Приглушенные возгласы соседей за стеной, не дали мне досмотреть кульминацию сна. Увлекательный надо заметить был сон, со мной в главной роли и с длинноногой блондинкой в роли второстепенной. Обидно. Стало ясно, что день не задался, даже толком не начавшись. Не желая открывать глаз, я прислушался к препирательствам семейной пары, продолжавшиеся по другую сторону тонкой бетонной стены. Как и ожидалось, узнал пренеприятные новости. Оказывается, около полуночи выключили электроэнергию. Что поделаешь - цивилизованное хамство! Ну почему за минимальный комфорт мы должны платить максимальным количеством сожженных нервных клеток?
Между тем дом продолжал просыпаться и судя по возгласам истеричной соседки снизу, ещё и воды нет! Ни горячей, ни холодной! Зашибись! Хоть и привыкли горожане к таким сюрпризам коммунальных служб, но всегда оказывались не готовы терпеть неудобства. Потому костерили всех власть имущих с чувством, не жалея эпитетов, будто впервые. Особенно хорошо было слышно соседа справа, его басистый голосище, похожий на гудок теплохода в тумане, не умолкал.
- Бу-бу-бу, тву-у-у, ма-а-ать! А-а-ать!
Наслушавшись этих "атей" я понял, что уснуть уже не смогу и продрал-таки глаза. Темно... Рановато, можно ещё часок поспать, но раз уж проснулся, пожалуй выпью чайку. Может, в кои-то веки приду на практику в больничку без опоздания.
Почесывая зудящую ляжку, и надрывно зевая, побрёл на кухню. Шаря в утренних потёмках в поисках спичек, понял, что совершенно не выспался. Странно, вроде спал один. Марина вчера не пришла... А ведь обещала. Кажется, меня банально "развели". Обидно конечно, но нужно сегодня морду "кирпичом" сделать. Мол: ничего такого, не пришла - так не пришла. Никуда не денется! И не такие приходили... Хотя, на Маринку, я запал конкретно... О, вот и спички!
- Нет света, нет воды, слава Богу, хоть газ есть!
Спалив одну за другой три спички, разжечь огонь так и не смог. Принюхался и понял, что газа тоже нет.
- Совсем озверели козлы!
Потихоньку я тоже начал звереть, как следствие - захотел курить! А ведь только на прошлой неделе бросил (Маринке не нравились курящие). Недовольно бурча на уродов, что лишили меня прелестей цивилизации, вынул сигарету и задымил. И только открыв окнце, понял, что мешало мне выспаться - ТИШИНА. Не естественная для мегаполиса тишина и темнота! Не слышно машин, трамваев, нет переливчатых трелей сигнализации не видно ни единого огонька - ничего привычного. Встав на табурет, я высунул голову в форточку, пытаясь хоть что-то разглядеть в непривычных силуэтах знакомой с детства улицы. И чуть не захлебнулся морозным мартовским воздухом. На улице не было движения. Вообще! Машины, троллейбусы и вечно дребезжащие трамваи виднелись едва различимыми застывшими пятнами.
- Ничего себе катаклиздец!
Высунул буйну голову, для того чтобы убедится, что это не "глюк". Так и есть - "морская фигура замри"
Невдалеке, у забора автостоянки, горел костерок. Будто в подтверждение моего емкого определения происходящего, мужик у огня громко матерился яростно жестикулируя. Я посмотрел, в каком направлении машет раньше меня обалдевший мужик, и искренне захотел поддержать его. За каналом, в промзоне, на светлеющем небе хорошо были видны клубы чёрного дыма. Изредка выбивалось оранжево-красное пламя, озаряя трубы горевшей ТЭЦ адскими оттенками. Красивое зрелище, завораживающее.
И тут воздух, на секунду сжался, чтобы в следующее мгновение ухнуть взрывной волной. Мгновением спустя, будто огромное чудовище своей лапищей сильно и резко шваркнуло по нашему старенькому дому и моей любопытствующей физиономии. Стёкла жалобно затрещали, потрескались, но выдержали. Меня не снесло с хлипкой опоры только благодаря тому, что я мёртвой хваткой вцепился в раму. Приложило так, что клацнув зубами, я чуть не откусил фильтр вместе с кончиком языка. Огромный жёлтый гриб на месте Первомайской ТЭЦ, озарил небо. Стало светло-светло, как днём. Курить я резко расхотел, почувствовав, что наступил самый подходящий момент сбегать в уборную.
Когда раздался следующий взрыв, меня на кухне уже не было. Дом мелко дрожал, словно не похмелившийся алкоголик. Под звуки осыпающегося стекла и дребезжащего в серванте сервиза, я лихорадочно тыкал в кнопки дохлой сотки, пытаясь её включить. Нужно дозвониться Марине! Срочно! Я уже натянул джинсы и свитер, но всё никак не мог найти второй носок... Кажется, Петербург подвергся серьёзной атаке террористов. На чем у нас там ТЭЦ работала? Кажется на газе. Или на мазуте? Не удивительно, что так рвануло. А вдруг это только начало? Что они ещё взорвут?!
