Эмили уложила Ника, а теперь обеспокоенно ходила по своей комнате, сжимая дрожащие пальцы. Поразительно, но Габриел знал ее фамилию! Она ведь никогда не говорила об этом, но видимо женитьба его сестры на Тони дала ему возможность узнать о ней самой. Как много он знал о ней? Он интересовался ею? Боже, неужели ему была известна постыдная подробность ее прошлого? Эмили сгорела бы со стыда, если бы это было так, и надеялась, что Эмма никому не рассказала об этом. Эти мерзкие детали никогда не должны дойти до ушей Габриеля!
И еще одна вещь не давала Эмили покоя. Почему он представил ее, как подругу сестры? Почему сказал, что он должен доставить ее к его сестре? Эмили с болью осознала, что тем самым он в который раз попытался спасти ее репутацию, но зачем? Зачем он усложняет и без того сложную ситуацию?
Эмили замерла у окна, за которым не переставал идти снег. Ночь была на удивлении светлой благодаря белизне снега, но от этого ночь все равно оставалась мрачной и черной. Как ни назови Эмили, она навсегда останется запятнанной и никому не нужной... И как бы Габриел ни старался, между ними всегда останется зияющая пропасть. Как он этого не понимал?
Тяжело вздохнув, Эмили закрыла глаза и попыталась убедить себя, что ей нет никакого дела до того, что он остался внизу со своими знакомыми. И той красивой леди, мисс Ребеккой, которая глаз не спускала с Габриеля. Конечно, ему бы лучше оставаться в обществе благородных людей, а не сидеть с ней, с глупой, одинокой и совершенно скучной особой.
Почему-то от этих мыслей у нее задрожала нижняя губа. Эмили тут же прижала пальцы к губам, приказывая себе взять себя в руки. И запрещая себя думать о том, что вчера в это самое время он сладко целовал ее, а сейчас предпочел остаться с друзьями, как будто ее уже и вовсе не существовало.
Ей не должно было быть больно или обидно, но ей было ужасно больно и обидно от того, что он так быстро променял ее компанию на компанию тех мерзких людей. Хуже того, до ее номера доносилась приятная музыка, под которой сейчас Габриел наверняка кружил ту элегантную и соблазнительную мисс...
Неожиданно в дверь постучали. Эмили вздрогнула, но всё же направилась к двери, гадая, кто это может быть. Возможно, слуги принесли ей горячей воды для ванны, но она просила сделать это только через час. Когда Ник крепко заснет.
За дверью оказался не кто-нибудь, как Габриел. Это так сильно поразило Эмили, что она какое-то время просто смотрела на него, будто видела впервые. Он вдруг мягко улыбнулся ей и склонил голову набок.
- Ты впустишь меня, или мне удалиться?
Она встрепенулась и выпрямилась.
- Что-то произошло? - совсем тихо спросила Эмили, боясь обнаружить, что его друзья последовали за ним.
Когда по ее тревожному взгляду, которым она быстро окинула коридор, Габби понял, чего она боится, он поспешил успокоить ее.
- Ничего не произошло. Я велел принести нам ужин сюда, и если ты не против, я хотел бы поужинать здесь, с тобой.
Эмили снова уставилась на него, чувствуя, как сердце делает непристойные кульбиты в груди. Боже, он действительно сказал, что хочет поужинать с ней? Хочет побыть с ней? Он оставил своих друзей, чтобы только поужинать с ней?
Почему ей вдруг стало так трудно дышать?
- Ты... ты хочешь войти?
Ничего глупее она не могла спросить. Но он не подал и виду, продолжая нежно улыбаться ей.
- Если ты не против.
Как она могла быть против? Он хотел войти и уже сказал об этом. И теперь давал ей возможность сделать ответный шаг, ответное признание. У нее дрожали руки, когда она отошла в сторону и открыла пошире дверь. Неизъяснимая радость заполнила всё внутри. Господи, она умирала от желания побыть с ним!
- Нет, я не против, - дрожащим голосом произнесла она и подождала, пока он войдет.
Когда они остались одни в комнате, Эмили овладела непривычная скованность. Минуту назад ей было не по себе от того, что он танцует с другой, а сейчас она не знала, что ей делать, когда Габриел пришел к ней. Безумная радость затмевала все остальные мысли, но и страх не позволял ей насладиться до конца этими мгновениями.
Она вдруг подумала, что никогда больше ей не представится такая возможность еще раз провести с ним вечер. Побыть рядом с этим удивительным человеком, который оставил своих друзей ради нее. У нее почему-то стала кружиться голова. Да возможно она играла с огнем, но она не могла заставить себе отказаться от его общества, от предложения разделить с ним ужин. От возможности еще чуть дольше смотреть в его мерцающие серебристые глаза. И почувствовать себя хоть кому-то нужной.
Он стоял и смотрел на Ника, пока принесли ужин и накрыли на стол. Едва слуги ушли, как он повернулся и подошел к ней. Эмили не могла спокойно дышать, сжимая дрожащие пальцы теперь уже совсем по другой причине. Ее вдруг охватило какое-то странное волнение. Желание стоять вот так и смотреть на него вечно. Ей бы этого было достаточно. До конца жизни. Но Габриел предлагал ей нечто большее. Нечто особенное. Нечто поистине бесценное.
Он стоял очень близко от нее и задумчиво смотрел ей в глаза. Затем поднял руку и накрыл ее сплетенные пальцы.
- Ты замерзла, - прошептал он, взяв ее руки в свои теплые ладони.
Эмили не могла пошевелиться, зачарованно глядя на него, чувствуя, как тепло его рук перетекает в нее, согревая самые отделенные уголки ее души. Она, наконец поняла, почему его прикосновения были такими особенными для нее и никогда не вызывали отвращения. Глядя в бархатисто серые излучающие нежность глаза, она, наконец, признала себе, что еще очень давно, семь лет назад, впустила его в свое сердце, но до сих пор не находила в себе смелости признаваться в этом. Поразительно, они пробыли вместе не так много времени, но он начинал значить для нее слишком много. Опасно много...
