Иван Рысаков сорвал торжественную встречу столичных литераторов в клубе вахтового посёлка. Нефтяное начальство завезло их сюда вертолётом и представило "героям и покорителям Севера", рассевшимся плотной телогреечной массой в небольшом зале, и выразило надежду на установление "дружеских связей"...
Иван не считал себя ни покорителем, ни героем, равно как и все присутствующие, но не без интереса слушал стихи и полемику. Потом заскучал. И вдруг встрепенулся - немолодой, почтенного вида мэтр назвал Владимира Высоцкого самодеятельным менестрелем, не лишённым оригинальности...
-Минуту! - встал Иван. - Одну минуту!
Все повернулись в сторону незапланированного выскочки.
-Я только уточню! - сказал Иван. - Через тысячу лет будут читать только двух поэтов двадцатого века: Есенина и Высоцкого! Остальных будут знать только литературоведы. У меня всё.
И сел. Он не соврал - уложился даже менее чем в минуту. Зато ещё две в зале стояла тишина. И встреча скомкалась...
После чего Ивану устроили выволочку начальник промысла Варенцов и мастер Пенкин, упирая на "нетактичность, переходящую в откровенное хамство..." Другой послушал бы и не придал этому никакого значения. Но не Иван. Он полез на рожон:
-Нечего вообще таких обидчивых сюда возить! Пусть в столичных салонах комплименты собирают. А здесь мы сами с усами и знаем, кто чего стоит.
-Ты со своим Высоцким скоро по фазе сдвинешься! - подосадовал Пенкин.
-Высоцкий - такой же мой, как и твой, - возразил Иван, - а слушать его никто никого не заставляет, нравится - чти, не нравится - нет...
-А на москвичей-то зачем накинулся? - спросил Варенцов. - Что они тебе сделали?
-Не накинулся, а выразил своё мнение. Как и они своё.
-А в какой формне? - насупился шеф. - Об этом подумал? Каково после такого заявления свои стихи залу читать? Ведь они к нам с добром приехали... Обормот ты, Ванька. Сгинь с моих глаз!..
-А почему бы им и нас не послушать!? - вспушился Иван. - Что за беседа, когда говорит только одна сторона, а мы сидим и ушами хлопаем!
-Тебя не переговоришь! - замахал руками Варенцов. - Изыди!
Иван изошёл. И у своей комнаты столкнулся с Самоедом.
-Ну, ты выступил в клубе! - то ли восхитился, то ли возмутился Самоед.
-Могу и не в клубе, могу на всю страну сказать то же самое! - рыкнул не остывший ещё Иван.
-Лошадь ты и есть лошадь! Кто ж тебя до всей страны допустит!
-Напишу во все газеты и журналы, кто-нибудь да тиснет!
-Брось! - отмахнулся Самоед. - Ставлю три кассеты последних записей Высоцкого против твоего паршивого "Сони" - не выйдет!
Он лгал: рысаковский "Сони" не был паршивым магнитофоном, напротив, был предметом тайного вожделения меломана Самоеда. И Самоед знал, куда бил - Иван меломаном не был, но из всех великих мира сего признавал одного Высоцкого, и признавал категорично - гений!!!
-Что за последние записи? - насторожился Иван, обладающий, как он считал, всеми мыслимыми записями стихов и песен любимого поэта.
-Самые последние, никому не известные! По блату достал! - заверещал Самоед.
-Ну и блатуй дальше, - оборвал его Иван. - Обойдёмся без твоих сокровищ.
-Да ты хоть зайди послушать! - загомонил Самоед. -Или хошь, я к тебе сам зайду с записями!
-Валяй, - снизошёл Иван.
Самоед мухой слетал в свою комнату и вернулся с кассетами. Вставил первую в рысаковский "Сони", и хриплый голос закричал про всё на свете, пересыпая забористые речитативы матерками. Иван как упёрся подбородком в кулаки, так и дослушал до конца все три "верёвки". А когда восхищённый Самоед закричал "ну как!? Клёво!?..", Иван вдруг встал, собрал кассеты и ... начал рвать плёнки. Деловито, как общипывают курицу к обеду. Самоед оцепенел. Потом взвыл:
-Ты что, гад!!! Да ты знаешь, курва, сколь я платил за них!?..
Иван продолжал рвачество. Самоед кинулся на него, норовя вырвать у Ивана плёнки или руки, но не тут-то было: тот отбил атаку и ещё настырней рвал песнопения в клочья. Самоед уже совершенно вне себя налетел на него, норовя оторвать рысаковскую голову...
Разняли их махом, и не менее скоро Ивану устроили очередную выволочку: в вахтовом посёлке все новости распространялись со скоростью звука.
-Ты чего с Самоедом сцепился!? - накинулся на него мастер Пенкин.
Иван промолчал.
-Ну что случилось-то? - злился мастер. - За что ты его выволок в дверь!?
-За волосы.
-Я в смысле причины!
-Он мне в душу плюнул! - коротко пояснил Иван.
-Как? - удивился шеф.
-Слюной.
-Не понял...
-Если тебе вместо Высоцкого полтора часа крутить какого-то ублюдка хрипатого - это как назвать?
-Самоед орёт, что три сотни зелёных за кассеты с него сорвали...
-И ещё я башку с него сорву, если он ещё раз сунется ко мне со своим фуфлом!
-Ну! Рвач нашёлся! - укорил Пенкин. Что, правда подделку Самоеду впарили?.. А мы вчера у него слушали, и не поняли...
-Зато я понял.
-Ну, ты это ты!.. - усмехнулся мастер. - А он тебе три сотни век не забудет. Знаю Самоеда.
-А меня знаешь? - поднял голову Иван.
-Знаю, - ухмыльнулся Пенкин. - Только рви ему голову где-нибудь подальше от посёлка, чтоб никто не слышал протестов.
-Что теперь-то рвать, у него от такой потери и головы не осталось... Ладно, утешь его: верну я ему эти песни в том же исполнении.
-Где возьмёшь? - поинтересовался мастер.
-А что тут брать-то! - засмеялся Иван. - Это ж Толик Хоботов с похмелья напел на свой магнитофон и Самоеду толкнул за три сотни...
-Что ж ты сразу не сказал!? Зачем комедию устраивал!?
-А как иначе отучишь Самоеда от привычки бросаться на всякое дерьмо с ложкой? Пусть побесится. Узнает - ещё и волосы на своей голове рвать станет.