- Да что же это такое?! Ведь только вчера вечером заряжал!
Несмотря на мои потуги, телефон не включался. Психанув, я швырнул его что есть мочи. Отскочив от книжной полки, бесполезный плод высоких технологий булькнул в аквариум, пуская предсмертные пузыри. Ну вот - водоплавающим новое развлечение... Да и чет с ним!
- О, вот и второй носок! Как раз рядом с кормом для рыбок.
Обулся, натянул куртку и кинулся к соседям, в надежде дозвониться от них по проводному телефону. Несговорчивая подруга жила на Северо-востоке - за мостами. Я чувствовал, что мне нужно точно знать, что с ней всё в порядке. Навязчивая мысль долбила мозг: "Марина! Марина! Что с ней?!" На мой торопливый стук, дверь открыл взлохмаченный сосед.
- Павел Геннадиевич, здравствуйте. Извините, что так рано, но мне нужно срочно позвонить. Можно?
Из-за широкой штанины соседа выглянула его пятилетняя дочурка Настя и с детской бесцеремонностью стала меня разглядывать. Добродушный Павел Геннадиевич, широко махнул рукой, приглашая войти. Но его слова меня остановили.
- Костенька, да ради Бога! Но в том-то и беда что ничего не работает! - он поправил очки и добил меня окончательно: - Да, вот так! Ни телефоны, ни сотовые, ни ноутбук... Я ничего не понимаю. Что случилось? Вы слышали взрыв?
Взрыв?! Мы не только "слышали"! Это у вас окна во двор, а мне на собственной шкуре пришлось почувствовать всю "прелесть" взрывной волны. Пока в бурлящем мозгу я подбирал слова для достойного ответа, Настенька, тоже решила поделиться своим горем и протянула мне розового зайца:
- И зайка мой не поёт... а вчера пел и танцевал. Мне папа его подарил, и он пел... Правда-правда!
- И впрямь, заяц то новый совсем, что за нелепица? - Павел Геннадиевич почесал затылок.
С верхнего этажа кто-то торопливо спускался, стуча каблучками. Оглянувшись я увидел знакомое личико. А-а, первокурсница из деревни. У бабушки живёт, с осени. Вот елки зелёные, снова забыл её имя! М-м-да... склероз в столь юном возрасте? Да ещё у студента медика? Лечиться вам батенька....
А девка ядрёная - кровь с молоком! Аппетитные бёдра, талия, грудь, коса до пояса... полный комплект первой красавицы деревни! А глазки-то строит - как первоклассница. И каждый раз так обворожительно смущается, когда с ней здороваюсь. Святая простота! Извини красавица, но сегодня я не твой герой.
- Привет! - Не могу сдержаться и обольстительно улыбаюсь. Результат незамедлительный - девчонка краснеет как мак в цвету.
- Привет Костя. Доброе утро Павел Геннадиевич. Настенька здравствуй.
- Здравствуй Любаша. У вас всё в порядке? - сосед озабоченно взял Любу под локоток.
- Стекла побило, но обошлось. Мне бабушка велела передать, что народ во дворе собирается. Спускайтесь и вы. Костя, поможешь мне других жильцов позвать? - взгляд прямой, бесхитростный.
Я засмотрелся на неё. Как мило: "бабушка велела". Вот она безумная современная жизнь - всё бегаю, бегаю, а тут под боком, уже полгода, такая экзотика...
Переминаясь с ноги на ногу, я вдруг понял, что веду себя как-то странно. Минуту назад мне хотелось как можно скорей рвануть на другой край северной Пальмиры. А с чего вдруг? Не так уж мы и близки с Маринкой. По нормальному, мне сейчас нужно беспокоиться о родителях, отдыхающих в Египте... Так-так, кажется, меня слегка контузило, да и шоковое состояние... Не привык я ещё наблюдать с близкого расстояния столь масштабные взрывы с такими ещё более масштабными последствиями. Ну что же диагноз очевиден. Оставим Маринку на потом. Нужно немного успокоиться и узнать, что на самом деле происходит. Да и помощь медицинская может соседям понадобиться. Может, кому плохо стало или поранился кто. Всё-таки студент последнего курса это почти врач, клятва Гиппократа и всё такое...
- Ладно, пойдем... Любаша. - и снова улыбнулся. На этот раз как можно нахальней.
