Акулов Кирилл : другие произведения.

Дверь, которую нужно закрыть (рабочее название)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Несколько первых глав из повести с рабочим названием "Дверь, которую нужно закрыть". Много ошибок и текст, конечно, требует редакции неоднократной. Но меня всегда мучают сомнения, стоит ли продолжать это повествование, стоит ли писать дальше, будет ли кому интересна эта история...
  Было здорово вот так просто греется на солнышке возле главного корпуса, потягивать ледяную фанту, любоваться на пробегающих мимо девчонок и слушать Валькину трепотню. Впереди был еще целый час злостного ничегонеделания, пока Глобус будет читать свою нудную лекцию. Андрей получал прямо-таки физическое удовольствие саботируя посещения лекций этого надменного толстяка, и получал еще большее удовольствие активно отвечая на любые вопросы Глобуса на семинарах.
  Предмет он знал отлично, благо увлекался еще со школы, и как не кричал плюясь слюной Глобус о дисциплине, как не грозился завалить, но сделать ничего не мог. Дело дошло даже как то до деканата, и в конце третьего семестра отвечать пришлось уже перед целой импровизированной комиссией, но и это испытание Андрей выдержал с достоинством, показав знания далеко за пределами учебной программы, и получил, таким образом, возможность не посещать ненавистные лекции. Поэтому сейчас можно было просто сидеть и наслаждаться майским солнцем. И даже сознание того, что скоро начнется сессия не портило настроения ни капли. Потому что учится Андрею было легко, и он никак не мог понять своих сокурсников, которые с перед экзаменами не спали ночами, запиравшись в своих комнатах и обложившись толстыми учебниками и исписанными размашистым подчерком общими тетрадями.
  Была у Андрея даже своя методика для сдачи экзаменов. Надо было перед экзаменом в течении трех дней читать все подряд, не особо задумываясь о смысле. Читать минимум пять часов в день с перерывами конечно. А за день до экзамена - выкинуть все из головы, не думать о предмете совсем и отправится гулять и развлекаться. Можно было сходить на какой-нибудь интересный фильм, потом заглянуть в зоопарк (если лето) или полдня гонять мяч в баскетбольной секции (если сессия зимняя), а затем прийти в кафе, где собирались старшие курсы, найти Пашку и долго спорить о чем-нибудь. Например, о том, возможно ли восстание машин, как в Терминаторе. Пашка бы утверждал что законы робототехники исключают такую возможность, и вообще любая машина действует по программе, и если восстание возможно - то только в результате злого умысла какого-нибудь чокнутого программиста, и надо было бы придумывать контраргументы и подкреплять их рисуя схемки на салфетке.
  А на следующий день, когда идешь на экзамен, кажется что ничего не помнишь и не знаешь, но при этом чувствуешь себя свежим и отдохнувшим. Однако стоит взять в руки билет и что-то как будто щелкает внутри и нужные формулы, теоремы и доказательства тут же всплывают в мозгу как по волшебству.
  Эта методика еще никогда не подводила Андрея, и он даже пытался было пропагандировать ее применение перед Валькой, но Валька только отмахнулся со словами "я уж по старинке, как-нибудь". "По старинке" для Вальки означало -все в последний день. Валька вообще был порядочным разгильдяем, что, впрочем, никогда не мешало ему быть хорошим другом. Вот и сейчас он прогуливал лекцию Глобуса чисто из дружеской солидарности, хотя потом обязательно будет просить конспект у Леночки (он всегда просил конспекты у Леночки, потому что Леночка делала очень подробные конспекты) и сидеть на семинаре, делая конспект конспекта. Изобретая масло масляное. Велосипед велосипедный.
  - Андрюха, а ты бы хотел уметь превращаться в волка? - спросил Валька, плотоядно-волчим взглядом наблюдая за парой девчонок, пытавшихся собрать учебники, которые они только что уронили на совсем еще молодую траву газона.
  - Тогда уж в тигра, - сказал Андрей, - Или льва. Лев - царь зверей! А волк - это же по сути дикая собака. В собаку превращаться неинтересно.
  Надо было, наверное, подняться и помочь девчонкам. Заодно можно было познакомится, тем более что светленькую Андрей уже где-то видел, и была она вполне себе ничего. Но пока Андрей размышлял на эту тему, девчонки собрали учебники и двинулись дальше.
  Валька вздохнул, и кажется, облизнулся. Как волк, который упустил добычу. Хотя кто знает, как облизываются волки, которые упускают добычу? Но было приятно думать, что Валька облизывается именно как волк.
  - Просто Профессор на последней лекции притащил статуэтку и долго рассказывал нам ее историю, - сказал Валька
  Профессора Андрей любил, и лекции его ему нравились. Но прилетала мама, и Андрей проторчал полтора часа в аэропорту ожидая опаздывающий рейс, и последнюю лекцию пропустил. Однако было совершенно непонятно, причем тут волки и превращения. И Андрей спросил:
  - А при чем тут волки и превращения?
  - Ну статуэтка эта была воина Энаки, получеловека-полуволка.
  По легенде, этот Энаки жил как обычный человек, пока однажды на его деревню не напали волки. И тогда он превратился в волка и в одиночку раскидал всю стаю. Жители деревни, когда отошли от первого шока, объявили Энаки оборотнем и колдуном, и хотели уже сжечь, и сожгли бы, однако явился старец, и объявил что Энаки ждет великая цель и потому старец забирает его. И подкрепил свое заявление изрядной долей даров деревне.
  Так что жители не особо сопротивлялись - с глаз долой, из сердца вон. Энаки же, который был уверен что он стал жертвой чудовищного проклятия тоже особо не сопротивлялся.
  Старец всячески воспитывал Энаки и обучал его. Легенда не рассказывает, поверил ли странному старцу Энаки про великую цель, однако учился он прилежно, и даже научился по собственной воле перекидываться в волка. И вот напали варвары с юга, и пошли убивать и грабить, оставляя за собой выжженные поля и разрушенные поселения. И тогда старец позвал Энаки и сказал ему, что вот мол, пришла во-первых пора когда он закончил обучение, а во-вторых что только он, Энаки, человек-волк может спасти страну от варваров-захватчиков.
  И побежал Энаки навстречу варварскому воинству.
  К тому моменту старейшины собрали лучших воинов и тоже отправили навстречу варварам - дать последний и решительный бой. Но варвары были гораздо более умелые войны потому что только воевать они у мели, и плохо бы пришлось войску, отправленному старейшинами, однако на поле битвы ворвался огромный черный волк и стал буквально рвать на части варварских воинов..
