Обожаю свежий воздух. Для меня глоток свежего воздуха так же необходим, как рыбе вода. Длительное нахождение в городе, среди смока и пыли угнетает меня, лишает активности и снижает умственные способности. Я чувствую, что становлюсь тупым, и где-то внутри глохнет тот моторчик, который даёт мне силы быть постоянно интересным и интересующимся. Шум и непрекращающийся рокот вечного потока машин, выводит меня из себя, и я еженедельно перетаскиваю свой рабочий стол, примеряя его то к одной стенке, то к другой, в тщетной попытке найти идеальное местечко, в котором можно продолжать работу. Все эти трудности проистекали из того, что в одном месте меня раздражает грохот небольшой, в сущности, дороги, а в другом всепоглощающая тишина.
Тишину я тоже ненавижу. Эта ненависть родом из детства, когда я часто оставался в одиночестве и пытался занять себя хоть чем-нибудь. Тогда я научился увлекаться мелочами и замечать то, на что обычно не обращают внимания. Представленный самому себе, ребёнок способен на необыкновенные открытия; я имел возможность эти самые открытия обнаруживать. Теперь, с пригорка прожитых лет, я даже благодарен судьбе за этот сомнительный подарок, в виде постоянного отчуждения. С одной стороны я получил жуткое, до осязаемости одиночество и чувство пустоты, а с другой доступ к тайнам, которые люди обычно скрывают, оставляя на поверхности лишь тонкий след. В течении жизни я сталкивался с ситуациями, которые требовали чёткого осмысления, перед принятием какого-либо решения. Именно в этих случаях, я хвалил себя за приобретённую способность отключаться от реальности, для проигрывания в мозгу ключевых решений. Но, тишина всегда сводила меня с ума. Гораздо проще чувствовать свою причастность к миру, быть его частичкой, чем окунаться в вакуум пустоты.
Опустошённость, прямая родственница тишины, выводит меня из себя уже на вторую минуту своего существования. Дело в том, что в первую минуту я пытаюсь помириться с тишиной, обмануть её и заставить согласиться с тем, что её просто не существует. Примерно на вторую минуту нашего близкого знакомства, мне это удаётся. И немедленно, сквозь щемящий вакуумный свист, ко мне пробиваются звуки. Робкие голоса за окном превращаются в полноценные по тембру и мощности обсуждения самых наболевших проблем. Крики, используемые в детских играх, лай собак, поселившихся во дворе и даже звук соседнего телевизора, всё это пробивается в мою комнату, и беспредельно заполняет всё свободное пространство. Проходит ещё несколько минут, и я уже не являюсь хозяином положения. Звуки улицы полностью овладевают помещением, я горю желанием избавиться от этого навязчивого фона, который начинает преследовать меня. Всё это становиться просто невыносимым и давит на психику даже сильнее, чем равномерный рокот автомашин. Все мои попытки, теперь уже избавиться, от этих навязчивых звуков заранее были обречены на провал. Интересно было не это, а совсем другое. Постепенно, я начинал проявлять признаки заинтересованности теми событиями, которые происходили за окном и звуковым сопровождением которых я ''наслаждался'' от вечера к вечеру. Естественно, приходилось неотлагательно принимать меры по ограждению своей собственной персоны от этой уличной какофонии.
Вероятно, кому-то может показаться странным мой способ избавления от этих напастей, но мне он, безусловно, помогал. Этот способ был прост и незатейлив, как и всё гениальное. И заключался он в том, что я стал включать радио, тем самым, убив сразу двух зайцев. Все посторонние шумы скрылись или поблекли, во-вторых, я стал слушать хорошую и модную музыку и, напоследок, стал узнавать последние сводки новостей, вкупе с полезной информацией. Помимо выше перечисленных благ, я избавился от навязчивой необходимости ежедневно включать ненавистный телевизор, дабы не оказаться выкинутым на обочину истории. Естественно, это благотворно отразилось на моей нервной системе. В общем, я стал наслаждаться тем существованием, которое мы по ошибке называем жизнью.
Не знаю, что могло произойти, но радио молчало почти час. В начале я пробовал вращать колесо настройки, шкала дёргалась из стороны в сторону, как пьяная, но ничего не помогало. Приёмник, словно стойкий партизан на допросе, не поддавался на уговоры и молчал. Я откинулся на спинку стула, мужественно пытаясь перебороть в себе желание долбануть ненавистный аппарат об пол. Стало совершенно очевидно, что общаться он отказался наотрез. В такой ситуации, думать о чём-то, связанном с работой было просто невозможно.
Недописанное произведение осталось лежать на столе в черновом варианте. Ещё не ведомый миру герой замер в ожидании, когда я подкину ему очередные приключения, которые он с лёгкостью осуществит. Хотя жизнь в литературном мире и требует соблюдения определённых законов, тем не менее, автор имеет полное право делать со своими персонажами всё что угодно. Так и я, пользуясь предоставленной мне властью, издевался над главным героем, вовлекая его в разнообразные авантюры. Сложность состояла только в том, что все эти приключения и происшествия случились в реальности, приходилось прикладывать титанические усилия для того, чтобы несколько приукрасить и припудрить эту действительность. Так уж получилось, что реальная жизнь интереснее и у3влекательнее вымысла, но рассказывать о ней так же буднично, как оно происходит на самом деле невозможно.
Брать сюжеты из жизни - занятие благородное, но неблагодарное. Рассказывать жизненные истории в компании друзей легко, особенно если они как-то причастны к публикуемому анекдоту, но описать то же самое на бумаге так, чтобы заинтересовать некоего читателя - сложно. Так и я, мучаясь желанием поведать миру интересную историю, не желал при этом быть чрезмерно откровенным.
Ещё раз, с тоской посмотрев на затаившийся радиоприёмник, я принял мужественное решение вернуться в реальность. Заниматься литературным творчеством больше не было желания, а насущные проблемы требовали немедленного решения. Чувствовал себя я неважно, болела голова, после недавнего веселья с Василевским. Надеюсь, что никому и никогда не выпадет счастья быть знакомым с этим оригинальным человеком. Я несу бремя дружбы с ним только потому, что кому-то надо быть рядом с ним, помогать и поддерживать. Особенно сильно ему нужна поддержка после очередного возлияния спиртосодержащих продуктов. Природа наделила моего друга богатырской статью и соответствующей силой. Мозг, оперирующий афоризмами великих мыслителей и выдержками из памятников мировой литературы, сосуществовал с поразительной внешностью. Особо впечатлительные личности, при встрече с Василевским в определённых условиях, предпочитали быстро, ни чуть не стесняясь своих чувств, ретироваться в неизвестном направлении. И действительно, даже я, познакомившись с этим человеком, продолжительное время сдерживал желание закричать от ужаса и начать рвать на себе волосы. Короче говоря, внешность моего друга полностью соответствовала представлениям человечества об облике злодея и преступника, человека, способного без зазрения совести зарезать или задушить.
Стоит низко поклониться гениальному криминалисту Чезаре Ламброзо, но его теория о человеческом лице, на котором отпечатывается характер и прожитая жизнь, пасовала и смущённо краснела при знакомстве с Василевским. Не смотря на облик, мой друг был добрейшим и самым отзывчивым человеком на свете. Всегда с пониманием относился к чужим проблемам и, как вездесущие Чип и Дейл, всегда спешил на помощь. Он спасал друзей от скуки и неудач, постоянно тратил всю свою наличность на нищих и попрошаек, спонсировал три детских дома и даже лично участвовал в кормлении сироток во время специальной акции кормления, (родители поймут, сколь трудное и неблагодарное занятие - кормление маленьких детей). Но, в такой большой бочке сладкого мёда находилась ещё одна, помимо облика, ложка дёгтя.