Улыбка моя больше походила на оскал голодного волка из сказки о Красной Шапочке. Люба смущенно опустила глазки, теребя тонкими изящными пальчиками хвостик косы. Улёт! Я такие жесты в старых советских фильмах видел. Это в какой же глуши рос наш "аленький цветочек"?
Звать никого не пришлось, кто мог и хотел, уже высыпали во двор. Стылое небо над жестяными крышами домов красиво подсвечивалось заревом пожара. Уснувшие вечным сном машины отполированными спинами отражали багровые блики. Я на какой-то момент пожалел, что не художник, уж очень картинка просилась на холст. Сюрреализм во всей красе.
Жители дома сгрудились на детской площадке у столика для домино. Мы с Любой подошли ближе. Все внимательно слушали Петровича, как раз работавшего на взорвавшейся ТЭЦ-14. Перемазанный сажей Петрович, в обгоревшей фуфайке стоя на столе, сиплым голосом что-то втолковывал соседке со второго подъезда:
- Да говорю же нет электричества нигде и выработать невозможно! И помощи ни хрена нет! Ни МЧС, ни пожарных, ни спасателей. Ментов и тех нет! Некого ждать, убегать надо! Если АЭСка в Сосновом Бору рванет, нас накроет медным тазом! Всего-то тридцать километров...
Народ загудел. Я припомнил вчерашние новости и очередную шумиху вокруг адронного коллайдера. Неужели учёные-коллайдеристы что-то намутили? От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. Тем временем, Павел Геннадиевич узнав у окружающих, что, по словам Петровича, электричество пропало ВООБЩЕ, решил высказаться:
- Но позвольте, уважаемый, я как учитель физики утверждаю, что это невозможно!
- Невозможно?! Да мне начхать, чё там возможно, а чё нет! Ты глаза разуй Генадич! Нет "лектричества"! Всё, кина не будет! Если у нас на ТЭЦ "защитка" не выдержала, то у них и подавно воду охлаждать нечем. Как они реактор остановят? Нагреется и жахнет - мало не покажется, помяни моё слово. Когти рвать надо!
Видимо решив закончить на этом диспут, Петрович спрыгнул со стола и рванул к своему подъезду. Народ загудел ещё больше, каждый хотел высказать свою версию происходящего. Среди шума нарастающих споров я пытался хоть что-то сообразить. Петровича нельзя назвать паникёром, серьёзный и обычно молчаливый мужик. Поговаривали, что в молодости он отсидел за хулиганку. Не станет он зря "волну" поднимать... А я и забыл, что у нас атомная электростанция под боком. Чушь какая-то... Ну, допустим, взорвали теплоцентраль, вырубили энергию, но почему машины не работают? Электроприборы, автономные источники питания, аккумуляторы и батарейки? Неужели и такую бомбу придумали? Хотя в наши дни до чего только вояки не додумались. Может это война? Занятый невесёлыми мыслями я не сразу почувствовал, как Люба взяла меня за руку и прижалась к плечу.
- Костя, это правда?
В её глазах читались страх и надежда. Надежда на мою помощь. Эх, детка знала бы ты, как мне поплохело от последних новостей! Не герой я на белом коне, мне бы о себе любимом позаботиться. Но наивная девчонка так на меня смотрела... Как на мужчину, за спиной которого можно укрыться, который точно знает, что будет и как нужно поступить, когда это "будет" настанет. Что бы я сейчас не сказал, она всё воспримет без капли сомнения. Ну не мог я её отшить, когда она на меня ТАК смотрела!
- Правда, не правда, не знаю. Но Петрович зря болтать не будет... Пойдём, с твоей бабушкой поговорим, да поглядим что у вас там с окнами.
Вот и всё, она сразу успокоилась, кивнула, качнув рыжей чёлкой и потянула меня к дому. Что я такого сказал? Ничего конкретного, но чувствовал себя так, будто уже подписал кровью обязательство заботиться о девчонке и её бабушке.
Мы уже подходили к подъезду, когда со стороны супермаркета раздалась переливчатая трель милицейского свистка и выстрел. Остановившись у двери, я оглянулся, пытаясь предугадать, чем нам это может грозить. Только перестрелки для полного счастья не хватает! Спорившие на разные голоса жители, отреагировали мгновенно - все бросились к своим домам. Через минуту двор опустел. И лишь скрип карусели разбавлял воцарившуюся тишину. Люди боялись. Страх вползал в квартиры вместе с думами о том, что будет дальше.
- Костя, может, пойдём уже?
- Да, пойдём.
Пять дней спустя.
Как же холодно - до костей продрог! Надо было в больнице остаться, там гораздо теплее. Если бы не больничная баланда, я бы и третью ночь провёл, помогая валившимся с ног врачам. Но мне приспичило поесть нормально, домашнее что-нибудь. Гурман недоделанный... Меня отпустили без проволочки. Вернулся, наелся бутербродов с кефиром, и как дурак мёрз до утра в холодной квартире. Усталость взяла своё, но я снова не выспался, уж которую ночь. Вылезать из-под тёплоты одеяла не хотелось, но стук в дверь заставил подняться.
