Бруха усадила Чудь на "сорокино седловище", как она назвала стул, доставшийся в наследство от Сороки, и которому нашлось местечко рядом с её тюфячком, и начала урок.
- Я хочу спать! - сказала она медленно проговаривая слова. - Повтори: я хочу спать!
- Не спать! - сказал Чудь и посмотрел на Бруху исподлобья.
- Ага, сказала она, - а теперь... я не хочу спать!
- Я не спать! - заявил Чудь и заёрзал на стуле. - Я играть!
- Но мы же занимаемся, а ты не стараешься, поэтому играть будешь потом, - сказала Бруха нравоучительно.
Огромные глаза Чуди стали наливаться слезами, он закрыл их ручками и пушистые плечики начали вздрагивать.
- Ладно, не реви, - тихо сказала Бруха, понимая, что сейчас заревёт сама. - Иди, играй.
Чудь тут же соскочил со стула и понёсся на улицу. Там у него была интереснейшая игра в жёлуди, которой он мог заниматься с утра до ночи. Но на его пути неожиданно возникла Микра. Чудь заулыбался во весь рот и потянул к ней ручки. Микра подняла его и посадила на сгиб локтя.
- Привет, Микра! - сказала Бруха,- рада тебя видеть!
Змейка ревности шевельнулась у неё в груди, но она решительно её придушила и приветливо улыбнулась.
- Он любит тебя больше всех, - сказала она, наблюдая, как Чудь сосредоточенно перебирает пальцами складки микриного платка и не спешит к желудям.
- Я же... в некотором роде... вынула его на... этот свет, - сказала Микра в своей обычной задумчивой манере. - Ты не бойся... , девочка моя, я не буду его... отнимать. Я стану ему... тётушкой.
"Тогда, - подумал Голос, невольно прислушиваясь к них беседе, - я, в некотором роде, его мать?" От этой мысли он чуть было, в прямом смысле, не упал с дуба или, вернее, дуб его сознания перевернулся вверх корнями. "Вот так живёшь-живёшь, и всё идёт своим чередом, и вдруг такое! Мать! Я никогда не размышлял в этом направлении". И он ушёл глубоко внутрь себя.
Брухе стало стыдно за свои мысли, и она перевела разговор на другое.
- Посмотри, у нас взошла сливовая роща, - показала Бруха на прутики, щетинящиеся вокруг лужайки.
- Ты называешь это рощей? - Микра выкатила голубые глаза и принялась всматриваться в то место, на которое указывала Бруха. Потом подошла ближе и, опустив домовёнка на землю и вытянув шею, оттянула и подёргала пальцем тонкий стебелёк, словно упругую струну.
- Ну да, сейчас она не совсем похожа на рощу, - согласилась Бруха, - потому что сливовые деревья ещё маленькие. Но скоро они вырастут, а потом ещё и зацветут, - добавила она с гордостью.
- Да, - кивнула Микра, - интересно. Увидим ли мы это... великолепие?
- Конечно увидим, мне Ном обещал! - безапелляционно воскликнула Бруха.
- Сомневаюсь, - печально сказала Микра. - Но я пришла не ради любования сливами.
Она покопалась за пазухой и вытащила большую серую книжку. На обложке был изображён весёлый огурец, в любезных микриному сердцу серо-зелёных тонах, и большими буквами написано "Записки морского огурца". Она протянула Брухе книжку.
- Это для племянника, - сказала она, - детская. Я когда-то очень любила... её читать.
- Спасибо, - сказала Бруха, разглядывая книгу. - Если хочешь, ты можешь сама почитать её Чуди прямо сейчас.
- С удовольствием! У меня есть... немного времени до... кормления, - кивнула Микра и пошла к дубу. Там она уселась на траву, к ней на колени тут же взгромоздился Чудь, вытянул лапы, и приготовился слушать. Микра надела специальные плавательные очки для чтения и открыла книгу.
" Я пишу эти записки, - начала Микра, - глубоко под водой, то есть не на суше. И если вы думаете, что под водой невозможно писать, то глубоко ошибаетесь. Так же глубоко, как то место, где я сейчас нахожусь. Но это не значит, что я нахожусь рядом с вами, или вы находитесь рядом со мной. Нет! Мы разделены глубокой пропастью неверия в то, что там, где я сейчас нахожусь, вообще можно писать..."
Микра посмотрела на Чудь, который заворожённо следил за каждым словом и, казалось, не дышал, и подумала о том, как же она могла вообще это читать, да ещё в детстве?
