- Давным-давно, в те времена, о которых ныне остались лишь сказания, наши племена жили в далёкой стране, за тёплым морем. Там-то, на краю леса, называемого джунгли, стоял Храм Солнца, а возле храма - табор, который тогда ещё не звался табором... Там жили те, кто служил храму - жрецы, музыканты, танцовщицы, заклинатели дождя. Великий Праздник Солнца вершили уже тогда; но песни и пляски предназначались лишь одному Божеству. А людям, тем более чужакам, не дозволялось на них смотреть. Это теперь басмары невозбранно приходят на наш Праздник и таращат глаза, не понимая истинного смысла того, что видят. В древности было иначе. Горе нечестивцу, посмевшему подслушать или подсмотреть за Праздником Солнца! В наказание кровь его обагряла жертвенный алтарь Великого Керу...
Гарвел в изумлении широко раскрыл глаза:
- Кровь - на алтарь Керу?!.. Да как это может быть?.. Теодор, ты путаешь, на Празднике Солнца нельзя проливать кровь! Не ты ли рассказывал, как прадеда Мануэла прогнали за осквернение Праздника, за то, что из ревности ударил кого-то ножом?..
Теодор поднял ладонь, останавливая этот поток слов.
- Да, это так... Но не перебивай. То, о чём говорит легенда, произошло не вчера, и не сто лет назад, но тысячу... Люди тогда жили и думали иначе... А чтоб ты не считал, будто что-то путаю, знай: история эта высечена в той стране на большой каменной плите. Но всё по порядку.
Случилось так, что однажды на Праздник Солнца пробрался незамеченным царский сын. И подсмотрел за девушками-танцовщицами, что как раз вершили Сокровенный танец* во славу Праматери Гайэны...
Гарвел невольно поёжился. Подглядывать за танцующими Сокровенный танец - значило накликать себе на голову крупные неприятности! Разом вспомнилось, как в прошлом году старейшины осудили парня, вздумавшего подсмотреть запретное...
- Да, - кивнул Теодор. - танец этот существует и поныне, и до сих пор мужчинам нельзя на него смотреть. Сейчас-то любопытный получит лишь строгий выговор. Но в те времена это считалось великим святотатством.
Поэтому жрецы схватили царевича - и принесли в жертву на алтаре. Кровь несчастного окрасила жертвенный камень, принеся великие беды нашим племенам.
Разгневанный царь, узнав о гибели любимого сына, послал к Храму Солнца большое войско.
Но наши люди не стали ждать, когда их порубят, а потихоньку снялись с места и ушли. Им было не впервые кочевать, ведь раз или два в год они отправлялись с дарами к священным местам. Но в этот раз предстоял опасный и трудный путь через джунгли навстречу неизвестности...
Тогда злопамятный царь обернул свою месть против гайнан из других общин. Вооружённые отряды нападали ночью, убивая всех подряд: мужчин, женщин, детей и стариков... А уцелевшие уходили через джунгли к морю. И стали жить на побережье, где правил другой царь, и могли больше не опасаться мести за убитого царевича. Уже им казалось, что все беды позади. Но это было не так.
- А как? Месть их и там нашла?
- Нет. Но слушай дальше... Молодёжь всегда славилась неумением сидеть тихо. Вот и тогда нашёлся парень, по имени Ишано, которому захотелось повидать мир. Взял он товар и поехал продавать его в стольный город.
И случилось так, что как раз в то время по городу проезжала на золотых носилках царевна Чарани.
Увидел её Ишано - и влюбился без памяти! Жизнь не в жизнь ему стала без этой красавицы. Шесть ночей тайком пробирался в царский сад, надеясь вновь увидеть царевну, да всё впустую. Только парень был упрям на диво. И на седьмую ночь ему повезло.
Шёл он по саду - и услышал, будто окликнул его кто-то. Оглянулся, а вокруг - никого. А меж тем женский голос его спрашивает:
"Кто ты такой, и что ищешь в моём саду, да никак не найдёшь?"
"Звать меня Ишано из рода Бара. А ищу я судьбу свою, царевну Чарани. Ясные очи затмила мне её красота, ни есть, ни спать не могу, всё о ней думаю."
