Акулов Александр Сергеевич : другие произведения.

Синопсис книги "Буквы философии"

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
  
  Александр Акулов
  
  
  СИНОПСИС КНИГИ "БУКВЫ ФИЛОСОФИИ"
  
  
  
   Книга "БУКВЫ ФИЛОСОФИИ" представляет собой редуктивную философскую систему неаристотелевского типа.
  Эта система редуктивна не только потому, что анализ в ней необходимо превалирует над синтезом, но и потому, что кульминационный момент единства связан, по ее положениям, с растворением той формы данности, которую называют структурой.
  
   Аристотелевской по духу является не только старая европейская философия, но и, в значительной степени, современная наука[1], если иметь в виду ее принципы очевидности и верификации, способы разрешения чисто теоретических дилемм. В этих принципах и способах нельзя не увидеть характерной для Аристотеля половинчатости, а в определенной мере - и заискивания перед обыденным взглядом на вещи, особенно тогда, когда логика и здравый смысл находятся в противоречии. Именно поэтому автору приходится возвращаться к проблематике, типичной для элеатов, в том числе к логическим апориям. Многие умственные апории, как античные, так и современные, могут иметь значение и критическое, и эвристическое одновременно, а в своем переработанном виде выступают критериями проверки аппарата любой связной философской концепции.
  
   Согласно метатеоретическому введению в книгу первое начало философии достаточно четко не формулируется и является совокупностью предначал. К предначалам одного класса относятся явления гомологичные языку, сам язык (не как идеальность, но более как способность, функция), а также неявная (первичная, неформализуемая в символах) логика, предстоящая как незримая граница возможности существования. Предначала следующего класса: наличие мировоззренческой сосредоточенности, способноґсти переоценок опыта, другие чисто индивидуальные параметры.
  
   Предначала третьего класса - многочисленные мировоззренческие ошибки, несопряженности в человеке и его вúдении мира. Почти любая фраза, выступающая в качестве моста от обыденности к философии или от науки к философии, - ошибочна и требует исправлений, уточнений, корректировок.
  Суть предначал не может быть вполне наглядной, коренится в дочеловеческой заданности человеческого, а также в индивидно-случайных чертах условий познания. Главная проблема при этом - преодоление самой поставленности в определенную интеллектуальную нишу, переход от субъективной и интерсубъективной маргинальности к негуманитарному кардинальному мировоззрению или, по крайней мере, максимально возможному приближению к нему. Несмотря на одиозность таких дефиниций, как "истинное", "единственно верное", в первой части книги под определенным метатеоретическим углом расґсматриваются гарантии философской приемлемости и тот механизм разворачивания концепций, который в узких рамках ограниченных языковых форм мог бы представить достаточно универсальное содержание, способное удовлетворить, скажем, не только человека, но и любое условно-воображаемое мыслящее существо. Однако такого рода автоматическая запрограммированность рассуждений не предусматривает какой-либо избыточной абстрактности. Место абстракций и абстрагирования в философии, в отличие от математики, сильно ограничено. Прибегая к абстракции, мы неизбежно вызываем те или иные не всегда контролируемые и осознаваемые интеллектуальные аберрации и рискуем выйти в денотативной плоскости (сфере фактической связи денотатов) за пределы истинности или реальґности. Пример тому - циклопические творения немецкий классической философии. Обычной заменой абстракций в книге являются пропозиции, допускающие подстановку конкретного материала, то есть не пропозиции-высказывания, характерные для аналитической философии, а про-позиции (предпозиции), пропозиции-формулы. Далеко не всякое высказывание может выполнять эту роль.
  
