Агаев Джафар Сейранович : другие произведения.

Кукла на проволоке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  

КУКЛА НА ПРОВОЛОКЕ

  
   О нем.
   Каждый прожитый день был по-своему интересен. Хотя начало его всегда предлагало одно и тоже с одним лишь изменением разным стечением обстоятельств и количеством людей принимавших в этом стечении участие. Он имел нудных и порой жестоких врагов, близких друзей которых как полагается, было очень мало. И множество разных знакомых плохих и хороших. Все это называл он частицей его окружающего мира, но это все, порою перевоплощало его в Зомби. Зовут пить он шел, зовут петь он шел, просили просто прийти, он приходил, всегда появлялся с одним лишь желанием, просто быть. Да, но вот только исчезал он слишком просто, исчезал, как только о нем забывали, как только ему начиналось казаться, что он уже не нужен. Это дурное чувство ненужности.

ГЛАВА 1

  -- Прошу всем встать, суд идет!
   Судья появился внезапно, как раз там, где и должен восседать. Садитесь, прозвучал голос судьи. Раздался чуть глуховатый грохот и все сели. По рядам пошел гул и шелест, который оборвал стук судейского молотка.
  -- Тише, тише, суд изучил дело и вынес приговор, который сейчас зачтется. - Судья замолк и замер, его глаза сделались большими, и он дико завопил:
  -- Но я не вижу! Я не вижу своего подсудимого! Опять бежал?
  -- Нет, нет, нет, нет. - В спокойном тембре проголосил зал, словно ритм слов отрицания, где-то поддерживал неслышимый звук метронома.
  -- Тогда я хочу видеть его, дайте же, покажите же мне его.
   Зал медленно стал утихать после того как две тени у весов гигантского размера, быстро подлетели к одной из ее чаш, которая заметно перевешивала другую и схватив содержимое, бросили к самому носу разгоряченного судьи. Судья подпрыгнул высоко в воздух и словно вратарь принял подачу. Подача из себя представляла, что то похожее на кокон шелкопряда, но только очень крупного размера. Судья тяжело дышал и поглаживая ладонью пойманный объект, тихо приговаривал:
  -- Вот он ты. На этот раз, никуда не денешься. - После чего он безразлично отбросил кокон в сторону, а тени быстро унесли его на место.
   На второй чаше весов, более крупной, лежала книга почти такой же гигантской величины, как и весы. Она была засыпана временем и большим слоем пыли. Зал стал посвистывать и шептать:
  -- Обложкой к судье, обложкой же к судье, обложкаюуууу.
   Хотя никто, ни народ, заполнивший этот зал до отказу своим присутствием, ни тени, мотавшиеся со стороны в сторону, ни сам судья не знали, какая сторона книги являлась обложкой и уж тем более никто не знал что в ней написано, и написано ли вообще в ней что-либо. Никто ничего не знал, но свято верил, что в ней, что-то есть. Ну, такое!
   Снова раздался хриплый, громкий голос судьи и зал умолк.
  -- Суд полагает, что за содеянное и очень весомое нарушение, которое зачитано, не будет. - Зал вдруг зааплодировал, заорал, загремел, засвистел:
  -- не бууудет, не бууудет.
   Судья корча лицо от шума торжествующей толпы забил молотком о стол, что постепенно привело к полной тишине. Чуть откашлявшись, он продолжил:
  -- Ну а теперь приговор.
   Чаша весов с лежащим в ней подсудимым стала медленно скрипеть и раскачиваться. Зал молчал и смотрел, чаша набирала ход и усиливала колебание. Скорлупа кокона лежащая на этой чаше обесцветилась и приняла образ мокрой и прозрачной пелены, в которой как будто бы двигалось что-то, скорее кто-то живой.
   Это был плод, еще не рожденный ребенок, но новорожденный уже скоро. Он бился в надежде разорвать эту пелену, и открывал рот, словно о чем-то кричал, что-то просил, на кого-то злился.
  -- И чего он хочет? - Спросил судья у своего первого советчика, чья тень маялась не далеко от судейского стола:
  -- Видимо, беззвучный плач. - Много значительно ответила тень советчик и отплыла в сторону ожидая какой ни будь реакции со стороны судьи, но ничего не произошло. Кроме того, что тени исполнявшие роли писарей, застрочили своими большими гусиными перьями, бубня себе под нос:
  -- Без - зву - чный пла-а-ч.
   Перья были отложены и судья, немного успокоившись, продолжил:
  -- Я вижу, я чувствую, как он трепещет, поверьте, он заслуживает одной лишь жалости, он дрожит, но его трусливый страх беспомощен перед неизменным грядущим. Верьте мне и бойтесь меня, перед вами я, перед вами закон, а закон сильнее всего живого.
   Весы раскачивались все сильнее и сильнее от такого рода беззвучного крика плоти.
  -- Читайте же, читайте приговор, - советовали тени подплывающие все ближе и ближе к уже теряющемуся судье.
   Зал волновался, напряженная обстановка усиливала свое влияние на людей и эти волнения постепенно переросли в дурную истерику. Весы тряслись, а зал монотонно орал одну и ту же фразу с неразборчивым началом и с совершенным отсутствием конца:
  -- астоновиегастоновиегастоновиегасто...
   Постепенно все переросло в сумасшествие и дерганее. Все о том же шепотом просили не на шутку беспокоящиеся тени:
  -- Читайте, читайте, - они подлетали к судье со всех сторон, кружились вокруг него и продолжали молить о зачтении приговора. Пленка за которой находился младенец, стала потрескиваться и разрываться.
  -- Скорее, скорее, нужно, уже надо, - орали обезумевшие со страху тени:
  -- Астоновиегастоновиегастон...стон. - Крик, стон, взрыв и вдруг ветер, все вокруг посыпалось, затрескалось, разорвалось и стало рушатся.
   Из книги вылетали серые листы, которые тут же хватали самые преданные тени и вбивали обратно, уже забыв о понятии по очередности страниц.
  -- Что с законом, что происходит с законом? - Дико кричал судья. Он задыхался от собственного пота, захлебывался в собственном соку, язык его полез изо рта словно ядовитый змей с безумными глазами, он пополз страшной гадюкою к младенцу, зубы его превратились в тонкие и ярко сверкающие иглы. Длинные и белые волосы судьи выпрыгивали из головы и ползали по залу, словно слепые котята то и дело наползая на кого-то и выползая из кого-то.
  -- Ты, заключен в себя! - На последнем дыхании, промолвил умирающий судья. Весы рухнули, книга рассыпалась, и раздался громкий плач новорожденного ребенка.
  -- АААААААААААА....
   Севиюс глубоко и быстро дышал, открыл глаза, но не мог пошевелиться. Он не чувствовал ни рук ни ног. Все онемело. Видимо в течение какого-то времени, кровь не поступала в эти части тела. Воспользовавшись головою, он свалил руки с колен, и те повисли, шатаясь в разные стороны. От резкого прилива крови, руки зудели и через некоторое время состояние почти полного онемения стало проходить и даже получилось шевелить пальцами рук. Пришла очередь ног, резко выпрямив их он закинул голову, закрыл глаза и скорчился от боли.
   Заключен в себя, заключен в себя, - маятником болталось в голове.
   Через некоторое время общее состояние тела нормализовалось и он провел рукой по лицу, открыл глаза и удивленно взглянув под себя:
  -- телевизор?
   И он уже давно не спрашивал себя как?, хотя действительно для такого чистого и приятного утра это казалось чем-то бредовым, а если учесть приснившийся сон, то это было вполне нормальным, уснуть на телевизоре.
   Севиюс спрыгнул, с телевизора на пол и чуть пошатнувшись, ухватился за стол, затем резким поворотом вправо, придвинул его к дивану, который эту ночь так и не принял в свои объятия хозяина. Это резкое и не понятное с первого взгляда движение, на самом деле легко объяснялось. В записке лежавшей на столе говорилось о том, что завтрак должен находиться на этом же столе, а рядом располагающаяся пустая тарелка, намекала на то что, кто-то уже позавтракал. Но так как в доме никого не было, кроме спящего человека на телевизоре и кота валяющегося под столом то нетрудно было догадаться, кто завтракал. Подозреваемый легко себя выдал, он промочил свои лапы в разлитом кофе и судя по отпечаткам на скатерти направился ни как иначе, как со стола на диван, где лежала еще одна улика, издающая очень неприятный запах, рекламирующий весьма качественный пищеварительный процесс происходящий в желудке уже не подозреваемого а обвиняемого, имя которого Ток.
  -- Вот это я называю расслобухой, - катаясь по полу и растягиваясь со стороны в сторону, думал насытившийся двумя сосисками кот. Ему лень было открывать глаза, но открыть их все же пришлось.
  -- Доброе утро Ток, - ласковым колокольчиком прозвучал в кошачьем полусне голос хозяина. В ответ Ток широко зевнул.
  -- Сегодняшнее утро у тебя, как никогда доброе, правда?
   Хозяин продолжал ласково поглаживать свое домашнее животное по мягкой и глаткой шерстке. А домашнее животное в свою очередь постепенно стало понимать о чем все таки идет речь и судя по всему, сразу же собралось куда-то уходить. Но уйти не удалось вместо этого он почувствовал весьма не приятный толчок, странноватое, стремительное возвышение и наконец ласковый ветерок закончившийся ужасным, громким хлопком в голове.
  -- Это надо же такую скотину воспитать, а? - недовольно буркнул Севиюс, взглянув в сторону пролетевшего две комнаты кота. - Ты меня понял. - Добавил Севиюс.
  -- Жестокий тиран - размышлял уже об этом всем умывающийся кот с таким видом, как будто ничего и не было. Ток решил отправиться на прогулку в соседский двор к одной из самых симпатичных четырехпалых и пушистохвостых девчонок:
  -- Ну, вот и оставайся один, наглый пур-пур. (в переводе с кошачьего, недостойный внимания) - этим он и закончил свою мысль. Недовольно муркая (с кошачьего как, жизнь дрянь), он вышел из дома вон.
   Они давно уже привыкли друг к другу и поэтому никогда не держали в сердце зла и быстро забывали обиды.
   Допив жутко черный и к тому же холодный чай и доев заварку, Севиюс тяжело свалился на стул и решил принять первую на сегодняшний день дозу никотина, так называемую утреннюю. Странные сны, дурные мысли, выводили его и окружающих из себя. Листая страницы никем еще не читаной книги, он хмуро смотрел в нее и делил буквы в словах на гласные и согласные. Или это привычка, или просто так надо было, разделить все на двое, на нужное и не нужное. Но к сожалению, как он только не старался одно без другого, не имело смысла, не связывалось, ни как не укладывалось в голове. Занимаясь этим почти бездельем, Севиюсу вдруг захотелось куда ни будь уйти. Давление стен, растущее с немыслимой скоростью, ударило в голову, заставив его вскочить и сейчас же начать собираться к очередному выходу на люди.
  

ГЛАВА 2

  
   Вхожу в жизнь приятных людей,
   Как входит ужас в детские сны,
   Телефонный звонок, он идет к тебе.
   К тебе надвигается чума.
  
   Вот так, мы и живем,
   Молчим, когда смеются над нами,
   Мы молчим, и будем молчать!
  
   Все в этом мире является приходящим и уходящим для чего-то или к чему-то. Утро приходит к вечеру, а вечер, минуя странные ночные шутки, подходит к утру. И каждый шаг по мокрому асфальту проделанный Севиюсом обязательно подавал, какие то идеи на наступивший день, идеи которые нужно было еще и уловить. Громадное желание хоть как-то прочесть мысли серого асфальта, не приводило ни к чему. Не возможно! Все нужное и достойное текущего дня, появлялось как-то само собой. Непоправимо незаметно.
  
   Вопрос, ты что без настроения?
   Без настроения, простого шута.
   Мне хочется собрать все звезды с неба,
   Свет иногда, достает.
  
   Очередные попытки что понять, к ним он уже привык, но так и не научился, не принимать их близко к сердцу. А сердце в свою очередь отвечало на это тем, что оставляло на себе большие и глубокие рубцы, которые были не безразличны лишь докторам.
   Менялся его город, как сильно и быстро менялся он. Все уже давно подстроились под новую волну текущей жизни, но приемник Севиюса не хотел отрываться от своей старой, такой близкой и родной волны. Порой, теряя ее он долго искал, вдруг находил и тут же возвращался к своему прежнему состоянию. Оно ему нравилось, хотя и не всегда хватало того, что она была ему просто нужна.
   Болтаясь часами, по пустым улицам и игнорируя, грязь и слякоть он вдруг находил себя сидящим в парке окруженным желтыми и мокрыми листьями. Деревья величественно кланялись своими верхушками. Игра ветра, все та же игра, такая же холодная, такая же невидимая, невесть откуда бравшаяся, такая же как и он сам.
   Ломая спички в руках и считая сигареты в пачке, он молча искал рифмы всему тому, что приходило в голову, играл словами и улыбался от удовольствия на тему вышедших наиболее интересных предложений и даже четверостиший.
   Хоть и носил с собой ручку и исписанный блокнот он всегда знал, что записать мысль очень сложно, но самое важное должно записываться всегда вовремя, ведь все сочиненное исчезает так же быстро как появляется.
   Иногда Севиюс вспоминал обязательно приходящих, или под самое утро или под самой луной.
   Кто? Звезды? Почему его? Зачем тянут? Позже из Севиюса извлекались стон, переходящий в хрип, а затем и в крик, который безжалостно отбирал большое количество жизненной энергии такое, что не оставалось сил стоять на ногах, и он падал, обхватив голову руками. Падал как буд-то бы навсегда.
   Сколько это продолжалось, Севиюс уже не знал, сколько будет продолжаться, ему уже было безразлично, только потому, что на эти вопросы он находил один ответ:
  -- Я не знаю.
   То чем он занимался, чему он отдавал большое количество времени, было для него единственным спасательным кругом, единственным, возможным вариантом выплеска ночных эмоций и сонных дневных мыслей.
   Звук струн гитары, укладывал и держал в голове определенный порядок. Стихи и песни, написанные им, четверть которых никому не спеты, четверть даже не заучены и еще четверть просто не имела никакого смысла и рано или поздно предавалось огню. А остальное все на кассетах. Слушал он свой голос на пленке крайне редко, хотя когда приходилось или просто хотелось, то могло продолжаться очень долго. Уже был снова готов материал для очередного мира, который тоже будет уложен в кассету, и задвинут в шкаф. А позже просто, куда-нибудь дет или кому-нибудь отдан, что происходило чаще всего. Привычное отсутствие денег не позволяло постоянного приобретения пустых кассет для себя. Хотя вполне возможно, что дело совсем не в деньгах, а в ненадобности, просто не хочется.
   Все, все знали, молчали, шептались, кричали о странностях его мировоззрения, а что было еще хуже, так это смех, это было больше всего обидней и являлось самой крупной причиной опускать руки. Правда, не на долго, а до первого сумасшедшего давления какой-нибудь пусть даже не ясной, туманной, скрытой от него самого и уж тем более от других, очень нужной молчаливой любви. Он уже не хотел выделяться в толпе, это уже не нравилось ему, но его странность, что означало оригинальность, не просто выделяла его, а выбивала даже из собственной колеи. И если говорить о последствиях, то они всегда были разными.
   И никто из окружающих будь то свой, или чужой не могли понять, просто не хотели верить своим догадкам, что он это образ жизни, который не стоит перенимать. Мышление так же сам способ этого мышления, желания, восприятия окружающего мира, как живого так и не живого, вопросы которые ему приходилось задавать только самому себе, все это могло принадлежать только ему одному, потому что на любой из его вопросов они отвечали бы просто:
  -- Ненормальный.
   Трудно сказать, что вся эта история имеет особый высоко-филосовский смысл, нет, ничего подобного, просто она носит довольно таки приятное и очень ценное название для всего живого, историю зовут жизнь, а жизнь поверьте очень поучительная штука.
   Сам герой истории считает, что для него этого слова не существует в виде чего-то прекрасного. И пытается всем это доказать, не задавая себе вопроса:
  -- Ради чего?
   Так считал Севиюс, хотя на самом деле, не всё так плохо как кажется. Именно кажется плохим, потому что всё поучительное почти всегда должно быть именно плохим. Все просто, чем жоще и требовательней учитель, тем умнее и обиженнее ученик. Но умение понять правильность происходящего, имеет такую способность как приходить и такой отрицательный момент, как не всегда. А теперь давайте вернемся к нашему герою и продолжим нашу историю.
   Он и не заметил, как в парке стало темно и как над его головою, появились первые небесные светила. Сквозь сети больших и серых деревьев мирно и медленно качающихся от ветра изредка появлялся свет автомобильных фар, который пробегался по всему древесному приюту, подчеркивая его небольшие размеры. Глядя на все это, Севиюс погрузился в раздумья:
  -- Какая та древесная тюрьма. Как глупо, однако всё это выглядит, как всё это напоминает жизнь, мы никогда не знаем, что делаем и чаще всего даже не догадываемся о существовании друг друга или скорее просто не замечаем. Зато кто-то другой, кто-то извне, может все ясно за тебя сказать. Эти чертовы люди со стороны, могут точно определить твое имя, в прошедшем или в происходящем промежутке времени. Они внимательно посмотрят, покрутят, оценят со всех сторон, а потом так и оставят тебя в неопределённой форме глагола. Ведь глупо, деревья, которые не способны передвигаться задвинуты за забор. Идиотская машина, которая светом своих фар за считанные секунды удостоверилась в правильном наличии этих древесных заключенных после чего, удовлетворившись верным потоком текущей жизни умчалось восвояси. Вот и думай как порой ошибочны догадки незнающего человека. А если этот незнающий человек ещё и способен освободить их из заключения то, как они губительны. А вдруг окажется, что этот человек способен ещё и мстить то, как же он зависим от самого себя. Да именно так, от самого себя и своих амбиций. Ладно, ну его к черту этого человека. Тьфу...
   Он выплюнул сигарету, встал со скамейки и отряхнулся. Не много потоптавшись на месте, Севиюс медленными шагами направился в сторону прокуренных баров. Туда где играет музыка шумных диско клубов и светлых ресторанов. Хотя все эти места отдыха и развлечений могли бы стать его привычками, если бы у него были деньги. Поэтому из-за привычного отсутствия денег, мимо всего этого он всего лишь проходил, высокомерно вглядываясь в своё отражение на стеклянных стенах веселых заведений.
   Его последней целью на нынешний день было недорогое, маленькое и мало кому известное кафе, кофе там было недорогим, на бутылочку пива денег тоже хватало, а трёх оставшихся сигарет в пачке, было вполне достаточно, для того чтобы проводить уходящий день, а позже и самому уйти прочь.
   Через пятнадцать минут он уже сидел в кафе за столиком, потягивая горячий кофе. Ему это нравилось, это время было настолько приятно, что порой казалось без этого жить просто нельзя. Все это хорошо, если бы не обратная сторона монеты. Именно здесь и заставали его воспоминания. Просто вспоминал последнюю четверть года, которые принесли слишком много всего, сделав его холодным и порой до отвратительности жестоким с самим собой, не говоря уже о других.
   Именно это и заставляло его бежать от всех и на очень долгое время (как он думал, чтобы не мешать им быть, чтобы не мешали ему жить) Он уже не искал виноватых, он решил, что их просто нет, не было и никогда больше не будет, и назвал это все просто: Вот так.
  

ГЛАВА 3

  
   Все началось раньше, чем с февраля месяца прошлого года, в глубоком реанимированном прошлом, но. задело его просто позже.
  -- Алло привет, как ты? - Почти шепотом сказал он ей.
  -- Я уезжаю. - Дрожащим голосом ответила она и тихо заплакала.
   Он опустил глаза, и по его щеке медленно покатилась слеза. Севиюс пытался найти в себе слова утешения, толи для нее, толи для себя. Он почувствовал страх только тогда, когда стал понимать кого он теряет и кто она для него. Осознание, явилось стартом для потока мыслей, быстрого потока беспомощных мыслей, за которыми последовало желания остановить начавшийся кошмар.
  -- Я сейчас приду, - монотонно сказал он и положил трубку.
   Выскочив в коридор Севиюс накинул на себя плащ, небрежно обмотал горло шарфом и быстро обувшись побежал уже не понимая ни кого, не замечая ничего. Выбежал из дома своего друга, выбежал никому ничего не сказав, бежал из дома где собрались ребята, чтобы создать новое сердце для каждого, чтобы создавать музыку. Но сейчас музыка оказалась на втором плане. Он был уверен, что друзья поймут и если надо то даже простят. Друзья все-таки.
   Она жила не очень далеко и через десять минут он уже бежал у ее дома, вбежал в подъезд и вихрем поднялся на третий этаж, тут и застыл, перед ее дверью.
   Криком в голове пролетало:
  -- Не уходи. Может так надо? Не уходи, наверное, так надо ей, и мне, наверное тоже, наверное, но я же люблю! - Все это вертелось, суетилось, болело. Севиюс нажал на кнопку дверного звонка, дверь отварилась, она стояла за дверью, опустив голову и пряча заплаканные глаза. Она ничего не сказала, она ушла в комнату.
   Стоя на пороге и забыв о Боге,
   Помня только то, что хочется кричать,
   Зная только то, что хочется метаться.
   Но нужно ли? Поможет ли?
   Повесив плащ, он присел, для того чтобы разуться и не заметил, как она подошла к нему. Севиюс взглянул на нее, и его ударила молния заплаканных голубых глаз. Глаза, которые он запомнит на всю жизнь, глаза которые просили - успокойся же, - глаза уже жалевшие о содеянном, глаза которым он нужен был как никто другой.
   Севиюс медленно выпрямился и крепко обнял ее. Ненужно было ничего говорить, она понимала все, словно читала мысли. Они вошли в комнату, он сел на диван, взялся руками за голову и взглядом уткнулся в пол, а она тихонечко присела рядом. Севиюс даже и не представлял, на сколько дорого ему обойдется это рядом.
  -- Мама звонила - заговорила она.
  -- Меня на курсы устроили, первого марта экзамен и через три дня, я уезжаю.
   Севиюс молчал и все так же не поднимал глаз.
   - Но ты же знал, что это случится. - Еще тише сказала она и нежно взяла его за руку.
  -- Три дня, всего три дня, - бормотал он, не подозревая того, что это на самом деле так много.
   Три дня, станут для него целой жизнью и по истечению этих дней все будет по другому. Как нежно она держала его за руку, он смотрел на нее, и все его существо говорило о страхе перед надвигающейся и неминуемой потерей. И не знал он была ли такая любовь в ее жизни, но знал точно, что в своей жизни никогда ничего подобного не испытывал и не будет больше такого, не будет, будет...
  -- БУДЕТ! - Крикнул он, ударив кулаком об стол, переживая все так же, как и тогда.
   Кафе было пустым, не считая засыпавшего бармена, который дернулся от грохота, и видимо посчитав, что грохот ему показался, снова задремал. Опять тишина, не считая тихий говор включенного телевизора, из-за которого при перемене кадров становилось то темнее то светлее. Вынул очередную сигарету и закурил, странное напряжение в теле, сигареты обычно транквилизируют состояние, но снова странность, они подействовали наоборот, сильно закружилась голова, на лбу выступили капельки пота. Сигарета дышала во рту, Севиюс схватился обеими руками за стол и уставился широко открытыми, выпученными глазами в отражение экрана телевизора на пивной бутылке.
   Так появился вопрос что это?. А вот что: ночь, снег, сладкий и холодный февраль, именно за те дни и ночи Севиюс готов отдать все, что у него есть, все то чем он больше всего дорожит. Нужно учесть то, что только он мог дорожить этим имя которому ничего, а по поводу не сделаешь узнаем позже.
   Нет ничего в телевизоре кроме помех, уже почти год ничего в телевизоре нет, кроме помех, гниющих мозгов и белых пятен с черной тенью.
   - Какой сегодня день? - Спрашивал он себя. - Какое сегодня число? День, число, ночь, день, ночь, число, год, сон, бред, СТОП.
  -- Тише, тише хрипел он в свой адрес, услышат, не поймут, хотя кто слушать то будет кому это надо, никто примет меня всерьез. Интересно знать чье лицо не станет покрывать маска жалости, которая так опротивела мне, заставила, все таки добилась своего, натянула на лицо маску ненависти. Да, осталось только она один на один, ненависть к ним, туда, для тех кто врал, пусть не хотя, но врал, даже если для того что бы сделать мне лучше, так спасибо же мне стало лучше. Я знаю все просто, я никого не виню просто знаю и все. Так вышло, так получилось, никто чтобы судить, никто чтобы винить, но ненавидеть, ненавидеть мне можно, это единственное на что я теперь способен. Помню, мне даже говорили, оставь, прости всех кого можно еще простить, прости им себя, Бог рассудит. А у меня нет середины, что делать теперь с этим, нет у меня этого золота в кармане, я или плюс или минус. Раз бог рассудит, так пусть делает это скорее, а то впечатление у меня создается, что он только рассуждать и умеет, с нами невесть что, и невесть как, а он все рассуждает. Да рад одному, еще не долго и зачем не понимаю вообще кается в грехах, если Бог все равно простит. За покаянием далеко не ходят, храм он же рождается и живет с тобою вместе, он же в тебе самом. Жаль, что бог способен только прощать, жаль, что не выслушивает на прощанье. Видимо заслужено это уродство по всем параметрам, видимо кто-то что-то не додумал, кто-то что-то не дописал. - С этими мыслями, он бросил в чашку кофе тлеющую сигарету и злостно проговорил:
  -- Это твое пей и пей молча, еще дышащая тварь. - Так, прикусив зубами чашку, он залил в себя, горячее кофе крупными обжигающими глотками и свалился на стол, скрестив на нем руки, теперь он вне сознания.
  -- Прости его, - взмолился ангел хранитель за его спиной с побитым лицом, на котором застыла пелена крови. Ангел бережно укрыл его своими белыми, чистыми, крыльями. Ангел истекал болью, глаза его были чисты, в этой чистоте таилась обида, а обида сверлила небо. - Пусть ждет, пусть мыслит, пусть ищет, пусть спит.
  -- Я уснул, извини, почему же ты меня не разбудила?
   Севиюс взглянул на нее с просони и сейчас же умолк, она сидела на кресле и смотрела на него так, как будто все было в последний раз, так как будто бы прощалась. Грустные, большие, чистые, голубые глаза, светлые волосы с темно оранжевым оттенком и легкая, но все же заметная на отекшем от слез лице, улыбка. Они смотрели друг на друга, пока он не сдержал этого давления и не опустил голову, задав как всегда все тот же вопрос, почти шепотом.
  -- Почему ты так смотришь на меня? - Ты ведь знаешь, что я не люблю когда на меня долго смотрят. От детской наивности этих слов по ее щекам потекли слезы и она так же тихо ответила, кусая свои нежные алые губы:
  -- Просто, хочу тебя запомнить, мой сладкий, мой милый мальчик, мальчик, мальчик... Слово помчалось в голове так громко, что Севиюса отбросило в сторону. Ангел забил крыльями и протянул к нему руки, бармен так и не возвращался из своих снов, телевизор как будто бы орал и кашлял от срыва горла, перелистывая с огромной скоростью кадры на экране.
   Страшно кружилась голова, движения казались очень медленными, хотя все это было не так, на пол грохнулась и разбилась пустая бутылка не устоявшая на столе лишь по одной причине. Он взлетел метра на три в сторону и ударившись о стену повалил стулья и еще что то валявшееся на соседних столах. То что в эти минуты творилось с ним, творилось теперь и вокруг него, в этом быть может и выражалась месть приносящая боль только ему самому. То до чего никому не было дела, то что приходилось чувствовать только ему и то что можно назвать по разному, но лучше всего не называть ни как, хотя бы потому что ни у кого нет права на это, никто не в праве осуждать. Все и так было предельно ясно, но делалось как-то беспредельно больно.
   Выбежав из кафе и шатаясь в разные стороны, спотыкаясь об самого себя, вот такой вот растрепанный с диким криком души и слезящимися глазами, мчался болеющий нами мальчик, которого ангелы научили сверлить небо одним лишь взглядом.
   Он мотал головой по небесным углам в поисках луны, ушедшей не вовремя за облака.
   - Ты гдеееееееееееееееееее? Кричал он в красное небо, захлебываясь и кашляя от бегущих вместе с ним слез. Ветер, лишь он стирал эти слезы с лица, ласково трепал волосы в надежде хоть как-то помочь, хоть как-то успокоить. Это был блеск глаз зверя, не желающего уходить в угол, которому было еще не все равно, который всегда побеждал, но никогда не мог понять вкуса победы. В итоге с ним никого и ничего, кроме пьяных домов с огнем горящими окнами.
   - Я здесь. я один и я люблюуууууууууу....
  

ГЛАВА 4

  
   Тихий стук часов. На улице было уже светло. Шторы раздвинуты. Севиюс лежал в кровати, не желая открывать глаза. Все, думал он, сон закончен и то, что произошло с ним вчера, его уже никак не беспокоило, скорее он этого старался не вспоминать, потому что всегда боялся откровенничать с самим собой. Теперь он снова в своей повседневной маске он снова будет обманывать самого себе.
  -- Давно не было такого спокойствия, - сказал Севиюс и стал растягиваться в кровати. Приятный новый прилив энергии, каждый раз приносил ему такую динамику, которую казалось и смерть не остановит. Вскочив с постели, Севиюс побежал в ванную, открыл кран, и вода хлынула в ведро стоящее под краном. Как ребенок, Севиюс играл с водой и даже не заметил, как она стала переливаться за края ведра. Вспомогательным движением туловища вниз, голова Севиюса канула в набранное в ведро, море. Находясь головою под водою, он открыл глаза и задумался:
  -- Интересно сколько капель воды, в одной этой большой капле, хотя все зависит наверное от размеров капающей. Если бы вода капнула из ведра, то капля была бы одна и большая, получается что из крана натекло капель много и все они такие маленькие. А называется это все дибилизм.
   Он бы забыл о том что человек не земноводное создание если бы не почувствовал что промокло все, даже мозг. Эта мысль его рассмешила, и изо рта полезли крупные пузыри подводного смеха. Он высунул голову из ведра и стоя над ванной, предварительно, как следует надышавшись воздухом, стал трясти головой в разные стороны. Выпрямившись, он обернулся к зеркалу, в котором минуту назад можно было заметить только затылок, чуть не утонувшего в ведре молодого человека. Львиная прическа, растрепанные волосы, большая челка, из-за которой блестели карие глаза, чистое как будто девичье лицо, все это иногда выводило его из себя, иными словами не всегда нравилось. Но он понимал, что такой вид присущ только ему одному, и надо любить себя таким хищником.
   Продемонстрировав длину своего языка своему отражению в зеркале, схватив зубами с полки зубную счетку, он бросил ее в ванную, выжав почти весь тюбик пасты себе на язык и заключив пасту за зубы, он стал рычать. Рычал он внутренним голосом видимо и у того тоже было хорошее настроение или оно радовалось просто тому как ведет себя внешняя сторона создания, то есть одно с другим откликалось и вошло в состояние утренней, веселой гармонии жизни. Рот превращался в лед.
  -- В дело пошла моя щетка - крикнул он разбрызгав пену вокруг себя и несколькими каплями задев Тока валяющегося задней частью тела в коридоре а передней в ванной комнате, в общем, это называется на пороге. Ток лениво взглянул на хозяина, сонный видимо после бурной ночи, затем, снова опустив голову и закрыв глаза задумался:
  -- Очередной раз убеждаюсь что, исключительно не безопасно для окружающих сие творение, резвящееся на данный момент в ванной. Нам котам на этот счет проще, а у этого все, что для него естественно то и безобразно. - Ток бы так и уснул в своих размышлениях если бы не пролетевшая над ним тень хозяина, он тут же рванул за ним громко мурлыкая на ходу и изображая из себя преданного и любящего питомца. Который почти всегда хочет есть. Но к этому театрализованному представлению устраиваемому Током чуть ли не каждое утро Севиюс уже привык. И поэтому для Севиюса его питомец, по утрам являлся вечным бревном, для спотыкания, причем само бросающемся под ноги. Ток конечно же преувеличивал свое желание поесть когда, описывал своими действиями всю желаемость этого естества, то есть ощущения голода. Навязчивость кота оказалась сильней, и Ток получил пару половинок сосиски или одну в целом, он глотал эти кусочки почти не разжевывая и проклинал судьбу за столь низкое существование в этом доме. Мурлыкая и чавкая Ток успокаивал себя своими размышлениями:
  -- Однажды выкину его вон, на ночь глядя из дому и не пущу больше его никогда, пусть себе скребется в двери в морозную ночь, глядишь поумнеет. Как видите не всегда все-таки жизнь дрянь, иногда она очень даже ничего.
  -- Слушай уже восемь, - испуганно сказал радиоприемник много лет уже сидевший на столе.
  -- Иду, уже ухожу - откликнулся Севиюс дожевывая бутерброд, он уже надевал одной рукой ботинок, а другой мешал сахар в чашке с чаем. Он поднял голову, чтобы взглянуть на часы, которые, но те тут же отвернули свой циферблат, не желая портить настроение из за какого то опоздания.
  -- Именно это я и ценю в тебе - многозначительно сказал Севиюс и проглотил крупный кусок так и не дожеванного бутерброда. Сморщившись от медленного перетекания бутерброда изо рта в желудок, он схватил стакан с горячим чаем и поднес его к губам. Всего три крупных глотка и резкий жар в желудке заставил его подбежать к крану открыть воду и впиться в нее с целью остудить кипяточек. Выдохнув пар изо рта и спотыкнувшись на пороге, Севиюс наконец вырвался из дома.
  

