Аннотация: Посвящается Валерию Жуку. Взгляд со стороны.
Зелёный вагон
(Памяти Валерия Жука)
Вокзал... Сколько смысла втиснуто в это иностранное слово?.. Для кого-то это романтика дорог; для кого-то - скорбь разлуки; для кого-то - счастье облегчения... И так далее, и тому подобное. Каждый видит в вокзале что-то своё, и не обязательно одно и то же. Каждый раз разное. Вот такой оборотень имеется в каждом городе. И мы делаем вид, будто не замечаем этого.
Я бесцельно бродил по пустым перронам, в ожидании своего экспресса. От выкуренных сигарет горчило во рту, и всё же каждый раз, как заканчивалась очередная никотиноселитровая дрянь, рука тянулась за новой. Пачка неумолимо приближалась к своему логическому завершению. Необходимо было зайти в буфет и пополнить запасы, но тащиться в бетонный сарай совсем не хотелось. Взгляд невольно зацепился за парочку, прощающуюся у вагона грязно-зелёного цвета. Единственный состав торчал на самом дальнем пути. У распахнутых дверей стояли двое - он, и, конечно же, она. Из нутра тамбура выглядывал краешек форменной юбки проводницы. Она хмуро ожидала завершения прощания двоих. А в том, что они прощались, сомнений не было.
Я, не торопясь, направился к неопрятному вагону, закуривая на ходу. Рябая скамья оказалась как раз кстати в нескольких метрах от распахнутых дверей вагона. Я уселся, наблюдая за происходящим. Всё равно делать больше было нечего.
Девушка, в обтягивающих джинсах, не выглядела аппетитной в том смысле, как это понимается большинством мужчин. Платье, или юбка, для её стройных ножек, смотрелись бы куда привлекательней. Но надо было делать скидку на дорогу, где подобные одежды куда практичнее. У её ног устроилась объёмная спортивная сумка. В руках она держала пластмассового коня огненной раскраски. Провожающий не отличался оригинальностью, одетый в стандартные джинсы, правда, не такие обтягивающие, весьма потёртые, и даже местами с нитяной бахромой. Его правая рука то и дело дёргалась, будто хотела дотронуться до девушки, приласкать, потрогать. Но каждый раз хозяин брал над ней верх, и, дёрнувшись в очередной раз, рука вновь плетью повисала вдоль тела. Он прощался по-настоящему. Не играл на зрителя, которого, впрочем, здесь не было. Он страдал. Он верил в лучшее, но знал исход, и ничего с этим поделать не мог. В глазах его затаилась безысходность. Он искренне верил, что это всё жизнь. А она? Её взгляд говорил о другом: "Всё, парень, поигрались и будя. Делу время, потехе час!". Но влюблённый этого не замечал. Они, влюблённые, вообще ничего и никогда не видят. В этом их беда, но в этом же и их преимущество. Вот сейчас через минуту эти двое расстанутся навсегда. И, скорее всего, больше никогда в жизни не встретятся. Причём, оба они об этом не просто догадываются, а знают наверняка. Он до конца дней своих будет помнить эту встречу, будет корить себя за выдуманные прегрешения, упущения, нерешительность и многое другое. Будет искренне убеждён, что если бы?.. А вот тогда?.. И может быть?.. и!.. А она? А что она?! Некоторое время будет вспоминать это маленькое приключение. Будет счастлива оттого, что ей так повезло. Лёгкая грусть, конечно, всегда будет где-то рядом, но лишь в качестве сожаления о невозможности повторения. Дела и заботы, новые встречи и приключения затмят шалости юности. И вскоре воспоминания покроются твёрдой коркой забвения. Такова жизнь, и тут ничего не попишешь.
Девушка слегка наклонилась к парню, будто предлагая поцеловать себя. Однако тот сделал вид, что не заметил этого движения. Зато он наконец позволил своей дёргающейся руке дотронуться до игрушки кончиками пальцев, будто боясь обжечься. Девушка едва заметно пожала плечиками, и нырнула в тамбур. Следом скрылась сумка, поданная им с неимоверной лёгкостью. Проводница облегчённо захлопнула дверь перед носом оставшегося на перроне. Состав дёрнулся, и, набирая скорость, лязгая буферами и скрежеща сочленениями переходов, уполз за горизонт.
Парень прошёл в нескольких шагах от меня. Даже не заметив. Он шёл к вокзалу. Шёл и не видел ничего. Вся его сущность была там, в грязно-зелёном вагоне.
Я швырнул очередной окурок вниз на рельсы. Жизнь продолжала обтекать меня со всех сторон, не касаясь. Где-то далеко свистел маневровый тепловоз, щёлкали железными челюстями стрелки, мигали кровавыми глазами семафоры, бубнила диспетчер-информатор, разъясняя правила поведения, а заодно рекламируя предоставляемые услуги, добросовестно умалчивая о их цене, и, разумеется, качестве; хрипела рация, проходящего мимо сержанта милиции; на стоянке визжал стартёр, не заводящейся машины. Жизнь кипела! Жизнь бурлила! Жизнь продолжалась. Только кому нужна была такая жизнь? Влюблённому? Потерявшему минуту назад всё, что у него было? На что надеялся? Во что верил? Ей? Спокойно мчащейся в грязно-зелёном вагоне домой к мужу, к семье? К тому надёжному пристанищу, под названием быт? Милиционеру, мечтающему поскорей смотаться домой и принять на душу парочку стопариков опосля тяжёлого дежурства? Тому несчастному водителю, терзающему стартёр, и явно опаздывающему куда-то? Мне? Хотя возможно мне, как и всем, она и была нужна. Только вот для чего? Чтобы оказаться на месте этого влюблённого? Разумеется, когда придёт срок. Не больно-то хотелось. И всё-таки в глубине души я немного завидовал ему, познавшему миг любви, коснувшемуся счастья. Сейчас, покидая это место, он ещё не осознавал этого. Понимание и осознание - не одно и то же. Пройдут годы, прежде чем понимание перейдёт в иное качество - осознания. Но для этого необходимо время. И оно придёт, обязательно придёт.