Вечером того же дня, после испытаний и Посвящения, в Замке был устроен традиционный пир в честь молодых рыцарей. В большой трапезной, что в Главной башне, за накрытым столом в виде огромной буквы "г" собрались все пятнадцать магистров во главе с командором, а также часть конноров, - из тех, кто не был на карауле и в разъезде. Блюда к столу приносили слуги и юные пажи, за стульями стояли оруженосцы, готовые по знаку своего господина налить вина или подать полотенце. На небольшом помосте устроились флейтисты и трубачи, услаждая слух пирующих приятной музыкой. А вдоль стола ходили, гримасничая, два пёстро одетых шута, соперничая меж собой за внимание рыцарей.
Виновников празднества разместили за отдельными столами, расположенными на таком расстоянии, чтобы можно было свободно говорить друг с другом, не боясь помешать беседе старших.
Здесь были и те, кто сумел пройти Посвящение, и те, чьи имена не попали в список счастливцев. И каждый, не слушая другого, спешил поделиться своим горем или радостью.
Вместе с Гарвелом за столом находилось ещё пятеро юношей, проходивших Посвящение в одной группе с ним: Дануан, де Жильер, де Балле, Оливье де Рэй, д"Абеляр и Тьерри Вальен.
Гарвел не участвовал в общей беседе. По правде говоря, он мало кого знал из этих парней, встречаясь лишь на занятиях или на общих тренировках. Да и не тянуло его ни с кем на те доверительные, почти братские отношения, из которых может вырасти крепкая мужская дружба. Он оставался чужим для этих отпрысков богатых и знатных семей, и чаще слышал от них насмешки в свой адрес, чем доброе слово. Горький опыт прошлых столкновений заставлял держать язык за зубами, отмалчиваясь даже на самые откровенные подначки. Хотя порой бывало нелегко удержаться от удара кулаком или ответной колкости.
Впервые он познал, что такое настоящее унижение, именно здесь, в Замке, когда, после смерти эн Джеба, пришлось учиться в группе эн Гарета. Младший магистр признавал право на уважительное обращение только за теми, чей род насчитывал несколько поколений знатных предков. А такие, как Тьерри Вальен, сын простого рыцаря, или он, Гарвел, по мнению эн Гарета, должны быть благодарны уже за то, что их терпят здесь, как безродных дворняжек.
Сколько же раз приходилось доказывать свою правоту и честь в драке с кем-нибудь из этих заносчивых знатных петухов, а потом - размазывать по лицу слёзы и кровь, сидя в тёмном холодном карцере! Зная при этом, что твоим недругам ровно ничего, кроме шутливого выговора, не будет. Эн Гарет слишком благоволил к своим любимцам.
И наверно, однажды Гарвел бы сломался и ушёл, оставив всякую мечту стать рыцарем, не узнай обо всём случайно командор... Эн Аннибал приказал выпустить его из карцера, а потом - невиданное дело! - взял в личные ученики, в нарушение устава Северного замка, по которому командор асаванов не обучает. Разумеется, особой ласки от него тоже не дождёшься, а на занятиях и тренировках и вовсе способен привести в отчаяние своей строгостью. Но зато никогда не позволит себе насмехаться и унижать, и если накажет за проступок - это будет справедливая кара, а не желание показать свою власть.
С тех пор Гарвела начали считать любимчиком командора, да и трогать стали реже, поскольку эн Аннибал не церемонился с драчунами и спуску за знатное происхождение никогда не давал.
Но сегодня Гарвела почти не задевали: каждого бывшего асавана волновала собственная судьба, и юноши наперебой делились своими планами.
- ... Вот меня дядя в эльфиерах служит, - громко хвастался рыжий, как лис, де Балле, - если попрошу, так переведёт меня к себе в Эльфарц.
- Фи, в пустыню - песок глотать! - презрительно сморщился де Жильер, - Вот я попрошусь к каделланам; в Ор-Айлере, говорят, богатый Замок, целый дворец. И недурных девок можно в городе подцепить. А у вас в Эльфарце...