  Обезумев от ужаса, варвары бежали, а обессиленный и израненный Энаки упал, и превратился в человека - готовый к тому, что сейчас его зарубят свои же. Однако помощь Энаки была столь значительна, что солдаты просто молча столпились вокруг лежащего оборотня раздираемые между чувством благодарности и естественным ужасом. И тогда молодая Инала, которая непонятно как оказалась на поле боя, подошла к Энаки и попросила чтобы солдаты отнесли его к ней в хижину. Собственно если бы не Инала, Энаки бы никогда, наверное, и не оправился.
  Но Инала ухаживала за ним долго, а между тем воины немного попривыкли к старнному юнеше, тем более что варвары больше не осмеливались нападать, но и с захваченных земель, правда, не уходили. так что может быть дело и не в привычке было, а надежде на то, что чуть что - и Энаки опять станет волком.
  Как бы то не было, когда оборотень чувствовал себя уже сносно, солдаты попросили его помочь ненавистных варваров и освободить захваченные селения, и Энаки, страдающий от своей ненормальности, считавший что ему уготована жизнь вечного изгоя, с радостью согласился.
  Было еще много битв, и в каждой варвары были биты, и полегло их несметное количество, а те кто выжил с ужасом пересказывали историю о войске, возглавляемом огромным волком. Энаки же женился в итоге на Инале, принял благодарность совета старейшин и по их же просьбе занял нечто вроде поста воеводы, на коем успешно состарился и благополучно помер. Кстати дети у Энаки и Иналы были совершенно обычные и ничем особенным не выделялись.
  - Только непонятно, зачем Профессор нам рассказывал эту историю. А потом еще и спросил, хотели бы уметь превращаться в волков, с кучей вот таких же побочных эффектов, - закончил Валька.
  - Без побочных, я бы, пожалуй, согласился, - подумав, сказал Андрей, - А так страшно. Вдруг своих загрызешь. И потом будешь мучатся всю жизнь.
  - Примерно так ему все и отвечали
  - А Профессор что? - спросил Андрей
  Но что там Профессор Андрей так и не узнал, потому что из главного корпуса хлынула толпа студентов, и Валька, заметив Леночку, взревел слоном:
  - Ленка! Леночка! Ты мне очень нужна!
  И тут же рванул на перехват. Андрей смотрел, как Валька доказывает Леночке что-то, прижимая пухлые руки к своей груди и думал, что Леночка все-таки очень красивая и надо бы пригласить ее сегодня на посиделки в кафе. И пусть ребята будут возмущаться, тогда можно будет оставить их и пойти в кино. На что-нибудь страшное. Чтобы Леночка испугалась, а он бы ее успокаивал и провожал домой...
  ***
  Громов, восседавший за своим столом вертел в огромных ручищах телефон, казавшийся несуразно маленьким. Он именно восседал за столом, потому что это обычные люди, обычного размера сидят за столом, а такие как Громов сидеть за столом не умеют, они умеют только восседать. В кабинете стояла душная тишина. Все двенадцать "контактистов Громова" отчитались и молчали почти уже минуту, ожидая реакции шефа - только еле слышно шелестел кондиционер и пару раз вздохнул Моллер.
  Кондиционер не справлялся, и Андрею жутко хотелось выйти из кабинета в коридор, к куллеру, налить стакан холодной воды и выпить его одним глотком, потом налить еще один и выпить его уже не спеша, маленькими порциями. Он даже чуть прикрыл глаза, представляя, как ледяная влага проваливается внутрь и расходится по телу прохладными волнами.
  Моллер снова вздохнул, и Андрей тут же открыл глаза. Громов перестал вертеть в руках телефон и тяжело уставился на биолога. Тот сел очень прямо на стуле и постарался выдержать взгляд шефа. Громов еще немного побуравил взглядом ученого, потом как-то переменился в лице, расслабился, и даже опал в своем гигантском кресле, моментально превратившись из грозного начальника просто в очень уставшего и очень немолодого уже человека.
  Ладно, - сказал он и очень аккуратно, как будто боясь разбить, положил телефон на край стала. С сомнением посмотрел на него, потом чуть передвинул аппарат, кивнул и уставился невидящим взглядом куда-то в пространство за окном.
  Ладно, - повторил он, - То, что Корабль никак не прореагировал на очередную попытку, я уже понял. Выслушивать очередной список частот или излучений, на котором передавались послания, а ровно как и формы этих посланий - музыка там, или таблица умножения или еще Бог весть что, считаю для себя делом бесполезным. (Багиров открыл рот, явно собираясь что-то сказать) Верю, верю, что делаете все возможное! (Багиров закрыл рот) Более того, прореагируй Корабль хоть как-нибудь вы бы сейчас не молчали и не вздыхали (тут Моллер сел еще прямее и, кажется, перестал даже дышать), а с пеной у рта доказывали бы мне необходимость отправить к Марсу именно вас... Но вы молчите. И я просто хочу спросить: что мы будем делать дальше? Я верю, что группа Багирова не остановится, пока не переберет все возможные варианты коммуникаций. Я уверен, что если бы им позволили они бы отстукивали молотками азбуку Морзе по обшивке Корабля. Но пора признать, что все наши попытки ни к чему ни приводят, и нужно решить - что мы будем делать дальше?
  Да, подумал Андрей, пора признать. И азбуку Морзе по обшивке Корабля, надо сказать, уже пробовали. Не так примитивно, конечно. Сделали нечто вроде магнитной пушки, и в строгой последовательности выстрелили, не сильно разогнав, свинцовыми шариками. Корабль сжег их (или аннигилировал, или распылил, а может и проглотил - одним словом уничтожил), как сжигал все, что приближалось к нему на расстояние ближе десятка метров. Когда же скорость шариков уменьшили до смехотворной, Корабль никак не прореагировал. Точнее, как то он прореагировал - шары просто-напросто не долетели до Корабля, остановившись в тех же десяти метрах. И как обычно - никакой ответной реакции.
  До чего мы докатились...Азбука Морзе! А как все начиналось - формирование интернациональной команды для Первого Контакта. Разработка Первого Послания. Внеочередное заседание большой восьмерки. Внеочередное же заседание большой двадцатки. Объединенное заседание восьмерки и двадцатки, расширенное до семидесяти двух стран. Общечеловеческое ликование. Шквал статей в газетах. Круглосуточный канал передающий изображение Корабля. Гипотезы, предположения, надежды. И опасения, конечно.
