Ежегодно 8 марта тихий, безропотный подкаблучник Роберт Кокоулин вдруг вспоминал, что он какой ни есть, но мужик, а не балалайка. И начинал показывать характер.
Так было и на сей раз.
-Завтрак готовить не буду! - шёпотом крикнул Роберт из-под одеяла.
Жена Дарья услышала. Дрогнуло сердце женское от нехорошего предчувствия.
-Как это - не буду? - слабо запротестовала она.
-Не буду! - глухо подтвердило одеяло.
-Боже праведный!.. - Всхлипнула Даша. - И с этим подлецом я связала жизнь! Пригрела у сердца змею!
-Я не змея! Я змей! То есть, нет, не змей, а это... ну, в общем, мужского рода... - зарапортовался бунтарь пододеяльный.
- Боже... - заплакала Даша, - и этому подлецу я отдала лучшие годы...десять лет! Десять лет каторги ни за что ни про что!
-А я за что страдаю!? - дерзил Роберт. - Тоже десять лет! За растрату дают меньше!
-Что-о-о-о!? - взвилась Дарья. - Что ты сказал, клоп!? А ну. Повтори!..
-И повторю! - Буркнуло одеяло. - Подумаешь!..
В спальне зависла зловещая пауза.
А через полминуты квартиру заполнил истошный крик Роберта:
-А-а-а!.. Не трожь!.. А-а-а!.. Больно!.. О-о-о!.. Не бей!.. Только не бей!.. А-а-а!.. А-а-а!..
Вопил так, словно Даша хлестала его не шлёпанцем, а кочергой.
-Подлец!.. Наглец!.. - Приговаривала Даша. - Ты мне праздник решил испоганить!? Ты вчера и бельё недосохшее с верёвок поснимал!.. Ребёнку юбку не выгладил!.. Мамины сапоги который день не чищены!..
Отшлёпанный бунтарь притих было, но натура взяла своё: как только утомлённая жена отдала ему распоряжения и относительно обеда, Роберт вновь показал характер:
-И обед сегодня варить не буду! - взвизгнул он сквозь слёзы.
Тресь! Тресь! Тресь!.. Шлёпанец выпал из натруженной женской руки, Дарья упала на постель и зарыдала.
Роберт затаился под одеялом, как не бымши. Но проплакавшаяся Даша загнала-таки его в кухню и заставила выполнять супружеские обязанности. Пригрозила:
-Если через полчаса завтрак не будет на столе, пеняй на себя.
Роберт принялся чистить картошку. Не прекращая кочевряженья:
-Жарить не буду. Варёную съедите. И котлеты будут вчерашние.
-Да что же это за наказанье мне такое!.. - взрыднула Даша. - Когда кончатся мои муки! Посмотрите, люди добрые, что сделал этот садист с моей комбинашкой! Опять без воды гладил! Морщина на морщине!..
Утешить её было некому. Десятилетняя Оленька ещё спала. Роберт и не удосужился разбудить девочку вовремя. Значит одевать девочку сегодня ему придётся наспех, кое-как, и ребёнок может опоздать на праздничный бал.
-Почему ребёнок до сих пор не одет!?.. - взвыла Даша.
-У меня не сорок рук! - Сдерзил Роберт.
Дарья всхлипнула так гулко, что разбудила маму родную, исполняющую по совместительству и обязанности робертовой тёщи. Та высунула из своей конуры нечёсанное букле, посочувствовала дочке:
-Так тебе и надо, дуре! Говорила: не связывайся с этим придурком! Сама его женила на себе, теперь терпи, мотай сопли на кулак! Такая уж наша доля женская...
-Бух!!!.. - грохнуло в кухне.
Дамы окоченели.
Кухонная дверь скрипнула, в зазор затравлённо позыркал Роберт. Потом он резко выбежал из кухни и ринулся в прихожую. Теща Изабелла Арчибальдовна едва успела схватить его на пороге:
-Стой, стервец! Не уйдёшь!
Дарья стояла потрясённая до основ: бесценный столовый сервиз "Мадонна", вынимаемый на обозрение по табельным дням, лежал в руинах...
Когда Изабелла Арчибальдовна била Роберта черенком просяного веника, он только крякал от неудовольствия. А когда она развернула ему ушные раковины против часовой стрелки, он разорался:
-Это не я!.. Я только хотел на стол поставить!..
Праздничный день еще и не начался толком, а Роберт уже успел вымотать две женские души и разбудил третью: от шума проснулась Оленька, потянулась и поинтересовалась:
-Что там папаня опять натворил?
