Ахманов Виктор Александрович : другие произведения.

Наказание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История одного города с элементами фантасмагории. Изложение начато в 2011 году.

   Глава 1. ДЕРЕВНЯ.
  Игнат проснулся ни свет ни заря. Вяло почесав затылок, он пристроил медвежьи ступни в тапки и, прихватив со стула махровый халат, двинулся грузной походкой вниз по лестнице. Ступени, одна за другой, отозвались тихим скрипом.
   Чуткие ноздри Игната с удовольствием втянули в себя дух бабьего тела, сочившийся из приоткрытой двери спальни. "Добрая жена да жирные щи - другого добра не ищи", - ухмыльнулся он и, обувшись в валенки, вышел в сени. Включив свет, он отодвинул холодный засов и толкнул входную дверь - сбитое из широких дубовых досок полотно отошло, запустив притаившийся за порогом морозный воздух. Харкнув на снег, Игнат смачно перднул и три раза перекрестился на созвездие Большой Медведицы. Выбравшийся из будки "кавказец" взвизгнул и, лениво зевнув, покрутил хвостом.
  - Сколько раз я тебя предупреждал, б...., не уходи с поста, - сделал он замечание подоспевшему охраннику в овчинном тулупе с берданкой за спиной.
  - Да я только поссать.
  - Ссы, как и я, с крыльца, - смягчился Игнат. - Но никогда не ссы против ветра.
   Вернувшись в тепло, Игнат вновь поднялся в кабинет и обмяк в кожаном кресле. Во сне он увидел диких собак, пожирающих какую-то падаль. Вожак стаи, заметив его, показал желтые клыки. Игната передернуло, и он открыл глаза. Щелкнув тумблером торшера, он извлек из библиотеки отца том собраний сочинений Ленина и вытряхнул из него снимок загорелой девушки в лимонном бикини. Детально изучив выпуклости молодого тела, Игнат начал подсчитывать, во сколько обходится ему супружеская неверность. Вспомнился подаренный на день рождения сотовый телефон, коробка конфет, купленная ко дню Святого Валентина, припасенное тонкое золотое колечко. Потом попробовал умножить примерное количество встреч за год на расценки услуг элитных проституток и, выявив очевидную экономию, выдвинул ящик письменного стола. Нащупав травматический пистолет, он покачал его, словно взвешивая, на ладони, и, завернув в тряпицу, сунул на дно кожаного портфельчика.
   На улице светало. Игнат открыл багажник восьмицилиндрового "Форда" и поставил туда пятилитровую емкость с молоком. Прогрев двигатель, он включил радио "Шансон" и плавно тронулся. Охранник выскочил из сторожевой будки. Автоматические ворота пропустили машину и медленно закрылись. "Кавказец" пару раз рявкнул и, поскуливая, забрался в конуру.
  Игнат гнал своего вороного "коня" по узкой заснеженной колее. Справа чернел еловыми мохнатыми лапами лес. Показался мостик через речку Поганку. Игнат проскочил его, не сбавляя скорости, и выехал на шоссе. Замелькали коровники с крышами-скелетами, осевшие под причудливыми шапками снега избы. "Удивителен русский народ, - погрузился в философские раздумья Игнат, - Все ждет доброго барина. Законопатит щели соломой и спит на печи. То ли дело он сам. Крутится как белка в колесе. Подчистил всю оставшуюся от колхоза технику, трубы и сдал их на металлолом, наладил лесопилку. Да и батя, царство ему небесное, мужик был не промах. Колхоз держал в руках. Потом началась эта долбанная перестройка и сожрали его свои. Подумаешь, самовольно запитал дом от школьного котла ..."
   У поста ДПС на въезде в город топтался грузный гаишник.
   Игнат притормозил и опустил стекло:
   -Ну, что ты, брат, замерз?
   - Меня работа греет, - ухмыльнулся гаишник. - А ты куда в такую рань?
   - Партия зовет, - подмигнул Игнат.
   - Бог в помощь!
   - Боже поможи, а сам на боку не лежи.
   "Как ловко и умно все устроено, - удобно откинул голову Игнат. - Сильные, крепкие мужики, умеющие деньгу из воздуха делать, сплотились в партию для собственного же блага. Все друг за дружку держатся. Говорят, эту партию еврей выдумал".
  Город пробуждался. У продовольственной лавки купцов Караваевых разгружалась "Газель". Крупная баба, перекинув через плечо мешок с сахаром, перешла дорогу на красный свет. "К выборам братья снизили цены, - заключил Игнат. - Смирился народ со своей нищетой, оскотинился".
  
  
  Глава 2. ГОРОД.
  Всю ночь депутату городского Собрания Валерьяну Петровичу Ветрову снилось, как его выслеживали пьяные казаки. Когда преследователи, устрашающе играя нагайками, обложили его у крепостной стены, он от ужаса проснулся.
   Валерьян лежал в удушающей темноте и пытался сообразить, который час. "Так, так", - отсчитывали секунды ходики. "Тук, тук", - стучало загнанное ночной погоней сердце. Мертвая тишина за зашторенным окном подсказывала, что время для подъема еще раннее. Однако похмельная жажда внесла свои коррективы.
  Испытывая тошнотворную слабость, Ветров неуверенно поднялся и засеменил босой к выключателю. Скользнув пальцами по обоям, он нащупал клавишу и выбил искру. В пыльном плафоне накренившейся над голым столом люстры сиротливо вспыхнула лампочка и рассеяла свой тускло-желтый свет по закоптелому потолку.
  Валерьян Петрович отыскал глазами больничные шлепанцы и, подцепив их пальцами ног, прошел в небольшую прихожую-кладовку. В углу, у обитой черным дерматином двери, сгрудилась, как в мастерской у башмачника, изношенная обувь. На оленьих рогах собирала пыль шляпа. Ветров засунул руку в оттопыренный карман мышиного цвета пальто и пошарил в нем, надеясь отыскать сигарету - ничего кроме крошек табака его пальцы не обнаружили. Валерьян кошачьим шагом пробрался в кухню и, решительно распахнув дверцу холодильника, снял с пустой полки початую чекушку.
   "Какую гадость мы пьем", - морщился Валерьян Петрович, переливая "хлебную" в чашку с отколотой ручкой, а оттуда в пустой желудок. Хлебнув мутного рассола из заляпанной трехлитровой банки, он плюхнулся на табурет и начал воспроизводить события вчерашнего ужина, организованного главой департамента Кривошеевым по случаю своего дня рождения. Валерьян Петрович снова оказался в обществе коллег за длинным столом, беспорядочно заставленным порожними бутылками и варварски разметанными закусками. Гости порядком захмелели и, как говорят в народе, переливали из пустого в порожнее. И тут произошло нечто неожиданное: чиновник из администрации Носков, с трудом добившись внимания, предложил проигнорировать последнюю просьбу председателя Совета. Валерьян Петрович, обмякший от водки, опрометчиво захлопал в ладоши, на что из прихожей раздался язвительный смешок депутата Арбузова. Он уже попрощался с коллегами и наблюдал, склонив остриженную серебристо-серую, как зимняя волчья шерсть, голову, за тем, как его мелкая супруга проворно зашнуровывала ему башмаки. Реакция Арбузова вызвала у Валерьяна Петровича спазму в груди. "Черт меня дернул, - схватился он за сердце. - Сегодня же передаст Куницыну".
   Ветров был из тех депутатов, которым посчастливилось попасть в Совет благодаря своей профессии. В то время, когда электорат начал дружно голосовать за кандидата "против всех", срывая выборы, и выпроваживать, посылая куда подальше, назойливых агитаторов, всесильный управленческий аппарат города вбросил в массы хитрый двусмысленный лозунг: "Будущее ваших детей в наших руках". Клянчить у народа поддержку с этим отпечатанным на лунно-посевных календарях лозунгом снарядили представителей гуманных профессий. Ветров, попав в их число, ходил по квартирам и плакался на скудное питание в школьных столовых и низкое жалованье педагогов, утаивая, что от него самого, в случае избрания, ничего зависеть не будет. Так в Совете собралась фракция-балласт из учителей и врачей. В лидеры этой покладистой депутатской группы вылезла пробивная докторша, пламенно обещавшая избирателям быстро отремонтировать все городские объекты здравоохранения. Однако с ремонтом больниц ничего толком не вышло. А депутатка, получив бесплатный кусочек земли в черте города и беспроцентный кредит, озаботилась строительством собственного дома. Валерьян Петрович усвоил, как дважды два, какие потайные двери открываются с помощью местного самоуправления, и грезил мечтами переизбраться в Совет еще один раз. Однако на сей раз ему беспартийному и никчемному педагогу лазейка туда была надежно прикрыта. Сожалея, что не вступил в "Счастливую Россию", когда звали, Валерьян все еще пытался найти какой-нибудь способ выбраться из опасно углубляющейся жизненной ямы.
   Шум мотора подъехавшего уазика и громкие, наглые голоса насторожили его. "Опять менты в гости к Наталье пожаловали", - определил Валерьян, ужасаясь от смысла некоторых нецензурных оборотов подъехавшего экипажа. Он погасил свет и перебрался в ванную комнату.
   Ощутив привычную сырость выкрашенных темно-зеленой краской стен, Ветров брезгливо присел на липкий деревянный стульчак. На кафельном полу показался таракан. Ветров взял с пола глянцевый журнал и прихлопнул им выползшего разведчика. Насекомое прилипло к ягодице модели, шевеля конечностями в предсмертных судорогах. Валерьян протянул руку к железному ведру, доверху наполненному обрывками туалетной бумаги, и выбрал клочок что почище.
   Глава 3. Свидание.
  Огромная серо-розовая фигура, вытесанная из гранита, высилась, как часовой, над ослепительно белой площадью. Из-за спины "часового", тускло отливали сталью большие стекла кабинетов желтого Дома бюрократии. Тяжело, как по пашне, размахивая бордовой борсеткой, шел поперек площади пожилой мужчина с белой, как свежий снег, головой, одетый в короткое черное пальто.
   Игнат без труда узнал в кривоногом путнике первого секретаря обкома, и, сбавив ход, злобно процедил: "На работу как на праздник"
   Игнат вошел в просторный с высоким потолком холл, поставил канистру с молоком у витрины с сувенирами, снял дубленку. Гардеробщица подала жетон и торопливо втиснула пальто меж двух норковых шуб. "Хороший знак", - отметил Игнат и, ловко подняв двумя пальцами канистру, направился к вертушке. Постовой, недоуменно глянув на молоко, крепко поздоровался за руку, вежливо предупредив, что лифт не работает.
  Игнат неторопливо поднимался по широкой, отделанной мрамором, лестнице, рассчитывая услышать за спиной желанный стук каблучков. Однако длинные прохладные коридоры хранили девственную, как в будний день в церкви, тишину.
   Двери в приемную были открыты настежь (тем самым подчеркивалась требуемая Москвой открытость власти). Из кабинета, задумчиво опустив голову, вышел губернатор и остановился у стола, на котором отливал серебром большой самовар, и блестели позолотой чашки. Увидев Игната с флягой молока, хозяин едва не прослезился. ( Любое незначительное напоминание о деревне делало его сентиментальным.) Говорили, что иногда, расчувствовавшись, он запирался на ключ и, достав из шкафчика поллитровку, подолгу гонял "На горе колхоз, под горой совхоз..."
  - Спасибо, братец, не забыл, - начал хозяин, издалека протягивая руку. - А я тут сам собирался своих навестить, да все некогда. Дела, понимаешь, проблемы.
  - Что за проблемы, - насторожился Игнат, как охотничья собака.
  - В Москву кто-то донос написал, да так грамотно, что приняли к сведению. Очаги социальной напряженности, дескать, в губернии стали возникать. Смертность высокая. Самоубийства участились. Будто я людей в петлю толкаю. Как думаешь, кто настучал?
  - Может, Колосков, - предположил Игнат.
  - Да, этот болтун мог накапать, - согласился хозяин. - Зря его в партию взяли.
  - Не я его брал, - рассердился Игнат.
  - Знаю, - махнул рукой хозяин. - Тут товарищи записали на днях его болтовню на встрече с избирателями, - на столе появился портативный диктофон, - ерунда полная. Но одна зацепка есть - он нашу партию сравнил с инвалидной коляской, на которой чиновники приноровились в мои кабинеты въезжать. Попробуй из этого что-нибудь выжать. Желательно на конференции.
  Игнат, понимающе кивнув, положил в карман приталенного пиджака улику и, попрощавшись, уверенно двинулся по ковровой дорожке, надеясь, что из какого-нибудь кабинета вдруг выскочит девица в юбке с разрезом. Но этажи словно вымерли.
   Приняв у гардеробщицы дубленку, Игнат, унюхав незнакомые терпкие духи, покачал головой: "Ох уж эти бабы".
   Мороз не отпускал. Мимо голубых елей, по очищенной от снега дорожке, двигалась небольшая группа ветеранов.
  "Почему Язов не отдал приказ?.. виноват Горбачев..." - отчетливо слышны были их реплики в сухом прозрачном воздухе. Бывшие советские партработники, как всегда, оживленно возмущались отсутствием должного порядка в государстве. Игнат на всякий случай отвернулся, не желая встретить знакомых покойного отца, и отыскал в мобильнике безымянный номер. Ему пришлось прослушать половину хита группы "ВИАгра", прежде, чем слабый сонный голосок проворковал: "Приветик". "Подходи минут через двадцать", - приглушенным голосом сказал Игнат и бодро направился в сторону студенческого общежития, где Варвара, ставшая с некоторых пор его любовницей, имела койко-место. Игнат привык к свиданиям с девушкой и, не вникая глубоко в ее планы на будущее, на всякий случай "воткнул" в очередь на получение вакансии в администрации. Подобным образом заботились о своих молодых подругах многие знакомые и друзья.
  Игнат обогнул общагу по скользкой тропе и остановился у неприметного крыльца. Никаких следов. Никаких табличек. Он сделал два коротких звонка. Стальная серая дверь приоткрылась и показалась женская голова. "Здрасьте", - расплылась в добродушной улыбке розовая со сна администраторша Татьяна.
   - Утро доброе, хозяюшка, - ответил Игнат и прошел в предбанник.
  - Все чистенько, только убралась, - начала трезвонить по обычаю Татьяна, проворно подбросив два комплекта простыней и пару резиновых тапок. Игнат брезгливо осмотрел скамейку и, скинув впитавшую дамские запахи дубленку, пробурчал:
  - Тут невеста подойти должна.
  - Все та же? - игриво улыбнулась Татьяна.
  - Других нам не надо, - ответил, не поднимая глаз, Игнат и стал расстегивать ремень, дав этим понять, что разговоров на сегодня достаточно.
   Проводив глазами толстый зад банщицы, он вынул из внутреннего кармана пиджака портмоне и затолкал его на самое дно портфеля.
   Игнат изрядно пропотел на полке, обдумывая новое задание, когда в проеме тихо открывшейся двери показалась Варвара, - босая, нагишом, с распущенной косой. Игнат едва успел обглодать волчьим взглядом ее сбитое молочное тело, как девушка, хихикнув, присела рядышком, обдав Игната сладковатым облаком туалетной воды, которую он запамятовал включить в смету расходов. Игнат притянул ее за плечи и жадно впился в теплые отзывчивые губы...
  Смыв грехи под струями теплого душа, Игнат растер тело до красноты полотенцем и, заглянув на всякий случай в портфель, обнаружил там записку. Игнат не знал почерка Варвары, но то, что слова: "Солнце, извени, я постеснялась тебе сказать, что беременая" выведены ее нежной рукой, не вызывало никаких сомнений. Страшные подозрения закрались в душу Игната. У него не было детей. И причина была в Игнате. Такое, во всяком случае, заключение сделал знакомый врач, обследовавший его несколько раз в самой дорогой частной клинике. Ошарашенный внезапной новостью, Игнат выскочил на улицу, забыв оставить чаевые.
   Глава 4. ШОКОЛАДНЫЙ ЗАЯЦ.
  Депутат городского Совета Леня Колосков вышел из состояния приятных эротических сновидений примерно за полчаса до полудня.
  "Нас ждут великие дела", - безмятежно потянулся он, как сытый кот Васька, и, стянув с тумбочки мобильник, перевел его в рабочий режим. Телефон почти сразу же начал оповещать о пропущенных вызовах. Лене льстило, что в последнее время его, самого молодого депутата, буквально закидали всякими предложениями и просьбами. Его просили чинить помехи строительным и дорожным компаниям или просто периодически "срать" конкурентам по бизнесу. Депутат, взвесив все "за" и "против", незамедлительно устраивал публичный скандал, красноречиво протестуя против точечной застройки. "Сколько ему нужно, чтоб заткнулся?" - интересовались через посредников "опрокинутые" коммерсанты. Но Леня никогда не говорил, сколько ему нужно. Он не хотел размениваться по мелочам, задавшись целью переквалифицироваться в короткий срок из скромного депутата в градоначальника. Для раскрутки рейтинга он нанял матерого журналиста по фамилии Чижов.
  Лев Николаевич Чижов большую часть сознательной жизни выполнял прихоти коммунистической номенклатуры. И делал это вдохновенно и безупречно. Его передовицы, сладкие, как заварные пирожные, сдобренные крылатыми выражениями отечественных классиков, всегда были написаны просто, сжато, словно были адресованы одной семье. Выйдя на пенсию и ощутив одиночество невостребованного автора, он затаил обиду на новую власть, вытершую об него ноги, и вложил весь свой опыт и недюжинный талант в раскрутку никому не известного предпринимателя Колоскова. С того времени любой, порой даже совершенно незначительный, поступок его подопечного, будь то посаженный на субботнике куст акации или подкрашенный забор детского сада, не проходил мимо внимания заботливого куратора и, стало быть, избирателей. За несколько месяцев Колосков стал известен в кругах пожилых защитников придомовых территорий и заядлых потребителей аптечного товара, как нашедший затерянную среди торосов экспедицию летчик Севрюгов.
   Сполоснув лицо и почистив зубы, Леня капризно надул сметанные щеки и, взъерошив ежик черных густых волос, направился в кухню, прихватив свежий номер "Гудка".
  Обычно анализ газеты начинался за чашкой кофе, а заканчивался в "кабинете" для справления нужды. Проглотив порцию бисквита под благодарственное письмо, подписанное пенсионеркой Клавдией Кузьминичной, отредактированное и умело подслащенное Чижовым, Леня вынул из тумбочки рулон душистой туалетной бумаги и готов был уже перейти на материал основательный, но мобильник звонкими трелями вынудил возвратиться в спальню.
   Леня посмотрел пропущенный вызов: на связь хотел выйти профессор Чистозвонов. (Этот любопытный тип, начинающий, как и Леня, трудовой день с приятностей, специализировался на вовлечении столичного капитала в крупные строительные проекты коммерческого назначения и удачно выступал посредником при продаже последнего недвижимого наследства социализма.) Леня понимал, что от предложений Чистозвонова всегда дурно пахнет, но никогда не отказывал ему в общении. Тем боле встречи с Чистозвоновым проходили в кафе "Шоколадница", где можно было приударить за очаровательной официанткой Катенькой. Едва Леня представил Катеньку, как вновь зазвонил телефон.
   - Нашли тетрадку помощника мэра, - прозвучал радостный голос Чистозвонова.
  - Какую тетрадку? - недоуменно спросил Леня.
  - Ту самую, где он записывал, сколько от кого поступило, - несколько раздраженно отреагировал Чистозвонов. - Я буду сегодня в Шоколаднице, в наше время, можно будет потрещать.
  - Такой скандал может повлечь досрочные выборы, - не сдержал радостных эмоций Леня.
  - Давай не опаздывай, - осадил его профессор и прервал связь.
  "Брать деньги - прошлый век, - рассуждал Леня. - Безопасней натурой принимать расчеты. Коттеджами, участками, магазинами ... "
  Он задержался перед зеркалом, повторив раз десять кряду: "на дворе трава, на траве дрова".
   Четверть часа спустя он резво пересчитывал каблуками ведущие вниз ступени лестницы.
  Свистнула сигнализация, и голубой "Лексус" мигнул подфарниками.
  Не успел Леня вырулить со двора, как ожил за пазухой мобильник.
  - Утро доброе, Леонид Васильевич, - любезно начал депутат Арбузов. - Не забыли речь подготовить? Хе-хе. Как насчет того, чтоб согласовать некоторые моменты, пропердеться заодно на морозце?
  - Я выступления заранее не готовлю, - похвастался Леня. - У меня в голове все мысли. А встретиться готов, если дело стоящее.
  - Разве я тебя когда-нибудь беспокоил по пустякам? - поддел его Арбузов.
  - Ладненько, попозже пересечемся.
  Не успел Леня проехать ста метров, как телефон принял очередной сигнал.
  - Выступать сегодня будешь? - интересовался Кривошеев.
  - Еще не решил, - уклончиво ответил Леня.
  - Заскочи ко мне в кабинет до собрания, разговор есть.
  - Понял.
  Мобильник завибрировал на пассажирском сиденье и высветил номер журналиста Петухова.
  - Леонид Васильич, слышали, сегодня большевики на пикет выйдут? - отрапортовал Петухов.
  - Против новых тарифов?
  - Нет, они не хотят, чтоб улицу Гарабурды переименовывали.
  - Они уже из ума выжили. Никто, кроме них, не знает, кто такой Гарабурда. Держи меня в курсе.
   "Гм... Интересно... Кто же это нынче заряжает старых пердунов сопли морозить?" - задумался Леня, сразу сообразив, что такой пикет пойдет в минус мэру и за его организацией стоит вовсе не обком.
  Затормозив у городской администрации, Леня открыл бардачок и отыскал миниатюрный цифровой фотоаппарат, который приобрел по рекомендации Арбузова для отчетов по тайному волеизъявлению.
  - Господин Колосков, - окликнул Леню у проходной знакомый голос, - хочу вас обрадовать.
  - И чем же, профессор, вы меня обрадуете? - капризно вскинул густые брови Леня.
  - Мой источник только что сообщил, что взяли градоначальника.
  - Когда взяли? - опешил Колосков.
  - Да только что. Вывели через черный ход прямо с совещания.
   - Куда?
  - В неизвестном направлении, - усмехнулся Чистозвонов. - Подробности позже.
   На лестнице показался правозащитник Лопухин с допотопным кейсом в руке и неизменно озабоченным выражением уставшего, с мешками под глазами лица.
  - Леонид Васильевич! - издали оживился Лопухин. - На ловца и зверь бежит. Я тут бумаги по тарифам подготовил.
  - Не сегодня, - вильнул хвостом Колосков. - Не сегодня!
  