- Пойдем ужинать?
Он помог ей сесть и присел сам. Они начали ужинать вкуснейшими блюдами: белый суп, дикий гусь, печенья с миндалем, бисквиты со специями. Он снова завел разговор о Древним Египте, и Эмили с большой охотой поддержала его, по-настоящему наслаждаясь этими драгоценными мгновениями. Позабыв о страхах и сомнениях, она погрузилась в чарующий мир, который полностью увлек ее.
На этот раз его желание поговорить об истории была естественной и непринужденной. Он на равных обсуждал с ней, критиковал и восхвалял деяния давно умерших людей. Если бы Эмили не присутствовала при этом разговоре, она бы подумала, что все это ей снится.
Ей было так хорошо и спокойно рядом с ним. Свет свечи падал на его красивое лицо, заставляя мерцать загорелую кожу. Золотистые волосы, слегка растрепанные, падали ему на лоб, и ей вдруг ужасно захотелось прикоснуться к ним. Пропустить через пальцы, положить ладонь на его твердую шею. Она отчетливо помнила, какая у него теплая шея...
- Эмили, ты слышишь меня? - спросил Габриел, пристально глядя на нее.
Вздрогнув, Эмили с ужасом поняла, что бессовестно разглядывает его и думает о совершенно недопустимых вещах! Выпрямившись на стуле, она быстро отпила красного вина, чтобы намочить пересохшие губы и снова взглянула на него.
- Да...
Ее дрожащий шепот сказал за нее слишком много. Габриел сдержал улыбку и обхватил пальцами свой бокал, хотя в это мгновение мечтал обхватить нечто другое.
- Тебе понравился ужин? - осторожно спросил он, стараясь думать только о еде.
Исключительно о еде.
- Да, спасибо. Всё было очень вкусно.
- Я рад...
- А как давно вы знаете мистера Дэвиса?
И снова едва слова сорвались с губ, Эмили отругала себя за очередное проявление бестактного любопытства. Что он о ней подумает? Решит, что она сует свой нос... Но, Господи, она не могла избавиться от неприятных мыслей о том, что он слишком долго знал этого мистера, если ее сестра позволяла себе называть Габриеля по имени.
Он всё-таки улыбнулся ей. Боже, Габби ни за что бы не подумал, что ревность может так сильно греть душу, но сейчас он был на седьмом небе от счастья! Потому что это значило, что он что-то значит для Эмили!
- Он вообще-то сын лорда Дэвиса.
- О, - недовольно бросила Эмили, у которой не возникло никакого благоговейного трепета от того, что похотливо разглядывающий ее мужчина благородных кровей. Ей было ужасно неприятно, когда он так откровенно разглядывал ее. Не то, что взгляд Габриеля, теплый, нежный, будоражащий... - И как давно вы его знаете?
- Я учился с ним в Кембридже, - ответил Габриел, следя за каждой ее реакцией.
Каково же было его изумление, когда Эмили задала свой следующий, умопомрачительный вопрос, за который он готов был расцеловать ее.
- А молодая... его сестра, она что же, тоже училась с вами?
Габби сделал все возможное, чтобы скрыть свою до предела довольную улыбку.
- Нет, конечно. Девушек не допускают до Кембриджа.
- Тогда откуда она вас знает?
Эмили прикусила губу и снова сделала глоток вина, готовая взять свои слова обратно. Боже, что с ней творится? Что она делает? И почему вино так сильно обжигает?
Габби поставил на стол свой бокал, откинулся на стул и стал изучать ее из-под полуопущенных век.
- Я как-то гостил у них.
Дрожащими руками Эмили поставила свой бокал на стол, сжимая губы так, чтобы с них не сорвался очередной непозволительный вопрос. Она ни на за что на свете не спросит, как долго он гостил в доме этой красавицы! Сделав над собой усилие, она все же нашла единственно приемлемую тему.
- А что вы изучали?
Габриел видел по ее сосредоточенному лицу, как усиленно она думает, и как старательно хочет удержать свое любопытство.
- Я изучал языки.
Наконец, она вскинула голову и внимательно посмотрела на него. Далекие воспоминания тут же охватили ее. Внезапно все мысли о мисс Ребекке Дэвис и ее слащавом брате тут же вылетели из головы. Эмили видела перед собой только Габриеля и его мерцающие серебристые глаза.
- А какие языки вы знаете?
У нее вдруг замерло сердце, когда она вспомнила, как он некогда произносил ее имя на нескольких языка. Она уже и забыла, как это было, но точно помнила, что это ей безумно понравилось. Нравилось слушать, как он разными способами называет ее имя. Как будто вкладывает в это нечто особенное.
- Греческий и латынь я изучал в Итоне, где они были обязательными предметами. Но потом я посещал курсы арабского, и закончил его обучение в Кембридже. Вместе с испанским. А гэльский, на котором говорят в Ирландии и Шотландии помимо английского, я изучаю в свободное время, самостоятельно.
Даже семь лет назад Эмили поразило то, с какой любовью он говорил о языках. Как будто в этом было нечто большее, чем увлечение, нечто очень важное для него. И что-то в его голосе, тоска, смешенная с болью подсказала ей, что она делает правильные выводы.
И тут она вдруг вспоминал другие его слова, сказанные вчера.
- Где вас укусил скорпион?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Габби чуть не подскочил. Он даже не думал, что она обратит внимание именно на это. Он замер, вглядываясь в ее задумчивое лицо. Она смотрела на него так пристально, что ему показалось, она может без труда заглянуть ему в душу, увидеть все его тайны. Это напугало его до смерти, потому что, черт побери, она была на верном пути.
- Это... - Габриел не знал, что и сказать. - Это была весьма неприятная история.
- Я попросила рассказать не о том, как это произошло, а где.
