно разогреть себе завтрак, обед или ужин. Вот только не во время такого полёта, как наш. Правда, когда мы полетели над проливом Дрейка, Фортуна нам всё же улыбнулась. Небо было затянуть плотными облаками и облачность имела среднюю высоту, то есть я смог поднять самолёт над свинцово-серыми, тоскливыми волнами и тем самым дал Битюгу возможность разогреть себе и мне по парочке отварных куриных грудок, от которых точно не побежишь до ветра. Наш счастливчик Айболит во время этого полёта мог себе ни в чём не отказывать, но он был раза в три терпеливее нас обоих.
   Наконец мы долетели до Антарктиды и полетели над белым безмолвием Земли Джемса Элсуэрта, нацелившись на шельфовый ледник Фильхнера. Именно там должно было начаться самое интересное. Маневрируя над водой среди айсбергов, мы имели реальную возможность подобраться поближе к открытой воде, выбрать там подходящий столовый айсберг и совершить на нём посадку. После этого, накрыв самолёт белым полотнищем, мы могли хоть неделю слушать все радиопереговоры. У нас уже имелся свой главком авиации - Магомед Алиханов, и я не лез в его дела, но если уж у нашего экипажа появилась возможность натянуть ему нос, то этим было просто грех не воспользоваться. Именно поэтому мы так долго готовились к нашему первому серьёзному полёту. Прошло более восьми часов, мы летели над Землёй Элсуэрта в полутора сотнях километров от горы Сентинел, для нас настал момент принятия решения и я спросил:
   - Мужики, как поступим, будем садиться или полетим дальше?
   Айболит, уже начавший скучать, отозвался первым:
   - Серёга, я предлагаю совершить посадку и заночевать здесь, а завтра, с утра, как и планировали, найдём тот столовый айсберг и устроим на нём временную базу.
   Битюг, не отрывавший взгляда от экрана, сказал:
   - Возьми на два градуса левее, командир. Через восемьдесят вёрст как раз будет шикарная площадка.
   Внимательно рассматривая самые свежие снимки, сделанные со спутников наблюдения, мы выбрали несколько площадок, на которых, судя по всему, отсутствовал снежный покров и не было трещин во льду. Снег сдуло ветром, но это был и не лёд. Нам предстояло совершить посадку на чуть ли не каменной твёрдости фирн. Вскоре мы добрались до места и я осмотрел площадку с высоты в двести метров на предельно малой скорости. Ни мы, ни радар не обнаружил внизу трещин и со второго захода я посадил самолёт. Через пять минут, надев анораки на гагачьем пуху, мы уже накрывали самолёт белым полотнищем, прикрепляя его к фирну длинными "шурупами".
   "Кречет" имел специальное покрытие корпуса, меняющее цвет под воздействием электрического тока. Он мог становиться белёсо-голубым, синим, зелёным, бурым и песочно-рыжим, но, увы, только не белым, а потому нам пришлось его замаскировать на те несколько часов, пока будет светить солнце. Прямо под крылом мы установили палатку и смогли наконец вытянуться в ней во весь рост. Места для посадки хватало с избытком и потому нам не пришлось пускать в ход тормозной парашют. Для того, чтобы взлететь, места тоже хватало и мы, прежде чем забраться в палатку, прошли вперёд, чтобы убедиться в том, что ранним утром, снова до захода солнца, нам удастся взлететь без каких-либо помех. Завтра Битюгу предстояло лететь в гордом одиночестве, сидя в "скворечнике" на корме "Кречета".
   Полёт нас изрядно вымотал, но не потому, что был таким продолжительным. Просто он оказался слишком уж напряженным. Мы летели на грани не просто риска, а самой настоящей катастрофы, когда одно неверное движение и всё, ты покойник сам и угробил к тому же своих друзей. Поэтому мы с Колей сразу после ужина вырубились, а наш друг продолжил изучать фотоснимки. Наутро мы сняли маскировочное полотнище, затолкали сонного Битюга в "скворечник", прогрели двигатели и я снова поднял "Кречета" в воздух. Через два часа мы перелетели через шельфовый ледник и полетели, забирая к северу, в сторону Южных Оркнейских островов, мечтая, чтобы ничто не помешало нам добраться до большого столового айсберга, который мы избрали в качестве наблюдательной площадки.
   Над южной частью моря Уэдделла летало мало самолётов, зато севернее их кружило более двух десятков и это говорило о том, что наш план удался. Они все сейчас прочёсывали Атлантический океан к северу от островов и скорее всего думали, что мы потерпели катастрофу. Ну, что же, это их проблемы. Если никому в голову не пришло, что кто-то сможет, воспользовавшись всеми теми возможностями, которые предоставлял лётчику "Кречет", залететь в тыл группы авианосцев, то это они получат от нас нагоняй, а не мы от них. Утопить, мы, конечно, ни один авианосец не сможем, но бед наделаем немало и своей безумной, самоубийственной атакой заберём немало жизней.
   Чем ближе мы подлетали на бреющем полёте к нашему айсбергу, тем громче материли командиров всех семи авианосцев. К нам подключился по внутренней связи даже Битюг. Они и в самом деле решили, что мы сложили крылья и бултыхнулись в море, а потому организовали широкомасштабную спасательную операцию, но что самое паршивое, в эфире постоянно шел радиообмен с указанием координат. Из-за этого мы и вовсе рассвирепели и решили хорошенько всех проучить. Если до этого на нашей стороне был эффект внезапности, то уже очень скоро ситуация изменилась. Сразу полтора десятка самолётов, включая "Орланы" с авиационным комплексом радиообнаружения и наведения на борту. Нас спасло то, что мы уже практически заходили на посадку по очень низкой глиссаде, для мне нам даже пришлось взлететь немного выше, чем мы летели до того.
   Едва поднявшись всего на каких-то тридцать метров выше поверхности столового айсберга с почти идеально ровной поверхностью, я ещё за пять километров до него включил механизацию крыльев и выпустил шасси, отчего "Кречет" приобрёл весьма удивительный вид. С опущенными закрылками и отклонённым предкрылками я смог снизить скорость с двухсот десяти километров в час до ста шестидесяти и как только "поймал" взглядом кромку айсберга, сразу же пошел на посадку, заблаговременно поднял все интерцепторы как на крыле, так и на фюзеляже самолёта, отчего "Кречет", не меняя оборотов турбин и не снижая тяги, стал плавно спускаться. Если до этого наш самолёт чем-то напоминал голубя, широко распахнувшего крылья перед посадкой и распушившего перья, то теперь он стал ещё и похож на дикобраза, поднявшего все свои иголки.
   Обе четырёхколёсные тележки шасси, из-за такой его конструкции наш "Кречет" мог садиться и взлетать даже на грунтовых аэродромах, коснулись плотного фирна одновременно. Айсберг имел в длину почти три километра, но примерно посередине его слегка наискосок пересекала какая-то складка. Именно к ней я и стремился. Мне как и во время первой посадки на лёд даже не пришлось применять тормозной парашют. Тормоза на плотном фирне работали вполне удовлетворительно, но дело было даже не в этом. Когда до барьера оставалось метров сто двадцать, работая килем и векторами тяги, я сумел развернуть самолёт, после чего, увеличив тягу и включив реактивные тормоза обеих турбин, не только погасил скорость, но даже немного сдал назад, чтобы приблизиться к пятиметровой стенке.
   Надо отдать должное хладнокровию Николая. Самолёт чуть не уткнулся пушками в лёд, а он спокойно командовал моими действиями во время этого манёвра. Собственно это была его идея, спрятаться за ледяной складкой, но он не мог поменяться со мной местами и потому наблюдал за всем со стороны. Как только самолёт остановился, мы вылетели из него, как во время пожара, и первым делом накрыли белым маскировочным полотнищем, причём сделали это вовремя. Буквально через каких-то пять минут над нами пролетела на высоте в полтора километра парочка "Кречетов". Так мы благополучно добрались до айсберга, который находился примерно в трёх сотнях километров от группы авианосцев, лежащих в дрейфе на широте Южного полярного круга. Едва мы вкрутили в лёд электрическими шуруповёртами последний титановый шуруп, как Битюг спросил:
   - Мужики, а не проучить ли нам авиацию как следует? Заодно мы сможем проверить себя на выживаемость в условиях Арктики.
   - Коля, ты что, головой о лёд ударился? - Немедленно возмутился Айболит - Где ты видишь Арктику? В Арктике, мой друг, худо бедно, животные водятся. Там можно белого медведя поймать, а тут, друг мой, айсберг и с него, кроме пресной воды, взять нечего.
   Поняв, к чему клонит Николая, я согласился:
   - Правильно, так нам и следует поступить. Мы подплывём к группе авианосцев на айсберге и как только войдём зону приёма радиосигнала со спутника, наведём на "Нахимове" шороху.
   Айболит, который принайтовывал ко льду правую колёсную тележку шасси, завопил во весь голос:
   - Мужики, да вы совсем озверели! Это же недели две плыть!
   - Товарищ князь, - вскинув руку "под козырёк", обратился ко мне смеющийся Битюг, - разрешите выдать товарищу графу люминиевые вёсла. Пусть гребёт, ускоряет ход айсберга, пока мы спокойно перекинемся в картишки. Может быть он тогда рассвирепеет и даст какому-нибудь тюленю по башке веслом и мы из него котлет себе нажарим. - После чего уже куда более серьёзным тоном добавил - Митенька, радуйся, что мы на айсберге и у нас топлива, хоть залейся. Это тебе не в пустыне Калахари без воды чалиться. Так что будем все эти две недели аргентинским чайком баловаться. Я прихватил с собой целый мешок йербы и четыре палки копчёной колбасы.
   Мы быстро принайтовали самолёт ко льду, хотя тот и не двигался, после чего занялись ревизией наших скудных припасов. Кроме большого мешка йербы и четырёх палок колбасы, прихваченных в дорогу Колей, у нас нашлось двенадцать банок сгущёнки, ещё три палки колбасы, двадцать банок тушенки и восемь пачек крекеров. Всё это мы взяли в полёт сами. Бортовой запас питания, состоящий из отварных куриных грудок, галет и пакетиков растворимого кофе с сахаром был рассчитан всего на трое суток. Ещё у нас был с собой НЗ, которого, по идее, должно было хватить на восемнадцать суток, но к нему мы решили не прикасаться. НЗ он и есть НЗ. Так начался наш одиннадцатисуточный дрейф на айсберге и мы первым делом установили под крылом самолёта палатку и провели в неё электричество. На борту "Кречета" был установлен небольшой одноцилиндровый дизельгенератор, так что всё было в порядке.
   Чтобы быть в курсе происходящего, я снял с "Кречета" радиостанцию и установил её в палатке. Туда же мы перетащили с самолёта бортовую миникухню, а столом нам служил прямоугольный интерцептор левого крыла. На обратной стороне одной из карт мы расчертили громадную "пулю" и принялись играть в преферанс. Жаль только, что с нами не было Дьякона, а то всё было бы точно так же, как в молодости. Заняться на айсберге было больше нечем, а преферанс отличное средство, чтобы убить время. Как и мате. Мы несколько раз выбирались из-под маскировочного полога, чтобы сходить к краю айсберга, но до воды было так далеко, что ни о какой рыбалке не могло идти и речи. Ох, и наслушались же мы "тёплых" слов в свой адрес, пока дрейфовали. Сначала все решили, что мы погибли, так как полетели над морем на бреющем полёте и врезались в волну. Потом Маги заподозрил, что мы решили зайти к ним с тыла.
   Когда мы не появились в примерное расчётное время, никто не знал что теперь и думать. Только через девять дней кто-то сообразил, что мы совершили посадку на один из айсбергов и теперь плывём на нём к авианосцам, которым было категорически запрещено сходить с места. Хотя они и не стояли на якоре, глубина достигала четырёх километров, штурманы то и дело заставляли рулевых "встать на точку". Нас стали искать, но тщетно. Айсбергов плавало в море Уэдделла сотни три, не меньше, так что поди гадай, на котором мы свили гнездо, а самое главное, "Кречет" это тебе не железнодорожный вагон, чтобы его можно было легко обнаружить, да и маскировочный полог был изготовлен из специальной антирадарной ткани. Так что мы не очень-то волновались из-за этого, но дрейф давался нам всё же нелегко. Мы были грязны и небриты, а ещё нам очень быстро осточертела колбаса и тушенка, но не смотря на это мы не унывали.
   На одиннадцатый день нам стало окончательно ясно, что течением нас начало уносить в сторону и если мы не покинем айсберг, то так никогда и не получим "картинку" со спутника. Поэтому мы решили хорошенько выспаться и рано утром подняться в воздух. На этот раз уже мне предстояло изображать из себя Чарли на хвосте. Зато Николай дорвался наконец до штурвала, а это означало, что он непременно "даст бой" зенитной артиллерии "Нахимова". Самое смешное, но мы так и не успели доиграть партию в преферанс, слишком уж много заказали в "пуле". Впрочем, если считать по "горе", то всё было в полном порядке. У меня "гора" была высотой в двадцать тысяч очков, мы же не на деньги играли, а чтобы убить время, вот я и рисковал когда надо, и когда не надо. Наступило время иных рисков.
   Последнюю ночь мы провели на борту самолёта, который прогревали ежедневно, но не смотря на это нас так и не нашли. Видно потому, что мы всё же не заводили двигатели. Ещё до восхода солнца мы выбрались из самолёта, сняли маскировочный полог, сложили его и затолкали в специальный отсек. Николай поднял самолёт в воздух мастерски и сразу же лёг на нужный курс. Каждый день слушая переговоры в эфире, мы уже вычислили место положения "Адмирала Нахимова" в строю кораблей. Он находился посередине. Поэтому картинка из космоса нам уже не требовалась. Хотя мы и поднялись рано, наш подлёт был замечен и против нас сразу же были брошены целых четыре эскадрильи "Кречетов", но Николай показал себя с наилучшей стороны. Врубив форсаж, он взмыл высоко в небо раньше всех.
   После этого было почти полтора часа учебного воздушного боя, в ходе которого мы условно сбили пять самолётов противника и сумели-таки добраться до "Нахимова" целыми. В самой заключительной фазе этого полёта нас всё-таки сбили средствами ПВО авианосца, но по всем параметрам мы всё же смогли пойти на таран и будь это настоящий, а не учебный бой, то его "башне", с которой осуществлялось управление полётами, пришел бы трындец. Пришлось в этом бою пострелять и мне. За свою стрельбу я получил заслуженную пятёрку, так как сумел "сбить" два самолёта условного противника. Будут в следующий раз знать, что в хвост "Кречета" нужно заходить с умом, под куда большим углом атаки. Николай мастерски посадил самолёт на первой четверти палубы и к нам бросилось множество народа. Вереди всех, матерясь так, что все пингвины в Антарктиде попрятались в воду, бежал князь Маги Алиханов и грозил нам обеими кулаками.
   Мы вылезли из самолёта небритые так, будто держали уразу, да к тому же вонючие, словно бомжи, хотя и обмылись утром по пояс. Нас тут же принялись обнимать, но при этом не забывали ругать последними словами, так как кое-кто уже стал подозревать, что мы и в самом деле погибли. Нашего "Кречета", борт номер две сотни семь, окружили механики и потащили в ангар с таким же номером, который только что вспыхнул на информационном табло, причём в зоне первого порядка. Это была зона четырёхэтажных ангаров, расположенных ближе всего к лифтам, поднимающим самолёты на стартовую полосу. Весело обматерив своих хулителей, мы со всех ног бросились к своему самолёту. На борту авианосца нам предстояло провести полных четыре месяца и нам следовало постоянно быть при самолёте, как казак при коне, а то мало ли что может случится.
   Авианосец-тримаран это настоящий плавучий город с семью тысячами жителей. В его центральном корпусе находятся громадные танки с топливом для самолётов, а также три энергосиловых установки огромной мощности. Это были энергетические конвертеры Теслы, которые превращали расплавленное железо в электроэнергию. О том, что они существуют в природе, знали только те люди, которым мы доверяли безоговорочно. Пока что конвертеры Теслы были недоступны никому, кроме нас, но наша промышленность изготовила их уже свыше полутора тысяч штук и как только для этого будут созданы необходимые условия, их получат люди во всём мире. Никола Тесла и сам считал, что пока что очень многие страны недостойны того, чтобы иметь практически неисчерпаемые источники дешевой энергии.
   Конвертеры Теслы обеспечивали электроэнергией весь авианосец, но самое главное они превращали опреснённую воду в горячий пар высокого давления, который приводил в действие гидрореактивные двигатели огромной мощности. Громадина длиной почти в восемьсот метров и шириной в шестьсот благодаря им могла плыть со скоростью в семьдесят пять узлов, то есть в сто тридцать пять километров в час. При этом авианосец двигался практически бесшумно, у него ведь не было винтов, и обладал потрясающей манёвренностью и такими были все наши корабли без исключения, включая надводные и подводные. Для нас эра винтовых кораблей уже закончилась. Внешние корпуса тримаранов тоже не пустовали. В них находились огромные склады и авиаремонтные мастерские, в которых можно было запросто собрать из деталей новый самолёт.
   Все три корпуса были жестко соединены между собой как несущими арками вверху, так и перемычками под водой. Корпусам, изготовленным из финабена, не были страшны никакие торпеды, да они и не смогли бы приблизиться к авианосцу. Над несущим тримараном возвышалась на высоту в пятьдесят метров главная палуба, покоящаяся на двенадцати гидравлических подушках-цилиндрах, исключающих качку при любом шторме. По всему периметру вниз спускались башни зенитных орудий и пусковых установок ракет. От неё также спускались вниз на тридцать метров между корпусами два длинных пенала, в которых размещались трёхэтажные ангары для самолётов. Ещё один ангар, самый большой и высокий, находился на главной палубе. Самолёт загоняли на специальную площадку, его крылья поднимались вверх, а сам он спускался на первом лифте в свой ангар, чтобы после обслуживания на втором лифте подняться наверх и выехать на центральную аллею.
   По центральной аллее, над которой возвышалась стартовая полоса, самолёт отвозили к главному лифту площадки-накопителя, находившейся в нижней части "башни". Оттуда самолёты вывозили на стартовую полосу и они могли взлетать в небо по шесть штук сразу, такой широкой она была. Наши авианосцы были "заточены" под два типа самолётов - "Кречет" и "Орлан", который имел множество модификаций. Четырёхмоторный "Орлан" мог быть не только АВАКСом и десантно-транспортным самолётом, который брал на борт до сотни солдат со всем вооружением, но и бомбардировщиком. Он поднимал в воздух восемнадцать тонн авиабомб, включая нашу термобарическую, пятнадцатитонную супербомбу. Это было наше самое мощное оружие, способное уничтожить небольшой город.
   По сути дела "Кречет" и "Орлан" были нашими основными боевыми реактивными самолётами, а крылатый, двенадцатимоторный, десантно-транспортный гигант "Богатырь" их лишь дополнял. Помимо них у нас были на вооружении только многоцелевые тяжелые вертолёты "Пеликан", а все остальные самолёты и вертолёты, их было всего четыре типа, являлись сугубо гражданскими машинами. Авиация в своём классическом виде в то время доживала свои последние дни и если экранолёты летали долго, то самолёты уже в середине двадцатых годов сменили флайеры. Вот их-то изготавливали в самых разных видах, модификациях и размерах. Тогда же мы шли по пути наименьшего сопротивления и стремились только к одному, чтобы наша авиация мало того, что была нам по карману, так ещё и могла быть потом пущена в переработку. Ещё нас волновала её надёжность.
   Во время нашего первого серьёзного лётного испытания мы смогли убедиться как в надёжности "Кречета", так и в том, что и мы сами не растеряли боевого духа, упорства и настойчивости. Мы въехали в ангар на тягаче, попрощались с "Кречетом", постучав костяшками пальцев по его фюзеляжу, и отправились первым делом в душ, где смогли, наконец, снять с себя пропахшие потом арктические "витязи". Распаренные после душа и чисто выбритые, мы переоделись в новенькие "витязи", таков был мой приказ, согласно которому в районе боевых действий ни один человек не должен быть одет иначе, чем в боескафандр, а то мало ли что, мы направились в "башню" и там устроили всем командирам авианосцев и авиасоединений такой разгон, что у тех уши в трубочку свернулись.
   Больше всего меня возмущало то, что нас почему-то стали считать погибшими и, вообще, устроили кутерьму со спасательной операцией. Честно говоря, это действительно не лезло ни в какие ворота и потому я, ритмично постукивая кулаком по столу, стал выговаривать:
   - Маги, ты лично учил меня пилотировать "Кречета". Я что, дал тебе повод усомниться в том, что ещё не разучился быть хорошим курсантом? Как тебе только в голову взбрело, что мы, трое шпионов со стажем, не сможем придумать какой-нибудь хитрый ход? Тебе нужно было сразу же перекрыть все направления, включая южное, а не гонять народ незнамо куда. Представь себе, что бы было, окажись на нашем месте враг. "Башню" мы, конечно, "Нахимову" не снесли бы, но радар точно смогли бы расколошматить вдребезги.
   Магомед терпеливо выслушал каждого из нас, а когда мы выпустили пар, принялся сам рихтовать нам фейс:
   - Мальчишки! Как вы только посмели отважиться на такую глупость? Нет, вы, конечно, отлично нас всех проучили, но какого дьявола вы полезли во льды без надлежащих тренировок? К тому же у вас не было с собой даже запаса продовольствия и всего необходимого для жизни во льдах. От вас, когда вы выбрались из самолёта, воняло, как от козлов! В общем так, господа офицеры, приказываю изучить полёт князя Горчакова от первой, до последней секунды и учесть на будущее любые, даже самые невероятные, варианты. "Кречет" прекрасный самолёт, самый лучший из всех, которые я когда-либо поднимал в небо, но вы должны сделать так, чтобы его экипаж мог минимум месяц не испытывать ни в чём недостатка.
   На следующий день начались полёты в условиях максимально приближенных к боевым и никому даже в голову не приходило щадить наше самолюбие или давать нам какую-либо поблажку. Мы ничем не отличались от всех остальных лётчиков, хотя некоторые из них когда-то были даже академиками. Как это ни странно, но мы сумели отличиться ещё раз, но уже тем, что сумели разбить свой самолёт при посадке чуть ли не вдребезги и нам всем даже пришлось катапультироваться прямо с посадочной полосы. Битюг с Айболитом перенесли это спокойно, их катапульта выстреливала прямо вверх, а вот мною она сначала запулила назад, то есть в море, а уже потом я взлетел вверх на высоту в сотню метров. Ощущение было не из приятных, но мы всё же дали возможность поработать спасателям и не сделай мы так преднамеренно, Маги Алиханов нас за эту аварийную посадку точно пустил бы на корм акулам. Поскольку мы выполняли поставленную им самим задачу, то в результате заработали благодарность, а через три дня за нами прилетел наш дирижабль.
  

Глава 8.

