Она классная. Самая, что ни на есть обыкновенная, и в этом, наверное, ее уникальность. Немного солнца, немного луны, чуть от пацана, достаточно от ребенка и много от женщины. Короче, есть за что зацепиться, если в сердце еще не все крючки обвешаны лейблами от Armani, а мозг не задрочен до смерти курсом доллара, уважухой, глянцем и карьерным ростом. Даже если один уцелел и неприметно болтается под левым желудочком - считайте, что вам перепадет.
Она любит поспать утром, потому что ночами занимается поглощением пищи, которая, пролетая сквозь сонный рот, горловой трап, пищевод и тд., непременно откладывается на ляжках, также сомнамбулически и бесцельно, как и процесс ее ночной трапезы. Она переживает, а потом пережевывает, или сначала пережевывает, а после переживает.
Помимо сна и еды она увлечена собой и вопросом, как будет выглядеть ее шея в сорок, а грудь в пятьдесят. Из глобального, ее интересует: не сойдет ли Земля с орбиты после ее смерти, и если наступит Конец Света, где в этот момент окажется она. В моменты глобальных абстракций ее лицо подернуто младенческой скорбью или залито солнцем в тон волосам.
Ей, то хорошо, то плохо, то никак, то все сразу, так что фиг разберешь, как ей вообще. У нее бывают депрессии, длящиеся от сорока минут до шести недель, причина которых составляет еще один вопрос, которым она задается меньше всего.
Утро выводит ее из себя, так как в силу своей миссии начиняет мир девственно новым и свежим и имеет привычку бессовестно рушить замки иллюзий, поспешно возведенные вечером или во время ночной трапезы под феерическое сияние бра и тиканье кухонных часов.
Утро ее враг и вы тоже можете стать им, если окажетесь в это время рядом с ней и попытаетесь, завязать разговор, или (не дай Бог) нагло склонять известно к чему.
Во второй половине дня ее прельщает жизнь, разбавленная присутствием третьих лиц. В компании она весела и разговорчива, как ди-джей; скептична и амбициозна, как сноб; игрива и кокетлива, как Мэрилин Монро. Она поддержит разговор, потому что у нее богатый жизненный опыт и приличный багаж просмотренных телепередач. Если вы яро придерживаетесь одной точки зрения, она будет отстаивать противоположную. Если соглашаетесь со всем, что она говорит, то она презрит вас и обойдет вниманием. А если вы смотрите ей прямо в глаза, то получите выговор, так как взгляд в угол глаза, которому вас кто-то обучил уже не в моде, и даже если это не так и вы просто расслабленны и смотрите на нее, доказывать обратное бесполезно, потому что она женщина и она вас поймала, пусть даже в том чего вы не совершали.
Она примитивна, как мантра и как мантра величественна. Вы можете прочитать ей курс немецкой классической философии и думать, что очень умны, до тех пор, пока она не рассмеется вам в лицо или не покажет язык, после чего Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель полетят в тартарары, оставив за собой лишь облако хрестоматийной пыли.
Она не любит читать, потому что в ней чересчур много жизни и ее глаза устают на третьем абзаце, но это ничуть не умаляет ее достоинств, которые в большинстве состоят из недостатков.
Она человек из семейства кошачьих. Она эгоистична, как сиамская кошка; свободна, как дворовая кошка и как кошка красива - несмотря на отяжеленный таз, которым она неумело виляет, но хорошо подает, потому что позиция сзади ее любимая, и ей нравится, когда все происходит спонтанно.
Но шутки в сторону: этот зад таит в себе потенциал атомного ядра, расщепив которое вы обрекаете себя на нескончаемую муку обладать им. Эта задница, суть наваждение, она сродни навязчивой мысли, сверлящей ваш мозг, она средоточие жизненных красок, она исписана кельтским узором и символикой майя, она рушит надежды и приводит к краху и она выдумана вами, точно галлюцинация в горячечном бреду.
Она недолюбливает ласки, нежность ее коробит, а сюсюканье выводит из себя и, вообще, все перечисленное есть проявление мужской слабости, а ее она не переносит на дух. Мужчины в ее жизни занимают существенный процент правого полушария, и она мнит себя спецом в отношениях с ними. Потому, как она полагает, что мужчина тем лучше относится к женщине, чем более этой женщиной смешан с дерьмом, можно сделать вывод, что она была однажды брошена и не может простить этого всем обладателям полового члена.
