Аннотация: То, что удалось восстановить по памяти. Как вам такое развитие событий? Или слишком неправдоподобно))
***
Кора больно царапала лоб, но слез все равно не было. Ничего не было.
И не могло больше быть! Все его горькие слова, сомнения, рвущие душу на части при мысли о возвращении домой, которые он старательно отгонял от себя - обернулись еще более худшей реальностью, чем подсказывало воображение!
Отец возник перед ним неожиданно и его первые же слова хлестнули пощечиной. Вспыхнувший Диниэр даже отступил на шаг. Долг превыше всего, и он знал, что тоже самое Ориэнн вар Видар сказал бы любому из своих учеников, однако сейчас меньше всего хотелось восхищаться его беспристрастностью. Юноша растерялся: он в самом деле виноват, он не справился, он провалил задание, и Ориэнн имел полное право стыдится и как отец, и как наставник... Но почему то, что он все-таки жив не вызывает даже крошечной частички радости?!
- Я...
Диниэр попытался что-то сказать, но так и не нашел что. Что он не предатель, что он чудом выжил, и именно эти люди вытащили его с того света, при чем не единожды? Что он не трус, что он пытался умереть с честью? Замечательное оправдание! Первая из его уцелевших иллюзий обрушилась с громогласным треском, и Диниэр искренне не понимал, почему никто не оглядывается. Отчаянная попытка обнаружить в устремленном на него взгляде что-либо, кроме презрения, провалилась.
- Динэ? - Сивилл обнял его за плечо, делая своей неуместной защитой еще хуже.
Он демонстративно повернулся спиной к скривившему губы старшему эльфу, с тревогой вглядываясь в потерянного эльфенка.
- Что он сказал? - Ориэнн говорил на "sin"dar", и юноша его не понял, - На тебе лица нет!
Какой позор! Он даже не может сохранить достоинство! - Динэ торопливо отвернулся.
- Успокойся! Ну подумаешь, какой-то спесивый остроухий! Далось тебе его одобрение! Он небось и половины того, что ты не видел, только и знает что морду задирать да заумные речи толкать... А вместо себя к врагу детей посылает! - последнее было сказано уже в глаза высокородного эльфа, побелевшего от гнева, - Хотя какой ты эльф! Такой масти чистопородистых эльфей не бывает!
Сивилл хамил с видимым удовольствием. Он еще не успокоился после рассказанной Диниэром истории о его семействе, убитый вид эльфенка, который явно не мог за себя постоять взбесил его еще больше. А собственная смелость вот так в лицо высказать, что думаешь, - опьяняла. Чужой несколько нарочитый смех, заставил его вздрогнуть и тоже отступить.
- Щенок! - прошипел эльф на общем.
- Но забавный! - не согласился на "sin"dar" второй, обнаруживая себя.
Диниэру показалось, что у него земля ушла из-под ног, и он не заметил как действительно оказался на коленях - Высокий, сам... За командиром последовали остальные, в том числе пятеро из его группы, Динэ не успел спросить себя зачем они здесь. Он вскинул голову, услышав следующую фразу:
- Какое милое дитя! Мне хотелось бы познакомиться с тобой поближе.
- А мне нет! - неожиданно отрезала Ингер тоном, которого они от нее никогда не слышали, и который обычно не ожидается от маленькой девочки. Она смотрела не приближающегося эльфа в упор, исподлобья, и детская непосредственность вдруг уступила место, чему-то иному, пугающему... чему-то, что слишком сильно напомнило ее отца в его холодном гневе.
- Вот как? Боюсь, придется! - наступающий эльф даже не пытался прикрыть угрозу.
И тут снова, уже в неведомо какой раз за этот день, удивил Сивилл. Юноша не мог не понимать, что влипли они крепко, но шагнул наперерез обоим командирам, загораживая собой Ингер и оттесняя ее к озеру, пока эльфы еще не зашли им за спину.
- Не смей даже приближаться к ней!!
- И что же ты сделаешь, колдунчик?
Ингер уже почти шагнула на Пути, когда все произошло очень быстро, слишком быстро даже для Диниэра. Меньше секунды, и - Сивилл медленно оседает вниз, прижимая руку к рукояти кинжала в животе, крик Ингер обрывается, когда в нее попадает заклятье. Динэ очнулся только тогда, когда один из молодых Стражей, по знаку командира намеревавшихся забрать девочку, пнул, метя в рану, силящегося подняться юношу, который складывал пальцы в простейшем огненном знаке. Диниэр бросился на них молча, целеустремленно, и чтобы скрутить его понадобилось четверо.
