Ахметшин Дмитрий : другие произведения.

Точка прорыва

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Седьмой рассказ из серии "Проект ambient".


   Точка прорыва.
  
   Новости бывают разные.
   Есть личного характера - такие, которые меняют жизнь раз и навсегда. Известие о смерти кого-то из родственников, например, или известие о появлении родственников новых. У тебя родится ребёнок. Твой мир закладывает вираж, и ты далеко не сразу осознаёшь все последствия.
   В последнее время такие эмоциональные "воздушные пузыри", стремящиеся к поверхности, чтобы взорвать твой мир, потеряли былой накал. Углы у них сгладились - чтобы проскакивать через глотку мироощущения максимально безболезненно.
   Когда-то, быть может, эпохой подлинного эмоционального накала считали обе мировые войны и "звёздное небо" точечных конфликтов двадцать первого столетия. Ещё раньше - времена Байрона или Шекспира.
   Сейчас от всего этого, включая расцвет "мокрого кризиса" и сопутствующее ему гремевшее на доброй половине света (а на другой половине угрожающе рокотавшее) имя "узника совести" поэта Го Минь Су, остался только зловещий рокот, в результате укладывающийся сухими убористыми строчками, штабелями дат и фактов, на страницы учебных программ. Сегодня ничего не происходит, а герои и злодеи предпочитают вести диспуты, а не войны.
   Есть новости, касающиеся всех и каждого - и при этом не менее потрясающие. Началась война - и война закончилась. Шторм опустошил соседний штат и полным ходом движется сюда - небо уже черным-черно, а на горизонте заливается хохотом гром. Покорён Марс: целые континенты взрываются ликованием. Не обязательно на пути твоей вселенной маячит поворот, но в такие моменты ты как будто прозреваешь, видишь не только свой вагон, а целый состав, сонм миллионов людей, объединённых одним этносом, что на всех парах несётся к горизонту.
   Новость о том, что больше никто не умрёт навсегда, не возымела на первый взгляд никакого эффекта.
   Это время, когда средства массовой информации уже растеряли всю власть над людьми. Новостей много - самых разных, на самый взыскательный вкус. Выбирай такие, от которых у тебя по животу бегут мурашки, со всеми же остальными расставайся без сожалений. Скорее всего, ты их и вовсе не заметишь. А что до правды... при желании ты, конечно, можешь до неё докопаться, но это вовсе не означает, что она сыграет в твоей жизни какую-то существенную роль.
   Тем не менее, информация остаётся. Каждый миг в мире что-то происходит, а уже через десять минут об этом можно почитать, посмотреть записи и отыскать множество свидетельств, вплоть до индивидуальных точек зрения, которые помогут тебе лучше сориентировать свой взгляд на мир с учётом изменившейся, пусть на йоту, но изменившейся обстановки.
   Итак, больше никто не умрёт. Это было всегда - но теперь это доказано. Имя Гэри Питерса и Гэри-второго (как его торжественно назвали родители) занимает миллионы информационных кластеров. Слепок его души один в один повторяет слепок ушедшего от нас старика Гэри. Он был первым вернувшимся из неизвестности голубем с радостным посланием - одним из многих, но первым, кого нашли.
   Люди просто не знали, что с этим делать. Главный человеческий страх отменили, нажав, как будто в древних компьютерах, на крестик в углу экрана. Понимание этого зрело в головах - для того, чтобы вылиться в совершенно неожиданный для всех оглушающий "бум", последний эмоциональный пузырь нашего времени.
   Парень по имени Нол оказался благодатной почвой для этого зерна.
   Ни в чём особенным Нол замечен не был. Он даже называл себя по-старенькому - типчиком, то есть типичным, таким, которых на улице и в пространстве встречаешь чаще, чем потерянных питательных таблеток в выдвижном ящике кухонного стола.
   Большую часть времени по долгу службы он проводил вне дома - общался с людьми, много смеялся, много разговаривал по душам или завязывал поверхностный, ни к чему не обязывающий разговор. Он был частью социальной программы, согласно которой такие парни, как Нол, должны были отлавливать диких котов и "обхаживать" их, гладя по голове и почёсывая за ушком. "Знай-да-болтай-болтай-программа", - как он сам же её называл.
   - Опостылели мне все эти рожи, - говорил Нол, когда жена наведывалась поглядеть на него в пространстве посреди рабочей смены, и после, усмехаясь, прибавлял: - А уж я-то как им опостылел. Страшно подумать.