  Оказалось, что у человечества есть вооружение, разработанное именно для ведения войн в космосе. В срочном порядке сформированы Вооруженные Космические Силы под эгидой ООН. На орбиту Земли выведено рекордное количество спутников - уже с эмблемой, изображающей щит на фоне полусферы, щит прикрывающий Землю. Дети снова захотели в космос, но теперь уже мечтали стать не просто космонавтами, а космодесантниками. А космодесантники, эти бывшие marines, spec ops, СОБРОвцы, Витязи, агенты ФБР, ЦРУ, МОССАД и еще десятка неизвестных спецслужб всех возможных стран с экранов телевизоров отчитывались о своей готовности Защищать Землю и Человечество (именно так - все с большой буквы).
   И все это за каких-то три месяца, пока Корабль приближался к Марсу. Точнее - девять месяцев и двенадцать дней, ибо Корабль засекли гораздо раньше, и только в последние месяцы, когда он начал маневрировать, и наблюдать его можно было практически в любой мощный телескоп, скрывать факт существования Корабля стало просто невозможно...
  Размышления Андрея прервал Громов.
  - Я не прошу останавливать попытки выйти на контакт. Я не прошу вас перестать разрабатывать новые теории и строить предположения. Продолжайте, работайте, изучайте. Только поймите - через три недели заседание МКК и мне необходимо предложить план действий. Никому не нужны очередные отчеты о безуспешных попытках, или новые гениальные теории о происхождении Корабля, если только они не отвечают на главный вопрос: что нам делать дальше. Поэтому я прошу вас всех, - Громов обвел присутствующих тяжелым взглядом из под седых бровей, - я прошу вас всех подумать над одним единственным вопросом: что мы будем делать дальше. Все! Все свободны. В следующий понедельник, ровно в десять и я жду от вас предложений, а не отчетов.
  Тут же зашумели отодвигаемые стулья, защелкали замками кожаные портфели, запиликали вновь включенные коммуникаторы.
  -Смиронов, задержись, пожалуйста, -"А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!" невесело подумал Андрей и опустился на стул.
  Когда дверь за последним "контактистом" закрылась, Громов все так же смотрел в окно. Андрей ждал.
  - Как Леночка, - спросил, наконец, Громов не поворачиваясь.
  - Хорошо. Просила передать, что ждет в пятницу.
  - Да, в пятницу... - задумчиво проговорил Громов, - в пятницу...- Он помолчал, барабаня толстыми пальцами по столу, и вдруг неожиданно повернулся.
  - А знаешь, Андрей, устал я. Устал до чертиков. Четыре года бьемся, что рыба об лед. Четыре года надеемся, стараемся, из кожи вон лезем. Исписали кучу бумаги, отсняли горы видео, разработали миллионы теорий. Придумали какие-то невообразимые способы общения. И для чего? Зачем? Чего мы ждем вообще? Что вот откроются шлюзы у Корабля, и выйдут оттуда благодетели в белых одеждах, подарят нам всем мир и любовь и вечное счастье? Только вот не верю я уже, что откроются они, если там вообще есть чему открываться, и выйдет оттуда кто-нибудь. Может там вообще никого нет и работает автоматика. Или вообще это робот какой, который сломался и завис. И будет он вечно висеть возле Марса, а мы будем ждать и надеется на чудо. Ты знаешь, что новая секта появилась? Еще одни усмотрели признаки Второго Пришествия! Да, впрочем, ты оперативки читал... Только вот без разницы кто это Бог или Дьявол - ему на нас наплевать совершенно. Он висит себе возле Марса, и в ус не дует. А мы пыжимся, щеки надуваем и стремимся объяснить, и более того, объясниться с ним. И все впустую. По мне так, лучше бы уж не было этого Корабля никогда. И не было бы этой возни бесполезной, этих комиссий, клоунов этих ряженых!
  Он с досадой махнул рукой, и замолчал, опять уставившись за окно.
  А ведь он уже старик совсем, подумал Андрей. Старик, который в конце своей великолепной карьеры столкнулся с задачей, которую ему не осилить. С задачей, которая поставила его в тупик. Да не только его. Всех нас. Не просто в тупик, а какое-то глупое положение. Вот, кажется она, мечта человечества. Свершилась. Встретили братьев по Разуму. Доказали, что мы не одни во Вселенной. Только братья эти молчат, и общаться отказываются. Или не умеют. Или еще что. Чувство такое, как будто протягиваешь руку для приветствия, а ее просто не замечают. Обидно.
  Обидно и непонятно. Непонятно, потому что ничего плохого ты не сделал, вообще ничего не сделал, а обидно - потому что ты всей душей, а к тебе известным местом. Точнее - никаким местом. Проходят и не замечают. А в нашем случае - стоят и не замечают. Четыре года уже не замечают или не хотят замечать, что, по сути, одно и то же.
  - Но я не для этого, конечно, тебя оставил, - Громов, наконец, перестал сверлить глазами дырку в оконном стекле, - Утвердили твой проект. Вчера утвердили. Ты уж извини, что сразу не позвонил. Завертелся, а потом прихватило что-то, не до этого было. Так что - дерзай. Через неделю чтобы у меня на столе был подробный план, и список команды на утверждение. Ну и бюджетирование конечно, да ты и сам все знаешь. Поздравляю! Все, можешь идти.
  Сначала Андрей не понял. Потом, когда понял, дыхание перехватило, и мысли понеслись какой-то дикой чередой, так что даже голова слегка закружилась Думалось обо всем сразу и ни о чем конкретном, просто не успевал осознать одну мысль, как уже другая вытесняла ее. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Громов только махнул рукой - "Иди, иди! Потом, все потом", и Андрей, ошарашенный, не чувствуя ног побрел к двери. И когда он уже взялся за дверную ручку, Громов сказал ему вслед:
  - Да, Леночке передай, что обязательно заеду. В пятницу, часиков в семь.
  Андрей, кажется, кивнул или пробормотал что-то вроде "обязательно, Геннадий Иванович" и вышел.
  В коридоре он первым делом выпил три стакана ледяной воды, налил еще один и прислонился тут же к стенке, чтобы перевести дыхание и чуть успокоить бешеную пляску мыслей.