Позже, раздумывая почему вышло все именно так, почему Ингер и Сивилл не прыгнули куда-нибудь в безопасное место сразу, как пытался приучить их мастер Фейт, заледеневший от подобного озарения, Динэ вдруг понял, что они беспокоились за - него?..
Дети всегда пропускают наставления взрослых мимо ушей, будучи уверенными, что есть более важные соображения, а Сивилл, судя по всему, не собирался так просто оставлять товарища, хотя он-то как раз не мог не осознавать всей опасности.
Теперь Сивилл мертв! Потому что зачем-то решил проявить мужество и благородство, а у кого-то его не хватило... Диниэр даже не спрашивал себя, мог ли он что-то сделать - безоружный против пятнадцати Стражей, десятеро из которых отборные опытнейшие бойцы. Не спрашивал должен ли был - выступить против сородичей, недавних соратников, принимавшего его клятву командира и отца... Он лишь знал, что своей секундой промедления нарушил нечто более важное и ценное, чем долг Стража, по поводу которого он столько сокрушался. Не говоря уж о том, что его растерянность стоила жизни другу, а в перспективе - скорее всего еще и ребенку.
Другу... Наверное, это действительно было так, иначе Сивилл хватал бы Ингер в охапку и мчался бы к Фейту. Да, другу, - первому и единственному...
Как бы то ни было, спросить уже не у кого!
Диниэр все же отлепился от сосны и поплелся в лагерь, потерев саднящий лоб - разве это боль... Его не стали связывать, не приставили охрану. Должно быть, если бы он сейчас утопился в этом бесовом озере - это было бы воспринято как должное!
Почему он еще этого не сделал? Чего переживать, - падать ниже ему уже некуда...
Но вбитый в самою суть завет, завет отца, запятнанного кровью, - кровью того, кто просто так, не задумываясь, протянул его сыну руку помощи, - не давал больше ни оступиться, ни свернуть. Довольно!
Диниэр шел с высоко поднятой головой, спокойный и собранный, грея себе сердце недавним признанием: "Ты сильнее, чем я думал". Наверное, пора это доказать!
Дозорный его не окликнул и вообще отвернулся в другую сторону. Он был не достоин теперь даже такого внимания, и для этого не потребовалось пафосных речей и церемониального изгнания: прокаженных в людских домах принимают охотнее...
Хотя один взгляд искоса все же получил: на свои заново отрезанные - теперь уже самостоятельно, в знак траура, - волосы, открывающие уши. Подумать только! Еще утром Лизелла заловила его после завтрака и устроила тщательный осмотр.
- Может что-то получится с этим сделать, - она с отвращением поджимала губы, но не к нему, а к тем, кто его изуродовал.
Диниэр осторожно опустился около погруженной в искусственный сон девочки и обнял ее, согревая своим телом и своим полем, не обращая внимания на, мягко сказать, недоброжелательные взгляды ее охранников.
По крайней мере, после всего, что с ним случилось, в одном он мог поклясться твердо: истины нет! Есть правда, а она у каждого своя. Его правда в том, что он обязан выполнить самый священный долг, какой только можно представить - вернуть ребенка ее семье.
***
Что дальше? Закрыть парню глаза и броситься вслед за убийцами, чтобы сделать из них кровавую кашу? Само собой! Но чуть позже. Пока еще есть хоть один, пусть самый безумный шанс, - он не простит себе, если его не использует!
И для этого шанса дорого время.
Три минуты. Дамон врывается со своей ношей в дом. Взмахом ресниц со стола в "большой" комнате сметает все, что на нем было, и маг бережно опускает на него тело.
Юная Мелисента забилась в угол у камина, задавив крик ладонями. Лизелла невольно отшатнулась ко вскочившему мужу, вцепляясь зубами в запястье что бы тоже не закричать. Райнарт, не дожидаясь объяснений, растворился в надвигающейся ночи.
- Дамир, целителя!! Быстро!
- Сделаю! - мрачно пообещал молодой маг.
Изумленная Лизелла посмотрела на обоих, как на безумцев: причем тут целитель?! Лечить можно только живых!
Зато у Дамира не возникло и тени сомнения. Он прыгнул прямо во дворец, решив начать с Эрнста и твердо намереваясь, если понадобиться, поставить на уши весь Светлейший Совет. Заодно, есть повод убедиться насколько они готовы исполнять Клятву - по духу и сердцу, либо только по букве непричинения вреда.
- Лиз, мою сумку! И держи наготове эликсиры.