- Ну, насчёт этого самого, так у эльфиеров и женщины служат! - попытался возразить тот, но де Жильер тут же перебил:
- Ха, насмешили! Вы к ней полезете, а она мечом - вжжик!
- Вы лучше меня послушайте! - перебил д"Абеляр, - Отец обещал меня в столицу устроить, там у нас родственник при дворе. Самому королю представит!
- Врёте и не краснеете, - фыркнул де Жильер. - Какой ещё родственник?
- А вот и не вру! Младший брат матушки, у короля Ренгильта егерем служит.
- Вам-то всем хорошо, - проныл Тьерри Вальен, уныло глядя в пустой бокал. Единственный из всех, он почти не притронулся к блюдам: настолько переживал, что провалил экзамен. - А вот мне что делать? Только в оруженосцы теперь... Платить ещё за один год мой отец не хочет...
- Ладно тебе, и в оруженосцах походишь, - оборвал сидевший рядом с ним Дануан. - Не порти нам веселье своей постной рожей. Пей!
"А если бы я провалил испытания?! - испугался вдруг Гарвел. - Страшно и представить! Где бы мы взяли деньги на пересдачу экзамена?.. Серебряные орланы на дороге не валяются. Отец за картины получает всё меньше. А коли продать половину урожая - в Кристэ бы голод начался..."
Додумать ему не дали.
К их столу упругой кошачьей походкой подошёл незнакомый красивый парень. Невысокий, изящный и гибкий, словно танцор, он был смугловат и темноволос, с нежной, точно у девушки, кожей. Тёмно-каштановые пряди короткой причёски падали ему на лоб, а глаза были весьма примечательные: чуть продолговатые, желтовато-карие и какие-то... дикие. К тому же у незнакомца имелась привычка смотреть чуть исподлобья, и от этого взгляд казался злым, как у хищного зверя.
Юноша оглядел сидевших с нехорошим прищуром, а потом вальяжно процедил:
- Эй, Дануан, своих не узнаёте?.. Потеснитесь, дайте посидеть с вами в компании.
Поль Дануан поспешно уступил ему стул, а Луи д"Абеляр вежливо улыбнулся:
- Мы рады видеть вас, Рене де Люксен. Как прошло ваше Посвящение?
Красивое смуглое лицо того исказилось злобой.
- Будто не знаете, д'Абеляр!.. Отец совсем спятил, не допустил к Посвящению. Какую-нибудь шваль в списки обязательно внесёт, а родного сына... - Он заскрипел зубами. - Ну, я ему припомню ещё... Попляшет мой папаша, вот увидите!
"Так это же сын эн Альфреда! - ахнул про себя Гарвел. - Как же я сразу не понял?"
И он невольно посмотрел туда, где старший магистр негромко беседовал с командором, задумчиво вертя в руках серебряный кубок. Пламя свечей играло на боках кубка, и ярко освещало доброе, мягкое лицо эн Альфреда; отсюда нельзя было разобрать цвета глаз, но Гарвел и так помнил, какие они: глубокой ночной синевы, в которой плавала лёгкая грусть, даже если магистр улыбался. А улыбка всегда так и лучилась добродушием, отчего хотелось исполнить всё, что бы ни велел этот человек. Который никогда не грубил, оставаясь одинаково вежливым как с равными себе рыцарями, так и с асаванами. А уж если пел, то душа Гарвела, будто на крыльях, устремлялась ввысь - вслед за его глубоким бархатным баритоном...
Как мог у эн Альфреда вырасти такой сын, как Рене де Люксен, похожий на него так же мало, как дикий волчонок - на верного домашнего пса?
Де Люксен, видимо, почувствовал его любопытство, потому что вдруг обернулся - и смерил пристальным нехорошим взглядом. А потом неожиданно крикнул:
- Эй, а ты что не пьёшь с нами?.. Или "господину без сапог" зазорно выпить вина в нашей прекрасной компании?
Гарвел сверкнул глазами:
- Может, я и без сапог, а вот вы, сударь, без вежества. И я сам решаю, с кем и когда мне пить.