Она позиционирует себя, как особу романтическую, обожающую целоваться до упаду и при полной луне, а через минуту заявит вам, что секс с двумя мужчинами в кокаиновом трансе это неплохо, но утомительно. Еще она скажет вам по секрету, что до вас у нее не было никого в течение года и вы счастливый обладатель "Гран при", а вы, как истинный джентльмен должны в это свято поверить и захлебнуться от приступа спастического самодовольства.
Она умеет хранить секреты и не расскажет о них никому, кроме своих двенадцати подружек, так что, как на духу можете смело выложить перед нею свои потроха, не забыв, между прочим, и про скелет в шкафу.
Она вся соткана из противоречий и диалектика подчистую слизана с нее. Она реальна, как плоть и иллюзорна, как радуга; она знойна, как Сахара и холодна, как Антарктида; она проста, как тыква и сложна, как геометрия Римана; она верна, как жена шейха и блудлива, как римлянка; она чиста, как "Аква Минерале" и испорчена, как озоновый слой; она скажет вам "да", но подумает "нет" и если она у ваших ног, то вы, верно попали к ней под каблук и все это потому, что она fеmine.
Да, она женщина! Это так очевидно, что кажется невероятным, лишь потому, что логика вещей не учла наличия в этом бренном мире, такого явления как она, а она не заметила присутствия в вещах этого мира логики.
Сегодня она нежна и приветлива и вам хорошо, потому что нежная и приветливая женщина это логика вещей; а завтра она ведет себя, как холодная стерва и вам плохо, потому, как ни странно это тоже логика вещей, и вы мучаетесь, ровно до тех пор, пока однажды не поймете, что в хаосе, который она привносит в мнимую упорядоченность вашей жизни, есть высшее проявление логики, со всей своей ебучей причинно-следственной обусловленностью.
Славный царь Соломон, как-то говаривал, что есть лишь три загадки в этом скучном мире: полет орла в небе, путь змеи в скалах и дорога мужчины к сердцу женщины. Имея семьсот наложниц, славный царь не узрел главную тайну, что не мудрено при таком потреблении женского продовольствия и массой обязательств перед Израилем. Но мы не по курсу. Она.
Вы закрываете глаза и видите, как она идет руки в брюки: голова неподвижна и только ветер просачиваясь сквозь пряди волос, нарушает гармонию этой статики. Ноги, облаченные в летние сандалии лениво, по - пацански выбрасываются вперед, при этом очень женственно и плавно качается таз из стороны в сторону, из стороны в сторону. Она идет, так естественно и невинно, так вызывающе и цельно, что мир, плотно облегающий ее своим пространством, раскачивается в заданном походкой ритме.
Вы закрываете глаза и видите, как она сидит, бесподобно поджав под себя одну ногу, а другой поигрывает тапком, словно желая избавиться от него, и качнись нога сильнее он слетит, но этого не происходит, потому что это не входит в ее планы и ей хорошо и так.
Вы смыкаете веки и видите ее отдыхающую после кокаиновой ночи и клубной запары, лежащей на диване с колой в руках. Ноги связаны в крест, в одной руке кола, в другой голова, волосы послушно раскинуты на подушке, глаза чуть приоткрыты, пухлые губы тоже, живот прерывисто дышит, наполняя все вокруг мускусом и сладкими нотами неги и жасмина.
Вы чувствуете запах улицы, въевшийся в ее кожу, слышите ветер, исследующий таинственные лабиринты ее ушей, видите лица людей, отпечатавшихся в раскосом изумруде глаз, чувствуете руки, которые перебирали ее по частям минувшей ночью, слышите биение сердца с мерцающими в нем мечтами, ощущаете копоть ночи, забравшуюся в ее подмышки и вы хотите сказать ей об этом, но молчите, потому что ей хреново и она все равно не поймет, так как она fеmine и лучше сядьте рядом и сделайте, что-нибудь, а что именно не знает никто, даже дельфийский оракул и иже с ним.
Вы закрываете глаза и видите, как она говорит, как клонит в бок голову, выпячивает свои кажущиеся рабочими губы в трубу, выворачивает в качестве аргумента ладони, а спустя минуту после произнесенного бреда раскатывается в чистейшей улыбке, одаривая вас щедро мурашками, которые вихрем зарождаются в темени и лавиной обрушиваются вниз по спине, до самого копчика, неизменно прокатываясь по аппендиксу и лаская простату.