Ее мягкий и вкрадчивый голос еще больше напугал его. Габриел выпрямился на стуле, чувствуя давящую боль в груди. Черт, он до сих пор не встречал человека, которому бы удалось так близко пробраться к его тайне. Жизнь была слишком коротка, чтобы терять хоть бы одно ее мгновение.
- Это долгая история...
Его уклончивость заставила Эмили желать ответа еще больше. Ей вдруг стало казаться, что если она узнает об этом, она узнает настоящего Габриеля. Он ведь говорил, что искал что-то в Европе. В прошлый раз он не стал отрицать, что в Европе не водятся скорпионы. И он изучал арабский... Почему-то сердце Эмили забилось тревожнее. Она была близка к разгадке какой-то тайны, но внезапно Габриел поднялся, подошел к ней и протянул ей руку. Эмили озадаченно посмотрела на него.
- Ты потанцуешь со мной? - спросил он, глядя на нее своими будоражащими серыми глазами, которые сверкали таинственным огнем в свете свечей.
- Я?
Эмили была так ошеломлена его приглашением, что какое-то время смотрела на него расширившимися глазами.
Он улыбнулся ей, продолжая держать свою руку перед ней. Тишину нарушала лишь тихая мелодия, раздававшаяся с первого этажа.
- Ты видишь здесь другую Эмили?
У него был такой мягкий, обволакивающий голос, что он мог бы растопить даже камень. Эмили медленно вложила свою руку в его, чувствуя, как колотиться сердце, но потом вдруг замерла.
- Но... но я не умею танцевать!
Боже, она действительно не умела танцевать! У нее никогда не было учителя по танцам, если только не считать робкие попытки Эммы хоть чему-нибудь научить ее.
Но и снова это не остановило Габриеля. Он притянул ее к себе так, что она выскользнула из кресла и упала прямо в его объятия. Одной рукой он обхватил Эмили за талию, продолжая прижимать ее к своей твердой груди, а второй покрепче сжал ее ладонь.
- Мы станцуем вальс, - произнес он низким, чарующим голосом, почти лишая ее воли. Эмили не могла оторвать взгляд от его сверкающих глаз, чувствуя всем телом его большое сильное тело. - Это очень простой танец. Я буду вести тебя, а ты просто доверься мне.
Просто довериться ему. В одной это фразе было столько простоты, но и в то же время так много смысла. Ей почему-то казалось, что он догадывается о том, что ее никто так и не научил до конца танцам. Она была запятнана и не из его мира, не для его мира, но он оставил свой мир, оставил всё, только чтобы побыть с ней. И Эмили вдруг захотелось позабыть обо всех мирах, обо всем, кроме Габриеля, который стал медленно кружить ее по комнате, заставляя ее делать удивительные движения, созвучные с его. Она была достаточно высокой девушкой, но рядом с ним она казалась себе маленькой и незаметной. Рядом с ним она чувствовала себя такой беззащитной, но и такой уверенной одновременно.
- Вам снова досталась неопытная партнерша, - тихо заметила она, кружась вместе с ним. - Я боюсь отдавить вам ноги
Габби снова мягко улыбнулся ей, поражаясь тому, что она запомнила и эту подробность из его прошлого. Это почему-то согрело ему душу.
- Я предпочитаю отдавить себе ноги, если это позволит мне танцевать с тобой...
Чем больше они двигались, тем чаще соприкасались их тела. Чем ближе приближался он, тем быстрее колотилось ее сердце. В какой-то момент Эмили почувствовала сильнейшее головокружение. А потом все остановилось. Она замерла в его руках, глядя ему в глаза, и поняла, что мелодия стихла. Но она не могла найти в себе силы отпустить его руку. Он тоже не спешил убрать свою.
Какое-то время они молча смотрели друг на другу. Эмили чувствовала, как внутри нарастает какое-то тревожное беспокойство, переходящее в сладостное томление. Ей вдруг захотелось, чтобы он поцеловал ее. Он стоял так близко, что она чувствовала его всего: сильные бедра, твердый живот, широкие плечи. Эмили неосознанно задвигала пальцами, лежавшими на его плече, и обнаружила, что они уже прижимаются к его шее. Почти так, как она совсем недавно мечтала прикоснуться к нему. Эмили замерла и заглянула в серые глаза, которые стали медленно темнеть.
Его рука на ее талии поднялась выше по ее спине, привлекая ее еще ближе к себе. Эмили безропотно подчинилась, стремясь к нему всем сердцем и душой. Когда она заметила, что он склоняет голову, она осознала, что уже перебирает обретшей собственную волю рукой его мягкие золотистые волосы.
Как она дошла до этого? Как она посмела? И неожиданно гневный голос внутри остановил все ее сомнения. А почему она не должна делать то, чего хочет ее сердце? Сколько она еще будет жить во мраке и пустоте? Почему не может еще один раз позволить себе коснуться лучика света, которым стал для нее Габриел? Ведь у нее никогда больше не будет возможности ощутить подобную сладость, сотрясающую ее до основания дрожь. Она была уверена, что никогда не захочет целовать кого-то другого.
- Габриел... - сорвалась с ее губ неприкрытая мольба.
Он наклонил голову и прижался к ее губам. И внезапно мир взорвался вокруг нее тысячами осколков. Эмили обвила его шею рукой и потянулась к нему, слепо ища его губы, доверившись его теплоте. У нее задрожали ноги, но он крепко держал ее, прижав к себе. На этот раз она знала совершенно точно, что должно произойти, на что она может рассчитывать. На что хватит смелости претендовать.
Это было так удивительно. Она снова была поражена тем, насколько дивными могу быть прикосновения мужчины. Прикосновения Габриеля. Каким бесценным может быть каждый его вздох. Целуясь, они делились самым дорогим - дыханием жизни. Она вдохнула его запах, запах чистого белья, легкого одеколона и его самого, и сладкая истома охватила ее всю, не оставив места ни для чего.