  
   Глава 5. Кондитер.
  Скандально известный предприниматель по прозвищу Кондитер спустился в подвал загородного дома и перекрыл стояк подачи воды. С этажа послышался отчаянный, недовольный вопль супруги, которая имела смелость пригрозить ему за завтраком разводом и разделом имущества. Хитрая физиономия Кондитера расплылась в злорадной улыбке: "Уйдет в одних трусах, ничего не получит"
   Кондитер слыл человеком "крученым" и "верченым". В смутные девяностые, когда он заведовал заводской столовой, коллектив терпящего бедствие предприятия избрал его директором. За короткий период управленец с дипломом повара-кондитера провел экономический эксперимент, сократив несколько тысяч рабочих. Скупив у оставшихся без работы людей акции, он подвел предприятие под банкротство и сдал складские помещения и цеха под оптовые базы стройматериалов и мебельные салоны. Имея связи и ежемесячные миллионные поступления от арендаторов, Кондитер вступил в партию "малиновых пиджаков" и вскоре, в канун каких-то местных выборов (или довыборов), в почтовых ящиках горожан появились газетки с размышлениями старушки-богомолки на первой полосе:
   "Я смотрю на тебя и думаю. Сколько ты будешь терпеть над собой глумление, русский народ...
  Так случилось - Родина у нас осталась прежней, а люди изменились. Или закон тому виной, или что-то ещё. Только погасили все доброе и разожгли все злое... Раньше на Руси существовал обычай - когда наступала беда, когда начинался мор скота, болезни и гибель людей русских, старики отправлялись в путь на поиски человека, обладающего силой побороть нечисть, способного зажечь первозданный огонь души человека и очищения государства... Находили такого человека... Гасили во всех избах поганый огонь, и зажигал сильный человек первозданный, очищающий огонь... И светил он ярче солнца. И нес он гибель темной вражеской силе. И дарили старики огонь людям. Дарили надежду на новую жизнь. И приходили люди в дома свои и приносили счастье. Так было... Так начиналась новая жизнь... Так жили... Что теперь? Теперь - другое время, теперь другие нравы, но надежда умирать не хочет. И вместо огня мы нынче выбираем Сергея Рогожина - у него черты спасителя".
   Ниже прилагалась крупная, седая, как у старого бобра, физиономия Кондитера, и было пропечатано его открытое письмо:
   "Земляки, беда во все времена объединяла людей русских. И только молчание, безразличие дают возможность продажным депутатам решать, каким будет будущее наших детей, внуков. Я хочу спросить, почему о ветеранах вспоминают только 9 мая? Почему не востребован их громадный жизненный опыт? Почему у самого сильного государства разоренная армия? Почему военные уволены и выброшены на произвол судьбы? Пора остановить эту вседозволенность. Пора искоренить казнокрадство. Для этого я и иду в политику. Я иду в политику для того, чтобы люди узнали - есть другая жизнь, нормальная зарплата и человеческие отношения. Я иду в политику, чтобы помочь каждому человеку.
  Я постараюсь правильно потратить избирательные деньги, если бы можно было, я бы купил на них хлеба и раздал на площади. Но нельзя, избирком заявит, что это подкуп избирателей. Но я постараюсь все же помочь вам. Как - узнаете скоро.
  Обещаю, что каждый из вас почувствует мою помощь. В каждой квартире появится надежда на новую жизнь. Купить нищего можно за гроши, а издать закон можно такой, что все предприятия области, нужно будет признать банкротами и имущество продать с молотка.
  А дальше, что дальше - студеный ветер...голод...одиночество... и гибель.
  Беда во все времена объединяла русских. Беда, как Родина, у каждого своя, но побороть ее можно вместе. Поэтому, обращаюсь к Вам, к тем, кому не на словах, а в самом сердце дорога наша Родина, которую необходимо защищать, где бы ты ни жил, чем бы ты ни занимался. Родина у нас одна. Родину мы любим и уважаем. А всех разрушителей помним. Пусть они знают, что скоро наступит судный день!
  Это обязательно случится, поверьте мне, люди..."
  Однако с депутатством "спаситель" земли Русской пролетел и, махнув с досады рукой на политику, всецело посвятил себя разврату, заводя в день по нескольку знакомств. Девушки-провинциалки охотно шли на контакт, принимая его за много пережившего господина, согласного воплотить их мечты о сладкой жизни содержанок. Но ухажер только и делал, что сминал, как мохнатый шмель, едва распустившиеся цветочки и портил, как слизень, спелые ягодки. Иногда подвозя студенток и выпускниц гимназий до дома, он сталкивался с их мамашами, за которыми безуспешно увивался в свои школьные годы.
  Выйдя во двор, Кондитер запрыгнул в черный "Land Rover" и, включив магнитолу, отправился по важным делам: последнее время он небезуспешно осваивал строительный бизнес. Лакомые участки под застройку помогал приобретать Куницын, бывший функционер, своевременно открестившийся от советского прошлого и крепко обосновавшийся в городском Совете. Дома, естественно, возводились с множеством недостатков. Но Кондитер придумал схему, позволяющую всякий раз, когда подходило время сдачи объекта, избежать претензий дольщиков. Делалось это довольно просто: в ответственный момент фирма застройщик объявляла себя банкротом. Пока шли суды, Рогожин уже собирал деньги на следующий дом. Но уже под другой вывеской.
   Дрога стала отходить ветками в застроенные новыми домами кварталы. Кондитер сбросил газ. Въехав в город, он по привычке стал коситься в сторону тротуаров. Его задумчивые глаза шерстили толпу, всякий раз вспыхивая желтой искоркой, когда натыкались на девочек с кудряшками и кукольными, как на старинных открытках, личиками.
  
  Ощущая зуд плоти, он выискивал новую жертву, пока не подъехал к зданию, на небольших окнах последнего этажа которого были установлены решетки.
  В это время в одиночной камере дореволюционного изолятора, болезненно адаптируясь к непривычной спартанской обстановке, нервно прохаживался высокий мужчина лет сорока в белом костюме. Раз за разом восстанавливал он события последних перед арестом суток. В ушах звенел шансон. В глазах то и дело проплывал стол, ломящийся от угощений хозяина ресторана. Нос все еще явственно чувствовал запах духов и пота стриптизерши.
  
  
   Глава 6. ВСЕ В ШОКОЛАДЕ.
  Ближе к обеду в кафе "Шоколадница" стали поступать звонки от постоянных клиентов, с просьбой забронировать столик. Администратор Анна Леопольдовна, молодая яркая шатенка с пышными, затянутыми в черное платье формами, приняв очередной заказ, произносила интимно-интригующим голосом: "Ждем вас"
  Невысокий кругленький мужчина с седой лохматой головой, облаченный в блестящий ярко-красный пуховик и потертые джинсы, вошел в "Шоколадницу" и, бегло оценив обстановку, направился к столу, за которым отдыхала молоденькая с приплюснутой мордашкой блондиночка, дочка хозяйки бутика "Интимные штучки".
  -- Здравствуйте! - многозначительно поприветствовала толстяк девушку.
  -- Ой, простите, не заметила вас, - удивленно вскинула брови "приплюснутая" - У вас опять важная встреча?
   -- Как обычно, - улыбнулся толстяк и, слегка наклонив голову, добавил: - Не прощаюсь.
  Проходя мимо рабочего уголка Анны Леопольдовны, он мимоходом отпустил какую-то шутку, отчего лицо администраторши ненадолго озарилось таинственной полуулыбкой.
   -- Еще раз здравствуйте, господин Колосков, - подчеркнуто любезно произнес толстячок, как бы случайно остановившись напротив его столика.
  -- Добрый день, уважаемый, - оторвался от меню Леня и привстал, пожимая пухлую ладонь.
  -- Принц имитировал в изоляторе сердечный приступ, - начал Чистозвонов, раздумывая над тем, как пристроить пуховик, - а его помощник проглотил в кабинете у следователя самую важную страницу своей рукописи. Теперь контролируют его стул.
  -- Как? Для чего? - растерялся Леня, с опаской поглядывая на два мобильника, которые Чистозвонов выложил на стол.
  -- Что тут непонятного? - рассмеялся толстяк. - Чтобы снова не слопал. Я предупреждал Стасика: не иди против меня, - продолжил он, сделав серьезное лицо. - А он вообразил себя самым крутым. Вот пусть теперь на нарах попарится с годик-другой.
  -- Хорошая обстановка для того, чтоб переосмыслить свое поведение, - поддержал разговор Леня.
  -- Теперь о главном, - понизил голос Чистозвонов. - Я договорился с Москвой, чтоб политсовет партии рекомендовал тебя в градоначальники. Но вышла накладка, - профессор пристально посмотрел Лене в глаза. - О чем ты болтал два дня назад по телефону с Лопухиным?
  -- Да так, ни о чем, - побледнел Леня. - А что?
  -- Твой разговор записали и отправили распечатку факсом в приемную политсовета.
   Леня сразу вспомнил свой треп с Лопухиным и у него от досады пропал аппетит.
  Подошла официантка Катенька с блокнотом, и, обнажив в детской улыбке стянутые пластиной кроличьи зубки, встала так близко, что Леня уловил запах подмышек.
  -- Прекрасно выглядишь, - сделал комплимент Чистозвонов, оценив сквозь белый шелк блузки содержимое тугого бюстгальтера. - Принеси мне моего чаю и блинчиков с красной икрой.
   -- А вы, Леонид Васильевич, что желаете?
  -- Что я желаю... - задумался Леня. - Как всегда сладенького.
  -- Кусочек "Пражского" торта вас устроит?
  -- Пожалуй, устроит. И чашечку кофе.
   Катенька озорно развернулась и легко удалилась фирменной раскрепощенной походкой.
  -- Умница девка. Ноги и все прочее, - облизнулся Чистозвонов. - Тут на днях обедали мои люди из Москвы и обратили внимание на ее данные. Готовы взять в свою фирму секретарем и платить для начала, - тут он взял ручку и вывел на салфетке "50000". - Я ей передал. А она отказалась. Сказала, что будет работать только под моим началом.
  Зажужжал и закрутился на столе мобильный телефон. Чистозвонов мгновенно среагировал и плотно прикрыл им желтоватое ухо.
  -- Мой источник в прокуратуре подтвердил информацию об аресте, - трагическим голосом, словно читал некролог, сообщил профессор и вернул аппарат на прежнее место .
   - Мы давно ждали этого, - оживился Леня. - Все идет по вашему плану, уважаемый.
  -- Ситуация на контроле, - кивнул толстяк. - Губернатору позвонили из администрации президента, и он вынужден принять меня уже завтра, - Чистозвонов отвлекся на сигналы другого телефона и, подхватив его, замолчал на некоторое время. - Я гарантирую, что председатель будет играть по нашим правилам (в голосе профессора появились признаки раздражения). Лидеры депутатских группировок уже начали со мной консультации... Все будет зависеть от суммы, которую вы на это выделите.
  У входа показалась коренастая фигура Куницына. Его сопровождали трое депутатов Совета.
  Арбузов, замыкающий шествие, проходя мимо, подмигнул Лене:
  -- Новость обмываете?
  -- Я за рулем, увы - развел руки Леня, почувствовав, что невзначай коснулся теплого, обтянутого чулком бедра.
   Игнат сидел на водительском сиденье "Форда" и уминал золотыми коронками сало. Крошки ржаного хлеба шлепались на вышитый кружевами платок.
   Дисплей "Моторолы" засветился, и заиграла мелодия из кинофильма "Бригада".
  -- Да, - бодро ответил Игнат, узнав номер одноклассника Мишани.
  -- Здорова, братуха. Не хочешь перекусить в "Шоколаднице"?
  -- Не, у меня изжога от их харчей, - пробубнил Игнат набитым ртом. - Да и разная мелкая сошка любит там ошиваться.
  -- У меня у самого после их сырой рыбы с рисом живот пучило, - загоготал Мишаня, - но мне пацаны звонили, хотят там пересечься минут через двадцать, водки попить. Так что подтягивайся.
  Игнат дал "добро", понимая, что от коллектива отрываться не следует.
  Гости прибывали мелкими и большими группами. Зал "Шоколадницы" заиграл яркими цветами галстуков, засветился лучиками бриллиантов, золотых браслетов и часов.
  -- Га! - гаркнул кто-то за двумя сдвинутыми столами.
  -- Что? Лимон зелени?! - донеслось из той же компании.
  Коммунисты в остроносых ботинках, с толстыми, как сундучки, борсетками нерешительно топтались у стойки бара, внимательно изучая меню, посмеиваясь и глупо озираясь, как сыщик Володя Шарапов в ресторане "Астория". Никто не удивлялся такому неожиданному собранию. Как это вдруг они, сливки местного общества, от которых зависела исправность городского водопровода и канализации, подача тепла в родильные дома и школы, оказались в одном месте и в один час.
  Официантки порхали как бабочки, разнося икорочку, мандаринчики, графинчики. Разогретый Арбузов развязал галстук и непринужденно закусывал, как на свадьбе собственного сына. У Куницына пошла пятнами шея.
  
   В вестибюле, у гардероба, послышался смех, какие-то крики, и тотчас в зал решительно вошел Караваев со свитой. Из кармана распахнутого длинного черного пальто торчало горлышко поллитровки (говорили, что он пил только свойский коньяк). Обведя присутствующих дерзким, надменным взглядом, он остановился и вырвал из рук охранника дипломат.
  Публика замерла в ожидании.
  -- Господа депутаты! - объявил он. - Я покупаю у вас место градоначальника.
   -- На каком основании? - задиристо встрепенулся молодой коммунист Степан Железняков. - В самом деле, что вы себе позволяете?! - разом вышли из оцепенения его товарищи.
  -- Народ просит, чтоб я нынче парадом командовал, - скривил рот Караваев. - У меня в каждом дворе по триста душ!
  -- Что вы их считаете как крепостных или, хуже того, мертвых, - возмутился Железняков.
  -- Цыц, голь перекатная! - Я им скидки на всю "молочку" еще на один месяц продлеваю.
  - А какая программа у вас? - не унимался Железняков.
  - Программа, - усмехнулся Караваев. - Что греха таить - нет у меня ни хрена никакой программы. Да и если говорить по чесноку: полезного для народа мы даже всей партией ни х... не сделаем; ну разве что с голоду подохнуть не дадим. А вот для себя решить кой чего сможем.
  -- Ценю откровенность! - воскликнул Чистозвонов. - Моих инвесторов интересует площадь Ленина под продовольственные ярмарки, а вам, господин Караваев, насколько мне известно, нужна Колхозная площадь.
  -- Площадь Ленина под торговлю? - хором возмутились коммунисты. - Не получится!! Народ выведем на митинг!
  -- Что? - прищурил глаз Караваев. - Народ, говорите? А что, если я этому народу расскажу, какая у ваших секретарей зарплата в Думе?! Жируете на казенном обеспечении благодаря этому народу!! В колхоз вас надо отправить! Хлебушек выращивать, за скотиной смотреть. Вон хотя бы к Игнату, пока у него последняя корова не сдохла.
  Игнат вспыхнул от злобы.
   Михайло положил ему на колено тяжелую руку с золотым "болтом" на толстом пальце:
  -- Не спеши, паря, наше время еще не пришло.
  -- У меня вопрос, позвольте задать вопрос, - постучал ложкой по чашке Чистозвонов. - Правильно ли я понимаю, что ваша узнаваемость и востребованность только в бедных слоях? А как же прогресс, развитие?
  -- Какое там на х.. развитие. Хлеба бы досыта в каждой семье. А жизнь простого народа всегда была как наказание.
  - За чьи грехи наказание?
   - За наши, разумеется, - спокойно ответил Караваев.
  -- А Караваев прав, господа, - подал голос Носков. - Монархия нужна.
  -- А может крепостное право еще вернуть, - рассмеялись коммунисты.
  Леня молча наблюдал за происходящим, чувствуя, как в груди его начинается пожар. На его глазах подвыпивший купец, с семью классами образования, отбирал его давнюю мечту.
  Тихо! - закричал Кривошеев, угрожающе подняв, как гранату, телефон - губернатор звонит. Да-да, слушаю вас...Москва рекомендует всенародные выборы не проводить...решить все на совете депутатов.
  Леня побледнел.
  Караваев приблизился к нему вплотную и, дыша в нос коньячными парами, желчно выдавил:
  -- А ты, сынок, думал, тебе фартанет. Меньше болтать надо было. Партия у тебя - инвалидная коляска. Партия - это мы, зелень, на ком Россия-матушка держится. Гришка! - хлопнул он по спине охранника, - забирай дипломат обратно! Не хотят брать - мне носить будут. Ха-ха.
  -- Сударыня, будьте любезны, принесите нам водки, - нежно взял за локоток Чистозвонов застывшую с разносом Катеньку.
  -- Какую желаете? - оживилась девушка.
  -- Самую дорогую, естественно, - игриво прищурился профессор. - И не забудь написать свой номер телефона.
   Леня заерзал, словно оплеванный, и засобирался. Засуетились, приглаживая залысины, другие гости. У Арбузова заела молния на куртке, и он, выпятив живот, начал делать знаки официантке, предлагая ей потрудиться.
   Чистозвонов вдруг заинтересовался рыжебородым мужчиной в горчичном пуховичке и с затянутым петлей на шее красным "спартаковским" шарфиком. (Рыжебородый только что вошел и тщетно пытался кого-то отыскать за столами.)
   - Господин Петухов! Милости просим!
   На столе "заземлился" запотевший от холода графинчик и подскочивший Петухов, облизнув красные спекшиеся губы, скинул с плеч замусоленный пуховик.
  Чистозвонов разлил прозрачную как слеза жидкость по рюмкам и, произнеся "будем здоровы", потянул к себе ближнюю.
  Петухов не заставил долго себя ждать и, тряхнув обвисшим рукавом свалявшегося пуловера, одним глотком опрокинул стопку.
   -- Я разговаривал насчет нашего проекта, - болезненно повернул полную шею Чистозвонов. - Будем запускать. От тебя потребуется разоблачительный материал по Куницыну. Копни его прошлое, когда он кавказцам помогал спаивать рабочих левой водкой и кабаки открывать возле общежитий. Расходы на судебные издержки мы компенсируем.
  -- А скоро проект запустится? - жадно поинтересовался Петухов. - А то я уже с работы уволился.
  -- На днях я буду встречаться с нужными людьми - обещали отдать одну газету. Коля, не смотри на меня так! Под тебя газету принимаю. Мне приходится продавливать буквально все мелочи.
  -- Тогда за успех нашего дела, - жадно потянулся Петухов к графину.
  -- Я только что общался с Колосковым, - продолжил Чистозвонов, - и понял, что он никакой. Он думает, если красиво говорить научился, то уже для мэрских полномочий созрел. Не так все просто, кроме него на город имеют виды люди из большого бизнеса. - Чистозвонов развернул салфетку и ловко нарисовал трех человечков. - У этих людей влияние на политсовет "Счастливой России" и выход на администрацию президента. - Профессор очертил два круга и соединил их стрелками с человечками. - Я уполномочен этими людьми вести здесь переговоры. - Чистозвонов нарисовал смешную рожицу и соединил ее с человечками. - Если пойдет все гладко, то в скором времени начнут реализовываться наши проекты по строительству двух гипермаркетов. - Художник набросал на салфетке два одинаковых домика и отвел от них стрелки к рожице. - Через два года я задавлю всю мелкую и среднюю торговлю. Она не выдержит конкуренции.
  Петухов некоторое время молчал, словно не мог пробудиться от гипнотического сна, потом, почесав затылок, начал робко возражать:
  -- Но у нас и так каждый третий стоит с лотком на базаре и не имеет постоянного места работы.
  -- Работа будет только для молодых и красивых, - сухо констатировал профессор, и, проводив теплым взглядом официантку, стал собирать со стола свои игрушки.
  Глава 7. ЗАСЕДАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
  Первый секретарь "Счастливой России" Семен Семенович Жеребцов нервно расхаживал у раскрытых настежь дверей актового зала - до начала конференции оставалось менее четверти часа, а делегаты все как один опаздывали.
  -- Семен Семенович, - вышла из кабинета напротив аппетитная дама лет тридцати с длинными, расчесанными на прямой пробор волосами, - факс срочный из Москвы пришел. Зачитать?
  -- Валяй.
   " В связи с заключением градоначальника под стражу, просим принять срочные меры по исключению его из партии. На должность Главы города рекомендуем утвердить предпринимателя Караваева "
  На лестнице зашумели голоса, крупным градом застучали по паркету коридора каблуки.
   Толпа взбудораженных разгоряченных мужчин ввалилась в зал, внося за собой резкий запах парфюмерии и остатки паров картофеля фри. Арбузов шел первым, как медведь на охотника.
  -- Семеныч, извиняйте за опоздание, - дохнул он ядреным чесноком и стиснул руку так, что у секретаря захрустели пальцы.
  Делегаты рассаживались под мелодии сотовых телефонов, лаконично отвечая на вызовы: "Остается в силе... мои проблемы... не вопрос..."
  -- Выключайте свои "балалайки", - скомандовал Жеребцов, насупив брови, и, посмотрев на стрелки часов с символикой ВДВ на циферблате, открыл собрание.
  Публика слушала вступительную речь с тупым безразличием, воровато отвлекаясь на гладкие, как батоны ветчины, колени сидящей в президиуме "Катерины".
  -- Теперь несколько слов о ценах на продовольствие, - налил в стакан воды секретарь и начал высматривать Караваева.
   Делегаты, уловив в лице шефа тревогу, стали смотреть по сторонам. Кто-то даже заглянул под кресла.
  -- А где же наш главный кормилец?
  -- Ехал с нами, - ответил за всех Кривошеев.
  -- За мной шел его "катафалк", - подтвердил Игнат.
  Зал заерзал.
  "Комбат- батяня, батяня- комбат...", - запел мобильник Жеребцова.
  -- Где-где? - переспросил растерянно "Семеныч" и сделал жест жилистым кулаком, требуя у коллег тишины.
  В зале стало так тихо, что все услышали, как на галерке сопит прикорнувший делегат из дальнего района под названием "Упокой".
   -- Караваев в больнице, - спокойно объявил секретарь, - у него инфаркт.
  -- Это у него второй инфаркт, - с намеком в голосе сообщил Арбузов.
  -- Третий, - радостно поправил его Колосков.
  -- Сколько раз говорил, что аккуратней с коньяком надо, - поднялся из-за стола Жеребцов. - Замену надо искать.
   Публика моментально раскрепостилась.
   --У нас еще один вопрос остался: о членстве в партии всем известного героя.
  -- Я за исключение, - поднял руку Леня.
  -- Я двумя руками "за", - поддержал его Куницын.
  Секретарь хотел было сосчитать голоса, но, увидев лес рук, махнул рукой:
   - Катерина, - пиши "единогласно".
  Делегаты, восприняв последнюю реплику как команду "отбой", начали шумно вставать с мест.
   Игнат подошел Мишане и, наклонившись, шепнул на ухо:
  -- Быстро градоначальника сдали.
  -- Туда ему и дорога.
   -- Ребята, не подбросите до дома? - обернулся Арбузов. - Я безлошадный. А у меня как раз разговор к вам серьезный есть.
  -- Серьезный разговор - приветствуется, - ответил Игнат.
   -- Нравится мне, как вы, мужики, дружно держитесь. Я ведь и сам из деревни. В свое время защитил диссертацию по животноводству. Теперь вот депутатствую.
  -- А что, на машину денег не наскреб? - шутливо спросил Мишаня.
  - Стоит у меня в гараже "Нива" и живу я с семьей в обычной "брежневке".
  -- А про коттедж, что на берегу озера, твои избиратели знают? - не унимался Мишаня.
  -- Какой там коттедж, - отмахнулся Арбузов, - дача двухэтажная. Да и за нее полностью не расплатился.
  -- Так может тебе денег в долг дать? - съязвил Игнат.
  -- Спасибо, Игнат, денег не надо, - обиженно надул щеки Арбузов. - Денег я тебе подскажу, как заработать.
  -- И как же?
  -- Ты ведь с губернатором из одной деревни, - загадочно продолжил Арбузов, оглядевшись на всякий случай по сторонам. - Так вот, поговори с ним, чтоб протолкнул меня на должность председателя. У меня есть своя небольшая группировка в Совете, но это только треть необходимых голосов. А если губернатор даст команду поддержать меня, то расклад может получиться в мою пользу.
   - А наш интерес какой? - сдвинул брови Игнат.
  -- Контракт на поставку молочных продуктов в детские сады и школы.
  -- А ты в курсе, что мы сами молоко у белорусов закупаем, - встрял Мишаня.
  -- Нормально, - спокойно отреагировал Арбузов. - Покажи мне того, кто нынче свое производит.
  -- Арбузов! - громыхнул строгий голос секретаря, - подойди, поговорить надо.
   -- Ну ладно, мужики, подумайте над моим предложением, - раскланялся Арбузов, сунув Игнату простенькую замусоленную визитку.
  -- Арбузов, - нахмурился Семен Семенович, - ты когда заявление в партию принесешь. Мне мои товарищи всю плешь проели этим вопросом. Пора кончать с коммунистическим прошлым.
  -- Не так все просто, - улыбнулся Арбузов. - Избиратели моего округа помнят меня как убежденного коммуниста.
  -- Ну и иди тогда под знаменами этой партии. Не хрен здесь полоскаться.
  -- Семен Семеныч, со мной в моем округе тягаться бесполезно. Я по нему все собачье дерьмо растаскал вот этими ботинками. Посодействуйте после выборов стать председателем Совета, а я уж в долгу не останусь.
  -- Ты уже шестой, кто обращался с такой просьбой .
  -- Дело ваше.
  -- Ну, ты и бестия, Арбузов, - махнул рукой председатель. - Я давно понял, что ты сильный полевой игрок, и ты мне в Совете позарез нужен будешь.
  
