Нет реакции. Я переступила с ноги на ногу и ненароком отпустила дверь, которая с грохотом захлопнулась именно в тот момент, когда мои губы начинали уже мямлить:
- Реми, я...
Светловолосая голова резко повернулась, задев полку. Книги посыпались на пол, на кресло, на того, кто не успел увернуться. Потирая лоб, он вприпрыжку бросился навстречу, одним движением оставив позади спинку мебели.
- Эви..? Эви...ох, черт.
- Д-да. Не волнуйся ты так, - схватившись за мои плечи, за пальто, он стряс на пол уже изрядную горку снега. Снег обрамлял мои сапоги, стремительно таял на их носках. Реми тоже, конечно, в него влез. Мокрые руки, мокрые тапочки. Смешно нахмуренное красивое лицо - теперь я узнала Реми.
- Эви, - ему не хватило воздуха, он судорожно сглотнул. - Я тут просто...
Прервал себя на полуслове, словно не знал, как выразить мысль.
- Ладно. Рада тебя видеть. Давно не виделись, - я помахала ему снятой перчаткой, сделав страшные глаза.
Он рассмеялся.
- Да. Чаю тебе сделал. Давай пальто.
Чай был действительно кстати, ура.
Я сидела, подогнув ноги, на красном диване и грела руки о чашку. Его чашка стояла нетронутой, но он ел печенье. Мы разглядывали друг друга и болтали без умолку о погоде, о том, что было, о Кларисс, - обо всем, что могло хоть как-то нас объединять.
- ...И ты со мной останешься?
- Ага.
- Эви!
Постоянное повторение имен собеседников являлось моей любимой чертой в Реми, если не считать милейшей - способности искренне радоваться. И от меня не ускользнуло, что в этот раз его лицо увяло слишком быстро.
- Эви, я хотел тебе сказать. Сразу надо было.
Что случилось? - я поставила чашку на стол.
Ничего. То есть, оно не случалось.
Напольные часы прогудели одиннадцать раз из своего угла. Я взглянула на улицу через переднее окно, которое являлось по сути своей застекленной стеной с дверью. Метель не прекращалась. Наверное, нас отлично видно снаружи, выгодно смотримся на фоне каминов и желтых торшеров. Если бы погода была иной, я озаботилась бы этим прямо сейчас.
Реми молчал, я следила за глазами. Разглядывают печенье. Одно, потом другое, третье...
Я протянула руку и схватила четвертое. Он вздрогнул, но среагировал быстро: накрыл мою кисть своей ладонью и сжал прямо на столе.
- Оставайся, Эви. Все будет хорошо. Я буду очень стараться, - разжал руку и снова повеселел.
Нет причин не доверять.
- Как там, в армии? - спросила я невпопад, сломав печенье.
- По-другому, - ответил он, и пошевелил кочергой дрова в камине.
Рано утром стена-окно оказалась разрисованной инеем сверху и наполовину закрытой сугробами, снизу. Мне снова не пришлось о ней заботиться. Оно и к лучшему.
В зале было сумрачно. Часам с кукушкой некто выломал дверцу и кукушку, да и гири (в форме еловых шишек, помню) кто-то оторвал. Большие растения, расставленные у окон в кадках, наполовину пожухли. По телевизору показывали прыжки в воду.
По этому телевизору всегда прыжки в воду. Совершенно невозможно понять, одни и те же, или разные.
Я протянула руку за бутербродом, но нащупала нечто круглое. Это сдвинуло точку сборки и заставило плестись в столовую, где, согласно тому, что плавало на поверхности памяти, можно было взять бутерброд.
- Этот плод - не лучший выбор. Будут последствия. Никогда не ешь такие плоды.
- Угу, - ответила я, откусывая яблоко.
- Я серьезно говорю, Эвелин, а ты не слушаешь. Ты никогда не слушаешь, а вот зря. Я в книге читала, это очень хорошая книга. Ты возьми и почитай, она у меня в комнате, под матрасом...
