Ахэнне : другие произведения.

Beyond the Wall of Sleep

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фэнтези-почти-ориджинал. Вообще-то про немецкую группу Das Ich и вообще-то RPS, но рейтинг невысокий и незнание персоналий читать не помешает.


Beyond the Wall of Sleep

  
   Категория: Das Ich RPS
   Жанр: angst, action
   Рейтинг: PG-13
   Дисклеймер: события вымышлены, какое-либо совпадение имен, названий или реалий с существующими - чистое совпадение.
  
   The threne my love that opens now
   In cattle blood of aery brow
   Con that life's a dream not to affy
   As embodied matter love will die
   You twinkle still in argentine
   When I palmy doubt the rapid din
   To force the mure, the pain I hide
   As you're not longer by my side
  
   Tiamat, "Mount Marilyn"
  
   На некоторые вопросы никогда не будет ответа, некоторым явлениям не отыщется объяснений - и вечно человечество ли, индивидуум - стоит, взирая на них с потерянным видом разбившего вазу малыша, растерянно изучает осколки, и по-детски спрашивает "Почему?"
   Осколки кололись, будто их затолкали под рубашку. Штефан невольно подрагивал плечами - с нервной зажатостью. Соскальзывание. Эшафот. Он мечтал разорвать власяную петлю.
   Уступить не позволяла стена пылающего шторма. "Я-прав - я. Не-он".
   Осколки кололись - и подстегивали к битве. Варварский инстинкт: добить то, что все равно не склеить.
   А причину ссоры он уже забыл, за какие-то полчаса - впрочем, Бруно тоже.
   То есть, узелки сводились к неизбежному в почти каждой группе . - "кто-из-нас-главный"; Das Ich считались надежно иммунными против данного губительного, точно ВИЧ, вируса, но...
   Порой иммунитет подводит. Наверное, штамм мутировал.
   "Он управляет мною на сцене - и это правильно, но режиссер - я... и я не позволю отобрать режиссерский рупор", - думал Бруно, стискивая зубы, - а Штефан вновь и вновь, захлебываясь хрипотой и слюной, доказывал свою правоту. - "Не позволю".
   В пальцах Бруно сжимал сигарету, и витье синеватого никотинового тумана частично скрывало его. А еще полутьма и кресло - Бруно сидел в нем чересчур _удобно_, ассоциируясь с боссом какой-нибудь мегакорпорации, а его слова обвивались дымными змеями вокруг ушей и горла Штефана.
   Имя змеям - ярость.
   -...У тебя есть сомнения? - с насмешкой спросил Бруно.
   -Пошел к черту, Крамм. Das Ich - это я. Спроси любого - фаната, критика, да хоть твоих приятелей из звукозаписывающих студий. Мои слова, мое лицо, мое тело - вот что такое Das Ich.
   Бруно рассмеялся - и Штефан аж скривился: вместо добродушного смеха - что-то холодное хлестнуло наподобие пощечины:
   -Ты забываешься, Штефан Акерманн, - наконец, выговорил он. - Слова, лицо... Я - композитор, музыка принадлежит мне - до последней нотки. Не говоря уж о продюссировании. Я создатель Das Ich - я, а не ты. Что же касается лиц и слов... Не будь наивным, Штефан. Я могу взять любого слюнтяя вместо тебя - и сделать его новым вокалистом, а фанаты и критики дружно заявят, что ты ничего не стоишь по сравнению с моим новым _избранником_, - он выделил определение; Штефана перекосило. - Или же - выступать самому.
   -С сопливыми дешевками, вроде твоего сольника? _Один_ ты на большее не способен, Крамм. Скажи спасибо, что я не выписал на бумажку все твои штампы в текстах - впрочем, я их помню наизусть... - Штефан наклонился к сидящему напарнику, оскаленный и взъерошенный, будто взбесившийся пес. Темная изморозь в глазах Бруно подталкивала его - вгрызться в шею, где под тонкой кожей бьется жилка; в клочья - плоть и виниловую ткань топика.
   Никого не ненавидел Штефан с подобной силой - как того, кого любил почти половину своей жизни...
   Бруно сглотнул. Бешенство светилось из Штефана, подобно радиации, разрушающей его клетки. И тут же вцепился лакированными ногтями в подлокотники: ну уж нет, достаточно он уступал Акерманну - тот и привык, воспринимает его, Бруно, вроде амебы бесхребетной. Нужно проявить характер.
   -"Сопливая дешевка"? - переспросил. - Разреши предположить - ты попросту завидуешь, Штефан. Я - самодостаточен, ты же всегда паразитировал на моем таланте. Ты - ничто - актеришка из захолустного театра, которого я вытащил на мировую музыкальную сцену. Ты - нуль. Ты...
   Когтистый удар врезался пониже ключицы, затрещала плотная ткань "кольчуги". Сигарета непроизвольно выпала.
   (я разбудил дракона он убьет меня сожжет дотла)
   Аромат паленых ниток - Штефан и впрямь изрыгает огонь, и оставит от осмелившегося "проявить характер" (ха-ха!) напарника лишь горстку углей.
   -Нуль? Отлично, Крамм, - шипел тот. - Я - нуль, а ты у нас гений? Отличччшшно...
   Бруно задыхался. Запах огня и дыма надвинулся крышкой захлопнувшегося гроба. Он забился, стряхнул с себя миниатюрного Штефана:
   -...Еще и сумасшедший! Убирайся прочь, или я вызову полицию! - заорал он, подспудно презирая себя за эти слова. Больше всего ему хотелось обнять того, прошептав: "Прости, Штеф...", однако гордость - и непривычный, колючий гнев - подобны оковам и поводку, что порой затягивает в воронку.
   Штефан выпрямился. Вены набухли на лбу и запястьях, он тяжело исподлобья взирал на Бруно, практически не слыша оскорбительных выкриков, не видя ничего, кроме багрянца и тлеющей обивки кресла. Багрянца - больше.
   "Хочешь, я разорву тебя в кровавые лохмотья, Крамм? Думаешь - не справлюсь? Справлюсь... Только..."
   Штефан сжал кулаки. Правый вновь выступил орудием - почти не встретил преграды; Бруно никогда не умел драться, только отталкивал агрессора. Кресло тлело, а зрачки Бруно влажно дрожали - может, от непроизвольных слез: он закусил нижнюю губу, чтобы не всхлипывать.
   Штефан разгадывал тонкости мимики напарника с полунамеков - и оттого _происходившее_ чудилось еще тошнотворнее, аномальнее, и...
   (достаточно!)
   Их оттолкнуло: магниты повернули "минус к минусу".
   -Убирайся! Ненавижу! - выкрикнул Бруно.
   -Отлично, - Штефан повторил, уже спокойнее. - Прощай, Крамм. Увидимся в аду!
   Штефан развернулся на пятках - роботоподобно, словно исполняя приказ. Бруно дернулся вслед.
   (ещеможноисправить?)
   Нет?..
   Он молчал. Занявшееся было пламя в кресле затихло, выдохнув остатки гари.
   Еще через десять секунд хлопнула входная дверь номера.
   *
  
   A hundred other words blind me with your purity
   Like an old painted doll in the throes of dance
   I think about tomorrow
   Please let me sleep
   As I slip down the window
   Freshly squashed fly
   You mean nothing
   You mean nothing
  
   The Cure, "The Figurehead"
  
