Однажды сырым, но уже теплеющим летним утром проститутки, расслабленно стоящие возле витрины салона "Евросеть", стали свидетелями уголовного преступления.
Смена заканчивалась, девчонки отдыхали, курили белые сигареты, и начали было болтать о холодном пиве, когда двое тощих юнцов в фанатских шарфах, разморённые похмельной жаждой, подошли к соседнему продуктовому магазину, выдернули из стены кондиционер и, подталкивая друг друга, сквозь коробчатую дыру проникли в торговый зал.
Через минуту они спрыгнули обратно, и вяло направились к тополиной аллее. Упав костлявыми задами на разогретую липкую лавочку, откупорили бутылки и по-младенчески припали к горлышкам.
Проститутки оживились и засмеялись специальным, объявляющим об их занятии смехом.
Один из парней растопырился, как распахнутая пятерня, другой полукругом обернул голову, глядя за плечо.
Это была унаследованная привычка - смущаясь, оборачиваться и глядеть за плечо.
Внезапно, точно спрыгнув с крыши, к лавочке подскочил орущий синий УАЗик и выбросил наружу нескольких полицейских. В бронежилетах и касках, с автоматами, озлобленные духотой и потом, действуя, как пальцы одного кулака, они жёстко скрутили парней и, точно сумки с тряпьём, швырнули на дно "обезьянника".
Проститутки засмеялись громче, что-то выкрикивая.
Один из полицейских показал им кулак, УАЗик заорал и, собственно, с этого мгновения у Вячеслава Андреевича Куликовского начались серьёзные проблемы.
Вячеслав Андреевич Куликовский, главный специалист отдела обеспечения массовых мероприятий городской администрации, не переносил летней жары. Толстый, мягкий на взгляд и на ощупь, он жутко страдал от зноя, обильно потел и брезговал этим. Любимое его место было в кабинете, за полированным ледяным столом, у телефона, под влажным полотенцем сплит-системы.
- У вас, кажется, педагогическое образование, - говорил в трубку шеф, раздражённо швыркая кофе. - Учитель русского языка и литературы. А я, как вы должны знать, инженер-электрик. К сожалению, практики по специальности не имею. Так вот, если завтра хоть один пикетчик появится возле прокуратуры края - и вы, и я вернёмся к нашим прежним занятиям. Вы это понимаете?
В городе ожидался приезд Главного Прокурора, государственного деятеля со смешной рыбьей фамилией. Визит был предвыборный, политический, с докладом перед прокурорским корпусом об укреплении законности и правопорядка. На доклад были приглашены руководители города и края, суеты и хлопот было много.
- Что вы молчите? - особенно раздражённо швыркнул шеф.
- Внимательно слушаю вас.
- Я не оперный певец, чтобы меня слушать. Какие меры принимаются?
- По недопущению или по обеспечению?
- Разумеется, по недопущению.
- Одну минуту.
К новому шефу, молодому назначенцу из краевой администрации, Вячеслав Андреевич относился с завистливой неприязнью. Парень перспективный, жестокий, беспринципный, умный, но торопливый и малоопытный в сложном деле недопущения массовых мероприятий.
Вячеслав Андреевич произнёс ноздрями резкий сморкающийся звук и принялся коротко, объясняющим тоном, докладывать.
- Таким образом, в результате принятых мер, завтра протестных мероприятий перед зданием прокуратуры не планируется, - закончил он.
На что шеф ответил злобно:
- Зайдите в канцелярию. А потом ко мне.
В прохладно-тёплой комнате канцелярии пахло кофе и сладкими булочками. Сотрудница, сидящая на приёме писем, выскочила из-за стола, едва не опрокинув стаканчик с карандашами.
- Вячеслав Андреевич! Я вас полчаса разыскиваю! Где вы были?
- Обедал в столовой.
На самом деле он обедал в пиццерии, однако, по укоренившейся привычке, немного солгал.
Сотрудница, будто кинжалом, взмахнула скрученным в трубочку тетрадным листком.
