Афанасьев Олег Львович : другие произведения.

Пьесы для чтения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   ПЬЕСЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ
  
  
  
  
   О Н И В С Е - Т А К И Б Ы Л И
   /картинки из жизни казачьих потомков/
  
   От автора.
  
   Михаил Булгаков, написав замечательный роман "Белая Гвардия", почувствовал некое всё более нараставшее томление, закончившееся созданием "Дней Турбиных". Примерно то же случилось со мной после "Праздника по-Красногородски". По законам жанра, многое из жизни моих пацанов осталось несказанным. Особенно жаль было наших неповторимых песенок, которые мы горланили шатаясь по ночным улицам или расположившись в какой-нибудь заросшей бурьяном канаве. Так и написались в конце концов "картинки".
  
  
   Действующие лица: В о л ч о к, В а д и м, Е р м а к, С е р е ж к а, Ж о р к а П у п о к и другие.
  
   К а р т и н к и п о с л е д н и е
  
   1-е п о х о р о н ы
   Бедный глинобитный дом под двускатной крышей, двор, заросший усыхающими травами, с несколькими вишнями и жерделами, огороженный темным деревянным забором с перекошенной, болтающейся на одной верхней петле калиткой. Перед порогом дома гроб и тихая толпа.
  
   Г о л о с а.
   - О чем только думал? Без отца рос - и сыну своему такую же судьбу уготовил.
   - И такое ж оно еще молодое...
   - Да, отколол номер. Кто б мог подумать: до двадцати пяти не дожил.
   - А все водка проклятая! Зальют глаза, и уже ни о матери, ни о жене, ни о детях...
  
   Слышен рокот мотора. Толпа оживляется.
  
   - Катафалка приехала. Все! Прощаемся с Вовой, да будем выносить.
  
   На передний план выступает группа парней. Сноровисто подымают на плечи гроб. Свет гаснет. Слышен топот ног, женское скуленье, переходящее в вой... Когда вновь загорается свет, все сидят за столом под вишней, которая метрах в пяти от места, где стоял гроб. В одном углу стола парни, выносившие гроб.
   В а д и м. Пацаны, до сих пор не пойму, зачем он это сделал? Если разобраться, кроме жизни, ничего у него не было. Жуть. Третий день ничего не могу есть. Никогда не думал, что так бывает.
   В о л ч о к. Ну пить-то ты можешь. Давай, пей. Поехали. За Вову! /Пьют/. Хороший был пацан. Уговорить, фактически, на что хочешь можно было. Добрый пацан!
   Ж о р к а П у п о к. Я его за день до смерти видел. Веселый. Здоров! Как дела? Как в Польше...
   С е р е ж к а С п е к у л я н т /причитающе/. Володя ты мой, Володя! Ты был моим самым дорогим другом. Как теперь без тебя дальше жить, просто не знаю.
   В а д и м. Ха-ха-ха... С каких это пор? Ему помереть надо было, чтоб попасть в твои лучшие друзья?
   В о л ч о к /задумчиво/. У Вовы Ермака это было в крови. Помню, как-то на Первое мая, когда нам было лет по двенадцать, мы с ним нажрались. Обнялись, держимся друг за друга, переходим Коминтерну, он и говорит: давай под грузовик ляжем, чтоб задавил. Мать ему только что по затылку дала, он решил отомстить. А чо, говорю, раз надо, давай. Легли на булыжники в праздничном. Едет автобус, шофер затормозил, выскакивает с заводной ручкой. Падлы, сыкуны! Мы - рвать... Ну поехали!.. И еще раз. Не берет что-то.
   П у п о к /очень удовлетворенный двухразовым приемом водки/. А помните, шли мы на Дон купаться. Вдруг черная туча - и как из нее хлынуло. Мы бежать. Ермак впереди. И тут перед ним молния как вдарит в железный столбик. Аж запах пошел. Мы попадали в грязюку. Ермак вообще неподвижный. Но дождь нас быстренько в чувство привел. Мы вскочили, увидели, что все живы, стали прыгать, песни орать. Ермак таращился- таращился и тоже запрыгал, закричал, спустил штаны и небу жопу показал. Смеху было...
   В о л ч о к. Выпьем!
   В а д и м. А я последний раз видел его с гитарой. Смотрит в самоучитель, тренькает, и что-то не дотренькивается. Вова застенчиво улыбается, говорит мне: "Вот же ж, гад, в этом месте мне бы еще чуть-чуть!"
   П у п о к. А помните, как Вовка подцепился на допотопный драндулет, борт оторвался, и он с ним в обнимку покатился в пыли. Мы тоже тогда со смеху все попадали.
   В о л ч о к /грохает кулаком по столу/. И сейчас было бы очень смешно, останься он жив. Это ж надо! На ремне от штанов привязался к кровати, присел - и готов.
   В а д и м. Да. Всю жизнь ничего не получалось, и вдруг пожалуйста...
   В о л ч о к /вздрогнув, явно поражен/. Ну, Вадя, ты как то ружье, которое раз в сто лет само стреляет.
   С е р е ж к а. Что вы здесь порете! А у вас что получалось? На драндулет он какой-то цеплялся... Не было этого. Пацан умер, так они теперь могут что хочешь о нем рассказывать.
   В а д и м. Ты чего? Не понимает! Пацаны, он не понимает.
   С е р е ж к а. Да! Да! Вам бы только с кого посмеяться. А Вова Ермак был смелый. С Косого мне надо было получить. Вова, говорю, пойдем, он меня обидел. И мы пошли и побили поганую косую рожу. Вот каким был Вова. Вот что надо помнить.
   В а д и м /себе/. Этого я не понимаю. /Волчку/. Хочешь, еще выстрелю?
   В о л ч о к. Давай.
   В а д и м. Сережка - величина неизменная: в любом случае активный дурак. Сейчас он старается прилично оплакать, быть в этом деле лучше всех.
   В о л ч о к. А тебе разве не жалко?
   В а д и м. При чем здесь жалость? Я поражен, я хочу понять. Когда-то у нас была прорва времени. Мы не знали куда себя деть. И вдруг придумаем какую-нибудь совсем дикую игру. Бегаем, хохочем, в конце концов падаем на землю и говорим друг другу: вот бы нас в кино показать. В такие минуты верилось, что мы талантливые, впереди все будет хорошо. Но вот Ермакова жизнь кончилась. И так как ничего хорошего в ней не было, настоящей ее считать нельзя, настоящая у него - только смерть!
  
   Волчок пьет один, думает, хмыкает. Глядя на него, Жорка Пупок тоже проворно опрокидывает рюмку в рот. Сережка причитает со слезой в глазах: "Эх, Володя! Ты был моим солнцем. Зачем ты нас покинул, как нам теперь без тебя..."
  
   В о л ч о к. Интересно, кто из нас будет следующим?
   В а д и м /теперь он вздрагивает/. Ты что? Нельзя об этом. Не нам это решать.
   В о л ч о к. Страшно?
   В а д и м. Да. Конечно.
   В о л ч о к. А все-таки...
   В а д и м /вдруг смеется, отвлеченный усилившимися Сережкиными причитаниями/. В любом случае это будет самый дорогой, самый смелый, самый замечательный из нас. /Подымается над столом/. Вот что, мальчики, здесь не свадьба. Пошли в пивную добирать.
   П у п о к. И завтра будем?
   В а д и м. А как же? Чем больше мы здесь будем пить, тем лучше ему будет там.
  
   2-е п о х о р о н ы
   Обстановка и толпа примерно те же. В гробу лежит Жорка Пупок.
  
   Г о л о с а.
   - Ай, ай, ай... Или мы для вас не старались? Ведь все, что могли. Ничего, конечно, мы не могли, но это же надо понимать.
   - И не говори. Соберешься поесть, а потом думаешь: я-то большая, а он маленький; я жила, а он нет; я могу потерпеть, а он ничего не соображает, ему хочется...
   - Кашлял Жора в последнее время. Аж закатывается. Не больной ли ты, говорю, брось эту соску.
   - Откашлялся Жора.
  
   В а д и м /в сторону/. Жизнь вроде как освобождается от неумелых. Жорка был самый безалаберный. Шофером мечтал быть - не потянул. Что там! В нашей шараге элементарного печного дела не освоил. На шабашки пробовали брать - сачкует. Один талант был - чутье на выпивку. Другой раз на последние пятаки возьмем бутылку, только разливать - и Жорка тут как тут, словно чёрт из подворотни... Но лишним человеком язык не поворачивается его назвать. Иногда он был очень смешным. Помню, все мы вдруг принялись колоться. Жорка имя свое захотел на руке. В первый день он вытерпел букву "Ж". Мать поколотила. На второй день букву "О". Снова был бит. Тогда решился на остальные три: "РИК" - еще получил, но заветное ЖОРИК навечно запечатлелось на кулаке... (Слышен рокот автомобильного мотора). Вот! Один катафалк его сбил, другой приехал забирать. Такое надо уметь придумать. Удар, говорят, поднял его вверх, он метров семь летел по воздуху, а ботинки с ног улетели еще дальше. В полном смысле этого слова, отбросил тапочки. Надо бы что-то сказать, но ничего не лезет в голову. Все пьянка, пьянка. Все по пьянке, даже смерть...И ни Волчка, ни Сережки. Один опять сел, второй на море уехал загорать и пиво пить.
  
   3-и п о х о р о н ы.
   Обстановка та же. В гробу Сережка.
  
   Р о з к а /жена Сережки, потрясая кулаками над лежащим в гробу/. Гад! Сволочь! Догулялся. У, подлюка... Бил. Чуть что ему не так - ведром по голове, кастрюлей по роже. Абортов по пять штук в год. Книжку сберегательную свою проиграл и мою хотел. А я хитрая, я свою спрятала. Па-ра-зит. /Вдруг громко, безутешно рыдает. Постепенно теряя силы, присаживается перед гробом на стул/. Сереженька, родной. Будет у меня еще что без тебя? И зачем ты с этим гамадрилой Ворошиловым связался. Одну бутылку водки на лбу у него разбил, вторую...Зачем, а? Ну отсидели вы по одному делу. Так ты ж после срока в армию ушел, честной службой вину искупил. А как Ворошилов освободится, первый бежишь пить с ним и рассказы про тюрьму слушать. Тебя к нему - смерти своей - как магнитом тянуло. Вот он и всадил по самую рукоятку...
  
   Сквозь толпу протискивается женщина, как и Розка, годов тридцати, полная, статная. Как и Розка, она с распухшим от слез лицом. В руках у нее огромный букет алых роз. Она кладет их на грудь покойного.
   Ж е н щ и н а. Прощай, Сереженька, дорогой. Ааа...
   Р о з к а /пронзительно смотрит на рыдающую, медленно подымается со стула/. А это еще что здесь за бляди? Кто это такая? Люди, объясните мне, кто она такая?..
  
   Пока Розка вопросительно огладывает толпу, Волчок сильной рукой грубо оттаскивает женщину от гроба.
  
   В о л ч о к. Ты чего? Она законная. Уйди.
   Ж е н щ и н а. Сережа мой. Могу я с ним проститься по-человечески?
   В о л ч о к. Уйди. Она психованная. Цирк будет, если еще и ты рядом с ним ляжешь. Нет там для тебя места. Уйди!
   Р о з к а /вновь набрасывается на покойника с кулаками/. Ах ты сука! Говорил, два у него дома: я и пивнушка. У тебя, суки, три их было! Я, пивнушка и лахудра. /Бросается сквозь толпу/. Вовка, где здесь тварь одна подлая скрывается? Я догадывалась. Дежурства у него ночные... Брешет, думаю. Так оно и есть.
   В а д и м. Роза, вокруг свои. Тебе что-то мерещится.
   Р о з к а. Да цветы же вон принесла.
   В а д и м. Цветы все несут. Глянь сколько.
   Р о з к а. Только что была.
   В о л ч о к. Не выдумавай.
   Р о з к а /вдруг сдаваясь/. Неужели я правда чокаюсь? Ребята, налейте мне водяры.
  
   Чуть в стороне от толпы, повернувшись к людям спиной, Волчок наливает ей полный граненый стакан водки. Розка пьет, горько кривится, утирается рукавом. Некоторое время молчит, выпучив глаза, прислушиваясь к борьбе собственного организма с алкоголем. Организм, похоже, принимает яд. Розка улыбается, свойски подмигивает Вадиму и Волчку, грозит им пальцем.
  
   В о л ч о к. Молодец.
   Р о з к а. Ничего я не чокаюсь. Бог любит троицу...
   В а д и м. На четвертый богородицу.
   В о л ч о к. А на пятый спас!
   Р о з к а. Ля-ля, ля-ля, ля-ля.../пританцовывая, возвращается к гробу/.
   В а д и м / отбегая в сторону, трясется от смеха/. Ну и похороны! Сережка был ужасно активный и в тоже время глупый человек. Я сам раз пять готов был его убить. Еще он сделает это, это и это, говорил я себе, и прикончу. Но смерть он принял от почти такого же придурка, каким был сам. Аминь!.. А смерть очень серьезная штука. Она, может быть, самое главное, о чем должен помнить человек. Она как бы дана в помощь жизни.
  
   4-е п о х о р о н ы.
   Кладбище. Полутьма. Мечется прожектор, высвечивая гробнички с датами рождения и смерти Ермака, Пупка, Сережки. Много народа в полном молчании стоит около свежевырытой могилы. На земляном холме гроб с телом Волчка. Слышны слова могильщиков: "Прощайтесь! Ваня, дай конца..." Стук молотка, шелест посыпавшейся земли, глухой удар легшего на дно ямы гроба. Скулящий одинокий женский голос: "Братец! Братец дорогой..." Люди начинают двигаться, бросая в могилу землю. Вдруг прожектор упирается в четвертую, еще не ставшую на место, свежевыкрашенную гробничку с надписью: "Волчков Владимир Иванович, родился 9/11-37г. - умер 5/6-69г."
  
   К а р т и н к и п е р в ы е
  
   1-я
  
   Непроглядная тьма. Вой сирены. Гул приближающейся самолетной армады. Гул становится всепоглощающим. Но и он тонет в грохоте страшной силы взрывов. Земля содрогается, над ней проносятся шквалы, слышен треск разламывающихся деревьев, грохот сорванных крыш и падающих стен. Человеческие крики ужаса - самое слабое в этом светопреставлении. Бомбежка постепенно истощается. Уже не армада, а отдельные самолеты кружат, строчат из пулеметов, сбрасывают легкие бомбы. Появляется тусклый свет. Под низким потолком подвала стоят, сидят растерзанные люди, некоторые почти голые. Все слушают, подняв головы вверх, падая на пол, когда вой моторов становится нестерпимо близким, причем, взрослые накрывают собою детей. Удушливое, загнанное: "Гады, гады..."
  
   2-я
  
   Свет нормальный. Тишина. В комнате с неровными стенами, с глиняным мазаным полом, по которому бегают мыши, на кровати сидят дети и хнычут: "Сухарика... Сухарика хочу". Вдруг один, крепко спавший, подпрыгивает и кричит: "Горбушка! Кто взял мою горбушку? Только что мама мне под подушку сунула". Он требует, плачет: "Отдайте мою горбушку!" - и начинает драться. Свалка, дети падают на пол, голодные мыши разбегаются по углам.
  
   3-я
  
   Заросший травой перекресток. Угловой участок земли, на котором старый потемневший бутовый фундамент да несколько беспорядочно растущих жердел и вишен. Под деревьями сидят ребята в возрасте от пяти до тринадцати, человек десять. Шестеро играют в карты.
  
   Г о л о с а р е б я т.
  
   - Куда косишь? Так и косит, так и косит...
   - Нет бубей, так х.. бей.
   - В масть! Я выскакиваю.
   - Я тоже. Я не дурак.
  
   Четверо освобождаются от карт. Остаются Вадим и Сережка.
  
   В а д и м /размышляя над картами, тихо напевает/.
   Мою милку ранили
   Да посеред Германии,
   Вместо пули х.. воткнули
   В лазарет отправили.
   С е р е ж к а. Поешь? Сейчас тебе еще веселей будет. /Победно бросает на землю последнюю карту/. Дурак!
   В а д и м. ... А в лазарете не лечили, а еще добавили! Бью! Ничья.
   С е р е ж к а. Последняя рука - хуже дурака. Тебе сдавать, из-под тебя ход. Ну-ка, поработай... Да как следует тасуй!
  
   Вадим сдает. Играют.Ситуация повторяется. Сережка ликует.
  
   В а д и м /обескуражено/.Надоел ты мне со своими радостями. Больше не хочу.
   С е р е ж к а. А!.. Боишься... Сдавай, я тебя еще пять раз оставлю. С погончиками хочешь?
   В а д и м. Отстань.
   Е р м а к / толкая Вадима в бок, тихо/. Посчитай колоду. Он шпаранул.
  
   Сережка, услышав шепот Ермака, пытается подбросить в колоду карту из рукава рубашки.
  
   В а д и м. Шпаранул, шпаранул!..
   В о л ч о к /вскакивая на ноги/. А... в рот мине кило печенья и полкила колбасы! Теперь-то я понял. Гад. Я кровь мешками проливал, я пули ведрами глотал... На колени, сука!
   Ж о р к а П у п о к. Спекулянтская морда!
   С е р е ж к а. Ну и шпаранул, ну и что? Не имей сто рублей, не имей сто друзей, а имей наглую рожу...
   В с е. Спекулянт - сын спекулянтки. Смерть фашистским оккупантам и ростовским спекулянтам!
  
   Злобно заверещав, Сережка бежит через дорогу к своему дому. Захлопнув калитку, он начинает бросать в ребят твердые земляные комья. Ему отвечают тем же и попадают. Тогда Сережка бросается в дом, распахивает окно на улицу. "Вот! Вот!" В руках его появляется альбом с газетными вырезками карикатур Кукрыниксов, потом картонный ящик с шарами для новогодней елки. После этого он ставит на подоконник патефон и на него пластинку с фокстротом "Рио-Рита". Это все большое богатство, несомненное богатство! Но как всегда у Сережки перехлест. Вдруг в окне показывается Сережкина голова в немецкой каске и рука со штыком, стучащая по каске. На ребят глядит настоящий истукан, чудо-юдо заморское. От хохота ребята один за другим валятся на землю.
  
   - Ой, сука буду вечная...
   - Ой, век свободы не видать...
   - Ой, матери родной не иметь, так же ж подохнуть можно...
   С е р е ж к а. А тебе, Вадя, вообще на нашей улице не место. Все про вас знаю. Мать твоя ходит, на квартиру просится. Она и у нас просилась, да моя не захотела. На что, говорит, они сдались, рухлядь свою на тачке привезут... Все знаю! У тетки Гали жили? Жили. И у тетки Тамары жили. Тетка Галя вас выгнала. А тетка Тамара обворовала. Здорово она вас облапошила. И так вам и надо. Твоя мать даже в милицию побоялась заявить.
   В а д и м /сначала бледнеет, беззащитно озирается, пятится и прижимается спиной к акации; потом краснеет и бросается к окну/. Ты! Выходи на улицу.
   С е р е ж к а /размахивая перед его лицом штыком/. Она вас облапошила как надо...
  
   Вадим вырывает у Сережки штык, без размаха несколько раз бьет обидчика по плечу, в последний раз по голове, защищенной каской. Раздается ратный звон, позади воют от восторга.
   В с е. Ура! Вадим, сейчас мамка Маруся выскочит - рвем отсюда. Скорее, рвем!
  
   Бросив на подоконник штык-нож, Вадим убегает вслед за друзьями.
  
   4-я
  
   Посреди широченной улицы яма, из которой когда-то брали глину для саманов. Края ямы осыпались, утоптаны чуть ли не до блеска.
   В о л ч о к. Фу. Ну дурак. И гад же ж, с утра цеплялся. У меня просил. У Ермака просил. У Вадима, наконец, выпросил.
   П у п о к /обнимая Вадима за плечи/. Вот ты ему дал. Особенно по башке. Бамц!.. Еще надо было. Вадя, а Ермаку ты бы дал? А Волчку?
  
   Вадим непонимающе смотрит на Пупка, пожимает плечами.
  
   В о л ч о к. Покурить бы сейчас. У кого есть?
   В с е /вразнобой/. Откеда у старухи трудодни?..
   В о л ч о к /очень бодро/. Юрец! Стань передо мной, как лист перед травой. (Косолапый пятилетний Юрка, давясь от смеха в ожидании чего-то еще более веселого, подходит к Волчку). О, герой! /Вращает Юрку/. Грудь моряка, спина грузчика, жопа... Сзади ты, Юрчик, не получился. Жопа - старика.
   Ю р к а /падает Волчку на колени, хохочет/. Не щекочи, Вова.
   В о л ч о к. Юрка! Ты сейчас должен пойти на автобусную остановку и насобирать бычков. Мужики спешат и бывает по полпапиросы не докуривают. Иди и собери. Мы уже большие, нам стыдно, а тебе можно. Давай, дуй.
   Ю р к а /плачет/. Не хочу.
   В о л ч о к /заговорщицки/. А я тебя тоже научу. Так научу - лучше всех будешь. Да!
   Ю р к а. А через нос дым пускать научишь?
   В о л ч о к. Фи. Через нос все умеют. Я тебя через глаза, через уши, а потом и через жопу научу. Будет как в песне.
   Шел я лесом, видел беса,
   Он говядину варил,
   Котелок на х.. повесил,
   А из жопы дым валил.
   В яме тихо корчатся от смеха, но Юрка, ничего не заметив, убегает и возвращается с десятком окурков. Два самых "жирных" у него за ушами, остальные зажаты между пальцев левой руки, отчего кулачок напоминает палицу. Все закуривают, предварительно оторвав у окурка обслюнявленную часть.
   Е р м а к. Люблю повеселиться, особенно пожрать. И покурить.
  
   Юрка, застенчиво улыбаясь, сует в рот один из своих окурков, прикурив, в ожидании стоит перед Волчком.
  
   В о л ч о к. Требуется набрать в рот как можно больше дыма, втянуть как воздух, а там уж само собой получится.
   В а д и м. А там, Юрка, перед тобой земля и небо сделаются зелеными, ты задохнешься и поползешь раком неизвестно куда. Не смей! Вова, я не дам. Он еще маленький.
   В о л ч о к. А тебе какое дело?
   В а д и м. Он слишком маленький. И мы живем у них на квартире, я за него отвечаю. Юрка, брось эту заразу /отнимает у малыша окурок и растаптывает/. Не будет он курить!
   В о л ч о к. Ты смотри на него. Я слово дал, а он лезет.
   В а д и м /беря Юрку за руку/. Не дам. Мы первый раз попробовали кто в восемь, кто в девять, а ему только пять. Будет восемь, тогда пусть начинает.
   Ю р к а /вырывается из Вадимовых рук, весь в слезах и соплях катается по дну ямы/. Хочу папиросу. Ой, мамочка, да что же это со мной делают...
  
   Всем опять очень весело.
  
   В о л ч о к /умными глазами смотрит на Юркину истерику/. Во как пацану чёртом быть захотелось... Юрчик, а, Юрчик, дыма откуда ты больше всего хочешь?
   Ю р к а. Из зопы.
   В а д и м /отвешивает малышу подзатыльник/. Дурак. Пошёл домой. Чтоб больше никогда за мной не цеплялся.
  
   Юрка убегает. Смеркается. Издалека доносится песня. Ребята тоже заводят свое.
  
   То не дом и не больница: настоящая тюрьма!
   А в той тюрьме сидит мальчишка, лет шестнадцати дитя.
   Ты скажи, скажи, мальчишка, сколько душ ты погубил?
   Да восемнадцать православных, да двести двадцать пять
   жидов.
  
   За жидов тебе прощаем, но за русских никогда.
   А завтра рано чуть светочек расстреляем мы тебя.
  
   5-я
  
   Вадим и Сережка сидят на кирпичном заборе. За спиной у них четырехэтажная кирпичная школа, возвышающаяся над бесконечным во все стороны одноэтажным рабочим поселком.
   С е р е ж к а. Ты хочешь быть вором?
   В а д и м /изумленно/. В голову не приходило. А зачем?
   С е р е ж к а. Я хочу. Вор фраеру по морде врежет, а фраер обороту пулять не может.
   В а д и м. Обороту пулять? Что за дурацкие слова?
   С е р е ж к а. Защищаться. В оборот идти.
   В а д и м /насмешливо/ А...
   С е ре ж к а. Точно тебе говорю! Ты фраер, и я пока фраер. Любой вор может хоть сейчас прогнать нас с этого забора.
   В а д и м. Да почему? А если я сильней? Что же, поддаваться?
   С е р е ж к а. На вора нельзя руку подымать. Но хорошего фраера вор не бьет.
   В а д и м /от обиды у него слезы на глазах появляются/. Что ты за дурак! Ну почему ты такой дурак?..
   С е р е ж к а. Говорю тебе, вор с фраером что хочешь может сделать.
   В а д и м. Да почему. Кто это позволит твоему вору?
   С е р е ж к а. У них закон. За вора могут зарезать.
   В а д и м. Вон как... Ученье - свет, неученье - тьма. Наконец я понял эту поговорку. Дурак несчастный... Да известно ли тебе, что скоро люди расселятся по разным мирам? Что скоро они благодаря лекарствам сделаются бессмертными?.. А ты мечтаешь быть вором. Это и есть настоящая тьма.
  
   6-я
  
   Зима. На центральной улице в огнях кинотеатр "Победа". Огромный щит извещает, что идет "Тарзан в Нью- Йорке". В помещении касс столпотворение. Из толпы время от времени вываливаются Волчок, Вадим, Сережка, Ермак, Пупок. Весело перемигнувшись, они вновь ввинчиваются в свалку. Над кассами загораются табло: "Билеты на все сеансы проданы". Народ большей частью расходится. Ребята остаются. Загадочно отираясь вдоль стен, на вновь появляющуюся публику они поглядывают многозначительно. Их понимают.
  
   - Мальчик, пара билетиков найдется?
  -- Если вам очень надо...
  -- Сколько вы просите?
  -- Тридцатник. Хорошие места.
  -- А если дешевле?
  -- Дешевле будут в третьем ряду, крайние места.
  -- Сколько же?
  -- Двадцать карбованцев. Быстрее думайте, за мной следят. Для них стараешься, а они еще думают...
  -- Мальчики, а не стыдно вам продавать в пять раз дороже?
  -- У нас нет выхода. Мы с детства морально-деффективные.
  -- И нервно-климатические...
  -- И фото-генетические...
  -- Кроме всего прочего, не на хлеб - на водку нам надо. Только от неё одной хорошо себя чувствуем. А так тоска...
  -- Ой и мальчики. Называется это: спекуляция!
  -- Ага. Точно по Карлу Марксу, который учил, что если дать капиталу сто процентов прибыли, он не только про совесть забудет - голову ради прибыли свернет.
  -- Ай-яй-яй! Что с вас дальше будет... Ладно, давайте билеты.
  
   Весело. Еще веселей делается, когда один за другим они хлопают в ладоши, что означает: у меня тоже "все билеты проданы". В углу собравшись, пересчитав выручку и разделив поровну, они колеблются.
  
  -- Ну что, пойдем в нашу вечерку развлекаться, или гарью отравимся?
  -- После мороза требуется тяпнуть.
  -- Из вечерней нас тоже могут попросить.
  -- Теоретически. Потому как мы без учителей можем, а они без нас нет. Аря гулять!
  
   7-я
  
   Днем это столовая, вечером ресторан. Не очень в себе уверенные, ребята садятся за свободный стол.
  
   В о л ч о к /тихо/.Гардеробщик шкуры принял. Жрать, значит, дадут. Авось не томко для живота, но и души чего не пожалеют. Спокойно, идет!
   О ф и ц и а н т к а. Так, дети, что заказываем?
   С е р е ж к а. Пять борщей, пять котлет, пять салатов...
   В о л ч о к. И всего лишь два графинчика портвейна три семерки.
   О ф и ц и а н т к а. Что по пять, принесу. А два не дождетесь. Подрастите. Пять стаканов чая или компота...
   С е р е ж к а. Ну пожалуйста. Мы не просто так. Мы понимаем.
   В о л ч о к. Вадим, Сережка, подымитесь! /Сам тоже подымается/. Ну, видите? Мы уже работаем. Видите, от мороза щеки и лбы горят? Согреться изнутри надо.
   О ф и ц и а н т к а. Да?.. А вон тот?/Кивает на Пупка/.
   В о л ч о к. Этот у нас не вышел ростом. Но характер - золото! И работящий. Залезет в кирпичи и шерудит, шерудит там чего-то. В крайнем случае, если вы против, мы ему не нальем.
   О ф и ц и а н т к а. Ладно. Одного хватит.
   Р е б я т а. Два! Два!
  
   Ждут напряженно. Наконец официантка приносит еду и два графинчика красного вина. Ребята радостно двигают стульями, едят, пьют. Лица их после мороза и спиртного делаются совершенно красными - ведь они принесли с собой целых две бутылки водки, вино заказали больше для маскировки. На эстраде с малороссийским пейзажем - крытая камышом хата, луна, плетень, цветущие подсолнухи - начинает с "Офицерского вальса" работать оркестр из скрипки, аккордеона и барабана. Под музыку все закуривают, лица блаженные.
  
   С е р е ж к а. Здорово, а? Долго мы к этому шли.
   Е р м а к. То бамбучками болотными решили торговать, то водорослями...
   П у п о к. Сак из гнилой сетки сотворили. Танцуем. Кто-то уж лодку мечтает купить, другому футбол мерещится, третьему лыжи. Хоть бы тощая чехонька в наш сак приблудилась.
   В о л ч о к. А рамы из вагонного депо тянули. Прожектор светит, мороз, они обледенелые и тяжелые...
   В а д и м. Я себе тогда пальцы отморозил.
   С е р е ж к а. То-то. А здесь не мят, не клят: на брата по семь червонцев. Давно, дуракам, сообразить надо было.
   В о л ч о к. В два годика. Шошку в угол ротика и клиентам: шлышь, шлышь, гони три пятерки на молочишко...
   В а д и м. Что касается меня, то я люблю давку у касс. Остальное противно.
   С е р е ж к а. Больше всего ты любишь пить.
   В а д и м. Не спорю.
   П у п о к. А Сережа больше всего любит деньги.
   В о л ч о к. Деньги любят все. Но первое: не всегда идет "Тарзан". Второе: мы примелькались, рано или поздно на нас грянет облава. Что надо говорить мусорам?
   В с е. Несознанка!
   В о л ч о к. Правильно. Деньги на дороге валялись, билеты чужие, режьте меня, ешьте меня, ни в чем вины своей не вижу.
  
   Вдруг один за другим начинают бегать в уборную. Сбегав в уборную раза три, Жорка Пупок возвращается с заплывшим глазом. Волчок бросается в уборную отомстить за товарища и возвращается удивленный.
  
   В о л ч о к. Там никого нет.
   П у п о к. Я сам наткнулся. Двоилось в глазах. Теперь одним смотрю и хорошо.
   Е р м а к. Я тоже. Вот чудо! Гля, закрою один глаз - нормально. Двумя смотрю - у всех у вас по две головы.
   В о л ч о к /радостно/. Да мы косые...
   С е р е ж к а. Не, пацаны, а почему весело, когда чего-нибудь отмочишь?
   В о л ч о к. Потому что.../поет/
   Она подсела ко мне словно мотылек
   И утащила из кармана кошелек...
   С е р е ж к а /Вадиму/. А почему ты всегда мне наоборот?
   В а д и м. Потому что ты обормот.
   Е р м а к. Потому что, потому что мы пилоты...
   С е р е ж к а. Нет, Вадя, почему ты всегда против?
  
   В ресторане на несколько секунд гаснет свет, потом остаются горящие лампочки только у гардеропа. Ребята подымаются из-за стола, идут одеваться.
  
   В о л ч о к /обняв Сережку/. Он любит правила качать, свою жопу защищать... /поет/
   Не надо, не надо, не надо! Кулачком свои сопли утри.
   С е р е ж к а /радостно/
   Не надо, не надо, не надо! Развейся, улыбнись, посмотри.
  
   Раскачиваясь, поддерживая друг друга, уходят. С улицы доносится:
   Шумит, гремит родной Ростов,
   На тротуарах глушат водку,
   Какой-то фраер снял штаны
   И голой сракой бьет чечетку.
   Из ресторана вышла блядь,
   Глаза ее посоловели...
   Не, пацаны, ну ее... Другую! Давайте другую. Наш гимн /с самого начала дружно, к концу вдохновенно поют/.
   Когда мне минуло лет шестнадцать,
   Умер старый мой отец, та-ра-ра!
   А матери бояться перестал я совсем
   И сбился с пути да я в конец.
   Стал по трактирам я шататься,
   Научился водку пить, та-ра-ра!
   И воровать я научился,
   И стал я по тюрьмам жить.
   Старший брат мой был хороший.
   Хотел он со мною говорить, та-ра-ра!
   Но когда он узнал, с кем знакомство я веду,
   Боялся ко мне он подходить...
  
   8-я
  
   Комната с голыми побеленными стенами, на окнах занавески из марли, вдоль стен комод, сундук, две кровати, посередине стол и несколько стульев. За столом Ермак, Сережка, Вадим и Пупок.
   В а д и м. Кто что помнит? Вышли на улицу, спели гимн...
   С е р е ж к а. Потом еще решили выпить, сели в троллейбус и поехали на вокзал.
   П у п о к. В троллейбусе мест нам не досталось и когда один сидячий мужик снял шапку почесаться, Волчок взял и плюнул ему на лысину.
   В а д и м. Ха-ха-ха... Неужели правда? Я этого не помню.
   П у п о к. Ты в другую сторону был развернутый. А я еще до троллейбуса все вырыгал, мне память вернулась. Но тот мужик ничего, стерпел. А вот на вокзале...
   С е р е ж к а. На вокзале нас поволокло на новые подвиги. С какими-то приезжими завязались. Тут милиция. Мы в шурш. Каждый сам домой добирался, а Волчка что-то нет.
  
   В комнату входит Волчок.
  
   В с е. Вовка! Где ты был?
   В о л ч о к. Ни за что не угадаете!
   Е р м а к. В мусориловке.
   В а д и м. Убегал от милиции, на товарняк подцепился и занесло в другой город.
   В о л ч о к. В вы-трез-ви-те-ле!
   В с е /шепотом/. Вот это номер.
   П у п о к. Во взрослом?
   В о л ч о к. В детском. Идиот.
  
   /Хохочет Волчок. Хохочут все. Полная разрядка/.
  
   В о л ч о к. Да, братцы, сделан еще один большой шаг вперед. Дожили и сподобились. Сначала легкую пиздюлю получил. Потом раздели догола и положили в глубокую-глубокую кроватку с сеткой почти до пола, чтоб, значит, не вывалился. А вокруг еще штук двадцать таких же люлечек, и в каждой лежат такие же голенькие и выступают, выступают. О, чего только не мелят. В основном Советскую власть клянут. Вот где свобода слова! Что хочешь говори, никто на это внимания не обращает... Утром со мной вышибайла разговорился, и пока капитана ждали, все рассказал. Это, говорит, ты в общаге, среди спокойненьких находишься. Вы у нас как дети, мы вас любим. А вот там комната поменьше, там буйные, все как один повязанные лежат. И особая есть, "ласточкой" успокаиваем. Есть и женское отделение. У них только общага. Если же попадется буйная, бросаем в мужицкую буянскую, все равно они там повязанные... В итоге капитан с меня двадцать пять рублей сдернул, вот квитанция, надо сохранить для потомства. А в данный момент по такому случаю не грех и выпить. У кого что осталось - в кучу! Гуляй, рванина, от рубля и выше...
  
   9-я
  
   Обстановка та же. Друзья в полном сборе.
  
   П у п о к. Что за жизнь? Ни закусить, ни выпить.
   В о л ч о к. Тяжкая жизнь. Сплошная свинцовая мерзость.
   С е р е ж к а. Еще бы выпустили что-нибудь вроде "Тарзана". А я верю: будет! Обязательно будет. Раз мы хотим - будет. Я молитву сочиню, чтоб у бога просить.
   В а д и м. А мне и тогда это было противно. Больше всего боялся, что кто-нибудь знакомый увидит...
   В о л ч о к. Хмм.../пауза/.
   Е р м а к. Эх, пацаны, найти бы клад на миллион! Разделили бы поровну, и послали всех подальше.
   П у п о к /загораясь/. Что бы ты первым делом сделал?
   В о л ч о к /за Ермака/. Крем "марго" лопал бы, батистовые портянки носил.
   П у п о к. Не, ну правда, пусть хотя бы не миллион, а сто тысяч.
   Е р м а к. Ладно. Даже и не сто, а десять...
   В о л ч о к. Десять? Здесь я бы купил бостоновый костюм, лаковые коры и уркаганскую фуражку с колоском. И... /встает, приплясывая ходит вокруг стола/.
   Настрою гитару б на ёп твою мать,
   Пойду по бульвару блядей собирать.
   Иду по бульвару - гитара бренчит,
   За мной косоглазая курва глядит.
   Глядит, ах, глядит,
   За мной косоглазая курва глядит...
   С е р е ж к а. Лодку бы купили по Дону кататься.
   П у п о к. Велик.
   Е р м а к. Лучше уж мотек.
   В а д и м. Хотя бы футбол нормальный.
   В о л ч о к. Ша! Дурак думками богатеет. У меня от ваших разговоров в желудке запекло и слюна как у подопытной собаки пошла. У кого что есть - на стол.
  
   Все, кроме Пупка, достают из карманов рубли, мелочь.
  
   Так! На три бутылки молдавского набрали. Пупок, сволочь, ты как всегда мимо. Ладно, побежишь.
   В а д и м. Ему могут не дать. Я тоже пойду.
   В о л ч о к /чешет затылок/. А что нам эти три бутылки? Пошли все вместе. По пути зайдем к Хромому и попросим у его тетки еще на три бутылки. Да сырков плавленных прикупить хоть парочку надо...
  
   10-я
  
   Еще более голая тесная комната. Горит керосиновая лампа с закопченным стеклом. За столом Вадим. Перед ним стопа книг. Он их перебирает.
  
   В а д и м. Эта про войну. Господи, сколько прочитал я про войну и все вранье, вранье... Здесь фезеошники. Сознательные, план перевыполняют. При Лензаводе ФЗО - так они еще более дикие, чем мы, красногородская шпана... Пионерия, суворовцы. Сыт по горло!.. А это что такое? /Внимательно читает, лицо его выражает удивление/. "Настоящее художественное произведение есть сплав вымысла и действительности, но и в основе вымысла должна быть жизнь". Вот: жизнь! Настоящая жизнь, а не какие-то там барабанщики и барабанщицы, которых в действительности никогда не существовало. О, что дальше! /Радостно/ "Талант есть у того, кто думает, думает тот, у кого есть ум". Это же про меня. Я умею думать.
  
   Входит Волчок.
  
   Вовка! Слушай, что здесь сказано. Талант есть у того, кто думает, думает тот, у кого есть ум. Это же точно про меня. Я умею думать!
   В о л ч о к /очень холодно/. Не больше, чем другие. А часто ты глупее Сережки.
   В а д и м. Неправда. Это по мелочам.
   В о л ч о к. Докажи.
   В а д и м. Мне так хотелось, чтобы ты сразу понял. Я часто наперед знаю, чем кончится.
   В о л ч о к /иронически/. То есть, что будет драка, что я попаду в вытрезвитель...
   В а д и м. Подробностей не знаю. Только то, что кончится плохо.
   В о л ч о к. Зачем же участвуешь? Ведь ты почти никогда не отказываешься.
   В а д и м /в большом затруднении/. Ну не хочется идти против всех... До конца никогда ни в чём не уверен, поэтому иду с вами, чтоб убедиться...
   В о л ч о к. Говоришь ты непонятное.
   В а д и м. Нет, подожди! Приведу пример, когда понимал то, чего не понимал никто. Помнишь, два года назад судили наших старших - братьев Сережки, Пупка и Ермака? Суд был вроде как суд. Но очень скоро я почувствовал, что этот суд - что-то не то. Наши попались еще весной, а была уже осень. В тюрьме они пробыли много, очень много. Я маленьким несколько дней пробыл в немецком детприемнике и чуть не умер. А несколько месяцев - это с ума можно сойти. Старшие готовы были во всем раскаяться, слушаться кого угодно, признаваться в чем угодно. Даже их голые затылки выражали готовность исправиться. Между тем речь шла не о том, чтоб их простить, а о том, чтоб наказать уж по-настоящему. Уточнялось время преступления, всякие расстояния, кто что говорил, хотя общая картина была ясна и никто против сути не возражал. Я слушал и думал: да разве о подробностях должна идти речь? Это касается всех в зале! И не только в зале, но и на улице, во всем городе. Люди как один должны задуматься и поговорить о том, как жить честно. Поговорить, потом дать клятву и с измученными раскаявшимися преступниками разойтись по домам. Речь на суде должна идти не о том, к а к э т о б ы л о , а о том , ч т о б ы э т о г о б о л ь ш е н е б ы л о. В перерыве я услышал, что нашим горит от трех до восьми. Кто-то заикнулся, что, может быть, простят по молодости. Его высмеяли: все давно решено, суд - для показухи, если простить - и суда б не было, у нас только так... Мне стало тогда очень плохо. Я ушел домой в каком-то обморочном состоянии.
   В о л ч о к. Ну и что здесь особенного? И все так думали. Между прочим, день выдался очень жаркий, мне тоже хотелось уйти. Нет, думаю, это свои, надо выдержать.
   В а д и м. Ничего ты не понял.
   В о л ч о к. Да все нормально. Всем было жалко. Ермакова мать на асфальт как хлопнулась - думал, череп лопнул.
  
   Топот ног. Входят Сережка, Ермак, Пупок.
  
   С е р е ж к а. Идея! Скоро Новый Год. Давайте половину денег от выручки откладывать и праздник встретим по-настоящему.
  
   Г о в о р я т в с е р а з о м.
  
   - А чо? На эту половину можно сразу покупать вина хорошего, коньяку, ликеру, сыру.
  -- Да, пацаны, все только хорошее. Водки вообще не надо.
  -- Пацаны! А знаете, что больше всего надо?.. Баб пригласить!
  -- Да, пацаны, баб обязательно.
  -- А кого?
  -- Да все равно! Какая согласится, такую и позовем. Для начала любая подойдет. В любом разе с ними будет лучше, чем одним.
  -- Точно. Одни нажремся, обрыгаемся, подеремся если не с чужими, так между собой...
  -- Да! Да! И конфет надо хороших, шоколадок, ситра.
  -- Само собой.
  -- Представляете? Патефончик, пластиночки, мы их обнимаем и кружимся, кружимся... Решено! Не, разве с девчонкой ты станешь нажираться? Или попрешься на улицу приключений на свою жопу искать? Пора жить куль-тур-но!
  
   Выходят. Слышно.
  
   Как-то раз на бастионе в тишине ночной
   На посту дивизионном перднул часовой.
   Этот звук протяжный слышал мудя-офицер,
   И признал он в этом звуке порчу атмосфер.
  
  -- Не, пацаны, давай другую. Гимн! Гимн... Гимн... Наш гимн.
  
   Когда мне минуло лет шестнадцать...- и т. д.
  
   К а р т и н к и и с п ы т а н и й
  
   Внутренность длинного барака. Ночь. При свете тусклой лампочки на двухъярусных нарах храпя, хрипя, вскидываясь, спят люди. В дальнем углу прикорнул у тумбочки Волчок и почти в полной тьме пишет. За окном то появляется, то исчезает призрак в облике Вадима.
  