  Ай, да Громов! Ай, да Старик! Вчера еще знал, вчера знал и до сегодняшнего дня молчал. Прихватило его. Как же знаем, знаем. Думал, наверное, всю ночь, старый хрыч, достоин ли я возглавлять сей проект, справлюсь ли с поставленными задачами.
  МОЙ проект! Хотел, наверное, поставить кого из молодых и перспективных. Но не поставил, почему то. Интересно почему? Совесть заела? У Громова и совесть, сомнительно... Хотя... Неважно это все, неважно! Главное, что одобрили. Одобрили ведь! И не ушла ведь идейка, проектик мой драгоценный, вынашиваемый и лелеемый почти год. Ни досталось никому чужому с формулировкой "как наиболее полно отвечающем целям проекта", и работать предстоит мне, Андрею Алексеевичу Смирнову, собственной персоной. Ну и команде конечно. Команде!
  Моллера я у них заберу, злобно подумал Андрей. Моллер мне нужен вот так, позарез! Как же это такой эксперимент и без биолога? А из математиков... Из математиков я точно знаю, кого не возьму. Иваненко не возьму. Будет проситься, точно будет, но не возьму. Не люблю я таких иваненок, заплывших жиром, с бегающими глазками, вечно в соавтарах, вечно на вторых ролях, но в самых правильных местах. Талант у таких иваненок в нужном месте и в нужное время появляться. Но не со мной. Не пройдет! Пусть хоть с самого Корабля придет просьба Иваненко включить в состав группы - не возьму! Григоряна возьму. Он, конечно, своими анекдотами всем печенку проест, но работник отличный, и математик точно уж не хуже Иваненко. Уж лучше анекдоты, чем потные глазки иваненковские. А инженеров возьму багировксих. Они у него все равно заняты наполовину. Возмущаться будет, конечно, еще как возмущаться. Но сам виноват - собрал лучших специалистов по стране, а мне что же теперь - вторсырьем перебиваться? Нет уж, зубами выгрызу, когтями вырву, но пару инженеров у Багирова заберу!
  - Что, отходишь от взбучки начальства? - Валька Крылов, появился как чертик из табакерки, Андрей даже вздрогнул.
   - Ничего-ничего. Ничто так не стимулирует деятельность головного мозга подчиненного, как хорошее внушение начальства. Уффф, жара то какая!, - Валька жадно пил холодную воду, шумно отдуваясь, и при этом не замолкая ни на секунду - Слава, слава великому Геннадию Ивановичу за куллер с прохладной водицей! Слушай, а ты к Профессору то собираешься сегодня? Там все наши будут, сто лет не обирались. Я прямо со стула упал, когда до меня дошло, сколько мы не собирались. В общем в семь у него, как обычно!
  Профессор! Как же он мог забыть! Вот кого надо в группу позвать! Самое главное чтобы тот согласился, хотя ему должно быть интересно. Обязательно должно быть интересно - ведь это же первый раз за последний год, когда мы предпринимаем какие-то активные действия. Он не может не согласится...
   - Да ты, отец, что-то совсем в прострации находишься! Видать крепко тебе досталось. Ну, побежал я. Бывай! Вечером увидимся. - И Валька, на ходу отхлебывая из пластикового стаканчика, подмигивая и делая ручкой кому-то в приоткрытые двери кабинетов, скрылся за углом.
  ***
  
  Пробка здесь была всегда. Утром, днем, вечером и кажется, даже ночью. Но другого способа добраться до дома Профессора не было. Если только бросить машину, и пешком. Но жара!
   Казалось, даже асфальт плавился под колесами. Андрей еще раз порадовался что не пожалел денег на установку кондиционера в своей "Тайоте", и мог теперь наслаждаясь прохладным воздухом, наблюдать за несчастными, открывшими все окна в машинах, жадно пьющими воду из огромных бутылок и поминутно вытирающими пот, мелкими бисеринками выступающий на одуревших от сорокоградусной жары лицах. Андрей включил приемник.
  "...теории, это вовсе не неземной Корабль, а корабль построенный какой-то древней и могущественной цивилизацией, вроде той, что существовала на мифической Атлантиде? Но позвольте, Виктор Марсович, не находити ли вы, что уж слишком много допущений в этой теории?
  - А я и не говорил что древней. Мы же, собственно, до сих пор не знаем, что происходит при движении объекта на оклосветовых скоростях. То есть, конечно, Эйнштэйн это предсказал, но только в теории. Так же сейчас многие физики сомневаются в том что условный барьер "скорость света" вообще существует. Возможно он и существует в нашем, трехмерном (если не учитывать время) пространстве. А в четырех, пяти или шестимерном? Никто не знает. И если рассматривать все же время, как одно из измерений, что будет с объектом, который движется не только в наших измерениях, но и в паре других? Как поведет себя такое "измерение" как время?
  - То есть вы хотите сказать...
  - Я хочу сказать, что вполне возможно, что Корабль построен нами. Нами, людьми только..."
  Андрей выключил звук.
  А ведь как быстро мы ко всему привыкаем. Уже ни кого не удивляет, что махина, размером в несколько десятков километров прилетела неизвестно откуда и уютно устроилась на орбите в солнечной системе. Нам теперь нужно лишь доказать, что это в порядке вещей и мы снова сможем спать спокойно. Нам уже плевать на сам факт присутствия Корабля. Теперь каждый школьник знает, что на орбите Марса есть Корабль. Есть и есть. Не можем мы с ним связаться и не можем.
  Пройдет лет двадцать-тридцать и Корабль не станет вызывать ни у кого никаких вопросов. Висит и висит. И никто уже не будет строить всевозможные теории, делать фантастические догадки, не спать ночами, склонившись над чертежами - разве что группа сумасшедших энтузиастов каких-нибудь. Данные о Корабле включат в Энциклопедии и справочники, занесут скорость вращения размеры, помесят несколько самых эффектных фотографий и забудут.
  Потому что если мы встречаем что-то непонятное, из чего не можем извлечь практической выгоды, мы либо просто забываем о существовании этого непонятно, либо уничтожаем -от греха подальше. И его, Смирнова А. А. поместят в тот же справочник под сносочкой: "член РАН, участник группы ученых, пытавшихся установить контакт с Кораблем". Даже не так: "безуспешно пытавшихся установить контакт с Кораблем". Если вообще поместят. А ведь могут и не поместить, Громова вот точно поместят, а его Смирнова - это еще вилами на воде писано. А ведь хочется чтобы поместили, ой как хочется! И желательно с припиской "внесший неоценимый вклад в осуществление Контакта". А ведь чем черт не шутит, может еще и получится. Вот запустим транслятор...
