Муму (по мотивам одноименного рассказа И.С.Тургенева)
Рассказ в стихах.


На одной из улиц дальних
На краю Москвы губернской
Дом стоял, обшит в печальный
Серый тёс "по-деревенски".

Но изысков не лишенный,
Верен знатному укладу,
Портиком белоколонным
Щеголял он по фасаду.

Слугам в нем жилось не сладко,
А порой - хоть утопиться:
Все законы и порядки -
Прихоть барыни-вдовицы.

Та несла с собой к могиле
Нрав скупой и недовольный,
И по старости "чудила"
В вечной скуке меланхольной.

Не сказать, что кровожадна,
Но уверена: от Бога
Ей лишь ведомо, что ладно
Для холопских душ убогих.

И пусть немощна и вздорна, 
Не потерпит возраженья:
Будет жизнь раба покорна
Барскому соображенью.
 
Средь прислуги робко-тихой
Были: прачки, лекарь, шорник,
Столяры, швеи, портнихи
И мужик Герасим - дворник.

Сильный, рослый от природы,
Богатырского сложенья,
Не боящийся работы,
Только глух и нем с рожденья.

За серьезность уважаем,
С дворней жестами общался,
И, никем не обижаем,
Сам лишь барыни боялся.

Он господскою рукою
Из деревни был доставлен,
И с лопатой и метлою
За двором следить поставлен.

По-первОй тужил он дюже,
К сельским тяготам привычный,
А и то: зачем он нужен,
Там где нет работы бычьей?

Наготовить дров для дома, 
Привезти воды на кляче -
Для крестьянина былого 
Пустяковая задача.

Караулил до рассвета,
Прогонял воров и пьяных.
А в невесты заприметил  
Прачку местную - Татьяну.

Может быть у них сложилась
в жизни светлая полоска,
К дубу мощному склонилась,
Может, тонкая березка...

Но, увы! Рукой знакомой,
Одряхлевшей, но всесильной, 
Таню отдали другому,
Вечно пьяному "в трясину".

Помычав мечте в догонку,
Вдоль реки бредя в уныньи,
Вдруг Герасим собачонку,
Разглядел в прибрежной тине. 

Та барахталась в попытке,
Из последних сил щенячих,
Выбраться на берег зыбкий.
Тут Герасим - на удачу.

Подхватил ее рукою,
За рубаху, словно в норку,
Тельце сунувши худое,
Поспешил в свою каморку.

Молока налил бедняжке
(В кухню сбегал - постарался)
И смотря, как пьет из чашки
Песик, молча засмеялся.

Песик оказался сучкой,
Дворник в ней души не чаял,
И ее (с его озвучки), 
Все "Мумуней" величали.

Поначалу неказиста,
Но спасителя раденьем,
Расцвела хвостом пушистым,
Ладная на загляденье.

Длинные, с очесом, уши,
Умный взгляд c серьезной морды, 
И характер добродушный,
Но с достоинством "породным".

Полюбили ее слуги,
Та в ответ хвостом виляла,
Но хозяином и другом
Лишь Герасима считала.

По утрам его будила,
Стерегла лопаты, метлы,
И везде за ним ходила,
Словно в караул почетный.

Так вот жили-не тужили,
Год прошел, настало лето,
Карты барыне сложили
Как-то раз каре валетов.

По гаданью вроде вышло:
Все свершится, что желалось!
Тут старухе "воспарившей"
На глаза Муму попалась.

"Ой, премилая собачка!
Я желаю с ней поладить",
Вот и руку, как подачку, 
Протянула к ней - погладить.

Но Муму не оценила
Сей порыв неосторожный,
Потихонку заскулила
И оскалилась тревожно.

Барыня, отдернув руку,
Судьбоносную десницу,
Помрачнела вмиг с испугу
И ушла в свою светлицу.

Но и там ей мало света -
Взбунтовалась желчь в печенке,
Заболела из-за этой
Злой и скверноЙ собачонки!

Как посмела зубы скалить?!
Бунтовщица, не иначе...
Барыня всю ночь страдала,
Все ей мнился лай собачий.

Встала раньше, чем обычно,
Вызвав главного лакея,
Наказала ему лично,
Чтоб Муму убрал скорее!

Тот, конечно, расстарался,
И послал слугу с нарядом,
Чтоб с собакой разобрался
Пока дворника нет рядом.

Так Муму поймав проворно,
Перекупщику продали
С соглашением условным -
Чтоб на привязи держали.