Отвечает ему неведомый голос: "Коль и вправду так любишь царевну, помогу тебе, станет она твоей. Только не забудь тогда и меня, бедную!"
"Кто же ты? - спрашивает Ишано. - И почему тебя не вижу?"
"А взгляни на дерево над собой."
Посмотрел Ишано, а на ветке сидит птица дивная, оперением блещет.
"Трудно тебе будет достать царевну Чарани, - молвит птица. - Не желает царь никому её отдавать, хочет, чтобы дочь навек при нём осталась. Но для вида каждый месяц устраивает праздник, и приезжают на него царевичи со всей земли. Ставит царь непременное условие: кто узнает его дочь меж другими девушками, тому её и отдаст. Да только непросто угадать, какая из них - царевна. Девушек-то всех сорок, и все - на одно лицо, да в одинаковом платье. А уж как начнёт их царь превращать, во что душа пожелает, так и вовсе беда женихам!"
"Ничего, может, мне повезёт, - говорит Ишано. - Пойду во дворец, попытаю счастья. А ну как сжалятся надо мной боги, и станет царевна моей?"
"Я помогу тебе, - сказала птица, - но обещай, что отпустишь меня на волю. Истосковалась я по небу синему..."
"Обещаю, - сказал Ишано. - говори, как узнать царевну!"
"Через три дня снова будет во дворце праздник. Соберутся царевичи и князья, ты приди и стань между ними. В ту пору выйдет к вам царевна Чарани, да не одна, а с подругами. Станут они танцевать - все на одно лицо, в одинаковом платье, золотом расшитом... Ты смотри на них, взгляда не отрывай! Вдруг одна из них споткнется во время танца, вырвется из круга - на неё и укажи, это и будет сама царевна. Тут взмахнет царь рукавом - и превратятся все девушки в разноцветных птиц, в бабочек да в зверей разных. Тут тоже смотри зорко. Пройдёт время, и сядет одна из малых птиц отдохнуть на камень. Укажи на неё, это и будет царевна Чарани. А как в другой раз взмахнет царь рукавом - обернутся все девушки одинаковыми прекрасными кобылицами. Станут они по двору скакать да красоваться. Вот здесь, смотри, не оплошай!.. Ничего царю не говори, а вскочи скорее на ту, которая захромает. И мчись на ней прочь, а то беды не минуешь!"
Послушал Ишано птицу. Как минуло три дня, явился в царский дворец и смешался с другими женихами.
Вышел к ним царь, а следом за ним - череда прекрасных девушек, все на одно лицо да в одинаковом платье. Стали девушки плясать, а Ишано смотрит на них, взгляда не отрывает... Вдруг одна из них споткнулась, выбилась из круга.
"Это царевна Чарани!" - показал на неё Ишано.
"Быть не может!" - усмехнулся царь, и взмахнул рукавом.
Тотчас все девушки превратились кто во что: та бабочкой запорхала, та зверем диковинным сделалась, а та и пташкой маленькой полетела...
Ишано ждёт, смотрит в оба глаза. Долго ли, коротко ли, устала одна из малых птиц, присела отдохнуть на камень.
"Это и есть царевна!" - показал на неё Ишано.
"Да быть не может!" - нахмурился царь, и снова взмахнул рукавом.
Обернулись все бабочки, птицы и звери странные в прекрасных кобылиц.
Тут Ишано насторожился, а как увидел хромую кобылицу - бросился к ней и одним прыжком вскочил к ней на спину. В тот же миг выросли у кобылицы большие крылья, и взмыла она с Ишано в самое поднебесье...
Глянул Ишано вниз, а далеко внизу море плещется и деревья-великаны травой кажутся. Страшно ему стало, и вцепился он изо всех сил в гриву лошадиную...
Опустилась кобылица с ним на пустынный берег. Спрыгнул Ишано наземь - а кобылица вдруг птицей дивною стала. И говорит ему: "Отпусти меня теперь в небо синее, как обещал!"
Закручинился Ишано: слово данное не сдержать - себя позором покрыть. А и отпустить царевну - сердце не велит! Как быть? А ежели не вернётся обратно?