   Глава 8. Сильный полевой игрок.
  
  Над городом нависли морозные сумерки. Густой дым клубился из толстых ТЭЦ, уходя в синюю высь причудливыми облаками. У лотка с кукурузой курила в какой-то отрешенной задумчивости обвешенная мигающими гирляндами торговка.
  --Добрый вечер, хозяюшка, - подступил Арбузов.
  -- Добрый, - скривила рот торговка.
  -- Арбузов, депутат по этому округу.
  -- Могли б и не представляться. Мы все, кто здесь торгует, за вас голосовать будем.
  -- Спасибо, я вас, родные, в обиду не дам.
  Арбузов родился и вырос в деревне с задиристым названием Петухи. Природа наградила его богатырским здоровьем. Комсомол открыл прямую дорогу в институт, распахнул массивные двери горкома. И все бы и дальше шло как по маслу, если бы не случился августовский путч.
   Страну понесло, как необъезженную лошадь. На шумных собраниях трудовых коллективов переизбирали директоров и говорили о ненужности управленческого аппарата, рассчитывая, вероятно, на то, что пара уволенных бухгалтеров сделает всех существенно богаче.
  Свалившаяся, как пьяный мужик с печки, послепутчевая демократизация не вскружила Арбузову голову. Он, как и вся старая номенклатура, скептически относится к новой системе управления и не упускает случая опустить ее в глазах народа. Краснощекий, простой в общении, умеющий вовремя пошутить, он ежедневно, даже в самый зной, когда горожане прячутся от солнца в прохладной тени дачных садов, ходит по пахнущим затхлыми подвалами дворам в запыленных черных ботинках на литой резиновой подошве. Завидев старушек, засидевшихся у подъездов с помойными ведрами, он неизменно подходит к ним, здоровается, показывает членский билет, и начинает интересоваться здоровьем, пенсиями. Он останавливается у пивной, чтоб порассуждать с уволенными в запас военными о развале армии. По выходным он ходит в общественную баню, вступая в споры с заядлыми парильщиками.
  Заполучив заветный мандат депутата, Арбузов, в отличие от городских зазнаек, не покупает золотых часов, модных костюмов и башмаков на тонкой кожаной подошве: партийная школа научила его быть осторожным, не раздражать людей дорогими финтифлюшками. На рабочих заседаниях Совета он чаще других печется об улучшении быта горожан, лоббирует интересы жителей своего округа. Наблюдая, как ушлые дельцы "навариваются" на землях под точечную застройку, продают целые общежития, обрекая людей с временной пропиской на выселение, Арбузов старается взять под контроль и эту грязную кухню. С некоторых пор он ходит на работу, как заядлый рыбак на рыбную ловлю, просчитывая дорогой возможные варианты своих действий. Он может задержаться в самый важный момент в туалете, лишив Собрание необходимого кворума, воздержаться при голосовании или испортить бюллетень. Получалось, что именно его голос почти всегда оказывается решающим и стоит, соответственно, дороже других. Вскоре все, кому следует, усвоили: без договоренности с Арбузовым ничего не продвинешь.
   ***
   Желтое такси въехало, миновав КПП, в небольшой, похожий на зимнюю сказку поселок: двухэтажные дома из красного кирпича и гранита; широкие, дымящиеся теплом трубы под черепичными колпаками; глухой, простуженный лай цепных псов: "брух,брух".
  - Ну и домики, - восхищенно воскликнул таксист. - Живут же люди.
  - И какие люди, - пошутил толстенький пассажир в красном пуховике. - В этом домике живет прокурор. Рядом обживается начальник тюрьмы. А эта крепость принадлежит предпринимателю, который имеет казино и сеть игровых автоматов. А вот у того "теремка", что за каменным забором, вы меня высадите.
   Легкие, как пушинки, снежинки кружились, сверкая бриллиантовой огранкой, в серебряном свете прожекторов. На мягкой дорожке, ведущей к стальной калитке с окошечком-видеокамерой, были видны встречные следы, принадлежащие, судя по размеру обуви, очень крупному мужчине.
   Звонок, другой и калитка отворилась. Чистозвонов направился к железной двери, которую приоткрыла ему заспанная блондинка лет тридцати в халате на голое тело.
  - Добрый вечер, госпожа Раздеваева, - сахарно улыбнулся он. - Есть хорошие новости для хозяина.
   Чистозвонов уверенно, как у себя дома, прошел в просторную прихожую и уселся на кожаную скамейку:
  - Как он?
  - Как обычно, - недовольно отмахнулась блондинка.
  - Ты не психуй, - резанул профессор, стягивая кроссовки. - В модельный бизнес тебе уже не вернуться.
  За полированной красного дерева дверью с позолоченной ручкой, которая легко и бесшумно подалась, находилась комната, окутанная таинственным полумраком. На стене висели ружья, кинжалы, шкура медведя, скрывающая сейф, который в былые времена регулярно заполнялся в присутствии профессора наличностью, и чучело головы кабана. У камина сидел пожилой обрюзгший, заросший серой длиной, как колючки ежа, щетиной мужчина в тельняшке и спортивных штанах с лампасами. На столе загадочно светились в мягком огне зеленоватого светильника несколько бутылок виски.
  - В городе бардак, Караваев отравился собственным коньяком, губернатор в шоке, - заверещал профессор, бесцеремонно плюхнувшись в огромное плюшевое кресло. - Его вызвали на ковер в Москву. Сейчас рассматривается вопрос о вашем возвращении. Будет это сделано через назначение или выборы, станет ясно в ближайшие дни. Если будут выборы, я сделаю так, что депутаты простят вам все грехи и снова захотят работать под вами.
   - Они меня с говном смешали, - отрешенно ответил "матрос". - Особенно этот выскочка, Колосков.
  - На Колоскова, если дернется, выбросим компромат. Он причастен к скупке акций и банкротству завода ЖБИ.
  - В самом деле? - оживился "матрос".
  - Да, информацию подтвердили компетентные органы.
  - Кто про это напишет?
  - Петухов. Я выделил ему аванс из ваших средств.
  - Этот алкаш, столько грязи на меня вылил.
  - Не стоит такие мелочи принимать близко к сердцу. Теперь этот "говномет" на нас работать будет. Он хоть и пьянь, но сохраняет пока имидж неподкупного журналиста. И еще: прекратите хотя бы на время пить. Это я вам говорю как доктор.
  - Брошу, - виновато ответил "матрос" и бросил в стакан кусочек льда. - Что будет со Стасиком?
   - Принц вышел из игры надолго.
  - Гм, - нежно обхватил ладонью стакан "матрос". - Тревожные времена наступают...
  
  
   Глава 9. Маленький принц
  Молодой месяц рассеивал свой бледный свет над заснеженными полями, синими балками и темными оврагами. Черемуховым цветом опускался из звездной пустоты на крышу изолятора снег. В подступившей к его стенам ночи замерли последние звуки города.
  Принц стоял на коленках, приложив ухо к сырой шершавой стенке, и пытался расшифровать стук из соседней камеры. Занятие было бессмысленным: морзянке он не обучался. Однако продолжал вникать в непонятное "тук-тук". Ему стало казаться, что его о чем-то настойчиво предупреждают. "Может, меня собираются отравить?" - подумал он.
  В этот момент в дверном замке провернули ключ. Принесли ужин.
  -Я отказываюсь от пищи, - гордо заявил он...
  Прошло много времени (как показалось узнику) и он услышал приближающиеся шаги. Они показались ему настолько зловещими, что он на всякий случай встал. В душу его вползло противное ощущение слабости, и он почувствовал себя беспомощным мальчишкой, для которого резкий сильный удар по голове или туловищу может обернуться инвалидностью.
   Лязгнули запоры. В дверном проеме показался борцовского сложения мужчина в белом халате. На выпуклой груди его блестел холодной сталью "слуховой аппарат".
  -- Как себя чувствуете? - вежливо спросил "шкаф", приблизившись вплотную.
  Арестант, прежде чем ответить, робко посмотрел в тяжелый подбородок незнакомца, потом перевел взгляд на его волосатые лапы. "Доктор ли он?" - закралось подозрение.
  -- От чего вы лечите? - обреченно спросил Принц.
  -- От всего, - с ледяным равнодушием ответил "шкаф" и глубоко заглянул в самые зрачки, словно пытаясь увидеть через них интересующие его органы. Потом, добавив взгляду строгости, стал вертеть грубыми с рублеными ногтями пальцами висящий на толстой шее никелированный инструмент. - Ну-с, давайте я вас послушаю. - Боксерская физиономия доктора приняла выражение суровой озабоченности.
  Градоначальник посмотрел на "слуховой аппарат", как на лезвие острого ножа. По телу пробежал озноб.
  -- Спасибо, не надо, - отступил он.
  -- Вы не пугайтесь, - расплылся в фальшивой улыбке врач, как торговец с Черкизовского рынка.
  -- А, я не боюсь, - нахохлился Принц. - С чего вы взяли, что я нуждаюсь в медицинской помощи?
  -- Опыт, милейший, опыт. - По вашему лицу видно, что вы частенько просыпаетесь по ночам. Кроме того, у нас прохладно. Геморрой может обостриться или радикулит. Впрочем, посидите еще несколько недель, почувствуете.
  -- Я не собираюсь у вас долго сидеть, - вспылил арестант.
  -- Все так говорят, - насмешливо надул губы доктор, словно имел дело с ребенком. - Я много героев здесь наблюдал. Поначалу зарядку делают, на кулаках отжимаются. А когда поносом кровавым начнут исходить, тогда доктора просят. Никому еще эти стены здоровья не прибавили. Поверьте моему слову, ни-ко-му. Впрочем, если ничего не беспокоит, то я вас тоже беспокоить не буду.
   Доктор театрально развел руками и направился к выходу.
  Дверь притворилась, и прогремели запоры.
  Принц стоял неподвижно до тех пор, пока не стихли шаги. Потом начал ходить взад-вперед, пытаясь осмыслить намеки врача. От них веяло жутью забытых времен, когда на политзаключенных испытывали разные психотропные средства. Вспомнилась прочитанная в книге история из советских времен, когда строптивому диссиденту ввели в позвоночник пункцию, взятую из раковой опухоли. Сначала тому парализовало одну ногу, потом другую. Через полгода паралич поразил перистальтику, и больной не мог самостоятельно оправляться. Санитары-садисты отказывались делать ему клизму, и он, отравленный продуктами жизнедеятельности собственного организма, умер мучительной смертью. "Нет. Этого не будет. Они не посмеют меня убить. Народ не допустит"
   Глава 10. Возвращение.
   Черный, как жук-плавунец, джип рассекал холодное снежное безмолвие, отражая тонированными стеклами лунные блики. У черно-синего горизонта мерцали желтые огоньки крохотного населенного пункта. Машина довольно быстро двигалась в направлении этого единственного обитаемого островка в вымершем пространстве. Когда расстояние сократилось до одной версты, огни электрических фонарей обозначили контуры большой усадьбы. Игнат переключил скорость и через несколько минут почти бесшумно подъехал к автоматическим воротам. Кавказец, учуяв за забором хозяина, хрипло загавкал, хлопая себя по бокам тяжелым хвостом. Игнат въехал во двор. На крыльцо выскочила супруга в домашних тапках на босу ногу.
  - Игнат, позвонить не мог, что задерживаешься! - запричитала она. - Собака целый день выла. И я места себе не нахожу.
  - Иди в избу, простынешь, - по-отечески проворчал Игнат.
   В доме было сильно натоплено и пахло щами. Игнат разулся и прошел в кухню. На обеденном столе был накрыт ужин. От жары проснулась от спячки муха и ползала по белой занавеске, как по савану.
  - Суп второй раз уже грею. Проголодался небось?
  - Есть немного.
  - А я проснулась, Игнатушка, в левом ухе звенит - к плохим новостям. Зашла в курятник за яйцами, гляжу: петух головой трясет - опять к беде. Думаю, с тобой чего стряслось. Как там в городе?
  - Город стоит, что ему станет.
  - А Матрена говорит, что люди мерзнут в домах. Воды нет. Канализация не работает.
  - Насчет канализации выдумки, дерьмом пока не воняет, - ответил Игнат, осушив стопку водки. - А вот воду пьют привозную.
   -- А люди, чем заняты?
   -- Катаются с одной улицы на другую. Работа у них такая.
  -- Что это за работа, с улицы на улицу кататься?
  -- Точки свои объезжают.
  -- Матрена говорит, молодые нигде не работают, ходят туда-сюда в дырявых штанах с мешками за плечами.
  -- Дырявые штаны и мешки за плечами - это теперь мода такая.
  - -К чему такая мода? Придумают же.
  - Придумали правильно. Есть в этом смысл определенный. Раньше на Руси с мешками за плечами нищие ходили. Вот и этих нищета ожидает. Руками работать не хотят. Если так дело и дальше пойдет - воровать и грабить будут по ночам.
  - Ой, Игнатушка, мне аж страшно стало за наше будущее. Они ведь и до деревни доберутся. А ты дорогу собрался асфальтировать.
  - С асфальтом повременим. Это я по просьбе губернатора собирался дорогу делать. Скучает он по деревне, переживает за родную землю. Жаль, что власти у него маловато.
  - Как маловато, если он один в губернии хозяин.
  - Хозяин то один, но есть еще и партия, с которой считаться надо. Ее никак не обойдешь нынче. А там такой народец подобрался - палец в рот не клади.
  - Да вы вроде как свои там были. Сам же говорил.
  - Своих и сейчас хватает, но толку от этого никакого. Каждый под себя грести начал. Живут одним днем.
  Задребезжал старенький телефонный аппарат. Игнат проворно снял трубку:
  - Легки на помине будете... Какое там спать, добрался только.
  - А я последнее время без лекарства заснуть не могу. Неспокойно как-то на душе. Словно перед затмением или какой катастрофой... Что нового ?
  -- Стасика исключили. Караваев в больницу слег.
  - Пить надо меньше, - наставительно сказал губернатор. - Годы-то не молодые.
  -- Подходил ко мне Арбузов. Просит вашей поддержки.
  - Арбузов? - удивился губернатор. - Созрел, значит, для подвигов. Матерый волчище. Такой и от моего места не откажется. Не нравится он мне.
  - Я так ему передам.
  - Не надо пока ничего передавать. Партия дает любому, даже самому никчемному человеку, будучи ничем, стать многим и очень многим, - с горечью в голосе высказался губернатор. - Кажется, Ильин предупреждал об этом. Читал?
  - Читал, - соврал Игнат.
  - Что за доля у русского человека, - продолжил рассуждать губернатор, - историю глубже копнешь - волосы дыбом: массовые расстрелы да лагеря. А когда народу после стольких лет репрессий и гонений реальную свободу предложили, он от нее отказался. Да. Не зря, видимо, говорят, что умом Россию не понять. Спокойной ночи, Игнат.
  - И вам спокойной ночи.
   ***
  Арбузов ввалился в прихожую и, кряхтя, завозился с ботинками. На шум вышла жена и, молча, помогла распутать шнурки.
  - Достань из холодильника бутылочку, сальце порежь, - попросил он.
  - Ты опять утер им нос, - радостно воскликнула она и обняла его за шею.
  - Есть небольшой повод.
  - Может, машину купим? - не вытерпела она.
  - В моем положении правильнее будет ходить пешком. А вот детям нужно помочь дачу отделать, - устало пояснил он и направился в свой "кабинет", оставляя на зеркальном полу мутные отпечатки, напоминающие медвежий след.
   Жена вошла на цыпочках, как журавлик, и, поставив на стол разнос с ужином, сразу вышла.
   Арбузов налил до краев хрустальную рюмку и опрокинул одним глотком. Ощутив теплый, как ласковая морская волна, прилив энергии, он включил комп и начал тыкать пальцем по клавиатуре.
  Было за полночь, когда Арбузов улегся на широкую кровать, забыв снять носки. Засыпая, он так мощно освободился от газов, что в соседней комнате проснулась жена.
  "Какая же в нем огромная сила", - улыбнулась она бесцветными губами.
  Арбузов свистел во сне носом, дышал, словно надувал ртом резиновую лодку, прерывисто всхрапывал. Ему виделась белая двухэтажная дача на живописном берегу небольшого озера, огород с зелеными грядками и теплицами, в которых гроздями висели крупные, как бананы, огурцы. Сам он в льняной рубахе навыпуск разбрасывал лопатой навоз.
  Утром Арбузов, освежился холодной водой, побрился, сбрызнул лицо одеколоном, и, опрокинув рюмашку, перекусил яичницей с колбасой.
  Налив крепкого чаю, он подошел к окну и стал наблюдать за тем, как выгружают контейнеры в мусоросборник. Он старался покидать квартиру одновременно с завершением работы коммунальщиков.
   ***
  ...Караваев открыл глаза и увидел светильник с одной моргающей люминесцентной лампой. Светильник вдруг поплыл назад. И тут же появился другой. Белый свет стал слепить его, превращаясь в яркое пятно, и, едва он осознал, что его везут по коридору в горизонтальном положении, погас.
  Он оказался среди бегущих по желтому от одуванчиков косогору детей. Сухая зеленая трава колола ноги. Гудели слепни. Мальчишки остановились у заброшенной красного кирпича церкви, уходящей блестящим на солнце куполом в ослепительную голубизну неба. Вход в храм был засыпан колхозным зерном. Рядом, из проросшей свежими колосками лужайки, торчали кресты и свернутые могильные плиты. Детвора стала изучать на потемневших надгробиях стершиеся оттиски. Кто-то стал вслух отнимать от даты смерти дату рождения. Получалось много: пятьдесят шесть, сорок пять, тридцать четыре...
  Картинки детства проскочили, как короткометражный фильм, и он увидел себя в лесу целящимся из ружья в кабана. Сухой выстрел - и завизжала собака. Она вертелась на снегу, окрашивая его алой кровью. Караваев вдруг понял, что это не сон и вспомнил, как два дня назад пристрелил ненароком любимого пса...
  