   Диких котов отличить достаточно легко - по дикому же взгляду. По манерам и внешнему виду, не всегда опрятному, а иногда наоборот, излишне опрятному, по образу, созданному программой-стилистом или чему-то подобному.
   Нол сотоварищи должны были снижать социальную напряжённость, вызывая замкнувшихся в себе социопатов на лёгкое и душевное общение за столиками в кафе или даже просто посреди толпы.
   На деле же встретить таких людей не так уж и просто, и Нол, по природе общительный малый, болтал со всеми подряд. Платили ему очень просто - за слова, которые услышал хоть кто-нибудь. "Пространственные" ценились чуть меньше, сказанные посредством древнего, как мир, речевого аппарата - чуть дороже. Бывало, "пилюли системы" болтали и просто друг с другом, простой хитростью зарабатывая себе на вечерний кофе. Такой разговор получался самым ненавязчивым и ненапряжённым в мире.
   Возвращаясь домой, к жене, Нол подолгу молчал, и она, зная, что приходилось переносить мужу во время рабочего дня, не докучала ему. Именно в такие вечера - тихие, сонные, тягучие, как карамель - он и обсасывал свои идеи. Думал, о чём будет спрашивать людей завтра, и какие услышит ответы.
   Такие люди, как Нол, всегда первыми чувствуют эмоциональные пузырьки в социальной среде, и не только чувствуют, но и проникаются ими, первыми пробуют новое варево на вкус.
   Когда камень вести о бессмертии ушёл на дно и пошли, так скажем, круги по воде, Нол решил, что пора работать.
   - Что вы планируете на следующую жизнь? - так сегодня не раз и не два начинал разговор Нол. - Я лично намереваюсь стать самым удачливым засранцем на белом свете.
   Чаще Нол старался отвлечь внимание собеседника от того, что свербит у него в ноздрях - но в этот раз тема попалась интересная, и он пытался намеренно заострить на ней внимание: обычно решение, какую стратегию избрать при разговоре, остаётся за общателями. Более того, даже такой не блещущий интеллектом парень, как Нол, понимал, что назревало что-то большое. Просто огромное. За всю профессиональную карьеру ему не попадалось ничего интереснее. Да за всю его жизнь, и за жизнь предыдущего поколения, может статься, не случалось ничего более значительного! И не случится до конца жизни - этой жизни.
   Разум Нола закипал от живейшего интереса к теме.
   - Жалко, я не вспомню в следующей жизни тебя, - ответил один парень с погружёнными в цифровой мир глазами, - Да-да, тебя! Хотя, я не вспомню тебя уже вечером.
   Нол следовал дальше.
   Естественно, в первую очередь он приставал к тем, кто выглядел постарше. Конечно, у старшего поколения другой темп, так скажем, ходьбы, не все они привыкли трепать языками с первым попавшимся незнакомцем, а взгляды на жизнь они хранили чуть глубже, нежели не верхней полке рядом с кроватью.
   Один пожилой человек был исполнен оптимизма:
   - Надеюсь, сынишка не слишком ждёт, что я передам ему дело. Не слышали, что с наследованием, со всеми этими юридическими штуками? Дело в том, что если я вдруг приду к порогу собственного дома - я имею ввиду, после смерти. Ну, понимаете, да? - меня, скорее всего, постараются напоить кофе и спровадить подальше. С улыбочками. Так противно - все вокруг улыбаются. Уже забыли, что такое настоящая грызня.
   Мужчина продемонстрировал Нолу акулий оскал, чтобы Нол не сомневался: уж он-то точно не забыл.
   Другой человек сказал:
   - Я об этом не думаю. Эту бы дожить. Хотя, знаете, я расслабился. Я сегодня вышел на улицу и заметил, что в стволе одного старого тополя поселилась колония пчёл. Почти пятнадцать минут за ними наблюдал. Они вылетают, и, знаете, залетают. Купил себе ледяного молока и сидел, пока не выпил бутылку, а потом ещё немного подумал, не купить ли ещё. Если времени у нас, получается, не до конца века, можно не больно-то торопиться с делами.
   - Не знаю, что теперь будет, - сказала какая-то женщина, на которой не висело никаких срочных дел. Она просто сидела в тихом уголке сквера, куда Нол забрёл, чтобы расправиться с обедом, и казалась его неотъемлемой частью: будто дрожащие тени от ивовых кос, накладываясь друг на друга, сумели создать нечто более объёмное, нежели рисунок на камнях. Голос её звучал так, будто он запутался среди длинных и влажных листьев. - Знаете, когда надвигается дождь, ты чувствуешь его запах. Такой кисловатый, будто где-то рядом раздавили лимон. Так вот, прилетели свеженькие почтовые голуби, я почувствовала именно его. Где-то собирается дождь.
