Адрианов Роман Олегович. Фродо Бэггинс

ФРОДО БЭГГИНС

(роман в стихах)

Проникнутый тщеславием, он ещё полагает, что может равно остроумно пройтись и по Тёмным, и по Светлым, не получив по рогам ни от тех, ни от других, - следствие мании величия, унаследованной от отца.

Из доноса Маэдроса на Маглора

Не мысля гордый свет забавить,

Вниманье дружбы возлюбя,

Хотел бы я тебе представить

Залог достойнее тебя,

Достойнее души прекрасной,

Святой исполненной мечты,

Поэзии живой и ясной,

Высоких дум и простоты;

Но так и быть - рукой пристрастной

Прими собранье пёстрых глав,

Полусмешных, полупечальных,

Простонародных, идеальных,

Небрежный плод моих забав,

Бессонниц, лёгких вдохновений,

Незрелых и увядших лет,

Ума холодных наблюдений

И сердца горестных замет.

Здесь оканчивается пролог повествования "Фродо Бэггинс". В главе первой говорится о первой встрече Светлой Девятки в трактире Галадриэли, о приобретении Фродо Бэггинсом Кольца Всевластия, собрании отряда Хранителей и начале их пути.

Летопись I.

ВРЕДИТЕЛИ

Глава первая

И выжить хочет,

и чушь бормочет.

Смеагорл - о Деагорле

(с ножом на горле)

"Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог.

Его пример - другим наука;

Но, Эру мой, какая скука

С Кольцом сидеть и день и ночь,

Не отходя ни шагу прочь!

Какое низкое коварство

Владыку Мордора стремать,

Его сквозь зубы проклинать,

Глотать хреновые лекарства,

Вздыхать и думать про себя:

Когда Мелькор возьмёт тебя?"

Так на исходе Третьей Эры,

Летя на пони молодом,

Всевышним повеленьем Эру

Покинув свой родимый дом,

Твердил под нос печальный Фродо.

Ему моя и будет ода,

С ним без заминок, сей же час

Позвольте познакомить вас.

Племянник Бильбо, мой приятель,

Родился в Шире под Холмом,

Где был его прелестный дом

В норе глубокой, мой читатель.

Там некогда бывал и я,

Но вреден Запад для меня.

III

Вот так и вырос Бэггинс Фродо -

Не трус, не скряга, не подлец, -

Давал обеды год от года,

Но промотался, наконец.

Фортуна хоббита хранила:

Сперва энтийка с ним ходила,

А после маг её сменил.

Ребёнок был резов, но мил.

Волшебник Гэндальф, маг убогий,

Чтоб не измучилось дитя,

Учил его всему шутя,

Не докучал моралью строгой,

Слегка за шалости бранил

И в Упокоища водил.

Когда же юности мятежной

Настала хоббиту пора,

Пора надежд и грусти нежной,

Смотался Гэндальф со двора.

И вот мой Фродо на свободе;

Острижен по последней моде;

Как лориэнский эльф одет -

И, наконец, увидел свет.

Он по-эльфийски совершенно

Мог изъясняться и писал;

Легко под флейту танцевал

И кланялся непринужденно;

Чего ж вам больше? Свет решил,

Что он умён и очень мил.

Мы все учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь,

Так воспитаньем, слава богу,

У нас не мудрено блеснуть.

А Фродо был по мненью многих

(Судей решительных и строгих)

Разумный малый, но педант,

Имел он счастливый талант

Без принужденья в разговоре

Коснуться до всего слегка,

С учёным видом знатока

Хранить молчанье в важном споре,

И получал он по мордам

За блеск нежданных эпиграмм.

Давно уж Квэнья устарело,

Но, если правду вам сказать,

Он Квэнья знал весьма умело,

Чтоб эпиграфы разбирать,

Потолковать о Феаноре,

Царапать руны на заборе,

Да помнил, хоть не без греха,

Из Валаквэнты два стиха.

Он рыться не имел охоты

В хронологической пыли

Бытописания земли,

Но дней минувших анекдоты

С Творения до наших дней

Хранил он в памяти своей.

VII

Шального не имея дара

Для звуков жизни не щадить,

Не мог он флейты от гитары,

Как мы ни бились, отличить.

Бранил поэта Даэрона

И наезжал на Саурона,

Но был глубокий эконом,

То есть, умел судить о том,

Как Гномье Царство богатеет,

И чем живёт, и почему

Не нужно золото ему,

Когда мифрил оно имеет.

Отец понять его не мог

И продал родовой клинок.

VIII

Всего, что знал ещё наш Фродо,

Пересказать мне недосуг,

Но в чём была его природа,

Что знал он твёрже всех наук,

Что было для него измлада

И труд, и мука, и отрада,

Что занимало целый день

Его тоскующую лень, -

Была наука постебаться,

Которую воспел Мелькор,

За что он проклят до сих пор,

За что он вынужден скитаться

За Гранью Мира, в Вечной Тьме,

Вдали Ардических земель.

Пускай твердят: "Мелькор - скотина,

Он Сильмарилы утащил,

Тэльперион с Лаурелином

С Унголиантой завалил", -

А он хотел лишь прикольнуться,

Чтобы от скуки не загнуться,

И без Мелькора бы Нолдор

Не высунули нос во двор.

Вот так и Фродо веселиться,

Как только мог, всегда любил,

И хоть Деревьев не губил,

Но в Хоббитании столице

Средь норок и подземных зал

Его народ не уважал.

Так круто прикольнуться мог он,

Как не сумеет Чародей,

Швырял бутылками из окон

На шлемы эльфов и людей,

А после каждого обеда

Таскал котлеты у соседа,

Его же в этом уличив.

Как мог он быть красноречив,

В своих приколах так небрежен!

Одним дыша, одно любя,

Как он умел забыть себя!

Как взор его был безмятежен!

В сравненье с ним сам Саруман

Был недоучка и профан!

Как он умел шутить с гостями,

Наивно Тана застебать,

Пугать назгульими костями,

Приятной рожей забавлять,

Ловить минуты умиленья,

Почтенных лет предубежденья

Умом природным побеждать,

Нападки словом отражать,

Молиться всякому приколу,

Услышав гостя первый стук,

Накрыть ему на стол, и вдруг

Подлить водяры в кока-колу...

И после с ним наедине

Стебаться ночью при луне!

XII

Как рано начал он тревожить

Рассудок Западных Владык!

Ему мечтал пройтись по роже

Сам Тулкас, боевой старик!

Как старый Манвэ сквернословил!

Какие сети он готовил!

Но трогать хоббита нельзя,

Ведь оставались с ним друзья:

И Гимли-гном, и эльф лукавый -

Владыки Лихолесья сын,

И Гэндальф, Майя Олорин,

И сам Бродяжник величавый,

Всегда довольный сам собой,

Своим обедом и судьбой,

XIII

И Боромир, великий бабник,

Порочащий собой Гондор,

Сын Дэнэтора и похабник,

Несущий вечно чушь и вздор,

И земляки из Хоббитона:

Пин при медалях и погонах,

И Мерри, Фродо лучший друг,

И Сэммиус (из касты слуг).

Но всё ж у нашего хоббита

Друзей не валом, так сказать,

И он остался бы, видать,

У недобитого корыта,

Ведь Фродо хоббитская знать

Старалася не замечать.

XIV

Зато в провинции глубокой

На праздник в честь великих Вал

Народ, от суеты далёкий,

Частенько Фродо приглашал,

И Бэггинс приходил с друзьями,

Что подобрал в помойной яме;

Любитель всяческих затей,

Он веселил всегда гостей.

У Гэндальфа он научился

Петарды, бомбы мастерить

И Саурона материть,

И, как ни странно, он не спился,

Хоть пиво бочками хлебал;

И новых празднеств ожидал.

Бывало, он ещё в постели:

К нему записочки несут.

Что? Приглашенье? В самом деле,

Три Дома на вечер зовут:

Там будет бал, там детский праздник.

Куда ж поскачет мой проказник?

С кого начнёт он? Всё равно:

Везде поспеть немудрено.

Покамест в утреннем уборе,

Надев эльфийский камуфляж,

Наш хоббит топает на пляж

И там гуляет на просторе,

Пока недремлющий сосед

Не прозвонит ему обед.

XVI

Темно: на пони он садится.

Пора запас пополнить сил;

В вечернем небе серебрится

Святой Эльфид Эарендил.

Домой помчался: он уверен,

Что там уж ждёт приятель Мерри.

Вошёл: и пробка в потолок,

Вина златого брызнул ток,

Пред ним roast-beef окровавленный,

И трюфли, роскошь юных лет,

Энтийской кухни лучший свет,

И Хэмфаста пирог нетленный

Меж сыром хватовским живым

И ананасом золотым.

XVII

Ещё бокалов жажда просит

Налить в них красного вина,

Но звон набата вновь доносит,

Что снова близится война.

Мордора злой законодатель,

Богами проклятый создатель

Очаровательных Колец,

Почтенный властелин сердец,

Вновь Саурон расставил сети

И может, вольностью дыша,

Всех перевешать не спеша,

Балрога, тролля и умертвий,

Назгула вызвать (для того,

Чтоб все услышали его).

XVIII

Волшебный край! там в стары годы

Вселился Тёмный Властелин,

Как рассказал на ухо Фродо

Сам Серый Странник Олорин.

Там орки бегают толпою,

Там волколаки жутко воют,

И там ангмарский царь Моргул

Устало сел на чёрный стул,

И там торчит он величаво.

Привёл Гортхаур за собой

Своих драконов шумный рой,

Своих солдат венчая славой.

Глядит там пристально на нас

Багровый Саурона глаз.

XIX

Мои Валары! где вы? что вы?

Дано ль увидеть мне Валар?

Всё те же ль вы? богов ли новых

Создал себе Илуватар?

Услышу ль вновь я ваши квэнты?

Узрю ли дивные моменты

Полёта вашего в огне?

Дано ли вас увидеть мне?

А может, вы ушли из мира

И, устремив на чуждый свет

Дороги золотых тенет,

Другим народам звуки лиры

Являете в огне ночном,

Не вспоминая о былом?

Пространство заполняет нежить;

Восток и запад - всё кипит;

Уж песни слышатся всё реже,

И океан волной шумит.

Блистательна, полувоздушна,

Смычку волшебному послушна,

Толпой эльфов окружена,

Стоит Галадриэль; она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как Чёрный Меч Эола;

То стан совьёт, то разовьёт, -

Девицу лихорадка бьёт.

XXI

Все паникуют. Фродо входит,

Идёт спокойно по ногам,

Тому, кто страх на всех наводит,

Мечтая двинуть по рогам;

Эльдаров он окинул взглядом,

Всё видел: лицами, нарядом

Ужасно недоволен он;

С Эльдарами со всех сторон

Раскланялся, потом на деву

В большом рассеянье взглянул,

Отворотился - и зевнул.

И молвил он: "О королева!

Я это всё давно терпел,

Но мне бардак уж надоел.

XXII

Уже назгулы, орки, тролли

По лесу бродят и орут;

Уже по Ширу без пароля

Нельзя пройти, а то убьют;

Балроги стали громче топать;

Скопилась на деревьях копоть;

У тех, кто сверху и внутри,

Стоят под глазом фонари;

Уже, прозябнув, бьются кони,

Наскуча упряжью своей,

И кучера, вокруг огней,

Бранят Врага и бьют в ладони, -

А всё проклятый Саурон;

Совсем от рук отбился он!"

XXIII

Изображу ль в картине верной

На лоб полезшие глаза,

Когда наш мохноног примерный

Мелькает, словно стрекоза,

Разносит всё изящным слогом,

Пройдёт по Мелькору и богу

И по эльфийским кораблям,

По Кольцам, по Сильмарилям,

И по тому, что гном голодный,

Полезный промысел избрав,

Изобретает для забав,

Для роскоши, для неги модной, -

Всё, что любили на земле,

Наш хоббит уличил во зле.

XXIV

И вот - кладовка Лориэна;

Мифрил и бронза на столе,

Кольчуг изнеженных замена -

Кевларовый бронежилет;

Секиры, топоры стальные,

Мечи прямые и кривые,

И стрелы тридцати родов

Для орков, гномов и орлов.

Тингол (замечу мимоходом)

Не мог понять, как Наугрим

Смел чистить ножны перед ним,

Красноречивым сумасбродом.

Защитник вольности дубрав

В том случае совсем не прав.

XXV

Вполне быть можно дельным гномом

И думать о красе вещей.

К чему быть просто костоломом

И просыпаться средь мечей?

Второй герой мой появился,

В чертог эльфийский он ввалился.

Его представлю: Гимли-гном

С своим любимым топором.

Часа четыре ежедневно

Он в туалете проводил

И из уборной выходил

Подобный плачущей Ниенне,

Когда Хранителей отряд

Горлума тащит в зоосад.

XXVI

В последнем вкусе туалетом

Заняв свой любопытный взгляд

И изучив его при этом,

Обосновался в нём Казад.

Конечно, зря такое слово

Употребить стремлюсь я снова:

Ведь Казад-Дум, Барук, Келед,

В эльфийском слов подобных нет;

А вижу я, винюсь пред вами,

Что уж и так мой бедный слог

Пестреть гораздо б меньше мог

Иноплеменными словами,

Хоть и заглядывал я встарь

В Названий и имён словарь.

XXVII

У нас теперь не то в предмете:

Мы лучше поспешим в тот дом,

Где разместился в туалете

Гном Гимли с верным топором.

Перед померкшими домами

Вдоль сонной улицы рядами

Двойные фонари карет

Весёлый изливают свет

И радуги на лес наводят;

Наполнен эльфами кругом,

Блестит великолепный дом;

По цельным окнам тени ходят,

Мелькают профили голов,

Мечей и модных топоров.

XXVIII

Вот Гимли вышел из уборной;

Охраны мимо он стрелой

Ворвался по дороге торной,

Расправил бороду рукой,

Кольчугу вычистил наждачкой,

Припрятал флягу он с заначкой;

Вошёл. Народу полон зал;

Уж Фродо говорить устал;

Бренчат тут следопытов шпоры,

И Хальбарад мечтает сам

Пройтись по орочьим следам.

Летают пламенные взоры,

И звуком лютни заглушён

Назгулов отдалённый стон.

XXIX

Во дни морийских драк и стачек

Я шёл с тусовок на рогах:

Верней нет места для маньячек

И для пленения врага.

О вы, почтенные назгулы!

Чтоб не свалиться вам со стула,

Прошу мою заметить речь:

Я вас хочу предостеречь.

Вы также, Балроги, к примеру,

Держите под рукой бичи,

Не вылезая из печи!

Не то... не то, избави Эру!

Я это потому пишу,

Что никуда я не спешу.

XXX

Увы, на разные забавы

Гном много жизней погубил!

Но если б не страдали нравы,

Тусовки б до сих пор любил.

Любил бы бешеную младость,

И тесноту, и блеск, и радость,

И пьяных назгулов отряд...

Вдруг дверь открылась; стоя в ряд,

Три юных хоббита стояли.

Три пары волосатых ног

Шагнули дружно на порог.

Шесть ножек хоббичьих шагали...

Я всё их помню, и во сне

Они тревожат душу мне.

XXXI

Когда ж и где, в какой пустыне,

Безумец, их забудешь ты!

Ах, хоббиты! да где ж вы ныне?

Где мнёте вешние цветы?

Взлелеяны в тепле и неге,

На северном, печальном снеге

Вы не оставили следов:

Любили мягких вы ковров

Роскошное прикосновенье,

И из-за вас я забывал

И жажду славы и похвал,

И в Валиноре заточенье.

Исчезло счастье юных лет,

Как на лугах ваш лёгкий след.

XXXII

Дома людей, пещеры гномов

Прелестны, милые друзья!

Однако норы Хоббитона

Прелестней чем-то для меня.

Они, пророчествуя взгляду

Неоценимую награду,

Влекут, спасая нас от бед

И предлагая нам обед.

Люблю я их, моя эльфина,

Под длинной скатертью столов,

Весной на мураве лугов,

Зимой на чугуне камина,

На зеркальном паркете зал,

У Моря на граните скал.

XXXIII

Я помню Море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

К чужим далёким берегам!

Как я желал тогда с волнами

Плыть под златыми парусами!

Нет, никогда средь пылких дней

Кипящей юности моей

Я не желал с таким мученьем

Пройтись по сумраку лесов

Под взглядом белоснежных сов,

По тропам волчьим и оленьим;

Нет, никогда порыв страстей

Так не терзал души моей!

XXXIV

Мне памятно другое время!

В заветных иногда мечтах

Несу я тягостное бремя...

И Камень чувствую в руках;

Опять кипит воображенье,

Опять его прикосновенье

Зажгло в увядшем сердце кровь,

Опять тоска, печали вновь!..

Но полно прославлять Нолдоров

Болтливой лирою своей;

Они не стоят ни страстей,

Ни песен и ни разговоров:

Слова и взоры эльфов сих

Обманчивы... как Камни их.

XXXV

Что ж хоббиты? Походкой лёгкой

Идут под взгляды с двух сторон,

Что Барад-Дур, отсель далёкий,

Их лёгким шагом пробуждён.

Кричат "виват", кивая Фродо,

Ругают матерно погоду,

От шага их земля дрожит,

Под ними громко пол хрустит.

Проснулся пьяный в стельку назгул,

Свалившись вмиг под Карадрас,

Ругая тех, кто в поздний час

Ему устроил эту встряску,

А в тёмной Мории Балрог

Закрыл все двери на замок.

XXXVI

Но, шумом этим пробуждённый

И полночь в утро обратя,

Упал со стула, оглушённый,

Исильдура хмельной дитя.

Проснулся за полночь Бродяжник,

И, не въезжая, что за праздник

Устроила Галадриэль,

Себе плеснул он в кружку эль.

Взглянул он пьяно на тусовку.

Свободный, в цвете лучших лет,

Хмельной от эля и побед,

Он чувствовал себя неловко.

Мечтал пойти он на Врага,

Но не врубался: на фига?

XXXVII

Давно уж чувства в нём остыли;

Ему наскучил Света шум;

Скитания не долго были

Предмет его привычных дум;

Дороги утомить успели

И дунаданы надоели,

Затем, что он уже не мог

Сносить и пыль, и грязь дорог.

День проводил он за бутылкой,

Вечор ходил едва-едва,

К утру болела голова,

И хоть он был Бродяжник пылкий,

Но разлюбил он, хоть кричи,

Маньячки, войны и мечи.

XXXVIII

Недуг, которому причину

Давно бы отыскать пора,

Подобный орочьему сплину,

Короче: старая хандра

Им овладела понемногу;

Он застрелиться, слава богу,

Попробовать не захотел,

Но к жизни вовсе охладел.

Как Sauron, угрюмый, тёмный,

В гостиных появлялся он;

Ни эльфы Света, ни дракон,

Ни энта ствол, ни орк нескромный,

Ничто не трогало его,

Не замечал он ничего.

XXXIX

Ему пророчили корону, -

Он гнал таких пророков прочь,

Твердя, что гондорскому трону

Уже ничем нельзя помочь.

Ему болтали про скитанья, -

Он морды бил за предсказанья,

Таверну каждый день громил

И снова одиноко пил.

Ему твердили о победах, -

Он водку наливал в бокал

И снова хряпал, пил, бухал,

Забыв о Средиземья бедах

И то, что пращур Элендил

Ему б такое не простил.

Понять Бродяжника нетрудно;

Скажите, в чём его вина?..

"Меня не трогают - и чудно;

Налей-ка, друг, ещё вина!

Что, снова в Мордоре неладно?

Шумят назгулы? ну и ладно,

Бывают вещи пострашней...

Стакан мой пуст?.. ещё налей!

Что, ходят слухи, Враг не дремлет?

Опять дымит Ородруин

И воду мутит Олорин,

Бродя по неизвестным землям?

Скажи-ка лучше не тая:

Ты уважаешь ли меня?..

XLI

Прекрасно, милый друг!.. Я тоже...

Ну, что ещё там говорят?

Быть королём мне? непохоже!

Фигня!.. налей по новой, брат.

Волшебник воду мутит? Верю.

В Морайю вновь закрыты двери?

Охотно верю! Там опять

Собрались гномы побухать.

Забыли что-то мы о чашке...

Налей-ка, друг мой!.. будь здоров.

С тобой - величие богов!..

Что, перепил?.. Ну, спи, бедняжка;

Укройся-ка моим плащом.

Бармен, тащи вина ещё!"

XLII

Владыки Белого Совета!

Не так уж плох был, право, он,

Но правда то, что в эти лета

Был очень скучен Арагорн.

Но снова дверь открылась скоро,

И сын Наместника Гондора

Прервал бродяги разговор, -

Несносный, хоть невинный вздор.

Кляня Мелькора с Сауроном,

Ругая орков и троллей,

Со взглядом, Трёх Камней светлей,

С дрыном, в Морайе закалённым,

В лотлориэновский трактир

Вошёл усталый Боромир.

XLIII

О вы, красотки молодые,

Которых позднею порой

Уносят орки удалые

По барад-дурской мостовой!

У вас наследник Дэнэтора

И принц из светлого Гондора

Порой часами зависал

И в окна вам цветы бросал.

Хотел сражаться - труд опасный

Ему был тошен; ничего

Не вышло из меча его:

Он не попал в отряд запасный,

А уж о Гвардии, видать,

Ему нет смысла и мечтать.

XLIV

И снова, преданный безделью,

Томясь душевной пустотой,

Припёрся он - с похвальной целью

Гульнуть с девицей молодой.

Бутылками уставив стойку,

В мечтах своих уж видел койку;

Но цель свою оставил принц,

Увидев взгляд знакомых лиц.

Вновь эльфы тянутся за Море,

Бушует Чёрная Страна...

Узнав, что близится война,

Он женщин вмиг оставил вскоре;

О них он быстренько забыл,

А может, попросту забил.

XLV

Условий Света свергнув бремя,

Как он, отстав от суеты,

С ним подружился я в то время.

Мне нравились его черты,

Мечтам невольная преданность,

Неподражательная странность,

Его терзал горячий пыл,

Который я давно забыл;

Страстей игру мы знали оба,

Томила жизнь обоих нас,

Страдали оба мы подчас,

Обоих ожидала злоба

Слепых Валаров и людей

На самом утре наших дней.

XLVI

Перворождённые не могут

В душе не презирать людей;

Кто чувствовал мою тревогу

Невозвратимых дивных дней,

Тому уж нет очарований,

Того змея воспоминаний

И червь раскаянья грызёт.

Всё это часто придаёт

Большую прелесть разговору.

Сперва синдаровский язык

Меня бесил; но я привык.

Явился в шумную конторы

К великой гордости за нас

Принц Лихолесья, Леголас.

XLVII

Как быстро со своею песней

Летит беспечная пчела,

Когда в озёрах Лихолесья

Блестит, прозрачна и светла,

Вода стеклом подгорных гномов,

Как будто бдительный Оромэ

Здесь спал когда-то при луне,

И в звёзд таинственном огне

Здесь видится мне свет Амана,

Который потеряли мы.

Как в лес зелёный из тюрьмы,

Как в чистый воздух из тумана,

Уносимся мы здесь мечтой

К началу жизни молодой.

XLVIII

С душою, полной сожалений,

Мечом опершись о гранит,

В галадриэлевской таверне

Спокойно Леголас стоит.

Всё было тихо; лишь ночные

Перекликались часовые;

Да отдалённый стук дрынов

Пугал назгулов и орлов;

Лишь лодка, вёслами махая,

Плыла по дремлющей реке:

И нас пленяли вдалеке

Рожок и песня удалая...

Но слаще их в десятки раз

Пел лихолесский Леголас!

XLIX

О Моря Западного волны!

О Андуин! увижу вас

И, вдохновенья снова полный,

Услышу ваш волшебный глас!

Он свят для сына Феанора,

По гордой лире Валинора

Он мне знаком, он мне родной.

Лаурелин стоит златой

С Тэльперионом на просторе...

Всё это кануло, ушло,

Его сгубило Арды зло...

Теперь в Арноре иль Гондоре

Не обретут уста мои

Язык забывшейся любви.

Придёт ли час моей свободы?

Пора, пора! - взываю к ней;

Брожу над Морем, жду погоды,

Гляжу на мачты кораблей.

Под ризой бурь, с волнами споря,

По вольному распутью Моря

Когда ж начну я вольный бег?

Пора покинуть скучный брег

Мне неприязненной Стихии.

Мне будет больно - и пускай, -

Но я покину этот край,

Где пил зелёного я змия,

И где я Камень Сильмарил

Под волнами похоронил.

Пора вернуться снова к Фродо

И обратить к нему свой ум.

Ещё печальны были воды,

Ещё обиженный Горлум

В пещерах Мглистых гор шатался,

А перед Фродо уж собрался

Хранителей забавный полк:

Пин, Сэммиус, Мериадок,

Бродяжник, Боромир и Гимли,

И всем известный Леголас,

Как будто Гэндальф-маг как раз

Предвидел всё в великой силе

Иль угадал издалека

Находку дяди-старика.

LII

Вдруг Фродо получил, в натуре,

От Мага Серого доклад,

Что старый Бильбо трубку курит,

Колечко положив под зад.

Прочтя печальное посланье,

Наш Фродо тотчас на свиданье

Стремглав на пони поскакал,

И уж заранее он ржал,

Готовясь сам, прикола ради,

Стащить его себе в карман

(И тем я начал мой роман),

Но, прискакав в жилище дяди,

Кольцо нашёл уж на столе,

Как дань, готовую земле.

LIII

Вот Бэггинс Фродо слез со стула,

Хотя к нему со всех сторон

Балрогов, орков и назгулов

Послал коварный Саурон.

Кольцо повесили на шею,

Обед состряпали скорее,

А после все пустились в путь,

Не собираясь отдохнуть.

В отряд вошли всё те же лица:

Упоминать их смысла нет, -

Но к ним, чтоб меньше было бед,

Чтоб с Саруманом не возиться,

Чтоб избежать ненужных драк,

Притусовался старый маг.

LIV

Два дня казались Фродо новы

Уединённые поля,

Прохлада сумрачной дубровы,

Журчанье тихого ручья;

На третий роща, холм и поле

Его не занимали боле;

Потом уж наводили сон;

Потом увидел ясно он,

Что и в дороге скука та же,

Хоть нет ни улиц, ни домов,

Ни стен, ни стульев, ни столов.

Хандра ждала его на страже,

И бегала за ним она,

Как туша дикого слона.

Я был рождён для жизни мирной,

Для средиземской тишины:

В глуши звучнее голос лирный,

Живее творческие сны.

Досугам посвятясь невинным,

Брожу над берегом пустынным,

И дар Ниенны мой закон.

Я каждым утром пробуждён

Для сладкой неги и свободы:

Гуляю мало, много сплю,

Летучей славы не ловлю.