ГЛАВА 5

  
   Понедельник.
   Направляясь в учебное заведение, с названием Художественное училище он как обычно уходил в себя, размышлял. Мысли появлялись в основном на почве проходящих мимо людей, и каких ни будь мелких изменениях в пейзаже города.
   Да он был еще и художником, который себя таковым не считал целых девять лет. Он уже не любил рисовать и это занятие вырисовалось в нем совершенно случайно. С самого детства не имея определенного рода занятия, он наткнулся на коробку карандашей и чистый листок бумаги, так жизнь ребенка обрела хоть какой-то интерес, он стал рисовать. Он рисовал все, что видел и что придумывал, в основном второе. Позже, его взрослое окружение, взглянув на удачно нарисованный кораблик, решили, он художник и отправили учиться в художественную школу. Но никто не учел элементарного, что рисовать ему нравилось только то, что он хотел. А его желания, уж очень не совпадали с учебными планами учителей и поэтому его работы принимали за хулиганство. Из-за его срывов с плана обучения, учителя срывались на его родителях, а родители на нем, травмируя при этом его естественное восприятие окружающего мира. Ничто ему не помогало так хорошо как самоизоляция от внешнего потока движения, и одиночество стало его привычкой, позже перешло в постоянство.
   В одиночестве, помимо каких то зарисовок, рождались его собственные правила бытия, рождалась жесткость его мнения, испортившая в итоге не мало крови окружающим. Но на данный момент он и не пытался мутить кровь ни себе, ни людям. Вяло водил карандашом по белому листу, порою забывая о существовании старой, истрепанной, полуобнаженной и уже засыпающей натуры, с которой класс писал портрет. Вся группа Севиюса, это семь человек, побывавшие сейчас в привычном для каждого учебного утра сонном состоянии. Работа шла вяло.
   Он стал вспоминать о том, как завтра ночью встретил в темном ночном переулке маленького пса бежавшего следом за Севиюсом, наверное, собака не знает куда идти. Он остановился и подумал:
  -- А не забрать бы его с собой, сколотить будочку и пусть нахер живет во дворике. Пес тоже остановился и своими грустными глазами уставился на думающего о перспективах собаки Севиюса.
  -- Нет, эту собаку нельзя привязывать, может в этом и заключается весь смысл жизни этой собачки, она не знает куда идти, но все равно, куда то приходит. А ведь это же интересно очередная бесконечная тема для размышлений. - А собака плюнула на все, развернулась, и чуть пошатываясь, побежала по улице исчезнув в навалившемся на город тумане. - Наверное, это и есть судьба, - думал Севиюс, закуривая сигарету и продолжив свой путь, добавил:
  -- Судьба, вот только собачья какая то.
   Было уже почти половина двенадцатого, Севиюс открыл глаза, половина двенадцатого ночи вернулась к половине двенадцатого утра. Работа с натуры была закончена и он уже шел по длинному, светлому коридору а вокруг бегали учащиеся с этюдниками красками и бумагой свернутой в трубу. Дойдя до двери выходящей на улицу, Севиюс толканул ее ногой, и ветер с улицы набросился на волосы, для того чтобы снова их потрепать. Теперь Севиюсу нужно было переместиться из одного корпуса в другой, который находился примерно в трех четырех кварталах от первого корпуса. Ну пошли, главное курить есть.
  
   Искусственная история.
  -- Напомните мне тему, которую мы изучали на прошлом уроке, и давайте повторяйте, буду спрашивать.
   Учительница по истории искусств, женщина лет 48 небольшого роста с челюстью как шутит сам Севиюс уходящей в перспективу то есть подбородок плавно переходил в горло, стрижка полуседое коре, на кончике носа большие очки, глаза черные, вечно бегающие и умные а звали это женщину Александра Анатольевна, коротко АА.
   Обычно урок Истории проходил параллельно еще с одним курсом, и на этом курсе основная половина была женской.
  -- Так девочки, по моему на прошлом уроке мы говорили о Римской империи и о видах изобразительного искусства в Риме.
  -- Кто мне скажет, как относились к живописи древние Римляне?, - шутя и улыбаясь спросила учительница. Девочки молчали и зубрили тему, прикрывшись книгами.
  -- Так ясно, а что наши мальчики думают об этом?
   Мальчики ничего не думали об этом.
   - Бараны, резко переменила настроение АА.
   Севиюс сидел прямо перед АА. Именно поэтому, очень часто недобрый взгляд АА, как снег на голову валился на равнодушно листающего свою тетрадь Севиюса.
  -- В первый раз ты видишь эту тетрадь, да Севиюс?
  -- Да вроде нет - прохрипел Севиюс, - где-то здесь был Рим.
  -- Где у тебя Рим был? На прошлом уроке тебя самого не было, Рим у него был - проворчала АА.
  -- Да? А где я был? - Спросил Севиюс.
   Все засмеялись.
  -- Это у тебя надо спросить, где ты был.
   Севиюс ничего не ответил.
  -- Опять ты мне умничаешь, так хорошо, вот ты нам и начнешь рассказывать об изобразительном искусстве древнего Рима, вставай.
   Севиюс громко кашлянул и поднялся, продолжая листать тетрадь.
  -- А тетрадь свою закрой, там все равно ничего умного нет, придралась АА. - Все снова засмеялись, и Севиюс решил все-таки ответить на заданный вопрос:
  -- Виды в изобразительном искусстве?
   Все тихо хихикали в ожидании продолжении спектакля.
  -- Любой новый вид, формируется в недрах существующего, путем эволюционных изменений и обретения таким способом новых качественных характеристик...
  -- Так - перебила учительница. - Опять начинается, не морочь мне голову, каких это качественных характеристик? - прокричала АА, в принципе уже привыкшая к красноречивому издевательству Севиюса.
  -- Тех, которые способствуют приспособлению к условиям среды обитания художников. - Продолжил Севиюс. - И непосредственной причиной таких изменений в области изобразительного искусства являются сами художники и естественно их мышление. Это почти как мутагены, в живом организме которые вполне способны изменить наследственные свойства энного организма.
  -- Все достаточно, если не перестанешь нести эту чушь, сейчас же вылетишь из класса, умник, проорала учительница.
  -- Ну я же рассказываю про...
  -- Про что? Про что ты мне рассказываешь? Про мутацию? Про что еще? Или рассказывай нам про Рим или садись.
  -- Про Рим, - задумчиво продолжил сквозь хохот учащихся Севиюс. - Что касается Рима, то по этому поводу остается только осуществить прощупывание заданного места для уточнения факта присутствия...
  -- Все, хватит, ну тебя к черту, ты у меня в мае не сдашь экзамен. Слышишь да? Я не шучу.
   Севиюс молчал и смотрел в окно, он всегда так делал, когда ему становилось что-либо неинтересным. АА успокоилась, взяла со стола книгу открыла ее и показав пальцем, на работу какого то художника, напечатанную в этой книге, спросила:
  -- В каком стиле выполнена эта работа?
   Севиюс нахмурил брови, пытаясь рассмотреть, что вообще там нарисовано. А когда рассмотрел, то громко рассмеялся, заразив своим смехом и весь класс.
  -- Только не нужно мне говорить что это Абстрактный реализм как ты это сказал в прошлом семестре на зачете. Я надеюсь после того случая, ты все-таки понял, что Абстрактного реализма не существует. Давай быстрее, какой это стиль, что тут изображено?
  -- Вы правы, это далеко не Абстрактный реализм, скорее это Реальный идиотизм.
   Взрыв хохота в классе и редкие аплодисменты.
  -- Тихо, тихо я сказала. - Класс более или менее успокоился и после некоторой паузы, за время которой учительница пыталась сдержать слезы обиды, она продолжила:
  -- Ты что, издеваешься надо мной? Ты опять мне урок срываешь?
  -- Я не хотел вас обижать, просто мне не понятно, что делает, на руках у этой женщины, теленок?
   Очередной взрыв хохота учащихся.
  -- Вон из класса! - Истерично прокричала учительница. Севиюс медленно поднялся с места и поплелся к дверям.
  -- Постой, - остановила она его, затем, не много успокоившись, продолжила:
  -- Я вот, ведь я тоже понять не могу, за что? За что ты так озлобился на мир, за что ты его так ненавидишь, почему ты не любишь людей, и что с тобой вообще происходит? А ведь ты на самом деле совсем не такой, каким пытаешься себя показать, зачем ты прячешь свои хорошие качества, почему ты их так боишься, почему ты ведешь себя как...
   Севиюс, слушал, молчал, смотрел в окно, затем так и не выслушав до конца вышел вон. Смешно уже никому не было, АА молчала и протирала платком все-таки прослезившиеся глаза, аккуратно надела свои очки и негромко продолжила:
  -- Ну, кто же мне все-таки скажет, как называется эта работа?
  -- Можно я? Раздался голос ученицы.
  -- Да, да, пожалуйста, Оленька.
  -- На этой картине изображена Святая Лицисия с младенцем на руках.
  -- Верно это, святая Лицисия и в руках у нее младенец, - учительница сделала паузу и совсем не слышно, шепотом добавила: - а не теленок.
  

ГЛАВА 6

  
   Дорога к дому была пройдена не заметно для него и не важно для окружающих. Севиюс старался не о чем не думать, его грызла совесть. Тока не было дома, взяв с полки какую то книгу, он свалился на диван чтобы почитать. Прочитав двадцать страниц, он захлопнул ее и бросил на стол. Не узнав ничего нового он решил подумать куда бы уйти, куда бы себя деть. Но диван это не место для таких раздумий, помочь могла только дорога. Севиюсу обычно, мысль о том, куда идти приходила уже походу шагов. Но перед самым выходом вдруг раздался телефонный звонок. Он поднял трубку, в которой заговорил тихий женский голос.
  -- Алло.
  -- Да, ответил он.
  -- Я нашла тебе флакончик с запахом.
  -- Хорошо спасибо, я зайду.
   Севиюс положил трубку, не попрощавшись. Она уже давно его раздражала. Выскочив из подъезда и пройдя по двору, он пошел по дороге, чуть не забыв о движении машин на проезжей части улиц. То и дело пересекал, какие то дворы, проскакивал по закоулкам, он становился все ближе и ближе к появившейся цели. Вскоре он был уже на месте и тихонько стучал в дверь. Открыла женщина с ребенком на руках.
  -- Здравствуй - Сказал Севиюс.
  -- Привет, входи, - ответила она
  -- Я не на долго - войдя в дом и встав на пороге ответил он.
  -- А где Олег? - Снова заговорил Севиюс.
  -- В студии, - отвечала женщина с ребенком исчезнув в дверях соседней комнаты.
   Наступила тишина. Он стоял на пороге оперевшись спиной о стену. Через минуту она вышла из комнаты и протянула ему флакончик.
  -- Он пустой, - улыбнувшись, сказала она. Севиюс взял флакон сунул его в широкий карман плаща, холодно попрощался и удалился. Женщина с ребенком так и осталась стоять в коридоре. Улыбаясь и слушая быстро удаляющиеся шаги, доносившиеся из глубины подъезда, она тяжело вздохнула и грустно сказала:
  -- Дикий мальчишка.
   День близился к вечеру. Распахнулась настежь дверь в кафе, подойдя к бармену и выложив оставшиеся деньги на барную стойку, он хриплым голосом востребовал бутылку вина.
   Взяв стакан и вино, он направился к самому крайнему столику, который давно уже назывался Свой. Сев так, что посторонним, сидевшим в этом кафе показалось, что он просто отвернулся от всего живого. Загородив спиною стол, от любопытных глаз.
   Как не странно, но в тот день народу было больше чем обычно. Открыв бутылку он наполнил стакан вином и тут же его выпил, выдохнув, он снова сделал то же самое, и так несколько раз пока бутылка не стала полупустой. Откинувшись на спинку стула, он закурил, вместе с легким и приятным головокружением он испытывал еще и страх, страх перед надвигающимся. Наконец докурив сигарету, он полез в карман плаща, чтобы вспомнить ее. Достав флакон из кармана, он вдохнул его в себя и флакон ушел в него.
   Теперь все в нем, теперь он в прошлом. Все тут же поплыло и из всего плывущего словно из какого то тумана вдруг появилось, то любящее лицо, которое он потерял когда то. Она улыбалась ему, что-то говорила, он не слышал ее, но все это теребило душу. Она с любовью смотрела ему в глаза. И тело его перестало быть. В ее руках сверкал огонь и она прикоснулась так ласково и нежно своими горящими, но холодными пальцами к его лицу. И тогда его лицо стало медленно плавятся. Вот исчезли глаза, и он ослеп душою, исчез нос и его душа никогда ничего теперь не ощутит, исчез рот, и душа перестанет говорить, он лишился разума. Все пропало, осталось только то, что жило в нем. Человек без головы встал и быстро, но пошатываясь направился к дверям. Ему вдруг стало казаться, что все его тело слито из каучука. Почему каучук думал он находясь уже на улице, он даже засмеялся и блевотина вылетела изо рта ручьем упав в арык, до которого он успел допрыгнуть. Он уже знал, что головы не имеет, осталась лишь привычка ее существования.
   На улице в арык так нагло блевала торчащая из под воротника шея. Что-то дергалось в груди и шея болталась в разные стороны с силой зависящей от залпов из нутра. Странность в том, что возможность осязать обонять и видеть, осталась не тронутой.
  -- Тогда чем, если головы больше нет? - Этот вопрос спустя несколько секунд уже перестал его волновать. Происходил грязный процесс существенного изменения в его сознании. Он пошел домой, останавливаясь не надолго, чтобы как можно быстрее приблизить процесс к завершению и оставляя после себя желтые кипящие пятна на земле. Когда состояние обрело более скромный характер, он сунул руку в карман и достал сигарету. Попытка сунуть сигарету в рот почти не удалась. Она упала на болтавшуюся шею и тут же всосалась в нее фильтром теперь требовала огня. Он зажег над шеей спичку и поднес к сигарете. Шея в свою очередь тут же завибрировала, она закуривала.
   Хоть бы никто не заметил, хоть бы никого не встретить, думал человекоподобная каучуковая свеча. Дул тихий ветер, болталась со стороны в сторону курящая шея. Медленно уходил безголовый мальчик в глубь улиц.
   Тихо приоткрылась дверь, в доме было темно. Он снял обувь, дополз до ванной комнаты и закрыл за собой дверь.

ГЛАВА 7

  
   Две недели спустя.
   Длинный и тихий коридор Художественного училища. Севиюс только что вышел из своего класса и направился во двор с банкой испачканной краской воды, для того чтобы поменять грязную воду на чистую. В самом конце коридора была открыта на распашку дверь в кабинет. В этом кабинете собирались обычно учителя и занимались болтологией. Увидев Севиюса, один из этих учителей позвал его:
  -- А ну-ка иди сюда.
   Севиюс тихо и тяжело вздохнул, не спеша направился к открытым дверям в вонючую коридорную даль.
  -- И куда ты во время урока собрался? - зловредно спросил педагог.
  -- Севиюс молчал.
  -- А что во время перемены воду набрать нельзя было? - ругался и пялился злостно, и педагогично старый учитель, зато остальной педагогический коллектив громко смеялся.
  -- Севиюс молчал.
  -- Ты что глухой? Отвечай когда с тобой говорят! Я тебе не ровесник, что бы ты так просто со мной ехидничал! Понял? И вообще знаешь что ты из себя представляешь, знаешь кем ты являешься? Ты ведь предатель искусства, самый настоящий предатель искусства!
   Севиюс хотел рассмеяться, но сдержался и даже ничего не ответил. Он уставился в окно и ждал продолжения лекции, зачтение прав от имени эстетики на торжественно назначенную тему. Но продолжения не было, все кончилось очень быстро.
  -- Иди, за своей водой и больше, чтобы я во время урока тебя шатающимся в коридорах не видел.
   Севиюс вышел из кабинета, тихо заругался и спустился вниз, где помимо того чтобы набрать воду он покурил, подумал о чем то своем, поковырялся карандашом в земле и не вернулся на урок, он выбросил банку и ушел домой. Хотелось оправдать возложенное на него столь высокое доверие, стать по настоящему предателем искусства, все-таки не каждый удостаивается такой чести.
   Вечерняя репетиция выбила всякую дрянь из головы, ребята из его рок группы давно не задавали никаких вопросов привыкли что молчит, споет и снова умолкнет.
   Ночью Севиюс взялся рисовать, композицию которую он придумал еще по дороге домой, он назвал ее горизонт. Нарисовал линию, разделившую планшет с натянутой бумагой на две части и с помощью графита в карандаше стал постепенно приближаться к ней, пол ночи он к ней приближался и в итоге горизонт сгорел красным пламенем зари, и работа была засвечена. Севиюсу не понравился слишком приблизившийся горизонт, а отдалять его от себя было поздно, нужно было с этим, что-то делать. Выход один, уничтожить поставить точку, а утром конец цитаты, затем очередной раз начало нового произведения.
  
   28 февраля
   Все как обычно, почти без изменений
  -- Опусти воротник куртки и зайди ко мне в кабинет, сколько можно тебе говорить - строго сказала, проходящая мимо Завуч.
  -- Севиюс поплелся следом.
   Завуч открыла дверь к себе в кабинет, и они вошли. Севиюс стоял у дверей, а завуч принялась растаскивать по углам занавески.
  -- Я же тебе сказала, опусти воротник - даже не взглянув на Севиюса, строго сказала завуч, заранее зная, что в первый раз он все равно не послушается.
   Севиюс хоть и нехотя, но сделал то, о чем его просили.
  -- Вот так. Мне вчера сказали, что ты опять сидишь на подоконниках задрав ноги и делаешь вид будто никого не слышишь. Так дело не пойдет, я буду бороться с твоим нахальством. Ты уже взрослый парень, а ведешь себя как ребенок. Я конечно, понимаю, музыка, шнурок на шее, стиль, мода, я и сама бы ходила, как ты называешь это, по приколу. Но я сознательная женщина и прекрасно понимаю то, что так нельзя и я должна быть примером для остальных, я ведь должна обучать вас культуре.
   Севиюс очередной раз почувствовал себя предателем искусства.
  -- Кстати тебе предстоит еще говорить с директором. Что ты там ему в сочинении по психологии написал, это надо было до такого додуматься:
   ...родители у меня Психоделики, а я Санздвиник....
  -- Сколько раз я тебе говорила, не подключай свою фантазию к серьезным вещам, тем более она у тебя очень и очень больная.
  -- Ну серьезно, что за ерунду ты написал? - чуть улыбнувшись сказала Завуч немного поменяв тон на жалостливо добрый. На следующем уроке психологии тебе придется ему рассказывать о новых придуманных тобою направлениях психических расстройств.
   Прозвенел звонок на урок.
  -- Ладно, иди на урок - Севиюс вышел из кабинета. - И давай мне заканчивай со своим умничиством, слышишь? Никчему хорошему, это не приведет - прокричала вслед завуч.
  
   Уже давно никто не видел улыбки на лице Севиюса, он ни с кем не о чем не говорил, и даже не срывал уроков. Он летал, где то далеко от земли, и на яву, жил словно во сне, это бросалось в глаза. Что с ним происходило, интересно было любому, кто его знал, особенно особам женского пола. На уроках Севюс что-то писал и черкал, а на переменах рвал бумагу на мелкие кусочки и разбрасывал по ветру. Много курил, стал часто выпивать, дрался и выкидывал необъяснимые номера. Его что-то мучило и мучило очень сильно. Однозначным было то, что сердце парня гибло, у него просто ехала крыша.
   Слова в сочиненных им песнях можно было назвать курсом молодого мертвеца. Музыка стала жесткой. Картины еще темнее и непонятнее. Он перестал доверять родителям, друзья стали казаться врагами, незнакомым девушкам на попытки знакомства отвечал грубостью. Он отбросил людей от себя на довольно далекое расстояние и в итоге, когда ничего и никого уже не осталось, он возненавидел и себя самого.
   Излишнее спокойствие Севиюса, легко порою обращалось в излишнюю вспыльчивость. Казалось бы не уделяемое им внимание ко всему тому, что происходило вокруг него и чаще всего касавшееся его являлось неотъемлемым фактом, фактом не поддающимся изменениям. С уверенностью могу сказать, что это совершенно не так.
   Реакция на все не нравившееся ему была всегда почти мгновенной, но прекрасно скрытой им в глубоких недрах его души. Но именно любовь, рожденная в его сердце, порок названный именем любимой девушки разоблачал всю его поэтическую силу. Это человек видевший во всем, и во всех объекты созданные только для того чтобы воевать с ними, всегда быть против них. Окружающий мир стал его заклятым врагом. И покинуть его стало привычной для него мыслью, оставалось только дождаться момента, когда чаша его бесконечного терпения наполнится до краев. В итоге придуманная им война постепенно теряла смысл и заставляла его переживать не приятные обстоятельства. Учителя принимали меры, которые для Севиюса никакой роли уже не играли. Завуч, которая вела уроки педагогики однажды после урока попросила Севиюса остаться, побеседовать:
  -- Я догадываюсь, что с тобой происходит, только давай на чистоту, я тебе обещаю, что весь разговор останется только между нами, я хочу, что бы ты мне доверился.
  -- Скажи мне честно, на чем ты сидишь?
  -- На стуле. - Ответил Севиюс.
  -- Ладно перестань, я все знаю, лучше скажи правду, я помогу тебе поверь, у меня есть хороший знакомый он врач нарколог, я поговорю с ним он поможет...
   В итоге она рассказала о себе и своих друзьях знакомых о своей жизни, но о нем так и ничего не узнала. Севиюс вышел из класса лишь тогда, когда почувствовал усталость. Завуч останавливать его не стала, видимо поняла что переборщила, а вдруг он вовсе не наркоман.
   В тот вечер, приятный но холодный, он шел и курил, ели заметно улыбаясь и в конце концов как обычно это с ним бывало он забылся. Как будто бы случайно купил две бутылки пива и забрел, на территорию больницы больше похожей на большой парк без развлечений. Севиюс уселся на скамейку прямо напротив реанимационного отделения, казалось странным, но сейчас он готов был позавидовать людям, дышащим в трубку.
  

ГЛАВА 8

  
   НАСТЯ
  -- Я же просила тебя не приходить сюда, здесь могут быть люди.
  -- Ну, милая, ну кто тут может быть, ну что ты? и вообще врачи хоть и скрывают, но все же в них таится внутренний страх перед смертью, в такое время суток они больше интересуются своими теплыми женами или любовницами.
  -- От тебя водкой разит, опять напился - Настя вырвалась из объятий своего крупногабаритного парня.
  -- Ты не любишь меня, - тоном начинающего философа сказал парень.
  -- Женя прошу тебя успокойся, не начинай этот разговор снова и не шуми пожалуйста нас могут услышать.
  -- В морге? - И Женя громко засмеялся
   Небольшая комната, обложенная кафелем в центре комнаты высился хирургический стол провожающий путника уходящего в последний путь, рядом поблескивал металлический столик на колесиках, на нем были разбросаны инструменты позволяющие разрезать искромсать и изучить внутренний мир этого путника.
  -- Если честно мне и самому тут жутковато, не представляю как ты вообще работаешь в морге, на вид ты такая хрупкая, приятая, хорошенькая, а работаешь в морге.
  -- Ну во первых не работаю, а прохожу практику а во вторых в моих планах нету ничего такого чтобы оставило меня тут работать.
  -- И тут появился я, Да? твоя большая любовь. Смысл жить - самодовольно произнес Женя
  -- К трупам я привыкла, словно пропустив мимо ушей последнюю фразу Жени задумчиво проговорила она да и работа тут не сложная.
  -- Ну не хуя себе, работа не сложная ночевать в морге, я бы свихнулся.
  -- Не ругайся пожалуйста
   За окном протяжно загудела машина и послушались пьяные крики, Женя, Женя ну Женя бля.
  -- Иди тебя друзья зовут.
  -- А снегу то навалит за ночь - проговорил мечтательно Женя.
  -- Навалит, навалит иди тебя ждут.
  -- А что это ты меня выпроваживаешь?
  -- Не выпроваживаю.
  -- А почему ничего про снег не ответила?
  -- Ну нужен мне этот снег сейчас Жень, сам подумай, мне и без этого тут морозно.
  -- Ладно, ладно любимая, я удаляюсь, я позвоню позже.
   Он подошел к Насте и поцеловал ее в губы.
  -- Все ладно, давай я пошел, я люблю тебя пока.
  -- Я тоже, иди.
   Через несколько минут его уже не было и у Насти осталось лишь запахшая формалином работа, и множество мыслей с некоторыми, из которых ей приходилось бороться, а с некоторыми мириться.
   Она тихонечко подошла к окну, там за окном отъезжала машина с ее пьяной любовью, через несколько секунд стало совсем тихо, только белый пух снега создавал какую то пустую прелесть.
  -- Смешно, и действительно как это мне не страшно находиться на едине с мертвыми. - От этих мыслей ей в действительности стало немного страшновато и по телу пробежала дрожь.
   В эти секунды раздался телефонный звонок и Настя медленно, устало и нехотя поплелась к источнику беспокойства.
  -- Алло.
  -- Алло - прозвучал пьяный и тонюсенький женский голос. - Здравствуй Настенька, сегодня значит твое дежурство?
  -- Здравствуйте Маргарита Васильевна, да сегодня я тут,
  -- Хорошо девочка моя, на сегодня ты свободна закрой все я подъеду через пол часика, ключи оставишь дяде Мише, ты меня поняла?
  -- Поняла
  -- Прекрасно, тогда до завтра.
   В трубке уже звучали короткие гудки.
  -- Досвидание - тихо и грустно проговорила Настя.
   Она сняла с себя ослепительно белый халат, сложила и положила в пакет с фирменным знаком Мальборо и надписью, только твой стиль жизни. Одела розовую куртку длинною почти до самых колен и звеня ключами направилась к сторожу.
   У выхода из здания за маленьким столиком сидел старый сторож дядя Миша слушал радио и пил чай. На полу не далеко от его ног горел огонек спиц обогревателя. Увидев запирающую дверь Настю, он старчески хриплым голосом спросил:
  -- Что же Настенька уже уходишь, а как же твое дежурство?
  -- Маргарита Васильевна звонила, она должна подъехать, а ключи она просила оставить вам.
  -- Ох уж это твоя Моргарита Васильевна, опять наверное пьяная приедет со своим хахалем - медленно поднимаясь с места ворчал дядя Миша.
   Настя уже топталась у дверей, а дядя Миша по стариковски медленно подошел и открывая замок продолжал разговор.
  -- И что ты в этой работе нашла не понимаю, вот стала бы швеей, ты шить то умеешь?
  -- Умею, дядь Миш умею - нетерпеливо проговорила Настя.
   Вот и шила бы себе, а то нашла работу, тоже мне, в морге.
   Раздался щелчок, дверь отворилась, и на порог влетел морозный холодный ветер. Досвидание Дядь Миш не оборачиваясь, сказала Настя и быстрыми шагами ушла по еще не истоптанной снежной глади.

ГЛАВА 9

  
   Любовь Кюиса
  -- Ну ладно, чего приуныл, че она там тебе наговорила? Слышь, эй?
   В машине помимо Жени, сидели еще четверо его друзей это Слон, Пихта, Дюк и Борода, Женю же называли Кюис. Слон сидел за рулем, Кюис на переднем сидении, остальные троя сидели на заднем сидении. Если рассказывать о роде их деятельности, то она почти никакая, их родители довольно состоятельные люди и поэтому сынки держались ближе к папочкам и учились в Университетах и ВУЗах а ночное дискотечного время провождение было их любимым занятием.
  -- Отъебись, Слон - заторможено ответил Кюис
  -- Куда едем? - проорал Пихта,
  -- Да куда хочешь, правда тут имеется маленькая, но почти что постоянная проблема, деньги?
   Друзья засмеялись, все, кроме Кюиса, он очень далеко и слишком молча летал.
  -- Да что с тобой Кюис? грохнулась на плече тяжелая рука Слона
  -- Ну, чего ей не хватает, а мужики? взорвался Кюис, я все для нее, а она, вроде все хорошо, а как присмотришься то страшно становиться.
  -- На хуй она тебе нужна? столько баб вокруг тебя, а ты тянешься к формалину прокричал Слон.
  -- В натуре - послышался голос Бороды и Дюка с заднего сидения.
  -- Я люблю, формалин а вот формалин меня ...
  -- Боится - перебил Слон Кюиса. Она просто боится тебя, любит конечно же как то по-своему, но все же больше боится. И вообще мой тебе совет оставь ее, ведь есть же всякие Оли, Кати, Наташи вот ими и займись.
  -- Не могу.
  -- Ну не пизди мне опять про эту любовь!
  -- Не только любовь, имя у нее красивое, Настя.
  -- Странный ты, но если все так на самом деле сложно, то попробуй подарить ей цветы?
  -- Зачем?
  -- Попробуй, девушкам это нравится.
  -- Да куда едем то? проорал Пихта.
  -- Сколько у нас денег сегодня? - Наконец отвлекся от мыслей Кюис.
  -- Достаточно, - пробормотал Дюк.
  -- Тогда в Лионапа - поставил точку Кюис.
  