  Кстати, о Громове. Надо позвонить Лене. Не хочу я ей звонить, совсем не хочу. Не отпустило видимо еще до конца, еще цепляет и сердце как то предательски щемит при случайной встрече. А из-за чего все? Из-за глупости, из-за нервов. Она встала в позу, и я, баран упертый, решил характер показать. Показал, называется. А всего то и надо было, чуть-чуть попридержать гордость свою, необузданную. Да и потом, ничего не стоило позвонить, опять же, когда вернулся я из этой поездки треклятой и увидел что дома пусто, пусто и уныло.
   И что в ванной нет ее этих баночек, скляночек, пузырьков, которые так меня бесили. Надо было просто позвонить, позвонить и извиниться, хотя до сих пор я считаю, что она неправа была. Но тогда надо было не думать об этом, не разбираться кто прав кто виноват, потому что и я хорош был - стоял в холле гостиницы и орал так, что оглядывались редкие ее постояльцы. Надо было просто пересилить себя, засунуть свое самолюбие подальше куда и сказать всего пару слов.
  Прав наверное, прав был Валька, когда кричал на меня, идиотом меня зазнавшимся называл, и доказывал мне, что любовь это не огонь, вовсе, не вспышка - вспышка это страсть и похоть, с любовью ничего общего не имеющая, а любовь - это компромисс, умение прощать и мириться с маленькими, да хоть и с большими, недостатками... Не смогли видимо мы смирится со своими недостатками, и любовь наша налетела, как старая лодка на рифы из гонора и самолюбия нашего, из обид наших взаимных, и из глупости, простой и банальной глупости...
  Да и с валькиной точки зрения, не любовь это вовсе была, получается, а так баловство какое-то. Страсть и похоть. Только вот не ему сейчас, демагогу доморощенному, номер набирать. Посмотрел бы я на тебя, Валечка, умник ты разлюбезный, Казанова ты наш, как бы ты с Леночкой сейчас по телефону говорил. Да не стал бы ты говорить совсем, потому что не любишь ты Валечка неудобных положений, и старательно их избегаешь. А вот я так не умею, не умею я удобно жить, женщин удобных выбирать не умею, и задач простых ставить себе не умею. И потому вот так у меня все, неправильно и несуразно. И потому надо мне сейчас набрать этот номер, надо хоть и не хочется. И надо будет ехать в пятницу, и гостей встречать, и врать снова, улыбаться и врать, улыбаться и врать... А может и сейчас еще не поздно? Может, стоит просто набрать номер и сказать, что вот он я, вот мне плохо без тебя, и что думаю я о тебе чуть ли не каждый день? И не надо будет уже врать в пятницу, и улыбаться можно будет так, как я давно уже не улыбался...
  И набрал номер.
  - Привет!- голос у Ленки как всегда веселый и беззаботный.
  - Привет, это я.
  - Узнала- узнала! Я же, в отличии от некоторых, телефоны не удаляю.
  Она сказала это своим насмешливым тоном, и что-то такое было в ее голосе, что-то совсем неуловимое, просто намек на что-то, но Андрей понял- это все. Это уже действительно все. Конец. Финита ля комедия. Ничего его не связывает с этим жизнерадостным голосом на том конце трубки. На том конце трубки не его Ленка, а какая то незнакомая и совсем чужая женщина. А его Ленка осталась где-то в прошлом, где-то там, на песчаном берегу, в безумно красивом закате...
  - Ты чего молчишь-то? Случилось что? - голос незнакомой женщины слегка обеспокоен.
  - Я? Нет.. Ничего. Извини, я тут за рулем просто, - он помолчал собираясь с мыслями.
  - Мой проект утвердили, - "Господи, какой проект, что я несу. При чем тут проект вообще?"
  - О! Поздравляю, я очень рада, - незнакомая женщина высказывала вежливое участие, - Я действительно рада, ты же сколько над ним работал, месяцев пять, или больше?
  Она говорила еще что-то, говорила, что наконец-то он добился, какой он молодец, но Андрей не слушал. Нет, не моя это Ленка. Моя Ленка просто сказала бы "мишутка мой, я тебя так люблю! Давай сегодня купим вина, пошлем всех к черту, отключим телефоны и отметим". А с этой женщиной не хочется иметь ничего общего, не хочется ей звонить больше, не хочется по ее прихоти ломать эту дешевую комедию и играть в счастливую пару...
  Слушай, Лена, -он прервал ее на полуслове и заговорил быстро, не давая ей перебить себя и привести убийственные и действенные аргументы - мне надоело. Я не могу так больше. Это надо прекращать, в конце концов, твой отец - взрослый человек. Я могу понять тебя, твою заботу, твое желание сохранить его спокойствие... В конце концов заботу о его здоровье. Но я не могу. Понимаешь? Не могу и все. Я просто не выдержу и сорвусь и будет еще хуже. Я был у него сегодня, он сказал, что приедет в пятницу. Сама реши, сама пожалуйста разберись с проблемами в СВОЕЙ семье. В этом я помочь тебе точно не смогу. Все что мог, я сделал. Пока.
  И не давая ей опомнится, положил трубку. Все. Он думал что станет легче, но вместо облегчения почувствовал какую то мерзкую пустоту внутри. Какое то непонятное чувство отвращения вперемешку с жалостью к самому себе (Хотя почему? С чего это самоуничижение?).
  Противно, противно когда тебе самого себя жалко. И ведь понимаешь же, что сам виноват, во всем сам виноват, что разговор этот, который надо было завести раньше, гораздо раньше, состоялся сейчас. И сделал все правильно, и сто раз в голове прокручивал эти, ну или почти эти слова... Тоскливо, тоскливо и беспросветно. Так, что хочется садануть со всей силы по панели, чтобы разлетелось там что-нибудь, чтобы рука заныла и кожа на костяшках ободралась...
  Андрей сильнее вцепился в руль, и сжал зубы.
  Напьюсь я сегодня, братцы мои. Напьюсь и катись все к черту. И Корабль, и Громов с его дочкой ненаглядной, и проблемы эти треклятые. Сяду я сегодня с Профессором, он откроет свой заветный хюмидор, достанет пару отличных кубинских сигар, разольет по маленьким рюмочкам коньячок и будем мы с ним говорить о погоде, о горах, да даже о судьбах человечества, потому что по сравнению с судьбами человечества мои личные переживания и неурядицы это ничто, так пшик, мышиная возня, песчинка на пляже.
