Аннотация: Инструкцию по использованию спасательных жилетов выдадут на противоположном берегу =))
В Нищем квартале дома строились по типично таншеррской схеме: каждый последующий этаж чуть выдвигался вперед относительно предыдущего, так что мансарды противоположных зданий едва не смыкались друг с другом. Промозглый осенний дождь на улочку почти не попадал - но и сухо здесь тоже не было.
Каменные стены, густо поросшие мхом и грязью, уходили вверх, упираясь в пролеты вторых этажей. Ноги чавкали по щиколотку в густой вонючей грязи. Между зданиями оставались узкие, отсыревшие в вечном полумраке проходы, в которых не разминулись бы и два человека. На входе в квартал запах помоев и нечистот казался невыносимым до дурноты, но десяток шагов вперед - и обоняние милосердно отказывало, затихало, смятенное наплывом жутковатых впечатлений. Здесь, в Нищем квартале, не было ни барских ливневок, ни канав, ни даже дворников. Местных жителей это ничуть не смущало, и они как ни в чем ни бывало продолжали выплескивать содержимое горшков и ведер прямиком из окон. Они уже давным-давно ничего не чуяли, но и Тиль выдавал вовсе не запах.
К неуместно чистенькой фигурке еще на входе в квартал прицепились грязные, оборванные соглядатаи. Один попытался было запустить руку к гостье в карман, но та схватила его за запястье и от души обложила по матушке, но выкручивать и ломать конечность не стала. Соглядатаи растерянно переглянулись и поотстали. Ясно, что своя, раз не зовет охрану, но уж больно неподходящий наряд!
Тиль стиснула зубы и ускорила шаг. Она и сама отлично понимала, что выглядит слишком вызывающе ухоженной для этих трущоб, но поделать ничего не могла. Из храма ее и так еле выпустили, что уж там говорить о поиске подходящих лохмотьев?..
Постепенно дома становились все ниже, кое-где встречались деревянные новостройки из посеревших, остро пахнущих сырым гниением досок. Улочка сузилась так, что протискиваться приходилось боком. Соглядатаи бесшумно скрылись в щелях между домами, не рискуя соваться дальше без приглашения.
Самое сердце Нищего квартала - возле крепостной стены, на крохотном пятачке, с трех сторон отгороженном заброшенными халупами, - одиноко горел нещадно дымящий костер. Сидящий возле него оборванец лениво помешивал веткой варево, булькающее в почерневшем от гари котелке. На гостью он демонстративно не обращал внимания, пока Тиль не заговорила первой.
- Я к Старшому, - нервно сглотнув, сказала бывшая попрошайка.
- Нет его, - флегматично поведал оборванец, не отрывая взгляда от котелка.
- Есть, - напряженно ответила Тиль. - И я себя выкупаю.
Ветка, неприятно булькнув, скрылась в буром вареве. Оборванец дико завращал глазами и нырнул в сторону, прячась за покосившейся стеной заброшенной хибарки.
Груда тряпья в стороне от костра недобро зашуршала и зашевелилась, являя свету лохматую голову и широкие, мощные плечи, какие меньше всего ожидаешь увидеть у уличного нищего - но Старшой никогда и не попрошайничал сам. На то у него были сотни городских юродивых и еще больше - пришлых воришек.
Сначала заспанное и сильно обветренное лицо повернулось к костру. Красноватые ноздри коротко дрогнули, пытаясь уловить запах варева, но, похоже, не преуспели; а потом хозяин Нищего квартала медленно поднял мутноватый взгляд на Тиль, и бывшая попрошайка невольно шарахнулась назад, заметив, наконец, жуткий набухший бубон на его шее. Поворот головы явно дался ему нелегко, и непривлекательное лицо искривила безобразная гримаса.
- И что ты можешь предложить, живая? - еле прохрипел Старшой. На его лбу выступила испарина. - Снова - денег?
- Больше у меня ничего нет, - честно ответила Тиль.
- А зачем они мне сейчас? - хрипло расхохотался Старшой. - Почти все наши или заражены, или мертвы. Подожди еще месяц, живая, и, если останешься на этом свете, будешь свободна и без выкупа - Нищий квартал вымрет!
- Я знаю, - тихо сказала бывшая попрошайка.
- Тогда зачем пришла? - насмешливо спросил хозяин Нищего квартала.
Тиль упрямо сжала губы.
- Ты спас меня, когда я пришла в город, взял к себе! Научил выживать, и я... - она запнулась и опустила взгляд, но все же продолжила: - И я выжила. И понимаю, что теперь моя свобода стоит денег - потраченных на меня. Что бы ни произошло - я в долгу перед тобой.
- Верно, - усмехнулся Старшой. - Только что мне теперь долги? А вот ты рисковала, живая, придя в Мертвый квартал!
Бывшая попрошайка вздрогнула, услышав новое имя привычных трущоб, и обреченно вздохнула. Образование, смекалка и пародия на жизненный опыт всегда пасовали перед крысиными инстинктами Старшого - даром что единственная наука, которую он осилил, была наукой выкручиваться и жить дальше.
- Мне нужна помощь нищей братии, - созналась она. - Храм готов оплатить...
- Храм?! - хищно прищурившись, перебил ее хозяин Нищего квартала. - Оплатить? Живая, ты слышала, о чем я говорил? Что нам, мертвым, эти чистюли на своем пьедестале? Любой нищий в этих трущобах готов убить их просто за то, что они до сих пор живы! И убил бы, если б только я позволил! - он зашелся надсадным кашлем, хватаясь за шею.
- Вы хотите мести? - удивилась Тиль. До сих пор она была уверена, что у нее начнут требовать то "волшебное лекарство", благодаря которому грязная нищая умудрилась не заразиться, будут искать чудесное избавление от болезни. Но Старшой, как обычно, оказался мудрее - или отчаялся куда сильнее, чем хотел показать.