Василевский любил выпить. При своей комплекции, он мог спокойно употребить пару бутылок водки, запить это бутылочкой марочного вина, под второе блюдо уговорить пол-литра коньяка и запить это двумя пинтами пива. Далее, в независимости от количества закуски наступала стадия опьянения, которая всегда выражалась бурно и непредсказуемо. Чтобы нагляднее представить, что происходит в момент высшей радости, когда душа и тело этого человека входят в резонансную гармонию, правильнее всего привести пример недавних проводов.
Два дня назад Василевский проявился в трубке моего сотового телефона с твёрдым намерением встретиться со мной перед отправкой себя любимого на курорт. Устав от работы и опостылевшего города, он затребовал у нашего шефа законный отпуск, пригрозив сопоставить, наконец, внешность и внутреннее содержание. На его угрозы никто не купился, но с отпуском помогли. В результате, позавчера состоялась вечеринка, на которой обрадованный предстоящим путешествием на африканский континент Василевский, забыв о пагубном воздействии алкоголя, принял, даже сверх своей нормы. А закончилось всё это для моего интуриста путешествием в отделение милиции под вооружённой охраной. С определёнными трудностями моего друга удалось снять с фонарного столба, на который он пожелал забраться при выходе из ресторана, с целью увидеть на горизонте места своего будущего временного обитания. Пришлось долго общаться с офицером дежурной части, который наотрез отказался проявлять снисхождение к этому субъекту. Чашу терпения бравых милиционеров переполнило то, что человек, которого я называю своих хорошим приятелем, бегал по камере предварительного заключения, громко крича и прыгая на решётку. У задумчивого сержанта, имевшего неосторожность проходить рядом с решёткой, в пределах досягаемости длинных рук Василевского, последний требовал кокосов и бананов. Как оказалось в последствии, мой приятель изображал обитателей тропических лесов, так как себе их представлял. Изображал он, их, стоит отметить, очень натурально, чему способствовали и лицо и внешний облик.
Много усилий я потратил, прежде чем этого отпускника удалось погрузить в самолёт. Сотрудники аэропорта и таможни изрядно повеселились, наблюдая за манипуляциями путешественника. В самый ответственный момент, при прохождении паспортного контроля, Василевский закатил скандал, удивляясь несовпадению фотографии в паспорте и текущей действительности. Странным его буйство было ещё и потому, что возмущаться по тому же поводу должен был таможенник, удивлённо и затравленно взирающий на шумевшего громилу. Видимо, немного ошалев от такой наглости и предпочитая не связываться с человеком, чьё лицо должно быть навсегда впечатано во все доски "Их разыскивает милиция", моего приятеля беспрепятственно препроводили в салон. Проконтролировав взлёт самолёта, и убедившись, что отпускник не раскачивает его на лету, я вернулся в город, полный мрачных мыслей и первых симптомов начинающегося похмелья.
- - -
Филипп Гальцев, мой шеф, услышав мой безапелляционный протест, предложил поселиться в санатории, находящемся в черте города. Естественно, в этом случае, ни о каком отдыхе не могло быть и речи. Меня бы завалили делами под завязку. Я решил, не задумываясь о последствиях, совершить побег. В пятницу утром, я панически резво сбежал из столицы, дабы не вводить в искушение моих доброжелателей, которые стали догадываться о том, что я собираюсь скрыться в неизвестном направлении, на неизвестное время. Как и следовало ожидать, как только я покинул свою квартиру и отправился в путь, мой мобильник начал заливаться трелями. Филипп поинтересовался, где я нахожусь и, не поверив моим сказкам о поездке за продуктами, предложил снять дачу на Клязминском водохранилище. Этот вариант так же не подходил мне всё по той же причине. На этой даче меня бы сразу достали. Вернувшись домой, я оставил телефон и машину, решив покинуть Москву менее заметным способом.
Василевский, уезжая, в предвкушении заморских развлечений, оставил мне ключи от своей квартиры, как он выразился, на всякий случай. На этой огромной связке были и ключи от его деревенского домика, находящегося в Тульской области. Прошлой зимой, когда риэлторская фирма избрала меня в качестве объекта охоты, мы заезжали в этот дом и я представлял, как он выглядит, сомнения возникали в отношении названия деревни, но и это не проблема. Заехав на квартиру к Василевскому, я нашёл в его записной книжке адрес - деревня Омутово, и немедленно направился на Курский вокзал. Гальцев был умным человеком, вероятно, он догадался о моём побеге и, выйдя из метро, я увидел у здания вокзала знакомый до боли в глазах "Мерседес". Думаю, Филипп установил посты на всех вокзалах. Единственное, что они не учли, так это то, что я не собирался отправляться в далёкую поездку. Я намеревался ехать пригородной электричкой в Тулу.
Посадка в вагон произошла безупречно. Уже заняв лавочку и представив, что скоро ветер будет овевать моё лицо, и ничто не сможет помешать моему отдыху, я бросил взгляд в мутное стекло и резко отвернулся. Прямо у окна стоял мой близкий знакомый и пытливо осматривал перрон. Мне очень сильно повезло в том отношении, что именно в тот момент, когда я заметил его, он только начинал совершать поворот головы в мою сторону. Отличаясь природной ленью и неторопливостью, он не имел возможности поворачивать голову быстро, что и способствовало тому, что я успел отвернуться от окна и, не привлекая к себе внимания, пересел на другую сторону. Машинист произнёс в микрофон нечто невразумительное, содержащее, по его мнению, интересующую пассажиров информацию о предстоящем маршруте и закрыл двери. Через мгновение, состав тяжело тронулся и, скрипя всеми своими шарнирами, грозя развалиться мгновенно и окончательно, медленно расставался с вокзалом.
Быстро убегающий за окном пейзаж, навевал на меня сладкие воспоминания. Я почти сразу забыл о навалившихся меня проблемах и полностью отдался во власть пути. Это чарующее ощущение дороги, способное завлечь кого угодно. Недаром о дороге существует столько песен, люди грезят дорогой и мечтают вступить на её извилистый путь. Разнообразие моих попутчиков и постоянно возникающие торговцы, нисколько не мешали наслаждаться происходящим, наоборот, я смотрел на своих невольных соседей с интересом и желанием наблюдать. Я люблю смотреть за людьми, когда они целиком поглощены своими заботами. В такие моменты люди полностью раскрываются и способны показать свою истинную сущность, иногда даже не подозревая о том, что кто-то может наблюдать за ними. Напротив меня расположилась семья из пяти человек, представляющая собой классическое сочетание возрастов. Полная и явно сварливая мать семейства, свекровь по призванию, гневно оберегала покой своей родни, естественно перегибая палку. Её сын, определённо инженер на каком-нибудь заброшенном НИИ, во всём ей подчинялся. Супруга инженера представляла собой девушку, замученную таким количеством неврозов и комплексов, что иметь её среди своих пациентов был бы рад любой психиатр. Скорее всего, основой этих психологических проблем была сексуальная неудовлетворённость. Она очень гневно посмотрела на меня, как бы говоря, что я, как и все мужчины в этом вагоне, являюсь насильником-маньяком, готовым наброситься и надругаться над её честью. Не переставая гневно зыркать в мою сторону, она поправила свою юбку, давая понять, что просто так она не дастся. Дети, имевшиеся в этой семье, представляли собой образчик парадоксов. Описывать их можно было долго, но объяснить их сущность не представлялось возможным. Будучи неплохим психологом, я мог представить, что вырастит из этих детишек и чем это грозит окружающим.