Она прильнула к нему и поцеловала его сама, раскрыв уста. Он издал глухой стон, отпустил ее руку и, обняв ее талию двумя руками и до предела вжав в себя, завладел ее неопытными губами. И снова она не побоялась его напора, ожидая этого, стремясь к этому. Эмили обхватила его за широкие плечи и запустила пальцы в его густые волосы, притягивая его голову к себе.
Тепло его губ разожгло в ней пламя, от которого ей стало трудно дышать. Он словно хотел забрать каждое ее дыхание, в то же самое время отдавая ей свое собственное. Она снова задыхалась, но стала подражать движениям его губ, ощущая сладкий привкус миндальных печений. Эмили застонала и выгнула спину, в немом танце отражая удары его языка, позволяя исследовать свои глубины так, как мог сделать только он.
Она не знала, сколько времени они простояли вот так, прижавшись друг к другу. Ей было уже все равно, что происходит вокруг. Она не могла думать ни о чем, кроме поглаживаний его рук и горячих поцелуев, которые дарили непередаваемое наслаждение. Эмили казалось, что она пьяна и плывет на воздушном облаке, ничем не поддерживаемая. Это было удивительное ощущение. Особенно потому что она позволила себе всецело раствориться в нем. В этом незабываемом поцелуе. И в Габриеле...
- Эмили... - прошептал Габби, теряя контроль над собой. - Боже мой...
Он и не думал, во что обернется его очередное желание поцеловать ее на ночь. Она была удивительно хороша в своем простом, но таком соблазнительном платье. Она не ждала его, но грустные глаза выдали ее с головой. Она поужинала с ним, отбросив в сторону свои сомнения и страхи. А потом он пригласил ее на танец. Боже, он даже не представлял, что даже этих маленьких радостей она была лишена! Ярость на ее семью, готово было разорвать на части его сердце. Но потом она сама овладела его сердцем, не оставив в нем места ни для кого.
Было на удивлении легко вести ее в танце, особенно потому, что она каким-то образом улавливала и предугадывала его движения. Прижимая ее к себе, он снова поражался тому, как точно очертания ее тела повторяют контуры его собственного. Будто бы она была создана для него. И когда закончился танце, и она сама потянулась к нему, когда поцеловала его почти так же страстно, как целовал ее он, Габби вдруг понял, что не смог бы за все сокровища мира отпустить ее. Господи, он безумно, мучительно, отчаянно страстно желал ее!
Он должен был дать ей время привыкнуть к нему, к его прикосновениям и тому жару, которое охватывало их обоих. Он должен был дать ей понять, что это правильно. И что это может принести то, что делает жизнь сносной. Но он не ожидал, что своим уже более умелым откликом она до основания разрушит все его барьеры. Его самоконтроль мог полететь к черту в любую секунду. Габби был готов поднять ее на руки, унести в свою комнату и любить всю ночь, пока у него хватит сил. Подарить ей ту радость, которая сделает ее счастливой. Покажет, как сильно она нужна. Как она прекрасна.
Ее трепещущее тело сводило его с ума. Жаркое дыхание наполняло чресла неистовым огнем. Он умирал, боже, он умирал в ее руках и не мог с этим ничего поделать.
Но он знал, что не должен зайти слишком далеко. В первую очередь потому, что она еще не готова к тому. Сейчас ее захватили поцелуи. Он был безумно рад тому, что снова его поцелуи вызывали в ней радость и восторг, а не страх и боль. Это было бы невозможно вынести.
Габби дышал тяжело и прерывисто, но нашел в себе силы отпустить ее губы и поднять голову. Она раскрыла свои удивительные глаза и посмотрела на него так призывно, что он едва удержался от того, чтобы снова не потянулся к ней. Он узрел в ее глазах почти такое же желание, какое бушевало в нем. Но она не понимала этого. Она не была готова к этому. Не сейчас... Господи, не сейчас!
Взяв ее раскрасневшееся лицо в свои ладони, Габби хрипло прошептал:
- Тебе нужно отдохнуть...
Эмили смотрела на него, ощущая какую-то странную легкость в груди. Она не знала, что происходило с ней, с ними, но хотела, чтобы это мгновение длилось вечно.
- Да... - прошептала она, не сводя с него глаз.
- Тогда я пойду к себе, - сказал Габби, не сдвинувшись с места.
- Да... - повторила она как в тумане.
Он вдруг глубоко вздохнул и прижался к ней своим лбом.
- Господи, Эмили...
Его сдавленный стон потряс Эмили до глубины души. Потому что она поняла, что ему так же трудно отпустить ее, как и ей его. Она вдруг ласково улыбнулась ему и тихо молвила:
- Спасибо.
Габби удивленно приподнял брови.
- За что?
- За танец. Меня еще никогда не приглашали на танец.
Грудь его сдавила мучительная нежность. Он медленно погладил ее румяную щеку.
- Я рад, что исправил эту ошибку.
Она молча кивнула.
- Я никогда не забуду этого.
Габби вдруг выпрямился, боясь того, что если еще немного останется с ней, то не сможет уйти отсюда никогда. Он медленно разжал руки и отпустил ее. Она сделала шаг назад. Такая красивая, такая притягательная и желанная. Его Эмили! Как он мог все эти семь лет жить без нее?
- Спокойной ночи, - молвил он, шагнув к выходу.
Проводив его тоскливым взглядом, Эмили не могла сдержаться от охватившего ее неожиданного порыва. В комнате никого не было, кроме нее и спящего Ника. Она подняла руки и быстро закружилась, закрыв глаза. Боже, хоть бы раз она могла бы покружиться для себя! От удовольствия. Потому что впервые в жизни испытывала самое настоящее, ничем не замутненное счастье.
Теперь она могла принять ванну и лечь спать. Со счастливым сердцем.
Господи, она действительно была счастлива!
***
Когда принесли и наполнили ванную, Эмили блаженно опустила в теплую воду и закрыла глаза. Внизу окончательно стихла музыка. Все легли спать, и в умиротворенной тишине она могла смаковать то, что произошло с ней несколько минут назад. На этот раз она вспоминала о прикосновениях губ Габриеля, как о каком-то чуде. С каждым новым поцелуем в ней пробуждалось то, что могло поглотить ее целиком, но сейчас Эмили не хотела ничему противиться, с чем-то бороться.