Отречение Николая II

  
   Мне нет никакого смысла пересказывать историю Первой мировой войны. Об ней итак написано множество книг и снято немало фильмов. В любом случае это была совсем другая война. Хотя временами и ожесточённая, но всё же не такая кровопролитная. Для нас главным её итогом стало то, что практически весь мир узнал о том, кто они такие "Врачи без границ" и что такое настоящая гуманитарная помощь. Уже через полгода наши госпитали были расположены в глубине воюющих стран и больше всего работы было у психологов, ведь война это прежде всего стресс. К исходу первого года войны в воюющих странах люди стали испытывать недостаток продовольствия и тогда весь мир узнал о том, что у Североамериканских и Южноамериканских штатов имеются гигантские воздушные суда - экранолёты.
   Они действительно были гигантскими, целых триста метров в длину, тридцать пять в ширину и двадцать пять в высоту. Оснащённые двадцатью громадными электротурбовинтовыми двигателями, они могли, приняв в трёхпалубные трюмы пятьдесят тысяч тонн грузов, лететь как над океаном, так и над поверхностью земли на высоте до двух километров со скоростью семьсот пятьдесят километров в час и приземляться на грунтовые аэродромы или приводняться везде, где глубина воды была не менее четырёх метров, а длина водного зеркала составляла хотя бы десять километров и не было гор, чтобы экранолёт мог снизиться и затем, разгрузившись, снова подняться вверх. Все тридцать семь машин были задействованы в самой широкомасштабной гуманитарной операции за все времена, которую мы назвали не без претензий - "Щедрость миротворцев".
   Сначала в бой были брошены дипломаты, которые с цифрами в руках доказали правительствам воюющих государств, что уже через пару месяцев простым людям будет нечего есть. Ещё бы, ведь все силы, средства и людские ресурсы были брошены на войну. Требования дипломатов были не такие уж и страшные - выделить пустыри для строительства посадочных площадок и баз снабжения населения продовольственными товарами и товарами первой необходимости, а также разрешить международной организации "Волонтёры мира" развозить их и распределять среди гражданского населения. Первой, узнав о том, что мы согласны кормить даже жителей колоний, на это согласилась Великобритания, а затем все остальные страны.
   Операция "Щедрость миротворцев" готовилась куда тщательнее, чем иные военные операции. Сначала на указанные плацдармы тяжелыми вертолётами была доставлена техника - бульдозеры, экскаваторы и подъёмные краны, а также отряды рабочих, которых сопровождал наш спецназ. Буквально за две недели, а во многих метах и раньше, были построены взлётно-посадочные полосы, тридцать семь штук по всему миру, и в воздух сразу же поднялись "Благовесты". На военных они произвели неизгладимое впечатление, ещё бы, ведь они имели размеры авианосцев. При строительстве эранолётов наши учёные уже вовсю применяли технологии валаров и потому не удивительно, что эти гигантские воздушные суда летают до сих пор.
   Первым делом "Благовесты" доставили на будущие базы технику. Затем ещё технику и людей, всего свыше девяноста тысяч человек, затем оборудование и строительные конструкции и элементы, из которых сразу же стали собирать складские корпуса и жилые дома для персонала. График был очень плотный, ведь на разгрузку одного борта отводилось всего шесть часов, после чего "Благовест" взлетал и брал курс на Южную или Северную Америку. Вот тут-то генералы всех воюющих сторон и призадумались впервые. Уже летом семнадцатого года очень многим из них стало ясно, что эта война может выйти им боком и они стали отказываться выполнять те приказы Генерального штаба и верховного главнокомандующего, которые явно противоречили здравому смыслу и были направлены против гражданского населения страны противника.
   Отдавать под трибунал генералов и адмиралов? К такому не был готов даже Безумный Вилли, но он отважился на это и первым, кого отдали под суд военного трибунала, стал командующий люфтваффе, тридцативосьмилетний генеральлойтнант Вильгельм фон Лееб. Его приговорили к расстрелу за то, что он отказался отдать приказ о бомбардировке Парижа. В знак протеста командиры пяти полков бомбардировочной авиации поднялись в небо на совершенно безоружных самолётах и перелетели в Россию. Их так никто и не стал расстреливать в воздухе, хотя Безумный Вилли потребовал сделать это немедленно. Шестичасовой полёт над Германией завершился приземлением на военной авиабазе в Радоме. В числе этих пяти командиров полков были Герман Геринг и Улыбчивый Альберт - Альберт Кессельринг. И они не были первыми перебежчиками.
   Зато они стали едва ли не первыми, вслед за Манфредом фон Рихтгофеном, кто добровольно записался в международную, неправительственную военную организацию "Миротворцы", которая была создана на Кубе с целью проведения всемирной полицейской акции по принуждению к миру. Поначалу на "Миротворцев" смотрели чуть ли не с презрением, хотя провести параллель между широко разрекламированной операцией, проводящейся по всему миру - "Щедрость миротворцев" и этой военной организацией было легко. Она заявила о себе очень громко и сразу же объявила о том, что все её солдаты и офицеры будут приносить присягу всему миру в целом, а не какой-то отдельной стране, после чего их посвятят в рыцари мира.
   Думаю не стоит удивляться тому, что я сразу же стал верховным командором ордена рыцарей мира или попросту миротворцев. На первых порах только в ЮАСШ был принят закон, который позволял солдатам и офицерам вооруженных сил этой страны подписывать трёхлетний контракт с "Орденом миротворцев" и становиться его рыцарями. Вскоре точно такие же законы были приняты в САСШ, Испании, Италии и в конце семнадцатого года в России. В это время накал боевых действий на Аллее Войны малость поутих, зато началась война за Малую Азию и Суэцкий канал. Туда были переброшены экспедиционные корпуса из Германии и Австро-Венгрии, а также французские подразделения зуавов и английские - гуркхов, имевших огромный опыт войны в горах, а также британское новшество - полки зулусов, которым были обещаны равные с колонизаторами права на их собственной земле и те на это повелись.
   Император Австро-Венгрии Карл I бросил на Турецкий фронт более половины всех своих бронетанковых дивизий и потому первые два месяца военные действия велись довольно активно и австрийцы, вышибли англичан из большей части Ирака, но к февралю восемнадцатого года война приняла позиционный характер. Главной особенностью Турецкого фронта стало то, что он не имел сплошной линии обороны и был разбит на отдельные фрагменты. Войска спешно закреплялись на захваченных плацдармах и стремились превратить их в мощные укрепрайоны. Врачи без границ и там разбивали свои госпитали везде, где только имелись для этого условия. Ареной же боевых действия стал весь Ближний Восток, но самой запутанной ситуация была на Аравийском полуострове. В аравийских песках было создано несколько десятков фортов армиями обеих сторон.
   С первого же дня войны что Антанта, что Союз Империи пытались всячески вовлечь в войну Россию, но активнее всех в этом направлении работала Великобритания. Естественно через Среднюю Азию и своих главных ставленников - Мохаммеда Алим-хана и Джунаид-Хана. Бухара и Хива стали для англичан чуть ли не направлениями главного удара, хотя на самом деле они были нацелены на то, чтобы отстранить от власти Николая II, передать её в руки своих ставленников, которых у них имелось немало, и тем самым спасти свой статус колониальной супердержавы. Потеря Канады, которая была фактически аннексирована Соединёнными Штатами, была очень болезненной оплеухой для правящей верхушки Великобритании.
   Британская пропагандистская машина работала на полную мощность уже добрых пять лет, вопя о том, что Юнион Джек всегда будет развеваться над всем миром, а британский лев всем львам лев и так далее. Ещё до начала войны английские спецслужбы нацелили своих агентов на вербовку наёмников с целью укрепления своих экспедиционных корпусов. Из одной только Канады в Великобританию их прибыло свыше трёхсот тысяч человек и это ещё до шестнадцатого года. Все они были отправлены в Африку и Индию. Из самой же Англии ещё с начала двенадцатого года в африканские колонии и Индию ежедневно отправлялись тысячи человек - мужчин и женщин, которым был обещан очень высокий заработок на строительстве железных дорог, заводов, преимущественно военных, и фабрик.
   С началом научно-технической революции, спровоцированной нами, к которой научный мир уже был готов, не хватало только прорыва в области прикладной науки и технологий, Виндзоры и британский истеблишмент первыми поняли, что грядут новые времена и, раскупорив свои кубышки, стали усиливать каре штыков вокруг себя. По типу Французского иностранного легиона они стали ещё в одна тысяча девятьсот двенадцатом году создавать Британский интернациональный легион для защиты своих колониальных владений и одновременно с этим принялись активно покупать и переманивать на свою сторону местные национальные элиты. К пятнадцатому году начала выкристаллизовываться новая модель колониальной политики, которая очень напомнила нам то, что творили валары.
   Правда, англичане не уничтожали местное население своих колоний. Они пошли на хитрость. Отныне колонии принадлежали не короне, а всем англичанам и тем белым и цветным наёмникам, которые активно проявили себя в деле их защиты. Модель была проста до примитивности - все земли и средства в колониях принадлежали колонизаторам, мудрые белые сахибы возглавляли и руководили местным населением, а оно под их властью благоденствовало. Естественно самых умных, сильных и отважных брали на службу в армию и полицию, где они получали сказочно высокую зарплату. Не остались без своего куска и туземные царьки, но только в том случае, если они были согласны быть полностью интегрированы в новую политическую, экономическую и общественную систему.
   В результате в самой Великобритании к началу второго года войны почти не осталось врачей, учителей, инженеров и просто образованных людей в возрасте до сорока пяти лет. Исключение составляли те из них, кто работал на военных заводах и фабриках, а также на тех предприятиях, которые, так сказать, изготавливали для папуасов стеклянные бусы, то есть товары народного потребления. Действуя таким образом, англичане действительно сумели очень сильно укрепить колонии и поднять в них уровень жизни. К тому же они без малейшего стеснения переселяли из Индии, Пакистана и Аравии в Африку буквально миллионы людей. В Аравии это аукнулось англичанам тем, что больше половины английских владений легко захватили для Турции австрийские танковые части, но они попросту говоря сдали эту страну, предварительно вывезя из неё всех тех мужчин и женщин, которые могли трудиться, строя новые города.
   Для нас это было в какой-то мере неожиданностью в том числе и потому, что англичане "творчески" переосмыслили наш собственный опыт. Вместе с тем английская разведка нанесла нам очень болезненный удар. Как мы не стремились сохранить в тайне изобретение Николы Теслы, создавшего излучатель ужаса, оно всё же попало в руки английских военных учёных и те создали защитный шлем. Хотя и не долго, он мог защитить солдат даже от мощных излучателей, не говоря уже про ручные и те, которые мы устанавливали на вертолётах и это гарантировало нам множество неприятностей. Хотя мы начали готовиться к антиколониальной войне раньше, Великобритания успела создать в Африке, Австралии и Индии мощнейшие рубежи обороны и поставила под ружьё свыше пятнадцати миллионов человек.
   Более того, она создала две весьма серьёзных группировки наёмников, нацеленных на Россию в обход Линии Горчакова в Швеции, на северо-востоке и на севере Афганистана. С Швецией у Великобритании был даже заключён тайный договор. Все военные заводы этого королевства работали на полную мощность и выполняли преимущественно английские заказы, хотя одновременно с этим поставляли военную технику ещё и Германии. Неподалёку от берега северной части Ботнического залива, в Швеции, севернее Будена, был создан большой испытательный танковый полигон и именно его англичане использовали для создания мощного бронированного кулака, которым они хотели нанести удар по береговым батареям в Пори, Турку и Карьяа. Это могло бы представить для нас опасность, не знай мы об истинной цели создания как этого полигона, так и нескольких учебных центров, размещенных вокруг него.
   Однако, куда большую угрозу для России представляли бы предатели, хорошо оплачиваемые английскими спецслужбами. И вот ведь парадокс - их имена нам были известны ещё со школьной скамьи. Во главе этих господ стоял завзятый политикан Гучков, к которому примыкали такие деятели, как Милюков, Родзянко, Керенский, Дмитрюков, Львов и ещё несколько десятков человек, окопавшихся в Санкт-Петербурге. Все они крутились при дворе и всячески лебезили перед Николаем II, называя его самым великим русским царём. Тому нравилась их грубая лесть и подобострастие. С некоторыми из этих господ он даже встречался приватно. К восемнадцатому году царю явно стала надоедать двойственность его положения в государстве. С одной стороны он вроде бы был самодержцем, а с другой у Петра Аркадьевича уже опустились от бессилия руки.
   Царь откровенно начал дурить. Честно говоря, мы не горели желанием отстранить его от власти. Наоборот, делали всё, чтобы он хотя бы казался мудрым государем-императором. Ему понравилось выступать по телевидению перед народом и это сделалось самой настоящей головной болью для спичрайтеров Столыпина, так как царь постоянно капризничал, когда перед ним клали на стол текст его очередного выступления. По нашей настоятельной просьбе Пётр Аркадьевич делал всё возможное, чтобы сблизиться с царём, но это удалось лишь наполовину. Он подружился только с Аликс и его детьми. Александра Фёдоровна, надо сказать, которая сблизилась с Ольгой и Ириной, женами двух бравых каперангов - Игоря Трунова и Вячеслава Реброва, которых она называла ангелами-хранителями сына, тоже частенько была недовольна своим венценосным супругом.
   Вот ей почему-то "ученье" пошло на пользу. Она с большим интересом слушала всё, о чём говорил ей Пётр Аркадьевич, а тот по большей части пытался довести до сведения царя информацию о том, что происходит в России и во всём мире. Императрица живо интересовалась экономикой и общественной жизнью, зато её венценосный супруг только кривился, когда об этом заходила речь. Хотя поначалу царь и противился этому, сначала сама императрица, а затем Ольга и Татьяна всё чаще и чаще присутствовали на разных мероприятиях в честь пуска заводов, открытия дорог и спуска на воду судов. В общем делали всё, что и полагается семье самодержца, радеющего о благе своего народа. Сам Николай считал это моветоном, но боялся перечить жене в такого рода мелочах.
   Ещё больше он боялся Столыпина и его ближайших помощников и в порядке мелочной мести постоянно изводил их своими капризами. Совсем другим был его сын - цесаревич Алексей. Он был полной противоположностью своему отцу, который хотя и обладал недюжинной силой воли и даже был неплохим спортсменом, всё же не отличался целеустремлённостью, образованностью, большим умом и постоянством взглядов. В отличие от царя цесаревич был куда более цельной личностью. Он мечтал не царствовать, а править великой страной и прекрасно понимал, что для этого нужно быть очень эрудированным человеком. Алёша ещё в десять лет попросил Петра Аркадьевича составить для него список тех книг, которые он, чтобы стать мудрым правителем, должен не просто прочитать, а пропитаться ими. Такой список из более, чем семисот наименований был для него составлен и к четырнадцати годам этот юноша их все прочитал.
   Уже в возрасте двенадцати лет Алёша свободно изъяснялся на пяти языках, а в четырнадцать лет сдал экзамены, пройдя полный курс обучения в гимназии, с блеском сдал сначала выпускные экзамены, а затем и вступительные в Санкт-Петербургский университет, поступив на факультет экономики и права, так как считал, что государь-император просто обязан в совершенстве изучить две эти дисциплины. Впрочем, круг его интересов был гораздо шире. Прекрасный кавалерист, он отлично водил автомобиль и хорошо умел ездить на мотоцикле. Его мечтой было научиться пилотировать вертолёты и самолёты, хотя он и понимал, что никогда не сможет летать на них самостоятельно, без опытного пилота, сидящего рядом.
   В свои неполные четырнадцать лет этот мальчик уже вполне мог постоять за себя. Наши специалисты поспособствовали тому, чтобы Алёша смог полностью раскрыть весь свой биологический потенциал и благодаря им в четырнадцать лет он даже перегнал в росте отца и имел рост метр семьдесят два, отчего казался старше возрастом. Игорь и Слава, которые опекали его с младенчества, привили ему не только любовь к спорту, но и сделали настоящим атлетом, прекрасным рукопашным бойцом, научили метко стрелять из пистолета и автомата, метать нож и даже фехтовать. Хотя они оба были великанами, это ничуть не помешало им стать ещё и прекрасными наездниками. Так же хорошо держался в седле и их воспитанник. Он очень любил, надев наряд гаучо, состязаться в ловкости с казаками, но в то же время бывая в Аргентине, обязательно показывался в казачьей форме.
   Цесаревич Алексей был к тому же ещё и очень отзывчивым, добрым и общительным пареньком. Александра Фёдоровна не могла нарадоваться на успехи сына и особенно её радовало то, что он полностью избавился от своего тяжелого недуга даже раньше, чем ей это было обещано. А ещё императрицу радовало то, что он живо интересуется государственными делами и куда чаще, чем сам государь, беседует с Петром Аркадьевичем и даже спорит с ним. Учили её сына самые лучшие специалисты и программа его обучения была гораздо шире, чем в обычной гимназии. Вот только Закон Божий его никто не заставлял зубрить наизусть, зато ему постоянно говорили, что в Российской империи есть много верований и к людям их исповедующим нужно относиться с точно такой же любовью, как и ко всем православным, не делая никаких исключения.
   К августу одна тысяча девятьсот восемнадцатого года заговор против России созрел окончательно. Хотя Англия от имени Антанты и обещала заговорщикам золотые горы, они были трусами и потому долго не решались свершить то, о чём сами же мечтали. Чтобы хоть как-то поощрить их к этому, большая часть войск была выведена из Санкт-Петербурга на манёвры аж за Москву. К тому времени в столице уже собралось свыше девяти тысяч боевиков и четвёртого августа боевики стали сосредотачиваться во Втором городском районе. Они были хорошо вооружены и даже имели крупнокалиберные пулемёты и базуки английского и французского производства. Все поставки были осуществлены через посольства под видом дипломатических грузов. По городу они перемещались на автомобилях.
   У петербуржцев в самом разгаре был сезон отпусков и потому большая часть жителей либо поехала в Крым и на Черноморское побережье Кавказа, либо загорало на дачах от Старой деревни до Териок. Питер за тринадцать лет преобразился и выглядел настоящей европейской столицей. От Автово до Лигово, а также от Новой деревни до Коломяги и дальше до Парголово, он был застроен небоскрёбами. В городе были реконструированы все улицы, возведены новые мосты и даже построена дамба, защищавшая Питер от нагонной волны, но куда более умно спроектированная. Вместе со столицей преобразилась и вся Россия, но это не интересовало заговорщиков.
   В Санкт-Петербург приехали два азиатских сторонника Антанты и уговорили царя дать в их честь обед, на который и были приглашены все остальные заговорщики. Все явились в Зимний дворец к двенадцати часам, за два часа до назначенного времени, так как Сейид Мир Мохаммед Алим-хан хотел рассказать государю-императору и своим русским друзьям о своих новых инициативах. Тот пошел ему навстречу. Столыпин и большая часть его министров находились в отпуске и отдыхали неподалёку, в Териоках. Наши спецслужбы обо всём знали и были готовы к любым неожиданностям. Едва только "гости" вошли в один из залов, где им была назначена аудиенция с Николаем II, и к ним вышел государь, то сразу же выхватили пистолеты, а бухарский эмир даже не поленился обнажить саблю. Гучков решительно подступил к царю и, держа у его лица револьвер, слегка заикающимся от волнения голосом заявил:
   - Государь, Петербург в наших руках. Если вы хотите сохранить жизнь себе и детям, то немедленно отречётесь от престола.
   Николай улыбнулся и спросил:
   - И что же вы будете делать после того, как я отрекусь?
   Гучков запальчиво выкрикнул:
   - Россия под нашим управлением немедленно сделает то, что она давно уже обязана сделать - вступит в войну на стороне Антанты!
   Хотя мы и не были уверены в этом до конца, царь вместо того, чтобы позвать охрану, кивнул и с улыбкой сказал:
   - Что же, если вы того так желаете, то я подпишу отречение. Надеюсь вы подготовили сей документ? С вашей стороны было бы неразумно, не заготовить его заранее.
   Отречение, разумеется, было подготовлено и едва только царь Николай II подписал его, как дверь в зал распахнулась и звонкий, мальчишеский голос разорвал напряженную тишину:
   - Государь, как вы могли? - Цесаревич, облачённый в уже потёртый боескафандр, вооруженный офицерским кольтом, подаренным ему Теодором Рузвельтом, быстро вошел в зал, вслед за ним через все двери и окна в него влетела группа захвата и громко сказал - Что же, государь, раз вы так решили, то я принимаю бремя власти на себя. Господа, вы все арестованы и будете преданы суду военного трибунала за государственную измену и организацию вооруженного мятежа.
   Дуэлянту и скандалисту Гучкову на всякий случай прострели руку и это был не единственный выстрел в этот день. В ту же минуту праздношатающаяся публика в центре города, а также неизвестно откуда взявшиеся спецназовцы немедленно принялись вязать боевиков. На один выстрел они отвечали сотней, но убитых было мало, зато ранено было не менее половины мятежников. Весть о том, что Великобритания пыталась организовать в России вооруженный мятеж и что царь Николай II под угрозой физического уничтожения отрёкся от престола, но цесаревич Алексей храбро выступил в защиту интересов Российской империи и её народов, немедленно облетела весь мир. Посольства Великобритании и Франции были взяты штурмом, а все агенты разведок этих стран арестованы. Почти все они находились в рядах боевиков. Так цесаревич Алексей стал государем-императором и население огромной страны об этом ни разу не пожалело.
   За сутки до этого, когда нам стало окончательно ясно, что мятеж состоится, в море вышли сотни судов и направились частично в Россию, а частично курсом на британские и все прочие колонии. В четырнадцать часов по Гринвичу весь мир узнал, что началась операция "Гнев миротворцев". Хотя "Благовесты" поднялись в небо последними, а их число уже увеличилось до семидесяти двух, они долетели до важнейших точек первыми и на этот раз на их борту находилась военная техника и рыцари-миротворцы. Всему миру было сразу же объявлено, что это будет сугубо полицейская операция, направленная на прекращение войны и полную ликвидацию всех колоний. Жителям всех воюющих стран сразу же объяснили, что они будут оккупированы, причём на очень длительный срок.
   Делать такое громкое заявление пришлось мне и оно вызвало во всём мире бурю эмоций. В том числе и в России, которая в отличие от стран Западной Европы не знала ни страхов, ни тягот войны. Мнения на этот счёт высказывались самые разные и в том числе совершенно противоположные. У нас уже была подготовлена крупномасштабная информационная атака и она началась сразу же. Газеты, радио и телевидение принялись извещать население империи о том, чего именно хотели добиться, где замышлялся этот заговор и кто за всё платил. Попутно было подробно рассказано о "Сыворотке правды" и о том, чего можно добиться с её помощью. Самым же шокирующим заявлением контрразведки было то, что на допросы ключевых фигур было решено пригласить представителей прессы.
   Они начались уже на следующий день и посол Великобритании в России сэр Эрик Драммонд поведал миру о том, чего именно добивалась правящая верхушка Британской империи. Аппетиты у неё были, надо сказать, огромные. Русский Север и русский Дальний Восток, Средняя Азия, Украина, Крым и Юг России. При этом большую часть самих русских предполагалось "сжечь" в пламени Первой мировой и если повезёт, то ещё Гражданской войны и уморить голодом. Франция, Германия, Австро-Венгрия и Турция должны были истощить себя в этой Первой мировой войне до предела и тогда их колонии станут лёгкой добычей Великобритании. Соединённые Штаты англичане надеялись перевербовать, а Южную Америку, пользуясь своим тотальным превосходством в силе - завоевать по новой. Да, планы у Георга V были такими, что им мог бы позавидовать и Александр Македонский вместе с Чингисханом и Тамерланом.
   Англичан этот деятель видел расой господ, некоторую часть европейских народов их слугами, а население всего остального мира никем иными, как безмолвными рабами. В наше время умами некоторых господ завладела идея золотого миллиарда, а ту речь шла о куда меньшем числе господ. И вот ведь что самое удивительное, такие мысли в голове этого типа, а вместе с ним в головах всех тех господ, которые относились не только к правящему, но и просто среднему классу Великобритании, укоренились благодаря нами же устроенной научно-технической революции. Англичане почему-то считали, что только они смогут воспользоваться её плодами с максимальной эффективностью. В том числе и в военных целях.
   Откровения сэра Эрика Драммонда, показанные по телевидению, произвели огромное впечатление на жителей обоих полушарий, в том числе и на граждан Российской империи, но куда большее впечатление на них произвело выступление цесаревича Алексея. Перед людьми предстал, как написали в газетах "не мальчик четырнадцати лет, а юный государь-император, преисполненный мужества и решимости повести Россию в светлое будущее". Да, ничего не скажешь, получасовое обращение к нации юного государя-императора произвело на всех граждан России, да и на нас всех, неизгладимое впечатление. С искренней скорбью он заявил о том, что Николай II под давлением врагов России отрёкся от престола и что он берёт всю ответственность за будущее страны на себя. Цесаревич Алексей выступил с заявлением о необходимости масштабных реформ в стране, которые должны пойти на благо её народам, а также заявил о том, что Россия, как и прежде, не будет участвовать ни в каких войнах и приложит все усилия к тому, чтобы братоубийственная война, развязанная в Европе, завершилась как можно скорее.
   Коронация была назначена на двадцать пятое августа и до той поры вся власть временно переходила в руки премьер-министра. Так была перевёрнута последняя страница старой истории мира. Впрочем, она уже была совершенно иной. Пётр Аркадьевич также обратился к народу с воззванием и сказал о том, что солдатам и офицерам Российской империи, а также всем остальным гражданам отныне разрешено вступать ряды неправительственной международной организации "Миротворцы". Наши суда в это время уже выходили на позиции атаки сил противника, но пока что не были никем обнаружены. Мировой океан большой, а мы имели возможность видеть, как на ладони, каждый самолёт-разведчик. К тому же мы попросту глушили эфир и все те самолёты-разведчики, которые выходили на нас, сбивали, а их экипажи брали в плен и потому о нашем приближении так никто и ничего не узнал до того момента, пока мы не приблизились вплотную.
   Попытка мятежа не вызвала в России никакой паники. Люди даже не прервали своих отпусков. Просто ко всем ранее запланированным государственным и общественным мероприятиям, добавилось ещё одно, коронация цесаревича Алексея. Николай II, став простым гражданином, даже не получил нагоняя от Столыпина за то, что отрёкся от престола с такой лёгкостью. Взбучку ему устроила Александра Фёдоровна, но она же его и утешила. Алёша, не смотря на свои юные годы, сразу же собрал Государственный совет и показал на нём всем, что он в курсе всего происходящего и в отличие от своего отца мыслит куда шире и масштабнее. На этом Государственном совете он заявил, что Российская империя и дальше будет прирастать территориями, но мирно, без захватнических войн.
   Если до этого простые люди были поражены тем, насколько здраво рассуждает этот юноша, то члены Государственного совета пришли в полное изумления от того, как хорошо цесаревич Алексей знает текущее состояние дел в стране и мире. Цесаревич не призывал никого прийти к нему на помощь и не говорил никаких благоглупостей, как иногда делал его папенька. Он просто кратко, но ёмко охарактеризовал ситуацию и раздал всем поручения, велев Петру Аркадьевичу ежедневно докладывать о том, как они исполняются и строго спрашивать с каждого за их неисполнение. В общем все сразу же почувствовали, что юный государь-император не собирается стрелять ворон, как это частенько делал его предшественник. Да и на заседание Алёша прибыл не ряженым клоуном в черкеске или мундире кирасира, а надев строгий, чёрный костюм тройку.
   На плечи этого мальчика был возложен очень тяжкий груз, но он именно к этому и готовился все последние годы. Пётр Аркадьевич, который владел всей информацией относительно заговора англичан, не раз и не два говорил Алёше, что как цесаревич он должен быть всегда готов к тому, чтобы принять на себя всё тяжкое бремя власти и что пути Господни неисповедимы, а потому хотя Зимний дворец и охраняется очень тщательно, произойти может всё, что угодно. Что же, самого худшего не произошло, все Романовы были живы, вот только Николашка опять дал слабину. Как вскоре выяснилось, Гучков и компания пошли на это преступление только под угрозой физического уничтожения агентами английской разведки. Это не было для нас неожиданностью, но впоследствии послужило для заговорщиков смягчающим обстоятельством и никого из них не расстреляли, а лишь посадили в тюрьму на срок от десяти до пятнадцати лет.
  