Тот недобро сощурил глаза.
- На кулак нарываешься?.. Или место своё забыл? Так я напомню! - И вдруг схватив бутыль, налил его бокал доверху: - Если не выпьешь, я тебе это вино за шиворот вылью. Пей, собака!
- Не стану! - ответная злость уже поднималась волной, и приходилось напоминать себе, что они не одни, а перед лицом всего Замка. И что, может быть, де Люксен именно и рассчитывает, чтобы Гарвел опозорился, ввязавшись в драку на глазах у самого командора. Однако сдерживать гнев становилось всё труднее; дыхание учащалось, а кулаки сжимались всё крепче... Так и подмывало дать как следует в эту желтоглазую рожу!
Остальные с интересом следили за ними, отпуская колкие замечания в его адрес.
- Опьянеть трусит!
- Няньку свою боится!
- Не бойся, мальчик, мы ей не скажем!.. Ха-ха-ха!
- А девушек обнимать она тебе тоже запрещает? - под общий смех спросил Клод.
- Какое обнимать, ему и целоваться нельзя! - выкрикнул Огюст, вызвав новый приступ хохота у остальных. - А то нянька в угол поставит или сладкого не даст.
- Бедный мальчик... - притворно пожалел светловолосый Оливьер де Рэй, и протянул отодвинутый бокал. - На вот, выпей за командора!
- Да, пей давай! - зло приказал де Люксен. - А то сидит такой, и настроение портит... И чем ты угодил моему отцу, что он тебя в списки добавил?.. Сына единственного не пожалел, а безродного "всадника" уважил. Тоже в любимчики записал?
- Пей! Пей! - надрывались остальные.
И стало ясно: просто так уже не отвяжутся.
Он со злым прищуром посмотрел в желтоватые глаза своего нового врага - и взял предложенный бокал, в котором плескалось золотистое вино. Выпил залпом, чуть не задохнувшись от крепости напитка. Рот и горло обожгло как огнём, а голове вдруг стало неожиданно легко и весело.
И Гарвел запоздало сообразил, что в вино что-то подмешали.
- Вот так-то лучше... - прошипел, сверля его ненавидящим взглядом, де Люксен, но больше сказать не успел.
К их столу приблизился эн Антонио, один из младших магистров, держа наперевес жезл распорядителя пира. Окинул пристальным взором каждого, постучал жезлом по краю стола:
- Что здесь за шум?.. Вы на пиру у командора, ведите себя пристойно! Или попрошу вас покинуть трапезную!
В это время за большим столом оживлённо задвигались, и эн Аннибал, встав со своего места, начал говорить речь. Все замолчали, слушая командора; а он то поздравлял рыцарей с пополнением в рядах, то говорил о разбойничьих грабежах на большой дороге. Несколько раз в его выступлении прозвучало имя вожака "чёрных рыцарей" Бартоломе Корранго...
До Гарвела слова эн Аннибала доносились будто издалека. Яркий свет множества свечей внезапно потускнел, а потом распался на рой огоньков, кружащих по залу, словно мотыльки. А после высокие стены трапезной вдруг сдвинулись с места, ни дать ни взять в медленном хороводе.
Это не могло быть действием вина.
В голове метнулась паническая мысль: "Неужели отравили? За что?!"
Внимание соседей по столу между тем переключилось на другую тему: теперь юноши принялись обсуждать, кто и к какому магистру пойдёт под начало. До поры до времени на Гарвела никто не смотрел, и оставалось надеяться, что со стороны не так уж заметно, как ему плохо.
Он откинулся на спинку скамьи, судорожно сглатывая и изо всех сил подавляя подступающую тошноту. Душу охватило отчаяние.
"О Владычица и Керу, ну почему так?"
Он закрыл глаза, чтобы не видеть раздражающее мельтешение огней, но цветные пятна продолжали преследовать.
- Эй, Гарвел, ты чего? - донёсся голос Тьерри де Вальена. - Господа, посмотрите, ему, кажется, дурно!
"Бэнги косматые! - выругался он молча. - Только этого не хватало!"