Я не стал дальше испытывать терпение закомплексованной женщины и закрыл глаза, намереваясь немного вздремнуть. Усталость заставляла веки тяжелеть, как бы наливаясь свинцом. Не стоило даже и сопротивляться, я лишь приоткрыл глаза, убеждаясь, что всё в порядке, прежде чем войти в транс, как обнаружил, что нахожусь в вагоне абсолютно один. Было несколько странным, что все пассажиры куда-то испарились, так как буквально минуту назад все были на своих местах. Но сейчас я видел пустой вагон, все лавочки были пусты. Но какой-то странный шум не давал мне покоя. Что-то, выбивалось из ритмичного стука колёс, заставляя сердце трепетать от испуга. Этот звук был мне знаком, но я не мог понять его природу.
Вдруг, я почувствовал странное движение на дальней лавочке. Я ощутил это движение скорее на уровне подсознания, так как ничего не проявляло его визуально. После довольно продолжительного периода времени, когда я хотел подняться и пройти по вагону, сбрасывая с себя это, неимоверно тяжёлое напряжение, я увидел, как в дальней стороне вагона поднялся ранее лежащий на лавочке человек. Он сидел ко мне спиной, и я не видел его лица. Силуэт был смутно знаком мне, тёмно-каштановые, короткие волосы и воротник светлой рубашки буквально толкали меня на ответ. Я встал, и человек на том конце вагона тоже поднялся. Я стоял и пытался побороть растущий во мне ужас, человек медленно поворачивался, и я осознавал, что это я. Напротив меня стоял я, в той же рубашке и тех же брюках. На втором мне были те же носки и ботинки, но на груди, в области сердца расплылось огромное кровавое пятно. Я распахнул глаза и увидел полные ужаса глаза матери семейства. Не знаю, что я выделывал, пока видел этот кошмар, может быть, даже кричал. По крайней мере, на меня смотрел весь вагон, а мои ближайшие попутчики спешно собирали вещи, намереваясь перебежать в другой вагон.
Продолжать ехать в этом обществе - было кощунственно. У всех пассажиров я чётко ассоциировался с чем-то потрясающе ужасным, может быть даже эпилептиком-наркоманом, убийцей-живодёром, скрытым моджахедом и людоедом по совместительству, в свободное от нарезки людей на салат время. Я вышел из поезда на ближайшей станции. Как и следовало ожидать, следующая электричка ожидалась через полтора часа, я попал как раз в окно, занятое свистом ветра и тишиной. Мучаясь бездельем, я зашёл в зал ожидания, где одинокая девушка стояла у лотка, заваленного ширпотребом, и мучалась от безделья не меньше меня.
Она была не дурна собой. Во всяком случае, мне нравился именно такой тип женщин. Единственное, что меня смущало, её молодость. На вид ей было никак не больше пятнадцати, хотя грудь была развита хорошо и вообще, её тело было полностью сформировано. Практически не осталось подростковой угловатости, эмансипация подействовала на меня с устрашающей силой и, хотя я прошёл стадию бесшабашной влюблённости, время, место и возможность подталкивали на знакомство. Люблю я ввязываться в приключения, собирая кучу проблем на свои пробивающиеся седины.
Делая вид, что ничего на свете не интересует меня так, как товар, расположенный на лотке, я приблизился к девушке и окончательно потерял голову, вдохнув аромат её духов. Мои природные сенсоры подсказывали мне, что негоже девушке из глубинки пахнуть дорогими "Kenzo" и одеваться в простенький сарафан с цветочным орнаментом. Но наше время заставляет людей быть настолько разнообразными, что эта мелочь сразу потерялась в великолепии и простоте её лица. Самым ужасным было то, что на лотке не было ничего, что могло бы заинтересовать меня. Я был готов ретироваться с позором, но ангельское создание само нашло выход из создавшейся нелицеприятной ситуации.
--
Вас что-нибудь интересует? - спросила она, позволяя мне разрядить обстановку своим ответом.
--
Нет, спасибо, Ваш товар меня не интересует, - честно признался я, - но позвольте мне задать Вам вопрос личного характера.
--
Да, пожалуйста, - ответила она и робко опустила глаза.
Я робел как школьник, приглашающий любовь всей его жизни на свидание. Мне показалось, что мои щёки слегка покраснели. Чудовищно, я никогда так не стеснялся, даже в юношеские годы, хотя в то время я ужасно краснел по любому поводу. С большим трудом я привёл себя в норму и постарался придать своему голосу стальные нотки. Естественно, ничего не получилось, и слова получились с вкрадчивой интонацией.
--
Как Вас зовут? - Всё, что я смог промолвить.
Она вскинула на меня свои изумрудные глаза, и на щеках заиграл лёгкий румянец смущения. Думаю, мало кто обращался с ней подобным образом. Пронзив меня светом своих глаз, она немедленно спрятала взгляд.
--
Меня зовут Света, - почти неслышно прошептала она.
--
Прекрасное имя, - нашёлся я. Почему-то я знал, что её зовут именно так. Дальше я почувствовал себя раскрепощённым и сильным, способным на подвиги и приключения, готовым вести дальнейший разговор в более хамской манере. - Я не буду спрашивать, сколько Вам лет, мне кажется, я всё о Вас знаю и знаком с тобой очень давно. Прости, если обижаю тебя, мне нравится твой взгляд, такой откровенный и пронзительный. И твои волосы, шелковистые и мягкие.
Совершенно незаметно я перешёл в разговоре с ней на "ты". Я не врал, мне действительно казалось, что я знаю её всю свою жизнь, часто встречался с ней, знаю манеры её поведения и готов к любому её ответу заранее. Наверное, такое ощущение появляется между людьми, знающими друг друга много лет. Я говорил ей разные глупости, она отвечала мне спокойно и откровенно, словно, так и должно было быть.
Я утонул в её глазах и задохнулся её словами. Она поглотила меня, обсосала, как куриную косточку и выплюнула совершенно опустошенным. Загудел локомотив, появляясь из-за поворота, и я осознал, что беседовал с этой красавицей больше часа. Время рывком вернулось к своей обычной скорости, и я вновь появился на маленькой областной платформе. Первой мыслью было схватить её и увезти с собой. Но я сразу же отринул этот порыв, так как понимал, даже при нашей взаимной симпатии, от такой спешки ничего хорошего ждать не следовало. Я вырвал из блокнота листок и быстро написал на нём номер своего сотового телефона.
--
Позвони мне, - попросил я, перегнулся через лоток и поцеловал её.
Она откликнулась на мой поцелуй, и время вновь попыталось замереть. Но за своей спиной я услышал бредовые и нечленораздельные фантазии машиниста на тему названия следующей остановки и рывком бросился в тамбур. Двери скребанули чемодан, и смачно чмокнув, закрылись. Я развернулся и успел увидеть её взгляд, в глубине которого застыла слезинка. Через мгновение платформа исчезла, и за окном поплыл бескрайний лес. Я скорбно вздохнул и вошёл в вагон.