Глава 9.

Начало операции "Гнев миротворцев"

   Десятого августа одна тысяча девятьсот восемнадцатого года все шесть флотов вышли на исходные позиции. Не скажу, что их передвижение оказалось незамеченным для врага. Мы ведь не топили пассажирские и грузовые суда. Поэтому в эфир то и дело отправлялись сообщения, в которых капитаны говорили, что они видят гигантские корабли, идущие на огромной скорости и что их очень много. В это время я находился на борту авианосца "Адмирал Нахимов" вместе с ещё двумя членами экипажа своего "Кречета" - графом Игнатьевым, позывной Битюг, и графом Сумароковым, позывной Химик. Мой позывной, как командира экипажа, был Колобок. В общем всё оставалось по старому, кроме воинских званий, они у нас были новыми и нас всех зачислили в миротворцы старшими лейтенантами, но я при этом был ещё и верховным командором ордена, но это была сугубо символическая должность для парадов и торжественных встреч.
   Авианосец "Адмирал Нахимов" был флагманом Первого Североатлантического флота, которому предстояло вести боевые действия в Западной и Северной Европе. Второй Центральноатлантический флот должен был вести боевые действия в странах Средиземноморского бассейна. Третий Южноатлантический флот должен был заняться деколонизацией Африки. Четвёртый и Пятый Индоокеанские флоты имели своей целью деколонизацию Индостана и прилегающих районов, а шестой Тихоокеанский флот должен был действовать в районе Австралии. Численность Корпуса миротворцев на момент начала операции составляла свыше четырёх миллионов солдат и офицеров, но солдат, имеющих воинское звание рядовой, было очень мало, всего несколько сотен человек. Все остальные бойцы имели как минимум звание ефрейтор, но в основном уже дослужились до звания младшего и старшего унтер-офицера.
   Каждый флот состоял из примерно шестисот судов разного класса и типа, но основной ударной силой были авианосцы, а их мы ввели в строй к тому времени уже девяносто штук и все они были совершенно однотипными тримаранами-гигантами, на борту которых находилось шестьсот самолётов разного типа и тридцать тысяч моряков, лётчиков и бойцов морской пехоты. Все остальные суда от плавучих отелей и госпиталей до подводных танкеров-тримаранов были кораблями сопровождения. Самые тихоходные могли двигаться со скоростью в семьдесят пять узлов. За время перехода от Марина-дель-Россо до Фарерских островов, на что ушло всего трое суток, я трижды поднимал "Кречет" в воздух, чтобы принять участие в воздушном патрулировании и скажу так, это было величественное зрелище.
   Впереди флота, построившись широким клином, шли на расстоянии шести кабельтов друг от друга пятнадцать авианосцев, между которыми бойко сновали шестьдесят "Кашалотов", мощных океанских буксиров с довольно глубокой осадкой, оснащённых подъёмными кранами, похожих на головастиков. Как и авианосцы, они имели невероятно прочные корпуса и могли развивать скорость до девяносто пяти узлов. Вместе с авианосцами они должны были заниматься разминированием, причем самым оригинальным способом, налетая на мины на всей скорости. Все равно их взрывы не могли ничем повредить корпусу корабля. До минных полей мы пока что не добрались, но вскоре балтийский отряд, в состав которого входило пять авианосцев и десять плавучих заводов войдет в Балтийское море и тогда нам придется пройти через несколько полос минных заграждений.
   Впрочем, тогда на борьбу с минами в первую очередь будут брошены самолеты и вертолеты. Пока что мы лишь почти добрались до Фарерских островов. До них оставалось всего каких-то двести миль и нам не удалось остаться незамеченными. В семь пятнадцать по Гринвичу мы сидели в кабине "Кречета ДШ", а тот стоял вместе с пятью другими штурмовиками на взлетной полосе. В это утро нам предстояло вести свободную охоту. На Фарерских островах была размещена Семнадцатая королевская мотопехотная дивизия англичан, а сами они были не то что превращены в мощный форпост Англии в Атлантическом океане, но в нечто подобное. С моря их прикрывали три крейсера, а на островах Вагар, Судурой, Сандой и Бордой были расположены батареи береговых орудий калибра триста шесть миллиметров, но они являлись предметом заботы воздушных десантников.
   По команде с "Вышки" я врубил форсаж и "Кречет ДШ" стремительно рванулся вперед, через несколько секунд самолёт поднялся в воздух и вскоре, пронзив облачность, стал быстро набирать высоту. На экране радара я видел, что с аэродрома острова Стреймой в воздух были подняты самолёты противника, тяжелые высотные истребители "Скайфайр", двухмоторные торпедоносцы "Сидрагон" и пикирующие бомбардировщики "Сивайпер", всего тридцать шесть машин. Их подлётное время не превышало двенадцати минут и они шли на цель прямым курсом. Иначе, как самоубийством это нельзя было назвать. Поэтому мы сразу же набрали высоту в пятнадцать километров, залетели за них, развернулись и, резко сбросив скорость, стали заходить им в хвост. Когда мы нагнали англичан, то под нами промчались шесть "Благовестов" с морскими пехотинцами на борту, а над нами пролетел военно-транспортный "Богатырь", с борта которого должен был десантироваться целый воздушно-десантный полк, но без техники. Мы уже могли начать расстреливать самолёты из ракет, но вместо этого я вышел в эфир на их частоте и вежливо представился по-английски:
   - Доброе утро, господа, позвольте представиться, я командир многоцелевого реактивного самолёта-штурмовика "Кречет" старший лейтенант князь Горчаков. Мой самолёт находится в пятидесяти километрах от вас сзади и немного выше, так что вы представляете из себя превосходную мишень. У меня под крыльями подвешено шестнадцать ракет класса "воздух-воздух" и все они снабжены устройствами самонаведения на цель. Справа и слева от меня летит ещё четыре "Кречета" и потому у вас нет ни единого шанса на спасение, если вы откажетесь подчиниться моему приказу сдаться. Чтобы вам было понятно, с чем вы имеете дело, я произвожу пуск ракеты, но задаю ей такое полётное задание - она промчится мимо вас и взорвётся всего в трёх километрах перед вам, что не причинит вам никакого вреда. - С этими словами я произвёл пуск ракеты и через десять секунд спросил - Как вам понравилась эта демонстрация? Впечатляет? Господа, как бы вы не пытались уклониться от ракеты "Василиск", вам от неё не уйти. Она взорвётся в десяти метрах от вашего самолёта и поскольку её боеголовка содержит четыреста поражающих элементов, превратит его в сито. Боюсь, что вас в таком случае не спасут даже ваши кортесы и вы рухнете в море чуть ли не в виде фарша. - Тут я, конечно, малость приврал, кортесы защитили бы их, но английские лётчики этого ведь не знали и я продолжил давить им на психику - Я не палач, господа, а как и вы, военный лётчик и потому поступлю гуманнее. Огнём своих пушек, я просто обрублю крылья ваших самолётов и вы будете вынуждены спуститься вниз на парашютах. Из моря вас немедленно выловят спасатели, то вы можете избежать и этого. Если вы сбросите все авиабомбы и торпеды прямо сейчас, то сможете либо вернуться на свой аэродром, что не безопасно, так как на острова уже высажены две дивизии морской пехоты с нашими тяжелыми танками и бронетранспортёрами, которые вдвое мощнее ваших тяжелых танков, либо согласитесь совершить посадку на нашем авианосце. - Не дожидаясь ответа, я бросил самолёт вниз, резко увеличил скорость, преодолел звуковой барьер и, пролетев под англичанами, стремительно ушел вверх практически по вертикали, после чего, завершив маневр крутым виражом со сбросом скорости, спросил: - Как вам моя птичка, господа? Впечатляет? А это ведь далеко не всё, на что она способна. Если вы успели это заметить, то у меня сидит на хвосте Чарли, руки которого лежат на рычагах управления сдвоенной скорострельной пушкой. Стоит мне только, летя над вами на высоте в пятнадцать километров, отдать приказ открыть огонь и он буквально изрешетит ваши неповоротливые, тихоходные самолёты. Жду ответа, господа.
   Минуты через две я услышал хриплый, взволнованный голос:
   - Сэр, я майор Дэвид Бишоп, командир авиазвена, базирующегося на Стремое, что с нами будет, если мы сдадимся в плен? Мы здесь все австралийцы и нам не очень-то улыбается умирать за короля Георга, который, по слухам, уже смылся в Индию. В Англии ведь остались одни старики, дети и не так уж и много солдат. Все самые боеспособные части переброшены в колонии, как и большинство предприятий вместе с рабочими, но их направили в Африку, на Ближний Восток и в Индию, а до Австралии они не добрались. И что будут с нашей страной? Ведь вы, насколько нам это известно, собираетесь её деколонизировать, то есть выгнать из Австралии всех белых. Извините, но даже мой дед родился в Австралии и не хочет оттуда уезжать.
   Я поспешил ответить австралийскому лётчику:
   - Майор Бишоп, вы даже не будете отправлены в лагерь для военнопленных. Вас, и ваши самолёты после того, как наши механики их разоружат, мы немедленно отправим в Австралию. Относительно деколонизации я сам позволю себе задать вам вопрос. Вы слышали когда-нибудь, чтобы хоть одного белого человека стали притеснять в Южной Америке, Мексике или Канаде? Мы просто получите полный суверенитет, а мы обеспечим рост численности аборигенов и их полную интеграцию в современное общество, но какое-то время Австралия будет находится под административным управлением "Корпуса миротворцев", в задачу которого в первую очередь входит модернизация вашей экономики и резкое повышение благосостояния народа Австралии. Богатые не станут при этом беднее, зато всех бедняков мы заставим разбогатеть и к тому же довольно быстро.
   Австралиец немедленно поинтересовался у своих лётчиков:
   - Что скажете, парни, нам есть смысл сдаться князю Горчакову, который, в отличие от короля Георга, не отсиживается где-то в джунглях под защитой гуркхов, а сел за штурвал самолёта?
   Австралийские лётчики королевских ВВС Великобритании поддержали своего командира дружным гомоном голосов и я приказал:
   - Барс, Монах, Бегун, Весёлый Кот, слушай мою команду, занять место ведущих в авиазвене майора Бишопа на флангах, я лечу в центре. Делаем правый разворот, снижаемся до высоты десять тысяч футов и летим в квадрат разгрузки. Вышка, докладывает Колобок, подготовьтесь к приёму гостей. Воздушного боя не было, так что не поленитесь построить духовой оркестр и приготовить цветы. Всем механикам полная боевая готовность. Командиру лайнера "Аризона" выйти из строя и приблизиться к флагману. Как только самолёты будут упакованы в контейнеры, приготовьтесь принять их на борт вместе с экипажами. Вы скоро начнём заходить на посадку.
   Авиазвено майора Бишопа быстро долетело до указанного им квадрата и вниз посыпались авиабомбы и торпеды и я подумал про себя: - "Ничего, когда-нибудь мы вернёмся сюда и поднимем это смертоносное железо со дна океана". В конце концов так оно и случилось и сейчас вы при всём своём желании не найдёте на дне Мирового океана ни одной ржавой железки и это я считаю своей личной заслугой. Сам опускался под воду, когда мы занялись подъёмом затонувших судов. Как только опасный груз был сброшен, я повёл на посадку тяжелые, двухмоторные истребители сопровождения. Мы облетели весь наш огромный плавучий город и стали заходить на глиссаду.
   Первый Североатлантический флот шел строго выдерживая построение в виде огромного ромба, в самом конце которого шли ракетные крейсера. Это был не боевой, а походный строй, в котором позади каждого авианосца имелось свободное пространство шириной в восемнадцать кабельтов и длиной в три мили для свободного захода самолётов на посадку. Это место в походном строю мы называли Морской аллеей. Когда мы облетали флот, майор восхищённо сказал:
   - О, мой Бог, князь, до чего же у вас огромные корабли. Неужели люди в состоянии построить их. Они кажутся мне пришельцами из какого-то иного, куда более развитого, чем наш, мира.
   - Майор, вы мне не поверите, но как только мы наведем хотя бы относительный порядок на Земле, все эти авианосцы и плавучие заводы октомараны превратятся в огромные сухогрузы, которые станут возить с континента на континент руду и прочие грузы. Вы обратили внимания, что позади кораблей нет бурунов? Это потому, что они приводятся в движение не винтами, а специальными гидрореактивными двигателями огромной мощности. Поверьте, Дэвид, мы вовсе не собираемся завоёвывать весь мир. Мы хотим, чтобы все люди жили в нём свободными, независимыми и при этом имели равные права в том числе и на обладание всеми научными и прочими достижениями. Поэтому цель деколонизации вовсе не в том, чтобы изгнать белых из Африки, Австралии и Азии, а в том, чтобы нигде не было разделения на господ и слуг. Вы сможете нанять прислугу в свой дом, но отныне аборигены Австралии не будут жить в нищете на своей собственной земле, так же как негры или индусы на своей. А теперь, господа, начинаем заходить на посадку. Поверьте, это не сложнее, чем посадить самолёт на обычный аэродром. Полосы вам вполне хватит для торможения, а в самом конце ваш самолёт тут же отбуксируют к лифту и опустят в ремонтный цех. Там его разоружат и погрузят в транспортировочный контейнер. Самолёты вам в Австралии ещё пригодятся. Это же не Англия и не Франция. У вас территории огромные.
   Вскоре приземлилась первая четвёрка самолётов, а через полтора часа зашли на посадку и мы. Австралийцы были опытными военными лётчиками. Они уже успели полетать над Аллеей Войны и некоторых сбивали по три, четыре раза. Именно поэтому их и отправили на Фарерские острова. После госпиталя боевой дух солдат и офицеров обычно резко снижался. Главным образом потому, что врачи мало-помалу вели антивоенную агитацию, но куда сильнее на них действовали телепередачи, транслирующиеся из Южной и Северной Америки через спутники. В каждом госпитале имелась тарелка спутниковой связи, но её называли иначе - связь Хевисайда. Во всяком случае только так мы могли объяснить, каким это образом южноамериканские врачи умудряются принимать телесигнал с родины и звонить домой по сотовым телефонам.
   Когда мы совершили посадку на палубе "Нахимова", то в числе первых, кого я увидел, был майор Бишоп. Он подъехал к самолёту на электромобиле палубного обслуживания. Догадавшись по его решительному виду, я сразу же приказал отвести нас в штаб, но майор ещё до того момента, как мы вошли в него, сказал:
   - Князь, мы с ребятами перекинулись несколькими словами и они попросили меня спросить, не могли бы мы вступить в ваши ряды? Понимаю, это звучит непатриотично, но после того, как король Георг вместе с парламентом и правительством улетел в Индию, даже англичане выражают своё недоумение, так что тогда говорить про нас, уоллабиз? Я спросил одного из механиков, как вы будете воевать против англичан, а он покрутил пальцем у виска и ответил, что вы будете воевать против Британского империализма, но не против людей. Вот мы и решили влиться в ваши ряды всем авиазвеном. Если вы позволите, то мы будем и дальше воевать вместе. Мы хотим назвать наше авиазвено "Оливер", в честь Кромвеля, он тоже воевал с королём, только с Карлом Первым, а не с Георгом Пятым, и победил.
   Внимательно выслушав майора Бишопа, я кивнул:
   - Хорошо, Дэвид, вам будет предоставлена такая возможность и я даже сделаю так - вы вернётесь на этот же самый авианосец, но только после того, как пройдёте в Авиа-дель-Россо шестимесячный курс ускоренной переподготовки. Как только мы покончим со своими делами в Западной Европе, то сразу же отправимся в Индийский океан, а это произойдёт не раньше, чем через полгода, если и того не позднее. Мы не намерены бомбить города. Кстати, я вас обманул. Наши ракеты взрываются без осколков. Они просто разносят на куски двигатель и отрывают самолёту крыло. Меня сбивали таким образом трижды на разных высотах и, как видите, я жив.
   Водитель довёз нас до пассажирского лифта и мы поднялись в штаб флота. Там было немноголюдно. Первым Североатлантическим флотом командовал адмирал Барятинский, ныне князь, а когда-то просто контр-адмирал Ларионов. Моложавый и улыбчивый мужчина среднего роста, был, как всегда, весел и даже насмешлив. Как таковых, оборонительных боев на Фарерских островах не получилось. "Благовесты" подошли прямо к берегу и из них сразу же выехали тяжелые штурмовые танки "Витязь" с установками "Шквал", которые даже не пришлось включать, а также бронетранспортёры "Казак". Семнадцатая королевская мотопехотная дивизия не представляла из себя по настоящему боеспособного подразделения. Правильнее всего её было бы назвать дивизией народного ополчения и к тому же ещё и очень плохо обученной. Исключение составляли только австралийцы, которых англичане не без издёвки называли уоллабиз - кенгурятники, да ещё морские артиллеристы, которым не по кому было стрелять.
   Наши воздушные десантники, покинув борт "Богатыря", в затяжном прыжке устремились к земле и раскрыли парашюты только на высоте тысяча двести метров. Каждый отряд приземлился в заданной точке и вскоре почти без шума проник в казематы фортов. Стрелять из пушек английские морские артиллеристы умели отлично, вот только не были обучены тому, как противодействовать спецназу. Жертв не было ни с одной, ни с другой стороны. Всё решили скрытность, превосходное знание вражеского объекта и парализующее оружие. К тому же десантникам удалось застать артиллеристов врасплох. Они ведь высадились на острова первыми и лишь после того, как все форты были захвачены, к берегу подплыли "Благовесты". В общем на Фарерских островах всё у нас прошло без сучка и задоринки.
   К островам пошли пять судов, а весь остальной флот двинулся дальше, к Шетландским и Оркнейским островам. Князь Виктор Ильич Барятинский хотя и командовал Первым флотом, вовсе не собирался покидать борт "Нахимова". Помимо задач стратегического характера, он командовал ещё и Балтийским отрядом, а потому собирался сначала дойти до Санкт-Петербурга, чтобы присутствовать на коронации цесаревича Алексея. Одетый в чёрный морской витязь, он встретил нас широкой улыбкой, а меня ещё и поздравлением:
   - С полем, Серёжа. Фарерские острова уже наши. Потерь нет и раненых совсем немного, всего двадцать семь человек. Майор Бишоп, мне уже доложили, что вы собираетесь влиться в наши ряды. Что же, мы не отказываем добровольцам, тем более таким, как вы. Австралийцы показали себя в небе над Аллеей Войны настоящими рыцарями.
   Широким жестом он предложил нам подойти к огромному столу-экрану, на котором было в цвете видно всю акваторию Северного моря вместе с прилегающими к нему Норвежским, Балтийским морем и проливом Ла-Манш вплоть до Бискайского залива. Это было изображение, полученное с нескольких спутников и переработанное компьютером. Майор, взглянув на карту, удивлённо сказал:
   - В жизни не видел ничего подобного. Простите, но как нарисованы все эти линии и условные обозначения?
   Положив на один из столов свой шлем, я ответил:
   - Никак, Дэвид. Это просто огромный, плоский телевизионный экран. Вы слышали что-нибудь о компьютерах?
   - Да, - кивнул австралиец, - и даже видел их в госпитале. Мне объясняли, что компьютер это такая электронная машина, которая чуть ли не умеет думать, но я не понял, как он это делает.
   Мы с Виктором переглянулись и рассмеялись, а адмирал, покрутив головой, весёлым голосом пояснил:
   - Дэвид, хотя я и умею работать на компьютере, мы с ним, можно сказать, неразлучные друзья, представь себе, я этого тоже не понимаю и боюсь, что так и помру ничего не поняв.
   Николенька тут же пошутил:
   - Это потому, Ильич, что ты бестолочь, хотя и адмирал
   Раз уж мы оказались в штабе, куда я велел срочно доставить лётчиков, то нам следовало дождаться их и рассказать о том, как они будут отныне воевать. Пока же суть да дело, нам подали по стакану крепкого чая, между прочим индийского. Есть нам не хотелось, а вот взгреться чайком было в самый раз. Чтобы у Дэвида не сложилось превратного впечатления, я поспешил объяснить:
   - Майор, в этом помещении я присутствую, как верховный командор ордена "Рыцарей мира", он же "Корпус миротворцев", а потому адмирал Барятинский мой подчинённый. Мои штурман и бортстрелок одновременно являются ещё и моими первыми заместителями в ордене. Они оба великие командоры, но помимо этого мы все ещё и друзья, так что не удивляйтесь, что у нас всё так просто. В небе же я всего лишь старший лейтенант и выполняю все приказы командира своего авиакрыла. В облаках я просто Колобок, но лишь до тех пор, пока в пилотское кресло не сядут Битюг или Химик. Вы тоже получите погоны старшего лейтенанта, когда станете рыцарем ордена. Думаю, что ваш позывной останется прежним - Коала.
   Майор Бишоп заулыбался:
   - Откуда вы знаете это, верховный командор?
   Адмирал хохотнул:
   - Серёжа, мне нравится этот парень! Он не стал говорить тебе господин верховный командор или ваше светлейшество. Майор, через несколько минут я покажу вам, чем мы обладаем. - Вскоре подошли остальные австралийцы и в большом помещении сразу стало тесно. Князь Барятинский, указав рукой на карту, сказал - Рыцари, на этой карте вы видите всё, что происходит на море, на земле и в воздухе в режиме реального времени. Это телевизионное изображение, полученное с летательных аппаратов, которые летают за пределами атмосферы, в космосе, на высоте в четыреста километров и много выше. Мы располагаем четыреста двадцатью спутниками разведки и связи. Поэтому для нас на земле нет никаких секретов и для вас, военных лётчиков, в этом заключается самое главное преимущество, как и для нас, моряков, а также для сухопутных войск. Мы можем вывести на цель с высочайшей точностью не только боевой самолёт, но и снаряд танкового орудия и, вам будет трудно в это поверить, даже пулю, выпущенную солдатом. Точнее каждый солдат будет знать, где на поле боя находится противник. Правда, мы не намерены уничтожать живую силу противника, хотя у нас есть на вооружении такое стрелковое оружие, которое пробивает кортесы и цезари насквозь. Наши наземные войска имеют на вооружении оружие останавливающего действия, выстрелом из которого можно парализовать противника на несколько часов. Возникает вполне закономерный вопрос, зачем нам нужны авианосцы и такие самолёты, как десантно-штурмовой "Кречет ДШ"? Ответ прост. "Кречет" удивительный самолёт, он может летать на очень малой скорости, всего двести десять километров в час, но что самое главное, в его фюзеляже вместо авиабомб может поместиться восемь десантников с полной выкладкой, а сам самолёт способен приземлиться на любой грунтовой площадке длиной всего в четыреста метров и взлететь с неё, но может также сесть на пятачок размером в тридцать метров и взлететь с него. Такие имеются даже в горах и, представьте себе, наша космическая разведка их уже все определила и внесла в память аналитического компьютера. Поэтому "Кречеты" это самые главные работяги операции "Гнев миротворцев". К тому же не забывайте о том, что у нашего противника имеется на вооружении очень много самолётов, не говоря уже о танках, с которыми "Кречеты" также могут бороться не уничтожая их экипажи. Поверьте, рыцари, мы не для того поставляли средства защиты обоим враждующим сторонам, чтобы теперь начать убивать всех направо и налево. Наш враг это, в первую очередь британский империализм и колониальное господство европейских государств в Азии и Африке. Мы намерены вывести всё Человечество на принципиально новые рубежи и поэтому на весьма продолжительный срок оккупируем все страны Западной Европы и Турцию, правительства которых развязали эту глупую и подлую войну. Одновременно с этим вся Африка, Азия, Австралия и Океания будут также какое-то время находиться под нашим административным управлением. Извините, но мы не позволим белым людям в Австралии и Новой Зеландии относиться к коренным жителям, как к животным. Они точно такие же люди, как и мы все. Вы знаете, каких успехов мы добились в Южной Америке, поэтому поверьте, на вашем континенте они будут ничуть не меньше.
   Князь Барятинский умолк и майор Бишоп с улыбкой сказал:
   - Адмирал, не имею ничего против. Лично я родом из Аделаиды, а это приморский город и потому если и видел аборигенов, то только пролетая над бушем, но с высоты в пять километров их не очень-то хорошо видно. Я полностью с вами согласен, адмирал. Когда немцы сбили меня в последний раз, то меня заштопал хирург, который был индейцем-кечуа. Второго такого хирурга, как Диас Алмейду, наверное уже не сыскать. В своём госпитале он творит настоящие чудеса и если наши аборигены тоже станут такими же врачами, как и он, то кто же против? Раз вам известен рецепт такого чуда, то мы все только за.
   Глядя в глаза майору Бишопу, я улыбнулся. Операция, которую полтора года назад начал Вацлав Сенкевич, завершилась успешной вербовкой. Мы таки привлекли на свою сторону не столько отличных боевых лётчиков, сколько прекрасных парней, на которых не то что бы делали большую ставку, но всё же нуждались в их помощи. Чтобы сразу поставить все точки над "i", я решил ничего не скрывать:
   - Рыцари, прошу минуту внимания. Наша разведка наблюдала за вами полтора года и дала вам наилучшие рекомендации. В отличие от британских спецслужб мы не ищем наёмников, готовых за деньги убивать всех, на кого им укажут. Мы вообще не берём в Корпус случайных людей. К каждому будущему рыцарю мы тщательно присматриваемся. Сегодня вам был предоставлен шанс подняться в воздух вовсе не для того, чтобы бомбить наши корабли, и не для того, чтобы вы могли сдаться. Мы хотели, чтобы вы присоединились к нам и вы это сделали практически сразу, но что самое главное, единогласно. С этой минуты вы отдельная тактическая авиагруппа "Оливер", базирующаяся на авианосце "Адмирал Нахимов"...
   Битюг положил руку на моё плечо и слегка встряхнул меня, чтобы я сделал паузу, после чего невозмутимо сказал:
   - Рыцари, самое время сказать верховному, что вы не настолько глупы, чтобы снова садиться за парту и что здесь, в учебных классах авианосца, вы гораздо быстрее научитесь летать на реактивных самолётах. Поверьте, это не так уж и сложно.
   Майор Бишоп воспользовался подсказкой моментально:
   - Верховный командор, сгрузите наши самолёты где-нибудь, чтобы не гонять из-за них корабль в Австралию, а нам разрешите остаться. Мы ведь все профессиональные лётчики, летаем уже много лет и сможем освоить новую технику быстро.
   - Хорошо, - согласился я без особых колебаний, - тогда пойдёмте вниз. У нас есть свободное время и мы покажем вам наши новые "Кречеты", но сначала вы переоденетесь в лётные витязи. Они легче и удобнее кортесов и цезарей, но самое главное, прочнее.
   Через полчаса мы вошли в ближайший громадный ангар предполётной подготовки самолётов. В это утро Корпус принял в свои ряды сто сорок четыре человека и все они были молодыми парнями в возрасте от двадцати шести до тридцати двух лет. Собственно пилотов, которые имели огромный налёт часов, было среди них всего тридцать шесть человек, но ещё семнадцать лётчиков стали на Фарерских островах штурманами, так что никаких проблем не возникло. Им только и оставалось, что разбиться на тройки. Мы окружили первый же "Кортес ДШ", но я начал свой рассказ не с него:
   - Парни, каждая такая птичка это не просто аэроплан, это ещё и летающий дом для одиннадцати человек. Поэтому, как только вы разобьётесь на тройки, вам предстоит познакомиться с вашими будущими боевыми группами. Чтобы вам было легче с ними сработаться, к вам решено прикомандировать американский спецназ - морских котиков генерала Ван Данера и нашу элиту спецназа - казаков-пластунов. Они научат вас драться с оружием и без него так, что вы сможете гонять даже чертей в аду. Пилотировать самолёты эти парни тоже умеют, но не так хорошо, как вы. У них просто нет такого боевого опыта, какой есть у вас. А теперь перейдём к "Кречету ДШ". ДШ означает ничто иное, как десантно-штурмовой самолёт. Его прототипом был обычный реактивный самолёт "Кречет", который использовался нами в качестве учебно-тренировочной машины, хотя по своим основным тактико-техническим данным эти два самолёта похожи, но между ними есть одно гигантское отличие. Для "Кречета ДШ" не существует расстояний, так как в его баки не заливают топлива. Два года назад наши учёные создали компактный, но очень мощный энергоконвертер, который превращает некоторые вещества, сгорающие в нём без остатка, в чистую электрическую энергию и так крутит его турбины с такой силой и скоростью, что воздух в них нагревается до восьмисот градусов. В настоящий момент уже практически все наши самолёты оснащены новыми электротурбореактивными двигателями. Поэтому у наших конструкторов и появилась возможность установить на штурмовике "Кречет" десантный отсек, в котором можно также разместить ещё и пять тонн авиабомб. Как вы видите, турбины разнесены довольно широко, а фюзеляж весьма высокий. За кабиной пилота и штурмана "Кречета", сразу за бытовым отсеком находится энергоконвертор, за ним десантный, он же бомбовый отсек, а позади него ещё одна бытовка и на корме артиллерийская кабина. Шасси самолёта оснащено электродвигателями и потому он может пусть и не как вездеход, но всё же довольно быстро ездить по земле. Маневренность вполне приличная. "Кречет ДШ" оснащён системой вертикального взлёта и посадки. Пилот, закрывая дюзы с управляемым вектором тяги и открыв посадочные дюзы, может направить поток воздуха вертикально вниз, но с борта авианосца мы стартуем в обычном режиме. Так получается гораздо быстрее взлетать и приземляться на палубу. У "Кречета" помимо двух установок для пуска неуправляемых ракет калибром в восемьдесят миллиметров, имеется ещё и двадцать четыре точки подвески, что делает его чрезвычайно опасной боевой машиной. Это универсальный самолёт, который может работать как штурмовик, истребитель, бомбардировщик и при этом ещё и доставлять группу из возьми десантников в глубокий тыл противника. В Западной Европе для него почти нет работы. Уже в самое ближайшее время в Германии произойдёт военный переворот и она станет нашим союзником, хотя кое с кем нам придётся повозиться. Определённую проблему представляет из себя Турция. Тем более, что турецкая военщина намерена устроить резню против армян и греков. Вот там "Кречетам" придётся поработать, но всё же самую основную работу нам предстоит проделать в Британских колониях на территории Африки и Азии. Там уже сейчас установили жестокий диктаторский режим. Они бросают в тюрьмы каждого, кто только посмеет просто посмотреть им в глаза, а за малейшую попытку добиться справедливости людей расстреливают даже не по приговору суда, а по приказу военных властей. Поэтому в ряде случаев мы также не станем с ними церемониться и поскольку они нашли способ, как защититься от генераторов ужаса, то нам придётся применять против них более действенное оружие.
  