   Энный по счету звонок будильника, проведенного на колонки музыкального центра, возымел действие.
   "Черт. Полдевятого. Опять проспал", - безучастно взглянул Бруно на циферблат с сапфировыми черточками цифр. Он сел на кровати, завернутый в одеяло, словно в плащ с капюшоном, замедленным движением зажег сигарету. Его дневная "норма" - пачка в день, - увеличилась почти вдвое с тех пор, как они... ну, *разошлись*... со Штефаном. Незаметно - и столь же незаметно вся жизнь разделилась на два состояния, на работу и сон, он теперь спал двенадцать-четырнадцать часов в сутки.
   А если учесть, что работа по определению была бегством от реальности, то Бруно Крамма больше не существовало.
   Летаргия, - подумал он, гася безвкусную сигарету. - Как после укуса мухи цеце.
   Летаргия - подходящий термин. Он не тосковал по Штефану, "забыть"
   (я не проснусь не вспомню, договор с не-собой - у дьявола одежды из пыли и гипноза)
   *напарника* удалось буквально за три дня, стоило только отослать все акерманновские вещи, завалявшиеся у Бруно, хозяину. Своеобразная генеральная уборка завершилась сияющей чистотой... и вакуумом.
   "Ну и пусть".
   Холодок каменного пола пробрал до костей, заставив поежиться. Вода в кране аналогично не проявила снисходительности - или же самому Бруно все вокруг казалось ледяным. Он уставился на свое отражение в зеркале, точно ожидая увидеть морозные рисунки на стекле.
   "К черту!.."
   Органайзер на сотовом доложил о трех деловых встречах. Плюс на компьютере мигало сообщение: приятели приглашали на вечеринку. "Надо выдумать убедительный предлог отказаться", - Бруно отрешенно захлопнул крышку ноутбука. Вечеринки... нет, не пойдет. Там ведь Штефан может очутиться. Случайно.
   Да и вообще... спать хочется. Сейчас, потом, всегда. Закрыться - снегом ранней зимы, комьями земли или крепом, а может, холодом, похожим на серебристые наручники, безразличием и опустошенностью. Впрочем, еще оставались Деловые Встречи, которые он не имел права отменить. Придется отсчитывать деления лазуритовых крошек-секунд, что-то говорить и делать, - удивляясь, почему собственная кожа еще не расползлась размокшим картоном.
   Декорации. Все вокруг - декорации. Данный вывод подтверждался пресными сигаретами, остывшим и тоже пресным завтраком, даже звуки и мелодии висели вывяленной рыбой в продрогшем ноябрьском воздухе.
   Бруно повертел в ладони мобильник, где пищало несколько "неотвеченных вызовов". От кого угодно, вплоть до совершенно незнакомых людей...
   Бруно закрыл глаза.
   "Он-мне-не-нужен. И точка. Надо всего лишь _отвыкнуть_".
   ...Возможно, он так и не распахнул век - до самого вечера
   В странном не-сне он видел атомы, структурные молекулы и волны различных излучений - но не мир целиком. Дыры в пространстве зияли, отражаясь в его зрачках, и он удивлялся - почему до сих пор не соскользнул в один из "кюветов". Он повторял себе, что должен-потерпеть, немного-еще-потерпеть.
   Вечером в памяти прокручивался диалог с кем-то из приятелей - может, Эски Стайгом, или Стивом Нагави - который с характерной "тактичностью" большинства, спросил "А где твоя тень?" "Тень?" - Бруно вскинул голову, зажмурившись от слов-вторжения, словно от чересчур яркого света. "Ну, Штефан! Вы ж отдельно и не появляетесь вроде!" Бруно закашлялся - и вынужден был глотать горячий кофе, чтобы выиграть время, не выпалить _правду_, а кофе застывал льдистыми каплями на губах, черными слезами - цвета пропасти. "Разве я сторож тени своей", - вот что едва не вырвалось у Бруно. Он засмеялся, чтобы превратить все в шутку, а Стайг/Нагави/кто-там-еще - спешно перевел тему, явно подавляя желание почесать затылок с многозначительным "н-да".
   -...Тень, - повторил Бруно.
   "Я _привык_ - вот именно, поэтому - сейчас тяжело. Как в притче про человека, полюбившего русалку и отрезавшего ради нее свою тень - но в моем случае "русалка" - мое "я-есть", порой путь расходится даже с собственной "тенью" - и я поступил правильно, я..."
   Убеждал он себя успешно. Во всяком случае - не просыпался.
   Бруно задержался у бара, взвесил в руке неначатую бутыль шнапса: больше всего ему хотелось напиться до бессознательного состояния. Плохая идея: *бессознательного* не бывает, а если алкоголь отключит сдерживающие механизмы - из клеток выползут ядовитые змеи, тарантулы, и...
   (огонь).
   Вот именно. Огонь. Лучше мерзнуть, чем сгореть - правда? Он ведь сам так выбрал.
   Он сдавил стеклянное горлышко. "А вдруг будет легче?.. Легче? Мне не тяжело! Мне вообще _никак_. Это не *плохо*, поэтому..."
   На часах всего девять - впрочем, за окнами темно и пригороде, вдалеке от города полыхающие зарницы картонной (псевдо)жизни не тревожат спящих. И отрезавших свою тень.
   Бруно забрался с ногами в просторное кресло. Пульт от телевизора/музыкального центра - в десяти сантиметрах - и на другом конце света. Он морщится от обжигающей горечи, он пьет шнапс прямо из горлышка, наплевав на расплату, вроде завтрашней головной боли. Темно и горячо - наконец-то согрелся, наконец-то ледяные клыки оцепенения разжались, и вода стекает по лицу.
   Но никто не узрит его - таким: темнота милосердна и прячет детей своих в минуты их слабости.
   -...Слышишь? Ты мне не нужен! - Выкрикивал. Все сгодится в диалоге с несуществующей тенью. И к счастью, Бруно был достаточно пьян, чтобы не спросить себя - насколько он безумен. - Пошел к черту, Акерманн, отстань от меня! Видеть не хочу твою рожу... слышишь, я вызову полицию... проваливай...
   Телефонный звонок. Настойчиво режет темноту и бредовые полугаллюцинации синим лучом.
   Бруно потянулся к трубке, инстинктивно пряча бутылку. У него все в порядке... в порядке.
   Бюрократизм, сродни сухости органайзера, бело-синей строгости офисов. В порядке. Бруно - один из бизнесменов от музыки, тридцатидвухлетний немецкий бюргер, и ему не положено напиваться, тщась отгрызть себя от остатков ненужных (не-в-порядке) чувств.
   -Крамм, - буркнул он, надеясь, что язык не слишком заплетается. "А если и так... кому какое дело, а?!"
   Никому. Мир - бело-синий, бумажный и...
   (в порядке?)
   Нет?..
   -Э... нет. Нет, он ко мне не приходил. Мы... э... немного поссорились, - Бруно наблюдал, как белесая жидкость скользит из недопитой бутыли на пол, будто кровь исполосованных вен. В потемках всякое движение замедляется, в том числе сердцебиение. - Что? Стив, ты...
   Ошибаешься? Нет - нет - нет. Гудки в голове, обугленные гудки.
   Он швырнул трубку. Рухнул на кресло, тяжело дыша, рванул воротник. Полумрак и летаргия откачивали воздух, а разговор в висках, гулким звоном - ударами в латунный гонг.
   "...нашли мертвым... предположительно, передозировка лекарств, снотворного..."
   Передозировка. Открой врата и войди в обиталище змей. Там тени...
   А свою тень - не отрежешь, Крамм. Тень - это отражение души.
   -Ненавижу тебя, Акерманн!..
   (увидимся в аду)
   Бруно вскочил, помчался в ванную. Сунул голову под струю воды.
   (рай и ад, Крамм... ты ведь придешь за мной - куда бы я ни отправился? я любил тебя слишком долго, а теперь между нами вечный сон и река Стикс)
   -Я не приду, - заорал Бруно, и ржавая на вкус вода хлынула в рот, откликаясь тошнотой. Вода была густеющей кровью, Бруно рванулся прочь, сдирая с лица и волос вязкие черно-алые сгустки - горьковатые, немного с гнильцой, словно вытряхнутые из трупа, пролежавшего в прелой ноябрьской почве пару дней.
   Он скрючился пополам, и его вырвало.
   (река стикс полна крови, и много чудовищ охраняют ее. но ты придешь за мной - правда?)
   -Я - не - приду!
   Он зарыдал - судорожно, истерично, давясь слезами и царапая пол, подобно эпилептику. Он ненавидел Штефана.
   "Предатель всегда ненавидит того, кого предал. Ты - предатель, Крамм. Иди, ищи подходящую осину, чтобы повеситься..."
   (Бруно, мне так одиноко без тебя. ты ведь придешь? правда?)
   -Оставь меня в покое! Оставь... - он поджал колени под подбородок. Кафельная плитка резалась больничной - или патологоанатомической? - белизной. Вернулся холод, за шиворот вытряхивая из недосягаемого безразличия. Летаргия прервалась - и пробуждение оказалось ужасным. Пока он спал, его похоронили заживо, и ныне он бьется в заколоченном склепе.
   Бруно сглотнул. Мерзкий привкус сырости трепетал на языке. "Ноябрь - пора гниения".
   (увидимся в аду, Крамм)
   Увидимся. Да. Он воображал, что запросто сумеет существовать один, но распад закрался чересчур далеко - и некого обвинить, кроме себя. Возможно, ноябрь. Возможно...
   "Черт..."
   Словно остов-скелет из-под прелых листьев проступал тот день, когда они поссорились. Вернее - убили друг друга. Только Бруно неспособен на решительные действия, и он тихо тонул в серо-желтых, похожих на измочаленную сигарету, буднях; в болезненном онемении.
   Штефан - всегда был увереннее.
   "Я виноват", - Бруно снова царапнул - сначала пол, потом свои колени. Два ногтя на правой ладони обломились под корень, заголив розовую и незащищенную кожу. - "Что же мне делать?"
   Он знал.
   Он думал о погасшем пламени. И о финальной фразе Штефана.
   Увидимся в аду.
   -Что ж, - покорно и тихо пробормотал Бруно. - Как тебе будет угодно, Штеф...
   *
   Please, be so kind to leave this place,
None of your kin(d) is wanted here;
A dreadful tremor shakes these walls ...
Your presence vibrates violently.
Over many years
we've built the utmost fragile atmosphere,
We can't allow the uninvited visitor(s) to interfere.
   Sopor Aeternus, "The Encoded Cloister"
  