   В о л ч о к. Здорово, Вадим! Ты просишь описать жизнь заключенного. Пожалуйста. Начнем с тюрьмы. Камеры забиты до отказа. Кроме камер обычного типа имеются еще такие прелести как отстойники, этапные камеры, карцеры, наконец каменные мешки, где вообще дышать нечем. Я сидел двое суток в отстойнике. Ужас! Ни окон, ни вентиляции, свежего человека от одного запаха мутит. А мысли... Сплошная безнадежность. Но вот состоялся суд. Закончились мытарства по этапам. Приехали на зону. На зоне беспридел. Зарабатывают по пять рублей в месяц. И нельзя сказать, чтоб не работали. Просто не платят. Ну и, конечно, многие договариваются с бугром: знаешь, я сюда не на заработки прибыл, закрывай трояк в месяц и не трогай меня. А ведь колония на хозрасчете. С каждого за одно питание удерживают сто двадцать рублей. Представляешь, какое может быть питание на сто двадцать рублей? Хлеб сырой и на зубах скрипит, горячее - черпак редкой пшенки на чистой воде. Бугор предлагал: если жрать не хватает, я поговорю, будут давать. Да это надо у кормушки вместе с шакалами и пидарастами стоять и ждать несколько ложек каши или баланды. Отказался. Живем в глинобитном бараке, стены которого от сырости и морозов кусками отваливаются. У входа стоит небольшой котел, угля для него выдают мало, шпана разрубит скат, засунет в топку - дыму не продохнешь, а тепла нет. Матрасы сырые, одеяла сырые, залезешь на нары, как в нору, и спишь одетый, в шапке, в рабочих рукавицах. Ночью судорога скрутит ноги - больно! Ладно. Зиму пережили. Пришла весна. От жиров отвык, солнышко пригреет - голова кружится. А на зоне драки, одному голову топором прорубили, тот в побег ушел, педикам работы прибавилось. Весна! И знаешь, вроде бы легче стало, не дрожишь от холода, а тоска усилилась. Ну что с этого тепла? Ляжешь на землю, смотришь в небо - там тишина, неподвижность. И вдруг необыкновенно ясно становится, что человек рожден быть свободным. Господи, думаешь, небо огромно, но и земля не мала, и все на ней свободно: деревья качаются, насекомые ползают, звери пасутся - все свободно. И человек должен быть свободным!.. Эх, Вадим, многие затосковали.
  
   За окном Вадим понимающе кивает, сложив руки рупором, кричит: "Я это в пять лет, в немецком детприемнике чувствовал".
  
   В о л ч о к. Ты спрашиваешь, каким я стал. Не знаю. Недавно везли нас через большую деревню. Это нам чудом показалось: на площади из магазина люди выходят, музыка из громкоговорителя... Хочется быть просто человеком, чтобы жить, ни о чем не думая. А мы здесь думаем, думаем. И все на одном месте... Напиши мне длинное-предлинное письмо. Не ленись, сядь и напиши. Мы равны. Солдатчина - почти то же, что и лагерь - полное бесправие. До свиданья, Вадим! Уже час ночи, а подъем в пять.
  
   Свет гаснет. Слышен сержантский голос: "Бригадирам, построить бригады! Выводить на развод... Внимание, бригада! Переходим в распоряжение конвоя. Руки назад! Шаг влево, шаг вправо считается побег. В случае побега будет применено оружие. Первая пятерка... Вторая... Третья..."
  
   2-я Тот же барак, наполненный спящими людьми. Лишь лампочки в проходе две. Да из-за двери комнатки дневального раздается звон гитары. Теперь у тумбочки сидит Вадим, а за окном призрак Волчка.
  
   В а д и м. Да, Вова, жизнь - копейка, судьба - злодейка. Ты хочешь длинное письмо. Спасибо тебе за твое. А вам я писал полтора года тому назад. Я горел желанием помочь тебе, Сережке и Пупку - раскрыть вам ваши ошибки, доведшие до тюрьмы. Но когда я решил, что письмо готово, надо лишь размножить и послать каждому отдельно, то вдруг понял: оно на вас подействует лишь в том случае, если будет напечатано в газете. Стал я посылать письмо в газеты. Из первой ответ пришел ласковый. Меня хвалили за искренность, за преданность друзьям. Но и в этом хорошем ответе под конец все стало переворачиваться с ног на голову. Меня обвинили в непонимании многих моментов текущей жизни, в излишнем мягкосердечии, которое к добру не приводит. Получалось, что я мало отличаюсь от своих товарищей - эгоист и грамоту плохо знаю - и советовали, так как товарищи в надежных руках, и их несомненно перевоспитают, заняться собой, поступить учиться. Что было из других газет, не хочу вспоминать. Осадили так, что еще и от вас получить отповедь у меня решимости не хватило.
  
   Волчок за окном: "И правильно сделал. Совесть здесь никого не мучит, раскаиваться никто не собирается. Многие приходят в ярость, когда с ними заводят разговор о перевоспитании".
  
   В а д и м. А служить я попал в Мурманскую область, в неразбериху. Армию новый вождь сокращает, в армии идет реформа. Нас долго везли в телятниках по железной дороге. Потом в Североморске переодели в серые бесформенные хлопчатобумажные костюмчики, в серые бушлаты и сказали, что будем мы не солдатами, а военными рабочими и служить в ВСО - военно-строительном отряде. ВСО вместо стройбатов - результат реформы, то есть чистая фикция, очковтирательство, типичная советская показуха. Переодев в эту арестантскую, без знаков различия форму, нас посадили на пароход и через пятнадцать часов высадили в полной тьме на заваленный снегом берег.
  
   В комнате вахты прекращается гитарный звон, выходит дневальный и начинает трясти за плечи одного из спящих на нижних нарах. Место это как раз напротив раскрытой двери вахты, оттуда бьет яркий свет.
  
   Д н е в а л ь н ы й. Ваня, встань поссы. Слышь, командир велел будить. Ваня, вставай... /будимый от сотрясений храпит еще сильней. Дневальный, ожесточаясь. вырывает из под него подушку, бьет ею спящего по голове/. Ваня, гад, кончай спать. Под тобой матрас прогнил, воняет на всю казарму. /Ваня было приподнялся и сел, но тут же вновь свалился набок/. Скотина, да ты чо? А жрать здоровый, в наряде по столовой день и ночь готов работать. /Уже остервенившись, дневальный достает из-под нар сапог и бьет им спящего все по той же голове. Ваня, пытаясь защититься, делает руками жалкие, неточные движения, потом плачет/. Гад, быдло! Век бы мне тебя не знать /дневальный бросает сапог, уходит, громко захлопнув за собою дверь, после некоторой паузы из вахтенной слышится гитара и вызывающе громкая песня/.
  
   А милая, добрая мама,
   Письмо ты получишь мое,
   Получишь и громко заплачешь,
   И вспомнишь сынка своего...
  
   Неподалеку от Вадима на верхних нарах вскидывается очумелая голова.
  
   Г о л о в а. Каши! Каши дай...
   В а д и м. На диком берегу, куда причалил наш пароход, уже побывали строители - последние стройбатовцы. Построили причал, четыре казармы, столовую, склады. Они очень спешили. Им пообещали, как закончат, так и демобилизация. Поэтому в казармы сквозь щели задувает снег, печи дымят, мясные туши, картошка, капуста в быстро построенных складах пропали. В столовой висит описание нормы питания. Очень даже хорошая норма. Но мы ее не видим. Все быстро оголодали, только что один псих требовал во сне каши... (Волчок за окном понимающе смеется). Ожесточился я здесь страшно. За шесть месяцев службы получил сорок семь суток губы. Сидел, правда, лишь десять. Губу предшественники не построили, поэтому штрафников возят морем в Полярный или Североморск, а оно зимнее, то туманы, то шторм. Армия, Вова, это же чистейший паразит, не приносящий никакой пользы. Она ведь грабит и разоряет не только в военное время, но и мирное. Разница только та, что в военное время она разоряет чужой народ, а в мирное - собственный. Впрочем, из собственного народа этот цветок тянет соки всегда... Говорят, так и положено. От этого не легче. Выходит, с самого рождения мы не свободны и обязаны подчиняться тому порядку, вернее, беспорядку, который сложился до нас. Выходит, несмотря на всю свою разумность, умными люди способны быть только на бумаге да в мечтах. Чего проще? Армия- паразит. Распустить армии! Оказывается, никак нельзя...
  
   3-я
  
   Тот же вечерний ресторан, в который они ходили подростками. Интерьер после молодежного всемирного фестиваля 57-го года изменился. Стены заведения расписаны разноцветными кубами, ромбами, шарами, полотно за эстрадой бело-голубое - белые голуби в голубом небе, на барабане латинскими буквами надпись "PREMER".
  
   В а д и м. Веришь, в Мурманске остановился перед площадью пяти углов, смотрю как машины несутся и раздумываю, по прямой двигаться или по тротуару как положено обойти. Поперся все-таки по прямой.
   В о л ч о к. Со мной точно так было. Два года паровоза не слышал.
   В а д и м. Ну и как себя чувствуешь?
   В о л ч о к. Когда в ресторане сижу? Отлично!
   В а д и м. Смешно... По радио демобилизованные воины распинаются: армия многому научила, стал другим человеком... Про освободившихся тоже такие передачи бывают.
  
   Волчок криво улыбается. Официантка приносит им питье и еду.
  
   В о л ч о к. За нас!
   В а д и м. Мне этот кошмар теперь лет десять будет сниться. В поезде все четыре ночи было сплошное ВСО... ВСО...
   В о л ч о к /смеется/. А мне зона, зона...
   В а д и м. Великие люди Ньютон, Дарвин, Толстой доказали, что человек может быть очень умным. И вдруг, начитавшись всяческих умностей, ухнуть в дрянь, в глубокую отвратительную яму...
   В о л ч о к. Если б тебе еще с годик по тюрьмам да зонам помыкатья...
   В а д и м. Нет! Меня ведь за малым не посадили. Поэтому много об этом думал. В армии преобладает глупость, в тюрьме, по-моему, ненависть. Ведь тюремщики и заключенные ненавидят друг друга? Потому что те и другие считают свою долю позорной.
   В о л ч о к. Само собой. Иначе быть не может.
   В а д и м. Вот! Иначе быть не может. А теперь подумай, что б было, если б генералы, офицеры и солдаты были умными, если б тюремщики и зэки не ненавидели друг друга?
   В о л ч о к. Все не так просто, друг мой.
   В а д и м. В том-то и дело, что когда додумаешься, все очень и очень просто.
   В о л ч о к /чем-то он недоволен/. И ты и дальше собираешься думать, додумываться, писать письма кому-нибудь?
   В а д и м. Да.
   В о л ч о к. Брось это. Плюнь и разотри. Таких, между прочим, я в лагере встречал. Желающих много, в люди выходят единицы. Хватит с нас думанья и вздохов. Давай лучше найдем богадельню, в которой бы можно было почти не работать и в то же время свежую копейку иметь. Деньги - вот что нам с тобой нужно.
   В а д и м. Хрен тюрьма исправит человека?..
   В о л ч о к. Ни за что!
   В а д и м. И ты опять какого-нибудь мужичка можешь извозить до полусмерти?
   В о л ч о к /рычит/. Это брось!
  
   Некоторое время они молча пьют, наливая каждый только себе, не чокаясь.
  
   В а д и м /хмыкнув/. Да я сам такой. Говорю, тоже чуть за хулиганство там не сел. По пьянке. Пошел с товарищами в другую роту права качать. Кончилось потасовкой и как-то так вышло, что очевидцы именно меня запомнили. Ничего там страшного вообще-то не случилось, но сам факт...Понимаешь?
   В о л ч о к /ожив/. Как же ты соскочил?
   В а д и м. К нам выездной суд приезжал, восемь человек посадили. И только они отбыли, новое стопроцентное дело. Нехорошо для всех. Особенно для офицеров. Что же это у вас, товарищи, за бардак? Работа воспитательная не ведется. В общем заставили извиниться, братание было, пьянка...
   В о л ч о к. Ростовчанин везде память оставит. Одесса, говорят, мама, Ростов - папа. Да одесситы это так - тьфу, артисты. На расплату они жидкие. Подыграть - это пожалуйста, а чтобы характер показать - нету его у них... Все, Вадим, так и есть. Ни о каком перевоспитании не может быть и речи. Что такое преступление и что такое наказание? Преступление - это миг. Наказание - вечность. За что ведь сидит основная масса? Тот жинку отмурцевал, другой поросенка из колхозного сарая увел. Миг! А потом наступает вечность в год, два, пять, десять. За что?.. В лагере, между прочим, из перевоспитания, которое будто бы и есть главная цель заключения, умеют сделать дополнительное наказание. Придешь с работы, отдохнуть бы или постираться, а тебя на лекцию гонят. Да лекция-то какая: о чмстой любви! Но это что. С первого сентября у кого нет десятилетки, обязаны ходить в школу. Как и в нашей, помнишь, вечерней, ничему ты там можешь не учиться, но ходить обязан, за прогулы - карцер.
   В а д и м /бормочет/. Исправление предполагает раскаяние. Раскаяния между тем нет. Значит.../Кричит/ Вовка! Понял. Наказание исключает раскаяние. Да! Да! Да!
  
   4-я
  
   Из дверей районного ЗАГСа выходят четверки - жених, невеста; свидетель, друг жениха; свидетельница, подруга невесты. Это женятся Ермак, Пупок, Сережка, Волчок. Свидетель со стороны женихов один и тот же - Вадим.
  
   М о н о л о г В а д и м а н а п у с т о м п о р о г е З А Г С а. Слава аллаху, переженились! И почему-то обязательно брали меня в свидетели. Я был против. Кажется, у меня тяжелая рука. И не в этом одном дело. Не верю, что изо всего этого выйдет хоть какой-нибудь толк. Ужасно плохо, что не верю. Прямо-таки несчастным себя из-за этого чувствую, но не было во мне радости за них, фальшиво я улыбался и поздравлял. Они как растения или животные. Пришло время, допустим, цвести - задержки быть не должно. Любовь, конечно, такая штука, что ее никому не миновать - против природы не попрешь. Однако мы люди, нельзя с этим спешить. Мне кажется, в любви, даже самой искренней, все вольно или невольно врут. От тебя ждут, чтобы ты стал очень хорошим - высоким, благородным и так далее. Ты сам наконец хочешь быть таким и только таким. Но пройдет совсем немного времени и после бурной ночи наступит хмурое утро - ты останешься таким, какой есть, не больше и не меньше... А вообще я ничего толком не знаю. Я сам точно такой - трава, зверек, еще раньше моих друзей, в восемнадцать лет сгоравший от желания воссоединиться с одной девицей навек...
  
   5-я
  
   Вой, треск, скрежет - идет работа: Ермак сверкает электросваркой, Пупок вертит баранку, Вадим точит на станке втулку, Сережка считает разноцветные провода, сплетая в пучок.
  
   6-я
  
   Внутренность грязной заурядной пивной. За столиком сидят Волчок, Пупок, Ермак, Сережка. На поверхности столика хаос из стаканов, пивных кружек, еда на газетном листе. Очень некрасиво, но герои, раскрепощенные, ну совершенно ничего не боящиеся, полны самодовольства, смеются, размахивают руками...
  
   7-я
  
   В небольшой комнате за письменным столом сидит Вадим перед бумагами.
  
   В а д и м. Как здесь должно быть? Вот мученье... А! Понял. Не прямо, не налево, не направо - вверх! Да, небольшой подлет вверх, еще подлет, еще. Потом вниз - гу-гууу... Тихо входит его мать. Лицо ее выражает тревогу, почти страдание.
   М а т ь. И пишет, и пишет... Раньше книжки читал, теперь за писанину взялся. Пошел бы погулял лучше. С ума сойдешь.
  
   В окно заглядывает соседка.
  
   С о с е д к а. Что это у вас свет каждый день до трех утра горит?
   М а т ь. Вадиму не спится. Музыку по приемнику слушает.
   С о с е д к а. Музыку? Вадим, что же это за музыка? Танго, наверное? А может быть, симфонии?
   В а д и м. Опера. Называется "Страшная месть, или говно в коридоре".
   С о с е д к а. Ха-ха-ха... /мелко трясется и исчезает/.
   В а д и м. Когда нет своей жизни, в чужую лезут. Перебила! Вспоминать теперь должен... Мама, ты мне мешаешь.
  
   Мать уходит. Вваливается пьяный Волчок.
  
   В о л ч о к. Чем занимаешься?
   В а д и м /пряча бумаги в стол/. Да так.
   В о л ч о к /сокрушенно/. Что делать?.. Что делать?.. Каким-то дуракам само идет в руки, а здесь хочешь и не можешь. В нашем СМУ начальником участка сопляк. Тупой-претупой. И все равно держат. Потому что папаша в тресте. Ну почему у меня нет блатного папаши?
   В а д и м. Ты, помнится, готов был довольствоваться одним воздухом, лишь бы на свободе.
   В о л ч о к /удивлен/. Правда? Впрочем, да-да, было время.. Но милый мой, даже при перемене старых штанов на новые мы начинаем смотреть на жизнь немного иначе. Словом, каждый должен получить свое.
   В а д и м /смеется/. Точно! Новые штаны иногда еще как вдохновляют.
   В о л ч о к /задушевно/. Вадим! А пошли куда-нибудь. У меня кое-что есть. Наскребем...
   В а д и м. А чего? Пошли!
  
   8-я
  
   Все тот же ресторан. Официантка приносит водку и еду. Друзья пьют. Волчок к еде почти не притрагивается.
  
   В а д и м. Насчет новых штанов ты очень даже верно подметил.
   В о л ч о к /еще более задушевно, чем в предыдущей сцене/. Вадим, давай дружить!
   В а д и м /очень удивлен/. Разве мы не...
   В о л ч о к /горячо/. Нет! Нет! По-новому. Чтоб куда один, туда и другой. Не раздумывая.
   В а д и м. А... зачем?
   В о л ч о к. Чтоб быть силой.
   В а д и м. Но зачем?
   В о л ч о к. Не понимаешь?.. Сейчас я тебе объясню. В лагере, если железно стоять друг за друга, десять человек способны держать в страхе и повиновении десять тысяч. Все хотят жить, все хотят освободиться, ради этого готовы на любое унижение и подлость, а эти десять ничего не боятся, отрицают над собой любую власть. Так они и называются - отрицалово. Сажают его в карцер. Он выходит оттуда, шатаясь от слабости, и все-таки в любую минуту готов вернуться назад.
   В а д и м. Как же отрицалово над собой власть отрицают, а других в страхе держат?
   В о л ч о к. Не понимаешь?
   В а д и м. Да наверное затем, чтоб в итоге за счет покорных сытно есть и сладко спать.
   В о л ч о к. Нет. Надо быть человеком. Будь человеком, живи без страха - я тебя буду уважать.
   В а д и м. Мне это не подходит. Я совсем другой.
   В о л ч о к /со вздохом/. Мне тоже не подходит. /После паузы/. Я не о том хотел с тобой говорить. Вспомни, Вадим, из- за чего вся наша суета и беды?
   В а д и м. Да мало ли? Сколько бед, столько и причин.
   В о л ч о к. Нет, а главная причина?
   В а д и м. Глупость, невежество.
   В о л ч о к. Безденежье! Наукой доказано, что материально обеспеченный человек отличается от нищего устойчивой психикой. Звенит в карманах - ты добрый, спокойный, пусто - хочется подняться на возвышение и крыть: падлы, суки, чтоб вы все сдохли...
   В а д и м . Вова, ты единственный из нашей шайки, кого я никогда не считал дураком. Но сегодня ты просто в ударе. Все это я завтра обязательно запишу.
   В о л ч о к /не отвечая на комплимент/. Выход есть. Знаю, как обеспечить себя на всю жизнь.
   В а д и м. Предлагаешь ограбить банк?
   В о л ч о к. Знаю миллионера.
   В а д и м. Советского?
   В о л ч о к. Советского.
   В а д и м. Александра Ивановича Корейко?
   В о л ч о к. Нет. Заведующий оптовой овощной базы. Плюгвенький такой мужичонко. Живет бедняком, жену и детей чуть ли не голодом морит.
   В а д и м. Ну и сволочь. Только откуда тебе это известно?
   В о л ч о к. Хочешь, займемся?
   В а д и м. Не хочу.
   В о л ч о к. Не веришь?
   В а д и м. Ну и не верю...
   В о л ч о к. Напрасно. Деньги действительно есть. Вопрос в том, где он их хранит. Не в сберкассе, нет. Значит, в доме или в саду. Надо повесить около его дома громкоговоритель и пусть болтает. Потом, когда они там привыкнут, взять и объявить, что начинается атомная война. Человеку во время бедствий свойственно спасать свое добро. Вот он и бросится туда, где у него закопано. А мы тут как тут с блюдечком: клади, гад, миллион!
   В а д и м /хохочет/. Нет, Вовка, с тобой не соскучишься. Значит, громкоговоритель?..
   В о л ч о к. Не самому же гавкнуть: война! Однако скорей всего загашник в доме. Тогда надо проникнуть на чердак, не пить не жрать хоть неделю. Дождаться, когда все уйдут. Вырезать потолок, перешмонать мебель, вещи, простучать стены, сорвать полы. Представляешь, как можно работать за миллион?
   В а д и м. А когда он появится, накупим золота и бриллиантов и попытаемся перейти румынскую границу...
   В о л ч о к. Хо... Единственную глупость Комбинатора повторять не следует. Мы нашему подарку судьбы здесь найдем место. Карты, вино, женщины...
   В а д и м. Даже если миллион есть, скорее всего получится уже известная сказка. С меня, например, хватит военно - строительного отряда номер девятьсот девятнадцать.
   В о л ч о к. Этт да. Этт точно. Но что же делать? Как снискать хлеб насущный? Работягой быть совсем не хочу. Грязь возненавидел навсегда. И всяких начальничков. После их планов, заданий, расценок, убивать хочется... Кроме шуток. /Вдруг делается очень пьяным и громко скрипит зубами/.
   В а д и м. Что с тобой?
   В о л ч о к. Снится, сука, каждый день.
   В а д и м. Что тебе снится?
   В о л ч о к. Камера, барак. То я кого-то убиваю. То меня, убивают... А то, будто я - не я. Да как же так, кричу: я - это я! Нет! Все-таки я - не я... Когда вернулся домой, ну все ж рады, в два ночи стол накрыли. А мне что-то плохо стало. Вышел во двор покурить, и чуть назад в тюрьму не побежал. Несправедливо показалось, что я здесь, а она там. /Последние слова говорит тяжело ворочая языком, почти в бреду/. Мир показался маленьким, ненастоящим, а тюрьма большой, живой.
   В а д и м /пораженный/. Со мной такого не было. Вовка, одно знаю. Старайся туда больше не попадать и сны эти прекратятся. И не надо пить.
  
   9-я
  
   Ночь. Вадим у себя дома сидит за столом.
  
   В а д и м /тихо улыбаясь, закрывает папку/. Окончен труд и на манеж летят букеты... Были маленькие мальчики, на которых родители не могли наглядеться. Потом грянула война и мальчики никого уже не радовали. А когда война окончилась, мальчики вообще стали наказанием божьим для своих одиноких матерей, для учителей, соседей, милиции. Предоставленные самим себе, выросли они с нелепейшими представлении о величии, долге, чести. К восемнадцати годам, когда стало ясно, что каждый человек как-то обязан заявлять о своем существовании, они дикими голосами закричали: мы есть, мы живем! - и угодили в изоляцию. Обо всем этом я честно рассказал. Я бы с удовольствием этого не делал. Но должен кто-то начать. В жизни таких, как я и мои товарищи, миллионы, а книжки выходят о дачниках вроде Тимура с командой да о всяких барабанщиках, которых вообще никогда никто не видел. Я должен был во всем разобраться. И я это сделал! Всякая ложь стремится быть похожей на правду, всякая корысть выдает себя за благодеяние и дальновидность, всякая безалаберность - за широту души. Глупость - мать всех пороков - в любом случае ищет себе оправдание и находит его. Словом, всякое Зло выдает себя за Добро. Потому что людям необходимы только Добро, Любовь, Справедливость. И лишь выдавая себя за Добро, Зло может иметь успех. Друг от друга люди ждут именно добра, любви, справедливости. Но нельзя ждать справедливости, не будучи справедливым.
  
   Входит Волчок, трезвый и ликующий.
  
   В о л ч о к. Нашел! Вадим, я нашел...
   В а д и м. Что ты нашел?
   В о л ч о к. Обыкновенный неслыханный бардак!.. /Хохочет/. Еще в лагере слухи доходили. Мол, есть на Красноармейской, между Буденовским и Подбельским, смешная контора, где одни придурки. Дай, думаю, схожу посмотрю. Нашел. Подымаюсь на второй этаж к начальнику. Сидит с чубчиком, легенький, приятный. Ищу, говорю, работу, ко всему привык, довольствоваться могу малым. Где, говорит, привыкал. Там, отвечаю. Плохо, говорит. Хуже не бывает, отвечаю. Водку пьешь? резко так вдруг спрашивает. В силу возможности и необходимости, говорю, это как любовь, дело добровольное. Засмеялся. Темнила, говорит, ты хороший, только принять я тебя не могу. Я - ио. Иди к председателю, как он скажет, так и будет. И почувствовал я, что к председателю мне ходить не надо. Была не была, думаю. Как вас звать, спрашиваю. Николаем Ивановичем, отвечает. Николай Иванович, говорю, что-то у вас здесь под крышей душно, пойдемте на свежий воздух. Он подумал и говорит: иди к Буденовскому и жди на углу. Пошел я. Ждал долго. Смотрю, показался. Молча направились в сад Маяковского. Как засели под грибочками! Глотает Коленька не хуже чайки... Еще какие-то мужички подошли. Ля-ля да ля-ля... Как расстались - не помню. Утром прихожу в контору - меня не помнят. Подсказал. Ааа... так это ты вчера был? Ладно, принят, иди домой, галочку за сегодня поставим, а завтра уж к кому-нибудь определим. Три дня так повторялось. Теперь прикрепили.
   В а д и м /раздраженно/. К кому прикрепили? Ты бы хоть сказал, что за контора, чем там занимаются? Как это в конторе начальник, а над ним еще председатель какого-то общества?
   В о л ч о к. МВД - это понятно. При МВД есть управление пожарной охраны - УПО. При УПО Всесоюзное добровольное пожарное общество - ВДПО. Задумано это общество как филантропическое. Но так как это советская филантропия и, следовательно, все наоборот, то вместо того, чтобы давать, оно берет. Берет же с помощью предприятия, организованного при этом обществе - ПП ВДПО, то есть Производственное предприятие Всесоюзного добровольного пожарного общества. ПП - это зарядка огнетушителей, электрики, жестянщики, но главная сила - печники-трубочисты... Я как раз учусь печному делу и скоро получу разряд.
   В а д и м /взрывается хохотом/ Ну, Вовка! У тебя дар. Это еще смешнее войны по репродуктору.
   В о л ч о к /убежденно/. Тебе этого не миновать.
   В а д и м. Нее... После трубочиста может быть только говночист. Дальше некуда.
   В о л ч о к. Так, давай обсудим! В ВСО был? Был. Кантовался? Кантовался. Ты просто не понимаешь, что тебе предлагают. Само общество - чистый паразит. Добровольцы, в основном отставное официрьё, все как один на окладах. Оклад к пенсиям очень не мешает. А деньги зарабатываем для них мы. Если работяга заработал 171 рубль, то 71 идет дармоедам.
   В а д и м. Дармоеды совсем ничего не делают?
   В о л ч о к. Они обязаны организовывать на предприятиях Добровольные пожарные дружины и прочую муть, но все это существует только на бумаге. О, пишут они с утра до ночи, головы не подымая. Офицеры рассуждать не должны, пришла бумага - надо ответить... Понимаешь, Вадим, масса возможностей под их крыльями. Кесарю кесарево, слесарю слесарево. Им лишь бы свое получить, а как мы для них добываем деньги, дело только наше. И здесь масса возможностей. Многие директора и завхозы процентовки подписывают не глядя. Сделаем на рубль, пишем на сто. Никто у нас больше двух часов в день не работает. Да и то не всегда. Раньше по утрам тяжело было подыматься. Теперь легко-легко...
  
   К а р т и н к и л е г к о й ж и з н и.
  
   1-я
   Красный уголок с запыленными атрибутами - гипсовый Ленин, переходящее красное знамя, доска почета, лозунги на бумаге и красной материи от пола до потолка. Передние места перед трибуной /она же эстрада в дни пролетарских праздников/, пусты, густо лишь в трех последних рядах. На трибуне явно ошеломленная вчерашним перепоем личность.
  
   М а т ю ш и н. Я, товарищи, сегодня проснулся и понял, что...
   Г о л о с с м е с т а. ...треба похмелиться, бо головка дюже вава.
   М а т ю ш и н /слов не расслышал/. Перестаньте смеяться. Когда до вас дойдет то, что сейчас скажу, будет очень даже не до смеха... Так вот, проснулся я и понял, что мы с вами тормоз на шее государства, а возможно и контрреволюция.
   Г о л о с а /радостно/. - Точно! Валентиныч, проснулся-то ты сегодня, а заснул вчера как?...
   М а т ю ш и н. Включаешь радио и стыдно делается, товарищи. Кругом прелесть! Страна живет, страна работает. Там гидростанцию раньше срока запустили, там домну. Повсюду новые и новые уже не бригады, не цехи, а целые заводы и фабрики коммунистического труда возникают. А что у нас, в нашем производственном предприятии?.. Бригада Редкокоша два месяца продержалась, а на третий, после которого ей должны были присвоить звание Коммунистической, не выдержала: Котиков напился и надебоширил в троллейбусе, Икин напортачил на табачной фабрике в котельной, Ворошилов на газовом объекте вымогал у старушки за поломку печи литр водки.
   В о р о ш и л о в. Неправда. Я два литра беру за поломку.
   М а т ю ш и н /радостно/. Примем к сведению. Сегодня как раз прибыл вагон с кислотой для зарядчиков, нужны грузчики. Там тебе не два литра, а целых десять тысяч колб, по литру в каждой, будет.
  
   В зале очень весело. Входят, что-то дожевывая, стараясь не привлекать к себе внимания, несколько человек. Тихо садятся на свободные стулья.
  
   В о р о ш и л о в. Ой! Валентиныч, больше не буду. Не надо. Я еще прошлую кислоту помню.
   М а т ю ш и н /все более уверенный в себе/. Так дальше, товарищи, продолжаться не может. Я назвал только то, что дошло до начальства. А сколько мы покрываем? Вчера, например, на Шаумяна, Лядов подогнал печь до потолка, не обив при этом штукатурку с прилегающей стены. Теперь он печь разберет, обобьет штукатурку и сложит заново.
   Л я д о в /один из тех, кто вошел недавно, что-то дожевывая/. Ага. Так я ее и разобрал. Брось, Валентиныч, трепаться.
   М а т ю ш и н. Кроме того, как не знающему правил, ему будет снижен квалификационный разряд.
   Л я д о в /от ненависти вскакивает с места, бежит по проходу к трибуне/. А зачем ее оббивать? Чтоб мусором из нее же засыпать образовавшуюся пустоту? Я еще не чокнутый. Ничего не буду переделывать!
   М а т ю ш и н. Кроме того...
   Л я д о в. На кислоту пошлешь? Давай, вали...
   М а т ю ш и н. Кроме того Лядом работал не с подмостей, а с хозяйского стола, и если б упал и поломал ногу, ничего не получил бы по бюллетени.
  
   В красный уголок входит и становится позади кресел с рабами председатель ДПО. С этого момента, корча всевозможные рожи, он управляет Матюшиным: ага, давай-давай, чтоб страх имели... а здесь у тебя перехлест, не надо так...
  
   М а т ю ш и н. По-прежнему главными нашими врагами за передовой труд остаются брак, пьянство, вымогательство, грубость с жильцами тех домов, которые мы обслуживаем.
   И к и н /один из тех, кто вошел в зал что-то дожевывая и как будто трезвый. Теперь его развезло. Выпрямляясь/. Валентиныч... Валентиныч... Хочу обратить внимание. Вот у меня газета. Не какая-нибудь китайская - советская. И в ней черным по белому сказано, что труд должен приносить радость. Однако какая может быть радость, если хозяин поставил хороший могарич, сделай Ваня на совесть, а мне говорят, у тебя разделки не хватает, режь ему балку. Я режу, потолок садится, печку я ему хорошую сделаю, но после меня двери в квартире не закрываются, с потолка сыпется. Какая, спрашиваю, мне с этого радость? То б я еще на пару пузырей мог рассчитывать, а так за что ж... Печник сам должен знать, как печь класть.
   М а т ю ш и н. Икин и Ворошилов когда-то, помниться, в паре были. Надо им друг друга повспоминать. Ждет вас, ребята, вагон с кислотой.
   В с е. Ура, нас миновало!
   З е л и н с к и й /еще один из тех, кого вдруг развезло/. Я так понимаю, бояться больше нечего, свобода слова и хочу сказать...
   М а т ю ш и н. Не совсем. Еще при дворе нужен человек стену прорабской рубить - расширяемся.
   З е л и н с к и й /хлопаясь в кресло/. Тогда молчу: до другого раза.
   М а т ю ш и н. Есть еще вопросы?
   Е х и д н ы й г о л о с с м е с т а. Вопрос один: кому при дворе батрачить?
   М а т ю ш и н. Вопросов нет! Расходитесь по работам. Зелинскому остаться!..
   З е л и н с к и й. Вот тебе, бабушка, и Юркин день.
  
   2-я
  
   На улице у ворот с плакатом, призывающим гасить окурки только в пепельнице, толпа потертых мужичков, многие пьяны, в руках у большинства чемоданчики или сумки, из которых торчит рабочая одежда, рукоятки молотков, мастерков. К ним из ворот выходят присутствовавшие на собрании. Нетрезвые с той и другой стороны радостно братаются. Видны знакомые лица наших героев.
  
   В о р о ш и л о в. Вот же гад ползучий! Вроде бы не с ним я вчера пил. И зачем я пошел на это собрание? Умные ребята вот они, все здесь. В получку червонца он от меня не дождется.
   З е л и н с к и й. А ты ничего не заметил? У нас за спиной фюлер стоял и маяки Матюше через зал посылал.
   Г о л о с. Робы, падла - и падла робэ...
  
   Толпа медленно, группами, расходится. Одну группу составляют Волчок, Вадим, Сережка, Ермак и Пупок. Шагов через сотню от конторы продовольственный магазин. Перед ним они останавливаются.
  
   В о л ч о к. Ну что, братцы, вздрогнем? Давайте, у кого сколько...
  
   Сбрасываются по рублю, покупают четыре бутылки вина, переходят через улицу в сквер, и, рассевшись на лавочке, на виду у прохожих распивают из единственного стакана. Настроение радужное:
  
   Не кочегары мы, не плотники,
   А мы умельцы печники
   Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра, Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра, пам-па-пам!
  
   С е р е ж к а. Сегодня за поломку нам будет обед и хорошее бухалово.
   П у п о к. И бабок на дорогу.
   Е р м а к. А чего ее ломать. Подрубил - под собственной тяжестью рухнет. Впятером до обеда мы и выбросить уложимся.
  
   Волчок и Вадим, переглянувшись, торжественно подымаются с лавочки.
  
   В о л ч о к. К сожалению, по указанию Малого Совнаркома, мы отбываем на спецзадание...
  
   Пупок и Ермак мгновенно тускнеют, глаза в землю. Сережка в ярости.
  
   С е р е ж к а. Опять на шабашку? Сколько Матюше дали? Чой- то они, думаю, против течению к нему гребут? /Быстро/ А я без вас пальцем о палец не ударю! /Еще быстрей/. И спрошу, где надо, как это вас отпускают...
   В а д и м. Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
   В о л ч о к /Сережке/. Это твое дело. Пошли, Вадим.
   С е р е ж к а /вслед/. Ну, гадом буду, я здесь больше возьму. Пусть по полтиннику за печку колятся. И все, ничего не знаю.
   Е р м а к. Частник новую сложить - больше полтинника не дает, а он в жэу за поломку то же иметь собрался.
   П у п о к. Так и на кислоту загреметь недолго.
   Е р м а к. Пошли. Мы поломаем, они завтра сложат. Они же мастера, а мы подсобники...
   С е р е ж к а. Да мотал я таких мастеров!.. Ладно. Пусть. Я ломаю - я и кладу.
   Е р м а к. А дым ты куда пустишь? В дверь, в окошко и в трубу немножко?..
  
   Ермак и Пупок посреди лавочки долго дергаются от смеха.
  
   П у п о к /кончив смеяться и вытирая слезы/. Ладно, пошли. Они чо, пару пузырей нам завтра не поставят?
  
   3-я
  
   Частный сектор. В небольшом одноквартирном доме из трех комнат тикают часы, говорит радио . Вадим и Волчок до одиннадцати утра успевают сломать и выбросить через открытое окно печь под уголь. И до шести вечера сложить новую, под газ. Все происходит молча, слышны лишь короткие реплики: " Раствор... Ставь рамку... Задвижку не забудь..." За действиями печников наблюдает пожилая женщина с добрым лицом, хозяйка. Лишь по окончании разговор.
   В о л ч о к. Готово, мать. Задвижку не закрывать. Поддувало тоже - пусть печь изнутри воздушной струей сушится. Перед тем, как штукатурить, желательно немного протопить, чтобы теплая была - тогда трещин не будет.
   Х о з я й к а. Спасибо, вам ребята. Вот уж не думала, что так быстро.
   В а д и м. Специалисты всесоюзного масштаба.
   В о л ч о к. Хозяева плачут, а зовут.
   Х о з я й к а. Теперь садитесь за стол. Вот вам бутылка "Московской". Еще у меня и наливка есть вишневая.
   В о л ч о к. О, и наливку тоже!
   В а д и м. И наливку. Пьем мы не хуже, чем работаем.
  
   4-я
   Госсектор. Расположение комнат и печь, которую предстоит ломать Сережке, Ермаку и Пупку, такие же, как в предыдущей картинке. И часы, и радио. Хозяйка, древняя сухая старушка, и около нее девочка годов восьми, жмутся в дальнем от печи углу и лишь в первые минуты наблюдают за рабочими с улыбкой, потом им явно страшно.
  
   Е р м а к /с ломом в руках/.Щас я ее как грохну с поднизу!
  
   Входит производственный мастер Редкокош. Как и хозяйка, он старый-престарый и хорошо видно, что в свое время походил в больших начальниках. Опирается на палку, порядочно глух, о чем хорошо знают ребята.
  
   Р е д к о к о ш. Ох! Дайте стул. Жарко сегодня.
   П у п о к. О, Костыль приперся...Валерьян Максимович, займите трояк. Лекарство в аптеке надо взять.
   Е р м а к. Жди. Он только получать может. /Набрасывается на печь с песней/
  
   Старый хрыч, куда ты прешься,
   Аль ты дома не долбешься,
   Аль тебе старуха не дает?
  
   Р е д к о к о ш /едва усевшийся, возмущенно/. Ермаков! Что ты делаешь? Кто тебя так учил? По правилам техники безопасности печь разбирается от потолка. Прекрати!
   Е р м а к. Вот жопа старая, откуда ты взялся? Это теперь на целый день хватит. Ладно! Сам же ты с нами сажи наглотаешься, вместо того, чтоб враз отмучиться.
   Р е д к о к о ш /озираясь, искренне/. А что это Вадима с Володей нет?
   С е р е ж к а /переодевшийся в рабочее, но крепко сидящий на подоконнике раскрытого окна/. Володя с Вадей тю-тю: менструация!
   Р е д к о к о ш. Нет, правда, что за шутки. Где они?
   П у п о к. Валерьян Максимович, гоните трояк, я их найду.
   Е р м а к. А может, бабка нам займет? Обед на подходе.
   Р е д к о к о ш /на Ермаковы слова уши его вдруг открылись/. Не сметь! Вчера на бюро райкома нас разбирали. Где Вадим и Володя? Что они, маленькие? Сегодня проверка будет.
  
   Ермак и Пупок, один ломом, другой тяжелым молотком начинают с двух сторон разрушать печь. В комнатах делается темно от пыли и скопившейся в дымоходах сажи. Старуха, девочка, Редкокош беспрерывно чихают. Из пыли слышится: "Валерьян Максимович, как насчет трояка. Вдвое отдам... У, крохобор! А в получку орет: ко мне... Пока червонец им, гадам, не отдашь, не успокоятся". Часы показывают одиннадцать, по радио начинается производственная гимнастика.
  
   Е р м а к. Сережа, давай помиримся. У тебя где-то в этом районе знакомая. Пойди возьми червончик до получки.
   С е р е ж к а. Да я против вас ничего не имею. Ладно, попробую.
   П у п о к /поспешно/. Так вот сумка, возьми сразу бутылок да пирожков с капустой или картошкой. Этому пидару старому тоже чего-нибудь дать надо.
  
   Пыль в комнатах оседает. И вдруг старуха начинает говорить с Редкокошем по-французски. Блаженно улыбаясь, дед отвечает. Ребята в недоумении слушают. Пупку и Ермаку французский начинает нравиться, они гыгыкают. Сережкино лицо выражает презрение, взяв сумку и собравшись уходить , он вдруг возвращается к печи, где вверху в старой кладке большая трещина, толкает ее, огромный кусок со страшным грохотом падает на пол. Старуха истерически визжит и сваливается на пол, Редкокош тоже кричит и роняет палку, на которую опирался, держа ее между ног, девочка удивлена, но страх у нее давно уж сменился лю- бопытством.
  
   5-я
   Утро. Вчерашняя госквартира. Старушка с повязкой на голове лежит в кровати и стонет. Посреди квартиры разговаривают девочка и женщина приятной наружности, ее мать.
  
   Ж е н щ и н а. Людочка, что здесь вчера дяди делали?
   Д е в о ч к а. Ничего. Выпили ящик вина и разговаривали на непонятном языке.
   Ж е н щ и н а. Ну ничего, доченька, надо потерпеть. А маме зимой уже не придется каждый день печку разжигать, подсыпать, дрова рубить да уголь колоть. /Старушке/. Мама, ну что здесь можно сделать. У них работа такая. Я там на столе на тарелочке для рабочих записку и кое-что оставила. Если они не заметят, скажете. В одиннадцать вернусь./уходит/.
  
   Появляются Волчок, Вадим, Сережка, Ермак, Пупок. Волчок берет со стола записку.
  
   В о л ч о к /читает/. "Уважаемые товарищи рабочие. Очень прошу вас построить хорошую печь и не обижать бабушку, которой восемьдесят два года и дочку восьми лет. Я оставляю вам десять рублей с этой запиской, а в одиннадцать часов отпрошусь с работы и к двенадцати приготовлю для вас обед". Молодец, тетка./Протягивает деньги Пупку./ Жорж, дуй за винищем!
   П у п о к /восторженно/. Не, пацаны, Вовка с Вадимом говно на счастье жрут. Мы вчера как голодные волки не знали где трояк сшибить, а они только появились - и пожалуйста! - червончик на тарелочке ждет.
   В о л ч о к. А что тебе мешает говна попробовать?.. Попробуй! Из этого что-нибудь обязательно выйдет.
   С е р е ж к а. Вы бы от себя прибавили.
   В о л ч о к. Не пропадет.
   Е р м а к. Костыль над нами целый день сидел, работать не давал. Он, сука, оказывается, французский язык знает.
   П у п о к /показывая в угол, где на кровати зашевелилась старушка/. Тише! Придет Редкокош, бог его знает, что она ему по этому самому французскому наболтает. Ну, я побежал.
  
   Тикают часы, Вадим и Волчок с двух сторон кладут печь, трое товарищей не ленясь подают им кирпич, раствор. Печь подымается к потолку на глазах. Только старуха пугает. Стоит резко поставить ведро с раствором на подмости, или кирпич разобьется не там, где надо, и половинка упадет на пол, больная истерически кричит. Пупок, Ермак и Сережка при этом загадочно перемигиваются, Волчок и Вадим ничего понять не могут, пожимают плечами: а бабуля-то вроде как психопатка... В одиннадцать прибегает запыхавшаяся хозяйка, начинает шмыгать по комнатам, готовя на стол. В полдвенадцатого печь выросла до потолка, Волчок и Вадим прыгают с подмостей на пол.
  