Расположившись на сидении, я прикрыл глаза и задумался, зачем мне потребовалось убегать от этого поцелуя, почему я оставил её на этом полустанке, на котором никого кроме неё и не было. Почему мне потребовалось мчаться прочь от своей судьбы? Сон незаметно окутал меня, и я погрузился в светлые фантазии, в которых я представлял себя рядом с ней. Мы сидели на мягкой траве, лёгкий ветерок теребил наши волосы, а мы, не замечая ничего вокруг, любовались глазами друг друга. Всё было так прекрасно и не нужно было слов, только этот взгляд напротив. Никогда я не позволял себе такой любви. Всё, что было до этого момента, было только способом снять своё сексуальное напряжение, мимолётным знакомством на одну ночь.
Моя последняя страсть была превосходна в постели и блистала бы среди фавориток любви, но я приходил к ней лишь для того, что бы побрыкаться в постели и только. Я не мог посвящать её в свои душевные проблемы, она бы их просто не поняла.
Сон был прекрасен и закончился внезапно. Я открыл глаза и понял, что поезд стоит на нужной мне остановке. Машинист пытается сообщить пассажирам, что никуда более не собирается ехать, и мечтает лишь о том, чтобы все его пассажиры выметались из вагонов. По платформе прогуливался молотой лейтенант, с особым интересом заглядывая в мой вагон. Такое состояние дел меня никак не устраивало, и я пошёл к дверям. Оказавшись на улице, я первым делом вдохнул гостеприимный тульский воздух. Пахло отнюдь не пряниками, к тому же невдалеке располагался общественный туалет. Хорошо встретил меня город оружейников, толпы народа осаждали вокзал, и мне стоило большого труда протиснуться сквозь людскую массу, чтобы покинуть перрон. Столпотворение объяснилось довольно быстро, когда я пересёк город и ступил на перрон автобусного вокзала. Все те, кто был на железнодорожном вокзале, в полном составе посетили и вокзал автобусный, намереваясь посетить свои дачи. Естественно, опасаясь быть раздавленным, я пропустил необходимый мне автобус.
В ожидании следующего рейса, я решил обозреть окрестности. Тула мало чем отличалась от столицы. Не знающий человек, скажи ему кто-либо, что он находится в Москве, и не удивился бы. Что создавало разницу между этими двумя городами, так это небоскрёбы. Тула, был городом невысоким. Лишь в центре встречались дома до шестнадцати этажей, а в иных местах преобладали "хрущёвки".
Ознакомившись с близлежащей архитектурой, я позволил себе насладиться забытым лакомством, а именно, газировкой с сиропом. Толстая продавщица, как будто стоявшая здесь последние лет тридцать, неулыбчиво обслужила меня, и я радостно отошёл от прилавка со стаканчиком в руке. Запрокинув голову, я наслаждался напитком, от которого немедленно забурлило в животе. Опустошив стакан, я поставил его на стол и увидел за палаткой справа от себя знакомый взгляд. Немедленно прыгнув за коммерческий киоск, Я никого там не нашёл. Мне показалось, что я мог ошибиться, так как смотрел на солнце. Мои истерзанные нервы могли выкинуть такой фортель совершенно свободно. В голове завихрились воспоминания, я прошёл под козырёк вокзала и расположился на свободной лавочке.
В прошлом году, возвращаясь с дачи моего знакомого, я сел в попутный автомобиль. Вихрь событий завертел меня с устрашающей силой. В этой буре я познакомился с Антоном Соленко, человеком удивительным и ужасным. Мой новый знакомый был немного не в себе, его психическое здоровье отличалось невероятной агрессивностью, что было очень занимательно, учитывая то, что он был тихим, хилым и замкнутым. В детстве он перенёс тяжёлую травму, его избил отец, повредив, к тому же и голову. С тех пор он панически боялся насилия, которое испытывал над собой постоянно. Дворовая шпана считала изысканным развлечением подстеречь беззащитного Соленко и подарить ему несколько синяков на теле и шишек на многострадальной голове. В начале я не смог разобраться в его особенной натуре и попался в ловко расставленные им сети. Антон оказался главным зачинщиков террористической авантюры, создавшим такую схему, которая ни в коей мере не предполагала, что он лично может быть причастен ко всему этому. Но его взяли и даже судили. Правда, мне было известно, что наказание, полученное Соленко, было мягким, ему присудили лечение в психиатрической больнице и, я уверен, они вряд ли смогли его "вылечить".
Стоило мне закончить мои размышления, как прямо передо мной встал на посадку нужный мне автобус. Я с огромным удовольствием зашёл в салон "Икаруса", отдал билет водителю и расположился на мягком сидении. Когда водитель повёл свою машину мимо вокзала, я увидел Соленко, пристально разглядывающего из-за укрытия толпу граждан, жаждущих попасть на автобус следующий каким-то другим маршрутом. Возможно, Антон пытался выследить меня, вот только зачем ему это потребовалось.
Прошло несколько минут, я забыл о своём знакомом, и увлёкся разглядыванием пейзажей. День был в самом разгаре, солнце светило нещадно, зажаривая воздух в буквальном смысле слова. Асфальт дымился и готовился расплавиться. Людей было мало. Многие, как я успел заметить, прятались под сенью деревьев своих участков или использовали любую возможность для принятия водных процедур. Проезжая мимо озера, можно было заметить, что на каждый сантиметр водной глади приходится не менее десяти купальщиков. Я и сам изрядно спёкся, излучая мечтания о прохладной воде, эта поезда на отдых уже не казалась мне такой приятной и необходимой, как я считал, когда покидал столицу. Вполне можно было бы остаться в Москве, просто спрятаться, снять квартиру на месяц и купаться в близлежащем пруду в своё удовольствие. Так нет же, потянуло меня на природу, под сень цветущих лип, и в том же духе. Даже самоличный отказ от путешествия на автомобиле, который я осуществил из опасений, что машину могут проследить, показался мне решением безумца. Я разглядывал живописные окрестности и проклинал себя на протяжении всей поездки.
Оказавшись в провинциальном городке Дубне, я, первым делом заскочил в привокзальный буфет и приобрёл двухлитровую бутылку первого попавшегося напитка, коим оказался жуткий и непривлекательный квас местного разлива, состоящий, как я мог почувствовать, сплошь из одних консервантов. Зажав нос и зажмурив глаза, я сделал большой глоток, и тут же принялся жалобно икать. Бедный желудок не выдержал такого издевательства и принялся мучить меня, подбрасывая икоту и спазмы.
Все мои мучения сегодняшнего дня, не шли ни в какое сравнение с тем, что я узнал, посетив стенд с расписанием маршрутов. Интересующий меня посёлок Омутово, автобус посещал только три раза в сутки. Первый рейс отправлялся в семь часов утра, второй в час дня и, наконец, третий - в десять вечера. Учитывая, что я пропустил один рейс в Туле, я опоздал на необходимый рейс ровно на полчаса. Не нужно знать высшую математику, чтобы понять, что мне приходилось провести в этом городке более шести часов.
