Петр Николаевич Ковалевский последние пятнадцать лет усердно проматывал нажитое непосильным композиторским трудом в девяностые годы двадцатого столетия. На волне перестроечного интереса ко всему новому, творения Ковалевского в стиле электронный поп с элементами джаза были замечены. Семь лет он трудился в Германии, изготовляя музыкальные обои для телесериалов. Вернулся на родину, как тогда было принято говорить, полностью упакованным, и проработал еще несколько лет для столичных студий. Со временем творец пришел к выводу, что жизнь удалась, и постепенно пристрастился к бутылке. В итоге жена ушла, дети выросли, квартиры и машины отошли родным или были пропиты. Ковалевский вернулся в маленькую квартиру матери, что в старой двухэтажке на улице Лермонтова.
Около двух часов ночи пятнадцатого сентября Ковалевский отправился в ночной магазин за закуской. Продавщица запомнила, что постоянный клиент в тот раз взял батон и сыр в нарезке, а затем долго считал мелочь, соображая, хватит ли еще и на яблоки. В это время к магазину подошла женщина в темной куртке, встала спиной к окну и что-то изучала в своем телефоне. Ковалевский вышел из магазина, подошел к женщине. После непродолжительного диалога они ушли вместе. В двадцать минут третьего, в дверях подъезда Ковалевского с парой столкнулся сосед-таксист, спешивший на вызов. Громко хохотавшая дама задела соседа сумочкой. Позднее, при даче показаний, таксист отметил, что от пары разило спиртным. Шум от веселой парочки на лестничной клетке слышал пенсионер с первого этажа, страдающий бессонницей. Сыщикам он уверенно заявил, что это поднимался Ковалевский. Согласно показаниям матери Ковалевского, ее разбудил хлопок входной двери и грохот в прихожей. Она услышала женский смех, вставать не стала и крикнула сыну, чтобы он не мешал ей спать и "убрался вон вместе со своей пассией".
Далее, как утверждал Ковалевский, они с дамой провели несколько часов на скамейке через дорогу от его дома, допивая то, что было в начатых бутылках из его домашних запасов. Сам он принял двести грамм водки. Даме досталось полбутылки белого вина. Ковалевский изрядно опьянел, но "как истинный джентльмен" вызвался проводить даму, заявившую, когда начало светать (то есть не ранее половины шестого утра), что ей пора уходить. Они прошли по улице Лермонтова, затем свернули на главную аллею небольшого парка. От дома Ковалевского до входа в парк было триста пятьдесят метров.
Асфальтированная аллея пересекала весь парк и через пятьсот метров упиралась в Комсомольский проезд. В середине аллеи находился пешеходный мостик над речкой, летом полностью пересохшей. Закованное в бетон русло, шириной семь метров, было покрыто сухой листвой. Высота мостика от дна речки достигала шести метров со стороны более крутого берега - если идти от Комсомольского проезда.
Постепенно пара дошла до мостика. По расчетам сыщиков, это могло случиться в шесть - шесть пятнадцать утра с учетом медленного шага подвыпивших. Как признавался Ковалевский, на мостике дама сказала ему что-то обидное и он, с досады, толкнул ее в ответ. После чего, не оборачиваясь, поспешил удалиться в сторону дома. По словам матери, Ковалевский вернулся домой в половине седьмого утра, окончательно ее разбудил и сбивчиво рассказал что произошло. Минут через двадцать "терзаемый муками совести" он пошел обратно в парк. Спустился к телу женщины, потормошил тело, и когда осознал, что он натворил, пошагал прочь, объятый отчаянием. Домой шел кругами, выйдя из парка на Комсомольский проезд. Дома он сообщил матери, что, кажется, убил ночную спутницу. Мать, из-за пагубных пристрастий сына ставшая в последние годы набожным человеком, посоветовала зайти в церковь, чтобы "снять с души грех" и затем "сдаться властям".
В начале восьмого утра со стороны Комсомольского проезда в парк вошел со своим доберманом Илья Семенович Галушко - житель одного из соседних домов. Навстречу Галушко по главной аллее брел, пошатываясь, не совсем трезвый человек, который что-то бормотал, хватался за голову и, к изумлению Галушко, бросил ему на ходу: "Здрасьте". В этом незнакомце Галушко позже опознал Ковалевского. Неспешно дойдя до мостика, Галушко увидел лежащее внизу на бетонном дне тело женщины в черной кожаной куртке и немедленно вызвал стражей порядка. Звонок был в семь часов двадцать восемь минут. Пока Галушко находился в парке, кроме Ковалевского он больше никого не видел.
Опознать жертву не составило большого труда. В сумочке, лежавшей в двух метрах от тела, были найдены паспорт, листок регистрации по месту пребывания, пропуск на работу, всякие дамские принадлежности, и, главное, что сразу заставило отмести версию ограбления: довольно дорогой смартфон и кошелек, в котором лежали полторы тысячи рублей и платежная карта. Галине Сергеевне Петровой был полный тридцать один год. Работала бухгалтером в небольшой торговой компании, снимавшей офис в деловом центре на Комсомольском проезде, в ста метрах от входа в парк. Потерпевшая проживала в трех километрах от работы.
Судмедэксперты зафиксировали несколько ушибов конечностей и черепно-мозговую травму, которая и послужила причиной смерти, наступившей между шестью и семью утра. Характер травм был характерен для удара тела о твердую поверхность при падении с высоты. Следы борьбы на теле и одежде отсутствовали, за исключением небольших синяков на левой руке, предположительно поставленных в результате резкого нажима чьими-то пальцами. В пользу падения также указывала проломленная часть деревянного парапета, временно установленного ремонтниками. От удара о доски на правой руке и ноге жертвы образовались тонкие ссадины и царапины. Кроме частиц бетона высохшего речного дна и пыли от сухой листвы, следов иных веществ или загрязнений на одежде жертвы не было. Кроме того, в организме жертвы было обнаружено некоторое количество алкоголя.