Глава 10.

Немецкие ворота в Западную Европу

  
   Вслед за Фарерскими островами так же стремительно были захвачены Шетландские и Оркнейские острова. Какого-то очень уж ожесточённого сопротивления их защитники не оказали, но на этот раз тридцать семь наших морских пехотинцев и воздушных десантников были ранены. Жертв среди обороняющихся не было. Как первая, так и две последующих операции были проведены молниеносны. В воздух снова взлетели самолёты, но все они были сбиты и лётчики, на этот раз англичане, благополучно катапультировались. Мы поднялись в небо и записали на свой боевой счёт один истребитель и два бомбардировщика, сбить которые не составило особого труда. Пилоты нас даже не увидели и только после того, как их подняли из воды спасатели, они узнали, что двигатели у их самолётов взорвались из-за того, что в них попала ракета "Василиск".
   Гранд-Флитом в Скапа-Флоу даже и не пахло. Вместо него в гавани стояла на якоре дюжина старых посудин с экипажами чуть ли не из пенсионеров, да и те были неполными. Они были весьма удивлены, что кто-то решил открыть стрельбу по миротворцам, напавшим на Великобританию, которая чуть ли не в полном составе переехала в Индию и Африку, а их бросила здесь. Выбежав на палубу, английские моряки с наблюдали в морские бинокли за тем, как сноровисто и умело действуют на берегу морские пехотинцы Корпуса миротворцев. Когда же в гавань вошли четыре ракетных крейсера-невидимки, оценив их намётанным взглядом, матросы и офицеры и вовсе принялись демонстративно аплодировать миротворцам. Отношение к ним с нашей стороны было точно таким же - дружеским и добрым.
   Основные силы Первого флота встали на якорь в центре Северного моря, а Балтийский отряд двинулся дальше, что бы пройти через проливы Скагеррак и Каттегат, Самсё-Бельт, Большой Бельт, Фермарн-Бельт и Кадет-Реннен добраться до Балтийского моря. Этот путь наши флотоводцы сочли более удобным, чем через пролив Зунд. В первую очередь потому, что Балтийский отряд мог практически не менять походного ордера. Пролив Зунд был слишком узким, чтобы огромные октомараны - плавучие заводы, могли двигаться на полной скорости, Но и в широких проливах мы всё равно были вынуждены сбросить скорость до пятидесяти узлов.
   Дания, Швеция и Норвегия официально не принимали участия в войне, но это было не совсем так. Швеция активно поставляла вооружение обеим враждующим сторона, Норвегия снабжала их рудой, а в по всей Дании располагалось множество немецких гарнизонов, но это была чуть ли не "дружественная" оккупация. В ближайшее время мы не собирались оккупировать страны Северной Европы и свергать там монархов. Первой в списке шла Германия. К исходу первого дня активных действий Первого флота Балтийский отряд встал на якорь на полпути от острова Лесё к острову Анхольт. К проливу Самсё-Бельт на "всех парах" спешила эскадра под командованием молодого, но уже успевшего проявить себя в настоящих боях талантливого флотоводца, контр-адмирала Кайзерлихмарине Германа Бема.
   Обласканный говорливым кайзером, контр-адмирал Бем не был участником заговора, направленного на свержение Вильгельма II и потому мог представлять опасность в первую очередь для немецких моряков. Сам же заговор вовсе не был направлен на свержение династии Гогенцоллернов. При всех недостатках излишне любившего произносить экспромтом речи кайзера, именно он привил немцам патриотизм, несомненное мужество, педантизм и сделал из Германии великую державу, пусть и пропитанную воинственным прусским духом. Поэтому нашей целью было просто мягкое отстранение Вильгельма II от власти и её передача Фридриху Вильгельму Виктору Августу Эрнсту, с которым уже были проведены переговоры.
   Очень многие высшие чины Дойчес Хеер, Кайзерлихмарине и Кайзерлюфтваффе составляли ядро заговора и согласились с тем, что Германии лучше стать союзником Российской империи с открытой настежь границей и принять условия Корпуса миротворцев, нежели быть разбитой вдребезги и стать оккупированной страной. Тем более, что это не ущемляло экономических интересов Второго Рейха. Десятого августа, в восемнадцать часов, в Берлине, большая группа генерал-фельдмаршалов и адмиралов вместе с кронпринцем прибыла в дворец Шарлоттенбург на переговоры. В отличие от фарса, устроенного в Санкт-Петербурге, в Берлине всё выглядело куда пристойнее. Кайзера ещё за три дня предупредили, что вечером десятого августа ему предстоит дать ответ на главный вопрос - будет ли Корпус миротворцев приводить его и Германию в чувство или нет.
   После того, как были захвачены Шетландские и Оркнейские острова, эта информация стала достоянием всей мировой общественности. Второй Среднеатлантический флот уже вошел в средиземное море, но не спешил бросаться ни на кого в атаку. В дворец Шарлоттенбург прибыла также большая группа репортеров с телевидения, радио и из газет. Трёхдневная информационная обработка ничего не дала. Газет кайзер в эти дни не читал, по радио слушал только свои собственные речи, а телевизор включал лишь тогда, должны были показывать его. В отличие от Николая II, Вильгельм II, который поначалу выслушал своих военных с заинтересованным видом, наотрез отказался отрекаться от власти и даже заявил, что немецкий народ и преданные ему войска сметут заговорщиков.
   Именно об этом, как мы и просили, было немедленно объявлено во всех СМИ Германии, после чего сын самым решительным образом заявил отцу свой протест и, сказав, что тот ведёт Германию в пропасть, объявил о его отрешении от власти, объявив, что отныне Вильгельм кайзер с приставкой экс и что он берет на себя всю полноту власти в стране и объявляет курс на союз с Корпусом миротворцев, Россией САСШ, ЮАСШ, Италией и Испанией. Также Фридрих Вильгельм Виктор Август Эрнст объявил, что коронован он будет, как кайзер Фридрих IV. Это произошло уже одиннадцатого августа в три часа ночи. Первым приказом нового кайзера войскам было: держать оборону на Аллее Войны, обеспечить беспрепятственный проход Балтийского отряда Первого Североатлантического флота через Балтийское море и быть готовым к торжественной встрече рыцарей-миротворцев.
   Кайзер всё же здорово подгадил нам тем, что отказался отрекаться от престола добровольно и его пришлось стаскивать с насиженного места силком. В первую очередь это касалось нашего Балтийского отряда. Эскадра, базировавшаяся в Штральзунде, насчитывала три авианосца, шесть линкора, двенадцать крейсеров и тридцать восемь эсминцев. Для нас эскадра контр-адмирала Бема не представляла никакой опасности, ведь мы могли утопить её в течение максимум часа одним только огнём ракетных крейсеров, но тогда погибли бы ни за что тысячи немецких военных моряков. Герман Бем, как вскоре выяснилось, собрав всех командиров кораблей, объявил им, что кайзер приказал им любой ценой задержать Балтийский отряд, так как уже очень скоро ситуация должна была резко измениться.
   Все надежды Кузи были связаны с тем, что ему на помощь придет Филателист. Англичане втайне от кого угодно, но только не от нас, создали в Швеции четыре танковые дивизии, причем в каждой насчитывалось по сто восемьдесят танков "Бофорс-Викинг" со сверхпрочной финабеновой броней и две сотни бронетранспортеров. Дороги в Финляндии были к тому времени построены отличные, так что до Пори, Турку и Карьяа танки должны были домчаться всего за двенадцать часов, но ещё раньше на побережье должен был высадиться на быстроходных катерах английский десант - две дивизии гуркхов. Целью англичан были три батареи суперпушек и если бы они их захватили, то даже Санкт-Петербург оказался бы под их прицелом, а с ним вся Эстляндская губерниия. Под прицелом оказалась бы даже Рига, не говоря уже о том, что в таком случае Балтийскому отряду пришлось бы пробиваться в Питер с боем.
   Поэтому, как только мы получили из космоса сигнал о том, что танковые колоны двинулись в путь, "Кречеты" поднялись в воздух снаряженные ракетами "воздух-земля" со всех пяти авианосцев. И опять-таки мы не стремились наносить ни по танкам, ни по катерам удар смертельной мощности. В наше задачу входило остановить как одни, так и другие на границе и не дать им вторгнуться в Российскую империю. Благо конструкция танков, бронетранспортёров и катеров делала это возможным, у всех двигатели располагались сзади. Подняв "Кречет ДШ" бортовой номер двадцать четыре в воздух, мы в составе своего авиакрыла устремились к шведскому берегу, преодолели звуковой барьер и менее, чем через час началась охота за танками. Их прикрывали истребители, но с ними мы разобрались быстро.
   Танкисты сразу поняли, что по ним бьют с воздуха и механики-водители съехали с шоссе и принялись отчаянно лавировать на максимальной скорости, стремясь уйти из-под удара. "Бофорс-Викинг" это танк, который был одинаково хорошо подготовленный как для войны в пустыне, так и для войны в тундре. Его финабеновая броня делала невозможным применение кумулятивных снарядов и потому против этих танков мы применяли самонаводящиеся ракеты "Клык" с боеголовкой, представляющей из себя "гвоздь" из обеднённого урана. По другому двигатель танка убить было просто невозможно, но и в этом случае "Викинги" останавливались только после трёх, а то и всех четырёх попаданий. Инфракрасная головка наведения плюс компьютер в управляемой ракете весом в шестьдесят килограммов, а у нашего "Кречета" их под каждым крылом было восемь штук, быстро сделали своё дело и через три часа танки встали намертво.
   Сразу после этого примчалось восемнадцать "Благовестов" с отрядами мотопехоты и спецназа морской пехоты на борту. Первые принялись "выкуривать" танкистов из тех танков, которые не загорелись, а вторые вылавливали из моря гуркхов, а это такие ребята, что пока по башке пару раз веслом не получит, не успокоятся. На этот раз потери противника были весьма велики - двести семнадцать танкистов, а это были молодые парни, погибли. Их смерть легла чёрным, несмываемым пятном на Виндзоров. Утонуло также сто восемьдесят два гуркха, а общее число раненых превысило две тысячи человек, но их всех уже ждали в госпиталях. В четыре тридцать утра мы вернулись на "Нахимов" и но ещё на подлёте узнали, что Кузя отказался отречься от престола в добровольном порядке.
   Эскадра под командованием контр-адмирала Бема в это время вошла в пролив Самсё-Бельт и командиры кораблей были преисполнена решимости сразиться с Балтийским отрядом, погибнуть, но выполнить последний приказ кайзера во имя фатерлянда. Связисты установили связь с флагманом эскадры, линкором "Барбаросса", и я, находясь в кабине "Кречета" вышел на связь с каким-то офицером. Тот, как только я представился ему, сухо поинтересовался:
   - Чего вы хотите, ваше сиятельство?
   - Поговорить с командиром эскадры, - ответил я усталым голосом, - передай ему, что мы только что вернулись с севера Швеции, где нанесли с воздуха сокрушительный удар по англичанам и остановили четыре танковые дивизии. Ваш бывший кайзер ждал, что англичане при поддержке с моря сумеют захватить русские суперпушки в Финляндии, но этого уже никогда не случится. Всё, чего добился король Георг, это того, что Швеция будет оккупирована вместе с Норвегией. Ваша эскадра в двух шагах от гибели. Нам нужно провести в Балтийское море восемнадцать огромных плавучих заводов. Два из них мы намерены передать вашей стране, а вы стоите у нас на пути. Уничтожить вас не проблема, но мы не хотим убивать немецких моряков. Поэтому будьте добры, доложите своему командиру, что князь Горчаков хочет с ним поговорить, прежде чем события начнут развиваться по совершенно неприемлемому для нас сценарию. Поверьте, нас совершенно не устраивает ваша гибель. Вы нужны Германии живыми.
   Ждать ответа мне пришлось около часа. Всё это время штаб Кайзерлихмарине и новый кайзер требовали, чтобы эскадра немедленно повернула назад и ни в коем случае не смела вступать в бой с Балтийским отрядом Первого Североатлантического флота Корпуса миротворцев. Контр-адмирал Бем упорно отмалчивался. Все корабли эскадры были готовы к бою и на палубах авианосцев уже прогревали двигатели самолёты. Мы также были готовы немедленно подняться в воздух и искупать немецких летчиков в водах Балтики. В общем ситуация была напряжена до предела, когда Герман Бем наконец вышел со мной на связь и, не соизволив поприветствовать, заявил:
   - Князь, я присягал на верность лично кайзеру Вильгельму Второму и не нарушу присяги. Немецкие моряки, находящиеся под моим командованием, готовы сражаться до последнего. Как только мы сблизимся, вы узнаете, что такое огонь орудий главного калибра. К тому же мне вовсе не кажется, что ваши огромные корабли такие уж неуязвимые. Мне уже доложили, что ваши самолёты летают намного быстрее наших, но мои торпедоносцы всё равно достигнут цели.
   Поразившись упрямству контр-адмирала, я усмехнулся:
   - Молодой человек, сейчас мы продемонстрируем вам, оружием какой мощности располагает наш отряд. Ровно через три минуты прямо по курсу, в пяти милях от флагмана прогремят всего три взрыва, после чего мы продолжим разговор. Поймите, в жизни бывают такие случаи, когда почётная сдача в плен является подвигом. Тем более ввиду неоспоримого преимущества противника.
   Сразу после этого с наших ракетных крейсеров были произведены пуски трёх тяжелых ракет. Это были очень большие ракеты с термобарическими боеголовками огромной мощности. Когда все три ракеты "упали" в море в километре друг от друга, произошел первый взрыв, в результате которого образовались три облака газообразного взрывчатого вещества. Сразу же последовал подрыв и над морем вспыхнули три ослепительных огненных полусферы диаметром свыше тысячи двухсот метров. Взрывной волны не было, это ведь были вакуумные бомбы, но внешне эффект оказался потрясающим и уже через пару минут контр-адмирал испуганно спросил:
   - Что это было?
   Снова усмехнувшись, я ответил?
   - Наше самое сверхмощное оружие, Герман. По эсминцам стрелять такими ракетами нет смысла, зато от вашего авианосца не останется практически ничего. Ни один человек не выживет. Вы правы, наши плавучие заводы не очень-то защищены от орудий калибра четыреста шестьдесят миллиметров, а в них находятся десятки тысяч рабочих - мужчин и женщин. Можете даже не гадать на что я пойду ради спасения их жизни. Вы готовы подписать смертный приговор всем морякам и лётчикам, которые вышли вместе с вами в море? Тем более, что Германия приняла нового кайзера с восторгом. Фридрих Четвёртый даст возможность вашей стране выйти из этой войны с честью и немецкие солдаты пройдут победным маршем по Парижу, Лондону, Брюсселю и Амстердаму. Да, это будет всего лишь демонстрация того, что немцы победили Антанту, так как всю основную работу за них сделают рыцари Ордена миротворцев, но зато Германия, в отличие от всех остальных ее союзников, которые уже пошли на тайный сговор с Антантой, направленный против всего остального мира, не будет оккупирована. Решайте, Герман, кем вы войдёте в историю, болваном, по вине которого погибло множество людей, или настоящим патриотом, осознавшим, что кайзер Вильгельм Второй, уже расстрелявший пятерых генералов, отдал очередной преступный приказ. Даю вам ровно час на размышление.
   Взрывы видели командиры чуть ли не всех боевых кораблей эскадры и они произвели на них огромное впечатление. Поэтому уже через сорок минут контр-адмирал Бем вышел на связь и спросил:
   - Князь, каковы ваши требования?
   Немного подумав, я ответил:
   - Господин контр-адмирал, я не намерен заявлять вам никаких требований. Исполняйте приказ гросс-адмирала Тирпица, прикажите эскадре совершить поворот все вдруг и полным ходом следовать в Киль, где вас уже ждут. Поверьте, иногда подвигом является отказ от самоубийственного сражения, причём куда большим, чем глупое и никому ненужное геройство. Если вы не возражаете, то я пошлю за вами на "Барбароссу" вертолёт, который доставит вас на наш флагман, авианосец "Адмирал Нахимов" вместе с несколькими вашими офицерами. Всего он сможет взять на борт двадцать четыре человека. Вы принимаете моё приглашение?
   - Почту за честь, ваше сиятельство, - со вздохом ответил молодой флотоводец и добавил, - надеюсь, что этим путешествием я хоть немного скрашу грядущие неприятности. Думаю, что теперь меня ждет суд военного трибунала.
   Вот тут контр-адмирал Бем ошибался. В наши планы вовсе не входило сажать его в кутузку. Как только наш разговор закончился, корабли эскадры, получив приказ, стали маневрировать, ложась на обратный курс и мы с облегчением вздохнули. Проход в Балтийское море был освобожден без кровопролития. Теперь нам предстояло оккупировать Швецию и Норвегию, в чём нам как раз больше всех могла помочь Германия. То, что Австро-Венгрия вступила в тайный сговор с Антантой, полностью развязывало новому кайзеру, который пошел даже на то, что отказался быть Вильгельмом III и стал Фридрихом IV. В Берлине уже начали работу наши дипломаты и кайзер с изумлением узнал, что Россия, вступая в союз с Германией, предлагает полностью отменить экономическую границу, но при этом не говорит об объединении двух государств и лишь просит, чтобы на карте ещё и появилось новое союзное государство - Польское королевство.
   Польские земли, занятые немцами, получали в Германии статус культурно-политической автономии и Польша, становясь де-факто свободным государством, входила в Евроазиатский Экономический Союз. Финляндия, Польша и Германия получали по два новейших плавучих машиностроительных комплекса, способных в самые короткие сроки оснастить эти страны самым современным даже для двадцать первого века, из которого мы всем прибыли, промышленным оборудованием. Это была не просто щедрость, это было, на взгляд специалистов, нечто выходящее за рамки чуда. Что же, чудеса иной раз случаются и мы как раз и были теми самыми чудотворцами, которые неустанно работали над этим вопросом.
   Мы готовились к операции "Гнев миротворцев" очень тщательно, а потому старались предусмотреть всё и потому она должна была сопровождаться не одними только военно-полицейскими акциями. По большому счёту я могу сказать так. Если бы Земле не угрожало нашествие валаров, то, имея возможность не только заглянуть в прошлое, но и отправиться в него, ни я, ни мои друзья не стали бы этого делать лишь ради того, чтобы изменить историю своей страны на более благополучную. Мы сделали бы всё возможное, чтобы, добравшись до такой массы золота, изменить настоящее и переломить ход истории в Пользу России. Думаю, что нам удалось бы это сделать, ведь русская пословица говорит - "Деньги не Бог, но милуют".
   Имея возможность раскрыть всю подноготную множества политиков и раскрыть их заговоры, мы могли добиться очень многого, но у Человечества не было будущего. Ему угрожала ужасная гибель в результате вторжения валаров, которым была нужна одна только наша планета, воздух, вода и биосфера в качестве питательной среды для той биосферы, образцы которой они привезли с собой. Это было тотальное уничтожение и для того, чтобы отразить его, мы были вынуждены предпринять меры по созданию совершенно нового общества на нашей планете, общества, в котором не будет угнетённых и угнетателей. Именно поэтому мы и решили провести операцию "Гнев миротворцев", начальная фаза которой прошла весьма успешно.
