Отец моего друга - доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой, лауреат нескольких престижных премий, действительный член какой-то международной академии и прочая... Типичный интеллигент, правильно построенная преподавательская речь, академическая беспристрастность. Я часто бываю в их доме, с удовольствием беседую с ним, когда это удается (нечасто).
Но.
Что меня поражает - он неохотно говорит о сегодняшнем дне, своей работе, науке. Оживляется он, когда (тоже нечасто) вспоминает что-то из своей армейской службы. При этом речь его, оставаясь по форме интеллигентской, странным образом переплетается с жаргоном аксеновских "старших братьев" и фольклорно-армейским юмором.
Чувствуется, что этот кусок его жизни был ярким. Запомнившимся на всю оставшуюся жизнь. Резко отличным от теперешней, хотя тоже стрессовой жизни.
При всем, разумеется, армейском идиотизме мирного времени.
Я стараюсь запоминать его обрывочные воспоминания, потом записываю. Пытаюсь сохранить лексику, интонации.
Требуются пояснения.
В конце 50-х годов прошлого века Н.Хрущев резко сократил армию. Особенно досталось авиации, так как ставка была сделана на ракеты. Тысячи летчиков, штурманов, стрелков-радистов, а также техников и инженеров наземной обслуги были уволены в запас. Молодые, только что получившие военную специальность. И не имеющие гражданской.
Герою этих моих записок пришлось служить с одним из таких штурманов. Штурман мыкал горе несколько лет, перебивался случайными заработками, пока в начале семидесятых руководство страны не осознало содеянное и не начало возвращать в авиацию спецов.
Однако, кто спился, кто плюнул на все, кто приспособился к "гражданке"... Короче говоря, нехватка кадров. И пополнять авиационные (и не только) кадры начали за счет вчерашних студентов. Был принят закон о том, что любой студент, окончивший ВУЗ с военной кафедрой и получивший звание инженер-лейтенанта, может быть призван на действительную службу на 2 года (в ВМФ - на 3).
И пошла стрижка. В армии таких офицеров называли "двухгодичниками". Отношение к ним со стороны кадровых офицеров было смешанным.
С одной стороны - некоторое презрение - штафирки, штатские.
С другой - уважение. Высшее образование. Инженеры. Ведь в авиаполку основной контингент - техники после военного училища. Инженерных должностей - раз, два - и обчелся.
С третьей - жалость. Как же вы там, на гражданке живете? Ведь здесь - бесплатное трехразовое питание, обмундирование, квартирные, пайковые... И чего вы обратно рветесь?
Ну, и еще одно. Учтите, что все нижевспомненное происходило в самые что ни на есть советские годы - расцвет Брежневского правления.
ВИЗИТ МАРШАЛА
По гарнизону пронеслась весть - приезжает главнокомандующий ВВС, депутат Верховного Совета СССР, маршал Кутахов. Но не столько как главком, а в рамках предвыборной депутатской компании.
Я к этому времени начал службу недавно. И надо вам, Виктор, сказать, что службу мне определили в ТЭЧ (технико-эксплуатационной части). Чтобы вам, нетехнарю, объяснить, что это такое... Ну, что-то вроде ремонтной мастерской в авиаполку. Чинить, паять, лудить. Регламентные работы - через 100, 200, 600 часов налета... Летчики летают, мы обслуживаем. Все офицеры ТЭЧ - толстые, пьющие - нестроевые. Таких маршалу лучше не показывать.
И началась великая подготовка к визиту.
Солдатский фольклор - красили траву. Врать не буду - траву не красили. Красили все остальное - заборы, столбы, стволы... А вот деревья вкапывали. Без корней. Накануне. Некогда. За день не засохнут.
Дальше. Портрет. Как - загадка - но за пару дней построили огромное изображение маршала на полотне и повесили над входом в штаб.
А вдруг маршалу захочется покататься по речке? Откуда-то пригнали катер. А пристани в гарнизоне отродясь не было. Наскоро построили сходни. Пригнали самого толстого сверхсрочника-старшину. Испытателем трапа. Раз десять прогнали его туда-сюда, трап выдержал. О'кей. На ночь оставили часового.
Всех строили на плацу по пять-шесть раз в день, проверяли обмундирование, ремни, пуговицы... И пришло командование к выводу, что показывать маршалу личный состав ТЭЧ будет неосмотрительно.
И вот настал судный день. После утреннего построения загнали нас в подвал Дома Офицеров, в гимнастический зал. Сидим. Прибегает вестовой. Маршал приближается к Дому Офицеров. Срочная эвакуация. Выгоняют на улицу, за здание. Холодно, ветер, все ежатся, подняли воротники шинелей. Младший лейтенант Голубок курит в кулачок, привычно мучаясь с похмелья (кадровый офицер Голубок - отдельная песня, был лейтенантом, разжалован в младшие за пьянство, типичный продукт военного училища).
И вдруг из-за угла выплывает сам маршал Кутахов, за ним наш комполка (по прозвищу Колчак), за ними кинохроника, фотограф и прочая шушера. И прямиком к нам. Все остолбенели. Маршал протягивает руку для рукопожатия ближайшему офицеру - Голубку! - но вовремя опознает перегарный аромат и поворачивается ко мне. Исторический момент - сливаемся в рукопожатии. Блицы. Жужжание кинокамеры. Обалдевшее начальство. Далее - диалог:
Маршал: - Представтесь, пожалуйста.
Я: - Инженер-лейтенант такой-сякой!
Маршал: - Что кончали?
Я: - Институт такой-то!
Маршал: - Значит, двухгодичник?
Я: - Так точно!
Маршал: - Женат?
Я: - Так точно!
Маршал: - Жена с вами?
Я: - Никак нет!
Маршал: - Почему?
Я: - Квартиру не дают. (Страшные глаза Колчака, замполит в стоячем обмороке).