Вести это дело был назначен следователь Федорчук. Оперативно-розыскная часть была поручена оперуполномоченному Скворцову. В первую очередь ухватились за версию, что предполагаемый убийца - тот, кого встретил Галушко. Фоторобот, достоверно составленный при участии Галушко - преподавателя художественного училища, позволил быстро опознать Ковалевского. Участковый Бондаренко, обслуживающий участок, где дом Ковалевского, довольно быстро узнал своего частого клиента. Более того, первым, кого на улице встретил Бондаренко после изучения фоторобота, был ни кто иной, как Ковалевский, околачивавшийся возле дверей участкового пункта. Ковалевский сразу сознался в убийстве и был задержан.
Скворцов со своими сотрудниками проверил ближайшее окружение жертвы. Родители Петровой и близкие родственники жили в другом регионе. Детей не было. Вместе с гражданским мужем она снимала однокомнатную квартиру на одиннадцатом этаже. Хозяин квартиры был заграницей и по телефону заверил сыщиков, что сдал квартиру по договору и даже временно зарегистрировал Петрову. Гражданский муж, с которым Петрова познакомилась полтора года назад, в момент преступления находился в командировке и возвращался поездом в пять часов вечера как раз в день убийства. Необходимые подтверждения сыщики добыли. Муж назвал совместную жизнь с Петровой обычной и однообразной. Днем - работа, а вечером - нехитрый ужин из полуфабрикатов, затем телесериалы или социальные сети. По выходным иногда ездили в торговые центры и совершали редкие прогулки по городу. С друзьями встречались редко. Петрова вообще не была любительницей шумных вечеринок и спиртного.
При осмотре квартиры жертвы Скворцов заметил в комнате виолончель. Оказалось, что Петрова окончила детскую музыкальную школу, но впоследствии музыкой не занималась. Когда речь зашла о виолончели, гражданский муж грустно заметил, что Петрова брала в руки виолончель, пытаясь вспомнить навыки игры, но времени на серьезные занятия у нее не было. Внезапно проступившие контуры версии о возможной связи между жертвой - музыкантом-любителем и преступником - бывшим композитором, так же моментально испарились. В те годы, когда они оба занимались музыкой, пересечься их пути никак не могли. До отъезда Ковалевского в Германию Петрова еще не ходила в школу, да и вообще жила за шестьсот пятьдесят километров отсюда. Когда он продолжил работу на родине, то жил в столице.
Непосредственный начальник Петровой сообщил, что она с ним договорилась, что пятнадцатого сентября выйдет на работу к семи часам утра, чтобы успеть доделать все отчеты, и пойти встречать мужа на вокзал. Вокзал был расположен в двадцати минутах ходьбы от офиса. Скворцов запросил должностные инструкции потерпевшей и переговорил с ее коллегами, которые охарактеризовали Петрову как исполнительную, но не особо инициативную.
Петрова жила в новом шестнадцатиэтажном доме и, как водится, от опроса соседей в многоквартирных домах толку было мало. Скорее для галочки сыщики прошлись по этажам и совершенно не удивились, что Петрову вообще никто не знал по имени. Все общение ограничивалось дежурными приветствиями в лифте, и никто про нее ничего плохого или хорошего, сказать не мог. Никто не видел, как Петрова пятнадцатого выходила из дома. Уборщица, которая утром мыла полы на первом этаже подъезда, встретила лишь двух соседей. Она сообщила: "Начала я, могу сказать точно, в шесть двадцать. В шесть я выхожу из дома, а идти мне двадцать минут. Пока я была на первом этаже, а на этаж у меня идет минут десять, сначала из маленького лифта вышел такой солидный седой мужик. Спортсмен видимо. Я ему - здрасьте, а в ответ тишина. Потом минут через пять из большого лифта с лаем вылетела мелкая шавка, а за ней бабка. Эта со мной поздоровалась. Кто с какого этажа не знаю, я здесь новая вообще-то".
Был изучен портретов фигурантов дела в социальных сетях. Ковалевский интернетом не пользовался. Профили Петровой были до банальности заурядны: масса виртуальных друзей из числа бывших одноклассников, одногруппников, коллег по прошлой и нынешней работе. Ленты забиты картинками кошек, красивых ландшафтов и советами из разряда "Десять правил как стать самой желанной".
С помощью гражданского мужа сыщики связались с тремя, как он уверял, наиболее близкими подругами Петровой. К удивлению мужа, выяснилось, что вечером накануне убийства, Петрова их приглашала в гости, но пришла лишь Лариса Абрамова. Идея собраться, по словам Абрамовой, возникла спонтанно. Около шести вечера ей позвонила Петрова и, узнав, что Абрамова планировала в тот вечер навестить своего деда, проживающего неподалеку от дома потерпевшей, пригласила ее в гости. По словам двух других приятельниц, Петрова им также звонила с предложением собраться. Одна отказалась из-за того, что некому сидеть с ребенком, а второй долго добираться. Абрамова пришла около девяти вечера. За ужином подруги открыли бутылку белого вина, которое принесла Абрамова, разговорились, так как давно не встречались. Затем включили радио, сели на балконе и там допивали вино. Абрамова запомнила как Петрова несколько раз сокрушалась, что завтра ей на работу "ни свет ни заря", и говорила, что пойдет на работу пешком, чтобы проветриться после вина. Гостья призналась, что чувствовала себя пьяной, когда около полуночи спускалась от Петровой к такси. Абрамова сильно переживала по поводу смерти подруги и отчасти винила себя: "Не принеси я тогда бутылку вина, может ничего бы и не произошло. Галька вообще пила редко и быстро пьянела. Но все равно не верится, что она ночью могла одна куда-то пойти".