   Неизвестно сколько времени Севиюс просидел, думая о педагогики и жизни завуча, но вскоре его мысли оборвал голос:
  -- Извините, пожалуйста, молодой человек, не подскажите где тут морг?
   Севиюс вздрогнул, медленно перевел взгляд с асфальта на источник голоса и увидел перед собой маленькую старушку в сером плаще с добродушным лицом.
  -- Мне морг нужен, заблудилась я тут, внучку свою найти не могу.
  -- А что, она умерла? - глуховатым голосом спросил Севиюс.
  -- Да нет, типун тебе на язык, работает она у меня там.
  -- А, ясно - протяжно ответил Севиюс
  -- Может это, морг, А внучок?
  -- Нет, это не морг бабуля, это приморжье, в смысле реанимация, а морг не знаю где, выше наверное, ищите внучку выше.
   Старушка засмеялась над шуткой о приморжье, продемонстрировала пару своих последних передних зубов, и устало поковыляла дальше. Во сне такое не приснится, подумал Севиюс.
   Вскоре стало совсем темно, и при свете фонаря можно было рассмотреть летящие снежинки недавно начавшегося снега. Севиюс еще некоторое время любовался ими, не заметив, как все вокруг побелело. Он закурил, поднялся со скамейки и поплелся домой. Холод, продрал до костей, еще и ветер подул. Идти дальше не было никакого желания, да и сил тоже не было...
   Мирно засыпал город с каждой минутой людей на улице становилось все меньше и меньше снег приятно хрустел под ногами. Привычку ходить пешком и думать ни о чем стал перебивать мороз, заставивший оглянуться на гул медленно подъехавшего к близ стоящей пустой остановке троллейбуса. Севиюс отреагировал сразу и быстро запрыгнул в него, троллейбус был пуст, если не считать водителя в своей кабине.
   Усевшись ближе к окну он положил голову на стекло. Через некоторое время полюбовавшись своим отражением в стекле Севиюс стал засыпать. Ему снилось, как троллейбус несколько раз останавливался и даже слышался гул открывающихся дверей, когда его кости устали от одного и того же положения он решил поменять его. Он открыл глаза и сквозь дымку сна увидел девушку сидящую перед ним.
   Большие голубые глаза, густые волосы удивительно правильные черты лица, эти губы, словно мандариновые дольки, и все эти черты лица в общем, передавали какое то ощущение грусти и усталости.
  -- Но только таким может быть шедевр - подумал Севиюс - с нее можно писать портреты и именно такой вот портрет можно назвать произведением искусств. Глядя на приходящего в себя Севиюса девушка чуть улыбнулась и медленно отвернула голову в сторону своего кусочка окна, внимательно рассматривая свет фонарей и падающие снежинки. Может быть она ждала, того чтобы Севиюс заговорит первым, но тот в силу своей натуры единственное что сделал так это то, что прибавил к своим мыслям: - откуда она тут такая хорошечка и красивочка, - затем снова на боковую.
   Через некоторое время на очередной остановке Севиюс стал понимать, что именно сейчас ему выходить и он пулей вылетел из троллейбуса, а троллейбус унес это незаконченное произведение искусств в холодную, заснеженную даль.
   Пришел домой, поел, свалился спать, утром проснулся от головной боли, причем прошедшая ночь как ему показалось в его снах связана именно с этим троллейбусом и девушкой. Но вскоре эти мысли почти совсем покинули голову Севиюса, он как обычно ранним утром вылетел из дома.
   Настя открыла глаза, в ее комнате было светло, шторы раздвинуты, а на столе перед окном в вазе стоял пышный букет цветов, который был совершенно несовместим с тем, что происходило за окном. Снег продолжал бить по стеклам и забил уже все, что только могло попасть под него.
   С кухни доносился звон сковородок и запах готовящихся гренок.
  -- Мам? сонно проговорила она.
  -- А, ты уже проснулась? - Поднимайся соня, гренки уже готовы.
  -- Откуда цветы Мам?
  -- Это Женька твой, спозаранку прибежал с цветами, я сама удивилась. Будить он тебя не стал, записку на столе оставил. Настя отбросила одеяло поднялась, подошла к столу и улыбнувшись вдохнула в себя ароматный запах цветов. Рядом с графином лежала свернутая вчетверо записка, она развернула ее и прочла, написано было только три слова: Я люблю тебя.
   Настя снова улыбнулась, в глазах ее появился блеск счастья.
  -- Я тоже, - шепнула она записке, - очень, очень, люблю тебя.
  -- Ты не умылась еще? - Снова послышался голос из кухни.
  -- Нет еще - Вскрикнула Настя - но уже иду.
   Она долго приводила себя в порядок, только и слышен был голосок из ванной напевающий какую-то детскую песню.
  -- Интересно Мам, где это он цветы умудрился раздобыть, ведь зима.
  -- Кто знает? Может в теплицах каких то продают.
   Раскрылась дверь, и Настя вытирая голову полотенцем вышла из ванной комнаты в коридор. Оставив на кресле полотенце она быстро прошла на кухню и уселась за стол:
  -- Какие гренки классные Мам.
  -- Кушай на здоровье доченька, - улыбаясь, сказала Мама.
  -- Садись Мам, без тебя я даже не начну.
  -- Сажусь, сажусь.
  -- Что может быть лучше горячего чая, зимнем утром, - сказала мама, разливая чай по чашкам.
  -- Запах цветов в моей комнате, - улыбаясь, ответила Настя.
  -- Я вижу это главная причина твоего приподнятого настроения.
   Настя ничего не ответила, а просто улыбнулась и немного помолчав продолжила:
  -- Да мама все здорово но...- Настя опустила глаза.
  -- Что но? А ну-ка, ну-ка, давай выкладывай.
  -- Да нет мам тут ничего такого, просто я наверное сама виновата, слишком много времени я нахожу для своих раздумий, поэтому чтобы решить свои проблемы я должна чем - то занять себя.
  -- Да где же много времени ты и высыпаться не успеваешь, и сейчас, я же тебя знаю, даже чаю не допьешь сразу на работу побежишь.
   Настя молчала и слушала, задумчиво царапая гладкую поверхность кухонного стола.
  -- Я не знаю мам, я и сама не пойму чего мне не хватает, меня это мучает, а ему ничего не говорю, все равно не поймет, я люблю его, но иногда смотрю на него и думаю не для меня это все, запуталась я мама.
  -- Послушай меня милая, попробуйте развеется вместе, сходите куда нибудь погуляйте думаю поможет, ты попробуй доченька.
  -- Ой, мне уже пора - взглянув на часы проговорила Настя.
  -- Ну, вот видишь я же говорила опять работа.
   Раздался телефонный звонок.
  -- Я возьму трубку мам, сиди...
   Настя подошла к телефону и сняла трубку
  -- Здравствуй милая, - раздался голос из трубки
  -- Как хорошо, что я тебя застал дома
  -- Привет Женька, - радостно прокричала Настя
  -- Я чувствую мои цветы, тебе подняли настроение
  -- Да милый, большое спасибо тебе за них, но мне надо бежать на работу
  -- Да понимаю, тогда увидимся вечером, пока, я люблю тебя
  -- Пока и я тоже люблю тебя.

ГЛАВА 10

   Репетиция
   В очень маленькой комнате с множеством картинок на стенах собралась вся группа, чтобы заниматься любимым делом, создавать музыку, обычно время репетиций проходило быстро и незаметно, так как работа поглощала, а вот послерепетиционная усталость была достаточно ощутима.
  -- Ну что ты там возишься Севиюс, чего ищешь?
  -- Не понимаю, где я мог его потерять, - рыскал по карманам Севиюс, лицо его было бледным, брови нахмурены, а взгляд рассеянный.
  -- Я всегда его нашу с собой, я не мог оставить его дома, потерял, точно дурак потерял.
  -- Что потерял? - спросил барабанщик
  -- Да блокнот свой, а там новая программа, да и записи кое какие.
  -- Да ладно, вспомнишь еще, восстановишь...
  -- Навряд ли, во всяком случае, долго мне придется восстанавливать
  -- А куда торопиться, времени валом, - сказал настраивающий свой драйв гитарист.
  -- Ладно, ну что все готовы? - Задал свой обычный вопрос Севиюс
   Барабанщик стал отсчитывать палочками 1, 2, 3, 4 и заиграла музыка
  -- Севиюс пел о других, но думал о своем.
  
   Домой Севиюс пришел в этот день очень поздно и смак со спокойствием добавила в тот вечер тяжелая папироса. Все кружилось в голове, и мир легко воспринимался, сразу становился таким каким должен быть и появлялось желание написать чего ни будь немыслимое.
   Он свалился в кресло запрокинул голову и улыбаясь уставился на горящую лампочку, Буквально через несколько секунд от этой лампочки отделилось множество крошечных, маленьких, огненных мотыльков паривших в воздухе легко и как показалось ему совсем безнадежно. Именно в эти секунды он почему то стал понимать что клубничное варение это ни что иное как клубника сгнившая в большом количестве сахара это открытие придало еще большее желания написать обо всем этом и попытаться вспомнить тот материал из блокнота который он потерял неизвестно где. Севиюс взялся за ручку бумагу и мысли.
  -- Сколько всего обитает вокруг меня и чаще всего я эту жизнь не замечаю, на все смотрю исключительно относительно себя самого, интересно хорошо это или нет, надо у кого ни будь спросить. Вот только у кого спросить?... я тут вообще-то один, да иногда присутствие кого-либо очень и очень нужно, надо бы справочное бюро у себя в комнате в каком ни будь углу создать. Хотя нет, ведь да, точно, есть же телефон, все таки существует масса возможностей связаться с кем ни будь не говоря о том, что можно задать тот вопрос который тебя больше всего волнует, в сущности, все это такой пустяк, но именно из такого пустяка можно создать что ни будь гениальное и желательно новое, просто надо попробовать, надо попробовать прямо сейчас.
   Он схватил трубку телефона и набрал 09.
  -- Алло Справочная - сказала трубка.
  -- Справочная? это как раз то, что мне надо.
  -- Скажите пожалуйста девушка , вы смотрите на свое окружение относительно себя?
  -- Простите, не поняла.
  -- Мне очень нужно знать, вот допустим сейчас вы говорите со мной, и вы говорите со мной относительно себя?
  -- Иди выспись - ответил голос из трубки, после чего пошли короткие гудки.
   Вы как всегда правы, и по-моему самый оптимальный для меня вариант это дописать то, что я писал пока говорил и идти спать.
  
  

ГЛАВА 11

   На окраине города
   В комнате горел ночник, Настя лежала в кровати и листала блокнот, который выронил спящий смешной мальчик в троллейбусе. И в эту же секунду раздался телефонный звонок:
  -- Алло
  -- Ты еще не спишь любимая?
  -- Нет
  -- Чем занимаешься?
  -- Читаю
  -- А что если не секрет?
  -- Да так стихи неизвестного автора.
  -- Ну и как?
  -- Пока не решила, а вообще ничего не понятно, бред какой то.
   И обе стороны диалога засмеялись.
  -- Знаешь, сегодня было прекрасное утро, мне очень понравилось - сказала Настя
  -- Это от всего сердца.
  -- Ты где кстати сейчас, у тебя непривычно тихо, музыка не играет, не слышно никаких шумных компаний?
  -- Я не хочу шумных компаний, ты лучше подойди к окну и посмотри вниз.
  -- Настя поднялась, подошла к окну и отдернула занавеску.
   За окном у подъезда стояла машина, в ней горел свет, машина была забита привычными для Насти Жениными друзьями, а перед машиной стоял Женя и махал рукой.
  -- Хорошо что придумали сотовый. - сказал голос в трубке
  -- Да - засмеялась Настя.
  -- Покататься не хочешь спросил Женя.
  -- Нет, ты же знаешь как я устаю завтра опять на работу, давай лучше в следующий раз.
   Голос в трубке не отвечал.
  -- Ну Жень не молчи, ну что ты? Ты обиделся, да? Я правда устала. Ну?
  -- Все нормально, я все понимаю, ладно тогда спокойной ночи и до завтра.
  -- Спокойной ночи, до завтра.
  -- Я люблю тебя - сказал Женя, но в трубке уже звучали короткие гудки.
   Настя снова принялась листать блокнот при свете ночной лампы, она читала и улыбалась.
  
  -- Ну ты точно чокнутый Сева? - Сказал громкий и удивленный девичий голос.
   Севиюс открыл глаза и понял, что кроме глаз ничего не чувствует. Все вокруг было в снегу вверх тормашками.
   - Такое впечатление что не снег выпал на предметы а предметы на снег, - пробормотал хрипло Севиюс.
   Девочка нашедшая Севиюса висящим вверх привязанными ногами на турнике громко хохотала.
  -- Ну ты даешь, ты что всю ночь тут провисел?
  -- Вопросы потом - с трудом сказал Севиюс, рассматривая перевернутую детскую площадку, развяжи меня, а то я по моему не в состоянии развязаться сам.
  -- Ну, Боже ты мой, памятник надо воздвигнуть той кто способен будет терпеть тебя в этой жизни,
  -- Нууууууже, - взвыл Севиюс.
  -- Ладно, уже пробую. - и девочка стала подниматься по лесенке к стержню турника где находился злополучный узел.
   Минут 15 она возилась и в итоге Севиюс свалился на снег распластался и закрыв глаза произнес:
  -- Какого черта?
  -- Мне тоже интересно, - сказала смотрящая сверху на Севиюса улыбающаяся девочка.
   Севиюс тяжело поднялся на ноги чуть пошатываясь и ели внятно произнес:
  -- Голова кружится, все болит и я замерз.
  -- Иди домой приготовь себе чаю желательно горячего, а не как обычно питаешь в себя все холодное, потом вались спать, может во сне увидишь что с тобой было, потом и мне расскажешь.
  -- Окей. - Сказал Севиюс, я пошел.
   После этого случая в жизни Севиюса наступил момент не большой отдышки временное спокойствие, это тот момент, когда с ним все смерились и перестали задавать вопросы, потому как стали понимать, что ответа все равно не получат.
   Репетиции, учеба, заливка боли вином, вечерние прогулки с плеером, ночные записи в студии и постоянное молчание. Вот таким образом и была восстановлена и отрепетирована, утерянная программа нового альбома. И как казалось Севиюсу, она стала даже не много лучше, но ему от этого лучше не становилось. Так спустя два месяца был объявлен концерт, первое обкатывание новой программы.
   В день концерта не было никаких звонков, все близилось к вечеру. Севиюс отправился в зал, где должен был проходить концерт. Там ни поговорив нискем, быстрыми шагами пролетел мимо всех, бросил гитару и вышел вон, что-то происходило, просыпалась дикость, рождался зверь в его душе.
   Мимо медленно проползали горящие фонари, пролетали машины, он никого и ничего не слышал, не знающие этого человека могли подумать, что он куда то торопиться. Кровь била в голову и несла по городу. В конце концов она вынесла его в парк где располагались несколько кафе открытого типа. Севиюс замедлил шаг прошелся и свалился тяжелым мешком на скамейку обхватив голову руками. Все что он хотел в эти минуты так это не думать ни о чем.
  -- Смотри-ка вот он? - Потягивая из трубочки апельсиновый сок сказала Настя
  -- Кто, милая?
  -- Тот парень, который потерял блокнот, я его с собой ношу, когда скучно или нечего делать читаю.
   Под одним из зонтиков открытого кафе сидели Женя и Настя. Дул ветер, собирая тучи над городом и можно было с уверенностью сказать, что через пол часика начнется дождь.
  -- Слушай Жень, давай подойдем к нему?
  -- Зачем это? - спросил Женя, многозначительно взглянув на Настю.
  -- Вернем блокнотик со стихами...ну не злись, пойдем подойдем.
   Настя стала рыться в кармане куртки, Женя нехотя встал, сунул руки в карманы и через несколько секунд они уже направлялись к Севиюсу.
  -- Твое?
   Перед носом Севиюса объявилась протянутая рука Насти с блокнотом. Севиюс поднял глаза и прохрипел:
   - Да.
   - Сам пишешь?- снова спросила она.
   Севиюс хотел было что то ответить, но ничего не придумал, Настя продолжила:
   Романтичен мой звездный мир,
   Романтичен мой звездный сад,
   Бьет мелкий дождь по асфальту
   И я ему рад.
   Севиюс на приятный жест Насти ответил ели заметной улыбкой. Нервы Жени сдали он схватил Настю за руку и поволок за собой быстро бормоча себе нос под о том что было приятно познакомиться и еще какие-то любезности. Севиюс проводил их взглядом, а Настя отдернула ухватившую ее руку нервничающего Жени.
   Наступил час, когда нужно было идти туда, где Севиюса ждала толпа любителей Рока, туда, где уже все собрались и портили тишину своими криками, зал разрывался от шума неформалов. Он поднялся оглядел все и всех вокруг и пошел так же как и начавшийся дождик, поплелся туда где ждут.
   За сценой все очень громко говорили, Севиюсу становилось все хуже и хуже. За годы концертов он так и не привык к шуму, он пошел к своим, гитары уже были настроены, об этом позаботились еще днем, в группе вместе с Севиюсом четверо человек, троя сидели на полу и молча курили Севиюс присоединился к ним. Все молчали, говорить было не о чем, да и смысла говорить вообще особого не было. Через некоторое время забежал конферансье и сказал:
  -- Давай мужики.
   Четверка поднялась и отправилась по узкому коридору к большим занавесам, понаблюдав за тем как объявили, группу они объявились на сцене. Зал взорвался, группа взяла соль. В эти минуты в зале находилась она, Настя и ее он, Женя. Каково было ее удивление когда Севиюс запел то что она читала в парке.
  -- Вот оказывается кто ты - думала счастливая и удивленная Настя молча стоя в толпе, Женя уже давно прыгал вместе со всеми под музыку. В конце выступления группы Севиюса, Настя выбралась из толпы и выскользнула из зала. Группа разбрелась после выступления кто куда, а на Севиюса в тот вечер налетел приступ безвыходности и бешенства. Наконец разбушевалась та буря, которая столько времени пряталась в нем. Он заперся в комнате, чем то похожей на гримерку.
   В эти минуты Настя пробиралась за кулисы. Севиюс все громил и крушил и когда комната была разбита полностью, он выбил ногой оконную раму и выпрыгнув в окно на асфальт медленно стал удалятся, оставляя кровь в лужах текущую из под носков и брюк. Настя заметила его только из окна коридора она рванула к дверям чтобы успеть догнать на улице, но там ее дожидался Женя который все вдруг стал понимать, понимать то чего не понимали ни Настя ни Севиюс.
  -- Ты где была?
  -- Да просто, да...заблудилась.
  -- Заблудилась, знаю я где ты блудилась, садись в машину.
  -- Женя ты...
  -- Садись в машину - Закричал Женя схватил Настю за руку и втолкнул в подъехавшую машину набитую друзьями Жени.
   Женя сел рядом
  -- Далеко он не уйдет, он где то здесь в районе, давай за ним!
  
   Из дневника Севиюса
   . ..Я шел болтаясь в своих мыслях, наслаждаясь запахом озона и перебирая в карманах брюк медиаторы. Я обратил внимание на подъехавшую машину только тогда когда услышал за спиной хлопанье дверей, я обернулся но ко мне уже надвигались трое, странно улыбаясь со злобной лаской произнесли:
  -- надо поговорить, пойдем отойдем
   Отошли метров на двадцать в глубь меж домной темноты разговор начался с того, чтобы я оставил ее в покое. Я спросил, - кого ее? и увидел еще одну очень знакомую фигуру, надвигающуюся на меня я стал понимать о ком идет речь, видимо этому парню нужен был театр, типа посмотри какой я смелый. Ребятки расступились, а она непонятно откуда появившаяся, вся в слезах бросалась на него и просила:
   - Ну не нужно пожалуйста, не надо ведь он даже не знает меня, успокойся Женя.
   Он же с меня глаз не сводил, а с его глаз я не сводил свои.
  -- Кого да?- Накручивал он себя приближаясь.
  -- Ты спрашиваешь кого, да? - Ах ты, сука.
   Я замахнулся первым, началась драка и к нему тут же присоединились его друзья. Выбили из меня все, даже дурь. Я поднимаясь с асфальта слушал как отъезжала машина, я улыбался ибо моя откровенная злость начинается с улыбки, домой ели добрался разорванным и омытым кровавым дождем, привел себя в порядок как мог. Понял, что злиться нет смысла, задумался ведь я их даже не знаю, закурил и стал шептать:
   Не знаю кто меня предал, я ухожу под дождь,
   Кто в небе дыры проделал...
   Я взялся за блокнот чтобы записать все это и вдруг на чистом листе увидел крупные цифры и имя Настя, она оставила телефон.
   Мне надоело все это, откуда они берутся в моей жизни, чего от меня хочет этот мир????...я от мира не хочу ничего, мне страшно и чаще всего я думаю о смерти.
   (дописка на следующий день)
   Позвонил, договорились о встрече.
  

ГЛАВА 12

   ВСТРЕЧА
   Парк, 20.00 вечера
   Они медленно подошли друг к другу, Севиюс остановился на небольшом расстоянии, Настя, сделав еще один шаг, уменьшила расстояние. Она смотрела в его глаза и затем медленно подняла руку и тихонечко коснулась пальцами его лица.
   Впервые за последний год Севиюс почувствовал искренность в человеческом тепле сердца. Смутился, чего то испугался отпрыгнул в сторону опустил глаза и злобно проговорил:
   - Кто они и чего они хотели?
   Настя достала из кармана куртки сложенную вчетверо записку и протянула ее Севиюсу.
  -- Возьми дома прочтешь.
  -- Зачем это?
  -- Там все написано и не задавай вопросов.
   Настя опустила голову и немного помолчав предложила:
   Может мы присядем где ни будь.
   Севиюс не стал отказываться.
   Настя рассказала все и может быть немного больше, больше потому что впервые она говорила о том что чувствует по настоящему.
   Пока Настя рассказывала о том что происходит в ее жизни, Севиюсу вдруг стало жаль ее бедного Женю. Почему то с этой жалостью стала пропадать и злость, но ненадолго.
   Севиюс курил и молчал Настя продолжала говорить. прыгая с темы на темы.
   - ...Недавно у меня бабушка умерла, она замерзла в больнице мы с мам...
   -Там что плохо отапливали? - Спросил вдруг Севиюс
   -Там? а, нет причем тут отапливали, дело совершенно в другом просто было холодно, а она искала морг, то есть меня, ну я там работаю, в тот день я ушла с дежурства меня отпустили, и увидела ее только в следующее свое дежурство. Ты знаешь я сразу в слезы она была вся синяя и почему то улыбалась, да, да, именно улыбалась, я помню меня это очень напугало. .Моя бабушка улыбалась так, как будто бы перед смертью ей было очень весело. Странно да?
   Севиюс уже давно понял о ком идет речь, он вспомнил тот вечер, когда впервые увидел Настю в троллейбусе именно в тот вечер он видел и ее бабушку ему стало смешно но смеяться он не стал:
   Наверное, так она радовалась, ведь все-таки нашла то, что искала - подумал Севиюс, но сказать не решился.
   В итоге Насте надоело говорить и она замолчала Севиюс вопросительно взглянул на нее но Настя сделала все очень легко и просто. Она неожиданным и нежным поцелуем впилась в губы Севиюса.
   Где то там далеко кричали летящие вороны, гудели машины в домах загорался и не загорался свет, солнце поднималось и закатывалось стрелка на часах продолжала бежать уже давно сбившись со счету и оставляя позади настоящее, делая из него прошлое. В тот вечер Севиюс пришел домой довольно таки поздно, он свалился в кресло и достал записку.
  
   ЗАПИСКА НАСТИ
   Привет, меня рядом с тобой нет и скорее всего ты и не чувствуешь особой надобности в моем присутствии. А я ощущаю твое отсутствие уже давно, помнишь тогда ты выбежал из троллейбуса и я осталась одна, в эти минуты окружающее мне напомнило мою собственную жизнь, кто-то приходит кто-то уходит и в итоге я остаюсь на едине с собой. Я читала то, что ты писал, сначала не все понимала, но потом поняла что точно так же как и твои стихи, я не понимаю себя. Тогда я поняла о чем ты пишешь, ты пишешь обо мне. Мне захотелось тебя видеть, мне хотелось тебя найти.
   Там на сцене ты другой ты вообще другой, ваши ребята, ну или ты может быть сам как то не вписываешься в их жизнь, я прямо не знаю как это объяснить, какой то ты не их... вот придумала: Ты один не из наших или правильнее Один не из ваших.
   Мне хочется сказать тебе то, что я у тебя есть, каким бы странным ты ни был. Именно это и заставило меня так просто поцеловать тебя, так просто обойтись с тобой. Я собиралась это сделать давно, и ждать больше не могла. Прости меня пожалуйста, прости их, они не виноваты, по моему в этой истории виновата я одна. И именно я и расставлю все точки над и.
   Сейчас январь, зима но однажды наступит весна наступит май, растает снег и растает вся грязь накопившаяся за зиму, в мае мы будем уже давно вместе, представляешь вместе гулять, рассказывать какие то истории, я знаю что с тобой мне будет хорошо, я верю тебе.
   Ну наверное это все, что я хотела сказать, целую тебя мой милый и жди моего звонка. (Ты удивлен но я и телефон твой нашла, хоть это было и трудно сделать и не спрашивай даже как).
   Севиюс дочитал то что ему написала Настя, тяжело вздохнул дотянулся до телефона, вырвал у него шнур, смял записку и бросил ее в пепельницу. Он отбросил голову на спинку кресла закурил и уставился в окно, чтобы разглядеть за стеклом ночь. Не заметил, как докурил и смял сигарету, глаза залились свинцовой тяжестью и медленно стали закрываться, Севиюс уснул.
   Поплыли розовые облака появилось ощущение полета. Вот горы, леса, поля, земля приближалась и удалялась. Теперь попал в траву, оглянулся. Там из за деревьев вылез тигр смешно и игриво подбежал. Тигр ярко - оранжевый еще малыш, тигр кинулся чтобы поиграть. С тигром очень хорошо, так хорошо что появилось ощущение счастья и осознание настоящей истины в бесконечности. Вдруг задумался чувствуя не больные и даже очень приятные покусывания тигра. Стал понимать, что однажды он вырастит еще больше и вдруг этот милый любящий зверь, перекусит так же легко как клещи кусок алюминиевой проволоки. Может быть даже он сделает это не хотя. Когда поймет что я больше не умею двигаться он уныло отправится искать другого друга, другую игрушку и ту что найдет когда ни будь снова перекусит. Наверное это и есть счастье в осознании бесконечности. И бесконечность обрушилась веселым щебетанием птиц и теплым лучом солнца. Вот так просто и быстро наступил месяц май.
   Севиюс проспал свою учебу, проснулся и стал звонить Олегу.
   Человек, который на протяжении нескольких лет являлся как своеобразным единомышленником в области создания нереального мира грез в котором легко можно было заблудиться и в котором легко забывался сам автор песен. Почти все песни которые он писал и исполнял были записаны Олегом. Плоды нормального или больного воображения Севиюса этот человек приукрашивал своей фантазией.
  -- Алло
  -- Да?
  -- Здорово Олег. Как дела, чего нового?
  -- Привет, извини мне сейчас некогда, вечером позвони и еще числа 27 наверное будет концерт в парке, вечером заходи я дома, там поговорим давай пока,.
  -- Ну, пока - сказал Севиюс и положил трубку.
   Во время завтрака Севиюс думал о своем сне, он жевал котлету и рассуждал:
  -- откуда у меня в голове этот оранжевый тигр. За все время сколько я себя помню мне приходилось думать о разном, и придумывал я невероятные бредни, но оранжевый тигр, да еще и одомашненный какой то, ласковый. Может у меня крыша трогается постепенно? Хотя я бы не сказал, что это именно сейчас началось, это уже давно. Примерно с такими мыслями Севиюс и закончил свой завтрак.
   Неторопливо одевшись, он вышел в подъезд, теплый, свежий весенний ветер поднял полы плаща, и Севиюс направился в сторону центра города. Жизнь в городе кипела, громадное разнообразие лиц разных возрастов проносилось мимо Севиюса, люди менялись местами как шахматные фигурки. Из широко открытых глаз домов торчали выброшенные ветром занавески, мотавшиеся как флаги на ветру. В окрестностях детских садов и школ скапливались кучи звонких и озорных ребяческих голосов, которые смотрели как мимо проходил высокий лохматый парень в черном плаще и он был спокоен как слон. Детям это казалось чем то веселым, они что то кричали вслед, на что Севиюс ничего не отвечал а просто улыбался именно той улыбкой которую никто никогда не замечал. Время шло на много быстрее, чем передвигался Севиюс по городским тропам и ближе к 5 часам дня, когда уже 1 час как голод достал не на шутку очень близко за спиной прогремел знакомый голос.
  -- ООООО, Сева.
   Севиюс выплюнул почти закончившуюся сигарету и обернулся, перед ним стоял старый знакомый, звали его Панк (настоящее имя Денис).
  -- Здорово Денис.
  -- Ты куда идешь? спросил Денис
  -- Как обычно, из ниоткуда в никуда
  -- А, ну я так же, пошли в кафе по 50 грамм поддадим и по чашке кофе выпьем все равно делать нечего.
   Севиюс сделал вид, что задумался над предложением Панка хоть давно уже и принял решение.
  -- Ну ладно пошли
   Кафе в которое пришли Севиюс и Панк было практически в запустении бармен смотрел видеофильмы, сидя за своей барной стойкой не обращая никакого внимания на вошедших.
  -- Слышь братан, налей-ка 2 по 50 и две чашки кофе
   Севиюс отобрал тем временем место где стол почище и устроившись на стуле в самом углу запалил сигарету. Севиюс смотрел на Панка, беспокоящего искренне желающего спокойствия бармена. В голове Севиюса вдруг всплыла одна из рассказанных кем то историй о Панке:
   ... Было темно и в этой темноте идем мы все тихо не считая далекого лая собак, крика кошек и какой ни будь гул случайно проезжающей машины. В такой темноте ни черта не видно только один Панковсий дом, а вокруг его дома красное зарево. Мы тормазнулись и думаем че за херня?, вроде не глюк. ...
  -- У Панка солнце дома живет - сказал Кирпич.
   Короче мы не хрена не поняли, дом вроде не горел и кроме Факса, вокруг ничем не воняло. Хотя Факсу вообще было на все насрать.
   Ввалились мы во двор и панка ищем, орем а он не хуя не слышит перешли на другую сторону двора смотрим
   Панк на фоне большого костра расставил ноги, скрестил руки, стоит и смотрит как горят его барабаны и магнитофон. Приколись поджог дурак установку целую, бля и вместе с соседским магнитофоном выпросил у соседей магнитофон обещал вернуть и сжег его. Мы так и не поняли нахуя.
   Видно не судьба не соседям не магнитофону, так распорядился Панк - подумал Севиюс.
   К этому времени Панк уже устраивался за столом, на против Севиюса.
  -- Слышь Денис, говорят ты барабаны свои спалил собственноручно, вопрос тебе такой, зачем?
  -- Барабаны спалил закуривая сигарету удивленно спросил Панк. - Ах барабаны, вспомнил, нууу, это... Панк замолчал и задумался.
  -- У тебя бывает такое, - продолжил он, - например если тебе какая ни будь вещь надоела, а отдавать ты ее не хочешь ни кому?
  -- Бывает - согласился Севиюс
  -- Ну вот собственно и весь ответ, - подчеркнул Панк
  -- Да, а магнитофон соседский причем тут? - продолжил Севиюс.
  -- Затрахал меня их магнитофон, с утра пораньше, я еще сплю, а они всякую хуйню включают, меня прямо во сне тошнит от их музыки - недовольно сказал Панк.
  -- Тоже достойный ответ - сказал Севиюс
  -- Ладно ерунда все это, сам то как, рассказывай? - придвигая к себе по ближе свои 50 грамм, сказал Панк как будто хотел заново начать разговор.
  -- Не знаю точно, но вроде нормально? - ответил Севиюс, пожав плечами.
  -- Да, такого рода ответы в твоем стиле, ты наверное никогда не изменишься.
  -- Наверное нет.
  -- Ладно, давай выпьем, повод дело второстепенное будем пить ни за что, как тебя такой вариант устраивает? - торжественно произнес Панк.
  -- Никто пьют ни за что - сказал Севиюс, усмехнулся выдохнул и поддал водяры.
   Денис уже щурился от водки, глотнул кофе и закурив, говорил:
  -- Да брат, то, как мы живем трудно понять, и уж тем более объяснить.
   Севиюс сидел задумавшись, нахмурив брови и глядя в одну точку.
  -- Народ говорит, что ты так и не забыл свою девушку, бабы подобраться к тебе не могут
   Севиюс поднял глаза, взглянул из подбровья на Дениса и после некоторой паузы спросил:
  -- Какой народ?
  -- Да многие говорят и говорят об этом как будто случайно
  -- Вот и ты пытаешься сделать вид, что все это случайно, да Панк? Ладно, что еще говорят?
  -- Ну, - замявшись продолжил Панк, - говорят ты сел на что то, пьянствуешь сам по себе, с людьми не общаешься, - сделав паузу Панк, продолжил - ну это так говорят, да в принципе хуй с ними.
   Севиюс некоторое время молчал потом продолжил:
   - Мне никогда ни с кем не было так хорошо как с ней, я мертв для идущего времени, как будто время остановилось, стоит и ждет чего то. А она, что она, теперь она далеко и мне до нее не добраться, никогда да и зачем я ей, после того как она уехала она некоторое время писала мне письма, звонила каждую неделю, но теперь все не так телефон молчит, на мои письма она не отвечает, а я застыл на одном месте. Севиюс зло усмехнулся и добавил: - Кстати можешь это передать своему народу.
  -- Да ладно тебе, все образуется, девчонок валом в городе и вообще я не люблю эти мыльные оперы.
   Севиюс рассмеялся.
  -- Я тоже, даже если они настоящие.
   Кофе уже заканчивалось, на город медленно ложился вечер, загорались уличные фонари, Севиюс и Панк ни сказав больше ни слова, поднялись и вышли из кафе оставив дымить свои сигареты в пепельнице. Через некоторое время они распрощались пожав друг другу руки и разошлись по своим тропам.
   Севиюс шел к Олегу сквозь парки залитые приятным запахом оживающей растительности в темных углах где пряталась от света любовь, в светлых же, кроме детей и собаководов со своими четвероногими друзьями больше никого почти не было. Он смотрел на играющих в траве Дога и Колли, вспомнил вдруг, как однажды из за двух собачек крупной весовой категории он на 15 минут раньше пришел домой. Севиюс хихикнул и сунул руки в карманы.
   Он шел быстрыми и широкими шагами и поэтому путь был не долгим. Долгие и почти всегда веселящие разговоры на философские и музыкальные темы заряженные вечерним дурманом, наслаждение композициями Пинк флойда, Кинг Кримсона, Битлз, Дэвида Боуи заканчивались обычно началом собственных записей и сочинений. Севиюс смотрел на своего друга и думал, как же выходит так, что человек прямо воспринимающий окружающий мир останавливается на том, что не может найти ответы на порой элементарные вопросы, по моему ему просто не хватает терпения, немного веры в себя и малинового варенья, только тогда все получится так, как он мечтает.