Говорит ему птица: "Не бойся отпустить меня. Только дай твой перстень, чтоб я после могла найти тебя".
Отдал Ишано перстень. "Лети, - говорит, - в чистое небо". А сам заплакал.
"Не горюй, Ишано! За то, что веришь мне да ценишь мою свободу, вернётся тебе сторицей".
С тем и улетела птица дивная.
А Ишано отправился домой. Встретили его отец и мать, стали расспрашивать, как торговал. А он отмалчивается. Видят, не добиться им от него ответа - и отстали от парня.
Много ли, мало ли времени прошло - решил отец женить сына. И сговорил парня без его ведома с красивой девушкой. Узнал о том Ишано - расстроился, пошёл к с отцу.
"Не хочу я жениться на этой девушке, ибо сердцем давно люблю другую. И не будет мне радости и счастья, кроме как с нею".
Так сказал он своему отцу. И сколько ни уговаривал отец, Ишано стоял на своём. Делать нечего, разорвали помолвку. Обиделась девушка-красавица, оскорбились её родители... Стали люди коситься на Ишано, шептаться у него за спиной.
Но однажды утром увидели в таборе чудо: птицу дивную, опереньем сверкающую. Прилетела та птица - и царевной Чарани обернулась. Померкли перед её красотой все прочие девушки, как меркнут звёзды пред ликом солнца красного.
А царевна прямо к шатру Ишано идёт. "Здравствуй, жених желанный! Верен ли мне? Не раздумал ли в жёны брать?"
А Ишано стоит, слова вымолвить не может. Только глаза от счастья сияют...
В тот же день женился он на царевне Чарани, и поставил свой шатёр рядом с отцовским.
Да недолго пришлось ему радоваться счастью. Нашлись добрые люди, донесли царю, где его дочь живёт, да за кем замужем.
Задумал царь отнять у Ишано царевну, самого убить, и род-племя его извести.
Узнала о том жена Ишано, и говорит ему: "Грядёт беда великая, мой отец с большим войском сюда идёт. Не медли же, собирай людей, пусть возьмут весь скарб, какой могут, лошадей, да детей малых, да стариков. Настало время уходить из этой земли - в края чуждые, незнакомые, заморские!"
Послушался Ишано своей жены. Собрал всех людей, лошадей, весь скарб, детей и стариков. И пришли они на самый берег моря.
Видят люди: бьются волны о скалы, конца-краю воде не видно... И зароптали. "На верную погибель привёл нас сюда! Загонит лютый царь в волны морские, и не спастись нам, горемычным! Предал нас Ишано!"
Смутился Ишано от тех речей, думает, как быть - а ничего не придумает.
Вышла тогда вперёд Чарани, жена его верная, и такое слово молвила: "Не расступится гладь морская перед нами, своими руками сотворим мы своё спасение. Валите деревья!.. Стань же каждое дерево волей моей кораблём крепким, чтоб пуститься нам отсюда в плавание далёкое!"
Всё так и стало по слову её волшебному.
Закачались на волнах корабли крепкие, быстроходные, и взошли на них люди Ишано, и отчалили от родного берега. А царевна Чарани вновь обернулась птицей дивною, и полетела впереди - дорогу указывать. Так и не догнал их царь.
Долго ли плыли те корабли, сказанье умалчивает. Только показался однажды большой остров. И сказала мужу своему царевна Чарани: "Вели причаливать, дорогой супруг! Это и есть земля, где наши дети родятся. Тут твой народ никто не потревожит".
Сошли все на берег - и верно, остров большой, пастбищ для коней много, и народ живёт мирный, дружелюбный. Поставили они шатры, развели костры, стали пищу готовить. И осели на том острове на долгие годы.
А Ишано объявили вождём, стал он зваться с того времени Ишан Бар. Потомки его расселились позже по всем землям, добрались до Альсидора, а оттуда - и в эти края пришли.
***
- Понял теперь, какое тебе имя дадено? - лукаво спросил Теодор, поглаживая пальцами седую бородку. Или думаешь, старик из ума выжил, привёл сюда сказки рассказывать?