   Нол решил, что вполне может согласиться. Где-то собирается гроза, тут уж без вариантов.
   Насколько она права, он даже не представлял.
   Обычно новшества входят в нашу жизнь далеко не так быстро, как хотелось бы. Весь софт, которым апгрейдят линзу, подлежит длительной отладке -- так что вместо того, чтобы, например, находить потерянные предметы, ты видишь мир в розовом цвете. В прямом смысле. Тряси головой, не тряси -- не поможет. Должно пройти время, иногда десятилетия, прежде чем обещанное и разрекламированное войдёт в нашу жизнь и действительно станет нормой.
   Такая занятная штука, как бессмертие, вошла в нашу жизнь сразу и бесповоротно. Более того, оказывается, она всегда была здесь. Утверждение, что все законы природы давно уже растянуты на операционном столе и должным образом препарированы, в очередной раз потерпело фиаско.
   Оно затянуло какие-то винтики в людских головах, а какие-то расслабило. Шли дни, напряжение копилось, беспросветно-лёгкая жизнь пузырьками в закипающей воде стремилась куда-то вверх.
   В тот вечер, который войдёт в историю как "точка прорыва", Нол размышлял о том, что он может попробовать изменить взгляды на жизнь кого-нибудь из невольных своих клиентов. Попытаться расшевелить всех этих сухарей, которые только и делают, что ведут счёт секундам. Может, за своей деловой беготнёй они пропустили последние новости и сохранили инстинкт самосохранения? Эта мысль показалась ему в высшей мере забавной.
   Нол ходил и бормотал себе под нос что-то вроде: "Уж до чего они все мне надоели".
   А если не поможет? Если все инстинкты у них напрочь атрофировались в погоне за обогащением? Нол доподлинно не знал, но "сухари" всегда утверждали, что им приходится лезть в пасть льва, чтобы возвести над своим именем золотую пагоду.
   - Тогда, - сказал он вслух, - тогда их можно спасти только одним способом.
   Тут уж без вариантов, приятель.
   Так получилось, что Нол оказался не единственным в подобных своих мыслях. Кто-то в это же время решил, что так больше жить нельзя, и что он должен показать людям, что такое ответственность.
   Кому-то другому просто стало скучно и захотелось новых, ранее недоступных развлечений. "Чёрта-с-два нужен этот прогресс, если все могут только на него смотреть, словно за стеклом в медиа-центре".
   Кто-то ещё просто-напросто весело и с ветерком решил вырулить на дорожку новой жизни -- эта получилась какой-то слишком уж узкой.
   Но сперва, конечно же, уйти из этой.
  
   - Пойду ещё поработаю, - сказал Нол жене, стараясь не выдать охватившего его волнения. Почему человечество, которое придумало линзу, не может придумать грёбаную кнопку, которая заставит тебя не потеть и не теряться перед близкими?! - Ты ведь будешь совсем не против моих сверхурочных, верно?
   Он выставил на одежде режим "холод", так как снаружи светило яркое солнце, подождал, пока она вберёт достаточно энергии. На пороге попрощался с женой: тихо сказал "пока" женщине, с которой сожительствовал, но которую никогда толком не любил. Она не услышала. Вышел - будто залетел, как какая-нибудь муха, в банку с прогретым от июньского жара воздухом. Лифт унёс его на нулевой уровень, в район трёхэтажных особняков, поросший сиренью и дикими яблонями, стилизованный с разной степенью затейливости под различные мировые культуры. К примеру, вот вид из окна загородила лепнина, намекающая на пришедшую откуда-то с юга Европы культуру. Во всяком случае, Нол надеялся, что верно это определил.
   Лифт обогнул опору и высадил Нола на тихой станции, упрятанной под крышу беседки.
   В этих краях он обычно работал.
   Разным общателям по нраву самая разная атмосфера - кто-то предпочитает работать, вообще не стоя на месте, перескакивая из одного людского потока в другой, болтая на ходу и посылая виртуальные знаки внимания встречным девушкам, кто-то располагается в заведениях разной степени популярности. Что вполне традиционно - они ведь и существуют, чтобы общаться. Издавна здесь завязывали знакомства, подсаживаясь за соседский столик и предлагая друг другу алкоголь, а то и отведать из своей тарелки. Нол об этом читал. А кто-то вот здесь, гуляя вдоль живых изгородей по выложенным щебнем аллейкам. Народу хватает и всегда можно найти затерянную в каком-нибудь тенистом уголке скамейку.
   Не учёл он одного - сухарей здесь искать и искать.
   Сухари любят места, где пахнет большими деньгами. Где даже пища и вода, имеет привкус стекла.
   Однако чутьё не подвело. Побродив немного по округе, Нол нашёл подходящего человека. Вытянув шею, тот восторженно разглядывал нагромождение камней, на каждом уступе которого росли деревца-бонсай, трогательно оплетая корешками валуны. Наверняка думал, как бы поставить такое у себя дома.
   Нол приставил палец к затылку мужчины, на манер пистолета. Ему не нужно было открывать рта, чтобы вызнать о жизненных взглядах такого засранца. Он научился вычислять таких уже давно, по одной, можно сказать, форме ушей.
   - Это ограбление? - игриво спросил сухарь и поднял вверх руки. В одной была тонкая прозрачная папочка, в которой, на первый взгляд, не было совершенно ничего, в другой - не доеденный банан. -- Бумажник или жизнь?
   Нол на миг засомневался: точно ли он выбрал жертву? С чего бы это сухарю так растекаться маслом по хлебу? Но вот жертва повернулась, не опуская рук, и улыбка на её губах померкла. Нол оказался явно не тем парнем, которого этот сморщенный тип с обезьяньей улыбкой ожидал увидеть.
   - Кто вы? - спросил он, а Нол растерял все слова, которые долго и скрупулёзно подбирал для такого случая.
   Он просто нажал на курок.
   Одежда приходит в движение, едва не ломая Нолу лопатки, ткань стонет, вытягивая все свои нити в струнки. Будто живая, будто монстр, который его, Нола, сожрал, и не успел заглотить только голову, да кисти рук. А потом манжет вместе с рукавом на правой руке скручивается в язык, прошитый кевларовыми нитями, и разносит сухарю голову.
   Никто никогда не задумывал использовать повседневную одежду в качестве оружия. Кому могло прийти такое в голову? Да, в основе её жидкий материал на каркасе из прочных нитей, которые, к тому же, работают, как мышцы. Да, она способна хранить память и подчиняться командам. Да, она может применяться в самых разных областях, обычная потёртая по последней моде куртка может стать прекрасным подспорьем в переноске тяжестей, отрастив четыре дополнительных лапки, чтобы распределить вес и приняв большую его часть на себя. Но чтобы так, ни за то ни про что, снести человеку голову... Верно говорили когда-то: если сильно того захочешь, выстрелить может и черенок от швабры.
   А в данном случае манжета.
   Кровь окатила Нола с головы до ног, капли её зашипели, вступая в реакцию с веществом. Это снова был рукав рубашки, правда, очень грязный, тело как будто бы варилось в собственном соку - одежда не успела отвести избыток тепла. Над плечами, кажется, даже поднимался пар.
   Нол буквально не знал, что сказать. Он смотрел на груду мяса, что когда-то была человеком, на щеках и переносице у него был чужой мозг. Нос отказывался пока воспринимать запах, и, слава богу. Он оказался готов! Во всех легендах, в научных исследованиях, темой которых был человек, в фильмах и книгах утверждалось, что убить невероятно трудно. Сама человеческая природа, якобы, восстаёт против этого. Нол прислушивался, пытаясь уловить признаки внутреннего бунта, но ничего не услышал. Не дёргалась даже жилка на виске. Значит, он действительно был психологически готов убивать. Либо - всё, что было написано и сказано на эту тему, служило лишь одной цели: не ввергнуть мир в очередную кровавую баню. По своему оправдано.
   Нол рассеянно подумал, можно ли считать орденом за победу над собой, над моралью вот это огромное тёмно-красное пятно на груди, но ничего не придумал. Он отвернулсяЈ и пошёл к станции, отчего-то очень чутко улавливая сантиметры, которые приходились на каждый шаг, и странным образом переплетая их в голове с секундами.
   "Точка прорыва" имеет место быть. Плюс двадцать секунд.
   Очень скоро Нол обнаружил, что он далеко не единственный. Пространство вспотело паникой, кажется, впервые за время его существования. "Убивают людей!" - вопили там, и Нол, не успев подивиться так прытко нашедшей его славе, уже разглядывал многочисленные видео - нет, отнюдь не с собой в главной роли. 11111
  
   К ночи это был уже покинутый всеми, тяжелобольной ребёнок с нездоровым румянцем на стеклянных щеках. Никого не осталось, на центральных улицах с многосторонним движением впервые за десятилетия можно было разбежаться. Нашлись бы смельчаки... Кое-какие детали, прежде нарядные, полные внутреннего совершенства, с печатью нечеловеческого разума, бога эргономичности, хранили на себе невиданную вещь - следы от пуль.
   Оружие оставалось только в городских спецхранах. Город сам модернизирует его в соответствие с новейшими технологиями, сам уничтожает старые образцы. Ну, так, во всяком случае, когда-то было задумано. Он запрограммирован перепоручить их уполномоченным лицам только в случае туманной "внешней угрозы", определение которой настолько размыто, насколько вообще возможно размыть слова. "Интересно, осталось ли ещё люди, которые знают, что там стало со всем этим барахлом?" - иногда задавался вопросом Нол. И не он один.
   Но сегодня многие достали из загашников странные штуки, тупомордых гостей из прошлых веков, которые давно уже должны были отправиться в утиль, и которые Город, ребёнок новой эры, за оружие-то не считал. Кто-то хранил их из ностальгии, кто-то ради сладкого чувства обладания тем, чего нет у других. Кто-то даже в это сонное и тихое время до конца не верил, что город в случае чего может его защитить.
   Нол прекрасно был обо всём этом осведомлён -- чего только не болтают люди! И поэтому нимало не удивился, когда на улицах разыгралась настоящая гроза, с громом и молниями.
   Он был готов. Он таился в какой-то подворотне и видел, как люди взрывались изнутри, когда в них попадала пуля, и как одурело начинали носиться вокруг кровавых пятен модули-уборщики, как отряды служебных пчёлок пытались поднять и унести тела, но вновь и вновь их роняли.
   Когда "прорыв" начался, людские массы дрогнули и побежали. Возле точек отправления нетрэйла возникли давки, которые усугублялись тем, что в любой момент среди всех этих людей может появиться новый охотник. Который сделает, скажем, из пол своего пиджака лезвия.
   - Совсем как в средние века, - бурчал себе под нос Нол. - Никакого контроля над собой.
   Соображают они вообще, что жизнь изменилась? Она стала вечной, чёрт подери, и нет больше нужды так за неё трястись. Если уж ты не в состоянии первым осознать, что мир изменился, и даже не в состоянии самому перехитрить охотника, то иди к нему и без страха умри, чтобы родиться новой личностью, возможно, более смекалистой и цепкой. Родиться лучшим человеком!
   Именно это теперь кричал Нол в обессмысленные глаза каждой своей новой жертвы. "Родится новым человеком!"
   Это, считал он, исчерпывающее объяснение -- своих действий и всего, что творится вокруг.
   К ночи Нол не видел вокруг ни одного человека. За это время он убил всего троих -- куда меньше, чем иные охотники. Но он стоял у истоков и мог собой гордиться. Город застыл, словно застрял между двумя секундами, тени зловеще остановились. Небоскрёбы обгладывали закат: истуканы из стекла, железа и пластика несли молчаливый дозор перед красными дюнами, в которые превратились низкие облака над горизонтом.
   Линза исправно доносила, как обстоят дела в других секторах. "Точка прорыва" стала этой точкой везде: наверное, даже равнодушной и всегда ясной луне икалось, когда Нол приставлял палец к затылку тому, самому первому сухарю.
   - Интересно, - спросил сам себя Нол -- Был ли я самым первым?
   Или до него чьи-то глаза уже растоптали по асфальту?..
   Общество готовилось дать отпор: со стороны эти попытки выглядели достаточно грозно. Пространство сверкало яростными огнями, как небо во время метеоритного дождя. "Наверняка это война", - кричали одни, "Саботаж" - было мнение других. Третьи утверждали, что психические расстройства, долгое время бессимптомно сопровождавшие общество, у которого "всё хорошо", наконец нашли выход. Набирались добровольные патрули, планировались рейды, обсуждались меры пресечения преступлений.
   Нол знал, что за пределы виртуальности они выйдут ой как нескоро. Он слишком долго общался с людьми; каждый из этих крикунов, можно сказать, бегал у него по ладони.
   Официальные лица хранили молчание. Да и остались ли они ещё, эти официальные лица? В отлаженной до совершенства системе не должно было случиться ничего подобного. Остался только город, большой печальный Будда, что выращивает в трещинах в своём теле зелёный мох.
   Но он, как всегда, молчит.
   Когда до людей, наконец, дошло, что убийцы так же запросто подглядывают за ними в замочные скважины своих линз, а может, даже участвуют в обсуждении, проекты рейдов один за другим свернулись. В эфире наступила тишина, ничуть не менее зловещая, чем та, которую Нол ощущал вокруг себя.
   После "точки прорыва" прошло пять часов. Случайных прохожих не осталось. Настало время приниматься за охотников.
   "Интересно, - подумал Нол, и усмехнулся про себя, - эта мысль тоже пришла одновременно в сотни голов, или его кто-то уже давно ищет?"
   Когда пропали люди, появились другие звуки. Треск, стук, скрип, движение воздуха по замкнутому пространству урбанистической коробки -- туда, потом обратно. Из укрытия Нолу видно соседнее здание: какая-то штуковина, похожая на лягушачий зоб, зажата между двумя его позвонками. Она раздувается и снова опадает. Наверху, затмевая фонари, как до этого закат и свет яркого полдня, сияла реклама. Волны света внизу, на дороге, вливались в общий световой поток от других рекламных плакатов. Мир стал каким-то крошечным: здесь, в полисе, живут сотни миллиардов людей, но никого из них не слышно. Как будто его, Нола, закрыли в коробке с огоньками на верхней крышке. Или, как жука, поместили в стеклянную банку.
   Так недалеко и до паранойи.
   Где-то далеко раздались выстрелы: как будто по его стеклянной банке побежали трещины. Нол встрепенулся и обнаружил, что сидит, притянув к животу колени, а кончики пальцев на ногах от неудобной позы онемели. Руки и рукав рубашки всё ещё в крови, но она уже не пахнет так резко, и даже, как будто бы, засохла. Огляделся - здесь витая лестница, над которой линза повесила пиктограммку станции нетрэйла, чайная лавка с массивной деревянной дверью. Конечно же, закрытой. Фасад её украшен пыльными мешками и нарядными коробочками - видимо, из-под чая, а в пространство транслируется лишь скромная вывеска со временем работы. Впереди по улице с Самым Громким Названием (так она и называется) под электрический гул струится река неона.
   Поди теперь, найди, с кем поговорить, - усмехнулся про себя Нол. - Его работа стала самой неприбыльной на всём белом свете.
   А что дальше? Если появится гильдия убийц, он, без сомнения, туда вступит. Если доживёт. А если появится гильдия убийц, убивающих жертву при помощи одежды, приставляя палец к затылку, то даже добьётся там определённых успехов.
   Нол прогнал от себя эти мысли, и вполне своевременно: в затихшем пространстве кто-то начал трансляцию. Точнее, начал её уже полчаса назад, и все это время она, как упорный альпинист, взбиралась на самый верх списка, чтобы помахать оттуда Нолу рукой.
   Трансляцию вёл убийца; количество зрителей превысило шесть миллионов, но до сих пор не появилось ни одного комментария. Понятно, почему она так долго выходила в топ -- ничего подобного там не было. Ни криков, ни боевика в режиме он-лайн. Просто человек под своё же собственное хриплое дыхание пробирался сквозь холодный электрический свет улиц. Казалось, идти в никуда он может вечно -- словно муха, вяло пытающаяся шевелить лапками в куске янтаря. Но от картинки веяло такой тревогой, такой пробирающей до мурашек чернотой, что она буквально приклеивала к себе внимание.
   Нол посмотрел четыре минуты. Потом обратил внимание на графу "Локация": Зелёный сектор, нулевой уровень. Цифры, которые поразительно совпадали с цифрами навигатора в его же собственной голове.
   Встрепенулся.
   Он где-то здесь. Он ищет неприятностей, послушать только это хриплое дыхание -- хрр-пуф, хрр-пуф -- и шаги, звучащие очень уверенно на пустых улицах. Это охотник, сумасшедший, параноик, который всю жизнь ждал, пока гладкое изваяние системы даст трещину. И у него совершенно точно есть оружие, просто он старается держать его вне поля зрения. Как жаль, что нельзя запустить ниточки своих чувств ему в пальцы!..
   - Я иду за тобой, - пробормотал одними губами Нол.