- Ну ёлы-палы, рань такая! Кого там принесло?
Открыв дверь я удостоился лицезреть сияющие личико Любаши.
- Привет! А я видела, как ты вчера вернулся. Подумала... Ты, наверное, голодный?!
Я совершенно не разделял её жизнерадостного настроения. Наверняка моя мятая физиономия выглядела сейчас кислее квашеной капусты. Но что-то ответить нужно. Почесав ухо, я буркнул:
- У-гу.
- Я суп приготовила, блинов напекла. Вот решила тебя позвать, пока горячее... Пойдёшь?
Горячее? Сонливость исчезла со сверхзвуковой скоростью. И стрелочка на шкале настроения резко поползла к отметке "Зашибись!!!"
- А как вы, это... ну приготовить то умудрились? - моя счастливая рожица расплылась дебильной улыбочкой. (Я представил костёр посреди квартиры).
- У нас примус есть, и самовар. Примус керосином заправили, а для самовара я шишек собрала... Бабушка ведь блокадница, ничего не выбрасывает. Так ты идёшь?
- А, ну да! Сейчас. Ты иди, я в порядок себя приведу и поднимусь.
Захлопнув дверь, задумался. Как приводить себя "в порядок" без воды? Порыскав по квартире взглядом, остановился на рыбках в аквариуме, а рыбки подозрительно уставились на лохматого меня.
Водичка без фильтрации попахивала, но причесаться получилось. Не хотелось об этом думать, но, кажется, обитателей аквариума ожидает печальная судьба. Взлетев на четвёртый этаж, я чуть не захлебнулся слюной, вдохнув полной грудью витающий аромат супа. Дверь отворила Лидия Ивановна. Строгая бабуся не утратила гордую осанку, даже в свои фиг знает сколько лет. Она на меня всегда так смотрела... В детстве прям холод по спине пробегал от её взгляда. И сейчас смотрит, будто решает впускать в квартиру или на месте расстрелять. Даром что я выше на две головы, глядит свысока. Так, попробуем проявить вежливость:
- Доброе утро Лидия Ивановна. - Лёгкий поклон, должен был показать, что я её уважаю, но не боюсь.
В глубине квартиры из гостиной показался любопытный носик Любочки, но не более. Да, строга бабушка, вымуштровала внучку. Наконец старушка решила мне ответить:
- Будем надеяться Константин, что утро окажется действительно добрым. - удивительно сильным, для пожилого человека голосом охолодила мой пыл бабуля. - Проходите.
Через полчаса я чувствовал себя на вершине блаженства. Разомлев от тепла, я рассказывал прекрасным, добрым, милым, самым замечательным соседкам последние новости. Двое суток в больнице, были насыщены событиями. От поступающих бесконечным потоком пострадавших я достаточно узнал о том, что происходит в Питере. Вернее, точно знал, что на улицах творится настоящий беспредел. Но поведать обо всех творящихся ужасах, и тем самым ещё больше пугать соседок, не торопился.
- Электричества нет нигде, не только у нас. В ближайших городах тоже самое. Что происходит в стране и в мире, никто пока не знает. Почему это произошло тоже неясно. Связи нет, все новости только от людей узнать можно.
Отхлебнув душистый чай, я обмакнул горячий блинчик в сметану, наслаждаясь моментом и оказанным мне вниманием. В этом доме, как и в нашей семье, крепкому кофе, предпочитали хороший индийский чай. Меня не перебивали, и задавать вопросы не торопились. Можно немного растянуть приятную паузу.
Плывущий по квартире дымок, подсвеченный утренними лучами, уносил меня куда-то в далекое прошлое. Старинная мебель; кресла, столик, комод, книжные шкафы с не менее древними книгами, создавали какую-то особенную атмосферу, в которую прекрасно вписывались самовар у окна и оплывшие свечи в бронзовом подсвечнике. И конечно молодая барышня, уютно устроившаяся в плетёном кресле. Я уже увлёкся некоторыми фривольными фантазиями, любуясь фигуркой Любочки, когда большие напольные часы "бомкнули", серебряным перезвоном напоминая, где и зачем я нахожусь. Встрепенувшись, я продолжил:
- Военные навели порядок, но не везде. В основном контролируют крупные магазины и присматривают за тем, чтобы откровенно не грабили средь бела дня. Кто-то говорил, что собираются народные дружины для охраны домов. Я точно знаю, что болельщики парочки футбольных клубов нечто подобное уже организовали.
- А что предпринимают власти? - Люба грациозно поднялась и любезно подлила мне в кружку кипятка из пыхтевшего самовара.