Гарвел смутился.
- В дальних краях, я читал, бывает много чудесного. Только прости, Теодор, не до сказок мне сейчас.
- Гложет чего? - всмотрелся ему в лицо старик. - Сказывай, в чём дело. Тут, окромя богов да меня, никого нету.
Гарвел собрался с мыслями и стал рассказывать про Зов, чувствуя, что выходит длинно и сбивчиво.
-... И вот теперь перестаю что-либо понимать. То мне Леонита говорит про нашего Альзима, то командор - о призыве Скачущего. Кому, в кого я должен верить? Какому призыву подчиняться?.. Или это всё морок, и нет никакого Зова, а есть просто мечта, которая тянет неизвестно куда?
Выслушав до конца, Теодор покачал головой.
- Эх, молодо-зелено... Ты душой-то не мечись, глупостей не городи. Какому богу молиться, не в этом суть. - Он назидательно поднял кверху палец. - А суть в том, Гарви, что дорогу ты сам выбираешь. Погоди, не перебивай!.. Перво-наперво вот что скажи... Хочешь ли сам этого Пути? Какой твой выбор?
Гарвел растерялся.
- То есть как - какой выбор? Разве Зов - не прямой приказ божества?
- Наш Альзим не отдаёт приказы, - сердито проворчал Теодор.
- А Скачущий?
- Какое мне дело до твоего Скачущего!.. Уши-то открой, я тебе о чём толкую? Не то важно, кто тебя призывает, важно, как ты сам захочешь поступить.
- Да разве я смею выбирать? В книге у командора написано, если ослушаюсь небесной воли, буду проклят навеки!
- Мало ли что написано, - сердито возразил Теодор, - самому надо решить, для чего ты едешь. На Путь вступают добром, а не из-под палки. Вот скажи, зачем тебе нужен этот Путь, куда хочешь по нему прийти?
Гарвел пожал плечами.
- Не знаю, - признался он. И вздохнул. - По мне, лучше бы никакого Зова не было. Когда боги на тебя не смотрят, жить спокойнее.
- Спокойнее ему! - проворчал Теодор. - Думать тебе лень, вот что скажу!.. Слушай сюда. Не знаю, как там твой Скачущий, а наш Альзим - добрый бог. И тот, кто вступает на Его Путь, приносит Ему в дар не только дорогую сердцу вещь, но и свою просьбу в особой молитве. Просьба эта - это самое главное, к чему человек стремится. Один, к примеру, попросит богатства в конце Пути, другой - стать вождём табора, третий захочет обрести мудрость... А кто-то - просто жениться на той, которая давно по сердцу. Что выберешь, то и будет тебе наградой. Уразумел, глупый?..
При этих словах Гарвел снова вспомнил Элизу. И понял, что не сможет её простить. Никогда. Даже если сама завтра придёт с повинной, оскорбительные слова, что она бросила ему вчера, всё равно будут гореть в его памяти. Нет, не сможет ни забыть, ни простить. И не сможет любить так же искренне и чисто, как когда-то...
Единственное, чего теперь хотелось, это увидеть удивление и зависть в глазах той, которую совсем недавно обожал. Пусть узнает, что тот, которого она отвергла и осмеяла, достоин такой Любви, которая ей самой не может и присниться! И если нужна просьба для Пути... Пусть найдётся другая, во сто раз прекрасней и добрее Элизы, самая лучшая девушка на земле... И пусть она полюбит его, Гарвела, той преданной и чистой любовью, которая только есть на этом свете!
С этой мыслью он встал - и решительно направился к алтарю.
- Вижу, понял меня. - В голосе Теодора прозвучало одобрение. - Вот теперь молись, а я подожду снаружи.
И вышел из пещеры.
Оставшись один, Гарвел сосредоточился, как его учили в Замке. Но все слова казались пустыми и бесполезными, не способными выразить то главное, что он сейчас чувствовал.
Сжимая в руке подкову, он обошел святилище кругом, стараясь отвлечься от окружающего и впустить в душу гармонию мира.