Лизелла была уже в совершенном ужасе: Сивилл - мертв! И это неоспоримый факт! А воскрешать не умеют не только светлые, но и темные. Не умертвие же или лича какого-нибудь собрался делать Фейт из несчастного юноши?! Бедняга заслужил, по крайней мере, покоиться в мире!
И вообще, если Сивилл убит, то где Ингер? И почему Дамон еще не мчится за ней?!
Быстрее и решительнее волшебницы оказалась Мелисента, в отличие от первой не мучавшаяся сомнениями. Да, страшно! Настолько страшно, что и представить не могла - она была счастливым и благополучным человеком, впервые увидевшим мертвое тело, да еще тело близкого знакомого, местами очень даже обаятельного растяпы, которого было одно удовольствие просвещать. Однако, раз мастер Фейт что-то делает, значит, знает что.
Хотел бы Дамон сказать тоже самое! Есть нечто, что не подвластно даже самым могучим магам, даже Белым и Черным лордам. В прошлый раз его попытка не только не увенчалась успехом, но если бы не Дамир, отдавший ему себя почти целиком, и не остановивший их вовремя укке Дайк, - Ингер бы осталась круглой сиротой...
Пять минут. Поданным скальпелем он распарывает пропитанную кровью рубашку и обнажает грудь юноши, что бы даже такая тонкая преграда не мешала контакту. Ладони ложатся ровно над сердцем, словно обнимая его. Глаза сосредоточенного мага потеряли фокусировку, зрачки расширились за пределы возможного, воплощая собой путь в бездну, куда он отправился. Оставив застывшее в неподвижности тело, дух устремился за пределы этого бытия.
***
Как только не изображают границу между жизнью и инобытием! И светящимся тоннелем, и тончайшим хрустальным мостом, и даже судебной палатой всех когда-либо придуманных богов... Или же просто огромной ямой, бездной хаоса из которой все вышло и в которую все возвращается. Однако те, кто шагнул так далеко, что бы с уверенностью ответить на подобные вопросы, не могут озвучить их тем, кто еще не миновал эту грань.
Все, что было вокруг, - это туман. Сплошной туман, переливающийся жемчужным опалесцирующим сиянием. Иногда он менял оттенки: темнея до синильной черноты либо светлея до бело-голубого пронзительного сияния... постепенно наливаясь до густо красного, вспыхивая оранжевым солнцем, чтобы утихнуть весенним желтым одуванчиком... перебирая все оттенки зеленого, и ровно пульсируя огромной огненно-голубой звездой. Мимо плыли густо-синие волны, бледнели, переходя в сиреневое истаивающее марево, и вспыхивая черно-фиолетовыми искрами...
Это было бы буйство красок, если бы были глаза, способные это видеть. Это была бы музыка, заставляющая кричать от боли и наслаждения, если бы было кому ее слышать...
Трудно описать движение там, где нет ни верха ни низа, ни права, ни лева, ни какой-либо тверди, ни одного ориентира... Но все же оно здесь было: напоминая слабое донное течение в вязком заболоченном затоне.
"Сивилл!!" - где нет звука - нет голоса, а воля человеческая - единственное, что не требует для себя никаких условий, наоборот утверждаясь вопреки.
"Сивилл!!!"
Возвращайся, мальчик... Либо скоро мы останемся здесь вместе...
"Сивилл!!"
Возвращайся! Как тогда я посмотрю в глаза своей дочери?!
"Сивилл?!!"
Да где же ты! Ты не мог уйти далеко!
"Сивилл?!"
Первое впечатление: нелепый, несуразный вид, разноцветная челка... и истовое желание жить. Хотя бы на зло! Запертое на сто замков сердце, и неосознанное самим желание, что бы кто-то попробовал их снять, заглянул чуть дальше, чем обычно...
"Сивилл!"
Одна из размытых фигур уплотняется, и проступают не только общие очертания, но и черты лица.
"Куда ты идешь, дитя! Еще рано! Тебе рано уходить отсюда, ты должен жить... Ты нужен нам!"
И тогда на лице гипсовой маски начинает пробуждаться память: сначала страх, обида... гнев и вина, растерянность и тоска... И наконец, что-то живое, осмысленное - "Мастер?"
"Вернись! Идем со мной! Дай мне руку... Возвращайся, мальчик! Мы тебя ждем!"
Тень неуверенно потянулась навстречу, и маг не отшатнулся, хотя знал, что это значит. Именно потому, что знал, что это значит, - принимая в себя заблудшую душу и вынося ее обратно в мир.
...На широком деревянном столе тело юноши выгнулось с клокочущим хрипом. Темный маг качнулся, приникая к его губам поцелуем более глубоким, чем могут вообразить, возвращая то, что ему не принадлежало.