   С т а р у ш к а. Ой-ой!..
   В а д и м. Ой!.. Тьфу... забыл. Бабушка, здесь объект все-таки. Мы забываем.
  
   С папкой под мышкой входит Матюшин, важный, насквозь фальшивый. Придирчиво осматривает новую печь.
  
   М а т ю ш и н. Вам бы старый режим, ребята...
   В а д и м, Почему?
  
   Матюшин не отвечает. Женщина хозяйка начинает быстрее прежнего суетиться. Бегом носит на стол еду, тарелки, бутылки. Приглашает работников, в том числе и Матюшина, обедать.
  
   В о л ч о к. Валентинычу бы святой угол...
   М а т ю ш и н /хозяйке/. И вы с нами.
   Ж е н щ и н а. Что вы, нет. Ешьте, пейте. Мы вас давно ждали. Так хочется с удобствами пожить.
   М а т ю ш и н. Ну тогда выпьем за начало ваших газовых работ! /Дружно пьют/. Но знаете /вкрадчиво/, после нас соседи, когда ссорятся, уже не говорят друг другу "чтоб ты пропал". Они говорят: "Чтоб тебе еще раз газ провели!" За столом взрываются горделивым смехом. Женщина тоже смеется.
  
   Ж е н щ и н а. Да я-то ничего. Вот мама моя что-то расклеилась. Скорую вчера вызывали. Давление очень высокое. Скажите, а много еще будет разрушений?
   В с е. Мы - самое страшное. После нас уже никто ничего не боится...
   Ж е н щ и н а. А будет от этой печи тепло? От нашей старой грязи было много, но грела она хорошо.
   М а т ю ш и н. Можете не сомневаться. Абсолютно! Вы только посмотрите, каких я вам молодцов прислал. Не только печь - чорта с рогами сделают.
   П у п о к. В таком случае выпьем за нас. Особенно за меня, что быстро в магазин бегаю. Ну, не прими, боже, за пьянство - прими за лекарство.
   Ж е н щ и н а. Мне надо бежать на работу. Уж извините, сами здесь распоряжайтесь. /Уходит/.
   С е р е ж к а /подымаясь над столом, достает бумажку/. Я сегодня ночью написал стихи. Вернее, песню /воет/.
  
   Как-то раз на газовом объекте печники решили погулять...
  
   Е р м а к. Выпили, подзакусили, всю посуду перебили...
   С е р е ж к а /благодушно/. Не так. Я начну сначала.
  
   Как-то раз на газовом объекте печники решили погулять.
   Кирпичей понаносили и раствору замесили,
   И давай со всех сторон пахать.
   Подхватывайте припев:
   И тяга есть, и дым идет, и дымоход отличный,
   И хозяйка подает пузырек "Столичной".
  
   Все радостно хлопают ему, Вадим трясется, визжит от хохота, по щекам его текут слезы.
  
   В о л ч о к. Ой, как хорошо! Ой, как хорошо!
   Е р м а к. А гоп со смыком лучше!
   П у п о к /пока никто не смотрит, хлопает из маленького граненого стаканчика одну дозу за другой/. Не прими, боже, за пьянство - прими за лекарство... Не прими, боже...
   В о л ч о к. Эй, Жорж, реже мечи! Гля, пацаны, он вокруг все подметает. Вот же ж, сука, любит пожрать. И куда только оно в него лезет. Поставь перед ним тарелку яиц - до единого выпьет. В стакане чаю кило сахара утопит.
   В а д и м. А работает только на первой. В магазин - да, на четвертой, а кирпичи таскать - только на первой.
  
   Тикают часы, болтает радио. Все очень пьяны.
  
   В а д и м. Вот вы, товарищ начальник трубопечного цеха, старый режим упомянули. К чему бы это?
   М а т ю ш и н /глаза у него закисли, лысина вспотела. С трудом вспоминает/. Старый режим? А... ну да. Вам бы старый режим, что бы вы делали? Знаете, как раньше хозяин печь принимал? Свечку в дымоход ставил и смотрел, чтобы внутри все было как яйцо гладкое.
   П у п о к. Или как ваша лысина...
   М а т ю ш и н. Пусть лысина. При старом режиме вас не только печи - сортиры копать не допустили бы. Разгильдяи вы. Каждый день покрывать вас приходиться.
   В а д и м. Хорошо. А что бы вы при старом режиме делали?
   М а т ю ш и н. Я?../пауза/. Слушай, а при чем тут я?
   В а д и м. А как же? Если мы в старый режим ухнем, то и вам его не миновать.
   М а т ю ш и н. Пожалуй так... Дело говоришь. Ну я ... Я курсы строителей заканчивал.
   В а д и м. То-то...
   В о л ч о к. С теми курсами мы бы с вами опять возле тех сортиров встретились.
  
   Часы показывают два пополудни. Матюшин пытается встать со стула, но вместо этого оседает, тело его превращается в безжизненную кучу.
  
   В а д и м /Волчку/. Он сейчас упадет. Что с ним делать?
   В о л ч о к /шарит у Матюшина по карманам/. Перво-наперво вчерашний наш кровный червонец надо забрать... Вот свинья, ни копейки! Слушай, здесь вытрезвитель недалеко. Оттащим туда, посадим на ступеньки - авось его уберут от нас после этого.
   В а д и м. Так ведь мужички уже сдавали. Фюрер за эту мразь как чёрт за грешную душу держится. Не, нам же плохо будет. Потащили его на балкон, накроем какими-нибудь тряпками, через час отойдет.
   М а т ю ш и н /игриво/. А я все слышу... А я все слышу...
  
  
   К а р т и н к и г и б е л и
  
   1-я
  
   Две смежные комнаты с претензией на уют. В первой, комнате-кухне с топящейся углем печью, жена Ермака укладывает в кроватку ребенка. Потом садится к кухонном столу и смотрится в зеркальце.
  
   Ж е н а Е р м а к а. Уже и лучики от глаз пошли. Вон нормировщица наша Светочка. Ей под сорок, а все в девочках ходит - ни одной морщинки. /Гневно/. Вот где этого гада носит?.. Хорошо Валька Волчкова сделала. А чего, говорит, я жду? Нет его - плохо. Придет - еще хуже. Взяла и поступила в вечерний институт. Теперь он ее ждет. Злится. Красивой жизни, говорит, захотела... Дурой ты была, дурой и останешься... А она на него ноль внимания и скоро закончит. Жаль, я к ученью неспособная. Да и Кольку не на кого оставить. /Пристально смотрится в зеркальце/. А какая я была! Твердая, не ущипнешь. /Щиплет себя за бедро/. Да и теперь еще не кисель. Эх.../Поет/
   Пастух овечек выгоняет,
   А дочка с улицы пришла,
   Цветы на столик положила
   И громко плакать начала.
   Родные поняли, в чем дело,
   Решили дочку наказать:
   "Ты это что же натворила,
   Зачем не думала про нас?..
   Любимая наша, девчонок, песня. Поем - и плачем, плачем...
  
   Входит смертельно пьяный Ермак.
  
   Е р м а к. Ждешь, ворона? Ну давай, начинай: где шлялся? Сколько денег пропил? С кем?..
   Ж е на. Тише, ребенка разбудишь. Иди спать.
   Е р м а к. Не надо мне на потом. Я сразу хочу ответить раз и навсегда. `
   Ж е н а. Тише! Ребенок только что заснул. Ты его заикой хочешь сделать?
   Е р м а к. Я - своего ребенка заикой?.. Ты хоть понимаешь, что сказала? Если по-хорошему, то за такие слова голову отрывать надо... Раз и навсегда говорю: ничем я тебе не обязан и могу делать что хочу... А ребенка не тронь, дети тут не причем. Если понадобится, сам буду воспитывать.
   Ж е н а. Ох, воспитатель нашелся. Чему ты можешь научить? Водку пить да кирпичи таскать... Иди спать.
   Е р м а к. Чего это я должен ложиться. Я может быть, тебя любить хочу.
   Ж е н а. Перебьешься. Знал бы ты, как от тебя воняет.
   Е р м а к. Воняет? А что ты раньше думала? А я знаю, в чем дело. Не любишь ты меня и никогда не любила. Обманула ты меня.
   Ж е н а. Дурак.
   Е р м а к. Дурак у меня в штанах.
   Ж е н а. Ты что надо мной издеваешься? Возьму сейчас Колю и уйду от тебя навсегда. Не нужен нам такой отец. Пропадай без нас!
   Е р м а к /вдруг спокойно и трезво/. Ну и иди.
   Ж е н а /в отчаянии/. А куда я пойду? Это ты иди. Уходи отсюда, гад проклятый! Уходи...
   Е р м а к. А я куда пойду? Это же мой дом.
   Ж е н а. Куда хочешь. Хоть на тот свет. Поплачем и забудем.
   Е р м а к. Это можно. А лучше давай разделимся.
   Ж е н а. Согласна.
   Е р м а к. Сию минуту! Во дворе кирпич, глина, песок. Иди меси, а я заложу проем этой двери.
   Ж е н а. Ты чокнулся? Кто по ночам такое делает? Куда ходить будешь, в окно?.. Завтра будь трезвый, обсудим. Сначала дверь во двор вторую прорубить надо.
   Е р м а к. Сейчас!!! /таскает в дом кирпич, раствор в ведрах/.
   Ж е н а /начиная помогать ему/. Чокнутый! Ладно. Давай, давай. Посмотрим, что ты завтра скажешь...
  
   Когда проем в двери заложен, она на своей стороне опускается вдоль стены на корточки и беззвучно рыдает. Он с другой стороны исполняет дикий танец победителя, громко выкрикивая: "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, а от тебя, профура, и подавно уйду... Эй, соседка... Как сосед к соседке, заглянул в беседку - не подумайте плохого... чаем угощает". Свет гаснет. Храп. Постепенно светлеет. Взлохмаченный Ермак бродит по комнате в поисках выхода. "Дуся, где ты?" Жена, прикорнувшая возле кроватки ребенка, слышит и не отвечает. Ермак наконец вспоминает прошедшее, включает свет, набрасывается на свежеуложенную стену, проделывает дыру, просовывает в нее голову. "Дуся, где ты? Подай воды, а то умру!" Жена дает ему воды, он пьет и тут же валится спать. Просыпается, когда за окнами рассвело. Подходит к дыре в проеме. Виновато улыбаясь, просовывает в нее голову. В смежной комнате пусто - ни жены, ни ребенка, ни их одежды. Долго молчит. Приходит в бешенство, разрушает свежую кладку, все более стервенея, ломает стулья, срывает с окон занавеси, сбрасывает на пол с подоконников цветочные горшки. Убегает из дома. Возвращается с авоськой, полной винных бутылок. Пьет, пьет, пьет... Свет гаснет и когда загорается вновь, Ермак сидит на полу мертвый, с ремнем от брюк на шее, конец которого привязан к высокой спинке супружеской кровати.
  
   2-я
  
   Вытрезвитель. Это большая комната с рядами коек, в глубине две душевых кабины, слева у входа два стола, за которыми по служителю. В комнату вталкивают Жорку Пупка. Служители ловко подхватывают пьяного, один сдергивает с него штаны вместе с трусами, второй хочет снять пальто, но клиент оказывается в наручниках.
  
   С л у ж и т е л ь. Он же лыка не вяжет. На хрена это они ему браслеты прицепили?../Берет со стола связку ключей/. Странно, не могу открыть. Петро, ну-ка, попробуй ты.
   П е т р о. Вась, а, Вась, у меня тоже чой-то не идет. Как будто их молотком заклепали... У, скотина, нажрался! А, помоем его так, утром слесаря вызовем...
  
   Служители тащат Пупка в душевую кабинку, включают воду и тот некоторое время стоит под обильными холодными струями без брюк и трусов, зато в пальто. Потом его бросают в глубокую, больше похожую не гамак, койку. Свет гаснет. Утро. Служители дремлют за своими столами, а над спящим Жоркой сидит слесарь, пытаясь отомкнуть наручники. Жорке больно, он извивается, но очнуться не в состоянии.
  
   С л е с а р ь. Пойду за ножовкой. /Уходит. Возвращается/. Не берет. Сталюка та еще. Пойду за молотком. /Уходит и возвращается/. Душераздирающая трудовая сцена. Жорка визжит как недорезанный поросенок. Трое, служители и слесарь, не обращая на это внимания, пытаются так и эдак разрубить наручники. Наконец те со звоном разлетаются. Жорка мгновенно замолкает, одевается, ему выписывают счет, возвращают удостоверение и деньги.
  
   П у п о к /снова визжит/. Разве у меня столько было? Отполовинили, отполовинили...
  
   Петро хватает Пупка за шиворот и выбрасывает из помещения. Через минуту Жорка возвращается торжествующий.
  
   П у п о к. Вы оба пропали! У меня же брат в обкоме. Я непутевый, а он умница. Говорите сейчас же ваши фамилии. Как твоя фамилия?.. А твоя... Испугались, достанется вам на орехи.
   В а с я. Ну-ка, выйди отсюда. Выйди, говорю! /Жорка выходит/. Петро, как думаешь, а вдруг правда? Мало ли что может быть.
   П е т р о. Само собой. У меня тоже один родич высоко сидит. Давай допросим. Эй, товарищ-гражданин, вернись, поговорим. /Пупок возвращается/. Как фамилия твоего брата? И чем он там, в обкоме, занимается?
   В а с я. Обком - не шутка. Давай, выкладывай. Фамилия, должность, вот телефон, сейчас свяжемся, расскажем, как ты его позоришь. Это ты очень правильно про него рассказал. Будет на тебя управа почище нашей. Ну?
   П у п о к /струсив, неуверенно/. Он засекреченный. В особом отделе.
   П е т р о /радостно/. В особом, значит. А ну сгинь отсюда и больше не попадайся!
  
   Свет гаснет. Загорается. Опять Жорку Пупка почти бесчувственного вталкивают в вытрезвитель.
   П е т р о. Вы только посмотрите на него. Двух часов не прошло. Ну дает мужик. Ладно. Ты уже чистый, полежи как есть, в двенадцать выгоним. Свет гаснет. Загорается. Пупка подымают с койки. Продолжающему спать, выписывают счет и как мешок выбрасывают.
  
   В а с я /вслед/. Не опохмеляйся, пока до дома не дойдешь.
  
   Свет гаснет. Загорается. Пупок снова в вытрезвителе.
  
   П е т р о. Это ж надо! Койка остыть не успела. Что ж ты за гад зловредный? Да разве ты человек?..
  
   Служители избивают Жорку. Плачущего пьяницу выбрасывают на улицу.
  
   В а с я /вслед/. Брось, дорогой. Мы плохие, но ты еще хуже. Уже и денег с тебя не берем. Иди: век бы глаза мои тебя не видели.
  
   Свет гаснет. Загорается. Жорка Пупок в четвертый раз, совершенно истерзанный и несчастный, в вытрезвителе.
  
   В а с я. Опять! Такого еще никогда не было. Нет, дорогой с этим надо что-то делать.
  
   Служитель берет из стола бутылку нашатырного спирта, срывает с Пупковой головы шапку, опрокидывает в нее всю жидкость, затыкает ею пьяному рот и нос и со словами: "Иди и нюхай!" выбрасывает на улицу. С улицы раздается визг тормозов, удар, крики: "Человека убили!"
  
   3-я
  
   За столом в грязной, почти без мебели комнате несколько человек с воспаленными пьяными лицами играют в карты. На столе бутылки, стаканы, какая-то еда в промасленных бумажных кульках. Меж всего этого бегает белая крыса.
  
   В о л ч о к /крыса бежит от него на противоположную сторону стола/. За убытие! /Пьет/.
   В о р о ш и л о в. За прибытие. /Пьет/.
   С е р е ж к а /Ворошилову/. А с десятиметровой вышки я вперед тебя прыгнул.
   В о р о ш и л о в. А я в лагере мужичков на работу стеганкой гонял: кыш! кыш!
   С е р е ж к а. Это еще пусть кто-нибудь подтвердит. Я тоже сидел.
   В о р о ш и л о в. Вот именно. Ты сидел и ждал, когда срок кончится. А я не ждал. Пьян каждый день. И бабы были. А когда баб не было, мальчики... Есть такие мальчики, после которых никаких девочек не надо.
   С е р е ж к а. Ой! Ой! Чего ж ты тогда рог здесь мочишь?
   В о р о ш и л о в. Так надо... А хочешь, сука, я сейчас эту крысу живьем без хлеба и соли зажую? Без соли, с одним только бухаловом! По полтиннику - спорим?
   В о л ч о к. Слышь, Ворошил. Ты дешевишь. У него сейчас стольник в кармане. На стольник и спорь.
   С е р е ж к а. А ты не лезь.
   В о л ч о к. Всему есть настоящая цена. Он мне друг.
   С е р е ж к а. А я тебе кто?
   В о л ч о к /после некоторого раздумья, кротко/.Тоже друг.
   В о р о ш ил о в. Он прав: на стольник.
   С е р е ж к а. Со шкурой и кишками.
   В о р о ш и л о в. Зачем же? Как положено, только чистое мясо.
   В о л ч о к. Да. Только мясо. Я буду судить.
   С е р е ж к а. А была не была! Но с одним условием. Если ты выиграешь, потом сыграем в карты. Я же у тебя все равно свои верну...
   В о р о ш и л о в. Годится. Бабки на кон!
   С е р е ж к а. Давай жри! А возможно, ты еще раз заведешься и еще за сотню этот стол сгрызешь?.. Давай, поехали.
  
   Ворошилов хватает крысу, перекручивает. Дальше его не видно, потому что Волчок, Сережка и еще двое осовелых пьянчуг, во всю сцену не промолвивших слова, подымаются со своих мест, заслоняя героя. На их лицах смесь отвращения и, пожалуй, страдания. Дальше как в дурном сне. Свет несколько раз гаснет, загорается. Двое играют с переменным успехом. То один проигрывает все, вплоть до штанов и рубашки /раздевание происходит здесь же/, то другой. Время от времени противники подымаются на ноги и начинают бить друг друга чем под руку попадется. Разбиты стол, стулья, играть приходится сидя на полу. Идет время, все мрачнее и темнее в комнате. Исчезли двое пьянчуг. Единственный свидетель игры Волчок то спит, то пьет и курит. Иногда уходит в магазин за спиртным и сигаретами... Наконец яркий свет. Стоящий на коленях Ворошилов два раза большим кухонным ножом протыкает сидящему Сережке живот.
  
   4-я
  
   На улице, перед воротами печной конторы толпа потертых мужичков с сумками и чемоданчиками. У многих нетрезвые глумливые лица. Появляется Вадим.
  
   В а д и м. Вы! Волчок умер.
   Г о л о с: Гы-гы. Вадим хочет по рублю на гроб собрать и за наш счет опохмелиться... Сам от жары зверею и на что хочешь готов.
   В а д и м. Точно вам говорю.
   И к и н. Я вчера с ним пил. Не купишь... Я помню, как Вова вот так же появляется и объявляет: Вадим умер! Я тогда чуть не упал. Да как так? Не может такого быть! Да, говорит, ни с того ни с сего взял да и преставился. Ну тут каждый в карман полез, быстренько направились в магазин горе глушить. И вдруг, когда все уж заторчали, Вадим наш появляется. Как мы тогда смеялись!
   В а д и м. Идиоты! Я третий год пью только по вечерам и не чаще двух раз в неделю. Умер он. Хана. Крышка. Амба. В пять утра. Инфаркт.
   З е л и н с к и й. Похоже, это правда. Ребя, Волчок умер. Не, вы посмотрите на Вадима и врубитесь. Точно умер! Ай-ай.
  
   Появляется старая толстая женщина, задыхающаяся не только от жары и возраста, но и от гнева.
  
  
   Ж е н щ и н а. Где тут ваш Волчков? Думал, не найду его. Сейчас же показывайте прохвоста. Все вы тут заодно...
   И к и н. Маманя, не переводи кровь на воду: его уже нет и никогда не будет.
   Ж е н щ и н а /не понимая сути/. Показывайте сейчас же! Бессовестный! Забрал вперед деньги и не показывается. Я ему все отдала. У меня пенсия тридцать восемь рублей, пять лет копила. Знаю, что нельзя верить, а он так смотрит, что взяла и отдала.
   В а д и м. Мамаша, он умер сегодня в пять утра.
   Ж е н щ и н а. Аааа... Без ножа зарезал. Я же старую печку разобрала. То хоть какая-то была - теперь ни старой ни новой.
   В а д и м. Скажите ваш адрес. Дня через три после похорон приедем и сделаем. Материал - кирпич, песок, глина есть?
   Ж е н щ и н а. Все есть. Я ж пять лет готовилась.
   В а д и м. Порядок. Идите спокойно домой.
   Ж е н щ и н а. Молодой человек! Если вы меня обманете... Бог покарал вашего товарища, покарает и вас./Уходит глубоко несчастная/.
  
   К концу разговора Вадима с женщиной, никого из товарищей рядом уж нет. Многоопытные, они поняли, к чему все клонится и предпочли ретироваться.
  
   В а д и м. Эй, ишаки, куда же вы? А на поминки завтра все явитесь... Возвращается один старый Икин. Протягивает Вадиму тяжелый молоток.
  
   И к и н. Это его молоток. Он просил как раз сегодня принести. Может, у этой бабки собирался им работать. А я бы тебе помог, да, честное слово, не могу.
   В а д и м. Ответственная шабашка?
   И к и н. Если хочешь знать, то...да. Однако бросить не могу.
  
   Оставшись в одиночестве, Вадим с молотком в руке отходит чуть в сторону, где посреди вытоптанного газона растет вишня с поспевающими на ней ягодами. Вишню эту однажды срубили, оставив толстый пень с метр высотой. Из этого пня пошли побеги, разрослось новое дерево.
  
   В а д и м. Я остался последний. Первые трое не дожили до тридцати. Волчку недавно стукнуло тридцать три. Знаменательно, только ни ученья, ни учеников он не оставил. Более того, любил повторять: ни сказок о нас не расскажут, ни песен о нас не споют... Бедные мои оборванцы! /Изо всей силы, все более ожесточаясь, бьет по молодым ветвям обновленного дерева, и они одна за другой отваливаются от ствола и плавно ложатся вокруг на землю. Когда на стволе ничего не остается, он и его разносит, превратив в довольно яркий серо-желтый центр огромной зеленой кучи/. Вот! Вот! Когда молодое и сильное вырастает на гнилом и старом, оно обречено.
  
  
   П О Д М О Н У М Е Н Т О М
  
  
   Время действия - последние дни развитого социализма в СССР.
  
   Действующие лица: Коля Цементовоз, Вася Самосвал, Сашка Косой, Катя, Сеня и другие.
  
  
  
   Действие первое
  
   Сцена 1
  
   На заросшем травой и кустами вереска глиняном бугре возводится громадный монумент. Это две фигуры в лесах. Прямо и слева под бугром обширная железнодорожная станция и два вокзала, за ними речка в бетонных берегах, дальше миллионный город, лицом к которому развернуты фигуры монумента, а справа, по дну бывшей балки, где когда-то происходили рабочие маевки, в честь которых монумент и возводится, шумит непрерывная автомобильная река, связывающая центр с новым жил массивом. На стройке тишина. Лишь двое пятнадцатисуточников, охраняемые одним милиционером, метрах в пятидесяти от монумента носят носилками песок. Они часто перекуривают, усаживаясь на брошенные на землю носилки.
  
   В а с я С а м о с в а л....А это циклоп заловил русского, англичанина и американца.. Говорит, трое суток будете у меня пить, с бабами гулять, а потом каждый стрельнет в орла. Кто попадет, того отпущу, промажет - схаваю. Ну ребята три дня и три ночи бухают, порются. Поток циклоп спрашивает: кто первый стрелять хочет? Англичанин вызвался. Циклоп орла пускает, англичанин стреляет - и мимо! Циклоп его тут же зажувал. Кто второй, говорит. Русский и американец молчат. Циклоп рассердился. Быстрее думайте, а то назначу. Ладно, говорит американец, я буду, только налей еще сто грамм виски. Циклоп наливает, тот треснул. Еще, говорит, налей, еще треснул, в глазах подвоилось. Целился, целился - бабах! - и мимо. Циклоп его схавал. Русскому подошла очередь. Стреляй, говорит циклоп. Не буду! - отвечает русский. Как это? Даром вас поил-кормил? Давай стреляй! Не буду, отвечает русский. Да как это так? - циклопа аж трясет. А не нагулялся! Мне еще три дня надо... Циклоп уже сытый - согласился. Русский еще три дня пьет-гуляет. Ну потом деваться некуда. Эх, говорит, выпью в последний раз. Наливает в пивную кружку из полулитры, хлобыстнул, аж глаза на лоб полезли. Берет ружье. Водил, водил - бабах! .. И орел из поднебесья на землю рухнул. Циклон от удивления чуть не помер. Ваня, как это тебе, в жопу пьяному, удалось? Ваня лыбится: кто ж из восьми ствольного ружья по целой стае орлов не попадет? Будь здоров, одноглазый...
  
   Напарник Васи откидывается в носилках на спину, хохочет.
  
   К о л я Ц е м е н т о в о з. Да циклопу этому повезло. Не дай бог, зажувал бы он Ваню. Тут же и угорел бы. Я так раз с неделю крепко бухал. Потом на чердаке работаем, вдруг как приспичило. Снимаю штаны, а ребята как заорут: ты чего, вонять будет! А мне-то деваться некуда, чувствую, до сортира не добежать, да и где он, неизвестно. Дрррр! .. И что бы ты думал? Чистой водярой как запахнет...
  
   Уже оба, Вася и Коля, откидываются на носилках, дрыгают ногами.
  
   М и л и ц и о н е р. Эй, работать пора.
  
   В.С. (усаживаясь нормально). У вас, товарищ начальник, одно на уме: работать, работать... (Коле Цементовозу) Интересно, а что у него на уме? Мы хоть чуток возимся, а. он ничего. Охуеть запросто можно. Видел мультик, что у разных мужиков в голове? Бабы, водка, третий соседа убивает. А у этого что?
   К.Ц. У этого?.. (думает, вдруг глаза его делаются блестящими от слез, он дрыгает ногами, задыхается) А у этого... ха- ха-ха! .. У этого пузыри проносятся. И все - ха-ха- ха! - и больше ничего...
  
   Встревоженный милиционер подходит к ним, кричит. Пятнадцатисуточники нехотя подымаются. Носят песок.
  
   В.С. Товарищ начальник, что на этом песке строить собираются?
   М. Не ваше дело.
   К.Ц. Загорать.
   М. Плитку цементную положат, как напротив обкома партии.
   В.С. Вон оно что... А напрасно. Очень напрасно. Еще дедушка Ленин предупреждал: на песке не стройте.
   М. Давай, давай работай. Не твое это дело рассуждать.
  
   С противоположной стороны балки, через гул бегущей внизу автомобильной реки доносится звук гармошки.
  
   К.Ц. О, Вася, глянь. Да то ж моя когда-то любимая пивная. Ты жива еще, моя старушечка, жив и я, привет тебе, привет! .. Ах, ты , моя дорогая. Я уж и забыл про нее.
  
   На бугор въезжает несколько белых "волг", следом за. ними автобус, полный рабочих и инструмента.. Начальники из "волг", все откормленные, с белыми жирными лицами, идут к монументу слушать взволнованного человечка в помятом сером костюме. Рабочие выгружают из автобуса ломы, кирки, лопаты.
  
   В.С.(не без удовлетворения). А косанули в нашу сторону.
   К.Ц. Чтоб раз и навсегда. отвернуться.
   В.С. А давай сядем и проверим?
   К.Ц. Ты че? Этот наш хрен доложит и суток по пять добавят.
   В. С. То-то! Все они, падлы, видят, даже когда не смотрят.
  
   Вновь с противоположной стороны балки доносится гармошка. Главный начальник у монумента смотрит в ту сторону, что-то говорит приближенным, те бегут к автобусу, скоро рабочие собирают инструменты, грузятся опять, автобус отъезжает. Все смотрят на противоположную сторону балки.
  
   К.Ц. (показывая пальцем, радостно) Гля! Курочат. Сто лет она там стояла. Крах босякам пришел.
   В.С. (тоже указывая пальцем и радостно). А пивщица, а пивщица., глянь, как ворона мечется. А, сучка, будешь знать как по полкружки не доливать!
   К.Ц. (Вдруг печально). Цирк! Что здесь можно сказать, кого после этого любить? Сто лет она там стояла, вот так запросто взяли и снесли. Летом после работы жажду только пиво убивает. Эти суки разве поймут?
   В.С. На виду стала. Сюда ж туристов будут возить. Вот истуканы в честь революции. А слева, посмотрите внимательно, брат алкаш насосался пива и ссыт с обрыва на лучшую жизнь.
   К.Ц. Ну и вечная ей память. Вообще-то, если разобраться, не нам о ней жалеть.
   В.С. (внимательно смотрит на К.Ц.). Каешься? Семь суток отсидел и доходить начал?
   К.Ц. Ничуть. Я этим, которые в "волгах", гадил как надо. Ты! Один только случай расскажу. Я ж еще и рыбак заядлый. У меня моторка, сетки. Поехали мы с Петей Ковалевым вверх. Петя четвертый год завязанный, за рулем сидит. А у меня трехлитровый баллон водки - ребята с ликероводочного по тридцатке носят, - посасываю себе потихонечку. Рощи, острова., песок... Полежу часика три без сознания, открою глаза и опять красотища - небо, берега, зелень и Петя, как тот монумент, неподвижный за рулем. Снова посасываю. Ночь пришла. Стали на якорь. В последний раз насосался и баиньки. Ночью буря разыгралась, нас сорвало и понесло. 3авел мотор. Темень непроглядная, но это ж река, рано или поздно должны в берег врезаться. Так и случилось, в камыши влетели. А утром выбраться не можем, кругом займище. Отталкиваемся веслами и вдруг выплываем на чистую воду, и с мостиков моя соседка стирает белье одинокому рыбаку. Ты, говорю, в Мелитополь поехала. Тык-брик, деваться ей некуда: Коля, я тебе ведро раков дам! И рыбы, говорю. Рыбы нет, а раков дам. Взяли мы живых раков полмешка и повернули назад: потому что низовка воды нагнала, течения нет, рыба не идет. И уже город близко, давай, говорю, Петя, сворачивай на остров, у меня там на тоне друг. Заглушили мотор, иду в бригаду и вижу в сторонке костер, в котле что-то варится и вокруг никого. Подхожу - в котле агромадные раки. Петя, давай чего-нибудь! В крышку от мотора котел тот перевернули - и ходу. Метров четыреста проехали, и навстречу эти самые, которые сегодня здесь были, на глиссере поспешают. Ага, кричу, нажретесь у меня...
   В.С. Да знаю я про них все. Первого главу нашего терпеть еще можно. Что ни подадут - жрет да нахваливает. А вот председатель исполкома зимой лед рубить заставляет, по двое суток мужики на ветру да морозе без сна, потому что рак по норам прячется, а может и вообще уйти.
   К.Ц. Не говори! .. Я к Петиному деду попадал на их сабантуи помогать. Жрут до смерти. Особенно из комиссий. Ну мертвое тело. С размаху в грузовик бросали. Да еще баллончик с ухой к себе прижимает - домой в Москву детям везти собрался... А первый доволен: во как мы их! Дурдом. Хочешь анекдот про дурдом?
  
   Вася не хочет слушать анекдот. Он напряженно смотрит в сторону, где вереск и обрыв. Из кустов женщина, держащая в одной руке желтую кастрюльку, а в другой ложку, манит Васю к себе.
  
   В. С. А ну иди отсюда. Иди, иди, чтоб больше я тебя никогда не видел. Поняла? Навсегда!.
  
   Женщина исчезает.
  
   К. Ц. Жена? Она тебя посадила, да?
   В. С. (впервые не дружественно). Не твое дело.
   К. Ц. Да я ничего. Своя хоть?
   В. С. Говорю тебе, отстань!
   К. Ц. Вижу, своя. А у меня, представь, чужая. Вообще ни за что пострадал. Хочешь расскажу?
   В. С. Отстань, тебе сказал! Целый день с какими-то рассказами, анекдотами дурацкими лезет.
   К. Ц. (словно обжегшись, изумлен). Падла, ты чего? Гляньте! Да нужен ты мне, сука. Вставай работать!
  
   Встает милиционер.
  
   М. Я уйду на полчаса. Вы тут пока сами. (Уходит)
   К. Ц. (Глядя милиционеру вслед, как ни в чем ни бывало). За пирожками с ливером пошел. А тут хоть пропадай. Не, слышь, а жена у тебя ничего. Зачем ты ее прогнал? Там же в кастрюльке она чего-то вкусного принесла. Не хочешь сам, так другу бы отдал.
   В. С. (слабохарактерно смеется). Перебьешься.
   К. Ц. Но ты знаешь, нет худа без добра. Поголодал, и бок правый не болит.
   В. С Не бухаешь, вот он и не болит.
   К. Ц. И это, конечно. Хотя , вообще-то, когда бухаешь, ничего не болит. Болит потом. Но голод .помогает. Раньше ни жирного, ни соленого не мог. А вчера селедку с голодухи мел за милую душу - и ничего.
   В.С. Не сидим, а лечимся. Братишка мой двоюродный вот так же в прошлом году устроился, так потом по ночам просыпался пожрать.
   К. Ц. Третий раз в жизни голодаю. В пионерлагере страшно жрать хотелось, в армии первые полгода и теперь. А впрочем, еще на Урале совсем недавно. Слышь, Вася, ну рассказать тебе, как я попал на пятнадцать суток? Кошмарное дело!
   В.С. Да рассказывай, делать все равно нечего.
   К.Ц. Посылают нас с Толей Суязовым на Урал два автобуса получить. Ну там как закон сначала задарма поработать надо. Отишачили в механическом цехе по десять дней, получили новенькие машины. Ну поехали домой. А голодные, аж кишки слиплись - командировочные и прочее еще в поезде пропили, водка-то в дороге по пятнадцать рублей бутылка... На 51-м километре Толя останавливается, бежит ко мне. Вот что, Николаша, будем автобусы продавать. Я чуть из кабины на дорогу не вывалился. Да не бойся, не целиком, по частям. Первым делом приемники двинем. Их же в гараже в первую ночь с мясом вырвут... Приемники мы двинули один за пятьдесят - когда снимали, повредили, второй за семьдесят - снимать уже научились. Вечером на стоянке наелись, напились. Утром на запасные колеса купец нашелся, тоже на сторону пустили. Едем не спешим, потому что и двигатели обкатать надо, здесь мы норму держали. К дому подъезжаем, Толя опять ко мне бежит. Слушай, говорит, обидно как-то, не все мы взяли. Давай вообще всю резину продадим. А как же, говорю, в гараж въедем? А сменку какую-нибудь лысую дадут. Наши проглотят, на складе, знаю, резина есть... Ну загнали мы автобусы в чужой гараж, переобулись, потом в тупичок спрятались и три дня гудели у одних подруг, пока Толикова баба нас не нашла. Я плохо помню, как оно там было. Короче, Толик убежал, а мне ни за что пятнадцать суток припаяли.
   В.С. Автобусы как?
   К.Ц. С автобусами хорошо, автобусы на месте. Да ты ж Толика видел, смуглый такой, сигарет мне приносил. Нормально все! Завгар доволен, драка из-за них там сейчас... Профком решит, кому дать.
   В.С. Козлы вы с твоим Толиком.
   К.Ц. Это почему?
   В.С. Ещё один мотор с коробкой передач можно было двинуть. На одном моторе разве б буксиром не доехали?
   К.Ц. Ну ты даешь! Не додумались. Честно, не пришло в голову.
  
   Возвращается милиционер.
  
   К. Ц. Так... Начальство вернулось, скоро за нами приедут, в камеру с парашей отвезут, селедки с хлебом кинут... (Смотрит тоскливо, поворачивает голову вправо, взгляд его задерживается). А жаль пивную. Несколько раз зимой ангину в ней хватал. Помню, стою за столиком и вижу в окно, подруливает "бобик", и из него лучший друг выходит. Витюша, родной! .. Прямо из тюряги. Четыре года пацан отмантулил и на "бобике" не домой, а в пивную прикатил. Как загудели!!!
  
   Сцена 2-я
  
   Позади монумента, расширяясь клиньями, идут жалкие кривые улочки с домами одноэтажной застройки. Это бывшая рабочая слободка Темерник, где будто бы созрели зерна революции, после нее названная Ленгородком. Впрочем, среди старых хат и хибар немало новых хороших кирпичных домов. На заросшей травой улице, перед самым богатым новым домом (фасад - сочетание белого кирпича с красным, на черном, лаково блестящем высоком цоколе) стоит высокий, хищно худой и сутуловатый, с черной повязкой через левый глаз Сашка Крюков и его жена, Катя, дородная, добрая, обыкновенная.
  
   Сашка (любуясь своим домом, пытаясь обнять жену). Ну, я тебе обещал? Не верила.
   К а т я. (отступая от мужа). А сколько переживаний? Чуть под детский садик не отобрали.
   С а ш к а. Не отобрали же! Стой! Что ты от меня, как не родная?
   К а т я. Люди кругом.
   С а ш к а. Где ты видишь людей? Катюша, ну чего ты? Когда в конце концов жить нормально будем? Иди сюда.
   К а т я. Руки прочь от Кореи!
   С а ш к а. (очень обиженно). Что бы это значило? Противен я тебе, да?
   К а т я. При чем тут противен? Мы на улице. И день на дворе...
   С а ш к а. Так пойдем в дом, закроем шторы.
   К а т я. Не хочу.
   С а ш к а. ( гневно). Сука ты и больше ничего!
   К а т я (нисколько не обидевшись). Я тебе не ишак карабахский, десятижильный. Дай вздохнуть. Одно но успели кончить, он другое начинает, с любовью лезет.
   С а ш к а. Так, значит, это начало? Вот гадина! Сколько с ней живу, столько и не добираю. На все у нее, кроме Саши, хватает времени. Ну и гадина! Первые два месяца ты была золото. А потом, сучка, в роль вошла. Все чтоб под ее дудку плясали. Как она хочет, так и должно быть.
   К а т я. (возмущенно). Под мою дудку? Это ты ни с кем не считаешься: что вздумаешь, то и творишь.
   С а ш к а. Я все по делу. Ты о таком доме и мечтать не смела. Ты ж без понятий. Дай тебе хоть миллион, избушку на курьих ножках слепишь, а остальное на книжку положишь и будешь проценты считать. Саша человек с понятием...
   К а т я. О! Уж понятия твои мне известны: без мата он слова не скажет.
   С а ш к а. Не заводи.
   К а т я. Да-да. Попробуй тебя не завести... А пил ты как! В лужи вмерзал...
   С а ш к а. А разве не бросил? Думаешь, ты меня вылечила? Онтабус твой помог? Сам я так решил. Сука, намешает в борщ таблеток, думает, лечит. Чуть тапочки не отбросил. Врешь, говорю, сука, назло тебе жить буду. Ты же хотела, чтоб я подох.
   К а т я. Бог с тобой! Что ты выдумываешь?
   С а ш к а. Не сомневаюсь! Была у тебя такая мыслишка.. Или пусть вылечится, или подохнет, а я другого найду.
   К а т я. Дурак. Ой, какой дурак...
   С а ш к а. Мерина из меня решила сделать. Какой мужик был! Гитара. Стоит только прикоснуться - и что хочешь готов. А ей все не так, а она не может. Как до Саши очередь дойдет - сердце болит, почки чешутся, головка вава. Как будто Саша с утра до ночи так же не пашет.
   К а т я. Дурак. Ой, старый дуралей. Бесится черт знает чего. Внук во дворе бегает. Ты хоть немножко соображаешь?..(смеется).
   С а ш к а (ее смех вызывает в нем новый приступ ярости). Запомни! Следующим номером моей программы будет избавление от тебя. Ты от меня избавиться не сумела, так я тебя отсюда вытурю. Сама сбежишь. Заведу полный двор проституток. Молодых. В каждом окошечке будет сидеть у меня молодая бикса. Окошечко - и бикса, окошечко - бикса.
   К а т я. Тише! У Никифоровны форточка открыта, думаешь, она не слушает?...
  
   Из стальной калитки появляется четырехлетний внук. Это очень резвый бутуз. С автоматом в руках в течение одной минуты он успевает расстрелять дедушку с бабушкой, влезть на вишню под окнами дома, бросить земляной ком в пробегающую собаку, вновь построчить из автомата. Лицо бабушки расплывается от умиления.
  
   К а т я. Сереженька! Ах ты ж радость моя ненаглядная. Ах ты и умничек. Иди, счастье мое, к бабушке, она тебя поцелует.
  
   Мальчик бежит к Кате, дает себя расцеловать, но уже в следующее мгновение вырывается, подбегает к углу дома и, приспустив штанишки, писает, стараясь смочить какие-то одному ему видные точки.
  
   С а ш к а.( некоторое время смотрит на внука как бык, получивший тяжелый удар по голове). Гад! Сука! Выродок! Тебе другого места нет?
  
   Уронив автомат, забыв подтянуть штаны, внук бросается в приоткрытую калитку, Катя за ним следом. Сашка тоже идет в калитку, возвращается с ведром и щеткой, тщательно моет угол дома. Потом через калитку вытягивает резиновый шланг, моет струей. В это время подъезжает грузовик, полный кирпича.. В кабине за рулем бывший пятнадцатисуточник Вася Самосвал.
  
   В.С. Хозяин! Эй, слышь, хозяин!.. Кирпич надо? Недорого возьму.
   С а ш к а. (как бы наконец увидев нормального человека и успокаиваясь). Не надо, варвар. Все кончено.
   В.С. Ну не скажи. А гаража еще нет...
   С а ш к а. Какой мне гараж?
   В.С. Вас понял. А может, кто из соседей возьмет?
   С а ш к а. Не знаю. Поспрашивай. Здесь все свои, не бойся.
  
   Сашка уходит, машина уезжает, а по улице бежит старуха Никифоровна, стучит в окна, в калитки.
  
   Н и к и ф о р о в н а. Девоньки! В магазин детское питание привезли. Сначала никто не брал, потом распробовали, по десять упаковок хватают. И дешево. Скорее, пока очередь небольшая.
  
   Вслед за глашатайкой бегут из дворов Катя, соседки. Последней никак не удается перешагнуть нижний угольник стальных ворот - это инвалидка, парализованная на правую половину туловища - то костыль упустит, то халатом зацепится.
  
   Сцена 3-я
  
   Дом Сашкиного соседа Сени. В доме четыре комнаты - кухня-столовая, зал, полный фикусов, стоящих на высоких узких подставках, две спальни без дверей, с красными занавесями. В кухне Сеня, мужик около пятидесяти годов, маленький, пузатый, сидит за столом и ест борщ с мясом. Потом жена Галя подает ему баночки с детским питанием.
  