   По-настоящему плохие места редко известны простым смертным даже под соусом заброшенных домов с привидениями или овеянных несимпатичными легендами заповедников. В плохих местах не совершается очевидных преступлений; жизнь таких пунктов настолько отделена от обычной, что две реальности больше всего напоминают две параллельные прямые, теоретически пересекающиеся - но в бесконечности. И чтобы войти из одного мира в другой, необходимо пересечь ее.
   Бруно Крамму это удалось.
   Он закрыл за собой дверь. Спрятал руки в карманы, чтобы не было заметно дрожи, с той же целью поднял воротник плаща.
   Помещение являлось подобием какого-то клуба/бара/чего-то аналогичного, но фальшь просвечивала из каждой щели. Вероятно, дело в искаженных неверных линиях, наводящих смертную тоску - так бы и завыл на луну, будто оборотень у могилы. Или в мучительной для глаз раскраске. Или в растворенном освещении - оно выдирает глазные нервы, как проводку из стен.
   Бруно потер виски, прогоняя начавшуюся мигрень - а заодно и желание смотаться подальше.
   Поздно. Он ведь пришел. Буквально с другой планеты - хотя физическое расстояние не более десяти километров от собственного дома. Теория относительности диктует законы в оторванных местах.
   Бруно привлек внимание присутствующих людей (были ли они людьми, достоверно неизвестно, но для собственного спокойствия Бруно решил считать их таковыми). Немногочисленные посетители задержали на нем взгляд, словно занося в некий реестр невысокую округлую фигурку пришельца, - и Бруно съежился, закусил нижнюю губу.
   (не сбежать, не сбежать, Крамм ты не настолько трус)
   Нежелательный интерес рассеялся. Он притаился в углу, в свою очередь рассматривая все и всех.
   Тесная прокуренная комната - действительно, напоминающая дешевые, с дурной репутацией, ночные клубы, в ней - несколько точно завязших в паутине - наркотическом опьянении? - мужчин и женщин. Среди грязи и вялых пьяных выкриков наигрывает какая-то группа, умудряясь демонстрировать тотальную скуку и отвращение к своему же выступлению.
   Но - о боги, как же мучительно здесь! Словно все клетки и атомы меняют свою структуру; цитоплазму - на толченый гранит, а углерод - на кремний.
   Неприятно - недостаточный эпитет. Ужасно, кошмарно... Но Бруно должен остаться.
   Бруно пришел сюда неслучайно. Он добивался пересечения параллельных прямых два месяца.
   Два месяца...
   Летаргия сменилась окисью фтора в легких. Диалог с тенью - отсеченным Штефаном - он вел постоянно, порой вслух, вызывая недоумение знакомых. Упрямец Штефан не согласился с изгнанием, поселился где-то в черепе Бруно и донимал его каждый день - и каждую минуту.
   (акерманн, только посмей еще хоть раз обозвать меня занудой - по сравнению с тобой я просто отшельник-молчальник!)
   После смерти Штефана, окружение Бруно погрузилось в траур - но быстро креп слинял с одежд скорбящих; быстрее, чем сошли разложившиеся ткани с костей самого мертвеца.
   А Бруно - по-прежнему не верил.
   Штефан не мог умереть. Наказать напарника за строптивость - пожалуйста, и возможно сымитировать собственную гибель - но не умереть. Бруно не явился на похороны: он болтал с виртуальным Штефаном, запершись дома и выдрав телефонные и ЛАН-шнуры из всех возможных розеток, а так же отправив сотовый в помойное ведро.
   А еще он искал.
   Он умел добиваться своего.
   По-видимому, удалось.
   "Штеф, я лучше сам тебя убью... ну зачем ты так надо мной издеваешься? Ну ладно, я сам виноват. Имеешь право, но Штеф... мне же больно. И... Ох, Штеф, твоя импульсивность..."
   Бруно очнулся от невежливого толчка в бок. Он встряхнулся, обругал себя за погружение в диалог и соскочил с неудобного стула.
   Потребовалось около десяти секунд, чтобы измотанный странным "раздвоением личности" мозг Бруно среагировал на того, кто стоял рядом с ним. Вернее, ту - псевдо-неяркая блондинка, какие теряются в толпе с особой легкостью агентов разведки - ожидала, когда Бруно "придет в себя". Тонкие светло-лиловые губы образовывали усмешку. Черное одеяние "балахонного" типа ассоциировалось с наброшенным на лампу затемняющим крепом, вплеталось в окружающий туман-искажение, точно ламинария - в толщу океанской воды. Блондинка маскировалась - даже здесь, на грани двух (или более?) миров. Кем она являлась на самом деле, Бруно предпочел не задумываться.
   -Полагаю, Вы желали бы встретиться со мной, - сказала девушка. Бруно загипнотизировано кивнул, прощаясь с останками логики. Наверняка, фрау Кем-Бы-Она-Ни-Была - телепатка. Ничего удивительного.
   -Не знаю, - от волнения Бруно позабыл поздороваться. - Я...
   -Хотите вернуть вашего, гм, приятеля, - блондинка провела пальцем по воротнику краммовского плаща. Бруно болезненно поморщился: несомненно, создание высасывало из него энергию - в висках немилосердно закололо, мигрень возвратилась с подкреплением и атомными бомбами.
   "Видишь, Штеф, я уже искупаю свою вину - правда?"
   -Не уверен, правильно ли я пришел... но... да.
   -За определенную плату, как Вы понимаете, возможно все, - фрау изобразила рекламную улыбку. Рекламный щит - да и только, правда, вместо зубной пасты или новых моделей сотовых телефонов - Штефан Акерманн. Вероятно, с гарантийным чеком.
   -Деньги? - уточнил Бруно. - Вы - вроде сыскного бюро? Подождите, те люди, которые... э... направили меня сюда, сказали, что...
   -Не деньги, - перебила "рекламный спецагент". - Нечто большее.
   Опять - жест "притягивания", будто в третьесортном садо-мазо шоу. Девушка явно пыталась изобразить из себя "доминанта"... предполагается, чтобы Бруно нацепил ошейник с шипами и встал на колени?
   -Что именно? - он отстранился, не сумев скрыть неприязни.
   -Смерть не наступает, пока живые не поверят в нее, - сказала она. Контуры поползли - клубком кобр из ямы, из-под белесой кожи и светлых волос проступила чешуя и медь. Бруно отшатнулся, прижался к стене. "Бежать!" - он затравленно уставился на собеседницу, ее человеческий облик разваливался - будто стирали искусно наведенный грим. "Блондинка" толкнула его обратно на колченогий стул. Янтарные когти обхватили его за подбородок, жутковатой пародией на ласку взрослой женщины к ребенку. О да, малышу следует узнать некоторые правила поведения.
   -Мы не нуждаемся в тебе - ты нуждаешься в нас, - выговорила "блондинка", нейтральное "Вы" вылиняло вместе с косметической человеческой внешностью. Урок первый - и лучше бы Бруно его запомнить. Он быстро-быстро закивал, часто сглатывая и моргая. Затылок и плечи ломило от красноватой, колыхающейся боли, к ней примешивалась паника "зачем-я-затеял-такое!?" - Ты еще можешь отступить, но не пытайся диктовать свои условия.
   "Отступить!" - на секунду Бруно ухватился за обломок фразы. Удрать - юркнуть мышью в нору, оплакать Штефа, и...
   -Я готов платить, - хрипло сказал он.
   -Мы не сомневались, - лучезарно улыбнулась "змея". Бруно еще раз мигнул. Создание - разделенная на пять частей гуманоидной фигуры кобра - было красиво, невыносимо прекрасно, как само плохое место.
   Не все под силу смертному, да. Но...
   "Штеф. Ради тебя... ну, в общем, я уже выбрал", - он поправил воротник. Несмотря на прохладу, тот прилип к взмокшей от пота шее.
   -До свидания, герр Крамм, - облик блондинки и вежливость вернулись к исходной точке. Она протягивала визитную карточку. Пустую, разумеется.
   -До... свидания, - Бруно принял ломтик картона. Неровно обросшая лживой кожей рука маячила перед его губами, приглашая поцеловать.
   Преодолевая дурноту, Бруно исполнил ритуал галантного прощания - чешуя царапнула его до солоноватого привкуса, зато "блондинка" растворилась в спирали разложившейся геометрии.
   "Боже, что я натворил", - Бруно стер кровь с губ. Покрутил визитку. Ему требовалось закурить. И выпить - причем, что-нибудь покрепче пива. Но прежде - убраться отсюда. - "Боже, что... я натворил".
   Ответил он самостоятельно.
   "Определил пункт назначения".
   *
   Wie Hass zerspringt mir das Gehirn kotzt faulend weissen Eiter aus
   Wie Wut erblindet mir das Licht traent Elend wunden Zeiten nach
   Wie Kot verfault mein innres ich lacht kindisch aus der Ewigkeit
   Wie Tot erstarrt ist mein Gefuehl fleht nicht einmal um Menschlichkeit
  