"И эта пропасть даже глубже, чем мы можем себе представить и едва ли преодолима, поскольку мой внутренний мир, - продолжила чтение Микра, - о котором я буду рассказывать, шаг за шагом, (stap by stap, если вы понимаете, о чём я), это не ваш мир, и понимание и препарирование его вами почти так же невозможно, как невозможно искоренить ваше неверие, в то, что на той глубине, где я нахожусь, кто-то имеет возможность писать".
Микра сняла очки и закрыла глаза. Чудь через некоторое время заёрзал и начал тянуть её за рукав.
"На самом же деле, - продолжала Микра, надев очки, - моё существование доказывает обратное. Как и то, что вы всё-таки держите в руках эту книгу, написанную мной, хотя глубоко уверены в своей правоте и не перестаёте думать, что глубоко в воде невозможно писать. Но я ведь пишу? А вы же читаете? Как же преодолеть эту дуальность, которая глубокой пропастью разделяет нас? Я глубоко размышлял над этим и пришёл, наконец, к небезынтересной мысли, что писать под водой может только морской огурец, а читать - кто угодно".
Она снова замолчала и уставилась в пространство.
- Давай, - потребовал Чудь, - на начало!
Микра посмотрела на солнце.
- Милый, - она погладила Чудь по голове, - мне уже пора. А ты можешь... посмотреть картинки... здесь много. Мы ещё потом... почитаем.
Она полистала книжку и нашла цветные картинки, иллюстрирующие внутреннюю жизнь морского огурца. Чудь выхватил книгу из микриных рук и начал внимательно их рассматривать, водя пальцем и шевеля губами.
Он весь день не расставался с новой игрушкой и даже спал на ней. Бруха как-то попробовала ему тоже почитать, но потом решила, что лучше вместе рассматривать картинки. Они сидели рядышком на тюфячке, в который раз перелистывая книжку.
- Я моряк? - неожиданно спросил Чудь.
- Какой же ты моряк, если воды боишься? - покачала головой Бруха.
- Я хочу быть моряк, - настойчиво проговорил домовёнок.
- Правильно говорить: "моряком". А чтобы стать моряком, - объяснила Бруха, - надо много учиться, а ты не хочешь!
-Ага! - Чудь уже выучил любимое брухино слово, но, на всякий случай, поник головой и задумался.
Когда в следующий раз Микра навестила их, Чудь обнял её за шею и громко прошептал: "Я хочу быть моряком!"
Бруха схватилась за голову.
- Море далеко, - сказала Микра, - а озеро... рядом. Пойдём... со мной, я покажу тебе, что значит... быть моряком.
И они отправились туда втроём. Микра отвязала плот от стеблей камыша, усадила на него домовёнка, и двинулась в открытое озеро. Чудь настороженно глядел на удаляющийся берег, упёршись руками в дно плота, и боясь пошевелиться.
- А теперь... вставай, - скомандовала Микра, - моряки... всегда встают, когда их судно... отчаливает от берега!
Чудь неуклюже заворочался, плот покачнулся, зачерпнув немного воды, и намочил чудову лапу.
Она подхватила Чудь за шкурку и поставила на лапы. Чудь растопырил руки, пытаясь держать равновесие, но плот сильно качало.
- Тебя не сломят... никакие шторма! - во весь голос пищала Микра, размахивая свободной рукой, и Чуди казалось, что плот качается именно от этого писка. - Прощайте лесистые склоны!
Ему хотелось лечь, но Микра крепко его держала, и он продолжал плыть несмотря ни на что.
Потом Фея как-то неудачно повернулась, и плот, грузно кренясь в сторону камышей, сбросил домовёнка в воду.
- Бу...! Тону! - отчаянно завопил Чудь и стал немедленно тонуть.
Его мех быстро намокал, и Чудь, закрыв глаза и сложив на груди ручки, приготовился к худшему. Но Микра вовремя выдернула его из воды, и домовёнок повис в воздухе.
- Тебе не быть моряком, - спокойно сказала Микра, - не всякий... кто хочет стать моряком... им становится. Но мыться... иногда полезно.
Рука Микры, словно стрела башенного крана, доставила Чудь на берег и вручила Брухе. Та бережно отжала домовёнка, завернула в заранее припасённое полотенце и, улыбаясь, понесла домой.
"Доматросился", - неодобрительно подумал Голос, глядя на жалкое подобие пышного великолепия Чуди, сушившееся на солнце.
- Ну как, - спросила Бруха, - ты всё ещё хочешь стать моряком?
- Мокро... больно, - помотал головой Чудь.
И ведьмица поняла, что его мечта о море не сбылась.