   С е н я. А это что за прокламация?
   Г а л я. (загадочно). Попробуй. Вкусно! Тертая вишня со сливками.
   С е н я. (пробует, морщится). Какая же это вишня? Порнография это, а не вишня.
   Га л я. (заглядывает в баночку, заливается мелким подобострастным смехом). Сенечка! Это тертое яблоко. Тоже вкуснятина. Но вишня лучше. Ты не ту баночку взял. Вот...
   С е н я. (пробует). Где ты это выдрала?
   Г а л я. Ой, Сеня. Вся улица отоварилась. Первый раз нам такое привезли. Дефицит!
   С е н я. В баночке сто грамм. Сколько ж ты их взяла?
   Г а л я. Десять упаковок?
   С е н я. Что значит упаковок? Баночек сколько?
   Г а л я. Баночек? Сейчас скажу. В каждой упаковке десять баночек. Сеня, сто баночек.
   С е н я. И сколько это стоит?
   Г а л я. Четырнадцать копеек баночка.
   С е н я. Так. Рубль сорок упаковка. Все хозяйство четырнадцать рублей. (Лицо его медленно наливается гневом).
   Г а. л я. Сеня! Все люди брали. Мы что, хуже других?
   С е н я. Дурачье вы, а не люди. Это ж для маленьких детей. Нет! В саду своих вишен полно, усыхают и черви заводятся. Да нарви ты, смешай с сахаром и сметаной, - такое получится, что собственный язык проглотишь. Ай же дурачье! Озверели окончательно. Мозгой никто не хочет шевелить. На дерево трудно влезть, а в очереди лясы-балясы тачать приятно... Возьмешь оставшиеся упаковки и отнесешь в магазин!
   Г а л я. (плачет, но скоро переходит в наступление). А наши внуки? Ты забыл внуков? Я ему только попробовать дала - и нате вам! Я не тебе и не себе - для внуков купила.
   С е н я. Надо натуральное употреблять. Мы в войну только зеленью и спасались. С мая месяца траву, овощи, фрукты, стрекоз, кузнечиков непрерывно жевали. Ладно, перестань. Бог с ними, с четырнадцатью рублями. Хотя жалко. Свое пропадает, а мы в очередях звереем. Ладно. "Труд" пришел? Сегодня таблица должна быть.
   Г а л я. Нету твоего "Труда". Да все равно ты ничего не выиграешь. Вот! Мне за. четырнадцать рублей глаза колет, а сам сто бумажек купил, тридцатку коту под хвост выкинул. Все равно ж ничего не выиграешь.
   С е н я. А вот и выиграю. Должно когда-нибудь сойтись.
   Г а л я. А...
   С е н я. Во всяком случае, в убытке не буду. И не на зарплату купил я эти билеты. Зарплата. у тебя до копеечки.
  
   Идет в зал к телевизору, смотрит Футбол, потом программу "Время". Начинается кино. Галя садится рядом с мужем. Она смотрит внимательно, он дремлет. Вдруг безобразный стук в окно. Сеня открывает форточку на. улицу.
  
   С е н я. Кто там?
  
   Голос К о л и Ц е м е н т о в о з а. Хозяин цемент надо?
   С е н я. Почем?
   К.Ц. Четыре червонца тонна.
   С е н я. Мне бы килограмм сто.
   К.Ц. Соображаешь? Хотя бы две тонны возьми.
   С е н я. Не т. Зачем мне?
   К.Ц. А сосед твой не возьмет?
   С е н я. Он уже построился и красивую жизнь начал.
   К.Ц. Ну ладно. А хороший цемент, марка. пятьсот...
  
   Сеня закрывает форточку, устраивается рядом с женой. Вновь еще более безобразный стук. Сеня бросается к форточке.
  
   С е н я. Кто там? Что за стуки по ночами?
   Г о л о с. Семен Федорович! Это мы, партком и фабком.
   С е н я. (бестолково мечется по дому. Сбросил с себя старенькие штаны и рубашку). Ах, ёп твою мать! Ах, ёп твою мать! Где хорошие штаны, где рубашка? Да не эти. Получше дай! Интересно, зачем они приехали? Никогда такого не было... Вот дела! Не ожидал... (Смотрит на жену). А ты иди в спальню, раздевайся и спи. Тебя нет. Все.
  
   В дом входят парторг и предфабкома обувной фабрики, где работает Сеня.
  
   П а р т о р г. Семен Федорович, абсолютно ничего страшного. Да-да, все нормально, все очень даже хорошо, для беспокойства нет ни малейших оснований. Дело, значит, такое. Вы у нас собираете членские взносы, а так же распространяете марки и лотерейные билеты. Нам был звонок из обкома о том, что на нашу фабрику выпал крупный выигрыш. Семен Федорович, сами понимаете, они там наверху все знают и делают как надо. Рабочий класс надо поощрять. То Сельмашу дадут выигрыш, то Аксаю. Мы знамя взяли - нам вот счастье... Вы, Семен Федорович, должны вспомнить всех, кому распространили последнюю партию билетов. Не спешите. Спешить в таких случаях не надо. Дело очень серьезное, директор нам машину дал, к утру билет надо найти.
   С е н я. Но я ... Я ...
   П р е д ф а б к о м а. Сеня, ты меня знаешь, И я тебе честно говорю, если билет уйдет на сторону, нас всех разгонят. Обком сожрет. До каждого дойдут. А кто мы такие, сам хорошо знаешь. За каждым числится...
   П а р т о р г (предфабкому). Ну ты не сгущай. Не надо сгущать. Такие уж мы ничтожные, что нас в один прием слопать можно... Не надо такое. Вспомни, Семен Федорович, все по порядку. Как получил пачку, кого уговаривал, а кто сам подошел... А может, номера помнишь? Вот номер и серия выигравшего билета. "Волга", понимаешь?
   С е н я. Я... Я... Дело в том, что я... Дайте номер. Так!
  
   Бежит в спальню. Там натыкается на жену, которая уже роется в ящиках шифоньера, выхватывает у нее пачку билетов, находит выигрышный, появляется перед гостями и танцует довольно ловко танец счастливого поросенка.
  
   Вот он! Я его купил! Всю пачку купил, чтоб голову себе не морочить, другим настроение не портить. Бог смилостивился надо мной. Аааааа! Ура-а... Наша взяла, немцам капут. Ааааа! Вот так. Галька, на "волге" будем ездить. Мотали мы теперь всё. Пусть теперь кто чего про нас скажет. Ааааа... Немцы капут, крах, туда их всех! Но пасаран!
  
   Жена, парторг и фабком смотрят на Сеню, как завороженные.
  
   Галя, на стол всё, что есть. А у Сени есть! Да, Сеня запасливый. Галя, скорей! Всё! За исключением - ха-ха-ха! - детского питания. Детским питанием, дурочка. моя славная, будешь питаться сама. Потому что десять ноль в мою пользу. Аааа. Немцам капут. Аааа... Крышка, амба, хана!
  
   Подбегает к парторгу, к фабкому. Тормошит, заглядывает в глаза.
  
   Что-то мне подсказывало. А, думаю, была не была. Нет, ну подумать только... Семен Федорович садится в "волгу", выходит из "волги"... Век свободы не иметь... Не забуду мать родную и отца на костылях. Сука! Падла! Трус в карты не играет! Не забуду мать родную... Сеня в "волгу" садится, Сеня из "волги" выходит...
   П а р т о р г. Так... Нормально... Так... Билет нашли. Так. Можно ехать домой.
   П р е д ф а б к о м. Вот же ж как получилось. Всю ночь собирались ездить, гы-гы... А он взял да всю пачку и купил... Молодец! А мы, выходит, можем ехать спать...
   П а р т о р г. Спокойно спать.
  
   Пятятся к двери.
  
   С е н я. Куда вы? Какой сон может быть? Какой там спокойный сон! Будем гулять до утра. Галя, все, что есть. Подавай !
   П а р т о р г. Да уж извините, Семен Федорович. Это теперь ваше личное дело. Нам еще отчитаться надо.
   С е н я. Да что вы? Как так можно? Такое раз в миллион лет случается.
   П а р т о р г. Вот именно. Ну сработали вы, Семен Федорович. Задали задачку, Думали, игра будет, а вы - бац! Но учтите, не дай бог вам передать билет в другие руки. О, что тогда будет!
   П р е д ф а б к о м (прозревая). Ой! Да-да. И так будет! Ой, завтра горлохват Чурилов с горлохваткой Панкеевой прибегут. Как это так? Почему Семену!? .. Ой-ой...
   С е н я.(поражен) Да вы что! Я не собирался. Ну там ковер, холодильник-мотоцикл... А "волгу"... Мне и в голову не приходило. Я чтоб людям не надоедать, взял да и купил. Пачка такая аккуратная, блестящая. Как новенькие деньги из банка, тоже сто штук.
   П а р т о р г. Вот-вот, деньги. (Вдруг истерически хохочет). Сеня в "волгу" садится, Сеня из "волги" выходит... А я его вождь! .. Руководитель! Это самое, рукой вожу: Сеня туда... Сеня сюда... Сеня пока на своих двоих бегал, подчинялся. Теперь в "волжанку" влезет, как сдаст бампером под коленки... Ну и придумали... Ну и чудотворцы. Эй, профсоюз, гусь свинье не товарищ, пошли отсюда. Ой, ну и цирк (уходят).
   С е н я. Да постойте же. Мы ж все свои, по тридцать лет на одном месте... (с улицы слышно, как завелась машина, тронулась и уехала), Уехали1 Что же теперь делать? До утра еще далеко. Галя, надо запереть ворота. И все двери, форточки. Вот и правда задача. Никогда не думал. Ну ковер. Ну холодильник или мотоцикл...
   Г а л я. Ой, Сеня. Сколько я с тобой из-за этого ругалась. (плачет ).
   С е н я. И ты?! (Озлобляясь). Тебя еще мне не хватало. Этим не понравилось, виноват я в чем-то. И ты туда же.
   Г а. л я. Мне страшно. Отдать бы этот билет кому.
   С е н я. Что тебе страшно? Уж сегодня нас убивать придут?
   Г а л я. И это может быть.
   С е н я. (не очень уверенно). Да ну...
  
   Сцена 4-я
  
   Сберкасса в одноэтажном доме. Это две комнатки, разделенные коридором. В комнате побольше сидят контролер и кассир. Контролер Люда - тридцати пяти годов, с квадратными массивными плечами, огромными грудями; кассир Валя - двадцатипятилетняя, милая, аккуратная ладная фигурка. Восемь утра, касса только открылась.
  
   Л ю д а. Загорела, посвежела. Ну, рассказывай.
   В а л я. (печально обводит глазами убогое помещение с паутиной и копотью по углам, вдруг плачет). Ой, мамочки...
   Л ю д а. Валя! Что случилось? Разве так с моря возвращаются?
   В а л я. Ой, никогда больше я туда не поеду.
   Л ю д а. Ты меня пугаешь. С Митькой что-нибудь?
   В а л я. Нет. То есть да, но это уже прошло. Ой, видно у нас судьба такая.
   Л ю д а. Валечка, ну хорошо, успокойся и расскажи по порядку.
   В а л я. Поехали мы с Митькой в поезде. Он рад, по вагону бегает, люди с ним заигрывают, конфеты, пирожные протягивают. На следующее утро приехали, на квартиру стали. Вокруг горы, зелень, цветут олеандры, магнолии. К морю пошли. Солнца не было, я и Митя только ноги помочили да по пляжу побегали, в ку-ку поиграли. Целый день прошел более-менее, в кафе обедали и ужинали, Митьке тоже очень понравилось. Переночевали. Причем, он один спать не может, а койки узкие, всю ночь промучилась, чтоб его нечаянно не придавить. Утром смотрю, у него жар, глаза блестят. День начался, солнце запекло, он кричит, на море, мамка, пошли, но после завтрака понос начался, да сильный, через каждые пятнадцать минут. Вызываю скорую и забирают моего Митьку в инфекционное отделение, а вы, мамаша, можете под окном постоять, вход к нам строго воспрещен. И простояла я под тем окном весь свой отпуск, каждый день с восьми утра и до десяти, а то и до двенадцати ночи...
   Л ю д а. Какой кошмар! Но зачем? Почему?
   В а л я. А так он требовал. Ему сколько? Четыре. Да еще псих, весь в папочку-алкоголика. Стой перед ним, иначе орет на всю больницу, подушку порвал, стекло выбил. В самую жару хотя бы в тень отойти не разрешает. Сыночек, маме жарко, с ней удар может быть... Ничего не понимает! Днем если заснет, в ларек сбегаю, воды попью, печенья пачку куплю. Такой получился отпуск.
  
   В сберкассу вбегает взволнованная Никифоровна.
  
   Н и к и ф о р о в н а. Девочки, там еще детское питание сгружают. (Убегает).
   Л ю д а. Валя, хочешь, пойди возьми. Я одна пока буду.
   В а л я. А что это такое?
   Л ю д а. Пюре яблочное и вишня со сливками. Стерилизованное.
   В а л я. Нет-нет! Я теперь никому не доверяю. Митьку-то в поезде пирожными отравили.
  
   Входит посетитель кротовой наружности, в коричневом костюме, в толстых очках. Заполняет требование.
  
   Л ю д а.(посетителю). Сколько будете брать? Если более трехсот, то сегодня не получите.
   П о с е т и т е л ь.(игриво). Да.? А если я вам через энное количество дней миллиончика два положу?
   Л ю да. Ох! Скажите, вы откуда? Случайно не из...
   П о с е т и т е л ь(еще более игриво). Нет-нет, не из сумасшедшего. (Показывает портфель). Здесь у меня изобретение, которое принесет государству доход на большую сумму. Я подсчитал. По закону мне лично положено с дохода минимум миллион.
   В а. л я (невольно смеется). Ха-ха-ха.
   Л ю д а (с апломбом). Мы как-то не слышали, чтоб наше государство хоть кому-нибудь дало два миллиона. Самая большая премия десять тысяч. Ленинская.
   П о с. А я подаю в суд и получаю.
   Л ю д а. А если суд вам присудит чего-нибудь другого вместо миллионов?
   П о с. Такого не может быть. У меня кодекс с собой.
   Л ю д а. Очень хорошо. А сейчас вы хотите девяносто рублей?
   П о с. Да. Это я себе командировочные беру. Еду в министерство даже не в купированном вагоне. Я их потом тоже с государства получу.
   В а л я. Ой, не могу. Два миллиона и девяносто рублей будет?
   П о с. Напрасно, девушка, смеетесь. Я придумал вещь, которая не только даст экономию, но и спасет много жизней. (Вынимает из портфеля ампулу и что-то похожее на стеклорез). Я изобретатель, Всю жизнь работал начальником цеха, внедрил семь разных приспособлений. Это восьмое, должно стать всесоюзным. (Ловко режет ампулу на колечки). К каждой пачке таких маленьких бутылочек прилагается стальная пилка, чтоб медсестра могла надпилить и отломить горлышко. Представляете, сколько надо сделать пилок. К тому же они редко бывают качественными. Обычно их сразу выбрасывают, а сестра ваткой накроет горлышко и ломает. У меня было два инфаркта. Первый микро и второй обширный, в четырех местах. Умираю и слышу, как медсестра этой самой пилочкой не может ампулу вскрыть. Врач на нее: "Корова, быстрее!" А у нее руки в крови, ампулы на пол падают... После этого я и придумал маленький станочек с абразивным камнем. Каждой медсестре один такой на всю жизнь хватит. (Снова из другой ампулы нарезает тонкие колечки). Безотказная, экономически выгодная вещь. Еду в Москву пробивать.
  
   Получает деньги, уходит.
   Л ю д а.(вслед). Держи карман шире. Хохмач бесплатный.
   В а л я. А почему бы нет? Когда клад найдут, государство процент выплачивает. Помнишь "Бриллиантовую руку"?
   Л ю д а. То в кино. А так дадут копейки - и гуляй, Вася. Или заставят на детсадик пожертвовать.
   В а л я. Не соглашаться.
   Л ю д а. Да о чем мы спорим? Он же чокнутый. Два инфаркта, волноваться нельзя, а его несет в министерство. Там уж со своим колесиком он третий получит. Все, хватит! Ни ему, ни нам, хоть и работаем в сберкассе, миллионов не видать... Лучше скажи, Валечка, неужели ничего и не было?
   В а л я. О чем ты? А... Да как? Он же меня не отпускал с восьми до двенадцати.
   Л ю д а. Я бы все равно изловчилась. Для чего мы тогда живем? (Мечтательно). Какой я сегодня сон видела. Будто здоровый мужик, и мы с ним вытворяем, что хотим. Прямо с ума сходим, грызем друг друга.
   В а л я. Негр?
   Л ю д а. А черт его знает! Мне это все равно. Вообще когда лето и жара, ужасно страдаю. Веришь, идет навстречу хороший мужик, кажется, тронь он меня мизинчиком, тут же упаду.
   В а л я. Негра тебе надо.
   Л ю д а. Не знаю... Не знаю...
  
   Входят Сеня и Галя, маленькие, вид самый потерянный.
  
   С е н я (робко, очень тихим голосом). Валя, мы не близко, но все-таки на одной улице живем. Люди о тебе хорошо говорят. Видишь ли какое дело. Билет наш надо устроить.
   Л ю д а. (громко). Давайте сюда, это ко мне.
   С е н я. Нет-нет! Валя, мы вас просим.
   В а л я. Пожалуйста... Что это вы так? Минутку... (Сверяется, находит нужный номер, слегка приподымает брови, удивления особого нет, одна вдруг повышенная строгость). Вы выиграли автомобиль. Это не к нам, мы такими выигрышами не занимаемся. Если хотите, поговорю с заведующей.
   С е н я и Г а л я (радостно). Ага! Валечка, пожалуйста.
  
   Валя идет с билетом в коридор. Затаившаяся Люда вдруг бросается за. ней следом . У двери заведующей, обе шепотом.
  
   Л ю д а. Валя! Такое раз в жизни бывает. За. этот билет на Кавказе можно шестьдесят тысяч взять. В крайнем случае - и даже так и сделаем - отдадим им стоимость машины, а нам сорок пять чистыми останется. Им же деньги нужны! Таким на "волге" ездить просто смешно. Давай сюда билет, и иди на место. Ничего не бойся, я все-все беру на себя...
   В а л я. Да ты с ума. сошла? Как это возможно? !
   Л ю д а. Валька! Дурочка светлая. Да ты только подумай, какая после этого жизнь начнется. На море опять поедем. Разденемся сколько возможно, лишь бы милиция не арестовала. Лифчики вообще надевать не будем... Обезьянчики лохматенькие - усатенькие на нас так и набросятся. Валька, надолбемся до потери пульса!
   В а л я. С ума. сошла. (Толкает плечом дверь к заведующей. Та заперта. Люда мощным своим корпусом прижимает Валю к двери).
   Л ю д а. Дай сюда билет. В конце концов ты взялась не за свое дело. Билеты должны идти через меня. Я старшая. Дай сюда!
   В а л я. Да ты что? Уйди. Кушаешь ты очень много, поняла. Кушать надо поменьше.
   Л ю д а. Родненькая, не упрямься. Все будет честно. Никто не останется в обиде. Ну дадим твоим тридцать тысяч, в два раза больше, а нам и по пятнадцать хватит. Родненькая, дай сюда билет. Я, может быть, всю жизнь такого случая жду. Я точно знаю, что надо делать. Дай, прошу тебя! Или не обижайся: тебе здесь больше не работать, сожру с потрохами...
  
   Валя вырывается, впрыгивает в комнату кассы, отдает билет Сене.
  
   В а л я. Заведующая еще не пришла.. Вам лучше всего поехать в Центральную городскую сберкассу.
   С е н я. Мы так и думали. А у тебя, Валя, нет там знакомых? Мы бы очень отблагодарили. Поехали с нами, Валя?
   В а л я. Нельзя, что вы. И поскорее, пожалуйста, уезжайте. Возьмите такси. Счастливо!
  
   Д е й с т в и е т р е т ь е
  
   Сцена 1-я
  
   Перед постаментом, на котором две могучие фигуры - солнечного молодого рабочего и клонящегося от изнеможения к его ногам работяги старика - люди с белыми жирными лицами. За ними чистая публика, позади всех местные обыватели улочек Ленгородка. Оркестр играет "Интернационал", передние смотрят перед собой неподвижно, замерли, в задних рядах бегают между взрослых дети, сами взрослые почесываются, переминаются с ноги на ногу.
  
   Разговоры среди самых последних.
  
   - Что бы это все значило?
   - Ну в честь же стачки 902-го года.
   - Это понятно. А Фигуры? Это ж эти самые, аллегории?..
   - Ну старый доходняка лепит, его капитализм задолбал. А молодой одной рукой его поддерживая, второй новую нашу жизнь приветствует.
   - Апостолы!
   - Не, ребята, это двое третьего ждут, сообразить хотят.
   - Уже сообразили. Старый окосел, а молодой тачку на дороге ловит.
   - А я так думаю. Что бы все это ни значило, нас не касается.
   - Почему?
   - Потому что к нашему Ленгородку они задом повернулись.
   - Гы-гы... Точно!
   - Лучше б они нам за наших предков асфальтовые дорожки на улицах сделали. Не, правда, на кой ляд они его воздвигли? Бугор был такой душистый, видно вокруг далеко. Сколько же сюда денег вогнали. Кому это надо?
   - Кому? А ты знаешь, что вот те, которые впереди, сейчас слышат? В классике тему развивают два голоса, эпический и лирический. Когда звучит: "Мы наш, мы новый мир построим", они слышат другое: "Сыты будем, с хлебом будем". Понял?
   - Ничего не понял!
   - А... тогда извини. Пошли по домам.
  
   Сцена 2-я
  
   Народ идет с "открытия". Навстречу белая новенькая "волга". Она останавливается около Сениного дома. Справа на переднем сиденье Сеня, за рулем его молодой зять. Выходят. Их обступают, машину гладят, трогают . Веселые возгласы.
  
   - Король на белом коне.
   - Дожился, варвар.
   - Не было у бабы хлопот, так купила порося...
  
   С е н я. Ой, станишники, я уже и не думал, что когда-нибудь домой вернусь. Слава богу! .. Ну не было такого места., где мой этот билет не хотели зацапать. Ой, никому не пожелаю. Пятьдесят рокив прожил, а не знал, какие люди бывают. Уже здесь в нашей кассе хотели его у меня забрать, спасибо Вале, дай бог ей здоровья, обошлось. В центральной кассе пошел по рукам, совещаются, чувствую, друг друга боятся, опять вернули, мол, не наше это дело такими выигрышами заниматься. Послали к адвокату. Тот, правда, сразу сказал: дуй в Москву на Главпочтамт, там есть специальное отделение. Взяли двухместное купе, поехали. Нашли и Главпочтамт, и отделение. Забрали у нас из окошечка билет и тут же закрылись на санитарный, в девять утра, час. Только, значит, закрылись, подходят три грузина.. А мы уже ничего хорошего не ждем. Просто какой-то конец ведь должен быть, иначе как от этого билета избавиться? Через все, думаю, пройду честно, по крайней мере смогу сказать, что ни в чем не виноват... Подходят грузины и весь санитарный час давят. Слюшай! Зачэм тэбе "вольга". Бэри деньги. Показывают в саквояже множество пачек. Пятьдесят тысяч! Бери... А хочешь, "жигули" и тридцать тысяч бери. Тебе все равно. Нам работать, понимаешь, надо, а тебе все равно. Любой марки новые "жигули" бери и тридцать тысяч. Чего тебе еще?.. Ой, и страшно было. И жалко их тоже. Один уговаривает и чуть не плачет, до того ему "волга" нужна. Другой утешает. А третий, вижу, душить меня собирается: чего, мол, с ним валандаться, злым таким человеком. Через час открывается окошко и кукла та смеется'. "Не договорились?"' Они ее подкупили, чтоб время, значит, протянула. Ну потом уж все нормально пошло. Бланки дала, потом расписку с печатями получил. Вот живые приехали. Ну уж ехали - блаженствовали. Какая машина! ..
  
   Голоса.
  
   - Да, Сеня, уж рванул так рванул. На всю катушку.
   - Дело прошлое, а надо было отдать билет грузинам.
   - Не мог он. Профсоюз и партия приказали получить.
   - А ...
   - Теперь ты, бедный Сеня, проклятый: ни сна, ни отдыха.
   - Наоборот, машина для отдыха.
   - Какой там. Гараж надо? Надо. Права надо? Надо. Получить права - это только начало. Помню, старшина мне так и сказал: не радуйся, скоро они у нас опять будут.
   - Что правда, то правда. Меня, не прошло и месяца, на год лишили. И хорошо как на год, а можно и срок запросто заработать. Сбил с запахом - вот и срок. Вчерашнее - а попробуй доказать.
   - А сам не стукнешь, так тебя стукнут, и опять попробуй докажи, что не ты виноват.
   - И без денег ездить нельзя. У меня на работе Иван: Иван, говорю, чего не ездишь на своей? Да денег нет на милицию. Словом, Сеня, накрой ее чем-нибудь, пусть стоит .
  
   Все уходят. Остаются Сашка Крюков, Сеня и его зять.
  
   С а щ к а. Послушай, варвар. Я тебе завтра же могу привести человека. Грузины полтинник давали? Он тебе принесет столько же. И никаких расписок. Сделаешь только доверенность, а через полгода переоформите. Идет? Дело говорю, ты Сашу знаешь. Подумай до вечера.
   С е н я. (гордо). Саня! Извини. Вот все, что я тебе могу сказать.
  
   Сцена 3-я
  
   Сашка Крюков электродрелью сверлит в воротах отверстия, потом выносит со двора красивую буроватую мраморную доску с надписью "Дом образцового порядка", прикручивает ее болтиками к воротам. Ему все время мешает внук.
  
   С а ш к а (добродушно). Варвар, не мешай... Варвар, чуть в сторону...
  
   Выходит Катя, берет на руки внука, иронически смотрит на доску.
  
   К а т я. Так! Следующий номер нашей программы. Это мне вместо медали?
   С а ш к а. (очень добродушно). Разве не красиво? Такой во всем городе ни у кого нет.
   К а т я. Как же! У кого еще такая фантазия и такая жена?
   С а ш к а. Да...
   К а т я. Только ты бы там дописал: "Ответственная за чистоту Екатерина Крюкова".
   С а ш к а. Ты чем-то недовольна?
   К а т я. Чем может быть недовольна вечная служанка?
   С а ш к а. Но я фактически в доме не бываю. Я работаю, ем, сплю во флигеле. Дом ваш - дочки, зятя, внука, твой.
   К а т я. Да, да!..
   С а ш к а. Так что за обиды? (перехватывает ее взгляд в сторону соседнего двора, где под грушей стоит "волга"). А! Понял я теперь. С тех пор как этот балбес машину получил, покой она потеряла. Быстрой езды захотелось...
   К а т я. Брось. Сережа, скажи дедушке: дедушка, не переводи кровь на воду, успокойся. Никакой машины нам не надо.
   С е р е ж а. Дедушка Саша, не переводи кровь на воду, успокойся. (Бабушке). А машину надо. Дедушка, успокойся и купи такую машину, как у дяди Сени.
   К а т я (смеется). А доску можешь прибить на своем флигеле. (Страстно целуя внука). Ах ты моя умница, ах ты мое перышко! Не надо нам, скажи, дедушка, всяких этих досок. Лучше веди себя хорошо, ругаться перестань. Ах ты ж мой золотой, серебряный, радость ненаглядная!
   С а ш к а. Да если мне вести себя хорошо, здесь через год гниение начнется. Потому что кроме меня, никому ничего не надо.
   К а т я. Ой! Ой! Ну и доски эти не надо. Пусть уж буду служанка просто так, чтоб люди пальцем не показывали.
   С а ш к а. Да это ж красиво!
   К а т я. А зачем? Вон монумент стоит - и хватит.
   С а ш к а (взрывается). В сраку ты свой монумент поцелуй! А мне мое. Я для себя живу, поняла?
   К а т я. Да ну тебя. (Уходит с внуком во двор. Вновь показывается). Или это вместо машины радость? ..
   С а ш к а (вслед). А хочешь, сучка старая, их зять будет нас день и ночь возить? В Крым, на Кавказ повезет. Хочешь, а?
  
   Подъезжает на грузовике Вася Самосвал, лезет в железный кузов, показывает сверху Сашке картину. Это дурная копия "Махи обнаженной"
  
   В.С. Саня, бабу с мандой не возьмешь? В столовой прибьешь. Или в спальне. А чо? Вполне хорошая. И рама... (Исполняет, пританцовывая).
  
   Приходи ко мне, миленок, я теперь богатая; Сиськи выросли большие и сестра лохматая...
  
   С а ш к а (смеется) Катя! Иди сюда. Скорей. Посмотри, не падло какое-нибудь - натуральная.
   К а т я (выглядывая в ворота, из-под ног у нее пытается высунуться внук). Тьфу! Гадость какая. Сережа, не смей, пошли отсюда. Дедушка совсем чокнулся. И эти жулики повадились: дурачок Саша все возьмет. (Исчезает).
   С а ш к а. Дурачок?.. Варвар, беру! В мастерской повешу. Для бодрости духа и поддержки штанов. Сколько тебе? На пару бутылок хватит?
   В.С. Саш, одна рама чего стоит...
   С а ш к а. Ладно. На три, еще и на сырки хватит... Беру!
   В.С. (радостно, быстро). Слышь! Медведь еще есть. Белый, в натуральную величину. Ну как живой. То ли из гипса, а может, цемента. Одно ухо отбито. Но это ж можно прилепить. Хороший медведь!
   С а ш к а. Ты чего? Куда мне еще и медведя. Он пол провалит.
   В.С. (еще быстрее). А это уже не для дома, Саш. Он, это самое, уличный. Ну для двора. В саду где-нибудь поставишь в кустах. Понимаешь, сюрприз. Придет гость, а он из кустов пасть разинул. Страшный. Если ночью случайно наткнуться, усраться запросто можно.
   С а ш к а. Не, варвар, не загинай, медведя мне не надо.
  
   Сцена. 4-я
  
   Торжественный обед в доме Сени. За столом в зале Сеня, Галя, их взрослая тридцатилетняя дочь и зять. Разговор как бы двойной одновременно - мать с дочерью, тесть с зятем. Кроме того включен и во всю болтает телевизор.
  
   Д о ч ь. Мама, жизнь сейчас такая пошла, что если б не этот выигрыш, машину все равно покупать пришлось. У нас на работе есть одна принцесса. У нее во Франции тетка, ездит туда за тряпками каждый год. У них свои "жигули". Так она. тех, у кого нет машины ,за людей не считает. Узнала, что наш отец выиграл, так прямо расстроилась: ах -ах, какое счастье! Мама, но это ладно. А дети! Ты представляешь, какие дети пошли?... Знаешь, о чем они теперь мечтают?...
   Г а л я. Ну дети должны быть детьми. Увидит игрушку у товарища и себе такую же хочет.
   Д о ч ь. А вот и нет! Из СССР они хотят уехать! ... Нашему десять лет, он дружит с мальчиком четырнадцатилетним, оба усиленно занимаются английским языком и переписываются с девочками из США. Многие в школе переписываются, сейчас же перестройка, разные телемосты, обмены студентами, школьниками. Так вот все мечтают об обмене, чтоб в конце концов туда поехать, жениться на американке и там остаться. А разве плохо было бы, а, мама?
   Г а л я. Господи... Да ему ж только десять лет.
   Д о ч ь. Ах, мама, не успеешь оглянуться, еще десять пройдет. Давно мы его в садик водили?
   Г а л я. Не знаю. Время идет, конечно быстро. Но это же такие страсти. Мы с билетом такое пережили, что не дай и приведи. Ой, ему все это надо запретить, письма от девочек рвать. Тоже мне, жених нашелся.
   Д о ч ь. Нет, мама, во-первых, он имеет цель, а это лучше чем шалопайство. Во-вторых, мне это нравиться. И знаешь что, надо готовиться. Прежде, чем разрешат пригласить школьника оттуда в дом, комиссия смотрит, какая обстановка, есть ли достаток. И я думаю, надо нам отделать ваш дом, теперь еще и машина есть. Нам не откажут, а потом твой внучек поедет жить в американскую семью. Представляешь, как интересно хотя бы для общего развития. Как бы там ни было, все равно это хорошо.
   Г а л я. Да... Может быть... Не знаю, не знаю. В наше время о таком не мечтали.
   З я т ь. Папа, это ведь замечательно, что "волга.", а не "жигули" или "запорожец". "Жигули"' во владении только у частников, запчастей нет и поэтому они в пять, бывает в десять раз больше магазинной. А "волги" в основном машины государственные. А к государственному сам знаешь, какое отношение. Резина, например, один скат стоит в магазине сто четыре рубля, а я могу л нашем гараже достать по семьдесят. Задний мост вообще за полцены можно купить. Или лобовое стекло. На "жигули" сейчас оно в двадцать раз дороже, до полторы тысяч ломят, а на "волгу" по собственной цене. Крылья, электрика тоже недорого. Например, генератор за две десятки можно взять, а на "жигули" за сотню еще поискать надо. Мелочевку всякую так достанем. И время терять не будем.
   С е н я. Что же, второй автомобиль в разобранном виде держать будем?
   3 я т ь. А почему нет? Оно не пропадет, в любое время продать не трудно, только гукни... Грузины хитрые, думали, мы не знали, что к чему.
   С е н я. Зятек, все это хорошо, но первым делом надо сделать ей крышу. Причем, капитальную.
   3 я т ь. А железный гараж не хотите? Железный можно устроить очень быстро.
   С е н я. Нет! Нет! Нет! Только из кирпича, с ямой в полный рост, с бетонным перекрытием.
   3 я т ь. Ну это конечно. Только... А может быть, вы ее полгода подержите, а потом за очень даже хорошую цену продадите?
   С е н я (решительнее прежнего). Нет! Нет! Нет! Зачем мне деньги? Бросить работать, чтоб пить да жрать. Работа, если хочешь знать, единственная наша радость. Там у меня и товарищи, и верстак, и три ящика с инструментом. Кое-каким инструментам уже пятьдесят лет. Это же музей у меня, а не ящики. Нет-нет! Будем строить капитальный гараж.
   Д о ч ь. Папа, но сначала мы все должны съездить на море.
   Г а л я. Да, отец, сначала мы все съездим на море. Хоть раз в жизни вместе. А? Вот здорово будет.
   С е н я. На субботу и воскресенье. Сколько туда километров?
   3 я т ь. Четыреста. Ночью по пустой дороге через четыре часа будем там.
   С е н я. Ну и славненько.
   Г а л я. Отец, мало.
   С е н я. Для начала сойдет. Кто меня пустит? Мне теперь на работе надо быть тише воды, ниже травы. Чтоб забыли.
   3 я т ь. А на работу ездить на машине?
   С е н я. Да ты что? Да оно и на трамвае разве плохо? Нет! Нет!
   Г а л я. И правильно, Сенечка. Ни продавать мы ее не будем, ни ездить. Ну если в отпуск или в гости куда, или в деревню за продуктами...
   С е н я. Еще ж мне полгода на права учиться. Еще дадут ли?
   Г а л я. Вот и учись. Вот и пусть стоит.
  
   Сцена 5-я
  
   Из Сашкиного сада через довольно убогий деревянный частокольчик в Сенин сад нависают ветки груши. Освобождая пространство для будущего гаража, Сеня эти ветки рубит. Катя подбегает со своей стороны к забору.
   К а т я. Что ж ты делаешь? Она же совсем молодая, только первый год рожает. Ей же больно! Саша, иди сюда. Сосед наш со своей машиной совсем сдурел, грушу рубит.
  
   Появляется Сашка Крюков. Сеня перестает рубить. Явно трусит, но полон решимости и смотрит вызывающе.
  
   С а ш к а. Варвар, чо ты тут?
   С е н я. Гараж буду строить.
   С а ш к а. А груша чем тебе помешала.? Когда это у тебя стены до нее подымятся...
   С е н я. А сейчас машина стоит, они на крышу падают. Вмятина получится - ты рихтовать будешь?
   С а ш к а. Поставь в другое место.
   С е н я. Я здесь хочу. Двор мой.
   С а ш к а. (Кате). Что ты с ним сделаешь? Пусть рубит.
   К а т я. Ну, Семен, неужели нельзя подождать? Такое дерево красивое...
   С а ш к а (подымая вверх палец). Но учти! По меже не строй. Ты обязан отступить на семьдесят сантиметров от забора..
   С е н я. Ничего подобного! Вон у тебя в конце сарай прямо на меже.
   С а ш к а,. Так это не с тобой граница. И вообще я его буду ломать, он мне от старого хозяина достался, сам знаешь.
   С е н я. Какая разница, с кем граница и от кого он достался.
   С а ш к а. Я его скоро сломаю, он мне не нужен . Ты меня понял?
   С е н я. Понял, чем дед бабку донял. Ломай, тогда и разговаривай.
   С а ш к а.(взрывается). Ты так! С каких это пор куренок паршивый храбрым сделался.
   С е н я. А ты привык, чтоб тебя боялись?
   С а ш к а (безудержно). Семь судимостей - восьмую получу, но ты в гробу у меня гараж этот будешь строить!
   К а т я. Саш! Вот же блатняк. Да черт с ним, пусть и грушу пилит, и гараж строит. Пошли отсюда.
   С е н я. Ага, ага... давай, давай...
   С а ш к а. Придурок фабричный. Жополиз. Сосатель. Козел поганый, он тебе нужен, гараж этот? Наглеть с Сашей вздумал. Саша пострадает, но ты у меня только в поликлинику на своей "волге" будешь ездить.
   К а т я (повисает на шее мужа, истерически). Саша!
  
   Со всех сторон появляются знающие Сашкин характер соседи.
  
   С а ш к а (неожиданно абсолютно успокоившись). Все! Не держите меня. Я сломаю этот несчастный сарай завтра же. И не остановлюсь на этом. Вы еще увидите и поймете, что такое Саша. Я вам всем покажу!
   К а т я (пристально смотрит на мужа.). Саша.! О, боже! Он опять что-то задумал. Последнее слово должно быть за ним.
  
   Сцена 6-я
  
   В Сашином и Сенином дворах одновременно стройка. В Сенином строится вполне заурядный кирпичный гараж. В Сашкином что-то для здешних мест необыкновенное. По фасаду в стену дома монтируются огромные (метр на метр) квадратные, с зеленым циферблатом и золотыми стрелками вокзальные часы. Во дворе в боковую стену еще одни, круглые, тоже вокзальные, полметра в диаметре, с белым циферблатом. Участок земли в 600 кв. м. весь перекопан. Строится большой фонтан, вокруг него высаживается "миллион, миллион алых роз", над фонтаном устанавливаются два высоченных светильника с неоновыми лампами, точно таких, как в центральном городском парке им. М. Горького, в углу сада монтируется мощный прожектор, а у входа в преображенное владение, в кустах сирени стоит белый медведь. Сашка ходит среди рабочих, внук страшно резвится, так как последние позволяют ему любые шутки, даже подбрасывание кирпичей в раствор. Время от времени во дворе появляются Вася Самосвал и Коля Цементовоз. Часть рабочих идет на улицу разгружать автомашины, оттуда слышен грохот, а Сашка достает из нагрудного кармана рубашки пачки денег, отсчитывает шоферам.
  
   Сцена 7-я
  
   Два параллельных праздника. Вечер. В Сенином дворе из нового гаража пятится машина и останавливается на бетонной площадке. Открывается передняя дверь с левой стороны и Сеня, ступив левой ногой на землю, обернувшись назад зовет: "Галя". "Иду!" - раздается крик, но никого нет. "Галя!" - повторяет Сеня. Потом в третий раз уже истерически: "Галя!!!" Появляется Галя, Сеня прячется в машине, опускает окно. "Так, Галя, правый задний поворот у меня работает? А левый? Теперь стоп-сигнал? .. Так, хорошо, иди вперед..." Мигают правый и левый повороты, вспыхивает красный стоп-сигнал. Отпустив жену, Сеня очень довольный вылезает из машины, трет ее нежно чистыми тряпками, наконец вновь садится в машину и она тихо исчезает в гараже. Из ворот красный свет - это еще раз зажигаются огни стоп-сигнала - конец праздника.
   А у Сашки Крюкова полный двор гостей. Вот очередной гость останавливается у ворот с мраморной доской и поражен: "Ох, сука косая, мемориальную доску добился!" Потом догадывается прочитать, крутит головой, смеется: "Вот же ж падла косая!" Вдруг видит часы. "О, ну и Сашка, ну и жук. С какого вокзала ему их украли? Не иначе московского". Входит. Его встречают разнаряженные люди во главе с хозяином. Сашка показывает на еще одни вокзальные часы'. "Опаздываем". Гость только охает. "Так, теперь иди сюда. Стоп! Посмотри направо". Гость, которого по дорожке из мраморных плиток завели в кусты сирени, глянув вправо, оказывается нос к носу с ощерившейся медвежьей пастью. И сейчас же раздается рев нескольких детей во главе с внуком Сережей, выскочивших из-за спины зверя. Гость вздрагивает, но скоро смеется вместе со всеми. Он, наконец, принят в сонм избранных и может наслаждаться видом мраморного фонтана и плавающих в нем рыбок, вдыхать аромат розария под светом высоких ламп, а также разноцветного прожектора, бьющего из дальнего угла сада, ходить по тропинками или сидеть на удобных скамейках. Все счастливы и полны ожидания изобильного ужина..
  
   Сцена 8-я
  
   Метрах в ста от монумента, у крайней хаты сидят на скамеечках старухи. Поздний вечер, на автомобильной дороге под монументом тишина и лишь время от времени слышен нарастающий рев, со свистом на немалой скорости проносятся одиночные машины.
  
   П е р в а я с т а р у х а. О! Опять бог несется. Пошел... Пошел... Несутся как сумасшедшие.
   В т о р а я с т а р у х а.. А то они нормальные? Жадность. Вон у Сашки гуляют. Я таких и свадеб не видела.
   Т р е т ь я с т а р у х а. А что он во дворе натворил. Мамочка родная! Как барин.
   П е р в а я. Любит себя показать.
   В т о р а я. С Катькой ругаются и все что-то ей доказывает. Как поругаются, так он чего-нибудь и придумает.
   Т р е т ь я. А с Сенькой они сцепились...
   В т о р а я. И с Сеней тож. Это он теперь Сеньке доказывает. Соревнуются.
   П е р в а я. О! Новый бог несется. Что ж это у него за скорость. Ну прям как самолет.
   В т о р а я. Не бог это, а черт оглашенный. Ни днем, ни ночью от них покоя нет. Экологией этой заморочили. В городе дышать от бензина нечем. Как там люди живут? Я в универмаг от трамвая дошла, думала, задохнусь. А девчонки молоденькие на улицах торгуют да еще и курят. Что ж от них через десять лет останется?
   Т р е т ь я. А ничего не будет, ни кожи, ни рожи. Они уже сейчас желтые.
   В т о р а я. А все жадность. И война была от жадности, и экология эта появилась от жадности. И Сашка гуляет, а потом день и ночь в фигале своем спину не разогнет, шапки, шляпки, перчатки строчит. Тьфу! Все от жадности. Глаза завидущие, руки загребущие.
   П е р в а я. О! Еще бог несется...
   Т р е т ь я. Черт.
   П е р в а я. Ага, черт проклятый.
   В т о р а я. А все чтоб на полминуты раньше домой приехать. Ироды.
  
   Старческий маловыразительный смех. Жалкий смех, неспособных себе хоть что-то позволить.
  
   Т р е т ь я. Уж посходили с ума, так посходили. Вон на моей стороне пивнушку снесли, так до сих пор ни травинки не выросло. И не вырастет! На Мамаев курган нас возили - так на нем в первую весну трава не росла, а здесь никогда не вырастет. Проклятое место.
   П е р в а я. Начальство из-за. монумента снесло. Ой, не люблю я этот монумент! Боюсь его. Я каждую ночь до трех раз по маленькому хожу. Раньше в коридоре ведро только зимой держала. А как тепло, по дорожке в уборную ходила. А как его построили... Сначала, значит, жердела загораживала. А в этом году черви листья поели, просвет получился, повернула голову вот так, а он передо мной, совсем рядом рукой машет. Чуть я со страху и не померла. Все! С тех пор ночью выходить боюсь. Да и днем одной страшно. Будто кто дышит рядом и ждет.
   В т о р а я. Что верно, то верно. Я тоже так. Хоть бы гроза разыгралась, какие раньше были, да снесло его в реку. А снесет ведь...
  