   Ich kann ohne dich nicht leben
   Ich kann ohne dich nicht sterben
   Ich will dass du mein Leben
   Und meinen Tod erfuellst
  
   Das Ich, "Sehnsucht"
  
   Визитка окаменела и щипала ладонь. Бруно то убирал карточку в карман, то доставал оттуда.
   Визитка была проводником. Голубка с масличной веточкой, что найдет дорогу в ковчег потаенный.
   Он подчинялся.
   Машину бросил на какой-то из автостоянок, разбуженный в полпятого утра сторож едва заметно покрутил у виска. "Вы чего ж, в лес? Один?" - спросил он у Бруно, и тот кивнул.
   Сторож не был верующим, но обрывки молитв проявились помимо воли - так выхватывают крест при встрече с вампиром. Клиент вампиром не был, спрашивать, почему парень выглядит будто в него несколько раз выстрелили, а потом вернули в бренный мир лунным светом святой воды, сторож не намеревался. Ему заплатили.
   И все-таки он пробормотал, глядя вслед медленно бредущему по шоссе Бруно: "Спаси Господи душу его".
   Неизвестно, зачтется ли. Молиться за потерянных - плохая идея.
   Ни о чем подобном Бруно не размышлял. Шел - зажмурившись, осязая глыбу льда в собственном кармане. Визитку вырезали из ступеней озера Коцит, не иначе.
   "Что ж, зато я увижу ад заживо. Кто из смертных удостаивался подобной чести?" - невесело подумал он. Также подозревал, что _ада_ не существует. То, куда идет - очередное *другое место*.
   Именовать его адом - самозащита. Выведай Бруно истинное имя - сошел бы с ума.
   Он свернул с шоссе. Ветви деревьев набросились с яростью цепных собак, покрыли рыболовным неводом царапин. Бруно инстинктивно прикрывал веки, но дороги не выбирал, предоставляя вьюнкам шиповника и дикой ежевики лизать его колючими языками. Ночные насекомые жужжали над ухом, он разворошил несколько муравейников и гнездо полевок. Прежде - брезгливо отдернулся бы, сейчас - его ничего не интересовало, кроме сверхценной идеи: найти.
   В шершавой темноте выли волки. Древняя песня детей ночи была стеной, сапфирово-черной - она отделяет Нормальную Жизнь от Бесконечного Ужаса. Для Бруно эта стена проницаема, как промокашка.
   Страха он не испытывал.
   Он запнулся о поваленный бук, неловко грохнулся на покрытую лиственной гнилью и припрятанным шевелением почву. Поднялся не сразу, считая вспышки боли. Последняя затрепетала в вывихнутой голени.
   Скверная идея - *так* его не остановить. Бруно засмеялся. На зубах хрустела налипшая грязь, он стряхивал ее с лица и одежды - и смеялся.
   -Штеф, глянь - только глянь, на что я похож!
   Куда смешнее. Бруно придет к *забравшим* Штефана в столь непрезентабельном виде, вот весело-то.
   Главное - придет.
   Традиционного для отчаявшихся озлобления - не испытывал он, просто шел и дышал густотой леса, расслабленный и неживой, будто растворившийся в волчьем вое, в разворошенных кустарниках.
   В какой-то момент страдания - боль прекращается.
   И Бруно давно переступил этот порог.
   На вратах ада (пускай так, для удобства, решил Бруно) не значилось надписи "Оставь надежды, всяк сюда входящий". На замок Дракулы, логово дракона либо Черную Цитадель Темного Властелина (в лучших традициях фэнтези, ха) двухэтажный загородный домик тоже не походил.
   Бруно пожал плечами и постучал костяшками пальцев по невысокой алюминиевой ограде. Никто не ответил. Тогда Бруно прикоснулся к массивной тусклой розе, безвкусно налепленной на калитку - и та поддалась.
   Он очутился в диком саду, полностью противоречащем времени года. Одуряюще пахло вишней, розами и еще чем-то горько-сладким и душным. Ухоженный сад выглядел ярким, как детский конструктор, обильно спрыснутый духами. Бруно обернулся. Калитка хранила прорезь, втиснутую меж двух реальностей, зазывно и насмешливо приглашала бежать.
   "Ну уж нет. Я пришел - и не отступлюсь, пока не верну Штефа!"
   Пунктуальные немцы не отменяют Деловых Встреч. Даже с силами зла - если те запасутся визитками.
   О визитке Бруно вспомнил у крыльца "загородного домика": его сторожили. Привязанный к резным деревянным перилам, сидел огромный пес, помесь овчарки с ньюфаундлендом, если мерить земными мерками - но, приглядевшись, Бруно различил стекающую с клыков пса слюну цвета свернувшейся трупной крови. Бруно определил источник могильного аромата: выколотые слепые глаза сторожа точились жижей тления.
   Река Стикс... ее не видно, а вот Цербер - пожалуйста. Штеф, ты неплохо выучил дорогу, прежде чем привести сюда напарника.
   "Это сказка. Легенда. Это не со мной", - подумал Бруно, вытаскивая из кармана визитку. Он знал, что действует верно: в сказках каждой вещи - свое назначение, и страж мертвых не собирается сожрать его.
   Во всяком случае, пока.
   Пес учуял "пропуск". Он негромко зарычал, по травинкам и целлулоидным цветочным лепесткам проскользнул ветерок. Души грешников и безумцев стонут во ржавых оковах?..
   -Х-хорошая собачка, - пробормотал Бруно. Цербер обнюхал его, встал на задние лапы - конусы влажной шерсти ткнулись в лицо Бруно, тот в отвращении взмахнул руками - и едва не выронил заветный "пропуск". Белизна выскальзывающей бумаги отразилась на клыках чудовища.
   -Х-хорошая собачка, - повторил Бруно. Он не вдыхал - лишь выдыхал ртом, дабы не втянуть смрад застарелого разложения. "Пожалуйста, ну пусти меня", думал он, пока слипшаяся шерсть скользила по коже, пока ядовитая слюна шипела на одежде.
   Цербер отступил. Бруно на ватных ногах поднялся по ступенькам - шесть штук, они показались ему длиннее восхождения на Эверест. Он-то наивно полагал, будто все эмоции, в том числе страх - истлели коричневыми осенними листьями, смешались с лесным перегноем.
   Но он был жив - и хранитель царства мертвых напомнил ему о данном факте.
   Скрип двери - хлопья ледяных комьев зимы в лицо. Град, египетская казнь - мне, подумал Бруно: снег жегся. Только несколько секунд, потом - махнул визиткой - и охранная ярость сникла. Духи холода юркнули в шкатулку.
   Внутри "домик" раздвинулся до небоскреба, королевского дворца. Как бы ни был отчужден от обыденных понятий красоты и уродства Бруно, он невольно восхитился цветущей, по-турецки тяжеловатой, роскошью. Золота и драгоценных камней - в канделябрах, рамках прекрасных картин, в налепных украшениях - от пола до парившего в небесах потолка - хватило бы, чтобы каждого смертного приравнять к Ротшильду. Впрочем, биржа и понятие ценности перевернулось бы с ног на голову, прежде, чем смертные насладились бы вырванным из преисподней златом.
   Реальности не существует, подумал Бруно. Я не верю. Ни во что. Кроме Штефана.
   Полувспышка восхищения потухла. Колесико в зажигалке сломалось, предположил он с горькой самоиронией, и двинулся по пустым анфиладам. Брел с трудом - густые ковры подобны снегу, по ним тяжко ступать.
   Вскоре он почувствовал усталость. И некоторое раздражение: опаздывать на Деловые Встречи - невежливо, игнорировать клиента - вдвойне. Он не опоздал. почему ж...
   -Эй? - позвал он негромко. Подбросил в ладони помятую уже картонку.
   Конечно, его ожидали. Глаза и наконечники арбалетных стрел, тысячи тысяч стрелков нацелены в одного Бруно. Ковры глубоки в манящей мягкости, они упокоят его.
   Бруно пригнулся. От стен отделялись фигуры.
   Некоторые напоминали латексовых кукол, будто какие-то извращенцы вшили мотор в игрушки из секс-шопа; еще часть - медные или золотые статуи, подвижные, - жидкий металл галлий перекрасили в желтый. Это листья. Осенние листья и черная могильная земля. Блеск же - фальшивка...
   Куклы обступали Бруно. Он узнал женщину-кобру, тысячи подобных ей.
   -Верните мне Штефана! Верните мне Штефана! - орал Бруно, размахивая визиткой. Деловая-Встреча. Он выполняет условия. От партнеров - того же, он требует того же, он...
   Ад или рай - Бруно явился, мимо Цербера и кобр. Подобно Орфею, что спускался за своей возлюбленной в царство Аида. Нет ничего нового под солнцем, скрипел старик Экклезиаст, вот и Бруно ступает по чужим выбоинам-ступеням.