Не так ли я в былые годы

Провёл в бездействии, в тени

Мои счастливейшие дни?

LVI

Цветы, леса, деревья, праздность,

Поля! я предан вам душой.

Всегда я рад заметить разность

Меж Фродо Бэггинсом и мной,

Чтобы насмешливый читатель

Или какой-нибудь издатель

Замысловатой клеветы,

Сличая здесь мои черты,

Не повторял потом безбожно,

Что намарал я свой портрет,

Как Даэрон, любви поэт,

Как будто нам уж невозможно

Писать поэмы о другом,

Как только о себе самом.

LVII

Замечу кстати: все поэты -

Любви мечтательной друзья.

Бывало, милые предметы

Мне снились, и душа моя

Их образ тайный сохранила;

Их после лютня оживила:

Так я, беспечен, воспевал

Вершины валинорских скал

И Таниквэтиль, крышу мира.

Теперь от вас, мои друзья,

Вопрос нередко слышу я:

"О чём твоя вздыхает лира?

Чему, задуматься успев,

Ты посвятил её напев?

LVIII

Чей взор, волнуя вдохновенье,

Умильной лаской наградил

Твоё задумчивое пенье?

Кого твой стих боготворил?"

И, други, никого, ей-богу!

Любви безумную тревогу

Я на печали променял.

Блажен, кто с ними сочетал

Горячку рифм: он тем удвоил

Поэзии священный бред,

Кто свёл иллюзии на нет,

А муки сердца успокоил,

Отринув славу заодно,

Как Камень, брошенный на дно.

LIX

Прошла война, явилась муза,

И прояснился тёмный ум.

Свободен, вновь ищу союза

Волшебных звуков, чувств и дум;

Пишу, и сердце не тоскует,

Перо, забывшись, не рисует

Близ неоконченных стихов

Курганы орочьих голов;

Погасший пепел уж не вспыхнет,

Я всё грущу; но слёз уж нет,

И скоро, скоро бури след

В душе моей совсем утихнет;

Тогда начну роман писать,

Даст Эру, песен в двадцать пять.

Я думал уж о форме плана

И как героя назову;

Покамест моего романа

Я кончил первую главу;

Пересмотрел всё это строго:

Противоречий очень много,

Но их исправить не хочу.

Цензуре долг свой заплачу,

И журналистам на съеденье

Плоды трудов моих отдам.

Иди ж к эндорским берегам,

Новорождённое творенье,

И заслужи мне славы дань:

Кривые толки, шум и брань.

Здесь оканчивается первая глава повествования "Фродо Бэггинс". Хранители выходят в путь, чтобы уничтожить Кольцо Всевластия. Вторая глава рассказывает о сборе Чёрных Сил в Мордоре.

Глава вторая

A Mordor!

Sauron

А в морду?!

Чертоги Чёрного Мордора

Прелестный были уголок;

Там друг свободного Мелькора

Спокойно поработать мог.

Там Барад-Дур уединённый,

Горой от ветров ограждённый,

Стоял над речкою. Вдали

Везде пестрели и цвели

Зловеще травы-людоеды,

Рычали волки здесь и там,

Бродили орки по горам,

И от обеда до обеда

Уныло погружаясь в сон,

Ородруин хранил дракон.

Почтенный замок был построен,

Как замки строиться должны:

Отменно прочен и спокоен

Во вкусе умной старины.

В бутылках - назгульский напиток,

Везде орудия для пыток,

Портрет Мелькора на стене

И Балрог комнатный в огне.

Всё это ныне обветшало,

Не знаю, право, отчего;

Да и владетелю его

Нужды в том было очень мало,

И Саурон всегда зевал

Средь модных и старинных зал.

III

Он в том покое поселился,

Где Гаур двери сторожил,

В окно с дворняжками бранился

И эльфов с гномами душил.

Всё было просто: пол дубовый,

Два шкафа, стол, диван пуховый.

Гортхаур роскошь не любил,

И он в своих шкафах хранил

Меч, томик Чёрной Книги,

Вставную челюсть, мухобой,

Бутылку с огненной водой

И Орден Первой Чёрной Лиги:

Майар, имея много дел,

Другого хлама не имел.

Один среди своих владений,

Чтоб только время проводить,

Сперва задумал чёрный гений

Порядок новый учредить.

В своей глуши мудрец пустынный

Муштру военщины старинной

На джиу-джитсу заменил;

И орк судьбу благословил.

Зато в Ортханке зло надулся,

Увидев в этом страшный бред,

Маг Саруман, его сосед;

Потом лукаво улыбнулся

И стал генетику учить

И урукхаев выводить.

Сначала орки не въезжали,

Кого хотят из них создать,

Но стормозили, опоздали,

И было поздно всё менять.

Когда же Саурон услышал,

Какой косяк из орков вышел, -

На Сарумана он забил

И с ним контакты прекратил.

"Сосед мой неуч; сумасбродит;

В его науке смысла нет,

А он читает этот бред

И гадость всякую выводит,

А тут война, неровен час".

Таков был Саурона глас.

А в Минас-Моргул в ту же пору

Ангмарский назгул прилетел.

Он столь же строгому разбору

Подвергнуться уже успел.

Народ смущали его нравы:

В напитки он не клал отравы

И имя с крепостью одно

Носил, видать, уже давно.

Он из туманного Ангмара

Привёз запретные плоды

Дурмана, мака, лебеды;

Не молодой, но и не старый,

Крутой назгул в расцвете лет, -

Короче, истинный скелет.

VII

От хладного разврата света

Ещё увянуть не успев,

Его душа была согрета

Приветом друга, лаской дев;

Он сердцем милый был невежда,

Его лелеяла надежда,

И мира новый блеск и шум

Ещё пленяли юный ум;

Он забавлял мечтою сладкой

Сомненья сердца своего;

Цель жизни нашей для него

Была заманчивой загадкой,

Над ней он голову ломал

И чудеса подозревал.

VIII

Он верил, что душа родная

Соединиться с ним должна,

Что, безотрадно изнывая,

Его вседневно ждёт она;

Он верил, что друзья готовы

За честь его принять оковы

И что не дрогнет их рука

Разбить сосуд клеветника;

Что есть избранные судьбами

Людей священные друзья;

Что их бессмертная семья

Неотразимыми лучами

Когда-нибудь нас озарит

И мир блаженством одарит.

Негодованье, сожаленье,

Ко благу чистая любовь

И славы сладкое мученье

В нём рано волновали кровь.

Он с лютней странствовал по землям;

Под небом Чёрных Менестрелей

Их поэтическим огнём

Душа воспламенялась в нём;

И муз возвышенных искусства,

Счастливец, он не постыдил:

Он в песнях гордо сохранил

Всегда возвышенные чувства,

Порывы девственной мечты

И прелесть важной простоты.

Он пел любовь, любви послушный,

И песнь его была ясна,

Как мысли девы простодушной,

Как сон младенца, как луна

В пустынях неба безмятежных,

Богиня тайн и вздохов нежных.

Он пел разлуку и печаль,

И нечто, и туманну даль,

И романтические розы;

Он пел про дальние края,

Которые воспел и я;

Лились его живые слёзы

Из чёрных дыр пустых глазниц,

Как песня перелётных птиц.

В пустыне, где один Гортхаур

Мог оценить его дары,

И где могущественный гаур

Скрывался в будке от жары,

Бежал назгул от пьянки шумной,

От болтовни благоразумной;

Он песни пел о небесах,

Полях, озёрах и лесах:

Всегда блистал высоким чувством

И поэтическим огнём,

И остротою, и умом,

И песнопения искусством,

Хотя, конечно, Саурон

Гораздо больше был умён.

XII

Богат, хорош собою, Моргул

Везде был принят как жених;

Девчонок за косички дёргал

И серенады пел для них.

Как ни прикольно было это,

Что любят девушки скелета,

Но это лучше - так и знай, -

Чем грязный, пьяный урукхай.

Зовут назгула к самовару,

Нальют ему харадский чай,

Что, мол, почаще навещай,

Потом дадут ему гитару,

И запоёт он (Эру мой!):

Приди в чертог ко мне златой!..

XIII

Но Моргул, не имев, конечно,

Охоты узы брака несть,

С Гортхауром желал сердечно

Знакомство покороче свесть.

Они сошлись. Песок и камень,

Брат и сестра, Балрог и пламень

Не столь похожи меж собой!

Сперва похожестью такой

Они друг другу были скучны;

Потом понравились; потом

Съезжались каждый день верхом

И скоро стали неразлучны

В Ночных Чертогах Бытия,

От делать нечего друзья.

XIV

Но дружбы нет и той меж нами,

Кто, предрассудок истребя,

Людей считает всех нулями,

А расой избранной - себя.

Все эльфы целятся в Тургоны;

Пришедших Следом миллионы

Для нас орудие одно,

Хоть это грустно и смешно.

Назгулы родственней Эльдарам:

Они бессмертны, как и мы,

Назгулов тёмные умы,

Отринув Дар Илуватара,

Избрать себе сумели путь,

Не позабыв при этом суть.

Я слушал Моргула с улыбкой.

Поэта пылкий разговор,

И ум, ещё в сужденьях зыбкий,

И вечно вдохновенный взор, -

Всегда мне это было мило;

Я поэтического пыла

В нём не старался удержать:

Зачем коллеге мне мешать?

Пускай бедняга менестрелит,

Пока войны в помине нет,

А на войне как на войне,

И романтические трели

Меняя на победный вой,

Несётся назгул молодой.

XVI

Меж ними всё рождало споры

И к размышлениям влекло:

Племён минувших договоры,

Плоды наук, добро и зло,

И предрассудки вековые,

И гроба тайны роковые,

Судьба и жизнь в свою чреду,

Всё подвергалось их суду.

Назгул в жару своих суждений

Читал, забывшись, меж тирад

Отрывки северных баллад.

Хозяин Сумрачных Владений

В язык ангмарский не въезжал,

Но молча Моргулу внимал.

XVII

Продолжив путь мобилизаций,

Пустив по Средиземью клич,

Сумел наш Саурон дождаться,

Когда Балрог, Удуна бич,

Явился в мрачную обитель,

И пламени земли властитель

Поклялся верою служить

И в Казад-Дум вернулся жить.

Балрог-Последний-Из-Балрогов

Был в Битве Гнева окружён

И растерял друзей и жён.

Слоняясь ныне одиноко,

Он сохранил остатки сил

И гномов часто выносил.

XVIII

Давно Балрог пришёл под знамя

Ночей, магических теней.

Его немеркнущее пламя

Служило Мелькору в войне.

Спасая Света Бриллианты,

Он сети злой Унголианты

Спокойно разносил бичом,

Пришедший на него с мечом

Пылал, как газовый светильник,

Великий воин Феанор,

И гномы сыпались из нор,

Как покидает жёлтый пыльник

Пыльца тропических цветов,

Ложась в объятия ветров.

XIX

В те годы пламенная древность

Была ещё в расцвете сил,

Не потеряв ни бич, ни гневность,

Ни ярость огненных светил.

Он не считался инвалидом,

Морийский мост он с важным видом

Пересекая без труда,

Не падал вниз ещё тогда,

Ещё крепки Балрога руки

Как энта были ствол пока,

И тёмный разум старика

Ещё не посещали глюки,

И для прикола всякий раз

Мог реки испарять тотчас.

Он был силён, как в наши лета

Уж не бывает силачей,

Глава Подземного Совета

И Мастер Огненных Бичей.

Всегда, везде одно мечтанье,

Одно привычное желанье,

Одна привычная печаль,

Одна тоскующая даль

И долгие века разлуки,

И гномов злые топоры,

И тягостней камней горы

Проклятий тягостные муки

Души не изменили в нём,

Горящем девственным огнём.

XXI

Чуть Балрог, Морией пленённый,

Встречал напор казадских сил,

Весьма их гневом умилённый,

Он быстро гномов выносил.

В тени пещеры казад-думной

Он стены вспоминал Утумно,

Железный Мелькора венец

И Сильмарилы, наконец.

В чертогах Мории смирённой

Он жил уж несколько веков,

Свободный от любых оков

За камнем двери потаённой,

Огнями Бездны затеня

Узор Небесного Огня.

XXII

Судьба Балрогу подарила

Младых восторгов первый сон,

Теперь же огненную силу

Ему удвоил Саурон.

Простите, Айнуры святые!

Он норы полюбил пустые,

Уединенье, тишину,

И ночь, и пламя, и войну

(Войну, разумных рас отраду,

Которой посвящали мы

Набеги против Вечной Тьмы;

Её воспеть мы были рады,

Но нынче видим только в ней

Плоды Трёх Проклятых Камней).

XXIII

Всегда как морда орка страшен,

Всегда прожорлив, как огонь,

Ещё никем не одомашен,

С глазами шириной в ладонь,

На пальцах коготки кривые,

Улыбка, зубы золотые,

Движенья, голос, словно стон, -

Всё в нём... но Сильмариллион

Возьмите и найдёте, верно,

Его портрет: он очень мил,

Я прежде сам его любил,

Но надоел он мне безмерно.

Позволь, читатель мой, опять

Назгулами тебя занять.

XIV

Моргул тем временем, не дремля,

Пока бродил Балрог-старик,

Пустил по всем краям и землям

Визгливый назгулячий крик.

И что ж? он был, понятно, звучен,

Но, горьким опытом научен,

Повторно Моргул закричал;

Ведь каждый третий назгул спал.

Признаться, знаем очень мало

Мы о назгульих именах

(Причина - наш к назгулам страх),

И потому начнём, пожалуй,

С тех, что с рожденья дали им...

Другие ж сами сочиним.

XXV

Итак, второй звался Кхамулом.

Ни голоса, ни красоты,

Ни знаний первого назгула

В нём не было. Глаза пусты

(Всегда костлявые глазницы

Назгулов украшают лица,

Но в этом не было огня,

Как у Моргула - и меня),

Слагать он песен не пытался,

В поэмах смысл не разумел,

Был скучен он, хотя и смел,

С людьми и эльфами не знался

И часто целый день один

Сидел у Хелкараксэ льдин.

XXVI

Озлобленность, его подруга

От самых колыбельных дней,

Теченье чёрного досуга

Кхамулу делала черней.

Его костлявые запястья

Хранили след былого счастья:

Златой с алмазами браслет

Был сохранён из бездны лет,

Охоты властвовать примета.

Мечом по грязи крест чертя,

Приготовляется шутя

К походу против армий Света;

Бросаясь в битвы круговерть,

Врагам он сеет страх и смерть.

XXVII

И лишь топор в такие годы

Кхамул в ладони уж не брал:

Он чужд был назгульской природы.

В нагроможденье диких скал

Ему различные проказы

Всё чужды; страшные рассказы

Зимою в темноте ночей

Пленяли сердце назгулей.

Когда ж в Мордоре собирались

Все к Саурону на ковёр,

Второй назгул был быстр и скор, -

За ним бы ветры не угнались!

На все задания всегда

Бросал он Саурону да!

XXVIII

Кхамул, давнишний царь Востока,

Направив взоры на восход,

Эльдаров выносил жестоко

И за походом шёл в поход

На тихий край земли восточной,

Всегда, как сабля, острый, точный,

Готовый к бою каждый день.

Зимою, как ночная тень,

Над Средиземьем он летает

И в полуночной тишине,

При затуманенной луне,

Людей он криками пугает,

В привычный вечер пробуждён,

Как Мелькора кошмарный сон.

XXIX

На третьего назгула глянем,

Того, что в сумрачные дни

На зеленеющей поляне

Раскинул косточки свои.

Назгул Магор был добрый малый,

Хотя и умственно отсталый;

Он в битвах не видал вреда,

Но не сражался никогда.

В маньячках видя лишь игрушку,

Он не заботился о том,

Чтобы уметь махать дрыном,

И чаще дрыхнул на подушках,

В спокойном, безмятежном сне

Не вспоминая о войне.

XXX

Любил он сам с собой порою

Сыграть немного в дурака,

Лишь потому, что сам с собою

Он не проигрывал пока.

Носил наряды Лориэна,

На цитаделей древних стенах

Смешные рожи рисовал,

Порой под дудочку плясал,

Порой гонялся поневоле

За орком, убежавшим вдаль,

Но на груди носить медаль

Любил он многократно боле.

Итак, Магор был главный франт,

Игрок и гвардии сержант.

XXXI

Как и у всех, Магора плечи

Скрывал назгульский чёрный плащ,

А взгляд его всегда как свечи

Был ясен, светел и блестящ.

Но под плащом был спрятан где-то

Остаток ветхого скелета,

А в черепной коробке шум:

Не место там для разных дум.

Когда он в Мордор поселился,

Сперва хотел он убежать,

Но после прижился, видать,

Привык и больше уж не злился.

Привычка Эру нам дана:

Замена счастию она.

XXXII

Привычка помогла в Мордоре

Обосноваться на века,

Но что-то лопнуло в Магоре,

И крыша съехала слегка.

Он между делом и досугом

Бродил цветов зловещих лугом,

Любил драконом управлять

И долго на поляне спать.

Он уезжал на маскарады,

Зимой искал в лесу грибы,

Рубил мечом своим дубы,

Любил ученья и парады,

И орков резал, рассердясь

И Саурона не спросясь.

XXXIII

Бывало, бегал по пригоркам,

Плащ и доспехи не надев,

Отрядам непослушных орков

Давал команды нараспев,

Он пленников пытал садистски,

Синдарский Эн как Анг квэнийский

Произносить пытался в нос;

Но скоро всё перевелось:

Садизм и квэнья, орков стаи, -

Забыл и бросил это он,

Купил комплект стальных корон,

Доспех к себе прибил гвоздями,

Устав, как видно, наконец,

От Властелина и Колец.

XXXIV

Всегда держался очень горда,

Любил давать приказы всем

Сэр Мордред - Мордорская Морда

(А сокращённо - МММ).

Спокойно жизнь его катилась;

По вечерам к нему сходилась

Назгулов добрая семья -

Бесцеремонные друзья, -

И поболтать, и позлословить,

И посмеяться обо всём,

Попить ликёров за столом,

План битвы будущей готовить.

Там ужин, там и спать пора,

И гости едут со двора.

XXXV

Сэр МММ в период мирный

Привычки странные хранил:

Устав от суеты трактирной,

Он ночью одиноко пил.

О Мордреде твердят такое:

Два раза в год он был в запое,

И каждый - месяцев по шесть;

Любил он больше пить, чем есть.

Ему как воздух был потребен,

Как солнце, небо и вода

Необходим везде, всегда,

Как сон, лечебен и целебен,

Полезен, как актёру - роль,

Был водки чистый алкоголь.

XXXVI

Скажу я имена другие,

Но смысла мало будет в них,

Поскольку имена такие

Вы не найдёте в куче книг.

Их сочинил я на досуге,

Мои доверчивые други,

Порывшись в стареньких томах

И в собеседников умах.

Не будьте строги, разбирая,

Что значат имена сии:

Быть может, глюки я свои,

Вперёд немного забегая,

Расставил по своим местам:

Вот эти здесь, а эти там.

XXXVII

Да будет так: Ульфаст, Умбартэ,

Элвер, Тур-Кхант и Барбадур.

Все пятеро играли в карты

И охраняли Барад-Дур.

Сердца их долго грустны были,

И от тоски назгулы выли,

Что их не знал по именам

Ни орк, ни эльф, ни Саруман,

Ни твари, что по лесу рыщут,

Ни человек, ни энт, ни гном;

Всем это дело было в лом,

Хотя твердят, что маги ищут

Их имена усердней, злей

В дворцовых списках королей.

XXXVIII

Девятка назгулов Владыки

Ночами собиралась в рой

И издавала злые крики

И чёрных глоток страшный вой.

Гвардейцев Чёрных поколенья,

По тайной воле провиденья,

Восходят, зреют и падут;

Другие им вослед идут.

Так Кольценосцев Чёрных племя

Растёт, волнуется, кипит

И к Грани Балрогов теснит.

Придёт, придёт назгулов время;

И орды призраков других

Из мира вытеснят и их.

XXXIX

Покамест упивайтесь ею,

Сей лёгкой жизнию, друзья!

Её ничтожность разумею

И мало к ней привязан я;

Для призраков закрыл я двери,

Но отдалённые потери

Тревожат сердце иногда:

Без неприметного следа

Мне было б грустно мир оставить.

Живу, пишу не для похвал;

Но я бы, кажется, желал

Печальный жребий свой прославить,

Чтоб обо мне, как верный друг,

Напомнил хоть единый звук.

И чьё-нибудь он сердце тронет;

И, сохранённая судьбой,

В Ородруине не потонет

Строфа, слагаемая мной;

Быть может (лестная надежда!),

Укажет будущий невежда

На мой прославленный портрет

И молвит: то-то был поэт!

Прими ж мои благодаренья,

Поклонник доблестных Валар,

О ты, принявший этот дар -

Мои летучие творенья, -

Чья благосклонная рука

Потреплет лавры старика!

Здесь оканчивается вторая глава повествования "Фродо Бэггинс". Саурон собирает главных своих прислужников. Третья глава рассказывает о дороге Хранителей и их посещении Раздола, Старого Леса, жилища Радагаста и Лотлориэна.

Глава третья

Том Бомбадил гашиш курил...

Хоббичья считалочка

"Куда? Уж этот мне Бродяга!" -

"До встречи, Фродо, мне пора". -

"Я не держу тебя; однако

Ты где проводишь вечера?" -

"У Элронда". - "Вот это чудно.

Помилуй! и тебе не трудно

Там каждый вечер зависать?" -

"Нимало". - "Не могу понять.

Отселе вижу, что такое:

Во-первых (слушай, прав ли я?),

Вполне эльфийская семья,

К вину усердие большое,

Закуска, вечный разговор

Про меч, кольчугу и топор..." -

"Я тут ещё беды не вижу". -

"Да скука, вот беда у вас.

Я этих эльфов ненавижу...

Прошу прощенья, Леголас!

Хотел сказать я: всех эльфидов

И всех подобных им гибридов.

Ты не в обиде?.. Очень жаль:

Я снова извинюсь едва ль.

Ах, Арагорн, твою эльфину

Нельзя ль Хранителям узреть?

А может, легче помереть,

Чем видеть эту образину?" -

"Ты шутишь, Фродо?!" - "Ни фига!

Серьёзен я, как никогда!" -

III

"Твои дурацкие приколы

Всем надоели уж давно!" -

Сказал Бродяжник; но к Раздолу

Все поскакали всё равно.

Элронд готовит угощенье:

Полкружки старого варенья,

Один стакан вина на всех, -

Мол, больше никаких утех

В Раздоле нет после обеда,

Мол, всё пожрали кореша,

Мол, нету больше ни шиша,

Мол, все продукты у соседа...

А в этот миг толпа людей

Уже украла их коней.

Они дорогой самой краткой

Бегут назад во весь опор.

Теперь подслушаем украдкой

Героев наших разговор:

"Ну что ж ты скажешь, друг мой Фродо?

Какая дивная природа!

Их угощения - говно,

Но я вернусь к ним всё равно". -

"Иди ты на фиг, Арагошка!

Какие дикие места!

Я говорил вам неспроста,

Что надо запастись картошкой;

И нашим лошадям тогда

Не причинили бы вреда.

Скажи-ка лучше мне, Бродяжник,

Которая из них Арвен?

Не та ль, что спёрла мой бумажник,

Бродяги сердце взяла в плен?

Неужто ты влюблён в такую?" -

"А что?" - "Я выбрал бы другую,

Когда бы был я дунадан.

Она ж больная, клептоман!

Твоя прекрасная эльфина,

Твоя любимая Арвен

Тебя обчистит за момент.

Она тебе..." - "Заткнись, скотина!!!" -

Бродяжник сухо отвечал

И после три часа молчал.

Меж тем коней исчезновенье

В столь поздний час произвело

На всех большое впечатленье,

И Гимли снова развезло.

Пока он ускользнул украдкой,

Пошла догадка за догадкой,

Кто же посмел коней стянуть

И как теперь продолжить путь.

Хоббиты даже утверждали,

Что это происки Врага,

Что, если шкура дорога,

Путь стоит продолжать едва ли

И что пора бросать поход...

Но Гэндальф им заклеил рот.

VII

А после Митрандир с досадой

Сидел и плакал; но тайком

С неизъяснимою отрадой

Невольно размышлял о том;

И в сердце дума заронилась;

И речь крутая зародилась;

Так в землю падшее зерно

Весны огнём оживлено.

Давно его воображенье

Чертило трепетной рукой

Огонь Вершины Роковой;

И вспомнив глюки и виденья

Решил он, чтоб продолжить путь,

Друзьям сказать чего-нибудь.

VIII

И произнёс он: "Тьма не дремлет!

Коней похитил Саурон!

Освободим от гнёта землю!

Пускай дрожит в Мордоре он!

А чтоб пополнить наши силы,

Пойдём в таверну к Бомбадилу

И, новых получив коней,

Разрушим Царствие Теней!" -

Но опустил волшебник руки,

Увидев с сожаленьем, что

Его не слушает никто

И ногти все грызут со скуки.

"Вперёд, - вновь крикнул маг, - а там

Нажрёмся и напьёмся в хлам!"

Теперь с каким же все вниманьем

На Мага Серого глядят,

С каким живым очарованьем

Напиться в хлам они хотят!

Счастливой силою мечтанья

Разнообразные созданья -

Четыре хоббита и гном,

Эльф, Боромир и Арагорн -

Окрылены и разогреты,

Как будто бы уже давно

Не пили красное вино.

Ещё не все баллады спеты:

Теперь приятен им и мил

Трактирщик Томми Бомбадил!

Переколовшись героином,

Закрыв таверну на засов,

По тропам и болотным тинам

Том Бомбадил в тиши лесов

Один с мешком заветным бродит.

В лесу он ищет и находит

Багульник, коку, мак, дурман

И коноплю из дальних стран,

Вдыхает запах белладонны,

Отвар из мухоморов пьёт,

Жуёт магический пейот

И разных трав волшебных тонны

Несёт в свой маленький трактир,

Снабжая ими целый мир.

Шприцом на важный лад настроя,

Иллюзий пламенный творец

Являл труды свои порою

Как совершенный образец.

Он одарял предмет любимый,

Всегда неправедно гонимый,

В словах - небесной чистотой,

На деле - примесью пустой.

Питая жар к наживе страсти,

Не часто потчевал герой

Гостей отборнейшей травой,

Но, сохраняя честь отчасти,

Багульник чаем разбавлял

И сахар в кокаин мешал.

XII

От героина всё в тумане,

Гашиш всегда наводит сон,

А потому к марихуане

Питал побольше страсти он.

Ловил он глюков небылицы:

Мохнатый энт, стальные птицы;

И вот в его пустой трактир

Стучит приятель Митрандир.

Тут, озабоченный и мрачный,

Выходит из трактира Том, -

А на него уж смотрит гном.