Когда она говорит - то она говорит. Даже если она несет свою привычную чушь, про телепередачи, про богатых и бедных, про мужчин и про женщин, про клубную жизнь и прочая и прочая, она говорит искренне, потому что ей начхать на то, как вы отреагируете на сказанное и под каким углом зрения подвергните анализу ее точку зрения.
Вы закрываете глаза и смотрите, как она любит себя, тая под одеялом антарктической льдинкой и разливаясь по комнате волною нежного, довольного трепета. Она любит себя тихо, неслышно сомкнув веки и прикусив губу. В абсолютной тишине мира, на полотне немого пространства лишь один звук, только один штрих: любящее само себя тело, мягкой игрой пальцев, затерявшихся в русалковом лоне молодости.
Вы смотрите и боитесь шелохнуться, боитесь даже думать о движении, страшитесь стать камнем, брошенным в покой утреннего озера, пугаетесь оказаться вычеркнутым из этого мира согласия и потому ждете, пытаясь слиться с комнатой, став частью ее интерьера.
Теперь вы - свидетель, которого нет, но ваше отсутствие существует, и это тайна. Вам, наконец, открывается смысл ведического стиха, в котором воспевается падение лепестка розы и последующее за этим крушение галактических миров; вы впервые постигаете числовой космос и сущность пифагорейской тетрактиды; вы молча растворяетесь в Дао; вы становитесь блаженным индусом, потому как недеяние - ваша основная работа в данный момент. Вы закрываете глаза и вам видно!
Она рабски ограничена и намертво повязана вещами, которые окружают ее по всюду, но, не смотря на это от нее веет свободой, соприкоснувшись с которой, вам непременно захочется впасть в депрессию с "Над пропастью во ржи" в руках и камином в ногах.
Она обитает в рододендровом раю предвкушений - вы, в аммиачно-маковом облаке надежд, обжигающих ваши зыбкие стремления уверенной поступью победы. Пока вы придумываете идеалы и ищите смысл, она дышит земной реальностью, и вам не постичь, этой общей и простой работы, не требующей даже стремлений и побуждения.
Пока ваш глубокий мозг погружен в сусло философских идей и занят поиском начал, ее поверхностный работает над организацией комфорта в материальном мире, так что вскоре вы обнаруживаете, что она оказывается всегда на шаг впереди вас. Изумленный, вы сваливаете полное собрание непрактичной литературы в кучу, рассовываете книги по продуктовым пакетам и выносите их к мусорным бакам, на радость бесшабашно гарцующему в небе Солнцу, но, успев омрачить синей печалью еще не родившуюся Луну.
На вопрос о цели в ее жизни она отвечает пространно, и как трезвый человек вы киваете головой, сделав, однако, вывод, что понятие "цель в жизни" не входит в ее лексический набор, и вообще прекратите задавать вопросы - лучше расскажите, что-нибудь эдакое. И вы, как культурный Мэн начинаете ерзать, так как умности ваши уже не прокатят, мажорная чепуха не лезет в голову, а молчать неудобно и главное вам не начхать, что о вас подумает она. А она, тем временем, уже не ждет чего-нибудь эдакого, потому как, пока вы думали, она успела занырнуть в море собственных иллюзий и грез, и пространно - улыбчивый взгляд, ласкающий ваше лицо уже не имеет никакого отношения ни к вам, ни к вашей тираде, которую вы наконец-то родили и решили изречь.
Да она такая хотите вы этого или нет. Тыча в нее всякий раз пальцем, вы тычете в никуда, ибо спустя секунду объект вашего внимания рассеется, как табачный дым и перед вами предстанет уже иное (она - не она).
В размышлениях о причине такой перемены, вы, возможно, шагнете дальше Вингенштейна, но от этого вам не станет легче ни на йоту. Быть может, чтобы постичь эту, не примеченную Соломоном тайну, вы увлечетесь психоанализом, хиромантией и астрологией, станете ходить за нею с медными рамками в руках, распутывать в себе комплекс "Мадонны - Блудницы", но имейте в виду: вместо нерушимых граней истины, вы заработаете невроз и трудно выводимый осадок разочарования в методологии вашего поиска.