- Власти? О них я даже не слышал. Самая большая власть, которую я видел за эти дни, это мой главврач. Кстати, меня перевели в местную поликлинику, теперь не нужно в другой район мотаться. Хоть и на велике, всё равно далековато.
Лидия Ивановна, до этого казалось задремавшая в глубоком кресле, хлёстко спросила:
- Что с продуктами и водой?
Я пожал плечами. Так спрашивает, будто я виноват в происходящем.
- В продуктовых, уже покупать нечего - всё продано. С водой - не знаю даже. А, вот ещё что; по Невскому автобусы ездят, те которые дизельные! Вообще вся дизельная техника работает, трактора, "Камазы". Вояки на БМПшках и "Уралах" носятся, уже пару легковушек видел. Не всё так плохо, значит, может, что и наладиться.
Пытаясь обнадёжить соседок, я мало верил в то, что худшее уже позади.
- Костя, а что с атомной станцией? - робко спросила Люба.
- Ну, сначала много чего говорили, пока к нам не доставили одного с переломами... Беспокоиться не стоит. Реактор они охлаждают, что-то там придумали. Я не знаю деталей, но люди успокоились.
- Затишье перед бурей.
В голосе Лидии Ивановны я услышал такую тоску и безнадёгу, что моё хорошее настроение стало потихоньку улетучиваться.
- Вы думаете, будет хуже?
- Это только начало... Люба, пойди, найди на антресолях синюю металлическую коробку!
Любочка упорхнула, оставив меня наедине с бабушкой. Я допивал чай, слушая, как старинные часы размеренно тикают за моей спиной. Лидия Ивановна, утонув в тени высокого кресла, молча, смотрела на меня. Я не видел её лица, но чувствовал, что старушка пытается просверлить во мне дырку своим пронзительным взглядом. Неприятно, но пускай смотрит. Может пересесть ближе к самовару?
- Константин, у меня к вам есть серьёзный разговор.
Вынырнув из тени, старушка качнулась вперёд, ожидая моего ответа. Ну что же, серьезно значит? Ну, давайте.
- Лидия Ивановна, последнее несколько дней я серьёзен как никогда в жизни.
- Хорошо, - качнула маленькой седой головкой, помолчала и продолжила: - Любе нужно немедленно покинуть Петербург! Я хочу просить вас, чтобы вы помогли Любе вернуться к родителям в деревню. Понимаю, что это очень самонадеянно с моей стороны, но прошу вас выслушать мои доводы.
Вот это предложение! Кажется, из меня хотят героя слепить. Не-е, моя не согласная! Нет, я конечно для её внучки многое готов сделать! Но переться черти куда? Да и работа у меня, учёба, квартира опять же... Соседка между тем продолжала:
- Мне многое пришлось пережить, поверьте моим сединам, нет ничего страшнее голодного города. А то, что скоро начнётся голод, у меня нет сомнений. Всё происходящее я уже видела. Вам тоже будет лучше находиться в деревне к тому времени.
- Кх-м, Лидия Ивановна, я понимаю вашу озабоченность, но и вы поймите. У меня есть обязательства перед обществом, - сам не ожидал, что смогу так загнуть, видимо она на меня так влияет, - я врач, да и за квартирой нужно присматривать.
- Молодой человек, помочь больным вы можете где угодно. Здесь достаточно квалифицированных медиков в отличие от периферии. И подумайте, что будут стоить вещи, если нечего есть? Вы коренной Петербуржец, должны знать, что было в блокаду, а если не знаете, я могу рассказать. Воду придётся пить из Невы. Вы готовы к такому?
- Я знаю, о чем вы...
- Хорошо. Теперь представьте, что будет твориться в городе к лету?
Я представил... И ужаснулся. Или это опасения старушки легли на мою буйную фантазию, или услышанные, без цензуры, рассказы блокадников - не знаю. Но впервые я почувствовал себя неуютно в родном городе. Да и то, что слышал в больнице, видел на улице, добавило масла в огонь. И тут до меня дошел ещё один смысл нашего разговора.
- Вы говорите о Любови. А как же вы?
- Я останусь. Надеюсь мне не нужно объяснять почему? Внучка должна быть уверена, что зять вернётся за мной. Так будет спокойней. Вот письмо её родителям.
Не дав мне переварить новую информацию, протянула письмо сложенное треугольником. Это так резануло глаза! Черт побери, да мы что в сорок втором что ли!? И жути мне нагнала как ребёнку малолетнему. Уже протянув руку, я замер. Вот хитрая бестия! Если я возьму послание - тем самым дам согласие помочь. Я хмыкнул, покачал головой и взял треугольный конвертик. Вернуться ведь никогда не поздно? Мало ли что бабушка фантазирует. Кстати, а как далеко живут родители? Я уже хотел было задать этот вопрос, но в гостиную вернулась запыхавшаяся Люба.
