(от автора: в адаптированном переводе на русский язык фраза "ready, steady, go" может быть переведена как "на старт, внимание, марш".)
Тяжелые, почти что черные, низко висящие тучи застилали собой небосвод и двигались на удивление меланхолично и прямо. Волею случая моя машина стояла как раз на встречном направлении их движения, и мне даже пару раз показалось, будто они готовы выдавить ветровое стекло и навалиться на меня, обволочь собой, задушить. Спокойно, Леха, сказал я себе. Это просто осень. Осень... Да, подходящее время для того, что мне предстоит сделать. И как символично: с гибелью окружающей природы исчезнет и мрак из моей души, и я очищусь, просветлею...
Я до боли в руках сжал рулевое колесо. Эта боль напомнила мне другую - боль утраты моей любимой, той, которая стала смыслом моей жизни, моим счастьем. Моей Натуськи.
Однако, время! Для меня, как и для любого другого пилота, каждая секунда - целая уйма времени. А они как раз сейчас убегали вхолостую, длинной цепочкой навсегда упущенных надежд и возможностей.
Все, собраться! Шоу начинается! Сегодня битва за звание чемпиона области. Остался финальный заезд, и нас только двое: я и мой противник. Распорядитель заезда распределил нас на две отдельных полосы. Каждому участнику - отдельная полоса. Сам он встал на разделительной бровке.
Мы с соперником смотрим друг на друга. "Сергей Матвеев, N 7" написано на боку его темно-синей "Импрезы". Я его знаю, это очень серьезный соперник. Финалист многих чемпионатов, чемпион нашей области, вице-призер общероссийских соревнований. Сильный, умелый и опасный гонщик.
Он, в свою очередь смотрит на меня. На боку моего ярко-желтого "Лансера", седьмого поколения, такая же скуденькая информация: "Алексей Белов, N 6". А вот что ему известно о моих достижениях, я не знаю. С Матвеевым близко я не общаюсь, да и вообще первым стараюсь не завязывать дружбу. Дурацкая чертова гордость! Я понимаю, что глупо то, что я думаю, что все они будут считать, что мне от них что-то надо. Да ни черта мне не нужно. У меня есть "Лансер", и все! У меня нет своего личного механика, потому что я и сам неплохо во всем разбираюсь. У меня есть свои достижения, и они лично мои. Список моих побед не такой впечатляющий, как у Сергея. Да, помимо побед были и поражения, и немало. Но поражение зачастую важнее победы: оно выявляет слабые места машины, ошибки водителя и дает возможность исправить их, улучшить показатели к следующему заезду. И усиливает стремление к победе в десятки раз.
Мы одновременно переводим взгляды на распорядителя, и тот начинает проверять нашу готовность:
- Готов? - кричит он в мегафон Сереге. Ответом ему служит кратковременный рев форсированного мотора "Импрезы" - Серега чуть притопил педаль акселератора. Разумеется, на нейтралке.
- Готов? - уже орет он мне. Мой "Лансер" отозвался немедленно.
- Приготовиться! - он поднял вверх правую руку.
Бедный, бедный распорядитель. Так можно и горло просадить, даже с мегафоном.
- Пошел!!! - и он резко опустил свою единственную свободную руку и присел на бровку.
Страшно визжа пробуксовывающей резиной, две машины резко сорвались с места и устремились в свой кратковременный недолгий полет. Всего четыреста два метра.
1. "Ready"
Впервые я встретил Натуську давно, очень давно, еще в школе, где мы учились в одном классе. Не знаю, что привлекло меня в ней - обычная невзрачная девушка, не красавица, но и не уродина. Постепенно наше общение перешло за рамки школьных встреч, и мы, уже нисколько не стесняясь друг друга, рассказывали истории из наших жизней, ходили по киношкам, театрам, дискобарам, в общем, прожигали свою молодую жизнь.