Вот это уж клиент удачный;

Ведь каждый гном несёт в трактир

Очередной Наугламир!

XIII

Друзья мои, что ж толку в этом?

Быть может, волею небес,

Я перестану быть поэтом,

В меня вселится новый бес,

И, Мелькора презрев угрозы,

Унижусь до смиренной прозы;

Тогда роман на старый лад

Займёт весёлый мой закат.

Не сауроновы злодейства

Я грозно в нём изображу,

Но просто всем перескажу

Преданья гномьего семейства,

Да стражей Казад-Дума сны,

Да нравы гномьей старины.

XIV

Перескажу простые речи

Любого гнома-старика,

Детей условленные встречи

В тени морийского мостка,

Ремёсел каменных ученье,

Творений дивных развлеченье,

Блеск бриллиантов; наконец,

Наугламир, златой венец...

Я вспомню бич Балрога страшный,

Его зловещие огни,

Которые в минувши дни

Под молчаливой горной башней

Во Мглистых сумрачных горах

Несли повсюду боль и страх...

Гном Гимли, милый мой гном Гимли!

С тобой теперь я слёзы лью;

Ты в руки томьи бомбадильи

Уже отдал судьбу свою.

Погибнешь, Гимли-гном, но прежде

Ты в ослепительной надежде

На войско тёмное пойдёшь,

Но не от стрел врага падёшь, -

От яда призрачных желаний

Твой дух - печален и забыт -

На Вечный Запад отлетит,

В приют счастливых ожиданий;

Везде, везде перед тобой

Штакет с травою роковой.

XVI

Но вновь судьба в дорогу гонит,

И рок Хранителей зовёт,

И снова купленные кони

Бегут всё дальше на восход.

Во флягах и в карманах пусто,

На сердце гнилостные чувства,

С похмелья ветер в головах,

И в слухе шум, и блеск в очах...

Настала ночь; луна обходит

Дозором дальний свод небес,

И соловей во мгле древес

Напевы звучные заводит,

А Гимли в темноте не спит

И тихо с Фродо говорит:

XVII

"Не спится, Фродо: здесь так жарко!..

Забей на всех в своей душе..." -

"Что, Гимли, превратили в нарка?" -

"Поговорим об анаше". -

"Да на фиг, Гимли! Я, бывало,

Хранил в мозгах своих немало

Старинных былей, небылиц

Про назгулов и про девиц,

И даже пару анекдотов

Могу я рассказать сейчас.

Вот слушай, Гимли: Как-то раз

Мелькору..." - "Да заткнись ты, Фродо!

Я вот о чём тебя спрошу:

Курил ты в детстве анашу?" -

XVIII

"Да полно, Гимли! В эти лета

Я не слыхал про наркоту;

А то б Гэндальф меня за это

Подкинул под ноги энту". -

"Да как ты без неё не помер?" -

"Тебя трясёт? Вот это номер!

Никак ты, Гимли, занемог?" -

"Ох, разбери тебя Балрог!

Имей хоть каплю состраданья!

Ты офигел, видать, вконец

От этих проклятых Колец!" -

"Мой друг, минуточку вниманья.

Итак, давным-давно Мелькор

Бродил в подножье Мглистых гор.

XIX

И вдруг ему навстречу гномы...

Да ты не слушаешь, видать..." -

"Ах, Фродо, я хотел бы дома

Сейчас спокойно отдыхать...

Я плачу, Фродо, я рыдаю!.." -

"И всё же я не понимаю". -

"Мелькор помилуй и спаси!" -

"Чего ты хочешь, попроси...

Ах, друг мой Гимли, что с тобою?

Ты весь горишь..." - "Ах, помоги,

Не то разыщут нас враги..." -

"Задрал! Оставь меня в покое!"

И тут же Фродо Гимли в рот

Воткнул ближайший бутерброд.

"Дай анаши!" - твердил беспечно

Гном Гимли, скушав бутерброд.

"Ты глючишь, друг ты мой сердечный". -

"Не издевайся, идиот!.."

А между тем луна сияла

И бледным светом озаряла

И у дороги лебеду,

И гнома чёрную браду,

И Леголаса у палатки,

И мага, что, устав от дел,

На берегу ручья сидел

С огрызком старой шоколадки.

И всё дремало в тишине

При вдохновительной луне.

XXI

Пока оставим Гимли с Фродо

Приятный, милый разговор.

Дождавшись нового восхода

Златого солнца из-за гор,

Хранители в свой путь опасный

(А с ними и наш гном несчастный)

Безмолвной чередой пошли, -

Подальше от родной земли,

Чтоб сауроново Колечко

В Ородруине утопить,

Счастливо жить, добро копить.

Встречались им озёра, речки,

Деревья, горы и поля,

Дубы, берёзы, тополя.

XXII

Я много знал ночей безлунных,

Холодных, мрачных, как зима,

Плетя узор напевов струнных,

Непостижимых для ума.

Над лесом реет Дух Свободный,

Безмолвный, истинно природный...

Давно скрижаль я эту знал,

Её я с ужасом читал,

Но надпись эта мне уж мила:

Все отыскать, затем собрать

И волей чёрною сковать

В Мордоре, Царстве Тёмной Силы".

Быть может, что в краях отцов

И вы слыхали про Кольцо.

XXIII

Среди поклонников Мелькора

Немало я существ видал

С сверкающим печальным взором,

Не ждущим брани и похвал.

Что я нашёл в них с изумленьем?

Они, суровым поведеньем

Пугая Западных Владык,

Могли прийти на помощь вмиг,

Могли помочь найти дорогу,

Не разделяя их в уме:

Он служит Свету или Тьме, -

Эльдару ль, гному ли, торогу

Помочь стараются везде,

Участливы к любой беде.

XXIV

За что же чтят они Мелькора?

За то ль, что в милой простоте

Он любит вольные просторы

И верит избранной мечте?

За то ль, что любит он искусства?

За то ль, что он не прячет чувства,

Что он доверчив и красив,

Что так печально молчалив?

За то ль, что создан он мятежным,

С умом и волею живой,

Со своенравной головой

И взглядом чистым, белоснежным?

Ужель вы не встречали их -

Лесов хранителей ночных?

XXV

С дороги путники уж сбились,

Не ели около трёх дней

И во весь голос матерились,

Ругая Манвэ и коней.

Вдруг волк - не злобный, не рычащий -

Возник из сумеречной чащи.

"Ну чё, народ, - он произнёс, -

Что за проблемы? в чём вопрос?

Любую нацию и касту

И накормить, и обогреть

Готовы и сейчас, и впредь

В конторе мага Радагаста;

Рекламный я его агент:

К нему доставлю за момент.

XXVI

Увидев ваше затрудненье,

Родных лесов спасая честь,

Я должен буду, без сомненья,

Вас к Магу Бурому привесть.

О Средиземье много зная,

Он дружен с нашей волчьей стаей,

Всегда бывает рад волкам,

Хоть разным служим мы богам.

Оставьте ваши злые споры!

Забыв про предначальный страх,

Мы вольно бегаем в лесах

И чтим великого Мелькора.

Доныне гордый наш народ

Не знает имени Моргот.

XXVII

Я знаю: нас хотят заставить

Любить Валаров. Право, страх!

Я не могу себя представить

С назгульей косточкой в зубах!

Хотя я по природе Серый,

Мелькор роднее мне, чем Эру, -

А за такие речи ведь

От Светлых может мне влететь.

Убрав дилемму: или-или, -

Я сам себе наметил Путь

И не хочу с него свернуть;

Я состою при Айвендиле:

Он сер, хоть в бурое одет,

Ему плевать на Тьму и Свет.

XXVIII

Не дай мне Мелькор встретить магов

Среди кустов, деревьев, трав,

Что презирают волколаков

За их свободный, вольный нрав!

Я этих магов презираю

И их, на чары не взирая,

Без промедления убью.

Быть может, на беду мою,

Драугов новых поколенья,

Валаров вняв молящий глас,

К покорности приучат нас,

Введут молитвы в обращенье;

Но я... какое дело мне?

Я верен буду старине.

XXIX

Нас с детства этому учили

По всем дубравам и лесам,

Об этом мы ночами выли,

Взор устремляя к небесам.

Раскаяться во мне нет силы,

И Силы Тьмы мне будут милы,

Как голубых небес навес,

Как мой родной зелёный лес.

Но в путь пора нам отправляться, -

Сказал Хранителям наш зверь. -

Я слово дал, и что ж? теперь

Уже готов я отказаться.

Я знаю: Бурый Радагаст

Давно не в моде уж у вас".

XXX

Пока так Драуг распинался

И вёл их в Радагаста дом,

Волшебник Гэндальф догадался

Напомнить Бэггинсу о том,

Что, как бы, он - глава отряда,

А потому хоббиту надо

Толкнуть пред Айвендилом речь,

И о Враге предостеречь,

И попросить его совета, -

Не говоря уж о воде,

Ночлеге, бане и еде, -

Не так уж трудно будет это,

Когда бы Фродо речь толкнул

(Не то - возьми его назгул!).

XXXI

Вот Фродо перед Айвендилом.

Он магу лечку выдаёт.

Попробую по мере силы

Стенографировать её.

Кто научил хоббита лечкам?

Ужель Единое Колечко?

Как повторить подобный вздор,

Безумный Фродо разговор,

И непонятный, и полезный?

Я не могу понять. Но вот

Неполный, слабый перевод, -

С Валара идолок железный,

Прекрасной девушки скелет,

Бумажный Валмара макет:

Разговор

Фродо с Радагастом

- Я к вам пришёл - чего же боле?

О чём могу вам попросить?

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня в лягушку превратить.

Но вы, к моей несчастной доле

Хоть каплю жалости храня,

Вы не оставите меня!

- Уж эти коммивояжёры!

У нас здесь с вами прям беда;

Вы одинаковы всегда:

Назойливы, к тому ж - обжоры.

В неделю пару-тройку раз

Приходится мне видеть вас!

- О Радагаст! К чему так строго

Нас принимает этот дом?

Мы ничего не продаём:

Нас привела сюда дорога.

Но, говорят, вы нелюдим

И безобиден, как овечка, -

А мы, Хранители, хотим

Спалить Единое Колечко.

- Зачем припёрлись вы ко мне?

В глуши забытого селенья

Я не слыхал бы о войне,

Жевал бы листья и коренья,

Души ненужные волненья

Смирив со временем (как знать?),

Я медитировал бы тихо;

На Саурона и на лихо

Мне, между прочим, наплевать.

- О Радагаст! Мы все в ответе

За мир, свободу и покой!

Так в Белом решено Совете...

Так нам назначено судьбой;

Свою судьбу избрали сами

И путь пройдём мы до конца;

Я знаю, послан ты богами

Для нас, Хранителей Кольца...

- Твой образ, Фродо, мне являлся,

Когда я, отдохнув от дел,

В Кристалл Магический глядел;

В ушах твой голос отдавался

Давным-давно... Но Саурон -

Мне до него давно нет дела:

Фигня мне эта надоела,

Плевать мне, что затеял он.

Хоть гладь Кристалла запотела,

А Палантир спёр Саруман,

Но весть досюда долетела:

Раздора яблоко поспело...

Я думал, это был обман.

И в это самое мгновенье

Не ты ли тут, как привиденье,

Явился в мой далёкий дом?

Смотрю с тоской на эти рожи,

Хочу помочь я вам, но всё же

Мне почему-то жутко в лом.

- Кто ты: магический отшельник

Или какой-нибудь бездельник?

Мои сомненья разреши.

Быть может, это всё пустое,

Обман неопытной души,

И суждено совсем иное...

- Что ж, так и быть! Судьбу мою

Отныне вам я доверяю.

Чтоб помогали вам в бою,

Теперь Валаров умоляю...

Вообрази: я здесь один,

Меня никто не понимает,

И лишь зверьё мне помогает.

Да Саруман ещё, кретин,

Огородив себя забором,

Химичит с орками тайком,

Махая грязным башмаком,

И смотрит на меня с укором...

- Так значит, впустите вы нас?..

Я не оставлю вас в покое!..

Спасибо, добрый Радагаст...

Народ! ножи и вилки - к бою!!!

XXXII

Волшебник то вздохнёт, то охнет;

Его уж Фродо задолбал;

Когда же этот хоббит сдохнет,

В своём уме он размышлял.

Но к сожаленью, к сожаленью

Судьбы и Валаров решеньем

Упрямый хоббит не сдыхал;

И маг гостей проводит в зал...

Хранители не много съели,

Но много выпили вина,

Орали песни дотемна

И разбежались по постелям...

Вот утро: встали все давно,

А Радагасту всё равно.

XXXIII

У всех трещит башка с похмелья,

У всех всё ломит, всё болит,

И от вчерашнего веселья

Гостей волшебника мутит.

Но, дверь тихонько отпирая,

Выходит Драуг из сарая,

Неся Хранителям рассол;

К ним молча в комнату зашёл,

Налил рассола всем в бокалы;

Они, тотчас повеселев,

Кольчуг и шлемов не надев,

Бегут в питейную вновь залу,

Чтобы пивка хлебнуть с утра;

Но пиво выпито вчера.

XXXIV

"Ах, Драуг, сделай одолженье". -

"Изволь, Хранитель, прикажи". -

"Прости, я, знаешь, в затрудненье...

Но видишь... ах! не откажи!" -

"Мой друг, Мелькор тебе порука". -

"Да на фига мне эта сука!

Сгоняй-ка, блин, сейчас за тем

Напитком... чтоб уже совсем

Мы не терпели бы урона

И полностью пришли в себя..." -

"Какой, Мелькор возьми тебя?!

Ты слишком говоришь мудрёно.

Кругом напитков много есть;

Куда мне их и перечесть". -

XXXV

"Как недогадлив ты, волчище!" -

"Я стар уже - так в чём вопрос?

Тупеет разум мой, дружище,

И мучает меня склероз,

И я глупею поневоле..." -

"Ах, Драуг, Драуг! до того ли?

Что мне до старости проказ?

Ты видишь, речь идёт сейчас

О пиве". - "Это дело, дело.

Не гневайся на старика:

Достану я тебе пивка.

Да что ж ты смотришь окосело?" -

"Да, Драуг, право ничего.

Сгоняй-ка живо за пивом!"

XXXVI

Но день протёк, и нет ответа.

Другой настал; всё нет пивка.

В доспехи ржавые одеты,

Идут разыскивать волка;

И видят вдруг они картину:

Нашёлся старый волк, скотина;

Лежит он, пьяный, под кустом,

Виляя жалобно хвостом.

Часа четыре извинялся:

"Вчера прийти я обещал, -

Он так Хранителям сказал, -

Но по дороге задержался;

Я встретил старого дружка

И с ним чуть-чуть хлебнул пивка.

XXXVII

Потом я встретился с соседом,

Что на озёрном берегу.

Он угостил меня обедом, -

Не оставаться ж мне в долгу?

Всего лишь в миле от сарая

Я повстречал родную стаю,

Но там никто не пьёт, на грех,

И выпил я один за всех".

Но слушать Фродо задолбался

Хмельного волка пьяный вой

И, прихватив друзей с собой,

От Радагаста он смотался,

Оставив магу на трубе

Заветный вензель Фе да Бе.

XXXVIII

Тем временем близ Лориэна

Стоял эльдаровский дозор.

Вот подгребает кто-то к стенам,

Вот ближе! скачут... и на двор

Хранители! - и легче тени

Эльдары скрылись в Лориэне,

И всей толпою прямо в сад

Бегут, боясь взглянуть назад,

Чтобы хоть кто-то из Девятки

Не разглядел их невзначай:

Мол, так и знай, прости, прощай!

Играть любили эльфы в прятки;

Никто бы их не увидал,

Но голос эльфов выдавал.

XXXIX

Всегда орали эльфы громко,

Хоть слуха не было у них,

И леса призрачная кромка

Лишь с глаз долой скрывала их,

А уши странников страдали.

Со шлемами из лучшей стали,

В доспехах и при топорах

Скрывались ото всех в кустах

И песню эльфы голосили

(Наказ, основанный на том,

Чтоб слова матного тайком

Эльдары не произносили

И пеньем были заняты:

Прикол эльфийской остроты!)

Песня эльфов

Назгулы, Хранители,

Хоббиты и гоблины,

Заходите, милые,

В дебри Лориэнские!

Мы затянем песенку,

Песенку эльфийскую,

Мы заманим странника

К хороводу нашему.

Как заманим странника,

Как завидим издали,

Запоём погромче мы

Песенку заветную,

Чтоб завяли ушеньки

Гнома и Бродяжника,

Балрога и назгула,

Хоббита и гоблина,

Чтоб навек запомнились

Песенки эльфийские!

Они поют, и с небреженьем

Внимая их кошмарный глас,

Запел в ответ со вдохновеньем

Им Лихолесский Леголас,

Чтоб эльфы местные заткнулись

И по домам своим вернулись;

Но Галадримы бродят тут

И громче, громче лишь поют...

И Галадримы, блин, дождались,

Когда сердитый Леголас

Стрелою в воздухе потряс;

И восвояси разбежались,

Увидя вдруг издалека

В кусты припавшего стрелка.

XLI

Так полчаса они шагали,

И вдруг увидел Леголас

Дом, о котором все мечтали:

Таверну ту, где в первый раз

Собралась храбрая Девятка,

Напившись эля для порядка...

А в это время Смеагорл

К Гортхауру на чай зашёл...

Но о нежданной этой встрече

Сегодня, милые друзья,

Пересказать не в силах я;

Мне должно после долгой речи

И погулять, и отдохнуть;

Докончу после как-нибудь.

Здесь оканчивается третья глава повествования "Фродо Бэггинс". Хранители делают передышку в Лориэнском трактире. Четвёртая глава рассказывает о встрече Горлума и Саурона, Чёрном Совете, неразделённой любви Моргула к Йовин, а также о том, как Горлум стал проводником Хранителей к Мордору.

Летопись II.

ДВЕРЬ ТВЕРДЫНИ

Глава четвёртая

Не так страшна мораль,

как Эру намарал.

Мелькор

Пора! Перо давно скучает

Без держащей его руки,

Чернил бумага ожидает,

Сгорая с горя и тоски.

Мне помнится, я между делом

В рассказе об Отряде Белом

Упоминал в порыве дум

О том, что был такой Горлум.

Но не нашёл я раньше места,

Чтоб поподробней рассказать,

Что следует о нём вам знать,

Что мне о Горлуме известно

И что он думал о себе,

Валарах, Кольцах и Судьбе.

Но, вновь в раздумья погружённый,

Опять от темы отойду,

Увидев среди ночи тёмной

Огнём горящую звезду.

Сверкая мыслию нетленной,

Звезда горит над всей Вселенной,

Бунтарский посещая ум

(Какой тут, к Мелькору, Горлум!).

Заря рождается над нами

Под светом Утренней Звезды, -

Свободомысленной мечты

Кроваво-огненное знамя

Вздымается под звуком лир,

Затмив собою целый мир.

III

Что в ней Бессмертным? что в ней людям?

Что ей до нас и до людей?

Какими были мы и будем

Под струями её огней?

Комы ты светишь?.. Я не знаю;

И то, что помнил, забываю,

И то, что никогда не знал,

Теперь забыл и растерял.

В стремленье дивном к совершенству

Я забываю вновь и вновь

И смех, и слёзы, и любовь,

И час страданья, и блаженство,

И синий блеск морской воды,

И даже яркий свет звезды.

Вот память бьёт немилосердно

Перчаткой латной по щеке,

Вот вспоминаю я усердно

Звезду ночную вдалеке.

Опять стремленья и мечтанья,

Опять ненужные желанья...

И, взгляд на небо устремив,

Внимаю я её призыв,

Ловлю её очарованье,

Её холодный, дивный свет -

Всё тот же после долгих лет;

Лучами высшего сиянья

Она мне озаряет путь, -

Но мне былого не вернуть.

Пошлите, боги, вдохновенье

Звездой заветною во мгле:

Мои безумные стремленья

Уж не в почёте на земле!

С тех пор давно минули эры;

Менялись образы и веры,

Дрожали пики Синих гор,

Ушли Тингол и Феанор,

А эльфы всё глядят на небо,

В глаза созвездий и луны,

И слышат голос тишины,

И древний пик Амон Эреба

Молчит под волнами морей...

Вернёмся ж к Горлуму скорей!

Он был созданием опасным:

Ему в рот палец не клади!

Его не назовёшь прекрасным:

Урод он, как ни погляди.

Хитёр, силён, жесток, коварен,

К поэтам глух, в стихах бездарен,

Всегда и всюду одинок

(А потому, что так жесток).

Честя его и в хвост, и в гриву,

Его не грех и пожалеть,

Ведь, если строго посмотреть,

Для нас не так уж и красиво

На идиота наезжать

И недоноска обижать.

VII

Чем меньше Горлума мы любим,

Тем он нам пакостит сильней,

И тем быстрей мы с вами ступим

На Землю Мрака и Теней.

Он был убийцей Деагорла,

Он ночью орков грыз за горло,

Имел Единое Кольцо

И безобразное лицо.

Но эти важные забавы

Достойны старых обезьян

(Таких, как Майя Саруман),

Горлум же не искал ни славы,

Ни денег, ни Сильмарилей,

Но всех кусал всё злей и злей.

VIII

"Кому не скучно лицемерить,

Различно повторять одно,

Стараться важно в том уверить,

В чём все уверены давно,

Всё те же слышать возраженья,

Уничтожать предрассужденья,

Которых не было и нет

У тех, кто выбрал Тьму и Свет!

Кого не утомят угрозы,

Моленья, клятвы, мнимый страх,

Войска, засевшие в лесах,

Обманы, сплетни, Кольца, слёзы,

Надзоры орков, назгулей

И тяжкий гнёт стальных цепей!" -

Так точно думал старый Горлум

В незримом с хоббитом бою,

Перед величием Мордора

Склоняя голову свою.

Привычкой жизни избалован,

Одним на время очарован,

Разочарованный другим,

Желаньем медленно томим,

Томим и ветреным успехом,

Внимая в шуме и в тиши

Роптанье вечное души,

Зевоту подавляя смехом:

Вот так убил он много лет,

Утратя жизни лучший свет.

За Фродо он уже не гнался,

А волочился как-нибудь;

Сбежит он - мигом утешался;

От бега рад был отдохнуть;

Кольцо искал без упоенья,

Не находил - без сожаленья,

Давя и доброту, и злость,

С тех пор, как Смеагорла гость

Стащил его, Горлума, Прелесть

Из подземелий Мглистых гор,

И не вернул до этих пор.

Уж это всё давно приелось;

Но в гости просит Саурон,

И отказать не может он.

И, получив письмо с Мордора,

Горлум сердечно тронут был;

Язык письма такого скоро

В нём думы снова возмутил;

И вспомнил он своё Колечко,

Беседу с хоббитом при свечках,

Загадки, яростный бросок...

Но Бильбо с Прелестью убёг.

Быть может, снова овладела

Горлумом тягостная лень,

Но, проленившись целый день,

Решил он приняться за дело.

Теперь в Мордор перелетим,

Где Саурон встречался с ним.

XII

Минуты две они молчали,

Но Горлум к Майя подошёл

И молвил: "Вы ко мне писали,

Не отпирайтесь. Я прочёл.

Мене опасные заданья

Приносят лишь очарованье;

И мне, и вам нужно одно

Кольцо, - волшебное оно;

Я зол на мерз-с-ского хоббита,

Который утащил Кольцо, -

Хоть и не помню уж лицо;

Всё будет - верьте! - шито-крыто!"

Такую речь толкнул Горлум,

Напрягши весь горлумий ум.

XIII

"Когда б ты мне притараканил

Кольцо, - Гортхаур отвечал, -

Награду б я тебе доставил.

Тебя никто не замечал,

Когда ты крался тёмной ночью

Иль прыгал по болотным кочкам,

И лучше одного тебя

Шпиона не сыскал бы я.

Когда ты выполнишь заданье,

Тебе - я правду говорю! -

Я три болота подарю

Для рыболовства и купанья.

Когда бы ты помочь мне смог,

Ты был бы счастлив... сколько мог!" -

XIV

"Но я не создан для блаженс-с-ства!

Ему чужда душа моя;

Напрасны эти совершенс-с-ства:

Их вовсе недостоин я.

Поверьте (Мелькор мне порукой),

Мне жизнь такая будет мукой.

Как я болота б ни любил,

Но без Кольца мне свет не мил.

Я ненадолго в этом мире,

И, только выполнив приказ,

Я сразу бы ушёл от вас

И совершил бы харакири,

Найдя покой свой среди льдин

Или в горе Ородруин". -

"Горлум, не надо убиваться:

Кольцо твоих не стоит слёз.

Я сам хотел бы с ним расстаться,

Но только, вот ведь в чём вопрос,

Его спалить я должен лично,

По доброй воле и публично,

Чтобы никто не наезжал,

Что я его от всех зажал.

Ты посуди: Исильдур в реку

Колечко вышвырнул; оно

Упало медленно на дно

И там ржавело век от века;

Такие вот дела, браток:

Его срок годности истёк.

XVI

Мечтам и годам нет возврата;

Не обновлю Кольцо моё,

Не вправлю камень в три карата

В творенье древнее своё.

Послушай же меня без плача:

Мелькор пошлёт тебе удачу;

Так отправляйся ж завтра в путь

Кольцо Единое вернуть.

Его к вулкану притаранить

Тебе судьбою суждено,

И будет сплавлено оно,

Раз не могу его исправить;

А после, Мелькором храним,

Спокойно прыгай вслед за ним".

XVII

Так проповедовал Владыка.

Сквозь слёз не видя ничего,

Без стона, оханья и крика

Прослушал Смеагорл его.

Он подал посох. Машинально

(Как люди говорят, печально)

Горлум на посох оперся

И в путь свой дальний собрался.

Прошёлся кругом по Мордору,

Вернулся снова, и никто

Не смел ему пенять на то:

Имели смертники в ту пору

Свои счастливые права;

О том нам говорит молва.

XVIII

Вы согласитесь, мой читатель,

Что очень мило поступил

Со Смеагорлом наш приятель;

Не в первый раз он тут являл

Души майарской совершенство,

Хоть Валинорское агентство

В нём не щадило ничего:

Враги его, друзья его

(Что, может быть, одно и то же)

Его честили так и сяк:

Мол, он дурак, подлец и Враг, -

И норовили дать по роже.

Уж эти мне Валары, блин!

Уж этот Эру мне, кретин!

XIX

А что? Да так. Я усыпляю

Пустые, чёрные мечты;

Я только в скобках замечаю,

Что нет презренной клеветы,

В Раздоле эльфами рождённой

И Светлой чернью ободрённой,

Что нет нелепицы такой,

Ни эпиграммы площадной,

Которой бы Валар с улыбкой,

В кругу эльдаров и людей,

Без всяких, вроде бы, затей

Не повторял стократ с ошибкой;

А впрочем, сам Илуватар

Не лучше всяческих Валар.