   Сцена 10
  
   После двенадцати ночи вдруг поднялся сильный ветер. К монументу при свете звезд подъезжает белая "волга", из нее вылезает маленький пузатый человек и, выковыривая из площадки перед монументом цементную плитку, складывает ее в багажник. При этом человек нашептывает мстительно: "У меня тоже через сад лягут дорожки. И фонари поставлю. А еще к нам будут ездить иностранцы. Посмотрю я тогда на его бандитскую рожу..."
  
   Сцена 11-я
  
   Сеня на "волге" подъезжает к воротам нового своего гаража и в свете фар, чуть сбоку, видит пристроившихся на старом пне двоих. Оба курят.
  
   С е н я (открывая дверцу, довольно храбро). Кто такие?
  
   Курящие подымаются. Это милиционеры.
  
   Ох! (Сеня цепляется за раскрытую дверцу, почти висит на ней).
   П е р в ы й м и л и ц и о н е р(весело). Да вот, батя, решили твой гараж посторожить.
   В т о р о й. Да мы, папаша, монумент идем проверить, сели на пеньке от ветра покурить. А быстро вы обернулись, мы видели, как вы выезжали. Извините, нам пора. (Уходят).
   С е н я (слабым голосом). Галя! Галя! (Сигналит короткими звуками. Потом длинно).
   Г а л я . Что случилось? Сеня, что с тобой? Ой, Сеня, живот схватило, да? Понос? ..
   С е н я. Какой там. Вот здесь. Кол! (показывает мученически на грудь рукой).
   Г а л я. А воняет. Ой, Сеня, да вон же внизу мокрое.
   С е н я (рычит из последних сил). Гадина, убью. Вот здесь у меня. Помоги! (Валится на землю).
  
   Сцена 12-я
  
   По улице ковыляет с палочкой парализованный Сеня. Навстречу Сашка. Крюков.
  
   С а ш к а. Ну, что я говорил? Не быть тебе, Ванька, черпаем.
   С е н я. Е?.. е?..
   С а ш к а. Что "е-е"? А, понял: "что - что"?
   С е н я. Я... Я...
   С а ш к а. Ага, на немецкий перешел. Ясно. Ну слушай. Это сейчас говнари в автомобилях ездят, бочки с моторами, шланги до 30 метров. А раньше, помнишь, кляча, деревянная бочка и черпак. Так вот один золотарь любил говорить своему помощнику: "Не быть тебе, Ванька, черпаем. Так и сдохнешь на подхвате". Предлагал я тебе от нее избавиться? Все было бы честь по чести. Не захотел. Кому не положено - тому не положено, понял?
  
   Сцена 13-я
  
   Метрах в пятидесяти от монумента, часов около двенадцати ночи, на теплой земле, под звездным небом любовь в кустах вереска. По прорывающимся иногда сквозь шепот голосам можно догадаться, что это кассир из местной сберкассы Валя и Коля Цементовоз.
  
   В а л я. Сколько ты заплатил в ресторане?
   К.Ц. Полтинник.
   В а л я. Так много? А за что?
   К.Ц. Разве чего-нибудь не хватало?
   В а л я. Нет! Нет! Но почему так дорого? Я бы за эти деньги в три раза больше наготовила и вкусней.
   К.Ц. Ну рублей на пятнадцать она обсчитала. Зато хорошее отношение.
   В а л я. За хорошее отношение... А я к тебе хорошо отношусь?
   К.Ц. (смеется). Ну даешь. Куда ж лучше? .. Ну и придумала...
   В а л я. А ты еще придешь?
   К.Ц. Приду. Много раз приду. Может быть, совсем приду. Ты такая гладенькая вся.
   В а л я. Нравится?
   К.Ц. Ага. Я еще когда пятнадцать суток сидел, видел тебя, мимо шла. Вот бы, думаю. И вдруг, пожалуйста, вот они мы.
   В а. л я. А у меня еще когда здесь строить начали, предчувствие было, что это к лучшему.
   К.Ц. Классный бугор. Весь город с него видно. Посмотри, как красиво. Ничуть не жалею, что я в этом городе родился. Все в нем можно. На интерес: а это, думаю, пройдет ? Проходит! Чего только не вытворял. Все равно проходит.
   В а л я. Смотри... Пятнадцать суток-то получил.
   К.Ц. А... Это как раз ни за что... Не, в нашем городе чего хочешь можно вытворять. Классный город!
  
  
  
   П Я Т Е Р О П О Д О Д Н О Й К Р Ы Ш Е Й
  
  
  
  
   Все сцены от начала до конца происходят в одном месте. Это большая комната, в глубине напротив сцены две двери в комнатушки-спальни. Между этими дверями печь с плитой, которая обогревает комнату и спальни, на ней же в холодное время готовят. Убранство большой комнаты - желтая фанерная мебель тридцатых-сороковых годов - шифоньер, комод, буфет, раздвижной стол, диван, обитый черным дерматином со слониками вверху на полочке, разнокалиберные стулья; слева, у боковой двери из коридора, который еще называют верандой, старинный, в железных полосах зеленый сундук. Два окна на улицу справа, одно слева.
  
   Д е й с т в у ю щ и е л и ц а :
   Ж е к а
   В и к а
   М у т е р , их мать
   Б а б а М а н я , теща Мутер, бабушка
   В и к т о р , жених, потом муж Вики
  
   ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ 56-Й ГОД
  
   С ц е н а 1-я
  
   На дворе летний день. В комнате за столом пьют чай Жека и Вика. Из-за двери комнатушки, которая справа от печи, доносится стрекот швейной машинки.
  
   В и к а. Эх, Женя, Женя, несерьезный ты человек.
   Ж е к а /отставив стакан, поет/.
   А где-то там, на Севере далеком,
   Я был влюблен в пацаночку одну,
   Я был влюблен - влюблен я был глубоко:
   Тебя, малюточка, забыть я не могу!
   Да, несерьезный. А ты?
   В и к а. Я по меньшей мере к чему-то стремлюсь.
   Ж е к а. К чему?
   В и к а. Учиться надо, не теряя зря времени.
   Ж е к а. Нет! Ну я признаю что ты у нас прямо-таки гениальная. В школе была отличница, в университет, где на одно место тридцать человек, сама додумалась поступать и всем на удивление прошла. Но ведь это позади - выучилась.
   В и к а /смеется/. Женя, Женя, бедный братец Женя...Известно ли тебе, что чем больше учишься, тем большим невеждой себя чувствуешь, тем больше знать хочется.
   Ж е к а. Ха-ха-ха... Зачем же чувствовать себя невеждой. Не хочу чувствовать себя невеждой. /Поет/.
   Чем дальше в лес, тем больше дров,
   Привет тебе, Иван Петров!
   А на столе бутылка самогона, ее по блату
   чорт сюда принес -
   Чурек, баланда, лук, селедка и пачка вшивых папирос...
   В и к а. Пой, Женя, пой. Перед знанием ты чист как белый лист бумаги. Ты даже то, чему тебя десять лет пытались научить, не удостоил вниманием.
   Ж е к а. Ну это слишком. Обратных тригонометрических функций я, конечно, не знаю. Но по твоей части... Пушкин, Лермонтов... чо там такого особенного? Я даже даты некоторые помню. Вот спроси, а? Давай, спрашивай!
   В и к а. В каком году родился Пушкин?
   Ж е к а. В девяносто девятом! Ну это самое, семьсот девяносто девятом...
   В и к а. А Лев Толстой?
   Ж е к а. Двадцать восьмом.
   В и к а. Некрасов?
   Ж е к а. Ммм... Девятнадцатом веке.
   В и к а. Хорошо. В каком хотя бы десятилетии?
   Ж е к а. В шашнадцатом...
   В и к а. В какой хотя бы половине?
   Ж е к а. Во второй.
   В и к а. Журнал "Современник" кто основал? И какую роль сыграл он в российской
   истории?
   Ж е к а. Основал вроде Пушкин, а конфетку из него сделали Некрасов с Щедриным.
   В и к а. Конфетку?
   Ж е к а. В смысле нагадили царскому самодержавию и подготовили великую пролетарскую революцию.
   В и к а. Ничего ты, Женя, знать не хочешь и даже не понимаешь, как это плохо.
   Ж е к а. А ты? А ты? Что тебе университет дал? В деревню заслали учителкой. Двадцать семь лет, а ничего в жизни не видела, старой девой останешься.
   В и к а. Женя! Ты совершенно на уровне улицы...
   Ж е к а. Ах, да! Сейчас жених какой-то появился. Но это на него еще надо посмотреть.
   В и к а. Женя, у каждого человека есть потребность в высоком. Проше говоря,
   перед каждым человеком стоит задача, которую он должен решить.
   Ж е к а. Правильно!!! Ты захотела в университет - никто тебе не мешал. А вот я
   хочу в аэроклуб.
   В и к а. А по-моему, ты просто боишься приемных экзаменов пусть даже в самый захудалый техникум. Но учти, после аэроклуба ты ведь хочешь в летное училище, и там все равно никуда не денешься от экзаменов по математике, физике, литературе.
   Ж е к а /невесело/. Знаю. Но зимой я постараюсь подготовиться.
   В и к а. И не только это. /Очень задушевно/.Женя! Я не представляю, как ты прыгнешь с парашютом - несколько прыжков ведь обязательны, как полетишь самостоятельно. Потому что ты всего всегда боялся. На дерево влезешь, а назад не можешь. И мышей. И пауков. И воды. Я же видела, как ты с плоскодонки нырял. Пузом. И голову набок. Потому что глубины боишься. Кстати, ты всегда ныряешь в сторону берега. Инстиктивно, на всякий случай. Как же ты после этого
   можешь не бояться высоты? Очень многие герои, которым ни вода, ни огонь, ни сам чорт страшен не был, признавались, что в воздухе чувствовали себя неважно.
   Ж е к а /смеется, поет/.
   Как тяжело, как хочется на волю,
   Побыть с тобой хотя б пяточек дней.
   О, милая любимая пацаночка, ребенок взрослый,
   как я люблю тебя!
  
   Через комнату проходит женская фигура, открывает дверь, из-за которой слышался почти непрерывный стрекот швейной машинки. Видно дородную старую женщину, сидящую за ручной машинкой, стол и пол
   вокруг нее весь в нитках и кусках пестрой ситцевой ткани.
  
   В и к а / с печальной улыбкой проследив путь женщины/. Наша баба Маня с утра до ночи за машинкой сидит, а у тебя, Женя, самое большое желание песенки петь да в потолок плевать. И военным летчиком по этой же причине ты хочешь быть. Часик полетать в небесах, а потом кум королю, себе хозяин./Вдруг рассмеявшись/. Вспомнила! В детстве, Жекушка, самой любимой твоей книжкой была сказка про Емелю.
   Ты меня целыми днями мучил. Почитай да почитай про Емелю. Женечка, но ведь много других хороших сказок... Нет, хочу про Емелю! Ногами топаешь - читай про Емелю.
  
   С тяжелыми сумками в комнату бесшумно входит Мутер. Поставив ношу на сундук, слушает разговор детей.
  
   Ж е к а. Ну и что? А ты бы не хотела такую печь? Или ковер-самолет? Или скатерть-самобранку?
   М у т е р. Да уж скатерть-самобранка нам бы не помешала. Хорошая жизнь только в сказках и бывает... А ты, Вика, любила про девочку Машу, которая заблудилась в лесу и попала в медвежий дом. Отец посадит на колени и подражает то Михайле Ивановичу, то Марье Настасьевне, то Мишутке. Да, хорошая жизнь бывает в сказках,
   а дети в радость - пока маленькие.
  
   Из комнатушки бабы Мани выходит женщина со свертком в газете. Мастерица провожает ее, пряча деньги в кармане фартука.
  
   Б а б а М а н я. Первое слово, которое Вика сказала, было "сяма". Как закричит: "Сяма!" Мы поразились. Что ж, говорим, из этого ребенка дальше будет. Сначала "сяма", потом "сама". Когда она десять классов закончила и в университет поступила, мы от страха шепотом разговаривать начали.
   Ж е к а. Фу, и чего ж там такого страшного?
   М у т е р. Свои дети будут, тогда поймешь.
   В и к а. Помню, бабушка, хорошо помню. На нервы мне это действовало невыносимо.
   Ж е к а /Вике/. Во! Тогда их над тобой дрожало и молилось двое, а теперь вас трое, причем, каждая пятерых обыкновенных мамаш стоит. Кстати, а каким было мое первое слово?
   Б а б а М а н я. "Дай".
   Ж е к а. Правильно! Абсолютно правильно. Такой я... /из-за сцены слышны крики: "Жека, выходи!" Жека пристально смотрит на бабушку. Хохочет/. А пока что... Бабулечка, можно тебя на минутку...Бабулечка! Понимаешь, закон природы: рандеву через полчаса. Ей богу, стану летуном, возвращу до копейки. Это самое... дай!
   Б а б а М а н я. Сколько?
   Ж е к а. Пятнадцать рубликов.
   М у т е р /спохватившись/. Мама! Ничего ему не давайте. Он на вино. Ничего ему не давайте. Только на кино, не больше.
  
   За сценой опять крики: "Жека, выходи".
  
   Ж е к а. Только пятнадцать! Все или ничего.
   В и к а. Женька! Бессовестный. За пятнадцать рублей бабушка целый день работает.
   Б а б а М а н я /дает внуку деньги, гладит его по плечам и груди/. Женя, веди себя хорошо. Не ввязывайся в драки. Лучше уступи, отойди в сторону. А то есть дураки с ножами. Пырнет ни за что.
   Ж е к а. Ах ты моя дорогая бабулечка. На тебе в эту щечку. И в эту. И еще. И еще...Ну я побежал. /Приостанавливается/. Мутер! Нас, пацанов, в классе было шесть человек. И все мы будем летчиками, поняла? Завтра узнаем, когда медкомиссия, какие условия и все такое прочее. /Убегает/.
   М у т е р /садится на сундук, сокрушенно/. Что с ним делать?
   В и к а. Да, мама. Я только что битый час пыталась доказать ему, что надо жить
   своей головой.
   М у т е р. И вы, мама, туда же. Хорошей хотите быть. Ведь они вина теперь напьются, чтоб к девчонкам приставать. Ну вас совсем!
   Б а б а М а н я. Как я могу ему отказать? У тебя просит - ты даешь. у меня просит - я тоже не могу отказать. Если б не было, тогда конечно.
   М у т е р. Ладно. Что все-таки делать? Как отбить у него эту блажь? /Думает, потом хитро смотрит на дочь и свекровь/. Ой как просто. Да пойдем с тобой, мама, в этом аэроклуб, и расскажем начальнику, какой Женька несамостоятельный и сколько у него было болезней.
   В и к а. Нет, мама, так нельзя. Это крайне непедагогично.
   М у т е р. А почему нельзя. Вспомните, сколько он болел. Гриппы всякие, корь, коклюш, скарлатина, ветрянка, и туберкулез начинался. Он слабый. Нет, ни в коем случае летать ему нельзя.
   Б а б а М а н я. Я тоже думаю, что так прямо идти к начальнику и на Женю жаловаться нельзя. А вдруг он узнает.
   М у т е р. Как он узнает?
   Б а б а М а н я. Мало ли что. Слышала, он не один. Они все такие.
   М у т е р. Хотите, значит, чтоб я сама? Вы, значит, в стороне, вы хорошие, а Нина грязь вывози, на Нине черные дела висят...
   В и к а. Мама, не надо, не заводись. Ведь это черное дело ты сама придумала. Понимаешь, я с ним говорила. Ни о чем, кроме этого аэроклуба, он и думать не хочет. Если мы ему помешаем, навсегда потом останемся виноватыми. /После некоторого замешательства/. Ой, мне тоже надо уходить... Мама! Бабушка! Я сегодня его вам покажу.
  
   Мутер и баба Маня синхронно всплескивают руками, прижимают ладони к щекам, качают головами.
  
   М у т е р. Вика! Надо было хоть за день предупредить.
   В и к а. Никаких торжеств и церемоний. Он это не любит. Он очень насмешливый. Поэтому чем проще, тем лучше.
   М у т е р. И все-таки...
   В и к а /болезненно/. Мама! Бабушка! Прошу вас... Ничего, кроме чая и печенья. Все! Я пошла.
   Б а б а М а н я. Вика, постой /на толстых больных ногах ковыляет к двери в коридор, в которых задержалась внучка/. Женьке дала, тебе тоже. Вот, возьми.
   В и к а. Бабушка, да ты что! Я давно сама зарабатываю. Нет-нет /скрывается/.
   Б а б а М а н я /крестит вслед/. Дай тебе бог, умница наша. Я всегда говорила, как оно хорошее, так оно хорошее...
   М у т е р /тоже крестит/. Дай бог... Может хоть с Викой скоро все решится. Пошла я опять в магазин, раз такое дело. Она даже не сказала, во сколько он придут.
   Б а б а М а н я. Я с тобой. В грязь лицом не ударим.
  
   С ц е н а 2-я
  
   Через большую комнату в маленькую, которая слева от печи, проходят Вика и Виктор. Дверь остается открытой и видно, что они там делают.
  
   В и к а. Вот так и живем.
   В и к т о р. Нормально. По сравнению с теми бараками, в которых приходилось ждать лучших времен, это рай. Сюда вполне могли бы набить человек сорок.
   В и к а. Мой братец Женя помешан на блатных песенках. По этому поводу есть у него одна. Впрочем... страшная вульгарщина. Может быть, он сам когда-нибудь споет при тебе.
   В и к т о р. Пожалуйста, что бы спел твой братец?
   В и к а. Нет. Язык не поворачивается.
   В и к т о р. Но у тебя порядок - кровать, книги, стол, стул, настольная лампа. Все, что необходимо.
   В и к а /игриво/. Не все.
   В и к т о р /сажает Вику себе на колени, целует/. Понятно. Меня не было, да?
   В и к а /застеснявшись/. Не знаю...
   В и к т о р. Все-то ты знаешь, Вика. А что если сейчас, на твоей девичьей кроватке?..
   В и к а. Нельзя.
   В и к т о р. Но почему? Я же тебе все-все объяснил.
   В и к а /вырывается из его объятий, становится в дверях/. Нет. Пока нет.
   В и к т о р /несколько раз потерянно включает и выключает настольную лампу/. Странная вещь происходит со словами. Пока они со мной, они полны смысла, до того емкие, что, кажется, донеси я их до других людей, мир сейчас же изменится. Но почти никогда не решаюсь. Иногда достаточно глянуть на физиономию - и желание пропадает.
   В и к а. Со мной решился.
   В и к т о р. Ну не с одной тобой я разговорился. Друзей хватает. Но даже с лучшими те слова, которые наконец из меня выходят, теряют по меньшей мере часть смысла. Наверное это оттого, что слова идут на слова, как два встречных потока, и разбиваются друг о друга.
   В и к а /вновь садится к нему на колени/. Ты сам все объяснил. Именно так и происходит. У каждого свое.
   В и к т о р. Может быть, поэтому я так стремлюсь к физической близости с тобой, так как полное совпадение остального - мыслей, чувств - невозможно.
   В и к а. Я ничего не понимаю в физических близостях, но по моему все гораздо проще.
   В и к т о р. Я говорю о полноте удовлетворения. В физическом плане мы удовлетворены бываем, остальное - исповеди, искусства, культура, литература - цели никогда не достигают...
   В и к а. По-моему, все гораздо проще. Тебе надо успокоиться. Все будет хорошо.
   В и к т о р. Но думается. Не каждый день человек женится. Мне тридцать лет потребовалось прожить, чтобы решиться. Просто так я не умею.
  
   В коридоре слышен стук ног, в комнате появляются баба Маня и Мутер. Вика и Виктор выходят из комнатушки им навстречу.
  
  
   Б а б а М а н я и М у т е р. Здравствуйте! Рады видеть вас в нашем доме.
   В и к т о р. Здравствуйте! Я тоже рад, хоть и страшно.
   М у т е р. Садитесь у стола. Мама, садитесь и вы, займите гостя. А мы с Викой похозяйничаем.
   В и к а. Да, бабушка, посиди пока. Можете вспомнить Зимнее.
   В и к т о р /притворно удивлен/. Вы тоже были в Зимнем?
   Б а б а М а н я. О, Зимнее! Пришлось пожить на старости лет. Вот там зимы, так зимы. Ветер, снег. За ночь по самую крышу заметало. Ставни закрыты, окна заклеены,
   кажется, ни одной щелочки, а снег как пудра по комнатам летает и натопить дом, хоть стены толстенные, все равно нельзя.
   В и к т о р. Вас в райцентре по крышу, а нас на хуторе засыпало - одни трубы печные торчат. Я в первый раз после четырехдневной пурги вылез через пробитый хозяином тоннель на воздух и ахнул: куда ж все делось? Мне показалось, все теперь под снегом погибли, одни мы уцелели.
   В и к а /расставляя на столе посуду/. А свет какой странный зимой. Снег белый-белый, дом полностью засыпан, но внутри не темно и непонятно, откуда все-таки свет. Кажется, снизу.
   В и к т о р. Да, я это тоже заметил. Свет делается как бы самостоятельным. Ни от какого источника свечение не зависит.
   В и к а. Бабушка, а он несмотря ни на какую пургу, каждую субботу приходил за восемнадцать километров к нам в райцентр.
   Б а б а М а н я. Ну понятно, дело молодое...
   М у т е р /она слышала только последние слова/. Молодое, ох, молодое да непослушное у нас выросло. Что с ним делать? Если б с ним кто-то большой и сильный поговорил.
   В и к а /удивленному Виктору/. Это мама про моего братца. Он летчиком хочет стать, а мы все против.
   Б а б а М а н я /не слышит Мутер, расслабленно/. Я с Викой в первый ее год там была. Как закончила учиться, уехала она отрабатывать. Сентябрь не успел закончиться - письмо. Ой, бабушка, приезжай скорее и со мной поживи, иначе я здесь одна умру. Что такое? Никогда она не жаловалась. В детстве палец порежет или расшибется, не помню криков; голод какой был, молча терпела. И вдруг прямо вопль: не могу, плохо.
   В и к т о р. Но когда пересели вы с поезда на автобус и поехали по степи, так все и поняли.
   Б а б а М а н я. Да! Ни кустика, ни травинки. Куда же, думаю, здесь летом от солнца деться? Только та и надежда, что ночь придет?..
   М у т е р. Надо было туда к ней Женьку на исправление послать. Пусть бы узнал, почем фунт лиха.
   Б а б а М а н я. И уж как она была рада, когда я приехала. Как бросится мне на шею. Никогда от нее этого не ждала. Думала, приеду, посмотрю, успокою дитя, да и назад. А тут радость, будто я ей в самом деле жизнь спасла... Так до весны и дотянула, спасла внучку. Вика у нас сильная.
   М у т е р. А Женька слабак.
   В и к а. Мама, что это ты все Женя да Женя. /Виктору/ Женя ее любимчик.
   М у т е р. Правда? А я и не замечаю. С таким сыночком разве не свихнешься? /Торжественно/. Так! На столе все готово. Прошу придвинуть стулья. Виктор, вы как мужчина, откройте вино и налейте. Выпьем за знакомство!
  
   Пьют. Едят.
  
   В и к а. Мы здесь все в своем роде. А мама у нас самая героиня из героинь.
   М у т е р. Да! А что? В войну у нас немцы стояли. Офицер, который ими командовал, знал русский. Знал, и скрывал. А я их крою...
   В и к а. Мама у нас умеет художественно ругаться. В несколько этажей. Что у нее немцы ни спросят, она ответит и обязательно добавит: "Чтоб ты, собака, сдох... Чтоб тебя змея укусила..."
   М у т е р /радостно/. Да! Крою во всю. И вот однажды...
   В и к а. Мама, не надо твоих ужасных историй. В конце концов мы за столом сидим.
   М у т е р. Ну хорошо. Не буду.
   В и к т о р. Нет, почему же? Мне интересно, чем кончилось. я в немецких лагерях три года мыкался, хорошо их знаю. Таких шуток они не прощали.
   М у т е р. Нет, за столом это нельзя.
   В и к а. Словом, однажды офицер был в уборной, а в это время за ним из штаба посыльной пришел. Спрашивает маму, где такой-то. Мама отвечает, вон он там сидит и вдобавок нагородила самых ужасных вещей. И вдруг офицер появляется и на чистом русском обиженно говорит: "А вы, Нина, слишком уж часто стали заговариваться".
   М у т е р. А я сразу не поняла, что случилось, да по инерции ляпнула: "Служить бы рада, прислуживаться тошно". И вдруг дошло, что он же все понимает. Ноги подкосились, ну думаю, конец пришел... А он говорит: "Грибоедов".
   В и к а. Таким путем мама узнала, что ее любимая поговорка из Грибоедова.
   М у т е р. А!.. На фабрике меня начальство ой как не любит. Не могу молчать. А чего это ради? Я на конвейере за двоих работаю, да еще и молчать при этом?.. /Хватается руками за голову/. Ой, что это такое со мной? Я опьянела! Гляньте, сразу, с одной рюмочки...
   Б а б а М а н я. А Вика у нас дитя не простое. Чтоб пообещать и не сделать - она лучше умрет. И чужого никогда не возьмет. В Зимнем ее сразу поняли, ученики и родители приходили на квартиру как к своей. Сначала подарки, еду несли. Она - нет, ни в коем случае, аж ногами раз топнула... И никто никогда ее не учил, все сама.
   В и к а. Ся-ма...
   М у т е р. "Сяма" - это первое слово, которое Вика сказала. А у ее братика Жени было "дай". Сегодня вспоминали. Ах, дети, дети... Виктор, а у вас какое было первое слово?
   В и к т о р. Не помню. /Все смеются/. Думаю, мама. Хотя и "сам" и "дай" мне не чуждо.
   М у т е р /пристально смотрит на Виктора/. О! Поняла. /Бабе Мане/. Мы с тобой просто честные, а Виктор с Викой умные честные. Как говорится, бог до пары свел.
  
   С шумом входит Жека. Он сильно навеселе.
  
   Ж е к а. Те же и Евгений Домоседов. Привет честной компании! Да у нас гости...
   М у т е р. Женя, почему так рано?
   Ж е к а. А вы думали, ха-ха-ха, обойтись без Жени? Не выйдет. Кто Женю омманет, тот три дня не проживет. /Подходит к Виктору, протягивает руку/. Евгений Домоседов. Все в будущем... А пока позор семьи. Любит сладенькое. Особо молочный киселик. Не дурак выпить. В данный момент совершенно без средств к существованию.
   В и к т о р. Очень рад.
   Ж е к а /грозит пальцем матери и бабушке/. Я почувствовал за своей спиной...
   М у т е р. Женя, перестань дурака валять! Ты знай, когда шутить.
   В и к а. Женя, сядь и успокойся. Если хочешь знать, здесь только о тебе и говорили. У мамы каждым вторым словом было "Женя". Садись, выпей и успокойся.
  
   Жека видит, что Виктор наливает ему вино, садится к столу, успокаивается. Снаружи крики: "Жека, чо ты там застрял?"
  
   Ж е к а. Меня зовут. Ну, за все хорошее / быстро пьет и, не закусив, убегает/.
   М у т е р. Видали? Что с ним делать? На него сила нужна, чтоб прижать к стенке, чтоб испугался. Нас он совсем не боится. Мы боимся, а он не боится, он развлекается...
   Б а б а М а н я /смотрит на каждого из сидящих за столом, кряхтя подымается/. Нина, там вечер хороший, пойдем на лавочке с соседками посидим.
  
   Уходят. Молодые долго молчат.
  
   В и к т о р. Все более-менее ясно. У меня немного иной и состав и колорит. Может, все-таки согласишься жить у нас?
   В и к а. Нет. Только здесь.
   В и к т о р. Скажи, кто тебе из моих не нравится? Мой отчим?
   В и к а. Отчим как раз хороший.
   В и к т о р. Моя мама?
   В и к а /с запинкой/. Да.
   В и к т о р. Но почему? Все говорят, что я ее точная копия. Значит, ты и меня не любишь? Ведь так, да?
  
   Вика упорно молчит. Виктор в полном отчаянии.
  
   Ну ладно. Не было у нас еще такой встречи, чтоб не разругаться. Сегодня этот номер у тебя не пройдет. Я согласен жить здесь. Единственное, чего мне будет не хватать, - телефон. Ну да ладно...
   В и к а /она будто не слышала последних слов Виктора, очень мрачно/. Мама твоя безнадежна, а тебя перевоспитаю.
  
   Виктор некоторое время смотрит на Вику изумленно и вдруг, задрав голову, разражается хохотом. Вика, на него глядя, тоже. Оба подымаются из-за стола, обнимаются.
  
   С ц е н а 3-я
  
   В комнате темно, лишь за одним из окон справа густо-медовый свет. На этот свет поочередно выходят из темноты баба Маня, Мутер, Вика, Жека, Виктор и произносят монологи.
  
   Б а б а М а н я. Осподи! Осподи! Ничего мне для себя уже не надо. Но пошли хорошую жизнь Вике, Жене, да и Нина женщина не старая, должно у нее еще что-то быть кроме детей и работы. И не прибирай меня к себе, пока не соблаговолишь их заметить и согреть. Чтобы могла я увидеть их счастливыми и после этого умереть спокойно.
   М у т е р. Господи! Бабий век - сорок лет, а мне сорок семь, никому я теперь не нужная. И пусть! Но если нам не было счастья, пошли хоть детям нашим. Неплохой вроде человек этот Виктор, только, кажется, очень уж умный. Ну да может быть так и надо, потому что Вика тоже умная, простые сватались - всем отказала. А из Женьки выбей дурь. Не его это дело - летать. Пусть здоровые летают, он же больной и псих к тому же. Господи, выведи его на ясную дорогу. Ничего мне не надо, только бы у них все благополучно...
   В и к т о р. Решилось! Теперь у меня есть жена и все силы пойдут на то, чтоб проломить стену. Я пробьюсь. Я все равно пробьюсь. Теперь новые времена, нужны порядочные и умные люди.
   В и к а. Ничего не знаю. Ничего не хочу. До него все было ясно: школа, университет, учительство. Я была убежденной комсомолкой, одно время секретарем факультета, хоть мне это и не нравилось. Он своими речами всю меня прежнюю разрушил. Ой, не знаю, что у нас будет за жизнь в этом доме. Он и мои родные - люди из разных опер... Но он мне нравится. Он мне очень нравится и нужен.
   Ж е к а. Хорошо тем, у кого отцы есть. Требуют, заставляют. Пусть бы даже и побил другой раз... А тут все должен сам. А воли нет! Голова, руки, ноги у меня нормальные, а воля слабая. Вике хорошо, она девчонка была. Девчонкам не надо курить, бартыжать. Попробуй пацан этого не делать, если все твои товарищи это делают? Задразнят, забьют. Но как только поступлю в аэроклуб, так все, довольно
   с меня глупостей! Не хочу я в этом доме, в этой нищете жить. Теперь еще сеструха лба здорового привела. Нет, чтоб маленького, по себе, найти. Чтоб в случае чего и побить можно было. Ей понадобился на две головы выше. Если он упрется, я его даже с места не сдвину. Таких можно бить лишь коллективно. Вот уж, как в песне поется: "Тридцать лет ходила целкой, а теперь война пришла..."
  
   Медовый свет гаснет, вместо него включается яркий электрический. Баба Маня в своей комнате строчит на машинке. Вика в своей сидит за столом перед горой ученических тетрадей. По большой комнате носится с разными бытовыми предметами в руках Мутер. За большим столом напротив друг друга сидят Виктор и Жека. Виктор стучит
   на пишущей машинке, перед Жекой стопка учебников, он что-то выписывает из них в тетрадку.
  
   ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ 57-Й год
  
   Сцена 1-я
  
   Пять утра. Мутер из коридора несет кастрюльки, тарелочки, расставляет на столе, укутывает полотенцами, потом старой
   вязаной кофтой. Присаживается. Послюнявив химический карандаш, на бумажных листках что-то пишет, приоткрывая кофту, кладет их на тарелочки и кастрюльки. Наконец решительно подымается,
   идет к выходным дверям, берет с сундука хозяйственную сумку
   выключает электричество. Хлопает дверь... Пауза...Рассветает.
   Полуодетые Вика и Виктор выходят из своей комнатки, отворачивают кофту, перебирают записочки, смеются.
  
   В и к т о р. Ну м мамаша у тебя. Это Жене... Это Вике... Это мне... Непостижимо.
   В и к а. Да, мама на нас помешана, сколько себя помню.
   В и к т о р. И ты такая будешь?
   В и к а. Не знаю. Но я не в маму. Я в бабу Маню.
   В и к т о р. С чего ты взяла? Баба Маня - миротворец, Мутер - вояка. Ты тоже на самом деле очень агрессивна. Да и внешне ты похожа на мать.
   В и к а. Но больше всего я хочу мира, следовательно, быть миротворцем.
   В и к т о р /не слыша ее, задумчиво/. Странно, она даже ищет войны. Зачем эти записочки? Чтобы разделить нас и поссорить? Делает она это неумышленно, но факт налицо. Мы садимся за стол: это мое, это твое, это тоже мое - и кто-нибудь обязательно сунет в рот не свое или вполне сознательно захочет чужого. Обида неизбежна.
   В и к а. Ничего ты не понимаешь. Наоборот, она хочет исключить любое
   недоразумение, потому что любит нас.
   В и к т о р. Любит. В этом не сомневаюсь.
   В и к а. Да, любит. Это ведь из войны вышло. Поедет на менку, привезет что-нибудь, мы бросаемся на нее с криком: мамочка, дай! Пока она сама может делить, кончается мирно. А когда спим и она нам оставляет... Ну ты сам знаешь, на какие вещи способен хронически голодный человек. И тогда она придумала записки писать. О, когда-то по утрам мы на этом столе находили послания не про одну еду. Целый день нам был расписан: как обращаться друг с другом, в какие игры играть и так далее и тому подобное...
   В и к т о р. Потрясающе. А не осталось ни одного послания тех лет? Было бы страшно интересно.
   В и к а. Нет, не осталось.
   В и к т о р. Жаль... А давай в таком случае еще немного поспим.
   В и к а. Знаю я тебя. Вредно. Мне надо к занятиям подготовиться.
   В и к т о р. Вика, ну пожалуйста.
   В и к а. Вредно. Особенно тебе. Потом целый день будешь как сонная муха.
   В и к т о р /про себя/. Еще и утверждает, что похожа на бабу Маню. Мутер ты вылитая, за других решающая, кому что и сколько.
   В и к а. А хочешь, я расскажу такое, о чем ты и не подозреваешь. Когда отец привел Мутер в этот дом, народу здесь проживало много. Дедушка с бабушкой, дядя Коля, дядя Петя, тетя Дуся, их жены и мужья, их дети. Тесно было в этом доме, но жили дружно, без особых обид. Кто-то сносил ботинки или пиджак, ему покупают новое. Все по необходимости и никто с этим не спорит. И вдруг Мутер. Сразу всех
   она пересчитала, и кто сколько ест, и что носит в дом, и как одет, и кто кем пренебрегает. И в один прекрасный день как врезала. А почему Васе костюм, а Пете только рубашка?.. А почему Дуся носит воду из колонки, а Шура никогда?.. И так далее, в таком же духе. Бабушка с дедушкой аж задохнулись от неожиданности. Да как ты смеешь!.. Да кто ты такая!.. А вот и смею... А вот я такая... Чуть из семьи Мутер тогда не вылетела.
   В и к т о р. Да, пожалуй грустно. Знаешь, что я заметил. Она садится за стол уже после всех.
   В и к а. Знаю. Чтобы если кто-то не доел, ничего бы не пропало. В то же время, если кому-то какой-то кусок понравился, не съесть его одновременно со всеми и иметь возможности подложить Жеке, мне или тебе, сама она как-нибудь перебьется. И ничего с ней не сделаешь. Такой уже навсегда сделали ее проклятые условия нашей жизни.
   В и к т о р. Вот именно: условия нашей жизни...Знаешь, каким открытием я мучаюсь уже несколько дней? Наша проклятая революция
   была колоссальной попыткой увязать прогресс с регрессом, то есть науку с религией. Коммунистическая идея - это же христианство, доведенное до крайности, когда особь не может иметь своего мнения, а лишь без конца растворяется в обществе. Это регресс, потому что вступает в противоречие с прогрессом - наукой, цивилизацией. Так как наука - дело выдающихся одиночек. Чтоб сделать дело науки общим дело, она должна заполнить сознание каждого, а до этого пока страшно далеко. Помнишь Зимнее? У тебя и у меня были ученики, которые во многих словах не дописывали по несколько букв. Как говорят, так и пишут...И все-таки будущее принадлежит коммунизму, ничего другого быть не может.
   В и к а. Когда же он наступит?
   В и к т о р. Думаю, через несколько сотен лет.
   В и к а. Ох!
   В и к т о р. Случится это может только в результате эволюции. Человек вернется почти к животному равнодушию по отношению к таким ценностям как мораль, этика. Все это заменит ему всемогущество знания, а следовательно, неслыханного удовлетворения цивилизацией. Я могуч, я могу все! - скажет человек. За ненадобностью исчезнут пороки вроде зависти, жадности, ревности. Не нужна будет и религия, призывающая держать себя всеми силами в узде. Но произойдет это, когда он действительно станет могуч. Я верю в огромные возможности
   самосовершенствования и науки.
   В и к а. Ты, конечно, прирожденный сочинитель.
   В и к т о р. Знаю.
   В и к а. Так пиши.
   В и к т о р. А кто напечатает? Еще и посадят.
   В и к а. Да. А как жалко...
   В и к т о р. Для меня это то же самое, что для женщины быть красивой и всю жизнь носить паранджу... Ну его все к аллаху! Пойдем еще полежим...
   В и к а. Вечером.
   В и к т о р. Ну пожалуйста! /Пытается обнять жену/.
   В и к а /уклоняясь/. Нет, постой. Мне тоже кое-что хочется сказать тебе. Ты умный. До тебя я была убежденная комсомолочка, старалась верить вождям, от других того же требовала. Ты разагитировал меня на все сто. Да, все происходящее не то, что надо. Согласна. Однако мы с тобой преподаватели средней школы. Детство, как тебе известно, должно быть гармоничным. Конечно, по возможности дети должны знать как можно больше правды. Но не наступило такое время, чтобы ты мог разговаривать с ними так, как с первого дня заговорил со мной. Рано,
   Витя! Отдельно, если видишь, что перед тобой умный мальчик или девочка, наверное можешь, а перед целым классом - рано. Недавно мне сообщают: знаете, Виктория, что ваш муж ученикам сказал? Что мы живем в военно-полицейском государстве, где сверху до низу одни рабы. Виктор, так не надо.
   В и к т о р /уныло/. Знаю. Вырвалось. И тут же подхватили. С радостью, между прочим. Мол, кто ж этого не понимает, но каким надо быть дураком, чтоб говорить вслух. Ух, как надоела мне эта школа! Разве такими должны быть учителя, таким ученье?
   В и к а. Не все у нас плохие.
   В и к т о р. В том-то и дело. А что говорят, чему учат?
   В и к а. Ты в том числе.
   В и к т о р. Да! О проклятье...
  
   Вика идет в свою комнатку, садится за стол, читает тетради, успокаивается, начинает улыбаться, смеется.
  
   В и к а. Витя! Подойди. Вот подтверждение вышесказанному. Юрка Смирнов в прошлый диктант не поставил тринадцать знаков препинания. Юра, говорю, надо знать правила, а кроме того внимательно слушать преподавателя. Многое на слух ясно - паузы, интонация, темп чтения. И теперь он наставил запятых ровно тринадцать лишних.
  
   Виктор подходит, становится перед женой на колени, обнимает и гладит ее бедра.
  
   В и к т о р. Вика, ну...
   В и к а. Не можешь?.. Сначала испортил во мне комсомолочку, теперь делаешь чувственной женщиной...
  
   Он берет ее на руки, кладет на кровать. Страсти.
  
   В и к т о р /победно/. Все я только что врал. Пока существует любовь, до тех пор будет существовать и ревность, и жадность и все остальное. Ну для чего это удивительное бедрышко, и грудки, и плечики? Только для того, чтобы добиваться, терять, при этом завидуя, ревнуя, жадничая.
   В и к а. Да, так все и будет до тех пор, пока ты не сделаешься всемогущим. И не станет ни морали, ни этики, ни чувств. Ура!
   В и к т о р. Ви-ка../Оба хохочут/.
  
   С ц е н а 2-я
  
   В комнате баба Маня убирает со стола. С улицы врывается Мутер.
  
   М у т е р. Маня, представляете, кошелек украли. Главное, знаю кто. Так и стоит ее наглая рожа перед глазами... Дают колбасу. Я заплатила в кассу, народу человек двадцать, двигаемся довольно спокойненько. Вдруг продавщица кричит кассирше: "Люба, чеки больше не выбивай, колбаса кончается". Ну тут народ зашумел, все руки к прилавку тянутся. Чтоб вон не выдавили, я за что-то уцепилась. И слышу сзади здоровенная бабища прямо задушить меня старается. Это она и вытащила. Мерзость! Так бы и убила. А в кошельке-то одна мелочь осталась. Дура набитая.
   Б а б а М а н я. Про воров никогда не надо забывать.
   М у т е р. Да время уже как будто не голодное. Ужасно противно. Убила бы.
   Б а б а М а н я. Нет.
   М у т е р. Что "нет"?
   Б а б а М а н я. Да за что там убивать, если одна мелочь осталась, а сам кошелек вообще ничего не стоит. Мне ее просто жалко.
   М у т е р. Странно, мама, вы рассуждаете. Ей-то хотелось обобрать меня до нитки.
   Б а б а М а н я. Все равно на пользу б это ей не пошло.
  
   Входит Вика. Мутер не обращает на нее внимания, но бабушка спешит навстречу внучке с видом тревожного вопроса.
  
   В и к а. Да.
   Б а б а М а н я /крестится/. Слава тебе, господи!
   М у т е р. Что это у вас за секреты?
   Б а б а М а н я. Знаешь, куда Вика ходила? В консультацию. Скоро бабкой будешь, а я прабабкой.
   М у т е р. Правда? Вика, это правда? Ну мне даже нечего сказать...
  
   Втроем садятся на диван. Переживают.
  
   Б а б а М а н я. Бельевое полотно у меня уж давно припасено. Знала я, что все будет нормально. Можешь, Вика, не беспокоиться, приданное маленькому сошью сполна.
   М у т е р /решительно подымается с дивана, ходит по комнате/. Так! Придется нам разделить большую комнату перегородкой. А, как на это смотрите?
   В и к а. Ой, мама, не надо спешить.
   Б а б а М а н я. Да, Нина. Не кажи "гоп", пока не перепрыгнешь.
  
   В комнату врывается Жека.
  
   Ж е к а. Я летал! Представляете, я летал!.. Сам взлетел, сам сделал круг, сам сел. Смотрю, уже земля, ко мне бегут. Нет, честно слово, летал. Даже сам сел. Ощущение жуткое. Время пролетело - как одна секунда. Рраз! Ну, думаю, что ж оно такое будет? А оно ничего, мотор тянет, самолет слушается...
   В и к а. Женя, ты слишком взволнован. Сядь, выпей водички и расскажи нам все по порядку.
   Ж е н я. Я летал, понимаешь? Сам взлетел, сам сел. Ты почему мне не веришь? Я летал, чтоб мне с этого места не сойти.../Сверкая глазами, пальцем обличительно показывает на Мутер/. А что было?.. Кто мне не
   верил? Кто в полном смысле этого слова ставил мне палки в колеса? Все вы, в том числе и ты, Вика. Трус с детства... На дерево влезет, обратно не может... Не представляют они, видите ли, как я буду летать. А я сел и полетел! И по аэроклубу я, представьте себе, первый курсант.
   В и к а /растроганно/. Братец! Мы все хотим тебе самого лучшего. Летай. Успокойся, прости нас и летай.
   Ж е к а. Нет! Я должен сказать, что самый предатель из предателей это ты, Мутер. Ведь ходила и в медкомиссию, и к начальнику аэроклуба - просила меня забраковать, потом отчислить. Еще пойдешь? Но я уже летал, понимаешь. Я уже не могу без неба.
   В и к а /очень строго/. Женя, успокойся. Мы верим, что ты летал. Но самое главное у тебя впереди. После аэроклуба ты хочешь в училище, а туда принимают после экзаменов. Ты же за математику, физику и литературу по-прежнему и не думал браться. Так что не спеши радоваться, положение твое не очень хорошее. /Бабе Мане и Мутер, подмигивая/. Мы с Женей теперь примерно в одинаково неопределенном
   положении.
   Ж е к а. В каком еще положении?
   В и к а. А...
  