   Смешение языка и мышления, мышления и логики - довольно распространенная ошибка. Обычный язык не есть язык философии, его грамматика и стилистика несут в себе отпечатки наивных предустановок, но в этом нет никакой гносеологической трагедии. Подобные особенности обыденного и научного языка легко корректируются или элиминируются. Например, слова "я" и "Оно" в ряде контекстов де-факто являются не местоимениями, а несклоняемыми существительными. В других контекстах (при больших требованиях строгости) констатации "я вижу дерево" или даже "я имею образ дерева" совершенно неверны и правильным будет высказывание: "восприятие "я" плюс частное восприятие образа дерева". Существует безличная интенция как таковая, но не интенция кого-то во что-то или на что-то. Гомункулуса нет, восприятие "я" практически однопорядково другим восприятиям в конкретном моменте наличности сознания, а слово "вос-при-ятие" для философии не имеет никаких физиологических оттенков и тождественно той или иной целокупности ощущений, а иногда - одному свободно данному ощущению. Сама ситуация: ""я" плюс образ дерева" не обязательно должна обращаться в высказывание, может существовать только в воле-смысловом плане.[2]
  
   Второе начало философии связано со сферой субъективных ощущений. Автор дифференцирует траґдиционно понимаемое психическое на собственно психическое и психейное. Психейное, в отличие от психического, не может быть наглядно наблюдаемым, но может оставлять следы в наглядности. Тем не менее заданность психейного такова, что оно не исчерпывается тем, что называют сферой неосознанного (субъективно неосознанного). Сверх того якобы "неосознанное" - часто всего лишь амнестичное осознанґное. Проводится дальнейшая дифференцировка терминов. Те подразделения феноменов, которые удобны в психологии восприятия, далеко не всегда правомерны гносеологически. Особенно это касается пресловутого деления феноменального на "внешнее" и "внутреннее". С другой стороны, возникает необходимость в проведении разделения между реальным и идеальным (но не материальным и идеальным!), между феноменальным и идеальным. Действительное феноменальное - стартовая площадка отсылок в идеальное, но не идеальное по своей сути, несмотря на возможность спонтанных, находящихся ниже уровня субъективного сознания идеализаций. Таким образом, происходит полный отказ от использования трансцендентальных феноменологий и гуссерлевского подхода, в частности. "Чистые феномены" - неработающая абстрактная модель.
  
   Основные системообразующие факторы предлагаемой философской системы имеют не абстрактно-категориальное, а логико-психологическое преломление. Мир ощущений настоящего локуса времени замыкается в особое негеометрическое пространство - я-среду. В я-среде нет места персонам-личностям. Даже смысловые феномены (в том числе реально данные мысли) и волевые феномены оказываются поставленными вне идеального и персонального, выглядят в общей я-среде своеобразными тонкими и тончайшими ощущениями. Даваемая классификация смысловых, реактивных (в том числе эмотивных) и волевых феноменов еще более подтверждает это. Возможен анализ не только выделенного смыслового или необычно чистого смыслового, но также смыслового, связанного с образами и знаками. Осмысленность структуры вовсе не предстает в качестве некого застывшего движения или мнестического накопления. В смыслообразах, смыслознаках, смыслообразознаках всегда можно выделить главные и побочные смыслы, каркасные и второстепенные, основные и фактурные; смыслы, связанные с содержанием, и смыслы-формы. Существуют смыслы, обслуживающие знак как таковой, и смыслы данности знака в его неповторимом конкретном предстоянии.
  
   Вне специальных сосредоточений вполне возможно мышление без мыслей, мышление, аналогичное передвижению движка логарифмической линейки или барабана арифмометра. В реально данной плоскости феноменов постоянно происходят подмены одних явлений другими, интеллектуальные сокращения, лишенные и следа каких-либо разворачиваний. Основные смыслы (суррогатами которых являются приґписываемые субъекту понятия) исчезают, их место занимает быстрое шествие знаков и второстепенных смыслов. Второстепенное и означающее полностью вытесняет содержательное и суммарно оказывается его новосимволом, а сама знаковость знака растворяется в калейдоскопе случайностей, но именно таково реальное, а не идеальное мышление. Последнего просто нет, независимо от того, предполагается оно или отвергается. Тем не менее подобный "клочковатый" процесс мышления при необходимости (например, в математике) будет достаточно точен. Нет разницы в том, что именно берет роль механизма: живое сознание или валик с изображением цифр. И здесь, и там есть знаки, пусть даже эти знаки реально не совсем знаковы и самодовлеют.
  