Хо-хо! Читатель благородный,

Ты скажешь: это всё фигня?

Позволь, а может быть, угодно

Тебе услышать от меня,

Единый Эру что такое?

А он - созданье вот какое:

Его должны мы почитать,

Любить, душевно уважать

И, по обычаю народа,

Молиться в храме иногда,

И если повезёт, тогда

Он в остальное время года

На нас не будет наезжать

И земли в море погружать.

XXI

Зато вот Мелькор с Сауроном

Надёжней Эру и Валар:

Кто с ними, тот средь бурь и стонов

Обещанный получит дар.

Конечно так. Но вихри злые,

Но своенравие Стихии...

И Мелькор смылся на Восток,

А Саурон, как зверь, жесток.

К тому ж и армия Истари

Для эльфов, орков и людей

Несёт поток своих идей;

И Радагаст нам свет не дарит,

И Гэндальф нам несёт обман,

И злобно шутит Саруман.

XXII

Кого же чтить? Кому же верить?

Кто помогает нам один?

Кто все дела, все речи мерит

Услужливо на наш аршин?

Кто клеветы про нас не сеет?

Кто нас заботливо лелеет?

Кому порок наш не беда?

Кто не наскучит никогда?

Единой Истины искатель,

Трудов напрасных не губя,

Любите самого себя,

Достопочтенный мой читатель!

Предмет достойный: ничего

Любезней верно нет его.

XXIII

Что дальше было в Чёрном Зданье?

Увы, не трудно угадать!

Послав Горлума на заданье,

Гортхаур начал собирать

Своих назгулов и Балрогов

(А если рассуждать нам строго,

Девятку юных назгулей

И Балрога на склоне дней),

Чтоб обсудить, кого повесить,

Кого, напротив, наградить,

Как дальше быть, что дальше пить;

Один и Девять - будет десять,

Плюс Саурон, плюс орк Углук -

Получится двенадцать штук;

XXIV

Так повествуют фолианты;

А для счастливого числа

Наследница Унголианты

Шелоб ещё в совет вошла.

Качая важно головою,

Злодеи шепчут меж собою:

"Пора всех, на фиг, выносить,

Иначе больше нам не жить!.."

Пошли планировать сраженья;

Балрог Гэндальфа на себя

Берёт, опасности любя;

Углук же, в страхе пораженья,

Твердит, что орки всей толпой

Лишь с Боромиром примут бой.

XXV

Час от часу пленённый боле

Красами Йовин молодой,

Моргул - главназгул поневоле -

Не хочет ввязываться в бой.

Когда увидел он роханку

Неподалёку от Ортханка,

Решил затеять разговор.

Но Йовин шлёт его... в Мордор.

И что же? Любовью упоённый,

В смятенье нежного стыда,

Он только смеет иногда,

Кольцом немножко ободрённый,

Кружиться в небе под окном,

В её не залетая дом.

XXVI

Когда пытается в окошко

Он к милой Йовин залететь,

Роханка юная, как кошка,

Дубиной Моргула огреть

И вышвырнуть назад стремится,

И он летает, словно птица,

Когда, разгневавшись, она

Его швыряет из окна.

Но вновь назгулу одиноко,

И к Йовин лезет он в трубу;

Но, видя Моргула в гробу,

Хохочет девушка жестоко

И подливает вмиг бензин

В горящий под трубой камин.

XXVII

В Мордор приедет, и в Мордоре

Роханкой занят он своей,

И пишет он, себе на горе,

Поэмы и баллады ей;

И про Изгарные про горы,

Про Саурона, про Мелькора, -

Или дракона в облаках

Рисует красками слегка;

Добыв альбом воспоминаний,

Пониже подписей других

Он оставляет нежный стих,

Безмолвный памятник мечтанья,

Мгновенной думы долгий след,

Всё тот же после многих лет.

XXVIII

Конечно, вы не раз видали

Роханской девушки альбом,

Что все подружки измарали

С конца, с начала и кругом.

Сюда, назло правописанью,

Стихи без меры, по преданью

В знак дружбы верной внесены -

Обычай милой старины.

На первом листике встречаешь:

"A Elbereth Gilthoniel..." -

Под подписью: "Galadriel", -

А на последней прочитаешь:

"Моя тетрадь; пусть пишет в ней

Кто хочет (КРОМЕ НАЗГУЛЕЙ!!!)".

XXIX

Тут непременно вы найдёте

Два Древа, звёзды и цветки;

Тут, верно, клятвы вы прочтёте

В любви до гробовой доски;

Какой-нибудь пиит армейский

Тут подмахнул стишок злодейский.

В такой альбом, мои друзья,

Признаться, рад писать и я,

Уверен будучи душою,

Что всякий мой усердный вздор

Заслужит благосклонный взор,

И что потом с улыбкой злою

Не станет важно разбирать,

Остро иль нет я мог сказать.

XXX

Но вы, несущие обломы

Под свет назгуловских очей

Великолепные альбомы,

Мученье модных рифмачей,

Вы, освящённые проворно

Гондорским Древом чудотворным

Или мифрильным топором,

Пускай сожжёт вас Манвэ гром!

Когда блистательная дама

Мне свой in-quarto подаёт,

И дрожь, и злость меня берёт,

И шевелится эпиграмма

Во глубине души моей, -

Так нет, пиши сонеты ей!

XXXI

Но не сонеты Моргул пишет

В альбоме Йовин молодой;

Его перо приколом дышит,

А не любовью лишь одной;

Что ни заметит, ни услышит

О Йовин, он про то и пишет:

И, полны истиной живой,

Текут пародии рекой;

Порою назгул вдохновенный

В порывах сердца своего

Поёт, фиг знает, для кого,

И свод пародий драгоценный

Представит некогда для всех

Всю повесть назгульских утех.

XXXII

Но тише! Слышишь? Критик строгий

Повелевает сбросить нам

Пародии венок убогий

И нашей братье рифмачам

Кричит: "К Мелькору эту пакость!

Не надоело ли вам квакать,

Стебаться надо всем со злом?

Довольно, пойте о другом!" -

"Ты прав и, верно, нам укажешь

На яд, верёвку и стилет

И детектив на склоне лет

Писать, должно быть, нам прикажешь;

Не так ли, друг?" - "Ничуть. Куда!

Пишите оды, господа,

XXXIII

Как их писали в наши годы,

Как было встарь заведено..." -

"Одни торжественные оды!

И, полно, друг; не всё равно?

Подумай, так ли плох сатирик?

Коварный Эгладора лирик

Ужели для тебя сносней

Прикольных наших рифмачей?" -

"Но всё в пародии ничтожно;

Пустая цель её жалка;

Меж тем цель оды высока

И благородна..." Тут бы можно

Поспорить нам, но я молчу:

Эпохи ссорить не хочу.

XXXIV

Поклонник славы и свободы,

В волненье чувства своего,

Моргул писал бы, может, оды;

Но Йовин слала вновь его.

Случалось ли поэтам стёбным

Читать на пиршестве загробном

Свои творенья? Говорят,

В таких придурков полетят

Бутылки, яйца, помидоры, -

Что, мол, ты хоть за упокой

Свои пародии не пой,

Что, мол, иди-ка ты... к Мелькору.

Вот так и Йовин назгулю

Твердила на я вас люблю...

XXXV

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю старой обезьяне -

Подруге юности моей, -

Да после третьего стакана

Очередного таракана

Поймав нежданно на полу,

Душу трагедией в углу,

Или (но это кроме шуток),

Тоскою древнею томим,

Бродя над берегом пустым,

Пугаю стадо диких уток:

Вняв пенью сладкозвучных строф,

Они слетают с берегов.

XXXVI

Так что же Йовин? Кстати, братья!

Терпенья вашего прошу:

Её вседневные занятья

Я вам подробно опишу.

Роханка в виде неодетом

В седьмом часу вставала летом

И отправлялась налегке

К бегущей под горой реке;

Её она переплывала

Пятнадцать раз туда-сюда, -

Домой бежала лишь тогда;

Потом свой допинг допивала

И одевалась. Только вряд

Вы носите такой наряд:

XXXVII

Доспех стальной она носила,

Ушанку с кепкой заодно,

Носки, колготки из мифрила,

И чёрный пояс с кимоно,

И туфли. Сим убором чудным,

Безнравственным и безрассудным,

Она старалась показать,

Что на людей ей наплевать, -

А также на назгулов, урхов,

Драконов, Балрогов, орлов,

Троллей, тангаров и эльфов, -

И прочих тварей и придурков.

Своим обычаям она

Всю жизнь свою была верна.

XXXVIII

Прогулки, спарринги, удары;

Рукой разбиты кирпичи;

Ногой разбиты макивары;

О щит поломаны мечи;

Узде послушный конь ретивый;

Обед весьма неприхотливый;

Часа четыре ночью сна;

Уединенье, тишина:

Вот жизнь роханская святая;

И незаметно Йовин ей

Предалась, дивных летних дней

В ученьях ратных не считая,

Забыв и Рохан, и друзей,

И скуку праздничных затей.

XXXIX

Таких немного в Средиземье,

Такую грех не полюбить,

Увидеть раз её - везенье,

А раз увидев - не забыть.

Вот почему девицу эту

В кругу Мордорского Совета

Моргул печально вспоминал

И слишком долго размышлял,

Решив в конце прихлопнуть Мерри, -

Мол, этот маленький хоббит

И без него бы был убит,

Мол, Светлым в этом нет потери

И Йовин на него опять

Не за то не станет наезжать.

Покой на западной границе

Недолго правит и царит:

Мелькнёт, подобно дивной птице,

И вновь надолго улетит.

Уж всё вокруг войной дышало,

Уж реже солнышко блистало,

Короче становился день,

Восток и Запад скрыла Тень:

Валары снова облажались;

Ложился на поля туман,

Драконов шумный караван

Летел на север; приближалась

Для всех весёлая пора;

Война стояла у двора.

XLI

Встаёт заря во мгле холодной;

В Морайе шум работ умолк;

С своей волчицею голодной

Выходит на дорогу волк;

Его почуя, конь роханский

Хрипит; лазутчик саруманский

Коня грызёт до самых ух

И тихо переводит дух;

Добычей делится с волчицей

И, отпуская в час ночной

Курумо донесенье-вой,

Бежит к Исене он напиться,

И воет вечный друг ночей

С волчицей верною своей.

XLII

И вот уже трещат доспехи

И серебрятся средь полей...

(Читатель рифмы ждёт успехи;

На, вот возьми её скорей!)

Светлее Светлого Совета

Блистает хирд, в мифрил одетый,

И орков радостный народ

Людей мечами злобно бьёт;

На красных лапах тролль тяжёлый,

Решив отправиться в поход,

Дубину страшную берёт,

Но пьяно падает; меж ёлок

Мелькают эльфы здесь и там,

Дозоры ставя по кустам.

XLIII

А мне что делать в эту пору?

Стреляться? В руки брать топор?

Но в этом случае я скоро

Вернусь в проклятый Валинор.

Скакать верхом в степи суровой?

Но конь, тупой и бестолковый,

Увидит назгула полёт

И в грязь со страху упадёт.

Хожу по берегам пустынным,

Пишу баллады и стихи,

Пародии (хи-хи-хи-хи!!!),

Отдав досуг поэмам длинным;

Война пройдёт, и триста лет

Над нами снова будет свет.

XLIV

Себе прочистив водкой горло,

Впадая в будничную лень,

Плетётся по дороге Горлум

И день и ночь, и ночь и день;

Один, в раздумье погружённый,

Тупым дрыном вооружённый,

Со всеми встречными в горах

Дерётся с самого утра.

Настанет вечерок походный:

Кинжал оставлен, дрын забыт,

Под ёлкой скромный стол накрыт;

Горлум всё ищет, ищет Фродо,

Но не найдёт его никак

(Такой уж Смеагорл мудак!).

XLV

И вновь Горлума ждёт дорога.

Во фляге булькает вино;

Не так его, признаться, много,

Но скрашивает путь оно.

Вод солнце встало над Исеной;

Играя брызгами и пеной,

Оно не меньше, чем звезда,

Певца пленяло иногда;

Горлума ж Плод Лаурелина

Совсем ничем не удивлял,

И Смеагорл вперёд шагал

К Исене мимо Андуина

И дальше, дальше на закат,

Где был Хранителей отряд.

XLVI

Никто не скажет даже спьяну

И даже выкурив штакет,

На маковую встав поляну:

"Горлум, в тебе бесчестья нет!

Все врут: Илуватар и Манвэ,

И менестрелящая Ранвен,

И Балрог, и назгул, и орк,

И Саруман, и эльф, и волк...

Но ты, Горлум, подобен другу,

Который, в горе и в беде,

Товарищ завсегда, везде,

Готов нам оказать услугу

Иль тихий разделить досуг.

Да здравствует Горлум, наш друг!"

XLVII

Огонь потух; едва золою

Подёрнут уголь золотой;

Едва заметною струёю

Кружится пар, и теплотой

Костёр чуть дышит. Дым из трубок

Уходит вверх. Из рыжих шубок

Бельчата бусинками глаз

Забавно зыркают на нас...

Вот и Хранители, однако;

Их лагерь стережёт одна

Зверюга та, что названа

Гибридом волка и собаки.

Их Горлум наконец нашёл

И к ним несмело подошёл.

XLVIII

"А это что за обезьяна?..

Куда идёшь ты? Кто такой?" -

"Налейте гостю полстакана!..

Я слышал, все вы рвётесь в бой;

Но к Мордору собьёте ноги:

Ведь вы не знаете дороги.

Кто вас ведёт? Волшебник-плут

И нуменорец-следопут!

Идём скорей!.. Я путь разведал,

И чем быстрее мы пойдём,

Тем раньше мы Кольцо сожжём.

А впрочем... Я же не обедал;

Так не валяйте дурака:

Кормить пора проводника!" -

XLIX

"Да?" - "Ну конечно! Вам же надо

Скорее прибежать в Мордор.

А если с голоду и с хладу

Я вдруг помру, спаси Мелькор?

А там ещё, сердечный Фродо,

Полно гортхаурского сброда, -

Так кто ж вас будет защищать,

Когда я должен голодать?..

Ну, как вам это предложенье?

Ну, что ж?" - "Согласен". - "Как ты мил!" -

При сих словах он проглотил

Ветчинку, Фродо подношенье,

Потом разговорился он

Про Мордор: вот таков шпион!

Он весел был. Чрез две недели

Назначен был счастливый срок;

И хоть скитанья надоели,

Но путь обратно на восток

Его мечтой заветной тешил;

В уме Хранителей он вешал,

Стрелял, терзал, давил, душил,

И их бы ночью порешил,

Когда б не помнил о заданье,

Поскольку к Мордору один

Он не добрался б невредим

При всех уловках и стараньях;

С Хранителями ж без труда

Кольцо он мог внести туда.

Он был хитёр... по крайней мере,

Так думал он, и был счастлив.

Стократ блажен, кто хочет верить,

Что, план его не раскусив,

Враги беспечно бреют ноги,

Как пьяный хоббит на дороге,

Иль, как из лука Леголас,

Стреляют насекомых в глаз.

Но жалок тот, кто всё предвидит,

Чья не кружится голова,

Кто все движенья и слова

Своих врагов не ненавидит,

Чьё сердце опыт остудил

И забываться запретил!

Здесь оканчивается четвёртая глава повествования "Фродо Бэггинс". Горлум присоединяется к девятке Хранителей. Пятая глава рассказывает о разрушении Ортханка, сне и смерти Боромира, побеге Фродо, Сэма и Горлума и похищении орками Перегрина и Мериадока.

Глава пятая

Не знайте страшных глюков,

Напиток энтов клюкав!

Б. Гондорский

В Эпоху Третью мира годы

Стояли долго на дворе,

Войны всё ждал и ждал наш Фродо,

И вот война уж у дверей.

Проснулся Фродо утром рано,

И башню мага Сарумана

Вдали нежданно разглядел:

Вот и отдушина от дел!

Теперь пора повеселиться,

Устроить небольшой погром,

Почикать орков топором

И в битве радостной забыться.

И Фродо помнит, что живёт

Здесь где-то энт Древобород.

Война!.. И хоббит, торжествуя,

К Ортханку обновляет путь;

Его лошадка, кровь почуя,

Несётся рысью как-нибудь;

Врагов гранатами взрывая,

Летит тачанка удалая;

И на коне как на войне,

А на войне как на коне.

Вот бегает по лесу гоблин,

На пони волка посадив

И в назгула преобразив;

От этих шуток волк озлоблен,

А орку грустно и смешно;

Но пони съедена давно.

III

Но, может быть, такого рода

Картины вас не привлекут:

Всё это низкая природа;

Изящного не много тут.

Согретый вдохновенья богом,

Другой поэт роскошным слогом

Живописал нам этот бой;

О нём читали мы с тобой,

И знаем мы, как было это,

Как был разрушен Изенгард:

Призвал наш маленький отряд

Себе на помощь древних энтов;

Древобородый, словно танк,

Разрушил запросто Ортханк.

Курумо (майарской душою

Не понимая, что к чему)

Взглянул из своего покоя,

И дурно стало аж ему:

В развалинах его твердыни

Сажали яблоки и дыни

Древобород и Конопель.

"Блин, Эльберет... туды в качель! -

Курумо в гневе и печали

Орёт, кляня весь белый свет. -

Блин, загрызи вас короед!

Чтоб Балроги вас всех побрали!

Ох, блин, найти б на вас топор!

Ох, Эльберет твою Мелькор!"

Курумо верил предсказаньям

Простонародной старины,

И снам, и карточным гаданьям,

И фазам солнца и луны.

Его тревожили приметы;

Таинственно ему предметы

Провозглашали что-нибудь,

Предчувствия теснили грудь.

Вот чёрный кот, на печке сидя,

Мурлыча, лапкой рыльце мыл:

То верный знак Курумо был,

Что что-то близится. Увидя

Младой двурогий лик луны

На небе с левой стороны,

Он весь бледнел, дрожал несмело.

Когда же падшая звезда

По небу тёмному летела

И рассыпалася, - тогда

В смятенье Майя торопился,

Пока грош звёздочки катился,

Желанье сердца загадать

Или кого-нибудь послать.

Когда же пролетала птаха,

Стремясь спастись от назгуля

И Саруману смерть суля,

Не зная, что сказать со страха,

Пускал стрелу он из окна,

И птице смерть несла она.

VII

И что ж? Сбылись вдруг предсказанья,

И в страхе плачет Саруман;

Пошли вдруг прахом все старанья:

Не исцелить дворец от ран...

Настала пьянка. То-то радость!

Устроив Саруману гадость,

Хранители накрыли стол

(Вложив тринитротолуол

Под изенгардову калитку,

Сам Фродо пристально глядит,

Куда калитка улетит),

А энты своего напитка

Налили всем большой стакана:

Твоё здоровье, Саруман!

VIII

Курумо офигевшим взором

На пьянку дикую глядит,

Ругая Эру и Мелькора,

И, как и прежде, тормозит;

Из энтов чудного настоя

Выходят глюки чередою,

И чудится Колечко в них

Под дней старинных чудный стих:

"Три - эльфам в древних их чертогах,

Пять - Гаурам в больших лесах,

Семь - гномам в сумрачных горах,

И Девять - людям, что дорогу

Избрали тёмную себе,

Назло Валарам и судьбе".

Прохладна ночь, всё небо ясно;

Светил небесных дивный хор

Течёт так тихо, так согласно...

Курумо на широкий двор,

Надевши белый плащ, выходит

И посох на гостей наводит;

Но, Валарам на суд отдан,

Развоплотился Саруман,

Позора не стерпев такого,

И дух его стрелой летит

На Север, брошен и забыт,

И ищет плоть себе понову;

И вот, вдали от южных роз,

Гуляет страшный чёрный пёс...

Вернёмся к нашей дружной пьяни:

Напившись с энтами вина,

Они уснули на поляне,

Когда печальная луна

Над горизонтом появилась,

И небо светом озарилось.

Спят Арагорн, и эльф, и гном,

И спят хоббиты вчетвером,

И лишь гондорский принц не дремлет.

При помощи дрожащих рук

Он сел. Над ним летает глюк;

И глюку Боромир наш внемлет.

Но вот упал он, паразит.

Утихло всё. Гондорец спит.

И глюк явился Боромиру.

Ему приснилось, будто он

Спустился из-за Грани Мира.

Ему навстречу Саурон

В доспехах белоснежных вышел,

И голос Боромир услышал

Из уст Властителя Греха:

"Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!" -

И вот, Гортхаур испарился.

Морийский гибельный мосток

Из старых и гнилых досток

Пред Боромиром появился,

И принц издал ужасный стон:

В Гэндальфа превратился он.

XII

Вот западло: такую штуку

Не пожелаешь никому!

Не видит Боромир, кто руку

С той стороны подаст ему.

Вдруг сталактит зашевелился,

И кто же из него явился?

Большой пылающий Балрог;

Принц ах! а Балрог на мосток,

И хлыст с железными когтями

Он протянул; Гэндальф, трясясь,

На кагинаву оперся-сь

И боязливыми шагами

Перебрался, как Наугрим;

Пошёл - и что ж? Балрог за ним!

XIII

Гэндальф, взглянуть назад не смея,

Поспешный ускоряет шаг,

Но от ужасного лакея

Не может убежать никак;

Кряхтя, бежит Балрог ужасный,

Бичом махая ярко-красным,

Во всей пылающей красе,

И гномы убегают все

От Балрога; он из пещеры

Гэндальфа выгнал; Олорин

Кричит, что Балрог, мол, кретин,

И ждёт он помощи от Эру;

Но Эру нету, как ни жаль,

И Гэндальф убегает вдаль.

XIV

Беглец вперёд; Балрог за магом;

Принц... Гэндальф вдаль бежит сильней;

Балрог идёт спокойным шагом, -

И дым клубится из ушей, -

Но догоняет Боромира;

То выпадает вдруг рапира

Из рук бедняги-беглеца,

То борода слетит с лица;

Поднять-то некогда; боится,

Балрога слышит за собой

И даже трепетной рукой

Волшебный дрын поднять страшится;

Вот он бежит, Балрог вослед,

И сил бежать уж больше нет.

Упал в траву; Балрог проворно

Его хватает и несёт,

И маг бесчувственно-покорный

Не шевельнётся, не дохнёт;

Он мчит его лесной дорогой;

Вдруг меж дерев шалаш убогий;

Кругом всё глушь; отвсюду он

Листвою старой занесёт,

И ярко светится окошко,

И в шалаше и крик, и шум;

Балрог промолвил: "Здесь мой кум.

Погрейся у него немножко!"

И в сени прямо он идёт

И на порог его кладёт.

XVI

Вновь сам в себя оборотившись,

Принц смотрит - а Балрога нет;

За дверью гоблины, напившись,

Несут какой-то пьяный бред;

Не видя тут ни капли толку,

Принц смотрит потихоньку в щёлку,

И что ж он видит?.. за столом

Сидят чудовища кругом:

Один - как гоблин с волчьей мордой,

Другой с ослиной головой,

Здесь ведьма с козьей бородой,

Тут назгул чопорный и гордый,

Там карлик с хвостиком, а вон

Полугорлум-полудракон.

XVII

Ещё страшней, ещё чуднее:

Вот волк верхом на пауке,

Вот череп на гусиной шее

Вертится в красном колпаке,

Вот олифан вприсядку пляшет

И хоботом гудит и машет;

Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,

Людская молвь и конский топ!

Но что же стало с Боромиром,

Когда узнал он меж гостей

Того, кто для него страшней

Любого волка и вампира!

Углук там за столом сидит

И в дверь украдкою глядит.

XVIII

Он знак подаст - и все хлопочут;

Он пьёт - все пьют и все кричат;

Он засмеётся - все хохочут;

Нахмурит брови - все молчат;

Он там хозяин, это ясно:

И принцу от того ужасно,

Но с любопытством он теперь

Тихонько отворяет дверь...

Вдруг ветер дунул, загашая

Огонь светильников ночных;

Смутилась шайка домовых;

Углук, доспехами сверкая,

Из-за стола, гремя, встаёт;

Все встали; он к дверям идёт.

XIX

И страшно принцу; торопливо

Он силится домой сбежать:

Нельзя никак; нетерпеливо

Метаясь, хочет закричать:

Не может; дверь открылась скоро,

И взорам чудищ из Мордора

Явился Боромир; и смех

Раздался дико; очи всех,

Копыта, хоботы кривые,

Хвосты мохнатые, клыки,

Усы, кровавы языки,

Рога и пальцы костяные -

Всё указует на него,

И все кричат: убей его!

Убью! - Углук промолвил твёрдо,

И шайка вся сокрылась вмиг;

И край с названьем жутким Мордор

Пред бедным гондорцем возник;

Углук его в живот пинает

И с наслажденьем распинает,

Гвоздями приколов к столбу

И выцарапав крест на лбу;

Топор поднял; вдруг Пин заходит,

А следом Мерри; свет блеснул;

Углук секиру замахнул,

И дико он очами бродит,

И этих хоббитов бранит;

Гондорец еле жив висит.

XXI

Всё громче, громче воют звери;

Хватает ятаган Углук;

Пин убегает вместе с Мерри;

Земля раздвинулась; и вдруг

Столб с Боромиром пошатнулся...

И он от ужаса проснулся...

Глядит, вокруг уже светло,

Лишь Гимли снова развезло,

И тот бежит до туалета,

Лишь хоббиты с Фангорном пьют,

Лишь дунадан да эльф поют,

Да маг, в бронежилет одетый,

Спросил: "Ну, принц, скажи ты мне,

Кого же видел ты во сне?"

XXII

Но принц, друзей не замечая,

На травке с книгою лежит,

За листом лист перебирая,

И ничего не говорит.

Хоть не являла книга эта

Ни сладких вымыслов поэта,

Ни мудрых истин миллион,

Но ни Румиль, ни Даэрон,

Ни Дирхавель, ни Элеммире

И ни покорный ваш слуга

Так ум его увлёк пока:

Была в руках у Боромира

Книга про глюки, сны, обман,

Что накалякал Саруман.

XXIII

Сие глубокое творенье

Гондорец из кладовки спёр;

Хотя полтома, к сожаленью,

Маг Олорин швырнул в костёр,

Но уцелевшие страницы

Прочесть наш Боромир стремится,

И, чтоб их Гэндальф не отнял,

Он для растопки магу дал

Айнулиндалэ, Нолдолантэ,

Найн-и-Хин-Хурин (третий том),

Да Сильмариллион. Потом,

Спаливши эти фолианты,

Маг Книгу Чёрную берёт

И на костёр её несёт.

XXIV

Тревожит принца сновиденье.

Не зная, как его понят,

Мечтанья страшного значенье

Берётся Боромир искать.