   -Верните Штефана!
   Горло распухло от крика, а куклы - ближе и ближе, у них потрескавшиеся перегретые адским жаром глаза, но Бруно не испуган, совсем нет. Он сейчас - античный герой, сверхчеловек - или раскаявшийся грешник - неважно.
   Вены проступили на лбу, шее и руках, похожие на швы - словно Бруно сам стал одной из скверно залатанных игрушек. Он кричал. Кашель прорывался ржавым скрежетом в легкие.
   Он звал Штефана. Требовал.
   Верните.
   Верните!
   Тягучее золото стекалось к нему, грозя захлестнуть - а сзади выросла чернота, похожая на дыры-глазницы Цербера. Вот она, Река Стикс, вздрогнул Бруно подсознательно - но его крик давно отколупнул кусочек души, словно ручку от чашки - и теперь плясал самостоятельно.
   Ударялся о волны реки забвения. Черный и золотой - а дно красно, будто заплаканные воспаленные глаза. Глаза самого Бруно - ему так плохо без Штефана. Бруно ужасно боится смерти, особенно - смерти Штефана, и поэтому пришел договариваться с духами небытия.
   Штефан, где ты?
   Твоему напарнику так жутко здесь... среди желто-черных осиных вод, с дном цвета вдовьих склер.
   -Ты пришел, - шелестит вода, и Бруно отвечает: да. И добавляет: "верните Штефана". Бруно - язычник, поклоняется мертвому напарнику и древним не-богам, и его скрижали - стихи эксцентричного актера.
   Река смеялась.
   Бруно понимал, почему. Жалкий смертный - ты бросил вызов тому, чего не понимаешь. Кто ты такой, бизнесмен от музыки, чтобы спорить с силами предвечными?
   "Я", говорил Бруно. "Я".
   Пришел. Верните. Штефана.
   Вязкая влага проедала одежду, наряд Бруно превратился в лохмотья. Ожоги на коже лопались пузырями - и тут же заживали с невыносимым зудом.
   Бруно твердил единственную фразу. По щекам его текли слезы, он облизывал и безжалостно грыз ссохшиеся губы и требовал Штефана.
   Река смеялась...
   Смеялась над чаяниями глупого человечка, смеялась над смертью. Бессмертные - жестоки: насмехаются, словно над калекой...
   Как они смеют! Смеют смеяться. Смеяться, смерть...
   Смелость?
   Бруно выхватил визитку, сжал ее, словно лезвие - и принялся вспарывать злобные густые волны. Река зажужжала по шмелиному, вонзила миллионы жал. Бруно зашипел, но край белесой бумаги резал и резал двухцветное месиво. Ни золота, ни пустоты - ничего не останется. Бруно - тоже не останется, пускай, так проще... Не-быть - проще...
   -Ты называешь себя Орфеем? - был вопрос.
   Бруно не сразу припомнил данную ассоциацию. Лишь нитка в канате мыслей, за который он цеплялся. Но - показательная нитка, высвечивает все краммовское самомнение. Даже теперь. Особенно теперь.
   Золотая нитка, ха.
   Бруно кивнул.
   Смех.
   -Докажи это, музыкант. Докажи - что своей музыкой ты способен пробудить того, кто уснул навечно. Мы не держим никого насильно - но твой напарник ныне один из Лордов, один из спящих Лордов... пойдет ли он за тобой?
   "Штеф - ну еще бы!"
   Бруно ухмыльнулся. Невзирая на сдавливающую тяжесть - точно облепили роем исполинских пчел - ухмыльнулся.
   -Но не забывай о плате, пришелец из мира живых: мы возвращаем то, что принадлежит нам - в обмен на часть тебя...
   "И ты еще можешь уйти", мелькнула подоплека: смех был занавесом. Следующее, что явилось Бруно - двое стражей, медный и пластиковый.
   И то, на чем его заставляли сыграть.
   Конструкция представляла собой синтезатор, обычный Korg, каких Бруно видел не одну сотню; отличие этого заключалось в трубчатых, похожих на медицинские, иглах. Они торчали - бесчисленные, белые, алюминиевые, почти неотличимые от насмешливых клавиш. Некоторые загибались вопросительными знаками, а в целом Бруно сравнил эти облизывающиеся иглы с эрегированными членами, жаждущими совокупления.
   Он зажмурился, пошатнулся. Равновесие помог удержать медноликий страж, неприятно подхватив под локоть.
   "Ты еще можешь уйти".
   - Я согласен, - сказал Бруно не размыкая век. Увидь он еще раз поблескивающую череду стальных клыков - от решимости не осталось бы и налета. Он бы попросту кинулся прочь, захлебываясь собственным неровным дыханием, кляня себя за трусость - и все-таки не возвращаясь.
   Но он повторил.
   -Я согласен.
   Медный и пластиковый швырнули его к синтезатору, не давая опомниться. Небрежно, словно освежеванных куриц на вертела, насадили пальцы Бруно на иглы, большинство разорвало подушечки вместе с суставами и ногтями, выйдя по другую сторону.
   Поначалу Бруно только удивился - как горячи его пальцы, а еще нашел забавным сочетание серебристого и капиллярно-алого. Потом - его голова свесилась набок, словно он любовался прелестной картиной, на самом деле то был обморок - следствие болевого шока. Где-то под верхней лужеподобной пленкой отстранения корчились все нервные окончания, он кривил губы, заставляя себя кричать - точно новорожденный, вырванный из теплого покоя материнского чрева во Вселенную нескончаемой агонии. Получился жалобный полувсхлип; капля слюны стекла по подбородку.
   Резиновые щупальца грубо ткнулись в подрагивающие глазные яблоки, словно выскребая закатившиеся зрачки: стражу надоело однообразие. Правильно, рассудил Бруно, они ведь оплачивают шоу... особое шоу, которое я им должен устроить. Плата того стоит.
   -Играй, - отдал приказ пластиковый.
   Бруно подчинился.
   Первое нажатие откликнулось судорогами. Он попробовал пошевелить ладонями - и на белую пластмассовую гладь с омерзительным хлюпом захлестала кровь, "синтезатор" питался ею - жадный, как тысяча вампиров.
   Окружающая обстановка выглядела поразительно четкой и ясной, боль действовала подобно слабому наркотическому опьянению - хрустально проясняющему сознание. Бруно изучал грузную, кичащуюся своей роскошью мебель, драгоценности и произведения искусства, рассыпанные с вопиющим пренебрежением, будто в пещере дракона; ровную череду "стражей" - киборги они или люди, а может призраки - того Бруно не ведал, да и не хотел знать.
   И тишину - ожидающую.
   "Сейчас... пожалуйста... еще... немного. Я сейчас. Штеф, я уже тут".
   В левом подреберье предательски кольнуло - и Бруно испугался даже сквозь транс. Если его сердце не выдержит, то Штефан навеки останется _там_... и ради кого тогда Бруно согласился искалечить свои руки?
   Играй, Крамм. Играй, Орфей, - Церберам, стражам реки Стикс, и, возможно, сам мрачный властитель подземного царства ответит и вернет твою безумную Эвридику.
   Позови спящего, Орфей...
   Играй - и не оглядывайся.
   Аккорды зазвенели в гулкой пустотной тишине кричаще, диссонирующе. Золоченые и латексовые ряды "слушателей", до сих пор безучастные - задергались, словно мелодия - или теплая кровь клавишника - дала им подзарядку, и они намеревались сполна насладиться вечеринкой.
   Ранки увеличивались, будто тлела бумага. Бруно - бумажная куколка, запачканная пурпурными чернилами. Он едва не засмеялся на этом сравнении: Река Стикс, кишащая змеями и золотом, вновь пролилась к его ногам, музыка точно лишила стражей твердой оболочки, возвратив к первобытной протоплазме.
   Это - слезы Церберов и сфинксов? Слезы вечности?
   Река уже не бушевала, не накидывалась на Бруно с яростью африканских пчел, но танцевала и вилась вокруг него - дымом гашиша, кольцами искристой чешуи. И красота этого танца возрастала пропорционально боли.
   Бруно стремился к клавишам - через частокол крючьев, и пальцы его были упрямыми любовниками гладкой пластмассы. Он слышал, как кровь точится и постукивает, мерно поддакивая - особым сопровождением музыки, и металлоидный аромат - от крючьев ли, либо эритроцитов - заполонил его голову.
   Кровь капала. Музыка играла. Стражи танцевали.
   Пол под ногами расступился - то, что Бруно поначалу принял за ковровое покрытие, оказалось живой плотью, рыбьей - или исполинского монстра.
   "Я согласен", шептал Бруно, "Согласен, накормить своей кровью самого дьявола - только..."