Заранее купив билет на автобус, я оставил чемодан в камере хранения, и обратил свой взор в сторону располагающегося на берегу большого озера городка. Я представлял себе этот город лет так двадцать назад, когда веяния перестройки ещё не коснулись его. Тогда скромные щербатые домики не пестрели никому не нужной рекламой и листовками с призывами голосовать за какого-то там кандидата, а маленькие магазинчики и коммерческие палатки не смущали местных жителей некачественным товаром и безумными ценами. Спокойствие и размеренность царили на улицах, ничто никого не трогало и не мешало жить. В настоящее же время всё перевернулось, ветер перемен добрался и сюда. За первым же поворотом я обнаружил роскошную вывеску казино - ресторана. Прямо напротив желтела вывеска "Вестерн-юнион" и большой плакат, содержащий рекламу сотовой сети.
Машин на улице было мало. В основном, стояли "Жигули" и "Москвичи", настолько старых моделей, что любой сотрудник дорожных служб, не решился бы останавливать их, из опасения, что они развалятся тут же на месте. Среди модных "ракушек" я обнаружил старый "Мерседес" и более ничего изумительного.
На берегу озера располагался мало ухоженный парк, в который я и направил свои стопы. В былые времена здесь располагался центр детских развлечений. Несколько ветхих аттракционов ещё стояли, постепенно покрываясь ржавчиной. На берегу озера одиноко сидел старик-рыболов, в старом прорезиненном плаще с капюшоном, не отрывая взгляда наблюдающий за мерно покачивающимся поплавком. Я остановился невдалеке от него, любуясь противоположным берегом.
--
Тебе нравиться твоя жизнь? - Услышал я молодой и сильный голос, исходящий от старика.
Взглянув на своего соседа сейчас, я уже не смог бы сказать, что это старик. Рыбак расправил свои плечи и разогнул спину, превратившись в статного молодца. Капюшон упал с его головы и оказалось, что это молодой человек, почти мальчик, с ясным горящим взором, устремлённым прямо на меня.
--
Простите, я не совсем понял Вас. - Жалко пролепетал я, увидев, что вместо удочки у моего собеседника кривой посох, покрытый толстым слоем пыли и грязи, как от долгих странствий.
--
Ты доволен своей жизнью? - Повторил юноша терпеливо, но настойчиво. - Ты веришь в то, что говоришь?
Вопросы выбили меня из колеи и я не знал, что ответить, молча уставившись на странного человека.
--
Ты сам не знаешь, что хочешь от жизни и стремишься к власти, не понимая, что это тебя погубит. - Его взгляд буквально пронзал меня насквозь, я не мог противиться ему, отвечая своим пристальным взглядом. - Откажись от этого пути либо прими в назидание кару. Не продолжай свой путь, сверни в другую сторону, не приноси горе в дома ни в чём не повинных людей.
Казалось, что за это время я ни разу не вздохнул и сейчас, с шумом втянул живительный глоток воздуха. Рядом со мной никого не было. Я стоял один на берегу озера и не мог понять, что же произошло. Небо затянулось хмурыми тучами, и по листьям деревьев зашелестели капли дождя. В памяти сохранился только глубокий вечер, когда я садился на автобус, следующий в сторону необходимой мне деревни.
Я приехал в этот дом прошлым вечером. Дорога меня сильно утомила, и я испытывал необходимость упасть на любую горизонтальную плоскость, имеющую хотя бы минимум комфорта. Собственно, такая плоскость имелась в избытке, но в местах, неприспособленных к более-менее нормальному отдыху. Дом, который отдали мне на растерзание, состоял из двух больших комнат, разделённых узкой прихожей - единственное место, свободное и могущее подойти под определение места для отдыха. Согласитесь, что прихожая, сама по себе, не может служить местом, где можно приложить своё чело. Сам Морфей удавился бы из жалости к тому бедняге, который вынужден был бы упасть на пол, смешиваясь с грязью, оставленной обувью, которая стояла тут же. Своими маленькими ноздрями, этот бедолага вынужден был бы вдыхать с блаженной улыбкой аромат пыли, грязи и гуталина. Комната справа являлась деревянной пристройкой к основному дому. Дальняя стена этой комнаты была выполнена из стекла, что не способствовало сохранению тепла. А если принимать во внимание тот факт, что на дворе стоял апрель, и в близлежащем лесу ещё не сошёл снег, я не рискнул броситься на пол в радостной истоме, переходящей в мощный озноб.
Вторая комната была основной и, являлась собственно домом. В этой комнате располагалась печка, что немедленно вселило в меня уверенность в сегодняшнем благополучии и надежду получить минимальный комфорт. С некоторым трудом мне удалось обнаружить электричество и определить, что ничего из моей задумки со светом не получится. Керосиновая лампа, к счастью заправленная, показала мне не только печь, но и страшный бедлам. Всё свободное пространство было буквально завалено вещами, в большинстве своём к применению уже не годными, или не имеющими сферы такового применения. В числе старого ржавого самовара литров на пять, двух тридцатилитровых вёдер, серии сельскохозяйственных орудий в полном наборе, на вкус любого извращенца и горы белья, здесь располагались вещи, просто таки фантастические. Из середины кучи торчали две электрогитары. Нет-нет, не настоящие, а правильные копии, выпиленные из фанеры. Это было весьма интересно, так как мой друг, хозяин этого дома, не был замечен мною, как любитель изящной культуры вообще и жёсткой в частности.
Мне стоило большого труда отыскать среди этого хлама кровать. Ещё какое-то время ушло на её очистку и собственную дезинфекцию, лишь глубокой ночью, проклиная всё на свете, я приложил голову к подушке и, мгновенно уснул. Надо ли вам объяснять, что на этом ничего не кончилось. Проснулся я от страшного озноба. Грустно было осознавать свою ошибку, но это было именно так. Дом простоял всю зиму, никто не пытался прогревать его и холод проник в каждую его пору. Теперь, тёплыми весенними днями, данное строение начало прогреваться. Ночи же оставались холодными, внутри сохранялся жуткий холод и страшная влажность.
Я накинул на себя обнаруженную в прихожей на гвозде телогрейку и, взвизгнув, выбежал во двор. Ещё вчера, я заметил у дома конкретную заготовку дров. К моей вящей радости, поленница оказалось сухой, и я немедленно перетаскал часть топлива к печке. Преодолев несколько трудностей, таких как нежелание зажигалки исполнять свои прямые обязанности, мне удалось добыть огонь. Робкие языки пламени лизнули древесину и, распробовав, вошли во вкус. Мгновение, и тепло полилось в дом, заполняя его и укрепляясь. Я почувствовал непередаваемое ощущение тепла и неги. Сложно описать радость своего тела, ощутившего волны тепла. Мои мышцы расслабились, веки отяжелели и я, не имея больше сил и желания сопротивляться сну, рухнул на кровать. Усталость взяла своё, все проблемы последних дней улетели прочь, оставив меня наедине со своими грёзами. Лишь только я коснулся щекой подушки, как немедленно провалился в небытие.
Я увидел сон. Девочка с полустанка шла мне навстречу по залитой солнцем набережной. Было свежо и приятно, я смотрел на неё и мечтал прижать к груди
Меня разбудило пение птиц и луч солнца, ворвавшийся в эту темницу. При дневном свете внутреннее убранство помещения оказалось ещё ужаснее. Ночью, после долгой и упорной борьбы, мне удалось очистить кровать и подходы к печке, тем самым окончательно завалив всё остальное обитаемое пространство. В оправдание осуществлённого кавардака, можно было сказать то, что выглядело всё очень поэтично.