  И станет мне хорошо, потому что с Профессором всегда хорошо. Потому что не станет он меня ни о чем спрашивать, не такой человек Профессор, чтобы без спроса в душу чужую лезть. Потому что вместо того чтобы спрашивать, подольет Профессор еще коньяку и расскажет неизменную свою историю, как оторвался он от группы, которая искала место для Большого Радиотелескопа, и три дня бродил по тайге...
  ***
  У Профессора было шумно. Еще из прихожей, где Зинаида Ивановна традиционно посетовала "а ты похудел, Андрюшенька. Что же тебя деваньки твои совсем не кормят?" и так же традиционно отказывалась принять пакет, забитый разной снедью из "Азбуки" (Андрей как всегда в последний момент вспомнил, что неплохо было бы купить чего-нибудь), он услышал музыку, чей-то женский смех (Сонечка? Или, быть может Алла?), пзвякивание то ли фужеров, то ли вилок, чьей-то нудный, как на лекции голос и перекрывающее все это Валькино "Я, прямо со стула упал, отцы!".
  Из прихожей была видна "стенка" с зеркальными дверцами, в которых отражалась большая часть гостиной. За столом, покрытом неизменной скатертью, справа от Профессора, сидел какой-то незнакомый неопределенного возраста толстяк в белой рубашке с расстегнутым воротничком и слега распущенным узлом галстука. Он поминутно оглаживал свои усы и внимательно слушал Вальку, который с энтузиазмом, используя куриные косточки как наглядную модель, вещал, обращаясь к смутно знакомой и при этом весьма эффектной брюнетке.
  Брюнетка, по видимому, уже смирилась с неизбежностью выслушать занимательную историю до конца и с видом мученика, отправленного на Голгофу, внимала Валькиным речам. Впрочем, Вальку, уже третий год читавшего лекции в аспирантуре, было не пронять и в помощь к куриным косточкам были выдвинуты две рюмки, экспроприированные у вяло сопротивлявшегося Антонова. Однако бутылку Антонов отстоял и теперь разливал текилу в бокалы, явно для этого не предназначенные. И при этом что-то негромко твердил Жене Гуттенбергу, расположившемуся рядом с рассеянным и отстраненным видом. Еще в отражении была видна приоткрытая дверь балкона, и чьи-то спины. Спины, скорее всего, курили, облокотившись на перила. И кто-то продолжал монотонно бубнить в кабинете.
  Одним словом, было по-домашнему хорошо и Андрей шагнул в гостиную.
   Профессор, как и Зинаида Ивановна, казалось никогда не менялся. Как и десять, и пять лет и год назад был он худощавый, в неизменных своих очках и неизменной своей жилетке. И взгляд его не менялся, и сидел он конечно же во главе стола, и конечно же не на стуле, а в своем кресле с высокой спинкой. И сейчас он заметит меня и конечно же скажет "А вот и Андрюшенька пожаловал. Давай я обниму тебя"
   - А вот и Андрюшенька пожаловал, - сказал Профессор, -Подойди ко мне, обними старика. Я бы сам тебя расцеловал, да нога совсем разболелась. Врачи говорят нужен полный покой.
  И он виновато развел руками. Проффесор все же попытался подняться навстречу Андрею, но Зинаида Ивановна, бог весть откуда появившаяся в дверях грозным "Леонид!" заставила его снова сесть. "Вот видишь..." обреченно прошептал Профессор, когда Андрей обнял его за костлявые плечи.
  Толстяк с усами оказался тем самым Виктором Марсовичем, которого Андрей давеча слышал по радио. Валька же называл его уже не иначе как Марсович ("Нет, ты представляешь Марсович интересуется Кораблем на орбите Марса. Каково?").
  Так же выяснилось, что смутно знакомая брюнетка терзаемая Валькой - это Катя Богданова, которая училась у Профессора на два курса младше, и Андрей скорее всего ее уже видел в Университете. И если уж Профессор позвал ее на домашние посиделки, это означало что старик считает необходимым, по только ему ведомым причинам ввести ее в узкий круг "приближенных".
  Андрей не без удовольствия поцеловал изящную ручку, Валька же по поводу нее высказался кратко, но емко "Я когда ее увидел, прям со стула упал!". Насчет бубняшего голоса в кабинете, всезнающий Валька сообщил "Сонечка со своим", при этом многозначительно направив вверх перст указующий.
  Муж Сонечкин был каким-то чиновником при это весьма крупным, но вечно у них что то не ладилось, и вечно он приезжал, и либо увозил ее прямо посреди вечеринки, либо вот так же запирались они куда то в дальний угол, потом он исчезал, а Сонечка выходила, веселилась со всеми и смеялась над анекдотами Григоряна, только глаза при этом у нее были слегка припухшие и совсем невеселые. Было подозрение, что муж Сонечкин не особо поощряет, да что там - прямо таки против ее общения с такими нестатусными товарищами.
  Однако надо сказать что никто и никогда не видел еще никаких сцен между ними. Происходило все это как-то тихо и мирно, что ли, оттого происходящее казалось Андрею еще более гнусным. А может наоборот, так и надо, думал Андрей. Тихо спокойно, чтобы людей не тревожить. Только вот я так не умею. У меня если внутри кипит, то кипит. И если уж этот Везувий начнет извергаться, то никому лучше даже рядом с Помпеями не находится...
  Меж тем курящие спины с балкона вернулись, оказавшись поляком Миловичем, который в свое время приехал учится, да так и остался в Москве, и Гошей Григоряном. Григорян тут же набросился на Андрея и рассказал подряд три анекдота, заставляя при этом после каждого выпить штрафную.
  Анекдоты Григорян рассказывал смачно. Есть люди которые умеют рассказывать анекдоты, есть которые не умеют, а есть которые рассказывают смачно, как Гоша. И если даже ты знал этот анекдот, или, скажем не показался он тебе смешным, глядя на Григоряна, который сгибается пополам и смеется искреннее, до слез, и колотит себя при этом по коленке приговаривая "Нет, ты представляешь: "Нас там двое было! Двое!", удержаться хотя бы от улыбки просто невозможно.