   Все три женщины смеются.
   Ж е к а /гневно/.Запомните! Может быть, мне еще многое предстоит, я действительно в положении. Но я выйду из него.
   Б а б а М а н я. Вот и хорошо. Вот и договорились. Успокойся, Женя.
   Ж е к а. Да! Я летал. Вы ничего не поняли. Рожденные ползать, летать не могут...
  
   Входит Виктор. В руках у него журнальная книжка, лицо такое же бессмысленно счастливое, как у Деки.
  
   В и к т о р. Вот! Сбылись мечты идиота. Здесь моя статья.
   Ж е к а /не замечая книжки, не слыша слов свояка/. Витя, я летал. Сам! Поднялся, вниз посмотрел и сел.
   В и к т о р /не замечая Деку, Вике/. Не хотел говорить, ждал, когда выйдет. Это сигнальный номер. Теперь уж все, теперь могу показать.
   В и к а / как-то потеряно открывает книжку/. Вижу. Поздравляю. Молодец.
   М у т е р. Правда! Виктор Мамин. Хм...Думаю, что это он такое там пишет. Не похоже на Викины занятия. Пожалуйте вам: у нас под боком появился писатель.
   В и к а. Мама, это его заветная мечта.
   В и к т о р. Если б вы знали, как это трудно. А сколько подозрений у редактора.
   В и к а. А наш Жека летал. Он теперь без неба жить не может.
   Ж е к а. Да, Витя, я теперь без неба жить не могу.
   В и к т о р. Странно и удивительно. Женя без неба, я без литературы... Очень странно и удивительно.
   М у т е р. А у нас тоже новость почище ваших полетов и книжек. Вика ходила...
   Б а б а М а н я. Нина, у тебя не язык - помело!
   М у т е р. Да я что? Я ничего. Я только хотела сказать, что Вика ходила в магазин и у нее...
   Ж е к а. И у нее украли кошелек.
   М у т е р. Ха-ха-ха. Это я ходила в магазин, и у меня украли кошелек.
   В и к т о р. Не понимаю. А Вика куда ходила?
   Ж е к а. А Вика ходила туда же и нашла его. Вика, да?
   В и к а. Да.
   Ж е к а. Чудо! День чудес. Но с небом ничто не сравнимо. Летишь, самолет покачивается, мотор тянет. Это только с земли кажется, что он летит прямо. На самом деле ничего подобного - уводит, кидает то вправо, то влево, даже трясет. Его надо держать. Эх, красота!
   Б а б а М а н я /про себя/. Какой сегодня странный день. Ой, не рано ль радоваться?
   В и к а. Мне плохо. Ой, сейчас меня вырвет! Эээ... Эээ... /согнувшись пополам, убегает в коридор/.
   Б а б а М а н я /радостно/. Ну вот и хорошо. Это нормально. Со мной точно так все и было.
  
   Свет гаснет. Пауза. За одним из окон медленно разгорается медовый свет. Перед ним стоит Мутер, остальные отсутствуют.
  
   М у т е р. Все довольны. А я? А моя радость одна и та же: робы, падла - и падла робе. Еще и кошельки начинают воровать. Еще и в бабки скоро произведут. Такая жизнь, такие развлечения... Не хочу. Надоело! Будь проклята вся эта наша жизнь!..
  
   В Р Е М Я Д Е Й С Т В И Я 58 год
  
   Большая комната разделена пополам. Перегородка начинается от печи, причем, топка и плита находятся на половине, где живут бабушка и Мутер. Их часть комнаты как бы проходная, на половину молодых можно пройти лишь через их половину в дверь в стене.
  
   С ц е н а 1-я
  
   На половине молодых дверь в комнатушку раскрыта, в постели Виктор и Вика. Перед их кроватью стоит детская коляска, которую Вика время от времени покачивает.
  
   В и к а (прижимаясь к мужу). Ах, до чего хорошо!
   В и к т о р. Что именно?
   В и к а. Все!
   В и к т о р. Понимаю. Ты его выносила, ты его родила. ты сделала, что
   полагалось. Совесть чиста, удовлетворение абсолютное.
   В и к а. Да!
   В и к т о р. Скажи, что ты чувствовала сразу после родов и в первые часы?
   В и к а. В семь вечера родила, мне дали его посмотреть, и всю ночь не спала.
   В и к т о р. Больно было? Мучилась?
   В и к а. Ничуть! Было очень хорошо. Всю ночь мечтала.
   В и к т о р. Правда?! О чем же ты мечтала?
   В и к а. О будущем. Виделось только хорошее...
   В и к т о р. Например.
   В и к а. Ну это же целая жизнь! Как он будет расти. Сначала полный несмышленыш. Потом начнет умнеть. Я буду его любить и помогать не делать глупости. Тебе тоже там важное место отводилось. Да, и я, и ты, мы оба теперь себе не принадлежим.
   В и к т о р. Удивительно. Честное слово, я не знал, что это вот так сразу с вами происходит. Я думал, это начинается потом.
   В и к а. У меня роды прошли в пределах нормы.
   В и к т о р. Удивительно. А что-нибудь конкретное виделось? Какие-нибудь игры или еще что-то...
   В и к а. Я мечтала, как наступит май, мы придем в себя, в один хороший теплый вечер красиво оденемся, положим малыша в колясочку и своим ходом, не спеша, будто совершенные какие-нибудь буржуа, отправимся в парк гулять.
   В и к т о р. Я тронут. Да, обязательно так и сделаем. А скажи, не могут в роддоме детей поменять? Они ведь когда родятся, похожи друг на друга как китайцы.
   В и к а. Что ты! Ничуть они не похожи. Я своего как увидела, так уж он для меня один единственный мгновенно стал. Носик такой ровненький, губочки пухленькие, лобик ясный. Они очень разные, а наш самый лучший. Нет, правда лучший. Другие красные, сморщенные, горластые, а наш белый, чистый, пухленький, спокойный. Смотрю на него и вдруг сердце от жалости сжалось. Что за ангелочек такой? Ну хоть немного покричи. И он меня понял, заворочался, тени по личику пошли,
   закряхтел как старичок.
  
   С ц е н а 2-я
  
   На половине немолодых несколько раз повторяется одно и то же:
   - Мама, не так!
   - Баба Маня, я сама...- Вика оттесняет старух то от печки, где варится манная каша для ребенка, то от детской колясочки, то от корыта с пеленками. Лишаемые права на помощь, бабка с прабабкой терпеливо ждут и Вика разрешает подменить себя у печки, колясочки, корыта.
  
   С ц е н а 3-я
  
   В окне, из которого обычно лился медовый свет, теперь стоит детская колясочка, из которой непрерывный детский ор.
  
   М у т е р. Это животик. Это газы.
   Б а б а М а н я. Не надо было давать ему этот вишневый сок. Рано, слишком рано для добавок.
   В и к а. Славочка! Слоник мой маленький, ну что с тобой случилось?
   В и к т о р. А я вам скажу, в чем дело. Свободы он хочет. Надоело ему по рукам и ногам быть связанным. Надо попробовать раскрыть его, чтоб руки-ноги работали.
   М у т е р. Мало что животик, так и простудить ребенка надо? Никогда не слышала, чтоб ребенка не пеленать.
   Б а б а М а н я. Это вы, Витя, что-то лишнее придумали. Мы про такое не слышали.
   В и к т о р. А я все-таки убежден, что свобода - первейшее условие любого развития.
   В и к а. Ой, ради бога, сейчас не время для афоризмов. Может быть ему еще и на головке постоять, как папа делает? Или холодными обливаниями заняться? У ребенка что-то болит, понимаешь?
   В и к т о р /уныло/. Понимаю. /В сторону/. Я здесь абсолютно лишний. Я, конечно, уже очень полюбил своего малыша, но пробиться к нему через этих яростных баб нет никакой возможности.
  
   С ц е н а 4-я
  
   Те же. Очень припадая на правую ногу, с левой рукой в гипсе и на привязи, входит небритый Жека. С великой обидой смотрит на
   онемевших от неожиданности родных.
  
   Ж е к а. Вы видите перед собой бедного Мака. Армии мои разгромлены, полководцу пришлось спасаться бегством. /Поет/
   Перебиты-поломаны крылья,
   Дикой злобой мне душу свело,
   Кокаином, серебряной пылью
   Все дороги-пути замело.
   В и к а. Женя! Что с тобой случилось? И почему ты не писал?..
   Ж е к а /Ничего не говорит. Героически разнесчастный идет к дивану, тяжело грохается, пьяно продолжает петь/.
   Счастья в жизни еще не видала,
   Одинокая в детстве росла,
   Труд преступников рано узнала,
   С ними грабила вместе, пила...
   В и к а. Женя, да ты еще и пьян!
   Ж е к а /тихо/
   А теперь я иду, спотыкаясь,
   И не знаю, что ждет впереди... /засыпает/.
   М у т е р /воет/. Так и знала. Долетался! Да разве ж оно когда-нибудь будет по-нашему... Агитируют: выше, дальше, глубже! Вот такие дурачки, как наш, и попадаются. Женька, ты чего это дуришь? А ну открой глаза и расскажи, что случилось.
   В и к а. Брат, слышишь. Ну-ка, перестань притворяться и расскажи, что случилось, почему ты даже не написал о своем несчастье. Открывай глаза.
   Ж е к а /открыв один глаз/. А не писал ради вашего же спокойствия.
   В и к т о р /пристально смотрит на Жеку, вдруг решительно идет к посудному шкафу, берет початую бутылку вина, наливает полный стакан и подносит Жеке/. С возвращением!
   Ж е к а /ожив на все сто/. Вот это зять! Вот это по нашенски.
   М у т е р /отбирает у Жеки стакан/. А это как раз лишнее. А это не надо.
   Ж е к а / отбирает у матери стакан/. Нет, надо.
   В и к т о р /налив и себе полный стакан/. За прибытие!
   В и к а и б а б а М а н я. Пусть пьют. За прибытие надо.
   Ж е к а / пьет со смехом и вновь затуманивается от обиды/. Да что рассказывать? Было дело. Шасси заело. Одно колесо вышло, второе нет. Знаю, что надо убрать и первое и садится на брюхо, а не могу, рука не слушается. И понесло по земле пропеллером. В голове скачка, в глазах сверкание. Господи, думаю, скорее бы все это кончилось...
   В и к т о р. Так и думал?
   Ж е к а. Да, журналист. Так и думал. Скорее бы, думаю, обо что-нибудь трахнуло. Это чушь, будто одни трусы, а другие герои. Все зависит от организма. Мой организм решил, что на брюхо садиться страшней, чем на одно колесо. И все на этом кончилось. Так решил мой организм.
   В и к а. Ну что ж, как бы там ни было, а братик мой жив. Давайте накрывать на стол, отметим возвращение как полагается.
  
   Ребенок в колясочке, замолчавший при дядином появлении, вновь начинает кричать.
  
   Ж е к а. Неужто мой племянничек. Ой до чего голосистый. В дядю. Конечно же в дядю... Дайте подержать, мы вместе споем. /Ему подают белый кричащий сверток. Он поет/.
   Спи, мой бэби, спи мой кудрявый бэби,
   Усни, усни, а я тебе про горе пропою,
   Ууу... бай-бай...
   /ребенок орет громче/. Ага, чужое горе, когда своего хватает, тебе не нравится. Принято к сведению. Вот тебе наша.
   А полюбил ее, каналью, разрешала брать за талью,
   А дальше ни-ни-ни, ах, боже, сохрани.
   Колокольчики-бубенчики, звенят, звенят,
   А братишки моей юности сидят, сидят...
  
   Ребенок утихает на несколько мгновений и вдруг начинает орать с новой неслыханной силой, взахлеб. Всем делается
   страшно. Все, кроме Жеки, единодушно: "Скорую помощь! Надо скорее скорую помощь".
  
   С ц е н а 5-я
  
   Из окна медовый свет. Перед окном один Виктор.
  
   В и к т о р. Они еще в приемном покое сказали, что дела наши плохие, а я не поверил, не встревожился по-настоящему. Как это со мной может что-то случиться? Ведь он - это я. И со мной ничего не может случиться. Ну и еще сработало недоверие к нашим врачам. Наша медицинская школа учит своих воспитанников шаманству. Главное - больного и его родственников запугать. Не любят да и не умеют наши врачи говорить правду, сами запуганы. А сегодня, когда пошел в больницу, Вика скатилась навстречу по лестнице, упала головой мне на грудь и долго не могла слова сказать от рыданий. Вчера у нашего крохи
   на четыре минуты останавливалось сердце. Я был потрясен. Больше того, убит. Он, мой сын, мог умереть, и даже умирал на четыре минуты! Картина ужасного как бы разворачивалась и разворачивалась передо мной. Да ведь опасность еще не миновала! Вдруг опять его маленькое сердечко станет и на этот раз врачи не помогут? Что же мы тогда будем делать, как дальше я смогу жить? Целый день я думал только об этом. Наконец, когда вернулся домой и увидел его пустую колясочку, усталый мозг выдал: надо все начать сначала, надо будет родить еще ребенка. Да! Да! Это единственный способ победить смерть. И... это знают все собаки, кошки, пчелы, наконец узнал я. Я приобщился наконец к миру, космосу. Рабом в Германии и на Урале я тоже непрерывно думал об исходе для себя. Будет ли он вообще какой-нибудь, или же моя жизнь кончится ничем. Теперь происходит что-то другое. Теперь моя забота уже не о себе... Теперь мое Я - не самое главное.
  
   В Р Е М Я Д Е Й С Т В И Я 5 9 год
  
   С ц е н а 1-я
  
   Мутер на своей половине готовит на печи. Входит чрезвычайно пьяный Жека. Он все время закрывает один глаз, так как
   предметы перед ним двоятся.
  
   Ж е к а. Ну, чего смотришь? Не видела, что ли? Перед вами классический образец русского запоя!.. Ну, давай, начинай пилить. Женя слабый. Женя больной. Женя пропащий... Давай, начинай. Молчишь! Надоел я вам. Отдохнули годик, поблаженствовали, теперь Женя поперек горла. /Садится за стол, бьет в отчаянии кулаками/. Да, да! Плохо, что Женя вернулся. А лучше всего, если б Жени вообще не было. (Плачет. Вдруг в ярости). Ну чего молчишь? Давай, пили, рассказывай, какой Женя нехороший.
   М у т е р. Женя!..
   Ж е к а. Знаю, что Женя! Знаю, что пилить уже не будешь. Теперь тебе меня жалко. А я с работы пришел, и не жалость мне твоя нужна - есть я хочу. Где обед? Будешь ты меня кормить?
   М у т е р. Женя, я сейчас. Что ты хочешь? Есть супчик с фрикадельками. Есть немного соуса. Котлетки только что пожарила...
   Ж е к а. Все равно. Соус давай. А вообще ничего не надо. Я спать хочу. /Делает попытку подняться/. Где мне спать? Во что дом превратили? Ни поесть, ни поспать. Дом, где я родился, стал чужим.
   М у т е р. Шшш... Ты что? Женя, так нельзя. Куда же твоей сестре деваться? Она тоже в этом доме родилась.
   Ж е к а. Если б она поменьше о себе воображала. У родителей мужа отличная квартира. Так нет, она независимой хочет быть. На маминой шее.
   М у т е р /про себя/. Что правда, то правда: оба вы друг друга стоите, никогда с маминой шеи не слезете.
  
   Входит Вика
  
   В и к а. Что здесь происходит? Братец опять не в себе. Хоть бы мать пожалел.
   Ж е к а /как бы про себя/. Во, легка на поминке.
  
   Из комнатушки за печью с натугой, держась руками за дверь, появляется баба Маня, беспомощная и очень взволнованная.
  
   И третья мама, патриаршка, выползла. Ну давайте! Я жду. Я готов.
   М у т е р. Мама, вы зачем поднялись? Не надо, не надо вставать. Вика, давай-ка уложим ее обратно. Это ж надо! Ложитесь, мама, как-нибудь без вас разберемся.
   Б а б а М а н я. Вика! Нина! В коридор меня... Мне... хорошо... лишь бы вам...
  
   Вика и Мутер со словами: "Хорошо, хорошо! Все будет нормально, сейчас надо лежать и не волноваться..."- уводят старуху,
   закрывают двери в ее комнатку.
  
   В и к а. Женя, давай-ка ешь, да тоже ложись спать.
  
   Мутер ставит перед сыном парующую тарелку, нарезает хлеб, достает из трехлитрового баллона огурцы. Входит Виктор.
  
   М у т е р. Вот, Женечка, кушай на здоровье.
   Ж е к а /смотрит на Виктора, по глазам видно, в голове его идет какая-то работа/. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... такую закуску грешно есть помимо водки. Дайте мне вина!
   В и к а. Что? Такого еще не было. Женя, ты совсем обнаглел...
   Ж е к а. Это еще вопрос, кто обнаглел, кто кому жить не дает.
   М у т е р. Женя, да как ты смеешь!..
   Ж е к а. А может быть, мне надоело под пивными торчать. Может быть, я, рабочий человек, хочу дома спокойно выпить. Могу я выпить дома, чтоб не бояться мусоров. Могу, а? Все решено: я иду в магазин.
  
   Жека делает попытку подняться со стула. Мать и сестра удерживают его.
  
   В и к а. Да это он специально комедию ломает.
   М у т е р. Женька, перестань ломать комедию. Давай ешь - и хватит с на сегодня.
   Ж е к а. Да? Спать ложиться? Вы тут развлекаться будете, Женю обсуждать, какой он дурак, а Женя спать. Не хочу я спать! Не надо мне вашего соуса. Я иду к своим, таким же дуракам. С дураками, если хотите знать, интересней. Из шестерых у нас только один летать остался. Остальные вкалывают. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... Да здравствуют дураки и алкоголики!
  
   Подымается. Яростно борется с удерживающими его сестрой и матерью. Все трое падают на пол. Барахтаются. Жека ползком
   стремится к двери. Добравшись до порога, вдруг пластается поперек половой мягкой дорожки и, наворачивая ее на себя, катится до самой печи.
  
   В с е. Это же белая горячка!
   Ж е к а /из кокона, в который превратился/. Ааа!.. Падлы, суки, трижды в рот меня ....., век свободы не видать!.. Горим!!! Ааа... Режьте меня, ешьте меня, порубайте мой хер на пятаки...
  
   С ц е н а 2-я
  
   Вика и Виктор идут на свою половину. У них новая обстановка - диван, два кресла, секретер, журнальный столик, торшер.
   Довольно уютно.
  
   В и к а. Я потрясена.
   В и к т о р. А мне все ясно.
   В и к а /нервно/. Что именно?
   В и к т о р. Мы здесь лишние. И в общем-то он прав. Девушка, выходя замуж, должна уйти к мужу.
   В и к а. Абсолютно уверена, что и без нас все было бы точно так. И даже хуже. Согласись, что он тебя побаивается.
   В и к т о р. И это что же - хорошо? Я его раздражаю. Ему хочется быть хозяином.
   В и к а. Какой из Жени хозяин. Никогда не будет он рачительным.
   В и к т о р. Вика, мы же педагоги, нас пять лет учили, что никогда и ни на ком нельзя ставить крест.
   В и к а. Но именно сейчас у него такой период, когда кто-то более сильный в доме просто необходим. Если б не было тебя, он бы и не то еще вытворял. Он бы первым делом таких же дружков навел сюда.
   В и к т о р. Но факт остается фактом - я его раздражаю и даже провоцирую. Вся его сегодняшняя бравада, мне кажется, не в последнюю очередь из-за меня.
   В и к а. Да о чем мы спорим? У тебя-то не было жилья. Жилье твоих родителей - не твое жилье. А то бы я совсем не против. Я очень даже не против.
   В и к т о р. Ладно. В ближайшем будущем возможно кое-что изменится к лучшему. Монахову должны дать в новом доме трехкомнатную, а мы займет его однокомнатную. Она старинная, их там сейчас семеро помещается. Ну и в Москве возможно пофартит. Будем надеяться.
   В и к а. Только и остается, что надеяться. Давай чего-нибудь перекусим.
   В и к т о р. Ты же знаешь, по вечерам я стараюсь воздерживаться. Чаю у своих выпью и хватит с меня. Ну, я пойду поработаю часиков до десяти, к одиннадцати обязательно буду дома.
   В и к а /одна/. Иди куда хочешь. Все я очень хорошо вижу. Осточертела тебе семейная жизнь, одолевает желание вырваться из этого плена. Неужели мне предназначена такая же судьба, что и маме? Он хочет второго ребенка. Говорит, буду работать, все наладится. А я второго не хочу. Чем больше связана я, тем свободней будет ему. Господи, какие, однако, бездны открываются, когда что-то в жизни меняется. Университет, учительство в райцентре, замужество и роды... Точно как в Жениной песне: "Чем дальше в лес, тем больше дров". Кстати, что-то давно братец не поет. Вместо этого дурацкий какой-то смех слушать
   приходится. А... Да ведь мы ему и запретили. Чтоб нашего ребенка не беспокоил. Вот еще мне одна бездна, истина, последствие, открытие... Сколько их еще будет? Ну правильно. Родить еще одно орущее чудо. Или получить второе высшее образование. А то еще совсем новое - завести любовника, как замужней женщине полагается. И пожалуйте - новые радости, и кочки, и тучи. Чушь все! Квартира нам нужна, и муж мой умней и лучше меня. Сейчас он едет в трамвае к родителям, чтобы в их просторной в квартире, страшно обожаемый, в тишине и покое писать новую "Войну и мир". Да! Да! Нехорошая я все-таки баба, какими-то подлыми подозрениями терзаюсь.
  
   С ц е н а 3-я
  
   На половине молодых Виктор устанавливает механического боксера, похожего на себя, только черного.
  
   В и к т о р. Как-то надо им противостоять. Чудо техники, когда-то я с твоей помощью собирался сделаться чемпионом мира. Но после довольно скромных успехов понял, что если окончательный триумф и возможен, к тому времени останусь без зубов, с переломанными челюстями и носом, а главное, из меня выбьют все мозги, и уж ни к какой литературе и журналистике отношения я иметь не смогу. Да, решение далось с трудом, а вот теперь с твоей помощью попытаюсь отгородиться от злющих баб. Ладно. Попробуем. Включу-ка я тебя для начала на пятьдесят
   процентов. Не мог же я потерять форму более чем на пятьдесят процентов... /Нажимает кнопку у пояса искусственного черного боксера и почти сразу падает, пропустив тяжелый точный удар в челюсть/. Нокдаун! Вот это да. Во мне, значит, нет и половины прежнего. Результат творческих и семейных терзаний. Любопытно. И хотелось бы знать, что же я на сегодняшний день из себя представляю. Так,
   включаемся на тридцать. /Боксируют/. Ага! Получается... Лиха беда начало. Мы еще восстановимся процентов на семьдесят...
  
   В дом, заливаясь смехом, входит пьяный Жека. Услышав непонятные звуки на половине сестры, замирает, потом идет посмотреть и увидев боксирующих зятя и робота, вновь хохочет, начинает бегать вокруг дерущихся, изображая из себя то ли судью, то ли ведущего репортаж.
  
   Ж е к а. Бокс! Бокс! Удар... еще удар... Ну, хук правой. Теперь прямой. По печени, по печени ему врежь... Ха-ха-ха... ха-ха-ха... Дзинь! Раунд окончен.
   В и к т о р /выключив робота/. Фу. А хорошее это ощущение, когда с тебя пот катит. /Жеке/ Не хочешь попробовать?
   Ж е к а. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... Очень благодарен за доверие. Но как раз больше всего в жизни не люблю потеть.
  
   С ц е н а 4-я
  
   Те же. Входит Вика. В изумлении смотрит на робота.
  
   Ж е к а. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... У нас теперь учебно-тренировочный центр. Кто против, тому в морду.
   В и к т о р /виновато/. Помнишь, я говорил, что мне друг сконструировал робота, с которым я мог тренироваться. Он здесь в углу будет стоять, никому не мешая. Можно на него какую-нибудь старую занавеску накинуть.
   В и к а. Но ведь в доме ребенок. Стоит ему твое чудо увидеть, из этого угла уже не вытащишь.
   В и к т о р. А не все ли равно, в каком углу ему играть и с кем.
   Ж е к а. Ха-ха-ха... ха-ха-ха...С этим черным дядей как раз только и поиграться ребеночку. Да он этого угла будет как черт ладана бояться. Витя, покажи ей, как он работает. Электрический, поняла!
   В и к а. Он еще и что-то делает?
   В и к т о р. Да. Когда-то я включал его да девяносто процентов. Это копия меня двадцатипятилетнего. Сегодня включил на пятьдесят процентов и получил нокдаун. Вика, мне эта машина нужна, чтоб восстановить форму. Я стал совсем никуда не годный.
   В и к а. Так. Тебе надо восстановить форму, а нас свести в гроб.
   В и к т о р /теряя терпение/. Но я здесь схожу с ума. Хоть какое-то должно у меня быть занятие?
   В и к а. Какое-то занятие... Мало тебе занятий? Я тебе так скажу: убери робота, ему здесь не место.
  
   С ц е н а 5-я
  
   Те же. Входит Мутер. Останавливается у входа на половину молодых и слушает. Глубоко опечалена.
  
   Ж е к а. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... А по-моему, в этом что-то есть. Никаких занавесок не надо. Будем одевать его летом в зимнее Викторово, зимой в летнее. Одевать, раздевать...
   В и к а. Может быть и купать и сопли вытирать. Если он еще и электрический, то и речи не может быть, чтобы это здесь стоял.
   В и к т о р. Он в десять раз безопаснее электрического утюга или настольной лампы. Электрошнур убирается с обеих сторон.
   М у т е р. Дети! Бабушка очень плохая.../Вдруг навзрыд/. Это я ее убила! Я! Я! Таблетка и кефир, таблетка и кефир... Врач говорит, не надо было так делать. Кислота раздражала слизистую, желудок совсем перестал варить. Она мучилась, отказывалась, а я заставляла: надо... надо...
   В и к а. Мама, но ты же хотела как лучше. Тебе так посоветовали.
   М у т е р. Нет, Вика, нет! Я видела, что ей плохо от этих таблеток с кефиром.
   В и к а. Мама, бабушке семьдесят восемь лет. С учетом того, что ей пришлось повидать за свою жизнь, это очень и очень много. Неизлечимые болезни в таком возрасте более чем вероятны.
   М у т е р. Нет, Вика, нет! Во всем я виновата. Если б не я, она б еще пожила.
   Ж е к а. Ха-ха-ха... У Мутер шарики за ролики заехали. Мутер! Бабушка-то еще не умерла. Да может быть она уже завтра поднимется да как начнет тут строчить на своей машинке. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... Ну и Мутер.
   В и к а. Вот что, мама, пойдем-ка на диван. Ты правда с нами совсем дошла до помешательства. Тебе надо отдохнуть. Сколько ты можешь с нами мучиться. Я за тебя даже больше боюсь, чем за бабушку. Теперь еще и сама себя изводить взялась. Пойдем, мамочка...
  
   С ц е н а 6-я
  
   В доме темно. Из окна густо-медовый свет. На него выходит Мутер. В течении монолога свет постепенно из медового
   превращается в красный. В конце он багровый - цвет гнева.
  
   М у т е р. Господи, я старая грешница. Прости меня за то, чего я сама себе простить не могу. Я видела, как ее рвало этими таблетками и продолжала давать. Потому что ни Виктору в газете, ни Вике в школе квартиру давать не хотят. А Жека с каждым днем хуже и хуже делается. Ему надо жениться и может быть тогда он за ум возьмется. Господи, Маня, кажется, все понимала. Она была очень хорошая и не только на детей, но даже на меня хорошо влияла. Подлая я все-таки баба.
   Я виновата. Единственное, что могу сказать в свое оправдание, то и сама легко ушла бы из этой жизни если б не Женька да внук...
  
   С ц е н а 4-я
  
   Вика стоит перед роботом, предварительно стянув с него старый брезентовый плащ.
  
   В и к а. Скоро три года, Витенька, как мы поженились. Помнишь, тогда, первый раз в этом доме, ты говорил что-то о невозможности даже самых близких людей быть друг с другом до конца искренними. Очень это умно было сказано. Я смотрела тебе в рот и ничего не могла ответить путного. Вообще ты меня и по сей день застаешь врасплох. Так вот об искренности. Она все-таки возможна. Если живут бок о бок душа в душу, преодолевая, не считаясь с затратами, всякие неудобства и неприятности, то в итоге ничего кроме искренности быть не может. Она вроде правильного ответа, который на всякий случай пишется в конце учебника. Словом, нужна любовь. А ее нет. Это очень странно. Потому что я тебя люблю. Ты меня тоже любишь. Абсолютно в этом уверена. А любви тем не менее нет. Вместо нее какая-то суетня, соображения,
   декларации, как в известной басне, мы тянем в разные стороны. Может быть, все-таки мы еще слишком мало живем вместе. Притом нет своего угла, Славик опасно болел, теперь вот баба Маня, дорогая моя бабушка умерла. И теперь новое несчастье: Мутер помешалась, твердит, что виновата в ее смерти... Это в то время, когда у бабушки был при раке желудка еще и туберкулез с отказом одного легкого. Никаким кефиром до такого не доведешь... И еще эта бытовуха: каждый день обязательно
   мы должны что-то есть, пить. Завтраки, обеды, ужины - это с некоторых пор стало моим кошмаром. /Вдруг смеется/ Может, мне поколотить хотя бы твое чучело?.. Как там у Ильфа и Петрова? Вот тебе бес в ребро... Вот... Ах, забыла...
  
   С ц е н а 5-я
  
   Перед роботом пьяненький Жека.
  
   Ж е к а. Ну что, хер моржовый, Виктор Александрович, победитель Вики Домоседовой. Странно видеть ваше изображение в черном цвете. Но в черном, ха-ха-ха... ха-ха-ха..., вы мне больше нравитесь. На Поля Робсена слегка смахиваете. Так! Надо вам немного поработать. Где эти ваши регуляторы и кнопки? Нашел... Вот вилка. Все более-менее понятно бывшему пилоту. Но стоп! Прежде всего личная безопасность экипажа. Прикреплю-ка я вас к стене веревками, чтобы вы мне случайно нос не
   расквасили, я этого страсть как не люблю. /Привязывает робота в стене, нажимает кнопку у его пояса и быстро отскакивает. Робот быстро машет руками/. Ха-ха-ха... ха-ха-ха... какая прелесть. Да это же находка. Если вынести его на базарную площадь и простым смертным показывать, забросают пятаками. А если поместить в балаганчик, то вообще и работать не надо, и с утра до вечера пьян будешь. Так! Пора выключать, а то еще вдруг поломается. Как же его вырубить. Ага, понял: ниже пояса боксеры не бьют. Подползу и выключу. /Выключает робота, вдруг мстительно/ А вообще, Виктор Александрович, пора вам со своим семейством и имуществом выметаться отсюда к едрене-фене. Я знаю как это сделать. У меня сейчас баба на прнмете до того горластая, что сто человек перекричать может. А если ей еще стакан самогонки влить в нутро, то никакого удержу. Жениться я на ней не буду, пусть дело
   сделает, а там как-нибудь и от нее избавимся. Да, дорогие зять и сестренка, вас ждет в городе отличная квартира, и если б вы, Виктория Семеновна, поменьше выебывались, то давным-давно уж бы горя не знали. Бабушка праведница тапочки отбросила, пора действовать для вашего же блага.
  
   С ц е н а 6-я
  
   На своей половине Вика и Виктор.
  
   В и к т о р. Нам надо очень серьезно поговорить. Я сегодня на работу не иду.
   В и к а. Отгул? Пойдешь к матери писать повесть.
   В и к т о р. Нет, не отгул. Просто не могу больше. Вчера думал, что смогу. Сегодня проснулся и понял, что все, нет такой силы, которая подняла бы меня на этот подвиг. Но у меня есть причина очень и очень убедительная. Со мной заключило договор "Молодая гвардия", книжка будет очень приличная, массовым тиражом, а это хорошие деньги. Я просто не могу идти в газету, имея возможность поработать самостоятельно как минимум год. Вика, ты же знаешь, о свободном
   творчестве я мечтал всю жизнь...
   В и к а. Но тебе через месяц квартиру дадут. Получим квартиру и тогда можешь увольняться. Виктор, иначе просто быть не может.
   В и к т о р. Я знал, что услышу это от тебя. Но во-первых, через месяц - это еще только разговоры. Во-вторых, квартира старая, однокомнатная, ремонт отнимет много времени. В третьих, надо рисковать. После молодогвардейской книжки меня
   обязательно примут в Союз Писателей, а раз так, то и в ближайшем будущем обеспечат жильем, причем, уже не как газетчика, а как более ценного творческого работника. Ты со мной согласна?
   В и к а. Нет!
   В и к т о р. Почему? Говорю тебе, я давно мечтаю быть свободным. У меня получилось. И так как я полон сил, то дальше будет лучше. Хочешь, стану на колени. От тебя только требуется еще немного потерпеть.
   В и к а. А почему ты не хочешь потерпеть?
   В и к т о р. Да ведь я объяснил: не имеет смысла, когда на руках столько козырей. Я ведь не в дом отдыха прошусь. Я наконец работать хочу по-настоящему. Я ж ведь еще никогда не работал по-настоящему. В Германии, на Урале я вообще только тем и был озабочен, как бы побездельничать. И мое учительство, работа в газете - тоже совсем было не то.
   В и к а. Нет, я не согласна.
   В и к т о р. Как знаешь. Я иду работать к своим.
   В и к а /дрогнувшим голосом/. Значит, в газету не пойдешь.
   В и к т о р. Не могу.
  
   С ц е н а 7-я
  
   Вика и Мутер на первой половине.
  
   М у т е р. Ну хорошо, ну хорошо... Ну получит он хорошие деньги, на год вам хватит, а дальше что? Дальше то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет. Не представляю, как это можно жить без зарплаты. И потом... как это он так хочет быть ни от кого независимым. А кто тему дает, кто контролирует, что он сделал сегодня, что завтра? Мне, лично, это как-то непонятно.
   В и к а. Это, мама, можно. Ты здесь не все понимаешь.
   М у т е р. Да все я прекрасно понимаю. Красивой жизни ему хочется.
   В и к а. Вот именно. Получил бы сначала хоть захудалую квартиру, а там уж ладно, в крайнем случае моей зарплаты на хлеб да чай хватит, с голоду не помрем.
   М у т е р. Да! Так ему и поставь. Получи квартиру, потом уходи с работы. А нет, уходи от нас, мы тебе все равно не нужны. Никуда он не денется, он без Славки жить не может...
  
   С ц е н а 8-я
  
   Жека влетает в дом, с грохотом падает и катится по полу, уже известным способом заворачивая себя в половую дорожку.
  
   Ж е к а. Ой, страх господний! Не бей, сука, меня... Отстань, отстань, крыса подвальная... /Засыпает. Просыпается. Раскручивается. Идет, шатаясь, на половину сестры/. А, негр, ты еще живой. А я ведь не видел, что ты умеешь делать. Так. Привязан нормально. Включу для начала на пятьдесят делений. Гррр... Гррр... Отличная работа. Ну-ка еще на десяточку. Гррр... ав-ав! Гррр... ав-ав! Нормально. Еще прибавим...
   В дом входит Виктор. Некоторое время абсолютно хладнокровно наблюдает, как Жека травит его копию. Потом берет экспилота за шиворот и подтаскивает к роботу. Несколько ударов, и
   Виктор отпускает свояка. Безжизненно обмякшее тело падает без звука на пол. Робот останавливается.
  
   В и к т о р. Если он не очнется, суд присяжных оправдает меня.
  
   Входит Вика.
  
   В и к а /истерически/. Что ты с ним сделал? Твоя машина убила его.
   В и к т о р /не слушая жену/. В доме убавилось жильцов, но этого оказалось мало. И стало даже хуже, чем было. Почему, пока не ясно. Но факт есть факт. /Вике/ Ты была права, никаких роботов в этом доме держать нельзя. Только не нашему Славке он не давал покоя, а твоему братцу дуралею. Знаешь, нет бабы Мани, нам с тобой теперь тоже здесь не место... Я тебе говорил, что мне все ясно? Сейчас, вот сию минуту, мне еще больше ясно. Ты, твоя мать, твой брат - вы так меня до сих пор и не приняли. Потому робот и сделался для вас бревном в глазу.
  
   Жека шевелится, открывает глаза.
  
   В и к а. Женя, ты жив. Пойдем, я тебя положу на диван, потом вызову скорую.
  
   Пробует поднять брата, тот отталкивает ее, сворачивается в комок, чтобы спать, спать, спать.
  
   В и к т о р. Стойте! Смотрите, что сейчас будет. Изобретатель моей копии меня просил ни в коем случае не включать ее на сто процентов. Потому что человек лишь в самых исключительных случаях, может быть, всего один раз в жизни, бывает равен самому себе, то есть включаются все его силы и способности. Так вот наконец поверь мне, дорогая жена.
  
   Включает робота на сто процентов. Страшный бой. Победителем все-таки выходит человек. Свет гаснет. Вновь загорается. На сцене один Жека. Начавший шевелиться еще во время боя, теперь
   подымает голову, в изумлении смотрит на останки рассыпавшегося робота.
  
   Ж е к а. Батюшки-светы! Неужто я мог сотворить такое? /После продолжительного похмельного раздумья/. Не... я хоть и идиот, но не до такой степени. Нее... шалишь. Идиот Женя на такое не способен. Руки вот же у меня целые... Ноги целые... Лоб, в конце концов, тоже целый! /Торжествующе/ Чего по пьянке не бывает, но это не Женя. /Опять долго думает/. Чорт! Это мог сделать только чорт. /Вдруг вскрикивает от боли/. Моя челюсть! И грудь... И живот... Я весь побитый! Он меня бил, пока не рассыпался сам. Батюшки-светы! Так им и скажу: я тут не причем, он сам виноват...
  
  
  
  
  
  
   ВРЕМЯ ТОЛЬКО НАСТОЯЩЕЕ
   /пьеса в двух частях/
  
   I. Ж е н я
   Обыкновенная двухкомнатная квартира в типовом пятиэтажном доме. Обстановка производства шести­десятых годов - полированный разнобой. В гостиной на опущенной крышке секретерапашущая машинка, стопки исписаной и белой бумаги и включенный чёрно-белый телевизор. Из телевизора слова о перестройке.
  
   Александр. Перестройка - это лучше, чем ничего. Но как же воняет. По-моему, самые удивительные моменты жизни, это когда становятся понятными избитые истины. Однажды мне сделалось ясно почему ученье свет, а не ученье тьма. И небо с овчинку видел. А в том, что тише едешь, дальше будешь, убеждался по меньшей мере сорок раз. Помню, взялись мы с Женей Котиком отопление частнику делать. Мне понадобилось ведро. Оно стояло во дворе под воротами, наполовину чем-то наполненное. Ковырнул палочкой. Как завоняло! Рыба трехмесячной давности, еще какая-то дрянь... Целый день в этой вони работали. Только то и утешало, что открылась ещё одна истина: дерьмо не трогай - вонять не будет...
  
   Звонок. Александр идет в прихожую, оттуда радостные возгласы. В сопровождении Александра, приглаживая волнистую шевелюру, входит Женя. Останавливается перед секретером, смотрит в страничку, выползающую их пишущей машинки.
  
   Женя /читает/. "Расталкивая нарядную толпу, через парк имени Горького двое молодых милиционеров вели пьяного мужичка. Один милиционер выкручивал мужичку правую руку по часовой стрелке, второй делал то же с левой, выкручивая её против часовой стрелки. Мужичок извивался, кричал: "Больно!" однако едва ему ослаблял руки, тотчас начинал ругаться: "Падлы! Рожи поганые! За что ж вы мне кайф ломаете?'.." Всё пишешь... Что это будет?
   АЛЕКСАНДР. Да всё то же. Плач. Литература в сущности есть плач и плач. "Илиада" что как не плач по героям, по разрушенной Трое? Знаменитое слово о полку Игореве", "Повести временных лети разве не плач? Только там топот копыт, звон стали, а у меня милицейские свистки, звон разбитых стекол...
   ЖЕНЯ. Сколько тебя знаю, всегда ты что-нибудь выдумываешь. Ни от кого другого не услышишь.
   АЛЕКСАНДР. Разве неправда? Новая литература то же самое. Возьми "Ан­ну Каренину". Кроме того что красивая. ещё и умница, а досталась не кому надо. Или "По ком звонит колокол". Одно название - крик. Впрочем /пристально смотрит на Женю/, ты меня извини. Сегодня тридцать первое декабря. Уж не с Новым ли годом т приехал меня поздравить?.. Жека! Золотой ты мой. Вот бы так всегда. /Смеется/. Но конечно же у тебя дело.
   ЖЕНЯ /смущённо/. Почему же? Поздравляю тебя с наступающим!
   АЛЕКСАНДР. /глаза его делаются печальными/. Не с чем меня поздравлять. Но тебя, между прочим, только что вспоминал. Сначала скажи мне: ты за рулем? Очень хочу с тобой вопить.
   ЖЕня. За рулем. Но это не имеет никакого значения, так как уже пил. О! /дышит Александру в лицо/ - и ещё пить буду.
   АЛЕКСАНДР. Ууу.. Дело серьезное. Давай рассказывай!
   ЖЕНЯ. Да чего рассказывать. Риту мою не знаешь?
   АЛЕКСАНДР. А... Всё понятно. Развод?
   ЖЕНЯ (поспешно). Теперь уже окончательно. Нет, в натуре, теперь всё...Алек, я к тебе по нужде. У меня там в машине тряпки, видик, маг, кассеты... Пусть это полежит у тебя несколько дней, пока я найду комнату.
   АЛЕКСАНДР. Ты ж дом построил!
   ЖЕНЯ. Уже два месяца как двинул. Строил-то в долг. Думал, она свою завалюху продаст, а в новом жить будем. Не захотела.
   АЛЕКСАНДР. Ладно. Но говорить потом будем. У тебя машина не запирается. Как бы там твои тряпки с видиком и магом не увели. Пойдем заберем.
  
   Уходят. Возвращаются в ворохом одежды на плечиках и большим картонном ящиком.
  
   ЖЕНЯ. Это было час назад. Собрались в подвале райкоммунхоза. Надо ж в этом году расстаться так, чтоб и в следующем всё хорошо было. Заперли двери, все свои, ты знаешь кто - Валька Горбатый, Наташка, Людочка. Рюшечкин. Сидим, колдыряем по-тихому. И тут ломится моя Стерео.
   АЛЕКСАНДР. Стерео?
   ЖЕНЯ. Рита Стерео - так ее уже давно прозвали. Варежку раскрыла и давай поливать. На меня мотрят как на дурака. Кто такая. Мы тоже ругаться умеем... Вытащил её на улицу, в машину посадил, домой привёз. Уж дома при детях они все сказала. Ругается... Я при детях только за рулем, когда на дороге что не так, бывает, скажу одно слово, А она, если начала. то уж ей все равно, кто слушает.Собрал вещи и сказал, что все.
  
   АЛЕКСАНДР (раскрывает раскладной стол, ставит на него трехлитровой баллон с виноградным вином, стаканы, закуску) Женя, не верю. Но когда-нибудь вы с ней все же расстанетесь.
   ЖЕНЯ. А я говорю, все!.. Это ты сам вино делал? Ну-ка. .. О! Годится. За все хорошее.
  