Маршал: - Что-что?
Я: - Да так, товарищ маршал.
Маршал: - Зря, лейтенант. Я вот свою всегда с собой вожу. Кто девушку ужинает, тот ее и танцует!
В процессе интермедии маршал постепенно осознает, в какое кубло вляпался, еще раз наспех пожимает мне руку и линяет в сопровождении.
Я гарнизонная знаменитость. Приходят смотреть из соседнего полка. Это тот, кто за руку с маршалом. Стенд-хроника посещения. Фото - жму руку маршалу. Слава. В результате мне простили демарш с квартирой. Ничего не было. В том числе и квартиры.
ГЕНЕРАЛЬСКИЕ ВИЗИТЫ
Вот, Виктор, я вам как-то рассказывал про визит маршала. Ну, это редкость, экзотика. А вот, видите ли, командующий военно-транспортной авиацией генерал-лейтенант Пакилев приезжал часто. С рабочими визитами, так сказать. Останавливался в офицерской гостинице, в номере люкс.
Ну, тут надо отдельно рассказать об офицерской гостинице. Мы, двухгодичники, тоже в ней жили. Одноэтажный барак, слегка вросший в землю. Ступеньки от входа вниз. Коридор. Комнаты слева-справа. В конце коридора - умывальники и сортир. Все.
Отопление - символическое. Зимой на ночь надевали на себя шинель, шапку, валенки. Однажды оставили на подоконнике стакан с водой - утром он лопнул.
Ну, в генеральском номере, конечно, подогревали. Однако, обстановка все же спартанская. Надо отдать должное генералу - амбал был спортивный, под два метра шкаф. Волейболист. Мы его тихо ненавидели. Просыпался в пять утра, в волейбольчик поиграть. Нас, сборную полка по волейболу, по тревоге - в спортзал. Пакилев играл хорошо. Мы тоже - от злобы. Потом с рукопожатиями расходились: он в самолет (сам пилотировал) и домой, мы - на построение.
Так вот. Утречком выходит командующий в умывальник. В трико. Но здесь надо сделать отступление, чтобы вам понятен был крутой характер командующего. Рассказывают, что командир полка опоздал на совещание, которое проводил Пакилев. Командующий язвительно осведомился о причине опоздания. Комполка: "Товарищ командующий, мои часы показывают - я точно". Пакилев: "Говно твои часы, выкинуть их надо". Комполка молча снимает часы (золотые) и вышвыривает в окошко. Инцидент на этом исчерпан. Комполка потом поясняет: "Хрен с ними, с часами. Другие куплю. А этот выговор с занесением влепит - три года не отмоешся".
Значит, как я уже сказал, в трико. На трико, как даже вам, Виктор, должно быть известно, знаков различия нет. Да, вот насчет знаков различия, я, с вашего позволения, еще отвлекусь, вспомнил. Как-то в гарнизоне разразилась эпидемия дизентерии. Страшное дело. Человек полтораста. В основном, солдаты. Я тоже попал, так как имел несчастье быть в карауле и обедал с солдатами. Вспышка явно была связана с солдатской столовой. И вот в госпитале познакомился с военврачом Густавом Карловичем. Из немцев. Эпидемиолог. Лет сорок. Суровый, неулыбчивый, циничный. Был на эпидемиях в Узбекистане, в Монголии... Частенько по вечерам беседовали, много интересного от него услышал. К официальной версии причины эпидемии - испорченный винегрет - отнесся скептически: "Чтобы от винегрета, милый, - так в него дизентерийный повар насрать был бы должен". Да, так насчет знаков различия. Подходит сестричка (гражданская): - "Густав Карлович, вас там спрашивают". - "Кто?" - "Да, такой, с лычками". - "Тоже мне, примета. Я двадцать лет в жопу смотрю, ни одной лычки там не видел!"
Простите, Витя, за витиеватый ход мыслей. И прошу прощения за нечаянный каламбур. Маразм и склероз. Значит, Пакилев. В трико. Без лычек. В умывальнике. А там капитан из какого-то далекого гарнизона. Командированный. По снабжению. Естественно, с похмела. Естественно, курит. И, подлец, чистит ваксой сапоги, поставив ногу на подернутый инеем радиатор отопления. И Пакилев делает ему замечание. Что нельзя ставить ногу на радиатор. И что курить вредно. Тем более, в умывальнике. Ну, можете представить, что ему ответил капитан. Примерно, в том смысле, что радиатор для того и предназначен, что на него не только ногу, но и еще кое-что класть надо, а насчет курения - так не пошел бы ты... и проч...
Пакилев молча развернулся и ушел по коридору к себе, под улюлюканье непротрезвившегося капитана. В своем люксе надел на трико генеральский китель и вернулся в умывальник. Спросил у капитана краткую биографию - в каком полку служили, фамилию, и ушел.
Через 10 минут прибежал патруль и исполнил приказ командующего. Трясущегося капитана с пожитками вывели за КПП гарнизона без отметки в командировочном удостоверении.
Ну, КПП там, не КПП, а в гарнизон вернуться несложно. Капитан пролез через дыру, прокрался к свои снабженцам - выручайте, братцы. Отметку в командировке не сделали, в часть сообщат - беда! Посочувствовали. "Да, капитан, никогда ты не будешь майором. Как бы еще и звездочку не выковыряли". Но совет дали. Когда подойти (когда Пакилев после обеда из летной столовой выйдет, благоухая коньячком-с). Как обратиться (не называй "товарищ генерал", генералов до хрена, обращайся "товарищ командующий"). Что сказать.
Да, капитан так и сделал. Подскочил, увернувшись от рук свиты, взял под козырек: - "Простите товарищ командующий, меня, засранца, отцов-командиров в лицо не знаем!" Командующий икнул, улыбнулся и махнул рукой: - "... с тобой. Живи, капитан". Тот от счастья весь день кипятком, и к вечеру на радостях напился до полного окоченения. Могли, без дураков, из армии вышибить.