   Зови, смеялась река. Лорд - здесь - только позови...
   Бруно играл. Его колени подгибались, он слабел - а Река убаюкивала. Стикс - забвение... и на секунду Бруно подумалось, что забвение было бы избавлением. Он ведь пытался спать целыми днями, дабы отогнать мысли о Штефане. Он закрывался в тысячи раковин, он не виноват, что костяные пласты взломали и терзают ныне его податливую плоть.
   "Я никогда не был сильным, Штеф", - он всхлипнул. Пересохшие губы треснули - Бруно будто бы лакал собственную кровь. Его ладони превратились в лохмотья, в ветви с алыми осенними листьями - готовыми опасть и сгнить в ненасытной черноте земли.
   Это сон, - он едва не прокричал. Это сон. Сказка.
   Это-не-со-мной...
   (это музыка - ноты и железо... но я не могу остановиться, потому что Штеф, потому что холодно без тебя, о, так холодно - и боль сестра забвению, и...)
   ...но ответь мне, о Лорд мой...
   -Штеф! Отзовись! Пожалуйста!
   В шелесте вод мальками плескался хохот. "Мы никого не держим, смертный - но ты более не нужен тому, кого зовешь..."
   Бруно оглянулся, заметил блондинку-змею. Ее лицо было аппликацией на темно-террактотовой чешуе, и черно-оранжевая вода служила прикрытием и волосами. Ручейки крови, проглатываемые синтезатором, подтекали к ней - венами впитывала она багрянец, и ухмылялась. Ошейник и плетка, подумал Бруно, какие мелочи. Она добилась большего.
   "Ты - остался один", - шептала блондинка.
   Один.
   Бруно играл - крючья вырвали достаточно плоти, чтобы почти не соприкасаться с мокнущими краями ранок. Из-под пурпура поблескивал алюминий и ногти. Бруно с ужасом отметил, что неспособен остановиться - боль превратилась в фон, в допустимую и приемлемую реальность.
   Он, который глотал пачками анальгетики, стоило чуть-чуть проклюнуться мигрени - принял боль как вариант бытия.
   Это смешно.
   Это не с ним.
   Воистину.
   "Ты - один", - повторила не-женщина. - "Не докричишься... сон властвует здесь - у забвения цвет крови, и крик теряется в речных каплях".
   Одиночество... и вечно суждено ему рвать до костей руки, его ладони - сезон дождей, закат и рассвет. Одиночество.
   Так... холодно.
   Бруно отдернулся. Крючья вырвались из пальцев, словно разжали капкан, на зазубринках подмигивали обрывки кожи. Бруно тяжело дышал, потом подул на кровоточащие ладони. Крючья, уже давно не серебряные, а ржаво-красные, походили на волчью пасть. Волк с сожалением облизывался.
   Он голоден, подумал Бруно про не-синтезатор. Все еще голоден. Всегда.
   А Бруно - один... против волков и змей, против целого ада. И против...
   -Штеф? - тихо.
   Очень тихо. Одиночество подобно лавине - рождается из ничего, и ничего не оставляет на своем пути.
   Женщина-змея - это одиночество.
   Мокрыми от слез глазами Бруно всматривался в нее. Она смеялась, подтверждая давно сказанную истину.
   Не мы нуждаемся в тебе - ты в нас. Потому что иначе - ты один.
   Боль в разорванных руках пульсировала, Бруно чудилось, что его сердце все-таки вытекает из влажных, металлически пахнущих фаланг, или из глаз - неважно. Он задыхался и рыдал, он ненавидел алюминиевый смех.
   "Ты один".
   -Пусти меня к Штефу!
   "Ты всерьез надеешься, что он помнит о тебе? Что ж, твоя музыка приятна нам - считай, что билет ты оплатил. Но ты чужой здесь, и твой приятель забыл тебя".
   -Пусти...
   Смех.
   "Будь по-твоему, музыкант".
   Река схлынула. Бруно увидел Штефана.
   Штефан лежал в расслабленной позе на тускло-зеленой мраморной формации. Он был невероятно красив: спокойное спящее лицо, не искореженное никакими гримасами, воспринималось ликом святого с иконы - просвещенного неземной, высшей благодатью. Тонкое гибкое тело свободно располагалось на странном ложе, обнаженное, если не считать обрывков черных джинсов; из-под побледневшей и поблескивающий от соляного налета кожи просвечивал рельеф узлов-мышц и костей, что еще больше уподобляло Штефана мощам какого-нибудь апостола, великого праведника - или же, не-человека, рожденного от союза падшего ангела и смертной женщины.
   Бруно стоял и смотрел на этого Штефана - Штефана-совершенного, восхитительно прекрасного, таящегося в стране сна/смерти - и оттого далекого, непостижимого...
   Незнакомого?
   "Штеф. Ты?.."
   Кровь тихо капала с изорванных продырявленных ладоней Бруно, но впервые за последние минуты (часы? дни?) его оставила боль. Он смотрел - и наслаждался.
   Достаточная награда - просто взирать на скульптурный шедевр Танатоса, некогда именовавшийся Штефаном Акерманном, - а еще - уснуть здесь же рядом, если стонущие тени-стражи, киборги или псы не возражают.
   И почему-то Бруно уверен, что _не возражают_.
   Бруно наклонился к спящему; от того исходил слабый запах - засушенные между страниц книги горные эдельвейсы, ледяная свежесть, чужая сырому затхлому склепу; Бруно втянул аромат носом и ртом, проглотил его, точно благородное вино. Затем - положил окровавленную руку на подернутую кристалликами грудь Штефана, и бисер капель заиграл в тусклых отблесках теней. Кровь медленно ползла по соскам и ребрам, скапливаясь в ямке впалого живота, словно Бруно во второй раз приносил в жертву собственную боль, кровь и плоть - на сей раз, самому Штефану.
   Зелень и рубин - разрешение и запрет.
   - Прости меня, - прошептал Бруно.
   Грудная клетка спящего не шевелилась, и слой соли, слегка размоченный жидкостью, вновь загустел - наверное, прохлада действовала, кровь сворачивалась неестественно быстро. Штефан словно обзавелся татуировкой на животе, и это дополнение - приравнено к росчерку великого художника, завершившего картину.
   Бруно опустился на колени, прижался щекой к лицу Штефана. Губы того были шершавы, подобно устам египетских мумий. Крохотными сталагмитами кололись ресницы.
   -Прости меня, - повторил Бруно. - Пожалуйста.
   Штефан не отвечал, и Бруно пожалел, что прервал контакт с оборотнем-Коргом. Его музыка всегда приманивала Штефана, была магнитным полем - и заставляла стальную пружинку виться в заданном ритме. Жаль, что Бруно не потерпел еще чуть-чуть...
   Орфей должен был играть, пока не выведет Эвридику из царства мертвых.
   Но мы-в-двадцатом-веке - и Бруно намерен изменить тактику.
   Он обхватил Штефана за плечи, сжал его запястьями - чтобы не расколупывать засохшие ранки, потянул на себя. Штефан совсем легкий, его можно просто вытащить, прочь из проклятого места - и Бруно справится, в конце концов, он ведь не кисейная барышня, хоть и принимают порой за существо неопределенного полу...
   Мысли смешались, точно конфетти в вентиляционной системе. Бруно тщился забрать Штефана, но тот не поддавался - то ли соль склеила неживую кожу с эрзац-троном, то ли...
   -Штеф, пожалуйста! - прохныкал Бруно, неохотно разжимая объятия. Рубиновые бисеринки проросли на щеках и веках Штефана - несколько зависли на острых ресницах, Бруно сравнил их с росянкой.
   Росянкой, в которую пойман Бруно.
   -Услышь меня, Лорд, - чужим языком проговорил Бруно. Зеленая тьма перекрашивает - в том числе и нейроны речевого центра. - Услышь меня - и иди со мной, ибо я раскаялся, ибо я зову тебя...Я не могу без тебя! - последнее он выкрикнул.
   И ответом был - о, такой знакомый, - смех.
   Штефана?
   Женщины-змеи, - второй миг опалил. Бруно невольно оглянулся, ожидая вновь узреть чудовище реки Стикс, но позади - лишь полированный мрамор отражал измученного клавишника, и...
   -Разве ты не понял, Крамм? - вновь со смехом. Бруно заморгал: спящий не менял позы, но голос был - его, Штефа, знакомый до галлюцинаций. О да. До галлюцинаций.
   -Не понял - что? - тупо переспросил Бруно. Внезапно накатила давящая дурнота, сказывалась потеря крови и усталость. Он тяжело привалился к стене.
   -Я - Лорд этого мира, - ответил Штефан. - Я -Цербер у входа, я - дева-змея, я - река Стикс... Тот синтезатор, что причинил тебе некоторые неприятности, - ядовитая ухмылка брызнула гноем из-под ногтей. Крючья были отравлены, подумал Бруно. - Тоже я.