   Чокаются. Пьют.
  
   АЛЕКСАНДР. А между прочим мы с тобой первый раз пьем... Эх. Женя, слишком ты весело живешь.
   ЖЕНЯ. /страстно/. Почему ты так думаешь? Нет! Нет! Нет!
   АЛЕКСАНДР. Хорошо. Пусть будет так. У меня запланировано в первых числах января приехать к вам обоим. Жена требует. Она в последее время стала всякие надбавки получать, сколотила сумму и жаждет купить мебельную стенку. Поезжай, говорит, куда хочешь, а добудь.
   ЖЕНЯ. Так это надо к Рите. Через ее подругу. Поезжай, она тебя уважает, Про меня вспоминать не надо.
   АЛЕКСАНДР. Да?.. Давай повторим. Посмотри на свет. Как?
   ЖЕНЯ. Отличное. Чистой рубин! Сахару добавлял?
   АЛЕКСАНДР. Немного
   ЖЕНЯ. Отличное... /Оглядывает комнату/. Значит, вот так целыми
   днями сидишь и стучишь на машинке?
   АЛЕКСАНДР. Да. Временами сам с собой разговариваю. Иногда даже весело. Литература, Женя, не только плач, но и смех.
   ЖЕНЯ. И грех.
   АЛЕКСАНДР. К грех, и все-все...
   ЖЕНЯ./радостно/. Вот теперь я согласен! А то плач. Вроде, думаю,
   умный, спорить нельзя, а чего-то не хватает.
   АЛЕКСАНДР. А ты в делах, в делах. Своими руками, слышал, уже не работаешь.
   ЖЕНЯ. Некогда. Кооперативчик имею. Ширма, конечно. Все, Александр,
   как было, так и осталось. Но возможностей для тех, у кого голова на
   плечах хорошая, появилось больше. Раньше кроме воровства ни чего нельзя было. Сейчас мы на полулегальном положении.
   АЛЕКСАНДР. Словом, жертв будет еще очень и очень много.
   ЖЕНЯ./пожимает плечами/. Об этом не думаю.
   АЛЕКСАНДР /невесело усмехается) Одну жертву могу назвать. Моя жена
   сейчас в больнице.
   ЖЕНЯ./вздрагивает/. Да ты что!
   АЛЕКСАНДР. Нет, с ней все в порядке. Она и мать дежурят около тестя. Умирает. Крепкий был мужик. Но с тех пор, как пошел на пенсию, закатил себе праздничек: ни дня без рюмки. Так как перестройка и в стране сухой закон, наладил собственное производство самогона. Радовался . Нет худа без добра. Чхать я хотел на их перевоспитание.. Самогон получался у него крепчайший. Когда приходилось с ним пить, обжигало так, что по утрам горло болело. Нельзя, говорю ему, такое крепкое зелье пить. Да старому разве докажешь.Уверен был, что лечится. Всё плохое внутри сжигает. И слёг Врачи разрезали и тут же зашили. Метастазы уже в печень, " желудок пошли, летальный исход неизбежен. Вот тебе жертва самых последних времён.
   ЖЕНЯ. А профессорам показать?
   АЛЕКСАНДР. Из него уже собственная печень кусками лезет.
   ЖЕНЯ. Кошмар! Не дай бог. Надо цианистого калия достать. В случае чего - рраз!- и будьте здоровы, не поминайте лихом. Отрава сейчас тоже дефицит.
   АЛЕКСАНДР. Так что, милый Жека, если нет серьёзных оснований, возвращайся к своей Рите и живи тихо-смирно.
   ЖЕНЯ. Я разве против? Я стараюсь. Деньги - пожалуйста. Тряпки - сколько хочешь. Постельные дела тоже на уровне. Что могу, то могу. А она все равно ищет к чему придраться. Молчу - почему молчишь? Рот раскроешь - не то, что ей хочется слушать.
   АЛЕКСАНДР. /пристально разглядывает Женю). Я старше тебя на десять лет, и в твоем возрасте был примерно в таком же положения. И решится покончить. И уже много времени совершило спокоен, живу при одной единственной и почему-то ничего другого не хочу.
   ЖЕНЯ. Как это? Я себе ну в чем не отказываю. Ты просто обленился.
   АЛЕКСАНДР. Моя жена лучше тех. которые попадаются. Не могу опускаться ниже достигнутого.
   А
   ЖЕНЯ (игриво). Тогда все в порядке! Если попадется лучше жены, тогда клюнешь. Я замолкаю.
   АЛЕКСАНДР./смеется/. Ничего не понял. Ладно, давай выпьем...
  
   Льют.
  
   Жека, мы по случаю несколько раз работали вместе, но знаю о тебе мало. Всё нам было некогда. Даже выпить некогда. Расскажи о себе.
   ЖЕНЯ. А что. Сейчас пять, мне в компанию надо к восьми. Знаешь, к кому? К зампредседателя горисполкома.
   АЛЕКСАНДР. Вот и расскажи, как дошел до жизни такой.
   ЖЕНЯ. Сначала я был дурачком. На заводе за станком работал как обезьяна. Смотрю, вроде я самый быстрый, а получка подойдёт - мне меньше, другим больше. Ничего но могу понять, еще быстрей работаю, и опять другие получают больше меня. Сейчас груднички из детсадика знают, в чем было дело. А я тогда пидарастических романов о трудовых подвигах начитался, кавалером Золотой Звезды хотел стать. Но вечерам в клубы на танцы хожу.-молодость, девчонки нужны. Как-то после танцев иду домой, вдруг слышу: "Женя, помоги!" Вижу, двое за руки тянут девчонку в подворотню. Подбегаю - тресь одного - а в драке я еще быстрей, чем на работе был. Тот упал, второй бежать. "Все в порядке". говорю девчонке, которую вижу в первой раз. Потом смотрю, которого треснул, лежит и на подымается. "Эй, говорю, отбой. Подымися и топай отсюда. Не шевелится. Нагнулся, а он мёртвый.
   АЛЕКСАНДР. Да ты что! От кулака?
   ЖЕНЯ. Выходит, от кулака. И подруга, смотрю, бежать настроилась. Здесь я дурачок дурачком, а сработало, что свидетели нужны. Стой, говорю. Люди, которые за меня потом выступали, подошли. Но всё равно в большую жизнь загремел я на три года
  
   Александр садится к секретеру, задвигает машинку вглубь, берет лист бумаги, пишет. Тяжелея от своего рассказа, Женя наливает из баллона вино, пьет.
   АЛЕКСАНДР. ...дурачок дурачком... До чего же верно. И сколько же нас таких было.
   ЖЕНЯ./не обращая на него внимания/. Освободился и прямом ходом к той подруге. Замужем? Нет. Так пойдем посидим где-нибудъ. Криво улыбается, глаза в сторону: у меня друг. Не можешь, значит? Не могу... Эх ты, говорю, л тебя не знал и выручил, а ты меня знаешь и рот кривишь... Подобрала меня Рита. На пять лет старше, все знает, все умеет: профессиональная метла. А куда мне было деться? Нервы на взводе, от­чаянье какое-то. Чувствовал, если хоть к какому-нибудь берегу не прибьюсь, вновь в барак на триста рыл унесёт. А Рита официантка в модном ресторане. Прихожу, сажусь за специально для мужей столик, бухаю, музыку слушаю, потом идем домой и до потери пульса жаримся. У неё домик, пацан маленький, за которым мать смотрит. В общем зажили. По ресторанам, по гос­тям ходим. Первой год, правда, пришлось отваживать ее бывших. В двенадцать, а то и в два ночи стучат. И обязательно пьяны вдребезги. Но в конце концов они иссякли, слух, видно, прошел, что Рита остепенилась. Работал я сначала грузчиком на торговой базе, имел кое-что. Потом перешел в Горгаз слесарем по ремонту бытовых приборов. Рубли, трояки сшибал, однако скоро к лучшим людям вроде тебя, Алек, стал присматриваться...
   АЛЕКСАНДР. Здесь можешь опустить. Давай про любовь
   ЖЕНЯ. Хорошо. Случился у меня радикулит. Разные средства пробовал, наконец именно ты, Алек, помог мне с путевкой и поехал я впервые в жизни в санаторий от Риты гулять. В Кисловодск поехал. Ну сначала не понравилось, вокруг старье всякое вонючее, некоторые в самом деле больне. Потом нашел даму. Ты сказал, что Аина Каренина не только красивая, но и умница. Да, такие бывают. С этой моей неожиданной сделался совсем-совсем другим человеком. Ну абсолютно, понимаешь. Ни каких подозрений, никакой ревности, никакого ожидания, что тебя оборвут, обзовут придурком, сволочью. Рита ведь хабалка...
   Гуляли по горкам вокруг Кисловодска, целовались, под конец она раскололась, Но не это было главное. Главное, что две недели жил без мата, блата. у нее дома муж, дочка, ни о каком продолжении даже не говорили. И вот в последний наш день моя Анна Каренина расклеилась и стала заклинать меня чтобы, когда вернусь домой, бросил Риту. Она не пропадет, а ты найди хорошую девушку, по себе пару, и женись по-настоящему. И когда я вернулся домой, то долго Риту видеть не мог я не ходил к ней. Вот какая моя любовь.
   АЛЕКСАНДР./разочарованно/. И все? Очень уж обще. Деталей каких-нибудь подбрось.
   ЖЕНЯ, А деталь получилась такая, что я тогда действительно чуть не женился на честной девчонке. /Наливает из баллона, пьёт, трясет головой/. Ах, не хочу! Алек, ну его. Давай я тебе лучше свой видик настрою.
   АЛЕКСАНДР. Не надо. У тебя там сплошная пальба из всех видов огнестрельного оружия и трупы налево-направо валятся. И поломаться он может.
   ЖЕНЯ. Порно есть.
   АЛЕКСАНДР. Только порно мне сейчас нехватает. Тестюшка чего доброго в новогоднею ночь преставится...
   ЖЕНЯ Ах, да... Я забыл. Ну хоть "Рембо" посмотри. За него еще недавно решётку могли дать.
  
   Женя очень пъян, копается в шнурах, подключая видеомагнитофон к телевизору. Потом не находит нужную кассету.
  
   Интересно, кто же взял? Странно... Тогда я другую не хуже поставлю.
  
   Смотрят американский фильм. Выстрелы, топот копыт, визг автомобильных тормозов и шин, вопли умирающих и рев побеждающих...
  
   АЛЕКСАНДР. До чего же на нас непохоже. Иная планета.
   ЖЕНЯ. Да? А наше что?
   АЛЕКСАНДР. А то, с чем ты пришел. С чем я сижу. /Берет в руки баллон. Он почти пуст. Очень удивлен/. Пусто! Когда мы успели? Но это не страшно, есть ещё...
   ЖЕНЯ. Не надо. Я поехал.
   АЛЕКСАНДР. Так рано? Поспал бы. Будильник можно поставить. Местами на дворе гололед, тебе надо порийти в себя.
   ЖЕНЯ. Ничего не будет! /Уходит л прихожую, возвращается в распахнутом пальто, достает из внутреннего кармана сравнительно небольшой бумажный сверток/. Алек, здесь пятнадцать тысяч, пусть полежат. Пересчитай.
   АЛЕКСАНДР. От продажи осталось?
   ЖЕНЯ. Ага.
   АЛЕКСАНДР. За сколько ж ты его продал?
   ЖЕНЯ. За пятьдесят.
   АЛЕКСАНДР. С ума сойти! На такие деньги можно жить и жить. Я бы мог три года из-за стола не вставать. А куда ты дел остальные тридцать пять тысяч?
   ЖЕНЯ. Долги роздал, Рита цапнула. Будешь эти считать?
   АЛЕКСАНДР. Они твои - ты их и считай. Клади сюда в уголок, пусть лежат до востребования.
   ЖЕНЯ. В таком случае я поехал. Запри за мной двери.
   АЛЕКСАНДР. Прихлопни. Впрочем, закроюсь: могу нечайно заснуть, а квартира полна сокровищ, которые к тому же не мои.
  
   XXX
  
   Новогоднее утро. Александр сидят перед телевизором и смотрит. На экране скачка, перестрелка. На столе баллон вина.
  
   АЛЕКСАНДР. А ведь эти будто бы легкомысленные фильмы вовсе не безидейные. Как и наши производственные. Только у нас от героя требуется, чтоб он не только лоб рисшибить, но и жизнь погубить ради Государства и Партии мог, а у них наоборот. Смертельно обиженная личность ради своей семьи и собственного достоинства может вступить в борьбу с любым учреждением, судьей, законом. Здорово, конечно, однако у них идею заездили в полном смысле этого слова.
  
   Входит Женя.
  
   ЖЕНЯ. А ты почему не заперт?
   А. На Новый год в Англии запирать двери не положено. Мне .нравится. И потом я жду известий... Но деньги твои целы. Выпьешь? Садись, вот гусь. Жена вчера показалась, посадила его в духовку и убежала. Я несколько передержал. Темноватый полу­чился... Тесть мой на точке замерзания: ни туда, ни сюда. Давай выпьем за жизнь. Пусть каждая жизнь и сделает, и получит то, что заслуживает.
   ЖЕНЯ. Ты можешь сказать, что я получу?
   АЛЕКСАНДР. По делам своим. Только по делам своим.
   Ж. Но что именно?
   АЛЕКСАНДР. Да вот же ты получил за дом, построенный своими руками, пятьдесят тысяч. Я, например, не только пятьдесят, но и пятнадцать никогда не видел.
   ЖЕНЯ/смеясь/. Так посмотри.
   АЛЕКСАНДР. Хамишь.
   ЖЕНЯ. Извини. Я не подумал.
   АЛЕКСАНДР. Ничего. Слушай, я сегодня проснулся, вспомнил твой рассказ о Женщине с большой буквы - ты как будто не всё сказал. Что было дальше.
   ЖЕНЯ. Она улетела в свой город, потом я о ней ничего не слшаал.
   АЛЕКСАНДР. А последствия? Рита противной стала, не захотел видеть...
   ЖЕНЯ. Это не совсем так. Скоро жалко стало...
   АЛЕКСАНДР. И на том поиск идеала кончилося? Смирился.
   ЖЕНЯ. Вот и нет. Пошел на базар за картошкой. У нас, сам знаешь, торговаться положено. Остановился около девчонки с мешками. Спрашиваю, сколько стоит. Пятьдесят копеек, говорит. А по сорок? По сорок берите из этого мешка. Ладно, говорю, давай сорокакопеечную. И вдруг вижу, что она мне отдаёт по сорок ту, которая стоит пятьдесят. Та-та-та, думаю, что бы это значило. Внимательней на неё посмотрел и обрадовался: да она же хорошенькая, протом совсем молодая. Откуда картожка, спрашиваю. Из Старо-Минской. А если к вам туда приехать, дешевле будет? По двадцать пать копеек будет. Адрес сказала. Записал. Отошёл я от неё метров на тридцать по проходу, полному людей, оглянулся, а она мне в след смотрит. Это и вдохновило. У соседа "Иж" с люлькою, подговорил поехать. Приняли нас хорошо. Отоварились. Стал я после этого ездить к девчонке то на поезде, то автобусом. Чисто все. Впервые поцеловались месяца через три. Пожениться решили, как только сдаст она акзамены аа десятый класс. А я ж с Ритой зарегистрирован.
   АЛЕКСАНДР. Как? Ты мне когда-то объяснял, что расписался по кужде, после рождения дочки.
   ЖЕНЯ. Нет. Горазда раньше. Ей хотелось, а мне разве жалко?.. Так и так, говорю Рите, люблю другую, дай развод. И тут Рита как поднялась в полный рост. То ей ничего но стоило меня прогнать, а здесь почувствовала, что дело всерьез. Ничего. говорит, я тебе не дам. Хочешь не хочешь, а расстаться придётся, говорю. Посмотрим, отвечает. И никогда я не думал, что оиа меня выследит, не поленится ради этого за двести километров поехать. Да! Выследила, потом собрала своих бандурш во главе с директоршей ресторана, тоже бандуршей и проституткой, приехали они в степной городишко и устроили такой тарарам, какого там сроду не видели. Да, ходили по улицам, стучали в окна, вызавали людей и позорили мою девчонку и её родителей - Рита про них уже знала больше меня. Я конечно, про погром ничего не знал. Приезжаю, а мне от ворот поворот. Некоторое время встречались тайно. Рита вторично выследила и ещё раз приезжали они позорить. На том и кончилось. После второго погрома и девчонка от меня отказалась.
   АЛЕКСАНДР. А тебе не приходило в голову, подражая героям твоих любимих американскиих фильмов, украсть бульдозер или тяжелой грузовик и въехать в их ресторан в самое разгульное время, часов в десять вечера?
   ЖЕНЯ /очень удивлен/. Но они бы меня засадили лет на десять!
   АЛЕКСАНДР. Но Рита же въехала.
   ЖЕНЯ. Я так никогда не думал.
   АЛЕКСАНДР. Не любил ты свою девчонку. Рита тебя любила больше. Хоть развелся тогда с ней?
   ЖЕНЯ. А зачем? Долго не ходил. Потом, передают: беременная. Потом, что родила и девчонка вся в меня. Поехал посмотреть и остался. Пять лет жили душа в душу.
   АЛЕКСАНДР. Этого следовало ожидать.
   ЖЕНЯ /пьет, задумчиво жует гуся/. Я бы и сейчас не против так жить. Но совсем рехнулась баба. Все ей мало, мало... Когда-то она мною руководила. Так я ж ее перерос... Между прочим, сейчас мы с ней в разводе. Когда моя мать умирала, чтобы квартира не пропала, пришлось развестись с Ритой и прописаться по старому своему адресу. Потом, когда мамы не стало, Рита на­шла покупательницу, но чтобы та получилась полноправной хозяйкой, пришлось вступить с ней в фиктивный брак. После этого развестись уже с Ритыной подругой, выписаться, и таким образом как бы великодушно оставить брошенной второй жене квартиру. Цирк бесплатный. В первый раз тогда вышло, что ни кола, ни двора у меня не стало. Рита-то на деньги за квартиру лапку наложила, а меня назад, на почве ревности, к себе не пустила. С подругой её, такой же официанткой, пришлось некоторое время вместе жить. Ну и... Всё! Всё! Второй раз из-за это суки у меня ни кола ни двора. Мне бы только с пьянкой завязать, а ещё один дом я себе быстро наживу. Пошла она куда подальше.
   АЛЕКСАНДР. Живи пока у меня. Жена в больнице, дочка у дяди с тётей, которые ей за вторых дедушку с бабушкой.
   ЖЕНЯ 9очень бодро). Нет! Жить есть где. Я за деньгами приехал. Возьму тысячу. Остальное и тряпки завтра.
  
   XXX
  
   Та же квартира. Александр сидит перед секретером. Входят Женя и Рита, сама себя сотворившая блондинка с нежными локонами. Оба смущенно улыбаются.
   ЖЕНЯ. Отбой!
   АЛЕКСАНДР. Вас понял. Пожалуйста.
   РИТА. Алек, он сам. На дворе пятнадцать градусов мороза.Утром взглянула в окно, а машина стоит на дороге, он в ней пьяный спит. Околеть вполне мог. Что делать? Мобилизовала детей, кое-как втащили. в дом
   АЛЕКСАНДР. Новогодний подарок.
   РИТА. Да! Вот такое мое счастье. И ещё неизвестно, чем кончится. Это в нем хмель сидит, а выйдет, так и ангина, и желудок, и почки у него могут заболеть.
   АЛЕКСАНДР. Кроме того не исключены коклюш, свинка, мененгит, простатит, коронарная недостаточностъ...
   РИТА. А что здесь такого?. В Англии сейчас грип такой, что две тысячи человек уже умерло.Всё может быть. Особенно если учесть осложнения.
   ЖЕНЯ. Рита, у Алека к тебе дело есть. /Александру/. Говори, она может, это ее подруга.
   РИТА. А, знаю. Жена твоя хочет хочет мебельную стенку. А что именно?
   АЛЕКСАНДР. Стенку.
   РИТА. Как называется?
   АЛЕКСАНДР. То ли "Мечта", то ли "Нежность",..
   РИТА. Таких не бывает. Может быть, "Воспоминание"?
   АЛЕКСАНДР. Может быть... Да какая найдётся!
   РИТА. Хорошо. Дня через три приезжай к нам.
   Они забирают принадлежащие Жене вещи и деньги. Уходят. Но скоро Женя возвращается.
   ЖЕНЯ. Ты ничего не понял?
   АЛЕКСАНДР. А что я должен понять?
   ЖЕНЯ. Про машину, будто на морозе у неё под забором спал - враньё. Она у меня документы выкрала и Соловки обещает. Она опять меня - ну все ж адреса мои знает! - в компании нашла, орала. Вытащил во двор. Ну чего тебе надо?.. Если, говорит, не вернёшся, а сначала не унизишься, не попросишь прощения, не поцелуешь следы моих ножек, то последние дни на свободе живёшь. А есть за что! (Уходит).
   АЛЕКСАНДР (крутит головой). Через три дня я обязательно к ним пойду.
  
  
   2. РИТА
  
   Окраина. Домик бил когда-то маленький, под двускатной крышей. Потом, по мере улучшения жизни, к дому со всех сторон пристраивали комнаты. Получилось уродливое, внешне и внутренне совершенно неудовлетворительное строение. Таких домов на окраине каждый второй. У Риты, впрочем, внутри всё в коврах, мебель последней модели.В лучшей комнате, можно сказать, ковровой, Рита встречает Александра.
  
   РИТА. Кто к нам пришёл! Проходи, Алек, проходи...
   АЛЕКСАНДР. Жени разве дома нет?
   РИТА.Только что уехал. Он тебе нужен?
   АЛЕКСАНДР. Да так... более-менее.
   РИТА. Я тебе нужна. Садись.(Садятся на диван). Звонила своей подруге. У них, значит, так. Мебель идёт по нескольким спискам. Сначала инвалиды и участники ВОВ. Потом просто инвалиды, ветераны труда, всякие там с правительственными медальками, Потом народ. Ну а вне очереди всякое начальство и их знакомые с записками. Директорам магазинов и их работникам почти ничего не остаётся, к ним тоже очередь.
   АЛЕКСАНДР. Ну и пропади оно пропадом. Я своей примерно так и объяснил. Ничего нам не надо.
   РИТА. НЕт. Длек, так нельза. Что-нибудь придумаем. /Смотрит на него радостно, набирает в грудь воздуха/. Алек! Скажи, плохо разве у меня? Ну посмотри. Ковры, мебель, цветы кругом...
   АЛЕКСАНДР. Тепло, светло, чисто.
   РИТА. Вот! А в том доме, которой он построил, мне с первого и до последнего дня было плохо.
   АЛЕКСАНДР. Почему? Мне дом очень понравился. Расположение комнат хсрошее, и двор, и вид со двора...
   РИТА. А качество! Женя от начала до конца сам лепил. В результате не успели вселиться - там сыпется, там валится, там дует. А когда ветер подымается - это вообще фильм ужасов: крыша грохочет, на чердаке стоны. Женя, говорю, мне здесь страшно. А зимой как будем жить?..
   АЛЕКСАНДР. Дом был хороший. И почти все он делал сам, многое в пер­вый раз. По-моему, это подвиг.
   РИТА. Согласна! Пусть дом красивый, пусть со временем можно было сделать ремонт. Но в каком он месте! Это же трущоба. Справа овраг, слева овраг. Ни магазина, ни транспорта. Утром уехать на работу невозможно, автобуси проносятся битком набтые без остановки. Сюда вернулась - ожила. И Ирочка с Олекой ожили. Земля ровная, вокруг шум дорог, по которым трамваи, троллейбусы, атобусы катятся. Всё что хочешь!
   АЛЕКСАНДР. Там у вас даже бассейн был.
   РИТА. Но Ирочка из него не вылазила и ангину на целый месяц заработала, боялись, как бы не воспаление лёгких.. И потом, что это за бассейн, если из него воду приходилось вёдрами вычерпывать. Он отвод из водопроводной трубки сделал в овраг и тот сразу засорился...
   АЛЕКСАНДР. Вид на реку красивый. Особенно утром хорошо - река, луга. А вечером корабли светятся, бакены. Смотришь и понимаешь, что жизнь - загадка.
   , ,*
   РИТА. Ага, загадка. А комаров от реки знаешь сколько. И особенно вечером. Ему что. Он средством намажется и спит себе спокойно. А мне нельзя. Кожа портится, никакие кремы не помогают. Ирочке тоже нельзя, она девочка вполне оформившаяся - кому с кирзовой. от средства рожей она понравится? Короче, дом он построил для себя. Комаров не боится, транспорт собственный... Поругались в девятьсот девяносто девятый раз, подогнала грузовичок и вернулась под родную крышу.
   АЛЕКСАНДР. А здесь хоть и комары те же, и транспорт мчится без остановки. но все вокруг колхозное, но всё вокруг своё... Жалко.
   РИТА. Представь себе. Там лето, жара, а у меня руки и ноги почему-то ледяные. Дома отошла. (Опять набирает в грудь побольше воздуха). Александр, ты человек опытный, хочу с тобой посоветоваться.
   АЛЕКСАНДР. Стоп! А вы, случайно, не в ссоре опять?
   РИТА. Да ну его... Так себе. Слушай же меня. Дом мой кирпичный. Фундамент, конечно, плохой, но если по углам подкопать, залить цементом, потом снять крышу и надстронть второй этаж - разве хуже того Жениного будет?
   ААЛЕКСАНДР. Можно или рядом строить, или вокруг старого новую коробку на ноном фундаменте сложить, потом старый дом как бы извлечь из новой коробки и выбросить и заняться внутренними работами совершенно нового дома.
   РИТА. А этот, значит, нельзя до ума донести? Ну скажи, совсем нельзя?
   АЛЕКСАНДР. Это будет мартышкин труд. Полы в комнатах на разных уровнях, окна и потолки тоже. Представляю, что вверху за балки и страпила. Прежде чем строить свой дом, Женя учился на твоём. Ты пробовала его продать? Сколько давали?
   Р. Двадцать тысяч.
   Ж. Вот это было бы самое лучшее. Продать за двадцать, купить завалюху за десять, и на оставшиеся десять - работа только своими руками! - построить новый. Это самое лучшее.
   РИТА. Я хочу сохранить этот.
   А. Сохранять надо было в первоначальном виде. А так... Ты прямо как нынешние бюрократы.
   РИТА./расстроено, но упрямо/. Никуда я отсюда но двинусь.
   А. Ты просила совет. И ничего другого тебе никто не скажет.Разве какой дурак или подхалим. /Подымается/. Ну, так что мне жене сказать?
   РИТА /встрепенувшись/. ВСё уже задействовано. Как только выяснится, дам знать через Женю, или Ирочку пришлю, или телеграмму. Ты в какую сторону? Ты меня в центр не подбросишь?
   АЛЕКСАНДР. Куда хочешь.
  
   XXX.
  
   По городским улицам петляет светло-серый ВАЗ 2101 В кабине Александр и Рита.
  
   АЛЕКСАНДР. Рита, скажу тебе правду. Твой Женя очень незанудливый человек. Жить с ним можно.
   РИТА. Алек, дорогой, а я о чем? Я о том же.
   АЛЕКСАНДР. Привет! Сколько раз ты его выгоняла.
   РИТА. Алек, я же когда-то была для него всё. Кормила, поила, воспитывала. Я тянула как ишак, я была мужик. Женя всегда в модных тряпках. Всё вкусненькое, о чём другие понятия не имеют, у нас на столе. Дни рождения мои, Ирочкины, Олежкины - это не обязательно, Женины - гостей полон дом. Он это принимает как должное. Вещи на нём затираются, занашиваются мгновенно, деньги в долг даёт бог знает кому, друзья у него каждый год новые. Женя, говорю, вот твоя жена, я то-есть, вот твоя дочка, вот твой сын. Мы тебя любим, ты у нас ухожен, не заводи не нужных друзей, прежде чем что-либо делать, советуйся со мной... А он одно и то же: да пошла ты ли хер со своими советами!.. Ну что, мне собираться и уходить? Так я сейчас...
   АЛЕКСАНДР. Это события последних дней?
   РИТА. Да всю жизнь! Собаку принёс. Олежка говорит: а Рлэк? Куда Блэка? Он же все понимает! Ну Блек у нас, конечно, неудачник. Кобели на него громоздятся, на стадионе коровы за ним гоняются. Но он-то у нас вырос, Ирочка его чуть ли не слепого из бутылочки выкормила. Идите на хер со своим Блэком! Олежка до того огорчился, что заперся у себя в комнате и даже на подготовительные занятия в институт не пошёл. Олежка постарше, больше понимает и терпит, а Ирочка недавно сказала: мама, вы с папой хищники, если до весны не разведётесь, я повешусь. Женя, говорю, ты слышал, что нам дочка обещает?.. Так перестань баламутить - это он мне отвечает... Да от тебя же, Женя, все зависит... Что от меня? Во сколько ушел и пришёл? От кого солько получил и кому сколько дал?.. А от кого же. говорю, зависит?
   АЛЕКСАНДР./в сторону/. О, боже! Надо ж было тронуть. И при чё здесь Блэк?/Громко/. Рита, ты до сих пор не сказала, куда нам надо? Выгляни в окошко.
   РИТА. Ой... стоп! Мы уже проехали. Я сначала хотела в 0РС...
  
   Машина резко тормозит, разворачивается.
  
   Алек, нет, подожди, вон телефон, я сначала позвоню и дальше поедем.
  
   Выходит из машины. Идет к трем обшарпанным, без стёкол телефонным кабинкам. Из кабинок женские голоса.
  
  -- Чьё производство? Чешское... Обувь у них почти как наша. И сколько просят? Ой как дорого! Но бери. Что ж делать. В крайнем случае за ту же цену всегда отдадим.
  -- На субботу-воскресенье ездили в горы. Ничего там нет! Самодельщина всякая. Свитера, платки, шапочки вязаные. Меховые шапки были, воротники овечьи. Старой бабушки журнал... Зря прокатились. Устали, а утром на работу.
  
   РИТА. Валя. ты?.. Как дела? У тея сейчас кто-нибудь есть? Да-да... Времена, говорю... О! У меня отлично. С Женей шестой день отношения шоколадные. В воскресеьье дома сидел. В субботу к двум часам ездил собрали с народом проводить, я с ним била, в машине ждала. Слушаться начал, а Ирочка сегодня утром говорит: мама, папа меня поцеловал, Ирочка, говорит, ты у меня совсем уже взрослая дочка. А я говорю, взрослая, положил бы ей тысячи три на книжку...
  
   Возвращается к машине размягченная.
  
   АЛЕКСАНДР. Куда теперь?
  
   Р. А можно назад? То есть все так же вперед. Ну да, назад...
  
   Машина несколько раз разворачивается, наконец продолжает движение в направлении до первого разворота.
  
   Алек, ты не подумай плохого. Женя, конечно, хороший и очень способный. И руки хорошие. Ему бы только посмотреть - он тут же сам сделает. И голова. Он же два института закончил. Строителъний сам, а торговый вместе со мной. Он не только мне, но моей подруге дипломную работу сделал. Хороший Женя. Мягкий, добрый, люди к нему идут и идут. Женя, говорю, ты берись только за то, что можешь. Дороже и поменьше. Он вообще-то всё может. Но время откуда взять? Назначит срок и не выполнит, потому что лучшие друзья подводят. А люди ждут, звонок и рано утром звенит, и спать ложимся, звенит. Деньги не считает. В Минск поехал, брату алкоголику тысячу рублей занял. Здесь бабе одной Наташке триста рублей. А я ж её знаю, про эти деньги лучше забыть.
   АЛЕКСАНДР. Рита, однажды в одном журнале меня удивила сказка-притча, написанная женщиной. У меня бьл лев, пишет женщина. Он был замечательный: покладистый, ласковый и так далее. Женщине с ним было очень хорошо. Но однажды женщина решила, что если льва поучить, он станет ещё лучше. И привела в дом дрессировщика. Льву это не понравилось, он рявкнул, дрессировщику пришлось делать ноги. Тогда женщина привела другого дрессировщика. И второголев прогнал, а когда хозяйка ушла из дома, и сам бесследно исчез. Женщина пролила много слёз по своему льву, пыталась заводить вместо него иных зверей - собаку, кота, попугая, ворона. Однако даже все вместе не могли они заменить льва.
   РИТА./ не затруднившись ни на секунду/. А я ках раз все это очень хорошо знаю. Не беспокойся, я умею себя вести прилично.
  
   Несутся, пересекая город, в автомобильном грохочущем потоке светло-серые "хигули", Сквозь шум прорываются отдельные фразы: "Я мать его ребенка... Я хочу равенства... Я тоже могла бы всё бросить..." Город кончается группой девятиэтажных домов, возле одного из которых машина Александра останавливается. На первом этаже во всю длину витрины мебельного магазина. Рита надолго скрывается в магазине. Наконец возращается.
  
   РИТА. Ну вот, порядок. Через неделю приедем сюда, заплатим, на следующий день они всё привезут.
   АЛЕКСАНДР. Сколько сверх того?
   РИТА. Ничего. Даже и не заикайся. Когда понадобится, повозишь по делам.
   Вперёд!
   АЛЕКСАНДР. Куда вперед. В лесопосадку?
   РИТА (смотрит на Александра с несколько искусственным изумлением, затем хохочет, визжит, стонет тоже не совсем натурально). Алек, ты всерьёз?... Вот от кого не ожидала! Алек, как ты додумался. Но там снег, холодно.
  
   "Жигули" развораиваются, нервно, обгоняя всех подряд слева и справа мчатся с окраины в город. Всё время из машины хохот, вскрики...
  
   ХХХ
  
   Рита и Александр в остывающе машине перед Ритыным домом. Перед машиной проходит потёртая личность.
  
  
   РИТА. Вовка пошёл. (Победно). Вчера Женя его расчитал. Ага, говорю, что я говорила!
   АЛЕКСАНДР. Кто этот Вовка..
   РИТА. Козёл. У меня в магазине грузчиком работал. Я его выгнала, а Женя добрый, Женя подобрал. Ну там где чего копать. Или красить. На подхвате. Работает, пока денег нет. Как деньги - так все, без просыпу до послидней копейки. У, дебил, сколько я с ним намучилась и как же он меня в конце концов подвел. Ладно, ему конец. У меня другие несчастья, Женя ж опять решил строиться! Алек, ты подставляешь: опять ря­дом с той трущобой, только место поровней.
   АЛЕКСАНДР. Помогает решать жилищную проблему. Разве плохо?
   РИТА. Кому помогает?.. Дал под честное слово двенадцать тысяч, тот и "жигули" успел купить, довольный по городу катается. Документов на участок нет, даже неизвестно, за кем он числится. Женя, говорю, деньги надо забрать, стройку не начинать. Я же, говорю, людей насквозь вижу. Ко мне в магазин приходят устраиваться, мне одного взгляда достаточно: вы мне не нужны! Отдел кадров признался, что всех сначала ко мне посылает, как Рита Григорьевна посмотрит, так и будет.
   АЛЕКСАНДР (подавленно). Рита...
   РИТА./не дает ему сказать/. Но то все цветики, а слушай про ягодки. Мы опять чуть не развелись.
   А. Господи! За что такое наказание?
   РИТА./принимает, как сочувствие себе/. Это мне бог помог его разоблачить! Газовые водонагреватели и плиты сейчас большой дефицит. В прошлом году Женя ездил в Минск и Брест, неплохо отоварился и заработал, В этом лавочка там закрылась. Поеду, говорит Женя, в Волгоград, а то и на Урал. Я сейчас же к гадалке пошла, та карты кинула и вышло, что на Восток Жене нельзя. Ну тогда поеду на своей машине в Воронеж, говорит Женя. Я отпустила. За три дня пообещал смотаться. (Пауза). Думаешь, он был в том Воронеже?.. Он его в глаза не видел. Приехал через три дня весь какой-то бледный и то ли пьяный, то ли обкуренный. Но я конечно ужин с вином, постель белоснежную ароматную... А Женя ни то, ни сё. И здесь бог мне помог! Стала утром мыть его машину, полезла в бардачок, а там документы на дом по улице Портовой номер двести двадцатъ два, и подписаны документы девятым января, вторым днем Жениной командировки. Ах ты сука! Кого ж ты лечишь?.. Пошла на ту Портовую, знакомые у меня, торгашки, повсюду. Пораспросила кого надо. Зовут Лю­ба, двадцать четыре года, пацан пяти годов, нигде не работает, рядом гараж - шофера кормят. Недавно у нее умерла мать. Женя на неё материн дом взялся переоформлять, а заодно и спать с ней. Всё узнала, стучу. Открывает потасканная, худая, чёрная...
   АЛЕКСАНДР. Не сгущай. Женя не какой-нибудь.
   РИТА. Да клянусь! На проститутку вокзальную позарился. А Вы кто такая, пищит. Его законная жена, от него у меня дети, и он должен, говорю, для детей работать, а не у каких-то терять время и средства. Вот, говорю, тебе твои документ. Вынимаю из сумки ее бумаги, рву и бросаю на землю. А не отстанешь от муха, милицию пришлю, как тунеядка загремишъ из города... Ну а потом прихожу домой и Женю пытать. Думаешь, он хотя бы извинился?.. Да пошла ты на хер! Ну что, мне собираться?..
   АЛЕКСАНДР. Потолок! Могила! Прощай мама, прощай папа, прощай родная жена...
   РИТА. Вот именно. Алек, я русская. Я очень многое могу вытерпеть. Но у меня есть глаза, уши. Когда я вижу, что мое терпение не ценят, что оно приносит вред не только мне, но и тому, кто им пользуется, я говорю: довольно!
   АЛЕКСАНДР. Правильно.
   РИТА. Я даже если очень зла, все-таки не хочу неприятностей. Упрашиваю тех, кто меня обижает, остановиться, одуматься.
   АЛЕКСАНДР. Правильно.
   РИТА. Нет, Алек, ну скажи, разве я не имею права на кого-то надежного. Я не могу примириться, что делаю все как положено, а со мной поступают так, будто это ничего не значит.
   АЛЕКСАНДР. И когда терпение твоё кончается, ты ломишься напропалую, чтобы восстановить истину.
   РИТА. Как хорошо ты меня понимаешь. Ты проницательный, ты видишь людей насквозь.
   АЛЕКСАНДР. Ой-ой... Тебе не страшно со мной?
   РИТА. Нет. Я сама точно такая.
   АЛЕКСАНДР. Родство душ.
   РИТА (очень доверительно). Я тоже стихи когда-то сочиняла.
   АЛЕКСАНДР. ...Я горько плачу, а тебе на боль мою глядеть смешно. Тебе, единому, и исцелить, и погубуть меня дано.
   РИТА.(ещё более доверительно). У меня военный был. Я вообще-то военных терпеть не могу. Но этот мне нравился. При Жене два года встречались. Просил замуж за него выйти. Потом уехал и от одного только Жени скоро я совсем чокнусь.
   АЛЕКСАНДР (протестно мычит)
   РИТА. А в бога ты веришь?
   АЛЕКСАНДР. Это очень непростое дело. Надо иметъ хоть какое-то религиозное воспитание.
   Р. У меня тоже нет религиозного воспитания, но я верю. (Достает из сумочки иконку, потом красный пояс с древнерусскими письменами/. Вот Серафима-заступница. А это святой пояс.
   АЛЕКСАНДР. Тебе проще. Мне кажется, ты понятия не имеешь, какая глубокая вещь религия. Мы в нашем фантасмагорическом обществе - я в том числе - жаждем благ. То боролись за власть, ожидая от неё благ, теперь за права, опять-таки думая об одних благах. Религия - это что-то другое. До неё дойти надо.
   РИТА./фыркает/. Почему это я понятия не имею? Я два года ходила в институт марксизма-ленинизма. (Сердится больше и больше). Они с Женей понятия имеют, а мне не положено...
  
   АЛЕКСАНДР. Вот видишь. Точно знаю, что по отношению к неверующим церковь советует быть смиренными... Ладно, Рита, я что-то про тестя вспомнил, не окачурился ли он там. До свиданья?..
   РИТА. До свиданья.
  
   ХХХ
  
   Квартира Александра. Он разговаривает по телефону.
  
  -- Счастье моё! Я пытался выполнить твоё поручение, и наверное оно выполнимо, но не могу, не хочу, не буду. Это для меня слишком сложно.
  
   Внутренность православного храма. На коленях перед распятием Христа Рита.
  
   РИТА. Господи, помоги мне, грешной. Я столько сил вложила в своего ненаглядного мужа Женю. Из каких только кильдимов я его не вытаскивала. Проститутки., водка... Причем, в открытую, никого не стесняясь. Боже, сделай так, чтоб это кончилось. Да, да. я тоже плохая, но не от хорошой жизни. Сделай так, чтобы Женя остепенился. Ведь можно жить нормально и очень хорошо. А если, о боже, нельзя так сделать, то помоги мне посадить Женю на самолёт до Владивостока, и пусть летит и чтоб никогда мне больше его не видеть, я женщина ещё не старая, ещё могу найти себе человека и наконец устроить свою жизнь. Господи, не отвергай меня, помоги мне...
  
  
  
   К А Т А С Т Р О Ф А
  
  
   Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е
  
   Начало вечера. Посреди диких сопок светится огнями рабочий городок, почти целиком состоящий из пятиэтажных крупнопанельных домов. Дома, улицы, убранство квартир все-все очень типичное и однообразное. Действие происходит в одном из домов в центре.
  
   С ц е н а в о д н о й к в а р т и р е
  
   Две комнаты вагончиком. Мебель - диван-кровать в каждой комнате, квадратные и прямоугольной формы полированные столы, шифоньеры, сервант и прочее почти новые, она, как и само жилище, можно сказать, тоже крупнопанельная. Мать и дочь в основном не разговаривают, а кричат.
  
   Мать. Господи, никакой от тебя хоть маленькой передышки. То тебе хомячки, куклы, платье колоколом, ленты, бантики нужны. Теперь подавай павильон. Леночка, не надо спешить. У тебя неплохое местечко, каждый день свежая копейка, торгуй, присматривайся, и придет сам собой час, когда ты точно будешь знать, что делать. Время, понимаешь, плохое. Вернее, оно не такое уж и плохое, даже точно не плохое - мне ли не знать, каким бывает плохое время, о, плохое время - это спаси и сохрани нас от него боже! - но ненадежное, никто не знает, что случится завтра, кто придет у нас к власти. Нельзя в такое время всем рисковать.
   Дочь. Мама! Сейчас свобода торговли. Сейчас только и можно рисковать. А
   если что измениться, то и все... нельзя...Значит, именно этим временем и надо
   воспользоваться.
   Мать. Нет, Лена, нет! Твой отец всю жизнь мне испортил, только и было мое
   счастье передачи ему носить да свиданий добиваться. Но кое-что он умел, в
   лагерях своих устраивался неплохо. Так вот он говорил: кто ставит на кон последнюю
   пайку, тот пропащий человек. Последней пайкой рисковать нельзя. С твоим павильоном
   мы останемся в полном смысле без копейки.
   Дочь. Мама, но в худшем случае мы его продадим за те же деньги.
   Мать. Э, милочка, здесь тебе меня не обвести. В том то и дело, что павильон
   сам по себе живые деньги. Тебе обязательно предложат что-нибудь под него. И как
   только тебе станет плохо, ты согласишься. А мне уже поздно рисковать. Не в том
   я возрасте. Нет, говорю я тебе.
   Дочь. Но мамочка! Вспомни, сколько времени я у тебя ничего не просила.
   Помнишь, ты сама старалась как-нибудь меня порадовать. То куклу купишь, то
   хомячков, то платье колоколом... Ты была очень доброй. Ну, мама...
   Мать. Нет, нет и нет. Успокойся. Сейчас у нас есть все. А там посмотрим.
   Дочь. Какая же я несчастная! Стой целый день за копейки, на которые ничего не
   сделаешь. Другие наденут на себя пять тысяч баксов и ходят будто так и
   надо. За границу на Гавайи загорать летят. Тут же всю жизнь гнить обречена...
   Ничего, ничего не хочу...
   Мать. Ох, Гавайи... Мне что-то плохо с сердцем сегодня. От твоих фантазий
   оно совсем какое-то большое стало.
  