  Плоскость слов как бы обязывает к дополнительным идеализациям, смешению феноменального с условными фантомами. Перейти ко второму началу философии непросто, ибо ошибочно уже высказывание "ощущаю, следовательно существую". Но из первого начала философии следует, что философия требует недофилософии, пусть и первоначально ошибочного мыслительного производства. При исправлении устраняются не только констатации персоналистического толка, но и более строгие формулировки типа: "второе начало есть сфера ощущений". Такие утверждения непродуктивны. Именно поэтому конструктивно формулируемое начало философии будет заключаться в попытке различения субъективной реальности и нереальности (идеальности), а сложность такого различения - в инертности мыслительной практики, в интерсубъективной и конвенциональной засоренности ее фикциями. Особую роль здесь играют чисто философские фикции. Было бы очень странно считать некие выдуманные сущности более устойчивыми и надежными, чем реально чувственное. Скорее наоборот: рафинированные идеальные объекты можно вполне заменить и иными, причем выбор "этих", а не "иных" объектов весьма произволен, зависит от теоретических ракурсов и степени абстрактной вырожденности.
  
   Собственно реалистическая феноменология требует холистического подхода: обычно реально не суґществует просто красного, просто гладкого, а поэтому именно в феноменологическом смысле некая искусственная выделенность качеств теряет значимость и ощущением-восприятием-осознанием может быть названо все то, что получается при ограничении феноменологического поля, и само феноменологическое поле. Подобное ограничение - лишь сужение обзора, но не живосечение, срывающее "цвет" с текстуры поверхности и формы предмета. Я-среда - совокупность сред сознания, и не всегда возможно пересосредоточение, полностью снимающее какую-либо среду, а потому правило о сужении обзора может касаться только конкретной среды. Таким образом, субъективное сознание выглядит как особая топология целостных ощущений-восприяґтий-осознаний. На нее распространяются спонтанные операции, подобные математическим операциям переґсечения, объединения, включения и т. п. Каждой подобной операции соответствуют те или иные дополнительные эффекты, вызывающие кажимость единства сознания и наличие ментальных аналогов абстрактного. Однако сами разум и рассудок не имеют никакого отношения к феноменальному сознанию. Человек - существо не разумное, а умственное. Разум - это воображаемый ум, которому доступно то, что недосягаемо для человеческого ума, то есть нечто идеально-потенциальное. Так в действительных представлениях нет собственно геометрических треугольников. Предполагается, что такие треугольники есть в представлениях разума. Живой ум подменяется несуществующим механистическим призраком. Таґкова природа чистого идеального.
  
   Одной из главных апорий является апория солипсизма. Помимо мыслительного затруднения, остановки беспостулативного процесса мышления в явном виде, она имеет и иное следствие, а именно: можно сколь угодно долго рассуждать о реальности объективных миров и тем не менее оставаться замасґкированным солипсистом как в рамках наивного реализма, наивного материализма, так и за их пределами. Одни корифеи философии простодушно помещают материю в мир ощущений, другие, представляясь материалистами, сводят ее к совокупности физических абстракций и продолжению данностей сознания вовне, давая пример нового идеализма. Солипсизм оказывается непреодолимым, несмотря на те или иные попытки здравых рассуждений. В солипсизме - фундамент не только обычной философии, но и науки. Последняя лишь тиражирует и модифицирует данности эмпирических образов.
  
   Постулаты, разрывающие рамки, наложенные на познание, весьма обманчивы и усугубляют интеллектуальный кризис. Выйти из солипсизма можно с помощью интериорных методов, относясь с полным пиететом к его акцентуализациям. Условно-методический солипсизм непосредственно связан со вторым началом философии. Солипсизм невозможно преодолеть без отбрасывания фетишей идеального. Они мнимо уплотняют субъекта в самом субъекте надстройками различных надсубъективностей. Солипсизм - вовсе не отрицание других существ (других субъективных сознаний), а прежде всего отрицание бытия за пределами субъективного сознания или, в крайнем случае, усомнение в наличности метасубъективного. После возврата феноменального в феноменальную реальность (ссылки смыслового на идеальное могут сохраняться), мы будем иметь дело с непосредственной реальностью здесь-теперь-так. В подобной реальности нет ничего, кроме нее самой, и найти в ней брешь можно при достаточно полном ее рассмотрении, причем рассмотрении именно ее, а не производных от ее сферы фантомов со стихийно-конвенциональной заданностью. Такое рассмотрение и осуществляется во второй части книги "Буквы философии".
  