- На слово верю, - мне было феерически наплевать. Она выдохнула.
- Если бы он был жив, он бы сказал: 'Ты не моя Эви. Моя Эви - умная девочка'.
- Да. Да, - не было времени даже обнять хрупкое тело в старых, пахнущих сыростью тряпках.
Сразу же за порогом я бросилась в сугроб и набрала полный рот грязного снега, чтобы немедленно избавиться от послевкусия яблока.
Зря приходила, и повезло, что ушла. В петле можно было провести намного больше, чем десять часов.
Окно оттаяло. Пальто заняло теперь уже 'свое' место на пустой вешалке. Тепло чувствовалось даже от входа. Замечательный вечер, особенно когда иная перспектива миновала.
- Ре-е-ми! - позвала я, прыгая на одной ноге и стягивая со второй обувь.
Здесь, - отозвалось из комнаты, а потом там же что-то громко упало и из проема высунулись голова-плечо. - Ты утром ушла, а я даже не проснулся.
Голова-плечо были так искренне грустны, что я успела почувствовать себя негодяем на целую горсть секунд и, руководствуясь этим фактом, сбиться совершенно со всех мыслей, негодяю не подходящих.
- Ну...гм.
- Красивое платье, Эви. Особенно бант и...
- Кларисс здесь не было?
Я бросила это в воздух бездумно, лишь для того, чтобы быстро и эффективно сменить тему о 'банте и...' на любую другую, однако Реми вывалился из-за косяка целиком, стряхивая с предплечий какой-то коричневый порошок, и нахмурился. На рубашке и брюках тоже темнели коричневые пятна. Зловещим, вот каким он выглядел в эту минуту. В следующую я моргнула и сразу же перестала понимать, почему ничем не отличающийся от себя обычного, кроме того, что вляпался в какую-то пыль, Реми вдруг показался мне угрожающим.
- А должна была быть? Я, знаешь ли, не звал ее, Эви.
- Когда вы в последний раз виделись? - я двинулась ему навстречу, не сводя глаз с пятен. Приоритеты очень сдвинулись в сторону, поэтому отвлекающая шарманка не менялась. Оставалось только надеяться, что она навлечет не прежде, чем я обрету контроль над ситуацией. - Кларисс всегда думала о тебе, как о близком человеке.
- Кларисс думает, ты думаешь, я думаю, - теперь уже он шел, резкими рывками и много быстрее, а я неловко пятилась, почти не сдвигаясь с места. Не могла решить, пятиться или нет. - Одно звено тут лишнее. Хочу надеяться, что недостающее.
Губы почти начали произносить речь, которая убила бы не только вечер. Очень неудачно.
Мое лицо и плечо Реми встретились в рекордные сроки. В нос ударил резкий запах застарелой аптечки вперемешку со свежим стиральным порошком. Сначала он прижал меня к себе так крепко, что из-под ног уплыл ковер, потом расслабил объятия и уткнулся в мое ухо, уже лишь слегка, бережно касаясь.
Его слова прекрасно складывались в предложения, но я временно потеряла возможность воспринимать информацию. Сколько ни концентрируйся, четко ясны были лишь грязные разводы на желтом торшере. Первым, что вернулось, были мурашки, много их, а потом - отсутствие опоры под ногами.
Реми затих, даже дыхание стало почти бесшумным. Я провела губами по светлому виску, перекладывая свои руки с его спины на грудь, нащупывая ступнями пол. Холодный. А мне казалось, что здесь был ковер.
- Реми, дай-ка, - звучало это жалко, но я все же ожидала, что смогу отстраниться от него, улыбнуться, шутки шутить.
Никакого знака, говорящего о том, что меня собираются отпустить. Напротив, объятия обретали новую крепость, но теперь медленно, будто сжимая тиски. Аллегория мне не понравилась.