- Бабуля, нет там коробочки, я все обыскала!
- Ах, да я запамятовала. Посмотри в секретере деда, там где-то справа.
Спровадив внучку, довольная моим быстрым согласием Лидия Ивановна, растянув тонкие губы в подобие улыбки, продолжила меня инструктировать:
- Сейчас Люба принесёт револьвер мужа, и я научу вас им пользоваться. Надеюсь, патронов вам хватит надолго.
У меня глаза на лоб полезли. Вот это бабка! Мне конечно как любому нормальному мужику интересно повертеть в руках огнестрел, но чтоб пользоваться...
- Лидия Ивановна, может это лишнее?
- Надеюсь, очень надеюсь... Но взять вам его придётся, хотя бы для того, чтоб передать моему зятю. Согласитесь - глупо иметь под рукой оружие и не уметь с ним обращаться.
В тот момент мне даже не могло прийти в голову, насколько окажутся точны прогнозы этой несгибаемой женщины.
После того как Люба принесла увесистую коробку я часа два учился разбирать, собирать, заряжать и правильно чистить древний "Наган" образца тридцать пятого года. Чтобы произвести выстрел из этого допотопного оружия, каждый раз приходилось взводить курок! Но я давно так не увлекался. И со стороны, наверное, выглядел взрослым идиотом с горящим взором и высунутым от усердия языком. Оружие придало силу и уверенность, но я понимал, что уверенность легко может перейти в самоуверенность. Стрелять в живого человека я был не готов, и очень надеялся, что не придётся.
Мы ещё долго сидели в уютной гостиной, обсуждая, что взять в предстоящее путешествие. Путь предстоял не близкий по карте триста километров, а уж сколько выйдет на местности я даже не предполагал. Ближе к вечеру план был готов, и я отправился домой паковать вещи. Лидия Ивановна, вызвалась меня проводить. Выйдя следом за мной на лестничную площадку, прикрыла двери. Поняв, что наш разговор ещё не окончен я задержался. Лидия Ивановна, поправив шаль, наклонив голову на бок, чтобы лучше заглянуть в мои глаза своим коронным взглядом, выдала:
- Константин, вы нравитесь женщинам и без стеснения пользуетесь их вниманием. Но, к сожалению, вы не Казанова и даже не Дон Жуан. Вы обыкновенный бабник. Может, в этом и нет вашей вины. Всего лишь современные нравы современных женщин. Но я вас прошу: если вы разобьёте сердце моей внучке...
Вот же противная старушенция! Я ещё понимаешь не сном ни духом, а меня уже осудили и приговор зачитали! Я хотел было принести клятву, здесь же на месте. Мол: никогда, ни в жизнь и "даже в мыслях не было". Но, помычав немного, понял что врать-то, не стоит. Тем более сейчас и тем более женщине остающейся умирать в родном городе. Самого себя не обманешь. Дорога предстояла нам дальняя. И в мыслях было, и планы уже строил...
- Вы...
- Не нужно перебивать Константин, - она подняла в останавливающем жесте сухую ладонь, прервав моё мычание, - я знаю с пелёнок ваших родителей, а вас и подавно. Так вот, если обстоятельства сложатся так, что вам придётся оставить Любу, пусть у девочки останутся о вас только светлые воспоминания. Я хочу, чтоб она гордилась, знакомством с вами. Попытайтесь стать настоящим мужчиной. Сейчас самое время. Вы меня понимаете?
Конечно, я не совсем догонял, чем отличается "настоящий мужчина" в её представлении от очень даже замечательного меня, но попытался изобразить полнее понимание. Проникнувшись так сказать "глубиной откровения". Оставив беспокойную старушку, наконец-то отправился к себе.
Если бы какому-нибудь предсказателю вздумалось поведать, что мне предстоит пережить в ближайшую неделю - он бы умер, составляя полный перечень событий. Впереди ждали; суматошные сборы, слёзное прощание, долгий путь и непредвиденные трудности, сопряженные со смертельной опасностью.
Пять месяцев спустя.
Конец света, наверное, наступил. Не знаю, можно ли уже начинать отсчёт новой эры? Для меня дни слились в недели, недели в месяцы. И всё время я чем-то занят с утра до ночи.