Дело, которое пресса поспешила окрестить "резонансным", банально казалось бытовым преступлением. Скворцов был уверен, что "подвыпившую барышню" после визита подруги, потянуло на ночные приключения. Лучшей компании, чем опустившегося пятидесятипятилетнего творческого интеллигента, она не нашла. Поведение жертвы Скворцов охарактеризовал: "в тихом омуте - черти водятся". Впрочем, за семь лет в уголовном розыске Скворцову попадались и не такие странные сочетания пары "преступник-жертва".
Иные версии были маловероятны. Падение с мостика - очень странный способ самоубийства. Особенно для того, кто живет на одиннадцатом этаже. Следов сексуального насилия обнаружено не было. Для серийного убийцы способ расправы с жертвой был также нетипичен. Кроме того, последний серийный убийца, орудовавший в области, был задержан еще год назад. От наезда мотоцикла или велосипеда тело жертвы получило бы характерные повреждения. С большой степенью вероятности Петрову столкнул с моста руками кто-то выше ее ростом и крупнее ее по комплекции. Ковалевский, несмотря на многолетнее пьянство, физически был вполне крепок.
Было установлено, что Петрова в теплое время года предпочитала добираться на работу через парк. Она садилась на восьмой троллейбус около дома, выходила на углу проспекта Победы и улицы Лермонтова. Шла по Лермонтова примерно двести метров и сворачивала на главную аллею парка. О том, что в то утро Петровой нужно было на работу необычно рано, знали ее начальник и ближайшие коллеги, а также подруга, которая была у нее в гостях, и гражданский муж. Сыщики считали, что даже если у последнего и были мотивы избавиться от Петровой, скажем, на почве ревности, деньги на наемного убийцу у скромного офисного клерка все равно вряд ли нашлись. У подруг отсутствовали мотивы для преступления. О зависти речи и быть не могло. Как однажды заявил Скворцов: "Непостижимо, чтобы кто-то из окружения потерпевшей ей завидовал. Вполне заурядная внешность, скромная зарплата бухгалтера в средненькой фирме. Мужик - не Билл Гейтс и не Роналду. Да и стиль хромает. Как может дорогой кредитный смартфон сочетаться с дешевой кожаной курткой и дерматиновой сумкой?" Версия, что нападение на Петрову связано с ее служебной деятельностью также была несостоятельна. Петрова обрабатывала первичные документы и вела лишь отдельные счета. У прямого начальника потерпевшей было алиби, которое, правда, могли подтвердить только жена и сын. На одном из совещаний, Скворцов справедливо заметил: "Зачем начальнику убитой избавляться от обученного сотрудника перед подготовкой отчетности за третий квартал?"
Ковалевский довольно долго писал чистосердечное признание, постоянно оттачивая формулировки, ранее им самим же и придуманные. Наконец, спустя три недели после убийства, дело было направлено прокурору на утверждение для последующей передачи в суд. Обвинительное заключение основывалось на чистосердечном признании Ковалевского, неопровержимой улике в виде отпечатков его пальцев на куртке потерпевшей, на наличии важного свидетельства Галушко, на показаниях соседа-таксиста и продавщицы, видевших в ту ночь Ковалевского вместе с женщиной, в которой они по фотографиям опознали жертву, а также на словах матери обвиняемого.
-II-
Аккуратно защелкивая замок ремешка детского сидения, Скворцов наслаждался мыслью о том, как хорошо, что они живут на юге. На дворе - середина октября, а днем еще можно ходить в легкой крутке. Как только он подошел к водительской двери, безмятежность солнечного утра была наповал сражена громким гитарным проигрышем из "Money for Nothing" группы "Dire Straits". Закончив краткий телефонный разговор, Скворцов, сам не свой, громко хлопнул дверью и резко тронулся с места. Ближе к детскому саду тихонько захныкала дочка, которая никогда раньше не замечала у папки такое необычное выражение лица.
Скворцов мчался на улицу Лермонтова дом пятнадцать, к участковому пункту. Контора участкового Бондаренко находилась на первом этаже длинной пятиэтажки. С трудом припарковав машину метрах в ста от входа, Скворцов побежал в сторону пункта и догнал быстро шагавшего следователя Федорчука.
- Вообще не понимаю, что происходит... - прохрипел Федорчук, переводя дух.
- Чушь какая-то! - согласился Скворцов. - Бондаренко случайно умом не тронулся?
Ввалившись в кабинет Бондаренко, сыщики застали его беседующим с блондинкой в черной кожаной куртке. Бондаренко тут же вскочил и подвинул к столу два стула. Скворцов, не обращая внимания на руку, протянутую участковым в знак приветствия, осторожно присел на стул и немного успокоился лишь после того как взглянул на даму. Дама, словно не заметив вошедших, продолжала что-то говорить низким голосом участковому. Особой изысканностью ее речь не отличалась. Бондаренко, спохватившись, представил даме Федорчука и Скворцова.
- Черкасова Дарья Никифоровна имеет много чего нам рассказать, - манерно заявил Бондаренко и обратился к даме: - Дарья Никифоровна, будем крайне признательны, если вы еще раз поведаете свою историю.
- Ноу проблем! - начала дама. - Помогите найти вот такую сережку. Все-таки золото, камушек. Наивная я, конечно. Если кто ее и нашел, быстрее всего снес бы в ломбард или на переплавку.
Сыщики недоуменно переглянулись, увидев протянутую им серьгу.
