"Я проснулся утром". Так всегда начинается блюз.
Ну, так вот, я проснулся на съемной квартире. Утром.
Четвертая молодость, как из-под манжеты туз -
на пятом десятке не стал ни богатым, ни мудрым.

Потащился на кухню - таблетки запить водой.
Да, прошли времена, когда забегал в аптеку
только за пачкой гондонов. Теперь весь седой.
И на похороны хожу чаще, чем на дискотеку.

Год от года гадаешь - финал или новый рубеж?
Не хватило ума и таланта присосаться к кормушке.
Зато не мучает совесть. Отсутствуют пузо и плешь.
И моя куртка-косуха старше моей подружки.

Осень. Осень в душе. И на улице дело идет к декабрю.
Все тускнеет, мельчает, стирается. Но сперва
все теряет свой истинный смысл. Например "я люблю".
Мне теперь уж не вспомнить, что значат эти слова.

Ладно, не хрен долго тут сопли мотать на кулак.
У меня есть товарищ. Вот к нему я сейчас и поеду -
долг вернуть, поболтать, повидаться, и так...
Посидим побухаем. В ночь с субботы на среду.

По пролетам мостов, висящих над стылой водой,
над стальным отражением неба под каблуками,
над Фонтанкой и Мойкой, над каналами и над Невой,
по парадным проспектам, и проходными дворами...

Этот город для всех. Этот город для каждого свой.
Это город дождей, подворотен, дворцов и туманов.
Много лет я бродил далеко, но вернулся домой.
Я иду по сырой мостовой, грея руки в дырявых карманах.

- Ну, бродяга, привет! Сколько лет, сколько зим! -
обнимемся, уколем друг друга поседевшей щетиной.
- Как ты тут? С кем теперь? Погоди, мы спешим!
Может по рюмке? В нашем случае это необходимо.

Нет конечно, не по одной. Это так, для связности слов, 
для лексической прыти, и смазки словесных конструкций,
Любой язык, если без рифм, междометий и матюков,
для перевода эмоций в вербальный контент - куцый.

Разговоры, коньяк и табак - это адская смесь
под закуску из "братской могилы" (килька в томате).
Я увижу его. Он услышит моё. Мы допьем, то что есть.
Но, как водится, этого нам однозначно не хватит.

Он рукою махнет: - Мы с тобой не такое видали!
В шкаф неловко полезет, доставать телогрейку.
И пока копошится, там звякнут тихонько медали
на выцветшем кителе. "За отвагу" и юбилейка.

Возвращаясь с добычей, распиханной по рукавам,
чтоб не звенела, пристроимся на пустующей лавке.
Здесь безветренно, тихо. Чего еще нужно нам,
если мы не спешим, а душа так и просит добавки?

Поминаем другую страну и общественный строй.
От великой державы остались только осколки -
это мы, но живые до сих. А Союз накрылся звездой...
Остановка в пути, увы, оказалась недолгой.

На окошке напротив шевельнулся застиранный тюль.
Ностальгический трёп прерывают какие-то дятлы
на машине с мигалкой. Ну, конечно, патруль
ПэПээСников, вызванный бдительной падлой.

Окрик "Ну-ка стоять!" Мы б остались конечно же, но,
господа, это грубо. И нам жалко остатков налички.
Все пути отступления разведаны очень давно
по въевшейся намертво, небесполезной привычке.

Арка, за угол, арка, бегом сквозь глухой третий двор,
вход на лестницу, вверх, в пыльный сумрак под крышей,
а потом сквозь окошко в сырой поднебесный простор.
И теперь посидим за трубой, отдохнём, и немного подышим.

Здесь уже не поймать - крыши встык, на соседний дом,
да ищи ветра в поле! - С кем связываетесь, сосунки!
- Понаехали тут. - и над немудрёной шуткой поржём:
я родился в Агрызе, а он из Малой Пурги.

Нет истины в слове, она между слов и в вине.
И мерцает огнями внизу восхитительный город.
Мы из горлышка пьем, и сидим спиною к спине,
как сидели когда-то давно. А кругом были горы.