Выбежав на улицу, я проделал комплекс упражнений, чувствуя, как тело наливается силой и мощью, впитывая в себя солнечную энергию и свежесть утренней росы. Умывшись дождевой водой, я оделся, и решил немного поработать. Расположившись за столом, живописно обложенным кучей тряпья, я открыл окно и, вдыхая свежий прохладный воздух, погрузился в размышления. Вероятно, я был не прав, так резко убежав из Москвы, но это был единственный шанс получить немного времени для отдыха и раздумий. В столице я не мог позволить себе думать, я мог только действовать. Меня уже угнетала эта позорная необходимость действовать, не раздумывая основываться на низменных инстинктах. Но не оставленные в цивилизации дела угнетали меня, я думал о встрече на маленькой станции и том помешательстве, которое случилось со мной у озера. Я суеверный человек, но время притупило мои ощущения. И хотя, я всё ещё боюсь темноты и незнакомых мест, я всегда готов встретить опасность лицом к лицу, от кого бы она ни исходила. Мне и раньше приходилось иметь дело с вещами потусторонними, но, в основном, это были проявления тёмных сил. Впервые, я оказался перед силами светлыми, которые предупреждали меня, советовали уйти с выбранной дороги. Что хотел мне сказать этот юноша бледный с взглядом безумным, от чего предостеречь? Что могут значить его слова о том, что я принесу горе в дома. Размышления меня так увлекли, что я смог оторваться от них лишь тогда, когда понял, что радио взбунтовалось и начало бессрочную забастовку.
- - -
Шёл уже третий час дня, когда я решительно встал из-за стола, с твёрдым намерением приступить к чему-либо глобальному, но тут же споткнулся об черенок лопаты и свалился, чудом не проехавшись лицом по веерным граблям. Увернувшись от опасного сельскохозяйственного орудия, я задел кучу тряпья, которая обрушилась на меня с жутким шорохом. Что-то стеклянное разбилось рядом с моей головой, в непосредственной близости от моего уха и, рванувшись в сторону, я понял, что запутался в какой-то сетке. Это оказался гамак, и освободиться из него я смог лишь по прошествии продолжительного времени.
Ругая в полголоса текстильную промышленность в целом, производителей гамаков, рыболовных сетей и авосек вообще и хозяина данного дома в частности, я начал разбирать этот хлам. Моя любовь к порядку помогла мне определить месторасположение всем находящимся здесь вещам. Я почти не сомневался, решая, куда и что девать. Впрочем, большинство вещей имело такой вид, что лучше всего им было бы находиться подальше от людских глаз. Уж и не знаю, где бродил хозяин всего этого безумства, но вещи имели грязный и совершенно запущенный образ. С большим удовольствием я бы их выкинул, но я знал их владельца, который в привычках и пристрастиях очень походил на меня, предпочитая хранить вещи вечно, и отринул эти мысли.
Избавившись от хлама, я получил на свою голову ужасную грязь не только на полу, но и на всём, что могло держать её на себе. Старый палас больше походил на весеннюю дорогу, после бурного ливня. Кое-где обнаруживались пучки засохшей травы и комья грязи. В углу громоздились высокие охотничьи сапоги, измазанные в глине, странного голубоватого свечения. Обнаружил я это свечение благодаря тому, что проверял шторы и закрыл окна. Как только тьма опустилась на помещение, сапоги стали светить лёгким светом, что заставило меня дёрнуться и вновь налететь на злополучный черенок лопаты. Особенно вдумываться в тайну происхождения этой пакости у меня не было желания и я выкинул сапоги на улицу, надеясь на многодневный и продолжительный ливень, способный очистить это.
Израсходовав полбочки дождевой воды, я привёл помещение в относительный порядок. Доски на полу отблескивали как свежие, только что покрытые лаком. Дабы полностью избавиться от мук совести, я почистил окна и вытер пыль. Дышать стало легче, комната озарилась дневным светом и стало понятно, что полумрак в помещении, царивший совсем недавно, всего лишь последствие жуткой загрязнённости помещения. По окончании очистительных процедур, можно было садиться за работу, но что тут поделаешь, если я такой человек. Стоит мне развить какую-либо активность, как тут же что-то непреодолимо несёт меня по инерции дальше. Моя бурная сущность требует продолжения праздника души и физического труда, заставляя искать любую деятельность. Иногда я себя очень уважаю за такие проявления трудолюбия. Но чаще, такие порывы происходят некстати, нарушая размеренный ход жизни, уводя меня от выполнения насущных дел.
Что-то подобное произошло и на этот раз, я мог бы сесть за стол и предаться необходимым размышлениям, но я выскочил из дома, твёрдо намереваясь посвятить середину дня труду и его составляющим. В результате, я натянул в глубине сада гамак, не рискнув испробовать его на прочность, поправил дверь туалета, которая держалась скорее на крючке, чем на петлях, вернул вертикальное положение той части забора, которая разделяла меня с соседом справа, и вызвал странную заинтересованность своей личностью у соседей слева.
Ещё занимаясь генеральной уборкой помещения, я заметил пристальное внимание со стороны соседнего двора. Скорее всего, аборигенка даже во сне не могла представить себе мужика, который занимался уборкой, при этом проявлял заинтересованность и видимое усердие. Что её окончательно добило, так это осознание того обстоятельства, что я даже проявляю увлечение, занимаясь домашними хлопотами. Продолжая свою деятельность на приусадебной территории, я увидел, что за забором наличествует уже и глава семейства. Нервы у меня не выдержали тогда, когда к этой паре наблюдателей прибавились и их дети. По звукам, доносящимся с той стороны, я догадался, что стал объектом обсуждения, причём, несколько раз доносилось нечто похожее на слова "сумасшедший" и "придурок". Я подумал, что мне стоит познакомиться с этой семьёй и развеять все их опасения по поводу моей психической неполноценности.
День был в самом разгаре, когда я сумел управиться с уборкой. Трепеща от сознания собственного величия, я решил, во что бы то ни стало посвятить остаток дня активному отдыху. Ещё утром, вынося мусор на свалку, я обнаружил за деревней голубую гладь воды. Ватага разнокалиберной шпаны, с визгом пробежавшая мимо меня в ту сторону, раздеваясь по ходу движения, подтвердили мои предположения.
После моей уборки дом преобразился. Вероятно, даже хозяин сего здания и владелец приусадебного участка, очень бы удивился, лицезрев данное совершенство. Другими словами, я признал себя существом достойным отдыха, схватил полотенце и отправился к оазису прохлады и свежести.
Солнце ласкало мой обнажённый торс, я шёл по посёлку и радовался, вдыхая всю гамму неповторимых деревенских запахов. Поскольку день был будним и в самом разгаре, взрослого населения было мало. Только редкие дачники, тот особый вид людей, которые едут за сотню километров от дома, чтобы провести свой отпуск в согнутой над грядкой позиции. Эти люди не замечали ничего и никого вокруг, блаженно упиваясь копанием и ковырянием земли. Я бы и не удивился, если бы они не заметили, как я захожу в их дом, распоряжаюсь и пользуюсь их вещами и просто, чувствую себя полноправным хозяином их владений. Но стоит мне покуситься на их огород, на святое и самое уязвимое место, просто бросить тень на грядку картофеля, проходя мимо, как они взрываются бурей, неудержимой стихией гнева, готовясь разорвать покусившегося в клочья.