После удачного возвращения в деревню, (спасибо бабушке, что выгнала из Питера раньше других) меня закрутил водоворот сельской жизни. Даже представить себе не мог, что нужно так много вкалывать, чтобы просто поесть! За спасибо меня никто кормить не собирался. Приходилось работать как какому-нибудь батраку в дореволюционной России - за еду и крышу над головой. Родители Любы отнеслись ко мне довольно прохладно, да и я им в родственники не набивался. Хотел было вернуться в город, но поток беженцев с каждым днём становился всё больше. Даже не смотря на то, что в сторону Карельского перешейка шли немногие. Те, кто добрался до нашей глухомани, вырвавшись из городского ада, рассказывали страшные и ужасающие истории. Не верить несчастным было глупо. Вот и приходилось мне кидать навоз, перекапывать огороды, пасти коров и спать на сеновале. Ковыряние в земле, и возня с грязными животными поначалу раздражали.
Но со временем я обжился. Мои увещевания о том что я "почти доктор" никого не убеждали и лишь после того как мне удалось вылечить первого серьёзно больного, положение в местной иерархии резко изменилось. Ко мне уважительно стали обращаться "доктор". У меня даже появился собственный дом. Местное вече решило, что негоже такому "нужному" человеку жить при ком-то и любезно выделило пустовавшую избу. Немало ужаса мне пришлось натерпеться с этим "подарком" приводя его в жилой вид.
Местный фельдшер, премилая женщина бальзаковского возраста, первая убедилась в моей проф. пригодности и постепенно переложила на мои плечи все медицинские хлопоты. Мой домик быстро превратился в поликлинику для жителей трёх ближайших деревень. К лежачим больным приходилось мотаться на велосипеде, в распутицу - пешочком. Больше всего хлопот доставляли пенсионеры давно и основательно сидящие на "колёсах". Наматывая километры расстояний и нервов, к вечеру я уставал совершенно. Но зато у меня был достаток, как говориться: "полная чаша". Даже вполне здоровые сельчане всякий раз старались мне помочь и угодить. Видимо "впрок" - мало ли что случится.
Яростно отваживая конкуренток от такого завидного жениха как я, Люба стремилась помочь мне и с больными и по хозяйству. Сначала я отнекивался, видя в этом угрозу своей независимости. Со временем понял, что без неё не справлюсь даже с осмотром больных. Но по-прежнему упорно отстаивал своё право считаться холостяком, не смотря на бешеный натиск Любаши. И с каждым днем мне всё труднее становилось держать оборону, находя всё больше и больше "полезного" и "удобного" в супружеской жизни. Готовить, стирать, носить воду, мыть посуду - бесконечный кошмар, который казалось, никогда не кончится! Может жертва на алтарь брака в виде моей независимой и гордой шкурки вполне приемлема? Одним словом - докатился.
Лёжа в тёмной избе слушая трели сверчков и "перебирая" в голове ещё один прошедший день я удивился, что давно не волнуюсь о том, что происходит в мире "вообще". Что твориться в других странах, на других континентах? Что стало с Москвой, Россией? Грандиозность катастрофы не ощущалась, всё сводилась к моим личным трагедиям. Я не знал, что происходит с родителями, что с нашим имуществом, квартирой и даже что стало с Лидией Ивановной сыгравшей в моей жизни такую значимую роль. Конечно, "глобальные вопросы" горячо обсуждали на вечерних посиделках, но скорее как сплетни и очередной повод наквасить друг другу носы. Нехватка самого необходимого ощущалась с каждым днём всё сильнее. Меня сейчас больше интересовало, где и какие раздобыть медикаменты, а не то, что сказал лидер демократического образа жизни за океаном.
С потерей связи новости "приходили" в прямом смысле этого слова. А ведь, сколько было шуму про апокалипсис и неизбежные войны. Народ домысливал многое из крупиц информации, но все были твёрдо уверены, что войны нет. Сельчане не очень-то опечалились пропаже электричества. Так же как и раньше вставали с рассветом, ложились с закатом и работали, работали, работали... кошмар. Гротескная картина получалась: я всё-таки переживал катастрофу. Привычный огромный мир сжался для меня до пределов этой забытой Богом глуши. А для местных всего лишь добавились новые хлопоты, и появилась ещё одна тема для пересудов. Безумный мир и безумные люди не желающие видеть дальше своего носа. Или наоборот - это нормальное поведение? Может быть, именно это и помогает выжить, не сойти с ума? Взять тех же беженцев решивших остаться в наших краях, вот кто действительно пережил катастрофу. Интересно как выгляжу я со своими "глобальными" проблемами в их глазах? Всё! Нужно спать, завтра трудный день. Вставать рано, обоз с продовольствием ждать не будет. Хм, я прям как Михаил Ломоносов - с обозом отправляюсь в путь. Ну и времена!