Ответом ей был нечеловеческий вопль родителя: это Дарья, взявшая себя в руки, вывернула робертовы уши в обратную сторону...
Дальнейшее развитие робертова бунта пресекла милиция, вызванная обеспокоенными соседями. Участковый увёл избиенца в опорный пункт и напоил валерьянкой. Выпустил в полночь.
Домашние уже спали. Роберт привычными бесшумными движениями прибрал в кухне, перемыл посуду. Прошёл в ванную и замочил бельё, но стирать не стал, чтобы не разбудить родню. Оставил стирку на завтра. Впрочем, уже на сегодня: шел третий час ночи...
И ещё тесто к утренним пирожкам плохо поднимается...
Прошёл год.
-Ещё один женский день, - тоскливо вздохнул Роберт Кокоулин, - опять...
-Не опять, а снова! - поправила его неизносимая жена Даша, она же великомученица Дарья. - Когда ты, пень берёзовый, научишься выражаться правильно!?
На мгновенье за столом возникла скорбная тишина, все как один вспомнили безвременную кончину столового сервиза "Мадонна", безвинно убиенного безмозглым рукосуем Робертом в прошлогодний женский день.
-Не всегда от него одни убытки! - заступилась за отца одиннадцатилетняя Оленька. - С последней халтуры папаня вон какие серёжки мне отгрохал! Я едва заикнулась, что в прежних в школу ходить больше не желаю, он тут же и исправился!
-Зато от меня кулоном низкопробным отделался! - фыркнула Даша. - Муж называется!
-А мне так и вовсе кофтёнку китайскую подсунул! - Поджала бывшие губы Изабелла Арчибальдовна.
-Ну что я мог... - заныл Роберт. - Всю осень и ползимы совмещал-совмещал, а они - бац! - и срезали расценки! Я виноват, что ли...
Он поднялся из-за стола.
-А посуду за тебя будет мыть дядя? - железобетонным голосом с предварительным напряжением произнесла Даша.
-После... - заоправдывался Роберт. - Все отужинаете, тогда уж...
-Смотри у меня! - неопределённо пригрозила Даша.
Роберт мышкой шмыгнул из-за стола, юркнул в спальну. Комнату и затаился в уголке. Тосковал. Угасал мартовский вечер, серея безысходностью темнеющего окна, наваливалось знакомое отчаяние: что готовит неотвратимое, как судьба, завтра? Господи... как только наступает это восьмое марта, жди чепе в доме. Роберт всхлипнул от безысходности. Спрятаться куда, что ли? Может пронесёт хоть на этот раз...
Он так и сделал. Утром пробудился раньше обычного, осторожно дополз до кухни, воодрузил на стол общий подарок своим дамам - новую "Мадонну", купленную взамен кокнутой в прошлогодний женский день. На "подкожные" купил, из сверхтайной халтуры.
Прислушался: спят...
Роберт осторожно забрался во встроенный шкап, угнездился на заранее установленном туда ведре с дощечкой, нащупал графин с водой и кирпич хлеба - на месте... Теперь до глубокой ночи он отсюда не вылезет, гори всё ясным огнём. Хоть один женский день без приключений пройдёт.
Первой, как ни странно, проснулась Изабелла Арчибальдовна, протопала в туалет и заскрежетала там газетами. Ближе к десяти очнулась Даша, прошла в кухню, закурила и поставила на плиту кофейник. С хрустом потянулась и увидела на столе "Мадонну". Усмехнулась довольно: исправляется тихушник. Заметила рядом записку и прочла: " Меня до ночи не будет, надо срочно доделать чертежи, иначе горит премия. Целую всех. Ваш Робя."
-Оно и лучше! - вслух смекнула Даша.
Проснулась Оленька, захныкала, что без её ведома так рано выпустили из дома папаню: кто теперь ей юбочку выгладит? Никто не умеет так, как он...
-Одевайся, выдра! - рявкнула бабушка. - На весь день по гостям шляться идём!
Изабелла Арчибальдовна была уже одета, увенчана замысловатой причёской и теперь сидела за чашечкой кофе с коньяком, мирно потягивая инкрустированную трубку.
-Сама, что ли одеваться буду!? - захныкала Оленька.
С шумом, рёвом и скандалом тандем "внучка-бабушка" всё-таки выкатился вон: гулять по забегаловкам и гостям.
