Близится новогодняя ночь. Люди во всём мире взбудоражены, возбуждены - все с нетерпением ждут самого яркого праздника года. Городские власти украшают улицы, телевизионщики запускают тематическую рекламу, включают в программу передач новогодние и рождественские фильмы, самые разные люди развешивают дома гирлянды и блестящую мишуру. Повсюду появляются ёлки, большие и маленькие, искусственные и настоящие, нарисованные или же просто импровизированные. В торговых центрах возникают удивительные фотозоны, и на каждом шагу теперь уже можно встретить разгуливающих в костюмах дедов Морозов мужчин и женщин всех возрастов.
Ну а самым частым становится один-единственный вопрос: 'Где отмечать?'. Иногда он разрастается до уточнений, иногда задаётся кому-то конкретному, иногда - самому себе, порой подразумевает место, а порой - людей, с кем. По поводу места тоже может быть всё разнообразно: от собственного дома до дома у друзей, от городской площади до какого-нибудь заведения, от загородного коттеджа до тропических стран. Но сам вопрос остаётся. И каждый год рождаются всё новые и новые варианты ответов, ограничиваемые лишь человеческой фантазией. Все хотят подарить себе сказку, что-то необычное и незабываемое, или же просто побаловать себя и близких.
А вот Сергей перестал задавать этот вопрос. Совсем. Последние несколько лет он не чувствовал ни тридцать первого декабря, ни первого января никакой сказки, никакого праздника. Возможно, правы те, кто считают новый год семейным торжеством. Наверное, долгая подготовка, великое таинство ночи и утренняя радость от того, что всё свершилось, дарят детям ощущение чуда и волшебства. Кажется, весь мир стремится в это время оживить сказку. А мы, взрослея, приравниваем саму ночь к самому рядовому празднику, игнорируем или откладываем до последнего процесс подготовки, мы убиваем в себе уже на стадии зародыша ощущение чуда. И всё, новогодняя ночь перестаёт быть самой собой.
Быть может, поэтому или же по какой-то иной причине Сергей не только перестал задавать этот вопрос, но ещё и начал отказываться от предложений друзей и знакомых отметить вместе новый год. В позапрошлом году он оказался в саму полночь на Дворцовой площади и не увидел ничего, кроме пьяной шумной толпы. За два года до этого были странные посиделки с неизвестной компанией. Ещё раньше - загородный домик с баней, шашлыком и гитарой. Но каждый раз всё сводилось к звону бокалов после двенадцати ударов курантов, а дальше - к обычному празднику. Новый год для Сергея перестал существовать. Вот и сегодня, после традиционного покерного вечера, когда друзья шумно собирались, считая выигрыш, помогая убирать посуду, раскладывая фишки по стопкам в чемоданчик, когда Лёха, душа компании, предложил всем собраться и снять коттедж за городом, Сергей пожал плечами и скромно ответил: 'Я - пас'. У него и выходных на неделю почти набралось, но он всё же отказался.
Через полчаса все разошлись. Кто-то поехал на машине, кто-то постарался успеть на метро, а Сергей решил пройтись пешком этой тихой ночью. Город утопал в украшениях, ослепляя голубыми огнями гирлянд и бескрайними улыбками прохожих. Пушистый белый снежок, чистый, как свадебное платье, укрыл улицы, любовно укутав их от мороза. Он хрустел под ногами совсем как в детстве, когда бегая в бурых шубках, в него падали с разбегу, а потом искали шапку с помпоном и оторвавшиеся от резинок перчатки, когда возвращались домой, ожидая получить выговор от мамы и экзекуцию веником от папы. Он хрустел как в дни каникул, когда устраивались снежные баталии между выстраиваемыми белыми стенами крепостей двух команд. Сергей остановился у одинокого фонарного столба и взглянул наверх: там, в лучах жёлтого света, медленно кружились лёгкие хлопья, похожие на пух после битвы на подушках в детском саду. Весь столб был обклеен рекламой. В основном, конечно, листовками с женскими силуэтами и именами над крупными цифрами телефонов. Но среди них затесалась и свеженькая бумажка:
'Новый год для Вашего ребёнка. Дед Мороз и Снегурочка'.
Сергей задрал голову и, закрыв глаза, стал ловить ртом снежинки. Как в детстве. Какие же всё-таки счастливые дети! У них есть все эти праздники, все эти радостные мелочи, невинные шалости, наивное веселье! А вот мы, взрослые, навсегда ушли из этого рая, вкусив горький плод древа познания, и ни одна дорога не приведёт нас обратно. Всё теперь уже не так, всё теперь пресно и искусственно. Сергей понял, что завидует детям, у которых есть это чувство новогоднего чуда. Он сунул руки в карманы куртки и побрёл по тротуару, разглядывая вывески и рекламу.