ГЛАВА 13

  
   Время пробежало Севиюс дотянул одеяло до подбородка, выключил свет настольной лампы и из окна в комнату вошла луна. Телефон продолжал молчать, спать не очень хотелось, но глаза закрывались сами по себе, он широко зевнул и наконец погрузился в мир снов:
   Время когда разговоры о вампирах была неизбежной частью дебюта бедного башмачника в трактире. В зале большого замка среди дубовой тяжелой пыльной мебели стоял он. Мраморно белое лицо не выражавшее никаких эмоций, полоса блеска волос уложенных назад, длинный черный плащ, рубашка похожая на рубашку священника, спина как натянутая струна, полузакрытые и залитые до основания гордостью, глаза. Он медленно прохаживался по залу подошел к высокой лестнице уводящей куда-то глубоко вверх. Через некоторое время он оказался на верхнем этаже замка в длинном коридоре. Так пройдя несколько шагов, он вошел в открытую дверь комнаты освещенной тремя свечами, у одной из каменных стен стоял большой узорчатый диван на нем открытый гроб, на гробу полиэтиленовый пакет. Севиюс подошел к гробу и сунул обе руки вовнутрь в эти минуты он ничего ни чувствовал совсем. Севиюс отбросил пакет, отворилось четверть гроба, в гробу лежали костыли. Севиюс снова прикрыл гроб целлофаном, отвернулся и ушел. Что то странное стало происходить уже в коридоре, в глазах возникал то ослепительный свет, то кромешная тьма. Что это? Спросил он себя, ничего, ответил кто-то, этого кто-то Севиюс не заметил и кто-то так и остался незамеченным. Войдя на лестничную площадку высившуюся над залом с которого началось путешествий Севиюс взглянул на бьющуюся от ветра со стороны в сторону тяжелую дверь, становилось то светло то темно. Севиюс спустился, подошел к двери и остановил ее, вытянув ногу. Дверь замерла раскрыв перед ним далекий темно зеленый, холодный укутанный росой и туманом горизонт с качавшимися стариками деревьями. Там в тумане у толстого ствола дерева стоял силуэт, он еще не смотрел на Севиюса.
  -- Не видит, - подумал Севиюс.
   На месте лица черного силуэта появилась белая точка. Теперь видит, сказал кто-то, снова Севиюс кого-то не заметил, лишь холодная дрожь пробежала по коже Севиюса. Это смерть, он убрал ногу, дверь громко хлопнула и посыпались тарелки. Севиюс открыл глаза, на кухне кричала его бабушка:
  -- Ах ты, чертов кот, все тарелки мне перебил,... ну что же с ним таким делать?
   Все еще хотелось спать, но нужно было подниматься. Уже через минуту Севиюс слегка пошатываясь направлялся в ванную комнату думая о приснившемся.
   Город утопал в запахе цветущей весны, день прошел незаметно, первая половина дня очень даже нудно. Вечером Севиюс отправился в гости к Смеху (он же Сергей), закуривая сигарету, Севиюс входил во двор Смеха. Двор другого типа с другими людьми. Сидя на лавочке Смех (гитара), Факс (бас гитара), Кирпич (вокал), Кэмал (ударные) убитые в драбадан обсуждали проблему никакойности и ничевошности.
  -- Ну что Кэмал? - очень медленно поинтересовался Смех,
  -- Да, что Кэмал? повторил Факс.
   Кэмал еще не понимал, что с ним разговаривают, он сидел, уткнувшись глазами в землю и только сейчас заметил вопросительные взгляды своих коллег. Сначала Кэмал отвечал спокойно, ничего мол, все продолжали молчать Кэмал стал заводится:
   - Я не знаю ничего, что вы хотите от меня. - Все смеялись последним досмеевался Смех. Кэмал снова уткнулся глазами в землю. Смех, перестав смеяться, с улыбкой на устах протянул:
  -- Все нормально Кэмал не ссы. - Смех ушел и вернулся уже с гитарой. Он заиграл, Кирпич заорал:
  -- Эй детка, ты помниш... (группа Рванные паруса)
   Свиюс появлялся не часто во дворе у Смеха, но его приход всегда казался обыденностью. Большую часть времени Севиюс молчал, было вино пил вместе со всеми внимательно и безучастно слушал, то о чем говорят другие.
   Вот так кружилась в постели голова, вскакиваешь бежишь в сартир и оставляешь там все что думаешь на тот момент о выпивке. Засыпаешь очень поздно и просыпаешься с ужасной головной болью.
   - Туда я больше не пойду, - бубнил себе под нос Севиюс, тревожно вглядываясь в перспективу унитаза.
   Он говорил себе это уже тысячный раз но ничего не менял, все продолжалось так же, как и всегда, улицы его поглощали, без дворов жить было уже нельзя, темная таинственная романтика подворотен тянула к себе и настаивала на ее посещении и посвящении ей же песен.
   Севиюс напивался и орал эти песни вместе с теми кто пил с ним в тех же дворах. Люди входили в его жизнь и выходили, вечное движение как в автобусе, каждый раз оставляя после себя как приятные воспоминания, так и неприятные. Большинство ехавших в автобусе жизни Севиюса, ехали зайцем. Примерно такого типа людей, каким являлся Севиюс, клиенты пенсионного фонда называют дармоедами. Но само понятие дармоед очень растяжимое и растягивал Севиюс его без страха перед угрызением совести. Вот так, подобное притягивает подобное, в силу этого простого закона открытого очень давно, каким ни будь профессором, в научном центра штата Алабама, во время большой перемены, после принятие слабых наркотических средств, принесенных свежим весенним ветром, из кабинетов глобального изучения химических элементов, в естественной биологической сфере.
   Драки, не приятные стычки на улицах участились, Севиюс кубарем катился вниз к стороне глубокой пропасти психологической паники. Больницы, милицейские участки, царапины на лице, объяснительные: шел, упал очнулся гипс, история как дважды два наполнялась нудной драмой с элементами мыльных опер. И уже далеко не разум управлял нашим героем сказки, а слепая ярость и нейлоновое сердце.
   Он только что пришел домой, явно не доволен прошедшим вечером. Там в городе к нему подошли трое ребят улыбаясь вежливо предложили посетить их собрание, всех вместе их звали Свидетели Иеговы. Севиюс слыхал о таких, но никогда не встречался с ними. Заняться все равно было нечем и Севиюс, вернее его любопытство дало свое согласие. В дороге на собрание трое улыбающихся ребят рассказывали Севиюсу о его принадлежности Богу, рассказывали какие то истории, упорно просили отречься от реального мира и прийти жить к ним. Севиюс некоторое время слушал все это молча после чего когда у святой троицы, наконец закончился словарный запас подаренный им Богом Севиюс задал неожиданный вопрос:
  -- Мужики на хуй вам это надо?
   Святоши обомлели, молчали, в их брошюрах о райской жизни о такого рода вопросах не говорилось, причем совсем.
  -- ААА, вот и наша сестра идет - вскрикнул вдруг один из троих. Севиюс обернулся. К собравшейся четверке очень медленно приближалась девушка лет 18, вьющиеся на ветру темные густые волосы чуть ниже плеч, нежная белая кожа, она словно плыла изящно и неторопливо, по ее прямой и сказочной походке можно было сказать, что такая заговорит не с каждым, она понимала это и знала себе цену.
  -- Если бы я был ее братом я бы был самым несчастным человеком в мире за всю историю существования человечества - подумал Севиюс.
   Дальше можно написать так:
   Мысли были остановлены великолепнейшим и простым появлением непонятного ощущения, как будто случилось что-то прекрасное. Она обвела взглядом собравшихся и очень, при очень культурно сказала:
  -- Здравствуйте.
   Здравствуй сестра, ответили трое почти хором.
   Севиюс промолчал, сам не зная почему.
  -- Ну, думаю больше никого не будет, давайте присядем тут - указывая на одну из скамеек сказал один из Божьих орлов.
   Все сели, через минуту разгорелся буйный разговор, на тему религии который плавно перешел в русло экономики. Севиюс не проронил ни слова он поглядывал изредка в сторону девушки и девушка в свою очередь делала почти тоже самое. Почти, потому что Иеговы разрывались в своей философии исключительно ради нее и ей приходилось периодически делать понимающее лицо хмурить брови и говорить Да. В итоге Севюсу это надоело, он поднялся и ушел.
   Стипендия которую он получал была еще жива. Он отправился в бар, орущая музыка, танцы, хохот и крик, все это перекрывала та музыка, которую он выбирал сам, плеер продолжал скрипеть, так же как и сердце биться.
   Через некоторое время он уже пробирался сквозь толпу к столикам, было жарко, Севиюс расстегнул две первые пуговицы на рубашке, он заметил свободное место за столиком добрался до этого свободного места и расположился в нем. Когда Севиюс заказал себе пива, закончилась дискотечная музыка и кто-то заговорил в микрофон. Хриплый голос показался очень знакомым.
  -- Добрый вечер всем...
   Точно это свой, подумал он.
  -- ...мин
   Первую часть названия группы он не услышал из за шума веселой толпы, эта толпа расселась по местам раскрыв вид сцены, барабанщик группы уже что-то отстукивал, гитарист настраивал свою гитару, певец возился с микрофоном, басист занимался своим басом. Через несколько минут группа заиграла, что то из репертуара Битлз. Севиюс пил, курил, слушал, балдел. По окончании песни он подошел к сцене чтобы поздороваться со своими, минуя короткую беседу с каждым из своих на тему как дела? он уселся у барной стойки. Слушая живую музыку и сидя спиной к барменше Севиюс вскрикнул:
  -- Еще бокал пива, плиз.
   Во истечении минуты за спиной проорал еще один знакомый голос, но на этот раз женский.
  -- Держи свое пиво.
   Севиюс обернулся, во рту догорала сигарета.
  -- Настя? - Удивленно спросил он
   Настя ничего не ответила, лишь улыбалась, безостановочно и очень быстро продолжая обслуживать клиентов.
   Снова возник перед глазами давно уехавший троллейбус, послеконцертная драка, девушка целовавшая его в парке. Но та девушка, на которую он смотрел сейчас, была совсем другой, мертвые волосы, перекрашенные в черный цвет, свисающие как шнурки с ботинок, лицо покрывало белая маска из пудры, темно красная помада, куски усопшей туши на ресницах.
  -- Ты что с собой сделала? - заорал Севиюс, пытаясь перекричать шум и музыку
  -- Не поняла, я не слышу тебя, извини здесь шумно, - крикнула не особо интересующаяся Севиюсом Настя.
  -- Ладно, потом поговорим - сказал Севиюс и отвернулся так и ни веря в увиденное.
   Через некоторое время Настя снова прокричала Севиюсу:
  -- Ты то как? Все сочиняешь свои песенки?
  -- Ага - махнул головой в ответ Севиюс
  -- А я уже давно ушла из морга, теперь у меня куча друзей я решила изменить свою жизнь и как видишь у меня получилось.
  -- Я рад за тебя - соврал он.
  -- А где твой Орел? - спросил Севиюс
  -- Какой?
  -- Ну тот, который тебя так любил.
  -- Любил? - удивленно спросила Настя - какой имен..аааааа ты об этом, этот уже давно уехал в Штаты и работает там, кем именно не знаю, мы давно не общаемся.
   Севиюс уже не слушал музыку, затягивая в себя никотин, он думал о том, как все таки изменчива жизнь. Не выдерни я тогда шнур телефона, быть может, было бы все совсем иначе, бесконечная цепь обстоятельств меняет людей до неузнаваемости. Что есть причина этому, пойди теперь разберись.
  -- Сейчас мне не плохо живется, я снимаю квартиру, в общем я стала самостоятельной.
   Севиюс слушал, молчал и думал: выходит самостоятельность это не всегда полезная штука, чаще всего она поучительная. Интересно на что она променяет свой следующий участок жизни. Поиск участь каждого.
  -- Я угощу тебя пивом, - сказала Настя и тут же набрала его в бокал.
   Севиюс поблагодарил и вскрикнул сейчас у меня денег нет, я их пропил, кстати тут же, но в следующий раз я угощу. Настя только улыбнулась. Она быстро и красиво справлялась со своей работой. Он курил одну сигарету за другой и искал глазами себе место поудобней где ни будь в глубине зала и наконец когда нашел то предупредил Настю:
  -- Я буду вон в том углу, если вдруг понадоблюсь...
   Он не закончил свое предложение, поднялся с места и направился сквозь танцующую толпу к своей цели. Настя угощала пивом весь вечер, Севиюс был уже нормальным, высокомерно-кайфовым взглядом он всматривался во внешний вид веселящихся людей, думать ни о чем не хотелось, мыслей он уже не замечал а был поглощен настоящими действиями. Прекрасно устроившись Севиюс уже и не думал собираться домой решив обождать алкогольное опьянение на месте.
   Настя сдала свою смену и собиралась уходить. На этот раз она прекрасно понимала что не оставит полупьяного мальчишку одного. Севиюс к тому времени был уже почти трезв, сопровождая своим вниманием действия Насти, он стал понимать, что сегодня уйдет с ней.
   В такси Севиюс уперся лбом в окно и смотрел на быстро пробегающие дорожные огоньки. Настя несколько минут не отрывая глаз смотрела на своего спутника которому как она подумала и в правду все не почем, она только усмехнулась.
  -- Ты помнишь, как мы с тобой впервые встретились, помнишь снег, троллейбус? я была тогда совсем другой и теперь смотрю на тебя... знаешь о чем я думаю?
  -- О чем? - безразлично прохрипел Севиюс, не отрывая глаз от своих бегущих огоньков.
  -- Я удивлена, ты не изменился, ты остался таким же, каким и был.
  -- Остался таким же каким и был - тихо прохрипел Севиюс - вы все кое что забываете, вы не можете знать, какой я?
  -- Настя только улыбнулась, в темном салоне такси улыбка так и осталась незамеченной.
   Через некоторое время они попали туда куда целились.
   - Что ты застрял на пороге входи, не стесняйся. Кофе будешь?
   - Буду, - направляясь на кухню сказал Севиюс.
  -- Извини за беспорядок, я сейчас, подожди секунду, переоденусь только.
  -- У тебя курить можно? - Крикнул Севиюс.
  -- Можно, - донесся голос из соседней комнаты, - только окно открой на балконе, пепельница на холодильнике,... нашел?
  -- Нашел - ответил он.
   Чайник уже кипел, Настя сняла его с плиты, приготовила две чашки кофе и села рядом.
  -- Я не думала что мы с тобой снова увидимся... а ты?
  -- Ну, у меня все сложнее, я вообще ниочем не думал
   Настя засмеялась.
  -- И как тебе живется, ни о чем не думая?
  -- Очень легко.
  -- Да....знаешь, наверно мне тоже нужно научиться жить так же как и ты.
  -- Вот в этом вся беда, ты пытаешься жить чьими то жизнями и постепенно забываешь о том какая ты по настоящему.
  -- Почему ты так думаешь? - Спросила заинтригованная Настя.
  -- Потому что мои мысли движутся именно в таком порядке.
  -- Достойный ответ - сказала Настя
  -- На достойный вопрос - сказал Севиюс
   Они рассмеялись, Настя поднялась, подошла к старенькому магнитофону и стала перебирать кассеты, потом спросила:
  -- Что будем слушать?
  -- Лучше что ни будь тихое, медленное и приятное, а то башка раскалывается.
  -- Воскресенье устроит? - Спросила она
  -- Все что угодно только бы не напрягало - ответил он.
   Настя выключила свет и включила кухонный ночник. В полутьме заиграла музыка, оба умолкли и задумались, каждый о своем. Она медленно мешала ложечкой сахар на дне остывшего кофе, он смотрел на огонек горящей сигареты. Играла музыка, печально, медленно и о них. Он почувствовал ее теплый взгляд, она смотрела на него так, как будто все слова были сказаны и говорить уже не было смысла. Он ответил ей той же теплотой взгляда и ярким огоньком отраженье огня таинственности полусвета в его печальных глазах. Его губы очень медленно совсем как играющая музыка прильнули к ее губам. Он коснулся холодной рукой ее теплого лица, она обняла его. После горячего поцелуя страсти, она немного смущаясь проговорила:
  -- пойдем спать.
  -- Пойдем, шепотом ответил Севиюс.
   Утро ворвалось в окно теплым свежим ветерком, одежда была беспорядочно разбросана вокруг кровати. Она спала обняв Севиюса и прижавшись к нему. Он уже давно проснулся и лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Ему было совсем не плохо, Севиюс просто смотрел в потолок.
   Настя просыпалась, она открыла глаза, взглянула на него, улыбнулась, чуть приподнялась и поцеловала Севиюса.
  -- Сколько время? - Спросил Севиюс
   Настя вытянула руку отдернула занавеску из за занавески показались электронные часы, горящие зеленым светом.
  -- 6. 30 - сказала она.
  -- Пол седьмого, через пол часа я уйду, учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал великий В. И. Л.
   Настя поднялась, накинула на себя халат и ушла в ванную, через несколько минут ванная была свободна и Настя была уже на кухне. Она готовила завтрак из четырех бутербродов и бокала кофе. Севиюс ел молча, Настя сидела рядом и смотрела на своего бродячего кота. Бродячий кот быстро проглотил бутерброды залив их кофе. Он поднялся и направился к порогу.
  -- Ты зайдешь? спросила Настя
  -- Не знаю, у меня дел много, разберусь с ними и зайду. А ты когда дома бываешь?
  -- Я через день работаю, сегодня я дома.
  -- Ясно, ну окей, мне нужно бежать, еще увидимся.
   Настя обиженно дернула его за рукав, Севиюс понял, что просто так не смыться. Он обернулся поцеловал ее, она отпустила рукав и Севиюс попрыгунчиком заскакал вниз по лестнице.
   Надел наушники, включил плеер, забыл о времени и замедлил шаг. В ушах гремела музыка Крематорий, волосы мотал свежий, теплый весенний ветерок, город зашевелился, и сильно захотелось курить. Каждое утро ему казалось, что день не принесет ничего интересного и пройдет как обычно. Под вечер он вел себя так, как будто бы эта мысль никогда не являлась его голове. Он спрашивал себя уже много раз, откуда берется то, что он придумывает и сочиняет. Часто вспоминал о Луне она казалась ему чем то родным и совсем не мертвым как кажется другим. Нет, Луна Севиюса никак не могла ассоциироваться со смертью. Печаль, одиночество присутствовали а смерть нет. О чем можно думать в последние минуты жизни, как с ней простится. Даже в самом добром, всегда можно найти самое злое. Целые города не верят целым городам, в итоге оставшиеся от городов руины показывают любопытным туристам в серых шляпках и фотоаппаратами на шеях. Смотрите вот она та самая...

ГЛАВА 14

  
   Империя Голодранцев.
   Его тащили по пыльной дороге двое стражников, одежда была изорвана, вдоль дороги бушевала толпа, кричала о чем-то не понятном, о чем-то своем, злостном и ненавистном. Из всего этого шума он отчетливо разобрал несколько слов это в Румб и Кубарубу.
   Что именно это означало, оставалось лишь догадываться, но и то ничего толкового на ум не приходило.
   Над вопросом где я?, он бы громко засмеялся в лицо самому себе, но в эти минуты ему было далеко не до смеха. Потому как, на сколько серьезно обстояли дела, он уже представлял. Было странное ощущение, как будто бы он все это где-то уже видел.
  -- Каким, таким образом я оказался в лапах этих двоих здоровяков?
   Перебирая взглядом, злобно орущую толпу и посматривая на стражей так дерзко тащивших его не известно куда. Но только сейчас он стал понимать, где он видел такое же. Сотни раз он смотрел такое в кино по телевизору в спектаклях, но не думал, что ему доведется ощутить это по настоящему, одно он знал точно, что такая волокита заканчивалась обязательной казнью, но в фильмах и спектаклях всегда находился герой выручающий в беде. Он понимал, что тут он совершенно один и рассчитывать, на чью либо помощь было глупо.
  -- Ой, Мама, кажется, казнить тащат.
   Сердце пленника кануло в область пяток, решив оставаться там до тех пор, пока сознание не ощутит благополучно минувшей опасности.
  -- Только не это. - Сказал он хриплым шепотом, - никаких казнить! Слышите? - Орал он глядя на каменнолицых стражей.
   Но видимо крики пленника, особого значения не имели и по всей вероятности мало что могли изменить. Дикость вопиющий толпы, безжалостно разоряло гнездо надежды на благополучный исход. Несчастного тащили, на какой то холм высокий и поросший горелой травой. Толпа и не собиралась заканчиваться в своем продолжении. Оказавшись на вершине холма перед ним предстала картина еще более бессмысленней чем ситуация в которой он находился на данный момент.
   Криво въевшийся в почву большого размера куб сложенный из громадных черно-белых камней. Все стены куба своим видом походили на шахматную доску верхняя часть куба по всей вероятности была зеркальной потому как отражала свет с такой яркостью, что глаза щурились сами по себе, отказываясь наблюдать такого рода эффект. Он отвернул голову, а стражники продолжали волочь его к источнику света. Вопиющие люди уже давно остались вопить где то там, на высоком холме. А пленник со своими мучителями преодолевал крутой склон, катясь почти кубарем. Мало было ему своего собственного вспотевшего тела, да еще и со стражей ручьем лился пот. И теперь пленник задумчиво глядел в быстро бегущую под ним землю и думал о своей ничтожности. Все проходило мимо, мимо его желаний, возможностей, кто то уже давно и очень нагло не считается с его мнением и вообще как с конкретной личностью. Этот Некто вытворял все, что ему приходило в голову. Хотя все это являлось для сознания ничем иным, как хорошая закалка давно убившая страх перед столь громадным разнообразием неожиданностей, карающих его невесть за какие грехи.
   Он скорчился от боли когда пробороздил носом мраморную лестницу, по которой поднимались преданные кому то стражи. Войдя в большой зал, силачи размахнулись, ухнули и бросили его на гладкий холодный мраморный пол, немного проехав по полу он медленно остановился. Здоровяки тут же удалились.
  -- Сказать? Но о чем? Ты не найден! Себя не видел, о себе не знаешь! Стригись! Челоправд! Челостраж уносит! Ты проигрываешь, но еще не проиграл!
   Эти слова гремели на весь зал, но ту варежку из которой исходили высказывания он никак не мог обнаружить как только ни старался. Из всего этого громогласного набора слов, ему не удалось выжать ни единого смысла.
   Он только почувствовал, как его снова схватили те же двое и опять потащили куда то.
   - Теперь куда? - Спокойно и зря спрашивал пленник.
   Некоторое время проскользив все по тому же залу который никак не заканчивался, он снова был брошен в сторону. Стражи почти бегом умчались прочь. В эти секунды из ниоткуда выбежали, трое новорожденных ребенка и принялись мять Севиюса, прыгая на нем.
   -Ой, уй, ай. - Вскрикивал Севиюс.
   Хва, а, а, ти, и, и, и, тит де, е, е, е, ти, ти, тит, ва, ва, вашу...сле, е, зай, те, е, е...на, а, а,хер...
   И опять объявились стражи, проорали хором Ты опоздал и снова пропали.
  -- Кто ты? - Орал кто-то в истерике.
  -- Я опоздал, - ответил Опоздал.
   Ухватив за голову пленника, достав откуда то ножницы, новорожденные принялись оттяпывать крупные клочья взлохмаченных волос Опоздала и разбрасывать с таким видом словно избавлялись от чего то очень неприятного и мерзкого.
   Однозначно Опоздал категорически был против такого рода стрижки и стрижки вообще. Поэтому он стал сопротивляться. Нахальные дети, все-таки оказались сильнее, кусаясь и царапаясь, дети не отрывались от своего дела. В итоге Опоздал обессилел совсем и уже полностью оказался в руках злостных рыцарских доспехов.
  -- Тогда причешись хотя бы, тоже мне зачем стричься?. Мало того что ты опадал еще хамишь мне, хам. Иди садись на место, я обещаю тебе этот семестр ты не сдашь если еще раз еще опоздаешь, не говоря уже о твоих пропусках и это касается всех присутствующих.
  -- Объяснительную писать? - Спросил, улыбнувшись Севиюс.
  -- Нет уж, хватит с меня этих твоих объяснительных, учительская забивается до отказу когда читают твои трехтомные романы, так что такого удовольствия я тебе не доставлю, марш на свое место.
   Севиюс усаживался на свое место и метился на задние парты.
  -- Опять назад пытаешься улизнуть, иди сюда чтобы я тебя видела
   Не выразив никаких эмоций, он прошел вперед.
  -- Ну вот, так лучше и кстати насчет сочинений могу сказать тебе точно что последнее твое произведение в прямом смысле этого слова прошло на ура особенно среди молодых учителей, я и сама полюбопытствовала и выпросила у учителя по психологи твою тетрадь, хочется если ты не против зачитать не большой кусочек и заранее спросить тебя каким бы ты вообще хотел стать? И что может быть у человека в голове при такой писанине?
   Севиюс молчал и вертел ручкой, зажав ее между большим и указательным пальцем.
  -- Ну что же - продолжила учительница, тогда я прочту.
   Она открыла тетрадь и стала читать. В этот момент в Севиюсе почему то просыпалась обида и эта была не шутка, он чувствовал боль, обида съедала его как голодный червь наливное яблоко, некоторые слова, прочитанные совершенно не в той интонации в которой он писал особенно больно пронзали сердце, пилили, царапали нервы. Ничего этого он не показывал, просто смотрел в окно, слушал и молчал. После казни урок продолжился, за целый день Севиюс ни слова больше не проронил.
  
   Отрывок из сочинения
   ...Ну и что же я ценю, что меня притягивает...???? Понятия не имею, вечно пытаюсь показать, что я не стандартен, что не похож на всех. Ни черта все выходит так как бывает. Забываюсь иногда нуждаюсь в грязной романтике, мучаюсь в сотый раз клянусь себе, что теперь все будет иначе и опять ни черта. Выходит, что я начал понимать, меня как будто бы бросили, я в яме и сколько бы я не бился в истерике, все равно ничего не поможет. А нужно то все лишь захотеть вылезти, искренни захотеть и не дожидаясь пока захотят другие, на зло самому себе тихо объявиться. Я знаю, кто-то играет моей волей, я это уже не раз ощущал, петь тихо у меня стало получаться только в последнее время, да и то когда остаюсь с самим собой, один на один. А как выхожу на люди так до охрипу рву себе глотку. Зачем? Ради кого? Что и кому я пытаюсь доказать? Надо казалось бы работать, денег зарабатывать, купить себе шкаф, дерево, коляску и жить ради всего этого. Все это может быть и правильно, да вот что - то мешает, не дает засесть и успокоится. Ради этого ты начинаешь, что то делать и вдруг в самые что ни наесть не подходящие моменты появляется моя грязная романтика портит все, напишет две три песни и уходит. В итоге я теряю все ради двух трех песен, которые и то мало кому интересны...потому как пою почти всегда о себе. А стандарт громко и припеваючи смеется над не стандартом, идиотизм возлагает венок многовековой системе жизни...