- Вот, возьмите, уведомление, срочное. Принесли из отдела по обращениям граждан. Распишитесь скорее. Сейчас - четырнадцать пятьдесят.
Вячеслав Андреевич глянул на часы.
- Я проставлю четырнадцать сорок, - с чиновничьей галантностью сказал он и, изобразив неприятное выражение лица, прочёл:
"Уведомление
о проведении пикета 15 апреля 20** года
Уважаемый...!
Сообщаю Вам, что завтра, 15 апреля, я намерена провести акцию протеста в форме одиночного пикета перед зданием краевой прокуратуры. Причина пикета - нарушение законности при ведении дела о моём сыне. Начало пикета - в 10.00, окончание - в 20.00. Количество участников - одна.
Во время пикета будет использован плакат.
Мой адрес: ул. Ребровка, дом 28, комната 106 (общежитие).
С уважением...".
- Тарарабумбия, - произнёс Вячеслав Андреевич и быстро направился к шефу.
Незадолго до этого неприятного события мамаша покашливающего юнца заявилась в прокуратуру. Она пришла спасать сына.
Давно уже разведённая, Наталья Петровна растила Юру в одиночку, как лосиха. Она и внешне походила на лосиху - высокая, сильная, с большим угловатым задом, выступающими лопатками, плоским носом и тонкими серыми губами.
Она трудилась на трёх работах - сторожем в школе, истопником в котельной и прачкой на дому, и руки её постоянно пахли опилками, соляркой и глаженым бельём.
Эти усилия имели одну цель - поднять сына на ноги, как телёнка, и, подталкивая носом, заставить бежать по твёрдой жизненной тропе.
И вот на эту тропу, как вывороченное с комлем дерево, рухнула беда, ставшая горем. Во-первых, в день задержания Юре исполнилось восемнадцать лет. Во-вторых, на первом же допросе, покашливая, он показал, что брал магазин в одиночку, сам, что друг его в это время сидел на лавочке, и, ничего не подозревая, курил.
Друг, бывалый парень с нездоровой кожей лица и наглым, испуганным взглядом эти показания подтвердил. Свидетелей не было: и проститутки, стоявшие у салона "Евросеть", и полицейские, задержавшие парней, угрюмо отсыпались по домам, да их никто и не искал.
Таким образом, по мнению молодого следователя, кашляющему Юре засветил прямо в глаза, как луч света через дыру в стене винного магазина, реальный срок от двух до шести лет.
Узнав об этом, Наталья Петровна явилась в прокуратуру спасать сына.
В кабинете, куда её направил дежурный, она увидела шкафы с выпирающими, как животы, дверцами, глянцевый портрет какого-то большого начальника на стене и заваленные бумагами холодные полированные столы. Следователи занимались своими делами. Первый, сонный дядька в несвежей измятой рубахе, сидел в углублении между двумя шкафами и читал книгу, выдвинув из-под стола округлые сандалии. Второй, красиво подстриженный юноша в синем прокурорском пиджаке, расположился у окна и говорил по сотовому телефону, улыбаясь и ковыряя блестящим ногтем уголок красной папки.
Он-то, судя по описанию дежурного, и нужен был Наталье Петровне.
- Здравствуйте, - произнесла она грубым от волнения голосом.
Юноша убрал улыбку, кивнул и вытянутой расслабленной рукой указал на спинку стула.
Наталья Петровна присела, сжав на бёдрах пахнущие соляркой кулаки и, глядя в лицо юноше, стала ожидать глазами.
Юноша, то ли улыбнувшись, то ли сморщившись, прикрыл белыми пальцами подбородок и низ телефона.
- Вы ко мне?
- Да.
- Что вам нужно?
- Я по поводу сына.
- Фамилия?
Наталья Петровна назвала фамилию.
Юноша крутнул носом, принюхиваясь.
- Так, что же вам нужно?
- Вот, - сказала Наталья Петровна, отвернулась к плечу, словно понимая, что делает что-то предосудительное, и выложила на стол двойной тетрадный листок.
Извинившись, юноша захлопнул телефон и длинным указательным пальцем, точно карандашом, подтянул листок к себе.