  Вот и сейчас Профессор со словами "Ну Гошенька, ну нельзя же так, мне старику смеяться" утирал под очками слезящиеся глаза. А Гоша Григорян громогласно провозглашал, что смех, как и красное вино продлевает жизнь. И если в красном вине необходимо знать меру, то смеяться, можно и нужно сколько угодно. И Марсович ухал, как настоящий усатый марсианин, а Валька поминутно падал со стула. И звенели рюмки.
  Как то незаметно появилась Сонечка, и Андрею стало совсем хорошо. С Сонечкой был у них небольшой романчик на первом еще курсе, но расстались они тихо и спокойно, наверно с ней единственной они расстались так спокойно, и связывала их с тех пор какая то теплая дружба, которая редко, но может возникнуть только меду мужчиной и женщиной бывшими когда то вместе. Во всяком случае, с Сонечкой рядом Андрей чувствовал всегда доброту, и как ни странно честность.
  Вот удивительно, думал Андрей, и нет уже ничего, и не смотрю я на нее как на женщину, только знаю, что человечек этот близок мне, и могу рассказать я ей то, что никогда не расскажу Вальке, и даже то, что Профессору не расскажу. И что чтобы я не сделал, прав я или не прав она всегда встанет на мою сторону, или просто сядет рядом, вот как сейчас, и спросит "как ты, Андрюша?" и будет это не дежурная фраза, а ей действительно надо будет знать как я, и все ли у меня в порядке. И ей-то можно будет не отвечать стандартным "лучше всех", а можно сказать, что вот Сонечка плохо мне сейчас, запутался я совсем, и что разрубил вроде бы гордиев узел свой с Ленкой, но от этого не лучше стало, а только хуже. И что вроде бы вот он я, Смирнов А А, ученый, кандидат, член РАН "контактист Громова" и вообще! И что проект мой одобрен на самом высшем уровне, а значит и ценят меня и уважают, но нет почему то от этого радости никакой, а только тоска и пустота какая то внутри. И хочется выть на Луну...
  Ты видишь какая Луна сегодня здоровая? Нависла над городом желтым блином и смотрит сверху. Смотрит как мы тут трепыхаемся, возимся, планы какие то строим... А ведь ей-то, Луне что? Не было нас когда она так ж висела, и не будет нас, а она так же висеть будет. Да что ты, мне до сорока рукой подать, а ты "взрослеть начинаешь". Стареть уже пора, а не взрослеть. Нет, не всегда я такой, ты не обращай внимания. Навалилось что то просто сегодня много всего. Ты иди, я в порядке. Я постою тут, покурю. Что ты, Сонечка, нет. Просто хочется выкурить одну сигаретку. Иди, вон Антонов там машет что-то. Я в порядке. Иди.
  Хмель прошел внезапно, и Андрей обнаружил что он на балконе, а рядом неизвестно откуда взявшийся Валька, с какой-то странной, неестественно застывшей улыбкой разглядывает огромный диск луны и не глядя протягивает Андрею зажженную сигарету.
  - Мы превратили все это в фарс - круглосуточный канал, космодесантников каких то придумали. Да и мы уже не ученые а шоумены, вместо того чтобы работать мы интервью даем, с той же стеклянной улыбкой сказал Валька - И плевать нам на Контакт и пользу человечества, мы заботимся только о совей пользе, используя Корабль как возможность засветится, и потом перейти на место послаще. Превратились мы все в иваненок.
  - Ну ты бы за всех-то не говорил.
  - Ну ты же не скажешь. Ты же, Андрюша, счастливый в этом отношении человек. Ты же сам себя убедил, что стараешься на благо человечества и что важнее всего для тебя возможность Контакта. А я вот прекрасно себе отчет отдаю в том, что по большому счету мне на Контакт плевать, и нужна мне дачка получше, квартирка попросторнее, и секретарша помоложе и чтоб вот с такими!
  И он показал с какими именно.
  - Все бы тебе о бабах, да о бабах, - поморщился Андрей. С таким Валькой говорить было совсем неприятно.
  - О них, о них родимых..., - вздохнул Валька и опять уставился в темноту.
  - Как думаешь, зачем они прилетели?- спросил он - Может у них поломка какая и им помощь наша нужна. И у них там тоже куча спецов голову сейчас ломает, как бы с нами на контакт выйти, и передают они на каких-то там неведомых нам частотах свой вариант СОС. А мы не понимаем их, и они один за другим умирают в своем огромном корабле. А когда последний умрет, останется их корабль висеть гигантской могилой и памятником одновременно...
  - Что ж у тебя так мрачно все получается? Умирают, могилой... Может у них там вечеринка четвертый год идет по поводу открытия Солнечной системы, а завтра они проспятся и позвонят прям тебе, мол мы, Валентин Крылов, протрезвели и контакту готовы!, - сказал Андрей, отправляя щелчком окурок в ночь. Он рассек темноту светящимся росчерком, словно маленькая комета, и погас где-то внизу.
  - Свинья ты все-таки, Смирнов, - вдруг сказал Валька, и в упор уставился на Андрея. И, помедлив, добавил - вот же пепельница стоит...
  Затем резко развернулся и вышел с балкона. И уже из комнаты крикнул:
  - Профессор в кабинете ждет.
  И тогда только Андрей заметил, что в гостиной уже никого нет, и музыка не играет, а на столе чисто и стоит только початая бутылка, несколько рюмок, да пара тарелок с бутербродами. Он постоял немного глядя на опустевшую гостиную, наполнил одну из рюмок, выпил, взял аккуратно кусочек колбасы и прошел в кабинет.
  Кабинет у Профессора был прямо-таки антикварный. Огромный и массивный стол с письменным набором и лампой под абажуром. Столу этому было наверное лет сто, не меньше. Так и представлялся сидящий за ним седой солидный господин, и обязательно с моноклем и чеховской бородкой читающий газету, или, скажем, рассматривающий через лупу каких-нибудь засушенных насекомых. Только вот Проффесора представить за этим столом невозможно было. Точнее, представить то можно было, однако видеть его за столом никто не видел.
  Была на столе всегда идеальная чистота, и ничего кроме лампы и письменного набора на нем никогда не было. Профессор же всегда, как и сейчас, садился в кресло, стоящее у стеллажей. Надо сказать стеллажи эти были тоже достойны внимания - огромные, во всю стену, в высоту самого потолка и сплошь заставленные книгами.