   Во второй части книги автор также рассматривает и оценивает возможность двух экстраполяций: экстраполяции иррационального и экстраполяции рационального, первично соответствующих неструктурґґным и структурным осознанностям субъекта. В первом случае проводится анализ более 20 родов реальных мистических ощущений. Как таковые эти рафинированные мистические переживания чисто тонического (бесструктурного) характера остаются посюсторонними, хотя в них и присутствует некоторая кажимость иного, указание-ожидание. По своей классификации эти моноощущения оказываются как бы хроматической гаммой, происходящей от двух экстраполятивных объектов. Реальность названных объектов на данном этапе анализа не утверждается, так как они носят лишь характер точек схождения тенденций и эстетический порыв в их сторону еще не дополняется каким-либо иным образом. Отказ от направленности на них дает только некоторую аксиологическую пробоину в сознании.
   Первый объект предстает как бесструктурный, лишенный суммационной динамики Эрос-Логос-Хаос (уравновешенное слитие запредельного положительного ощущения, запредельного смысла и запредельного отрицательного ощущения). Этимология термина не связана с историей философии и определяется структурными коррелятами тонов. Термин "Логос" не означает ни разума, ни нуса-ума. Это - предел освобожденного смысла. Человек, который ни разу в жизни не имел чистых предельных осознаний, все-таки примерно может понять, что такое сверхположительное или сверхотрицательное ощущение. Однако понять, что есть "сверхсмысл" (сверхмысль) в подобном случае можно только при подробном рассмотрении таксономической лестницы ощущений смысла (ощущений!) при явном прослеживании потери связи смысла со структурой. Последняя отпадает при наличии предельных смыслов окончательно, ибо ощущение смысла - особый суперпластичный род витальности в своем истоке. Смысл подобен психически выраженному зачатку несуществующей конечности, который способен проходить те или иные трансформации. На практике получается, что слово "смысл" подменяют словом "значение".
  
   Экстраполируемый нами объект, это "Оно", этот Эрос-Логос-Хаос вовсе не есть некая высшая сила, а тем более бог-персона.
  
   Второй выводимый из гаммы особых чувств объект предстает как добытийная меристема[3] и всеобщее основание, к которому не применимы никакие позитивные характеристики и логический закон тождества в прямом и обратном виде. Несмотря на некоторые субъективные сходства, второй субъект не может быть назван волей в духе Шопенгауэра или Эдуарда Гартмана, несмотря на то, что он сам появляется в конце таксономической лестницы именно волевых феноменов.
  
   Во второй части книги "Оно" и добытийная меристема рассматриваются только как мифические, как пределы субъективных субстанционализаций и преувеличений, ввиду необычности чувственного трансґґґґцензуса для собственно философии. Однако на многих примерах показывается осуществление этого трансцензуса в области искусства и литературы (в частности, даются отрывки из произведений поэтов-символистов). На протяжении всего текста автор старается оставлять в покое область религии.
  
   Далее в книге проводится экстраполяция рационального. Последняя более искусственна, но необходима именно потому, что вокруг науки постоянно создаются и уничтожаются различные натурфилософии, а сама наука получает ложные интерпретации. На место мифического преувеличения ставится мифическое отвлечение и упрощение. Собственно мифом является так или иначе полагаемый синтез всех моделей и картин мира. В связи с этим показывается невозможность общей теории всего в рамках современной науки. Даже новейшие и "неклассические" направления науки не могут не использовать "классических" парадигм, пусть даже чисто математического плана. Метатеоретически порочной показывает себя не только натурфилософия, но и любая философия, претендующая на чрезмерную тотальность охвата. В последнем случае явно или скрыто происходит выход за рамки предмета философии, непродуктивно заимствуются объяснительные принципы из науки и обыденности. Тем самым философия принимает вид гомологичный не обыденным и научным знаниям, а таким сферам, как околонаука, алхимия, хиромантия и т. п. То же самое можно сказать о "строго научных" и математизированных философских концепциях. Об искажающей роли абстрагирования мы уже говорили. Это относится и к попыткам метафилософии в рамках логико-лнгвистических или психоаналитических. И здесь и там, с одной стороны, происходит уход из области философии, а с другой, сами рассуждения принимают довольно разбросанный вид, преґвращаются в логицистскую или культурологическую поэму, лишенную внутренних оснований и строгого локуса собственных положений. В подобных случаях проводятся те или иные интерпретации, делаются заключения при полном отсутствии сформулированной общей базы и статуса этих интерпретаций и заключений. Выясняется, что речь шла о неизвестном уровне неизвестного идеального. Связность последнего с языком остается исключительно постулированной, а главное - закованные в логическую броню рассуждения о языке и логике в духе далеко не заглядывающего здравого смысла.
  