- Значит так, стою и упорно звоню в дверь этого чудика, - продолжила дама и повернулась к Бондаренко: - Как, вы сказали, его зовут? Ковальчук?
- Ковалевский Петр Николаевич, - поправил Бондаренко.
- Ого! - гаркнула дама и захохотала: - Звучит то как! Словно граф какой. Граф без штанов!
- Дарья Никифоровна, прошу излагать ближе к делу, - строго проворчал Федорчук.
- В итоге выходит из соседней квартиры старуха и начинает на меня орать, что, мол, из-за таких как я, Петенька в тюрьме, а Света слегла в больницу. Вот я и пошла к вам. Можете как-нибудь устроить, чтобы открыли его квартиру? Хочу там поискать мою сережку.
- Светлана Михайловна - это матушка... - начал пояснять Бондаренко.
- Но почему вы решили искать свою серьгу именно у него дома? - резко перебил Федорчук.
- А где же еще, кроме как у него или в парке? - с удивлением воскликнула дама. - В парке, понятно, уже ничего не найти. Остается шанс фифти-фифти. Я в ту ночь, помню, несколько раз навернулась. Один раз у него в прихожей. Может там сережку и обронила. Стукнулась об шкаф, синяк поставила. Ну не привыкла я на шпильках. Напялила сдуру после работы. Решила, что раз в городе...
- Вы точно уверены, что не могли потерять серьгу где-нибудь еще? - нетерпеливо спросил Скворцов.
Дама вытащила из сумки смартфон, что-то в нем отыскала и протянула его Скворцову.
- Вот поглядите, - сказала дама. - На фото я в обеих сережках. Я встала у магазина, чтобы прочитать сообщение от моей старшей. Заодно, ради смеха, пару раз себя сфоткала. А потом мы пошли к нему и...
- Уважаемая Дарья Никифоровна, - громко и подчеркнуто серьезно заявил Федорчук. - Возможно вы являетесь важным свидетелем тяжкого преступления, совершенного в парке утром пятнадцатого сентября. Убедительно прошу вас изложить информацию о себе, и подробно вспомнить, что вы делали четырнадцатого и пятнадцатого сентября, при каких обстоятельствах вы оказались в данном районе, где познакомились с Ковалевским и так далее. Мы, в свою очередь, подумаем, что можно предпринять, чтобы найти потерянное вами украшение.
Рассказ дамы был долог. Ей тридцать семь лет, в разводе, две дочки, свой дом в селе в двухстах тридцати пяти километрах от города. В город приезжает несколько раз в год, когда получает заказы на ремонт квартир. Ночует в городе в тех же квартирах, где и работает. В одиннадцать вечера четырнадцатого сентября сдала очередную работу. До утреннего поезда в семь двенадцать оставалась целая ночь. Погуляла по центру города и пошла в сторону вокзала. По дороге остановилась у ночного магазина, из которого вышел кавалер и предложил вместе скоротать время. Невзирая на то, что Ковалевский уже был "под градусом", даме он показался "беззлобным" и "в прошлом приличным мужиком". Мать их не пустила домой, и они разместились на лавке напротив его подъезда.
Полбутылки вина после тяжелого дня ударили даме в голову. Чтобы точно успеть на поезд, без двадцати шесть она решила продолжить путь на вокзал. Ковалевский уже "был в муку" и, вопреки уговорам, увязался с ней. Шли медленно, часто останавливались. В парке начали в шутку подталкивать друг дружку. Перед мостиком дама свалилась на траву. Закружилась голова, ненадолго потемнело в глазах. По мнению дамы, не настолько сильно Ковалевский ее толкнул, чтобы можно было упасть. Скорее уж виноваты были неудобные туфли и вино. Придя в себя через несколько мгновений, увидела спешно удалявшегося Ковалевского. Окликать не стала, отряхнулась, за полчаса дошла до вокзала и уехала домой. Хватилась пропавшей сережки уже в поезде.
На вопрос Федорчука дама ответила, что в парке больше никого не видела. Тем временем, Скворцов продолжал украдкой рассматривать посетительницу. Его сверлила мысль: "Неужели Ковалевский умудрился принять тело Петровой за Черкасову?" Длина, форма укладки и цвет волос обеих женщин отличались мало. Очевидна и схожесть комплекции, хотя Черкасова была чуть поджара и на пару сантиметров выше. Фасон, цвет и длина куртки Черкасовой были такие же, как у куртки потерпевшей. Лишь при внимательном рассмотрении можно было различить, что материал куртки Черкасовой более тонко выделан, при этом куртка носится активно, о чем говорили небольшие потертости. Куртка на Петровой, напротив, была как будто совершенно новая. Лицо Черкасовой было загорелым и узким, глаза были глубже и больше, чем у Петровой. Скворцов подумал, что, несмотря на различие в чертах лица, подвыпивший Ковалевский, общавшийся с Черкасовой в основном при тусклом уличном освещении, вполне мог перепутать дам.
Черкасова приехала в город сегодня утром, чтобы начать ремонт очередной квартиры. По дороге с вокзала, она "для очистки совести" решила навестить того ночного кавалера, чтобы попробовать найти у него в прихожей сережку. Дом она запомнила, так как он был единственной жилой двухэтажкой в квартале. Подъезд - дальний от магазина. Этаж второй. Дверь хозяин не открыл. В итоге пришла к участковому.