Примерно в это время я узнал, что у Натуськи врожденный порок сердца. Я испытал настоящий шок, когда она рассказала, что кардиохирург, проводивший обследование, рекомендовал сделать срочную операцию, но иммунолог наоборот, рекомендовал не делать этого, поскольку организм не сможет после операции восстановиться, и тогда летальный исход неизбежен. Натуськины родители тогда так и не смогли принять решение, да это и неудивительно, ведь любой исход был нежелателен. Впрочем, можно было следовать рекомендациям ее лечащего кардиолога - не подвергать Натуську сильным физическим нагрузкам, нервным срывам, еще там чему-то... Не помню. И я тогда поклялся себе, что если мы будем когда-нибудь вместе, я никогда не буду причинять ей страдания.
Шло время, взрослели и мы. Вскоре она мне стала нравиться как женщина. Ее стройная фигурка, зеленые глаза, такие светлые и доверчивые, широко смотрящие на окружающий мир и, в особенности, на меня, ее рыжие волосы... Наверное, это была любовь. Я стал замечать, что все чаще и чаще думаю о ней. Ее отсутствие стало повергать меня в уныние, и я всегда искал новых с нею встреч. Похоже, что и Натуська задумывалась об этом всерьез, поскольку как-то раз она прямо спросила меня:
- Леш, что ты думаешь о нашем будущем?
- Натуля, я только хочу, чтобы мы всегда были вместе, мне большего и не надо.
- А вот мне надо! - И она кокетливо подмигнула мне. - Ты ведь меня любишь?
- Ну, наверное, - неуверенно протянул я.
- Так если любишь, то сделай же мне, наконец, предложение!
- Милая, а ты и вправду этого хочешь? Я ничего против брака не имею, но понимаешь... Нам квартиру покупать надо будет, а денег у меня нет. Да и кроме квартиры проблемы будут с...
Закончить фразу я не успел.
- Мы же будем вместе, а сообща справимся с любыми трудностями. - Ее лицо начало меняться, казалось, она вот-вот заплачет от разочарования и обиды. - Ведь так?
- Ну конечно, любимая! Ведь мне нужна только ты.
На самом деле я был не на шутку напуган. Не имея за душой ничего, кроме своего неустойчивого чувства к Наташе, мне очень трудно было представить, как же мы будем жить, и на что. Нет, я скоро, конечно, получу профессию автомеханика, но насколько это фартово работать в гаражах и мастерских? Вся надежда действительно на то, что наше взаимное счастье нам поможет преодолеть все трудности.
С каждым месяцем, думая об этом, я становился все мрачнее и грустнее. Но, как это бывает правда только в сказках, решение проблем пришло внезапно и действительно неожиданно. Просто я получил уведомление о том, что некий мой очень дальний родственник, некогда белый эмигрант, оставил мне в наследство кругленькую сумму в сотню тысяч зеленых американских рублей.
На полученные мною деньги мы с Натусей неплохо разжились: купили двухкомнатную квартирку в центре, обставили ее простенько, но со вкусом. Мы тогда договорились называть ее нашим очагом любви, потому что все, что в ней было, должно было нам напоминать о наших чувствах друг к другу.
С ликвидацией безденежья наша совместная жизнь пошла на лад, однако меня не отпускало ощущение, что с благосостоянием мы утратили что-то важное. Я чаще стал дарить ей дорогие подарки, но реже получать от этого удовольствие. Правда, было одно исключение - в тот день, когда я подарил ей обручальное кольцо - золотое, с самыми настоящими бриллиантами и выгравированной на ободе памятной надписью.
- Я торжественно одену его тебе на нашей свадьбе, - радостно сказал я Наташе, презентуя подарок. - Тебе нравится?
- Конечно, это просто прелесть! - воскликнула Наташа. - Это самый лучший подарок от тебя! Я так тебя люблю! - и она бросилась обнимать меня.
Свадьба состоялась у нас весной. Это было очень красиво: на фоне возрождающейся природы мы выглядели символами ее обновления - ослепительно белая Наташа и пронизывающе черный я, как союз двух противоположных начал. Я бы даже сказал, что мы были самой лучшей парой той весны, потому что не было никого прекраснее моей Наташи, и ни у кого не было более преданной любви к ней, чем моя.