Она очень занятая особа: справившись по телефону о том "как жизнь?" - вы непременно услышите, что у нее дела (поехала по делам; уже съездила по делам; сейчас у меня дела; я планирую дела) и так далее и тому подобное. Где-то после третьего звонка в вас вселяется комплекс неполноценности по поводу собственной бездеятельности.
Она любит животных и не любит людей. Ей ничего не стоит подойти к дворовой псине и завязать с нею разговор о трудностях собачей жизни, в процессе дискуссий погружая свои красивые руки по локоть в линяющую шерсть. При этом ее и собачьи глаза наливаются нежностью рембрандтовского сияния, и вас осеняет, что третий лишний это про вас, потому что на этом празднике милосердия вы чужеродный элемент, несущий в себе неприятие этого таинства. И вы рады бы удалиться, но образ ухоженных рук затерявшихся в зловонных собачьих паклях, воскрешает в вас любовь к контрастам, и вы остаетесь, мечась, как шаровая молния между тактом и любопытством.
Ей жалко, ей очень жалко этих животных и все они суть бедняжки, безропотно переносящие удары судьбы, наносимые подлыми людьми, которые бесятся с жиру от хорошей жизни и не думают ни о ком, кроме себя. И вообще, по большому счету за безответственное отношение к братьям нашим меньшим, она ввела бы смертную казнь, после чего удовлетворенная свершившимся правосудием животина, облегченно вздохнет, или, если говорить о полном обретении счастья - упоительно бзднет!
Наговорившись вдоволь с жертвами людского хладнокровия, она перейдет на вас, и сделает замечание взглядом, ибо вы не удосужились обзвонить полгорода, дабы пристроить брошенное дитя природы в хорошие руки. Вы читаете ее взгляд и вам, почему-то становиться стыдно за неразвитое сострадание к брошенным бедолагам и все такое.
Помимо животных она любит комфорт и чтит порядок вещей, как индеец дух предков, так что любое проявление энтропии в ее комнате или жизни ввергает ее в состояние первобытного ужаса. Несмотря на это, ее влекут приключения, и ей ничего не стоит за час упаковать чемоданы и свалить куда подальше, соблюдая, однако, порядок сбора и учитывая комфорт предстоящего путешествия.
Она водит машину, но хочет другую. Так бывает. Ей нравиться повторять, что "быстрая езда - не показатель водительского мастерства", и не хрена не смысля в данном вопросе, вы молча соглашаетесь.
Машина, доказано опытом, преображает человека. Так, если вы вели беседу с кем-либо на нейтральной территории, попеременно приходя к общему знаменателю, то, переместившись на переднее пассажирское сидение, вы невольно впадаете в зависимость от водителя, так как ваша жизнь теперь в его руках. Водитель, тоже неосознанно, исполненный властью над вашей жизнью, вздымается на пьедестал превосходства и разговор после этой смены декорации течет уже в другом русле, где ваше подсознание считывает уже в каждой фразе собеседника надменное: "сиди и молча соглашайся", чем и стоит заняться, наслаждаясь проносящимися в никуда картинами застекольного мира.
Она водит чуть не уверенно, но умело. Когда ее ладонь плотно сжимает рычаг коробки передач, в вашем мозгу проносится интересный визуальный ряд, а в штанах ощущается томное стеснение, постепенно подкрадывающееся к горлу, а после выше, и вот ваш рот уже пересох, язык, то и дело прилипает к небу. Спустя секунду вы сглатываете, и вязкая слюна лениво перекатывается изо рта в глотку и словно раненный партизан, медленно ползет вниз по пищеводу, прямо в объятия застывшего в ожидании желудка.
Она классная! Она подойдет к вам трижды за день, чтобы поинтересоваться: нравятся ли вам ее ногти, и, не правда ли она очень красива и, черт возьми, вы не можете ответить ничего другого, кроме "Да!" и это будет чистейшей правдой.
От нее веет сексом, как от придорожного мотеля; следом за ней покорно вышагивает весна; перламутровые стрекозы, принимая ее за яркий цветок, приземляются на ее голове; нежные ночи окутывают бархат ее кожи; пронырливый ветер заигрывает с ее локонами и вы, не отставая от природы, не прочь пощупать ее в месте, которое отсутствует на детских куклах и еще, и еще, и так далее.
Она подходит к вам и ждет, не потому что она чего-то от вас хочет, а потому что она женщина, а женщина это всегда ожидание не ясно чего и неведомо когда. Просто, ожидание - это ее космос, такой же бесконечный и бессмысленный, как и сонм вопросов, снедающих вашу душу по поводу этого ожидания.