ГЛАВА 15

   Прошла неделя, а он все молчал, казалось, что он многое понял, оказывается нельзя говорить, да теперь просто больше не хочется. Нужно зарыться еще глубже, нельзя никому ничего говорить. Нужно заткнуться.
   Он ушел глубоко в себя и ушел на долго. Прошла еще неделя он продолжал молчать с каждым днем мир казался менее интересным, чем был например вчера. Часы больше не играли никакой роли. Такое было раньше, но это проходило само собою без напряженья. Он стал все делить нужное, ненужное, очень нужное, не очень нужное. В конце, концов он совсем запутался сам же в своих сетях на этот раз до не изнеможения.
   Очень много стал писать, писал, потому что не с кем было говорить, из всех кругов общения он выбирал себя. Песни писались и почти сразу же записывались Олегом, который все прекрасно понимал и может быть был единственным кто не собирался лезть туда, куда не просят. Он выслушивал, потом предлагал пойти покурить, что-то говорил или рассказывал, критиковал некоторые новые песни, включал аппаратуру и начиналась работа. Всю ночь шла работа, утром Севиюс засыпал у планшета во время урока. Приходил домой, ложился спать просыпался поздно ночью и снова брался за свои произведения. Вот он сидит пьет кофе, курит, и пишет:
  
  
   Отрывок из написанного:
  
   ХИСТИРИЯ
   ...Падший. Я вижу честный ангел жизнь свою готов отдать,
   Знать силы к тебе прибыли опять.
   Мне жаль тебя но здесь , лишь я правитель,
   Лишь я могу сказать кому тут жить, кому тут умирать.
   Раз он поэт, пусть пишет, пусть пишет все.
   (И падший ангел крылами змея грозно замахнулся.)
   Честный. Не тронь его.
   (Вступился ангел чистоты , приняв и загубив в себе горячий злостный меч )
   Падший. Не уж то ты и впрямь восстал из мертвых.
   (Глотая дурно смелость света и поражения зла, теперь уже игриво держит свой ответ)
   Честный.
   (хрипло отвечает)
   А я неумерал...
   Падший
   (И Сатана перебивая)
   Тогда пока ты спал, он духом пал.
   Поэтому и жив, Поэтому он жалко в жизни тонет,
   (Уже с усмешкою)
   Теперь взгляни на этот срам, душевной болью нужно наслаждаться,
   А он лежит и стонет.
   Честный.
   (Твердо отвечает)
   Я дух его, я был и есть его защитник я символ жизни , я его свет.
   А там где свет, не уж то позабыл лукавый, тогда напомню тьмы просто нет.
   Падший. Меня сражает твоя глупость, ты смело говоришь о том , чего не знаешь, однако я тебя прощаю.
   А то что ты защитник, дух и свет все быть может не говорю, я твой урок усек прими и мой, Меня, господний рыцарь, все это почему то не тревожит.
   Я снова глядя на тебя смешной бродячий чародей, невольно убеждаюсь в том что ты как твой земной любимец, тоже болен.
   Да так и есть задуматься хоть раз попробуй, ведь ты как он не волен.
   И обратив свой злостный взор на голос вбитый в угол, как мне смешно ха, ха . тебе не кажется что твой мертвец пытается воскреснуть.
   Честный. Тебя это пугает?
   (От воскрешенья, силы к свету прибывают, и ангел чистоты с любовью слабое дите приподнимает)
   Падший. Да нет же нет, ты в слушайся в его несчастный бред, он, что то просит у меня.
   Что? Хватит? Эй, рыцарь Света глаза ему протри, а то он плачет.
   Прислушайся, он говорит никак иначе, он умоляет меня, хватит.
   Смотри, обманутый защитник и помни, я тебе не врал, он духом пал.
   Несчастье!
   (Злобно прокричал Лукавый, делает удар не терпящий пощады к еще полнящему своим дыханьем воздух, тогда же тело, превратившись в ад, отбросилось назад и успокоилось, угомонилось).
  
   Утро.
   Головная боль, простуда, студенческая поликлиника.
   Днем.
   Драка на улице, четверо и один, был бит, причина деньги, деньги остались при битом, очередное доказательство улице своего жесткого мнения.
   Вечер, больница, милиция, объяснительная.
   Ночь.
   Сидит, пьет кофе, курит, и пишет отрывок из написанного:
  
  
   ЭТЮД САНЗДВИНИКА.
   Cтоп утро.
   ...Вынул из тепла сигарету и судорожно стал искать спички. Нашел, хотя их было мало две или три штуки. За окнами кто-то шел и бил по стеклам. Прищурив глаза и старательно высматривая причину многочисленных ударов, он обратил внимание на серость плачущего неба за мокрым стеклом.
   Он догадался, что это его друг, с которым всегда было о чем поговорить, он вскочил с кресла в объятиях которого он сидел, подбежал к окну и нервозно стал дергать форточку.
   -Открывайся же, ну.
   Сквозь зубы бормотал он. Форточка не поддавалось, и он ударил кулаком в стекло, оно разлетелось, и в комнату вошел друг.
   Зачем?
   Он стал просовывать голову в форточку с битым стеклом и успев изрезать свое лицо он уже не чувствовал ни боли, ни холода. Он думал лишь о том, что друг появился очень во время, дождь пришел очень кстати. Кровь вперемешку с дождевыми каплями текла по лицу, затекая в глаза и в рот. Он обо всем уже не помнил, просто улыбался, глаза были широко раскрыты а мокрые волосы так и лезли, слегка касаясь концами его карих зрачков.
   Какой то жуткий и не званный гость вдруг появился в нем, я тебя не ждал, подумал он, а страх молча вошел в него, отбросил хозяина тела в сторону, назад в комнату и принялся надвигаться.
   Он пятился, не спуская взгляда от силуэта человека в белых одеждах возникшего из ничего, пришедшего из ниоткуда. Пятясь и все, роняя за собой он упал на пол и прижавшись к стене прикрылся руками, подальше от своей головы. Страх его не стал трогать, наверное передумал, ведь это первый день уходящего месяца а значит все еще впереди.
   Какое странное спокойствие оставил после себя страх, он нашел его в себе и схватился за него обеими руками. В руках была гитара. Успокоившись, он понял, что этот гость больше не уйдет, он отбросил гитару, кажется, она разбилась. Ведь ласки бывают разными даже грубыми. Теперь он просто положил голову на коленки и закрыл глаза, пришло время мечтать.
   Что происходило дальше он не помнил, но успел поймать себя на мысли что уже не чувствует своего лица, ни улыбки, ни моргания усталых глаз, ничего вообще. Он пытался хлопать ресницами очень медленно и постоянно, что бы успеть понять что случилось.
   Ну, вот теперь он стал понимать, что находится на кухне и сидит за столом. В углу стояла газовая плита и знаешь, все четыре конфорки ярко горели и расплывались, от духоты и гари было очень тяжело дышать. Кружилась голова, он попытался встать на ноги, не заметив того, что стул откинулся в сторону и свалился на пол.
  -- Состояние онемения что ли? - Думал он.
   Хотя все было предельно ясно, лицо не поддавалось улыбке или каким либо другим эмоциональным изменениям. Только по одной причине, кровь и раны на лице стали сохнуть, теперь усохшая кровавая маска стала сыпаться, и наконец свалилась на стол прямо перед ним. Я, снова чист, я снова, СТОП УТРО.

ГЛАВА 16

  
   Утро.
   Большая температура, Севиюс уснул:
   Двигаясь по узкому синему коридору в сиреневой дымке, он думал о том, как тяжелы его шаги. По центру коридора, куда то в даль, уходила обрывистая полоса. Он и не заметил, как оказался вдруг в самом центре города и шел по середке всех дорог. Страшно, почему-то не было и вихрем пролетавшие мимо машины, чуть задевали край вьющейся куртки, тут же исчезая где-то далеко, в мокром и холодном тумане. Надо сойти с дороги и сразу же, как он подумал об этом, он очутился вдруг, в как ему показалось в те минуты, на глубоко дышащей алее с большим количеством скамеек, теряющимися в перспективе. Он стал понимать, что это дышит она. Она сидела на каждой скамейке и он подсел к той, которая была ближе всех. Она словно не замечала его, а он чувствовал ее тепло и уже думал о том, как же хорошо тут. Его мысли оборвал, ее тихий и нежный голос, он взглянул на нее. Она вроде как тихо спросила:
   - Севиюс?
   Он не видел как она спрашивала, но ему нравилось то, что она мило улыбалась.
   - Она красивая, - подумал он.
   - Я знаю.
   Ответила она, широко открывая рот, который напоминал, бездонную, черную дыру. Севиюс этого не видел, он уже утопал в синеве ее глаз:
   - Кто ты? Как твое имя?
   Она вдруг покраснела и медленно опустила голову. Краснота стала капать ей под ноги, тут же покрывая землю собой.
   Ги-ги-ги-на. - Проговорила тихо она.
   - Что? - Севиюс опустил голову ниже, чтобы услышать ее имя.
   Взорвавшись в крике, отпрыгнув и приняв облик человекоподобного монстра, она кричала о своем имени:
   - Гильотина., меня зовут Гильотина. Знаешь? Меня зовут Гильотина!
   Севиюс пустился бежать, он бежал, а она парила над ним, приближаясь к лицу очень близко, заглядывая в его испуганные глаза, потом отдалялась, чтобы приблизится вновь. Кровью залитые глаза, белое лицо, растрепанные волосы, дикий крик, колокольный звон и яростный смех.
   Севиюс в самые страшные минуты, прикрикивал в диссонанс ей и понимал, что прилагает все усилия, чтобы бежать, куда угодно, только бы подальше от нее.
   Но, картина не менялась, все стояло на месте, лишь через некоторое время, когда силы уже почти иссякли, все медленно зашевелилась. Затем движение, стало набирать темпы и вот уже все завертелось вокруг с такой скоростью, что он вывалился из себя и как будто бы растаял, в хаосе уже не чувствуя обычной опоры под ногами.
   Что-то желтое, осыпало глаза, забило рот и вскоре засыпало все лицо. Было уже трудно дышать, когда он почувствовал, что схватился за что то рукой стараясь поджать ноги как можно ближе к лицу, чтобы наконец выбраться из этого порыва ветра, несущего с собой, нечто похожее на песок. Вдруг в одну секунду все затихло и пропало.
   Послышались человеческие голоса.
   Люди, ура здесь люди, - шептал он себе под нос. А люди, наверное, возвращались со своих работ, или каких ни будь других мест, где можно провести свой день. Очень редко удавалось, посмотреть на человека, который висел на трубе, в городском автобусе, при этом поджимая ноги и голосуя о том, что как хорошо, когда вокруг люди.
   Что с ним, не знал никто, но народ держался от него подальше, так, на всякий случай. Кто-то, ругал его за пьянство в таком раннем возрасте. Кто-то утверждал, что неделю назад в городской психиатрической больнице, произошла амнистия и что парень, является самым сочным плодом, этой амнистии.
   Севиюс открыл глаза, все расплывалось, он стал их тереть, все постепенно стало приобретать свое место. Он видел, как ему махали руками окруживший его народ. Не принимая во внимание весь шум и движение, он стал осматриваться. Затем хоть и медленно, но все же понял, насколько нелепо он выглядел со стороны, это заставило его скрестить руки на груди, нахмурить брови и облокотиться о стекло медленно ехавшего автобуса.
   Он думал о том, как умудрился оказаться в таком положении, хоть уже и не помнил, что вытворял в и не знал, как оказался в автобусе. И вот, пока он об этом всем думал, пассажиры в автобусе уже сотни раз успели поменяться и спустя десять минут, перед ним стояли совсем уже другие люди. Эти оказались более спокойными. Случайно всмотревшись в картину, находившуюся за окном напротив, он в растерянности и с выражением беспокойства на лице, принялся шлепать ладонями о стекло и громко спрашивать:
   - Где я? Я не знаю этих улиц. Простите, а почему так мало домов вокруг? А на той стороне их вообще нет. Мне кто-нибудь скажет, какая это улица?
   Люди были безразличны к этим восклицаниям, они застыли как куклы, каждый в своей позе. Автобус затормозил, куклы посыпались в один угол, свалившись в него как не нужный хлам. Со свистом открылась дверь автобуса, предложив обязательно выйти. Не очень то Севиюс и хотел идти туда. Он не понимал, откуда все это взялось. А они не понимали, откуда он взялся во всем этом. Автобус стоял с открытыми дверями и настаивал на своем.
   Севиюс медленно и нехотя, поплелся к выходу. Оказавшись на улице, он стал щурится от солнечного света, а его обувь, тут же утонула в горячем песке. Пока он осматривался, автобус успел уже, куда то убраться. Было очень жарко, вокруг был один лишь песок. Не считая, словно нововыстроенных четырех этажных домов.
   - Хотя бы одно дерево. - Думал он, держа ладонь козырьком над глазами. Он решил выйти на дорогу, по которой приехал автобус, Севиюс обернулся и сделал шаг вперед, на горячий асфальт. Немного попрыгав на месте, для того чтобы песок осыпался на асфальт, он отправился в путь. Севиюс решил двигаться дальше. Искать, что-то свое, родное, там, где родным и не пахло. Он шел и шел, казалось даже если он пройдет тысячу километров, то все равно ничего не изменится, все будет таким же. В конце концов, посчитав, что идти по дороге неизвестно куда ему наскучило, он спрыгнул на песок и направился к домам, в которых по идее должна быть жизнь. Лишь бы успеть, только бы не опоздать. Потому что теперь, он точно был уверен в том, что произойти может все что угодно и в любую минуту, а предсказать что-либо, было невозможным. С каждой минутой, он становился все ближе и ближе к этим зданиям. Добравшись до одного из домов, он решил обойти его, в надежде попасть во двор дома. И ему показалось странным то, что сторона дома, смотрящая на новую, еще пахнущую мазутом дорогу, была выстроена из бетона, а вот обратная сторона, была сооружена полностью из дерева. Он был прав, здесь не просто была, а во всю кипела жизнь. Большой двор, коротенькие дорожки, выложенные из кирпича, не высокие, скопившиеся в кучу гаражи, кладовки, какие то времянки, от которых отвисали веревки и привисали где-то на расстоянии пяти, десяти метров, к вкопанной в землю трубе, или какой ни будь деревянной балке. И судя по тому, что именно на этой веревке висело, Севиюс подметил для себя и вслух проконстатировал свои догадки:
   -Бельевая и низко висящая.
   Он стоял посередке двора, улыбаясь и осматриваясь. Севиюс уже не нервничал, по всей видимости смирился, со своим нынешним положением неясности. Показались люди, которые отнеслись к появлению во дворе незнакомца, с абсолютным безразличием.
   - Странно, - подумал он и медленно зашагал по двору.
   Между двумя рядами весящего белья сидел ребенок, на горшке с соской во рту и с большими заплаканными глазами. Чтобы не оборвать веревки, Севиюсу приходилось постоянно пригибаться. При виде малыша с горшком под задом, Севиюс хихикнул и подмигнул глазом в знак приветствия. Малыш в ответ, вдруг выронил со рта соску и тут же продолжил видимо давно уже начатый, и остановленный лишь для небольшой отдышки, свой сольный концерт. Севиюс не любил такого типа звуки и поэтому прибавил шаг, оставив за собой, возмущение в виде слов:
   - Орун несчастный, ты скорее в слезах захлебнешься, чем допоешь свою слезную арию!
   Громко и дико кудахтая под ноги, бросались непонятно откуда взявшиеся куры Камикадзе. Куры Идиотки бились об его коленки, теряли сознание и оставляли после себя лишь свои перья. Залаяли дворовые псы и в голову ударило чувство очередной само потери. Могучая тень вдруг накрыла весь двор. Он поднял голову и замер в изумлении, там за домом ползла улитка.
  -- Еб твою мать - изумленно протянул Севиюс.
   Улитка не просто ползла, она что-то говорила. Севиюс попытался вслушаться в ее слова, уже не обращая внимания на бьющихся кур которые завалили его почти до пояса.
  -- Я ползу далеко, мне ползти не легко.
  -- Ты пришел и всегда беда.
   Севиюс разобрал слова, но ему хотелось теперь знать, о ком она говорила.
  -- О ком это она? - подумал Севиюс
  -- О ком это она? - сказала Улитка
  -- Мама у меня крыша едет - взвыл Севиюс.
   Сразу при этой мысли крыша дома, за которым ползла улитка тронулась и стала медленно съезжать.
   - Кто об этом думал, кто об этом подумал? - Раздавались испуганные истеричные голоса со всех сторон, видимо тех кто обитал в этом доме и снова появился этот пронзительный голос плачущего ребенка.
   Ошеломленный Севиюс вертел головой, но вокруг было одно белье, бельевой обруч в котором находился только он, ни горшка не ребенка уже давно не было, но детский плач остался, он разрывал перепонки ушей.
   Бельевой обруч, стал сужаться и Севиюс рванул, срывая это белье и прыгая чрез бросающихся кур, через всякие палки ищущие колеса и все же он зацепился ногой об валяющийся таз, со свиньями внутри. Севиюс, свинья и таз, высоко взлетели и полетели в небольшую времяночку, выстроенную из картона и фанеры. Пробив все это добро собою, Севиюс провалился в другую живность. После посадки он почувствовал, что вокруг него и под ним все шевелится, пыхтит и нервозно подрагивает.
   Если бы ни это что-то которое запрыгнуло на живот и мелкими прыжками направилось к области головы, свалившегося с небес. Проделанная им же самим дыра в потолке, в которую пробился солнечный свет и голубое небо, было первым, что он увидел, после того, как решился открыть глаза. Он лежал, глубоко дыша, вспоминая злостным шепотом, чью то мать. Вот был еще один наскок на живот и теперь на нем, их было уже двое. Он повел зрачками в сторону, что бы узнать, что по нему разгуливает. Оказалось кролики, самые обыкновенные кролики. Он выдохнул напряжение и опять вспомнил, чью то мать. Чуть полюбовавшись небом, он стал подниматься на ноги. Наконец выпрямившись во весь рост, он почувствовал тяжесть и странное дрожащее свисание рубашки на один бок. И это тоже были кролики, только мертвые, которые прилепившись к рубашке, свисали и легонько колотились об Севиюса, в предсмертных судорогах. Севиюс брезгливо стряхивал их с себя, те же отваливались, как улитки со стекла.
   - Улитки, кролики, свинья, куры чего я еще тут не видел - ворчал Севиюс, - раз все происходит именно так, значит, что-то я сделал не так. Откуда у меня в голове вся эта дребедень, начну по порядку. Дребедень вообще придумываю я сам, значит я и есть хозяин тех обстоятельств которые я придумываю. Хорошо допустим так, но в этом случае я должен был знать, что куры будут бросаться на меня будет ползать говорящая улитка если это уебище вообще улитка. Я этого всего не знал и мало того, что не знал, я ведь не знаю и того, что будет дальше. Значит нужно искать главную причину которой являюсь совсем не я. Стоп а если это то что яеще не успел придумать но должен в этом случае я конечно не знаю что придумаю и поэтому не могу знать почему ползла улитка. Палка о двух концах главное не потерять мысль.
   Севиюс выбрался из крольчатника оставив после себя, только разбегающихся в разные стороны, то и дело бьющихся друг об друга и обо все что попало несчастных и счастливых кроликов. Судя по их поведению, кролики были абсолютно слепы. Севиюс удивленно глядел, на бедных, ушастых, слепых, еще дышащих кроликов потом спросил их с такой искренностью, словно они могли ответить:
   - Сколько же вы тут сидели, что ослепли? Может вы, такими родились? Если нет, то что за живодер довел вас до такого?
   Чуть поглядев, на неуместно смешное, кроличье мучение, его размышление на тему жалость, вдруг снова перешло в русло философии, что заставило произнести перед уходом последнюю, не успевшую до конца сформироваться, фразу.
   Да ребята, свобода это кровь. Можно за нее бороться, а можно и не бороться. Кто не борется тот рано или поздно заслуживает эту свободу, эту награду приносит случай. Хотя вы все равно слепые для вас стать свободным равносильно медленной мучительной смерти. А те, кто сейчас отклеивался с моей рубашки, оказались намного счастливей вас, может быть даже и меня. Ладно, кролики! - Севиюс махнул рукой и уверенным шагом отправился дальше. Он в последний раз взглянул на двор, в котором натворил дел, где обитатели двора уже принялись восстанавливать не до конца съехавшую крышу. Севиюс улыбнулся и подумал:
  -- Крыша едет!
   Крыша тут же рухнула, завалив нескольких жителей.
   Севиюс прищурился, растянувшись в улыбке, задорно вскрикнул:
   - Класс!
  -- Снова раздались голоса на этот раз очень жалкие:
  -- Кто подумал? Кто подумал?
  -- Кто подумал, кто подумал, - передразнил Севиюс, - Я подумал!
  

ГЛАВА 17

  
   Севиюс открыл глаза и яркий луч солнца ударил в лицо, не оставив в памяти и тени сна. Он поднялся с кровати и направился на кухню. Очень хотелось есть.
   На кухонном столе стояла бутылка кефира, рядом лежала записка:
   Звонила Катя приглашает на день рожденье, завтра к 7 часам.
   Севиюс не мог разобраться:
   - Это завтра было вчера, наступит сегодня или будет завтра, по-моему этот день рожденье все таки сегодня? - он взглянул на часы было уже 5, - ну если сегодня, то пора собираться и я вроде неплохо выспался.
   После всех процедур провождения себя в порядок и уже во время обеденного завтрака подумал об увиденном сне.
   - Мне уже 20 - ухмыльнулся Севиюс - а я до сих пор не могу привыкнуть к своим снам, наверное потому, что не могу найти им объяснений. Сны это то чего нет на яву, где сон, где явь разобраться трудно и вообще кажется по настоящему ничего нет, ни снов, ни яви. - Севиюс сделал паузу в мыслях, вспомнил о Кате и снова продолжил, - кроме дня рождения конечно.
   С Катей Севиюс был знаком уже несколько лет. Все эти годы она любила его, хоть и знала, что для него является только другом, и поэтому навсегда утопила свои чувства глубоко в душе. Катю выдавали глаза. Севиюс делал вид, что ничего не замечал.
   Купив в коммерческом ларьке сигареты и жвачку Севиюс направился к ней. Катя жила в 40 минутах ходьбы от Севиюса, минут через 15 неторопливой ходьбы Севиюс встретил трех знакомых девушек и четырех знакомых парней. Они сидели у подъезда на лавочке. Разговор был не долгим, приветствие, как дела? Куда собрался?
   На последнее Севиюс ответил:
  -- Гуляю.
   Знакомые пили дурадол.
  -- Глотнешь? - спросил один из знакомых.
  -- Давай.
   Минут 10 минут как он сидит в этой компании.
  -- Че, она тебе сделала? - глуповато ухмыльнувшись, обратился Севиюс к одной из знакомых.
  -- Ничего просто так, я просто шучу с ней, она знает, она уже привыкла - ответила пьяная знакомая.
  -- Ей тяжело и она медленная - сказал задумчиво Севиюс
  -- Почему, тебе это кажется? - спросила знакомая
  -- Потому что она улитка. - Поставил точку Севиюс
  -- У меня впечатление, что где то я это уже видела. - Хмуря брови, очень близко рассматривая улитку, медленно ползущую по пустой бутылке, сказала знакомая с философским мышлением.
  -- Ты не могла ее видеть - категорично произнес Севиюс, - тебя там тогда не было.
  -- Где? - взглянув на Севиюса спросила она.
  -- Там, - ответил Севиюс присматриваясь к улитке.
  -- Бля, ну вас на хуй - отозвался еще один знакомый, который случайно вслушался в разговор и стал над этим рассуждать, стал серьезно об этом думать - я сейчас ахуею от вашего пиздежа, прекращайте. На Севиюс, съешь таблетку и запей вином, потом больше никогда не будет улиток.
   Как он оказался в полупустой квартире у Насти, навсегда вышибло из головы. Апрельский вечер громкая попса, длинный стол, упирающийся в открытое окно, люди сидящие за столом. Севиюс совсем никаким боком не подходил к этой компании. Девушки наряженные как на бал:
  -- извините, пожалуйста, подайте, да что вы...
   За столом сидели одни галстуки. Внешний вид Севиюса привлек к себе внимание. Оранжевая рубашка, с большим воротником расстегнутая на распашку, под ней не заправленная футболка с черно-белыми крапинками. Обувь в доме никто не снимал, так как в доме мало чего осталось. Семья Кати готовилась к переезду в другой город и все что было нажито увез контейнер. Серые запылившиеся кроссовки и очень потертые черные джинсы совсем никак не могли спорить с до блеска вычищенной обувью итальянского происхождения и до нитки выглаженными костюмами.
   Севиюс не видел Катю очень давно и не имел никакого представления, о ее нынешних кругах общения. Смеялись в этой компании над такими шутками как:
  -- я не успел заплатить за свой сотовый и представляешь его сразу выключили ой как хорошо, что мой папа оказался директором этой компании, ну той где я приобрел свой сотовый, вы представляете, вот как бывает, я столько смеялся.
  -- Бред собачий - думал Севиюс.
   Он только и делал что думал ни проронив, ни слова. На вопросы которые были заданы ему только из приличия, отвечала Катя. Севиюс уже ничего не понимал. Он забыл даже свое имя.
   Катя не сводила глаз с Севиюса, который устроился в кресле на колесиках и катался по полупустой комнате. Назад, вперед, опять назад, как маятник.
  -- Ну почему же ваш друг как партизан упорно молчит - широко улыбаясь и громогласно спросила подруга Кати с интересом глядя на катающегося Севиюса.
  -- Вы что-то хотели? - Тоном культурного ехидства спросил Севиюс
  -- Да, - ответила девушка, с большой бабеткой на голове.
   Катя попыталась снова ответить вместо Севиюса, но тот перебил:
  -- Погоди Катька, зачем же вместо меня говорить, можно в принципе и поговорить - проговорил Севиюс, подъехав на кресле ближе к столу.
   Катя умолкла немного покраснев.
  -- Если что будет не понятно, спрашивайте, уважаемые дамы и господа. Ну так на какую тему будем говорить?
   Арестокротическое общество выпрямилось, приняв облик общественного внимания и в любую секунду способное перевоплотиться в общественное мнение.
  -- Человек и история - послышался тонкий, но мужской голос с конца стола - это тема моего будущего реферата, очень уж просто об этой тематике я писать не хочу, мне хочется найти какой, ни будь неординарный подход к этому делу и главное свой.
   Общество разразилось культурно-мелким смехом, причину все понимали в том числе и Севиюс. Он прекрасно знал что эти люди принимают его мягко говоря за неуча и естественно думают что он на такого рода темы из за отсутствия как знаний так и словарного запаса говорить не в состоянии. Однако Севиюс продолжил:
  -- Вы правы мой друг, мне кажется что и сама выбранная вами тема очень оригинальна и открывает перед собой немыслимые горизонты.
  -- Благодарю вас, я ее придумал сам - самодовольно сказал тонкий, но мужской голос.
  -- Идиот - подумал Севиюс и продолжил, расположившись в своем кресле как можно удобнее. - Свойство желать лучшего должно быть присуще каждому, особенно желать лучшего самому себе, я думаю вы все понимаете о чем я говорю. После такого вступление удивленное общество, наконец проявило интерес. Не смотря на то, что все одобрительно словно доктора наук на заседании, помахивая головами соглашались со словами таинственного собеседника, Севиюс знал, что на самом деле никто из них не понимал о чем он говорит. Это не помешало ему уверенно продолжить:
   В принципе к любой даже нестандартной ситуации можно подобрать определенный научный подход. Можно начать с самых простых примеров, почти что с детских шуток, примеры я буду приводить из моей собственной практики.
  -- Простите за то, что я перебиваю вас, - проговорила девушка (симпатичная кстати) сидевшая прямо напротив Севиюса. - Но мне хотелось бы знать, чем вы вообще занимаетесь?
   Парень любопытной девушки сидевший рядом и раздраженный излишним интересом своей дамы многозначительно выложил свою руку на ее спинку стула, дабы подчеркнуть, кому она принадлежит. Севиюсу было плевать, он снова продолжил:
  -- Да ничем особенным я не занимаюсь, скажем так моя работа самоаналитика.
   - Вау, - пробежались тихие голоса восхитившегося общества.
  -- Ну, в этом ничего особенного нет - как ни в чем не бывало продолжал рассказчик, - уже два года как я закончил факультет психологии, учился в Канаде, свои студенческие годы я провел в основном за письменным столом. Семья, в которой я жил, была обеспеченной, поэтому я практически ни в чем не нуждался. Не считая меня, семья состояла из двух человек это: Лоренс Грэй и Мэри Грэй, люди которые являлись мне родителями в течении четырех лет. Они не имели своих детей, но зато имели свой скромный семейный бизнес, который приносил им крупную прибыль. Большая скотобойня и там же небольшой комбинат по переработке мяса. Всякий раз, когда я присутствовал при убийстве бедных животных и при разделке их мяса, я начинал невольно задумываться о смысле жизни и о предназначении каждого, в жизни каждого. Я думал о том, кто же на самом деле сильнее, тот кто гибнет или тот кто убивает. А ответа нет, никто никогда не докопается до основания этих вопросов, вполне возможно что мы когда ни будь узнаем правду, но уже никогда и никому о ней не скажем. Кстати обратите внимание тоже в своем роде тема для Реферата.
  -- Да, справедливо подмечено, - глубоко задумавшись, подтвердил тонкий, но мужской голос с конца стола.
   Севиюс врал, врал нагло и бесцеремонно. Катя сидела с опущенными глазами, она понимала, почему он врет, она вспоминала слова, которые Севиюс в одно время ей так часто повторял: Каждый человек по своему глуп и от глупости еще никому не удалось спастись - Катю все это веселило, она знала его способности, но так никогда не могла понять почему он столь изменчив.
   Севиюс же продолжал говорить:
   Не смотря на то, что каждый человек несет в себе свою идею, среди людей находятся такие, которые желают, чтобы их идею помимо них нес еще кто-то. А еще лучше, если эту идею будут припеваючи нести целые массы. Примеров много возьмите историю за седьмой класс, там описаны самые простые из всех, ведь гнать мамонта в яму тоже, чья та идея. Это всего лишь следствие причины, а в чем же собственно причина? Причина друзья мои в элементарном, в наипростейшей людской нужде. Именно она заставила человека рисовать, соображать, плодить детей, строить дома, носить одежду, топить корабли, писать рефераты, убивать, не платить за проезд в городском транспорте, говорить по телефону, слушать музыку и в конце концов устраивать воины.
   Существует теоретическая формула Плефинга объясняющая причины человеческих желаний. Кстати учеными было доказано что эта теория была тайно похищена Плефингом у Диагена. Жестокий Плефинг расположил к себе наивного Диагена и наслаждался его рукописями в течении многих лет. Рукописи, которые всеми известный великий философ собственноручно просовывал в отверстие своей же собственной бочки, дабы поделится своими открытиями со своим же как он считал последователям, эти рукописи были переделаны Плефингом на свой лад. Вот такой вот Плефинг оказался скотиной.
   По сегодняшний день историки бьются над такими вопросами как: Кто же такой Плефинг и правда ли то что Диаген сидящий в бочке был брошен в море его же собственным учеником уставшим от излишней гениальности своего учителя? Вот так и рождается истина в споре. Хоть это уже и из области Правда смерти Диагена будем рассчитывать на то, что знающие разберутся. История редко упоминает имя Плефинга на страницах своих толстых томов. Но все же было бы несправедливым не подчеркнуть труды этого как я считаю хоть и подлого но не менее величайшего философа.
  -- Браво, откуда у вас такие глубокие познания в области истории и философии - вскрикнула очарованная Севиюсом сидевшая прямо напротив девушка. Уже не на шутку рассерженный парень, девушки сидевшей прямо на против, не знал с какой стороны еще ее обнять чтобы все поняли конкретно что она его, что она только его. А Севиюсу было как обычно плевать. Докурив сигарету и будучи совершенно никаким, он шагнул на кресло, затем встал с кресла на стол и отправился по столу к открытому окну. То, что он сделал и был один конкретный ответ на все заумные вопросы. Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить. Переполох, крики не довольствия, ругань, смех, все смешалось в один коктейль и размазалось по стенкам мозгов. Тарелки, салаты, напитки, стаканы летели в разные стороны и в конце концов остались в глубокой перспективе прошлого.
  -- Боже ты мой -громко кричала сквозь смех и чужие крики Катя - что ты делаешь Сева, ну ай, ну хоть это не разбей, стой же, вот дурной - она звонко смеялась, ей давно не было так весело, в эти секунды чувства ее переполняли и ей хотелось кричать на весь мир:
  -- Я люблю тебя!
   Этот день рождение остался в ее памяти на всю жизнь, в прочем не только в ее, но и в памяти всех остальных.
   Севиюс выпрыгнул в окно, небольшая высота первого этажа позволила не переломать ноги и остаться в живых. Все вокруг смеялось и рыдало одновременно, все живое и неживое не зависимо друг от друга. Машины ожили и проезжая мимо что-то бубнили, деревья махали крепкими руками так сильно, будто бы пытались достать и раздробить асфальт. Вот так умеет ходить день рождение Кати.
  