Теплая вода действительно расслабляла и успокаивала. Она подвязала раненую руку полотенцем, чтобы не промокла повязка. Эмили не могла сдержать улыбки, думая о Габриеле и о тех чувствах, которые поселились в ней. Подумать только, но он действительно хотел побыть с ней, а не со своими друзьями. Ему это было важно. Для него это что-то значило. Боже, а для нее это значило всё!..
Внезапно соседняя дверь с грохотом распахнулась. Эмили застыла, с ужасом глядя на ворвавшегося к ней Габриеля. Его блуждающий взгляд тут же нашел ее, а затем он замер в проеме двери.
Когда Габби вернулся в свой номер и тщетно пытался успокоить колотившееся сердце, он надеялся, что Эмили скоро ляжет спать и избавит его от очередного искушения. Но в соседней комнате начал раздаваться плеск воды. Габби тут же решил, что и сегодня она затеяла стирку. И это с раненой-то рукой! Возбуждение вдруг сменилось настоящим гневом. Он направился к смежным дверям, не представляя, что сделает, если застанет ее именно за предполагаемым занятием.
Но он увидел совершенно другую, невообразимую картину, от которой перехватило дыхание и чуть не остановилось сердце. Ноги приросли к полу, и он даже не смог сдвинуться с места. Она не стирала пеленки.
Она сидела в ванной! Полностью обнаженная!
Эмили задрожала и в панике обхватила себя руками, подтянув ноги чуть ли не до подбородка, стараясь хоть как-то укрыться от его вспыхнувшего взгляда. За долю секунды до того, как она это сделала, он успел заметить очертания ее округлой груди с розовыми сосками, выступающими над водой, тонкую талию и стройные ноги, которые она приподняла, чтобы провести по ним кусочком мыла. Огненно-рыжие волосы были собраны на макушке, но пара прядей падало ей на лицо. Раненая рука была предварительно замотана полотенцем. Теперь она сидела посредине ванны, ошеломленно глядя на него.
- Боже, Габриел, уходи! - взмолилась она дрожащим голосом.
Он не сдвинулся с места, разглядывая влажные мерцающие в пламени камина белоснежные изгибы плеч и груди. Он не мог дышать, во рту пересохло...
- Габриел, ради бога, прошу тебя, уйти... - почти с болью повторила она, понимая, что сейчас т волнения сердце выпрыгнет из груди.
- Я... - Габби казалось, что он похож на рыбу, которую выкинули на берег. Он не знал, что сказать. И как вообще говорить. - Я думал, что ты снова... - Он, наконец, смог проглотить ком в горле, и сделал шаг назад. - Прости.
Он быстро захлопнул дверь, а потом беспомощно привалился к ней и закрыл глаза. Если до этого он понимал, что не сдаст ее никаким властям, что не позволит хоть на шаг приблизиться к ней похитителям Ника, которые подвергли ее такому ужасному испытанию, то теперь был совершенно убежден в том, что ни за что на свете не отпустит ее добровольно.
Как мог он снова потерять Эмили? Свою Эмили!
Глава 12
В гостинице стояла непривычная тишина, когда Эмили покидала ее, следуя за их кучером. Он сказал, что Габриел ушел по каким-то делам и что вот-вот должен вернуться, и что ей нужно подождать его в экипаже, который они снова сменили. Безмолвно подчинившись, Эмили шла за ним, не разбирая дороги и доверив ему малыша. Она была уверена, что именно Габриел велел кучеру позаботиться о Нике, чтобы она не напрягла раненую руку.
Габриел...
Боже, она начинала постепенно сходить с ума! И, кажется, он сделал все возможное, чтобы она ни на миг не переставала думать о нем. Она блаженно принимала ванну и собиралась лечь спать со счастливым сердцем. Но потом... Она не могла забыть потемневший взгляд Габриеля, каким он медленно окинул ее, сидящую голой в ванне. Эмили не могла забыть дрожь, которая охватила ее от этого взгляда. На секунду ей показалось, что он подойдет к ней. Она была уверена, что он подойдет! Она умирала от страха, едва думала, что могло бы произойти, если бы он подошел...
Семь лет назад она бы действительно умерла от ужаса, боли и унижена, если бы мужчина надумал подойти к ней, особенно к ней голой! Почему же теперь она трепетала, думая о Габриеле? Почему сердце замирало, едва она представляла, что он мог увидеть ее всю, коснуться ее? Она должна дрожать от отвращения...
Но ничего этого не происходило. Она испытывала только тайную радость и сладкое предвкушение! Боже! И это пугало еще больше, потому что она не знала, как с этим бороться. Как с этим справиться. И правильно ли это - так реагировать на него?
Она сидела в экипаже уже довольно долго, когда дверь вдруг распахнулась, и Габриел взобрался внутрь. Он быстро захлопнул дверь, и они тронулись с места.
Эмили замерла, прижав к груди Ника, боясь взглянуть на Габриеля. Готовая сгореть со стыда, если он посмотрит на нее сам. Он устроился напротив и положил на сиденье рядом с ней какой-то сверток.
- Доброе утро, - произнес он тем своим мягким низким голосом, от звука которого у нее стало медленно перехватывать дыхание и что-то сжалось в груди.
- Д-доброе утро...
Эмили очень бы хотела, чтобы ее голос не дрожал, но не смогла справиться с собой, чувствуя, как вспыхивают щеки.
- Как твоя рука?
Она попыталась сделать всё возможное, чтобы не смотреть на него.
- Хорошо, благодарю...
Он вдруг подался вперед. Эмили застыла, затаив дыхание. Габриел осторожно взял у нее с рук Ника.
- Пусть Ник побудет у меня. - Сказал он спокойно, положив улыбающегося племянника на свои расставленные колени. - Я тебе кое-что принес. Посмотри.
