Фильм об армии французского Сопротивления, стоицизме, жесткости, бескомпромиссности, холодности, рассудочности и героизме ее солдат - прост до чрезвычайности. С идеально выстроенными кадрами, обдающими зрителя ледяными спокойствием/ясностью. И анемичной музыкой с медленно разворачивающимся всю ленту протяжно-тоскливым адажио. Триллер в стиле cool. Это даже не виски со льдом. А сверхтекучая жидкость физики низких температур. Время 'Армии теней' - оккупация Франции 1942-1943. И это не время бомбежек, взрывов, минометных обстрелов, нацистских маршей, Холокоста или пафосных листовок 'за победу!'. Это "мирное" время. Время ночных улиц, застенков, тайн и молчания. Время подполья. Это время теней.
В метро курсируют электропоезда. По улицам Парижа и Марселя фланируют дамочки. На вокзалах толпы людей, которые вполне могут оказаться приезжими туристами или отъезжающими дачниками.Парикмахеры деловито и неспешно бреют бороды. Математики слушают классику. Бывшие летчики ходят в бары. Инженеры попадают в тюрьмы. Гестапо работает тоже очень деловито и весьма неспешно. Работу свою особенно не афишируя: все-таки не парикмахеры. В подземных переходах могут попросить открыть чемодан, показав его содержимое, нет ли чего там на черный рынок. Нет. Всего-навсего радиостанция. В театрах репетиции. В магазинах тайные сходки бойцов. На вокзалах трутся немцы. Они не провожают отъезжающих. Они встречают приезжающих. Досматривают, знаете ли, кое-кого. Жизнь кипит, бурлит и пенится. В лондонских кабаках английские солдаты прощаются с девушками. А в бункерах парижских городов немецкие солдаты развернули стрельбища.
На площадях назначаются встречи, с которых уводят под ручки в загородные милые домики душить полотенцами. Распознать, где свой, где чужой, почти невозможно. Потому что деловые люди решают свои проблемы на ясную голову. Безо всяких эмоций. И тайно. Брат ничего не должен знать о брате. В этом мире вообще не должно быть родственных связей. Иначе будет худо, и, в первую очередь, тебе же самому. Исторические обстоятельства проверяют игроков этой странной шахматной партии на вшивость. И каждый решает сам, что ему делать: бороться с врагом или просто жить своей жизнью. Никого не трогая. Никуда не вмешиваясь. Отказавшись от бессонных ночей, недомолвок и игр вслепую. От страха быть убитым, покалеченным, измученным, преданным. И, главное, от страха предать кого-либо. Выбрать такую жизнь можно, даже не прислуживая врагу. Просто не вмешиваясь в партию. Ее разыгрывают серьезные люди. "Нас, мол, еще там не хватало."
Филипп Жербье (Лино Вентура), его патрон Люк Жарди (Поль Мерис) и друзья-товарищи 'Ле Бизон', 'Ле Маск', Жан-Франсуа Жарди (Жан-Пьер Кассель) и Матильда (Симона Синьоре) в эту партию вступили. На стороне французского Сопротивления. Не потому, что им так сказали. А потому, что так было надо. В этой партии победителей нет. Одни проигравшие. А встать из-за стола с шахматной доской невозможно. Выход один - со щитом или на щите. Но вариант со щитом не катит: 1942-1943 год....Потому перестать играть можно только сдохнув ко всем чертям. От рук врагов. Или от рук своих же. За предательство, будь оно добровольным или вынужденным, не суть важно. В жизни нет ничего, кроме Дела. Кроме Игры. Правила ее неизменны. Но от этого не легче никому. Вечные дилеммы разрешаются одним только словом. Вся рефлексия остается тяжким грузом на сердце. На поверхность же выносятся готовые решения: задушить, ликвидировать, спасти, переправить к своим. Ничего лишнего. Так надо. И все тут.
Идеально выстроенный мир по немыслимо геометрически-точным чертежам. Свой/чужой. Правильно/не правильно. Предал/не предал. Черное/белое. "Убить нельзя помиловать" с обязательной запятой после первого слова. Безжалостный мир. Лишенный ярких красок. Выдержанный Мельвиллем в полутонах. Горько-печальных полутонах умирающей, издыхающей осени. Дожди, сумрак, холодное море, фары авто, плащи, шляпы, автоматы, смятые сигаретные пачки, бокал рома и постоянный бешенный сердечный бой в минуту опасности. Вся жизнь из таких вот минут опасности. Для мира изощренно скрученных, запутанных и просто разрубаемых гордиевых узлов этичных/неэтичных/несовсемэтичных поступков создана печальная нуаровая атмосфера. Тоже своеобразные правила игры, которых режиссер придерживается от начала фильма и до конца. Ни минуты не позволив себе сентиментального нытья, гуманистического пафоса и общечеловеческих рефлексий. Тем удивительней, что на экране перед тобой не машины, а люди. В которых, причем, гораздо больше тепла, чем в ком-либо. Несмотря даже на то, что они не совершают 'подвигов во имя', и очень часто вынуждены переступать через принципы этики. Их действия не запланированы режиссером-'гуманистом'. А запланированы чем-то иным. Тем, чего современный человек почти начисто лишен, к сожалению. Иначе, чем 'так было надо' эти высшие принципы не назовешь. Просто так надо. Правило стоиков.
Собрав всю свою волю в кулак герой Вентуры чеканит шаг по ночным мостовым, почти не меняя выражения своего лица. Что бы не случилось. Ему временами очень горько, даже бесконечно горько. Если судить по глазам. Умным, печальным глазам уже очень уставшего, но продолжающего свое почти безнадежное дело, солдата. Героизм, наверняка, бесполезен. За добрый, но не афишируемый даже среди друзей опасный поступок, грозящий впоследствии болью с обязательной смертью в конце, ярлык от товарищей - 'не ожидал такого от него' или 'предатель'. За материнские чувства - расстрел. Таковы здесь правила игры. И сколько угодно можно хвататься за голову, а дилеммы иначе все равно не решаются. Да, Матильда не хотела умирать. Но так было надо.