Мне кажется, вместо слов она роняет алмазы и жемчуга...
Шарль Перро, "Подарки феи"
Но я не потому пишу вам, это письмо
я вам посылаю из-за крольчат, мне кажется,
вы должны быть в курсе; и еще потому, что
мне нравится писать письма; а может быть,
потому, что идет дождь.
Кортасар, "Письмо в Париж одной сеньорите"
Как и всегда перед приступом воздух сделался гуще и суше. Сначала почти незаметно, потом сильнее и сильнее. Каждый вдох давался тяжелее - словно нужно было вдохнуть воду, или того хуже - кисель или студень. Воздух проходил в горло с клокочущим свистом, царапая и раздирая нутро.
Эльза увидела один раз себя в зеркале в такой момент - лицо синее, глаза выпучены, язык наружу, скрюченные пальцы хватаются за шею. С той поры она занавесила в своей комнате зеркала и взяла за обычай запирать дверь изнутри, стоило ей только почувствовать першение в горле.
Вот и сейчас, бросив гостей за столом, она поспешила к себе, наверх, сосредоточившись только на том, чтобы успеть, добраться до двери и повернуть дважды ключ в скважине, прежде чем кашель начнет рваться из груди наружу.
Задыхаясь, Эльза рухнула в постель. Глаза застилали слезы. С раззявленным ртом, пуская слюни на покрывало, она билась на кровати. Спазм все давил, все жал, выворачивал, не давая вдохнуть. Внезапно он ослабил хватку, и Эльза со свистом втянула в себя воздух. И тут же накатил новый приступ - еще сильнее, еще жестче. В такие моменты она чувствовала себя полотенцем, которое, постирав, отжимает прачка - тугое, шершавое и холодное, оно скручивается все сильнее и сильнее, пока не станет завязываться узлом.
Она чувствовала этот узел, ощущала, как он растет под ребрами, давит на них изнутри, заставляя выгибаться дугой и мычать от боли. Она кричала бы, орала бы на всю округу, пуще вопящей роженицы, жалобней некормленного младенца. Но воздуха не хватало: не то что на крик - на стон. Извиваясь раздавленным червяком, сползая на холодный пол, Эльза чувствовала, как узел внутри собирается жестким комком, движется свирепо наверх. В глазах потемнело, и - как и всегда - она испугалась, что сейчас не выдержит, что сдохнет прямо здесь, на полу, лежа раскорякой, залитая слюнями и слезами, синяя и страшная. На последнем издыхании она сжала кулаки: так, чтобы холеные ногти ушли под кожу. Мыслей в голове не осталось, кроме одной. Она билась в такт ползущему вверх комку, заполнила голову, тело, весь мир - "Сссука. Сука-сука-сука". Комок внутри дернулся, выдираясь с мясом наружу, и выскочил, заставив тело сжаться последний раз.
Эльза лежала, распластавшись по полу, и глядела в потолок.
Внизу ждали гости. Ждали чуда.
Она поднялась. Пошатываясь, подошла к зеркалу, отбросила ширму, встала перед ним, опираясь на трясущиеся руки. Заранее приготовленной салфеткой утерла подбородок, умылась водой из кувшина и прополоскала рот. Поправила растрепавшиеся волосы, одернула платье. Оглядела белые ладони с красными вдавлениями от ногтей, поморщилась, надела перчатки.
Держась левой рукой за спинку кровати, нагнулась и подобрала с пола жемчужину. Обтерла кружевным платком слизь с прожилками крови и убрала в бархатный мешочек на шее.
Отворила дверь. За ней уже стояла горничная.
- Госпожа, гости...
- Знаю, - кивнула Эльза и нетвердыми еще шагами спустилась по винтовой лестнице.
Все взгляды в столовой устремились к ней. По толпе пробежали шепотки.
- Ну что, милочка? - не удержалась жена бургомистра.
Эльза вынула из мешочка жемчужину и подняла над головой. Заходящее за окном солнце обдало ее теплыми лучами, и она заблестела тусклыми влажными отсветами.
Гости зашушукались, зашевелились.
- Ах! - всплеснула руками какая-то дура, жена второго советника что ли, - какая прелесть! Какое благословение! Ваша крестная - настоящая волшебница!
- Да, - Эльза заставила себя улыбнуться, - настоящая...
Она сжала челюсти, прикусив кончик языка. Во рту сделалось солоно. Но слово "ведьма" - как и всегда - так и не сорвалось с ее губ.