  В диком соседстве здесь находились коричневые томики Булгакова с учебником японского, а великолепное издание Конандойля на английском соседствовало с потрепанными "практическими советами молодым мамам", тома же "Большой Советской Энциклопедии" беззастенчиво были прорежены какими-то уж совсем легкомысленными детективчиками с соблазнительными красотками и мрачными вооруженными типами на ярких обложках. И от этого еще более странно смотрелись на фоне это странной библиотеки предметы, расставленные тут же на полках, перед книгами. Была тут посеревшая то ли кость какого-то животного, то ли древня какая-то ветка обломанная с обеих стороны и прикрепленная на деревянную рамку. Пустыми глазницами смотрела из под потолка верхняя часть черепа какого-то, скорее всего собаки. Бесстыдно выставив непропорциально огромной член стояла однорукая и одноногая статуэтка бога плодородия, который, по легенде отдал руку и ногу за то, чтобы заиметь вот такое гигантское мужское достоинство. Лежали на полках какие-то камешки, большая ракушка с отломанным краем и в страшной ухмылке скалил зубастый рот Энаки, великий воин с головой человека и телом волка.
  Профессор сидел в свое кресле у стеллажей, и на маленьком журнальном столике рядом с ним уютно устроились бутылка какого-то невиданного коньяка и маленькие металлические рюмочки. Была у профессора странная привычка пить коньяк из маленьких рюмочек. В другом кресле, забравшись в него с ногами, сидела Катя, а Марсович и Валька удобно расположились на диване. Марсович был уже без галстука и пиджака, рукава застиранной сорочки закатаны по локоть, глаза его горели и он увлеченно говорил:
   - Если подумать, то все становится понятным! Корабль настолько огромен, что логично было бы собирать его на орбите, или же на планете с меньшей силой тяжести. Например, на Марсе, где эта сила почти в три раза меньше земной. А значит необходимо гораздо меньше энергии, для разгона и ухода с орбиты марса. И тэ-дэ и тэ-пэ. Корабль просто вернулся к месту старта! Отсюда, кстати и ответ на вопрос - почему мы не можем выйти на контакт с Кораблем - это, скорее всего все-таки автомат, к которому мы не можем подобрать кодов. Кроме того, размеры Корабля подозрительно близки к размерам Фобоса. Кто знает, быть может Фобос - это другой Корабль, который вот уже миллионы лет находится на орбите Марса.
  - Ты хочешь сказать, что на Земле раньше существовала некая сверхцивилизация, которая отправила Корабль, как вот мы "Пионеры" отправили, и он сейчас вернулся? Это, отец, прям фантастика какая-то, - сказал Валька опрокидывая маленькую стопочку в свой гигантский рот
  - Это только одна из теорий. Я бы не стал списывать со счетов и ту возможность, что Корабль прибыл из будущего. Мы же до сих пор не понимаем, что происходит с объектами, движущимися со скоростями, близкими к скорости света. Может Корабль, это эксперимент Человечества будущего в стремлении познать непознанное...
  И тут вмешался Профессор, до того просто слушавший и тянувший свою трубку.
  - Витюша, дорогой мой, не кажется ли тебе что все твои теории, как бы это сказать ...п-сссс...п-сссс.. Все твои теории уж очень лестные. Пссс..Пссс..
  - Лестные? - Марсович непонимающе уставился на Профессора
  -Да, да.. Именно лестные. Очень уж твои теории льстят Человечеству, Витюша. Пссс..Пссс.. Мы либо были сверхчеловеками либо ими станем. И всем становится удобно - нет никакого провала в установлении Контакта, ибо контактировать то не с кем вовсе. Имеется лишь либо очень древний либо ...ээээ.. даже не знаю как выразится... Пссс...Пссс.. Либо еще не созданный человеческий автомат. И здорово было бы, если бы он еще сломанным оказался. Тогда совсем все становится ясным..
  - Я и такую возможность допускал, - Марсович был раздавлен.
  - Витюша, извини старика. Я тебя обидеть совсем не хотел... Более того, хочу сказать что твоя теория имеет все шансы стать одной из основных. Человечеству очень нравятся теории которые тешат его самолюбие. Даа.. пссс..псс.. Даже первые попытки человечества объяснить природу вещей были для человечества очень лестными. Бог создал человека по образу и подобию своему... Пссс...Пссс.. Каково? И ведь простая же логика говорит нам, что в этом случае Бог уж больно несовершенен, как морально так и физически. Однако нет, прошло уже более двух тысяч лет этот постулат остается неизменным...пссс.псс.. Кстати, Витюша, твоя теория очень удобна и для церкви, которая надо сказать с появлением Корабля оказалась в очень затруднительном положении...псс.пссс.. В их лице ты можешь найти самых ярых своих последователей...
  В кабинете повисла тишина, прерываемая лишь мерным "пссс...пссс..." профессорской трубки.
  Марсович в каком то ступоре беспрерывно гладил свои усы. Валька смотрел на него с веселым злорадством, и Андрей не сомневался что завтра он не раз услышат что -то вроде "и тогда Профессор ему так по усищам врезал, что я прямо со стула упал". Катя, подложив руки под колени смотрела на Профессора с детским восторгом, а сам Профессор, окутавшись клубами ароматного дыма, хитро прищурившись наблюдал за произведенной реакцией.
  А что если Марсович прав, вдруг подумал Андрей. Ведь тогда намеченный эксперимент бессмыслен. Тогда же вся работа андреевская идет на смарку, и имя его не то что включат мелкой сноской, о нем и не вспомнит никогда никто. А как хочется быть самым умным, как хочется разгадать загадку, чтобы потом крикнуть всем - вот смотрите все, смотрите какой я умный, вы все старались, бились все но я оказался умнее вас всех взятых. Старались все а смог только я. И как неприятно будет, если крикнет это Марсович. Тогда окажется что Андрей один из всех, а быть лишь "одним из" уж очень неприятно.
  Не умею я проигрывать, совсем не умею. Вот Валька умеет, он как-то спокойно проигрывает, и на следующий день уже может идти по другому пути. А у меня каждый проигрыш частичку жизни забирает и вгоняет в меланхолию черную. А три года назад, после того как Миронов и Андреев экспериментально не подтвердили мои теоритические выкладки по альфа-волнам, я помнится даже в больницу попал. Потому что так наделся, уверен был что на верном пути нахожусь, даже подумывать начал кого приглашу отпраздновать событие сие. И как потом было стыдно от этого, и еще тяжелее...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"