   В третьей части книги на основе интериорного выхода из солипсизма осуществляется редуктивный логический переход к вещи в себе - самосуществующей данности, лишенной структуры, времени, двиґґґжения. Трансцензус производится в различных логических параллелях и подкрепляется ранее сделанным смыслореактивным трансцензусом. Однако внезапно проступающий реально-объективный абсолют не есть материя, бог, высшая сила. Сверх того, невзирая на сверхинтегральность по всем представимым координатам сознания (исключая структуру), он выявляет себя только как фаза виртуального[4] праабсолюта - уже упоминавшейся добытийной мировой меристемы. Последняя имеет особый статус, а именно: статус недобытия, недореальности. Противоположным бытию оказывается не "нуль", не "ничто", а именно недобытие. Недобытие нельзя назвать ни существующим, ни несуществующим. Это та сущность, в которой нет ни причинности, ни "законов", ни логической ограненности, но в которой нативные предпосылки всего этого зарождаются. Это не только меристема, но и главная пружина (основание, ипостась, подставка, подложка) любого существования. Если абсолют - это третье начало философии и начало любого типа сознания, то недобытие-праабсолют, будучи четвертым исходным пунктом философии, одновременно - и источник бытия в любом смысле. Абсолют логичен, но дорационален (иррационален). Праабсолют не только дорационален, но и дологичен. Неявная (внутренняя) логика как бы зарождается задним числом путем отбора всенаправленности-всеотменимости праабсолюта. Это не эволюция и не процесс во времени, а нечто совершенно новое, подробное описание которого требует современнейших областей математики.
  
   От абсолюта и праабсолюта осуществляется обратный переход к субъективному, которое теперь получает наименование постабсолюта. Постабсолют в целом - это расщепленное бытие, совокупность несамостоятельных миров, являющихся относительностью. Относительно одного субъективного мира другие возможности выделенностей предстают не вполне, а чаще всего отсутствуют. Совокупность всего постабсолютного, взятая тотально, - это монстр, гносеологический мыльный пузырь. При этом отдельная субъективность вполне субъективно-реальна, хотя и несамостоятельна.
  
   Сознание человеческого типа полисознательно, имеет вид среза смежных субъективностей. Именно последние частично дают горизонт иерархии, филогении в строении естественнонаучных моделей мира.
  
   Вычлененности из объективного образуют многочисленные суперпозиции, вычлененности вычлененґностей и т. д. В их эффектном синтезе совершенно маскируется причина наличия времени и изменений - имеет место эффект, сходный со стробоскопическим. Характерные для человека "потоки" ощущений, тяжи ощущений (если иметь в виду константные восприятия типа восприятия "я") - не только интерференции моновыделенностей, но и грань между абсолютом и праабсолютом. При более элементарном (нечеловеческом) рассмотрении, все это выглядело бы и как распад абсолюта, и как не совсем удачная попытка синтеза - неверное направление от недобытия, минующее ветви прямых дивергенций. Степень космологической тупиковости человека может быть различной в зависимости от расстановки тех или иных отсубъективных акцентов. Пусть человеческое сознание - оживший конгломерат осколков сознания абсолюта, но человек, в отличие от своего космического прасознания, обладает интеллектом. В этом относительном плане абсолют как бы находится на более низкой ступени, чем человеческое сознание.
  