Двигаясь по направлению к, судя по всему, единственному на ближайшие десять километров культурному центру, я любовался здешней экзотикой. По правую руку от меня, молодой человек с испитым лицом, исполняющий обязанности пастуха, стоял у маленького пожарного пруда, устремляя взгляд в мутную глубину. Даже находясь от него на приличном расстоянии, можно было предположить степень опьянения и качество применяемого в осуществление этой цели напитка. Подопечные пастуха, в лице одиннадцати разномастных коров, разбрелись по небольшой чахлой поляне и мирно жевали свою жвачку. Судя по всему, эта картина наблюдалась в здешних местах давно и часто, и ничто не могло помешать этому. Живо представилось, как во времена исторического материализма, именно этот пастух так же стоял у воды и так же всматривался в глубину, пытаясь смирить глубинные позывы своего желудка, возникшие вследствие приёма жидкости точно такой же крепости и противности, как и сейчас.
На той стороне пруда, двое мальчишек лет десяти занимались жалким подобием рыбной ловли. Каждые десять секунд они выдёргивали удочки, страшно удивляясь отсутствию на них обитателей глубины. С такого расстояния мне было не видно, есть ли на крючке наживка, но я сомневался в её присутствии там. Кроме того, прямо за их спиной стояло чудо местной технической мысли в виде старинного трактора, испражняющего в атмосферу клубы зловонных отходов, сопровождающихся жестоким треском. Хозяин этой техники, классический колхозник, одетый, не смотря на страшную жару, в телогрейку на голое тело и, с неизменным огрызком "Беломора" в углу рта. Его мощный баритон часто заглушал жалобы больного трактора, причём с такой интенсивностью и импульсивностью, что я практически проникся его проблемами по поводу трудностей своего железного коня и местного самогонного короля, который увеличил цены на свой напиток, не изменив при этом качество. Сообщалось это всё в воздух и содержало мата раза в четыре больше, чем обычных литературных слов. Всё вокруг ностальгически подействовало на меня, я решил не устраивать головомойку хозяину дома, в котором я собирался провести пару месяцев, а ограничиться морально обогащенной новеллой на тему чистоты и порядка. В качестве крайнего аргумента, как нельзя кстати, подходила фраза: "Важней всего погода в доме". Меня разморило на солнце, и я тихонько затянул песню, содержащую вышеупомянутую фразу. Не успел я пропеть несколько слов, как боковым зрением, сквозь полу прикрытые веки почувствовал резкое движение. Открыв глаза, я увидел свою соседку, быстрыми прыжками удалявшуюся в противоположном направлении. Всё, у этой семьи я числюсь психом до скончания дней. Что ж, теперь надо точно зайти в гости, только предварительно обезопасить себя и застраховать свою жизнь. Я был уверен на 99%, что при подходе к их владениям, я буду атакован картошкой с их огорода, а когда она закончится, хозяйка перейдёт в атаку, используя в качестве оружия ухват и поварёшку. Так что, стоит подумать, нужно ли мне это?
Акватория представляла собой довольно приличный водоём. Дальняя сторона озера окуналась в рощу. Справа из леса вытекал глубокий ручей, пополняющий запасы воды, а с обратной стороны маленькая речка отводила избытки жидкости. Та сторона озера, которая вдавалась в лес, была оборудована для рыбной ловли, вода здесь была освобождена от водорослей и ряски, а на берегу расположилась сколоченная лавочка. Молодёжь расположилась на берегу, непосредственно у самой кромки воды большой группой. Рядом пристроились остальные отдыхающие, расстелив покрывала и, разложив на них съестные припасы, в таком количестве, которое не сможет съесть обычный человек и за несколько месяцев. Дачники, как оказалось, думали совсем иначе, употребляя горы еды совместно с алкоголем разнообразной крепости.
Я не стал задерживаться на берегу, разделся и вошёл в воду. Прохлада охватила меня, обдав холодом слабо прогревшейся воды. Дно было глинистым и скользким, дабы не поскользнуться, я оттолкнулся и поплыл в сторону противоположного берега, где была железная лесенка, круто уходящая под воду. Было замечательно плыть в прохладной воде, чувствуя перемену температуры в разных слоях. Усталость прошедших дней прошла мгновенно, превратившись в расслабленность. Появилось желание поселиться в этих местах и забыть о любых проблемах.
Ступив на противоположный берег, я оглянулся, оценивая пройденное расстояние. Для человека, давно не занимающегося спортом, я был в хорошей форме, преодолев весь маршрут достаточно быстро. Растрепав ёжик своих волос, я пошёл в сторону видневшихся поблизости домиков. За вещи, оставленные на пляже, я не волновался, так как ничего ценного там не было, а одежду я взял у хозяина дачи, и она тоже не блестела шармом и изысканностью.
Справа от меня начинался густой лес, от которого веяло прохладой и свежестью. Я не задумываясь, свернул в ту сторону и подошёл к опушке. Дальше идти я не решился, опасаясь разодрать голые ноги. Лес был не ухоженным, но это только придавало ему изысканности. Низина и протекавший рядом ручей делали его сырым и мшистым. Мне захотелось немедленно пройтись по лесным буреломам и подышать чистым воздухом, не отравленным автомобильными выбросами.
Обойдя лес по опушке, я оказался на другой стороне озера, рядом с пляжем. Здесь почти ничего не изменилось. Те же дачники и кучка разновозрастных детей, создавали видимость культурного отдыха. Я оделся и направился в лес, дабы осуществить возникшее у меня желание. Какими то далёкими и не существенными казались мне теперь те проблемы, решением которых я занимался ещё два дня назад. Мне было решительно наплевать на финансовые проблемы всех фирм, которые грешно надеялись получить от меня поддержку. Все те люди, которые были озабочены только тем, чтобы предоставить мне головную боль, теперь могли вешать свои проблемы на шею кому угодно, но только не мне.
Я мгновенно забыл все основные курсы валют, которые постоянно держал в голове, все котировки акций исчезли из моей памяти моментально, оставив там только воспоминания о мимолётной встрече на полустанке, кошмарный сон в вагоне поезда и странное видение в городском парке. Эти происшествия последних дней мучили меня гораздо сильнее, чем вся морока рабочего процесса. Но сейчас, находясь в спасительной зелени деревьев, я перестал думать обо всем.
Расслабление было настолько полным, что я не сразу воспринял крик, раздавшийся в глубине леса. Я очнулся от созерцания природной красоты только, когда услышал второй крик. Голос был громким и резким, но мне показалось, что это кричит женщина. Не было никакого сомнения, что я слышал предсмертный крик. Своему опыту я доверяю, а такие, вселяющие первобытный ужас звуки, мне приходилось слышать. По спине немедленно побежали мурашки, и я непроизвольно вздрогнул всем телом. Второй крик был гораздо меньше первого, словно оборвался, едва начавшись.
Я определил, откуда был слышен крик и пошёл в ту сторону. Через сотню метров, я вышел на маленькую поляну, окаймлённую высокими соснами. Верхний слой земли отсутствовал, словно кто-то снял дёрн, срезав его ровно по границе поляны и леса. Вся земля была перекопана, будто здесь что-то пытались откопать. Посередине поляны, раскинув руки и ноги, лежал мальчик лет десяти, абсолютно голый. Сомнений в его смерти не было никаких, так как его шея была неестественно выгнута и через ужасный разрез мощным потоком лилась кровь. Я сглотнул слюну и, поперхнувшись, закашлялся. Зрелище было отвратительным, только благодаря своей выдержке, я не поддался первому рвотному позыву.