По дороге он зашёл в 'Теремок' перекусить и немного погреться. Улыбчивая девушка на кассе предложила горячий чай или медовуху к блинчику, но Сергей отказался, удовольствовавшись одним 'фермерским', и ушёл со своей тарелкой к столику напротив входа. В зале оказалось тепло, куртку можно было снять, но руки всё ещё не могли отогреться с мороза, и он растирал ладони, дыша на них, словно находясь ещё на улице. Рядом никого не было. Только на кассе молодые ребята заказывали себе большой обед. Открылась дверь, и внутрь неуверенно вошла пара. Нищего вида мужчина, явно бывший интеллигент, но изрядно потрёпанный и даже побитый жизнью. Он едва стоял на ногах, прижимаясь к стене и стыдясь своего нынешнего состояния. Мужчина дрожал то ли от холода, то ли от стыда, то ли от всего сразу. С ним была девушка лет семнадцати. Её можно было бы назвать даже красивой или хотя бы милой, но всё портил тот же отпечаток стыдливости и страха. И даже не грязные пятна на лице и не затёртые нестиранные старые вещи придавали ей жуткий вид. Её менял именно этот отпечаток, словно у бездомных животных, которые ожидают от людей только резких криков и болезненных пинков тяжёлыми ботинками в живот или ещё каких-нибудь издевательств, тот отпечаток, что заставлял сутулиться, вжиматься как-то внутрь, походя больше на средневекового калеку, чем на юную девушку. Она поймала взгляд Сергея и сначала опустила глаза, но потом набралась сил и подошла, оставив мужчину, годившегося ей в отцы, всё там же у стенки.
- Здравствуйте, - трусливо и как-то обиженно обратилась она. - А вы любите стихи?
Сергей положил в тарелку надкушенный блинчик, заметив, как бездонные серые глаза, чистые, как только что выпавший снег, как его недавние воспоминания о детстве, старались не смотреть на этот кусочек еды. Он даже прожевать сразу не смог и, обтерев руки салфеткой, ответил вопросом на вопрос:
- Ты кушать хочешь?
- Давайте я вам прочитаю стихи, и вы... - она почти умоляла, следя за тем, как Сергей поворачивается к сумке.
- Так, пойдём. - он встал, достав бумажник, бросил взгляд на мужчину и спросил, - что вы будете?
- Нет, нет! Давайте я вам сначала прочитаю! - её голос уже дрожал, - ну... пожалуйста...
- Идём, - твёрдо сказал Сергей и постарался улыбнуться, глядя ей в глаза.
- Спасибо, - едва слышно протянула девушка и подбежала к мужчине. Несколько секунд они шёпотом о чём-то говорили, и было похоже, что он отказывается, а она уговаривает пойти вместе к кассе. Сергей повернулся к ним и повторил своё предложение пройти к кассе вместе и выбрать что-нибудь. Девушка, всё так же вжимаясь в пол, последовала за ним, а её, по всей видимости, отец, стыдливо озираясь, держался чуть дальше.
- Ну, так что вы будете?
- Нам какую-нибудь булочку... небольшую... на двоих... если можно.
- Булочек здесь нет, - ответил, улыбнувшись, Сергей. - Здесь блины. Выбирайте, с какой начинкой - там всё написано.
Девушка оживилась ненадолго, но тут же потупила взгляд и прошептала:
- Какой-нибудь маленький... дешёвый. Что вы возьмёте.
Сергей пробежал взглядом знакомое меню и заказал два сытных блина с мясом и какими-то начинками и два чая. Кассирша, ухмыльнувшись, пробила чек и прокричала на кухню новый заказ. Девушка стояла, переводя взгляд с отца на Сергея и обратно, и по щекам у неё побежали слёзы. Страх, боль, благодарность, усталость, радость - всё смешалось в ней разом, губы её дрожали, не в силах ничего ответить. У Сергея в груди защемило, наблюдать такое было выше его сил.
- Приятного аппетита, - стараясь как можно мягче, произнёс он и, бросив короткий взгляд на смиренно опустившего голову мужчину, пошёл к своему столику за курткой.
- Спасибо, - послышался за его спиной сдавленный женский голос.
Сергей вышел на мороз, накинул капюшон и направился к дому. В его голове всё как-то спуталось, мысли и эмоции связались в странный клубок. Да, такому детству не позавидуешь. А эти люди, судя по всему, не так давно оказались в таком положении на улице. У любящей стихи девочки, может, ещё и было нормальное детство. Может. А может, и не было. Есть же дети, семьи которых не живут, а выживают. И, наверное, это даже страшнее, чем детские дома - в тех хотя бы какое-то подобие праздников есть, спонсоры ж, наверняка, помогают как-то. По крайней мере, хочется в это верить. А насколько тяжело родителям, одиноким матерям, видящим, как плохо и трудно детям, как их родной любимый ребёнок смотрит на других и мечтает - нет, не о празднике, - о другой жизни, насколько больно матерям, которые видят, но не в силах изменить ничего? А ведь сверху ещё давит осознание, что их могут лишить родительских прав. Что может быть хуже? Какой уж тут праздник, в самом деле.