Гондорец в оглавленье кратком

Находит азбучным порядком

Слова: Балрог, беглец, дракон,

Лес, Мория, мост, Саурон

И прочая. Его сомнений

Майар Курумо не решит;

Но сон зловещий тот сулит

Весёлых мало приключений.

Дней несколько ещё потом

Он беспокоился о том.

XXV

Но вот багряною рукою

Заря от утренних долин

Ведёт Девятку за собою

Туда, где льётся Андуин.

Горлум ведёт Девятку эту

Во тьму от радости и света,

Через Рохан, через Гондор, -

В богами проклятый Мордор.

По всей долине стрём, тревоги;

И каждый день среди камней

Вой варгов, вопли назгулей,

Шум, крики, орки у дороги,

Звон стали, бряцанье мечей,

Дня полумрак и свет ночей.

XXVI

Однажды ночью, на поляне,

Собрались путники решать,

Что с кем из них отныне станет,

И как с Кольцом им поступать.

Но мненья разошлись, однако:

Его пропить мечтал Бродяга;

Сменять на травку думал гном;

Гэндальф хотел пустить на слом;

Хоббиты, что у Фродо в свите,

Хотели поиграть с ним всласть;

И захватить над всеми власть

Мечтал гондорский славный витязь,

Тяжёлый сплетник, старый плут,

Обжора, взяточник и шут.

XXVII

Но всё ж решение за Фродо

Оставить согласились все,

Хоть продолжение похода

Терялося в ночной красе.

Как истинный хоббит, в кармане

Сжимая фигу на прощанье,

Решился Фродо улизнуть

И сам в Мордор продолжить путь.

Соврав друзьям, что тут немного

Подумать нужно будет всё ж,

И взяв Кольцо и дядин нож,

Он тайно двинулся в дорогу,

Но перед тем решил чуть-чуть

Курнуть, поесть и отдохнуть.

XXVIII

Но вот выходит из засады

Созревших барышень кумир

И член... Хранителей отряда -

Наш славный воин Боромир;

Пришёл... Ах, новость-то какая!

О плане хоббита он знает

И хочет с ним поговорит

(А заодно Кольцо стащить),

И радуется уж заране.

Но Фродо кушает пока,

Мечтая дать ему пинка.

Принц с ним садится; и в стакане

У них налито что-то вновь:

По виду - то ль вино, то ль кровь...

XXIX

Пока им не до разговора;

Уста жуют; хоббит и принц

Бросают друг на друга взоры

И прячутся за маской лиц.

Но вот гондорец понемногу

На хоббита навёл тревогу;

И чтоб её развеять, вдруг

Сказал он Фродо: "Слушай, друг!

Чего ты вдруг забыл в Мордоре?

Пойдём ко мне в Минас-Тирит!

Ты будешь вечно весел, сыт,

Не будешь знать ни зла, ни горя,

Получишь, что б ни попросил, -

А я б Колечко поносил".

XXX

Но Фродо - парень не из слабых,

И, утренней луны бледней

И зеленей болотной жабы,

Он хоббитских своих очей

Не поднимает. Боромиру,

Решив уладить дело миром,

Он отвечает: "Фиг тебе!

Угодно Валар и Судьбе,

Чтоб я спалил его в вулкане,

И я поэтому убьюсь,

Но до вулкана доберусь -

И доберусь с Кольцом в кармане.

А ты, Наследник Боромир,

Завоевать не сможешь мир!"

XXXI

"Но милый Фродушка, помилуй!

Я всем желаю лишь добра!

Ведь мы с Кольца огромной силой

Разрушим живо Мордорат!"

"Меня достали эти речи;

Меня ты слишком долго лечишь,

И речь твоя, как ночь, темна..."

Тут Боромир хлебнул вина;

Надулся он и, негодуя,

Поклялся хоббита взбесить,

И Арагорну отомстить,

И эльфов всех оставить... с носом;

Но с этим триста лет спустя

Его управится дитя.

XXXII

Пока же Боромир на Фродо,

Поднявши меч в руке, идёт;

Подобного хоббит исхода

Уж ожидал: он достаёт

Кольцо из своего кармана,

Как мастер трюка и обмана,

Его одел на палец свой,

И растворился с глаз долой.

А побежал наш хоббит к лодкам,

Где дожидался верный Сэм,

Уставший от своих проблем

И одиноко пьющий водку;

Галадриэлевский фиал

Дорогу Фродо освещал.

XXXIII

Освободясь от Боромира,

Наш Фродо побежал сквозь лес,

И от цивильного от мира

Он в дебри далеко залез.

Хоббит стоит в непониманье,

Храня глубокое молчанье.

Он еле жив; но тут Горлум

Прервал движенье тяжких дум.

Хранитель Феньки Властелина

Его приветствует; и тот

С ним вместе двигает в поход

К правобережью Андуина,

И к лодке хоббита ведёт,

Туда, где верный Сэм их ждёт.

XXIV

Пошли приветы, поздравленья;

Горлума Сэм благодарит

За Фродо чудное спасенье.

Хоббита побледневший вид,

Его смущение, усталость

Родили у Горлума жалость:

Он молча поклонился всем,

Но взгляд его - заметил Сэм -

Был жутко злобен. Оттого ли,

Что он немного тронут был,

Иль Саурон его просил

Невольно ль, иль из доброй воли,

Чтоб он тех хоббитов убил, -

Но Сэм его заподозрил.

XXXV

Гремят речные водопады;

На нерест камбала валит;

Дракон, сбежав из зоосада,

Вперёд на шумный бой летит;

Довольный праздничным обедом,

Орк доедает труп соседа;

Плывут вастаки по реке;

Змея свернулась в уголке;

Морийский Страж купаться вышел

В большом привратном озерке;

Поют назгулы вдалеке

Так, что глухой бы их услышал;

Пылает каждая страна, -

Короче, движется война.

XXXVI

Уже два хоббита смотались,

Горлума прихватив с собой.

Друзья давно уж их заждались

И рваться продолжали в бой.

Но с Фродо ли, или без Фродо, -

Природы зов есть зов природы,

И покидают Андуин

Мериадок и Перегрин.

Им захотелось отлучиться,

Чтоб справить малую нужду

(Им Гэндальф крикнул: "Скоро жду!");

И с ними - тоже помочиться -

Пошёл печальный Боромир,

Гондорских девушек кумир.

XXXVII

И вот трёх путников в объятья

Лесная чаща приняла.

Вставши по кругу, словно братья,

Они творят свои дела.

Вдруг страшный хруст раздался с тылу;

Они стоят, как три дебила;

Хозяйство валится из рук:

Пред ними - страшный орк Углук

И гоблины его в придачу

Стоят с кинжалами в руках;

Троих Хранителей взял страх:

Куда бежать - вот незадача!

И Пиппин, и Мериадок

Пустились дружно наутёк.

XXXVIII

Лишь принц Гондора не смотался:

Не потому, что храбрым был, -

Но бегом он не занимался,

На физкультуру не ходил

И вообще - был слабосильным,

И мог лишь с обликом умильным

Висеть порой на турнике,

Как буженина на крюке.

Углук от радости смеётся:

"Какой попался мне слабак!

Его убью я так и сяк!" -

Над Боромиром он стебётся

И, меч держа в одной руке,

К нему подходит налегке.

XXXIX

Но Боромир, гондорский витязь,

От страха словно сам не свой.

"Ага! - он закричал. - Боитесь!

Ну, кто клинок скрестит со мной?!"

Конечно, орки обалдели:

Да что ж такое, в самом деле?

Все говорят, гондорец - трус, -

А тут такой козырный туз!..

С четвёртой, кажется, попытки

Взяв меч свой с нужной стороны,

Заправив свой доспех в штаны,

Орёт гондорец: "Ваши пытки

Меня теперь не устрашат!

Я, как-никак, но всё ж солдат!.."

В начале моего романа

(Смотрите первую тетрадь)

Хотел я в стиле Сарумана

Хранителей вам описать;

Но, развлечён пустым мечтаньем,

Я занялся воспоминаньем

О Валиноре и Камнях,

О Хоббитоне и Тенях.

Довольно! хватит заблуждаться!

С уходом юности моей

Пора мне сделаться умней,

В делах и в слоге поправляться

И эту пятую тетрадь

От отступлений очищать.

XLI

Однообразный и безумный,

Как ветер жизни молодой,

Кружится боя ветер шумный -

Углука и гондорца бой.

К минуте мщенья приближаясь,

Углук, нахально ухмыляясь,

Зовёт к себе своих ребят,

И те противника долбят

И к смерти страшной приближают.

Но ужас силы придаёт,

И орков принц сильнее бьёт,

И бой свой тяжкий продолжает.

Все в изумленье. Гоблин сам

Не верит собственным глазам.

XLII

Звук рога раздался. Бывало,

Когда звучал гондорский рог,

В лесах и горах всё дрожало,

Дрожали Запад и Восток,

Трещали громко Стены Мира;

Теперь не то: у Боромира

Почти что не осталось сил,

И он на этот рог забил.

Ещё звук рога отдавался

В далёких Сумрачных горах,

Внушая певчим птицам страх,

Но с силами Углук собрался,

И из своих последних сил

Он Боромира порешил.

XLIII

Припомнив вдруг, что Пин и Мерри

Смотались полчаса назад,

Углук, чтоб избежать потери,

За ними выслал свой отряд,

Распорядившись, чтобы орки

Хоббитов выловили вёртких.

Отряд возглавил орк Лугдуш -

Великий воин, сильный муж.

Легко хоббитов отыскали:

Они сидели на сосне

Вдвоём, и, как в кошмарном сне,

Они от ужаса дрожали.

Но вот Углук заткнул им рот

И к Саурону их ведёт.

XLIV

Тем временем волшебник старый

На зеленеющей траве

Спал и смотрел одни кошмары:

Драконов мордорских кровей,

Назгулов, орков и Балрогов;

И собрался идти в дорогу,

Но вот, проснувшись, увидал,

Что слишком много он проспал:

Сэм, Фродо и Горлум сбежали;

Убит Углуком Боромир,

Что подчинить стремился мир;

Мериадок и Пин пропали:

Должно быть, снова орк Углук, -

Опять работа этих рук!

XLV

Меж тем Гэндальф вертит бутылку:

Куда её укажет ствол,

Туда без пререканий пылких

Он бы друзей своих повёл.

И вот такая, право, сцена:

Вот горлышко у Лориэна, -

Но ветер на Закат подул

И к Мории его свернул.

Не в силах Гэндальф снесть удара;

Проказы Валаров кляня,

Встаёт он, требует коня,

Идёт... Дрынов волшебных пара

Да плети - больше ничего -

Вдруг разрешат судьбу его.

Здесь оканчивается пятая глава повествования "Фродо Бэггинс". Оставшиеся в отряде Хранители направляются в Морию. Шестая глава рассказывает о поединке Гэндальфа и Балрога.

Глава шестая

Там, где кратки и дни, и слова,

Гномы рубят мосты на дрова.

Придурки

Заметив, что волшебник смылся,

Хранюги следуют за ним.

Гэндальф же в думы погрузился,

Томим предчувствием своим:

"Чего мне в Морьи не хватало!

Ведь нас и так осталось мало;

Нет хоббитов, гондорца нет, -

Какой тут, к Мелькору, совет!

Но всё ж пора идти в Морайю,

Раз так мне Валары велят;

Не закричать же: всем назад!

Ох, братцы, братцы, помираю!

К тому ж, сбежал от нас Горлум;

Осталось только в Казад-Дум!"

Вот ночь настала; под лучиной

Храпит тяжёлый Гимли-гном

С своей тяжёлою дубиной,

Бродяжник дремлет с топором,

И Леголас, синдар здоровый,

Спит тихо на подстилке новой,

И дрыхнет на траве Гэндальф, -

Короче, отдыхают в кайф;

И птицы на краю поляны

Поют им песни про войну,

Про Сильмарилы, старину,

Про дальние моря и страны,

Про Балрогов и про мосты, -

Мол, всё, Гэндальф, тебе кранты!

III

Балрог же в скорбном ожиданье,

В молчанье сумрачном сидит,

А на него без состраданья

Морийский Страж Глубин глядит.

Балрог никак понять не может,

Что сердце пламенное гложет,

И накатилась вдруг тоска

На огнемёта-старика.

Далёко дно Морийской Бездны

Под ним чернеет и шумит...

"Погибну, - Балрог говорит, -

Но гибель за Мордор любезна,

Я не ропщу: зачем роптать?

Не сможет Мелькор счастье дать".

Вперёд, вперёд, моя исторья!

Лицо нас новое зовёт.

Недалеко от Мглистогорья,

Жилища Балрога, живёт

И здравствует ещё доныне

В философической пустыне

Альд Эллор, некогда буян,

Альдийской шайки атаман,

Глава певцов, поэт трактирный,

Теперь же добрый и простой,

Хотя по-прежнему крутой,

Надёжный друг, эндорец мирный,

И даже честный, как Белег;

Так исправляется наш век!

Бывало, льстивый голос света

В нём злую храбрость восхвалял:

Он, правда, в глаз из арбалета

С пяти саженей попадал,

И то сказать, что и в сраженье

Раз в настоящем упоенье

Он отличился, смело в грязь

С коня роханского свалясь,

Как гоблин пьяный, и вастакам

Достался в плен: драгой залог!

Новейший Тулкас, чести бог,

Готовый вновь ввязаться в драку,

Чтоб каждый вечер от тоски

Считать печально синяки.

Бывало, он трунил забавно,

Умел морочить дурака

И умного дурачил славно,

Иль явно, иль исподтишка,

Хоть и ему иные штуки

Не проходили без науки,

Хоть иногда и сам впросак

Он попадался, как простак.

Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расчётливо молчать,

Порой расчётливо повздорить,

Друзей поссорить молодых,

На Мост Морийский ставя их,

VII

Иль помириться их заставить,

Дабы позавтракать втроём,

И после тайно обесславить

Весёлой шуткою, враньём.

Но изменилось всё. Удалость

(Как сон любви, другая шалость)

Проходит с юностью живой.

Как я сказал, альд Эллор мой,

Под тенью Сумеречных гротов

От бурь укрывшись, наконец,

Живёт, как истинный мудрец,

Как Тёмный Эльф из Нан Эльмота,

Разводит уток и гусей

И грузит песнями людей.

VIII

Он был не глуп; и мой Ахэрэ,

Не уважая сердца в нём,

Любил и альдовскую веру,

И здравый толк о том, о сём.

Он с удовольствием, бывало,

Видался с ним, и так нимало

Поутру не был удивлён,

Когда его увидел он.

Тот, глянув на Мелькора сына,

Прервал начатый разговор

И Балрогу, осклабя взор,

Вручил письмо от Олорина.

К камину Балрог подошёл

И про себя его прочёл.

То был приятный, благородный

Короткий вызов, иль картель:

Учтиво, с ясностью холодной

Звал маг Балрога на дуэль.

Ахэрэ с первого движенья

К послу такого порученья

Оборотясь, без лишних слов

Сказал, что он всегда готов.

Эллор ушёл без объяснений;

Остаться доле не хотел,

Имея дома много дел,

И тотчас вышел; но последний

Балрог наедине с собой

Издал печальный жалкий вой.

И поделом: в разборе строгом,

На тайный суд себя призвав,

Он обвинял себя во многом:

Во-первых, он уж был не прав,

Что он из Мордора смотался

И в Мории обосновался;

А во-вторых: пускай уж маг

Дурачится и так, и сяк;

Оно простительно. Но старый

Балрог был гадом не всегда

И помнил времечко, когда

Он, Гэндальф, прочие Майары,

Что круто смыслили в огне,

Гуляли дружно по весне.

Он мог бы чувства обнаружить,

А не щетиниться, как зверь;

Он должен был обезоружить

Истари сердце. "Но теперь

Уж поздно; время улетело...

К тому ж, - он мыслит, - в это дело

Вмешался Эллор-анархист;

Он зол, он сплетник, он речист...

Конечно, быть должно презренье

Ценой его забавных слов,

Но шёпот, хохотня глупцов..."

И вот, общественное мненье!

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чём вертится мир!

XII

Кипя враждой нетерпеливой,

Ответ в дороге ждёт Истарь,

Забыв, что Балрог торопливый

Его дружком являлся встарь.

Но вот ответ посредник тащит

Из гротов сквозь лесные чащи.

Гэндальф дрожит, и всё же рад:

Его, наверно, наградят;

Хотя, скорей всего, посмертно...

Теперь сомненья решены:

На старый мост они должны

Залезть порою предрассветной

И с другом друг скрестить дрыны,

Земного пламени сыны.

XIII

Решась Балрога ненавидеть,

Волшебник Гэндальф не хотел

Друзей пред поединком видеть.

На солнце, на луну смотрел;

Махнул рукою старикашка

И очутился вновь в компашке.

Ему друзья дают вина

И поят мага допьяна;

Не тут-то было: как и прежде,

Гэндальфа трудно завалить;

Он продолжает пить и пить.

В невзрачной серенькой одежде

Надёжно прячет Олорин

Свой запасной волшебный дрын.

XIV

"Зачем идти вам на Балрога? -

Был первый к Гэндальфу вопрос. -

Не лучше ль к Мордору дорогу

Продолжить нам, как повелось?"

И маг хотел уж, в самом деле,

Раз так приятели хотели,

Забить на Эру и Валар,

Отмазавшись, что слишком стар.

Он смотрит в сладком умиленье;

Он видит: всеми он любим;

И уж, раскаяньем томим,

Готов у Балрога прощенья

Просить, но не находит слов;

Он счастлив, он почти здоров.

Но голос лени с гласом чести

Упорно спор ведут внутри:

Один сгорает жаждой мести, -

Другой безделием горит;

Один спешит на поединок, -

Другой готов разбить будильник,

Чтоб Гэндальф опоздал на бой;

Один поёт: проснись и пой! -

Другой: усни ты, моя радость;

Один кричит: вперёд! вперёд! -

Другой назад его зовёт;

И уж решил почти совсем:

"Пойду на бой - и нет проблем!"

XVI

Но снова магу нет покоя:

Теперь не может он решить,

Идёт он, чтоб уйти от боя

И дать Балрогу победить,

Или, напротив, всею силой

Он будет, злобный и унылый,

Пытаться вынести врага,

Не размышляя, на фига.

Вновь голос внутренний не дремлет:

"Быть иль не быть - к чему решать?

От боя можно и сбежать".

Ему волшебник снова внемлет,

Но голос внутренний другой

Опять твердит: "Иди на бой!"

XVII

И вновь задумчивый, унылый,

Один наедине с собой,

Он чувствует, что нету силы

Ему идти на этот бой;

Но мыслит: "Буду всем спаситель.

Не потерплю, чтоб выноситель

Тангаров и эльфов гулял

И по ночам спокойно спал;

Чтоб демон гнусный, ядовитый

Корёжил корни Мглистых гор;

Не дрогнет посох иль топор,

Пусть даже я паду, убитый!.."

Всё это значило, друзья:

С приятелем махаюсь я.

XVIII

Когда б он знал, какая рана

Огнём Балрога сердце жгла!

Когда б тот знал, что Сарумана

Судьба и Тьма не сберегла!

Когда б он знал, что маг убогий

Решил убить его, Балрога!

Ах, может быть, уйдя от дел,

Балрог смотаться бы успел!

Но он не ведал и случайно

Про тот решительный настрой,

С которым Гэндальф рвался в бой,

Храня свой пыл, конечно, в тайне,

Чтобы приятели-друзья

Не заорали: "На... фига!"

XIX

Весь вечер Балрог был рассеян.

То молчалив, то весел вновь;

Но тот, кто Морготом взлелеян,

Всегда таков: нахмуря бровь,

Сидел он возле топки серной,

И только старый тролль пещерный,

К Балрогу взоры устремив,

Шептал: не правда ль? я красив.

Но поздно, - и пора на битву.

Уж снова пламя, пар и дым

Кружат над Балрогом седым...

Читая Мелькору молитву,

Тролль спрашивает: "Что, Балрог,

На битву?" - "Да". - И на мосток.

Взяв по пути стальную плётку,

Балрог, решив покинуть дом,

Съел малосольную селёдку,

Открыл бутылку с коньяком;

Но мысль одна его объемлет;

В нём сердце гнусное не дремлет:

С неизъяснимою тоской

Он видит Мандос пред собой.

Балрог бутылку закрывает,

Берёт перо; и в первый раз

Решился стихотворных фраз

Потомкам написать. Читает

Их вслух, в лирическом жару,

Как пьяный гоблин на пиру.

XXI

Стихи на случай сохранились,

Я их имею; вот они:

"Куда, куда вы удалились,

Былых Эпох златые дни?

Что день грядущий мне готовит?

Его мой взор напрасно ловит,

В глубокой мгле таится он.

Нет нужды; прав судьбы закон.

Паду ли я, дрыном пронзённый,

Иль старый Гэндальф прокосит,

Убью ли, буду ль сам убит,

Всему есть час определений;

Благословен и Свет, урод,

Благословен и Тьмы приход!

XXII

Блеснёт заутра луч зарницы

И заиграет яркий день;

Я ж, может, Мандоса темницы

Сойду в таинственную сень,

И память древнего Балрога

Сотрётся, может, понемногу,

Забудет мир меня; но он,

Колец Властитель, Саурон,

Слезу прольёт на панихиде,

Предвидя ночь, желая Тьмы,

Сзывая вольные умы

И Серп Валаров ненавидя...

Сердечный друг, любезный друг,

Я знаю: мне пришёл каюк!.."

XXIII

Так он писал темно и вяло

(Что романтизмом мы зовём,

Хоть романтизма тут нимало

Не вижу я; да что нам в том?),

И, наконец, перед зарёю,

Склонясь усталой головою,

На модном слове задолбал

Тихонько Балрог задремал;

Но только сонным обаяньем

Он позабылся, уж Эллор

В пещеру входит Мглистых гор

И будит Балрога воззваньем:

"Пора вставать: седьмой уж час.

Гэндальф, наверно, ждёт уж нас".

XXIV

Но ошибался он: волшебник

Спал в это время мёртвым сном.

Уж осветились пики, гребни,

И Шир разбужен назгулём;

Волшебник спит себе глубоко.

Уж солнце катится высоко,

И головой Галадриэль

Об стенку бьётся; но постель

Ещё волшебник не покинул,

Ещё над ним летает сон.

Вот, наконец, проснулся он

И Арагорну в ухо двинул:

"Вставай, блин, чёртов секундант!

Пора явить мне свой талант!"

XXV

Бродяжник живо убегает;

Вернулся, шпорами звеня,

Халат и посох предлагает

И подаёт Кольцо Огня.

Спешит волшебник одеваться,

Друзьям велит приготовляться

И вместе с ним идти на мост,

Где должен ждать Балрог, прохвост.

Желая зрелищ, коль не хлеба,

Они быстрей бегут за ним,

И, боя жаждою гоним,

Он смотрит пристально на небо,

На Тулкасов и на Ором:

Мол, помогите!.. - Нет, облом.

XXVI

Балрог, опёршись на базальты,

Давно нетерпеливо ждал;

Меж тем Эллор тройное сальто

С пинком ногой изображал.

Идёт волшебник с извиненьем.

"Но где же, - молвил с изумленьем

Эллор, - но где ж ваш секундант?"

В маньячках классик и педант,

Любил методу он из чувства,

И человека растянуть

Он позволял не как-нибудь,

Но в строгих правилах искусства,

По всем преданьям старины

(Что похвалить мы в нём должны).

XXVII

"Мой секундант? - спросил волшебник. -

Вот он: Бродяжник Элессар.

Хотя пока он мой нахлебник,

Зато нахален и не стар.

Хоть человек он неизвестный,

Но уж, конечно, парень честный".

Эллор губу лишь закусил.

Волшебник Балрога спросил:

"Что ж, начинать?" - "Начнём, пожалуй", -

Сказал Ахэрэ. И пошли

На мост они. Пока вдали

Наш Эллор-альд и честный малый

Вступили в важный разговор,

Враги стоят, потупя взор.

XXVIII

Враги! Давно ль (по меркам Айнур)

Они покинули Аман?

Давно ли постигали Тайну

Все вместе: Гэндальф, Саруман,

Гортхаур, Балрог? Ныне злобно,

Врагам наследственным подобно,

Как в страшном, непонятном сне,

Они друг другу в тишине

Готовят гибель хладнокровно...

Не засмеяться ль им, пока

Не обагрилась их рука,

Не разойтись ли полюбовно?..

Но дико светская вражда

Боится ложного стыда.

XXIX

Вот плеть и посох уж блеснули.

Трещит над пропастью мосток.

Враги по сторонам взглянули:

Ахэрэ - Истарь; Маг - Балрог.

Вот посох тростью сероватой

В ладонях светится. Зубчатый

Надёжно крепится ремень

На Балрога нагайку. Тень

От сталактитов, сталагмитов

Лежит; не видно ни фига,

Но Эллор тридцать три шага

Отмерил, тощий и небритый,

Врагов развёл до их границ...

И эльф, и гном упали ниц.

XXX

"Теперь сходитесь". - Хладнокровно,

Ещё не целя, два врага

Походкой твёрдой, тихо, ровно

Четыре перешли шага,

Четыре смертные ступени.

Ещё сильней сгустились тени.

Не преставая наступать,

Стал Гэндальф дрын свой поднимать.

Вот пять шагов ещё ступили,

И Балрог поднимает плеть

И начинает громко петь...

Но Леголас и гном вскочили;

Моста опоры топором

Перерубил от страха гном.

XXXI

Гэндальф помедлил на мгновенье -

И падает. Туманный взор

Изображает удивленье,

И Гимли прячет свой топор;

Валарауко, громко воя,

Спадает глыбой огневою;

Эльф с гномом к пропасти спешат

И вниз испуганно глядят,

Зовут Гэндальфа... нет, напрасно:

Его уж нету. Старый маг

Сошёл в Морийской Бездны мрак.

Сверкает пламя ярко-красно:

Удун и пламенный Анор

К корням упали Мглистых гор.

XXXII

Недвижимы лежат и странны

Тела двух Пламенных Князей;

Нет, погубили их не раны,

А дурь испуганных друзей.

Тому назад одно мгновенье

В сердцах их билось вдохновенье,

Вражда, надежда и любовь,

Играла жизнь, кипела кровь, -

Теперь, как в доме опустелом,

Всё в них и тихо и темно:

Майары шлёпнулись на дно

С лиц выраженьем обалделым;

Уж мага и Балрога нет:

Погибла Тьма, погиб и Свет.

XXXIII

Приятно дерзкой эпиграммой

Взбесить Великого Врага;

Приятно зреть, как Балрог прямо

Не замечает ни фига

И как продажная девица

На люди вылезти стыдится;

Приятней, если этот враг

Завоет сдуру, как дурак;

Ещё приятнее в молчанье

За битвой Майар наблюдать;

Но в пропасть Гэндальфа бросать,

Забыв про все его старанья,

И с Балрогом послать к Отцам,

Едва ль приятно будет вам.