Мужики быстро сообразили, что излишки продуктов можно выгодно обменять в ближайшей военчасти на ту же солярку для тракторов, запчасти, инструмент патроны и прочие необходимые вещи. Деньги давно вышли из обращения, натуральный обмен устанавливал новые правила торговли. А с вояками крестьянам проще было договориться и спокойней. Не обманывали и охрану на обратном пути обеспечивали. Правда, от военной части осталось одно название - повальное дезертирство, резко сократило состав только-только сформированной бригады. А кому охота охранять усадьбы бывших олигархов-чиновников и генералов, когда какой-нибудь гад в это самое время, может быть твой дом грабит? Дезертировали поодиночке, группами и даже взводами. Естественно с оружием, иногда на бронетехнике. У нас в деревне таких "возвращенцев" уже две дюжины набралось. Основа местного отряда самообороны, не знаю даже, что бы мы без них делали. Охотников до чужого добра с каждым днем становилось всё больше.
Заливистый лай собак так и не дал мне окунуться в объятья Морфея. Я встал, нашарил на столе пачку сигарет и вышел на скрипучее крылечко. Задрав голову к звёздному небу, задымил сигареткой, отгоняя назойливых комаров. Красота. Такого яркого ночного неба я раньше не видел.
Скоро собаки успокоились и только возгласы мужиков, варивших самогон на соседней улице, нарушали умиротворяющую тишину. Сидя на завалинке, прислонившись к бревенчатой стене, я потихоньку растворялся в этой ночи. Покой природы был разлит невидимым эфиром и в свежести воздуха, и в ветвях замершей рябины, и в космическом сиянии млечного пути. Умиротворение.
На мгновение я осознал и постиг частичку внутреннего мира тех людей, что здесь росли с детства. Стала немного понятна их неторопливость, основательность, рассудительность то, что я принимал за ограниченность ума. И почему они кажутся такими невозмутимыми и терпеливыми. Невозможно противостоять удивительным чарам природы, проникающим в душу, в самое сердце, не слиться с ней и не стать её частью. Куда торопиться и о чем беспокоиться, если ты каждый день наблюдаешь бесконечную гармонию мироздания?
Выбросив окурок, я накинул куртку и отправился на огонек к самогонщикам. "Сливаться" с природой здесь умели и знали, как это делать правильно. Тибетские монахи тратили годы чтоб достичь состояния нирваны, просветления. У наших мужиков не было столько времени, потому они достигали тех же результатов экспрес-методом. И мне не хотелось "упускать" такой вечер и такое состояние души!
Я даже не догадывался, что завтра с похмелья мне три часа придется бороться за жизнь красивой девушки. И девушкой этой окажется Марина.
Пять лет спустя.
Возвращение в Питер наверно было последним проявлением отчаяния. Мне уже давно всё равно, как я поступаю, что делаю, как выгляжу. Стоя под порывами северного ветра, слезящимися глазами я вглядывался в гладь Финского залива. Пытался увидеть привычные очертания, но ничего не мог узнать в этой мёртвой воде, и облезлых берегах затянутых толстыми слоями нефти.
А ведь так хотелось напоследок найти то, что было когда-то дорого. Дом, дворик, мосты, Исаакиевский... хоть что-то от прежнего Петербурга. Вглядывался и не узнавал ничего. Половина города под водой, другая половина разрушена. Даже непонятно было, в каком районе нахожусь. Ну что же здравствуй город Петра, я к тебе вернулся!
Разлившаяся в морях и океанах нефть изменила течение не только Гольфстрима, но и течение привычной жизни планеты. Землетрясения продолжались бесконечной чередой, температура выросла многократно, даже здесь в северных широтах зимой было выше тридцати по Цельсию. Озёра и болота парили ядовитыми газами. Безудержные эпидемии и голод косили народ миллионами. Человечество вымирало.
За два года я потерял близких и родных мне людей. Любимых жён; Любу и Марину, и наших первенцев. Моя выжженная душа бала похожа на раскинувшийся у ног пейзаж - безжизненный и равнодушный. Только навязчивая идея вернуться в город заставляла меня двигаться, есть, и пить последние недели.
И вот я вернулся. Я знал, что скоро уйду вслед за любимыми. Где-то над просторами океана каждую секунду из прогретых глубин поднимались миллионы кубометров метана, сероводорода и прочих газов изменяя состав атмосферы и её давление. Ещё немного и привычный воздух на всей планете будет ядовит и непригоден для дыхания.
Ночью станет прохладней, с залива накатит удушающая волна, тихо убивая всё на своём пути. Мне оставалось лишь найти достойное место для того, чтобы встретить последний закат в моей жизни. Бросив прощальный взгляд на колышущиеся фиолетовые волны, я развернулся и побрёл к ближайшим руинам.
На следующий день.
Прислонившись к покорёженной столешнице доминошного столика, с умиротворённой улыбкой на застывших устах сидела седовласая мумия молодого человека. Потухший взгляд, устремлен на родной залив, чтобы каждый вечер наблюдать самые красивые в мире закаты.
Прошедшей ночью природа с благодарностью приняла ещё одну маленькую плату давно накопившегося долга.