- Так. Письмо на имя прокурора города. Ну, почитаем. Ага. Ага. Ага. Интересно, кто надоумил вас написать эту чепуху. Или вы сами?
Письмо действительно было надоумленным. Надоумил её Александр Иванович, сменщик по котельной, военный пенсионер, коренастый и вполне ещё крепкий одинокий мужчина, почему-то принявший арест Юры он принял близко к сердцу.
- Бунтовать надо! - шумел он, бегая и топча, как тараканов, куски угля, рассыпанные по кафельному полу котельной. - Загубят парня за бутылку лимонада! Нет, бунтовать надо. Пикетировать надо. Во вторник, возле прокуратуры. К ним приезжает Главный Прокурор, этот, как его, пиджак с рыбьей фамилией. Напишем уведомление, нарисуем плакаты. Устроим кузькину мать!
Александр Иванович иногда выпивал, и водка действовала на него, как солярка на дизель: он горячился и пускал искры.
Наталья Петровна перекладывала продукты из холщовой сумки в шкафчик и молчала. Идя на смену, она, раз в три дня, тонко мазала губы бледной, как туалетная вода, помадой. И поэтому не соглашалась с Александром Ивановичем молча, показывая, что занимается обыденным делом.
- Да чего же ты боишься, Наталья? Что может быть хуже, ну, что?
В конце концов, они сошлись на том, что для начала нужно сходить к следователю и подать письмо на имя прокурора города. Листок в клеточку они вырвали из тетради учёта рабочего времени. Александр Иванович, отрывисто и резко, будто дёргая за рычаг, диктовал, а Наталья Петровна выписывала строчки, пропуская многобуквенные и ругательные слова.
- Хорошо, смотрите сюда, - сказал юноша, вытащив из стопки бумаг картонную папку с верёвочными тесёмками. - Я покажу вам всё, с первых листов.
- Ab ovo, - произнёс сонный дядька, не отрываясь от книги.
- Вот фотографии с места происшествия. Вот пролом в стене. Вот следы обуви вашего сына на прилавке. Зачем он ходил по прилавку? Пнул кассовый аппарат. Вот отпечатки пальцев - на кондиционере, на полках, на стене. Вот медицинское заключение. Преступление совершено в нетрезвом состоянии. Вот чистосердечное признание. Это же не я писал, это ваш сын писал. Видите?
- Actum est, ilicet, - снова произнёс дядька, по-черепашьи втянул ноги под стол, отвернулся к шкафу и наклонил голову за угол открытой дверцы.
По движениям его затылка, локтя и мышц на спине, Наталья Петровна поняла, что он очищает нос.
И тогда она заплакала и заговорила непрерывно, как радиоприёмник.
Она рассказывала всё - и о болезненном детстве Юры, и о том, сколько лосиных сил она вложила, чтобы поднять сына на ноги, как строго воспитывала его, как копила скудные деньги на колледж, как Юра готовился к поступлению, с каким трудом поступил, как связался с "этим соседским идиотом", и какое горе из этого вышло.
Юноша с нарастающим нетерпением разглядывал стены, шкафы и глянцевый портрет большого начальника.
- Послушайте, - наконец, сказал он. - Вот вы говорите "несовершеннолетний". Как же "несовершеннолетний"? Ему восемнадцать исполнилось в этот день.
- Он ночью родился, около полуночи.
- Можете доказать?
- Бабушка может доказать.
- А дедушка?
- Дедушка умер. Ещё папаша его проклятый. Да ведь его не найти.
- Не знаю, что вам сказать. Дело простое и говорить тут не о чем, - упавшим голосом, показывая бесконечную усталость, произнёс юноша и воткнул папку обратно в стопку бумаг.
Словно чёрный рассерженный жук, задребезжал сотовый телефон. Юноша открыл створку трубки, глянул на экран и приподнялся.
- Здравствуйте, Ольга Викторовна, - сказал он. - Мама? Мама возвращается в пятницу, вечером. Конечно, самолётом. Спасибо, спасибо большое. Нет, не стоит беспокоиться, её встретят. Да, конечно, сейчас же зайду.