КАК КАПИТАН ОТ АРМИИ КОСИЛ
Вот, Виктор, этот капитан боялся, что его из армии выкинут. А со мной служил капитан другой, Петр Петрович Щербаков. Так тот мечтал, чтобы его демобилизовали. Выл от армейских порядков. Не могу, говорил, этим кретинам подчиняться.
Вот вам и повесть о двух капитанах. Ну, прямо, как у нас с Чечней и Абхазией. Чечня рвется уйти, ее не отпускают. Абхазия просится к нам - ее не пускают.
Этот Щербаков серьезно проанализировал ситуацию и пришел логическим путем к выводу, что единственная возможность для него стать штатским - комиссоваться по здоровью. А так как он был здоров, как... ну, не бык, худощавого слишком телосложения, скорее теловычитание... как козел, наверно, то симулировать пришлось сумасшествие.
Взялся за это серьезно. По утрам в офицерской столовой нес чепуху. На политзанятиях задавал вопросы. Что, в общем-то, не поощрялось. Независимо от содержания вопросов.
Но тут такой нюанс.
Концентрация психов в армии значительно выше, чем на гражданке. Это обусловлено и системой подготовки кадров, и атмосферой действительной службы... Короче говоря, чтобы поверили, что ты псих, нужны серьезные доказательства. Служивший в моем подчинении старшина Жора Пупейко (как-нибудь о нем отдельно) рассказывал: служил он в Борзе (Дальний Восток), был у них офицер, косивший под психа с той же целью демобилизации. Так он, чтобы всех убедить в своем психозе, ложился спать (все жили в общей казарме) с топором под подушкой. И крепко спал. А все остальные всю ночь размышляли - в какой степени он притворяется сумасшедшим, а в какой - им является.
И вот ночью стук в дверь нашей комнаты. Откройте, ребята, это я, Толик. Толик - лейтенант, кадровый. Сосед Щербакова по комнате. Хороший парнишка, немного наивный, немного карьерист. Потом удачно женился на дочке командира соседнего полка и пошел в гору. Но это потом. А тогда - открыли - вбежал к нам, дверь запер, в одних трусах, трясется: -"Мужики, сплю - чувствую, кто-то на меня смотрит! Открываю глаза - надо мной Петрович стоит. С ножом. Стоит и смотрит. Я ему - ты чего, Петрович? - А он мне - ты, спи, спи... Ну, я и выскочил".
Кончилось все печально. Через недельку Щербаков, доведенный до отчаяния отказами признать его негодным к службе, набросился с тем же кухонным ножом на начштаба. Начштаба был мужичонка безобидный, невзрачный, никакой какой-то... Все лицо в оспинах, прозвище у него "шилом-бритый", так что Петрович никакого урона его красоте не нанес, тем более, что хлеборезкой своей только махал... И вообще, начштаба меньше, чем кто-либо был виноват в капитанской судьбе... Что и заставило командование задуматься над умственной полноценностью этого капитана Копейкина. И увезли Петровича в решеченной карете в гражданскую жизнь...
ЗАМПОЛИТ
В те годы, Виктор, в каждой части обязательно был замполит. Ну, комиссар Фурманов такой. Еще обязательно был особист. Как раз в мою службу прислали нового. Кияшка по фамилии. Капитан. Вежливый, вкрадчивый. Со всеми помаленьку знакомился. Головку набок, ручку подаст, но никогда не жал, просто подаст четыре сосиски и представляется: "Кияшка". Мы первое время вздрагивали, думали - пароль. Мой друг и сосед по комнате двухгодичник Саша придумал и всем рассказывал историю, как Кияшка его завербовал в сексоты, на каких классных условиях он работает и пр... Все ржали, кто и верил. Во всяком случае, Кияшка при встрече с Сашей сильнее клонил головку и внимательнее вглядывался. Но последствий не возымело.
Но, я, собственно, о замполитах. Самая никчемная должность. Делать совершенно нечего. Политзанятия проводит. Персональные дела разбирает, в грязном белье ковыряется. Не дай Бог, если молодой карьерист какой - задолбает.
У нас полковой замполит был иной - колоритнейшая фигура! Представьте себе, Витя, вылитый артист Меркурьев. Помните такого? И фамилия даже похожая - Маркелов. Фактура, голос, рост - великолепный экземпляр. Прозвище - Вордоморот. По-армейски мудр. Жизнь понял. Не суетится, не лезет. Знаете, есть такое определение: порядочный человек - это тот, кто не делает гадости без крайней необходимости. Так Маркелов был таким порядочным человеком. Гадил неохотно, только по долгу службы. Например, в деле со Щербаковым пытался сгладить ситуацию до конца, пока она уже не вышла из=под контроля.
Прославился замполит афоризмами. Афоризмы армейские вообще играют заметную роль в службе, а Вордоморот был их кладезь. Эх, сожалею, что не записывал, мало что запомнилось. Кое-что. Например:
- Никогда не торопись исполнять полученный приказ, ибо вскоре поступит новый, его отменяющий;
- С утра посрать - наполовину опохмелиться;
- Сейчас будем грузить люминий. Товарищ старшина, не люминий, а алюминий. А ты кто такой? Я филолог. Это ты на гражданке филолог, а здесь ты говно, и будешь грузить люминий!
- В пьянстве замечен не был, но с утра пьет холодную воду;
- Плох тот солдат, который не хочет.
Ну, и тому подобное. Но одно его выражение я запомнил навсегда, и мне иногда кажется, что применять его нужно не только по отношению к солдатам. Не помню уже, по какому поводу, замполит сказал:
- Вот, иногда солдат такое сделает, прямо бы расцеловал бы его, но - нельзя!