- Мы хотим жить, - оскалился он. - Но жизнь ты нам не предложишь, верно, живая?
Тиль прикусила губу и покачала головой, стараясь скрыть предательски заблестевшие от слез глаза, но все же сказала очевидное:
- Если бы был хоть какой-то способ, Храм уже давным-давно принялся набивать мошну, спасая знать и купцов. Но они так и не нашли ничего умнее, чем запирать людей в домах и молиться, чтобы зараза не пошла дальше.
- Эк ты заговорила, - криво усмехнулся хозяин Нищего квартала. - А мне вот одна птичка напела, что ты теперь сама одна из них...
- Птичка? - Тиль недоуменно приподняла брови, судорожно соображая, кто из Нищей братии мог подслушать ее разговор с покойным настоятелем. Ночные к Храму не суются, дневные давно ушли подсчитывать выручку... кто-то из мальчишек, его сыновей?
Но пока она вспоминала, из ближайшего сарая к костру вышвырнули весьма потасканного и явно побитого Рыся. От яркого света храмовник прищурил только правый глаз - левый надежно заплыл, и без того превратившись в щелочку, но, похоже, все-таки уцелел.
Тиль обреченно закрыла лицо ладонью.
- Я же сказала, чтобы за мной никто не смел ходить!
Десятник насупился и промолчал, зато Старшой зашелся лающим смехом. Из сарая подобострастно подхихикнули. Тиль тяжело вздохнула и заговорила:
- Меня действительно принимают в Храм. Временно. Оттуда и деньги на выкуп, и... одна просьба. Этот... - красноречивый кивок головой в сторону храмовника, даже не пытающегося подняться, - потащился за мной по собственной воле. Охраны со мной не отправляли.
- Итак, ты полезла в их драный Орден, еще не выкупив себя? - хитро прищурился Старшой, и бывшая нищенка незамедлительно ответила точно таким же взглядом, ясно предвещающим - с нее и лишнего медяка не получат. Рысь этот взгляд знал, пожалуй, даже слишком хорошо для четырехдневного знакомства, а потому и не пытался рыпаться.
- Еще не долезла, - просветила она. - Церемония принятия состоится завтра. А сегодня я пришла возвращать долги.
Старшой снова захохотал и махнул рукой.
- Валяй. Только вот где ты нашла целую диему, живая?
- Диему?! - возмутилась Тиль. - Выкуп за ночную всегда был десять куполов!
- Десять за тебя, - благосклонно кивнул хозяин Нищего квартала и снова закашлялся, кое-как выдавив: - И девяносто за чистюлю. Или оставишь его мамаше Танбаж?
Рысь честно постарался промолчать, не портя намечающиеся торги за его шкуру, но заметно дернулся и съежился. Знакомство с мамашей Танбаж он уже свел, и скорее предпочел бы попрошайничать у крепостной стены, чем продолжать общение с почтенной врачевательницей Мертвого квартала.
- С каких это пор храмовник ценится больше обученной ночной?! Пять куполов! - внесла щедрое предложение Тиль. Десятник возмущенно вытаращил правый глаз, но сдержался.
- Его дружки дадут двадцать, - усмехнулся Старшой. - Только пока ты еще за ними пробегаешь - мало ли что...
Можно было согласиться на более чем трехкратное понижение цены, но Тиль не была бы собой, если бы не предложила:
- Пятнадцать за чистюлю и еще сорок от Храма за то, что Нищая братия прочешет городское кладбище в поисках могилы с мертвецом без савана.
- Зачем это Храму нужно, чтобы кто-то мародерствовал на погосте? - мгновенно насторожился Старшой.
- Да им кто-то сказал, что чуму сеет неупокойник, которого похоронили без савана, - сделав лицо попроще, сообщила Тиль. У Рыся от удивления приоткрылся левый глаз, и нищенка старательно не смотрела в его сторону. - И если его найти и положить какую-то особую монетку под язык, то он прекратит.
- И больше никто не заболеет? - тут же уточнил хозяин Нищего квартала. - Из тех, кто сейчас здоров?
Тиль грустно улыбнулась и кивнула.
Уточнять, не выздоровеют ли больные, Старшой не стал.
Рысь заметно прихрамывал на правую ногу и досадливо морщился при попытках рассмотреть что-то слева от себя, но, по всей видимости, сильно не пострадал. Тиль уверенно лавировала по узким улочкам Нищего квартала, медленно, но верно выводя десятника к цивильной части города.
- Почему ты не сказала, откуда Храм узнал про нахцереров? - тихо спросил он, изо всех сил стараясь не отставать.
- Потому что это Нищий квартал, - хмыкнула бывшая попрошайка, не оборачиваясь. - И если здесь начнутся вопли про "на костер ведьму!", остановить их будет некому, сколько бы там Храм ни платил.
- Мне казалось, этот... главный к тебе хорошо относится, - осторожно заметил Рысь.
- Я с ним спала, - отрезала Тиль.
Десятник споткнулся, восстановив в памяти грязную образину в лохмотьях, но вместо едва не вырвавшегося: "Да как тебя угораздило?!" - спросил все же о другом:
- Почему тогда он требовал еще и денег?
Тиль все-таки обернулась, наградив Рыся на редкость красноречивым взглядом.
- Потому что я его надежд на двадцатого по счету сына не оправдала.
- Родила дочь? - все-таки не удержался десятник.
Бывшая попрошайка остановилась и уставилась на темнеющий клочок неба, зажатый меж двух домов.
- Я вообще не могу понести.
- Откуда ты... - начал было Рысь, но был прерван неоспоримым: