Я знал капитана дальнего плавания. Он обошел весь мир на своем корабле. Старый капитан верил в русалок, а пересекая экватор - смеялся словно ребенок. Вся команда старого корабля была для капитана семьей, он мог доверить им свою жизнь и штормы были им не страшны.
Капитан верил в водных духов и мог часами стоять на носу своего корабля, высматривая пиратов. Он не признавал власти над собой, а его домом был каждый встреченный порт. Каждый вечер, сидя в кают-компании, капитан рассказывал байки. Он рассказывал о морских чудовищах, о кораблях призраках, о пиратах и странных плавучих островах. Старый капитан никогда не повторялся и всегда с жаром спорил о правдивости своих рассказов. Я встретил его на Крите, он сидел в припортовом баре, пил дешёвое пиво и курил дорогой табак. Периодически вынимая старую резную трубку изо рта, он смотрел на клубящийся дым и улыбался. Поскольку свободных мест было мало - я присел к нему за столик. Минут двадцать мы молча сидели, пили пиво и курили. Потом он внезапно сказал: "Ты умеешь молчать, только море имеет право на крик". Я был удивлён и растерян, моя статья про контрабанду сардин была почти полностью написана, поэтому я даже не собирался заводить разговоры и выуживать информацию. Но этот старый, пропитанный солью капитан заинтересовал меня, он не был похож на тех, с кем мне пришлось общаться всю неделю. Он был настоящим, таких рисуют в детских книжках, про таких рассказывают байки, такие никогда не свяжутся с портовыми бандами, хотя бы потому, что бандиты бегут от них, как крысы от огня. "А море умеет кричать?" - спросил я, разглядывая его морщинистое лицо. "Ещё как может, - усмехнулся капитан, - когда море гневается, оно кричит громом; когда смеётся - криком чаек и бакланов, а когда плачет - голосами утопших".
Вдруг капитан громогласно расхохотался, ловким движением выбил из трубки табак и достал кисет. "Шутите, да? - я нервно улыбнулся, мне ещё никогда не доводилось общаться с людьми, которые были столь могучи. - Утопшие вряд ли смогут петь". Капитан забил трубку и наклонился ко мне, почти ложась на стол. Тихим хриплым шёпотом он заговорил:
"Всякое бывает в мире, я вот видел многое, но уверен, что даже половины не смог увидеть. Сколько их было тех, кого я встретил? А сколько из них живы по сей день? Знаешь, писака, всё началось со шторма. Всё всегда начинается со шторма. Возле берегов Фиджи нас настиг ураган. Страшный, невыносимый шторм, которому невозможно отказать в смерти. В собственной смерти. Три дня мы держались маршрута раз, за разом ставя Джудит носом к волнам. Три утомительных дня, что в любое время были темнее ночи. Но, в конце концов, мы проиграли ту битву. Невозможно выиграть у шторма. Волны понесли нас вдаль, не смотря на наши желания, впрочем, волнам виднее. Шторм длился шесть дней. А когда небо улыбнулось нам просветом - мы, измученные бессонной борьбой, обнаружили впереди остров. Тогда я ещё не понимал, куда нас отнёс шторм, но знал точно, что этого острова нет на картах. Только к вечеру того дня мы смогли причалить в небольшой бухте, врезанной в остров. Команда ликовала, ещё бы, после недели в аду мы узрели рай. Пурпурные в свете заката волны накатывали на розовый песок, высокие раскидистые деревья обещали уютную тень и умиротворение, а тёплый влажный воздух говорил - шторм ушел, и он не вернётся. Когда мы сходили на берег, не улыбались только двое: я и мой верный боцман. Мы оба заметили странность - в прекрасном тропическом раю не было ни звука. Там не пели птицы, не шумела листва, там даже наши голоса казались глухими, а крики радости - ничтожными.
Мы провели ночь прямо на берегу, не заботясь о костре или дозоре, слишком сильна была наша усталость. А утром, когда солнце поднялось над водой и отметило нас своим вниманием, мы проснулись отдохнувшими, полными сил и способными пройти через сотни штормов. Даже я позволил тогда себе скупую улыбку, я почти забыл, почему до этого мне было так тяжко на сердце. Воды и припасов у нас хватало, Джудит уверено держалась на волнах, но мы решили повременить с отплытием. Я дал сутки на отдых, и мы целый день занимались только собой, ели фрукты и суп из моллюсков, валялись на горячем писке и спорили о том, куда же нас занёс шторм. На следующее утро каждый был занят делом. Я решил, что будет неплохо собрать побольше кокосов, их отлично разбирают на рынках Европы, к тому же следовало собрать фруктов, это никогда не помешает в море, и взять пару бочек чистой воды, на всякий случай. Пока команда занималась делами, я вместе с боцманом решил осмотреть остров. Мы шли вдоль берега, вспоминая наши приключения, удачи и невзгоды. Долго смеялись, вспомнив китайскую проститутку, на которой по пьяни женился кок, и долго молчали, вспомнив младшего юнгу, который погиб в горах, когда ушёл домой в отпуск. Тогда я думал, как это ужасно для моряка погибнуть под лавиной камней.
А к полудню мы увидели небольшую деревушку, стоящую на высоком обрывистом берегу.
"Вот и пришли". - облегчённо вздохнул боцман и направился вперёд. Я поспешил за ним, пытаясь догнать, взять за плечо, встряхнуть или же обнять, я не знал и сам. В моей голове всё путалось, плыло, тело было слабым и не послушным. Когда мы добрались до деревни, нас уже встречали не менее тридцати человек. "Добро пожаловать, друзья мои. Чем мы можем помочь вам?" - спросил высокий, крепкий старик с деревянной ногой. Я с трудом пытался отдышаться, всё же возраст уже не тот, что бы бегать вприпрыжку. Мне протянули кувшин холодной воды, и я благодарно кивнул. В деревне жили не менее двух сотен человек, я заметил, что большинство людей были моряками, это легко можно заметить по походке, мозолям на руках, взгляде. Жители деревни накормили и напоили нас, они рассказали, что на острове множество таких деревень, они даже собрали нам продукты, чтобы остальные члены команды не были обделены их гостеприимством. А потом я услышал песню, грустную песню про матроса, который пытался вернуться домой, к своей любимой, но море забрало его, и она последовала в морскую пучину вслед за ним. Песню пела девушка, она сидела у самого обрыва, и её обнимал молодой темноволосый парень. А на горизонте темнело, погода снова портилась.
"Тебе пора, мой верный друг, - сказал боцман и крепко обнял меня, - спасибо, что проводил меня". Я не стал произносить лишних слов, они теперь были не нужны. Я развернулся и отправился к Джудит, собирать свою команду и отправляться в путь. По пути я вспоминал то, что не хотел видеть. На третий день шторма боцман стоял на вахте, особенно сильная волна смыла его за борт, и корабль сбился с маршрута. У нас даже не было времени, как следует помянуть его, шторм был слишком сильным. Похоже, сходя на берег этого острова, только я видел боцман, только я говорил с ним. Что ж, спасибо старый друг, что позволил попрощаться с тобой, что позволил быть для тебя Хароном.
Мы отплывали, когда уже садилось солнце, остров утопших душ провожал нас посмертной тишиной, но я уверен, что слышал тихую грустную песню про моряка, который идёт домой. Садящееся солнце на миг засветило мне глаза, и я отвернулся, а когда вновь взглянул назад, то острова уже не было, но я надеюсь, что однажды снова попаду туда и смогу там остаться.
Такая вот история про остров, куда попадают все утопшие".
Капитан со стоном потянулся и, встав из-за стола, направился к выходу.
"Удачи тебе писака, может ещё выпьем вместе". Я смотрел ему вслед и не мог понять, правда это или вымысел, морская легенда, или же мечта одного настоящего капитана. Я ещё долго сидел, потягивая пиво и любуясь густым дымом, которым был пропитан каждый угол этого бара.
А через две недели, когда моя статья была полностью дописана, и мне пришло время покидать Крит, я узнал, что капитан так и не вернулся в порт. Рыбаки видели, как его корабль направился прямо в шторм, где и затонул. Но я верю, что капитан где-то там, на острове утопших душ, сидит на берегу вместе со своей верной командой и поёт песни грустному морю.