   -Штеф... но почему? Ты хотел отомстить мне? Но... Штеф, я... я ведь все понял, - Бруно сглотнул. Сейчас я грохнусь в обморок, вот и все дела, - хмуро буркнуло подсознание, как тебе такая идея, Штеф? - Еще там. Еще... о Господи, Штеф... прости, ну пожалуйста, прости, я не могу без тебя!
   -Я знаю. Знал с самого начала - и не для подтверждения заставил тебя явиться сюда. Сей мир - порождение моего разума, моего сна. Я полагал, что спящего за стеною бытия неспособен разбудить никто - да я и не собирался просыпаться, лишь испытать на деле твою "гениальность", Крамм - вот чего я хотел, ибо только то, что сильнее смерти способно подействовать... Сначала я желал лишь испытания. Но ты разбудил меня! - он почти выкрикнул это, с какой-то полудетской обидой.
   Лорд смерти - ребенок... что ж, это логично. Смерть ведь так насмешлива, безответственна и безрассудна.
   Ребенок. Жестокий ребенок - Штефан.
   В реальности Аид - это Эвридика. И наоборот.
   -Разбудил, - повторил Штефан.
   Бруно кивнул.
   "Я-то думал, ты тоже тоскуешь. Я слышал твой зов, Штеф, презирал себя за ту ссору... нет, я не жалею, что пришел. И об испытании не жалею. Но..."
   Он не додумал. Сполз по стенке, пряча в ладонях-лохмотьях лицо, и слезы его мешались с пурпуром заново распечатанных ранок. Впрочем, он ничего не чувствовал - ни горя, ни боли, ни усталости.
   Разбудил - чтобы заснуть самому? Словно в летаргии рассыпающихся песком молекул, когда неосознанная тоска расклеивала его, будто ливень - картонную фигурку.
   Сон - доминанта всей истории, сон и смерть - братья.
   Бруно умирал. Осознание данного факта не было пугающим или неприятным, очередная Деловая Встреча - и только.
   "...Разбудил, потому что..."
   Он не услышал: слова Лорда - за забором, или вне леса. Там, где машина и сторож, там, где живой и здоровый Бруно весело болтает с приятелями, а Штефан - тоже живой, без соли на губах и въевшейся "татуировки" на животе - изредка удостаивает полилог отрывистой язвительной фразой - и переходит к куда более полезному делу: тасканию у напарника сигарет и пива.
   Он не услышал, потому что внимал - прошлому. У него так мало осталось: ни Штефана, ни крови в артериях.
   "Потому что".
   Звонок будильника - сапфиром в воспаленные глаза. Оставь меня, Штеф, я прошел твое испытание - только не считаю я себя лучшим, более - не считаю. Я не Орфей, Штеф. Прости, моя безумная Эвридика, мой владыка мертвых - я не смогу вывести ни тебя, ни себя.
   Я...
   "Не могу без тебя!"
   Его осколок - разбитого зеркала, отравленного собственной ртутью? Не могу... да, Штеф, ты прав - не могу без тебя, по-прежнему. Веришь?
   "Я - не - могу - без - тебя!"
   Резко и прерывисто, надорванным выдохом - напрямую из легких, без участия окаменевшего рта. Бруно так не умеет.
   -Штеф?
   Бруно разжал веки, ему послышалось, будто скрипнули заржавленные ворота и залаяли собаки. Но увидел он Штефана - с худощавого тела того осыпались кусочки соляных наростов, он нетерпеливо отряхивался. Он неотрывно смотрел на Бруно, чуть улыбаясь - кривовато, словно разучился улыбаться за время своего не-сна, а еще сглатывал, когда взгляд случайно соскальзывал на окровавленные руки напарника.
   -Пойдем, - сказал Штефан.
   Бруно моргал.
   -Ну же, - поторопил Штефан. - Пойдем - ты поведешь, я буду следовать. Только не оглядывайся - в старой легенде много вранья, но есть и правда.
   Бруно попытался встать, ноги не слушались. Тогда Штефан поднял его за локоть - бережно, словно и не он выдумал для строптивого напарника десять казней египетских.
   И Бруно двинулся вперед.
   Он слышал невесомые шаги Штефана. Они разговаривали - вернее, Бруно говорил, болтал что-то невразумительное, с ним частенько такое случалось, когда он бывал растерян.
   Они шли по дому-замку, и рыбья пасть сцепила зубы, а злобный Корг спрятался в угол.
   Они шли по саду, и Цербер поджал хвост, провожая Лорда и его избранника.
   Они пробирались по лесу, и к Бруно слетались докучливые мошки, жаждущие попробовать влагу с мокнущих разрезов, но кто-то отгонял насекомых.
   Они двинулись по шоссе, и вскоре показалась автостоянка.
   Бруно сунулся в подсобку сторожа, открыл рот, чтобы попросить машину. И понял, что его во второй раз собираются прогонять крестом.
   -Кто там с тобой?! Кто?! - орал сторож, размахивая бело-кремовыми в тусклом свете электрической лампочки, руками. Бруно открыл рот, чтобы попросить еще раз - он полагал, будто сторож испугался его ран, или Штефана - неизвестно ведь во что тот вырядился, или...
   Потом он всмотрелся в сторожа.
   -Уходи откуда явился, - произнес тот уже спокойнее. И Бруно разглядел то, что подействовало не хуже, чем крест - на вампира.
   Визитка. На шее сторожа болталась визитка.
   -Уходи - откуда - явился.
   Визитка. Белая - а слова черны, будто пригоршня пауков.
   Заостренное лезвие вознеслось над Бруно топором маньяка.
   "Сторож", - Бруно проглотил горчащую слюну. - "У мира живых тоже есть сторожа, и..."
   Бруно пятился назад. Визитка была силовым барьером, и не позволяла шагнуть дальше. Сторож повторял единственную фразу-заклятие, и Бруно был готов бежать.
   -Эй, парень, я не тебе, - прохрипел сторож. - Ты - раненый - сюда. А тот - пускай к мертвякам убирается, - сторож схватил Бруно за шиворот, притянул к себе. - Самоубийц не отпевают, а уж тем более - не вытаскивают обратно.
   -Нет же! - протестовал Бруно, но хватка настоящего Цербера - крепка. Без клыков и ядовитой слюны, без трех голов и хвоста-дракона - у слуги древних божеств человеческий облик, но суть - одна.
   Мертвому не покинуть царства нави.
   -Черта с два тебе! - прошипел Бруно, изворачиваясь и накидываясь на "Цербера". Дикая боль рассыпалась по всему телу - словно лопающиеся леденцы раздавили.
   -Ты идиот, смертный, - Цербер отшвырнул его. Бруно грохнулся на деревянный стол, перекувырнулся, врезался затылком в каменную стенку.
   Когда он открыл глаза - увидел лампочку, безвольно качающуюся под потолком.
   И Штефана.
   (я оглянулся, черт, я...)
   -Отстань от него! - завопил он сторожу, потому что тот изгонял молчаливого, запутанного в соляных волокнах Штефана. Затылок, плечи, кисти - ни единого места, которое не служило бы храмом боли, не осталось в теле Бруно, и все-таки он бросился к "Церберу". Навалившись всем весом, вцепился зубами в запястье человека-пса.
   "Кто из нас пес?" - Бруно почти развеселился. Чересчур больно, настолько - что забавно...
   Сторож выронил визитку.
   -Хватай ее, Штеф! - сам он зажмурился.
   (янеоглянулся, яне...)
   Но и сквозь сомкнутые веки видел он все.
   Визитка запылала темно-синим от прикосновений Штефана. Цербер стряхнул с себя упрямого смертного, прорычал "Дуррак!", и бросился на "мертвяка" - но тот стоял, разрисованный новыми красками, пламенем горящей визитки, и крупицы мерзлых сталактитов отваливались вместе с кожей и тканями, заголяя скелет. Штефан вытянулся, словно гвардеец на часах.
   Цербер взвыл. Дернулся к Штефану - но индиговый огонь ожег человека-пса.
   -Тогда я убью его! - указал на распластавшегося Бруно. - И ты уберешься - за ним!
   -Нет, - ухмыльнулся Штефан. - Ты не тронешь его, ибо пока я - Лорд, и он - под моей защитой... а когда все будет кончено - ты не достанешь нас.
   -Вы еще вернетесь! Вы - вернетесь, и я отправлю вас в глубины геенны, в днище адских кораблей замурую!..
   "Он похож на негодующего святошу", - Бруно умиротворенно расслабился. - "Сейчас он нас со Штефом в сатанизме обвинит, ха..."
   Он смотрел в облако синевы и на Штефана. Лай Цербера утихал, и тогда Штефан аккуратно обхватил его за талию, помог подняться.
   (яоглянулся)
   -Теперь я поведу тебя, хорошо? - спросил он.
   -Да. Конечно, - вжался в Штефана.
   (я оглянулся?)
   Бруно отогнал неприятную мысль.
   Они возвращались.
  