- Почему?
- А у солдата везде жопа.
РЕГЛАМЕНТНЫЕ РАБОТЫ
Знаете ли вы, Виктор, что такое регламентные работы? Нет, вы не знаете этого, и слава Богу. Это вот что такое. Налетал самолет 100 часов - его тащат в ТЭЧ для проведения работ по сточасовому регламенту - осмотр конкретных узлов и систем, проверка работоспособности оборудования и тому подобное. Некоторые приборы снимают с самолета и проверяют на стендах.
В принципе работа строится так. Солдат в авиационном полку мало, они, в основном, на вспомогательных работах. Вспомогательных, но ответственных. (Кстати, может из-за повышенной ответственности между офицерами и солдатами в авиации особые отношения. Не просто командир - начальник, а более человеческие. Ведь от добросовестности солдат зависит жизнь экипажа. Ну, и, конечно, никакой дедовщины не было.) Например, солдат (кстати, все они выпускники ШМАСов - школ младших авиационных специалистов, с которых и начинается их служба) снимает аппаратуру с самолета, офицеры ее поверяют, солдаты устанавливают обратно, а офицеры проверяют правильность установки. Но это в идеале. У нас был солдат Дроманов, так он, будучи из какой-то глубинки Нечерноземья, впервые увидел паровоз на пути к месту службы. Самолетов боялся до поноса. Только через год решался зайти в самолет. Естественно, мы предпочитали сами выполнять его работу. Хотя она нелегкая. Попробуйте, Витя, снять датчик угла поворота хвостового оперения. Он расположен, как вы понимаете, на хвосте, на высоте 6-7 метров. Надо залезть на стремянку. На эту высоту. А датчик - за крышкой лючка. А лючок привинчен тридцатью двумя крестообразными винтами. А температура воздуха минус 23 градуса Цельсия. Влажность - 100 %. И ветер. И в варежках этого не сделать - рукавицы в карман... Ну, да, впрочем, я о регламентных работах.
Налетал 200 часов - другой объем работ. Самый большой и трудоемкий регламент - 600 часовой. Но не в этом его особенность, а в том, что в перечень работ по этому регламенту входит промывка КПЖ (это комплект приборов, обеспечивающих летчиков кислородом для дыхания). А промывка производится спиртом. Ради справедливости надо сказать, что спирт выдается и на 100-часовые работы, но - какие-то жалкие 1,5 кг... нет, нет, я не оговорился, это на гражданке спирт меряют на поллитры, а в армии - на килограммы. Так вот, на промывку КПЖ положено 19 кг!!! Питьевого спирта!!! Что? Вы спрашиваете, почему нельзя промывать непитьевым, ну, там, метиловым спиртом?
Можно.
Ничего не будет плохого.
Кислородному оборудованию.
А о людях вы подумали? Пробовали. Урон живой силе - фашисты отдыхают. Предупредить личный состав? То есть, вы думаете, что не предупреждали?
Витя, я расскажу вам историю из своей теперешней, академической жизни. Мы в нашей лаборатории тоже используем спирт для промывки электронной аппаратуры. Завлаб устал охранять бутыль с заветной жидкостью и провел смелый эксперимент. Накапал в бутыль со спиртом фиолетовых чернил, а на бутыль приклеил этикетку с Веселым Роджером и надписью "ЯД".
Дальнейшее мы знаем со слов участника описываемых событий. Вечером лабораторная обслуга собралась, шкаф с бутылью вскрыли привычным способом и обсудили сложившуюся ситуацию в смысле, что, конечно, это провокация завлаба, но кто его знает, а вдруг в самом деле - того, метил? Так и копыта отбросить недолго. Но пить-то надо! Сгоняли в магазин, купили особо роскошной закуски, сало, помидорчики, а, главное, молока - отпаивать. Антидот, мля! Нашелся и испытатель-доброволец-камикадзе. Нацедили ему в стакан грамм 50.
Ждут.
Поднял стакан.
Выдохнул.
Зажмурился.
Выпил.
Тишина. Суют молочко. Сало. Ждут.
Ребята, хрен знает, не разобрал...
Нацедили.
Поднял стакан.
Выдохнул.
Зажмурился.
Выпил.
Тишина. Но молоко не предлагают.
Ребята, ну-ка, еще... и руку тянет...
Ему хлоп по руке... Хорош... Назакусывался. Ясно все уже.
И вперед, с песней.
А вы говорите, предупредить. Да, так в полку все знают - в ТЭЧ летак на 600 часов прикатили! Праздник! День Авиации!
А спирт-то выделяли только нашей приборной группе. Но зажать его только себе невозможно. Существует неписанный табель о рангах - кому сколько положено. Наш начальник группы накануне объявлял по личному составу - завтра приходить с посудой. Нам, офицерам группы полагалось по бутылке. Сколько-то отходило соседним группам, начальнику группы побольше, начальнику ТЭЧ. А дальше тянулось полковое начальство - инженеры полка, штабисты, связисты, столовские работники... Приходило начальство, как правило, с солдатскими флягами. А фляга вмещает грамм 700. Несправедливо по отношению к нам. А один майор приходил с раздутой флягой (специально раздул под давлением), с килограмм вмещала.
А фактической раздачей спирта занимался, так как ему и надлежало промывать КПЖ, уже помянутый старшина Жора Пупейко. Замечательная личность. Белорус. С огромным житейским и армейским опытом. Лет 40. Меня, молодого начальника, встретил недоверчиво, высказался в таком духе, шо поглядаем, как оно буде... Мы с ним сдружились по-настоящему. По первому времени он помогал неоценимыми советами по армейской жизни, каких ни в одном уставе не сыщешь. Я всегда потом прикрывал его по службе - всякое ведь бывает. Всех людей он делил на две неравные группы: про немногих говорил, шо дядька приличный, про остальных - "чистай адиет". До сих пор горжусь, что входил в первую группу.