- Больно, - резко-отрезвляющий тон выдержан, но странным образом не возымел действия. Моя левая рука оказалась неловко вывернута и с каждой секундой обретала все более неестественное положение, жутко саднило плечо. Просчиталась во всем, в чем только было можно. - Садист! Садист! - внутри я впадала в панику даже более весомую, нежели снаружи. Поступки Реми настолько не соотносились с его образом, что в моей голове вертелась только одна мысль - взглянуть в глаза. Там должно быть что-то другое.
Резкое и безуспешное движение. Ткань платья громко затрещала, но взгляд я не могла отвести от лица Реми, от коричневых разводов на подбородке. Его губы были плотно сжаты, поэтому вязкая жидкость вытекала медленно. Благодаря моим метаниям следы ее обретались на нашей одежде, на нашей коже, волосы слипались в скользкие пряди.
С громкими всхлипами предоставив легким еще пару весомых образцов начиненного нездоровьем воздуха, я сумела сползти вниз из объятий и больно удариться коленом о непокрытый паркет. Опция 'обернуться и посмотреть на него' была вырезана из веера возможностей, ибо от одной мысли об этом хотелось кричать. Судя по отсутствию звуков, он не шел и не упал, и этих сведений мне пока было достаточно.
Я ползла прочь, глядя в пол, пока не уткнулась макушкой во что-то шерстяное, а рукой - в холодное и мокрое. Слезы появились только тогда.
- Можешь повернуться.
Я прижимала рукой к боку порванный бант. Свет от окна-стены заставил снег у дома искриться на фоне фиолетовых сумерек. Бант не хотел прирастать на место, и его приходилось держать.
- Эвелин, ты хочешь помочь? Тогда смотри сюда, а не в отражение, я что-то покажу. Скорее.
Сама бы помогла, - бросила я, незамедлительно разворачиваясь на сто восемьдесят. Что-то неприятно стеснилось в левой стороне груди. Признаков пребывания Реми в гостиной действительно не оказалось, и я перенесла все внимание на баланс между усталым лицом и красивыми светлыми волосами Кларисс. Полутени не скрывали ни чрезмерной яркости макияжа, ни смятой бумажки в ее руке.
- Нет, - коротко бросила она. Некоторое время мы так и смотрели друг на друга, но это сразу же показалось мне идиотским, поэтому время вышло коротким.
Что делать надо?
Начинать одеваться, - она расправила блокнотный лист и развернула его исписанной стороной ко мне, держа в руках, словно это маленькая афиша в клеточку. Я узнала подпись: судя по всему, с Кларисс случился рецепт доктора Т., более известный как стопроцентная гарантия излечения. - А потом - быстро бегать. Тут целый квартал.
По мере того, как я разбирала написанное, вера в чудодействия доктора ощутимо уменьшалась.
- Какое отношение эта ерунда имеет к Джереми?
- Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Это приготовления. Если все действия, указанные в рецепте, будут выполнены верно, за раз и до истечения срока, доктор избавит его от приступов.
И не жалуйтесь на бесплатную медицину.
Остался один пункт и полчаса. Правда, ясно уже сейчас: все проблемы этого списка сосредоточены в записи '4. Купить в ресторане фирменное блюдо и унести с собой'. Остальные, даже '6. Снять перчатку с полисмена и забросить на коричневый гараж' не вызвали почти никаких затруднений, потому как объект для применения усилий даже в этом случае был четок и ясен. Но тут дело другое: нет ресторана - естественно, нет и блюда, и далее снежным комом по списку.
Глупо и невыносимо - это более почерк доктора, нежели каракули шариковой ручкой. Я влетела наугад в железную дверь без вывески и наткнулась на магазинную с виду тележку, которую вез высокий мужчина.
- Ломбард-то закрыт, куда прете? - проворчал он, и, ловко лавируя между коробок, всосался во тьму правых дальних уголков коридора. В том направлении через пару метров уже не видно ни зги, а слева оказался тупик, где, кроме голых стен и картона, привлекал внимание лишь деревянный стол, заваленный ржавыми шестеренками. Вряд ли они - фирменное блюдо.
- Ну, раз закрыт, то ладно, - вышла я, чуть не пожав плечами.