XXXIV

Что ж, если вашею секирой

Сражён случайно старый маг -

Маг Олорин, Хранитель Мира,

Пусть и поведший как дурак,

Судьбу себе решив бутылкой

И в Мории с досады пылкой

Балрога вызвавший на бой,

Скажите: вашею душой

Какое чувство овладеет,

Когда недвижим, на земле

Под вами, с смертью на челе,

Он постепенно костенеет,

Когда он глух и молчалив

На ваш отчаянный призыв?

XXXV

В тоске сердечных угрызений,

Рукою стиснув свой топор,

Гном проклинает Тома гений...

"Убиты!" - вдруг смекнул Эллор.

Убиты!.. Страшным восклицаньем

Сражён, наш Гимли с содроганьем

Отходит, достаёт штакет

И всё бормочет: "Нет... нет... нет!.."

Тем временем Эллор с Бродягой

Спускаются вдвоём на дно, -

Балрога с магом заодно

Поднять веревочною тягой.

Но тут разлился яркий свет,

И вот - Балрога с магом нет.

XXXVI

Друзья мои, вам жалко мага:

Задумав много славных дел,

Их не свершив ещё, однако,

Он покачнулся, полетел,

Упал!.. Где жаркое волненье,

Где благородное стремленье

И чувств, и мыслей удалых,

Высоких, низких и других?

Где ваши бурные желанья,

И жажда знаний и труда,

И страх порока и стыда,

И вы, заветные мечтанья,

Вы, призрак жизни неземной,

Вы, глюки Магии святой!

XXXVII

Быть может, он для блага мира

Иль хоть для славы был рождён;

Умолкнувшего Митрандира

Рассказы навевали сон

На членов Белого Совета,

Но в Валимаре, граде Света,

Имел он высшую ступень.

Он вышел, чтоб разрушить Тень,

Но Тень взяла его с собою,

Святого мага, и для нас

Погиб его снотворный глас,

В печальном Мандоса покое

Он не услышит гимн времён,

Благословение племён.

XXXVIII

А может быть, что мага Света

Обыкновенный ждал удел.

Прошли б Войны за Кольца лета:

В нём пыл души бы охладел,

Во многом он бы изменился,

Расстался б с магией, женился,

В деревне, счастлив и богат,

Носил бы серенький халат,

Овец бы пас, доил корову,

Склероз, подагру бы имел,

Пил, ел, скучал, толстел, хирел, -

Короче, начал жить понову, -

И в окончанье этих пор

Смотался б тихо в Валинор.

XXXIX

Возможна и иная штука:

Он погрузился бы в туман,

Его замучила бы скука,

И стал бы он, как Саруман,

С Наукой Чёрною возиться,

Генетике тайком учиться

И монстров всяких выводить,

Гадая, с кем кого скрестить;

Гибрид Балрога с носорогом,

Двуглавый волк, крылатый людь,

Кентавр иль сфинкс какой-нибудь, -

Фантазии имея много,

Гэндальф такое б сотворил, -

Мелькор со страху бы завыл!

Но что бы ни было, читатель,

Найдя в Морайе свой покой,

Гэндальф, задумчивый Мечтатель,

Убит приятельской рукой!

Хранители ж, с собой Эллора

Взяв, вместе пьют от горя

И ставят памятник двоим

Друзьям загубленным своим;

Звенят хрустальные стаканы...

Там хоббит любит отдыхать,

И орки в землю погружать

Свои приходят ятаганы;

Там, Боромира как кошмар,

Стоят фигуры двух Майар.

XLI

Под ними (как начнёт вдруг капать

Весенний дождь на злак полей)

Эльдар, плетя свой пёстрый лапоть,

Поёт про диких назгулей;

И там волчица молодая,

На битву волка провожая,

И день и ночь лежит без сна,

Печалью грёз окружена;

Там орк коня остановляет,

Ременный повод натянув,

И, каску набок завернув,

Глазами белыми читает

Простую надпись - и слеза

Туманит злобные глаза;

XLII

Там гном порой гуляет в поле

С бутылкой крепкого вина;

Душа в нём долго поневоле

Судьбою Бэггинса полна;

Он мыслит: "Что-то с Фродо стало?

Дойдёт ли он до перевала

С названием Кириф Унгол?

Забьёт Кольцом он в жерло гол?

И где же Враг добра и Света,

Людей свободных лютый Враг,

Где этот пасмурный маньяк

Творит опять свою вендетту?"

Со временем отчёт я вам

Подробно обо всём отдам,

XLIII

Но не теперь. Хоть я сердечно

Люблю хоббита моего,

Хоть возвращусь к нему, конечно,

Но мне теперь не до него.

Лета к суровой прозе клонят,

Лета шалунью рифму гонят,

И я - со вздохом признаюсь -

За ней ленивей волочусь.

Перу старинной нет охоты

Марать летучие листы;

Другие, хладные мечты,

Другие, строгие заботы

И в шуме света и в тиши

Тревожат сон моей души.

XLIV

Познал я глас иных желаний,

Познал я новую печаль;

Для первых нет мне упований,

А старой мне печали жаль.

Мечты! мечты! где ваша сладость?

Где вечная к ней рифма - гадость?

Ужель и вправду, наконец,

Увял, увял её венец?

Ужель и впрямь и в самом деле

Без офигительных затей

Весна моих промчалась дней

(Что я шутя твердил доселе)?

И ей ужель возврата нет?

Ужели тысячи мне лет?

XLV

Так, полдень мой настал, и нужно

Мне в том сознаться, вижу я.

Но так и быть, простимся дружно,

О юность лёгкая моя!

Благодарю за наслажденья,

За грусть, за милые мученья,

За шум, за бури, за пиры,

За все, за все твои дары;

Благодарю тебя. Тобою,

Среди тревог и в тишине,

Я насладился... и вполне;

Довольно! С ясною душою

Пускаюсь ныне в новый путь

От жизни прошлой отдохнуть.

XXIII

Дай оглянусь. Простите ж, тени,

Что берегли меня в глуши,

Исполнены страстей и лени

И снов задумчивой души.

А ты, младое вдохновенье,

Волнуй моё воображенье,

Дремоту сердца оживляй,

В мой угол чаще прилетай,

Не дай остыть душе Маглора,

Ожесточиться, очерстветь

И, наконец, окаменеть

В покое мёртвом Валинора,

Среди бездушных гордецов,

Среди блистательных глупцов,

XLVII

Среди лукавых, малодушных,

Шальных и глупых Ваниар,

Майаров и смешных и скучных,

Тупых, привязчивых Валар,

Среди эльфиек богомольных,

Среди холопьев добровольных,

Среди вседневных, модных сцен,

Учтивых, ласковых измен,

Среди холодных приговоров

Жестокосердной суеты,

Среди холодной красоты,

Расчётов, дум и разговоров,

В том омуте, где с вами я

Не встречусь, милые друзья!

Здесь оканчивается шестая глава повествования "Фродо Бэггинс". Альд Эллор и дунадан Элессар хоронят Балрога и Гэндальфа. Седьмая глава рассказывает о побеге Перегрина и Мериадока, их появлении в Рохане, неразделённой любви Йовин к Арагорну, битве на полях Пелленора и празднике в Минас-Тирите.

Летопись III.

ИЗВРАЩЕНИЕ НАЗГУЛЯ

Глава седьмая

О степь, роханки гордой мать,

Где равную тебе сыскать?

Дэнэтор

Как не убить мне назгуля?

Брендизайка

Гоненья на Майар! Какой гнилой базар!

Где ж лучше впредь и встарь?

- Да там, где нет Истарь!

Гробоеды

Гонимы злыми назгулями

И злыми орками Врага,

Сбежали роханцы с конями

На потоплённые луга.

Улыбкой Око Властелина

Встречает мёртвых рохирримов;

Синея, блещут небеса,

Ещё прозрачные, леса

Как будто пухом зеленеют.

Дракон за данью золотой

Летит, закончив грозный бой.

Долины сохнут и пестреют;

Мечи звенят, и Чародей

Уж пел в безмолвии ночей.

Как грустно мне твоё явленье,

Война, война! пора крови!

Меня в безумное круженье,

Война, война, ты не зови!

Давно, давно я, к сожаленью,

Не наслаждаюсь дуновеньем

В лицо мне веющей войны

Среди прибрежной тишины!

Или мне чуждо наслажденье,

И всё, что радует, живит,

Всё, что ликует и блестит,

Наводит скуку и томленье

На душу мёртвую давно

И всё ей кажется говном?

III

Или, не радуясь возврату

Погибших осенью листов,

Мы помним горькую утрату,

Внимая новый шум боёв;

Или с природой оживлённой

Сближаем думою смущённой

Мы увяданье наших лет,

Которым возрожденья нет?

Быть может, в мысли нам приходит

Средь поэтического сна

Иная, древняя война

И в трепет сердце нам приводит

Мечтой о дальней стороне,

О чудной ночи, о луне...

Вот время: добрые ленивцы,

Вы, Ваниары-мудрецы,

Вы, равнодушные счастливцы,

Вы, Ольвэ племени птенцы,

Вы, Валинорские Нолдоры,

Не смевшие из Валинора

Направить прочь свои стопы,

Вы, Валар, Эндора столпы,

Пора вставать на битву; где вы,

Хранители тех давних дней?

На бой, друзья! скорей, скорей!

Скорей, друзья, на Битву Гнева!

Не отвести мне взгляд лица

С Камней Железного Венца!

И вы, читатель благосклонный,

Пошлите на фиг дураков,

Оставьте град неугомонный,

Где веселились в Век Оков;

С моею музой своенравной

Пойдём следить за битвой славной

у Бездны, где нашёл покой

Маэдрос, славный братец мой,

Отшельник праздный и унылый,

Любивший в толстую тетрадь

На Нолдор компромат писать.

И где же ты, мой братец милый?..

Увы, увы, его уж нет,

Но в сердце он оставил след...

Меж гор, лежащих полукругом,

Пойдём туда, где ручеёк

Легко бежит зелёным лугом

К реке сквозь липовый лесок.

Там соловей, весны любовник,

Всю ночь поёт; цветёт шиповник,

И слышен говор ключевой, -

Там виден памятник простой,

Неотличим от щебня груды.

Пришельцу надпись говорит:

"Балрог убит и маг убит

Неподалёку был отсюда;

Их погубил жестокий рок.

Покойтесь, Гэндальф и Балрог!"

VII

На ветви энтов преклоненных,

Бывало, ранний ветерок,

Посланник плачущей Ниенны,

Качал таинственный венок.

Бывало, позднею порою

Сюда ходили волки, воя,

И на поляне при луне

Тихонько кушали коней.

Но ныне... памятник унылый

Забыт. К нему привычный след

Заглох. Венка на энте нет;

Один, под ним, седой и хилый

Эльдар по-прежнему поёт

И обувь бедную плетёт.

VIII

Но снова от повествованья

Отвлёкся, к сожаленью, я;

Мои никчёмные страданья

Простите, милые друзья!

В плену томились Пин и Мерри,

Ведь орки были просто звери:

Их заставляли есть кору,

Будили рано поутру,

Водой холодной обливали,

Бросали под ноги говно

И пить "Мордорское вино"

Хоббитов бедных заставляли;

Не всякий хоббит сможет ведь

Дела подобные терпеть!

Так Пин и Мерри не стерпели,

Не вынесли мордорский хмель

И песню дивную запели:

A Elbereth Gilthoniel

Silivren penna... - и так дале, -

Во весь свой голос завывали;

Допели до последних слов

И снова начали с азов;

Так три раза, и пять, и десять,

И двадцать три, и сорок шесть;

Не в силах эту муку снесть,

Углук готов был их повесить,

И ятаган схватил Углук,

Но ятаган упал из рук.

Углук мой бедный! изнывая,

Терпел недолго это он,

В уме хоббитов проклиная,

И с криком: "Славься, Саурон!" -

На ятаган с размаху прыгнул;

От боли спину жутко выгнул,

Воскликнул ох! воскликнул ух! -

И испустил, страдая, дух.

Другие орки, паникуя,

Со страхом смотрят на вождя,

Глазами бешено водя,

На Пина с Мерри негодуя,

С огнём в потупленных очах,

С улыбкой дикой на устах.

О орки бедные! недолго

Они у трупа Углука

С глазами бешеного волка

(А может, правильней - волкА?)

Стояли и печально гнулись, -

И через пять минут свихнулись,

Бесповоротно, навсегда,

В свои-то юные года.

Так! Равнодушное забвенье

Всех сумасшедших ждёт подчас.

Назгулов, эльфов, гномов глас

Вдруг молкнет - к счастью? к сожаленью? -

И орков громогласный хор

Заводит непристойный спор.

XII

Но скоро громкий голос орков

В просторах Роханских умолк:

Спустившись ночью с Волчьей горки,

Их скушал старый серый волк.

Слезами горько обливаясь,

Он ел их, с орками прощаясь

(Так в зоопарке крокодил

Слезу скупую б обронил),

И смертной бледностью покрылись

Их лица, кости и хрящи...

В степи ты орков не ищи:

Они не в чаще заблудились,

Не полегли в боях крутых:

Йаванны сын покушал их,

XIII

И долго, будто из тумана,

Звучал Драуга сытый вой -

До самой башни Сарумана,

Где отгремел недавно бой,

До чёрных стен Минас-Моргула,

Где злая Шел слезу смахнула,

С Магором хряпая здравур,

До чёрной башни Барад-Дур,

На Юг, до древнего Гондора,

На Запад, до страны Валар,

Наверх, где сам Илуватар

Следил за битвами Эндора,

Да к Мелькору за Мира Грань,

Где он висит, Господня срань,

XIV

И в одиночестве жестоком

Сильнее злость его горит;

Об Ити и Золотооком

Ему всё память говорит.

Уже он Арду не увидит;
Валаров сердцем ненавидит -

Убийц приверженцев своих;

Они убиты... но уж их

Никто не помнит в Средиземье;

Они забыты - тяжкий сон,

К чему тревожить будет он? -

Во всех империях и землях;

О них Гортхаур, может быть,

Ещё грустит... Да что грустить?..

Был вечер. Небо меркло. Воды

Струились тихо. Жук жужжал.

Уж расходились хороводы;

Уж за горой, дымясь, пылал

Огонь Ородруина чистый,

И свет Исиля серебристый

Гулял у роханской земли,

Где Пин и Мерри молча шли,

Шли, шли. И вдруг перед собою

С холма какой-то видят дом,

Селенье, рощу под холмом

И сад над светлою рекою.

Столица Рохана стоит

И хоббитов к себе манит.

XVI

Сомненья хоббитов смущают:

"Пойдём вперёд?.. пойдём назад?..

Нас тут никто ещё не знает -

Убьют, на рост не поглядят..."

Но всё ж с холма хоббиты сходят,

Едва дыша; кругом обводят

Недоуменья полный взор...

И входят на пустынный двор.

К ним, лая, кинулись собаки,

Мяукая, бегут коты,

Стучат бараньи копыты,

Петух орёт, забросив драки,

Спешит роханский каждый деть

На недомерков поглазеть.

XVII

"Увидеть князя нам нельзя ли?" -

Мериадок спросил. Скорей

Рохирримята побежали

Искать своим гостям коней;

Коней, чуть погодя, добыли,

На них хоббитов усадили

И довели до замка стен,

Где жил великий Теодэн.

Они глядят: забытый в зале

Топор ржавеет на столе,

И князь, слегка навеселе,

Сидит; пажи его подняли,

Гостей представили ему,

А он ни бе, ни ме, ни му.

XVIII

Проводники к нему с вопросом:

Мол, что с гостями делать нам?

Он на хоббитов глянул косо:

Мол, шли бы вы ко всем чертям, -

И взял журнал (должно быть, порно);

Но хоббиты стоят упорно,

Не опуская гордый взгляд,

На Теодэна всё глядят.

И князь, желая, чтоб хоббиты

Уж не мозолили глаза,

И взвесив против все и за,

Их накормить приказ дал сыто,

Оружье и доспехи дать

И срочно в армию принять...

XIX

Хоббиты взором умиленным

Вокруг себя на всё глядят,

И всё им кажется бесценным

В жилище роханских солдат:

И прапор, спящий с перепою,

И стол с померкшею свечою,

И груда ножен под столом,

И стул с лежащим кистенём,

И вид в окно сквозь сумрак лунный,

И, светом факельным задет,

Эорла Юного портрет,

Окно с решёткою чугунной,

И генерал с седым челом,

С руками, сжатыми крестом.

И хоббиты в казарме модной

Как очарованы стоят.

Но поздно. Прапор встал голодный.

Темно вокруг. Хоббиты спят.

Над Пограничною рекою

Луна сокрылась за горою;

С той стороны, где из-за гор

Виднелось княжество Гондор,

Вдруг показались дунаданы.

Ведёт тот маленький отряд

Великий, храбрый Хальбарад,

И Арагорн с ним, в стельку пьяный,

Меча обломок вверх поднял

И громко матом заорал:

XXI

"Вставай, проклятьем заклеймённый!

Даёшь войну!.. (тра-ля-ля-ля)

Кипит наш разум помутнённый!

Убьём, блин, на фиг назгуля!

(Тра-ля-ля-ля-ля) Саурона

Убьём евоной же короной,

И всех врагов до одного

Убьём, Балрог имей его!

Что нам до (тра-ля-ля) Мордоров!

К назгулам Мордор - что нам в нём? -

Гори он Роковым Огнём!

Бивали всяких мы Мелькоров,

Как пишет... этот... как там он...

Ква... Кво... Кву... Квэнта Сильмарлён!"

XXII

Хотя мы знаем, что Бродяга

Издавна чтенье разлюбил,

Творений несколько, однако,

Он из опалы исключил:

Песнь про Гаура и Хуана,

Да с ней ещё два-три романа,

В которых отразился век

И современный человек

Изображён довольно верно

С его безнравственной душой,

Себялюбивой и сухой,

Мечтанью преданной безмерно.

Короче, Сильмариллион

Ещё читал порою он.

XXIII

Пока у роханской столицы

Он матерился злей и злей,

Глаза внимательной девицы

Глядели на него живей.

Смотрела Йовин с трепетаньем,

Как Арагорн с очарованьем

В словах разносит всех врагов,

Как истерлингских дураков.

Таких красавцев красноречных

Ещё не видела она

И не бывала влюблена

Ни в орков, гоблинов увечных,

Ни даже в эльфов молодых;

Роханка не любила их.

XXIV

Но начинает понемногу

Теперь роханка понимать

Яснее, лучше - слава Богу -

Того, по ком она вздыхать

Осуждена судьбою властной:

Маньяк и пьяница опасный,

Дитя Удуна и Небес,

Надменный, словно старый бес,

Но, несмотря на эти глюки,

Король - не то что там, ваще,

Придурок в назгульском плаще;

Такому сердце, плоть и руки

Готова девушка отдать

(Чтоб королевой вскоре стать).

XXV

Ужель загадку разрешила?

Ужели слово найдено?

Часы бегут; она забыла,

Что ротный ждёт её давно.

Меж тем за воинским обедом

Идёт о девушке беседа.

"Как быть? Уж Йовин не дитя, -

Сержантка молвила, кряхтя. -

В девицах её ходить негоже,

Пристроить девушку, ей-ей,

Пора; а что нам делать с ней?

Всем наотрез одно и то же:

Фигня! И всё грустит она

Да медитирует одна". -

XXVI

"Не влюблена ль она?" - "В кого же?

Гном Гимли сватался - отказ.

Эльдару Леголасу - тоже.

Назгул Моргул гостил у нас;

Уж как он девушкой прельщался,

Как мелким бесом рассыпался!

Я думала: пойдёт авось;

Куда! и снова дело врозь". -

"Солдатка Йовин задолбала!

Так не годится, вашу мать!

Кто ж будет воинов рожать?" -

"Да и она не воевала..." -

"Что ж, ждём до первых же боёв,

И в Харад продаём её".

XXVII

Сержантка очень полюбила

Совет разумный и простой,

Чтоб больше Йовин не ходила

Безмужней, то есть, холостой.

И Йовин слышит новость эту,

На рынок харадского света

Представить ясные черты

Провинциальной красоты,

И запоздалые наряды,

И запоздалый склад речей;

Скупых харадских фирмачей

Привлечь насмешливые взгляды!..

О страх! ей, кажется, хана!..

На счастье, грянула война.

XXVIII

Вставая с первыми лучами,

Теперь в Поля она спешит

И, умилёнными очами

Их озирая, говорит:

"Простите, травы Пелленора,

Границы светлого Гондора,

И вы, роханские поля;

Прости, родимая земля,

Прости, весёлая природа;

Меняю милый, тихий кров

На шум блистательных боёв...

Прости ж и ты, Король Народов!

Куда, зачем стремлюся я?

Что мне сулит судьба моя?"

XXIX

Отряды роханские в поле

Встают железною стеной;

Гондора войско поневоле

Дрожит, но первым рвётся в бой.

Хирд гномов строится неспешно,

Рычат беорнинги, конечно...

Но и противники не спят:

Назгулы быстрые летят,

Ужасно орки завывают;

Вот ослепительный дракон

Покинул свой аэродром;

Вот Драуг, стаю собирая,

Дохнул, завыл - и вот она,

Отрада Эндора, война.

XXX

Пришли, рассыпались; клыками

Зловеще скалятся врагам;

Выходят следом за волками

Отряды гурров тут и там;

Тролли берут свои дубинки,

Коней седлают истерлинги,

Блестят мечи, и рады все

Войне во всей её красе.

Вот на коне выходит Йовин,

С ней рядом - злой Мериадок

(А Перегрин в сортир убёг);

Но Моргул, ею очарован,

Готовит пламенную речь,

Забыв про свой кинжал и меч.

XXXI

Вокруг вовсю кипит сраженье,

Звенят мечи, трубят рога.

Победа или пораженье?.. -

Ещё не ясно ни фига.

Смешались в кучу люди, кони,

Забыто всё в кольчужном звоне,

Крик, ржанье, вопли, вой и мат...

Погиб наш славный Хальбарад...

Гонимы злыми назгулями

И злыми орками Врага,

На потоплённые луга

Сбежали роханцы с конями

(Смотрите первую строфу)...

А Перегрин дрожал в шкафу.

XXXII

Вот назгул Моргул видит Мерри

(В четвёртой я писал главе,

Что назгул не видал потери

Его отправить на тот свет).

Но, в Йовин по уши влюблённый,

Застыл наш Моргул, отвлечённый

Её небесной красотой:
"Постой, любимая, постой!

Пойдём со мной, моя принцесса, -

Со мной, за Чёрные Врата,

В Мордора дивные места,

Где всё спокойно, без эксцессов..."

Но тут Мериадок как раз

Вонзил кинжал Моргулу в глаз.

XXXIII

"Ах ты, Ноздрюль, любовник хренов!" -

Роханка в ярости орёт

И десять крепких уракенов

Назгулу по зубам даёт.

Затем легко и осторожно

Её клинок покинул ножны,

Со свистом прочёртил петлю

И в зад вонзился назгулю.

Таким суровым обращеньем

Назгул, конечно, оскорблён;

Развоплотился быстро он,

С центростремительным вращеньем

Летит за Мира Грань, подлец...

Тут бою славному конец.

XXXIV

Теперь у нас дороги плохи.

Мосты Морийские гниют,

На станциях клопы да блохи

Заснуть минуты не дают;

Трактиров нет. В избе холодной

Высокопарный, но голодный

Для виду прейскурант висит

И тщетный дразнит аппетит.

Меж тем роханские герои

К Минас-Тириту держат путь,

Чтоб там как следует гульнуть

И славно отдохнуть от боя;

И, нарядившись, словно граф,

Покинул Пин уютный шкаф.

XXXV

Но на желудок на голодный

Езда приятна и легка.

Как стих без мысли в песне модной,

Дорога к Гондору гладка.

Спешат торговцы и вояки.

Неутомимы их мумаки,

И сосны тешат праздный взор,

Как феаноровский забор...

К несчастью, роханцы тащились,

Боясь тарифов дорогих,

Пешочком, на своих двоих;
И Пин, и Мерри насладились

Дорожной скукою вполне:

Семь суток топали оне.

XXXVI

Но вот уж близко. Перед ними

Уж золотой Минас-Тирит,

Где меж дворцами золотыми

Дворец наместничий стоит.

Ах, братцы! Пин так был доволен,

Когда высоких колоколен,

Садов, чертогов полукруг

Открылся перед ними вдруг!

Как часто в горестной разлуке,

В своей блуждающей судьбе,

Гондор, он думал о тебе!

Гондор... как много в этом звуке

Для сердца хоббита слилось!

Как много в нём отозвалось!

XXXVII

Вот, окружён своей дубравой,

Высокий замок. Мрачно он

Недавнею гордится славой.

Напрасно ждал Гэртсаурон,

Последним счастьем упоённый,

Гондор коленопреклонённый

С ключами княжьего дворца:

Послали люди наглеца,

И он с поникшей головою

Ушёл, печален, зол и стар,

И учинил большой пожар

Для горделивого героя.

С Мордора, в думу погружён,

Глядел на грозный пламень он.

XXXVIII

Привет, свидетель падшей славы,

Где Дэнэтор смотрел на бой!

Вперёд! Уж стражники заставы

Звенят по серой мостовой.

Идут роханцы чрез ухабы:

Мужчины, хоббиты и бабы.

Мелькают лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Харадцы, кони, огороды,

Купцы, лачужки, маньяки,

Бульвары, башни, мумаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, тигроволки, львы,

Мечи, кольчуги, булавы.

XXXIX

Вот в замке княжеском собрались

Герои битв за Пелленор.

Пока ещё не все нажрались,

Их славит радостный Гондор.

За то, что Йов с Мериадоком

Моргула вынесли жестоко,

Им менестрели песнь поют,

За их здоровье гости пьют.

Вот покатилась буря пьянки,

Звенят стаканы как мечи,

Пронзая тишину ночи.

Как орк - дружок Оками Бланки,

Пьянчужки падают под стол:

Готов? пошёл! пошёл!.. ушёл...

В сей офигительной попойке

Проходит час-другой, и вот

У барменской дубовой стойки

Сэр Элессар всё пьёт и пьёт;

Остановился, поперхнулся,

От счастья чуть не задохнулся,

Когда увидел Следопыт,

Кто рядом с ним давно сидит.

В очках, в изорванном кафтане,

С чулком в руке сидит Арвен,

Стянув у Пина соверен,

У Мерри - нож, у Йовин - знамя.

Возлюбленные обнялись,

И восклицанья полились.

XLI

"Arven, mellon!" - "Ar'gorn!" - "Эльфина!" -

"Кто б мог подумать? Как давно!