   Во рту пересохло, язык напоминал древесный корень. Ноги не служили. Он пополз на четвереньках по лестнице -- не вниз, а вверх, туда, где располагалась площадка электрического вагончика, пули, которая может унести его в небеса -- не в фигуральном смысле, а в прямом. Благословенный stairway to heaven! Можно было позвать его через пространство, но Нол предпочёл добраться до контрольной панели.
   Небесный лифт не работал. Большой Будда принимал меры, руководствуясь, наверное, установкой, что все, кто хотел заползти в безопасные раковинки, давно уже заползли. Остались только злые мурены.
   Муреной Нол себя никак не чувствовал, но развернулся и пополз по лестнице вниз.
   Его спасло то, что он был на четвереньках. Ни один охотник не может позволить себе уничтожить жертву, находящуюся на четвереньках -- это позиция покорности, позиция слабости. Это знание приплыло в голову Нола вместе с какой-то древней, кипящей адреналином и инстинктами кровью.
   Вспышка над головой, казалось, разорвала мозг на две части. Перед глазами поплыли красные пятна. Что-то разбилось, и этот звук, наверное, заметный, Нол уловил шестым чувством. Тем, которое давала ему виртуальность: она взвыла, как раненый зверь, в линзу посыпались сообщения: что сектор, мол, подвергается атаке и он, Нол, находится в опасной зоне. Не иначе, как с перепугу город задействовал какую-то древнюю свою систему оповещения: она демонстрировала старинную карту, согласно которой сектор был в полтора раза меньше, а на месте многих зданий были помечены "зонтики" безопасности, где можно укрыться от ударов с воздуха, вкусно поесть, поспать, поглазеть на настоящую войну, которая разворачивается прямо сейчас и везде вокруг...
   Так или иначе, против настоящего боевого оружия, пусть даже и вековой давности, весь глянец оказался не прочнее дымных колец.
   С рёвом Нол бросился вперёд, даже не сделав попытки разглядеть охотника; кровь ударила в уши, когда макушка врезалась противнику в живот. Через линзу невозможно передать, как темнеет в глазах -- то лишь холодный инструмент для передачи картинки - но Нол догадался, что удар достиг цели. Ружьё, как старая железяка, с грохотом покатилось по ступенькам; Нол кубарем полетел дальше.
   Очень больно: так больно, как никогда в жизни. К паре десятков лёгких синяков, которые Нол получал за всю свою жизнь, большей частью в детстве, прибавился сразу ещё десяток. Проступившие на глазах слёзы размыли свет до однородной массы. В левом глазу, кстати, всё ещё шла трансляция с линзы охотника: из-под полуприкрытого века был виден тротуар и кусочек лестницы. Поняли ли что-нибудь люди "на другом конце провода", все те, кто вместе с ним смотрел трансляцию с линзы охотника, Нол не знал. Он моргнул, возвращая левый глаз себе в подчинение.
   За вспышкой боли последовала реакция блокиратора. Словно медлительный великан из старинных сказок, спешащий на помощь попавшим в плен друзьям -- вот его макушка показалась над горизонтом, и сразу же боль начала слабеть. Враги разбегались. Кончики пальцев на миг онемели, а потом вернули себе чувствительность.
   Нол смог подняться. Линза проводила тесты, рассылая по нервам гонцов -- вроде бы ничего не сломано. За охотника беспокоиться не приходилось -- его неслабо вырубило ударом об землю. Точнее, её...
   Нол обошёл женщину по большой дуге, будто вот этой сухопарой рукой, неестественно торчащей вверх и к тому же, кажется, сломанной, она могла схватить его за ногу. Поднял ружьё.
   Женщина была стара, тонкими, усохшими на месте соединения суставов конечностями и белой одеждой она походила на птицу, упавшую с большой высоты. На плитку из раззявленного рта стекала слюна, виднеющиеся под веками белки казались пронзительно, безумно-белыми. Седина в волосах ничем не закрашена -- подобно плесени она разрослась уже от затылка до чёлки. Натуралка? Нет, на лицо мутации - много мутаций, характерных для привыкших жить и работать на большой высоте. За этой костлявой грудной клеткой кроются огромные лёгкие, а ниже, в брюшной полости, судя по впалому животу, наверняка не хватает кое-каких органов -- они заменены сверхлёгкими полиэтиленовыми дубликатами.