Обнаруживши пропажу,
Горевал Герасим жутко,
Пол-Москвы обегал даже,
Все искал свою малютку.

Лег за полночь. Словно ранен
Охал, стал как будто ниже,
И впервые утром ранним
На работу он не вышел.

И не ясно, как бы вышло,
Боль в чужой душе - потемки... 
Но судьба, она - как дышло:
Воротилась собачонка!

Оборвала привязь, к дому
В сенник ночью прибежала
И от радости немому 
Нос с усами облизала.

Был Герасим счастьем полон,
Только нА сердце - кручина,
Потому, как сразу понял,
Кто последних бед причина.

Он хитрил, Муму скрывая:
Прятал днем, гулял с ней ночью,
Но собака - не немая,
И собака лаять хочет.

Снова лай заслышав "гадкий",
На своем пути к Морфею,
Барыня зашлась в припадке,
Словно черт пришел за нею.

Утром, во главе с дворецким,
На Герасима клетушку,
Выдвинулся "клин немецкий"
За несчастной собачушкой.

Дверь открылась, да с размаху.
Челядь - кубарем. С порога,
В цвета красного рубахе,
Вниз смотрел Герасим строго.

Снизу лестницы, с опаской,
Показал дворецкий знаком,
Что по барыни указке,
Он пришел забрать собаку.

Дворник глянул обреченно
На Муму. Она стояла
Возле ног и увлеченно 
Всем вокруг хвостом виляла.

Он вдруг будто что-то вспомнил,
В грудь себя ударил горько:
Мол: "Я сам приказ исполню!"
И захлопнул дверь каморки.

Скоро, в праздничном наряде
И с Муму на поводочке,
Вышел он, вокруг не глядя,
И пошел к знакомой точке.

Был в трактире том не раз он,
Взял тарелку щей, заправил
Хлебом, измельченным мясом,
И на пол ее поставил.

Наблюдал он с болью скрытой, 
Как Муму спокойно ела,
После облизнулась сыто
И у ног немого села.

Морду умную подняла:
Отчего хозяин плачет? -
Пара слез скупых упала
В миску и на лоб собачий.

Дворник встал, отдал монету,
Вышел, глаз не подымая,
Чья вина и кто в ответе,
Что его судьба - немая?

Он дошел до перекрестка
Против Крымского прохода,
И затем, решившись, жестко
Повернул к реке у брода.

Вот и речка-повитуха: 
Год назад душе скорбящей,
Принесла волною в руки 
Радости комок скулящий.

А теперь Герасим снова,
В том же месте, духом нищий:
Камень на сердце пудовый,
Да под мышкой - кирпичищи.

На воде качалась лодка,
Он запрыгнул, весла вставил,
Посадил Муму всередку
И от берега отчалил.

Из шатра на скрип уключин 
Сторож вышел, да напрасно -
Лодочка с гребцом могучем
Вмиг была саженей за сто.

Против ветра и теченья
Греб немой, как не заставить,
Словно все свои мученья
Позади хотел оставить.

Вот Москва из виду скрылась,
Вдруг повеяло деревней,
Там родился он и вырос
На земле немой и древней.

Двор его там был из поля,
Из лесов, ручья и пашни
Там, невольный, был он волен
Строить сам свой быт домашний.

И Герасим весла бросил,
Головой к Муму склонился,
Он смотрел, как лодку сносит
Прочь тех мест, куда стремился.

И собака влажным носом, 
В щеку ткнулась, дескать - рада
Плыть хоть к черту, без вопросов,
Лишь хозяин был бы рядом.

Рядом с другом мир прекрасен!-
Хвост доверчиво вилял.
Кирпичи сложил Герасим,
Крепко вместе их связал.

Не уйти от рук костлявых,
Не изжить раба природу!
Кирпичи схватил, поднял их
И ... швырнул с мычаньем в воду!


*  *  *

Ночь спускалась осторожно,
Выжигая звезды бледно.
По шоссе, в пыли дорожной,
Великан шагал усердно.

За плечом - мешок с заплаткой,
Палка длинная по росту,
Шел он быстро, без оглядки,
В край, где спеют ржи колосья.

Ветер, путника встречая,
Заглянуть в лицо пытался. 
Улеглось в глазах отчаинье,
Свет решимости остался. 

Рядом с ним, то отставая,
Чтоб обнюхать кустик важный,
То в разведку выбегая,
Спаниель бежал отважно.

Позади же день расплаты 
Догорал багровым шаром,
То ли в зареве заката, 
То ли в пламени пожара.