"Слушай мелодию своего сердца, - повторял в таких случаях учитель эн Альфред. - Пусть звучит только она. Тянись душой ввысь, так, словно хочешь взлететь!"
Поначалу ничего не выходило. Как он ни старался, мысли помимо воли скакали, отвлекаясь то на одно, то на другое.
"Да что ж это со мной?! - рассердился он на себя. - Складывать слова в рифмы разучился? Пойду и скажу, как есть, неужто отринет?"
С пустой головой он подошёл к алтарю; поднял взгляд на лик божества, окружённый солнечными лучами...
... и в этот миг сами собой пришли нужные слова!
Душу наполнил тихий восторг молитвы. Не сводя глаз с деревянного образа и страшась, что вдохновение исчезнет, Гарвел негромко заговорил:
- Идущий над бездной, прими этот скромный мой дар,
Сомненья рассей пред началом большого пути.
Тебе повинуясь, пойду я и в холод, и в жар,
Лишь веру в себя помоги, наконец, обрести!
Зовущий в дорогу, ты ведаешь больше меня,
Что сбудется завтра - и что принесут мне года.
Увижу ли снова весеннюю Пляску огня -
Иль где-то вдали обрету я покой навсегда?
Молчанье твоё истолкую как краткий ответ,
Заплачет душа, и толкнётся вдруг сердце в груди...
Ведь я не услышу ни "да", ни сурового " нет",
Но каплей сорвётся короткое слово: "Иди!"
Голос задрожал от волнения, а вспотевшие ладони крепко сжали подкову. Успеть бы договорить, суметь бы выразить...
- Пойду по дороге - туда, где алеет закат,
Как древний Ишано - за девою-птицей своей...
Идущий над бездной, Ты будь мне товарищ и брат,
От зла защити, и в дороге теплом обогрей!
Ещё охрани и во гневе, и в честном бою,
От скверны убийства, чтоб руки остались чисты.
Зовущий в дорогу, исполню я волю Твою,
Лишь мне помоги стать таким же бесстрашным, как Ты!
Ты ведаешь сам, где закончиться должен мой путь,
И что за дела совершить предначертано мне ...
Но только молитву мою всё равно не забудь:
Пусть встретится та, что я видел однажды во сне!
Богиня иль смертная, этого знать не дано,
С приветливым взглядом и нежным, прекрасным лицом...
Хозяин путей, дай в награду за Путь мне одно:
Пусть он завершится, как в сказке, хорошим концом!
Завершив молитву, Гарвел постоял ещё немного, наслаждаясь чувством облегчения и светлой радости. Потом положил подкову на алтарь - и вышел из святилища на свет.
***
Обратный путь - по тропе над оврагом - прошли быстро и без приключений.
К табору подошли, когда солнце уже склонялось к закату и под холмами лежали длинные тени.
Не доходя до шатров, Теодор остановился и снял с пальца старинный перстень.
- Вот, возьми, опосля вернёшь. Будешь в Орлисте - непременно разыщи Табор Солнца, покажешь этот перстень Гите Айшри, она сейчас там Раджани.* Расскажешь ей все вести от нашего табора. Память-то у тебя лошадиная...
Старик взял Гарвела за плечи, развернул к себе. Пристально глянул в глаза.
- Чтоб с тобой ни случилось в дороге, знай: мы будем молиться о тебе. Моя дочь и я... - Теодор помолчал, потом ударил себя ладонью по лбу. - Эх, и позабыл совсем поздравить тебя с посвящением!.. Вот ведь как, вырос сокол. А мы лишились враз и певца и плясуна.
- Почему лишились? - удивился Гарвел. - Вот вернусь - и снова буду выступать. Теперь и учёба не помешает.
- Что ты! Не смеши людей-то! - заворчал Теодор, - Где это видано, чтоб посвящённый рыцарь да плясал на городской площади с гайнанами, на потеху толпе?!
- Но ведь отец раньше выступал? Пока нога позволяла...
- Твой отец - простой всадник. Да и то, не думал ты, почему соколанская родня вас знать не хочет?
Гарвел улыбнулся.
- Да потому что поныне забыть не могут своего позора! Хотели отобрать поместье, да руки коротки!