-III-
Скворцов нетерпеливо ожидал Федорчука, горюя о том, что дело придется начинать с нуля. Ковалевский и Черкасова друг друга узнали. Серьга Черкасовой нашлась в щели между галошницей и шкафом в прихожей Ковалевского. Сосед-таксист подтвердил, что ночью именно Черкасову он видел с Ковалевским. Продавщица ночного магазина заявила, что она всегда утверждала, что видела даму только со спины, и сыщики сами виноваты, что стали опираться на ее показания. Ковалевский объяснял, что оставил отпечатки пальцев на куртке потерпевшей, когда теребил ее лежащее тело, думая, что это была Черкасова. В общем, главная версия следствия рухнула, словно наполненный водой воздушный шарик, сброшенный хулиганом с крыши многоэтажки.
Федорчук мрачнее тучи влетел в кабинет, громко захлопнув дверь, и упал в кресло.
- Плохи наши дела, Скворцов, - взволнованно произнес Федорчук. - Прокурор дело вернул и, между прочим, правильно сделал. Поторопились мы. Будь он неладен, этот композитор со своим чистосердечным!
В кабинете повисла изматывающая тишина. Выражение лица Федорчука было напряжено, словно он делал сложные математические вычисления в уме. Искал способ решения уравнения Ковалевского, тот есть, простите, уже не Ковалевского, а просто уравнения с неизвестным числом неизвестных? Спустя четверть часа Федорчук стал пугающе спокоен, и вышел минут на десять. Вернулся с бутылкой минералки, наполнил два граненых стакана.
- Убежден, что сначала должны надо найти мотив, - спокойно сказал Федорчук, кивком приглашая Скворцова взять стакан. - Вроде всех перебрали: сожитель, близкие подруги, коллеги. Очевидного интереса в смерти Петровой ни у кого нет. Более того, почти у всех основных персонажей есть алиби.
- Алексей Ефимович, - выпалил Скворцов. - А может Петрову сбросил с моста вообще кто-то незнакомый, просто из хулиганских побуждений?
- Тогда, Скворцов, - хмуро произнес Федорчук, - дело пахнет очередным висяком. Кроме Ковалевского, в парке никого не видели. Твои же опрашивали даже привокзальную нечисть. И следов в парке миллион, а что толку? Нет, мы должны еще раз перебрать все мотивы, пусть даже самые невероятные. Например, считаю, что мы недостаточно плотно отработали тему соседей потерпевшей.
- Но откуда им было знать, что Петрова в то утро собиралась на работу в такую рань? Она же вроде с соседями личные отношения не поддерживала. Думаете, кто-то из них выслеживал ее?
- А кто тебе сказал, Скворцов, что она должна была лично кому-то докладывать? Кто-то из соседей мог и случайно услышать.
- Знаете ли, Алексей Ефимович, в моей квартире, например, иногда слышно соседей, громко беседующих за стенкой. Но слов разобрать нельзя.
- Но ведь еще существуют балконы, холлы, лестничные клетки, - сказал Федорчук и добавил: - Мотив преступления пока представляю с трудом. Но все равно, поезжай на квартиру потерпевшей. Осмотрись на месте. Почему-то я уверен, что ухажера жертвы ты там уже не застанешь. Лучше звони сразу хозяину квартиры.
Федорчук был прав - квартира пустовала. Вернувшийся в город хозяин квартиры посетовал на то, что жилец, заранее не предупредив, тридцатого сентября позвонил и просто поставил перед фактом, что съезжает. Ключ он вернул отцу хозяина. Личные вещи Петровой ее бывший сожитель до сих пор так и не вывез, нарушив данное старику обещание вернуться за вещами через два дня. Спустя неделю хозяин с трудом дозвонился до бывшего жильца, но тот сослался на безденежье и заявил, что займется вещами, как только у него появятся деньги.
Скворцов посчитал, что, пожалуй, это и к лучшему, что многие вещи потерпевшей на месте, и в квартире никто не живет. Сыщика посетила идея опробовать на практике метод из одной иностранной книжки, заключавшийся в том, что поискам ключей к разгадке преступления может способствовать погружение детектива в атмосферу дома жертвы, использование ее вещей, имитация привычек. Скворцов в душе считал все это полнейшей ерундой, но, решил, что когда дело зашло в тупик, любые способы хороши. Хозяин квартиры, обрадованный обещаниями Скворцова помочь избавиться от вещей бывших жильцов, заявил, что в ближайшую неделю квартира в полном распоряжении Скворцова, и вручил ключ.
Скворцов не спеша обходил бывшее жилище Петровой. Типовая однушка, сорок квадратов. Большая кухня. Совмещенный санузел. Широкий балкон. Комната метров двадцать. Отделка и мебель скромные, но, можно сказать, со вкусом. В наличии вся необходимая бытовая техника, пусть и недорогая. Очевидно, что хозяин делал ремонт и обставлял квартиру, изначально предполагая ее сдавать. В шкафах находились одежда и обувь Петровой. На полках в ванной пылились косметика и парфюмерия. На кровати лежала виолончель.
Когда Скворцов проходил мимо открытой двери санузла, до него донесся звук потока, падающего внутри труб. "Здрасьте, дорогие соседи! Будем знакомы", - ухмыльнулся про себя сыщик. Сидя на кухонном диванчике, Скворцов погрузился в раздумья. Что такого страшного должен сотворить сосед, чтобы другой сосед захотел с ним разделаться? При том, что этих двух соседей не связывают никакие личные или служебные взаимоотношения. Соседи друг друга сквозь стены не видят. Но при этом изредка вынуждены обонять последствия деятельности невидимого соседа, когда через вытяжки и щели просачиваются резкие запахи краски, препаратов против насекомых, подгоревшей пищи и прочего. Но неприятные ароматы вторгаются редко и сравнительно быстро улетучиваются. Да и никто же не ходит каждый день в химическую атаку против тараканов! Скворцов вспомнил службу в участковом пункте на заре карьеры. На неприятные запахи местные обитатели жаловались всего пару раз, но претензии по поводу шумности соседей, напротив, возникали довольно часто. Иногда дело доходило даже до мордобоя.