  
  
  
   Глава 11.ПРЕДСЕДАТЕЛь.
   Петр Иванович Куницын, как и его коллега Арбузов, махнул во власть из комсомола и уже не уходил из нее, обрастая политическим "жирком" и извлекая по мере возможности из своего положения материальную выгоду. В местное самоуправление он метнулся после каких-то осложнений на службе и, заручившись поддержкой ветеранов района и коммунистов, попал туда с первого захода.
   Кресло председателя он тоже заполучил без особого труда, подстраховавшись на всякий случай раздачей конвертиков нуждающимся депутатам. Новое положение позволило ему укрепить свое влияние в кругу местечковых бизнесменов, начинающих активно осваивать организацию оптовых рынков и долевое строительство. Предпринял он и попытку поставить под контроль главного конкурента - обнаглевшую администрацию. Но из этого ничего не вышло. Не хватило сторонников. Больше всего ему нагадил Арбузов, который, сколотив небольшую "фракцию", наловчился "доить" мэра города, позволяя ему свободно распродавать городские земли и муниципальное имущество. Но это были еще цветочки. Ягодки пошли тогда, когда в Совет со следующим призывом просочилось около десятка депутатов, поддержанных региональным отделением партии "Счастливая Россия". Задетое самолюбие Петра Ивановича и беспокойные мысли о том, что его, сильную в прошлом фигуру, выходившую на выборы с сокрушительным для оппонентов лозунгом "Свиньи грязи не боятся", сходу бесцеремонно списали, отразились на здоровье: у Куницына обострился геморрой.
   В один из морозных мартовских вечеров Петр Иванович, находясь в приятном одиночестве в трехкомнатной квартире, в которую он вселился с женой полгода назад, обдумывал тактику "партизанской войны", намереваясь пойти на переговоры с беспринципным Арбузовым. Он прохаживался по теплой просторной кухне в кальсонах, с удовольствием напевая: "Любо, братцы, любо. Любо, братцы, жить..."
  - Анжела, где обещанные поцелуи? - отчетливо зазвучал скверный мужской голос из вентиляционного отверстия. - Где ласковые слова, которые ты мне обещала говорить перед сном...А?!.. Молчишь, сучка...
  Хлопнула дверь. Голос удалился.
  - Хочешь из меня идиота вылепить?! Я тебе звонил, у тебя был отключен телефон!..
  - У нас вообще ничего не было, - пробился жалостливый девичий голосок. - Я просто реально в шоке. Успокойся, пожалуйста. Я тебя прошу, Рома! Не ведись на всю эту хрень...
  Снова грохнула дверь.
  - Не нравится мой подарок?! - взорвался мужчина. - Я его выкину в окно...
  - Не надо!..
   Что-то треснуло.
  - Ай...
  - Что ты, блин, сейчас мне сказала?!
  -Ужасно...
  Петр Иванович, отчетливо различив всхлипы, достал из холодильника бутылочку "беленькой". Прикинув на глаз, сколько из нее убыло за вечер, он на секунду задумался. Потом вытащил из навесного шкафчика пузатенькую рюмку и наполнил ее до краев. Перекрестившись, он залпом выпил и, крякнув, занюхал кусочком хлеба.
  "Хороша, зараза", - отметил Куницын и, возвращая водку на прежнее место, прихватил из миски котлету.
   "Может набрать Арбузова, - задумался Петр Иванович и глянул на часы. - Да нет, поздновато уже".
  Он прошел в спальню.
  "Завтра возьму за рога Арбузова", - решил Куницын и полез под одеяло.
  И тут за стенкой началось что-то похожее на извержение вулкана - молодой предприниматель, приезжающий в квартиру отдохнуть от семьи, обожал смотреть по ночам американские фильмы ужасов. Все спецэффекты воспроизводила мощная аппаратура.
  Петр Иванович, матюгнувшись, вновь вернулся на кухню и сунулся холодильник. Теплые пальцы выдернули из холодного плена поллитровку. Вдогонку на столе появились котлеты, склянка с маринованными огурчиками и домашняя кабачковая икра.
  Осушив стопку, Куницын вцепился зубами в холодное перченое мясо.
  "Нужно скорее дом достраивать, - разозлился Петр Иванович. - Иначе из-за этих соседей заработаешь инфаркт или сопьешься раньше времени".
   ***
  Рано утром Куницын подскочил от дребезга звонка. Усмирив будильник хлопком ладони, он снова закрыл глаза. За окном галдели вороны. Где-то рядом у соседей монотонно стучала кровать.
  - А-а- а.
  - Ты кончила? - недоверчиво поинтересовался мужской голос. - Только не ври мне, сучка.
  - Рома, не оскорбляй меня, - взмолился голосок. - Мне хорошо с тобой. Мне реально так хорошо ни с кем не было.
  - Не ври мне, шлюха!
   Куницын, поворчав, вышел.
   Похлопотав у плиты, он развел кипятком большую порцию кофе и набрал на мобильнике номер своего проверенного человека.
  - Иван Яковлевич, рад тебя слышать, дорогой! - бодро произнес Куницын. - Я, собственно, вот по какому вопросу тебя беспокою: выступить на общественных слушаньях не желаешь?
  - С удовольствием, Петр Иваныч.
   Глава 12. ГРОМ И МОЛНИИ.
   Генерал Иван Яковлевич Дубов появился в городе в самом начале 90-х и тут же "засветился" на перепродаже состава с сахаром. Говорили, что он крутанул деньги, выделенные под строительство жилья для выведенной из ближнего зарубежья части. Потом ему приписали сделку с самолетами и много всякой мелочевки, включая американские сигареты и противогазы. По натуре Иван Яковлевич был человек горячий. Иногда в запале грозился снять мундир и показать ранения. К счастью до этого никогда дело не доходило. Публике для признания в нем героя достаточно было шрама на лысине. Мало кто знал, что пометила его пепельницей темпераментная дама-компаньон.
   Генерал Дубов нетерпеливо прохаживался у главного входа в здание администрации. На пятки ему наступал одутловатый старик, облаченный в потертый кожаный плащ, какие когда-то давно выдавали офицерам ВВС. Одутловатый периодически пристраивался к курильщикам, заостряя слух на разговоры. Дубов доставал из кармана строгого драпового пальто скомканный носовой платок и вытирал им крепкую, словно отлитую из бронзы лысину.
  В холле городской администрации в это время затеяла спор у самой проходной группа пенсионеров, страстно желающих принять участие в публичной дискуссии. Милиционеры хмуро смотрели на них и не пускали. Рассерженные старики гудели, как улей.
  -- Идет борьба за то, чтоб городу оставили право выбирать мэра? - интересовалась одна пожилая интеллигентная дама.
  -- Или депутаты или народ? - уточняла другая дама.
   -- Не случится ли так, что депутатам подбросят за голосование денег? - усомнился кто-то.
  -- Это есть и будет, - твердо ответила интеллигентная дама.
  -- Пришли по такой грязи! Зачем приглашали?!
  -- Что вы говорите! Колосков, наш депутат - молодой?! - возмутилась шустрая, упитанная бабка.
  -- Да, он еще совсем молодой, 28 лет ему.
  -- Ну и что? - разозлилась бабка.
  -- Ну и что. Вот такие Колосковы довели город, - буркнула невзрачная старушка.
  -- Ну давай Бухалова, - огрызнулась упитанная.
  -- Не надо мне Бухалова, - обиделась старушка.
  -- Колосков и все, - категорично заявила бабка. - Чтоб народ выбирал. Лично я хочу Колоскова.
  -- Да причем тут Колосков! Он ничего не понимает, ничего не знает - ваш Колосков, - с горьким отчаянием в голосе вмешалась женщина.
  -- Не говорите ерунду: ничего не знает, - разозлилась активная бабка и, заметно умерив пыл, продолжила: - А Медведев что? Где он теперь?
  -- Оказался неугоден, - вмешался невысокий старичок.
  -- Вы ничего не знаете...
  -- Щас об этом речь не идет, - ворчал дед. - Посадили ни за что, он не виноват.
  -- Посадили ни за что - правильно. Там много чего знают, их тоже не проведешь...
  -- Да причем тут это...
  -- Пишите за Колоскова и больше ничего, - требовала активистка, - и я пошла домой.
  -- Да причем тут это....
  -- Он в нашем доме жил, - не унималась бабка. - Рядом во дворе рос. И мы его знаем, умного хорошего человека. Надо, чтоб народ выбирал... Нужно обязательно Колоскова.
  -- А им оказался неугоден. Все, - талдычил дед.
  -- Вас Колосков пригласил? - поинтересовалась интеллигентная дама у шустрой бабки.
  -- Да, мне позвонили...
  -- Неправда.
  -- Колосков. Вот у меня приглашение.
  -- Но вас же не Колосков пригласил, - настаивала дама.
  -- Он.
  - А что он вас не провел?
  -- Так откуда знать, тут он или не тут, - растерялась бабка.
  Появился Арбузов, ответственный за мероприятие, и, оценив ситуацию, удалился.
   Вскоре народу разрешили пройти.
   У раскрытых дверей в переполненный актовый зал образовалась пробка, которая никак не могла рассосаться. А из микрофона уже доносилась чья-то речь:
  -- Я коренная жительница, и мне не безразлично, что творится в городе. Благополучие нашего города во многом зависит от хозяина. У хорошего хозяина, мы все знаем, в доме тепло и сытно. Вот так должно быть и у нас. Но пока этого нет. Детские сады распроданы, молодые матери годами стоят на очереди, чтоб получить место для своего ребенка. Поэтому они не работают и не могут поправить свой семейный бюджет. Вырубаются деревья и скверы. Продается земля. В центре города втискиваются элитные дома, где раньше были скверы и детские площадки (аплодисменты). Эта администрация плюнула нам в душу.
  -- Конкретней! - недовольно выкрикнул какой-то мужчина.
  -- Сейчас, у меня десять минут, я уложусь.
   За 20 лет перестройки не построено ни одного здания соцкультбыта.
  -- Ай-яй-яй, - издевательски прозвучал мужской голос.
  -- Почему все продается? Все мы знаем, что такое всенародные выборы. Голосуй не голосуй, а пройдет тот, кому нужно (аплодисменты).
  -- То, что у нас сейчас творится в городе, - раздался мужской голос, - в любых отношениях, показывает: несмотря на то, что когда-то мы избирали всенародно нашего мэра, порядка мы от этого не добились. Что ни возьми.
   Я попал в больницу. В городскую клиническую больницу. Это ужас. После операции мы лежали в палате шесть человек, которые двигаться не могут. Умывальник разбит. В одной палате есть холодильник, в другой нет. Стены плесенью покрыты, обои лоскутами висят. А вот кабинет зав отделением! Ну и целый ряд вопросов... Все делают так, что мотают нервы. Поэтому я предлагаю на конкурсной основе назначать главу города. Назначать, спрашивать, отзывать (аплодисменты).
  -- Председатель комитета безопасности ветеранов войны и военной службы, - грозно громыхнул в микрофон следующий оратор. - Не Совета, а комитета. Здесь присутствует у нас. Кто сюда входит. Власов. Воевал в трех войнах. Вот он здесь. Командовал полковой разведкой. Если бы сейчас в разведке служили такие герои - Березовский бы сидел (аплодисменты). Вот большая делегация военно-воздушных сил Советского Союза. И я от их имени хочу выступить. В чем смысл моего выступления. Значит... Ну, как обычно, где-то на третьей-четвертой минуте мне пытаются заткнуть рот или отключить микрофон. Это вы видели, как это было, когда я вручал обращение ветеранов чиновнику. Я прошу опубликовать его ответ! Ни одна газета не хочет опубликовать. Я прошу обратить на это присутствующие здесь редакции. Я вам могу дать это обращение. Ответ бюрократа ветеранам!
   Я бы хотел еще сказать, что к великому нашему сожалению, приходилось выступать в присутствии нашего губернатора. Я спросил его: "Никита Сергеич, вы каждый день ездите на работу по этим дорогам? Народ видит - вы поехали. Но дороги-то непроходимые! Значит, что? - Они вам нравятся. Че вы не принимаете меры?" Это я сказал в присутствии опять ветеранов, которые здесь сидят...
  Следующий вопрос. Значит. Я бы хотел в данной ситуации. Вы посмотрите, что у нас творится с памятниками нашими. Кто-нибудь смотрит за ними? Только лишь один Петр Иванович Куницын. Кстати, мы с ним и по другим вопросам встречаемся. Монумент сделали на свои деньги. Кто этим должен заниматься?
  -- Иван Яковлевич, ближе к проблемам Устава, - раздался чей-то возглас.
   -- А теперь я хочу по Уставу сказать. Устав не выполняется или выполняется плохо, хотя мы за него голосовали и слушали его тогда. Следовательно: его надо поменять.
  -- Иван Яковлевич, время!
  -- Понял.
   -- Горемыкина, председатель общества одиноких матерей, - пронзительно засвистел микрофон. - Для меня не принципиально, всенародные выборы или от Совета депутатов. Но для меня принципиально то, как заставить, чтоб отвечал за свои действия всенародно избранного. Мы все видим, как закрываются детские сады. Вы не представляете, как работают в наших детских садах. Ничего у нас нет. Детям нечего есть. Раньше сок давали. А сейчас воду даем сомнительного качества. А собак сколько? Стоят школы, ограждения нет, собаки бегают, детей кусают. Построили пивнушку по дороге в школу. Я, взрослая женщина, боюсь пройти. Денег у нас ни на что нет. За каждую ручку от чашки спрашивают. Мы в ответе за наших детей. Я сколько раз поднимала вопрос. Да кому это надо?! Да никому не надо! Нормальный человек может усмотреть за 30 детьми? Покормить, штаны подтянуть, попу вытереть. В застойное время все иначе было, ответственность была, порядок был. Дети - это наше будущее. Мы в ответе за них (аплодисменты). Проголосовать из числа депутатов!
  -- Дорогие, милые, много мы говорили, много обсуждали, - тепло обратилась следующая ораторша, судя по голосу довольно немолодая. - Такой вопрос важный - внести изменения в Устав города. Надо не назначать, надо избирать руководителя города, чтобы можно было его потом выгнать в шею. Не умеешь работать - уходи! Можно на другую работу по блату устроиться. Это одно. Вы знаете, вот я не могу вам не прочитать слова нашего поэта: " Любите Россию, без нее нам не жить!"...
  
   Глава 13. Падение.
  
  Весеннее солнце скользило по скатным крышам домов, уничтожая остатки снега. Состоятельные горожане с рыхлыми, опухшими лицами шли короткими цепями по центральным улицам, опустошая по пути съестные запасы кафе и пиццерий. Степенные отцы-кормильцы закупали жирные и жареные блюда, сметали пирожки, подчеркивая свою значимость в глазах молоденьких раздатчиц лишними вопросами и придирками. "Что вы нам предложите?" - сурово спрашивали некоторые, как будто не было меню. Другие для пущей важности называли вслух имя-отчество хозяина заведения. Или нарочито громко вспоминали точную сумму взятки, которую тому пришлось в свое время отдать за это место. Модные мамаши с томно-брезгливыми, подпеченными ламповым загаром лицами, громко переспрашивали по нескольку раз носящихся сломя голову детишек: что они еще хотят попробовать из сладкого?
  В среднем за один присест съедалась половина месячной продуктовой корзины пенсионера в денежном эквиваленте. Очереди выстраивались длинным хвостом на улицы, как некогда за вином и водкой.
  
  В то же время в учреждении под названием "Регистрационная палата" в фойе томились посетители разных возрастов и разного достатка. От сгорбленных стариков с землистыми лицами до ярких ухоженных дам и полных господ в сопровождении модно одетых парней, судя по кожаным портфелям - риэлторов. Расставленные вдоль стены стулья, диванчики - все было занято клиентами. Под ногами путалось несколько детей, иногда падая и ударяясь головой об пол. Мамы поднимали их на ноги и снова давали полную свободу, продолжая делиться между собой опытом "что кушаем, как спим". Новенькие, шокированные столпотворением, выскакивали прочь. Некоторые, прежде чем покинуть заведение, наводили справки, быстро ли движется очередь, давно ли занимали ее. Народ, что с виду попроще, охотно отвечал, разъясняя, что прием идет в порядке живой очереди, которую некоторые присутствующие занимали аж с вечера прошлого дня.
  -- Так что, всю ночь так и стояли? - удивился кто-то из недавно прибывших.
  -- Мы в машине ночевали. Каждые три часа перекличка, - пояснила пожилая женщина, прихватившая с собой вязание.
   -- До обеда вряд ли пройдем, - высказала сомнение ее соседка.
   -- Пройдем ли вообще! - скептически добавила полная дама с глянцевым журналом. - Вчера до обеда прошло десять человек, после обеда - пять.
  -- Мы тоже вчера не успели, - вступила в разговор девушка, придерживая разыгравшегося малыша. - В четыре часа зашло сразу семь человек, у них какая-то сложная сделка была - так и пробыли до конца рабочего дня.
  Загорелось табло зала регистрации, и туда устремилась небольшая разношерстная толпа, ведомая молодым лысым мужчиной с портфелем.
  -- Мужчина, вы куда без очереди?! - окликнули парня, пристроившегося в хвост.
  -- Мне только спросить.
  -- Нам всем только спросить, - резанула воздух какая-то очередница. - Тут одна зашла спросить и до сих пор не вышла.
  -- А я все равно зайду.
  -- А я вас не пущу.
  Табло неожиданно дало "зеленый свет"
  -- Какой номер по очереди сейчас проходит? - раздался голос из толпы.
  -- Шестнадцатый.
  -- Шестнадцатый побежал ксерокопию паспорта снимать, - ответил кто-то.
  -- Тогда семнадцатый
  -- Семнадцатого тоже нет.
  -- Так кто сейчас заходит?
  Со всех сторон к двери устремились люди.
  Посыпались реплики: "А вы куда лезете? Вы позже меня пришли!", "Не знаю, я вас не видела", " За кем вы?", "Я за девушкой в белой шапочке", " За девушкой мужчина занимал, а я за ним была".
  -- Я сейчас иду, - поднял руку парень.
  -- Какой ваш номер? - осадила его базарным голосом сердитая дама.
  -- Двадцать первый.
  -- Вам еще рано.
  -- А если нет никого? - встал в позу парень.
  -- Как это нет! - еще разозлилась дама. - У меня - девятнадцатый! Несите сюда список!
  Подошла дама со списком. Ее окружили со всех сторон.
  Тут подскочил молодой человек и выпалил:
  -- Восемнадцатый, не поздно еще?
  -- А где вы болтаетесь, восемнадцатый! Сейчас пойдете. Фамилию назовите только свою.
  -- Ой, извините, опоздала, - оттеснила парня запыхавшаяся клиентка.
  -- А какой у вас номер?
  -- Пятнадцатый.
  -- Пятнадцатым у меня мужчина записан.
  -- Пятнадцатый номер у меня, - возмутилась женщина средних лет. - Я вчера еще вечером записалась.
  -- Того списка уже нет. В пять утра перекличка была, кого не было - вычеркнули.
  -- Как это вычеркнули, - опешила женщина. - Договаривались же, что никаких перекличек не будет.
  -- Не знаю, поговорите, может, вас пустят.
  -- Я не пущу, - сразу предупредила женщина с вязанием.
  В это время открылась дверь регистрационного зала, и появился седой охранник в черной спецодежде с желтыми нашивками, обутый в белые кроссовки:
  -- Нельзя ли потише! Вы мешаете работать!
  К даме со списком подошла низенькая женщина и потребовала:
  -- А можно посмотреть список?
  -- С чего это я вам должна показывать, - недобро ответила та и на всякий случай свернула лист вчетверо.
  -- А я хочу посмотреть.
  -- Не дам! Один уже порвали.
  Женщина попыталась выхватить бумагу.
  -- Вы посмотрите, что она делает, сумасшедшая!
  -- Сама ты сумасшедшая!
  -- Чего вы скандал устраиваете, - вмешались со стороны.
  -- Хочу проверить, есть ли там моя фамилия.
  -- Хорошо, я посмотрю, - согласилась дама со списком. - Фамилия какая ваша?
  -- Хренова! - огрызнулась просительница.
  Народ засмеялся.
  -- Я же говорю, что она дура! - спрятала список дама.
  -- Что вы меня оскорбляете? - обиделась низенькая.
  -- Я вас попросила фамилию назвать! А вы что мне ответили?
  -- А я вам сказала, Хренова!
  -- И не стыдно?
  -- Нет.
  Женщины молча буровили друг друга взглядами.
  -- Номер у вас какой? - не выдержала дама со списком.
  -- Сорок третий, - спокойно ответила низенькая.
  Смотрительница за очередью достала очки, развернула исписанный корявым почерком листик и стала изучать его.
  -- Ой, и правда что Хренова.
   Очередь захохотала.
  В это время снова открылась дверь и две девушки с бронзовым загаром начали протискиваться в сторону крыльца.
  -- Куда это они? - робко спросил кто-то.
  -- У них технический перерыв 15 минут, - ответили всем. - Теперь до обеда точно не успеем.
  Из глубины коридора донесся стук каблуков. Клиенты уступали дорогу еще одной группе легко одетых сексапильных сотрудниц. Из главной двери вышла грудастая блондинка с обожженным в солярии ухом. Следом высунулся, как лазутчик, мужчина лет сорока в полосатом костюме.
  -- Вот работенка, каждый час перекур.
  -- Тихо, вы, - зашипела очередь. - Могут вообще прекратить прием.
  -- У меня мать после операции, - поделилась женщина в очках с печатью сильной усталости на лице. - Привезли с мужем ее сюда и не знаем, что теперь делать.
  -- Если вы на машине, то попробуйте доехать до филиала, там поменьше народу бывает, - подсказала девушка.
  -- Какое поменьше! - воскликнул мужчина. - Только что оттуда приехал. Там чуть до драки дело не дошло, милицию вызывали.
  -- Вот наказание с этой палатой. Как же теперь быть? - горько вздохнула измученная несчастьем посетительница.
  -- А вы талончик попробуйте взять, - сочувственно подсказала женщина с вязаньем. - Через месяц, может, попадете.
  -- За талонами тоже по записи, - возразила ей дама с глянцевым журналом. - А на прием попадешь, еще не факт, что талон дадут - обязательно какой-нибудь бумажки не хватит.
  -- Кто крайний за талоном? - решилась занять очередь новенькая.
  -- Вон женщина в черном пальто у стола сидит! - откликнулось сразу несколько человек. - У нее список.
  -- А что ж она молчит? - удивилась дама в очках и начала пробираться к столу.
  -- Извините, список у вас?
  -- У меня, но записываться нет смысла, - недовольно ответила строгая дама, которой был доверено регулировать очередь за талонами.
  -- Почему?
  -- Потому что не успеете пройти! Пятнадцать человек прошло с утра, а записалось пятьдесят шесть.
  -- Что за дикость с этими списками, - снова начала возмущаться дама в очках. - Откуда столько пренебрежения к людям.
   -- Это не пренебрежение, а самое настоящее издевательство, - поддержал ее старичок. - Сталин стране нужен.
  -- Никакой Сталин вам не поможет, - отрешенно махнула рукой дама в очках. - Уезжать нужно отсюда, если есть возможность. Или ждать чуда. Сядут они когда-нибудь в один самолет и упадут...
  