Надолго ль? Милый мой жлобина!

Садись - как это мудрено!

А вот - из твоего кармана..." -

"Прими подарок дунадана". -

"Ах, милый, подойди ко мне -

Как будто брежу я во сне...

Так значит, шлёпнешь Саурона?" -

"Как, Саурон?.. а, Саурон!

Куда уж деться... Где же он?" -

"В Мордоре, мире слёз и стона!

Мне кто-то где-то говорил,

Моргула он похоронил?" -

XLII

"Ну да... но после всё расскажем,

Не правда ль? Всей его родне

Ещё на днях мы так покажем!

Жаль, воевать нет мочи мне;

Едва, едва таскаю ноги.

Но вы замучены с дороги;

Пойдёмте вместе отдохнуть...

Ох, что за ножки, что за грудь!..

Но тяжела теперь и радость,

Не только грусть... душа моя,

Уж никуда не годен я...

Какая жизнь, однако, гадость..."

И тут, совсем уж утомлён,

Ещё налил здравура он.

XLIII

Его и ласки, и похмелье

Эльфину трогают; но ей

Не до вина, не до веселья, -

А лишь до злата и камней.

Под занавескою шелковой

Не спится ей в постели новой,

И изумрудный Элессар,

Элронда Арагорну дар,

Её с постели подымает.

Садится Арвен у окна.

Редеет сумрак; но она

Сей изумруд не различает:

Бродяжник уж его пропил

И на фальшивку заменил.

XLIV

И вот: на праздничных обедах

Они гуляют каждый день,

Забыв о войнах и о бедах,

Про Саурона и про Тень.

Арвен, прибывшей издалеча,

Повсюду ласковая встреча,

И восклицанья, и хлеб-соль.

"Как Арвен выросла! Давно ль

Ты у меня кольцо стащила?" -

"А у меня часы сняла!" -

"А у меня алмаз взяла!" -

"А у меня... ну вот, забыла..."
И хором все Арвен твердят:

"Как наши вещи-то летят!"

XLV

Но в них не видно перемены;

Всё в них на старый образец:

Пин всё поёт silivren penna,

Всегда сбиваясь под конец;

Всё курит ганч тангар наш Гимли,

Укутавшись в доспех свой зимний,

Маг Радагаст всё так же глуп,

Элронд Эарендилыч скуп,

У пресвятой Галадриэли,

Не знающей жары и стуж,

И то ж Кольцо, и тот же муж,

Мериадок всё глупость мелет,

У Леголаса - тот же слух,

Бродяга ест и пьёт за двух.

XLVI

Друзья друг друга обнимают,

Проехав множество дорог.

Сначала молча озирают

Друг друга с головы до ног;

Находят цель похода странной,

Но сокровенной и желанной,

И что-то малость озорной,

Но впрочем, очень недурной;

Потом, покорствуя природе,

Держатся вместе, вместе пьют,

Целуют, нежно руки жмут,

Кольчугой хвастают по моде

И поверяют нараспев

Друг другу тайны, обалдев,

XLVII

Чужие и свои победы,

Надежды, шалости, мечты.

Текут невинные беседы

С прикрасой лёгкой клеветы.

Потом, по-прежнему лениво,

Водяру пьют, вино и пиво,

Здравур, ликёры, коньяки, -

Течёт всё, словно две реки.

Так час за часом улетают,

А гондорцы всё пьют и пьют,

Закончится - ещё нальют

И вновь с роханцами бухают.

Лишь Радагаст-старик меж тем

Вином не делится ни с кем.

XLVIII

Хоббиты вслушаться желают

В беседы, в общий разговор;

Но всех в Гондоре занимает

Такой бессвязный, пошлый вздор;

Всё в нём так бледно, равнодушно;

Тут и клевещут даже скучно;

В бесплодной сухости речей,

Расспросов, сплетен и вестей

Не вспыхнет драки в целы сутки,

Хоть невзначай, хоть наобум;

Но тут - возьми его Горлум! -

Как будто в некой глупой шутке

(Вот это да! вот это в кайф!),

Перед толпой стоит Гэндальф!

XLIX

Гондорски пьяницы толпою

На мага с ужасом глядят

И про него между собою

Такую ересь говорят!

Один какой-то шут печальный

Писал уж некролог прощальный,

И потому твердить стал вдруг,

Что это и не маг, а дух.

Другой болтает (видно, спьяну),

Что Гэндальф Белый - это бред,

И что таких в природе нет,

Что это - козни Сарумана.

Меж тем, поправив свой парик,

Всё ухмыляется старик.

Но там, где после пьянки бурной

Протяжный раздаётся вой,

Где машет мантией мишурной

Князёк, какой-то никакой,

Где пьяный гном тихонько дремлет

И речи Гэндальфа не внемлет,

Где только водке лишь одной

Дивится воин молодой

(Что было так же в наши лета,

Во время батьки моего),

Не обратились на него

Ни дунаданов сигареты,

Ни трубки модных знатоков

Из лориэновских лесов.

Чинят Хранители собранье...

Бал начинает Элессар.

Гром музыки и свеч блистанье,

Вихрь и мельканье быстрых пар,

Красавиц лёгкие уборы,

Доспехи рыцарей Гондора,

Эльфов обширный полукруг -

Всё чувства поражает вдруг.

Здесь кажут франты расписные

Своё нахальство, свой жилет,

Свой старый, ржавый арбалет.

Сюда тангары озорные

Спешат явиться, прогреметь,

Блеснуть, пленить и залететь.

LII

У ночи много звёзд небесных,

Красавиц в Арде до фига.

Но ярче всех подруг небесных

Луна пронзает облака.

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Навеки в памяти моей

Сияет ярче всех огней.

С какою гордостью небесной

Земли касалася она!

Как негой грудь была полна!

Как взор прекрасен был чудесный!..

Но полно, полно; перестань:

Ты заплатил безумству дань.

LIII

Шум, хохот, беготня, поклоны,

Галоп, карьер и шаг... Меж тем

Шпионы злого Саурона,

Не замечаемы никем,

Всё это слышат, чуют, видят,

Гондорцев жутко ненавидят;

Им тошно здесь... они мечтой

Стремятся к жизни половой,

В деревни, к бедным урукхайкам,

В уединённый уголок,

Где обитал лихой Балрог,

Вертя вокруг своей нагайкой,

Во мрак и холод лютых зим,

Где сам Мелькор являлся им.

LIV

Хоббитов мысль далече бродит:

Забыт и Свет, и шум затей,

Но глаз вдвоём они не сводят

С двух подозрительных гостей.

Друг другу хоббиты мигнули

И Арагорна в бок толкнули,

И каждый шепчет, словно горн:

"Взгляни налево, Арагорн!" -

"Налево? где? что там такое?" -

"Ну, что бы ни было, гляди...

В той кучке, видишь? впереди,

Там вот стоят в мундирах двое

С Багровым Оком на спине..." -

"Как? враг в моей родной стране?!."

Но здесь с победою поздравим

Бродяжника в лихом бою

И в сторону свой путь направим,

Чтоб не забыть, о ком пою...

Да, кстати, здесь о том два слова:
Пою про хоббита младого,

Про множество его причуд,

И про его нелёгкий труд,

Что вниз тянул тяжёлым грузом.

Но, верный посох мне вручив,

Не дай блуждать мне вкось и вкривь.

Довольно. С плеч долой обузу!

Я Анн-тэннафам отдал честь:

Хоть поздно, а начало есть.

Здесь оканчивается седьмая глава повествования "Фродо Бэггинс". На балу в Минас-Тирите Арагорн убивает двух шпионов Саурона. Восьмая глава рассказывает о путешествии Фродо по Мордору.

Глава восьмая

Девять назгулей на добычу Кольца,

Йо-хо-хо, и ботинки гнома!

Альдийская народная глупость

Вот Фродо с Сэмом вдаль плетётся.

Хребет Мордорский перед ним,

Злорадно Смеагорл смеётся,

Кипит презрением своим.

Здесь издавна живёт Гортхаур,

Зловещий, словно динозаур,

Табуны роханских коней

Пригнали орки из степей.

Кхамул привёл свои отряды

И горстку верных назгулей.

На войско смотрит Чародей, -

Кхамул Гортхауру отрада,

Всё суетится, лжёт за двух,

И в небе кружит Гордый Дух.

"Тоска! - подумалось хоббиту. -

Что делать в Чёрной мне земле?

Паду ли я, Врагом убитый,

Иль уплыву на корабле

На чудную Тол-Эрессею,

От вечной жизни отупею

Иль упаду в Ородруин, -

То знает Эру лишь один.

На кой Раук в дела Великих

Я влез! - и вот теперь забыт.

Добропорядочный хоббит

Не бегает в пустынях диких, -

Сидит он в тёпленькой норе

Да курит трубку на дворе!"

III

Он видит: Горлум своенравный

Мечтает двинуться в бега;

Над ним летит Орёл Державный,

Единорог склонил рога,

Велбуд лежит в тени утёса

И на хоббита смотрит косо,

И вкруг кочующих шатров

Пасутся овцы ховраров,

Вдали - мумакские громады

Стоят толпой. Пробилась брань

За их естественную грань,

За грань Великого Харада;

Болота, дикие леса

Узрели хоббичьи глаза.

Уже Мордора сторож вечный,

Стеснённый птицами вокруг,

Летит вперёд дракон беспечный,

На нём сидит солдат-урук,

Урук, любитель струй целебных;

За ним в сиянии волшебном

Других драконов тесный рой

Всё жаждет славы боевой;

Народ лихой, не лыком шитый:

Разбойник мыслит жизни нить

В сраженьях ратных укрепить,

Страдалец - отомстить обиды,

А дряхлый, немощный старик -

Помолодеть хотя б на миг.

Питая горьки размышленья,

Среди ужасной их семьи,

Наш Бэггинс взором сожаленья

Глядит на дымные струи

И мыслит, грустью отуманен:
"Зачем стрелой я в грудь не ранен?

Зачем не хилый я старик,

Как этот бедный отступник?

Зачем, как Ширский Председатель,

Я не лежу в параличе?

Зачем не чувствую в плече

Хоть ревматизма? - ах, создатель!

Я молод, жизнь во мне крепка;

Чего мне ждать? тоска, тоска!.."

Так думал он; но за Горлумом

Печально вместе с Сэмом брёл;

На голову с ужасным шумом

Нагадил Манвэвский Орёл;

Но, в тяжки думы погружённый,

Ничуть Орлом не раздражённый,

Хоббит шагал и видел цель,

Как пьяный Чёрный Менестрель.

Воображаю край священный:

С Элрондом спорит Исильдур,

Сносить ли Чёрный Барад-Дур,

Кольцо, трофей сей драгоценный,

Сжимая твёрдою рукой, -

Награда за отца покой.

VII

Ужасны вы, края Мордора!

Кричите: Дайте три рубля! -

Но громко Пепельные горы

Вам эхом отвечают - бля!..

Вы мне предстали в блеске мрачном:

На небе чёрном, непрозрачном,

Сияли груды ваших гор,

Долин, деревьев, сёл узор

Разостлан был передо мною.

А там, меж хижинок орков...

Но это - после Трёх Веков...

Мой Фродо, что теперь с тобою?

Благословен ли Чёрный Край

Тебе, увидевшему Рай?..

VIII

Какие б чувства не таились

Тогда в тебе - теперь их нет:

Они прошли иль изменились...

Мир вам, тревоги прошлых лет!

В ту пору мне казались нужны

Пустыни, волн края жемчужны,

И моря шум, и груды скал,

И гордой девы идеал,

И безымянные страданья...

Другие дни, другие сны;

Смирились вы, моей весны

Высокопарные мечтанья,

И в поэтический бокал

Воды я много подмешал.

Иные нужны мне картины:

Люблю песчаный косогор,

Перед избушкой две рябины,

Калитку, сломанный забор,

На небе серенькие тучи,

Перед сараем сена кучи

Да пруд под сенью ив густых,

Раздолье уток молодых;

Теперь мила мне балалайка

Да пьяный топот дурака

Перед порогом кабака.

Мой волкодав отныне - лайка,

Мои желания - покой

Да луг зелёный за рекой.

Порой дождливою намедни

Я, завернув на скотный двор...

Тьфу! прозаические бредни!

Тьфу! реализма пёстрый сор!

Таков ли был я, расцветая?

Скажи, эльфина молодая!

Такие ль мысли мне на ум

Навёл войны с Мелькором шум,

Когда безмолвно пред тобою

С мечом кровавым я стоял

Средь пышных, опустелых зал?

Спустя Эпохи, вслед за мною,

Скитаясь в дикой стороне,

И Бэггинс думал о войне.

Он шёл тогда в Мордоре пыльном...

Там долго тёмны небеса,

Там ночью Саурон всесильный

Творил лихие чудеса;

Там Тьмою дышит всё и веет

Всё блещет югом и пестреет

Разнообразностью живой.

Языки хеггов, волчий вой

Звучат над улицей весёлой,

Где ходит грозный урукхай,

Гурр, хазг, ховрар, харадец-бай,

И истерлинг, и тролль тяжёлый,

И перьерукий сын земли

(Чего их черти занесли?).

XII

Мордор туманными словами

Певец Ниенны описал,

Но он пристрастными глазами

В то время на него взирал.

Тогда он Чёрным Менестрелем

Бродил по молчаливым землям,

Один в Мордоре - и потом

Очаровательным пером

Сады Мордорские прославил.

Всё хорошо, но дело в чём,

Там скалы голые кругом;

Кой-где недавний труд заставил

Расти подсолнух и ревень,

Но остальное скрыла Тень.

XIII

А где, бишь, мой рассказ несвязный?

В Мордоре пыльном, я сказал.

Я б мог сказать: в Мордоре грязном -

И тут бы, право, не солгал.

В году шесть месяцев в Мордоре,

Врагу и назгулам на горе,

Такая грязь всегда была,

Что тошно, - вот что за дела!

Все хижины на метр загрязнут,

Лишь на ходулях пешеход

По улице дерзает вброд;

Драконы, орки тонут, вязнут,

И бивни олифан склоня

Сменяет хилого коня.

XIV

Но уж дробит каменья молот,

И скоро звонкой мостовой

Покроется спасённый город,

Как будто кованой бронёй.

Однако в том Мордоре влажном

Ещё есть недостаток важный;

Чего б, вы думали? - воды.

Потребны тяжкие труды...

Что ж? Это небольшое горе,

Особенно, когда вино

Мордорское привезено.

Но солнце жаркое в Мордоре,

Но до фига еды-питья...

Благословенные края!

Была когда-то жизнь другая

И у меня, мои друзья.

С крутого берега сбегая,

Уж к морю отправляюсь я,

Уж Камень вижу раскалённый,

Волной солёной оживлённый,

Как Ваниар в своём раю,

И Камню песню я пою.

Открыто здесь благословенно

Уж казино, и кружек звон

Здесь раздаётся, на балкон

Выходит Балрог офигенный

С дрыном в замке горячих рук...

Но, к сожаленью, это глюк.

XVI

Глюк новый: площадь запестрела,

Всё оживилось; здесь и там

Бегут за делом и без дела,

Однако больше по делам.

Дитя расчёта и отваги,

Идёт Берель взглянуть на флаги,

Узнать, несут ли сдалека

Ему хорошего пивка.

О чём болтают истерлинги?

Как поживает орк Уфрог?

Как там Нефар - не занемог?

Пришлют ли воинов эльдринги?

И нет ли голода, войны

Или подобной новизны?

XVII

Но тут ребята без печали,

Что говорить, лихой народ!

Сидит Санделло в светлой зале:

Он троллей в Цитадели ждёт.

Что тролли? Подошли! О радость!

Летит пронырливая младость

На великанов поглазеть,

Баллады чёрные пропеть,

Блистая чёрным лексиконом.

Шум, споры - лёгкое вино

Из погребов принесено

На стол услужливым Отоном;

Часы летят, а грозный счёт

Меж тем невидимо растёт.

XVIII

Но уж темнеет вечер синий,

Пора в казармы всем скорей.

Пока на травы ляжет иней,

Спит Олмерова Цитадель;

Не внемля критике суровой,

Вождь вечно тот же, вечно новый,

Он речи льёт - они кипят,

Они текут, они горят,

Готовые во благо дела

Себя на жертву принести,

Переговор с врагом вести

И собирать солдатов смелых,

Лихих безжалостных ребят,

Чтоб завтра двинуть на Закат.

XIX

Но полно! хватит восхищаться

Врагом, каким бы он ни был!

Я не отвыкну отвлекаться,

Хоть растерял горячий пыл.

Вернёмся к хоббиту младому,

Который убежал из дома,

Чтобы спалить Кольцо, и Тьму

Развеять прямо на дому.

С Горлумом и слугою-Сэмом

Идёт наш Фродо под Горой,

Да рубит гоблинов порой,

Да шутит иногда не в тему,

Да выпьет изредка стакан, -

Но в страхе смотрит на Вулкан.

Вулкан гремит; чернеют скалы;

Шумя, торопится разъезд;

Толпа на площадь побежала

При блеске фонарей и звезд.

Сыны Аст-Ахии счастливой

Слегка поют мотив игривый,

Его невольно затвердив,

Да пьют порой аперитив.

Но поздно. Тихо дремлет Мордор;

И бездыханна и тепла

Немая ночь. Луна взошла.

Горлум скривил смешную морду;

Утихло всё; хоббит молчит,

И лишь Ородруин шумит.

XXI

Итак, он шёл тогда в Мордоре

К великой Роковой горе,

Вдали от Западного моря

(А также от других морей).

Хоббиты долго голодали

И были оттого в печали:

Еды запас и так был мал,

А ныне вовсе истекал.

Вот подошли к Ородруину,

Остановились, чтоб решить,

Когда и чем перекусить,

Взглянули дружно на вершину

И дружно сели на траву...

(Смотри девятую главу)

Здесь оканчивается восьмая глава повествования "Фродо Бэггинс". Фродо, Сэм и Горлум подходят к Роковой Горе. Девятая глава рассказывает об уничтожении Кольца Всевластия и последовавших за этим событиях.

Глава девятая

Прощай! Я не могу понять,

Как смог ты этот бред читать.

Берен

В те дни, как в замках Тириона

Я безмятежно расцветал,

Читал охотно Даэрона,

А Эллемирэ не читал,

В те дни в таинственных долинах,

Весной, при криках лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться муза стала мне.

Моя студенческая келья

Вдруг озарилась: муза в ней

Открыла пир младых затей,

Воспела детские веселья,

И славу нашей старины,

И сердца трепетные сны.

И свет её с улыбкой встретил;

Успех нас первый окрылил;

Сам Куруфинвэ то заметил

И, в гроб сходя, благословил.

И Финрод не был наш хулитель,

И Камня Тайного хранитель,

Скрижаль оставив, нам внимал

И музу робкую ласкал.

И ты, глубоко вдохновенный,

Всего прекрасного певец,

Ты, идол девственных сердец,

Не ты ль пристрастьем увлеченный,

Не ты ль мне руку подавал

И к славе чистой призывал?

III

И я, в закон себе вменяя

Страстей единый произвол,

С толпою чувства разделяя,

Я музу резвую привёл

На шум пиров и буйных споров,

Грозы полуденных дозоров:

И к ним в безумные пиры

Она несла свои дары,

Как Золотиночка, резвилась,

За чашей пела для гостей,

И молодёжь минувших дней

За нею буйно волочилась,

А я гордился меж друзей

Подругой ветреной моей.

Но я отстал от их союза

И вдаль бежал... Она за мной.

Как часто ласковая муза

Мне услаждала путь немой

Умильным выраженьем фейса!

Как часто под Эред Нимрейсом

Ты Нимроделью при луне

Со мной скакала на коне!

Как часто с банкою ставриды

Ты разделяла мой покой,

Водила слушать шум морской,

Глядеть на Светлого Эльфида

И с ним шептать под хор валов

Хвалебный гимн Отцу Миров.

И, позабыв столицы дальней

И блеск и шумные пиры,

В Середнеземии печальном

Она смиренные шатры

Племён бродячих посещала,

И между ними одичала,

И позабыла речь богов

Для скудных, странных языков,

Для песен степи, ей любезной...

Вдруг изменилось всё кругом:

И вот она в саду моём

Явилась барышней уездной,

С печальной думою в очках

Да с Акаллабетом в руках.

И ныне музу я впервые

В Мордор печальный привожу;

На прелести его ночные

С ревнивой робостью гляжу.

Сквозь тесные отряды хеггов

И прочих злобных человеков

И орков злых она скользит;

Вот села тихо и глядит,

Любуясь шумной теснотою,

Мельканьем копий и мечей,

Явленьем всяких сволочей,

Их подготовкой дружной к бою

И тёмной тушей мумаков

В узде харадских мужиков.

VII

Ей нравится порядок стройный

Гортхауроновских солдат,

И холод гордости спокойной,

И Нуменорцев Чёрных ряд.

Но кто там на поляне странной

Сидит безмолвный и туманный?

Средь всех он кажется чужим.

Лишь двое другов рядом с ним -

Сопутники его похода.

Что, злость иль страждущая спесь

В его лице? Зачем он здесь?

Кто он таков? Ужели Фродо?

Ужели он?.. Так точно, он.

- Давно ль сюда он занесён?

VIII

Всё тот же он иль усмирился?

Иль корчит так же чудака?

Скажи: кем он сюда явился?

Что нам представит он пока?

Кем он воспитан был? Мелькором?

Фангорном? Эльвэ? Дэнэтором?

Оромэ? Гэндальфом седым?

Иль воспитателем другим?

Иль просто Фродо - добрый малый,

Как вы да я, как целый свет?

По крайней мере, мой совет:

Отстать от моды обветшалой.

Довольно он морочил свет...

- Знаком он вам? - И да и нет.

- Зачем же так неблагосклонно

Вы отзываетесь о нём?

За то ль, что мы неугомонно

Хлопочем, судим обо всём,

Что пылких душ неосторожность

Самолюбивую ничтожность

Иль оскорбляет, иль смешит,

Что ум, любя простор, теснит,

Что слишком часто разговоры

Мы принимаем за дела,

Что глупость ветрена и зла,

Что важным людям важны вздоры

И что посредственность одна

Нам по плечу и не странна?

Блажен, кто смолоду был молод,

Блажен, кто вовремя созрел,

Кто постепенно жизни холод

С летами вытерпеть умел;

Кто странным снам не предавался,

Кто черни светской не чуждался -

Будь Ейл то, Бэггинс или Хват,

Нищ, беден, так себе, богат;

Тот, кто в конце остепенился,

Освободился от оков,

Кто славы, денег и чинов

Спокойно в очередь добился,

О ком нам целый век твердят:

Достойный Бэггинс (или Хват).

Но грустно думать, что напрасно

Была нам молодость дана,

Что изменяли ей всечасно,

Что обманула нас она;

Что наши лучшие желанья,

Что наши свежие мечтанья

Истлели быстрой чередой,

Как листья осенью гнилой.

Несносно видеть пред собою

Одних обедов длинный ряд,

Глядеть на жизнь, как на обряд,

И вслед за чинною толпою

Идти, не разделяя с ней

Ни общих мнений, ни страстей.

XII

Предметом став суждений шумных,

Несносно (согласитесь в том)

Меж хоббитов благоразумных

Прослыть прикольным дурачком,

Или забавным сумасбродом

(Каким и был наш Бэггинс Фродо),

Иль просто хоббитом лихим.

Так Фродо (вновь займусь я им),

Куря галенас величаво,

Дожив без цели, без трудов

До полдня хоббичьих годов,

Томясь в бездействии халявы

Без службы, без жены, без дел,

Ничем заняться не умел.

XIII

Им овладело беспокойство,

Охота к перемене мест

(Весьма мучительное свойство,

Немногих добровольный крест).

Оставил он своё селенье,

Норы своей уединенье,

И двинулся туда, где Тень

Грозила скрыть собою день,

И начал странствия без цели,

Доступный чувству одному;

И путешествия ему,

Как всё на свете, надоели;

Но вот уже Ородруин,

И бросит дело лишь кретин.

XIV

Но вот хоббиты испугались,

Меж ними шёпот пробежал...

К ним Шелоб грозно приближалась

И с нею Уфтхак-генерал.

Она была нетороплива,

Но голодна и молчалива,

Без взора милого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без ослепительных идей...

Всё тихо, страшно было в ней,

Она казалась верный снимок

Ungolianth... (Тингол, прости:

Не знаю, как перевести).

Шелоб и орк подходят ближе;

Уфтхак вдруг замер перед ней;

Хоббиты затаились тише,

Ловили взор её очей;

Шелоб остановилась рядом,

Уфтхака оценила взглядом,

И тут же в пасть её попал

Пришедший с нею генерал.

Никто б не мог её прекрасной

Назвать; и с головы до ног

Никто бы в ней найти не мог

Того, что модой самовластной

В высоком нолдорском кругу

Зовётся Fea. (Не могу...

XVI

Люблю я очень это слово,

Но не могу перевести;

Оно в Эндоре хоть не ново,

Но вряд ли быть ему в чести,

И выглядит оно замшело...)

Но обращаюсь к нашей Шелоб.

Кошмарным ужасом страшна,

Доела гоблина она,

Членистоногая зверюга,

Унголианта наших дней,

Владычица ночных теней

И восьминогий ужас Юга,

Шелоб стара, страшна и зла,

Но офигительна была.

XVII

"Ужели, - думают хоббиты, -

Ужель она? Но точно... Нет...

Как! из Кириф Унгол забытой..."

И неразлучный арбалет

Тихонько поднимает Фродо

На эту шутку злой природы,

На дочь зловещей красоты.

"Скажи, Горлум, не знаешь ты,

Кто там в хитиновом уборе

Уфтхака бедного сожрал?"

Горлум же хоббиту сказал:

"Ага! ты ж не бывал в Мордоре.

Постой, тебя представлю я". -

"Да кто ж она?" - "Жена моя".

XVIII

"Так ты женат? Не знал я ране!

Давно ль?" - "Уже полсотни лет". -

"На этой, блин, господней срани?!" -

"Её ты знаешь?" - "К счастью, нет". -

"О, так пойдём". Горлум подходит

К своей жене и ей подводит

Ведомых хоббитов своих.

Паучиха глядит на них...

И что ей душу ни смутило,

Как сильно ни была она

Рассержена и голодна,

Но ей ничто не изменило;

Но в замыслах своих нет-нет,

Да Чёрный видела Совет.

XIX

Ей-ей! не то чтоб ухмыльнулась

Иль стала вдруг бледна, красна...

Головогрудь не шевельнулась,

Не сжала хелицер она.

Глядел он как нельзя прилежно,

Но замыслов её, конечно,

Наш хоббит угадать не мог.

Хотел начать он диалог

И - и не мог. Она спросила,

Давно ль он здесь, откуда он -

Никак из Западных сторон?