Мысли продолжали обволакивать сознание Скворцова и после того как он задремал. Вплыла идея, что шум из соседних квартир есть, по сути, радиоспектакль, который в принудительном порядке слушают окружающие по прихоти автора. Ни одна радиостанция не способна предоставить слушателю такое обилие передач самых разных жанров, транслируемых зачастую одновременно. Драмы крепких семейных ссор, часто переходящие в фарс. Комедии шумных вечеринок, иногда с трагическим финалом. Познавательные очерки как делать ремонт с обязательной демонстрацией всех возможностей современного электроинструмента. Бесчисленные концерты, способные удовлетворить любой музыкальный вкус. После пробуждения Скворцов искренне удивлялся диковинным ассоциациям в своей голове, фрагменты которых еще не успели полностью исчезнуть.
На следующий день Федорчук, выслушав доклад о посещении квартиры, попросил Скворцова резюмировать свои соображения.
Я пришел к выводу, - выпалил Скворцов, - что Петрову мог убить кто-то из соседей, кого она довела до ручки шумным поведением!
Федорчук удивленно уставился на Скворцова, затем повернулся к монитору и сосредоточенно застучал по клавиатуре. "Алексей Ефимович, - смущенно пробормотал Скворцов, - простите меня за неудачную шутку". Спустя минуту, лицо Федорчука расплылось в улыбке, он щелкнул пальцем по экрану и перевел взгляд на Скворцова.
- Вот смотри, Скворцов, один психолог пишет, что большую опасность для психики человека представляют повторяющиеся посторонние шумы, которые не вписываются в его систему координат.
- То есть, грубо говоря, если ты слушаешь исключительно рок, то тебя разозлит, если кто-то рядом врубит попсу?
- В общих чертах, так, - согласился Федорчук. - При этом постоянно раздражающие шумы, источником которых являются чужие люди, могут привести к непредсказуемым последствиям. Человек может впасть в отчаяние и, что называется, уйти в себя. Но может, наоборот, наполниться яростным желанием устранить источник раздражения. Полагаю, что нам стоит отработать эту твою версию. Мы должны подробно изучить ближайших соседей потерпевшей.
Переступив порог квартиры Петровой, Федорчук нетерпеливо протиснулся между Скворцовым и местным участковым, и сразу прошел в жилую комнату. Через мгновение следователь торжествующе указал напарникам на возможные источники шума: акустические системы домашнего кинотеатра и "замечательный струнный инструмент". Затем Федорчук вышел на балкон и огляделся вокруг. Вернулся в комнату, присел на кровать рядом с виолончелью и провел смычком по струнам. Получившийся звук заставил всех поежиться.
Федорчук поведал план дальнейших действий. Квартира находилась в торце здания. Длинная стена комнаты была уличной, короткая отделяла общий коридор. Таким образом, квартиры соседей по этажу стенами не граничили с комнатой. Очевидно, что в первую очередь следовало разобраться, что за люди живут в однокомнатных квартирах над и под квартирой потерпевшей, и, пожалуй, в двухкомнатной квартире на одиннадцатом этаже, граничащей стеной с кухней Петровой. Решили, что по соседям пойдут участковый и Федорчук, который ранее в этом доме не бывал. Федорчук будет представляться сотрудником санэпидемстанции, производящим замеры уровня шума в жилых помещениях. При входе в ту или иную квартиру, участковый будет отправлять Скворцову условное СМС-сообщение с единицей, которое будет для него сигналом начать "не стесняясь, от всей души" водить смычком по струнам виолончели. Последующее СМС-сообщение, с двойкой, будет означать, что Федорчук вышел на соседский балкон замерять уровень шума улицы. По получении второго сообщения, Скворцову следует оставить инструмент, выскочить на балкон и изображать телефонный разговор, периодически повышая голос.
Через два часа сотрудник Скворцова привез шумомер, одолженный у судебного эксперта, и, распечатанное на цветном принтере, ламинированное "удостоверение старшего эксперта СЭС" Федорчука А.Е. Следователь покрутил в руках прибор, сообразил, как им пользоваться, и предложил начать обход квартир. На часах было четыре часа дня.
Дверь двухкомнатной квартиры распахнул пацан лет двенадцати, бодро отрапортовавший, что мама на работе и вернется около девяти вечера. Сыщики не стали проходить внутрь, решив вечером зайти повторно. В однушке на десятом этаже, располагавшейся под квартирой Петровой, стальную дверь, красиво отделанную деревом, и оборудованную сигнализацией, никто не открыл. Позвонили в соседнюю квартиру. Соседка важно произнесла: "Валентин на службе". Поднялись на двенадцатый этаж. Скромную, в нескольких местах поцарапанную, дверь в квартиру, интересующую сыщиков, долго никто не открывал. Доносившиеся из-за двери возгласы свидетельствовали о том, что внутри кто-то был. Согласно имевшимся данным, с середины мая квартиру снимал приезжий из области, вместе с которым проживали его коллеги. После долгой возни с замками, дверь наконец отворил громадный заспанный небритый мужчина в одних трусах. Он узнал участкового и что-то недовольно буркнул. Как только сыщики вошли внутрь, где-то внизу раздался противный скрежет. Федорчука охватило умиление от музыкального дара Скворцова. В комнате практически не было мебели. На матрасах лежали трое мужиков, не менее крепко сбитых, чем тот, кто открыл дверь. Федорчук с трудом пробрался к балконной двери, маневрируя между сонными товарищами, которые не проявили к его персоне ни малейшего внимания. На балконе было довольно шумно от двигавшегося внизу потока машин. Тем не менее, большинство произнесенных Скворцовым слов разобрать удалось. Участковый вышел из квартиры через десять минут после Федорчука и сообщил, что одного из лежавших в комнате он раньше не видел. Проверил документы, выяснил, что это земляк квартиросъемщика, приехавший в город также подзаработать на разгрузке вагонов. Нюанс заключается в том, что этот земляк в свое время отбывал за грабеж. Федорчук, скептически взглянув на участкового, заметил, что жильцы данной квартиры интереса не представляют. Прежде всего, по той причине, что работают они по ночам, а пересменок обычно в восемь утра. Да и нервы у таких, словно стальные канаты. Но на всякий случай, конечно, надо проверить их алиби, тем более что участковому точно известно их место работы.