   Неколебимость конкретной вычлененности из объективного - в наличии вычлененностей буферных, сателлитных, смежных, первообразных и пр. Пошатнуть изнутри это гигантское древо невозможно, несмотря на всю его необязательность и схлопґґнутость в мире собственно объективного.
  
   Сделанные рассмотрения проливают новый свет на природу сознания и, в частности, субъективного сознания. Сознание не есть что-то вершинное; структурированное сознание по отношению к сознанию моничному (бесструктурному, нерациональному) предстает как калейдоскопическая случайность, эпифеґномен и как новый, осмысливающий сам себя мир, задыхающийся в несамоданности. Непрерывное латание испаряющегося самобытия - вот удел структурированной ментальности. Для западного типа рациональности это более приемлемо, чем противоположная сосредоточенность. Невзирая на этимологию, сознание есть универсальная дочеловеческая функция связи, единственная фиксация геоґметрически рассыпанного мира. Бытие - это зафиксированный момент недобытия, уравновешенность, лишенная обычных динамических характеристик. После разложения на моносубъективности и суперпозиционного структурирования собственно смежные сознания оказываются несоизмеримыми - возникает эффект "завернутости" буферного и сателлитного и, соответственно, эффект псевдоматериализации.
  
   Совокупность всего реально-истинного, но необъективного в его извнутреннем виде, то есть бытие, анатомированное на все контингенты субъективностей, в книге именуется бытием в широком смысле (БШС). Последнее представляет собой логически невозможный разрез абсолюта. Тем самым БШС не может быть даже потенциальным бытием. Это метафизическая пропасть со статусом большим, чем трансфинитность.
  
   На основе всего изложенного, в пятой части книги осуществляется переход к рассмотрению древа смыслов жизни, а в связи с последним - иерархии критериев, целей и стимулов. В прагматическом отношении, важны не многочисленные смыслы жизни, не их тотальность, но важна их рифма, соразмерность.
  Достаточно считать, что исходно нет ни "мирового", ни "персонального" смысла жизни. Исходно все внесмысленно, но эта внесмысленность и может явиться поводом к осмыслению.
  
   Шестой раздел книги содержит систематическое изложение парадоксов (около тридцати параграфов). Он только текстуально может считаться завершающим, а в большинстве случаев имеет опорное значение для предыдущих разделов.
  
   К книге прилагается философский словарь. В основном он является тезаурусом смысловых отличий терминологии книги "Буквы философии" от терминологии, принятой в истории философии.
  
   Наиболее нетрадиционны в книге общий подход к феноменологии (принцип сред), координирование философского изложения со средами субъективного сознания (попытка нахождения на неидеальной почве), классификация ощущений различных групп, описание способов чувственного и теоретического трансцензуса, принципы раскрытия метафизической данности, метааксиология.
  
   ПРИМЕЧАНИЯ
  
   [1] Сходство между учением Стагирита и современной наукой в частности можно видеть в попытке сохранения полного бытия. Но если Аристотель скромно прячет его внутрь своего Перводвигателя, то современная наука по странной прихоти уравнений отбрасывает его карикатурное подобие на 13,2Ђ0,2 млрд. лет в прошлое, в точку сингулярности.
  
   [2] В высказывании необходимо дополнительное уточнение термина "я". "Я" - бесструктурное ощущение присутствия при ощущениях, вполне наглядное и доступное, несет в себе сигнальность бодрствующего или сновиденийного существования. Не является синонимом ни слова "субъект", ни слова "личность". Одно из интегративных ощущений, обеспечивающих единство сознания. Застывшая (константная) специфическая внутренняя мелодия. Несмотря на нетривиальную протяженность, не имеет границ.
  
   [3] Меристема - образовательная недифференцированная ткань (биолог.). Вне от консистентных соответствий - удобный термин для характеристики протобытия, свободного от внутренних аналогов логического, а потому безосновного.
  
   [4] Термин "виртуальность" не имеет здесь значения вероятности. Он ближе к пониманию виртуальности в физике элементарных частиц, но если в физике виртуальное - это вычисленное ненаблюдаемое (принципиально ненаблюдаемое), то в онтологии - доказанное неотражаемое, не имеющее "образа и подобия" в субъективном
  
  
  
   ]l]]]]]]]]]]]]l
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"