Если вы думаете, что Жора был "чистай адиет", что вместо промывки системы жизнеобеспечения раздавал спирт, так вы ошибаетесь. Я же говорил про его огромный опыт, который убедил его в том, что для нормальной промывки достаточно 1-1,5 кг спирта. Что он и делал. Этот спирт после промывки приобретал малахитовый оттенок, и хозяйственный Жора не сливал его на землю, как положено по регламенту, а сливал его в ту раздутую флягу майора, которого, естественно, относил к категории "чистах адиетов". Чем экспериментально доказал безвредность отработанного спирта.
Если бы в КБ, разрабатывающем регламенты, стали известны все эти эксперименты, страна могла бы сэкономить сумасшедшие средства, а Жора - получить бы какую-нибудь премию. Но Жора предпочитал получать свою долю славы натурой.
Эх, Витя, а на самолете есть еще противообледенительная система. Она представляет собой брызгалку на стекла кабины и на плоскости крыльев, рули, элероны. И брызгает спиртом! Десятки килограмм! А есть еще "ликер шасси"! Не слышали? Ну, об этом как-нибудь в следующий раз.
О ПОЛЬЗЕ ПРЕФЕРАНСА
Я уже как-то упоминал о начальнике нашей приборной группы. Тоже в своем роде примечательная личность. Капитан. Лет 35. Толст до неприличия, особенно в животе. Как результат полноты, ходит со слегка оттопыренными руками, за что имеет прозвище "Пингвин". Осторожен, даже трусоват. К нам, двухгодичникам, относится уважительно - инженеры, работу делаем надежно, он спокоен за качество.
Страстный преферансист. Имеет постоянную компанию, по выходным играют, конечно, на деньги. В понедельник приходит либо веселый ("как я вчера мизернул!"), либо понурый ("эх, зря я на восьмерной вистанул, жаба одолела..."). В этом случае ругается на подчиненных матом, оставаясь вежливым: называя по имени-отчеству, и даже мать поминает не "твою", а "вашу".
Как-то приходит возбужденный. Ему вчера показали задачку преферансную, ну, там, дан расклад, чужой ход, надо сыграть семерную на червах... Весь вечер бился, не смог решить. Ну, я подначил, мол, не всем дано... Завелся с полоборота, клюнул: попробуй сам реши... Я подсекаю: за три отгула? По рукам!
На следующий день, воскресенье, с моими друзьями, двухгодичниками, соседями по комнате, с Сашей и Гришей, запасаемся сигаретами с утра, открываем окно на реку (лето!), раскладываем картишки и начинаем думать. Задачка, действительно, крепкая.
В общем, часам к двум мы ее раскололи. Сказался опыт студенческих лет, когда преферансу уделялось не меньше времени, чем учебе.
В понедельник предъявляем. Смесь досады и восхищения. Слово держит. И мы втроем свободны на сутки. Переодеваемся в штатское, на трассу, ловим попутку - и через 2 часа в Питере.
Свобода!
Да здравствует преферанс и азартные люди!
О ПОЛЬЗЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
Наш Пингвин учится в Рижском институте инженеров гражданской авиации (РИИГА). Заочно. Без высшего образования из вечных капитанов не вылезти. Это вообще трагедия авиационных офицеров. Майорских должностей в полку - единицы. Ротация маленькая. А без высшего - вообще никаких шансов.
Когда меня призвали в армию, я уже работал на кафедре. И как только Пингвин узнал об этом, тут же взял меня в оборот:
- Слушай, Павел Сергеич, можешь мне экзамены сделать в своем ВУЗе?
- Ну, наверное...
- Все, я договорюсь с майором, дадим тебе 10 суток, съездишь домой.
В те времена был странный порядок - заочники имели право сдавать экзамены в любом институте. Видимо, это было следствием унификации учебных программ. И вообще, унификации жизни. Какая разница, какой ВУЗ, советский ведь! Какая разница, кому принадлежит Крым - России или Украине? Все вокруг советское, все вокруг мое.
Короче говоря, поскакал Пингвин к начальнику ТЭЧ, майору Хабибуллину. По прозвищу, естественно, Татарин.
Ну, о нем надо рассказать особо. Лет 40. Невысокий, коренастый, кривоногий. Пьющий. Причем запоями. Неделю-другую держится, ходит злобный, всех костерит. В один прекрасный день исчезает после утреннего построения и появляется перед обедом. На ногах держится, но почти без сознания. Команда - "выходи строиться"! Шагает перед строем и - традиционный монолог:
- Я вам всем покажу! Вы меня еще не знаете! (Привет от поручика Дуба). Я - татарин! Меня вид крови только возбуждает! Мне зарезать ничего не стоит!
Затем у всех на глазах прыгает в ТЭЧевский ГАЗик - и на несколько дней. Все во главе с Вордоморотом, сколько могут, скрывают от Колчака очередной запой, но шила в мешке... Балансирует на грани понижения в должности. Но невредный. Дурной скорее. Ничего особо плохого никому не сделал. Но не потому, что добрый. Некогда просто.
Итак, пошкандыбал наш Пингвин к Татарину, и через несколько минут прибегает дежурный солдатик:
- Вас к командиру!
А надо, Витя, вам напомнить, что я только службу начал, еще людей плохо знаю, кто на что способен. Поэтому оцените мое оторопелое состояние во время следующих событий.
С обычным "разрешите войти" захожу в кабинет и вижу картину: оба стоят друг против друга и, перебивая друг друга, орут:
Пингвин: - Это нечестно, товарищ майор!
Татарин: - Я сказал, я тоже!
Пингвин: - Это я его нашел, это нечестно!
Татарин: - А мне по хрен, кто нашел!