   С ц е н а в д р у г о й к в а р т и р е.
  
   Однокомнатная квартира. Старая фанерная желтая мебель, которую
   делали с начала века и примерно до середины пятидесятых
   - диван с высокой спинкой и полочкой под верхом, на которой
   выстроиля отряд слоников; буфет со всевозможной тщательно
   хранимой посудой, раздвижной стол, на котором под толстым
   стеклом хранятся фотографии; несколько высоких тонких подставок
   на которых в горшках растут пышные растения. Дедушка и бабушка,
   обоим под восемьдесят, пишут письмо в редакцию газеты.
  
   Б а б у ш к а. Ну, Вова, вот чего у нас с тобой получилось. Слушай внимательно!
   "Прошу слова!!! Я, Клава, и мой дед, Вова, думали и решили написать. Сейчас
   разные партии пошли - либералы, кадеты, демократы разные, а для простых людей
   ничего нет. И мы решили не новую партию организовать, а сказать о тех, кто был
   всегда. Наш зять называет нас "робинзонами". Мы долго не хотели этому верить.
   Какие ж мы "робинзоны"? Нас много, а настоящий в одиночку горе горевал. Но
   теперь, когда в жизни еще и перестройку увидеть пришлось, и в либерализацию по
   уши влезли, мы поняли, что так оно и есть. И когда бог нам через птичек своих
   божьих в сад малину занес, он уже все наперед знал..."
   В о в а. Еще перестройки не было, еще по Брежневу, Андропову да Черненко
   симфоний мы не слышали, а она уже у нас началась...
   Б а б у ш к а. Не перебивай. Мы ведь договорились. Кому это надо, когда кто помер.
   Читаю дальше. "Да, мы всю жизнь выкручивались. Еще когда нефть не открыли и
   обыкновенный поселок был, все на нашей улице так жили. И которая улица над нами,
   и которая под нами - все выкручивались да приспосабливались. Тот рыбу ловит,
   другой охотится, третий парники построил и огурцы сажает, четвертый в город за
   тряпками мотается. Наш сосед Сашка в сорок первом, чтоб в ополчение не идти,
   чем-то глаз уколол, на одну сторону ослеп, стал перчатки, шапки, чувяки шить.
   Мы сначала для него торговали, а потом Вова тоже научился чувяки делать. Жизнь -
   она диктует, ее понимать надо..."
   Вова. Вот правильно: понимать надо. А эти падлы никогда нас понимать не хотели.
   Помнишь, в субботу расторгуемся и идем в ресторан. Дорого нам обходилась только
   выпивка, закуску брали лишь бы занюхать, потому что дома свое лучше. А потом
   официанткам власть дали, норму на водку ввели, и пока ты целый стол разных
   туфтовых салатов не закажешь, более сто граммов на человека она не принесет.
   А потом за эти салаты да водку сверх нормы она так насчитает, что хоть в милицию
   беги - и рестораны сделались пустые. Сгубила жадность фраеров. И теперь то же
   самое. Цены свободные, так они рады стараться, последнюю копейку отнимают.
   Б а б у ш к а. Да, Вова, все так. Слушай дальше. "О, мы очень рано жизнь поняли!
   Вова мой в гражданскую босяковал - воровал, по железным дорогам скитался, одно
   время посыльным в банде состоял. Это тысяча и одна ночь, когда он вспоминать
   начинает. Я тоже такая. Мама наша шила. Помню в гражданскую как только люди
   начнут кричать, что власть меняется и, значит, скоро грабить придут, мама меня
   раздевает, обмотает материалом и между ног у себя держит. Придут к нам белые,
   красные или там зеленые, а ничего нет. Чтой-то у вас девочка сама толстенькая,
   а лицо худое? Уж какая есть, такая есть, отвечает мама..."
   В о в а. А жиды, падлы, казаков-дураков, стравили. Помнишь, сколько их лежало
   у Черного ерика?
   Б а б у ш к а. Казаки сами из-за земли взбесились и начали друг друга убивать.
   Да! Да! Не спорь со мной и слушай дальше. "Всю жизнь мы выживали. На производстве
   работали, а кроме того корову держали, свиней, курей, то шили, то овощи
   выращивали. Когда в бетонку нас переселили - не хотели, ой, как не хотели! -
   шесть соток под сад взяли, деревья посадили, яблоками собирались торговать. И
   вдруг птички нам малину, которая два раза в год, летом и осенью, рождает,
   посеяли. И пошла, пошла она у нас крупная да сладкая. Не тронь, говорю деду,
   пусть растет. Вове моему уже восемьдесят пять, я на шесть лет моложе, однако
   тоже все во мне болит, для производства мы оба давно непригодны. И ничего,
   живем, даже молодым помогаем. И таких, как мы, беспартийных "робинзонов", уважаемые
   корреспонденты из газеты "Демократ", всегда было и будет очень много. Не верим
   мы ни в какую перестройку, ни в какую демократию и если б не умели приспосабливаться и бог не помогал, то давно бы в земле лежали. Все. Просим прощения за
   беспокойство, но должны вы про нас знать". Все. Подписываюсь... Вот. Ты тоже
   давай подпишись.
   В о в а. Да ну его. Не обязательно. Если что, так куда я денусь, все равно достанут...
   Б а б у ш к а. Подписывайся. Садись на мое место и подписывайся.
   Вова. Га-ев... Ой, мать, не могу. Покажи, как буква "Г" пишется.
   Б а б у ш к а. Да вот же. Ой! Тоже не могу: руку свело. Глянь, что делается -
   не рука, а кочерыжка. Ой, ой, скорей на кухню, в воде горячей попарить ее.
   В о в а /оставшись один/.Эх, сколько веревочке не виться, конец все равно
   покажется. /Поет/
  
   Отворите мне дверь, отворите!
   Я устал и любить, и страдать...
  
   С ц е н а в т р е т ь е й к в а р т и р е
  
   Квартира - точное повторение первой, и мебель почти такая
   же, только более потрепанная. Вообще порядочное запустение.
   В маленькой кухне четверо интеллигентов, авторы того
   самого "Демократа".
  
   Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч. Совок! Главное для нас - раскачать совка,
   чтобы он хоть чуть-чуть начал мозгами шевелить. Не смотря на все публикации и
   разоблачения не случилось того, что должно было случиться - прозрения.
   Л е н я. Ну не скажите. Вчера уборщица в горсаду оперлась на метлу и будто
   о совсем обычном подруге: "А в "Юности" читала про пакт Молотова-Рибентропа?
   Дают там здорово Сталину и всему их кодлу. Кодло они были бандитское и больше
   ничего".
   В и к т о р. Мозги шевелятся, но не у всех. Нужна планомерная просветительская
   работа. Семьдесят лет они засоряли людям головы всякой дрянью, столько же
   времени надо ее выводить из отравленных организмов.
   П е т я. И тем не менее какая-то часть народа всегда будет глухой, слепой и
   глупой.
   Л е н я. Ну это само собой. Но все выходит из народа - и гении, и дураки, и
   мразь вроде большевиков: одно вверх, другое вниз.
   Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч. Зад у нас всегда был самым тяжелым местом и перетягивал
   все остальное. Совок , хотим мы того или не хотим, очень силен.
   В и к т о р. Интересно, как менялось название типа. Раб, холоп, масса, толпа,
   человеческий фактор, совок, а теперь уже электорат. Лучшее определение у Пушкина
   - чернь...
   П е т я. У классика сказано: глуп тот, кто обвиняет в своих несчастьях других,
   но и казнить себя за свои недостатки занятие неумное... Вообще-то я точно знаю,
   что спасение утопающих дело рук самих утопающих.
   Л е н я. Это ты к тому, что класс утопленников был и всегда будет?
   В и к т о р. Неизбежно. Но жить, ни о чем не думая - это, скажу я вам, ребята,
   такой кайф. Несколько лет балдел я на проходной одной табачной фабрики.
   Свежая копейка каждый день. О, денег имел, сколько захочу. С утра опохмелишься,
   в обед врежешь уже как следует. Часов до трех дня нет более счастливого человека
   чем ты. Потом становится тяжеловато, дышится с трудом, но значение это имеет только
   одно: пора еще добавить. Тянешь поддерживающую дозу, оставляешь необременительную
   свою работу и тащишься на улицу, где у тебя на каждом шагу друзья и... часов до
   двенадцати ночи шатаешься по забегаловкам, кабакам, квартирам.
   Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч. Эх, сделав человеку добро, добреешь к нему.
   Сделав зло - ненавидишь.
   Л е н я /укоризненно/. Николай Васильевич!.. Ну а это к чему? Кого это вы
   успели возненавидеть? Вот уж на вас не подумаешь.
   Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч. Все было.
   П е т я. Все. Плохое, какое только можно себе вообразить, у всех было! Насчет
   хорошего - большая напряженка. Мы целиком и полностью деморализованный народ.
   Сами наши инстинкты вывернуты наизнанку, они уже не подсказывают, что такое
   хорошо и что такое плохо. В загадочной русской душе давным-давно ничего загадочного
   нет. Глупость и одичание - ничего более.
  
   С ц е н а в ч е т в е р т о й к в а р т и р е
  
   Однокомнатная квартирка. Очень чисто и уютно. Глава сидит
   перед телевизором, хозяйка то исчезает в кухню, то показывает-
   ся вновь, сын сидит за столом.
  
   С ы н. Папа, сколько было Пунических войн?
   О т е ц. Ни одной не помню /смеется, довольный шуткой/
   С ы н. Три. А один из притоков Амазонки - семь букв...
   Мать. Через пять минут будет готово. Мойте руки. И есть только в кухне!
   С ы н. Крепежный болт, замурованный в кладку?
   О т е ц. Анкерный!
   С ы н. Кирпичный столб, служащий опорой здания?
   О т е ц /быстрее прежнего/. Пилон!
   Мать. Слышали, что я сказала? Мойте руки и идите есть, пока свеженькое.
   О т е ц. Пока пар не сошел...
   С ы н. Мама! Папа не знает истории, биологии, географии, зато про стройку - все!
   О т е ц. Еще бы. Она у меня в печенке сидит. Она-то все остальное и отшибла.
   Мать. А как ты думал иметь семью?
   О т е ц. А вот эта семья меня теперь в большой мир и возвращает. Так сколько
   этих войн было?..
  
   С ц е н а в п я т о й к в а р т и р е.
  
   Е л е н а. Живу одна да одна. Месячные уже год как прекратились. Скоро на пенсию,
   и что если заболею, то кто меня досмотрит? Ах, если бы можно было погрузиться в
   горячую ванну и растаять как кусок соли или сахара. Или раствориться в воздухе.
   Исчезнуть без боли и сожаления. Умирать человек должен постепенно, и умереть
   тогда, когда сделается почти мертв. Но мне надоело, у меня нет сил... Все время
   чего-то жду, жду. Понимаю, что ждать давным-давно нечего, но разве натуру можно
   изменить? Она должна получать положенное. И не получает. И ждет... И ждет...
   /Горько плачет/. Плохо. Ой, почему мне сегодня так плохо?
  
   С ц е н а в ш е с т о й к в а р т и р е
  
   Однокомнатная квартира. Запущена до предела. Полы до того
   засалены, что лопатой или скребком надо чистить. За столом
   посреди комнаты трое запущенных мужчин неопределенного возраста.
   На столе бутылка водки, стаканы, кусок хлеба, луковица и нож.
  
   К е р я. А я говорю, без причины ничего не бывает: если ты не виновен, то никто
   никогда тебя не тронет.
   Р е п а. Да Петро вообще к той заварухе никакого отношения не имел. После второй
   смены они выпили с Ганусом по бутылке вина, сидели на лавочке на автобусной
   остановке, чтобы домой ехать. Вдруг заварушка. Петро одному говорит: "Отключи
   горелку, а то весь паром выйдешь". Тот к нему и повернулся: "Отключить? Щас
   отключу". Бах ножом - и прямо в сердце. Где здесь вина?
   К е р я. Не лезь не в свое дело.
   Р е п а. Тот бес был вообще без памяти и всех подряд оскорблял. Там девчонки
   молоденькие стояли, он и на них орал.
   К е р я. А все равно не лезь, не твое это дело.
   Б а б о н. Да ладно вам. При чем тут виноват - не виноват. Конечно, если по правде, то не виноват. Виноват знаете кто?..
   К е р я и Р е п а. Кто?
   Б а б о н. Водка! И ничего здесь не поделаешь. А почему не поделаешь?.. Потому
   что всегда - в любом случае! - лучше перепить, чем недопить. Прав я? Бывает
   хорошо, когда не допьешь?.. Лучше вообще не пить, чем недопить. Все равно что
   влезть на бабу и не кончить. Так в природе устроено: начал дело - кончай смело.
  
   Весело гогочут.
  
   Р е п а. Не, а кроме шуток, человек все-таки царь зверей. Стою я раз на одном
   полустаночке, водку пью из баночки, передо мной кружок колбасы, отрезаю по
   кусочку ножичком, дело было на свежем воздухе, шкорки бросаю не глядя в траву
   через барьерчик. Вдруг посмотрел: обезьяна! Мать честная, откуда ты в тайге
   взялась? Ну скоро понял, что от поезда отстала. Иди, иди, говорю, сюда. Накормил
   колбасой, пряник купил. Мужички нас окружили, пошли в поселок, в каком-то доме
   загуляли. А давайте, говорят, и макаке нальем. Дали ей красного сладкого вина.
   О! Что с ней сделалось. Как начала она по комнатам носиться. Со стола на окно,
   с окна на абажур, с абажура на сервант. Занавески, светильники, посуда - все
   летит на пол. Как-то и не до смеха стало. Окосела, сучка, и никто не знает,
   что с ней делать. Ну поймали в конце концов, а что дальше?.. /Пауза/. Придумали.
   Влили ей насильно в глотку уже почти целый стакан водки. К утру загнулась наша
   обезьянка. Отвеселилась. Ну, думаю, если б мне быть обезьяной, то это уж
   сколько раз пришлось помереть?
   К е р я. Фуй! Я так с котами сделал. Орут и орут под окном. Не так обидно было
   бы если б к моей кошке они ходили, а то к соседской. Выйду на крыльцо, пугану,
   а через пять минут концерт продолжается. Ну мне посоветовали: налей в банку
   валерьянки, выставь на ночь, утром все они у тебя в огороде будут валяться.
   Так и сделал. С вечера они покричали, потом спал хорошо. Утром смотрю, там, там,
   там они валяются. Один как дохлый, другой шевелится... Собрал в мешок, завязал
   на узел, кинул в люльку мотоцикла, поехал на озеро и бросил их с обрыва ракам...
  
   Во время разговоров каждый из собутыльников, соблюдая достоинство, наливает себе из бутылки и тянет, степенно закусывая
   хлебом. Однако напиток кончается. Бабон пробует себе налить, а
   из бутылки лишь капает. Это делает его несчастным.
  
   Б а б о н. Сука она!
   Р е п а. Кто?
   Б а б о н. Кларка. Сдохла, а я тут мучаюсь. Это она специально. Ей операцию предлагали. Говорили, если не сделаешь, через два месяца к нам опять попадешь. Не согласилась. Сука, гадина... Сделала мне, так сделала.
   Р е п а. Да все они, сучки, мстительные, подохнуть готовы, лишь бы нам нагадить! Впрочем, мы не лучше. /поет/
  
   Будь проклята ты , Колыма,
   Что названа чудной планетой,
   Сойдешь поневоле туда,
   Оттуда возврата уж нету
  
   Керя и Бабон подхватывают. Все трое поют песню до конца,
   причем, к концу получается вдохновенно.
  
   К е р я. Мы так мы! Выдали. А про нас уж и сказок никто не напишет, и песен
   не споет...
  
   Д Е Й С Т В И Е В Т О Р О Е
  
   Поздний вечер. Сцена - светящийся поселок, в небе вместо
   луны большой телеэкран, окна в домах или темные или светятся
   голубым светом.
  
   В телевизоре.
   В е д у щ и й. Много говорят о недолговечности рокпевиц. Наташа, твое
   ощущение себя: ты пришла надолго? Вообще, как тебе видится твое будущее?
   П е в и ц а. О будущем совсем не думаю.
   В е д у щ и й. Ну а если приснится плохой сон. Если вдруг заболела
   и внезапно поднялась высокая температура. На какое-то время не может
   не сделаться страшно за будущее. Волей-неволей хоть на минутку о нем задумаешься.
   П е в и ц а /смеется победительно/. Ах, да! Бывает. Но все это быстро и бесследно проходит.
   В е д у щ и й. Женщина сильная - женщина слабая. Мужчина сильный - мужчина
   слабый. Сам по себе такой расклад не вызывает у тебя возражений?
   П е в и ц а. Все нормально. Так и есть.
   В е д у щ и й. Ты, Наташа, женщина сильная или слабая?
   П е в и ц а. К сожалению, сильная. В каждом из нас есть и женщина и мужчина. Во
   мне мужчина сильнее женщины. Я ничего не люблю переделывать, никогда ни в чем не
   раскаиваюсь. Что сделано, то сделано. И дальше вперед!
   В е д у щ и й. О будущем не думаешь и тем не менее вперед и только вперед.
   П е в и ц а. Я о будущем не вздыхаю. Не маюсь, как бывало моя мама. Ой, что же
   с нами будет? Ой, хоть бы не было еще хуже, чем теперь... А так у меня на будущее есть планы. Ради этих планов я и живу. Как раз поэтому я и считаю себя сильной: задумала - осуществила, еще задумала - еще осуществила...
   Г о л о с н а д п о с е л к о м. Вот сучка. Сильная она. Да еще и к сожалению.
   Мужик в ней сильнее бабы. Это ж надо такое придумать! Мужик он и есть мужик, а
   баба - баба. Даже если баба будет в два раза больше, мужик ее все равно поколотит.
   Это вот ей дым в глаза вдарил, бабки дурные сами в руки плывут - она и мелет...
   В т о р о й г о л о с. В самом деле, какая-то пигалица, ничего абсолютно из
   себя не представляет. Ни голоса, ни красоты, что называется, ни кожи ни рожи,
   умишка совсем чуть-чуть, а пожалуйста, вся страна развесила уши и слушает:
   никуда не денешься.
   Е щ е г о л о с. А ты бы что-нибудь новое сказал?
   В т о р о й г о л о с. Да нет, не сказал бы.
   Г о л о с е щ е. То-то...
   В т о р о й г о л о с /злобно, даже яростно/. Так ведь я и не лезу! Я вкалываю,
   после работы потихоньку спиваюсь, да и все.
   Г о л о с е щ е. Оно правда.
   П е р в ы й г о л о с. Нет, люди! Она все же трудится, чтоб обратить на себя
   внимание. А сколько там наверху прихлебателей, трутней самых
   настоящих... Вот кто враги так враги.
   Ч е т в е р т ы й г о л о с. Да спасибо надо сказать, что нам, дуракам, хоть
   это показывают. Чего б мы делали без телевизора да электричества?
   О ж и в л е н ы е г о л о с а.
   - Детей бы делали.
   - Шерсть пряли.
   - В вечернюю школу ходили.
   - В клуб, то есть в избу какую-нибудь большую ходили девок молодых при
   лучине щупать.
   П е р в ы й г о л о с. Прогресс! Против прогресса не попрешь. Никто теперь
   при свечах да керосиновых лампах сидеть не хочет.
   В т о р о й г о л о с. А я пожалуй бы и согласился. Высиживаешь перед этим
   телевизором как нищий чего-нибудь интересного, а оно на деле каждый день одно и
   то же повторяется: стрельба, негры белые и черные в клипах скачут, скачут -
   только что не дрочат...То бы на рыбалку, на охоту выбирался, а так лень, ломота.
   Т р е т и й г о л о с. Нет, другой раз и правда как нищий ждешь чего-нибудь
   интересного. Особенно эти клипы ненавижу. Чего только не вытворяют.
   Ч е т в е р т ы й г о л о с. Кто за телек, а кто против?
   Г о л о с а.
   - За телек.
   - За телек и чтоб побольше денег и открылся кинотеатр, и кроме того в
   ресторан иногда ходить.
   - Надо для стариков отдельный канал, и для молодежи отдельный.
   - Надо летом, чтобы на природе больше бывать, вообще телевидение отключить.
   П е р в ы й г о л о с. Вот правильное предложение. В Австралии эти самые
   боригены на несколько месяцев уходят в леса и кормятся там разными кореньями,
   червячками, рыбками.
   Г о л о с а.
   - Ну приехали! Червячков нам только и не хватало. А кто нефть качать здесь
   будет?
   Ж е н с к и й г о л о с. А что это здесь за разговоры про женщин. Конечно
   женщина сильнее мужчины! Даже и сравнения никакого быть не может.
   В т о р о й ж е н с к и й г о л о с. Ни сравнений, ни сомнений никаких быть не
   может!
   Т р е т и й ж е н с к и й г о л о с. Женщины честные. Они стараются, чтоб
   в семье мир был. А мужчина как только увидел, что женщина связана детьми и
   хозяйством, так начинаются капризы, пьянство. Ему, видите ли, отдыха никакого.
   Женщине хочешь не хочешь приходится все брать на себя. Сплошь семьи только на
   женщинах и держатся...
  
   В телевизоре
  
   В е д у щ и й. Талант - он в глубине человека? Внешне талантливые отличаются от
   обыкновенных?
   П и с а т е л ь н и ц а. Талантливого вижу с первого взгляда. Бывает, правда,
   ясно, что очень умный и талантливый, но работает только на себя. Это талант со
   знаком минус.
   В е д у щ и й. Талантливый человек и хороший парень - одно и то же?
   П и с а т е л ь н и ц а. Нет. Шукшин, Тарковский - разве можно сказать, что они
   были хорошими парнями? Совсем другой мерой они себя мерили.
   М я г к и й г о л о с и н т е л и г е н т а. Все вроде правильно. Только
   насчет первого взгляда ложь. Не всегда, далеко не всегда видно дурак перед
   тобой или умный.
  
   В телевизоре.
  
   В е д у щ а я. А сейчас перед вами выступит замечательная наша певица, лауреат
   многих международных конкурсов, любимица народа Маша Распутина.
   Д е т с к и й г о л о с. Мама, мама, Распутина сейчас будет.
   М у ж с к о й г о л о с. Проститутка.
   Ж е н с к и й г о л о с /восторженно/. Да она же голая. А фигурка, ножки...
   Д е т с к и й г о л о с. А кто главней, фотомодель, певица или проститутка?
   М у ж с к о й г о л о с. Ха-ха-ха... Да это одно и то же.
   Ж е н с к и й г о л о с. Катюша, кто тебя такому учит? Певица - это одно, она
   людям радость приносит. Фотомодель - красоте учит. А то что ты третьим
   назвала, нехорошо, девочки об этом думать не должны.
   М у ж с к о й г о л о с. Теперь, Катюша, рыночные отношения. Есть
   спрос на радость - пожалуйста вам. На красоту - сколько угодно. Удовольствие -
   этого хоть до бесчувствия... Тетя Маша Распутина на всех направлениях успевает
   работать. Если по справедливости, так открутить бы ей башку и выбросить.
   Г о л о с. Демократка.
   Г о л о с. Всем бы этим демократам башку открутить и выбросить. Жили люди как
   люди. Нате - демократия.
   Г о л о с. Ну коммунисты тоже суки, каких свет не видывал. Как вспомню все эти
   дурацкие партсобрания, субботники ленинские и всякие за того парня...
  
   Огни в окнах поселка гаснут. Лишь в одном остается не
   свет даже, а слабое мерцание.
  
   Г о л о с. Дочечка! Красавица моя ненаглядная. Лучше б меня бог взял. Не хочу
   я с тобой разлучаться. Какая мне жизнь без тебя?.. Как же я старалась, как
   болела вместе с тобой, радовалась вместе с тобой. Ничего у меня кроме тебя не
   было и быть не могло. И как же это так, что я живая, а ты вот лежишь неподвижно?
   Зачем это? За что?..
  
   Слышен далекий грозный гул. Начинается светопреставление:
   огонь в небе, огонь на земле, страшный ветер, земля трясется,
   раздаются ужасные неземные вопли и стоны.
  
  
   Д Е Й С Т В И Е Т Р Е Т Ь Е
  
   Сцена - вся от пола до потолка из обломков рухнувшей
   пятиэтажки, среди которых, в ужасных нишах, живые и
   и мертвые. Сквозь дым и пыль ничего почти не видно.
  
   Муж над раздавленной женой: - Милая, дорогая, ты ведь знаешь, как я тебя любил.
   Ну хочешь, скажи мне, что я мудак, скотина, что я злоумышленник, который сознательно не хочет тебя слушаться...
   Ф и л о с о ф, в котором вдруг в полную силу заговорил интеллект.
   - Предсказания Нотрадамуса - ночной кошмар гадалки, тревога мировой души,
   может быть. Но верить им нельзя. Гибель человечества, не погибшего от своих даже
   самых кошмарных внутренних распрей, может прийти со стороны - от эпидемии, из
   космоса.
   П р о с т о й г о л о с. Уже пришло: Земля раскалывается.
   Р а д и о г о л о с. Вчера, сообщают наши корреспонденты, в Грозном было относи-
   тельно спокойно. Отмечено тридцать три нападения на посты наших войск, три чело-
   века ранены, двое убиты.
   Р а д о с т н ы й г о л о с. Москва! Там все нормально. Это у нас обыкновенное
   землетрясение.
   Ф и л о с о ф. Ага! Три ранены, двое убиты, а на Западном фронте без перемен.
   И нас здесь неизвестно сколько убитых и недобитых, а тоже все нормально -
   обыкновенное землетрясение, что тут особенного, дело как бы привычное. Надо ж
   так свихнуться. Все нормально! Кто-то в зоне высокой сейсмической опасности
   построил пятиэтажные карточные домики из бетона и поселил в них на верную смерть
   людишек - нормально. Кто-то затеял с диким народом войну - нормально.
   Р а д и о г о л о с. ...Сегодня, в два часа пятнадцать минут ночи на Сахалине
   произошло землетрясение силою в шесть баллов. Эпицентр катастрофы пришелся на
   безлюдную местность северной части острова, однако пострадал рабочий поселок
   нефтяников, есть жертвы среди населения. На помощь пострадавшим высланы спасатели и государственная комиссия во главе с министром по чрезвычайным ситуациям.
   Местные власти принимают все необходимые меры по спасению пострадавших.
   Г о л о с а.
   - Ура! - Мама, мама! Потерпи пожалуйста. Нас освободят и тебя отвезут в реанимацию. Мамочка, терпи сколько можешь.
  
   По радио передают игривую песенку про любовь.
   Г о л о с. Теперь главное не паниковать и терпеть. Помните, товарищи, если не
   паниковать, без воды и еды можно продержаться долго. А пока попытаемся выбраться
  
   Двое копают с энтузиазмом. В других нишах не верят
   в спасение, лишь горюют над своими ранеными и по-
   гибшими. Заключенный в одной из пустот находит и
   воду и еду, и сразу же начинает заделывать то место,
   в которое должны попасть энтузиасты. Вдруг ему
   приходит в голову,
   что это могут быть спасатели. Начинает раскапывать,
   потом снова закапывать.
  
   П е р в ы й э н т у з и а с т. Слышишь? Да, да! Точно. К нам копают.
   В т о р о й э н т у з и а с т. Ничего не слышу. Проклятое радио. Что это они
   там развеселились? Песенки какие-то дурацкие... Как бы его выключить? Ага,
   замолчало. Теперь слышу. Точно, слышу. Давай, давай навстречу. Перестаньте
   ныть, помогайте, кто может /руками и ногами разбирают перед собой завал/.
   У м и р а ю щ а я Леночка, ну даже если ты выберешься, как будешь
   жить без нашей квартирки, без мебели, без вещей. Всю жизнь наживали, вся жизнь
   теперь насмарку...
   Д о ч ь. Мама, да лишь бы нам отсюда выбраться. Только бы на свет, остальное
   вернется...
   П е р в ы й э н т у з и а с т. Стоп! Давайте послушаем. Эй, да помогите же
   кто-нибудь, выключите эту проклятую музыку. Вроде бы ничего нет - перестали.
   В т о р о й э н т у з и а с т. Да.
   С п о к о й н ы й г о л о с. Сказали про помощь, и включили музыку. Жила бы
   страна родная, а вы ждите.../пауза/ Ну почему мы? Миллионы, многие миллионы люди как люди, а мы здесь как звери. Почему на нас это свалилось?..
   П е р в ы й э н т у з и а с т /истерически/. Мааал-чать!!!
  
   Слышен далекий гул.
  
   Н о в ы й г о л о с. Сейчас все замолчим.
  
   Земля дрожит, грохот, обвал. Долгая тишина.
   Полная темень.
  
   С л а б ы й г о л о с. А у меня жена всегда против, что бы я ни задумал.
   Какую-нибудь полочку для обуви делаю - она обязательно влезет, учить станет.
   Иногда до того обидно...Интересно, встретимся мы на том свете?
   Д р у г о й г о л о с /нормальный, даже будничный/. Землетрясения все очень
   разные. Шкала Рихтера фиксирует лишь силу удара. Но главное, сила ужаса. Все
   зависит от того, в какой местности тряханут эти шесть баллов. О, я много знаю о разных землетрясениях. Например, Лиссабонское в 1755-м году.
   Это случилось 1 ноября в день Всех Святых - великий католический праздник.
   Звонили колокола, утро было совершенно майское - теплое, тихое, с безоблачным
   синим небом. И вдруг примерно в 9 часов 45 минут послышался подземный рев,
   земля заколебалась. Некоторое время, показавшееся очевидцам вечностью, она
   вела себя как чудовищное взбесившееся животное. Когда толчки кончились,
   вместо улиц многолюдного Лиссабона тянулись гряды каменных куч, из которых
   торчали обломки стен и крыш. В пыльной, все более сгущавшейся мгле из стороны в сторону метались окровавленные люди.
   П е р в ы й /слабый/ г о л о с. Ой, что такое? Дышать нечем. Это не пыль...
   Это же дым!
   В т о р о й /будничный/ г о л о с. Огонь появился часа через три после начала
   катастрофы одновременно в разных местах. И в мгновение ока город превратился в
   яростный факел, так как и ветер вдруг засвистел. Люди побежали к морю, раз земля стала против них. И вот что ожидало собравшихся на мраморной набережной.
   Море внезапно ушло, увлекая за собой суда и лодки, далеко оголив дно,
   покрытое водорослями и обломками. И вдруг с быстротой несущейся во весь опор
   лошади вернулось вновь, гигантская волна взметнулась и обрушилась на нижнюю
   часть города. Несколько раз уходило и возвращалось море и когда наконец вошло
   в свои берега, не было ни набережной с толпой на ней, ни нижних городских улиц.
   Т р е т и й г о л о с /с натугой, явно пересиливая боль/. А почему вы так
   хорошо знакомы с историей землетрясений? Похоже, вы бывалый человек.
   В т о р о й г о л о с. О! И в автомобильной, и в железнодорожной катастрофе
   бывал, в горной страшной реке кувыркаться приходилось. А смерч в Новой Хобзе!
   В каком же году это было? В восемьдесят четвертом?.. Стоп! В восемьдесят
   четвертом еще ни о каких катастрофах, бунтах в наших газетах не писали. Да, это было в начале перестройки, а катастрофа в Хобзе первая, о которой сообщили в газетах, по радио и телевидению. Смерч, образовавшийся в Черном море, выкрутился на сушу, прошел с полкилометра по руслу речки, обрушился и страшная лавина воды хлынула обратно в море и смела вместе с собой туристскую палаточную автостоянку. Некоторые машины унесло в море аж на два километра от берега. Ужас был страшный.
  
   Появление кота.
  
   Г о л о с. А что, собственно, теряется погибающими людьми? Я, например, все
   лучшее давно уже потерял. Силу и молодость, маму, дочке не нужен, с женой давно врозь. Если подумать, ничего хорошего меня не ждет, я даже не уверен, что чего-нибудь по-настоящему хочу...
   Е щ е г о л о с /истерически/. А что приобретешь!? То-то...
  
   Слышен грозный приближающийся гул. Грохот. Мрак.
  
   Д Е Й С Т В И Е Ч Е Т В Е Р Т О Е
  
   С ц е н а п е р в а я.
  
   Тюремная камера размером пять на три метров. Нары шириной в
   два метра от стенки до стенки. В метровом проходе параша у
   входа да столик у окна. На голых, отполированных до блеска
   деревянных нарах лежат семь личностей. Полутьма.
  
   У г о л о в н и к В а с я. ...Крепкая, сучка, не дай бог! До последнего момента тянула. Гуляли всю ночь. Уж светать начало, мы наконец легли. Ну как положено закричала она, лопнула, я приехал быстренько. Лежим тихо, вдруг она говорит: " Мне кажется, что он у меня там остался. Принеси полный стакан водки". Вот крест святой! Чтоб мне зрение потерять и руки отсохли, тогда же подумал: "Э, да ты та еще штучка. Ты еще себя покажешь".
  
   На нарах слушают затаив дыхание. У уголовника Саши от внимания
   потекло из носа. Еще у одного чешется то в одном, то в другом
   месте. Уголовник Витя хрюкает.
  
   В и т я. И полный стакан ты ей принес?..
   В а с я. Да.
   В и т я. И она выпила?
   В а с я. Выпила! И даже закусывать не стало, снова лежит и в потолок смотрит.
   В и т я. Значит, алкоголичка попалась.
   В а с я /с сожалением/. Если б... Ни до того, ни после никогда она в рот не
   брала. На свадьбе, когда кричали нам "горько", чуть-чуть шампанского касалась.
   В и т я /хохочет/. Плохо ты ее отжарил, вот что я тебе скажу.
  
   На нарах все, кроме рассказчика и еще одного зека, возмущенно
   приподымаются, кричат: "Заткнись! Чего влез?.. Пусть рассказы-
   вает. Рассказывай! Рассказывай! У этого замухрышки ничего
   такого не было, он и лезет..."
  
   В а с я. Ну лежали мы лежали. А где ж, говорю, любовь? В чем дело? Молчит. Тогда я тоже стакан водки хлопнул. Как бы сровнялись. Ну после этого все пошло как надо. То есть, конечно же, не как надо. Пошло не как с невестой, а будто я ее где-то подцепил, привел на хату и стараюсь воспользоваться на все сто. Ну как во время холостой жизни с голодухи - чтоб руки-ноги от слабости задрожали и потом недели две об этом и думать не хотелось. С каким-то злом все это было. И так и дальше шло. Будто в чем-то виноват перед ней. Что ни сделаю, что не скажу - все не так. Тряпки она любила. Денег принесешь, добреет. Если пустой, рычит. И мы бы, хоть я ее и любил - очень уж красивая она, мы бы еще тогда с ней расстались. Но скоро я сел во второй раз. Полгода меня не было дома, она родила пацана, поэтому вернулся опять к ней же. Ну опять была как бы первая ночь. В эту нашу вторую первую ночь она по-другому, но очень даже силу свою показала. Дала раз, другой. Блаженствую и засыпать начал. Вдруг она говорит: "Все это время, и даже еще вчера я была с Мариком". Я уже давно знал, что Марик - Марк - ее первая любовь, что из-за него, чтоб насолить ему, она вышла за меня. Но я все-таки не думал, что они оба такие наглые. Только я у нее и спросил: "А пацан чей?" - "Твой". - "Но через Марика пропущенный?" Ничего не ответила, да оно и так все ясно. И тут бы мне ее и убить. И был такой момент. Ну все! Прощайте люди, прощай белый свет: убью, потом найду этого Марика и тоже грохну. Но как-то не смог даже пошевелиться. Это после лагеря показалось мне такой наглостью. Ну разные бывают истории. Сам я дурак, вечно куда-нибудь влезу. Но чтоб такое, и именно со мной. Не ожидал. И больше всего захотелось мне узнать, что же будет дальше.
   В и т я. Да, история. И ты ж такой видный парень. Хотел бы я посмотреть на этого Марика.
  
   На нарах вскакивает до сих пор неподвижно, но напряженно лежавший арестант.
  
   А р е с т а н т. Вы! Я из-за ваших дурацких историй заснуть не могу. Ну и что
   во всем этом такого? Жены любят тех, кто при них, вот и все. Не надо было за
   решетку попадать. Заткнитесь, я спать хочу.
  
   В камере возмущенный гвалт, преобладает классическое: "А ты
   кто такой?" Вдруг слышны металлические щелчки. В камере все
   мгновенно замолкают. Открывается окошко в двери. Глаза
   надзирателя долго наблюдают неподвижные тела на нарах. Дверца
   закрывается. Все еще некоторое время не шевелятся.
  
   В и т я. Умник, завтра с парашей пойдешь. И это еще не все, я обещаю.
   В с е. Васек! Давай, продолжай. Что там дальше было? Так и стерпел?..
   В а с я. Давайте спать. Он же теперь от нас далеко не уйдет. Вы чего, не знаете?
   Р а з н ы е г о л о с а.
   - А ты тихо.
   - Это ж Глушко был. Он хитрый. Ему лишь бы отбыть свое и скорей домой на огород. А если заварушка, рапорт надо писать, то да се...
   - Точно, Вася. Рассказывай. Чо спать. Так и жизнь можно проспать. Слышь, умник, не дай бог ты еще вякнешь!
  
   В а с я. Нет, ребята. Дело в том, что история получилась длинная. Уже на
   следующий меня увидела начальница жены. В общем эта начальница купила меня у
   моей жены. Директорша универмага. Ох и пожил я! В ресторане через день да каждый
   день. Я именно про это и хотел рассказать. Но это длинная история, завтра на
   полночи хватит.
   В с е. Рассказывай! А как с Мариком, с женой. Неужели не рассчитался?
   В а с я. Рассчитался. Завтра узнаете. Все!
  
   Долгая тишина.
  
   В и т я /как бы про себя/. Так-то оно так. А вот сейчас говорят, что дети начинают воспитываться еще в животе у матери. Ставят для них пластинки с Бетховеном или Шопеном и они слушают, чувствовать приучаются. А что же это за воспитание, когда каждый вечер вместо музыки Марик своим хером толкается и долбит... Что из него получится, а?
  
   Длинная тонкая фигура взлетает над нарами и с громким криком
   опускается на одного из лежащих. Борьба. Громкая ругань. В
   камеру врываются надзиратели, растаскивают и уводят двоих
   подравшихся. Оставшиеся лежат неподвижно так долго, что
   кажется будто наконец уснули. Это не так.
  
   А р е с т а н т К о л я н. Это ты виноват. Ну выйдут они из карцера. Ни тот, ни другой прощать не любят. Готовь жопу.
  
   На нарах шевелятся, подымают головы, ожидая ответа, но Умник
   молчит. И скоро слышится ровное дыхание уснувших. За окошком
   с намордником светлеет. С нар спускается Умник, идет к баку
   с водой, пьет из кружки на железной цепочке. Садится на краю
   нар, шепотом напевает куплет: "Соловьи, соловьи, не
   тревожьте солдат"... Еще один человек подымается с нар, сна-
   чала идет к параше, потом пьет воду. После этого садится
   рядом с Умником.
  
   Ч е л о в е к. Май, соловьи... А ребята эти всамделишные, шуток не любят.
   У м н и к. Да не боюсь я их. Через три дня будет год, как я умер. Слышал про
   землетрясение в Горске? Тогда для меня все и кончилось. Двое детей, жена, отец
   и мать еще не старые. Всех разом накрыло. Дочечку, одиннадцати лет умницу,
   спасатели помогли вытащить. Двое суток просидел я над ней, глаз не мог оторвать. Лобик, бровки, реснички, носик, ротик - выросла бы красивая. Потом сам не заметил, как задремал. Проснулся - нет моей Леночки. Украли.
   Ч е л о в е к. Я не пойму. Она раненая у тебя была?
   У м н и к. Погибшая.
   Ч е л о в е к. Зачем же мертвую красть?
   У м н и к. Чтоб компенсацию получить. Уцелевшим за каждого потерянного родственника полагалось пятьдесят миллионов.
   Ч е л о в е к. Так тебя обокрали...
   У м н и к. Ничего подобного у меня в голове не было. Я просто не мог расстаться
   с дочкой. Сидел возле нее, и все. Даже звери, когда теряют друга или подругу, не расстаются сразу, бывает, по несколько суток живой обнимает и греет мертвого. Это потом я все узнал. Как случилось у нас это, нагрянули в край бандиты. Кавказцы, азиаты, наши бродяги. Как на Клондайк, только не золото, а трупы добывать и сдавать за своих. И даже убивали живых. Мою дочь украли какие-то не совсем озверевшие. Чего стоило меня сонного оглушить и тоже сдать?
   Ч е л о в е к. За что ж ты сел?
   У м н и к. Мало ли за что беспризорному можно сесть. Не люблю я жизнь. Особенно, когда хлыщи рассказывают по ночам романчики...
  
   С ц е н а в т о р а я.
  
   Тесная комната в семейном общежитии. Ногу поставить некуда.
   Даже с потолка свисают какие-то тряпки./Если комнату очистить
   от всего, будет та же самая, которая в первой сцене, камера,
   лишь окно в два раза больше, начинаясь не в двух метрах от
   пола, а как обычно/. За столом у окна
   сидит болезненного вида мужчина, напротив него в высоком
   детском стульчике младенец, которому год с половиной, на
   двуспальной кровати женщина с очень большим животом. Напротив
   живота, вверху, над старым ковриком, увеличенная фотография
   четырех детей в возрасте от трех до четырнадцати. В комнату
   стучат и, не дожидаясь ответа, входит молодая женщина с
   белым батоном хлеба. Кладет его на стол перед мужчиной.
  
   М о л о д а я ж е н щ и н а. Ну как вы себя чувствуете, Алена Ивановна?
   Б е р е м е н а я. Ох, спасибо, Катенька! Старший мой сегодня что-то кашляет.
   К а т е н ь к а. Сын? Котик?
   Б е р е м е н а я. Хозяин. Курил бы, говорю, поменьше.
   К а т е н ь к а. Виктор Владимирович, жену вы сейчас должны слушаться беспрекословно. Ее сейчас огорчать нельзя. Будьте умницей. Ну, я пошла. В случае чего, бейте в стену. /Уходит/.
  
   Входит соседка пожилая с пакетом картошки и банкой огурцов.
   Молча кладет на стол, идет назад к двери и уже оттуда гово
   рит: "Вечером зайду". После пожилой соседки входит старушка.
   Эта ничего не принесла, но начинает в комнате уборку.
  
   Б е р е м е н а я. Да зачем вы? Не надо. Какая разница.
  
   Однако после долгой и тщательной уборки в комнате становится
   и светлей и просторно, и даже как-то менее безнадежно. После
   ухода старушки беременная и ее муж как бы побуждаемые чувст
   вом долга подымаются и тоже начинают что-то прибирать, перес
   тавлять. Потом муж уходит со словами: "Пошел. Авось что под-
   вернется". Женщина берет своего тихого ребенка в руки, ложит
   ся с ним на кровать, смотрит на фотографию своих погибших
   четверых.
  
   Ж е н щ и н а. Что я могу для вас? Только родить вот этого Митю. И еще и еще.
   Братиков и сестричек, чтобы когда мы с отцом умрем, они вас любили бы и помнили. Больше ничего я не могу. Если б не вы, мне незачем было бы жить. /Дальше, указывая пальцем то на одного, то на другого на фотографии, рассказывает полуторагодовалому ребенку, какими погибшие были умными и хорошими/.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"