ГЛАВА 18

  
   В 3 часа ночи, Севиюс открыл глаза и первое, что он увидел так это множество звезд в теплом ночном апрельском небе. Он перевернулся на живот, перед ним торчала вбитая в землю палка, которой он особого значения не придал (а зря, он проснулся на кладбище и хорошо что не понял где находится). Таких палок вбитых в землю оказалось вокруг не очень но много на это он тоже плюнул он поднялся и поплелся в сторону горящих в дали огоньков это ночные улицы. Пройдя сквозь множество проходных дворов и лая собак Севиюс наконец добрался до дома, живым и невредимым. Свалился на кровать и уснул почти сразу же:
   Дорога, песок, палящее солнце. Чувство жажды, мучило путника по собственной воле, своим прибытием. Губы обсохли и слиплись, там, где-то, в дымке горячего песка, появилась синяя полоса. Он направлялся к ней и чем ближе Севиюс становился к этой синей полосе, тем четче становились ее очертание. Спустя некоторое время, он стал понимать что это такое. Оказалось что и это тоже дорога, но на много меньше, чем та, по которой привез его автобус, это был свеже-вылепленный и новопроложенный тротуар. Еще один путь, который принесет в своем продолжение, плотно прилегающие к себе дома. Количество домов, с каждым шагом будет увеличиваться. Дома будут вываливаться из за горизонта, словно монеты, выпадающие из копилки. Вся эта вместе взятая картина была похожа на еще один нововыстроенный, и еще не известно населенный, или не населенный пункт районного размера, со своими коротенькими и узенькими улочками.
   Севиюс был еще достаточно далеко от своей цели, но уже шел устало шатаясь и тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Он то и делал, что вытаскивал из песка, быстро вязнущие ноги. Лицо его уже успело загореть и запачкаться. Со стороны, это был измученный странник, который не знал куда идет, не предполагал, что его ждет, не ведал, где он находится и как в это где попал. С трудом и все же добравшись до дороги, он свалился на нее, уткнувшись лицом в горящий и смягчившийся от жары асфальт. Стараясь не думать вообще ни о чем, он собрался силами и попытался подняться на ноги. Чуть пошатнувшись и оглядев плывший горизонт, он тихонько поплелся дальше. Вскоре вдоль дороги стали появляться дорожные знаки, рядом с которыми валялись большие, ярко блестящие, металлические бочки. Некоторые из бочек и знаков, стояли прямо на дороге, что было больше всего удивительней. Чем дольше он шел, тем больше их становилось, вскоре они заполонили почти всю дорогу, и путь усеялся зигзагами.
  -- Пить хочется, хотя бы кран какой ни будь! - Думал Севиюс, не зная куда спрятать себя от солнца., Выросший из ниоткуда металлический лес, не спасал от жары, а наоборот казалось, что накалял ее сильнее.
  -- Откуда весь этот хлам здесь? - Спрашивал он себя. - Здесь машины то когда ни будь ездили?
   Тому что, все появлялось неожиданно и появившееся, не имело никакого логического объяснения, поэтому было не предсказуемо, Севиюс уже привык. Его терзало другое, чье дело рук, его бессмысленные мучения.
   В поисках ответов на эти вопросы, он разбрасывал мысли в голове с такой силой, что казалось еще чуть-чуть и они из глаз посыпаться. Мимо внимания Севиюса прошло то, что он шагает между домами, по неизвестной узенькой улочке. Все вокруг судя по виду, было и вправду еще не обжитым. Хотя возможно район выстроен и сдан в эксплуатацию, совсем недавно. Он крушил глазами закоулки, в поисках чего ни будь похожего на кран.
  -- Где же люди? - Думал он.
  -- Должны же они быть.
   Он остановился завидев в дали газетный киоск.
  -- Должны! - Поставил он точку в мыслях и направился к обнаруженному киоску. Постепенно приближаясь к нему, он заметил. что киоск открыт и за ним стоит еще один, рядом с которым в притык валялась, груда не понятного вида металла. Дойдя наконец, до первого киоска, он опираясь руками на планку, выставленную для покупателей, просунул голову в отверстие, через которое обычно принимают купленное и отдают задолженное.
   Витрины киоска, были обложены всяческими газетами и журналами. Севиюс уж было обрадовался, хоть чему-то более естественному, чем все остальное, по крайней мере овладев любым из этих номеров газет или журналов, он узнает намного больше о всем происходящем и сможет принять какое ни будь решение по поводу куда попал и как выбираться. Устало улыбаясь, он хотел было поинтересоваться о стоимости одного экземпляра, самой дешевой газеты, как всю его радость свел на нет, какой то не добрый взгляд старичка, с блеском безразличия в глазах и с профессией продавца информацией.
   Хлопая глазами, которые значительно увеличивали большие очки с черной оправой, располагающиеся почти на кончике носа, старик хмурился и изучал всунувшегося гостя. Севиюс обратил внимание на то, что старик коротал время, занимаясь странным занятием, он вязал. Старик быстро двигал руками, в которые по всей вероятности спицы уже вросли.
   Он вязал, что-то похожее на шарф. Севиюса поразило то, что он заметил только сейчас, продавец информации поразительно схож с В. И. Ленином. Как если бы тот в действительности, был продавцом в газетном киоске.
  -- Что вы хотели, молодой грубиян? - Спросил старик, не отрываясь от своего дела.
   Севиюс хотел возмутиться на этакою наглость, но старик бесцеремонно продолжил, успев перебить возмущение.
  -- Если газету, то есть свежие номера Наглых.
   Каких? - Удивленно усмехнулся Севиюс.
  -- Вы что глухой что ли? издательство Наглые сплетни, чего тут не понятного?
   Севиюс решил высунуть голову обратно, что бы не слушать всю эту старческую брехню, даже если это говорил сам Ульянов. Но беда не приходит одна, голова не поддавалась высовыванию лишь по одной причине, отверстие для диалога, между продавцом и покупателем, заметно уменьшилось и вот уже ощущаемо сжимало пересохшую глотку.
  -- Погодите, погодите, кажется припоминаю, вы тот о ком мне внучка уже рассказывала и не один раз. - Продолжал старик. - Ах, моя дорогая Гильотина.
   Услышав имя внучки старика, Севиюс нахмурил брови и опустил глаза. Он сразу же стал понимать истинную причину его нынешнего неловкого, положения в прямом смысле этого слова.
  -- Гильотина, - думал Севиюс, уже не слушая заливающегося в своих репликах старика. - Ну как же помню, - захрипел вслух Севиюс.
   В первые, за всю свою жизнь Севиюс задумался о сохранности своей головы. От этой мысли, сразу же захотелось что-то делать. Он сделал рывок, но ничего не вышло. От такой безвыходности зачесался нос, а руки с обратной стороны стали чесать стекло, в надежде избавить нос от чесотки хотя бы своей попыткой сделать это.
  -- Все зря, зря абсолютно все, - окончательно убедился Севиюс в своей полной беспомощности.
  -- А вот это правильно молодой человек, а знаете ли вы, что она ждет вас, да вы чуть припоздали.
  -- И слава Богу. - Сказал Севиюс.
  -- А вы и его знаете? - Удивленно спросил старик.
   Нервы Севиюса сдали и он недовольно плюнул прямо перед собой. Плевок отразившись в журнале Зеркало Клеветника вернулся в лицо своему хозяину.
  -- Так нельзя молодой человек, - медленно поднимаясь с кресла, говорил старик - нервы надо беречь, в таком молодом возрасте иметь такую нервозность, что с вами будет дальше.
   Достав из кармана мятый и грязный платок, старик аккуратно и как будто бы любя, стер плевок с лица разъяренного Севиюса. После этой процедуры, Севиюс дал себе установку, успокоиться. Чувствуя приход успокоения, Севиюс выразительно, мягко, громко и по слогам спросил.
  -- Только три вопроса, первый это где я? Второй, почему? Третий, что вам от меня нужно?
   Проигнорировав первые два вопроса, старик откликнулся на третий:
   - Мне? - Переспросил старик и не дожидаясь ответа продолжил. - Мне уже ничего не нужно, и не нужно мне очень давно. Знаю только то что найти себя ты должен сам, пока она тебя не нашла, а она найдет я знаю точно, она всех находит здесь вообще все всех ищут.
  -- Кто найдет? Гильотина чтоли? Нет, ты старик меня, я вижу совсем не понял. Ты знаешь что мне? Хотя нет, знаете ли вы оба, ты и твоя гребенная Гильотина, что мне плевать на все то чего вы хотите? Эту игру придумал не я и ни мне в нее играть, играйте сами без меня. Мне плевать на то, что кто-то кого-то ищет и кто кого найдет, мне не нужно ничего и никого искать, уж тем более себя, я есть я и никого больше вместо меня быть не может. - На одном дыхании проорал Севиюс, так что вены повылазили на лбу, лицо приобрело красновато-бордовый цвет который омывали многочисленные струйки пота тянущиеся из под висящих и прилипших к кончикам ресниц мокрых волос. Он тяжело дышал.
  -- Успокойся - бесчувственно и монотонно произнес старик.
  -- Я хочу домой. - С интонацией усталого ребенка прозвучал голос Севиюса.
   Старик достал с полки графин с водой, в котором плавал большой кусок льда, налил в свою чашку и усевшись на прежнее место продолжил говорить:
  -- Я заметил молодой человек, что вы имеете довольно не приятную привычку перебивать старших и даже людей в возрасте, вы не обдумываете те слова которые произносите, особенно те которые произносите в ярости. Я знаю историю об одном типе который был вашей полной противоположностью, но его убили сразу же как познакомился с яростью основанной на его собственных убеждениях. В него стреляла та с кем он часто был не справедлив и та что никогда не могла ему отказать. Она убила его и была истерзана теми кто нес на своих плечах его убеждения веря в то что они во всех отношениях совершенно верны. Политика тут не причем, коммерция тоже, это все она виновата. Ты прав, ты это ты, а не кто-то другой и я понимаю к чему ты вел, ты хочешь сказать что твой дом ты и есть. А теперь задумайся что такое дом, это то в чем ты живешь вот и выходит что ты живешь в самом себе. Мы все хозяева своих домов а теперь ответь мне к чему такое хозяйство может привести?
   Старик умолк, у него было такое лицо, как будто бы Севиюс вынудил старика все это сказать. Сам же Севиюс не любил говорить на философские темы тогда, когда к этому совсем не лежит душа и потому Севиюс молчал. Ему и в правду стало почему то стыдно, он не понимал за что именно но было очень стыдно, ему хотелось в чем то раскается но он не знал в чем ему кается.
   - Я попробую тебе помочь. - наконец продолжил старик.
   И сразу же после этих слов, отверстие в киоске приобрело прежнее радиусное состояние, а Севиюс в свою очередь, наконец стоячее положение. Он мотал головой в разные стороны, чтобы заставить работать почти затекшую шею. Севиюс не заметил, как именно старик оказался за его спиной, успев предложить пройти к следующему киоску, как он выразился: надыбать громкого коня. В том что именно, означали эти слова, Севиюс разбираться не стал. Он просто оглядел весь соседний киоск, но не нашел никаких лошадей. Рядом с киоском, валялась все та же груда железа, вот собственно и все.
  -- Коней и не было, здесь все несет свою правду, исключительная Знакобочкозначимость да и не больше. - сказал вдруг старик словно прочел мысли Севиюса. Сразу же после этих слов, старик переключился на разговор с хозяином киоска:
  -- Здравствуй Бездарь.
   Севиюс не стал удивляться сказанным словам старика, когда увидел то, что было выставлено на продажу Бездарем.
   Витрину занимала тошнотворная картина, стрекозы, жабы с выколотыми глазами, водяные черепахи , надетые на проволоку земляные улитки, надутые цветные воздушные шарики, в которых ползали по паре змей, живые мухи приклеенные к белому листу картона, к лапкам которых были приклеены миниатюрные флажочки обделанные позолотой, которыми обреченные на смерть несчастные создания безостановочно махали, дюжина мертвых кур, умерших по всей видимости своей смертью, это единственные кому могли бы позавидовать беспокойные мухи.
  -- Мне нужно то, чтобы он мог ехать, будем молчать, - пробился сквозь мысли голос старика, Севиюс ничего не понял.
  -- Уступишь?
   Вдруг, снова вспомнив о жажде словно пить, захотелось в очередной раз, Севиюс решился осведомить старичка, о своем желании, но тот деловым тоном прокричал.
  -- Все! Мы можем собрать тебе мотоцикл.
   Из груды хлама, успевший приобрести неожиданно для всех смысл, шустрым стариком была вырвана рама от мотоцикла и переднее колесо. И он, принялся крепить одно к другому. Севиюс успевший вдруг приметить в глубине металла, более или менее собранный мотоцикл, предложил:
  -- Может мы этот возьмем, А?
   Старик, который уже въелся в работу, чуть ли не зубами, быстро проговорил.
   - Нет, нам дали этот
   - Даааааа, - протянул Севиюс, - на таком я далеко не уеду - недовольно буркнул он.
   - Уедешь! Сквозь зубы произнес старик и наконец то приладил одно к другому.
   Колесо намбер цвяйн и все остальные части, мы возьмем вон в тех гаражах.
   Старик, не долго думая, поволок будущее средство для передвижения, в сторону гаражей. И в правду, неподалеку как из-под земли выросли гаражи.
  -- И как это я их сразу не заметил? - Думал Севиюс, наблюдая за стараниями старичка.
   Через минуту, оба стояли перед открытыми воротами в гараж, внутри которого молодые ребята, такие как Севиюс и старше вели технические работы в области мелкого машиностроения. Измазанные в машинном масле и пахнущие бензином, они добросовестно работали над конструированием очередной машины, пришедшей одному из них в голову с начала в виде обычной идеи, а позже быстро переросшей в навязчивою.
   И снова очередная странность, на каждом из старательных работников было надето хоть что-то, но из военного арсенала. Словно они стащили где то, комплект полной военной одежды и поделили его на всех. Один, был в брюках цвета хаки, второй в солдатском кепоне, третий в рубашке защитного цвета.
   Привидев старика, они приветливо заулыбались и пригласили пройти. На Севиюса же никто внимания не обратил. Севиюс скромно вбился в угол, как делает это обычно и молча стал дожидаться, когда старик все уладит.
   - Интересно живы еще те слепые кролики которых я по воле случая высвободил? - думал Севиюс. Нет, навряд ли они живы, их наверное уже съели, или кошки, или собаки, или люди. А улитка, наверное все также ползет, интересно куда и как такое случилось что она вымахала до таких гигантских размеров.
   Из очередного состояния раздумья, Севиюса выбил их громкий крик и не менее громкий звонок чем-то напоминающий телефонный.
   Севиюс проснулся от телефонного звонка, еще не до конца отошедший от приснившегося сна он взял трубку и прохрипел:
   - Да
   Больше он ничего не сказал, так как ему никто ничего не ответил, а телефон умолк на долго.
   Снова поднялась температура, он снова уснул:
   Все кроме Севиюса, пулей выбежали из гаража и помчались прочь. Севиюс взглянул на дымящуюся машину, понял в чем дело, икнул от неожиданности и помчался следом за всеми. Убегая, Севиюс вдруг заметил то, что и сам одет в военную куртку без рукавов. Но было уже все равно, все бежали сломя голову, запрыгивая или перепрыгивая через бетонные плиты, торчащие из земли взбираясь и кидаясь вниз с асфальтных холмиков. В дали прогремел взрыв, словно пушечный выстрел и бегущие стали сбавлять ход. Остановившись наконец, они тяжело дыша смотрели друг на друга улыбаясь во весь рот. Севиюс прибежал последним, он остановился и оперевшись руками о коленки, стал захлебываться в поту. Из за угла вдруг неожиданно для всех, выехала военная машина, из которой высыпались солдаты, последним выпрыгнул старший лейтенант и поставил всех в строй, в том числе и тяжело дышавших.
   Севиюс не понимал что происходит, но послушно встал в ряд со всеми.
   -Так. - Сказал старший лейтенант, важно прогуливаясь со стороны в сторону, вдоль стоящей шеренги.
   -Ну что, кто первым признается? Откуда у вас военная форма, в то время когда нашим солдатом, не во что одеться и обуться. А? Или мы будем также продолжать партизанить?
   Подъехал со стороны УАЗ цвета хаки, из которого выпрыгнул полковник, вскрикнув на ходу:
   - Все, будем регистрировать. И достав из кармана огромную папку, он стал судорожно листать листы, находившиеся в ней.
   - Все. - Думал Севиюс, - это конец, неизвестно где нахожусь, еще и регистрировать куда то собираются.
   - Отставить мыслишки! - Заорал дико полковник.
  -- Тьфу ты, они и мысли читают. - В последний раз подумал Севиюс о том, что эта мысль была последней, но тут же продолжил:
  -- Старик ловкий оказался, успел смыться.
   - Кааааакой это старик? - Протянул старший лейтенант, проявив большой интерес к мыслям Севиюса.
   - Потом скажу, вы узнаете об этом первым, моя информация будет полезна вам. Потом может быть медаль дадут и повысят, (в мыслях появилась слово повесят, ради острова словца, но Севиюс тут же прогнал эту мысль, в надежде что главком, не успел прочесть и заменил ее тем, что продолжил) разве вам этого не хочется? А я буду честно служить.
   - Молодец солдат! проорал старлей и добавил.
   - Поддержать военного, новенького!
   Отряд заорал поддержим.!
   Старлей занялся остальными солдатами.
   - Ну а вы что? До охрипу орал он,. А в это время из за углов не обжитых домов выскочили женщины, с криками и глубокими переживаниями, надвигающимися кто на военную машину, кто на солдат, казалось что они готовы разодрать на части всех командиров и разнести машину.
   Мама, Мама, Мама.
   Поочередно тихо и очень грустно проговорили солдаты.
   Севиюс повел зрачками в сторону рядом стоящего солдата, его растрогала картина которую он увидел.
   Брови солдата были печально и высоко вздернуты вверх, создав морщины на лбу. Он понял кто эти женщины и как-то, словно стыдясь чего-то, опустил голову вниз и вспомнил свою мать, среди разъяренных женщин ее не было, это он знал точно.
   В этой суматохе появился шанс бежать и лишь благодаря своим изначальным мыслям, для командира Севиюс стал малоинтересуещей личностью, так как по его мнению, с ним было все ясно. Севиюс этого как раз и добивался. Севиюс больше не раздумывая, спрыгнул с бетонной плиты, на которой стоял и пустился бежать, на этот раз, куда глаза глядят. Забегая в дворы домов и быстро выбегая из них, запрыгивая на асфальтные холмики, спотыкаясь о торчащие из земли провода он мчался что было сил. Ему было очень плохо, он вскрикивал и сразу же замолкал, крик отчаяния в печали безвыходности, это был голос жалости, жалости к самому себе, которая подобно дикому зверю, стала терзать душу. Горячий ветер, размазывал пробившиеся слезы по лицу, наполняя их тяжестью поднятого в воздух песка. Севиюс и не заметил, что ни будок не металлолома, не догорающего от взрыва гаража, уже не было.
   - Бежать, беги, быстрее, беги, скорее. - Думал Севиюс. - Бог мой! - Разорвался в крике Севиюс. - Где Я? Где ты? Молчишь? Знаешь что? Да и черт с тобой!
   Нехотя проклинал он всех, в ком еще теплится жизнь. Где-то в дали появилась дорога, но уже без всяких знаков и бочек. И по этой дороге было видно, как ездили машины. Приближаясь все ближе и ближе к ней, Севиюс разглядел и марки машин, очень старинных и почти разваливающихся.
  -- На чем угодно, хоть на улитке поеду, лишь бы приползла домой.
   Прибежав к автостраде, Севиюс вдруг засмеялся, отражая солнце, полосками не обсохших слез на лице. Проезжая мимо, каждая машина обязательно оставляла после себя хоть что ни будь. Из одной вылетело колесо, из другой дверь, из третьей еще что то и все это валялось на дороге и если не валялось, то куда ни будь катилось. Благодаря своему истерическому смеху, затмившему плавящийся разум, он не заметно для себя, направился к самому центру проезжей части. Вдруг буквально в доли секунды, он почувствовал сильный удар, сознание отключилось и тело поднялось в воздух, отлетев далеко в сторону, упало на песок. Машина, сбившая Севиюса, так и уехала в дорожную даль, растворившись в дымке, выделенной ею самой же. Оставив после себя на дороге номер.
   Сколько он пролежал в песке, не известно, но был засыпан в нем почти полностью. Лишь по чьей-то не ведомой воле, в нем еще теплилась жизнь и не веданная сила постепенно стала приводить его в чувства. Открыв облепленные песком глаза, он закашлял и стал переворачиваться со спины на живот, изо рта вывалился ком грязи и слюны. Корчась от боли и приходя потихоньку в себя, он попытался сесть и опустив голову провел по лицу рукой, в надежде вспомнить, что с ним произошло. Песок так и продолжал сыпаться с Севиюса, в голове стоял колокольный звон и каждый стук сердца, отражался звоном в ушных перепонках. Протирая глаза, он поднял голову, что бы взглянуть на свое место нахождения.
   - Ого! - Невольно прохрипел Севиюс не сдержав удивления, от столь значительных перемен.
   - Горы что ли? Спросил он у себя самого.
   Горы имели обтекаемый вид и высотой около тридцати метров, самая маленькая была не более пяти метров. Это Севиюс подумал что горы, на самом же деле это были валуны, беспорядочно разбросанные в песках. Послышался громкий гудок в дали, из за валунов выскочил поезд, который показался не на долго и тут же исчез за следующим валуном.
  -- Блять, еще жизнь. - Думал Севиюс. - Этот поезд, наверное лает как собака и кусается, а внутри него едут в никуда потные дикобразы и тушканчики, когда то жившие на Багамских островах и снабжавшие тамошних обезьянок, которые сейчас ведут поезд, Сибирской картошкой и бананами, собранных с плакучих ив, Африканской республики Париж. Грустно с острил Севиюс.
  -- Неееет уж, туда я не пойду. Медленно поднимаясь на ноги, добавил он.
   Наконец поднявшись и убедившись, что стоять на ногах в состоянии, он добавил.
  -- Как далеко меня отбросило, отсюда не видно.
   Опять захотелось пить, это желание стало как привычка, сильно хотеть пить и не сделать ни глотка в очередной раз. Мелкими шагами начав свой путь, он стряхивал песок с военного жилета, который почему то, так и остался на нем. Он направился в глубь, впившихся и утонувших на половину в песке, валунов. Дойдя до могучих валунов и не останавливаясь он периодически водил рукою, по их гладкой поверхности и тут же отдергивал ее назад, словно от пламени. Особо душно было, между близ стоящими друг к другу, гладкими великанами. Полузакрытые глаза, пот, который сделал одежду полностью мокрой. Становилось жарче чем было. Севиюс двигал ногами уже машинально, потому что идти, все же надо было. Он тащил себя уже ничего не соображая, это была высокая, худощавая фигура, с подкошенными ногами и тяжело повисшими руками.
   Бред, который он нес, пока шевелил ногами, имел смысл пессимистический и начинался со слов:
   - Здесь я и сдохну, никто даже и знать не будет где я сгнию, или сплавлюсь, - ноги не выдержали окончательно подкосились и он упал сначала на коленки, потом свалился на бок, он лежал с открытыми глазами, упершись взглядом куда то в даль и решил ждать наступление смерти, которая по его мнению уже смотрит ему в лицо, пока не решаясь махнуть косой. Он лежал и мысленно уже летал в облаках, стыдясь перед Господом за содеянные грехи в жизни, как вдруг его сознание не в зависимости от мыслей, стало вдумываться в картину которую он все это время наблюдал. В дали был виден длинный забор, за которым стояло какое то строение, судя по его сетчатой прозрачности и лестничной перенасыщенности, конструкция была схожа, с военной базой. Теперь он стал понимать, что гул в ушах длившийся уже целых 15 минут, совсем не то, за что принял его Севиюс, это был не голос приближающейся смерти, а гул двигателя самолета. Аэродром и по все видимости военный. Севиюс решил, во чтобы то не стало добраться до него и его решимость тут же изгнала глупые мысли, даже придав силы. Теперь он отправился к Аэродрому.
   Некоторое время спустя, он уже шел вдоль сетчатого забора, к показавшимся неподалеку широко открытым воротам.
   - Опять никого нет, хоть охрану бы поставили. - Думал Севиюс. - Входи кто хочет, я хочу и попробую.
   Дойдя до ворот, он быстрыми шагами вошел в них и вот уже направлялся к высокому железному сооружению, по солнечному асфальту.
   - Поймать пулю в лоб, можно в любой момент, сидит где ни будь снайпер, уже соскучившийся по таким умникам как я и ждет счастья в силу своей профессии. Потом я на тот свет, а он в отпуск на 10 суток.
   С этими мыслями, Севиюс благополучно добрался до объекта и стал подниматься по железной лестнице вверх, с таким спокойствием, словно в свою обитель. Поднявшись на второй, этаж его взору открылась не большая площадка, на которой стояли люди в форме, Генеральского типа. Над ними висел плакат с надписью:
   Война это экзамен не только на патриотизм, мужество и доблесть, это экзамен на гуманизм и на доброту
   Чуть ниже этой надписи большими буквами было подписано КУБАРУБ.
   Кто такой этот Кубаруб, Севиюса на данный момент никак не интересовало. Он просто пробежался глазами по плакату, не оставив в голове и следа от вычитанного.
   Генералы курили. Севиюс взглянув на свой вид, попытался поправиться, но во время понял, что уже замечен, в таком обличии в котором находится сейчас и излишняя суета просто никчемна. Севиюс не знал, с чего начать с ними разговор и подойдя к ним он важно спросил:
  -- Кто тут главный Генерал?
   В глазах курящих, появился знак вопроса, и генералы рассмеялись, пуская ртом облака.
   Севиюс понял, что взболтнул ерунду и скромно спросил:
  -- У вас закурить не найдется?
   Эти три Генерала, решали какие то свои военные проблемы и обсуждали может быть какие ни будь военные планы, тщательно скрывая друг от друга, военные тайны. Севиюсу было искренни плевать, на все их беседы. Один из военных дернув усами, вынул из внутреннего кармана папироску и улыбаясь протянул Севиюсу, дабы скорее избавиться от присутствия незваного гостя.
   Севиюс поблагодарил и закурив хотел видимо остаться при разговоре, но Генералы замолкли и всем своим видом показали, что он в этом кругу лишний и может идти. Севиюс деловито отошел в сторону сделав вид, что именно так задумывал и опершись о металлический бортик, встал в развалку спиной к генералам осматривая с высоты ту местность откуда пришел. С низу послышался, чей то топот, отдававший железным эхом. Он обернулся в сторону лестничного входа, в ожидании увидеть еще какого ни будь солдата, или что ни будь в этом роде. Но на этаж вошла светловолосая и голубоглазая девушка, она была одета в коротенькую, обтягивающую ноги, юбку и в шелковой ярко красной футболке. Не обратив на Севиюса никакого внимания, она пройдя мимо курящих Генералов, которые уже забыли о чем говорили и принялись провожать ее, улыбками и счастливыми взглядами.
   - В такой глуши такая красота, - подумал Севиюс и пройдя несколько шагов вслед за ней, крикнул :
   - А мне с вами можно?
   Она спускалась вниз, уже со стороны аэродрома и снизу донесся приятный женский голос:
   - Ну пойдем.
   Приготовившись к тому, что после столь наглого поведения его точно выкинут взашей, он ждал нехороших возгласов со стороны Генералов. Однако нет, тем было плевать, они опять погрузились в военный мир вопросов и ответов. Выбросив окурок, Севиюс стал спускаться по лестнице вниз, туда, куда его позвала симпатичная незнакомка.
  

ГЛАВА 19

  
   Севиюс проснулся ближе к вечеру, температура не спадала, ночь добавила горячего кофе и недолгого, теплого дождя за окном, открытая форточка, приятный свежий воздух . А он курит, и пишет.
   Отрывок из написанного:
  
   Сейчас.
   ...Мирно, все делалось очень мирно. Мирно спал город, в комнате горел свет, возле которого кружились, слетевшиеся отовсюду ангелы. Из маленьких дыр большой квартиры, выходили две лягушки, чтобы найти тараканьи тропы и узнать наконец, что им уготовила судьба на сегодня. Они давно здесь жили и пили здесь, и ели здесь, и вижу я их тоже здесь.
   Он ждал, когда его снимут с вешалки. Но она его любила и не выдержала этой тяжести, которую он нес повседневно. Он уже научился плевать в зеркала, но до сих пор не умел убирать за собой. Этой ночью особо громко тикают часы. Он их уже давно не слышит, он к ним привык. Нашел газету, валяющуюся на полу, она была дырявая, это он вчера вырезал двух девушек, их до сих пор не могут найти. В киосках журналисты просили эфира, давая взамен слова.
   Вдруг забилось сердце, сломало два ребра. Это любовь. Раздался телефонный звонок, он взял трубку и сказал:
   -Да.
   Положил ее. Телефон больше не беспокоил. Видимо о нем узнали, он стал мишенью. Он кричал:
   -Я спел все!
   Но, кто то за спиной ударил его, отлетев в сторону, он сильно ударил стену. Упав на дырявую газету, он почему то понял, понял что врал, когда писал любви, о любви к любви, как будто бы она не знала этого сама. Может быть, это было не так, но не важно было точно. Когда сердце ударило в голову, то голова сразу же забилась и забылась в истерике.
   После всего этого, на душе стало пусто. И пока было пусто, кто-то, сунул лампочку в чайник и сказал:
   - Красиво.
   Мы переглянулись, он сказал что я. Я верю, что зеркала часто нам врут, вот и сейчас кто-то из нас врал. Он сказал что я. А потом он стал мне рассказывать, что любит в детстве пускать бумажных голубей и живых он тоже любит, они приятны на вкус. Теперь он большой, он уже летчик. Его жены и дети, постоянно гибнут. Они срываются с деревьев и их съедают кошки. Он обещал, что тоже умрет. А когда за окном ревут машины и почти ничего не слышно, то сразу же хочется узнать, что все-таки происходит. Сносили почтовый ящик на соседней улице, он ведь жил не по плану и поэтому не хотел поддаваться сносу. Я знаю им все равно, что его позже взорвут, потому что там должен быть газон, там должно быть красиво, ну и дурак же он, раз не любит природу.
   А я люблю ее, даже после того, что она со мной сделала. Теперь смотри как поймать не могут, наверное понял, что его взорвут. Я вижу как рабочие остановили такси и стали обижать шафера, наверное за то, что там ездить временно нельзя. А когда из машины вышел поп, с радиотелефоном на боку, то всем показалось что уже поздно, даже обиженному шаферу. Поп, почему то упал и ушиб радиотелефон об коленки, а коленки об землю, я даже почувствовал как ему больно было, значит и я ушибся.
   Вот мимо проезжал каток и решал все проблемы сразу. Я отвлекся пока искал его глазами, он наверное уехал вместе с Попом, обиделся на всех даже на обиженного шафера. Раздался грохот, вороны перепугавшись, слетели с деревьев. Это все почтовый ящик, его больше нет, значит, больше никогда не будет писем. Зато дождь прошел, наверное я не заметил грома. А я не уйду пусть даже странно, я теперь дома...
  