И тычет Пингвину какие-то бумажки. Пригляделся - мать моя! Пачка направлений на экзамен. Оказывается, Татарин тоже учится в РИИГА и испытывает те же пингвиньи проблемы. А речь идет про меня. То есть я должен сделать экзамены майору. И в первую очередь. А это нечестно. Потому что первый меня нашел Пингвин.
Эти душераздирающие визги продолжались до тех пор, пока Татарин вдруг заорал :
- Смирно!!!
И когда мы с капитаном вытянули руки по швам, он неожиданно негромко, но с внутренней силой сказал:
- Алик, какая наша главная цель? Вырваться из этой системы! Ты согласен? А для этого все средства хороши - подкуп, шантаж, убийство!
У меня с непривычки подогнулись колени. Пингвин тоже был ошарашен. А Татарин вручил мне пачку направлений с напутствием:
- Без экзаменов не возвращайся!
В итоге я получил десятидневный отпуск для поездки на родину - это через месяц после начала службы! Отбыл, напутствуемый пингвиньим плачем, чтоб не забыл про его направления.
Ну, все экзамены мне обошлись в пару дружеских посиделок с коллегами по институту, да и не за экзамены, просто все радовались возможности увидеться так скоро и покейфовать за пивком. Я благополучно вернулся, заработав очки в глазах командования, но задумался над будущим... И вот тут, как в известном анекдоте, мне вдруг стало дико везти.
Я понял, что нельзя полагаться на случай. Экзамены экзаменами, но есть еще курсовые, которые надо худо-бедно предъявлять. И еще я понял, что добрая половина командиров учатся на заочном в разных ВУЗах.
И мы создали бригаду. С моими друзьями-соседями Сашей и Гришей мы перекрывали весь спектр вузтеховских наук - электронщик-программист, электрик и механик. Написание рефератов! Изготовление курсовых проектов! Решение контрольных заданий! Лудим, паяем, примуса починяем!
И пошла работа. Приносят нам курсовой. Консилиум. Оцениваем объем работ. Без жлобства. Если истец имеет соответствующую власть - объем работы оценивается в днях отгулов (и в Питер!), если нет - соответствующим литровым эквивалентом. Работали качественно, рекламаций не было. Если кому-то надо было слетать домой - скидывались отгулами и отправляли. Все это в корне изменило нашу службу, она превратилась во что-то вроде вахтового метода работы.
И еще. При Доме Офицеров работали курсы по подготовке к поступлению в институты. Нас пригласили туда преподавать физику, математику и химию. Учились там молодые лейтенанты, их жены, полковая обслуга. Все два года мы проработали на курсах. Надо сказать, что после наших курсов поступало практически 100% слушателей. Слава у нас была всегарнизонная. А получаемые гонорары мы оставляли в лучших ресторанах Господина Великого Новгорода.
КАФЕ "РЯБИНУШКА"
ОПАЛЬНЫЙ МАЙСТРЕНКО
АВИАЦИЯ И ДИСЦИПЛИНА
Я уже как-то говорил вам, Виктор, что отношения в авиации между офицерами и солдатами своеобразные. Но надо сказать даже шире - в авиации вообще понятие дисциплины довольно своеобразное, весьма далекое от уставного. Вот, кстати, вспомнил еще один афоризм Вордоморота: "Когда на земле дисциплину раздавали, авиация в воздухе была".
Есть бородатый, но довольно характерный анекдот, как в гарнизон, где стояли пехотный, артиллерийский и авиационный полг, приехал генерал с инспекцией. Вызывает к себе пехотного капитана. Точно в назначенный срок стук в дверь:
- Разрешите войти?
- Входите. Садитесь.
- Спасибо, я постою.
- Курите.
- Никак нет, не курю.
- Скажите, как вы относитесь к алкоголю?
- Не употребляю!
- А как насчет женщин?
- Я женат, товарищ генерал!
Следующим приходит вызванный артиллерийский капитан:
- По вашему приказанию явился!
- Садитесь.
Садится.
- Курите.
Закуривает.
- Как вы насчет выпивки?
- По праздникам, товарищ генерал!
- А насчет женщин?
- Ну, бывает, товарищ генерал.
Вызывает авиационного капитана. Через полчаса после назначенного срока приоткрывается дверь и в щелку просовывается голова:
- Вызывал, командир?
- Входите.
Входит, садится, закуривает. Про курение спрашивать бессмысленно.
- Скажите, капитан, как вы относитесь к выпивке?
- Наливай, командир, а потом я тебя к таким девочкам отвезу - пальчики оближешь!
Утрировано, но, по сути, точно. Я вот рассказывал про запои нашего Татарина. Конечно, Колчак, как от него не скрывали, знал обо всем. Но терпел почему-то. Хотя и врезал майору время от времени, как говорят в армии, "делал ведерную клизму с патефонными иголками". Многое сходило с рук.
Вот один эпизод приходит на память. Как-то летом наш полк перебазировали на запасной аэродром, своего рода учения. Запасной аэродром представляет собой грунтовую взлетно-посадочную полосу на опушке леса - и все. Никаких строений, лес и поле, даже деревни близко нет. От нашего гарнизона километров 150.
Перебазирование начинается с передовой команды, в которую входит и ТЭЧ. Нас отправляю на ПАРМах (это такие мастерские на колесах), с нами группа солдат для строительно-земляных работ. Наша задача - поставить палатки, построить летнюю столовую, развернуть походный вариант ТЭЧ - короче, к прилету самолетов все должно быть готово для службы и жизни.
И вот мы живем уже третий день, в основном все сделано. Сидим, обедаем, со спиртом, конечно (все же пикниковое настроение). Командует до прибытия командира полка наш Татарин. Он уже с утра хороший, но присоединился к нам, отматерил всех, что пьем, выпил с нами еще полстакана - и в это время вестовой докладывает, что самолет комполка заходит на посадку. Татарин собрал волю в кулак и поколбасил к взлетке - встречать и докладывать. Предчувствуя цирк, мы потрусили следом.
