В начале жаркого и беспризорного лета одна тысяча девятьсот девяносто третьего года Люся сшила себе приталенное красное пальто. Конечно, пальто она шила не сама - шить Люся не умела, а заказала у знакомой швеи. Не то чтобы денег Люсе некуда было потратить в начале лета, кроме как на пальто. Тут другое. Во сне Люся увидела себя именно вот в таком пальто. Сон был красивый и яркий, как елочная игрушка. Люся видела себя как бы со стороны: высокие каблучки ее туфель цокали по тротуару, красно-желтый кленовый листопад стелил изумительный ковер под ноги, жёлтое сентябрьское солнце дарило последним теплом с выбеленного за лето, но все ещё голубого неба. Но самым притягательным фрагментом этого полотна была сама Люся. Она органично и естественно вписывалась в это осеннее великолепие, но не сливалась с ним, а напротив, привлекала всё внимание. Она была алым всполохом, карминным мазком, вызовом общепринятой композиции картины, какой может позволить себе только истинный мастер.
Но главным было не это. Главным в этом сне было предощущение, практически твердая уверенность в том, что она идет навстречу своему счастью. Она должна была встретить того, кто станет ее судьбой. Как водится, на этом месте сон прервался. Но запомнился четко. И вспоминался постоянно, так что Люся окончательно решила: пальту - быть! Да и отпускные неожиданно дали полностью, хотя весь год зарплату в театре задерживали и выплачивали какими-то мелкими кусочками безо всякой системы. Вот на эти отпускные и было построено пальто.
Все то лето прошло в ожидании чуда. Люся доставала пальто из шкафа, надевала его, крутилась перед зеркалом, и всякий раз оставалась довольна своим отражением. Люся была стройной, чему немало способствовала скромная зарплата артистки хора. Она не курила, берегла голос. Пила очень редко. Поэтому лицо её было свежим, без предательских морщинок и пятнышек, что в тридцать один год уже большая редкость. "Росточку бы ещё немножко" - думала Люся. Она считала свои метр пятьдесят восемь главной причиной тому, что она не в актерском составе, а до сих пор поёт в хоре. Но этот маленький недостаток легко исправлялся туфельками на высоких шпильках. А уж ножки у Люси были чудо как хороши. Монтировщик Николай всякий раз, когда видел люсины ножки, говорил: "Такие бы ноги, да мне на плечи!" На что Люся привычно отшучивалась. В общем, с её точеной фигуркой и кукольным личиком, никто не давал ей больше двадцати. Ещё она немного обесцветила волосы. Уверенность в неизбежности чуда росла с каждым днём и наполняла каждый прожитый день особым смыслом. К концу лета Люся простыла, но к середине сентября почти оклемалась. Так, легкий насморк, не более того.
И вот день Х настал. Все совпало. Выходной, листопад, сентябрьское солнце, легкий ветерок дующий так, чтобы развевать локоны и полы пальто. И конечно же Люся, как главное украшение этого дня. Она несла себя над тротуаром неспешно, но легко. Каблучки звучали звонко, когда вставали на асфальт, и глуше, когда ступали по листьям. Люся смотрела вперед, на ее лице играла легкая и мечтательная полуулыбка. Она представляла, как сложится ее жизнь после той встречи, которая должна состоятся скоро. Вот-вот, уже сейчас. Зрение у Люси было слабоватым, а очков она не носила - стеснялась. Поэтому перспектива Люсе виделась несколько размытой. Но в этом был свой шарм - взгляд Люси не останавливался на чем-то одном, а блуждал где-то в неведомом и невидимом никому другому. И вот Люся увидела вдалеке размытую фигуру. Сердце пропустило такт. "Он" - сразу поняла Люся. Силуэт приближался, обретя цвет офицерской шинели. "Военный!" - радостно подумала Люся - "Ну как я могла раньше не догадаться?!" Расстояние между ними сокращалось. Сердце её колотилось в груди пойманной канарейкой. И хотя Люся не видела его взгляда, но уже понимала, чувствовала, что смотрит он только на неё.
И вот между ними несколько шагов. Люся не меняет аллюра и галса. Офицер замедляет шаг. Сейчас!
- Девушка, не скажете, который час?
Какой приятный голос! Кольца на пальце нет. Но ведь мог придумать что-нибудь более оригинальное. Люся стреляет в офицера своими подслеповатыми глазками, и произносит кокетливо-игривое "Хм...", не разжимая губ.
Что хотела сказать Люся дальше, так и останется тайной. На этом самом протяжном "хм" нос Люси выдувает большой зеленый сопливый пузырь, который тут же и лопается с брызгами.
Люся бежала ещё два квартала от места своего позора. Бежала пока не сломала каблук.