В половине восьмого вечера прогуливающийся вокруг дома Скворцов заметил, что в квартире на десятом этаже, расположенной под квартирой Петровой, зажегся свет. Спустя несколько минут Федорчук уже общался с хозяином квартиры под душераздирающие звуки виолончели, спускавшиеся с потолка. Валентин Иванович Зубов являл собой высокого седовласого мужчину сорока пяти - пятидесяти лет. Его телосложение указывало на активное увлечение спортом в былые времена. Федорчуку показалось, что их визит сильно озадачил жильца. Зубов был скорее растерян, нежели раздражен. После замера уличного шума, прощаясь, Федорчук спросил Зубова, кивая в сторону потолка, часто ли происходят такие концерты? Зубов невнятно пробормотал, что ни на что не жалуется. Затем следователь внезапно сменил тему, жестом указав на старые кроссовки: "Бегаете по утрам? Мне тоже советуют, но все никак не решусь". Зубов отвел взгляд в сторону и криво ухмыльнулся.
Напоследок зашли к соседке из двушки на одиннадцатом этаже. В ее квартире звуки виолончели слышны не были.
Кратко посовещавшись, перед тем как разойтись по домам, сыщики решили, что Зубов гипотетически мог бы сойти за возможного убийцу: физически крепок и, похоже, довольно эмоционален. "Хотя возможно у человека сегодня просто был трудный день", - заметил Федорчук.
Через два дня Скворцов делился добытыми сведениями о Зубове. Сосед Петровой, которому было сорок шесть лет, два года назад развелся с женой и купил себе отдельную квартиру. В город приехал пятнадцать лет назад, чтобы занять должность инженера в конструкторском бюро. Рос по службе. Последние два года бюро получает много заказов от машиностроителей. Работники вынуждены брать работу на дом, так как до семи вечера они обязаны освободить офис. Так предписывают правила пропускного режима предприятия, на территории которого бюро дешево снимает помещения. Служба безопасности бюро, разумеется, знает, что люди работают с документами вне офиса, но никак не противится, поскольку руководство негласно это одобряет. Иначе документация не будет сдана заказчикам в срок. Да и сами руководители, включая заместителя генерального директора В.И. Зубова, часто проверяют документы дома. Руководитель службы безопасности бюро смог в свое время убедить высшее руководство установить в своих квартирах охранные сигнализации.
Когда Скворцов закончил повествование, Федорчук сказал: "Что ж, некоторые очертания мотива преступления прорисовываются. Предположим, что потерпевшая регулярно досаждала Зубова своим пиликаньем на виолончели, в то время как тот пытался корпеть над своими расчетами. И все это происходило на фоне возможных переживаний, вызванных разрывом с супругой. Таким образом, убрав Петрову, Зубов устранил бы источник раздражения, методично подтачивавший его нервную систему, и мешавший ему сосредоточенно работать".
Опыт Федорчука подсказывал, что преступления на бытовой почве в тех случаях, когда преступник и жертва не связаны длительными личными отношениями, часто совершаются спонтанно. Таким образом, сохранялся шанс обнаружить отпечатки пальцев Зубова на кожаной куртке Петровой. Маловероятно, что тем теплым сентябрьским утром Зубов был настолько хладнокровен, чтобы сообразить надеть перчатки. Вполне возможно, что он и не ожидал, что реально совершит убийство. Сыщики стали размышлять, как лучше получить отпечатки пальцев. Версия о причастности Зубова еще была не настолько убедительна, чтобы официально объявить его подозреваемым и, в законном порядке, снять отпечатки. Решили, что Федорчук заглянет к Зубову, чтобы подписать "акт замера уровня шума" и постарается, чтобы тот взял в руки бумажный лист, обработанный едва осязаемым липким составом. Можно было надеяться и на то, что Зубов, отлучаясь тем роковым утром из квартиры, машинально поставил свою квартиру на охрану. Исходя из того, что самый оптимальный маршрут на автомобиле от дома Зубова до бюро включал улицу Лермонтова, можно было предположить, что он в свое время мог случайно заметить, что Петрова в хорошую погоду ходит на работу по этой улице. С учетом того, что и Зубов и Петрова добирались на службу, как правило, в неизменное время, он мог неоднократно видеть ее сворачивавшей в парк. Вечером накануне преступления Зубов со своего балкона мог невольно услышать как, этажом выше, Петрова говорила подруге о своих планах пойти на работу к семи утра. Женщины, были на балконе поздно вечером, когда на улице уже стих шум машин. Возможно, чашу терпения Зубова переполнила громкая музыка, игравшая у его соседки сверху. Если за полночь, после ухода подруги, Петрова не снизила громкость колонок, или, тем более, взяла в руки смычок, это могло заставить его утром пойти по следам потерпевшей.