На этот раз Эмили не смогла бы не поднять голову, даже если бы ее держали семеро.
- Мне? - прошептала она, наконец, заглянув ему в глаза. И неожиданно у нее защемило сердце от той нежности, которая охватила ее. Боже, она начинала сходить с ума по этим серым, мерцающим и таким до боли знакомым глазам!
Он смотрел на нее так мягко, так долго... Почему-то сейчас вчерашнее не казалось ей чем-то постыдным, и охватившее ее смущение развеялось.
- Да, я так и сказал. Посмотри.
Он кивнул на сверток, лежащий рядом с ней. Не понимая, что это может быть, Эмили потянулась к кремовой бумаге и развязала ленты. И обнаружила внутри прелестное темно-зеленое платье из нежнейшего муслина. Она неосознанно провела по мягкой ткани своими пальцами. Так давно у нее не было такого красивого наряда!
Она вдруг вскинула голову и с болью посмотрела на него.
- Почему?..
Едва слова сорвались с ее губ, как Габриел быстро прервал ее, подозревая о том, что она не была готова принимать от него подарки. Это подтверждало и то, что она так и не надела ту шляпку, которую он купил ей.
- Будь я более внимательным, ты бы не испортила свое платье и не поранила руку. Все произошло по моей вине. Поэтому я хочу компенсировать причиненный вред. Надеюсь, наряд станет достойной заменой.
Он не понимал. Боже, он на самом деле не понимал, чего ей стоило взять у него хоть что-то еще! Семь лет назад он неосознанно подарил ей свой перочинный ножик, который буквально спас ее. Затем шляпка, а теперь платье... У нее ничего не было для него взамен.
- Я не могу... - простонала она, чувствуя, как защипало в глазах. Она не могла взять его платье, расстаться с ним, а потом надеть его и притвориться, что не было этих дней рядом с ним. Не было его. - Я не могу принять это...
- Эмили, - он вдруг протянул руку и накрыл ее дрожащие пальцы. Прикосновение было таким легким и нежным, что ей захотелось плакать. - Я не прошу тебя совершать что-то невозможное. Это просто подарок.
Как он ошибался! В этом не было ничего простого. Ком в горле мешал говорить, но она пересилила себя.
- Я не могу принять от вас подарки. И ту шляпу...
- Эмили, посмотри на меня, - с особой нежностью в голосе попросил он.
И Эмили не смогла не подчиниться ему. Она все же медленно подняла голову и заглянула ему в глаза. И снова ощутила давящую боль в груди.
- Я...
Он поднял руку и прижал свой указательный палец к ее губам, призывая молчать, не ведая, какой трепет охватил ее от его прикосновения.
- В мире есть люди, которые дарят подарки без тайных умыслов.
Эмили едва могла дышать. Едва могла соображать, но ее поразили выводы, к которым он пришел из-за ее отказа.
- О, - выдохнула она, обдав его палец своим дыханием и видя, как при этом медленно темнеют его глаза. - Я не имела в виду...
- Я испортил твое платье. Из-за меня ты упала и поранила руку. Я хочу сгладить свою вину. Сделай приятно мне, прими этот подарок. - Его глаза озорно блеснули, когда он чуть веселым голосом добавил: - Назад я его не приму. Особенно потому, что это платье не подходит по размеру ни мне, ни тем более Нику, да, малыш?
Искушение оставить себе на память нечто от Габриеля пересилило все. Эмили вдруг подумала, что если бы у нее хватило смелости, она бы поцеловала его за его слова, за его поступок, за его подарок. Ни один человек на свете не мог бы сравниться с ним в великодушии, доброте и нежности. У нее так больно сжалось сердце, что она была готова разрыдаться. Она не понимала, что происходит с ее сердцем. Этот орган буквально разрывался на части в груди. По Габриелю. Из-за Габриеля.
- Спасибо, - хрипло молвила она, глядя в глаза человека, который начинал овладевать ее душой.
- Не за что...
***
После остановки на ланч Ник сладко заснул на коленях Габриеля, который сидел на своем месте в экипаже и задумчиво смотрел на Эмили, которая снова читала Геродота. Его не отпускали вчерашние видения. Мерцающая влажная кожа. Намокшие темно-рыжие пряди, прилипшие к прекрасному лицу. Белоснежная пена вокруг стройной ножки.
Безудержное желание, которое никогда не покидало его, переросло в нечто другое. Оно стало другим. Не примитивным или сиюминутным. В нем было бездна нежности и стремление подарить ей то, что не подарит ей никто другой. Он знал, что она больше никого не подпустит к себе так близко, как его. И это не могло не радовать его, но...
Как сильно обижали ее родные, если она не решалась читать красивые романы, чтобы хоть немного забыться. Чтобы хоть немного помечтать. У нее отняли даже возможность мечтать. У нее отняли способность принимать подарки и доверять людям. Какие же у нее были грустные глаза, когда он уговаривал принять его подарок! Боже, он готов был стереть в порошок ее отца и свернуть шею бессердечной матери, которая не смогла дать Эмили ни капли своей материнской любви. Кого и стоило сжигать на костре инквизиции, так это всю ее семейку!
И того мерзавца... Габби сжал челюсти, ощущая непереносимое желание убивать. Того негодяя он бы оставил себе. Он бы избил его до полусмерти. Потом вздернул бы на дыбу, утопил, а потом бы скормил собакам, разрубив его плоть! Как можно было сотворить с ней такое! Как можно было причинить ей такую боль! Его терзало то, что даже не смотря на всё это, она доверилась ему, позволяла поцеловать себя. И поцеловала его в ответ.
Он вдруг ощутил непереносимую щемящую нежность, которая сжала как в тисках все его внутренности. Он должен был помочь ей забыть всё плохое. Должен был подарить ей нечто хорошее. И должен был снова напомнить, какие у нее невероятно красивые волосы.
- Ты знаешь, что Аристотель был рыжеволосым?