  
  
   ***
  Утром город накрыл туман. Губернатор Никита Сергеевич, просматривая из губернаторского кабинета окрестности, не смог обнаружить куполов Собора. А туман все сгущался и расползался, обретая форму креста. Никита Сергеевич вдруг почувствовал слабость. И тотчас, без четверти двенадцать, зазвенел телефон.
  - Да, - сказал он и схватился за сердце. - Где он упал?.. Все погибли...За что мне такое наказание...
   Глава 14. БЕЛЫЕ НОЧИ.
  Жара, свалившаяся на город, словно наказание за грехи, выгоняла людей из прогревшихся, как печи, домов на улицы. Днем трава сворачивалась и чернела от палящего солнца, как от адского огня. Асфальт проваливался, курясь сизой дымкой. Возле урн, доверху забитых обертками из-под мороженого и одноразовой посудой, отсыпались грязные бездомные псы.
  Во дворах от неубранных помоек несло трупным запахом. Жирные мухи нагло лезли в открытые окна осиротевших квартир.
   Валерьян Петрович ночи напролет вертелся в липкой постели, выкуривая сигарету за сигаретой. И только с рассветом измученное сознание получало кратковременный отдых, неизменно прерываемый ужасными голосами, которые поначалу можно было принять за продолжение сна. Ветров еще спал, с отвращением минуя затопленные грязной жижей лабиринты и подвалы, но уже осознавал, что мерзкие хриплые голоса - это реальность. Они принадлежат спившимся соседям, которые приспособились встречать рассвет под открытым небом на лавках. Яркие разноцветные лавки вкопали в землю по настоянию нового депутата. Рядом установили красные качели. Но свежевыкрашенная труба в какое-то время обломилась, обнажив ржавый излом, и качели перенесли в подъезд под присмотр соседки Марьи Ивановны.
  Иногда Валерьян Петрович, измучившись от голосов, червем терзающим беззащитные мозги, закрывал форточку. Но тогда одолевала духота. Несколько раз появлялась надежда, что на балкон выйдет Марья Ивановна и заорет: "Заткнитесь!!!" Но это был самообман. Марья Ивановна, поучающая всех, глотает с вечера снотворное и спит без задних ног. И другие соседи к бомжам не выйдут. Много-много лет назад люди в таких случаях вызывали милицию, жаловались участковому. Сейчас не хотят с милицией связываться. Последний раз бомжей увозили зимой, когда загорелся подвал. Но через некоторое время они вернулись, выломав решетку. Окно замуровали, но отчаянные бродяги раздолбили и кладку.
   Изнурительно-душным вечером Ветров бесцельно прогуливался с давним приятелем Василием Козловым по пешеходной улице имени Карла Маркса, рассуждая об изменении климата. Всюду, глупо хохоча и дико сквернословя, шаталась, глотая пиво, раздетая до трусов молодежь и швыряла окурки. Было около одиннадцати часов. В пакете у Валерьяна Петровича булькала недопитая баклажка теплого пива "Афанасий". Невысокого роста Козлов, облаченный в сильно поношенные брюки черного цвета, мятые и короткие, перевел разговор на политику.
  -- Валерьян, раньше в аппарате Совета трудились две секретарши, - заговорил Василий слабым картавым голосом. - Стоило избрать председателем генерала, как штат увеличился в десять раз. Он взял под крылышко своих бывших сослуживцев и членов их семей. Новый председатель, полковник, планирует увеличить свой аппарат еще в восемь раз. За счет знакомых, естественно. Нужно немедленно вводить запрет на занятие отставниками должностей в государственных органах. Военные должны заниматься своим делом. А стране нужен новый Сталин.
  -- Вася, где его возьмешь? А если и сыщется такой, кто его допустит к власти?
  -- Случится переворот, - предположил Василий.
  -- Кто осуществит переворот? - начал горячиться Ветров. - Сам говоришь, что у военных сейчас другие принципы.
  -- Всегда можно убедить несколько генералов, - оттопырил нижнюю губу Василий и даже слегка раскраснелся. - Эти товарищи падки на славу. Если бы военные в августе 91-го не переметнулись к Ельцину, то ничего бы у него не вышло.
  -- Не диктатурой все закончится, а варварством, - обреченно махнул рукой Валерьян.
  В этот момент его угораздило посмотреть в сторону. Когда он сделал это, со скамейки под липами резко соскочили два мужика. Они как будто ждали, притаившись, кто на них первый посмотрит. Не успел он сообразить, что происходит, как его начали вязать. И не в шутку.
  -- В чем дело? - недоуменно спросил он.
  -- А тут нельзя ходить, - дыхнул чистым спиртом грузный высокий лысоватый мужик лет пятидесяти пяти в белой сорочке и попробовал выкрутить Валерьяну руку.
  Ветров отчаянно высвободился от него. Но его тотчас начал блокировать второй налетчик, молодой и крепкий.
  Лысый тем временем переключился на Козлова, пытаясь смять его в медвежьих объятиях. Щуплый Козлов вывернулся и стал пятиться.
  -- Вася, беги! - закричал Ветров.
  Василий продолжал отступать.
  Валерьян оробел. Его стеснял пакет с недопитым пивом. Он отвлекся, перекидывая его в левую руку, и пропустил короткий удар в грудную клетку. Вместе с потерей дыхания его парализовал страх, что эти двое пьяных - мужички непростые. Если даже кто-то из прохожих вдруг вызовет милицию, то они покажут постовым какие-нибудь корочки и попросят помочь задержать его.
  -- Мужики, вы что творите? - нашелся Валерьян.
  -- Твой друг только что ударил моего друга! - нагло пояснил ему молодой.
  "Уверен в своем превосходстве, - заметил Валерьян. - И ведь не докажешь потом, кто на кого напал".
  Контролируя выпады молодчика, который все норовил заново поддеть кулаком в солнечное сплетение, он пропятился несколько десятков метров. Сбоку, по зеленому газону, под натиском лысого верзилы пятился Козлов. Мужик так увлекся охотой на затравленного Василия, что от усердия кряхтел, белая рубаха выпросталась из его серых брюк, лысина блестела в лучах фонарей. Со стороны это наверняка выглядело нелепо. Однако никто из отдыхающих на аллее не проявлял к происходящему интереса.
   Не доходя до освещенного пространства, охотники почти одновременно остановились.
  "Знают, что у поворота установлена видеокамера", - сообразил Ветров.
   -- Валерьян, что это за люди? Чего они от нас хотели? - испуганно спросил запыхавшийся Козлов.
  -- Это жандармы, переодетые в гражданку. Мне кажется, что они услышали наш разговор с помощью какой-то аппаратуры. Вот тебе, Вася, диктатура, о которой ты мечтаешь.
  
   Глава 15. Птичья Сласть.
  
   В трактире "На Пятницкой", куда по привычке заглянул Валерьян, было душно и шумно. Мужики оживленно шутили и азартно спорили. Несколько столов занимала лохматая молодежь в кожаных с металлическими заклепками куртках и зеленых пятнистых штанах, заправленных в высокие армейского типа ботинки. Валерьян Петрович достал очки и внимательно осмотрел витрину: водка на любой вкус, яйца вкрутую, соки, бутерброды с колбасой, селедочка с луком.
  Получив сто грамм и тарелочку с бутербродами, он приткнулся с края стола, заставленного пластиковыми прозрачными стаканчиками с недопитым томатным соком, составив компанию затрапезного вида троице мужичков.
  - Алла Иосифовна Бендитская! - театрально распылялся потертый интеллигент с грязно-седой шевелюрой. - Еврейка по отцовской линии.
  - Не может быть, Пугачева - русская, - удивленно вскинул лохматые брови сосед в коричневом плаще, лоснящийся воротник которого был густо присыпан перхотью.
   - А Владимир Нотанович Винокур, - продолжал свою лекцию интеллигент, - кто он, по-вашему, русский?
  Незаметно за разговорами о политике пролетел час. Компания разошлась. Ветров подошел к стойке и повторил заказ: сто граммов "Путинки" и два бутерброда с колбасой.
  Закусив, Валерьян Петрович, попрощавшись с гостеприимной буфетчицей, вышел на воздух.
   Город накрыли косматые сумерки. Ветер не на шутку разбаловался, рассеивая моросящий, как из мелкого сита, дождь. Валерьян Петрович, погрузившись в глупые фантазии, поплелся домой. Мокрый асфальт блестел неоновыми бликами, катки сверкающих фарами машин шипели сотней змеиных голов, обдавая редких прохожих холодными брызгами.
   Остановился он у ларька купца Караваева.
   Серая железная дверь открылась с трудом, и Валерьян Петрович, уступив дорогу нагруженной пакетами женщине, вошел внутрь.
  В небольшом зале, снизу доверху заставленным коробками, мешками с крупой, банками с маринованными овощами, пластиковыми канистрами с водой и пестрыми упаковками с соками, было душно от покупателей, которых набилось как сельдей в бочке; несло дешевыми духами, сердитым табаком и спиртовым перегаром.
  -- Зая, дай мне три топорика, - сразу привлек его внимание зычный, как из трубы, голос, свойственный людям, досыта отведавших суровой жизни.
  -- А что это? - повернулась продавщица к напарнице.
   -- Портвейн, - подсказали из очереди.
   Валерьян Петрович был ошеломлен разнообразием водки: "Кедровый стандарт", "Артельная", "Корн", "Званая", "Ямская", "Царская" и еще целая батарея причудливых бутылок.
  "Вот где раздолье для израненных душ, - обрадовался он. - А продуктов-то, продуктов - самое настоящее изобилие. И цены приемлемые. Где тут "...низы не хотят жить по-старому..."
   -- Какого вам печенья? И сколько? - спрашивает вынырнувшая из подсобки с макаронами в руках продавщица со шрамом у сжатого рта.
   -- Взвесьте каждого по сто, - озадачивает ее старушка.
   Хозяйка глубоко вздыхает и принимается шуршать коробками.
   -- Все?
  -- Еще конфет, - просит бабулька, не отрывая глаз от дрожащей стрелки весов.
  -- Каких?
  -- "Сласть" у вас есть?
  -- Какую вам "Сласть"? - нервничает продавщица.
  -- "Птичью".
  -- Тоже сто?
  -- Да.
  -- Следующий. Не молчите. Говорите, что будете?
  -- Десять банок свиной тушенки.
   -- Надо посмотреть, есть ли столько, - переводит дух хозяйка, - еще что-нибудь будете брать?
   -- Пять кило муки, соли...
   -- Позвольте, я еще не все взяла, - возвращается к прилавку старушка, получившая "Сласть".
  -- Куда вы столько гребете? - негодует мужик с красным, обветренным, как у рыбака, лицом. - Голод вроде не ожидается.
  -- А, вы, мужчина, не смейтесь. Придет время и будет голод.
   Валерьян Петрович купил десяток яиц, пачку пельменей, растительное масло, бутылку водки "Царская" и, взмокший, заторопился на выход.
   Ветер не унимался. Дождь набирал силу. Валерьян топал по воде, не разбирая дороги, пока не увидел свой дом, который, несмотря на мрачный вид, показался ему сейчас очень близким и желанным.
   Дверь в подъезд придерживал тяжелый кирпич. "Марья Ивановна ждет своего кота", - решил Валерьян Петрович и тихо поднялся до своего этажа. Войдя в квартиру он, не разуваясь, прошел в кухню и выложил на стол покупки. Потом зажег конфорку под угольно-черной сковородкой, налил в нее растительного масла, разбил туда три яйца и посыпал их солью.
   Вскоре квартиру наполнил аппетитный запах. Переместив стреляющую горячими брызгами сковороду на чугунную подставку, Валерьян Петрович лихо свернул с бутылки пробку и наполнил водкой на одну треть дежурную чашку с отколотой ручкой. "За конец света", - выдохнул он и, закрыв глаза, судорожно выпил. Зелье оказалось на редкость противным. Однако несколько минут спустя, разомлев, Ветров вновь плеснул из бутылки в свою любимую посудину.
   Настенное радио пело: "...от Распутина и до Путина...". Валерьян Петрович, раскуривая "Приму", вдруг уловил в этих словах определенный намек. Он вспомнил, что Путин получил власть в конце 1999 года, в трех цифрах которого суеверные люди читали число зверя. "Эпоха Распутина закончилась революцией, - начал размышлять Ветров. - А что, если и вправду голод?.."
  
   Валерьян Петрович приглушил в приемнике звук и еще больше задумался, подводя итоги своей жизни. Сбережений у него нет. Жена его бросила. Мир он не увидел...
  У Валерьяна стали слипаться веки и он, докурив сигарету, направился к дивану. Только он прилег, как сознание поплыло и провалилось в тревожную пустоту. Он увидел свою квартиру в еще большем запустении. Особенно жалким выглядел дырявый диван с грязной, смятой в комок простынкой. В углу комнаты сидела на табуретке покойная теща и с печальным укором наблюдала, как он, ползая на четвереньках, сметал с пола сломанной щеткой мусор. Валерьян Петрович вспомнил вдруг, что на этой табуретке когда-то стоял ее гроб.
  Он пробудился и, пододвинув пепельницу, стал перебирать окурки. Все они оказались ничтожно маленькими. "Сон на понедельник обязательно сбывается", - вспомнил народную примету Валерьян Петрович и, почувствовав, что квартира за ночь выстудилась, поплелся закрывать на кухне форточку. Нюхнув горлышко откупоренной бутылки, он скривился: "Где эту гадость Караваев закупает?"
  
  
  
   Глава 16. Черная суббота.
   Пасмурным, унылым утром, когда за стенкой стучали молотком, по потолку топали ногами, а снизу гудел пылесос, под ухом у Валерьяна задребезжал телефон. Он, приятно вздрогнув, схватил трубку, рассчитывая услышать Василия.
  -- Это Ветров? - поинтересовался далекий мужской голос.
  -- Да, - растерянно подтвердил Валерьян.
  -- Рыжиков тебя беспокоит. Не узнал меня?
  -- Теперь узнаю.
  -- Есть хорошие новости для тебя. Ты можешь сейчас подойти к кинотеатру "Октябрь"?
  -- Так..., - задумался Валерьян. - Я еще не завтракал... Через полчаса можно?
  -- Хорошо, подходи через полчаса, - согласился Рыжиков. - Только не опаздывай. Я только что из Москвы приехал. На твою книгу поставили. Одно богатое издательство. Тебе светит серьезный гонорар. Жду тебя.
  В трубке послышались короткие гудки. Валерьян оживился. В какой-то момент он даже поверил в удачу. Но, выкурив от волнения сигарету, умерил оптимизм - старый лис Рыжиков слыл человеком со странностями.
   Спешно позавтракав яичницей, Валерьян, прихватив пакет с пустыми бутылками, запер квартиру и вышел на улицу. Мороз сковал льдом лужи и прихватил облинялое белье на веревке. Лихой, порывистый ветер поднимал в воздух сухой песок, гнал с помойки обрывки оберток и полиэтиленовые пакеты. Валерьян, направляясь в сторону мусорной свалки, обратил внимание на стаю собак, кружившую на детской площадке. В песочнице, победоносно вскинув голову, стоял черный кобель. В зубах у него трепыхался кот Марьи Ивановны. Валерьян Петрович схватил кусок асфальта и, побежав, метнул его в черного варвара. Бросок оказался точным. Пес взвизгнул и выпустил жертву. Стая отскочила метров на тридцать. Кот, обнажив остренькие клыки, дергался в предсмертных судорогах. Глаза его остекленели.
  Из подъезда вышла женщина и, причитая, убежала назад, видимо за хозяйкой.
  
  Валерьян, не желая встречаться с соседкой, запустил в сторону собак осколок кирпича и заторопился на встречу.
   Колючий воздух холодил уши. Унылые окрестности оглашались вороньей трескотней.
   На пешеходном переходе Валерьян уткнулся в Жигули. На переднем пассажирском сиденье припарковавшейся на "зебре" машины скучала женщина. Грузный мужчина средних лет в потертой кожанке с красной рожей, подняв багажник, справлял малую нужду. Обходя его, Валерьян вынужденно отклонился от разметки и чуть не оказался под колесами иномарки.
  -- Из-за тебя меня чуть не сбили, - вспылил он.
  Мужик, торопливо застегнув ширинку, двинулся за Валерьяном.
  Валерьян, оглянувшись, оценил багровые кулаки-булыжники и ускорил шаги.
  На площади перед кинотеатром, смиренно опустив голову, била копытцем пони. В маленькой карете стояла клетка, в которой томился белый кот. Хозяин животных с бледным лицом застенчивого монаха договаривался с молодой мамашей об условиях проката. В это время в ногу Валерьяна больно стукнуло колесо велосипеда.
   -- Смотри, куда идешь! - закричал воинственный детский голос.
  -- Никита, ты красавец! Ха-ха, - пришел в восторг отец мальчишки.
   "Дети нынче сущие варвары, - раздражился Валерьян, отряхивая штанину - Куда их не приведи, чувствуют себя как дома. Хватают чужое без спроса руками, в кафе заглядывают в чужие тарелки, норовя чего-нибудь стянуть"
  Из дверей кинотеатра появился высокий мужчина в кожаной куртке нараспашку. На шее его болтался длинный красный шарф, а из-под лихо заломленной серой шерстяной шапочки свисал острый седой чуб.
  -- Я был в Москве в одной редакции, - объявил он, поздоровавшись за руку. - Зашел разговор о твоей книге.
  -- Где они ее взяли? - удивился Ветров.
  -- Я оставлял ее раньше Краснухину. Ты заинтересовал его. Он спрашивал, есть ли у тебя еще книги. Да, скажи мне, ты носил ее кому-нибудь из наших редакторов. Бестужеву показывал?
  
  -- Не хочу я ничего показывать местным журналистам, - обозлился Ветров. - Я их терпеть не могу. И тебе, Гена, не следует мою книгу им рекламировать.
  -- Для чего же ты тогда написал ее? - начал горячиться Рыжиков.
  -- Так, для себя, наверное.
   - Для себя обычно шизофреники пишут. Но ты вроде бы не сумасшедший. Хотя моя супруга заметила за тобой странности.
  -- Гена, мне все равно, что твоя жена заметила. Пусть думает, что я шизофреник.
  -- Ладно, не обижайся, - Рыжиков подтер под красным кончиком носа грязным платком. - Просто в нашем городе все писатели ненормальные. Пишут мемуары, которые никто не читает. А одна поэтесса, не буду называть фамилию, сочинила балладу о гусарских рейтузах. Продала квартиру, чтоб напечатать ее. Теперь ходит с тележкой и продает эти книги. И знаешь, сколько таких графоманов?
  -- Я не буду ходить с тележкой, - гордо ответил Валерьян.
  -- У тебя есть талант, - начал льстить Рыжиков. - Но его нужно отшлифовать. С тобой нужно поработать. У меня есть хороший редактор в Москве, но он берет не меньше десяти тысячи долларов.
  -- У меня нет даже ста долларов.
   -- Но ты же бывший депутат. Кстати, в издательстве интересовались, брал ли ты взятки. Я, честно признаюсь, не стал тебя выгораживать. Я ведь не знаю, брал ты или нет. И еще они спрашивали, почему у тебя до сих пор нет удостоверения журналиста.
  -- С чего оно у меня должно быть?
  -- Они подозревают, что у тебя его отобрали. - Рыжиков вдруг принялся скоблить ногтями щетину. - Не удивляйся, сейчас многих лишают удостоверений. Недавно один журналист нос кому-то откусил.
  -- Гена, извини, но мне пора, - заторопился Валерьян.
  -- Подожди, вон поэт идет. Он тоже трахнутый. Не уходи, сейчас позабавимся.
  Рыжиков окликнул невысокого мужчину в длинном сером утепленном плаще и тот, добродушно улыбаясь, подошел.
  -- Лаврентий, - обратился к нему Рыжиков, - говорят, что стихи новые написал?
  -- Совершенно верно, - оживился Лаврентий и начал громко декламировать, притопывая правым тупоносым ботинком на толстой желтой подошве. Рыжиков, необыкновенно оживившись, вторил, угадывая подходящие для рифмы слова. Прохожие с любопытством поворачивали в их сторону головы и даже замедляли шаги. Рыжиков строил ужимки и хохотал.
  Валерьян, глупо улыбаясь, с нетерпением ждал, когда поэт выдохнется. Однако Лаврентий не выдыхался. Валерьян, чувствуя, что замерзает, размышлял над тем, как бы откланяться, не обидев Лаврентия.
  -- Извините, мне пора, - виновато посмотрел Ветров на часы.
  -- А как же твоя книга!? - недовольно воскликнул Рыжиков.
   Валерьян ускорился, не оглядываясь на окрики Рыжикова. Настроение было окончательно изгажено. Он вспомнил, что по выходным в это время Василий посещает столовую-забегаловку и стремительно двинулся туда, чтоб скорее забыть эту встречу.
  Валерьян вошел в палатку, пропахшую борщом и жареной рыбой. В углу, сильно ссутулившись, обедал Василий, облаченный в серый пиджак, пошитый еще советское время.
  Ветров присел за застеленный полиэтиленовой клеенкой стол и, сняв шапку, начал степенно излагать детали недавней встречи, стараясь не мешать Василию насыщаться.
  -- Зачем ты с ним имеешь дело, - отвлекся от борща Василий. - Это очень навязчивый тип. Одно время он надоедал мне при встречах ненужными расспросами. Обещал вернуть меня в администрацию. Я быстро понял, что он со странностями и стал обходить его стороной. Но о депутатах он правильно подметил. С некоторых пор эти дармоеды буквально помешались на взятках.
  Будь бы моя воля, я распустил все органы местного самоуправления. Все равно пользы от них нет.
   Валерьян, почувствовав прилив сил, обернулся на витрину и, увидев там спиртное, не удержался и попросил у смуглой буфетчицы сто граммов пшеничной водки.
  Закусив салатом из капусты и хлебом, он приятно захмелел и решился добавить еще пятьдесят.
  В кафе вошла веселая компания и Василий, кисло посмотрев в их сторону, начал одеваться.
   На улице царило обычное для этого места оживление. Какой-то пьяный, бросив костыли, сел на тротуар и распростер к небу руки. Нарядные, как матрешки, бабки сидели на деревянных ящиках вдоль ухабистой пешеходной дороги и завлекали прохожих. На таких же ящиках были расставлены банки с соленьями, ведерки с картофелем, лежали бураки и хрен.
   Валерьян, проходя мимо "прилавков", заинтересовался яйцами.
   Василий, одернув его, зашептал:
   - Они покупают эти яйца в магазине и, вымазав их каким-то дерьмом, продают как домашние. У них и картошка из соседнего ларька.
  
   Валерьян расстался с Василием в хорошем настроении. Проходя мимо помойки, он вспомнил, что несет пакет с пустыми бутылками и швырнул его в бак.
  У крыльца толпились старушки в теплых пальто с меховыми воротниками и в круглых, как абажуры, шапках. Валерьяну показалось, что они смотрят на него так, словно он виноват в смерти кота Марьи Ивановны.
  