Скворцову предстояла встреча с бывшим ухажером Петровой. Сыщик тщательно продумал сценарий предстоящей беседы. На вопрос о кожаной куртке, которая была на теле Петровой, ухажер ответил, что она ее приобрела после работы тринадцатого сентября в торговом центре "Парус". Петрова присылала ему сообщение с фотографией. Вернувшись домой после командировки, на кровати он обнаружил отрезанные бирки. По словам ухажера, зная любовь Петровой к порядку, если бы она надевала куртку четырнадцатого, то бирки были бы в помойном ведре. Скворцов подумал, что четырнадцатого действительно было слишком жарко, чтобы надевать кожаную куртку. Видимо, рано утром пятнадцатого Петрова спохватилась, что на улице с ночи еще прохладно, и решила надеть обновку. Отрезала бирки, но спешно собираясь на работу, сразу их не выбросила.
Затем Скворцов стал аккуратно переводить разговор на личные темы. Поговорили о работе ухажера. Скворцов посочувствовал, что того, с его слов, не ценят и давно не повышали зарплату. Почувствовав, что ухажер стал более открытым в диалоге, Скворцов изобразил, будто кому-то звонит. Кратко "поговорив по телефону", недовольно посетовал, что жена настаивает, что они должны срочно отдать дочку в музыкальную школу. Развивая эту мнимую идею, Скворцов поинтересовался у ухажера, пригодится ли это в жизни, ведь его бывшая подруга тоже когда-то занималась музыкой. Ухажер отреагировал довольно болезненно. Ему всегда казалось, что игра на виолончели для Петровой была попыткой доказать окружающим свою значимость, что она, мол, не такая как все. При этом серьезно заниматься и брать уроки она не хотела, поскольку считала, что играет "просто для души" и "кому не нравится, пусть не слушают". Музыкальные пытки, как выразился ухажер, были регулярны. Во-первых, почти каждое утро. В будни - с половины седьмого до семи, в выходные - около девяти утра. Ну и по вечерам по часу - полтора перед сном, не реже чем через день. Ухажер отметил, что у них были, по-видимому, очень терпеливые соседи, а сам он спасался на кухне: закрывал все двери и включал телевизор или слушал плеер в наушниках. Ухажер признался, что, хоть это и грешно говорить, когда Петровой не стало, он стал вдоволь высыпаться. На вопрос, почему общаясь с сыщиками ранее, ухажер не заострил внимание на регулярности музыкальных занятий Петровой, он ответил, что, мол, это настолько глубоко въелось в его жизнь, что он даже не счел это чем-то особенным. "Возможно, боялся сам попасть под подозрение", - подумал Скворцов. Прощаясь с ухажером, Скворцов требовательно предложил ему все же решить вопрос вывоза вещей потерпевшей. Всех, кроме виолончели. Посоветовал ухажеру попросить у родителей деньги на пересылку.
Через несколько дней у сыщиков уже имелись основания для задержания Зубова. На куртке были обнаружены отпечатки его пальцев, из расположения которых следовало, что Зубов, будучи вполоборота к жертве, выбросил обе руки и толкнул Петрову в левое плечо расставленными пятернями. Коллеги потерпевшей сообщили, что никогда не видели на Петровой новую кожаную куртку, что подтвердило факт, что утром пятнадцатого сентября потерпевшая надела ее впервые. Поскольку Зубов утром пятнадцатого выходил из лифта один, исключалась версия, что он мог оставить отпечатки на куртке потерпевшей, толкнув ту в лифте. Продавщица маленького магазина женской одежды в торговом центре сообщила, что развесила куртки данного артикула на вешалках утром тринадцатого сентября, весь день находилась в магазине и Зубов к ней точно не заходил. Таким образом, он не мог оставить отпечатки пальцев на куртке и в торговой точке.
Управление вневедомственной охраны подтвердило, что утром пятнадцатого сентября квартира Зубова была поставлена на сигнализацию в шесть часов девятнадцать минут и снята в семь часов двадцать четыре минуты. Затем квартира встала под охрану в восемь часов восемнадцать минут, то есть когда Зубов поехал на работу. Уборщица, по просьбе сыщиков, внимательно рассмотрела Зубова, когда тот шел по двору к машине, и узнала в нем жильца, который выходил из лифта утром пятнадцатого сентября. По ее словам, после того дня в такую рань она его больше не встречала.
После задержания, у Зубова взяли отпечатки пальцев уже стандартным образом, и еще раз удостоверились в их наличии на куртке жертвы. Также, на его кроссовках были обнаружены частицы грунта из парка и строительной пыли, покрывшей мостик во время ремонта.
На суде Зубов вел себя сдержанно и лишь однажды позволил себе выплеснуть эмоции, воскликнув в сердцах, что он за последние годы так вымотался, что совершил непоправимое, вместо того, чтобы просто подняться к соседям и поговорить с ними, или обратиться за помощью к участковому. Адвокат упорно отстаивал точку зрения о наличии кумулятивного аффекта у подзащитного.
-IV-
Дождливым ноябрьским днем Федорчук и Скворцов зашли в кофейню. Листая меню, Федорчук внезапно засмеялся.
- Царица! - весело провозгласил Федорчук. - Иначе назвать свой салат им в голову не пришло!
- А что тут такого, Алексей Ефимович? - недоуменно спросил Скворцов.
- Регина пробационум!
- Не пойму вас что-то, - пробормотал обескураженный Скворцов. - Кто это?
- Царица доказательств, Скворцов! Я вдруг вспомнил, как из-за этой царицы, то бишь признания того композитора, мы чуть не завалили дело о сентябрьском убийстве в парке. Царица полей, понимаешь! А если бы та мадам не явилась за сережкой?
Скворцов издал нервный смешок, и сыщики начали диктовать заказ подошедшему официанту.