   Уже глубокой ночью он уснул в своем кресле, за рабочем столом. Он устал, не будем его будить а просто посмотрим:
   Оказалось, что между вторым и первым этажом был еще один, который находился со стороны взлетных полос и который тоже был обтянут сеткой. Спустившись, он ступил на такой же железный пол, как и наверху, он рыскал глазами, в поисках загадочной незнакомки. Но ее нигде не было, лишь открытая дверь, и внутри нее уходил в глубокую перспективу длинный коридор, похожий на коридор поезда, имеющий всего один вагон.
   Там было абсолютно темно, но оттуда доносились неразборчивые крики, в приказном тоне. Севиюс просунул голову в эту темень, чтобы попытаться увидеть что делается внутри, но единственное что он смог заметить, так это то что вдоль стены еще идут и двери, за которыми наверное таились, какие ни будь военные кабинеты. Девушки и след простыл, он решил не искать ее и хотел было уходить, как вдруг услышал за спиной, тихий девичий плач. Севиюс остановился, отдав все свое внимание своим ушам. Плач доносился с обратной стороны, открытой двери в коридор. Он подошел, протянул руку к дверной ручке и потянул ее на себя. Перед ним вбившись в угол, сидела незнакомка которая горько плакала, закрыв лицо руками. Севиюс присел на корточки и тихонечко попытался оторвать ее ладони от лица. Она вздрогнула.
  -- Не бойся. - Успокоил Севиюс.
   Она захлопала большими голубыми глазами и захлебываясь в слезах отрывисто проговорила:
  -- А я думала, что ты не придешь.
   Она прижала ладонь Севиюса к своему заплаканному лицу и стала ее целовать.
  -- Стой, стой, погоди. - В недоумении говорил Севиюс. - Я что должен был сюда прийти? Ты что меня разве знаешь?
   Но она была глуха, к вопросам Севиюса и продолжала говорить о своем как будто бы бредила:
  -- Я не люблю его, но у меня нет выхода.
  -- Кого его? - Спросил Севиюс.
   Из глубины коридора, послышался скрип открывшейся двери и в коридор повалил пар. Севиюс краем глаза взглянул в эту темную даль, где нарисовался силуэт толстого, голого мужика. Который все свои прелести, прикрывал полотенцем. Девушка дернула Севиюса к себе со словами, не высовывайся и встав на ноги выглянула с просьбой подождать еще не много, в интонации сказанных ею слов было столько радости, что Севиюс окончательно стал запутываться в своих размышлениях, а точку она поставила тем, что послала ему воздушный поцелуй. Толстяк в свою очередь, тяжело вздохнув вернулся назад и закрыл за собой дверь. Горячий пар тут же улетучился.
  -- Это что баня что ли? Шепотом спросил Севиюс, сидя в том же углу в котором минуту назад плакала незнакомка.
  -- Да. - Ответила она тоже шепотом.
  -- И какое отношение ты имеешь к этому чуваку. - Уже ревнивым тоном спросил Севиюс, сам не ожидавший от себя такой прыти.
  -- Я хочу быть летчиком, а для этого нужно...
  -- Не обязательно, - перебил Севиюс.
   Вдруг дверь коридора резко отварилась, ударив незнакомку по спине. Севиюс успел поймать девушку, не допустив падения и так, по всей видимости, не раз падшей. Из-за двери вышла строгая женщина, в военной форме и заорала:
  -- Ты что шлюха, расселась тут? - А ну марш туда, зачем пришла.
   С этими словами, она снова удалилась в темную даль коридора, откуда послышалось последнее дополнение к сказанному:
  -- Все мы через это прошли!
  -- Ну и что? - Спросил Севиюс. - Так и будешь до конца жизни сидеть тут за дверями?
   Девушка стыдливо опустила голову. Сверху, донесся многочисленный топот, спускающихся вниз ног.
  -- Знаешь, лично я, тут оставаться не собираюсь. А ты? - Многозначительно проговорил Севиюс, с выражением лица полной серьезности.
   Поднявшись с места, он направился к лестнице и стал подниматься снова наверх, откуда спустился. Севиюс ожидал, что она пойдет за ним, поэтому он так и не обернулся назад, пока не ступил на верхний этаж, минуя человек шесть солдат. Генералов на месте уже не было. Усталые солдаты, спускали вниз большие алюминиевые баки, с чистым бельем. Севиюс решил переждать, может она в пробку попала, немного времени спустя, солдаты стали выносить с этажа, на котором он оставил незнакомку баки с грязным бельем, торчащим во все стороны из под крышек. Последний солдат, здорово отстал и корча лицо от тяжести, пошатываясь со стороны в сторону крепко прижимался щекой к баку с грязным бельем, крышка которого то и делала, что перекашивала а белье казалось живым. Севиюс смекнул в чем дело и ухмыльнувшись сказал:
   - Ну и хищница.
   Он подошел к солдату и предложил свою помощь. Солдат радостно согласился, поинтересовавшись:
   - Знаешь куда идти?
   - Да, да! - Кричал быстро уходящий, в обнимку с баком Севиюс. В считанные минуты оказавшись на улице, на жаре и на асфальте, он так же пошатываясь как и тот солдат, рванул в сторону открытых ворот, в которые он вошел и в которые он собирается вихрем выбежать, унося с собой свое счастье. Бак был очень тяжелым, но он дал себе установку, не выпускать его из рук. Выбравшись с территории военного аэродрома, он побежал, как ему казалось на тот момент родным валунам. Застревая в песке, он выбирался, задействовав в этом, все оставшиеся силы и стараясь не терять равновесия. Он уже был достаточно далеко, от этой бани аэродрома, но все же чувство безопасности, почему-то так и не приходило. Отнюдь, сейчас ему казалось, что именно он являлся спасательным кругом, измученной, молодой девушки.
   - А ведь я его запомнил, мы где ни будь еще с ним встретимся, когда ни будь. -Думал он, минуя валун за валуном. Вот он уже бежал вдоль железной дороги, продолжая свои логические размышления.
  -- Если есть дорога, то должен быть вокзал. Хоть сдохну, но до вокзала доберусь, а потом мы с тобой уедем, куда захочешь, главное вдвоем. Все нормально! Слышишь? Не смей сомневаться! - Кричал радостно он.
  -- Мы ушли, им нас не догнать, все будет хорошо, ведь у тебя есть я, а у меня есть ты. - Продолжал орать неугомонный Севиюс. - Ну и тяжелая же ты. - Подшутил Севиюс, один посмеявшись над своей шуткой. - Я люблю тебя! - Не сдержал он своих чувств, высоко подпрыгнув от радости.
   Он бежал все быстрее и быстрее, стремясь унести возлюбленную подальше, от причины ее страданий и мучений, уже забыв то, что час назад готов был отдаться смерти, уткнувшись лицом в песок, забыл, что проклинал все и вся за то, что с ним происходит. Страшное прошлое осталось далеко позади, теперь он видел только светлое будущее. Счастье наполнило его сердце. Как вдруг неожиданно наступила полная темнота. Просто вот так, взяла и наступила. Земля ушла из под ног, и он завис, высоко над ней словно елочная игрушка на елке, бак и его содержимое вывалилось из рук и с железным грохотом дало о себе знать где то глубоко внизу, вскоре утонув в неожиданно пришедшей черной тишине.
   -Непонял, Что это, че это такое? - Барахтая беспомощно в воздухе ногами и руками, диким испуганным криком, у кого то спрашивал Севиюс. - Чьи это шуточки? Неееет так не пойдет, а ну-ка спустите меня назад! ЭЭЭЭЭЭ, спустите меня обратно. Милая ты там? - Кричал он в никуда. - Клянусь, кто бы это не сделал, я доберусь до тебя и тогда... - Грозился Севиюс, неизвестно кому.
   Твааааааааарь! чуть не сорвав голос, заорал он изо всех сил.
   Севиюс так и продолжал орать дальше, надеясь, что это поможет и у виновника происшедшего проснется совесть, или хоть капелька сочувствия. Он кричал обо всем и обо всех и уже постепенно переходя на сплошной мат, уставая он замолкал и набрав силы продолжал снова:
   - Да что же это за хуйня такая, Я не понял я что не имею права быть счастливым, отвечай еб твою мать когда я разговариваю, надо отвечать когда я спрашиваю. Какого и Куда на хрен провалилось солнце?
   Но вдруг Севиюс умолк, он увидел, какую то дыру высоко над головой, из которой выглядывал настоящий кусочек звездного неба.
   - Нет, этого же быть не может. Небо в небе? Если это ночь, то как она наступила, минуя вечер?
   Пытаясь ответить на эти вопросы, он задрал голову и задумчиво изучал холодный свет звезд, в маленьком дырявом небе. Но как он ни старался, найти ответы на появляющиеся вопросы, среди всех этих ответов он не находил ни одного нормального и начав мысленно говорить со слов, которыми обычно начинают свои лекции доктора наук, в конце концов, незаметно переходил к словам самого конченного сумасшедшего, не знающего иного мира помимо дур дома.
   Когда шея устала держать поднятую голову, он наконец отвлекся от дырявого небосвода снова обратив свой взор вниз в бездонный, черный колодец , продолжил:
   - Эй! Ты еще там? - Ответа не было. - Наверное, слишком уж высоко повис, не слышит. - Успокаивал он себя. - Любимая!!! - Раздраженный на безответность, заорал Севиюс не сдержав горести. В ответ опять мертвая тишина. - Все молчишь, эх ты летчица. - Хрипел он себе под нос.
   Знаешь, о чем я думаю? - Вскрикнул снова Севиюс, будучи уверенным в том, что никто все равно не ответит. - Я думаю. - Стал он тихо обращаться уже к самому себе - Ну раз ты столько ждала, значит любишь, а раз любишь значит еще подождешь.
   С этими словами, он окончательно отдался воле обстоятельств и висел уже спокойно, бубня себе под нос какие то стихи и уже не злясь и не брыкаясь, спокойно так, словно кукла на проволоке.

ГЛАВА 20

   Севиюс открыл глаза пробуждение от сна почему то было очень резким, как будто бы не проснулся а провалился в явь, очень странные ощущения.
   - кукла на проволоке, - думал он - кукла на проволоке.
   От чего все непонятное кажется неявной явью. История, имеющая постоянный фактор поиска смысла в не имеющийся жизни. Ведь часто происходит так, что все, во что трудно поверить кажется не настоящим, причем не всегда по веским причинам, имеющим хоть какую-то почву под собой. Вот так особенность становятся невероятностью и прямым поводом для дальнейших размышлений, ну что же будем размышлять, раз именно к этому приходят наши мысли, не разбирая ничего, размышлять обо всем как уже спокойно ни чему не сопротивляясь как кукла на проволоке.
   Дверь в комнату отворилась вошла бабушка чтобы полюбопытствовать:
  -- - На кого ты так ругался во сне, кричал до охрипу, я уж испугалась, что там с тобой делается?
   Севиюс промолчал.
  
   Несколько недель спустя
   Температуры уже давно нет, стало постоянством совокупность мыслей зрительных образов и кайфа. Вечером сего дня намечалась запись новых идей, участников было совсем не много только те, кого приглашали. К записи уже все было подготовлено, песня еще не отобрана. После разговора с Олегом сопровождаемый дымом сигарет в сан узле, в голове вдруг складывалось ощущение таинственности духа надвигаемой работы.
   Бренчание гитары, собственный голос в наушниках, разнообразие эффектов приятное головокружение. Все это было и раньше, это время являлось одним из самых счастливых времен в его истории. У микрофона он чувствовал себя настоящим, он становился самим собой. Менялись времена года, появлялись новые песни, звучала новая музыка. Ему нравилось работать с этим человеком, а этому человеку нравилось работать с ним, оба были делали свое дело так как им нравилось.
  -- Ну что готов?
  -- Ага
  -- Тогда поехали:
   Электро волны пройдут сквозь тело
   Какая то сволочь, лезет в какое ей дело
   Собачий вальс давно стал модным
   Собачий вальс давно уже вышел из моды
   Я ей вручу в день своего рожденья большой отбойный молоток...
   Было душно, окна были открыты по комнате гулял ветерок разбрасывая бумаги на столе и беспокоя волосы на головах. Запах цветущих растений раскрепощал основательно, приятный вечер, романтика со скоростью мотающейся катушки укладывалась на пленку.
  
   Утро следующего дня
  -- После завтра концерт будет.
  -- А где?
  -- В парке, подумай что будешь петь
  -- Ну не знаю, а ты как думаешь Олег?
  -- Думаю, я не в своей тарелке, телефонная будка про гороховых шутов, дальше сам придумай
  -- Ладно, а во сколько.
  -- Часам к 5 подходи, попробуем подрепетировать, прогнать песни пару раз.
  -- Окей, ладно Олег, я пойду, еще и спать хочется, а мне в училище.
  -- Ну давай до послезавтра.
  -- Ага - сказал Севиюс и ушел.
  
   Наступило послезавтра
   Народу в парке было много, молодежь рассыпалась по скамейкам и почти на каждой скамейке звучала гитара, где то пели Цоя, Крематорий, где то Битлов, доносились несколько разно песенных голосов Бутусова и Шевчука, в общем все пили вино и каждому было по своему хорошо.
   Севиюс в это время возился на сцене с гитарным шнуром, вокруг маячили люди готовившие концерт, все что-то друг другу говорили, а Севиюс запутался в логической шнуровой цепочке и был уже немного пьян.
  -- Олег, сказал он в микрофон - какой-то это странный шнур у меня, он запутался и не распутывается
   Олег засмеялся,
  -- Оставь его возьми другой
  -- Не, не надо мне другого шнура, мне вот с ним интересно
   На этот раз засмеялись все, кто это услышал. Севиюс закурил и продолжил возиться с объектом своего интереса.
  -- Ладно, мы время теряем, брось ты этот шнур возьми вон тот, только не запутай, не бей сильно по струнам гитары, поиграй чего ни будь я отстрою звук.
   После получасовой прогонки посвященной отстройке звука Севиюс взял свои три бутылки пива, которыми его кто-то угостил и ушел в глубину парка, чтобы побыть самим с самой. Забравшись под большие косматые кусты он уселся в газон на траву, его было невидно, зато ему было видно все. Он думал о том что будет петь и как будет петь и пил пиво, уже забыв о сигарете дымящей между пальцами. Время прошло не заметно, в дали уже около часа играла живая музыка, в его кустах было уже совсем темно, когда он услышал название своей группы и крики. Он уже забыл для чего пришел в парк и не сразу понял когда услышал свое имя, громко сказанное в микрофон что ему пора бы уже быть там, его ждут. Он поднялся, взяв с собой на половину опустошенную и последнюю бутылку пива и шатаясь отправился туда где его звали. Ориентируясь на шум толпы, он плелся медленно и осторожно. Войдя на территорию концертного павильона, где народ приметив его расступился он все прекрасно понимая ринулся в сторону стояка с микрофоном. Где он был, никто не стал спрашивать, главное что наконец явился.
   Надел гитару, брякнул по ней и грустно сказал:
  -- Привет
   На привет толпа отреагировала криком. Севиюс перепрыгнул через волочащийся за гитарой шнур и в ту же секунду раздался звуковой удар Рок молнии, который тут же умолк, это был общий МИ. Севиюс забил по струнам и запел:
   Я лег и проснулся от света фосфора
   Я вспомнил что был вчера на твоем дне рождении
   Я вбил себя в угол, я молча курил и смотрел
   И все почему то стали кричать, когда я пошел по столу
   Я не в своей тарелке, я не в своей тарелке.
   (со вторым куплетом мелодическим грохотом вступила группа)
   Где я живу, где я родился, не помню,
   Прости меня милая за то что я вышел в окно,
   Я чуть не упал и что же явилось причиной
   Может быть, жуткая темень, может быть я просто пьян,
   Я твой пионер, ты моя тетушка Ленин,
   Прости меня милая, но мне было скучно и я пошел по столу
   Я не в своей тарелке, я не в своей тарелке
   А может быть я, завтра вернуть опять
   Но я не уверен, что ты меня будешь ждать...
  
   Разговор в толпе:
  -- Кто это? - Спросила Швоч у своей подруги Лены
  -- Тот с кем ты хотела познакомиться, - ответила Лена
  -- Какой хорошенький.
  -- Остынь, он любит другую.
  -- Другую? Ха, не стена подвинется,... и вообще кто она такая, она здесь?
  -- Нет не здесь, она кажется уехала, не помню точно куда но по-моему в Пензу
  -- Тем более далеко и тем более подвинем - самоуверенно сказала Швоч.
  -- Неа не подвинется, во всяком случая до его сердца тебе не добраться - хитро сказала Лена
  -- Почему ты так думаешь?
  -- Я не думаю я знаю
  -- Ну, посмотрим, это даже интересно и он мне нравится, смотри что он делает, сумасшедший мальчик.
   Группа отыграла свое и Севиюс перебрался со сцены к пародии на барную стойку под открытым небом и уселся свалив локти на эту стойку. Кто то ему принес еще пива и кто то угостил колой смешанной с большим количеством водки.
   - Куда все летят? - думал он, - откуда, я вроде еще понимаю, хотя нет, чтобы улететь отсюда, им нужно было прилететь сюда, так куда все летят?
  -- Привет - раздался голос за спиной
   Севиюс обернулся, всмотрелся в лицо, сказавшее этот привет и хрипло вскрикнул:
  -- А Ленка, здравствуй
   На секунду его глаза заблестели в честь радости перед неожиданностью и тут же потухли в пьяном бреду
  -- Знакомься это Швоч - сказала Лена и дернула за руку ближе к себе кривлявшуюся Швоч.
   Севиюс непонятно улыбнулся и закурил очередную и почти последнюю сигарету.
  -- Ладно я пошла - проговорила Лена и тут же удрала
   Швоч осталась. Внимание Севиюса было занято музыкой и действиями музыкантов на сцене.
  -- Как дела? - сказала Швоч улыбаясь.
   Севиюс поднялся и ушел, взяв свое пиво. Швоч такого хода действия не ожидала и улыбаясь уже через силу проводила Севиюса взглядом. Севиюс пропал в толпе и очутился на другой стороне, он нашел свободный угол и пристроился в нем, оттуда было видно сцену и прекрасно слышно музыку. Швоч нашла свою подругу, которая разговаривала с гитаристом группы и которого звали Граий.
  -- Ну и что? - спросила Лена завидев свою подругу
  -- Ничего, грубая скотина этот ваш Севиюс - недовольно ответила Швоч
   Лена рассмеялась и сквозь смех проговорила:
  -- Ну и как тебе его стеклянные глаза, мертвое сердце, понравились?
  -- Да за его челкой и глаз невидно, только отблеск, да и поблескивают его глазки как то странно, зеркально, по кошачьему безразлично. Да и мне самой стало не на шутку интересно, хочется порыться в этом таинственном сундучке.
  -- Не рыскай в толпе глазками, вон он сидит, пьет свое пиво и балдеет от музыки.
   В разговор влез Граий, который давно уже заметил, что Швоч на которую он сам положил глаз, положила глаз на Севиюса. Граий злился.
  -- Пойдем, потанцуем - искусственно весело сказал Граий почти забывшей о нем Швоч.
   Швоч задумалась, взглянула на безразличного и очень далекого от мира сего Севиюса, подумала и решила - почему бы и нет, глядишь сам не заметит как заревнует - и она ответила:
  -- Ну, пошли
   Они пустились в пляс под Шизгаред. Эмоции на тему ревность Севиюса также продолжали отсутствовать. Потанцевав несколько танцев, два из которых были медленными Швоч окончательно запыхалась и поняла что дело дохлое, ничего не будет. Граий уже вбил себе в голову приятное ночное время провождение, будучи уверенным в том, что все получается. Тут Швоч побледнела сама, рядом с Севиюсом крутилась какая то девица. Девица из неоткуда смеялась и хватала Севиюса за руку, в итоге она взяла его ладонь и стала что то на ней писать. Севиюсу было искренне плевать, главное она пока еще не мешала смотреть шоу и почти не много говорила.
  -- А электрогитара тяжелая? - спросила Швоч у Граия которой стало вдруг все равно, о чем говорить с Граием и говорить ли вообще.
   К Швоч, как будто мимо проходя, подобралась Лена и с усмешкою проговорила:
  -- Смотри-ка как идеально правильно действует твоя соперница,... правда не знаю кто она, но красиво уводит.
  -- Она мне не соперница - зло и самоуверенно, будто все уже было решено сказала Швоч
   Граий надел Электрогитару на Швоч, при этом подчеркнув:
  -- Она тебе идет
  -- Идет? спросила Швоч будто бы сама себя.
  -- Кто знает, для Граия идет, а для кого и не идет, ты сходи, спроси у него, вдруг окажется, что совсем не идет? - хитро и довольно проговорила Лена
  -- Тут ты ошибаешься подруга, она мне еще как идет - сказав это Швоч направилась таранить свою соперницу которая уже сидела рядом с Севиюсом курила и о чем то ему рассказывала.
  -- Хай еще раз, ты еще не ушел? А я думала ты уже ушел... куда вдруг пропал? - сказала Швоч наивно хлопая черными глазками.
   Соперница умолка высокомерно впившись глазами в помешавшую так складно говорить девушку и всем своим видом показывая что пришедшая только что, лишняя.
   Пошла на хуй сука - думала улыбаясь Швоч и проговорила обращаясь к Севиюсу у которого уже 20 минут болела голова и 18 минут как хотелось уйти, но вставать было в лом.
  -- Как ты думаешь мне идет эта гитара?
   Севиюс нахмурил брови, пытаясь рассмотреть гитару и со скрипом в голосе проговорил:
  -- очень знакомая, я где то видел
  -- Да конечно видел - крикнула радуясь хоть какой-то реакции Швоч нас Ленка познакомила час назад.
  -- А ты где ее взяла?
  -- Как где, эта моя подруга вы соседи с ней в одном доме живете - сказала Швоч
  -- А как ты попала в мой дом?
  -- Никак мы случайно познакомились на дне рождении общих знакомых и мы сдружились уже два месяца как мы целыми днями вместе гуляем, шляемся, прикалываемся.
   Крыша Севиюса медленно стала съезжать:
  -- Как же так, я же знаю, что она не моя, я ее просто, где то видел - медленно и печально размышлял в слух Севиюс который запутался за вечер не только в шнурах, но и во всем остальном. Он поднялся и пошел в самую гущу толпы, все кружилось, орало, танцевало. Преодолев толпу, он вышел снова к барной стойке. Сел и глубоко задумался, существует ли логика в этом мире или это всего лишь выдумка.
  -- Что с ним такое творится вообще? - спросила Швоч у своей же соперницы. В ответ она засмеялась и сказала:
  -- Он говорил о гитаре, а не о тебе, ты его не волнуешь, причем совсем.
   Швоч зло нахмурила брови, а соперница, чтобы успокоить взбитую девочку, добавила:
  -- Я его кстати тоже не волную,... мальчик больно кусается, не правда ли?
  -- А какой у тебя интерес к нему? - ревниво спросила Швоч.
   Соперница снова засмеялась, поднялась с места и пошла, так и не обернувшись, и сквозь смех проговорила:
  -- Платонический
   Швоч проводила ее глазами и отправилась к своей подруге. Подруга сидела одна и курила. Швоч присела к ней, подруга никак не реагировала, как будто бы с самого начала знала о таком исходе дела. После некоторой паузы Швоч задумавшись, проговорила:
  -- Слушай, а он не чокнутый?
  -- Нет, - спокойно ответила Лена - не чокнутый, скорее мы чокнутые, а он такой, какой есть.
  -- Посиди, просто посмотри на всех них, молча подумай об этом всем, через некоторое время ты начнешь его понимать.
  -- А где Граий?
  -- Не знаю, где твой Граий.
  
   Граий направился к Севиюсу, у него появилось желание разговаривать. Хотелось поговорить о том, что его волновало на тот день больше всего:
  -- Че, опять скучаешь, пиво будешь?
   Граий поставил на стойку бутылку с пивом, а Севиюс молчал.
  -- Все ждешь, думаешь она приедет?
  -- Не знаю - ответил Севиюс
  -- Звонила?
  -- Да - соврал Севиюс
   Граий знал, что Севиюс врет и продолжил:
  -- Звонит, значит не забыла.
   Севиюс сделал глоток пива.
   Граий давил на самое больное. Севиюс не понимал к чему это все и почему людям нравится копаться в чужих ранах.
  -- Слушай как тебе Швоч? Она со мной пришла, классная девчонка.
   Севиюс молчал продолжая медленно глотать пиво.
  -- Давай на чистоту, она по-моему на тебя запала, давай договоримся, сначала я трахну ее, потом ты.
  -- А не пошел бы ты на хуй? - Сказал Севиюс предварительно сделав не большую паузу.
  -- Я серьезно она просто мне...
  -- Граий пиздуй отсюда вместе со своей Швоч и ни о чем не думай, просто оба радостно улыбаясь убывайте.
  -- С тобой трудно разговаривать, ты хочешь чтобы все вокруг тебя поняли, но не хочешь понять тех кто вокруг.
   Севиюс поднялся, оставив пустую бутылку
  -- Может быть потому, что я ни в ком не нуждаюсь, мне весело и хорошо только с одним человеком
   Севиюс повернулся и медленно пошел
  -- С каким человеком? Крикнул вслед Граий
  -- Этот человек я - заорал Севиюс, но не громче чем орала музыка в большем окутанным весною парке.
  
   Севиюс обошел толпу, он решил уйти куда ни будь подальше от всех.
  -- Ленка вон он, по-моему он уходит
  -- Догоняй - сказала Лена
  -- Ленка пойдем а, выручай, ну же, скорей, пока не ушел, не идти же мне к тебе во двор, когда тебя нет там.
  -- Заколебала ты, ладно пошли
   Вот и Граий сказала Лена, теперь попробуй от этого отвязаться
  -- Вы куда девчонки?
  -- Домой - быстро проговорила Швоч
  -- О, я тоже собирался, подождите секунду, я провожу
  -- Пойдем быстрей - проговорила Швоч
  -- С тебя причитается - сказала Лена и крикнула - Севиюс!
   Севиюс обернулся.
  -- Ты домой? Крикнула Лена
   Севиюс махнул головой
  -- Подожди, все вместе пойдем
   Севиюс снова, зашагал но уже медленнее.
   Граий, Швоч и Лена догнали Севиюса, Швоч пристроилась рядом со своим объектом интереса и что то рассказывала, разговаривая не именно с ним, а как будто бы со всеми сразу. Лене было безразлично, она понимала, что происходит с подругой, Граий старался выразительно смеяться, Севиюс безразлично хлопал себя по карманам, он искал сигареты. Он ощущал недовольный взгляд Граия, только что понявший, что домой Швоч так внезапно собралась только потому, что туда собрался Севиюс. Граию совсем уже не хотелось смеяться у него было лицо обиженного ребенка, которому запретили есть сладкое в новый год.
  -- И курить нет нихера, и надоело мне недовольное рыло чужого - думал Севиюс и остановился. Остановились и все остальные, уставившись на Севиюса в надежде на познание причин внезапного стопа.
  -- Вам в какую сторону
  -- Мы во двор к тебе получается в твою сторону - отозвалась Швоч
  -- Ясно, Граий дай пару сигарет - сказал Севиюс
   Граий вытащил из пачки три сигареты и протянул их Севиюсу.
  -- Выходит вам в ту сторону, - Севиюс взглянул в сторону своего дома, - а мне туда, - Севиюс повернулся и пошел быстрыми шагами в совершенно противоположную сторону.
  -- Глаза Граия заблестели, снова ожили и выстроились в ряд недавно умиравшие желания. Швоч не успела опомниться, как Севиюс пропал из виду.
   Через пару часов он вернулся домой, все это время он сидел в парке, наслаждаясь тишиной. У входной двери перед окном он нашел букет цветов, это были красные гвоздики. Севиюс улыбнулся, взял цветы. Очень хотелось спать, цветы он бросил на стол, на кучу исписанной бумаги. В его окне погас свет, он уснул почти сразу же.
  