Даша набросала на лицо натюрморт с полутенями, повернулась перед зеркалом и взялась за телефон.
-Ал-ло-о-о-о! - мелодичным звонком прозвучал её голос в пустой квартире. - Это я...да... нет...ушли... на весь день...а придурок мой до ночи на работе... Да!.. Жду!..
"Кого это ещё сюда несёт?" - насторожился потаённый Роберт.
Не прошло и часа, как принесло явно незнаемого гражданина при хриплом баритоне и гулких пятках: как слон топал.
-Проходи! - ворковала Даша. - Располагайся сразу на диване! Нет никого! Одни!
-Ох-хо-хох... - прохрипел баритон. - Что-то внутри погано...
-Выпьшь? - встрепенулась Даша.
Роберта поразила тональность её голоса: трогательно-покорный, с нежными переливами, он был Роберту совершенно неведом.
-Давай, - мрачно одобрил баритон. - Что там у тебя?
-"Плиска", "Старка"!..
-Начнём с "Плиски", - распорядился гость.
От того, что услышал далее, Роберт сомлел и едва не пал со своего насеста...
Он и сам не знал, как так получилось, что он хотел только позырить в щелку, а шкаповская дверца распахнулась настежь...
-Ах!.. - вскрикнула Дашенька и с перепугу ещё сильнее обняла гостя за косматую шею.
Мужик строго посмотрел на Роберта, спросил:
-Ты что там делаешь?
-Да так... - замялся Роберт.
-Тогда вылазь, раз так, - разрешил мужик.
-Ох... тихо сказала Даша, сползая с вельветовых колен груболицего мужика. - Ох... Напугал... Ты как туда попал!?
-Погодь. - Остановил её баритонистый мужик. - Не трожь!
-Моё дело! - Взвизгнула Даша.
-Брысь! - страшным басом рыкнул на неё гость.
Дашенька вздрогнула, выронила шлёпанец и, упав на диван, разрыдалась.
-Сядь! - Кивнул мужик Роберту и набулькал в фужеры коньяка.
-Поехали! - пригласил он. -За знакомство!
-Я не пью... - замялся Роберт.
-Брезгуешь? - насторожился мужик. - Во-о-о-он оно как ты...
В голосе его было нечто такое, отчего непьющий Роберт и сам не знает как опрокинул в рот содержимое фужера...
-А ещё ломался... - скривил рот мужик и тоже залпом осушил посудину. И сразу налил ещё.
Когда всё выпили, мужик поднялся и ушёл.
И тут Роберту ударило в голову. И ещё. И ещё... Опомнившаяся Даша работала шлёпанцем, как вольный хлебопашец цепом.
-Мерзавец!.. Подлец!.. Пьянь!.. Убью алкаша!..
Побоище остановили многострадальные соседи, опять вызвавшие милицию. Участковый привычно повёл непротивленца в охранный пункт.
Очнулся Роберт уже за полночь. Поднялся, затравленно осмотрелся, облегчённо вздохнул, увидев знакомую обстановку.
-Очухался? - окликнул участковый.
-Да...Пойду я...
-Не рано?
-Вроде нет... - утёр Роберт навернувшиеся на глаза слёзы.
-Смотри, если что - дуй сюда! - предупредил милиционер.
Роберт дотопал до дома, осторожно отпер дверь, прокрался в кухню. Бесшумно перемыл посуду, не потревожив сна близких, только вздрагивал, когда Изабелла Арчибальдовна всхрапывала особенно страшно. Затем замесил тесто к утренним блинам, потом прошёл в ванну и на руках состирнул скопившееся за день бельишко. Хотел ещё пол подтереть, да передумал: так недолго и домашних разбудить. Оставил на завтра. Впрочем, какое там завтра - сегодня! Пятый час уже...
И ещё подол у дашиного сарафана не обверложен...
Прошёл ещё год.
Подкрался очередной международный женский день. Вновь смутилось сердце подкаблучника Роберта Кокоулина и вновь возопила душа его о невыносимом стремлении вырваться из своего поганого статус-кво раба беспросветного, и неумении свершить подвиг сей...
Накануне восьмого марта в робертовском отделе проистекала традиционная тайная вечеря в традиционно аморальном стиле - принимали алкоголь. Внутрь.
Коллектив был уже "на кочерге", все оживлённо галдели, хохмили, самовозбуждались. И вдруг - рыдания!