С трудом открыл глаза, медленно повёл головой, отчего стены зала пустились в пляс. И проговорил, с трудом выталкивая слова:
- Со мной всё в порядке. - И попытался выпрямиться, но его тут же шатнуло.
- В порядке, как же, зелёный весь! - фыркнул Поль Дануан. - Слабак, а не рыцарь, куда ему служить!
- Вот пойдёт под начало старших, там его научат... - подхватил де Жильер, - а то позор, смотри, от одного бокала окосел!
- Да его тошнит!.. - захохотал д"Абеляр, - Эй, Гарвел! От родниковой капельки развезло?
Ответить не было сил, свет в глазах стремительно мерк, а в ушах тоненько зазвенело.
- Что, девица-красавица, вина никогда не пил? - раздался где-то рядом язвительный голос де Люксена.
- И вправду девчонка, хоть юбку дома не носишь? - это кажется, де Балле... или Оливье де Рэй, уже не разобрать...
А потом свечи в зале разом погасли, голоса стихли - и наступила темнота.
***
Месяц Единорога,
16 день.
Потаённый сад
Ветви старых яблонь лезли в распахнутое окно, и листья на них трепетали от слабого ветерка. Ночная прохлада врывалась в комнату, освежала лицо... так и звала перекинуться - да и побежать по тёмному саду, оставляя на влажной земле звериные следы. Ветер приносил запахи, шептал о дикой свободе...
Гвендор встряхнул головой, приходя в себя. Не время приключений, нет. Он нужен здесь; нужен брату и миру. Поудобнее устроясь на подоконнике, он обхватил руками колени, продолжая всматриваться в темноту сада.
Сзади раздались шаги. Он не стал оборачиваться: и так ясно, что это Люциус.
Некоторое время брат молчал, так что слышалось только его спокойное дыхание. Потом вполголоса произнёс:
- Гвен! Ты вправду уверен в этом парне?
"Неужели всё ещё сомневается? - подумал с улыбкой Гвендор. - Не доверяет моему выбору?"
А вслух сказал:
- Как в самом себе.
- Он слишком юн, почти ребёнок, - возразил брат, - может и не справиться с миссией. Зачем я только тебя послушал!
- Не бойся, Люк!.. Ты и сам выбрал бы Гарвела, будь он постарше, - повернулся Гвендор к нему лицом. - Да, парень молод, но в нём есть крепкий стержень. Он не ринется очертя голову в ненужные приключения, и сможет сохранить присутствие духа в самой тяжёлой переделке. Да и чужому влиянию не поддастся...
- Ты думаешь? Ему ведь семнадцать лет! - недоверчиво бросил брат, и прислонился рядом к стене, скрестив руки на груди.
Гвендор безмятежно выдержал его гордый, неукротимый взгляд, и некоторое время они смотрели друг на друга в упор. Пока Люциус не произнёс, хмуря чёрные брови:
- Откуда в тебе столько силы, Гвен? Будь на твоём месте смертный - немедля бы опустил взор. Даже мне требуется время, чтобы восполнить резерв, а ты словно... неисчерпаем.
Гвендор улыбнулся, а потом легко и ласково коснулся руки брата.
- Я Целитель мира, не забывай. Мне даёт силы сама Звезда. Я не могу оскудеть, ибо делюсь своей энергией с миром, и мир возвращает мне силы обратно.
"А ещё потому, что я не расходую себя на гнев, - добавил про себя, - спокойствие и доброта - мой закон, и он непоколебим".
- Дай парню время, брат, люди мужают быстро, - произнёс Гвендор примирительно.
Люциус в раздражении заходил по комнате.
- Но сколько ждать?.. Он только что посвящён... Я не могу доверить важное дело мальчишке! И как он сможет выстоять против перу-джианна?
Гвендор сдержанно рассмеялся.
- Похоже, не доверяешь даже собственным рыцарям. Чем они хуже перу-джианнов?.. И вспомни себя: ты победил Кайера в пятнадцать лет, разве не так?
Кай Люциус круто остановился.