   Мы выбрались из нашего "Кречета ДШ" и направились к вертолёту "Пеликан М", то есть его морской модификации, который вместо шасси был оснащён поплавками, способными держать эту большую и грозную машину на воде. Хотя на борту "Нахимова" имелось немало опытных пилотов, я решил сам слетать за контр-адмиралом Бемом. В новой истории ему уже не было суждено стать командующим адмиралом в Норвегии. Подобной участи - стать врагами Советского Союза, избежали все немцы и не они одни. Даже Адольф Гитлер, который в наше время стал самым проклинаемым человеком в мире за то, что развязал Вторую мировую войну. Скажи мне кто, что Герман Геринг станет моим другом, я не то что плюнул бы ему в лицо, но и набил морду, но именно так оно и было в нашей новой истории.
   В Корпус миротворцев записалось очень много немцев, чуть ли не три четверти всех солдат, офицеров и генералов вооруженных сил Германии добровольно вступили в него уже в первые месяцы. Главной причиной тому являлся так называемый Английский заговор, а также то, что в Английские, Французские и Бельгийские колонии из Европы перебросили основные военные силы не только этих стран, но также Австро-Венгрии и Турции. Английская разведка сумела проникнуть в некоторые из наших секретов и потому в течении всего последнего года войны в Европе активно работала над созданием Коалиционной армии сопротивления Российско-Американскому диктату. Мы же, в свою очередь, позволили этим странам отвести свои самые боеспособные части в африканские и азиатские колонии. На этом этапе нас всё же намного больше интересовала оккупация Европы.
   Вообще-то нас очень удивило то, что правящая элита и истеблишмент противоборствующих стран с такой лёгкостью бросил свои народы на произвол судьбы. Оболванив в очередной раз народ, эти господа перебросили в Африку и Азию регулярные войска для защиты колоний и тем самым попросту сдали нам свои территории. Объяснялось же это тем, что находясь в колониях и бросая против нас толпы плохо вооруженных "дикарей", они смогут истощить нас, а затем перейти в наступление. Так-то оно так, но самое примечательное заключалось в том, что только одна Англия успела создать в своих колониях мощную инфраструктуру, а потому по ходу пьесы всем остальным придётся постепенно отступать в те регионы, в которых она успела закрепиться самым основательным образом и это нас вполне устраивало. Нам ведь некуда было спешить.
   Правда, в то утро я, сидя за штурвалом "Пеликана", летел на максимальной скорости. В воздухе наш вертолёт сопровождала дюжина "Кречетов". Когда мы долетели до авианосца "Барбаросса", с его взлётно-посадочной палубы были убраны все самолёты и на ней нас поджидала большая группа офицеров. Мы совершили посадку и даже не стали выключать двигатели. К вертолётам все давно уже привыкли и даже более того, в Германии полным ходом шли работы по созданию своей собственной винтокрылой машины. Придерживая руками фуражки, двадцать четыре офицера во главе со своим командиром, контр-адмиралом Бемом, быстро направились к вертолёту. Контр-адмиралу было сразу же предложено сесть в кресло штурмана. Не смотря на свою высокую должность, он охотно согласился и как только ему на голову надели шлем, я повернулся к нему, протянул руку и веселым голосом поприветствовал и представился:
   - Доброе утро, Герман, меня зовут Серж Горчаков. Надеюсь, что с этого рукопожатия начнется наша дружба.
   Немец очень удивился:
   - Ваше сиятельство, но как же так? Человеку вашего положения не пристало так рисковать. Хотя я знаю, что ваши "Пеликаны" чертовски прочные и выносливые летательные аппараты, вам стоило бы поберечь себя. Вы ведь не солдат, а предводитель.
   Махнув рукой, я насмешливо ответил:
   - Только в мирное время. Сейчас мне просто некем руководить, а поскольку среди нас имеются куда более опытные военачальники, чем я, то мне с моими заместителями только и остаётся, что пилотировать штурмовики и вертолёты. Так что я не шутил, когда сказал вам, что мы начисто разгромили все четыре танковые дивизии англичан и их десант, который они хотели высадить на быстроходных катерах, но они ведь не могут плавать быстрее, чем летают наши штурмовики. Мы принимали участие в этой операции, а сейчас я хочу показать вам самые современные боевые корабли.
   Обратный полёт, хотя Балтийский отряд снялся с якоря и на полном ходу шел нам навстречу, занял целых четыре часа. Мы показали Герману Бему и его офицерам все наши боевые корабли. Больше всего его поразили не наши гигантские авианосцы-тримараны, а ракетные крейсера с их лаконичными, гранёными формами. Это были корабли водоизмещением в сто двадцать тысяч тонн, а потому они имели в длину двести семьдесят метров и сорок пять в ширину. Всё их вооружение состояло из пусковых установок, причём на корме и носу это были шахты для пуска тяжелых ракет, и скорострельных орудий калибра сто двадцать два миллиметра, причем не башенные, а расположенных вдоль борта внутри крейсера, которые стреляли по врагу через специальные открывающиеся амбразуры. Глядя на наши ракетные крейсера, контр-адмирал Бем удивленно спросил:
   - Князь, но где же пушки?
   - Пушки это прошлый век, Герман, - ответил я, - эти крейсера вооружены ракетами. На носу и на корме, как вы видите, расположено по пять ракетных пусковых шахт. Из них вылетают тяжелые двухступенчатые ракеты, каждая весом в сорок две тонны. Они способны покрыть расстояние в четыре с половиной тысячи километров. Головная часть такой ракеты весит двенадцать тонн и почти весь этот вес приходится на специальное взрывчатое вещество. Те взрывы, которые мы вам продемонстрировали, чрезвычайно опасны для всего живого. Это все равно, что оказаться в гигантской печке. Надеюсь, что нам никогда не придётся их применять. Все остальные ракеты гораздо меньше, но по своей мощности они ничуть не уступают тем реактивным снарядам, которыми стреляют наши суперпушки, вот только дистанция у них больше. Они могут с идеальной точностью поразить любую цель на расстоянии в тысячу миль. Противник не сможет засечь наш крейсер с помощью радара. Впрочем, даже на расстоянии в пять миль он всё равно не увидит его на экране радара, ведь эти крейсера невидимки и уже только этим опасны. Они обладают также очень высокой скоростью, сто двадцать узлов, а запас хода у них практически ничем не ограничен. Именно с их помощью мы наведём в Мировом океане идеальный порядок и загоним все флоты противника в бухты.
   Контр-адмирал Бем озадаченно покрутил головой и спросил:
   - Как называется тип этих крейсеров, князь? Наверное, вы назвали их каким-то таким русским словом, которое означает очень быструю езду или полёт? Мне приходит на ум только гепард.
   - Мне тоже, Герман, но их создатели назвали первый крейсер такого типа "Марлин". Гепард, конечно, бегает быстрее, но марлин тоже плавает очень быстро, хотя эти марлины ещё быстрее.
   Мой собеседник, шумно выдохнув, признался:
   - Мне трудно себе представить, что такой огромный корабль может двигаться со скоростью в сто двадцать узлов. Это же чуть ли не максимальная скорость автомобиля.
   - Тем не менее это так, - сказал я, - именно такую скорость развивают крейсеры типа "Марлин", но у нас есть ещё более быстроходные суда, но они движутся на подводных крыльях. Впрочем, их у нас мало и они не являются основной боевой силой флота.
   Контр-адмирал кивнул и спросил:
   - Князь, скажите, какие цели преследует операция "Гнев миротворцев"? - Усмехнувшись, он добавил - Среди моих офицеров по этому поводу идут весьма горячие споры.
   - Целей несколько, Герман, - ответил я, - но первая и самая главная, полностью покончить со всеми войнами. Вторая цель, которую я считаю немаловажной - покарать Виндзоров и правящую верхушку Великобритании за все преступления, которые они свершили за последние десятилетия. В том числе и за то, что развязали эту войну, в которую хотели втравить и Россию.
   Ещё довольно молодой немец улыбнулся:
   - Первая цель мне кажется недостижимой, хотя, глядя на ваши корабли, это ещё как сказать. Зато вторая мне очень импонирует, ваше сиятельство. Моя эскадра создавалась в первую очередь для того, чтобы связать боем силы Гранд Флита, но он покинул Скапа-Флоу. Глядя на эти крейсеры, ваше сиятельство, я вижу, что только на одном из них мне и моим офицерам удастся это сделать.
   Мы уже подлетали к "Адмиралу Нахимову". Заходя на посадку, я широк улыбнулся и сделал молодому немцу предложение:
   - Герман, предлагая вам дружбу, я имел ввиду нечто большее - командование соединением боевых кораблей нашего Первого Североатлантического флота. Вы блестящий морской офицер и очень грамотный стратег. Единственное, чего вам не хватает, это подходящего отряда боевых кораблей, а мы испытываем недостаток в молодых кадрах. Что вы ответите мне на это, друг мой?
   - Только то, что я приму его с благодарностью, князь, - сказал Герман Бем, - навсегда сбить спесь с англичан, это моя самая большая мечта. Думаю, что ко мне присоединятся все мои офицеры и матросы.
   - Тогда называйте меня просто Серж, Герман, - ответил я и протянул немцу руку, - скоро вы будете командовать новой эскадрой. Я ведь потому и полетел за вами.
   Да, мы были очень заинтересованы в немецких генералах и адмиралах, офицерах и солдатах. Союз с Германией открывал нам настежь ворота в Западную Европу, но вербовка немецких солдат и офицеров была куда важнее. Ни Франция, ни Англия ни тем более Бельгия или Голландия не представляли для нас никакой серьёзной опасности. Зато война в колониях обещала стать очень ожесточённой, особенно в гористой местности и в джунглях. Да, и в пустынях тоже, хотя мы и имели тотальное техническое превосходство. Всё дело заключалось в том, что мы не могли вести войну так, как её в наше время вели против Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии и многих других стран - США и страны НАТО. Они воевали с большой дистанции, нанося удары ракетами с самолётов и крылатыми ракетами и им было плевать, сколько человек будет убито на земле.
   Нам же предстояло провести военно-полицейскую операцию, в ходе которой предстояло арестовать и интернировать множество людей, чтобы потом разобраться с каждым и каждому воздать по заслугам. Мы вовсе не собирались отправлять в тюрьмы и на каторги рядовых исполнителей даже в том случае, если они были наёмниками, но в то же время в наши намерения не входило прощать военных преступников этого уровня, которые уже сейчас лютовали в колониях почём зря. Для такой войны нам требовалась огромная и очень дисциплинированная армия, но армия созданная исключительно на принципах добровольности. Да, солдаты и офицеры будут получать в ней очень высокое жалование и им будут регулярно выплачиваться надбавки за риск, но нам не были нужны тупые и жестокие скоты.
   К счастью немецкие солдаты и офицеры в ходе этой Первой мировой войны не оскотинились и это нас всех радовало. Так что я очень надеялся, что нам удастся завербовать их в ряды Корпуса миротворцев и поэтому был очень рад, что ещё одна вербовка прошла успешно и, вообще, что нам удалось без единого выстрела открыть ворота в Западную Европу. То, что были убитые среди англичан и гуркхов в счёт не шло. Не предотврати мы их вторжение в Финляндию, жертв было бы куда больше, причём среди мирного населения. Мы и без того стремились этого не допустить. Поэтому никакого сожаления по поводу их смерти я не испытывал. Впереди всё равно была тяжелая война, которую мы не сможем выиграть не понеся потерь в своих рядах и тем более нам не удастся избежать их во вражеских рядах.
   "Пеликан" совершил посадку на "Нахимове" предварительно облетев его трижды. Контр-адмирал Бем был восхищен как размерами авианосца, так и его реактивными самолётами. В Германии уже полным ходом шли работы по созданию реактивного двигателя и он был одним из немногих военных, который знал о том, какие выгоды даёт военным лётчикам реактивная авиация. Как только мы поднялись на мостик, Балтийский отряд Первого Североатлантического флота средним ходом пошел курсом на Киль. Когда до этого порта оставалось пятьдесят миль, а всё это время быстроходные авизо собирали командиров и старших офицеров боевых кораблей эскадры контр-адмирала Бема на "Нахимове", в сторону Киля поплыли только два плавучих завода, на борту которых, между прочим, находилось свыше пятидесяти тысяч немецких рабочих, которым эти заводы принадлежали.
   Вообще-то это плавучих платформ было две, а заводов на самом деле насчитывалось семь и три из них были станкостроительными и они не прекращали работу ни на минуту. Прежде чем для них будут построены производственные корпуса на сущее, они будут минимум два года стоять на якоре неподалёку от берега и всё это время производить продукцию. Это был наш подарок Германии за то, что нам не пришлось с ней воевать. Об этом вот уже целые сутки говорили по радио и телевидению, а в газетах печатали чуть ли не полный перечень всей той самой современной продукции, которая будет производиться в Германии. Между прочим, на Аллею Войны уже были готовы войти части Миротворцев, но противоборствующие стороны на всякий случай решили заранее прекратить боевые действия, а то очень уж мощной оказалась их военная техника.
   Как только мы сбросили с "плеч тяжкий груз", Балтийский отряд помчался вперёд полным ходом. Путь до Санкт-Петербурга был ведь не близок, тысяча шестьсот пятнадцать миль, но без сковывающей нас по рукам и ногам немецкой эскадры мы могли идти втрое быстрее и потому на следующий день, "теряя" по пути огромные морские платформы, целые плавучие острова с заводами на борту, которые брали курс на Польшу, Финляндию и Эстляндию, мы вошли в Финский залив. Вскоре мы прошли остров Котлин, к которому пристала огромная плавучая верфь, вошли в Маркизову лужу и широким, развернутым строем стали подходить к Санкт-Петербургу. С авианосцев в небо взлетело всё, что только могло подняться в воздух и принялось кружить над рукоплещущей нам столицей России.
   Едва последние самолёты и вертолёты, отстреливая на этот раз не тепловые ловушки, а фейерверки, полетели по направлению к Питеру, загрохотали салютные установки на борту боевых кораблей, а крейсеры стали дефилировать перед идущим нос в нос отрядом кораблей, а на самом деле новым Балтийским флотом, над которым в небо взметнулись на высоту в полкилометра огни праздничного салюта. Покрасовавшись перед публикой, "Кречеты" и "Пеликаны" строго по очереди, построившись в воздушные колонны, вернулись на свои плавучие аэродромы. Сразу после этого в небе над столицей Российской империи появились огромные военно-транспортные самолёты "Богатырь". Их зеленовато-серые громадины поражали воображение, но настоящую бурю восторга вызвало то, что пролетая над городом на высоте всего в восемьсот метров на самой малой скорости, они разбрасывали сотни тысяч небольших парашютов.
   Это были детские игрушки, но со смыслом. На шелковом парашюте диаметром всего в семьдесят сантиметров, с неба спускалась игрушка, в которой легко угадывался юный император Алексей I, облачённый в белоснежный "Витязь" верховного главнокомандующего с голубым беретом воздушно-десантных войск Российской империи. Народ буквально обезумел от восторга. То, что люди лезли за игрушечными парашютистами на деревья, а некоторые даже на крыши, это ещё куда не шло. Самые отважные бросались за ними в воды Невы, Малой Невки и прочих питерских каналов. Алёша, ладный, красивый паренёк с силой воли и мужественным сердцем бойца-ветерана, был вне себя от счастья, когда для него поймали такого десантника. Всё правильно, так оно и было, свои пять прыжков с парашютом этот парень, пусть и в тайне от матери, уже совершил.
   Экс-император, одетый в новенький цивильный костюм, как это ни странно, тоже ликовал и рукоплескал вместе со всеми, кто встречал нас на Дворцовой набережной. Мы перебрались с "Нахимова" на крейсер "Порт-Артур", а также на другие крейсера, и, проследовали к городу по Новому морскому каналу мимо Васильевского острова в Большую Неву прямо к Зимнему дворцу. Тем временем корабли Второго отряда выстраивались в столь же новой Канонерской гавани, расположенной между Новым и Старым, но капитально обновлённым морским каналом, который стал значительно шире и глубже. Была значительно углублена и Канонерская гавань Канонерского порта Санкт-Петербурга, в которую теперь могли спокойно входить суда и корабли с самой глубокой осадкой вплоть до тридцати метров, но таких даже мы не строили.
   Пять крейсеров, которые временно превратились в авизо, чинно вошли в Большую Неву. Все мосты до Зимнего дворца были разведены. "Богатыри", а их в небе можно было насчитать восемнадцать штук, совершившие беспосадочный межконтинентальный перелёт, сделали над городом последний круг и улетели на военную авиабазу транспортной авиации в Гатчину. Наступил момент кульминации нашего торжественного возвращения в не просто обновлённую, а совершенно новую и совсем непохожую на прежнюю, Российскую империю. Со стороны Финского залива на высоте в пятьсот метров к столице приближались восемь огромных экранолётов "Илья Муромец", которые выстроились в воздухе в колонну по два и летели на минимальной скорости в двести десять километров в час. Девятнадцать мощных турбореактивных двигателей могли разогнать эти летающие крейсеры длиной в двести шестьдесят метров до скорости в семьсот двадцать километров в час. Самое главное их достоинство заключалось в том, что они могли приземляться как на воду, так и на грунтовые аэродромы без бетонного покрытия.
   Когда они летели над городом, от их басовитого гула, не такого уж и громкого, перехватывало дыхание. Видеть в небе такие громадины было очень большим испытанием для нервов. Промчавшись над городом со скоростью спортивного автомобиля, экранолёты отвернули вправо и влево, чтобы приводниться в Маркизовой луже, к которой устремился чуть ли не весь город. По радио, телевидению и в газетах было ещё вчера объявлено, что князь Горчаков приглашает всех желающих подняться на борт кораблей Балтийского отряда Первого Североатлантического флота вооруженных сил Корпуса Миротворцев. Нас же ждала встреча с императором Алексеем I и его мудрым наставником - Петром Аркадьевичем Столыпиным, а также нашими друзьями. Впрочем, мы ведь виделись весьма часто, а потому вроде бы не должны были испытывать особого волнения, но Боже мой, как же у меня колотилось сердце, когда я стал спускаться по широким сходням, покрытым малиновой ковровой дорожкой вместе с женой и детьми на родную русскую землю. Первое, что я сделал сойдя с борта крейсера, это встал на колени и поцеловал нагретые августовским солнцем камни брусчатой мостовой, которые приятно пахли цветочным шампунем. Мои друзья догадались, что я это обязательно сделаю.
  