  
  
   Глава17. Тени забытого октября.
  Всю ночь по навесу над балконом барабанила капель. От непрерывного монотонного стука у Валерьяна Петровича "распухла" голова и он, поднявшись с постели, первым делом закурил. Выпавший снег почти весь растаял, обнажив корявые рогатки кустов и скисшую листву. "Всегда в этот день скверная погода", - подумал Ветров и, затушив в блюдце сигарету, заторопился на митинг.
  Из тумбочки была извлечена упакованная в пожелтевшую газету шапка из ондатры, с оленьего рога снято серое, обкомовского стиля, пальто. Хорошенько встряхнув головной убор, он натянул его на бугристую лысину и внимательно изучил свое отражение в зеркале.
  -- Валерьян Петрович, - окликнула его соседка, когда он, громыхая связкой ключей, запирал дверь. - Посмотрите, как мы живем. Неужели ничего нельзя сделать? Мы же за вас голосовали.
  -- Мария Ивановна, теперь у вас новый депутат. А это, - Ветров окинул растерянным взглядом вымазанные сажей потолки и облупившиеся стены в иероглифах, - это же наши внуки творят... Будьте любезны, подскажите, что делать с ними? Руки повыдергивать?
  Ветров не любил соседку. Она докучала ему разными глупыми жалобами. То у нее трубы шумят. То дым в квартиру лезет изо всех дыр. Однажды даже вызвала Валерьяна Петровича посмотреть на кучку кошачьего дерьма на лестничной площадке.
   -- Дядя, дай закурить, - протянул посиневшие пальцы тонкий подросток, едва Валерьян вдохнул свежего воздуха.
   Валерьян, слегка растерявшись, достал пачку "Примы" и, покосившись на металлическую с черепом печатку подростка, протянул сигарету.
   На детской площадке крутились прячущие головы под черными капюшонами тонкие, как глисты, дружки курильщика. Из мобильников, которыми они водили, как фонариками, трещала музыка апокалипсиса. Заигравшись, один "глист", не без помощи товарища, хлопнулся спиной на землю.
  - Ребята, разве можно так играть? - раздался удивленно-возмущенный голос соседки Марьи Ивановны. - Вы же ему позвоночник сломаете... У вас впереди еще целая жизнь - прекрасная, счастливая. Вам очень повезло, что вы родились в богатой стране...
   В хмуром небе закружили большие снежинки. Потом хлопья обрушились сплошной белой стеной на голову Валерьяна Петровича и залепили ледяной кашей лицо. У Ветрова заныли от холода зубы. Он заторопился и вскоре оказался на непривычно малолюдной для такого часа улице Карла Маркса.
   Со срезанных верхушек тополей надсадно каркало наглое воронье. Густой затуманенный воздух был пропитан запахом свежего помета. Собранная в холмики опавшая листва, прикрытая свежим снегом, напоминала могилы заброшенного кладбища.
  По краю мокрого плаца прохаживались сгорбленные, издали напоминающие призраков, фигурки. У огромного гранитного изваяния Ильича несколько человек подготавливали похожую на строительные леса трибуну.
  Трое молодых мужчин в спортивных шапочках, как один крепкого сложения, пружинящей походкой прохаживались неподалеку, докладывая обстановку по рации.
  Валерьян пристроился у них за спинами, дожидаясь, когда появится колонна демонстрантов.
  Длинная процессия, редко проросшая транспарантами и малиновыми знаменами, с духовым оркестром в голове, бесшумно выползла из-за угла, как гигантская гусеница. В какой-то момент, глядя на это медленное, безмолвное шествие, Ветров посчитал, что наблюдает похороны.
  И тут музыканты ударили в литавры. Грянул военный марш. Белый от седин секретарь в большой грузинской кепке и в черном "буржуйского" фасона пальто засуетился, подбадривая утомившихся прогулкой стариков.
  Мимо промелькнул Чижов с портфельчиком.
  Появился Куницын с алым бантом на лацкане добротного полупальто. К нему "подрулил" Арбузов в суконном картузе с красной гвоздикой.
  "Раньше они в этот день на трибуне стояли", - вспомнил Валерьян.
  Первым на подмостки помогли взобраться сухопарому старику с черной с густой проседью бородой, в офицерской плащ-палатке и фуражке блином. От волнения и холода у деда тряслись руки и било крупной судорогой колено. Он заговорил про былые времена и настолько увлекся своими воспоминаниями, что его с трудом оторвали от микрофона.
  Пожилой с сытым лицом депутат в суконном красноармейском шлеме, посокрушавшись об утраченных социальных гарантиях трудящимся, закончил речь словами: "Это есть наш последний и решительный бой".
  "Тоже мне борец за народное счастье, - усмехнулся Ветров. - Два раза в год проведет пенсионеров от площади до площади и в хрен не дует..."
  Несколько молодых ораторов с накинутыми на плечи, как у футбольных болельщиков, ярко-красными шарфами поочередно клеймили, не скупясь на выражения, власть, подбадривая стариков радикальными лозунгами. Представители прессы, стоящие особняком небольшой стайкой, прикрыв ранние залысины кепи и беретами, спрятав бледно-зеленоватые носы в воротники плащей, кто постно, кто иронично ухмыляясь, брезгливо нацеливали на отчаянных крикунов фотоаппараты.
   Валерьяна Петровича окончательно сломила несносная, как ноющая зубная боль, тоска, и он решил как можно скорее согреть душу "зеленым змием" в домашней обстановке.
   В квартире ему показалось невероятно уютно. Включив приемник, он вынул из холодильника "Зеленую марку" и начал прикидывать, чем закусить. После второго захода, ему стрельнуло в голову перебрать служебную переписку и жалобы от населения. Он принес на кухню старую картонную папку, и, развязав затертые тесемки, нацепил на нос очки с толстыми стеклами. Жаловались на отвратительное качество питьевой воды, отсутствие мест в детских садах, уничтожение коммерческой застройкой "последних островков зеленой зоны". Валерьян Петрович не решил в пользу населения ни одного вопроса. Он оказался абсолютно беспомощным отстаивать интересы избирателей, потому что был бедный, беспартийный и у него не было рейтинга. Все целевые фонды направлялись на благоустройство округов таких политических тяжеловесов, как Арбузов и Куницын. Эти себя в накладе не оставляли и перед избирателями могли гладко отчитаться. Арбузов мог закрыть глаза на открытие ночного ресторана под самыми окнами жилого дома и добиться того, чтоб улицу в асфальт за ночь закатали. Куницын регулярно подбрасывал пенсионерам в почтовые ящики открытки с видами площади Ленина, да пакетики с семенами. Караваев раздавал пайки, собранные из просроченных продуктов.
  Какая низость, - произнес Ветров, вынимая из пачки последнюю сигарету. - В кого мы, слуги народа, превратились...
  
   Глава 16. ЛЮДИ С ТРУБКАМИ.
   В воскресенье Валерьян Петрович поднялся в девять утра, намереваясь вскипятить чаю, и почувствовал тянущую боль в области правой почки. Он вернулся к дивану и лег на спину, надеясь, что внезапный приступ боли пройдет. Однако в боку вдруг резко крутануло, будто орган оторвался от своего места. Ветров даже вспомнил выражение "блуждающая почка" и его парализовало предчувствие грядущих испытаний. Поясницу терзало изнутри так, что терпеть стало невыносимо. Валерьян подумал про сердце: вдруг оно не выдержит и случится какой-нибудь инфаркт или инсульт. Паническая мысль моментально отозвалась спазмами в левой стороне груди. Валерьян уже был готов к скорой смерти. Он включил мобильный телефон и позвонил Козлову.
  -- Вася, вызови мне скорую помощь, у меня почку схватило, терпеть невозможно, - простонал он. - Только не медли, ой.
  
  Валерьян Петрович лег на живот и, прикрыв спину одеялом, начал ждать.
  Боль наступала, мучая, усиливая страх. Ветров, повернувшись на левый бок, застонал. Сначала тихо и коротко. Потом громче и протяжней.
  Через пару минут Валерьян подтянул телефон и набрал домашний номер Козлова. Длинные гудки быстро прервались.
  - Вася, ты вызвал? - жалобно взвыл он.
  - Да.
  - Спасибо, друг. Ой, как мне больно. В пах начало отдавать. Может, аппендицит?
  - Не знаю. Я к тебе сейчас приеду.
  Ветров сбросил одеяло и уже крутился, как раздавленное беспозвоночное пресмыкающееся, отсчитывая секунды.
  Прошло долгих минут десять-пятнадцать, когда он, ослабев от неведомой прежде боли, взял дрожащей рукой мобильник.
  - Вася, позвони еще раз, - взмолился он. - Сдохну ведь, пока врачи приедут. "А чем они помогут?.. Сделают укол, отвезут в больницу... Довезут ли?" Ветров почувствовал, что в сердце вонзаются иголки. "Не надо про него думать. Ой..."
  Истекла еще одна четверть часа, прежде чем в дверь позвонили.
  Ветров воспрянул духом и, медленно отделившись от дивана, тихо пошел открывать ее.
  На пороге стоял перепуганный Василий.
  - Я дверь в подъезде кирпичом застопорил. Ты ложись. Я вниз на всякий случай.
  - Ты позвони еще раз, Вася. Вдруг они забыли про вызов.
  Минуты ползли. Ветров крутился и матерился, пока не появились спасатели в синей спецодежде.
   - Почему так долго? - не сдержался Валерьян.
  - А вы знаете, сколько машин осталось на город?
  - Ладно, все ясно с вами, нищая медицина, делайте скорее укол, - попросил он слабым голосом. - Такая боль.
  - Мужчины всегда плохо переносят почечную колику, - равнодушно сказала девушка, набирая шприц.
  - Мне зубы без заморозки удаляли, - начал оправдываться Ветров, наблюдая, как в вену входит большая игла.
  - Поедете в больницу? - спросила сестра, смазав спиртом ранку.
  - А надо? - засомневался Ветров после упрека медсестры.
  - Решайте скорее.
  - Пожалуй, поеду.
  Он побросал в пакет туалетные принадлежности и, прихватив тапки, запер квартиру.
  Его медленно везли в жестком промерзшем салоне серого уазика. Машину трясло и подбрасывало. "Что ни поворот, то пробка, - злился Ветров. - Все объездные пути перекрыты точечной застройкой. А если бы сердце - не довезли бы. Дорого взяточничество обходится".
   В приемном отделении он поступил в распоряжение пожилой медсестры, которая записала его в журнал и сочувственно посоветовала:
  - Прилягте пока на кушетку.
   Валерьян Петрович подчинился и сразу пожалел: клеенка обожгла оголившуюся поясницу холодом. "Как в морге", - подумал он и, встав с топчана, принялся осторожно прохаживаться, пока не появилась хрупкая девушка в белом халате. Сестричка вернула его на кушетку и начала измерять давление. Чуть позже, когда была снята кардиограмма, появился среднего роста, широкоплечий, черноволосый доктор лет тридцати от роду и принялся ощупывать бок.
  -- Так больно?
  -- Терпимо.
  -- Перевернитесь на живот. А так? - доктор принялся торопливо простукивать пальцем поясницу.
  -- Ой!
  -- Ложиться будете?
  -- Не знаю.
  -- Решайте скорей. Если не хотите ложиться, пишите отказ.
  -- Я, пожалуй, останусь.
  Доктор, ничего не сказав, стремительно удалился.
  -- Раз больно, то оставайтесь, - тепло посоветовала пожилая сестра-хозяйка. - Сейчас сдадите верхнюю одежду, и я вас отведу в отделение. Вам там укольчик сделают.
  Валерьян Петрович упаковал в чехол одежду и, получив расписку, последовал за благодушной хозяйкой.
  На третьем этаже его завернули в процедурный кабинет и оставили один на один с медсестрой.
  -- Приспустите штаны.
  Игла, с хрустом пробив мышечный покров, впрыснула в ягодицу обезболивающий препарат.
  -- Подождите у дверей, сейчас вас отведут в палату.
  -- Добрый день, - сказал Валерьян Петрович, уверенно переступив порог вслед за приземистой санитаркой, и сразу осекся: на глаза ему попался лежащий на койке маленький старик с обнаженной ногой-обрубком.
  Санитарка начала перестилать жилистыми руками кровать рядом с инвалидом.
  Валерьян с нетерпением ждал, будто в кровати было его спасение.
   Он прилег на левый бок, лицом к старику, поверх шерстяного свалявшегося одеяла и, почувствовав в области правой почки болезненную тяжесть, прикрыл глаза.
  -- Давай включай, - скомандовал ужасно неприятный голос, какие обычно принадлежат очень грубым мужикам.
  Ветров чуть повернул голову и увидел волосатого мужчину в майке, с проросшими черным мхом скулами и густыми низкими бровями вразлет, придающим его физиономии свирепое выражение.
  - А что будем смотреть? "Знахаря" или "Глухаря"? Есть еще "Красная шапочка"? Дед, хочешь посмотреть "Красную шапочку"?
  -- Сказку?
  -- Ха-ха... Сказку.
  После непродолжительной возни, сзади, у тумбочки, у самого уха Валерьяна Петровича зашипела аппаратура. Потом из скрипящего динамика искаженно зазвучал голос переводчика. Ветров остался лежать без малейшего внимания. Бок то схватывало, то немного отпускало. Переводчик гнусавил, будто ему прищемили нос. Валерьян Петрович все больше раздражался.
   Через несколько минут гнусавый голос сменился легкими стонами, похожими на вскрики некоторых теннисисток на корте. В палате оживились.
  -- Как это в задницу проходит? - удивился дед.
  -- Дед, скоро узнаешь. Тебе перед операцией клизму будут делать.
  -- Ха-ха.
  Ветров открыл глаза и снова увидел деда, который стоял на одной ноге, держась за спинку койки. С противоположного ряда следил за фильмом высокий, серо-восковой взлохмаченный мужчина с подозрительно вздутым животом и подвешенным через плечо пакетом, на треть наполненным темной, как от растаявшей говяжьей печенки, жидкостью. Другой, обернувшись в окровавленную простыню, застыл, вцепившись рукой за свисающее над кроватью кольцо-опору, прикованное к раме стальной цепью.
   Валерьяна Петровича вновь покоробило, и он, переложив подушку на другой конец, лег ногами к экрану, на котором в это время увлеченно мастурбировала искусственным пенисом вульгарная пышноволосая блондинка с невероятно объемной, как пудовые арбузы, грудью.
  -- Как вы эту гадость смотрите? - возмутился Валерьян.
  -- Я впервые в жизни гляжу, - смущенно признался дед.
  -- Я такого добра насмотрелся, - ответил свирепый голос.
   Валерьян закрыл глаза. Почка как будто дышала тупой болью. А баба все стонала и стонала...
   Дверь открылась, и сестра и пригласила на обед. Сосед Валерьяна, мужчина в возрасте, с моложавыми красноватыми щеками прикрыл ноутбук подушкой.
  - Сходи, поешь, - посоветовал он Валерьяну. - У нас шофер-дальнобойщик, на чью кровать тебя положили, домой на выходные отпросился. В понедельник с утра его выпишут, а тебя на довольствие поставят.
  Валерьян Петрович встал и пошел за соседом, поглядывая на его футболку с веселеньким рисунком в виде отпечатков голых ступней ног.
  В коридоре степенно прогуливались, как старые дамы на светском балу, женщины в домашних халатах, бережно придерживая чашки с ложками, и устало шаркали по линолеуму тапками несколько изможденного вида "кавалеров".
  Вскоре вся публика разом двинулась в направлении открывшейся двери.
  Валерьян, войдя в столовую, занял очередь к раздаточному окну.
  -- У вас должна быть своя ложка и кружка, - строго предупредила повариха, опустив черпак в кастрюлю.
  -- Я попрошу, чтоб принесли, - извинился Ветров, принимая тарелку с рассольником.
  Валерьян, несмотря на подавленное настроение, съел все, что полагалось на обед. После холостяцких харчей больничная еда показалась ему вкусной.
  Вернувшись в койку, Валерьян Петрович стал невольным слушателем "проповеди" мужчины с вздувшимся животом:
  -- ...третий северный король пройдет проливами, услышав стенания своего народа, пройдет дальше своих границ.
  -- Кто это, третий северный король? - спросил мужчина, лежащий рядом с "проповедником".
  -- Наш российский президент, - уверенно ответил рассказчик. - В Библии так сказано.
  -- В Библии такого нет. Это ты сам придумал.
  -- Дай же мне сказать. Не перебивай. Ну что за человек, слова сказать не даст. Заладил свое, как священник. Я двадцать пять лет изучаю Библию и сделал вывод, что она имеет отношение исключительно к России. Например: до сих пор эта Земля зовется "Землей крови". Или: что за великий змей-искуситель приполз в Эдемский сад к Адаму? Отвечаю: змей-искуситель - это Ульянов-Ленин. Сейчас поясню, только не перебивайте. Однажды я возвращался с дачи и увидел в речке ужа. И меня вдруг осенило: уж ведь змей. Первая буква "у" - Ульянов. Если букву "ж" заменить на "л", такое допускается, то получается: Ленин.
  -- А как по-вашему: будет ли конец света?
  -- В Библии говорится: "Явлюсь я на землю в облаке с радугой". Когда у нас Чернобыль случился? В 86-ом году. Эпоха массового потребления цветных телевизоров "Радуга". Это было предупреждение. Ждите еще одной аварии на атомной станции. А потом и конец света наступит.
  -- Брехня все это, - возразил Свирепый. - Я попам не верю. Недавно был в церкви. Хотел молебен заказать. А батюшка отпевать кого-то по вызову уехал. Денег посулили и он кинул тех, кто в церкви его дожидался.
  Народ все больше к языческим традициям приобщают, - отвлекся от книги больной, размещенный в проходе палаты. - Слышал, что памятник Богородице на набережной хотят установить. Не помню что-то в Православии круглой религиозной скульптуры. И вообще, допустимо ли воплощать Божество в скульптурные формы? Божественное Писание порицает тех, которые поклоняются вырезанным из камня или металла предметам. Прогневаем мы небеса, и случится еще один "семнадцатый"
  -- А я давно для себя решил, что "семнадцатый" нас не минует, - приподнялся в кровати Валерьян Петрович, решив вдруг, что у него тоже есть дар прорицателя. - Начало большой трагедии будет проложено в тринадцатом. Первая кровь прольется в четырнадцатом.
  -- Я согласился бы с вашей точкой зрения, - задумчиво отреагировал "проповедник", - если бы не Библия. В ней о таком сценарии не сказано.
  -- Возможно, я не прав, - спохватился Валерьян. - Что-то на меня нашло.
   - Раздражение в обществе накапливается, - зевнул больной с книгой. - Я это по себе чувствую.
  Диспут о революции незаметно сморил постояльцев палаты. Первым засопел дед. "Проповедник" замер, сложив руки крестом на животе. Свирепый отошел ко сну оглушительным храпом.
   Валерьян Петрович тихо лежал, радуясь, что болевые ощущения в боку ослабли. Он начал гадать, как будет чувствовать себя без обезболивающих уколов. Потом в голову влезла ужасная мысль о потере почки. Валерьян Петрович, представив жизнь с мочевыводящей трубкой, быстро сник.
   Сосед "проповедника" заерзал в постели. Потом встал и, нервно повозившись минуту-другую с катетером, засеменил, прикрыв бедра выпачканной кровью простыней, к двери:
  -- Сестра, у меня кровотечение открылось.
  -- Ложитесь, я к вам сейчас подойду.
   Больной вернулся и, сев на край кровати, напряженно смотрел, прерывисто дыша, в пах. Заострившееся лицо его застыло в испуганной гримасе.
  Сестра пришла вместе с дежурным врачом - девушкой.
   -- Давно открылось кровотечение? - спросила врач.
   -- Я недавно заметил...
  -- Не вставайте, - предупредила доктор. - Сейчас лед принесу.
  -- Я изойду кровью.
  -- Не бойтесь, - успокоила врач и вышла, оставив открытой дверь.
  Свирепый повернулся на бок, и храп его заметно ослаб. Из глубины отделения стали доноситься женские протяжные стоны "ы-ы-ы... о-о-о..."
  Мимо пронеслась медсестра со шприцем наизготовку.
   Валерьян Петрович почувствовал, как чужая боль отозвалась в его почке.
  От бессонницы у Валерьяна Петровича налились свинцовой тяжестью веки. Он с трудом смог их разомкнуть, когда в палате противно загорелся свет. Пришелец с узкими, как у самурая, глазами-щелками занес с собой холод и запах солярки. Сквозь дрему Ветров понял, что вернулся из самоволки шофер-дальнобойщик и теперь весело хвастается соседу в желтой футболке, как провел с дамой ночь. От шума проснулся и сразу включился в разговор Свирепый. Соседи, всполошенные ранним балаганом, лениво зашевелились и стали готовиться к завтраку. Валерьян Петрович, покосившись на "самурая", вышел в коридор, по которому беззвучно прогуливались мертвенно-бледные женщины. На лавках, опустив головы, сидело много молодых парней с бутылочками под анализы.
  -- "Косячки", - шепнул мужчина, уверовавший в неизбежность революции.
  -- После завтрака обход, - предупредила сестра. - Лишнее все с тумбочек уберите.
  Валерьян Петрович с нетерпением ждал прихода врачей, рассчитывая прояснить, что с ним случилось. Когда они нагрянули, стуча каблуками, он скромно сидел на койке, волнуясь, как первоклассник за партой. Кроме медсестры и черноволосого доктора, принявшего Валерьяна Петровича, прибыло двое короткоостриженных молодых парней. Если бы не белые халаты, то Валерьян Петрович не признал бы в них докторов, да еще, как выяснилось позже, главных.
  -- Как самочувствие? - спросил черноволосый у "проповедника".
  -- Нормально.
  -- Вы у нас два месяца пробыли. Дальше вас держать нет смысла. Мы вас, пожалуй, выпишем. Инструкции по уходу за катетером получите у меня попозже.
  -- У больного открылось кровотечение. Обычно это происходит на седьмой день после операции, - пояснил чернявый, подойдя к следующей кровати. - Температуру мерили?
  -- Тридцать восемь и две, - ответила сестра.
  -- Что-то вы совсем раскисли. Набирайтесь сил. Пусть супруга принесет вам икры. Простынь поменять нужно. Анализы сдайте, есть подозрения на цистит.
  --У вас как дела? - переключился доктор на Свирепого.
  -- Нормально.
  -- Снимок ваш посмотрел. Нужно разгружать почку. Попробуем ее спасти. Готовьтесь к операции.
  -- Как, - растерялся "Свирепый". - Она меня не беспокоит.
  -- Значит еще не поздно.
  -- Тут у нас камешек застрял в верхней части мочеточника, - повернулся чернявый к кровати мужчины с книгой и развернул снимок. - Оттоку мочи он сильно не препятствует. Подождем несколько дней, если сам не выйдет, напишу направление на дробление. У вас как дела? - бодро обратился он к мужчине в желтой футболке. - Швы не беспокоят?
  -- Нет. Пора выписываться.
  -- Хорошо. Давайте я посмотрю...
  -- Ветров Валерьян Петрович, - переключил доктор внимание делегации на Валерьяна. - Поступил вчера утром с острой коликой. Возможно, камешек отходит. Сегодня УЗИ. Завтра рентген.
  -- Кишечник освободили? - настала очередь деда. - Нет? Почему? У вас через час операция.
  После ухода врачей Ветров стал подготавливать себя к худшему сценарию, ненавязчиво выясняя, с чем лежат соседи и что они испытали.
  "Судно нужно выносить, простыни нужно менять, - поделился мужчина с циститом. - Возле меня жена дежурила".
  " Меня, когда привезли, пять литров жидкости из мочевого пузыря откачали, - сообщил "проповедник". - Потом удалили опухоль на предстательной железе. Вживили катетер. Обычно его через два месяца убирают. Но мне вторую операцию опасно проводить из-за слабого сердца. Так что настроился на пластиковый пакет. Говорят, удобно сумку из-под армейского противогаза в этих целях использовать"
  -- Ужасные перспективы, - вздохнул Валерьян.
  -- Тебе повезло, что в эту больницу попал, - успокоил его мужчина в желтой футболке. - Тут хорошие специалисты по урологии. А операцию может и не надо делать. Есть же аппаратура, которая дробит камни ультразвуком.
  -- На всю область один аппарат, - сообщил мужчина с книгой - Месяц ждать очереди. Я позвонил шефу, попросил, чтоб искал связи. И неизвестно, сколько камней наросло. Иногда почка подводную мину с шипами напоминает. В нашем городе питьевая вода ужасного качества. У молодых наросты образуются, что там говорить о нас, стариках. Амбулаторное наблюдение должно быть. А у нас медицина запущена. Вот и получается, что к пенсии люди инвалидами становятся.
  Свирепый, выслушав соседа, достал сигарету и прежде, чем выйти на перекур, вдруг стал философствовать на тему смысла жизни, вспоминая лучшие свои дни, проведенные в командировках.
  Вкатили тележку со спящим дедом.
  -- Хорошо тому живется, у кого одна нога, - пошутил сопровождающий медбрат. Сестры хихикнули и помогли молодому остряку сгрузить инвалида на кровать.
  В палату вошла, застенчиво улыбаясь, старушка и, немного потоптавшись, села напротив прооперированного деда.
  -- У меня текеть между бедер, потрогай, - проснулся дед. - Неприятно мне.
  -- Чаго я буду трогать.
  -- Я сейчас встану.
  -- Ляжи.
  -- Не буду я в ссанье лежать, - взбунтовался дед. - Зови сестру или я встану.
  Ветров, не желая смотреть, чем обернется попытка упрямого старика выбраться из постели, вышел в коридор.
  " ...Пришли в гостиницу, выпили коньяку... Утром она мне рассказывает про себя, так, мол, и так, живет, дескать, одна. Хошь, говорит, оставайся насовсем".
   Валерьян Петрович стало не по себе от баек Свирепого и он удалился, присев на скамейку, наискосок от туалетов. В туалет вошел мужчина с пакетом из-под кефира. Пока он выбрасывал тару в стоящий за дверью мешок, Ветров успел разглядеть опущенную голову и костлявые колени сидящего за перегородкой больного. "Два унитаза на сорок человек, - раздражился Валерьян Петрович. - Уборщица весь день со шваброй крутится. Призывники с анализами носятся..."
  В туалете, придерживая пакет с похожим на раствор марганцовки содержимым, корчился тощий старик. Он на секунду поднял маленькую, со слипшимися, как у новорожденного ребенка, редкими волосами голову и виновато посмотрел на Ветрова. Валерьян Петрович опустил глаза и прошел к окну. На широкой подоконной доске стояли склянки, разно заполненные мутной, похожей на скисшее пиво, или пугающе темной, как хлебный квас, мочой. Ветров перевел взгляд на унитаз, намереваясь справить нужду, но, обнаружив в раковине густые кровяные пятна, выскочил вон...
  Вернувшись в палату, Валерьян Петрович поделился своими наблюдениями с больными.
  -- Мрачное место, - усмехнулся мужчина с книгой. - Мне рассказывали, что там как-то ночью больной удавился.
  Валерьяна вновь одолели тяжелые мысли.
  Он лег на живот, уткнувшись головой в подушку, и незаметно задремал.
   Тишину нарушил мужчина в желтой футболке. Он тепло прощался со всеми за руку - его выписали.
   Валерьян Петрович перебрался на койку у окна, посчитав ее счастливой.
  На его место сразу же положили новенького - глухонемого, у которого, по разговорам сопровождавшего его медперсонала, после операции засорился катетер.
  Глухонемой начал делать какие-то знаки Валерьяну. Затем аккуратно положил пустой пакет с отходящим от него длинным прозрачным шлангом на пол, рядом с кроватью и, издав недовольный звук, сердито постучал пальцем по голому животу, там, где в него входила заклеенная крест-накрест пластырем трубка.
  Валерьян дал понять, что понял, о чем его просят.
   "Не зацепиться бы ночью ногой", - подумал он и, отвернувшись к окну, раздвинул тюль.
  За окном он увидел белые деревья, уснувшие в мягких сумерках, пушистый снежок, медленно кружащий в электрических лучах. Валерьяну вспомнилось детство и ему захотелось выйти на волю здоровым, без трубок и брезентового подсумка...
  