   Нол опустился на корточки, так аккуратно, словно опасался неосторожным движением нарушить планетарное равновесие. Впрочем, оно наверняка уже нарушено -- планета-то катится в тартарары... Глядя на женщину, он думал о том, что смог бы о ней рассказать. Что она смогла бы рассказать ему. Зачем достала из тайника оружие, которое весит едва ли не больше неё, и спорхнула сюда, вниз, на нулевой?..
   Он подумал, что мог бы её спросить:
   - Как вам на твёрдой земле?
   - Не нужно меня подкалывать, молодой человек - строго сказала она и выразительно притопнула бы ногой. - Я отлично осведомлена, что где-то там, внизу, опять есть пустота. А всё это место - просто большая перемычка между тем миром и этим.
   - Вы имеете ввиду подземные пещеры или что-то такое, да? - озадаченно спросил бы Нол.
   Женщина молчала бы, так долго, что Нол почувствовал бы себя неловко. А потом бы его осенило:
   - Стойте! Я знаю! Вы о другой стороне земли.
   Лицо женщины вдруг обрело осмысленное выражение. На губах возникла чуть заметная улыбка.
   - На другой стороне земли всё по-другому, - сказала она. - Там не нужно быть пластиковым придатком к электронным мозгам. Там всё честно и всё взаправду.
   Взгляд женщины снова затуманился.
   Это детское "взаправду" позабавило Нола, хотя общий тон того, что было только что сказано, казался очень зловещим. "Было бы проще, если бы сумасшедших не отменили в начале нового времени, - подумал он. - Я мог посчитать её психом, да и дело с концом".
   Теперь время другое. Теперь психов по всей планете официально объявили людьми с иной (несхожей) идеологией, и они с полным правом могут считать человеком с иной (несхожей) идеологией тебя. Потому что, сколько людей, столько и идеологий, а время идиотов, когда за одной, сработанной кем-то ушлым, идеей гонялись толпы последователей, прошло.
   И тут Нолу показалось, что он её узнал. Почти месяц назад, тенистый сквер, женщина, с которой он общался за лёгким перекусом... Она сказала ему - "собирается дождь"...
   Он всматривался в лицо, медленно, как восковая свечка, растекающаяся по брусчатке. Черты той женщины почти стёрлись у него из памяти, а этой - частично скрывали упавшие на нос волосы. Хорошо бы подойти и приподнять их... хотя бы стволом ружья...
   Да нет - Нол потряс головой - И что с того, если это она? Если даже это так - так и что с того? Она пророчила дождь, и она же стала его буревестником. Хорошо бы спросить: как это в мире, где не осталось ни психов ни дураков, смогло произойти такое? И почему Город бездействует? Он же любит своих пластиковых марионеток - он выстроил для них целый дом, как маленькая девочка для своих кукол...
   Нол не стал вновь вызывать женщину на разговор. Не стал и дожидаться, пока она вновь очнётся. Вместо этого он поднял ружьё: линза тут же отыскала в пространстве какую-то боевую программу, вывела в область зрения прицел и линейки для расчёта баллистики. Ещё один аппендикс, пережиток веков. До сего дня - кто и когда в этом мире в последний раз держал оружие?
   Щёлкнули курки - сразу оба! - и голова женщины-птицы разлетелась кровавыми ошмётками. Нол закрыл глаза, чтобы справиться с тошнотой, постарался дышать ртом, чтобы не чувствовать запаха крови. А когда открыл - где-то на грани зрения моргал жёлтый огонёк, который запросто можно было принять за отблеск рекламы. Старая трансляция кончилась и началась новая, ведь охотник сменился. Нол сам запустил её, повинуясь внезапному импульсу. "Ты маешься, Нол" - сказал он себе, досылая патроны в патронник.
   А потом вдруг всё пропало. Сначала область зрения сместилась куда-то вправо: левый глаз потух. Нол уронил ружьё, потянулся к глазнице: может, это опустилось веко? Может, какая-то крошечная мышца дала сбой?
   Он так не узнал, удалось руке добраться до места назначения или же нет. Всё исчезло, будто в его теле затянули вентиль. Вся нервная система превратилась в паутину из стальной проволоки, по которой можно почувствовать разве что лёгкую вибрацию.
   Последнее, что услышал Нол, услышал не ушами, а где-то внутри себя, в голове, одну фразу, о господи, один-единственный окончательный приговор без права оправдательной речи. "Родится новым человеком!"
   "Вмешался бог из машины, - успел подумать Нол, падая уже не на землю, а в бездонную, бесконечную дыру, - Мы очень сильно его прогневали".
   Точка прорыва пройдёна. Наступало время для нового дня.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"