Глава 11.

Резня в Турции

  
   Коронация императора Алексея I первого прошла очень торжественно и я не постесняюсь назвать это событие самым значительным за всю историю России. Впервые на престол нашего государства взошел монарх, который думал в первую очередь о благе народа, во вторую о благе государства, в третью о благе каждого, даже самого малого народа Российской империи, о чём угодно ещё, но только не о своём собственном благе и потому был всегда скромен в быту, крайне непритязателен во всём и жил одной лишь мыслью - сразиться с валарами и не дать им вторгнуться на Землю. О том, кто мы такие, император узнал довольно скоро, но не в тот же год. Мы не хотели торопить события и решили сначала дуть ему возможность почувствовать, что он не только царствует, но и, в отличие от своего вздорного папеньки, правит Российской империи.
   Ох, и доставалось же Алёше на первых порах от Петра Аркадьевича, когда тот клал перед ним на стол какой-либо проект, составленный в нескольких вариантах, а юный император, изучив их, поднимал на него глаза и спрашивал:
   - Пётр Аркадьевич, какой проект вы посоветуете мне принять за основу и развивать со всем усердием?
   Премьер-министр тотчас вскакивал со стула и восклицал:
   - Государь, помилуйте меня! Это вы должны выбрать, что вам по сердцу. Все три варианта равнозначны и ни один из них не нанесёт никакого ущерба народу и империи, но это вы должны решить, на что нацелите наше усердие. Поэтому не задавайте мне столь сложных вопросов никогда. Вы государь-император и это вам решать, на что вы нацелите народ и нас, его преданных слуг, - после чего, сменив гнев на милость, говорил: - Алёша, друг мой милый, рассуди так, как подсказывает тебе сердце. Поверь, в каждый из вариантов вложено много ума и их разрабатывали мудрые и прозорливые люди, но каждый видел проблему со своей колокольни, но решать надобно тебе.
   Алёша был очень доброжелательным и не по годам умным юношей с прекрасными аналитическими способностями, а потому довольно часто отвечал Столыпину так:
   - Пётр Аркадьевич, тогда давайте сделаем так, мы соединим первый вариант с третьим, а чтобы было совсем уж хорошо, дополним проект такой новацией.., - после чего делалось дополнение, причём всегда очень толковое, хотя весьма часто совершенно неожиданное, и государь-император в заключение говорил: - да, это обойдётся казне несколько дороже, зато придётся по нраву людям, а казна она для того ими и наполняется, чтобы расходоваться для всеобщего блага.
   Поэтому, когда через несколько дней объявлялось, что по высочайшему повелению государя-императора начинается строительство совершенно нового вида транспорта - струнного, которое хотя и обойдётся государственной казне в девять миллиардов золотых рублей, тем не менее ускорит перемещение пассажиров и грузов на огромные расстояния вчетверо и сделает поездки к тому же совершенно безопасными, народ, порой, даже не знал, что ему и делать, то ли заказывать благодарственный молебен в храме, то ли и вовсе проводить крестный ход, восхваляя заботу юного государя-императора о его, народа, благе. Доехать из Питера до Анкориджа на Аляске всего за трое суток было весьма заманчивой перспективой для любого купца. Тем более, что оттуда было рукой подать как до Сан-Франциско, так и до Нью-Йорка. Да, и товары уже через каких-то два года можно будет доставлять в Америку куда быстрее и дешевле, чем морем.
   В общем после всего лишь двух суток торжеств Алёша полностью погрузился в работу и только за оставшиеся дни августа успел сделать немало. И вот ведь что удивительно, ему до всего было дело и потому его день был расписан буквально по минутам. Огромные изменения произошли и с его отцом. Став самым обычным гражданином Российской империи, если не считать того, что он, как ни крути, был экс-императором, Николай, сбросив со своих плеч груз государственных забот, буквально расцвёл. В нём тотчас проснулась новая страсть, он стал организовывать благотворительные вечера, балы и собрания, на которых призывал богатейших людей жертвовать на благо народа посильные суммы и стал попечителем сразу нескольких десятков довольно серьёзных научно-культурных и природоохранных проектов, к чему привлёк Аликс и дочерей.
   С сыном у него установились качественно новые отношения и очень часто он приходил в его кабинет чуть ли не требовать для себя фронт работы. Ну, тут всё было ясно, он отчаянно завидовал популярности Алёши в народе и потому решил стать главным филантропом Всея Руси, но отнюдь не в древнем понимании этого слова. Милостыню на паперти он никому не собирался подавать, зато призывал всех создавать культурно-просветительские, научные и прочие общества вплоть до общества любителей и защитников бабочек, природы родного края и иных. А ещё он стал всячески пропагандировать спорт, хотя, конечно, вовсе не благодаря ему выглядел с каждым днём всё моложе и моложе. И всё это произошло стремительно, за какой-то месяц и к двадцатому сентября восемнадцатого года, когда мы, наконец, вошли в восточную часть Средиземного моря и приблизились к берегам Турции, Николай окончательно нашел себя. Признаться честно, таким он мне нравился куда больше.
   Двадцать первого сентября разразилась страшная трагедия. Османская империя уже неоднократно заявляла Корпусу Миротворцев и лично мне протест относительно нашего приближения к её границам и грозила смертными карами. Младотурецкий триумвират, в который входили - Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша открыто заявляли, что они вырежут в Турции всех неверных, если мы посмеем вторгнуться в пределы Османской империи. Мы же в ответ заявляли, что в таком случае все те люди, которые примут участие в массовых убийствах и даже просто будут им содействовать, будут жестоко казнены независимо от пола и возраста, их трупы сожжены, после чего прах пойдёт на удобрение полей и казнённые таким образом останутся без погребения. Более того, мы пригрозили уже турецкому народу тем, что Турция, как государство, навсегда исчезнет с лица Земли, турецкие дети будут переданы на воспитание в другие семьи, а взрослые будут расселены по всей планете и мужчин мы отделим от женщин, что приведёт через пятьдесят лет к исчезновению народа.
   Чтобы довести это до сведения турок, мы мало того, что сбрасывали на Турцию десятки миллионов листовок, так ещё и завалили турок брошюра с комиксами, в которых специально для тех, кто не умел читать и писать, было нарисовано, какая кара им уготована за участие в резне. Мы не спешили объявлять Османской империи войну по одной единственной причине. Мы стягивали к её границам войска и давали возможность немцам и австрийцам покинуть эту страну. Немцы делали это очень энергично, таков был приказ, так как Германия уже заявила о своём выходе из войны, а вот Австро-Венгрия ещё на что-то надеялась и потому не торопилась. Англия и Франция тем временем объявили о временно перемирии и заявили, что их войска больше не продвинутся ни на шаг вперёд. Поэтому турецкая военщина мало того, что имела возможность отводить войска вглубь своей территории, так ещё и получала от них военную технику, оружие и боеприпасы. Тем самым они внесли свой вклад в подготовку турецкой правящей верхушкой геноцида христиан.
   Мы не сидели сложа руки и делали всё, что только могли. Для того, чтобы армянские и греческие общины смогли дать туркам отпор, мы тайно переправляли в них оружие, боеприпасы, защитную амуницию, медикаменты и средства связи. Не сделай мы этого, жертвы вообще были бы неисчислимыми. Вечером двадцатого сентября нами было сделано последнее жесткое заявление, а ранним утром двадцать первого сентября чуть ли не вся Турция заполыхала огнями пожарищ. Младотурки бросили против армян и греков части регулярной армии, артиллерию, танки и авиацию. В малых городах армяне и греки ещё смогли дать турецким солдатам и ордам бандитов хоть какой-то отпор, средних и крупных, где они, зачастую, жили разрозненно, сопротивление было значительно слабее.
   Наш ответ был быстрым и решительным, но время подлёта штурмовиков в самом лучшем случае составляло двадцать пять минут. По артиллерийским позициям и танковым колоннам был нанесён ракетный удар, а потому многие успели сделать всего по пять, шесть залпов, но и это привело к огромным жертвам среди мирного населения. Ракетные удары наносились даже в том случае, если артиллерийские позиции находились на окраинах турецких городов и за спинами своих артиллеристов бесновались от радости женщины, старики и дети. Так что потери среди турок также были очень велики, ведь для того, чтобы уничтожить какой-нибудь артиллерийский дивизион, применялись ракеты с термобарическими боеголовками.
   Мы вылетели на боевое задание с военного аэродрома, расположенного вблизи Ванадзора. На этот раз на все консоли нашего "Кречета" были подвешены такие средства огневого поражения, которые могли нанести врагу максимальный ущерб. Виктор был на этот раз у меня штурманом, Михаил бортстрелком, а в десантном отсеке сидело восемь десантников. Мы поднялись в воздух уже через семь минут после того, как космическая разведка доложила о начале резни. Целью нашего звена был Карс, основанный армянами в четвёртом веке нашей эры. Русские войска неоднократно брали крепость Карс, но этот штурм был последним. В задачу нашего звена входило уничтожить миномётную батарею и высадить десант возле армянского храма, в котором вот уже несколько дней находились старики, женщины и дети. За каменной оградой храма заняли оборону несколько сотен бойцов армянского отряда самообороны.
   По храму вела прицельный огонь не только миномётная батарея. Турецкие солдаты обстреливали его ещё и из крепости, расположенной выше, на холме. Глядя на картинку, передаваемую из космоса, я понимал, что защитники храма уже понесли большие потери. Поэтому мы произвели пуски ракет ещё на подлёте. С подвесок нашего "Кречета" сорвались и унеслись вперёд, оставляя после себя дымные хвосты, четыре тяжелые ракеты. Две были нацелены на миномётную батарею, а ещё две на каменную громадину крепости. Возле миномётной батареи собралась толпа турок численностью около тысячи человек. Не знаю, о чём думали эти люди за миг до своей смерти, но она была ужасной. Мы ещё толком не видели самого Карса, как на юго-западе вспыхнуло алое зарево взрывов шестнадцати ракет, при этом четыре термобарических взрыва накрыли миномётную батарею, ещё восемь крепость. Наши ракеты угодили точно в цель и потери среди турок были очень большими, погибло свыше двух тысяч человек.
   Однако, куда большее число осталось в живых и то, что крепость на несколько секунд скрыло огненное облако, мало кого остановило. Армяне заняли оборону в трёх местах города и с ними решили посчитаться чуть ли не все взрослые жители города. Четыре штурмовика показались им всего лишь небольшой помехой, но они жестоко ошибались. Оба десанта было решено высадить в двух городских районах, а не возле храма. Едва мы подлетели к городу, как нас встретили огнём зенитные орудия и пулемёты, по которым мы выпустили ракеты несколько меньшего размера и уже осколочные. Сбросив скорость до минимума и перейдя на вертикальную тягу, я снизился до высоты в десять метров. Створки десантного отсека раскрылись и десантники устремились вниз на тросах. Через несколько секунд замки отстегнулись, тросы, змеясь в воздухе полетели вниз и мы начали работать.
   Четыре летающих танка принялись громить толпы солдат и вооруженных бандитов без малейшей жалости и сострадания. Мы не разбирали, кто перед нами, женщины и подростки с автоматами в руках, или взрослые мужчины. Мы открывали огонь на поражение по каждому вооруженному человеку и только потому привели врага в панику. Турки стали разбегаться в поисках укрытия, но уже довольно скоро у нас закончились боеприпасы и они снова бросились в атаку. Нам ничего не оставалось делать, как снижаться до минимальной высоты, лететь на толпу и, сблизившись с ней, врубать форсаж, чтобы погромщики попали под раскалённые струи воздуха. Десантники быстро организовали оборону и принялись методично уничтожать всех офицеров, а также всякого рода главарей. Такая чехарда продолжалась минут сорок, пока не прилетел "Богатырь" и не выбросил большой парашютный десант. Наша работа на этом была закончена.
   Мы стали искать место для посадки рядом с местом высадки десанта, что было сделать довольно трудно. Улочки в Карсе были довольно узкими, но мы всё же вышли из положения кто как. Капитан Раздобудько приземлился прямо в саду, ломая фруктовые деревья, один "Кречет" совершил посадку перед мечетью, ещё один на территории рынка, а я посадил свой самолёт прямо на перекрёстке. У нас сразу же сложилась самая неприятная ситуация, так как на нас с трёх сторон помчались солдаты и погромщики. Более того, те которые заходили с той стороны, где сидел Виктор, тащили крупнокалиберный пулемёт. С четвёртой стороны к нам уже бежал наш десант, который тоже израсходовал все боеприпасы. Парни на ходу отстреливались от турок из пистолетов, но помощь была уже близка, в небе раскрылись голубые матрацы наших десантников. Виктор повернулся ко мне и с широкой улыбкой на лице спросил:
   - Открываем калитку, командир?
   - Погоди немного, - ответил я, и спросил Мишку, - Битюг, как ты там? Что хорошего видишь на горизонте?
   - Рыл полтораста озверелых придурков, Серёга, - рассмеялся Михаил, - ох получат же у меня сейчас. Начинаем на счёт три?
   - Ага, - ответил я, - три, ребята!
   И сразу же нажал на кнопку, откидывающую назад фонарь, а как только он открылся, взял в руки крупнокалиберный огонь и первым делом завалил троих турецких солдат, тащивших немецкий крупнокалиберный станковый пулемёт "MG-157", после чего выстрелил из подствольного гранатомёта и стал вести прицельный огонь короткими очередями. Химический Айболит стрелял вдоль своей улицы, но помимо этого ещё и вёл огонь по диагоналям, стоило в окнах домов появиться кому-либо. Мишка, подняв бронешторку, также стрелял по набегающим на нас туркам из крупнокалиберного автомата "Барс". Из-за того, что плотность огня была чуть ли не ничтожной, три автомата это ведь практически ничего, когда на тебя несётся сотни под две человек, на бегу поливая тебя огнём из автоматов, наше положение с каждой секундой делалось всё более незавидным. Ещё десять, двенадцать секунд и турки смогут забросать нас ручными гранатами.
   Когда толпа была метрах в пятидесяти от носа самолёта, а я стрелял именно в ту сторону, один из турок, судя по всему офицер, который был облачён в кортес, как и все впереди бегущие, выхватил из подсумка гранату и как только выдернул чеку, я влепил ему две последние пули точно в стык между воротником и забралом. Его откинуло назад и вслед за этим последовал взрыв. Выхватив армейский скорострельный "Кольт" с магазином на двадцать четыре патрона, я всадил в образовавшуюся брешь едва ли не полмагазина, после чего выстрелил в грудь пацану лет четырнадцати, который хотел бросить в нас с черепичной крыши углового дома пару бутылок с зажигательной смесью. Пацан был на крыше не один, а с приятелем, притащившим целую сумку с бутылками коктейля Молотова. Его товарищу повезло, он умер практически мгновенно. Бутылки с горячими возле горлышка тряпками упали на крышу и разбились, та вспыхнула и мне по ушам ударил истошный крик заживо сгорающего человека.
   В городе вспыхнул и стал быстро разгораться ещё один пожар. После того, как я застрелил юсбаши, толпа потеряла кураж и хотя её прикрывало ещё шестеро солдат в кортесах, отпрянула назад и я облегчённо вздохнул. Слишком уж опасной ситуацию я назвать не мог. Стрелковое оружие турок против "Кречета" было бессильным. В любой момент я мог сесть в кресло и подняться в воздух, чтобы поутюжить погромщиков реактивными струями, но самое главное десантники уже открыли сверху огонь по всем трём отрядам турок, которые неслись к нашему самолёту. Куда хуже пришлось не нам, а майору Легостаеву, посадившему свой штурмовик на рыночной площади. Вот этот штурмовик турки забросали бутылками с зажигательной смесью и вокруг "Кречета" моментально собралась ликующая толпа, которой хотелось посмотреть, как заживо сгорят русские лётчики, но жители Карса очень сильно ошиблись.
   Парни терпели до последнего. Дождавшись, когда десантники спустятся пониже, они разом катапультировались из горящего самолёта и ракеты катапульт вознесли их на высоту в триста пятьдесят метров. Тут же сработала система самоподрыва, а это двести пятьдесят килограммов взрывчатки, к которой прилагалось почти пять тонн авиационного топлива. Взрыв был просто чудовищный и все, кто сбежался к рынку, моментально сгорели, а экипаж "Кречета", вооруженный автоматами "Барс", стал спускаться вниз прямо к своим десантникам. По десантникам, сброшенным на город "Богатырём", открыли огонь несколько зениток, но они, ещё не открывая парашютов, ответили огнём из ручных ракетомётов с термобарическими ракетами. Десантники вели огонь с неба по каждому человеку, который держал в руках не то что оружие, а хоты ба палку. С высоты в триста метров трудно ведь разглядеть, что это, дрын или винтовка.
   Как только десант приземлился, немедленно началась зачистка города, причём жесткая. Наши потери были совершенно незначительными, всего лишь один взорвавшийся "Кречет" и пятнадцать легкораненых, которые даже не стали выходить из боя. Вскоре все наши десантники были на борту и я запросил штаб, где мы сможем пополнить боекомплект. Топлива нам и так хватило бы до конца дня. Нам предложили подняться в воздух и отлететь к востоку от города всего на семь километров. Там давно уже была разведана из космоса и с воздуха большая ровная площадка, служившая выпасом для скота, но сейчас на ней приземлился экранолёт "Илья Муромец". Через семь минут мы поднялись в воздух, приняв на борт Юру Легостаева. Остальные два его парня втиснулись в десантные отсеки других "Кречетов" нашего звена. Мы свою задачу уже выполнили, а она была предельно проста, отвлечь турок от армян.
   Наш десант, спустившийся в двух районах, хорошо поработал за эти четверть часа. Он отбросил от армянских кварталов огромную толпу турок, а защитники храма после того, как мы подавили миномётную батарею и накрыли ракетами добрую треть крепости, со всеми остальными нападавшими справились и сами. Если бы не помощь основного десанта, вылетевшего из Еревана, то нам бы всем в Карсе пришел конец. Десантники подоспели вовремя только потому, что вот уже двое суток не покидали борт тяжелого, двенадцатимоторного, транспортного самолёта. После того, как с "Богатыря" десантировались парашютисты, он сделал в небе разворот, зашел на цель ещё раз и выбросил десять бронетранспортёров "Казак" с экипажами. Когда мы поднялись в воздух, то увидели, что пять бронетранспортёров направляются к крепости, а ещё пять въезжают в город. Как и мы, патронов и ракет их экипажи не жалели. Не тот это был случай.
   "Илья Муромец" оперативно доставил майору Легостаеву и его парням новенький "Кречет". Пока мы пополняли боекомплект, он смотался в город, принял на борт десант и вернулся. Самым сложным делом было загрузить патроны в штурмовики, подвесить на консоли ракеты и перезарядить пусковые установки НУРСов, а потому десантники не только успели пополнить боекомплект, но кое-кто из них даже получил первую медицинскую помощь. Сломанные рёбра никто не считал серьёзной травмой. Через полчаса мы вылетели и взяли курс на Малатию, славившуюся своим виноградом, оливками и не ими одними. Эти плодороднейшие земли были освоены ещё древними греками, основавшими этот город. Тогда он назывался Мелитена. Позднее этот город был вторым по значению в Армении. В нём турки учинили резню вместе с курдами и нам пришлось срочно мчаться на помощь целой эскадрилье "Кречетов".
   И здесь нам на помощь пришел десант, но уже несколько иного рода. В окрестностях Малатии с неба спустилось на землю шестнадцать бронетранспортёров "Казак", без помощи которых нам пришлось бы туго. Мы понесли первые потери. Был убит один наш десантник, сержант Серёжа Говоров, а ещё одному нашему другу, рядовому Вите Косогорову, взрывом оторвало по колено обе ноги. Война без потерь не бывает, говорил я себе, но мне было странно видеть всю ту ненависть, которую турки выплеснули из своих душ на армян. Это ведь был не первый армянский погром Они пришли на эту землю как захватчики и удручающей регулярностью устраивали армянские и греческие погромы. В двадцать первом веке лично мне было страшно смотреть на мёртвые армянские храмы с крышами поросшими травой, а вокруг веселились и радовались жизни турки, которые после геноцида армян взялись за курдов, хотя те были их единоверцами.
   Поэтому не надо удивляться, что сегодня на карте мира не найти такое государство, как Турция, как и не следует удивляться тому, что ни один человек не называет себя турком. Мы уничтожили Турцию раз и навсегда, без возможности возродиться как государству и как нации. Всё, хватит, сказали мы и сделали это. Почему, спросите вы? Да, хотя бы потому, что даже в двадцать первом веке в Турции торговля людьми не была редкостью, как, впрочем, не только в этой стране, но поверьте, это поветрие шло именно из Турции. Эта страна шестьсот лет совершала набеги на все славянские государства только для того, чтобы продавать рабов дальше на юг и восток. Мы предупреждали как народ Турции, так и его правительство, что последствия будут катастрофическими и это не возымело никакого действия. В этой операции по защите греков, армян и других европейцев я был всего лишь командиром десантной группы в составе десантного звена, но за пять дней мы в конечном итоге добрались до Стамбула.
   С резнёй было покончено в первый же день, но только на суше, в тех регионах Османской империи, а по большей части как раз именно в Турции, где армия и толпа погромщиков набросилась на армян, греков и представителей других, немусульманских народов. Больше всего пострадали люди живущие в Стамбуле. Там резня приняла самый массовый характер и теперь половина города лежала в руинах. Были также буквально растерзаны сотрудники немногочисленных посольств европейских государств и в том числе их послы. Озверевшая толпа не щадила никого. Мы также не щадили ни солдат, ни погромщиков, ни каждого, кто брал в руки оружие из благих побуждений, ну, как же, русские напали на Турцию, а раз так, то с ними нужно сражаться. На выстрел мы отвечали сотней выстрелов и судьёй нам может быть только Бог. Турки сполна получили за все свои зверства, а они, право же, были страшными.
   На мой взгляд больше всего досталось австрийским командирам и старшим офицерам турецких боевых кораблей. Турки их всех зверски замучили. На что они при этом надеялись, я не понимаю. Ещё вчера австрийские адмиралы и другие старшие офицеры отважно сражались в Восточном Средиземноморье с англичанами и французами, их награждали турецкими орденами, а сегодня на них набросилась озверелая толпа матросов и офицеров. Турки, по всей видимости, решили, что они смогут противостоять нашему флоту, но жесток просчитались. Он был потоплен весь в течение двух суток. Ни один турецкий моряк или морской офицер в итоге не выжил. Наши штурмовики без малейшей жалости добивали в воде выживших после чудовищной силы взрывов, которые разносили турецкие крейсера и линкоры на куски. Это было тотальное уничтожение нелюдей, презревших даже узы боевого братства и никто не проронил из-за них в наших рядах ни единой слезинки.
   Мы все, словно окаменели и превратились в роботов. Какие там раны, сломанные пулями рёбра и ожоги! Мы их не замечали и, вколов в себя несколько ампул мощных антибиотиков, препаратов поддерживающих силы, а также другой боевой химии, которая была раз в пять мощнее фенамина, мы, передохнув пару часов, шли в бой. Иногда случалось так, что мы не успевали прийти на помощь к какому-нибудь осаждённому монастырю или храму и тогда его последние защитники вызывали огонь на себя, говоря, что в живых их осталось двое, трое или пятеро. Они умоляли нас покарать их убийц и мы это делали. С борта ракетных крейсеров, а иногда и из пусковых шахт в Южной и Северной Америке стартовали тяжелые ракеты, несущие к цели огромные теромобарические боеголовки.
   Их взрывы были ужасны. В зависимости от погодных условий при взрыве образовывалась огненная сфера диаметром до полутора километров и всё, что оказывалось внутри неё, обугливалось до полной неузнаваемости. Всего таких пусков было произведено девятнадцать и два в том числе по пригородам Стамбула. Жертвы были очень велики, но и преступления турок тоже ведь были чудовищны. Уже вечером первого дня нашей самой главной задачей было сломить сопротивление турецкой армии и отрядов самообороны, в которые моментально превратились погромщики. Так они себя называли, когда, охваченные ужасом от того, что с ними никто не церемонится, начинали сдаваться в плен. В плену с ними тоже не церемонились. Их немедленно разували и скручивали им руки узкими полосками пластика, похожего на металл, порвать который было выше человеческих сил, после чего укладывали рядами прямо на земле.
   Четверо суток нам приходилось буквально выдирать турецких солдат и погромщиков из множества подземных убежищ. Они пытались выставить перед собой живой щит из стариков, женщин и детей, но в таком случае если они не сдавались через полчаса, то мы уничтожали всех термобарическими боеприпасами. Вечером двадцать пятого сентября я посадил наш "Кречет" на палубе авианосца "Америка", который встал на якорь вблизи Стамбула. За пять суток мы потеряли убитыми троих десантников, но при этом неоднократно могли погибнуть все вместе. Никто даже не пытался сказать мне: - "Ваша светлость, вам надлежит находиться в штабе". В штабах у нас находились одни только военные, все те наши друзья, которые осуществляли руководство боевыми действиями, но теперь, когда Османская империя была повержена, а вся Турция оккупирована, нужно было принять политическое решение, что и было возложено на меня. Как только турбины "Кречета" остановились, Виктор спросил меня:
   - Ну, что, Колобок, огорошишь нас чем-нибудь на ночь глядя или всё же возьмёшь тайм-аут до утра?
   С трудом вставая из кресла, я огрызнулся:
   - Витя, иди ты знаешь куда.., Мне сейчас только бы добраться до госпиталя. У меня всё тело болит.
   Не смотря на то, что мне действительно досталось во время последней высадки десанта, снова пришлось пострелять прямо из кабины, я всё же выбрался из кабины самостоятельно, а вот спускался по лесенке уже при помощи палубной команды. Боже, во что за это время превратился наш "Кречет". Весь исцарапанный, в копоти, с вмятинами от пуль он всё равно выглядел лучше, чем мы. Нас усадили на диванчики электрокаров и повезли в госпиталь. К счастью ничего серьёзного врачи во мне не обнаружили. Так, мелочи, несколько "щепок" отлетевших от внутренней поверхности боескафандра вонзилось мне в тело, было сломано четыре ребра и больше ничего. Первым делом меня загрузили в горячую ванну, где я нежился целый час, после чего мне начали накладывать швы даже не на раны, а на порезы. Потом мне наложили на грудь давящую повязку, одели в шелковую пижаму и отвезли на каталке президентскую каюту.
   Наутро я чувствовал себя ещё хуже, чем вчера вечером и потому потребовал себе таблетку стимулятора, а поскольку выпил их за пять суток всего две, то мне её дали. Попробовали бы не дать. Через час я чувствовал себя совершенно другим человеком. Надев мундир майора Корпуса, я отправился из спальной в просторный кабинет. На борту каждого нашего крейсера имеется так называемая президентская каюта, отведённая для меня. Ещё до начала операции "Гнев миротворцев", я потребовал от своих друзей, чтобы никто не вмешивался в мои личные дела, а они заключались в следующем, до тех пор, пока обстоятельства не потребуют от меня выступить с очередным политическим заявлением, я вместе с Айболитом и Битюгом буду находиться в самой гуще событий и буду одним из нескольких тысяч командиров десантно-штурмовой группы. Если мне суждено погибнуть, то я погибну на этой войне. Если нет, останусь жив.
   Немного подумав, те мои друзья, которые, как и я, были военными, согласились, что так оно и должно быть. Я не государь император и не президент, чтобы протирать штаны в Питере. Моя жена сразу после этого заявила, что она также отправится в бой вместе со мной и что это обсуждению не подлежит. Спорить с Алмирой не имело никакого смысла. Как пилот она была даже получше меня, в смелости ей не было равных, а ещё она обладала просто невероятным хладнокровием и была великолепным бойцом-рукопашником. Все пять суток Ала, как и я, провела в непрерывных боях и не раз была на волосок от гибели, но при этом не получила ни единой царапины. На борт "Америки" она прибыла на сорок минут раньше и потому встретила меня в каюте, как ни в чём не бывало. Она же перекрестила мне спину, когда я вышел из спальной и прошел в кабинет.
   Через огромный иллюминатор мне был хорошо виден собор Святой Софии. Его купол уже венчал огромный золочёный крест, а все минареты были снесены. Что же, в этом варианте истории свершилось именно то, что должно было свершиться не возьми большевики власть в свои руки. Между прочим, я не испытывал ненависти ни к Ленину, ни тем более к Сталину. Они страстно желали власти, стремились к ней и получили её, а всё остальное это уже разговоры в пользу бедных. Мы тоже стремились к власти, но над умами, а не к её золочёным регалиям. В отличие от Николая II, Ленина, Сталина и всех прочих сильных мира сего мы знали, что ждёт Землю в двадцать первом веке, а потому стремились только к одному - отразить атаку валаров и не дать им уничтожить на нашей планете всё живое. Им ведь не были нужны накопленные нами культурные и иные ценности и даже наши природные ресурсы. Они просто хотели завоевать нашу планету, переделать её под себя а нас уничтожить.
   Турки после всего того, что они устроили, виделись мне самыми настоящими валарами. Подсев к столу, я включил компьютер и принялся изучать данные о потерях. Они были чудовищными. От рук турецкой военщины и погромщиков погибло двести семьдесят шесть тысяч триста сорок восемь человек на суше и одна тысяча семьсот двадцать три человека на борту военных кораблей. Турок в ходе боёв было убито свыше семисот двадцати тысяч человек. Наши потери составили четыреста двадцать человек убитыми и пять тысяч триста тяжело ранеными, из которых в строй сможет вернуться не более десяти процентов. Соотношение потерь составляло один к ста двадцати пяти и если бы не та спешка, с которой нам приходилось действовать, мы вообще могли бы не потерять ни одного человека убитыми, но нам нужно было спасать армян, греков, болгар и в том числе даже тех турок, которые не исповедовали традиционный ислам.
   В погромах самое активное участие принимали также курды, что было особенно неприятно. Чтобы понять почему, нужно знать о том, что в конце двадцатого века турки истребляли курдов точно так же, как в начале века армян и греков. По поводу резни, этого форменного геноцида, учинённого турками, нужно было срочно принять политическое решение, причём такое, которое осталось бы в веках и я ещё в первый день знал, каким оно должно быть. Знал, но помалкивал и не говорил об этом даже Виктору и Михаилу. Ровно в полдень в мой кабинет вошел наш Высший политический совет, состоящий из сорока человек, в котором я был Председателем и сорок первым его членом. Мы давно уже договорились, что по некоторым вопросам я буду принимать единоличное решение, нравится это кому-либо или нет, а мои друзья его могут только одобрить или же заявить своё особое мнение, после чего такой человек должен покинуть Высший политический совет, который к тому же не был выборным органом.
   В него были включены только те люди, заслуги которых в далёком прошлом не вызывали никакого сомнения и некоторые из них когда-то были просто рабочими, но такими, которые сделали для страны ничуть не меньше, чем самые выдающиеся учёные. Все они, как один, были облачены в мундиры корпуса и точно так же, как и я, сражались все минувшие пять дней и это была их святая обязанность. Мы не собирались прятаться за спинами молодых парней и девушек и единственно кому было тяжелее всех, это нашим флотоводцам, воздушным и сухопутным стратегам, которые были вынуждены наблюдать за картиной происходящего в своих штабах. Хотя кое у кого всё же не выдерживали нервы и они, облачившись в витязи, садились в кабину штурмовика и мчались на нём в атаку на врага тогда, когда никакой другой возможности срочно прийти на помощь осаждённым людям не было. Виктор Зиновьевич Проскурин, который вселился в тело брата своего деда, сев за стол последним, сказал:
   - Серёжа, мы тут поговорили промеж собой и приняли решение одобрить любую твою инициативу, так что не стесняйся.
   Кивнув, я развёл руками и тягостно вздохнул:
   - Тут уже не до стеснений, мужики. Операторы, включить телекамеры и не хрена меня припудривать, я вам не телезвезда. - в кабинет вместе с моими друзьями вошло три корреспондента и в том числе капитан Вацлав Сенкевич - Дамы и господа, Османская империя и турецкий народ совершили чудовищное преступление против всего Человечества и человечности. Словно стая диких зверей, турки набросились на своих сограждан с одной единственной целью, чтобы уничтожить их всех. Более того, турецкие военные моряки уничтожили всех австрийских военных специалистов, которые командовали боевыми кораблями турецкого флота. Если бросить взгляд вглубь веков и внимательно присмотреться к истории Османской империи, то мы увидим, что на протяжении всех шести веков она постоянно была агрессором и эта резня далеко не первая. Геноцид народов давно уже стал её политическим инструментом и пришедшие к власти младотурки ничем не лучше прежних властителей Османской империи. Поэтому я, как Председатель Высшего политического совета Корпуса миротворцев приказываю ликвидировать Османскую империю и уничтожить Турцию, как суверенное государство, а вместе с ней уничтожить весь турецкий народ, но при этом не путём массового убийства турок. Всё население Турции будет разделено по гендерному признаку и расселено по планете таким образом, чтобы ни один турок не жил от другого на расстоянии ближе пяти километров. За каждым турецким мужчиной и за каждой женщиной будет установлен строжайший надзор и им под угрозой длительного тюремного заключения будет запрещено общаться друг с другом. В обязательном порядке они будут жить осёдло без права передвижения по стране иначе, как по специальному приказу властей. Российская империя огромная страна, дамы и господа, и вместе с Китаем и США она поглотит турецкий народ и перекуёт его. Все дети в возрасте до десяти лет будут поодиночке переданы на воспитание в принудительном порядке, но всё это произойдёт только после того, как следователи военного трибунала Корпуса миротворцев расследуют все преступления турецкого народа и вынесут приговоры как в отношении убийц, так и их подстрекателей. А теперь, соратники, за работу, надо сделать это и покончить с народом, сотворившим такое пусть и не в прямом, а в переносном смысле, но безоговорочно и навсегда. Иначе они повторят это и не раз.
  

Глава 12.

Незавидная роль мирового жандарма

  
   То, что устроили младотурки, увидел чуть ли не весь мир за исключением стран, оккупированных Англией и Францией. Зато в самой Англии и Франции люди увидели, что творили эти звери и услышали рассказы тех, кому посчастливилось выжить. Седьмого числа следователи военного трибунала Корпуса приступили к работе. Под ментоларгином кто угодно становится честным и правдивым, а поскольку турецкий язык у нас знали очень многие люди и к тому же в переводчиках мы недостатка не испытывали, то уже очень скоро выяснились страшные вещи. В первую очередь то, что ненависть к грекам, армянам, сербам, болгарам, не говоря уже о русских, турки всосали, что называется, с молоком матери. Подстрекателями оказались не только младотурки, но и две трети стариков и старух, которые науськивали своих сыновей и внуков и более половины из них говорили: - "Иди и убей, иначе ты недостоин быть продолжателем рода".
   Да, ни больше, ни меньше. Не имея сил взяться за оружие, они посылали убивать своих детей и внуков. Даже семи, восьмилетние дети и те считали, что всех неверных нужно убивать как собак. Самых оголтелых подстрекателей и всех тех, кто принимал личное участие в погромах, трибуналы приговаривали к смертной казни. На множестве холмов были установлены клетки из жаропрочной стали с поддонами, в которые заводили приговорённых к смертной казни, после чего вокруг них устанавливали на стольных помостах множество ёмкостей с напалмом, а на сами клетки навешивались противопехотные мины направленного взрыва. После того, как миротворцы отходили подальше, срабатывал часовой механизм, гремел взрыв и вспыхивал погребальный костёр. Когда клетка остывала, всё повторялось на глазах захваченного в плен политического руководства Османской империи и её высших военных руководителей. Им предстояло отправиться на тот свет последними и ни о какой пощаде не шло и речи.
   Тех же турок, в вину которых можно было вменить только молчаливое согласие со всем происходившим, безжалостно пороли нагайками, а затем, заковав в кандалы, развозили по городам и весям как Российской империи, так и другим странам мира. Наши союзники довольно живо поддержали моё решение и только в Англии, Франции и Австро-Венгрии слышался истошный вой и рёв протестующих против беспредела Корпуса. И это после того, как их граждане были растерзаны в Стамбуле. Истинной причиной погромов была подстрекательская деятельность Англии и Франции. Таким образом Антанта, от которой уже отошли Бельгия и Голландия, решила втянуть в войну Россию, но этого не произошло. Они недооценили нашей истинной мощи и политического влияния, а потому действовали в полном соответствии с ранее разработанным планом.
   Что же, у нас тоже имелись заранее разработанные планы на все случаи жизни. Среди них не было только одного - что нам делать с Турцией? Решение относительно территории Турции было принято быстро. Армении возвращались её земли, Курдистану предоставлялась возможность создать своё собственное государство, но только через двадцать пять лет, а до того момента он будет оккупирован за то, что многие курды участвовали в резне. Вся Северная Турция до тридцать шестой параллели отходила к России, западная часть её Юг передавалась Греции, а на восточной было решено создать еврейское государство Израиль вместе с небольшим анклавом на территории Палестины. Иерусалим становился его столицей, но над ним устанавливался Российский протекторат. Такое решение еврейского вопроса устроило в первую очередь самих евреев, которым было предложено добровольно отправиться в Израиль, причём всем до единого.
   Много позднее мои друзья спрашивали меня иногда, что было бы с Турцией не устрой турки эту кровавую резню? Да, ничего бы не было! После двадцати пяти лет под внешнем управлением, турки стали бы точно такой же независимой страной, как и любая другая, с открытыми границами прочными экономическими связями со всеми остальными странами, избрали бы себе президента и жили точно так же, как и все другие народы на Земле. После того, что они учинили, я не мог поступить иначе. Казненные нами преступники моментально стали бы героями и великомучениками, про резню турки уже очень скоро начали бы говорить что её и вовсе выдумали, чтобы опорочить их, а потому мы не могли проявить слабость и нерешительность. Зато после того урока, который мы преподали всему миру, не существует даже такого понятия, как исламский или какой-нибудь другой фундаментализм, терроризм и радикальный экстремизм.
   На примере Турции мы преподали всему остальному Человечеству очень хороший урок, хотя и стали в глазах многих народов мировым жандармом и душителем свобод, но не на долго. Что же касается самих турок, то они ведь получили по заслугам. Шестьсот лет их страна была мировым бандитом и жила за счёт грабежа, разбоя и работорговли, поэтому сегодня Османская империя это всего лишь достояние истории, но я что-то не слышал, чтобы ею кто-то увлекался всерьёз. Поэтому у меня нет никаких сожалений из-за того, что я отдал такой жестокий приказ и он был выполнен. В любом случае было казнено людей меньше, чем убито с оружием в руках по время пятидневных боёв. Вот что действительно стало для нас проблемой, это семимесячная задержка, которая в конечном итоге вылилась в долгие четыре года и восемь месяцев войны против Англо-Французской Колониальной Коалиции. Да, англичанам удалось выиграть за счёт этого мятежа время и, что самое главное, пополнить свои ряды солдатами.
   Пока мы были связаны по рукам и ногам турецкой проблемой, в колониях Англии, Франции, Бельгии, Португалии и Дании крепко укоренились англичане, французы, а также присоединившиеся к ним бельгийские, датские и португальские плантаторы и влившиеся в их ряды арабские племенные вожди. Они контролировали огромную территорию и имели с нами паритет в численности вооруженных сил. Мы превосходили их в качестве военной техники и оружия, но и они не сидели сложа руки и создали в Индии, а также в Западной, Центральной и Южной Африке четыре мощных военно-промышленных комплекса. Именно они представляли из себя самую серьёзную угрозу, но наиболее сильным был Пакистано-Индо-Бирманский анклав британского владычества, всосавший в себя более половины людских ресурсов. Остальные четыре являлись лишь его дополнением, но и они усиленно готовились к войне, причём к войне тотальной.
   Мы же пока что занимали выжидательную позицию и наводили порядок в Турции, Курдистане, Ираке, Сирии и других странах, появившихся на свет благодаря падению Османской империи. Единственное, что произошло за эти семь месяцев хорошего, так это то, что сама собой развалилась Австро-Венгрия и все страны, входившие в эту империю, одна за другой присоединялись к Свободной Европе. Было образовано также государство Израиль, в которое устремилось множество евреев со всего мира. Наше господство на море и воздухе было неоспоримым, но как африканский, так и азиатский колониальные анклавы вполне могли существовать самостоятельно, а потому какого-то большого грузооборота между ними не было. Они были сугубо континентальными образованиями и пока что ничто не мешало им готовиться к войне. А ещё наш главный враг - Англо-Французский колониализм, был далеко не глуп и вынашивал далеко идущие, грандиозные планы, нацеленные на порабощение России.
   Поэтому огромные деньги и материальные ресурсы были вложены не только в военно-промышленный комплекс Азии и Африки, но и в сельское хозяйство. Были созданы десятки тысяч военизированных сельскохозяйственных поселений, по сути казачьих станиц или израильских кибуцев второй половины нашего двадцатого века, причём в тех районах, где с водой не было никаких проблем. Для того, чтобы создавать запасы воды в период дождей, в Африке были построены тысячи водохранилищ и разветвлённая сеть ирригационных трубопроводов. Английские учёные нашли эффективный способ борьбы с мухой цеце, создав мощный инсектицид направленного действия, а потому самые плодородные районы стали доступны для земледелия. Вместе с тем "на корню" были скуплены все племенные вожди и царьки, для которых строились в каждом сельскохозяйственном поселении роскошные, по африканским понятиям, дворцы. За эти и другие подачки в виде офицерских мундиров они продавали свой народ колонизаторам ничего и никого не стесняясь.
   Англичане вывезли из Индии практически всех неприкасаемых в Африку и равномерно распределили их по всем колониям, но перед этим в течение полутора, двух лет хорошо откармливали их в военных лагерях, учили грамоте и обращению с современным оружием, чтобы потом отрядами численностью от мотопехотной роты до двух поселить вместе с семьями в довольно-таки неплохих домах с небольшими приусадебными участками, чтобы они охраняли земледельцев, ввезённых из Индии, Пакистана, Афганистана и Бирмы, а заодно заставляли негров работать на полях. Для того, чтобы не создавать слишком уж большого социального неравенства, для всех, кто жил в сельскохозяйственных поселениях, строились дома. Заправляли всем, естественно, пять-шесть белых сагибов, имевших личную охрану из десятка, другого гуркхов в возрасте от сорока до пятидесяти лет, которые получали за это очень высокую плату.
   Таким образом на каждого чернокожего царька имелась управа и потому он не смел даже пикнуть, сидя в своём "дворце" и больше ничем, кроме своего гарема не интересовался. В поле работали преимущественно женщины, так как подавляющее большинство мужчин было продано в армию, но не сильно-то горевало из-за этого. Хорошая еда, выпивка и проститутки в солдатском борделе, а также неплохое жалование заставляли их считать, что им очень сильно повезло. Поскольку техника применялась практически повсеместно, то всех буквально палками заставляли учиться читать и писать, а также изучать устройство трактора и автомобиля. Причём всех поголовно, даже гуркхов, а потому самыми главными персонами были белые специалисты, которые никогда не расставались с оружием потому, что все числились офицерами колониальной армии и находились на службе. В любом случае это пошло жителям Африки на пользу, так как там по крайней мере перестали умирать от голода.
   В армию колонизаторы гребли всех подряд мужчин в возрасте от семнадцати до тридцати пяти лет. По всей Африке было построено вокруг промышленных городов множество военных баз, на которых белые инструкторы ежедневно муштровали рекрутов с различным цветом кожи: арабов, вьетнамцев, тайцев и бирманцев, негров из самых различных народностей и даже бушменов и австралийских аборигенов, из которых готовили диверсантов. В общем Африка готовилась к тотальной войне и буквально везде все народы были тщательно перемешаны, но при этом привязаны к семьям, живущим в новых городах. Больше всего меня поражали темпы этого процесса. Не прошло и пяти лет, как вся Африка была превращена в один сплошной военный лагерь, битком напичканный современной военной техникой и почти все люди, включая даже женщин, щеголяли в нарядной военной форме тропического образца.
   Единственное, чем отличались солдаты колониального корпуса, так это тем, что все они были облачены в тропические кортесы и цезари в то время, как все остальные солдаты были этого лишены и лишь офицеры имели защитную амуницию. Дисциплина была строжайшая. За неповиновения солдат безжалостно пороли и даже расстреливали, но при этом всем внушалась мысль, что после победы они станут сагибами и чуть ли не обретут белую кожу. Промывка мозгов была поставлена на высочайший уровень и буквально каждый солдат мечтал о победе над Россией и Корпусом миротворцев, ведь тогда он получит три белых женщины, полный ранец золотых монет и станет без пяти минут царём, падишахом или на худой конец князем. И это срабатывало. Умеющие читать одни только инструкции люди верили в то, что они одержат над нами победу и тогда на них станут работать белые рабы, а им достанутся их женщины.
   В Индии, а также на прилегающих к ней территориях Пакистана и Бирмы дело обстояло несколько не так. Имея за спиной Гималаи, англичане и французы, а также часть колониальной элиты Бельгии, Голландии и Дании создали на флангах, а также вдоль побережья пять мощных рубежей обороны. В центральной части Индии, вокруг Нагпура, было построено пять городов-крепостей и в каком-то сейчас засел английский король Георг V, который начал всерьёз мечтать о мировом господстве. По его замыслу мы должны были завязнуть в Африке и потерять там до половины своих войск, ведь её оборона была построена по принципу пудинга с изюмом, когда куда не сунься, обязательно наткнёшься на мощную военную базу-крепость, прекрасно укреплённую и подготовленную к многолетней обороне. Если принять во внимание, что англичане уже начали массовое производство реактивных самолётов и вместе с тем полным ходом добывали нефть в Кувейте и Нигерии, то это так и было.
   О том, что мы посмеем вторгнуться в его индийские, пакистанские и бирманские владения, Георг, по донесениям нашей разведки, даже не помышлял, но при этом дольше, чем одну неделю, не жил ни в одной из своих громадных крепостей. Для него было специально проложено по кругу метро, вот он и ездил из города в город. Он считал, что победа у него уже практически в кармане и в чём-то был прав. Нет, разумеется не в том, что ему удастся завоевать весь мир после того, как будет покончено с Корпусом миротворцев и Российской империей. Просто мы столкнулись с такой ситуацией, что нам, оккупировав Англию, Ирландию и Францию сначала придётся двинуть свои войска на юг, в Северную Африку и дойти до Африки Южной. Да, но при этом англо-французские войска, которые находились в Пакистане, Индии, Бирме и Французском Индокитае, также не могли двинуться на север и по сути оказались в западне.
   Поэтому-то мы и не спешили. Нам ведь тоже нужно было сначала укрепить Корпус миротворцев кадрами, в основном солдатами и офицерами завербованными в него в России, Германии и бывшей Австро-Венгрии, в независимые страны которой сплошным потоком хлынула материально-техническая и гуманитарная помощь из России, Южной и Северной Америке. Оттуда в Корпус также прибывало большое количество солдат и офицеров. В мае месяце девятнадцатого года практически без единого выстрела мы оккупировали все страны Европы от Норвегии до Португалии. Кроме, естественно, Германии, Италии и Испании. Германия просто вошла в наш экономический и политический союз, а для Англии и Франции, где большую, а точнее подавляющую часть населения составляли старики и дети, наша мирная, гуманитарная оккупация явилась настоящим спасением.
   До конца лета мы наводили в этих странах, большая часть взрослого населения которых "загремела" в колонии, порядок. Нужно было срочно восстанавливать в них экономику и нормальную жизнедеятельность. Самым великим благом на тот момент были валарские медицинские технологии, которые позволяли весьма существенно восстанавливать силы пожилых людей и омолаживать даже самых глубоких стариков. Тем не менее трудовых ресурсов в этих странах остро не хватало и мы были вынуждены ввозить туда рабочие отряды из-за рубежа, но они не были мигрантами и не поселялись там навечно. Все они работали там вахтовым методом и об этом было заявлено заранее. В основном это были жители Российской империи и Китая, которые приезжали всего на полгода.
   Кто только не приезжал в Англию, Ирландию, Францию и даже Бельгию. Якуты и тувинцы, китайцы, узбеки и казахи, русские, молдоване и украинцы, латыши и горцы Северного Кавказа, грузины и эстонцы. Далеко не все из них знали по-французски хотя бы десяток слов, но зато каждый человек как минимум закончил реальное училище и был отличным специалистом в своём деле, а работали они на самых различных предприятиях. Вместе с тем именно эти специалисты начали техническое перевооружение европейской промышленности и тут у очень многих англичан, славящихся своей заносчивостью и великодержавным шовинизмом вытягивались физиономии, когда выяснялось, что даже китайцы считают английские станки достоянием чуть ли не каменного века и со смехом говорят, что в Поднебесной такое оборудование давно уже пошло на переплавку и повсюду в ходу станки с ЧПУ.
   Год спустя после начала операции "Гнев миротворцев" наши войска, наконец, вторглись в Северную Африку и прежде всего в Алжир, самую проблемную колонию Франции того времени. В Алжире уже хорошо поработала наша разведка и потому алжирцы категорически не хотели умирать за Францию. В атаку на нас они бросались с таким азартом, что умудрялись убегать от своих французских командиров, которые ехали в бронетранспортёрах. Естественно, только с одной целью, сначала сдаться в плен, а потом тут же заявить, что они хотят сражаться с французскими колонизаторами. Нам только таких солдат и не хватало. Вот как раз они-то и не оставили бы живых ни одного француза. После этого начинались не боевые действия, а сплошное посмешище. Окружив какой-нибудь город, мы начинали не атаковать противника, а торговаться с ним.
   Основную надежду французское командование возлагало на французов и представителей других народов, осевших в Алжире и говорящих на французском языке, пье-нуар, которых насчитывалось свыше миллиона человек. Во Франции они не имели ничего и были привязаны к Алжиру столь крепко, что их было проще убить, чем заставить покинуть эту страну. Ну, так мы этого и не требовали, хотя сами алжирцы мечтали только об одном, изгнать пье-нуар из своей страны и последовать за ними во Францию. Поэтому переговоры шли как раз вокруг того, как нам сохранить их присутствие в Алжире и сделать так, чтобы алжирцы больше никогда не нападали на них. Вот тут-то нам и пригодился "турецкий опыт". Усадив друг напротив друга пье-нуар и алжирцев, мы спрашивали одних - хотят ли они отдать жизнь за тех пройдох, которые давно перебрались в Индию, а другим задавали вопрос несколько иного свойства - хотят ли они повторить судьбу турок? Нам ведь было куда рассовать пять миллионов семьсот тысяч человек, вот только в Сибири зимой очень холодно.
   Так что дальнейшее благополучие алжирцев было тесно связано с благополучием всех пье-нуар без исключением. Солдат же Французского иностранного легиона мы если и брали в расчёт, то только как дополнение к военно-полицейским силам Корпуса. Поэтому если не считать того, что переговоры длились порой по две недели кряду, Алжир, а вместе с ним Французский Магриб был завоеван нами почти без кровопролития, хотя отдельные случаи яростного сопротивления имели место быть, но как раз вот тут мы применяли против своего противника гуманное оружие, капитально отправляющее вояк в нокаут, часто наносящее травмы, но не убивающее насмерть. Такая форма войны была для нашего противника непривычной. Тем более, что мы её широко рекламировали и доказывали, что как бы отчаянно он не сражался, в любом случае будет захвачен в плен. Поэтому уже через месяц солдаты самых отдалённых гарнизонов при приближении наших войск по собственной инициативе поднимали белый флаг.