Позади послышались голоса и ко мне подбежали дети, ранее плескавшиеся в озере.
--
Смотрите, это же Юрка, - закричал один из мальчишек, не поддавшись рвотным позывам, в то время как большинство его друзей, увидев то, что находится на поляне, отбежали в глубь леса.
--
Ты его знаешь? - спросил я бойкого паренька.
--
Конечно, это Юрка Савельев. Он городской, приехал к бабушке на каникулы. - Мой собеседник оказался словоохотливым и с удовольствием поделился сведениями, которые знал. - Он с нами купался, а потом пошёл в лес.
--
Он не сказал, зачем?
--
Не-а, Я подумал, что в туалет захотел.
Подошли взрослые, из числа тех, кто отдыхал у озера. Место происшествия находилось метрах в четырёхстах от пляжа и, вероятно, отдыхающие слышали крики. Как и следовало ожидать, граждане не смогли спокойно наблюдать открывшуюся их взору картину и отпрянули. Некоторые не справились с рвотными позывами. Возгласы ужаса раздавались повсеместно, кто-то высказал предложение отправиться за представителями власти и сам же побежал в деревню.
На сколько мне было известно, постоянного представителя милиции в деревне не было, и быть не могло. Существовал участковый, прикреплённый к району, вынужденный разрываться между несколькими посёлками. Да и, скорее всего, это был горький пропойца, избравший целью всей жизни полное и безоговорочное уничтожение своей печени.
Люди топтались на краю поляны, движимые неистребимым инстинктом любознательности. Дети несколько раз порывались подойти ближе к трупу, но я и остальные взрослые удерживали их от этого, чтобы не уничтожать возможные следы. Хотя, даже не вооружённым взглядом было видно, что на поляне нет ни единого следа. Будто, неизвестный убийца проделал свою чёрную работу, находясь навесу. Постепенно суета и дёрганья прекратились, но уходить никто не спешил. Всем было интересно увидеть продолжение.
Я прислонился к дереву и попытался мыслить логически. Убитого мальчика я видел, когда пришёл на озеро. Он находился в компании своих сверстников и горячо обсуждал какую-то новость. Мало вероятно, что его убил кто-то из приятелей. Сам момент его ухода я не видел, но за ним никто не пошёл, по крайней мере, из тех, кто находился на пляже. Позже я не обращал ни на кого внимание, так как вошёл в воду и наслаждался купанием. Моё внимание привлёкло то, что верхний слой почвы был идеально срезан и удалён без следа. Земля вокруг тела была рыхлой и сырой, на такой всегда остаются следы, но круг был чист. Одежды мальчика тоже не было видно, возможно её забрал с собой убийца. И вообще, все это было очень странным.
Люди вокруг замолчали, наблюдая, как к месту преступления подходит полная женщина лет пятидесяти. Из перешёптывания двух старушек, стоящих рядом, я узнал, что это начальник местной почты, так сказать, единственный представитель власти. Увидев поляну, женщина беззвучно осела на землю. Мужчины привели её в чувство и отвели подальше от жуткого зрелища. Вероятно, у поляны находилось всё дееспособное население деревни. Никто не решался разговаривать в полный голос, и свистящий шёпот носился над поляной.
Вскоре подошёл и вызванный участковый. Это был неполный мужчина, вероятно, страдающий от одиночества и отсутствия второй половины Он потребовал покинуть место преступления, естественно, это мало подействовало на присутствующих, лишь несколько человек, захватив детей, вернулись в деревню. Милиционер обошёл вокруг поляны, грозно покрикивая на собравшихся. Наконец, ему удалось избавиться от большинства зевак. Проходя мимо, он посмотрел мне в глаза, что-то знакомое мелькнуло в этом взгляде. Несколько долгих секунд продолжался наш безмолвный диалог, затем участковый отвёл взгляд, ничего мне не сказав.
--
Сергей Викторович, - к участковому подскочила маленькая старушка в грязном трико, - ужас-то, какой. Что же это творится.
--
Успокойтесь, Виктория Серафимовна, ничего страшного не произошло.
--
Как же, посмотрите, это же Юрочка, внучек Анастасии Юльевны. Вот горе-то, она ещё ничего не знает, бедная. Вы уж ей как-нибудь поделикатнее, сердце у неё слабое, может удар случится. Очень она Юрочку любила, баловала всегда.
Не прекращая причитать, Виктория Серафимовна, бросилась назад в деревню. Участковый вздохнул ей вслед, я подумал о том же, что и он, скорее всего, эта бойкая старушка побежала "радовать" Анастасию Юрьевну.
--
Я Вас здесь раньше не видел, - обратился ко мне представитель власти. - Вы не местный?
--
Я приехал на отдых, остановился в доме Василевского. - Ответил я.
--
И как поживает Александр Степанович?
--
Уехал отдыхать, круиз по африканскому континенту. - Я ухмыльнулся, вспомнив проводы моего друга и его художества в аэропорту.
--
Я знаю, - огорошил меня милиционер, - он давно собирался съездить на сафари. Мечтал устроить охоту на льва.
--
Вы так хорошо знаете Василевского, - удивился я.
--
Да, я хорошо его знаю. - Лейтенант поправил фуражку, слегка сползшую на бок. - Если Вас не затруднит, помогите мне, пожалуйста.
В городе представители власти ведут себя совершенно не так, как в глубинке, даже участковый, которому по определению положено общаться с жителями своей территории, разговаривают с тобой слегка свысока, намекая на своё положение. В маленьких городах люди другие и общение между ними строится на взаимной симпатии или, в ином случае, на неконфликтной основе. Этот участковый знал всех, кто живёт на вверенном ему участке, не имел причин для конфликта с ними и, вероятнее всего, мало надеялся на карьеру, довольствуясь тем, что имеет.
Вскоре на поляне осталось только несколько подростков, которые, находясь во власти неиссякаемого любопытства, намеревались досмотреть действие до конца. Требования и угрозы на них не действовали, они отбегали на небольшое расстояние, где продолжали пялиться на происходящее.
В конце концов, участковый махнул на них рукой, к тому же осознав тот факт, что пацаны смогут нам ещё пригодиться. Сергей Викторович раскрыл принесённый чемоданчик, откуда извлёк папку с чистыми листами и стал, не спеша описывать место происшествия. Скоро появился фотоаппарат и разнообразные склянки, а меня стали терзать смутные сомнения.
- Сергей, я так понимаю, следственной группы ожидать не приходится? - склонив голову на бок, скорее утвердительно, чем вопросительно, спросил я.
- Конечно, ждём с минуты на минуту, - улыбнувшись и задорно посмотрев на меня, ответил участковый. - У нас следственный отдел ближайший в Дубне. Там штат следователей из пяти человек на весь райцентр. На каждом столько дел, что они даже во сне грезят преступниками и бормочут выдержки из уголовных дел. Ты представляешь, от каждого жёна сбежала, не выдержали муки жизни. А тут последнее время народ как с цепи сорвался, режут и бьют друг друга с завидным постоянством, о таких мелочах как воровство даже и говорить нечего.
- С чего бы это? - Несколько удивился я. Конечно, местные жители не отличались кротким нравом и чистотой помыслов, но и отъявленными негодяями не являлись. Обычные жители обычной деревни вкупе с постоянным городским наполнением в виде дачников и родственников разной степени близости, предпочитавших в целях экономии отдыхать в этой провинциальной глуши.