1. Тексты, которые показались пустыми и неинтересными:
Над пропастью во ржи.
Дворянское гнездо.
Почти весь Диккенс, а в особенности "Записки Пиквикского клуба..." (раздражают до чертиков, большей нелепицы, чем все эти страсти на пустом месте не придумать). И дело не в переводе! А в завинченной и перевинченной бытовщине, перемноженном на себя и протертом до дыр дважды два четыре. Раздутом примитиве в конце концов!
Большинство детективов. Слишком виден крючок в наживке, а еще больше - в губе читателя, не очень приятно, когда тебя тащат, нужно плыть самому. Приходится с подозрением относиться почти ко всему "увлекательному" чтиву: а нет ли там обманки? Тебя протащат по тексту, а в самом конце - фига. Можно было бы и не читать. Многие детективы - реальные вампиры. Они опустошают. Прочитал - отбросил. Хороша книга, которую читают без конца.
Большинство фэнтези.
Все боевики (суть прозы - скрытая поэзия, а здесь вместо нее - суррогаты и повторы на разные лады одного и того же).
Фрагменты с описанием "сильных" эмоций у Достоевского (не верю!).
Швейк. Солдафонщина и хуже.
Пруст (почему-то казался интересным и очень живым в детстве).
Мастер и Маргарита. Ужасный китч. Одной словесной правильности мало. Хорошее письмо не предотвращает от смешения пирожного с яичницей.
2. То, что можно перечитывать по многу раз:
Мелкий бес.
2/3 Чехова.
Улисс (хотя там много лишнего, ничего не пропускаю, кроме бухгалтерских перечней). Нельзя читать залпом, непрерывно. Это словно создано для планшетов с pdf.
1/2 Томаса Манна.
3. Странные тексты
Серебряный голубь - единственная удача Белого в прозе, но этот роман - жуткая трясина, дракон откусывающий голову; схвачена одна из сердцевин Достоевского.
Симфонии Белого - попытка сделать шедевр из прозы. А это невозможно по дефиниции самой прозы; проза - это проза. Но здесь есть пунктир в нечеловеческое будущее, в недостижимый перпендикулярный мир.
Котик Летаев, Крещеный китаец, московская трилогия - филологически есть всё (де учитесь, как надо писать!), но по тонико-музыкальной стороне - ничего, провал, убогость. Зрительные образы, их развертывание - дело тридесятое, но и с ними здесь чрезвычайно слабо. Нужна хотя бы легкая экзотика... А у Белого здесь всё на постном масле. С. Беккет в своих романах, написанных по-французски, компенсирует скудость картинок нескончаемой рефлексией. У Белого такого нет.
"Петербург" Белого - опять много Достоевского. Отталкивает и мотивами, и подгонкой конструкции, но есть музыка.
Дилогия Ильфа и Петрова. Лапидарности-то много, очень хорош абстрактный юмор, но тоска берет зеленая от обычного. Не могу смотреть и фильмы по "Стульям" и "Теленку". Беспрерывный самоповтор. Как в боевике.
Харуки Мураками. Гениальные задумки и сосредоточения у него растворены во всякой второстепенной чепухе, в репортаже о сугубо нелитературном.
Странное можно видеть и в другом: по большому счету в России было четыре прозаика; первые три из них - сумасшедшие, а четвертый, врач по образованию, будучи идеалом нормальности и страдая болезнью легких ближе к концу жизни совершил сумасшедшее, с точки зрения медицины, путешествие. У трех названных персон главнейшее - все-таки малая проза.
4. Отталкивающие тексты
"Божественная комедия". С детства раздражала теологией и бредовой космологией. Наличие в ней коллизий и толики мудрости не дают эстетического спасения. Много неизбежных повторов. Дате явственным образом упорствует в своем занудстве. Откуда у меня такие настроения? Очевидно, была хоть какая-то польза от советского атеизма. Возможно, в данном случае и отказ Руси от католичества не повредил. В виде исключения. У Данте мы видим догму и обман, у Сведенборга и Даниила Андреева догмы модифицированы, превалирует самообман. Что вызывает сомнение-возмущение в первую очередь? Метастазы элементов обыденности в потусторонний мир, попытка сохранения структуры. Мысль неразвита и еще не видит освобождения.
"Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский". Двухтомное фарсоподобие! Возможно ли такое? Хитроумие просто зашкаливает.
4. Тексты для писателей, а не читателей
Французский "новый роман", романы Беккета, мешанина Берроуза. У большинства французских текстов из этой категории - много отбеливателя. С одной стороны, это дает стерильность, с другой стороны, снимает абсолютно ненужные переживания, что и требуется.
У Роб-Грийе случается сплошной голый отбеливатель, независимо от содержания. Тогда это и не для писателей, а для артхаусного кино и композиторов - вбивать то, чего нет, усиливать малозаметное.
Кто-то пытался делать музыкальные пьесы по миниатюрам Саррот? Без ксилофона.
5. Лучшие стихотворные тексты я перечислил в "Шедеврах" и "Психоделике", в других мной составленных антологиях. Кое-что можно читать у тех же самых авторов и некоторых других. Однако 98 % всего стихоплетства не выношу физически. Особенно плоха советская поэзия. Постсоветская не лучше. Крика "Слава КПСС!" почти нет, но этого еще мало. Место КПСС заняли весьма приземленные "чуйства", нанизывние всякой бессвязицы рифмы ради. Владение методами вербально-образной растушёвки, переход на некоторый отрыв от здесь-теперь положения не спасает. Нельзя подражать Мандельштаму. Литинститут и всевозможные ЛитО известно кем были основаны, они остаются инкубаторами эстетов от сохи.
Слушание стихотворений? Актеры всё портят актерством. Их подчеркивания, "чтения с выражением" совсем не нужны, хотя дикция гораздо лучше, чем у поэтов. Бывает неважная дикция и у актеров, но чаще подводит тембр. Довольно часто поэты-мужчины ухудшают свои произведения собственным чтением, а поэтессы - улучшают, но это не есть правило. Нельзя не отметить одного преимущества артистов: смысл ими читаемого обычно хорошо воспринимается. В чисто информативном смысле их чтение неоспоримо, можно заметить даже просчеты и стилистические ошибки автора. В авторском исполнении часто невозможно слушать и прозу. Слушатели недоумевают, до них не доходит две трети текста. Иногда возможны варианты, когда актерское чтение разукрашивает, исправляет скучное и нудное, но грамотное произведение.
Достоинства стихотворного текста лучше всех доносят профессиональные чтецы с ровными, бесстрастными голосами. Из голоса чтеца не должна выпирать личность или какие-то индивидуальные особенности.
Идеальный случай - когда стихотворение выглядит творением духа, а не человека.