   Северная Африка, особенно её прибрежная часть, не рассматривалась англо-французским командованием, как серьёзный рубеж обороны. Это заранее был отрезанный ломоть, но оно надеялось, что жители Марокко, Алжира и Туниса, которые стремились освободиться из-под французского господства и вышвырнуть колонизаторов прочь, свяжут своей ненавистью к колонизаторам значительные силы Корпус и просчитались. Нам было достаточно завести речь о широкомасштабной модернизации в интересах коренного населения, которую было просто невозможно провести без белых людей, как всё решилось чуть ли не само собой. Жить в нищете никто не хотел, а то, как мы поступили с турками, действовало отрезвляюще на самые горячие головы. Поэтому даже берберы Сахары и те были вынуждены заявить, что они отказываются от прежней политики набегов.
   Сыграло тут свою роль и то, что мы объяснили вождям племён, какие богатства сокрыты в недрах Сахары и это не только нефть и газ, но ещё и огромные запасы питьевой воды, но для того, чтобы добывать их из-под земли, нужен мир. Так что первые два месяца нашего продвижения на юг чёрного континента были лёгкой прогулкой, пока мы не перешли через Сахару и не приблизились к саванне и экваториальной Африке с её джунглями. Вот тут-то нам приходилось сражаться за каждую кочку, так как к тому времени уже не приходилось надеяться на генераторы Теслы. От излучения малой мощности наш противник научился защищаться, а более мощный уровень излучения убивал людей наповал. Тем не менее каждый бронетранспортёр "Казак" и каждый штурмовой танк "Витязь" были ими оснащены для того, чтобы гнать прочь от места сражения мирных жителей. Остановить охваченных ужасом людей было невозможно и после этого начиналась изнурительная осада укреплённых пунктов противника и уничтожение его военной техники.
   Годом раньше, годом позже мы ведь всё равно очистим всю Африку, а потому наше наступление было неспешным, планомерным и всегда, в каждом конкретном месте тщательно подготовленным. С сельскохозяйственными военизированными поселениями проблем как правило не возникало. Ими по ночам занимался наш спецназ и жертв среди их "защитников" практически не было, ведь даже гуркхи не могли противостоять нашим спецназовцам. После того, как они обезоруживали даже не солдат, а скорее полицейские силы, уже на следующий день в поселении всё возвращалось на круги своя и люди продолжали возделывать поля и пасти скот. Им объясняли, что за исключением того, что местный царёк получит пинком под зад, даже европейские управляющие и специалисты останутся на своём месте, только теперь все доходы будут распределяться по справедливости, а не оседать в карманах плантаторов, а те тоже не будут обижены.
   С укреплёнными пунктами дело обстояло несколько сложнее. В первую очередь из них "изгонялось" генераторами Теслы мирное население, которое оказалось в них по той или иной причине. Для людей специально оставлялись такие коридоры, по которым они могли направиться только в освобождённые нами сельскохозяйственные поселения. После этого два, три десятка танков и с полсотни бронетранспортёров устраивали "пляски команчей", то есть ездили вокруг фортов с гарнизоном в пять, семь тысяч человек по кругу на расстоянии в полтора, два километра и вели снайперский огонь из малокалиберной артиллерии. Противник не мог причинить вреда ни танкам, ни бронетранспортёрам с такой дистанции. У танка "Витязь" сдвоенная электромагнитная пушка. Верхняя имела калибр семьдесят миллиметров, а нижняя сто шестьдесят и как раз из неё стреляли очень редко. Сдвоенная, автоматическая, скорострельная зенитная артиллерийская установка калибром в пятьдесят миллиметров, также принимала участие в артиллерийской дуэли, целью которой было вывести неприятельские орудия и танки из строя.
   Наши артиллеристы целились только в ствол орудия, а также в гусеницы танков. Плюс к этому штурмовики постоянно вели охоту на всё, что движется, но в первую очередь мы стремились уничтожить самолёты. Каждый форт по сути представлял сухопутный авианосец с взлётно-посадочной полосой длиной в полтора километра и пятью, шестью десятками капониров. Отлитые из прочного железобетона и облицованные стальными плитами, все инженерно-технические сооружения фортов по своему бронированию значительно превышали линкоры и авианосцы. Уничтожить их не составляло особого труда, хватило бы всего одной ракеты с термобарической боеголовкой, но в этом не было никакого смыслы. После того, как в ходе осады противник оставался без самолётов, танков и артиллерии, командиру форта впору оставалось вешаться, так как он уже не ничего противопоставить нам, а тут ещё постоянные призывы завязывать с глупой и бесполезной вознёй, ведь всё равно днём раньше, днём позже закончатся боеприпасы и что делать тогда? Больше трёх недель не выдержал ни один форт, тем более, что города мы захватывали ещё быстрее.
   Там работали в основном воздушно-десантные войска и только по ночам. Когда к городу чуть ли не вплотную скрытно подходят штурмовые танки и включают на малую мощность генераторы Теслы, отчего большая часть его жителей начинает рыдать, а с неба на него свалились десантники, знающие расположение всех зданий, вооруженные мощными электрошокерами, от которых кортесы и цезари априори не были защищены, то ни о каком организованном сопротивлении не могло идти и речи. К тому же главный удар в первую очередь наносился по штабу. После этого тем же самым людям, которые руководили городом, предлагали продолжить работу, но уже на качественно новой основе. Поэтому ни о каких восстаниях речи не шло. Все и так прекрасно понимали, что как королю Англии, так и президенту Франции, а вместе с ними богатейшим людям этих колониальных империй на них попросту плевать.
   Всё это, конечно, существенно облегчало нашу жизнь и даже более того, мы продолжали прежнюю политику Антанты, нацеленную на наиболее эффективную эксплуатацию людских ресурсов, только с одной поправкой - мы и в мыслях не держали наживаться за их счёт, а потому вслед за этим уже гражданские специалисты корпуса начинали налаживать в городах, а их было построено семьсот восемьдесят три и население самого маленького составляло триста шестьдесят тысяч человек, а самого большого почти полтора миллиона, мирную жизнь. После падения фортов, которые должны были защищать эти города, их гарнизоны возвращались к своим семьям. Первое, что мы объясняли людям, так это то, что в мире отныне не будет никаких границ и что им лучше оставаться здесь, на новом месте, так как буквально с каждым днём они будут жить всё лучше и лучше по одной единственной причине, на войну больше никто не станет тратить ни копейки, а стало быть заработки у них резко возрастут.
   Далеко не всё и не всегда проходило так гладко, как я говорю. Случались, и нередко, эксцессы, гибли люди, причём как среди военнослужащих, так и среди мирных граждан, но не они определяли ситуацию в целом. Кто-то непременно хотел вернуться домой, в Индию, Пакистан, Бирму или Индокитай, но они ещё были заняты колониальными войсками. Кто-то наотрез отказывался подчиняться новой власти и с ними особо не церемонились, фильтрационных лагерей у нас для таких типов хватало, кто-то пытался затаиться, чтобы совершать впоследствии диверсии, но наши следователи, применяя ментоларгин по отношению к каждому человеку, таких быстро вычисляли. Тут мы применяли методы и практику "СМЕРШа", который лучше любой другой спецслужбы нашего мира умел отделять зёрна от плевел. В самых же тяжелых случаях мы и вовсе предпочитали превратить какого-нибудь непримиримого врага в покорного нашей воле мула.
   Мы в первую очередь проводили полицейскую операцию по принуждению людей к миру и по недопущению массового кровопролития и потому Корпус миротворцев прежде всего был мировым жандармом. Главной нашей задачей на первом этапе была тотальная проверка всех людей, кто оказывался в зоне оккупации. Беглецов мы выслеживали, ловили и возвращали в города очень быстро. Наши следователи-дознаватели работали по четырнадцать, шестнадцать часов в сутки, часто валились с ног от усталости, но не допускали в своей работе брака. Благодаря англичанам и французам, всё население Африки отныне знало либо французский, либо английский язык, а потому мы получали достаточно полное представление о каждом человеке. Преступники отправлялись за решетку, а все законопослушные граждане немедленно получали паспорта. Все данные о людях моментально заносились в память компьютеров и это было самое главное.
   Колониальные чиновники не поверили своим глазам, когда столкнулись с нашей самой современной техникой, больше половины которой изготавливалась уже не по земным, а валарским технологиям. Они и помыслить не могли, что мы имеем столь огромное научное и техническое превосходство и в этом не было ничего удивительного, ведь мы четырнадцать лет подряд каждые два год производили почти полное техническое перевооружение и вышли на такие технологии, о которых в нашей истории даже в двадцать первом веке не могла мечтать ни одна самая технически развитая страна в мире. Если военная техника у нас не слишком-то обгоняла ту, которая имелась на вооружении Англии, Франции, Германии и Австро-Венгрии, то этого нельзя было сказать о технике гражданской, ведь мы уже начали эксплуатировать флайеры оснащённые генераторами антигравитации. Их было пока что немного, но они уже имелись.
   Впрочем, если всё-таки говорить о нашей военной технике, то она всё-таки обгоняла всю прочую на столетие, как минимум, а это, что ни говори, огромный гандикап. Да, но наша гражданская техника обгоняла всё то, что было создано благодаря нам в США, Латинской Америке, России, Италии и Испании на все три столетия, ведь мы уже начали производство трёхмерных телевизоров. Про то, что мы уже тогда могли отправить человека в космос я молчу. От примитивных космических кораблей мы отказались сразу же и в то время наши конструкторы разрабатывали принципиально новую космическую технику, которая в чём-то была проще валарской, а в чём-то и опережала её, но самое главное, уже тогда наши учёные были заняты разработкой двигателей для межпланетных, а при выходе в подпространство и межзвёздных полётов и всё это благодаря тому, что несколько тысяч человек ежедневно изучала валарские технологии.
   Да, это был самый настоящий промышленный шпионаж, на, так чего вы хотите, если мы могли заглянуть в научно-исследовательские центра валаров? Мы знали, какое будущее нас ждёт, а потому хотели спасти жизнь на Земле и потому действовали порой очень жестоко, особенно когда речь заходила о внутренних врагах всего Человечества и были в таких случаях бескомпромиссными. Турция ведь не просто так попала "под раздачу", народ этой страны совершил чудовищное преступление и был за это наказан и это был не единственный случай, когда мы сурово карали преступников. Прекрасно зная, чего именно мы хотим добиться, мы, начав наступление на севере Африки, через шесть месяцев высадили десант на юге взяли англо-французскую колониальную систему на этом континенте в клещи. После нас оставались не разрушенные города, а новостройки в дополнение ко всему тому, что уже было построено и их было великое множество.
   Даже зная, что наш противник в Азии постоянно совершенствует своё оружие и уже достиг очень многого, мы всё равно не спешили как можно скорее сломить сопротивление колониальных войск в Африке. Мы планомерно шли вперёд, проводя свою полицейскую операцию "Гнев миротворцев", хотя о нашем гневе если и можно было где говорить, то только в Турции, которая быстро заселялась новыми жителями и отстраивалась заново. Туда мог приехать и поселиться там кто угодно и многие европейцы именно так и делали. Между тем, пока в Африке вот уже почти два года шла война, Европа жила мирной жизнью. Какое-то число людей, всего примерно полмиллиона, вернулись из Африки в Англию, Францию, Бельгию и Германию, так как оставили о себе там, где они жили, не слишком приятное впечатление.
   От Аллеи Войны уже ничего не осталось и из Испании вернулись домой беженцы. Почти две трети героев Аллеи Войны, сражавшихся против немцев, были переправлены в Пакистан, Индию, Бирму и Французский Индокитай, где чувствовали себя белыми воронами. Для них война была рыцарским поединком с противником, честным и благородным, а там им доказывали обратное, мол противника нужно уничтожать любой ценой. Что же, те, кто так говорил, лили воду на нашу мельницу, ведь вскоре они снова услышат в воздухе и на земле знакомые позывные своих противников, которые никогда не добивали раненых и если вели огонь, то целились в те места танков и самолётов, от попадания в которые экипаж не погибнет. В худшем случае лётчики или танкисты отделаются ранениями. Аллея Войны породила множество боевых традиций и в том числе обмен не только военнопленными, но и подарками, а также поздравлениями с днём рождения о чём мы не забывали ни на минуту.
   Наши высотные самолёты-разведчики постоянно кружили над азиатским колониальным анклавом и как только в небо поднимался кто-либо из героев Аллеи Войны, с ним тотчас выходил на связь либо тот парень, который однажды был сбит им или же, наоборот, подбил его самолёт и потом вызвал по радио санитарный "Пеликан", указав место, где приземлился пилот. Начальство на земле было в бешенстве, но ничего не могло с этим поделать. Если за такие разговоры ставить к стенке, то завтра в воздух не поднимется ни один самолёт, за штурвалом которого будет сидеть пилот, имеющий огромный боевой опыт. Так что мы понемногу готовились к войне в Азии. Через три года после начала операции, одна тысяча девятьсот двадцать втором году с колониальным режимом в Африке было покончено, но при этом почти все белые остались на континенте, правда, в новом качестве вольных и полностью равноправных со всеми остальными жителями поселенцев. Что же, это тоже была победа.
   При этом Корпус миротворцев оставлял после себя как свою администрацию, так и полицейских, три четверти и тех, и других были чернокожими гражданами Северной и Южной Америки, но Верховную администрацию Африки возглавлял Хендрик Витбоой, а его правой рукой был Якоб Моренга. В верхний эшелон власти входило также немало гереро и нама, которые могли дать по качеству своего образования и его полноте сто очков форы любому плантатору. Все они были нашими друзьями, а многие даже знали о том, кто мы такие и как появились в прошлом. Именно два этих выдающихся политических деятеля так закрутили в Африке все гайки и столь мощно наскипидарили все её обитателям без исключения задницы, что чёрный континент сделал мощнейший рывок вперёд.
   Чёрные гаучо гереро и нама принесли вместе с чёрными ковбоями в Африку совершенно новые взгляды на жизнь, а вместе с тем высокую культуру производства, новые технологии и что самое главное, научные знания такого порядка, о каком в Европе могли только мечтать. В первую очередь именно поэтому в Африке и был наведён такой порядок, что межнациональная и расовая рознь сделались невозможными. За неё очень больно били и надолго сажали на хлеб и воду, а некоторых, самых оголтелых фанатиков вешали, как бешеных собак. За пропаганду человеконенавистнических взглядов в церквях, мечетях и в шаманских хижинах запросто можно было лишиться головы и потому священнослужители предпочитали говорить только о равенстве всех людей перед Богом и законом. Точно такая же политика проводилась нами в жизнь и в оккупированной Корпусом Европе.
   За два года жизнь в странах Европы, которые были врагами Германии, наладилась и стала куда более спокойной, весёлой и жизнерадостной, чем даже в довоенные годы. Главным образом потому, что те врачи, которые прежде лечили раненых, полностью переключились на обслуживание стариков и пожилых людей. Валарская медицина с её фармакологией и комплексной терапией, была изучена нашими учёными практически полностью и её результаты иначе, как фантастическими, нельзя было назвать. Всего за три месяца семидесяти, восьмидесятилетний старик "сбрасывал" лет двадцать и впоследствии мог "помолодеть" ещё до сорока. На помощь обезлюдевшей Европе приехали люди из Нового Света, причём такие, которые оказывали реальную помощь, а не стремились нажиться, и на куда более продолжительный срок, чем рабочие отряды из Российской империи и Китая, но что самое примечательное, немцы хотя и прошли парадным строем по всем столицам от Парижа до Лондона, победителей из себя не корчили и вели себя очень корректно.
   Памятуя о сражениях на Аллее Войны, Германия установила на ней за свой счёт множество памятников героям, прославляющим их подвиги, большая часть которых были ещё живы, и ни один из них не прославлял немецких солдат и офицеров. Это была ещё одна пропагандистская акция, нацеленная против Антанты. Цветущая, помолодевшая, весёлая и счастливая Европа, Африка, в которой люди работали и одновременно учились, причём люди всех национальностей и рас сидели в учебных классах вместе, были полной противоположностью захваченной колонизаторами Азии, Австралии и Океании. Вот там точно было не до веселья и в первую очередь именно потому, что мы наводили повсюду строгий порядок и делали так, чтобы богатые не были ограблены, а бедные богатели за счёт своего труда, а не разбоя, Австралия, Новая Зеландия, Океания, Микронезия и другие островные регионы Тихого и Индийского океана сдались без единого выстрела, издав сначала вздох облегчения, а потом крики радости.
   В чём был наш секрет? В первую очередь в том, Российская империя, Свободная Азия, Северная и Южная Америки накопили колоссальные денежные средства, материальные ресурсы и подготовили десятки миллионом специалистов для работы в оккупационных зонах, которые на самом деле такими не являлись. Был ещё один секрет, но уже совершенно иного рода. За право создать в Каппадокии и Анатолии от города Денизли на западе, до Диярбакыра на востоке и до городов Анкара и Сивас на севере государство Израиль с получением всех новейших технологий и научных знаний, еврейские банкиры всего мира уплатили огромную цену. Они мало того, что передали нам все свои банки с их авуарами, так ещё и навсегда ушли из мира финансов и те несколько десятков крупнейших банкиров, которые переехали в центральную часть Индии, стали полными банкротами, что немедленно сказалось на настроениях англо-французской элиты. Ей попросту сделалось дурно и она была в панике. Вот теперь уже ничто не мешало нам строить новую мировую экономику, основанную на справедливом распределении денежных средств и материальных ресурсов. Все биржи автоматически лопнули, но это никак не отразилось на людях и их чистых и честных банковских вкладах.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"