Поправив ворот пиджака, он аккуратно прижал к бедру красную папку и, ни слова не говоря, вышел.
- О-хо-хо, хо-хо, хо-хо, - с наслаждением зевнул сонный дядька. - Послушайте, женщина, идите домой. Здесь вы всё равно ничего не добьётесь. Так что, идите домой. И наймите адвоката.
- Зачем это? - всё ещё плачущим голосом спросила Наталья Петровна.
- Мой коллега немного ошибается. В соответствии с пунктом 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 года, совершеннолетие наступает не в день рождения, а с ноля часов последующих суток. Так что наймите адвоката.
- Дорого это?
- Да нет. На ваше дело потребуется около... - и дядька назвал такую цифру, что Наталья Петровна, будто протрезвев, сразу пришла в себя.
- Спасибо вам, добрый человек, - враждебно сказала она. - Но я лучше, пожалуй, пойду.
- Ну, тогда удачи, - ответил дядька и опустил глаза в книгу.
На улице, возле изношенного, как старый ботинок, "москвича", ждал Александр Иванович.
- Ну, что? - спросил он.
- Будем бунтовать, - ответила Наталья Петровна, выдёргивая дверцу машины. - Рассказывайте, как писать уведомление.
Уведомление они составили в котельной и там же, разорвав ящик из-под бананов, на картонном листе нарисовали углём плакат бунтовского содержания.
Потом они выпили водки и Александр Иванович, будто ненароком, дважды прикоснулся коленом к бедру Натальи Петровны.
Выйдя из кабинета шефа в тихую приёмную, Вячеслав Андреевич произнёс сморкающийся звук и, насильно растягивая мышцы щёк, улыбнулся растрёпанной, несчастной секретарше.
- Что, Оксаночка, загоняли вас?
- Не то слово. Ужас, что творится. Сумасшедший дом.
- То ли ещё будет.
- Знаю. Шефу про этот пикет из края уже дважды звонили, и вице-мэр вызывал. Точно завтра не суббота, а революция какая-то. Ещё дежурить заставят. И так пашем с утра до вечера.
- Пашут, Оксаночка, трактористы в поле. А мы - служим. Кстати, как вы думаете, если завтра меня уволят - примут меня обратно в школу?
- Ну, вас. Такое скажете.
- Да, могут и не принять. Многое забыл. Ну, и ладно. Всё равно, я, как Клим Самгин, не выношу больших скоплений людей. Разрешите воспользоваться вашим факсом? Мой не работает, как назло.
Обременив животом угол стола, Вячеслав Андреевич потянулся к аппарату и, набирая номер, сказал:
- С этими кудряшками вы очаровательны, словно гимназистка.
Оксана горестно вздохнула.
Списки служебных телефонов Вячеслав Андреевич хранил в голове, как ему казалось, за правым виском. Пряча под ладонью набираемые номера, словно коды доступа, он в течение получаса отправил копию уведомления в десяток мест, ставя в известность, инструктируя и упрашивая.
И к концу этого получаса множество должностных лиц, в основном мужчин разных чинов и званий, отодвинув в сторону нужные и ненужные дела, поспешно принялись звонить, отдавать команды, готовиться и обеспечивать.
Начальнику отдела общественной безопасности УВД Центрального округа, Лёше Шарудилову, Вячеслав Андреевич позвонил в последнюю очередь.
- Здравствуй, Лёша.
- А-а-а, - тонко закричал в трубку Лёша. - Ну, что там у нас?
- Пикет перед зданием прокуратуры. Завтра. Как раз во время выступления Главного. Тебе разве не сообщили?
- Сообщили, конечно! С этим выступлением и так голова разрывается, а тут ещё этот пикет проклятый. Что будем делать?
- Вызову эту тётку сюда. Переговорю с ней. Потом перезвоню.
- Давай только в темпе, - сказал Лёша. - Я жду.
Набрав следующий номер, Вячеслав Андреевич покосился на Оксану - он испытывал дискомфорт, разговаривая с заявителями в присутствии знакомых людей.