ГЛАВА 21

   В эту ночь ему ничего не снилось, просто темнота, пустота, гробовое молчание.
   Утром все было как обычно, утро вообще для него было самой обыденной штукой, пробуждение, умывание, забивание желудка все это заканчивалось как обычно, исчезновением из дома.
   В это утро он захватил с собой гитару, так как сразу после учебы собирался идти на запись к Олегу. Севиюс вышел из дома раньше обычного минут на 30, чтобы благополучно и без лишних неприятностей со стороны учительского состава добраться до класса. Пришел раньше всех, пооткрывал краски и разложил их на табуретке. Побренчав очень тихо, широко зевнув, он отправился курить на улицу. Народ постепенно подходил и вгружался в учебное заведение. Так пришел Басун (Саша Урядов бас гитарист группы) он тоже учился с Севиюсом но на разных курсах.
  -- Давно пришел? - Спросил Басун доставая из кармана папиросы Прима
  -- Давно, я с гитарой просто - сказал Севиюс дав Басуну прикурить - после училища к Олегу должен идти кое над чем поработать.
  -- Ясно - обидчиво произнес Басун
  -- Че то не так Санек? - спросил Севиюс
  -- Ты отдалился от нас
  -- Нет Басун - возразил Севиюс - ничего подобного все так же и я не против, если в записях с Олегом и ты будешь участвовать, это нормально, просто мне хочется что бы мы и с группой подготовили отдельную программу для записи, просто чтобы лишнего в голове не было.
   Басун промолчал, прозвенел звонок на урок.
  -- Ладно Басун пойдем, на следующей перемене увидимся и поговорим и вообще если у тебя есть какие то идеи то делись ими.
  -- Они разошлись на лестничной площадке и каждый ушел к себе.
   Севиюс вошел в класс, поздоровался с однокурсниками, посмеялся над какими то шутками и сел за свой планшет. Через несколько секунд, вбежала учительница.
  -- Так, здравствуйте ребята, давайте оставляйте свои планшеты и пойдемте, нам купили станок, для печати дали еще один класс, теперь помимо всех работ мы будем заниматься и линогравюрой, также делать оттиски на металле тоже интересно получается.
   Станок оказался тяжелым класс оказался не большим. Через час класс был готов к работе и все уставившись на станок в уме разбираясь в принципе его работы. Севиюс крутанул колесо похожее на руль корабля и спросил.
   - Зачем эта бандура нужна?
  -- Как зачем? - откликнулась учительница
  -- Ну не знаю, этот станок наверное дорого стоит - сказал Севиюс
  -- Дорого - ответила она же.
  -- Лучше бы компьютер купили, хоть что-то новое с ним работа была бы плодотворней
  -- Опять начинаешь ворчать, - недовольно буркнула учительница
  -- Я не ворчу, просто станок долго окупать себя будет.
   Учительница ничего не ответила, но продолжила, обращаясь ко всему классу:
  -- Теперь берем резак и вырезаем прямо на куске линолеума свои заранее подготовленные композиции, после чего валиком и печатной краской закрашивается лицевая сторона, а вырезанные линии остаются естественно не закрашенными. Кладем оттиск на бумагу и проводим через станок, затем любуемся своей работой. Севиюс усмехнулся, так и ничего не сказав.
   Через час все были измазаны черной печатной краской, станок выплевывал массу всяких картинок, столбы, дома, собаки, верблюды, люди, сады, машины. Работа по металлу Севиюсу показалась интересней чем резьба по линолеуму, по мимо линолеума он изрезал еще и руки. Нужно было иголкой нацарапывать, рисовать на медной пластинке, рисунок также закрашивался печатной краской а более светлые тона путем подтирания кусочком тряпки пропитавшейся бензином выделялись придавая объем нарисованным объектам. В работе время проходило не заметно, прозвенел звонок Севиюс оставил железки и вышел во двор курить. Басун уже стоял во дворе на прежнем месте и Севиюс присоединился к Басуну.
   Басун на два года был старше. Именно с этим человеком Севиюс и начал работу над музыкой. Началось все с двух побитых акустических гитар. Он прекрасно помнил тот зимний вечер, когда они вдвоем склеивали трещины костным клеем на старых и испорченных гитарах. Знакомство с Басуном произошло полтора года назад начиная со времени, в котором он находился на данный момент. Опьяненные идеей и готовые к любым трудностям они разбирали по вечерам песни и весело болтая на любимые темы, возвращались поздно вечером, по белому хрустящему под ногами красиво летящему вниз снегу. Первые песни были сыграны совместно с Бард-клубом. У Басуна порвался левый ботинок и он прятал свой недостаток за ногами Севиюса, оба во время игры и песен смеялись, смех просачивался сквозь пропетые слова но и забавное настроение передавалось слушателям. Было весело хоть и не сразу все получалось. Девчонки с училища назвали одну из разбираемых песен молитвой умирающего пастыря, оба выдумщика поняли что нужно менять аккорды. И поменяли, прошло время допрыгнули до настоящего электричества, работа стала серьезней, но людей умеющих работать не хватало. Они находились, играли, у них ничего не получалось или появлялись какие либо проблемы и они уходили. Но каждый из них оставлял, что-то свое, кусочек своей манеры, немного характера, все это забивалось истеричной духовностью Севиюса, и вода аккордной реки продолжала течь в своем русле. Но сегодня о группе знала вся молодежь, увлекающаяся Рок музыкой и цели постепенно прятались за непонятно откуда бравшиеся туманы сомнений. Таким образом, истина не для кого не заметно переливалась в ложь. Желание петь, нужда сказать, возможность забыть. С каждым днем страшный замкнутый круг сужался, все понимали что что-то будет но что будет никто и представлять не хотел, страшно.
  

ГЛАВА 22

   Вечером снова запись, снова обсуждения, дым сигарет, звон гитары и дурная романтика. Запись закончилась почти под утро, немного пошатываясь от усталости, он отправился туда, куда отправляется почти каждое утро.
   В училище он отпросился, пожаловавшись на головную боль. Дома, зарывшись в диван он проспал почти целый день. На столе при горящей настольной лампе валялась куча полу начатых чертежей в которых он не понимал почти ничего. Готовиться к экзамену по черчению, как и к любому другому он совсем не хотел, при одном только появлении в голове подобных мыслей, она начинала болеть.
  -- Спишь?
   Севиюс открыл глаза и перевернулся с живота на спину, перед ним стоял его двоюродный брат.
  -- А Тимур, ты с ночевкой?
  -- Ну, я вижу тебе нужна моя помощь - при этих словах он взглянул на разбросанные чертежи
  -- Ага - ответил Севиюс
   Брат учился в институте и через его руки проходили сложные проекты, и начертить всего лишь какие то детали для него было пустяком.
  -- Тут же просто, че сам не сделаешь? - Спросил Тимур перебирая плотные листы бумаги
  -- Могу, но крыша от этих чертежей у меня уже едет
  -- Ну, вот же, эти три чертежа ты сделал правильно - сказал Тимур, хмуря брови внимательно рассматривая работы брата.
  -- А до остальных пяти чертежей Брат я просто не добрался, ночь провел в студии.
  -- А, ясно... когда услышим? - протянул Брат
  -- Как доделаем, ну с Олегом это еще не скоро.
  -- Ясно, ладно я начерчу,... стиралка у тебя есть?...когда тебе сдавать работы?
  -- Послезавтра сдавать. Если там на столе нет стиралки, то можно считать что ее нету совсем.
  -- Стиралка мне все таки нужна, спроси у девчонок во дворе, проходил мимо, сидят, делать им нефига беседуют, смеются на всю улицу.
  -- Ладно. - Севиюс поднялся с дивана и пошел к порогу натягивать кроссовки.
  -- Только не пропади смотри - раздался голос Брата из соседней комнаты.
  -- Не пропаду - буркнул Севиюс и вышел во двор.
   Приятные весенние ароматы двора оживили полусонного Севиюса.
   Классно - подумал он и направился в сторону уже утихавшего девичьего смеха через несколько секунд, на небольшой детской площадке прозвучал хриплый голос Севиюса:
  -- Лен стиралка есть дома?
  -- Сначала здравствуйте - влезла Швоч. Со дня концерта она ежедневно околачивалась во дворе у Севиюса.
  -- Ленка мне стиралка нужна, ...у тебя нету? - грустно, хрипло и бесцеремонно сказал Севиюс.
   Хорошенький, но очень самолюбивый, кудряшный мальчик - думала Швоч рассматривая Севиюса
  -- Стиралка должна быть сейчас сбегаю, посмотрю - сказала Лена моргнула подруге хитро улыбнулась и удрала, оставив их наедине.
   Севиюс запрыгнул и уселся на детскую железную лесенку, вкопанную в землю. Швоч как кошка, ходила вокруг, жадно рассматривая объект своего внимания.
  -- А куда ты ушел в тот вечер? - решилась спросить наконец Швоч
   Севиюс молчал, вглядываясь сквозь сети деревьев в ту сторону, откуда должна была прийти Ленка со стиралкой.
   Севиюс нервозно вертел в руках коробку спичек в последнее время это стало одной из его привычек.
  -- Молчишь? - продолжала она - Я не поняла, ты меня только игнорируешь, или со всеми так?
   Севиюс ответил тем, что просто закурил и также продолжил вертеть коробкой спичек.
   Швоч вдруг рванула и вырвала из рук Севиюса его игрушку.
  -- Ты нервничаешь, поэтому крутишь, вертишь эти дурацкие спички?
   Севиюсу это все стало не нравиться, она была права, нервы Севиюса были расшатаны, он стал понимать, что стиралки не дождется. Севиюс спрыгнул со своего места и ушел в свою дворовую коморку.
  -- Ну и куда ты на этот раз, опять сбегаешь? - крикнула Швоч
   Севиюс вошел в свою коморку, располагающаяся в том же дворе, в этой же коморке проходили репетиции группы. Там в коморке оставалось вино и немного дыма, через некоторое время он сидел с безразличными ничего не ощущающими глазами в укутанный дымом сигарет упершись в газету приклеенную на стену напротив. Сколько прошло времени, часы уже не считали, время осталось для тех, кто всегда торопился жить, он таким не был.
  -- Боже, что с тобой, ты меня слышишь?
   Это была Швоч проследившая за тем, куда отправился Севиюс, пришла без приглашения, вошла только тогда когда поняла что все равно ему безразлично.
  -- Эй - вертела она рукой перед глазами, уставшие глаза молчали. Ей захотелось рассмотреть его ближе, чем всегда все ближе и ближе. Она поняла, что готова на все и ей можно делать все, что она пожелает, но было страшно.
  -- Дрожащей от полутьмы музыки Пинк Флойда рукой подрагивающими белыми, нежными пальчиками она очень осторожно и тихонечко водила по гладкому лицу Севиюса.
  -- Почему ты такой? - шептала она - опять молчишь, я знаю, ты все равно не ответишь - очень близко, нежность и нервы ее ресницы касались его ресниц - да, ты все равно не ответишь, со мно...
  -- Отвечу - перебив Швоч, прохрипел тихо Севиюс,- я не знаю, и знать не хочу.
   Она взяла его ладонь и приложив ее к своему лицу, стала нежно целовать, ладонь отреагировала на поцелуи и уже сама тихонечко но еще боязливо водила по лицу Швоч. Уже уставшая ждать страсть, бросилась на свою жертву, она впилась в его губы, она рвала с него одежды, она хотела его познать.
   Там, где-то сверкают звезды за этими дверями ночь, это не любовь это странная сказка, которая пишется двумя перьями и одним чернилам.
   Прошел месяц, так продолжалось постоянно, любви никакой не было, просто ночь. Он молчал, она говорила со всеми и обо всем, устраивала скандалы из ничего, придумывала обстоятельства, которые хоть как-то могли привлечь к себе внимание Севиюса по настоящему.

ГЛАВА 23

   ДУРАДОЛ (разливное вино), которое обычно вечером во дворе у Смеха где мы уже побывали, создавало настроение на протяжении всего вечера постепенно заканчивалось. К ним на лавку приходил народ, очень разный и трезвый и не трезвый, молчаливый и много говорной. Вот кто-то выскочил из подъезда, это Клим. На том же горизонте показался еще один молодой хиппи, его звали Бжигсон и он тоже шел, чтобы как ни будь убить вечер. Лица Бжигсона почти не было видно, он шел с опущенной головой и волосы прикрывали своей длинною и количеством весь Бжигсоновский фейс. Он подошел и как бы невзначай сказал:
  -- Приколись, Севиюс умер - Сразу после этих слов он продолжил: - Дай курить.
  -- Да. сказал Факс с безразличным сожалением словно был свидетелем его смерти.
   Надо вообще, ну выпить, вспомнить.
   Мне сейчас кто-то сказал, что он умер. - Говорил, прикуривая сигарету Бжигсон.
   Вскоре вдруг нашлось еще две баклажки вина, и начались поминки.
   Через четыре часа, на протяжении которых на поминки наваливался еще куча народа, с энным количеством денег. Все скидывались в общий котел и на собранные деньги покупалось вино и все пили за упокой его души. В общем скоро поминки достигли почти полного беспамятства и народ потихоньку стал рассасываться, началась игра с очень знакомым для многих названием: а дойду ли я до дому.
  
   Бжигсон тем же вечером.
   Бжигсон проходил несколько раз мимо одних и тех же домов, что означало ходить кругом. Он не мог найти себе место, а место не могло найти его. Блуждая по темным закоулкам районов города безуспешно пытаясь найти хоть что ни будь указывающее на то что именно здесь он живет и нигде больше. Он наконец решил идти к более крупным улицам где было больше света, машин и людей. Ему часто хотелось курить. Он обычно шел и так по ходу жизни стрелял курево у прохожих. После очередного выстрела и на этот раз удачного он закурил, затем удовлетворенно вдохнул глубоко в себя желанный дым и остолбенел прямо на него не торопясь, спокойным шагом надвигался человек за чей упокой, пили по меньшей мере около 25 человек. Он шел и как обычно та же походка все было так как и раньше. Он был вполне реальным живым и невредимым. Завидев из дали Бжигсона Севиюс и идущая вместе с ним Швоч решили поприветствовать знакомый фейс. Севиюс произнес ту фразу, которую обычно произносит при встречах, типа:
   - Привет - этот Привет звучал так же как и раньше, грустно, наивно и тихо. Бжигсон выдохнул дым вместе с запахом дуродола и словами:
   - ...ты что бля, не умер что ли?.. мы же тебя похоронили.
   Севиюс с усмешкой ответил:
   - Еще нет.
  -- Ты же умер, а я иду сейчас с твоих поминок - Лицо Бжигсона было белым и серьезным по всему видно было что он не шутил.
   Швоч залилась смехом на фоне, которого прозвучал голос Севиюса:
   - Поминали кого, где и с кем?
   - Ну Факс, там Смех еще, ну много народу, я не помню.
   Бжигсон не успел даже закончить, как труп вдруг громко засмеялся и сквозь смех спросил:
   - Кто вам эту хуйню сказал?
   Бжигсон все понял и осознав до конца жестокую реальность, стал хихикать изредко матерясь:
  -- Да хуй его знает, я и сам не помню, долго жить будешь.
  -- Если вашими молитвами то недолго - улыбаясь ответил Севиюс.
   Извержение смеха закончилось Бжигсон стрельнул у Севиюса сигарет и они разошлись в разных напровлениях.
   П.С. Бжигсон до дома так и не дошел он проснулся утром в хлебном ларьке и без обуви. Как туда попал, не помнит.
  
   Спустя 15 минут
   Медленным прогулочным шагом шли Севиюс и Швоч.
  -- Что ты с собой сделал - спросила она, отойдя от прошлого веселья.
  -- Покончил - Ответил Севиюс уже в приподнятом настроении благодаря Бжигсону.
  -- Нет ну серьезно, что за прическу ты себе придумал. Имедж меняешь? Ты на убийцу похож.
  -- Само. - сказал Севиюс.
  -- Что само? - Спросила она.
  -- На само. - Снова проговорил он.
  -- Как всегда ты говоришь не понятно - Недовольно буркнула она.
  -- Так зачем ты волосы зачесал, тебе не идет, мне больше нравилось, когда ты был взлохмаченным.
  -- Мне плевать, что тебе нравится а что нет - сказал Севиюс глядя прямо перед собой куда-то в даль. Сквозь не долгое молчание Швоч проглотив обиду, проговорила:
   - Ты не ценишь меня, а ведь без меня ты не можешь, когда тебе плохо ты находишь меня и делаешь вид, что наши встречи случайны. Кто я для тебя?
   - Сигарета - произнес Севиюс.
   - Что? - переспросила Швоч.
   - Ты же хотела знать кто ты, просто привычка, которая однажды кончится, она кстати вредна, но порою приятна и вполне успокаивающе действующая.
   - Ты самолюбивая сволочь - прокричала Швоч - Хочешь правду? Тогда пожалуйста, ты ищешь оправдание своим вечным нелепостям, где то на стороне клеймишь людей и превращаешь их в невочто причем это вполне ощутимо для них, но до такой степени не заметно и как будто бы правильно, что и придраться бывает не к чему. Живешь в своем мире, дышишь своим прошлым, а прошлое уже в прошлом, ты не можешь понять, что его уже нет, нет и все, а значит и тебя тоже нет. Значит твои друзья не зря сегодня нажрались, ты умер.
   Севиюс выслушал все молча, в ответ он просто выдохнул дым сигарет. Чаще всего он скрывал то, что чувствует на самом деле, его задели слова Швоч, то что она говорила было правдой, но просто как будто бы ненужной правдой, той в которую меньше всего хотелось верить. Спустя некоторое время, которое он отдал молчанию, он все-таки продолжил:
   - Что с тобой? - Не ты ли мне заявила в первую же ночь я никогда никого не любила и на вряд ли полюблю я успокоился, потому что не пришлось самому этого говорить, не ты ли мне твердила о своих крепких нервах и железном сердце? Что ты теперь требуешь от меня, чего ты от меня ждешь?
   Они уже по привычке возвращаясь домой, обязательно присаживались на скамейку в парке где нет деревьев, одна лишь зеленая травка, фонтаны, да горящие фонари приукрашивающие ночные иллюзии прогуливающихся Романтиков.
   - Она и не помнит тебя - тихо сказала Швоч - Где она была когда тебе было плохо, куда же пропали те письма и звонки о которых ты мне столько рассказывал? А я, я никогда, никому не говорила что люблю.
   С этими словами Швоч поднялась со скамейки и ушла.
   Примерно так поступают девушки в некоторых случаях, уходят надеясь на то, что парень вдруг осознает всю глубину проделанных ошибок и промахов, побежит следом с одной лишь надеждой остановить ее и остаться с ней навсегда.
   С Севиюсом такой вариант не прошел. Тот так и остался курить на своей скамейке летая в облаках и чувствуя тяжесть никотиновой привычки. Через некоторое время в себя его привел снова появившийся голос Швоч:
  -- Я не могу так просто уйти.
  -- Как? - Задал не нужный и наивный вопрос Севиюс, зная заранее, что именно такого типа вопросы могли вывести из себя любое еще живое существо. Она же в ответ дрожащими руками вынула из сумки зажигалку, достала сигарету и закурила.
   - Ну вот, остыла и вернулась, - думал Севиюс привыкший к нервозности Швоч.
  -- Я хочу сказать что, да ты прав но, я наверное все-таки, я люблю тебя, просто люблю тебя, поэтому и вернулась. Севиюс отнесся к сказанному спокойно и ничего не ответил, все это он и сам знал.
   Все шло на перекосяк не только в том что касалось чувств, но и во всем остальном. Учеба была почти заброшена, из-за его откровенностей в его художественных работах, страдал его аттестат. Это не правильно, так нельзя, ты переходишь границы дозволенного, казалось что за годы учебы ему запомнились только эти фразы, но люди, произносившие эти строки никогда не могли ответить на его вопрос Почему?. Обычно они отмалчивались или городили чепуху.
   С друзьями общего языка Севиюс не находил и теперь уже не пытался этого делать. Басун был прав, Севиюс отдалялся, но не только от группы, он отдалялся от всех. Олег ежедневно обсуждал со своей женой то, что группа не способна, работать, да и сам Севиюс себя исчерпал во всех отношениях. Севиюс подвергался жестокой критике всего окружающего. Группа остановила работу. Севиюс таскался на чужие концерты, но не выдерживал и уходил, желание взять в руки гитару душило и заставляло пить. Извечные вопросы вы играете? особенно добивали. Швоч насыщала жизнь еще более темными тонами. Севиюс собственным нутром ощущал всю грязь, живущую в ней, но отказываться от этой грязи не собирался. Она как заноза, вошедшая очень глубоко. Имя Севиюс она произносила в тех кругах, в которые сам Севиюс никогда бы не полез. Она рассказывала людям, с которыми сталкивалась о Севиюсе как о том, кто от нее зависит, хвасталась как допустим хвастаются красивой рубашкой, хорошей обувью, как о какой то особенно ценной вещи. Она стала постоянной гостьей в доме Олега и его жены, жаловалась на Севиюса, на то какой он плохой и ничего не хочет понять. В итоге Швоч сделала так, что Севиюс даже в своих песнях стал спрашивать у всего мира Почему?.

ГЛАВА 24

   Девчонки во дворе были обозлены на Севиюса, ведь Швоч плакалась им каждый вечер А сегодня он просто прошел мимо, как будто бы не видит. Многое из своих рассказов о Севиюсе, Швоч придумала сама. Благодаря этим сказкам она добилась жалости и уважения к себе. Севиюс не позволял себе оправдываться, он молчал и ни с кем не говорил ни о чем. Он не мог понять каким образом, люди которых он считал за своих, способны верить всей этой чепухе, больше всего это его убивало и заставляло относиться ко всем этим людям с нескрываемым презрением, таящим в себе тяжелую обиду. Севиюс прекрасно понимал, что у Швоч до него было со времен школьной скамьи человек пятьдесят, но почему из всех этих людей все соки ее присутствия достаются именно ему. Швоч докатилась до того, что придумала историю с беременностью и заявила об этом всем. Тут же внимание к Швоч усилилось раза в два, из всех девчонок со двора, только одна девушка не верила Швоч с самого начала. После заявления о беременности подруги Швоч ахнули, догадавшись, кто отец ребенка. Не верящая в эту чепуху Алиса сказала все просто:
  -- Дура ты, и вы девчонки кстати тоже, раз верите всей этой ерунде.
  -- С такими вещами не шутят Алиса, понятно? - Ответила Швоч.
  -- Поэтому я и говорю что ты дура, просто мне парня жалко, непонятно кого вы из него сделали и слава богу что ему плевать на ваше мнение. Вы его последние песни слышали, которые он не поет вслух, а бубнит, забившись куда ни будь подальше от нас? Нет? А я вот как-то прислушалась, я все поняла, мне хотелось рыдать, я думала, как он все это терпит, и в ту же секунду я поняла, он не терпит, ему уже все равно. Почему вы замолкаете всякий раз, когда он здесь появляется, перестаете его разбирать как детский конструктор. Я скажу вам почему, потому что все вы в глубине души понимаете что он честнее вас, его мнение жоще вашего, вам его никогда не победить, потому что он живет в своем мире, который оказался, к сожалению параллельно с вашим, а в свой мир он никого не пускает потому, что вы все там загадите, разрушите, испортите, уничтожите. - После всего сказанного и Алиса попала в черный список Швоч. Эта девушка всегда могла сказать свое мнение прямо, ей и самой было не особо интересно, что там о ней после этого будут думать.
   Швоч подолгу рассказывала о том, что происходит с Севиюсом, когда он остается один, она не раз говорила, что уходит, а сама возвращалась для того чтобы посмотреть своими глазами на те моменты его жизни когда он думает что его никто не видит. Она рассказывала, что в основном он слушает музыку, что-то пишет, пьет не дорогое вино, курит и смотрит в потолок своей дворовой коморки. А вчера, вчера девчонки я поняла что победила, слушайте:
  -- ... я вернулась обратно, мне было интересно, о чем он все-таки молчал весь вечер. Было уже поздно, дверь его кладовки как я уже говорила, перед уходом я всегда оставляла приоткрытой, чтобы видеть что там. Он никогда не замечал моего присутствия, или до такой степени напивался, или просто слишком был занят своими мыслями. Ну я не знаю, мне даже если честно и говорить то не хочется, ведь я люблю его таким какой он есть.
  -- Ну Швоч, ну перестань, продолжай же, что дальше было - заныли самые любопытные слушатели.
  -- Ладно, я заметила, что он вынимает что-то крупное из целлофанового пакета, что-то похожее на фотоальбом, музыка играла очень тихо, по-моему его любимые КИНГ КРИМСОН. Он закурил и придвинул свою пепельницу ближе. Это и был фотоальбом, в котором находились не только фотографии, но и по всей вероятности письма. Он свалил перед собой все письма и фотографии и стал их перебирать. Как обычно он вынул из своей заначки бутылку, я думала это вино, присмотрелась, вроде нет, бутылка прозрачная, поняла, водка. В одной руке он держал письмо в другой водку, которую глотал как воду. Он зачитывался, подолгу оставляя сигарету во рту, то ли дым пустил ему слезу, то ли еще что-то, не знаю, но мне становилось интересно, что же там такое написано, что имело на него такое влияние. Мне стало больно, когда я стала понимать, что это одно из тех писем, которые она ему писала когда-то. Глаза его сделались грустными, брови как будто бы задрожали, лицо оставалось таким же мраморным бесцеремонным и не изменчивым. Он продолжал читать и глотать водку, он улыбался, но глаза, почему-то продолжали слезиться. Я поняла, что чтобы победить ее, я должна понять, какой она была, а для этого мне нужно знать, что там написано.
  -- Ну ладно, ладно, а дальше что? - сказал кто-то из слушающих.
  -- Так он прочел несколько писем, долго смотрел на фотографии, потом отбросил от себя так и не до конца допитую бутылку, которая ударившись о стену, разбилась в дребезге. Он взял спички и стал жечь эти письма и фотографии в своей пепельнице, один за другим. Вот теперь я видела точно и своими глазами, он плачет. Честно говоря, меня это тронуло, я и сама немного прослезилась. Он стал смеяться и как будто бы напевать под играющую музыку, но ни в такт, не в тональность: Где же это все, ведь было, ведь было же, белые, белые крылья самолета уносят, то о чем или ни о чем, а интересно только мне - Я не все расслышала, что он там еще говорил. В его пепельнице догорала фотография ее счастливого улыбающегося лица, он медленно поднялся, облокотившись о стену снова закурил, прибавил музыке громкость, да еще такую, от которой с ума можно было сойти и сунул руки в карманы. Несколько минут он смотрел на свою старенькую гитару, пока сигарета не погасла, он словно остолбенел, взгляд был хмурым и серьезным, примерно таким каким он бывает когда ему что то не нравится но я чувствовала, что эта бешенная музыка ради которой он живет, рвет его на части. Дальше был кошмар девчонки, он молниеносно я даже заметить не успела, на столько все это было быстро, схватил гитару и стал ею крушить все что было вокруг. Гитара разлеталась в щепки, я испугалась и отбежала подальше, вы представляете, если бы он еще и на меня наткнулся, точно бы убил. Из его коморки орала музыка и слушался грохот и треск, но через несколько секунд, грохот и треск пропали. Я набралась смелости и снова подкралась, он валялся на полу, все вокруг валялось рядом с ним. Я поняла, что он спит, я тихонечко вошла и взяла себе на память осколок от его гитары, к письмам я не прикоснулось, потому что видела, как она горит и поняла что он собрался менять ее на меня раз сжег свое прошлое. Так, что вот так Ленка, добилась я своего.
   Все молчали, а Швоч ждала похвалы. Лена тихо стала сопеть как при насморке, потом также тихонечко кашлянула и сказала не привычным для Швоч тоном:
  -- Сука ты - с этими словами она поднялась и ушла домой.
  

ГЛАВА 25

  
   Вскоре и все остальные подруги Швоч стали понимать, кто она есть такая, беременность оказалась ложью, как это и предсказывала Алиса. Швоч придумала запутанную историю о том, как она потеряла ребенка, несколько раз делала вид, что вот-вот сознание ее покинет, потому что по ее утверждениям, ножка ребенка осталась у ней в животе. Все просто смеялись над ней А вы не были на Таити?.
   Буквально сразу, после того как она поняла, что все кончено Швоч полюбила другого, и каждый остался при своем. А время продолжало тикать дальше.
   Севиюс проходил через такого рода терапию молча и постоянно удивлялся, почему почти все пытаются заставить его говорить и говорить именно то, о чем он не хотел говорить совсем, то, что являлось для него святым. Он прекрасно знал, что если он спросит зачем тебе это? все как сговорившись отвечали, мне просто интересно. Ему не хотелось больше громко кричать о том, что он любит девушку которую быть может он больше никогда не увидит. Этот мальчишка шел странной дорогой, он шел к обрыву, ребенок с завязанными глазами, чей поход провоцировался не только людьми, которые вообще окружали его, но непонятно почему, и теми, кто его и в самом деле по настоящему любил:
   - Да не нужна она тебе сынок, ну как ты к ней поедешь, она наверное давно уже другого себе нашла, уже год прошел, а ты все убиваешь себя - говорила мать стирающая пыль с книжной полки. - Вон сколько девушек вокруг тебя, и ходят и трезвонят среди них есть очень даже интересные девчата, вчера кстати приходила одна спрашивала тебя, такая хорошенькая, блестящие черные глазки волосы ровные до плеч но по-моему она немного капризная ...А?... Сынок ты не вспомнил кто это?
   Лицо сына стало бледнеть, душу терзала собственная мать, он вспомнил слова, сказанные однажды его другом, а может недругом: Перестань себя жалеть и все будет хорошо - Он чуть-чуть ошибся - подумал Севиюс. - Не все, а всем будет хорошо.
   Он стоял у окна и смотрел на свое отражение, и вдруг стал понимать, что чувствует, и о чем думает кукла на проволоке, он смотрел в глаза этой куклы, коснулся тихонечко хмурого, измученного, отекшего лица. В те же секунды в его взгляде появилась ненависть к этой кукле, вдруг все изменилось, он ненавидел ее точно также, как ненавидят дети уставшие от своих игрушек, что-то сломалось, ненавидел того, кого он и не думал, что будет так ненавидеть, - кукла на проволоке - медленно и чуть слышно шепнул Севиюс.
   Мать матыляла вокруг него с тряпкой в руке, вытирая пыль со шкафов, столов, сервантов, рассказывая без остановки, о его счастливой личной жизни в его светлом будущем. Она думала что сын, наконец-то вслушался в слова матери, раз до сих пор еще не вышел вон из комнаты. Поэтому она счастливо улыбалась и распылялась все больше и громче, но только вот зачем?.
   В ушах звенело, в глазах ничего, и для куклы на проволоке стал невыносимо. В одну секунду все чувство радости матери, оборвал звук разбившегося стекла. Фонтаном брызнула кровь в лицо Севиюса, за которым последовал душераздирающий крик, не ожидавшей ничего подобного матери.
  -- Ненавижу, хрипел Севиюс и схватив кусок стекла стал глубже рвать рану перерезанных вен, он разорвал руку добравшись острием стекла до самой кости, ошметки кровавого месива разлетались по комнате.
   Вены, словно брошенный на землю шланг с сильным напором воды болтались во все стороны, окрашивая все в страшный красный свет. Проливалась кровь, кричала и плакала мать Севиюса, сбежались все кто находился в это время в доме, и тоже испуганно кричали. Севиюс медленно прошел по коридору, открыл двери в подъезд и стал спускаться вниз по ступенькам, забрызгивая кровью белые стены подъезда. Свет в глазах стал гаснуть и вскоре силы оставили его, он упал.
   Выбежавшие соседи поддержали панику своими криками, все пытались, что-то делать. Звонили в скорую, прибегали с полотенцем, поднимали обессиленное тело Севиюса и не знали, что с этим телом сделать, как остановить кровь и время. Но время бешено мчалось вперед а кровь бежала быстрее времени на много его обогнав.
   На глазах у взрослых и умных людей таял мальчишка, умирал оставляя за собой обиженное молчание. Кто-то пригнал к подъезду машину, и Севиюса быстро погрузили в нее.
   -Теперь смерть тебе от меня не отвертеться, сколько раз я видел тебя во сне, теперь загляну в твое лицо по настоящему - думал не заметно ни для кого легко улыбнувшийся мальчик.
   За стеклами машины, тревожно бежали улицы, Севиюс лежал с полузакрытыми глазами. Казалось странным, что боль уже совсем не ощущалась, скорее было хорошо, с каждой минутой становилось все легче, лучше и приятней. Мать рыдала, крепко обняв сына и затыкая рану пропитанным кровью полотенцем. Зрачки глаз Севиюса медленно поднялись и он увидел в очень близкой, нежной перспективе лицо своей мамы, лицо и без того побитой жизнью женщины, которая желала только счастья своему сыну. Случайно вдумавшись в то, какие муки и страдания приходится переносить ей из-за него, Севиюсу вдруг захотелось умереть сейчас же.
   Почему-то именно сейчас он докопался до самой глубины своей эгоистичной души, хлынуло чувства раскаяния и любви к этой усталой и поседевшей от сердечной боли женщины. Святая, несущая в руках тепло своего ребенка.
   В испуганных глазах Севиюса который внезапно стал понимать, что теряет больше чем жизнь, появились самые настоящие и самые чистые слезы:
   - Я буду видеть тебя в своих снах мама. - Очень, очень, тихо, нежно, тепло и грустно, прохрипел Севиюс, и в ту же секунду, так и никем непознанное сознание, покинуло Севиюса навсегда.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"