Его вопрос прозвучал так неожиданно, что она чуть не уронила свою книгу. Крепко держа ее, она удивленно посмотрела на него.
- Что?
- Я говорю про Аристотеля, ученика Платона и учителя Македонского, который...
- Я знаю, кто такой Аристотель. - В ее голосе был слышен неприкрытый вызов относительно того, что кто-то вздумал засомневаться в ее умственных способностях. И это безумно нравилось Габриелю. - Я только не понимаю, какое отношение он имеет ко мне.
- А такое, что он был рыжеволосым, почти как ты, но сомневаюсь, чтобы его волосы переливались всеми оттенками от светло-золотистого, до темно-красного, когда на них падают солнечные лучи.
Он заметил, как она напряглась, опустила книгу и закрыла ее. А потом положила к себе на колени и внимательно взглянула ему в глаза, заподозрив его в чем-то нехорошем.
- Я никогда не думала об этом.
Лгунишка, конечно думала. Габби был уверен в этом. Но он хотел, чтобы она думала об этом совершенно иначе, не так, как ее приучали. Она должна навсегда выбросить из головы мысли о том, что у нее неподобающего цвета волосы.
- И Нерон был рыжим, - сказал он, медленно выпрямляясь на сиденье, так, чтобы не потревожить спавшего малыша.
Эмили вся сжалась, почувствовав нежеланное вмешательство в свои мысли и чувства.
- Правитель Рима, который поджег свой собственный город, а затем обвинил во всем христиан и подверг их нечеловечески казням. Неужели, он вам хоть чем-то нравится?
Габби понял свою ошибку, едва она заговорила об этом. Он привел не лучший пример и готов был откусить себе язык. Желая направить тему разговора в нужное русло, он снова осторожно заговорил:
- Ты знала, что жена твоего любимого Эхнатона Нефертити была рыжей? - Он увидел, как она нахмурилась, с любопытством слушая его, и решил не медлить, дабы не упустить очень важный момент. - Я был весьма удивлен этим фактом, полагая, что она коренная египтянка и должна быть темнокожей и темноволосой. Но у нее, оказывается, были греко-славянские корни.
Она опустила голову, а потом неуверенно прошептала:
- Знала.
Значит, он был прав, полагая, что она до сих пор не привыкла к цвету своих волосы, который продолжал волновать ее.
- Тогда...
- Предатель Иуда тоже был рыжим. Он не поверил Христу и продал его за 30 серебренников.
Габби замер, осознавая, что очень многое может зависеть от этого разговора.
- Царь Давид был рыжим, - напомнил он, приведя против ее плохого примера свой достойный. - И принес своему народу почет и процветание.
- Мария Магдалена, блудница, была рыжей...
- Галилео Галилей был рыжим. Да Винчи был рыжим. Они принесли в этот мир невероятные открытия, неисчерпаемую мудрость и массу полезных учений.
- Кромвель был рыжим, и его деспотичность и тирания пролили немало крови.
- Королева Елизавета была рыжей, и время ее правления считается Золотым веком.
- Ее отец, Генрих VIII был рыжим и казнил почти всех своих жен только ради собственной прихоти.
Габби даже не подозревал, что страдания Эмили настолько глубоки. Все его примеры были отбиты сильными козырями, но так не должно было быть! Ей было уже двадцать три года, но даже в столь зрелом возрасте она продолжала думать... Он не смог удержаться. Подняв руку, он обхватил ее щеку и мягко повернул к себе ее побледневшее лицо.
- Эмили, - мягко заговорил он, глядя в самые грустные глаза на свете. - Цвет волос никогда не определял личность и судьбу человека. И тем более его поступки. Как ты можешь до сих пор верить в это?
Всё повторялось. Как они дошли до этого? Боже, он помнил ее! Помнил их разговор о том, что ее беспокоят волосы! Эмили вдруг поняла, что у нее болит сердце. Ей показалось, что она сидит под кленом и жадно внемлет словам человека, который пытается спасти ее. Который пытается заставить ее поверить в то, что она не проклята.
Она всю жизнь жила с этим чувством. Именно из-за цвета волос ее сторонились родители. Именно волосы одурманили Найджела и заставили напасть на нее. "Твои волосы... Они сводят меня с ума!" Как она могла забыть об этом?
- Габриел... - прошептала она, чувствуя, как щиплет в глазах, а потом теплая влага скатывается по щеке.
Большим пальцем он медленно вытер слезу, пристально глядя ей в глаза.
- Эмили, - тихо заговорил он, почувствовав, как ее слеза словно острым лезвием прошлась по его сердцу. - Ты знаешь, Боттичелли на своем холсте "Рождение Венеры" изобразил возлюбленную Джулиана Медичи, младшего брата флорентийского правителя Лоренцо Медичи, Симонетту Веспуччи. Она считалась первой красавицей флорентийского Ренессанса. Считалась эталоном красоты. Знаешь, какого цвета были ее волосы?
Эмили показалось, что сейчас она задохнется от благодарности и нежности к нему. Потому что поняла, что он хочет сделать!
Габриел вдруг улыбнулся ей, и эта улыбка согрела ее до самых пальчиков ног.
- Рыжие, - проговорил он с таким победоносным тоном, будто сообщал о самом большом открытии в мире. - Эталоном красоты считались рыжеволосые девушки. Эмили, ты самая прекрасная девушка, какую я когда-либо видел. Если бы я умел рисовать, я бы писал только твои портреты. Как думаешь, может мне взять несколько уроков у Тэссы?
Эмили вдруг испытала нестерпимое желание поцеловать его. Никогда прежде ни один человек не говори ей такого. Даже Эмма. И вся магия слов Габриеля проникла ей в кровь, творя с ней совершенно непонятные вещи. У нее снова переворачивалась душа. Но на этот раз по-особенному. Она подалась вперед, незаметно уронив свою книгу, подняла руку и коснулась его щеки, а потом провела пальцем по впадинке на его подбородке.
- Спасибо... Спасибо, Габриел...