Снег медленно кружился замысловатыми спиралями и падал, засыпая свежие следы, словно стараясь сохранить девственную чистоту белого платья улиц. У входа в метро стоял музыкант и играл на саксафоне знакомую мелодию. Сергей шёл мимо и невольно стал подпевать: 'День за днём, то теряя, то путая след, я иду в этот город, которого нет. Там для меня горит очаг...'. Он остановился, о чём-то задумался, а затем, улыбаясь какой-то своей мысли, вернулся обратно и, продолжая напевать, оставил музыканту новенькую банкноту. Песня звучала на улице и в голове, а Сергей всё шёл и шёл, преследуемый снегом и новой идеей.
Наутро он перерыл в сети множество сайтов и узнал о таких необычных и замечательных проектах, как детские деревни SOS, программа профилактики социального сиротства, фонд 'отказники' и т.д. Оказывается, в нашей стране есть огромное количество добрых и неравнодушных к чужим судьбам людей, а крупные компании берут шефство или сотрудничают с такими фондами. Среди прочего Сергей нашёл и письма оказавшихся в трудных ситуациях детей деду Морозу. А ведь эти дети ничем не отличаются от остальных - такие же простые, открытые, желающие быть похожими на детей вокруг, иметь такие же игрушки, быть равными другим детям. Они хотят играть и веселиться, и они тоже мечтают о празднике, тоже верят в чудо, только нуждаются в нём, пожалуй, чуть больше остальных. Вот, девочка Катя просит у деда Мороза куклу. А здесь мальчик Денис рассказывает, что хорошо себя вёл весь год, помогал маме, и сейчас просит у дорогого дедушки Мороза здоровья и счастья для всех вокруг, потому что болеть - это очень плохо. Ну а для себя он просит конструктор. Если, конечно, дедушке будет не сложно его достать. Письма, исписанные неровными цветными печатными буквами, письма с самыми разными, но такими обычными именами мелькали перед глазами Сергея. А вот ещё одно. Оно от мамы шестерых детей. В этой семье деньги уходят на лечение и тяжёлые операции, а собраться всем вместе едва ли удастся к новогодней ночи. Мама отдаёт всё, чтобы поддержать самое главное - здоровье своих детей. Но они тоже хотят подарки, они тоже хотят играть наравне со сверстниками. Сергей читал, а в его памяти вновь и вновь всплывали влажные глубокие серые глаза любящей стихи девушки. Он достал телефон и набрал номер.
- Алё, Андрюх, привет! Как жизнь? Спасибо, нормально. Да, да, хорошо. Ага. Слушай, я тебе вот по какому делу. Ты же на новогодние праздники дедом Морозом подрабатываешь? А можно у тебя костюмчик взять потаскать на время? Не, не на сам праздник - пораньше. Ну, может, потом ещё, на день-два. Нет, спасибо - я ж не зарабатывать, а так... есть одна идейка. О, ну здорово! Спасибо! Я тогда заеду к тебе завтра. Всё, до встречи!
Сергей отложил телефон и взялся за работу. Он любил чёткость и порядок во всём, поэтому сделал табличку в excel, куда стал вносить имена, адреса, пожелания по подаркам. На всех, конечно, не хватит, но отложенные по привычке на праздник деньги, похоже, нашли себе применение.
Новый год - это семейный праздник, это праздник детства, это праздник добрых чудес. Мы, взрослые, перестали его ценить, мы не радуемся уже ему, но лишь пытаемся искусственно повторить то, что было у нас когда-то давно, когда комнату наполняли мандариновые и хвойные запахи, когда всей семьёй смотрели добрые комедии, а вокруг мигали разноцветные лампочки гирлянд, когда выбегали на балкон посмотреть долгожданный фейерверк, а, вернувшись в комнату, расплывались в улыбке или радостно кричали, увидев свой подарок, когда все были вместе, когда несколько дней в доме постоянно слышался шелест конфетных обёрток, когда всей семьёй фотографировались на площади у красавицы-ёлки. Мы превратили новогоднее волшебство во что-то обыденное и потеряли для себя ощущение праздника. Но, если нам это теперь недоступно, может, хотя бы имеет смысл дарить это детям? Своим, чужим - не важно, они ведь все хотят играть и верить в чудеса. Каждый из нас для них может стать добрым волшебником.