Дело в том, что в это время Колчак был в отпуске. Исполнял обязанности комполка командир первой эскадрильи майор Левада. По званию - равный нашему Татарину. Но в данный момент - старший по должности. Карьерист был Левада - до мозга костей. Не пил, не курил, придерживался строго уставных отношений, вообще неприятный был тип. Внешностью - вылитый сегодняшний депутат Рагозин. Естественно, с нашим Татарином ненавидели друг друга - совершенно несовместимые люди. Так вот, вся пикантность в том, что ему-то наш майор и обязан был докладывать.
Самолет сел, подрулил поближе к штабной палатке. Люк открылся, выставили трап, и Левада, мундир с иголочки, спустился на землю. К нему подшкандыбал наш мятый и красномордый и приложил руку к козырьку. Левада тоже. Дальнейший диалог так и происходил - они от ненависти друг к другу забыли опустить руки:
- Товарищ майор, во вверенной мне части никаких происшествий не было!
- Вы пьяны, товарищ майор!
- А вы, товарищ майор, п...да моченая!
Все замерли. Два майора еще посверлили друг друга глазами, потом Левада плюнул и ушел в штабную палатку, а татарин вернулся в столовую и выпил еще.
Инцидент последствий не имел.
Вы, Виктор, можете подумать, что уж совсем была анархия. Нет, все точно знали, что есть предел, за которым шутки кончаются. Это безопасность полетов. Ну, и отношение к командирским приказам было разное - какой командир.
Через неделю после начала лагерной жизни прилетел командующий дивизией генерал Зайцев. Сам в кресле левого летчика. Что значит левого? А в левом кресле всегда командир корабля, в правом - второй летчик. Генерал был боевой, уважаемый. В войне, конечно, по возрасту не участвовал, но и после войны было много горячих точек. Кадровые офицеры рассказывали, как в 68-м дивизию бросили в Чехословакию. Напихали в самолеты десантуру и - вперед. В передовом самолете - генерал, правда, тогда еще полковник. Заходят на чехословацкий аэродром - а чехи все АНО вырубили. Что? А, ну все аэродромные огни, обеспечивающие посадку. Ночь. Так Зайцев приказал всем самолетам на второй круг, сам посадил свой самолет в полной темноте, только на самолетных фарах, во главе десанта захватил КПП и врубил освещение. Все сели благополучно.
Как бы не относиться к сути чехословацких событий, но это поступок, заслуживающий уважение. Может, и подвиг.
Так вот, генерал Зайцев посадил самолет, спустился на пару ступенек трапа, и, прервав доклад подбежавшего Левады, спросил:
- Где сортир?
- Да, товарищ генерал, мы еще не успели построить, мы тут, в лесочек...
- Ну, - генерал взглянул на командирские часы, - минут сорок я потерплю.
И ушел обратно в самолет.
Через сорок минут вышел и торжественно прошествовал в свежепостроенный скворечник.
СУВОРОВЦЫ
Пришли к нам в полк два новеньких младших лейтенанта - бурят Цыбиков и русский Соколов. Оба по метр пятьдесят, только Цыбиков черненький, коренастый и кривоногий, а Соколов - светленький и худенький.
Судьба у них была до удивления одинаковой. Сначала Суворовское училище, затем авиационное училище, присвоение звания техник-младший лейтенант (в отличие от двухгодичников - инженер-лейтенантов), и в полк.
Вы, Виктор, и представить себе не можете, что это была за жизнь. Впрочем, я тоже слабо представляю. Вы только подумайте. В Суворовское - это с семи (или с восьми) лет. Суворовское - это казарма, дисциплина, муштра. Обучение беспрекословному повиновению. Уставы, строевая подготовка, минимум самостоятельности. А ведь это еще ребенок!
А авиационное училище? Да то же самое плюс зубрежка матчасти. Культурное развитие неандертальца.
И вот они попадают в полк. Да это же вольница! Степан Разин! Запорожская Сечь! После службы можно переодеться в штатское - и в город! (Вообще-то по уставу отлучки из гарнизона только в форме, и только по разрешению командира, но этого, по молчаливому согласию, никто не соблюдал).
А вы знаете, сколько получал курсант? Копейки. На сигареты не хватает. А в полку? Трехразовое питание (и очень неплохое). На входе в столовую - тумбочка с "выпрямителем" (так офицеры прозвали самодельный квас убийственной ядрености - с похмелья все мозги выпрямлялись). Бесплатное повседневное и парадное обмундирование. Деньги для существования в принципе не нужны. Но платят! Регулярно! Каждое пятое число - день авиации! И платят 180 рублей! Это в ДВА раза больше, чем я получал, будучи преподавателем ВУЗа.
Куда девать деньги?
Правильно!
И рестораны Новгорода гудели с пятое по десятое. Страдная пора для официантов, таксистов и проституток города. (Город вообще был хорошо осведомлен о гарнизонной жизни, так как во многом зависел от офицерского житья-бытья. Помню, как-то мы с друзьями прогуливались по рынку, и какая-то торговка сказала нам: "А вы чо, лейтенанты, здесь ходите, через час вам тревогу объявят!" И точно!).
И вот наши суворовцы усердствовали более всех. Как дорвавшиеся. Пьянки, девчонки, драки... Пили уж совсем неумеренно, даже по мнению видавшего виды замполита. Однажды утром в гостинице весь умывальник залит кровью. Ужас! К счастью, кровь пролил заяц. Эти суворовцы умудрились где-то раздобыть ружье, подстрелили зайца (благо, вокруг леса дремучие) и разделывали его в умывальнике. Ну, им врезали, охота прекратилась, и запили еще чернее.
Было ясно, что добром это не кончится.