И не придя к однозначному выводу, вы доверяетесь своему телу, которое делает шаг на встречу этому всепоглощающему ожиданию. Вы останавливаетесь на расстоянии ладони от ее лица, которое вблизи не такое, как всегда, а какое, вы не силах объяснить. Вы жадно исследуете ее черты, в надежде найти подсказку, но все тщетно, потому что ваш поиск нейтрализован изумрудным сиянием ее радужек и гнетущим ожиданием сочных губ.
Вы думаете и думаете до тех пор, пока расстояние между вами не составит сто мегапарсек и ваши вопросы не поглотит коллапсирующая звезда, после чего, вы, естественно впадаете в безмятежность уставшей ждать плоти, и, что есть силы, впиваетесь в ее удобно приоткрытый рот.
Вы дышите, и она тоже дышит. Вы дышите прерывисто - она глубоко. Спустя минуту вы оба учащенно вдыхаете - выдыхаете и последняя мысль, закравшаяся в вашу нездоровую голову, гласит, что во всей этой бессмыслице есть грандиозный смысл, постигаемый поцелуем взасос.
Вы циничны и она тоже. Вам обоим ничего не стоит обсудить утренний поход "по-большому", не забыв покритиковать привычку многих брать с собой книгу. Вы смеетесь над собой, а она над вами. Вы тычете в ее попные уши, которые вас полностью устраивают, лишь с той целью, чтобы доказать себе, что это недостаток, потому как вас начинает раздражать неспособность видеть остальные минусы
Вы можете нравиться ей, а можете нет, и сама она не знает, нравитесь ли вы ей или это только так. Сегодня, она заявит вам, что очень рада тому, что вы появились в ее жизни, а завтра объявит, что последнее время ее все без исключения раздражают. И то, и другое, вы можете цедить сутками напролет, как мантры, пока не сойдете с ума, и вас не подсадят на галоперидол, или, как буддийскому монаху, разбирающему коаны, вам, быть может, откроется свет истины, после чего вас все равно посадят на галоперидол и поставят на учет к районному психиатру. Поэтому, прислушиваясь к главному инстинкту, вы, пропускаете все сказанное ею сквозь себя, не давая ни одного шанса словам застрять в вашем мозгу. И вот вы ликуете, так как уверенны, что нашли выход, пока в один прекрасный день ваши логические легионы не разбегутся кто куда, из-за того, что она изящно улыбнется и не проронив ни слова потреплет вас за шерстку.
Вы думаете, а она делает. Вы полагаете - она наступает. Вы представляете, а она конструирует. Вы ошибаетесь, а она нет. И в этом идиотском противостоянии "кто первый, а кто уже не в счет", вы теряете себя, и точно контуженный бесцельно перебираете ноги, то вправо, то влево, то назад, то вперед, или беснуетесь, как жрец Вуду, вращая глазными яблоками с субсветовой скоростью, но все тщетно: вы позволили себе исчезнуть и вас не стало.
Но вы мужчина, и не можете себе позволить быть вне себя. Вы хватаете себя за шиворот и хорошенько дернув, вставляете все на свои места, и вот душа опять в теле и вы в себе, но теперь вы равнодушны ко всему белому свету и вам это нравится. И пока она делает, наступает, конструирует и не ошибается, вам, погруженному в море равнодушия, уже ничего не хочется: даже мира на земле и цветов по весне; даже ее улыбок и ласки; даже сигареты после двойного эспрессо; даже секса с мулаткой; даже учащенного дыхания, постигающего смысл ее ожидания; даже лета зимою; даже черного в белом; даже прекрасного в уродливом - а это уже серьезно, хотя вам наплевать и на это.
Она классная. Она идет руки в брюки, сидит, с подобранной под зад ногой, лежит, обламывая пространство и не ощущая времени, она говорит, не обманывая себя, она спит, как младенец, она любит себя в согласии с миром, она знает, что куда, и вы здесь не причем.
Она началась и однажды закончилась, подобно линии, взявшей движение в точке, и в точке его завершившей, замкнув окружность и создав бесконечность. И вам, начинает казаться, что так будет ровно до тех пор, пока Солнце не исчерпает свой ресурс и, взорвавшись, не раздарит звездную пыль будущей жизни, среди которой, возможно, окажемся и мы.