ЭПИЛОГ

  
   -Он приходит в сознание, - голос демонстрировал настойчивость. Спорить у Бруно настроения не было, он покорно открыл глаза. Над ним нависло лицо какой-то не особенно красивой девицы. "Она почти не накрашена", почему-то подумал Бруно. - "На готик-пати ей явно делать нечего".
   Он едва не засмеялся алогичным ассоциациям, но тут откуда-то обрушилась не сильная, но противная боль. Бруно застонал.
   Девица затараторила нечто наподобие "все будет хорошо".
   -Я в больнице? - сообразил Бруно.
   Кивок. Появилась дополнительная голова, на сей раз - смуглого парня в докторском колпаке.
   -Хорошо. А Штеф где? - продолжал восстанавливать обыденную логику Бруно.
   -С ним все в порядке, он в соседней палате. Не волнуйтесь, его жизни совершенно ничего не угрожает.
   (ну да, что может угрожать тому, кто уже побывал среди мертвых?)
   -Вы забрали нас со Штефом у Цербера?
   Врач и медсестра переглянулись.
   -Ну, у сторожа, - нетерпеливо пояснил Бруно. - У меня еще руки покалечены были...
   -Герр Крамм, с вашими руками все будет хорошо, нам удалось восстановить расположение костей, срастутся нормально, - опять зачастила медсестричка.
   -Переломы? Разрывы - да. Это все крючья...
   Переглядываются. Да что ж такое?
   -Герр Крамм, - осторожно спросил доктор. - Вы помните что-нибудь?
   -Конечно, - фыркнул Бруно. Он что, похож на героя мыльной оперы - амнезией страдать? - Я отправился за Штефом на тот свет, а он там оказался Лордом, а потом мы шли вместе, и на нас Цербер накинулся. Эй... чего вы на меня так уставились?!
   -Значит, вы не помните обстоятельств автокатастрофы?
   -Автокатастрофы?
   -Да... неделю назад. Вы с вашим напарником ехали с концерта, ваши друзья сообщили, что вы немного поссорились, и... - медсестричке не терпелось выложить подробности, однако доктор прервал ее, заявив "пациенту необходим отдых".
   -Со мной все нормально! - запротестовал Бруно.
   Разумеется, его не слушали. Он, возможно, победил смерть и забвение - но в больнице свои законы.
   "Значит, приснилось..." - Бруно откинулся на подушки. Лежать было мягко и удобно.
   Он извлек из-под одеяла руки. Закованные в гипс. Правильно, переломы... не раны от крючьев жадного синта.
   "Завтра потребую, чтобы к Штефу пустили", - подумал он, осторожно поворачиваясь на правый бок.
   В больнице все бело - и клочок бумаги малозаметен, но Бруно был внимателен.
   Белая картонка. Выскользнула из гипса.
   Бруно извернулся, чтобы стиснуть закованными в подобие неуклюжих рыцарских доспехов запястьями находку.
   "Это... это..."
   Сердце забилось - как подле алтаря-синтезатора. Пентаграммы кровью начертаны.
   "Просто бумага!"
   Картонка пахла солью, Бруно смутно улавливал тоскливый зеленовато-пурпурный аромат, но с остервенением отшвырнул бумажку - чуть не вывернув едва "собранные" пальцы.
   "Как бы то ни было, мы вернулись", - он вздохнул. - "Я буду жить как прежде. И Штеф тоже... Неважно, что я все-таки оглянулся".
  
   P.S: ...From the other world he can never fully return
   After the passing of a certain period of time,
   As the forces of the other side are with him all the while,
   Are surrounding his mind,
   As they are now with him all the time.
  
   Sopor Aeternus, "Beyond the Wall of Sleep"
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"