- Пусть так. Но коль ты рыцарь, так не можешь быть гайнанином. Нельзя ехать на двух конях разом.
- Но можно ехать на каждом по очереди, - заявил упрямый Гарвел.
Теодор неодобрительно покачал головой.
- Поступай как знаешь. Однажды и сам уразумеешь, как набьешь побольше шишек... Дай-ка обниму по обычаю, суждено ли ещё свидеться?
***
В окнах Кристэ приветливо светились огни, когда Гарвел наконец, въехал в ворота.
Расседлав и поставив Мартина в конюшню, он задал коню овса и торопливо поднялся по ступенькам крыльца.
В кухне уже собрались все обитатели Кристэ, включая отца, слуг и ребятишек.
Мартина с материнским радушием поставила перед Гарвелом полную миску гречневой каши.
- Притомился, небось?.. Э, ну и аппетит у тебя нынче!
Гарвел почувствовал внимательный взгляд и встретился глазами с Леонитой.
- Так с утра и не ел? - с тревогой спросила она.
Гарвел кивнул. Отвечать было недосуг: изголодавшийся желудок яростно требовал пищи и казалось, стал бездонным. Каша, мясо, бульон - всё как будто проваливалось мимо.
- Вон как Гарви ест, - укорила Мартина Анжу. - А ты едва шевелишь ложкой. Ну-ка, живо доедай, нечего оставлять свиньям!
- А без тебя граф Харл приезжал, - сообщил отец, откинувшись на спинку скамьи. - Долго ждал, когда вернёшься, да не дождался. Подарок тебе оставил. - Глаза отца хитровато сощурились. - Алмаз.
Рука Гарвела, державшая ложку, замерла.
- Какой ещё алмаз? - озадачился он.
Отец совсем развеселился.
- Он ещё спрашивает!.. Как поешь, беги, посмотри на конюшне... Он тебя там дожидается. Стой, погоди, возьми хлеба с солью, познакомиться.
Гарвел отодвинул стул и выскочил во двор.
В конюшне стояла полутьма, однако как не узнать своих лошадей?
"Вот Воронок отца, это Мартин лопает овёс, вот Рыжко и Чалка... А это... Это..."
В дальнем стойле стоял высокий, серый в яблоках жеребец. Настоящий породистый рысак!
"Вот это подарок так подарок!"
Гарвел протянул коню на ладони угощение.
Алмаз бережно взял хлеб мягкими тёплыми губами. Пока он жевал, Гарвел гладил его по морде, пытаясь сообразить, столько же может стоить такое чудо.
Прикинув так и этак, он понял, что конь - и вправду алмаз; чтобы купить подобного, пришлось бы заложить половину поместья и, пожалуй, весь будущий урожай.
"Могу ли я принять такой подарок, пусть даже и от графа Харла?.. Но и обидеть человека отказом тоже нельзя. Как быть?"
Решив отложить этот вопрос на потом, он вышел из конюшни.
Незаметно спустился вечер, и в тёмнеющем небе замерцали первые звёздочки. На западе поднималась красноватая Большая Луна, называемая иначе Хозяйкой.
Гарвел остановился, впитывая душой этот последний вечер в Кристэ. Тёмный силуэт дома на фоне ещё светлого неба, неясные шорохи в кустах черёмухи, прелый запах, идущий от земли. И ещё - знакомый с детства голос Леониты, певший колыбельную для Лорики.
Он прислушался - и различил слова.
Ясный месяц запутался в веточках,
За горой догорает закат...
День прошёл, моя милая девочка,
И уже не вернётся назад.
Завтра снова сиять будет солнышко,
Будут игры и будут дела...
А сейчас - на подушку головушку,
Спи, дочурка, раз ночка пришла.
Уж мигают в окне твоём звёздочки
И порхают над крышею сны...
Засыпай, моя милая доченька,
Моё солнышко-радость, усни...
"Кто знает, может, больше никогда не услышу этой колыбельной, - сказал себе Гарвел. - Завтра, уже завтра начнётся моя дорога... Что ж стою? Пора идти собирать вещи."