И в один непрекрасный зимний вечер Соколов с Цыбиковым поехали в город, к своим девочкам. И Соколов, только что сменившийся из наряда (патруль по гарнизону) поехал, не сдав свой табельный "Макаров". Сначала они посидели в ресторане, потом взяли шампанского и пошли к одной из девчонок. Там они еще выпили и подрались из-за какой-то из боевых подруг. Потом помирились и ушли. Когда отошли от дома на квартал, Соколов застрелил Цыбикова в упор, вернулся к девчонкам, выпил бокал шампанского, и застрелился у них на глазах.
Справедливости ради, надо сказать, что придурки встречались не только среди суворовцев. Незадолго до этих трагических событий произошло менее трагическое, но, по-моему, более отвратительное: один двухгодичник (уж не помню его фамилию), будучи в патруле, вышел на берег Волхова, подманил едой бродячую псину, гладил, гладил, а потом выстрелил в ухо. Что, зачем, за что? Нет ответа. Начальство сделало логический вывод и приказало двухгодичникам пистолеты не выдавать. А, значит, автоматически исключили нас из числа тех, кто ходит в наряд. Чему мы не слишком огорчились.
Но уж после суворовского салюта всем мало не показалось. Наехали ревизоры и проверяющие. Колчака отправили на пенсию. Все причастные и непричастные командиры получили - кто выговор, кто служебное несоответствие, кто перевод в Тьмутаракань...
А для рядовых офицеров - каждый день - построение в шесть утра, волейбол, завтрак, построение... и так весь день. Выход в город ужесточили. И, самое смешное, пьянство сократилось. Как подумаешь, что вставать в полшестого... плюнешь и пойдешь спать.
ПРИЛОЖЕНИЕ: О ПОДГОТОВКЕ ДВУХГОДИЧНИКА
Здесь вынесены в отдельную главку воспоминания профессора о периоде его обучения на военной кафедре технического ВУЗа. Они (воспоминания) были разбросаны, как ремарки, в его рассказах про действительную службу, -- но я их собрал вместе, чтобы не нарушать стройности повествования.
***
Когда я учился в институте, нас не спрашивали, хочешь ли ты обучаться на военной кафедре. Освободить от этого могли только по состоянию здоровья. Чем нужно было болеть, чтобы тебя признали негодным, я понял уже потом, когда меня призвали в армию, на медкомиссии. Председатель комиссии, веселый полковник медслужбы, в ответ на какие-то жалобы призывника, продекламировал:
-- Офицер запаса годен к службе до тех пор, пока на нем явственно не проступили трупные пятна!
Да мы и не огорчались - военная кафедра была спасением от армии (хотя такой дедовщины тогда и не было, но служить солдатом... Со мной служил врач, который почему-то не закончил военную кафедру - служил рядовым, в санчасти, выносил горшки и ставил клизмы - квалифицированный специалист и интеллигентный человек). Кроме того, в те времена выпускников военных кафедр не призывали, и они так и ходили инженер-лейтенантами запаса. Характерно, когда началось рекрутирование двухгодичников, то звание "инженер-лейтенант" заменили на "лейтенант-инженер" (знай, инженер, свое место, это ты на гражданке был инженер, а здесь ты говно, и пойдешь грузить люминий).
Итак, со второго курса мы начали обучаться, точнее, служить, на военной кафедре. Один день в неделю полностью посвящался службе (к радости девичьей половины курса, у них был свободный день). Мы должны являться на военную кафедру к восьми-ноль-ноль, коротко подстриженными, в выглаженных брюках (в поздние годы даже выдавали что-то вроде солдатской формы - хаки, пилотки и пр.).
Мест обучения было два.
Первое - непосредственно в корпусе ВУЗа, в классах кафедры или на внутреннем дворе, используемом в качестве плаца.
Второе - так называемая газовочная станция ("газовка"). Она располагалась на окраине города, на охраняемой территории, где стояло несколько списанных МиГов. Списанных, но работоспособных. Когда был керосин, двигатели запускали к ужасу окрестных жителей и к радости будущих офицеров. Газовали, откуда и название.
Чему же нас учили?
Сначала, как водится, строевая подготовка.
Уставы.
Вы, Виктор, наверное, не представляете, сколько существует Уставов. Устав внутренней службы. Устав караульной службы. Строевой устав. Устав гарнизонной службы. Может, теперь и новые есть, да и я не все перечислил. В них расписано ВСЕ! Вплоть до количества сортирных очков на одну солдатскую задницу. (Помните, Виктор у Чехова:"--- Что-то у тебя телега, не разберешь, где перед, где зад!? -- А чего тут разбирать? Где лошадиный хвост, там перед, а где ваша милость сидит, там, стало быть, зад." В уставах такая же степень детализации). Нет, я не говорю, что это глупо, в армии, наверно, так и надо, с петровских времен. Просто представьте себе, каково все это зубрить молодым балбесам, уверенным в том, что служить не придется!
Топография, картография.
Тактика, организация боя, обороны, наступления.
И еще один устав, особый. Назывался НИАС. Наставления по Инженерно-Авиационной Службе. Это был абсолютный кошмар. Организация инженерной службы в авиачасти. Обеспечение ГСМ. Перебазирование. Организация аэродромной службы. Расчеты (довольно сложные) по инженерному обеспечению.
И все назубок.
Конспекты выносить из расположения кафедры не разрешалось. Все записи велись в прошнурованных и пронумерованных тетрадях, которые сдавались в спецчасть. Чтобы зубрить, в конце дня - два часа самоподготовки. Занятия заканчивались часов в восемь вечера.
В общем, нам доставалось.
И все это было сдобрено казарменной дисциплиной, унавожено специфическим юмором преподавателей-офицеров, что в целом дало нам первоначальное слабое представление об идиотизме армейской жизни в мирное время.