Несколько травмированное правое колено от продолжительного бега чувствовало себя нехорошо, но ощущалось это именно, когда стоишь на месте. На главной улице зажгли фонари и фонарики, между строений было немного видно. Я выдохнула, проследила, как следы моего дыхания рассеиваются в морозном воздухе, и побрела по направлению к дому. Как раз - полчаса неспешной ходьбы.
Ни одной освещенной вывески на пути не попадалось. Мимо, прямо по мокрому снегу, ибо расчищенного тротуара хватало лишь на одного, грузно, но быстро прошлепал некто в половину моего роста. Рога придавали ему чуть более внушительный вид. Гадая, маска оленя ли это, или все же лося, я почти прошла мимо тускло сияющего окна. На счастье, прямо перед ним лось поскользнулся и шлепнулся, проехавшись по тротуару на задней части. Это происшествие на пару секунд расщепило мое внимание, но особого интереса не вызвало, и оно бы незамедлительно вернулось к исходному. Если бы, услышав мое фырканье, лось не обернулся.
В сочащемся слева свете я разглядела, что ниже лосешапки оказалось добродушное мягкощекое лицо, которое, заключив, что сзади вроде бы смеются, стало широко улыбаться. Глядя на него, я и вправду развеселилась. Смешной лось. Поминутно оглядываясь и не теряя улыбку, он шел, куда намеревался, а я шла к окну, куда уже и вознамерилась.
Здесь даже была вывеска, которая темно-бордовым готическим шрифтом гласила: 'Вираж', завивая попутно 'ж' в нечто трудночитаемое. Сиять она не могла по очевидным причинам - дерево не позволяло таких вольностей обычной гравировке на себе.
Под надписью входа не было, лишь грязная витрина с маленьким окошком, открывающимся внутрь. Меня пробрала мелкая дрожь, особенно правую руку. Отчасти от усиливающегося холода, от большей части - потому, что за витриной лежала еда. Булочки - так точно. Тост за них. Я прильнула к стеклу.
В глубине небольшой комнаты, которая почти полностью была занята наклонным лотком, демонстрирующим хлебобулочный товар, непрерывно двигались две фигуры, будто складывая нечто под прилавок. Единственный ресторан, который мог спасти Джереми, закрывался на глазах.
Монетки просыпались в грязную промоину у стены, когда, одной рукой стуча в окошко, я пыталась обнаружить фирменное блюдо, а свет тусклой лампочки мне не помогал. Ватрушка.
- Одну ватрушку, пожалуйста, - пожалуйста, купюра.
Две фигуры выпрямились, и стала заметна разница в росте: одна доходила другой лишь до плеча. Полутени обостряли черты двух абсолютно одинаковых усатых лиц, когда они взялись наперебой грубыми голосами тараторить.
- Дамочка читать не умеет, похоже.
- Совсем не умеет читать.
- Специальное блюдо завтра.
- Продается не сегодня.
- Дамочка пусть читает.
- Читает, что написано.
Я всмотрелась в черствую ватрушку и ее ценник. 'Завтра' - печатными буквами.
- Зачем тогда товар выставили сегодня, если он не продается?
Одни усы захохотали, другие соизволили буркнуть:
- Читать умеешь, глупая дамочка?
Денег не дам, вы мне не нравитесь, - сказала я и вытянула свою купюру из окошка. Пришло время надевать перчатки.
В гостиной оказалось еще теплее и ярче, чем вчера. Входя, я затаила дыхание и придержала дверь, - все это оказалось излишними мерами.
- ...И я порвал Эви платье? Идиот. Ох, и идиот...
По мере приближения шагов из-за угла, я непроизвольно пятилась назад, на улицу, в своем пальто, пугаясь встретиться взглядом, искать следы, своего бессилия. Конец моим попыткам вывалиться наружу положило явление оттуда не того, кого я так ждала.
- Ресторана нет, - сказала я. Голова начала пульсировать изнутри, пришлось прислонить ее к стене.