- Я - звёздный, не человек! Мы всегда рискуем меньше, нежели люди. Сила Звезды вернёт нас к жизни там, где погибнет смертный. И каким бы твой протеже не был, перу-джианн всё равно окажется сильнее. Ведь он демон. А этот Гарвел даже не маг!
- Значит, надо будет помогать парню в его Пути, только и всего, - пожал плечами Гвендор.
Их взгляды снова встретились, как два тренировочных меча.
Потом Люциус устало махнул рукой.
- Лучше бы я сам придушил этого гада, чем бросать в бой другого вместо себя.
- А потом пришлось бы разбираться с Кайером - и подставить под удар весь мир? Ты этого хочешь? Надо уметь выжидать, как делают звери. Они мудры: затаиваются и ждут.
Брат испустил тяжёлый вздох - и, наконец, сел в кресло, прекратив метаться по комнате.
- Ладно, убедил. Всё равно дело уже сделано. Мне удалось подменить порошок, которым хотели опоить Гарвела. Правда, ещё вопрос, чьё зелье безобидней, моё или этого Рене... - Он усмехнулся печально и жёстко. - Теперь твоя очередь, Гвен. Тяни его за ниточку, внушай... И да простит нас Звезда за эту жестокую шутку! Чем бы дело ни обернулось, парню по-любому не выжить.
***
Эн Аннибал сел на место и жадно отпил воды из большого кубка, предложенного Себастьеном.
Седой камердинер застыл рядом, держа в руках поднос и всем своим видом являя образец вышколенного слуги.
- Зря вы так распинаетесь, альд командор, - вкрадчиво сказал сидевший напротив эн Гарет. - Никто не боится вашего Корранго, да и какую опасность, в самом деле, разбойник может представлять для Замка?
Эн Аннибал сердито сдвинул брови, метнув на него раздражённый взгляд. И сжал правый кулак, словно собираясь ударить по столу:
- Люди к нему уходят - а вы предлагаете мириться с этим?!
Магистр пожал плечами, поддевая на вилку ароматный кусок жаркого.
- Настоящие рыцари не пойдут к ватажникам. А те, что бегут из Замка - туда им и дорога!
- Мне каждый рыцарь дорог! И каждый асаван!.. - с юношеской горячностью возразил командор, уже чувствуя: этот разговор обернётся очередным приступом боли в груди. - Не могу допустить ослабления Замка. Любая брешь в нашей защите - это изъян в обороне Соколанской марки.
Эн Гарет - вот наглец! - проговорил с льстивой усмешкой:
- Альд командор, прошу вас, перестаньте говорить так, будто мы в осаде. В стране мир, и нашей марке ничто не угрожает.
"Хитрый ты лис, вот кто, - в сердцах подумал эн Аннибал, уже понимая, что дальнейший спор может поставить его в неловкое положение. Небось, вся эта молодёжь считает своего командора выжившим из ума стариком. А эн Гарет уже и не скрывает самодовольства, что сумел сказать последнее слово в разговоре. - Молод со мной тягаться... высоко метишь, да невзначай оборвёшься. А матёрый кабан зря клыком не ударит".
И хотел было ответить, как следует, но тут подал голос эн Алессандро.
Старейший среди рыцарей, тот собирался этим летом завершить службу и уйти на покой. Семьдесят лет - почтенный возраст, к тому же старый рыцарь в последнее время изрядно пополнел, не участвуя ни в разъездах, ни в тренировочных боях. Поэтому двигался с трудом, а на розовой лысине часто выступала испарина. Тем не менее, эн Алессандро был полон добродушия и любил поговорить, особенно за чашей вина.
Вот и теперь он, что-то углядев в зале, принялся важно рассуждать, громко обращаясь к эн Аннибалу:
- Эхе-хе, что творится на белом свете... Вы только гляньте туда, мой командор!.. Что за молодёжь пошла - стыд да позор!.. То ли дело мы в юности: самое забористое дисардское с ног не валило, гуляли всю ночь. А утром - в караул, и трезвые, что твои стёклышки... А тут- тьфу! Пир только начался, а они уже под столами валяются.