Потом к супругу обратила

Ужасный взор, что вздрогнул он:

Так не взглянёт и Саурон!

"Ужели эту Паучиху, -

Горлум подумал, - я любил?

Видать, меня сгубило лихо:

Какой же, право, я дебил!

И эта чёрная скотина

Меня скрутила в паутину

Своих желаний и страстей?

Да чтоб ей пусто! Мелькор с ней!

Не я ль носил ей в угощенье

Вкуснейших, лучших гоблинят?

Не я ли поставлял ей яд?

Но это недоразуменье!..

Ужель со мной сейчас она

Так злобна или холодна?"

XXI

Он достаёт свой нож консервный,

Его вдруг поднимает он

Рукой дрожащею и нервной,

Минутой злобной ослеплён,

И... Шелоб в жертву он приносит,

Хоть та прощения уж просит;

Кричит в печали: "Эру! к ней!..

О Шелоб, Шелоб!" - и скорей

Бежит Горлум к Саммат Науру.

Что с ним? в каком он страшном сне!

Что шевелится в глубине

Души, подвластной Барад-Дуру?..

Но, рассудителен и мил,

Его хоббит остановил.

XXII

Пока оставим мы Горлума

С его безудержной тоской...

Меж тем солдаты Казад-Дума

Спешат с Врагом ввязаться в бой.

Войска из Гондора выходят,

Их Элессар-король выводит;

Он, как ни странно, протрезвел

И на коне сидеть сумел.

Отряд другой ведёт Угрюмый;

Неловкий, он едва-едва

Топор сжимает; голова

Его полна угрюмой думой.

Галадриэль и Келеборн,

И знаменитый энт Фангорн

XXIII

И то покинули чертоги,

Из коих уже сотни лет

Не выходили на дороги,

Где мог бы запоздать обед.

Они смеются: ехать в гости,

Сверкая от врождённой злости, -

Пусть даже в Мордор - не к чести:

Они хотят Мордор снести,

Но мимоходом, между делом,

Назгулам не желая зла,

Как резолюция была

Недавно на Совете Белом;

Когда нет мира с головой,

Друзья, не ввязывайтесь в бой!

XXIV

Тут был, однако, цвет столицы,

И знать, и моды образцы,

Везде встречаемые лица,

Необходимые глупцы;

Тут были гномы пожилые

В мифрильных латах, с виду злые;

Роханских несколько девиц,

Неулыбающихся лиц;

Тут был посланник, говоривший

О государственных делах;

Тут был в пушистых сединах

Гэндальф, по-старому шутивший:

Отменно тонко и умно,

Что нынче вовсе не смешно.

XXV

Тут был на эпиграммы падкий,

На всё сердитый Леголас:

На чай харадский слишком сладкий,

На цвет волос, ногтей и глаз,

На толки про Мордор туманный,

На орден, двум хоббитам данный,

На ложь Нолдоров, на войну,

На снег, на Горлума жену,

На Теодэна, Дэнэтора,

На молодых, на стариков,

На умных и на дураков,

На Саурона и Мелькора,

На дом, где до фига всего,

И на себя на самого.

XXVI

Тут Перегрин был, заслуживший

Известность трусостью души,

Свой слух ужасно притупивший,

Как об наждак карандаши;

Вдали другой диктатор модный

Стоял, озябший и голодный:

Седой король Лихих Лесов,

Владыка белок, лис и сов;

И путешественник залётный,

Отполированный нахал,

Дубиной тяжкою махал

И нагинатою добротной,

Покинув солнечный Кхитай -

Блаженный Поднебесный Край.

XXVII

Но Арагорн был вечер целый

Мордором занят лишь одним,

Его охраной офигелой,

И злой рептилией над ним,

И непреступною стеною,

И жутким волколаков воем,

И Глазом Мордора Главы.

О люди! как похожи вы

На прародителя Беора:

Что вам дано, то не влечёт,

Вас новый мир к себе зовёт -

На Запад или в Тьму Мордора.

Запретный плод вам подавай,

А без того и рай не рай.

XXVIII

Как изменилось всё в округе!

Все снова рвутся в грозный бой.

Давно не видели на Юге

Такой армады озорной!

Кто смел искать бы Йовин прежней

В сей величавой, в сей небрежной

Солдатке? Йовин кто б узнал?

"И он мне сердце волновал!

О нём порой во мраке ночи,

Пока Ирмо не прилетит,

Грущу, никто как не грустит,

К луне подъемля томно очи,

Мечтая с ним когда-нибудь

Свершить смиренный жизни путь!.."

XXIX

Все твари голоду покорны;

Но юным хоббичьим сердцам

Его порывы благотворны,

Как бури вешние полям:

Хоббиты в голоде свежеют,

И обновляются, и зреют -

И жизнь могучая даёт

И пышный цвет, и сладкий плод.

Но в мире тёмном и бесплодном,

На стыке двух Эпох и лет,

Печален глада мёртвый след;

И недомеркам трём голодным

До боли хочется поесть;

Они не в силах это снесть.

XXX

Сомнений нет: увы! хоббитам

В Мордоре нечего пожрать;

Они печалию убиты,

Им неохота помирать.

Им не хватает и бутылки:

Не то бы, как волшебник пылкий,

Её крутили бы они,

Решая, чьи печальны дни

Пора прервать, обеда ради,

Кого поджарить на шашлык,

А потому раздался крик,

Мат, оскорбления, проклятья:

Пытался каждый доказать,

Что лишь его не стоит жрать.

XXXI

Труп паука не замечают:

Он, как ни бейся, ядовит, -

Зато все дружно намекают,

Что третий - лишний тут хоббит.

Но Фродо с Сэмом согласились,

Что друг на друга зря сердились

И что лишь Горлум, их собрат,

На вкус хорош, хоть жестковат.

Бледнеть тут Горлум начинает:

Им что, проводника не жаль?

Их Шел не слопала едва ль, -

О том хоббиты забывают?

Он шлёт хоббитов к назгулям,

Те хором шлют его к чертям.

XXXII

Он, право дело, уж заране

Писать ко прадедам готов

О скорой встрече; но по пьяни

Не может он связать двух слов;

А Сэм упрям, отстать не хочет,

Ещё надеется, хлопочет,

И Фродо Бэггинс наш смешной

Горлуму слабою рукой

Знак неприличный указует,

И средний палец, где Кольцо,

Горлуму тычет прям в лицо;

Тот, на хоббита негодуя,

Собрал своих остаток сил

И Фродо палец откусил.

Разговор

Фродо с Горлумом

- Понятно всё: вас оскорбил

Мой жест весьма неоднозначный -

Быть может, не совсем удачный;

Но, Горлум, палец откусил

Ты на фига? с какою целью?

Не утолил ты голод свой;

Кольцо, к Гортхаура веселью,

Желудок не расплавит твой..."

- Случайно вас когда-то встретя,

В вас что-то вкусное заметя,

Вас сразу скушать не посмел:

Влечению не дал я ходу,

Свою поганую природу

Я проявить не захотел.

Ещё одно тебя спасало...

Велел мне Майя Саурон,

Чтоб я принёс Кольцо сначала.

Как ясноглазый Кархарон,

Чужой для всех, ничем не связан,

Я думал: счастье и покой

Несёт Кольцо. Но Эру мой!

Как я ошибся, как наказан!

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Лишь шлемов сталь, мифрил кирас

Ловить голодными глазами,

Внимать вам долго, понимать

Душой всё ваше совершенство,

Пред вами в муках замирать, -

И укусить вас... вот блаженство!

И я всего лишён: от вас

Терплю я снова неудачу;

Подходит мой последний час,

А я в напрасной скуке трачу

Судьбой отсчитанные дни.

И так уж тягостны они.

Я знаю: век уж мой измерен,

Но, чтоб жила душа моя,

Теперь я должен быть уверен,

Что цель свою исполню я..."

- Боюсь: в мольбе твоей смиренной

Увидит мой привычный взор

Затеи хитрости презренной, -

Но мне понятен ваш укор.

Уж вы узнали, как прекрасно

Гримасы жуткие кривить,

Пылать - и челюстью всечасно

Кусать мне руки до крови;

Желать сожрать всю руку сразу,

А может, и меня всего, -

Но занести мне в кровь заразу,

Скажите, было для чего?

А мы меж тем, с глубоким гладом

Так не расставшись до сих пор,

Ведём спокойный разговор,

Глядим на вас голодным взглядом!..

- Что ж, так и быть: я сам себе

Противиться не в силах боле;

Валар Мелькор, в твоей я воле

И предаюсь моей судьбе!

XXXIII

Взойдя на Роковую Гору,

Горлум разделся, как кретин,

И с криками: бандзай, Эндора! -

Он сиганул в Ородруин.

Хоббиты смотрят вниз сурово,

Не проронив меж тем ни слова,

А после испустили крик:

"Пропал любимый наш шашлык!"

В печали смотрят друг на друга

И голод утолить хотят.

Вперил Сэм в Фродо зоркий взгляд...

Внезапно закружилась вьюга,

Завыл жестокий ураган,

Трясётся Роковой Вулкан,

XXXIV

Хелкар тайфуны сотрясают,

Неся погибель кораблям,

На небе молнии сверкают,

Дрожит, расколота, земля,

На Юге зверствуют морозы,

Ниенны ливнем льются слёзы,

Расколот древний Барад-Дур,

Проснулся старый Орлангур,

Кипять на Севере заливы...

И вдруг, без лишних долгих слов,

Пичужка (видно, из Орлов)

Хоббитов, унесённых взрывом,

Поймала, за ворот взяла,

К дворцу Кэрдана понесла.

XXXV

Тем временем играли в карты

Назгулы в башне Барад-Дур:

Тур-Кхант, Элвер, Ульфаст, Умбартэ,

Магор, Кхамул и Барбадур,

И Мордред - Мордорская Морда -

Вино пил в одиночку "бордо".

И тут как башню тряханёт!

В вулкан назгулов как швырнёт!

Их обожжённые скелеты

Огонь недопереварил,

Огнём Небесным запустил...

Их разнесло потом по свету...

Они, как Падшая Звезда!

Ну что ж, прекрасно, господа...

XXXVI

И что ж? Скелеты не пропали,

Но Кольца были далеко:

К Валаров горю и печали,

Таились в Ямах глубоко.

Лишь юный Олмер меж делами

Читал духовными глазами

Об этих Ямах. В них-то он

Выл временами углублён.

То были тайные преданья

Далёкой, тёмной старины,

Ни с чем не связанные сны,

Угрозы, толки, предсказанья,

Иль длинной сказки след живой,

Иль новый Мелькор молодой.

XXXVII

А здесь, немного в отдаленье,

Как на какой-то страшный сон,

На то большое разрушенье

Глядит печальный Саурон.

Вот видит он: на талом снеге,

Как будто спящий на ночлеге,

Великий Орк ничком лежит,

Стрелой эльфийскою убит;

То видит он врагов забвенных,

Клеветников, и трусов злых,

И строй роханок молодых

И их товарищей презренных,

То свой дворец, и у окна

Чужие руны: "Вам хана!"

XXXVIII

Он так привык в краю жить этом,

Что чуть с ума не своротил

Или не стал Слугою Света,

Когда такой погром узрил!

Ведь, силою идиотизма

Армады Света механизма,

Мелькора лучший ученик

В одну минуту вдруг поник.

Теперь Средьземье ждала скука,

И скукой этою томим,

Советом Мелькора храним,

Он улетел из Мира Круга

Вперёд, за Мира Грань,

Под чёрную Мелькора длань.

XXXIX

Дни мчались; в воздухе нагретом

Уже закончилась война,

Исчезла Тьма над белым светом,

Прошли лихие времена,

Хранители, ещё живые,

Свои покои запертые,

Где зимовали, как сурки,

В период грусти и тоски,

Весёлым утром оставляют,

Несутся в Гавань Серебра.

Одним в далёкий путь пора,

Другие первых провожают.

Aut'i lome! Сгинул Мрак!

Куда ж теперь свой быстрый шаг

Наш Фродо Бэггинс направляет?

Вы угадали; точно так:

На Дикий Запад уплывает

Мой неисправленный чудак.

Совсем на эльфа непохожий,

Он этим вечером погожим

Переплывёт, как эльф, Черту

И встанет на Дорогу ту,

Что лишь для эльфов сотворили,

Когда из Западной Земли

Ар-Фаразона корабли

В Благословенный Край приплыли?

Нет, этот путь не для него:

Везут в Америку его!

XLI

О, кто б немых его страданий

В тот дальний миг не прочитал!

От эльфов больше обещаний

Наш бедный Фродо ожидал!

Я помню бред своих видений:

Один корсар, походов гений,

Туда случайно приплывёт,

Другой отправится в поход,

Чтоб в Край попасть Благословенный,

Но заведёт Морской Старик

Его на этот материк

Обманчивой морскою пеной.

И что ты скажешь, юный друг?..

Увы, но это только глюк!..

XLII

Судьба иная ждала гнома.

Его сгубила анаша.

В чертог печальный Намо Дома

Отправилась его душа,

Но там с ухапки заблудилась,

В Чертоге Эльфов завалилась,

Проспала несколько веков,

Воспрянула от сна оков

И в Тирионе возродилась

Вновь в теле гнома-силача,

Мечтателя и ловкача,

От наркоманства излечилась

И стала жить там, где Махал

Огромным молотом махал.

XLIII

Что с Гэндальфом случилось?.. Где-то

Писал я про его удел...

Ах, да: спустя четыре лета

В нём пыл души уж охладел,

Во многом Гэндальф изменился,

Расстался с Магией, женился

И в Шире, счастлив и богат,

Носил мифриловый наряд,

Пас лошадей, доил корову,

Подагру и склероз имел,

А чтоб совсем не отупел,

Писал историю понову,

Своё же имя изменил:

Мол, Гэндальф в Валинор уплыл.

XLIV

Другого мага, Айвендила,

Покинувшего лес родной,

Судьба по Эндору носила -

По Матери-Земле Сырой.

Он вовсе не остепенился,

Но в мафиози превратился,

Приватизировал подвал

И там оружьем торговал,

Себе подделал документы,

Сбрил бороду, подстриг усы

И причесался для красы,

Чтобы разбойники-клиенты

Его подвальчик небольшой

Не обходили стороной.

XLV

Альд Эллор... О своём дружище

Не позабыл он до сих пор;

Но носит бывший бард и нищий

Прозванье Линксус Элленор.

Играет в бридж и на гитаре,

Поёт и пьёт в соседнем баре,

Уроки пения ведёт

Да алфавит свой создаёт,

Себе позволив эту шалость,

Да ждёт ещё: вдруг на порог

Вернётся друг его, Балрог!..

Оставь, о Линксус, эту жалость!

С твоим как сердцем и умом

Быть чувства мелкого рабом?

XLVI

А где теперь хоббиты эти?

Уж и о них сказать пора.

На том ли иль на этом свете

Они проводят вечера?..

Мериадок взял Йовин в жёны;

Пин вынес в Мордоре дракона,

Завёл себе нору и сад,

Жену и девять хоббитят, -

Такая хоббитов природа!

А Сэм - ну что мог сделать Сэм?

Конечно же, он без проблем

Уплыл в Америку за Фродо.

Его там стали уважать

И Дядей Сэмом называть.

XLVII

А эльфы в Аман уплывали:

Галадриэль и Леголас

(О них мы чаще вспоминали,

Нежель о ком-нибудь из нас),

И Глорфиндель наш с Трандуилом

И с эльфом Келеборном милым.

Для Валар эльфы все равны...

Лишь только мы одни должны

По Средиземию скитаться,

Прощенья для себя просить...

Но я - смогу ль себе простить

И перед Валар унижаться?

Мой путь с Эндором навсегда,

И не изменят путь года...

XLVIII

Суда ушли... Стоит Бродяжник,

Как будто громом поражён.

В какое же дерьмо отважно

Теперь он словно погружён!

Щас, без совета Митрандира,

Во благо счастия и мира,

Он срочно должен, бросив пить,

Гондор в порядок приводить.

Читатель, мы его оставим,

Надолго... Навсегда. За ним

Довольно мы путём одним

Бродили по свету. Поздравим

Друг друга с берегом. Ура!

Давно б (не правда ли?) пора!

XLIX

Пора: перо покоя просит;

Я девять песен написал;

На берег радостный выносит

Мою ладью девятый вал -

Хвала вам, девяти назгулам,

Хранителям Минас Моргула,

Хвала Хранителям Кольца,

Прошедшим к цели до конца!

Я, в замыслах не различая

Добро и зло, писал про все

События во всей красе,

Всех понемножечку стебая;

Читатель мой, я и тебя

Стебал немножечко - любя.

Кто бы ни был ты, о мой читатель,

Друг, недруг, я хочу с тобой

Расстаться нынче как приятель.

Прости. Чего бы ты за мной

Здесь ни искал в строфах небрежных,

Воспоминаний ли мятежных,

Отдохновенья ль от трудов,

Живых картин, иль острых слов,

Иль исторических ошибок,

Дай бог, чтоб в этой книжке ты

Для развлеченья, для мечты,

Для сердца, для журнальных сшибок

Хотя крупицу мог найти.

Засим расстанемся, прости!

Прости ж и ты, мой хоббит странный,

И ты, Назгула идеал,

И ты, живой и постоянный,

Хоть малый труд. Я с вами знал

Всё, что завидно для поэта:

Забвенье жизни в бурях света,

Беседу сладкую друзей.

Промчалось много, много дней

С тех пор, как хоббит Бэггинс Фродо

И с ним другие в смутном сне

Явилися впервые мне, -

События того похода

Я сквозь Магический Кристалл

Ещё не ясно различал.

LII

Но те, которым в дружной встрече

Я строфы первые читал...

Иных уж нет, а тех долечим,

Как лектор лектору сказал.

Без них роман мой дорисован,

А тот, с кого был образован

Хоббита милый идеал...

О, много, много рок отъял!

Блажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала полного вина,

Не дочитав конец романа,

И кто умел расстаться с ним

И с Фродо Бэггинсом моим.

Здесь оканчивается девятая глава повествования "Фродо Бэггинс". С уничтожением Кольца оканчивается Война и Третья Эпоха. Эпилог рассказывает о противостоянии домов Элессара и Боромира и служит прологом к повествованию "Эарнил".

Эпилог

Мир - короткий промежуток

между двумя войнами.

Большая Ангмарская Энциклопедия

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щёголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

На трон хоббитом возведённый,

Он строил Гондор обновлённый,

И новый Арнор возводил,

И там немало наследил.

Отрекшись от дурной привычки

Кувшинами хлебать здравур,

Он стал тиран и самодур

И заимел в народе клички,

Такие как Козёл, Дурак,

Скотина, Сволочь и Маньяк.

Его мы очень смирным знали,

Пока не началась пора,

Когда враги свой флаг подняли

У Сауронова шатра.

Он пил тогда, и пил нехило,

И это было даже мило,

Поскольку, пьяный, он был тих, -

Спокойней хоббитов иных.

Но время шло; он изменился,

Бутылки с водкой спрятал с глаз,

И, чтобы побороть соблазн,

Король для верности зашился

И вылил весь одеколон;

Затем - издал сухой закон.

III

Войска Гортхаура-урода

Напали - кто тут нам помог?

Остервеневший хоббит Фродо,

Валары, Гэндальф или Бог?

Для ясности возьмём, к примеру,

Что главный в этом деле - Эру,

Хотя, я вам бы доложил,

Мне Фродо Бэггинс больше мил.

Итак, когда сгустились тучи,

Когда Бродяжник-Элессар,

Нетрезвый, шлялся по лесам,

Валаров волею, везучий,

Устроил всё-таки не он,

Чтоб пал Владыка Саурон.

Но Бог помог - стал грохот тише,

И скоро, силою вещей

Заняв пустеющую нишу,

Стал Арагорн царём царей.

Напрасно говорят ребята,

Что не сыскалось кандидата,

Который был хоть чуть умней,

Немного лучше и добрей,

Не меньше Арагорна знатный,

Бесстрашный, умный и крутой,

К тому же, значит, молодой,

Народу более понятный,

Кто б так же ненавидел Зло;

Но... Арагорну повезло.

Я говорю про кандидата,

Которого достоин трон:

Сын Фарамировского брата

Был кем-то некогда рождён.

Хоть Боромир предохранялся,

Наследник всё-таки зачался:

У Боромира был один

Единственный приблудный сын.

Родившись в гондорской деревне,

Очами светел, ликом чист,

Он представлял собою лист

От нуменорской ветви древней;

И он был назван в честь отца

За сходство по чертам лица.

Авось, о Боромир свободный,

Ты тоже б орков победил.

Но Телконтар высокородный

Тебя, увы, опередил.

Поля, леса, моря и горы,

Увы, достались Валинору:

Он был ловушкою для душ

Несчастных Смертных, и, к тому ж,

Ему, по воле Телконтара,

Был вынужден любой дурак

Оказывать вниманья знак;

Любой: от молода до стара.

Авось, о Боромир Второй,

Ты был бы вовсе не такой.

VII

Авось от власти Телконтара

Эльфы сбегут за океан,

Авось по мании Валаров

Черты раскроется туман,

Авось проснёмся не в канаве,

Авось дороги нам исправят,

И даже я, мятежный эльф,

Найду покой и выпью эль

Во славу Нового Эндора,

Который (миру - грош цена)

Ещё раз обновит война.

Пусть славят люди Арагорна,

Но для меня - иной кумир:

Наместник, Младший Боромир.

VIII

Сей муж судьбы, сей странник бранный,

Пред кем заткнулись бы цари,

Сей всадник, папою венчанный,

Исчезнувшим, как тень зари,

Поклялся как-то пред собою,

Измучен казнию покоя,

Отмстить потомкам Короля,

Им гибель страшную суля;

Сперевши где-то Меч Эола,

Что заржавел по кладовым,

Встал на колени перед ним,

Нечёсаный и в виде голом,

И поднялся с колен, крича

Про Арагорна-палача.

Тряслися горы под Ангмаром,

Вулкан Мордоровский пылал,

А князь гондорский Телконтара

На поединок вызывал.

Но Арвен, старая эльфина,

Кинжал ему всадила в спину,

Взяла из рук Эолов Меч

И голову срубила с плеч;

И, страстью движима забытой,

Она хотела взять себе

Меч, ею добытый в борьбе,

Но Арагорн с дворцовой свитой,

От клептомании леча,

Её избавил от меча.

"Я всех уйму с моим народом, -

Наш царь эльфине говорил. -

А Боромир - он был уродом:

Меня бы он не победил".

Вот Арагорн в душе ликует,

А про себя и в ус не дует,

И лишь с меча пылинку сдул

И на помойку зашвырнул.

Приблудный сын такого ж папы

(Князь Дэлвен, Боромиров сын)

Сказал, что Арагорн - кретин,

Взял папин меч могучей лапой,

Потрясши грозно кулаком,

И быстро улизнул тайком.

Полк Дэлвена, Владыки Дэйла,

Дружина старых усачей,

Пошёл войной от нефиг делать

На истерлингских сволочей.

Увы, погиб наш славный воин,

Но истерлингов князь разгромлен:

И Дэйл, и тихий Эсгарот

Вновь засевают огород.

Из рук до рук, от папы к сыну

Передают Эолов Меч,

И каждый раз толкают речь

О злобных королях, повинных

В печалях Гондорской семьи

И всей подвластной им земли.

XII

Арнорцы присмирели снова,

И новый царь пошёл кутить,

Но искра пламени иного

Уже издавна, может быть,

В потомках Боромира тлела,

И рана старая болела,

И ненавидеть королей

Они стремились всё сильней.

У них была своя дружина,

Свои законы и братва,

Своё питьё, своя жратва,

Фасон одежды и ботинок,

И свет в глазах, и склад ума,

И даже нравственность сама;

XIII

У них свои бывали сходки,

Они за чашею вина,

А чаще - за бутылкой водки,

Порой твердили, что страна

Должна накрыться медным тазом,

Что эльфов нужно выгнать разом,

Что как такого короля

Спокойно держит мать-земля,

Что будет, будет час расплаты,

Когда гондорский богатырь

Натянет их на толстый штырь;

Затем готовили плакаты,

Где нарисован был король,

Которого изгрызла моль.

XIV

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи,

Порой прокурены, пропиты,

И планы строили свои.

Кого тут не было в те годы!

И хазгов дикая порода,

И запоздалый урукхай,

И эллер-аховский знахарь;

Здесь даже видели Олога:

Сидел он здесь к плечу плечом

Тому, кто властвовал Мечом;

Сидел он здесь, вонзив в свой локоть

Проетый кариесом клык,

Но суть собратья не постиг.

Друг Мелькора и Саурона,

Эллери Ахэ предлагал

Напялить на того корону,

Кто б Кольца назгулов собрал;

Орал свои баллады гоблин,

Всегда на что-нибудь озлоблен;

И Боря-Третий обнажал

Цареубийственный кинжал,

Одну лишь месть на свете видя;

Преследуя свой идеал,

Ему отец его внимал

И, Элессаров ненавидя,

Предвидел, что, быть может, внук

Возьмёт Валаров на испуг.

XVI

Так было в Эсгароте мглистом,

Но там, где ранее весна

Блестит над Гондором тернистым,

И там, где Чёрная Страна,

Где королевские дружины

Рекой подмытые долины

И степи Рохан облегли,

Дела иные уж пошли.

Страною властвовал упадок:

Король отряды набирал

И в бой на орков посылал,

Но был собою слаб и гадок;

Наследник же был полон сил,

Но слишком часто тормозил.

XVII

Сперва проникли разговоры,

Что, мол, так дальше жить нельзя;

Но Властелин решал все споры,

Кто в них участвовал, казня.

Ему бы здесь изъять науку, -

Но для него всё было скука,

Безделье молодых умов,

Забава взрослых шалунов;

Она казалась лишь случайной:

Узлы к узлам сплетались в сеть;

Страна не напрягалась впредь

И обрастала сетью тайной;

Король дремал, иль водку пил...

Но в мир явился Эарнил.

Здесь оканчивается повествование "Фродо Бэггинс". И если у Дж. Р. Р. Толкиена всё написано совсем иначе, то такова издревле судьба Арды Искажённой; а изменится ли что-нибудь и придёт ли конец Искажению, хрен его знает; ибо лишь здесь описаны истинные события Войны за Кольцо.

КОНЕЦ

Комментарии: 4, последний от 04/08/2004. © Copyright Адрианов Роман Олегович (otis@nm.ru) Размещен: 22/04/2003, изменен: 17/02/2009. 301k. Статистика. Поэма: Юмор		Ваша оценка:
Аннотация: Одновременная пародия на "Евгения Онегина" Пушкина (по форме) и "Властелина Колец" Толкиена(по содержанию).

Адрианов Роман Олегович : другие произведения.

Фродо Бэггинс