  
   Глава 18. Тринадцать.
  
   В лето от Рождества Христова 2013 вновь дымили болота, горели леса, гибли в страшных, нелепых катастрофах люди. Валерьян, переваривая получаемую из новостей информацию, не упустил из внимания, что в репортажах о жертвах часто фигурирует число "тринадцать". "В Святую Пасху нашли упавший в тайге самолет с останками тринадцати пассажиров. Автобус врезался в самосвал, погибло ровно (!) тринадцать".
   Большая черная муха шумно носилась взад-вперед, словно обезумев от проникающих из соседней квартиры запахов жирной пищи. Сквозь выцветшие занавески в распахнутое настежь окно грело оранжевое солнце.
  -- Маша, послушай, у меня водяной счетчик накручивает кубы в два раза больше, чем я потребляю, - раздался на улице голос пожилой женщины. - Спустила бачок, помыла руки, а он уже 18 литров накрутил.
  -- Зина, у нас такая же история была. Оказалось, что к нашему стояку подключен еще один подъезд. Получается, что мы и за них платим.
  -- Маша, подскажи, кому нам жаловаться? Мы уже обзвонили все инстанции. И все напрасно.
  -- Зина, мы сами должны навести порядок. Президент созывает народный фронт. Я уже записалась туда.
  Валерьян, разбуженный бабьими голосами, вышел на балкон. Голова слегка закружилась от летнего, насыщенного духом скошенной травы, воздуха.
  -- Валерьян Петрович! - окликнула его Марья Ивановна тоном советского управдома. - Вы один не сдали деньги на новую дверь в подвал. Я вам не выдам ключи до тех пор, пока не рассчитаетесь!
  -- Марья Ивановна, - вздохнул Ветров, - пропади пропадом этот подвал. Он мне не нужен. Я уже двадцать лет там не был.
  -- Валерьян Петрович, вам следует привести в порядок балкон, - не унималась Марья Ивановна. - Он портит вид всего фасада.
  "Житья нет из-за этой дуры, - разозлился Валерьян Петрович. - Хоть квартиру меняй"
   Ровно в полдень Валерьян вышел, опустив голову, из подъезда с армейским подсумком для противогаза через плечо и, чувствуя любопытные взгляды соседок, направился на улицу Карла Маркса.
   Город в пожарном режиме готовился к Юбилею. Повсюду кряхтели трактора, лязгали ковшами экскаваторы, гудели компрессоры. Смуглые бородатые рабочие красили фасады домов, восстанавливали лепнину и пузатые перила на балконах, с которых много лет тому назад счастливые обитатели сталинских квартир приветствовали краснознаменные шествия трудящихся.
   Молодые разносчики газет в белых футболках одаривали прохожих свежей типографской продукцией. Прессой были забиты все урны, устланы заляпанные мороженым скамейки и заплеванные полы в пропахших кошками и нафталином подъездах. В почтовых ящиках подолгу томились бледно-голубые газетки с интервью депутата, у которого, якобы за правду, под окнами квартиры спалили машину. Из вскрытых настенных "сейфов" торчали красные агитки, в которых несменяемые секретари обкома выражали озабоченность по поводу появления партий, имеющих схожую аббревиатуру. Тревога коммунистов была не беспочвенна - многие их подопечные шагнули в стадию маразма и могли поставить галочку в чужом квадратике.
   -- Софья Ильинична, - обратилась сидящая в тени зонта пожилая дама в белых носочках и в широкополой соломенной шляпке, окаймленной пестрой шелковой лентой, к подруге, - вы читали, как Чижов раскритиковал нового губернатора за то, что он собирается к празднику запустить шар с лозунгом "Не брать и не бояться!"?
  -- Слышала, Верочка, - ответила, с удовольствием сминая тонкими розовыми губами с ложечки горочку мороженого, припудренная старушка в соломенной шляпке с нежно голубой лентой. - Но мне говорили, что там будет написано: "Брать! И не бояться".
  -- Не может быть! - встрепенулась дама в белых носочках. - Безобразие!
  -- Чему тут удивляться, - спокойно ответила припудренная старушка. - Если вчера на площади Ленина велосипедист наехал на нашу коммунистку и сломал ей ногу.
  -- А я тебе не говорила разве, - нахмурила Софья Ильинична подведенные углем брови. - Как в понедельник меня на этой аллее едва не сбил какой-то лихач на самокате.
  -- Подскажите, Софья Ильинична, - не унималась дама в белых носочках, - где будет запущен шар? Я хочу показать его внучке.
  -- Не знаю, милочка.
  Валерьян, заметив освободившуюся скамейку, заторопился к ней. Едва он присел, как к нему подошел Василий, облаченный в свои бессменные черные брюки и очень длинный пепельного цвета пиджак, и, вяло пожав руку, поздравил с днем рождения.
  -- Не так уж и бедны пенсионеры, раз такие заведения посещают, - обратил именинник внимание Василия на отдыхающих на летней площадке милых старушек.
  -- А ты разве не знаешь, какая у этих дам пенсия?
  -- Восемь-десять тысяч.
  -- Мадам в голубой шляпе, - оживился Василий, - занимала высокий пост в аппарате компартии. У нее пенсия - тысяч сорок. У ее подруги немногим меньше.
  -- И много таких счастливчиков? - сглотнул слюну Валерьян.
  -- Этих не так уж много. А вот их преемников большой список наберется. Среди них есть одиозные личности, известные самодурством и воровством. Им, видишь ли, не хватает того, чего нахапали.
  Друзья, поделившись новостями, разошлись.
   В палатке купца Караваева, куда вскоре зашел Валерьян Петрович, капало из кондиционера и сильно сквозило холодным воздухом. У прилавка тихо стояли старушки со скорбными лицами. На полке у окна, где обычно покупатели перекладывали товар, шелестели листами рекламные газеты с портретом хозяина лавки на первой полосе. Клиентов обслуживали две немолодые, бойкие торговки. Валерьян стоял в очереди к той, которая, по его наблюдению, меньше обсчитывала и реже вступала в ненужную полемику с покупателями. Хождение по палаткам Караваева, где из-за копеечной разницы в ценах на крупы и молоко отоваривались малоимущие пенсионеры, задевало его самолюбие. Валерьян часто размышлял над тем, как избежать участи бедноты и не находил ответа.
  -- Блинчиков с клубничным джемом, - раздался добродушный старческий голосок.
  -- Нет блинчиков с джемом, - отрезала продавец.
  -- А что мне делать, - растерялась покупательница. - Он заказал мне.
  -- Что делать, - усмехнулась торговка. - Купите баночку клубничного джема и напеките блинов своему дедушке!
  -- Тогда мороженое "СССР" подайте и четвертинку водки "Государев заказ".
  -- Мне вот эту палочку колбасы, с витрины, - попросила стоящая перед Валерьяном бабка.
  -- Я вам принесу точно такую же, - разозлилась продавщица.
  -- Мне с витрины, - не сдавалась бабка.
   Продавщица, ничего не ответив, быстро сходила в подсобку и сунула бабке под нос две лоснящиеся трубки:
  -- Ну и где, по-вашему, та, что с витрины?
  -- Взвесьте вот эту, - растерялась старушка.
  --Ну вот, просите ту, что не с витрины, - обрадовалась продавщица. - Что еще?
  Старушка, покопавшись в сумке, достала вырванный из ученической тетради лист бумаги и озвучила первый, написанный большими печатными буквами, пункт.
  Валерьян закрыл глаза. Он всегда так делал, чтоб упокоиться.
  -- Говорите, мужчина! Не спите!
  -- Хлеб свежий? - спросил Валерьян, сообразив, что настала его очередь.
  - Прошлогодний, - съязвила продавщица.
  - Отрежьте, пожалуйста, половину буханки, - попросил Валерьян.
  Продавщица, недовольно вздохнув, двинулась в подсобку. Валерьян привык к таким вздохам и наперед знал, что ему обязательно выдадут вчерашний хлеб или отрежут на целый кусок меньше.
  Он вышел из очереди с заметно урезанной половинкой и, прихватив предвыборную газету, толкнул скрипучую дверь.
  На крыльце стояла старушка, расстроившаяся из-за колбасы, и сверяла чек с заблаговременно проставленными в списке суммами.
   Дома Валерьян вызволил из холодильника густо покрытую жирной копотью алюминиевую кастрюльку, и, понюхав на всякий случай ее содержимое, поставил на плиту. Достав из футляра очки, он тщательно протер стекла кончиком рубахи и приступил к чтению. Караваев по обычаю не обещал многого. Разве, что привести кое-где в порядок пешеходные дорожки, да наладить освещение по краям мостика через овраг. Шрифт, которым было отпечатано обращение к землякам, был крупнее обычного, а фото купца смотрелось как написанный маслом портрет. Остальное пространство занимали письма-отзывы пожилых жителей вверенного ему избирательного округа. Валерьян знал, что такие простые, словно заимствованные из букваря, тексты, составляются каким-то специалистом в области медицинской психиатрии и не первую кампанию используются многими кандидатами. Особенно эффективными считались трогательные истории с разовыми пожертвованиями на операции. В правдоподобность таких рассказов охотно верили. Особенно женщины.
  В этот вечер Валерьян не стал смотреть телевизор. Он лежал, прикрыв веки, на диване поверх стеганого ватного одеяла, сложив крестом на груди руки, и размышлял о продолжительности человеческой жизни. Он вспомнил, как с первой майской травой родители брали его с собой на кладбище, и он скакал по лужайке, собирая в коробочку букашек. Вокруг было много людей, и все они прибирали маленькие, огороженные железными прутьями участки, на которых помимо продолговатых холмиков и разнообразных крестов имелись деревянные скамеечки. С годами кладбище разрослось и вылезло из березовой рощицы в поле, вспахав первую полосу глинозема. Повзрослели березы, покосились многие кресты, подгнили лавочки, а поле превратилось в плантацию однотипных надгробий. Валерьян, блуждая узкими заваленными прошлогодними венками аллеями, с трудом отыскивал могилки родителей, а к захоронению деда уже не пытался подобраться из-за слившихся воедино изгородей и растолстевших стволов дерев. "К чему такие высокие заборы, - недоумевал Валерьян, тщетно пытаясь протиснуться между участками. - Не хотел бы я здесь лежать" Он не раз слышал, что из-за дефицита мест на кладбище покойников закапывают в старые могилы.
  Незаметно пришла темнота - душная, густая и липкая. Спать не хотелось. Валерьян открыл окно и закурил. Потом лег на диван и долго ерзал, периодически пытаясь прихлопнуть на лбу обезумевшего от крови комара. Свежий ветер задувал тихие, похожие на морской прибой, шумы ночного города. Где-то далеко застучали колеса длинного товарного состава. Валерьян протянул руку и вновь нащупал на тумбочке пачку сигарет и зажигалку. Он любил закуривать под монотонный гул поездов, перебирая самые приятные и волнительные моменты своей жизни. Сейчас ему вспомнилась проросшая полынью трамвайная линия, по которой он шел, обутый в солдатские ботинки, в пропитанной запахом едва знакомой девчонки рубахе, щурясь от низких ослепительных лучей солнца. Валерьян глубоко затянулся. Ладонь, скользнув по ненужному бесчувственному органу, легла на лежащий рядом теплый пластиковый мешочек. К горлу подкатил комок. На глазах выступили теплые, соленые капли. И тут в голову, в который раз за последние месяцы, прокралась навязчивая мысль.
  
  
  
  
  
  ВИКТОР АХМАНОВ \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\ НАКАЗАНИЕ
   Часть вторая
  
  
  
  Полуденное августовское солнце выкатило из-за свинцовых облаков, заиграв ослепительными бликами на омытых дождем куполах Собора. У входа в Соборный двор кучка пьяных оборванцев собирала блестящие копейки, разбросанные возле пышно украшенных белыми розами авто, чьи темные стекла, отталкивающие божий свет, хранили тайну недосягаемой для бродяг жизни. Неподалеку, на каменных ступеньках, ведущих к белым вратам, отдыхали, положив подле себя пластиковые тарелки, три повязанные платками бабы с испитыми, желто-зелеными от ушибов лицами.
  Василий остановился в десяти шагах от главной лестницы и начал нащупывать мелочь, провалившуюся в подкладку длинного пиджака.
  - Не дадите десять рублей, - подкрался к нему невысокий паренек с жирными, прилизанными волосами, облаченный в поношенную черную кожаную куртку большого размера.
  Василий брезгливо отступил от попрошайки на несколько шагов. Он часто видел этого наглого типа с круглым в мелких шрамах лицом у дверей торгового центра, в котором отоваривалась почти вся политическая элита города и разные дельцы, имевшие сомнительные контракты с ними. Молодой бомж легко находил предлог для разговора с этой презираемой Василием публикой, без стеснения протягивая кургузую ладонь с толстыми грязными пальцами.
   - А вам не говорили, что вы похожи на Сталина, - снова подступился попрошайка.
  - К сожалению, я не Сталин, - отмахнулся Василий и пошел прочь.
  Настроение было скверное, и он шел, опустив голову, размышляя о том, как скоро покосилась у простых людей жизнь.
  Зазвонил телефон.
   Василий проворно, как горящую головешку, извлек из-за пазухи трубку: "Да!"
  Аппарат молчал. Василий с надеждой смотрел на потухший дисплей и не предпринимал ответных действий. Три года назад он пополнил баланс на сто рублей и не потратил даже половины.
   У ворот рынка стояла на коленях, покорно склонив голову, девушка с табличкой на груди, на которую никто не обращал внимания. В метрах ста от нее расположилась, подложив под колени коврик, еще одна молодая попрошайка, чья скорбная поза тоже не вызывала сочувствия у прохожих. Василий остановился и по привычке посмотрел на табло обменного пункта. И тут его укололо в самое сердце: "американец" перешагнул отметку "семьдесят".
  "Если бы у меня не изъяли валюту", - огорченно вздохнул он и вспомнил, как в мае пятнадцатого года его валютный вклад в банке "Транспортный" насильно сконвертировали в рубли по курсу сорок девять рублей за доллар. Всего бы ничего, но доллары он приобрел за полгода до отзыва лицензии, и они ему обошлись по семьдесят рублей за единицу.
   Он сделал десяток мелких нерешительных шагов в сторону банка и, увидев в тонированном стекле двери отражение своего бледного лица, остановился. Но слабая, словно чужая, рука все равно потянула гладкую ручку.
   Переступая порог, Василий споткнулся и буквально ввалился в банк, как вернувшийся в день зарплаты домой кормилец. Его устремилась спасать светловолосая девушка в белой блузке.
  - Здравствуйте, - любезно поприветствовала стройная блондинка растерянно озирающегося Василия. - Вы по какому вопросу?
  - Меня интересуют проценты по вкладам, - тихо ответил Василий, вытирая тыльной стороной ладони со лба холодный пот.
  - Вам повезло, - едва не подпрыгнула от радости девушка. - Сегодня для пенсионеров новые предложения.
  - Я не пенсионер, - смущенно покосился Василий на резво встрепенувшуюся грудь обворожительно улыбающейся сотрудницы, - и меня интересуют доллары.
  - Вы хотите положить в наш банк доллары? - еще больше обрадовалась блондинка.
  - Возможно, - кивнул Василий. - Но сначала мне нужно закрыть у вас рублевый депозит.
  -Пройдемте, - пригласила его девушка.
   ***
   Холл ресторана "Виктория", настойчиво предлагающего почувствовать вкус фирменных блюд и выгоду "шведского" стола, был пуст, и по его кафельному полу прохаживалась взад-вперед, сонно шаркая кирзовыми ботинками, как продрогший в морозную ночь красноармеец в известном романе Булгакова, маленькая старушка лет семидесяти пяти в алой безрукавке. В правой руке часового имелось "оружие", плотно скрученные газеты, которыми она гоняла школьников, устраивающих на ее посту шумные посиделки. Были дни, когда молодежь, сквернословя и хохоча, доводила бабушку до исступления и она, достав из кармана "моторолу", призывала на помощь охрану.
   Маргарита Петровна по привычке жевала чеснок и напевала себе под нос песню из регулярно просматриваемого кинофильма "Трактористы"
  - Вы ждете кого-нибудь? - вежливо, с едва заметным раздражением в голосе обратилась она через некоторое время к молодой особе, вальяжно разместившейся с ноутбуком на диванчике.
   Посетительница проигнорировала бабку.
  Бабуля повторила вопрос, ядовито ухмыльнувшись и показала, как старая змея жало, желтые зубы.
  - А разве нельзя здесь сидеть? - оторвалась дамочка от планшета.
  - Тут могут отдыхать только посетители ресторана и буфета, - нацелила бабка на строптивую гостью сквозь стекла очков злые глазки.
  - Допустим, я еще не определилась, куда мне зайти, а вы меня уже выгоняете.
  - Вы уже тут полчаса сидите, - густо дыхнула чесноком Маргарита Петровна. - Давайте на выход или я вызову охрану.
  - Хорошо, вызывайте, но имейте в виду, что я об этом напишу в своем блоге.
  - Пишите, где вздумается, - махнула Маргарита Петровна рукой и достала на всякий случай из кармана безрукавки увесистую "трубу".
  Юлия Бабаева, бывший школьный психолог, имела натуру тщеславную и мстительную, чего, собственно, и не скрывала от своих читателей, разместив на своей страничке в "сетях" предупредительную "вывеску": "Слишком сильная, слишком вредная, слишком гордая. Если кто искал такую проблему на свою голову - обращайтесь". После скандального увольнения из школы Юля задалась одной конкретной целью - стать узнаваемой блогершей. Для получения статуса общественницы она "наскребла" нужную тысячу читателей, десятка два из которых во всем потакали ей. Стоило Юлии скучным вечерком посетовать на то, как ее котик набедокурил в прихожей, как сентиментальная аудитория хором высказывала свои сожаления. Ее кулинарные рецепты, от которых можно было схлопотать изжогу или даже расстройство кишечника, беспрекословно заимствовались домохозяйками, а политические взгляды вызывали восторг у ура-патриотов. Узнаваемость пришла довольно скоро и начала приносить первые дивиденды: Бабаеву любезно обслуживали в закрытом буфете, позволяли первой задать вопрос на пресс конференции мэру и даже самому губернатору.
  Справедливости ради нужно сказать, что Юлия умела зажечь публику, подобрать удачный для какой-нибудь важной персоны ракурс, и сопроводить его "прикольным" комментарием.
  "Мозги окончательно расплавились. Сломала на лестнице каблук. Так, блин, спешила к губернатору", -- отстучала Юлия пальчиками-коготками и стала размышлять над тем, что может принести в ее "копилку" недавняя стычка в холе торгового центра. Пнув ногой дымчатого кота, она достала из холодильника свежий "трофей", увесистый кусок колбасы, на срезе которого по счастливому совпадению обнаружился волос. ( Во избежание скандала, администрация подарила колбасу блогерше.)
  - Юля, деточка, - раздался слабый, как из могилы, голос, - ты принесешь мне чего-нибудь вкусненького из буфета.
  - Мама, завтра сессия, будут бутерброды и пирожки с капустой, - промычала Юлия. - Я тебе обязательно наберу всего. Но понемногу.
   - А что там с водой? - с надеждой в голосе поинтересовалась мама. - Говорят наши избранники об этом?
  - Вода теперь везде плохого качества. Трубы износились.
  - А заменить нельзя что ли?
  - Не все сразу мамуля. Мы только начали подниматься с колен. А тут, блин, из всех щелей повылезали враги, внутренние и внешние. Так что нужно учиться жить в режиме жесткой экономии.
  - А кто нам опять угрожает? "Укры" или "пиндосы"?
  - Они, суки, мама, они, - процедила Юлия, продолжая щелкать "мышью"
  - Но мы же прорвемся?
  - Легко.
  Внимание "психолога" сосредоточилось на фото эффектной брюнетки, недавно принятой на работу в администрацию "с улицы"
  Кто-то, комментируя последнее кадровое решение градоначальника, раскопал удаленную из сетей страничку его новой фаворитки с откровенным снимком и смелым приветствием: "Люблю розы и красивые позы. Коллекционирую мужчин"
  - Сейчас, сука, я из тебя красавицу сделаю, - принялась редактировать снимок Бабаева.
  - Юлия, - снова раздался молящий голос из-за белой двери, - я хочу сарделек.
  - Какие сардельки, мама!
  - Но я же чувствую запах.
  - Как ты можешь чувствовать запах через закрытую дверь!! - сорвалась Юлия. - Жди, скоро будем менять пеленки и есть манную кашу.
  - Хорошо, доченька.
   "На халяву и хрен сладкий", - усмехнулась Юля и, выдернув из колбасы остатки седого волоса, отпилила от него толстый кругляш.
  