Уронив голову на письменный стол, навзрыд плакал самый безобидный, безотказнейший кадр отдела Роберт Иванович Кокоулин. Коллектив оцепенел. Затем дамы кинулись отпаивать впавшего в истерику трезвенника сырой водой, а мужики сгрудились вокруг них и обкуривали страдальца утешительной примовой вонью. Сочувствовали.
Всё!.. Всё!.. - всхлипывал Роберт. - Домой сегодня не пойду!.. Не могу больше!.. Опять скандал будет!.. Здесь останусь на праздник!.. Заночую на полу!..
-Половая жизнь до добра не доведёт! - назидательно предупредил Гоша Убивайло и потянул Роберта за рукав. - Пойдём, пойдём, Робя, потолкуем без дам... хватит пол мочить...
И повёл покорного плакальщика вон из отдела. Следом устремились самые сочувствующие мужики. Кагалом вломились в кильдым к сантехнику Моне Глотову. Здесь, в полуподвальном гадюшнике, всегда собирались сверхтайные вечери особо доверенных лиц, здесь обкуривались самые жгучие вопросы современности, прошлого, будущего. И по всем вопросам здесь формировалось самое компетентное и единственно верное мнение...
Хозяин кильдыма боком возлежал на верстаке и ловил кайф: медленными глотками смаковал из копчёной кружки "хиросиму" - коктейль из чифира и одеколона в пропорции один к одному.
Его ввели в курс дела, и тут же начался коллоквиум по робертовой ситуации. Дебаты взвились пылью. Икающего после истерики Роберта Моня успокаивал "Хиросимой". Содрогающийся от ужаса Роберт безропотно принимал всё, как должное, как и вообще воспринимал всю окружающую его жизнь...
Вечером странно набычившийся Роберт с остекленевшим взором некогда овечьих глаз прозвенел в дверь родного дома. И попинал! Когда тёща Изабелла Арчибальдовна отворила, он почему-то басом рявкнул:
-Чешешься, шалава!
Изабелла Арчибальдовна замерла с открытым ртом, и о придверный коврик мягко тюкнулась её вставная челюсть. Роберт, не разуваясь, промаршировал в залу, пал в кресла и глотомониным голосом прохрипел:
-Фуфырь на стол, лахудра!
Ошалевшая жена Дарья стала медленно подниматься с дивана и нехорошо краснеть лицом.
-Живей! - рявкнул Роберт. - Не то щас башку с резьбы сорву!
И выхватил из-под пальто газовый глюч третий номер.
-А-а-а-а!!! - взвизгнула Даша и метнулась из залы, в полпрыжка перелетела прихожую, как чеку из гранаты, рванула дверную ручку... Не тут-то было: дверь была наглухо забаррикодирована грохнувшейся в обморок Изабеллой Арчибальдовной.
-О... - кротко простонала Даша и без чувств рухнула на маму.
На шум из своей опочивальни выглянула двенадцатилетняя Оленька.
-Цыть! - голосом Карабаса-Барабаса встретил её Роберт. - Спать! Живо! Вот я тебя!..
Потрясённая необычностью происходящего, Оленька юркнула в свою нору.
И тут Роберт вырубился. Спал в кресле всю ночь и часть утра. А когда горячий штык солнечного луча приподнял его набрякшие веки, в доме царила полная тишина. Долгожданная тишина первого в его жизни бесскандального женского дня. Дам не было, словно испарились. В мирной тишине прошёл весь праздничный день.
Ближе к ночи в дверь позвонили. Роберт открыл и увидел в дальнем углу лестничной площадки робко жмущихся друг к дружке своих домашних. Они затравленно смотрели на главу семьи и молчали. Молчал и Роберт.
-Нам можно?.. - несмело спросила шёпотом от природы громогласная Изабелла Арчибальдовна.
-Да... - деревянным от волненья голосом сказал Роберт.
Дамы мышками юркнули в квартиру, скрылись в кухне и сидели там без шебуршения.
А Роберт лежал в зале на диванчике и тихо плакал, растроганный неожиданно навалившейся нежностью к родным, жалел их всем своим любящим сердцем и раскаивался в содеянном...
Не заметил, как и уснул. Снились комиссары в пыльных шлемах, молча склонившиеся над ним, и что-то замышляющие...
-Тресь!.. Тресь!.. Тресь!.. - загремело не то во сне, не то наяву.
Роберт заметался в ужасе.
-Изверг!.. Подлец!.. Негодяй!.. - хором ревели родные голоса, и три знакомых щлёпанца цепами взмывали над диваном.