Она улыбнулась ему. Впервые за все это время она улыбнулась ему так, что Габби стал задыхаться. От нежности к ней. От счастья. От того, что ему удалось сделать то, что не удавалось сделать никому. Он начинал прогонять все ее сомнения. Она принимала это и поверила ему! Она делала шаг из своего прошлого на встречу будущему.
- Эмили, - выдохнул он, наклоняя свою голову. Умирая от желания поцеловать ее в ответ.
Но их прервал оглушительный выстрел.
Пуля пробила деревянную обшивку экипажа за спиной Габриеля и врезалась в сиденье в нескольких сантиметрах от плеча Эмили, чуть не задев ее. Габби вздрогнул, мгновенно придя в себя, потянул Эмили на пол и, прижимая к груди Ника, накрыл их собой. Малыш проснулся и стал громко плакать. Когда туман в голове рассеялся, он, наконец, понял, что произошло.
Их догнали похитители Ника! Сообщники... вернее те, кто втянул в это дело Эмили! Подонки каким-то образом выследили их.
- Черт побери! - проскрежетал он зубами, когда услышал еще один выстрел. Габби взглянул на застывшую в его объятиях Эмили, которой протянул Ника, и гневно проговорил: - Лежите тут и не высовывайтесь!
Он стал подниматься. Эмили в ужасе смотрела на него.
- А вы... ты куда?
У Габриеля потемнело лицо, когда он заметил за окном двух всадников в черном.
- Мне нужно кое с кем разобраться! - жестко бросил он, быстро открыл дверь и полез на крышу мчавшегося экипажа.
Дверь с грохотом закрылась. Эмили задрожала от страха, прижимая к груди плачущего Ника.
- О Боже, - простонала она, услышав очередной выстрел.
Она почему-то не думала, что Роберт решится поехать за ними, но он сделал это. Ей даже в страшном сне не могло бы такое присниться, но за ними гнались ее брат и насильник! Эмили похолодела, услышав очередной выстрел, который раздался прямо над ними. Стреляли с крыши экипажа. Стрелял Габриел!
Эмили сильнее прижала к груди Ника, пытаясь защитить его собой и одновременно успокоиться. И внезапно поняла, что не вынесет, если с Габриелем что-нибудь случиться. Особенно по ее вине. Бобби и Найджел достаточно основательно разрушили ее жизнь. Но если они сделают хоть что-то с Габриелем или Ником... Это бы было невозможно вынести!
Она взглянула на малыша, затем выглянула в окно, и пришла к одному единственному и приемлемому решению: она должна защитить их любой ценой!
***
За ними гнались два всадника. Два мерзавца, которые стреляли в экипаж и могли причинить вред малышу. Габби пытался прицелиться в них, но это было чертовски трудно сделать из-за качающегося экипажа и резких порывов ветра, которые бросали в глаза крупные хлопья снега. К его огромному сожалению враги не были скованны подобными лишениями. И сделали два выстрела. Габби пригнулся, сидя возле Робина.
- Гони коней! - крикнул он, переглянувшись через сиденье, чтобы определить местонахождение всадников. - Нам нужно оторваться от них!
- Я стараюсь, - прокричал в ответ Робин, подстегивая коней. - Но дорога скользкая. Мы можем перевернуться.
Габби сжал зубы, охваченный негасимой яростью. Враги не должны завладеть Ником. И тем более Эмили! Мысль о том, что она может оказаться у них в руках, подстегнула его сильнее всего. Он пообещал себе еще до истечения этого дня узнать у Эмили, кем ей всё-таки приходятся похитители Ника. Он был обязан узнать правду. А она была обязана рассказать ему все! Без утайки!
Выхватив из рук Робина заряженный пистолет, он снова залез на крышу экипажа, перекатился по деревянной опоре, прицелился и сделал очередной выстрел. Всадник слева вовремя перегнулся, пропустив пулю, затем выпрямился и пришпорил коня. Габби похолодел, заметив, как тот поравнялся с экипажем и потянулся к двери. Недолго думая, он швырнул в него разряженным пистолетом и бросился на него.
- Не сбрасывай скорость! - прогремел он, пролетая небольшое расстояние от экипажа до мерзавца.
Он схватил его за шею. Они оба покачнулись на мчавшейся лошади и полетели вниз в сугробы.
Увидев всю эту жуткую сцену, увидев, как двое мужчин покатились по снегу, вцепившись друг в друга, Эмили испытала такой ужас, что у нее закружилась голова. Она закричала, понимая, что кучер не заметил этого, и что они могу уехать и оставить Габриеля одного. Ни Роберт, ни тем более Найджел не пощадят его, если доберутся до него. Крепко прижимая к себе Ника, Эмили поднялась на дрожащих ногах и стала что есть силы барабанить по крыше экипажа до тех пор, пока они не остановились. Через секунду дверь распахнулась и взбешённое лицо кучера уставилось на нее.
- Что случилось? Малыш?... - начал было резко кучер, держа наготове зараженный пистолет, но Эмили быстро прервала его.
- Габриел! Он упал и может быть ранен!
- Черт побери, женщина! Сиди тихо и присматривай за малышом! - Он хотел было захлопнуть дверь, но мимо него просвистела пуля. Он спрятался за открытой дверью, и сделал ответный выстрел.
Малыш дрожал и плакал! Эмили вдруг поняла, что не может больше этого выносить. Внезапно всё стихло. Кучер высунулся из-за двери и огляделся. Эмили приподнялась и сделала то же самое через заднее окно экипажа. Отбросив в сторону пистолет, Найджел спешился со своего коня и, хромая, повернулся в их сторону. Значит Габриел упал вместе с Робертом. Это было еще хуже, потому что, одержимый жаждой мести, брат был опаснее всего. Найджел был лишь марионеткой в его руках. И почему-то впервые в жизни, глядя на своего насильника, Эмили не побоялась его. Ей было гораздо больнее думать, что она может из-за них потерять Габриеля.