  
   ***
  Лев Николаевич Чижов, энергично двигая короткими толстыми ляжками, словно накручивая педали велосипеда, спешил в нужник. В сумраке коридора открылась дверь и немолодая дама, покачивая полными бедрами, размеренно застучала по паркету каблуками. Ее тяжелый зад, плавно играющий под тонкой шерстью платья наливными ягодицами, непроизвольно попал в объектив стареющих умных глаз поэта.
   Чижов, сбавив ход, проводил удаляющийся силуэт теплым взглядом и свернул в туалет...
  ...Лев Николаевич заглянул в дальнюю кабинку и, убедившись, что там не насвинячили, начал готовиться к приятным размышлениям.
  В туалет вошли и, судя по звукам, начали справлять малую нужду.
   - Сегодня коттедж сдал беженцам, - поделился знакомый высокий голос и с удовольствием перднул.
  - И сколько будет "капать"? - полюбопытствовал глухой голос.
  - Полтинник в месяц.
  - Нормально.
  - Некоторые умудрились и дороже впарить.
  - Там, наверняка, и откат больше.
  - Нет, откат стабильный - десятка.
  - Помоги мне.
  - Говно вопрос...
  Чижов услышал сигналы мобильника и, придерживая штаны, нежно, как к голой ягодице любимой женщины, приложился к нему ухом.
  - Лев Николаевич, горько нужен ваш материал, - попросил молодой веселый голос. - До вечера справитесь?
  - Стараюсь, Леонид Васильевич, - шепотом ответил Чижов.
  Вопросы по возрождению села, поднятые Львом Николаевичем в последнем номере его детища, нашли отклик в кабинетах "Области" Назрела необходимость заново и как следует копнуть эту извечную проблему. Требовалась не просто острая статья, которую он мог состряпать за один "присест", а мудреный аналитический материал, увязанный с планами по преодолению последствий внешней изоляции страны.
   ***
   Утренняя тоска просочилась в душу измотанного бессонницей Василия, как вода из ноябрьской лужи в прохудившийся ботинок. Он с трудом поднялся с постели и, глянув на затертый циферблат часов "Слава", слабыми ногами переместился в кухню. По двору носились пыльные вихри и рыскали большие грязные собаки. Ветер дул как в духовую трубу, громыхая разболтавшимся листом кровли. В пасмурном небе метались чайки. "Ну и погода", - вздохнул Василий и, повернув тумблер на старенькой газовой плите, выбил искру. Синее пламя с шумом охватило большой чайник и начало свою дикую пляску. Запахло горелым жиром.
  Василий нацепил очки и взял со стола вчерашнюю газету. В колонке новостей сообщалось, что сеть продуктовых магазинов из Белоруссии сворачивает торговлю. Глаза Василия задержались на некрологе. Известный в городе депутат, бывший спортсмен и комсомолец, скончался на рабочем месте в день своего пятидесятилетия.
  Василий выложил на стол початую пачку печенья, достал из холодильника два яйца, блюдце с остатками сливочного масла и направился в ванную.
   " Удивительная страна, - пробурчал Василий, опрокидывая в унитаз ведро воды, - оружие безотказное научились конструировать, а на изобретение надежной запорной арматуры к смывным бачкам не хватило смекалки".
  Чайник дымил как паровоз, подбрасывая паром крышку. Залив крутым кипятком порцию заварки, Василий поставил на огонь ковш с водой и опустил в него яйца. Затем он, вооружившись пультом, присел на табурет. Маленький экран телевизора, получив сигнал, засветился бледненькими красками. Василий включил новостной канал и уставился на бегущую строку. Обнаружив, что доллар снова обвалился на два пункта, он ощутил пощипывание в области сердца. Падение американской валюты неуклонно продолжалось вторую неделю.
  
  
   ***
  Прохладной сентябрьской ночью Василий Козлов стоял на вышке и наблюдал, как на асфальте в лучах прожекторов играли две крысы. Перед тем как запереться в будке, закрепленной за автостоянкой, он освежался.
  Темно-синее небо тоскливо мерцало звездами. Кузова машин и стекла покрылись росой. Еще несколько часов назад их хозяева заглушили моторы и выгрузили из багажников объемные разноцветные пакеты.
   "Откуда взялось столько этих тварей, - размышлял Василий, глядя, как свободно носятся крысы. - Говорят, что это к голоду... М-да. Впрочем, это мы уже проходили"
  Василий вернулся в свой "домик", и им вновь овладела меланхолия, причины которой крылись в отсутствии постоянных заработков. Буквально вчера он был вынужден отказать себе в покупке любимых молочных сосисок.
   "М-да... - пробурчал Василий, доставая из-под топчана наполненное наполовину водой красное пластмассовое ведерко. - А ведь все и началось с митингов у памятников Ленину..."
  Он вспомнил митинг на площади Ленина. На трибуне стоял у микрофона кривоногий секретарь обкома коммунистической партии. За его седой головой виднелась красная морда казачьего атамана. Голос коммуниста звучал выразительно и строго, почти как у Левитана. Он говорил о враждебном Западе и возрождении былой мощи великой державы. Когда суровая проповедь завершилась, к синему небу разом взмыло множество государственных флагов на длинных древках, портреты президента. Молодые краснощекие коммунисты неистово аплодировали оратору, братались с полнолицыми единороссами.
  Василий, отодвинув ведро, застегнул пуговки на черных штанах и, направив в сторону телевизора пульт, несколько раз щелкнул им как игрушечным пистолетиком.
   На экран выпрыгнул, как черт из табакерки, молодой с бульдожьей мордой корреспондент в бронежилете и начал, жестикулируя руками, метаться по полю.
   Василий переключил канал. На экране аккуратно снимали лопатами грунт с трупов.
   Василий заблокировал звук и, укрывшись одеялом, начал дремать...
  Сон, который вскоре увидел он, был коротким и мерзким. Василий вошел босыми ногами в Соборный двор, где было жутко черно от собравшихся бродяг и калек. Нищие молились, припав коленями к земле, вздымая руки к золотому кресту Собора, на который взгромоздилась огромная черная птица с железными крыльями и хищно смотрела вниз.
  - Что это за чудовище? - испуганно спросил Василий у молодого нагловатого бомжа.
  - Это царь-птица, - улыбнулся бомж и протянул руку для подаяния.
  Василий робко порылся в карманах и положил на грубую ладонь единственный отыскавшийся предмет - ключ от собственной квартиры...
   Василий, нащупав рукой тапки, тихо вылез из-под теплого одеяла, как мышь из-под плинтуса. Добравшись до окна, он раздвинул плотную, пахнущую пылью шторку и увидел мутный свет, с трудом пробивающийся сквозь нависшую серую пелену.
  Козлов несколько минут стоял неподвижно и с отвращением наблюдал за тем, как у переполненного мусорного бака большая ворона щиплет клювом красные внутренности сизаря. Он вернулся на топчан и щелкнул пультом. Смотреть в телевизор было не намного приятней. Однако Василий оставил картинку, убавив до минимума звук.
   В дверь постучали - явился сменщик. Он по обычаю пришел раньше времени. Василий открыл. Поздоровавшись, они принялись болтать о всякой чепухе. Через полчаса Василий шел в направлении дома, помышляя о скором завтраке.
  Супружеская пара с бледными, усталыми лицами понуро прогуливалась по аллее, как по кладбищу, постукивая по жесткому асфальту палочками. Из репродуктора сладостно журчала мелодия песни Круга "Владимирский централ". До острого слуха Василия донесся обрывок беседы: перемалывалась воскресная вечерняя программа, пропагандистский тон которой раздражал Василия больше всего. Он не осуждал таких людей, бескорыстно отслуживших добрую половину века делу партии, за политическую близорукость. Он относил их к категории идейных коммунистов, будни которых описал в своем романе "Новое назначение" Александр Бек. Покойные родители Василия были такой же закалки. Он хорошо помнил их нудные наставления перед каждой командировкой в колхоз, где приходилось делать бессмысленную работу - заготавливать для коров ветки, которые они впоследствии отказывались жевать. Василий уже тогда понимал всю бессмысленность партийных пленумов. Людей сначала вырвали из села на поднятие заводов, поселили в общежития, а потом стали отправлять снова туда, откуда они приехали, разлучая с детьми и женами. Всегда находился предлог. Всегда существовали объективные причины, откладывающие в долгий ящик наступление светлого будущего.
   Войдя в свой подъезд, Козлов почувствовал какую-то тревожную слабость. Ноги с трудом преодолевали ступени. Ключ едва не выпал из рук и не сразу признал свою скважину. Василий стал проворачивать его, но он во что-то уперся. "Что за чертовщина", - обмяк он и попытался еще раз открыть замок - не получилось. Василий крутанул ключ в обратную сторону и механизм сработал. Страшная догадка болью закралась в сердце: "Забыл замок закрыть".
   Василий нажал на ручку и толкнул дверь - она поддалась. Ватными ногами он прошел в комнату. На полу валялись карандаши, пуговицы и квитанции. Взгляд Василия сразу переместился на сервант. (Внутри что-то оборвалось, в глазах зарябило.) Козлов, пошатываясь, преодолел короткий путь до серванта и распахнул приоткрытую дверцу. Рука машинально выдвинула средний ящик и залезла под стопку пожелтевших бумаг. Ничего не обнаружив, он некоторое время продолжал машинально шарить по днищу. Потом выдвинул другой ящик и начал лихорадочно искать там. И тут в глазах у него помутилось. Василий качнулся вперед, чувствуя, как проваливается под ногами пол. В эту секунду что-то грохнуло, и зазвенели осколки стекла...
  \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\ НАКАЗАНИЕ
   Часть вторая
   Год спустя.
  
  
  Электровоз "Ласточка" притормозил на небольшой, выкрашенной в бирюзовый цвет станции с характерным для угасающей провинции названием "Дурово". На крыльце полустанка было пусто, а окрестности имели жалкий вид: двухэтажные бараки с выгоревшими окнами и проломленными крышами, домики-избы с печными трубами и серыми покосившимися воротами, кирпичные развалины. Лев Николаевич Чижов сидел у окна и сожалением созерцал этот тоскливый придорожный пейзаж. Потом достал из портфеля блокнот и сделал в нем какие-то записи. Его срочно вызвали в Москву на интересную работу - вести блог молодому перспективному депутату государевой Думы.
  Примерно в это же время из редакции газеты "Светлый путь" вышел маленький, щуплый человечек в просторном сером плаще нараспашку, из-под которого виднелись такого же тона пиджак, пошитый много лет назад на фабрике "Большевичка", и черная сорочка. Брюки у него были мышиного цвета, короткие, лицо - бледное и если примечательно, то лишь круглыми очками в изящной серебристой оправе. Высморкав простуженный нос в клетчатый носовой платок, он направился, слегка прихрамывая, в сторону парка. Тихо шуршали под ногами опавшие березовые листочки. Высокое небо было ослепительно синего цвета, а солнце катилось низко, радуя своими прощальными, нежными лучами студентов и гимназистов, прогуливающихся парами.
  Человечек шел главной аллеей города, вздернув маленький с ямочкой подбородок. На встречу спешили горожане в деловых костюмах с портфельчиками, имевшие исключительно кислые или тревожно-задумчивые физиономии. На их приветствия он отвечал с достоинством - слабым кивком головы. Настроение у него, несмотря на напряженный рабочий день, было бодрое и, можно сказать, торжественное. Очередной номер газеты, который он разбавил полезными читателю материалами-микстурами, вышел из типографии. Выпуск, благодаря информации о поездке губернатора в Китай на переговоры с инвесторами и планах строительства газоперерабатывающего завода, получился на редкость позитивным. Кстати пришлось и интервью ветерана труда, решившего отдавать часть пенсии на восстановление давно обанкроченного завода. Небольшое беспокойство вызывала лишь статья о новоселье многодетной семьи. "Два года ушло у депутата на то, чтоб бюрократы признали "крысиный дом", у которого и стены съел грибок, и окна вросли в землю, аварийным, - задумался Илья Аристархович. - Г-м... Не многовато ли? Может, следовало вырезать это место?.."
  Над огненно-рыжим, едва соприкоснувшимся с прохладными сумерками парком метались черные вороны, заглушая своей перекличкой ненавязчиво звучащую из раковин репродукторов музыку. Неподалеку от пруда, по тихой заплесневелой воде которого скользили красные лучи утомленного светила, дремал на лавке грузный господин с газетой в руках. Человечек кашлянул и протянул мужчине с отвисшими нездорового цвета щеками и маленькими пустыми, как кругляшки дверных линз, глазками крошечную ладонь:
   -- Читаем свежую прессу?
  -- Да, пролистал уже, - проснулся господин.
   -- Не знаю, как вас, но меня на повал сразило обещание премьера лично проверять детские сады и дворы. Где это видано, чтоб председатель правительства занимался разбором полетов с дворниками и воспитательницами?!
  -- Знаете, Илья Аристархович, я давно уже не слушаю, что говорит наш премьер, - степенно ответил одутловатый, промокая солидную залысину выцветшим платочком. - Мне на это, простите, плевать. Я просто хочу спокойно дожить свой век.
  -- Дожить по-человечески, - добавил Бестужев.
  -- Позвольте, уважаемый, - улыбнулся одутловатый. - Я часто слышу эту фразу из уст политиков. Подразумевается, видимо, благосостояние, комфорт в быту. А если человек беден? Тогда он живет не по-человечески?
  -- Не понимаю, к чему вы клоните.
  -- Я всякий раз восторгаюсь, Илья Аристархович, как вы, просвещенный человек, умело, уходите в сторону.
  -- Я готов с вами обсуждать серьезные вещи, - робко отступил на шаг Илья Аристархович и на всякий случай оглянулся. - Но вы тоже выражаете свои мысли туманно. Я не считаю, что сейчас у нас все плохо. Возрождается духовность, укрепляется целостность государства. Вспомните, что творилось в девяностые.
  -- Я уже десять лет слышу эту песню, - улыбнулся плешивый и начал протирать замусоленным платочком стекла очков. - И не только от вас, голубчик.
  -- Не будем переливать из пустого в порожнее.
  -- Верно, - зевнул плешивый и, вероятно, решив, что линзы не станут прозрачнее, нацепил оправу на широкую, с лиловой вмятиной переносицу, - В конце концов, главное не то, как в реальности сейчас живут простые люди, а то, как вещают о сегодняшней жизни официальные источники информации.
   - Опять не понимаю, к чему вы, Сергей Карлович, клоните, - достал Илья Аристархович из внутреннего кармана миниатюрный телефончик и, откинув крышку, тревожно посмотрел на дисплей. - Я бы возразил этому "умному человеку", но, увы, тороплюсь.
   ***
  
  Илья Аристархович приложил черную "таблетку" к магниту и потянул ручку. Просторный сухой подъезд "обкомовского" дома поприветствовал его тусклым светом. Он почти бесшумно преодолел четыре лестничных пролета, вдыхая простуженным носом запахи старья и лекарств. За некоторыми, обитыми дерматином, дверями орали одни и те же голоса.
  Илья Аристархович протолкнул золотистую пластину в фигурную прорезь и осторожно провернул против часовой стрелки. В замке щелкнуло. За открывшимся со скрипом стальным полотном царил полумрак. Он снял плащ и, освободившись от ботинок, прошел в прямоугольную, плотно обставленную мебелью, комнату. Рука произвольно потянулась к столу. Пальцы отыскали нужные кнопки. Пока он выкладывал из сумки письменные принадлежности, на мониторе появилась панорама площади Ленина. Он открыл свою страницу и, прочитав несколько свежих комментариев к последней публикации, удалил их. Одного критикана он подковырнул тем, что он слитно написал словосочетание "власть имущими". Последний отзыв, тоже гадкий по содержанию, задержал его внимание. Бестужев угадал по стилю своего недоброжелателя.
  Он оторвался от монитора и перебрался на кухню. Заваривая чай, он набрасывал в голове достойный ответ Чижову. Илья Аристархович слыл человеком скрытным, умным, профессионально освоившим все тонкости и премудрости журналистского дела. Зная, что его публикации высоко ценят и с удовольствием почитывают номенклатурщики, он специально под эту публику делал скрупулезные анализы экономики области, заимствуя для них статистику из тех источников, где она оказывалась более выигрышной, чем официальная. Зачастую он, неизменно подчеркивая глубину своего государственного мышления, пускался в серьезные философские рассуждения, разводя их, как кисель, цитатами великих классиков. Бывали случаи, когда он, по предварительному согласованию с начальством, допускал в печать и острые статейки о бездействии чиновников. Однако такого рода материалы никогда не имели продолжения. Ибо чиновники не собирались исправляться, а в издании, которое служило их интересам, регулярно, как кучки дерьма на коровьем поле, появлялись свежие порции позитива и сглаживали впечатление. Илья Аристархович понимал никчемность своего положения, но все равно был доволен им, витая порою в облаках славы и известности. Если кто-то пытался вернуть его с небес на землю, заявляя о чрезмерной удаленности газеты от неприглядных реалий повседневной жизни простого люда, он сразу же разражался заготовленной на этот случай тирадой: "Полноте, господа, не надо считать народ совсем уж безумным быдлом. Наш народ прекрасно знает, что всяк правду ищет, да не всяк ее творит"
  
  
   В эту ночь Илья Аристархович часто просыпался. И скоро засыпал. Отчего путался, где явь, а когда сновидения. Он, как наяву, блуждал в тумане среди засохших сорняков, прозванных в народе растениями Сталина. Борщевики были в три метра высотой и напоминали гигантские укропы. Неожиданно он набрел на какое-то кладбище. Он двинулся в его сторону и увидел много свежих могил, обставленных разноцветными венками. Его заинтересовали эпитафии на мраморных плитах. В одной из них он нашел грамматическую ошибку. Другая гравировка, выполненная на большом темном надгробии, заинтриговала его таинственным смыслом:
  "Кто, что сделает...
   Сам себе сделает!.."
  Незаметно уложенная бетонными плитами дорога привела его в яблоневый сад. Старые стволы и корявые ответвления были покрыты плесенью, а сырая, поросшая папоротником и мхом земля, усеяна гниющими плодами. Он начал бродить по саду, пытаясь отыскать хорошие яблоки, и едва увернулся от упавшей черным кольцом змеи. Он кинулся бежать и снова наткнулся на странные захоронения. Все они были безымянными. Еще в большем ужасе Бестужев начал продираться в другую сторону, пока не увидел мутный просвет.
  Вскоре его взору открылась затянутая желтоватого цвета дымкой лощина и очертания длинных домов. Он двинулся в направлении лощины. Однако расстояние до нее не сокращалось, и Илью Аристарховича вполне могла охватить паника, если бы вдалеке не показался черный автомобиль.
  Бестужев встал у обочины и поднял левую руку.
   "Nissan Patrol" с потрепанной траурной ленточкой на макушке антенны плавно притормозил.
   Тонированное стекло поползло вниз, и Бестужева окинула с ног до головы надменным взглядом, словно прикинула, каких размеров ему понадобится гроб, плотная холеная физиономия.
  -- Довезите меня до города, - взмолился Илья Аристархович, понимая, что случайно остановил гангстера.
  -- А деньги у тебя есть? - по-хозяйски оценил господин просителя.
  -- Два доллара, - смущенно улыбнулся Бестужев.
  -- Откуда они у тебя? - рассердился "гангстер". - В моей губернии все расчеты в рублях.
  -- Это очень редкая купюра, - снова виновато опустил Илья Аристархович голову. - Я, видите ли, коллекционер.
  -- Ладно, коллекционер, залезай, - открыл "губернатор" дверцу. - Но имей в виду, что наша сделка должна оставаться в секрете. Доллары хранят национал-предатели.
  -- А вы не знаете, что там за дома? Вроде как новостройки? - сознательно переключил Илья Аристархович загадочного водителя на другую тему.
  --Хотите там квартиру приобрести?
  -- У меня есть квартира, - с некоторой важностью в голосе сообщил Илья Аристархович. - В бывшем "обкомовском" доме.
  -- Так ты, братец, коммунист?
  -- Ни в коем случае. Я лишь редактор газеты "Светлый путь"
  -- Писатель, значит, - усмехнулся незнакомец. - Так вот, писатель, все близлежащие земли выкуплены моими товарищами по партии. Есть планы по расширению кладбища. Как говорят, спрос рождает предложение. А теперь представьте себе на минуту, что вы выходите на балкон и видите перед собой только могилы и кресты.
  -- Представляю, - робко выдавил Илья Аристархович.
  -- Хотите принять участие в этом проекте? Назовем его, ха-ха, "Светлый путь".
  -- Премного благодарен, - обрадовался Бестужев такой перемене настроения бизнесмена. - Но мне на днях поступило предложение из одного серьезного издания в Москве.
  -- Ха-ха! - показал господин ослепительно белые зубы. - Вы, видимо, товарищ, с луны свалились. Не представляете, какой у нас ресурс. Многие посчитали бы за счастье работать с нами. Но мы не всякого берем! Нам не нужны самостоятельные журналисты. Мы, партия "малиновых пиджаков", отдаем предпочтенье серым мышкам, верным солдатам, способным вести эффективную пропаганду, направленную на восстановление духовных скреп нации, воспитание у молодежи патриотического сознания.
  Илья Аристархович опешил. Его так и подмывало сказать, какой он на этом поприще мастер. Но времени на обстоятельные разговоры уже не оставалось.
   "Nissan Patrol" сбавил ход и остановился.
   "Губернатор" без стеснения принял расчет и позволил выйти Бестужеву.
   Ветер ворошил на безлюдной мостовой грязные листья и клочья старой бумаги. Густые слои тумана легли на крыши домов.
   Бестужев шел, недоуменно разглядывая пустые витрины магазинов и таблички "Закрыто", "Не работаем!", пока не забрел на площадь Ленина.
   Большой черный всадник на белом коне неожиданно возник перед его глазами. Он словно вознесся над спящей, окутанной плотной пеленой площадью.
   "А где же Ильич?" - растерялся Бестужев. Он как вкопанный стоял у отделанного мрамором постамента, поражаясь невероятными размерами нового гранитного изваяния. В какой-то момент Илье Аристарховичу показалось, что голова у седока живая, а лицо даже знакомо. От страха у Ильи Аристарховича ослабли ноги. Он, не оглядываясь, захромал прочь, ощущая спиной проникновение холода.
   В сквере, где в студенческие проходили встречи с товарищами из "комитета", Илья Аристархович присел на краешек скамейки и начал искать в карманах таблетки. Но их там не оказалось. Раскрыв мобильник, он начал листать записную книжку. Отыскав нужного абонента, он нажал кнопку вызова.
  Телефон ответил короткими гудками.
  Илья Аристархович встал и, с трудом сдвинувшись с места, направился мелким шагом, как спросонья, к подземному переходу. Едва он только спустился в него, перекрытие начало проседать и разламываться, из трещин посыпался песок. Илья Аристархович бросился к выходу. Навстречу ему хлынула мутная вода. Он с трудом выбрался из подвала и увидел стремительно скользящую по затопленной улице волну. Она была бурого цвета и метра в четыре высотой. Бестужев не успел сообразить, где ему найти спасение, как вдалеке, из-за холмов, показался огромный вал и рухнул вниз со страшной разрушительной силой. Ужас охватил Илью Аристарховича. А на горизонте уже выросла новая водяная гора, вдвое превосходящая стоящий на ее пути Собор.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"