Словно повинуясь зову счастья в день нашего торжества, я ощутил, что должен сделать ей что-то очень нужное и полезное. Например, дать какое-нибудь обещание, ведь как раз и время, и событие позволяют. Поэтому, когда мы остались наедине, я, смущаясь, сказал ей:
- Помнишь, когда мы были еще детьми, ты мне рассказала про свою болезнь, про сердечную недостаточность? Я много думал об этом с тех пор. Я понимаю то, что тебе нельзя волноваться, и я хочу помочь тебе, насколько это в моих силах. Обещаю, что никогда не причиню тебе боль и страдания. Я люблю тебя.
- Я не знаю, что тебе сказать, - растерялась Наташа. - Я тоже тебя люблю.
- Давай сделаем так. Я куплю машину и буду тебя возить, куда бы ты ни пожелала. Ты же знаешь наш транспорт и людей, которые в нем ездят. Я не позволю им тебя обижать, а со мной тебе будет безопасно.
Сказано - сделано. И вот, некоторое время спустя, мы с ней в автосалоне уже выбирали нашего будущего железного скакуна. Мое внимание привлек спортивный "Мицубиси Лансер", седьмого поколения. Ярко-желтый, чуть приземистый, с агрессивными обводами корпуса он производил впечатление тигра, припавшего к земле и готовящегося к броску на добычу. Впрочем, Наташе он понравился еще раньше.
- Какая красавица! - воскликнула она. - Она японская? А, все равно! Я хочу такую. Давай возьмем эту?
- Мне тоже она понравилась, - ответил я ей, удивленный тем, что наши вкусы совпали. - Отличная и надежная машинка. Оформляйте! - крикнул я суетящимся менеджерам.
В силу своей профессии я знаком со многими марками автомобилей, и здесь я был уверен, что "Лансер" будет стоить тех денег, которые мы за него отдали. На первый взгляд машина выглядела неплохо, оставалось только проверить ее на дороге. Это произошло почти сразу же, как только мы выехали из салона. На первом же светофоре с нами поравнялась видавшая виды "восьмерка" с целой кучей нужных и ненужных ей причиндал и сверх меры украшенная разными пестрыми наклейками. Прямо по шаблону из заезженных компьютерных игрушек. Наглухо затонированное стекло "зубила" опустилось.
- А неплохая тачаночка у тебя, - самодовольно произнесла чья-то голова. - Да только вот отстойная, нулевая. Мы тебя сделаем на все сто, будешь нашим выхлопом дышать.
И при этом он выжидательно посмотрел на меня. Я же при этом был вне себя. Это мой то "Лансер" нулевый? За такие деньги, да с такими характеристиками? Да он соображает, что говорит?
- Движение - прямо, контрольная финишная точка - следующий светофор, - с вызовом сказал я ему. - Без ставок.
- Нет! - внезапно крикнула Наташа.
- Что - нет? - не понял я и повернулся к ней. - Милая, что случилось?
- Зачем? Зачем ты рискуешь? - спросила она. - Мы же ее только что купили. Тебе не жалко машину?
- Все будет хорошо, - я бросил взгляд на светофор и затем снова посмотрел на нее. - Лучше пристегнись, сейчас будет зеленый.
Она пристегнулась и молча смотрела на меня. Мне даже показалось, что в уголках ее глаз застыли слезы, слезы непонимания. Но ведь я должен показать этим самодурам, чего стоит моя машина и я сам!
На зеленый сигнал мы сорвались, и я довольно долго шел первым, пока не достиг следующего светофора, где, не смотря на проигравших и чувствуя сильное удовлетворение от победы, повернул к дому.
2. "Steady"
С тех пор я окунулся в охвативший меня азарт побед с головой. Много средств и своих сил было вложено в доработку машины в техническом плане. Я вступил в областную федерацию полупрофессиональных гонщиков и стал регулярно участвовать в заездах на четыреста два метра. Бывали победы, но бывали и поражения - находились люди поматерее меня. Я же, однако, не сдавался и продолжал совершенствовать автомобиль и свои навыки. Многие даже предлагали мне продать машину, видя мой устойчивый рост в таблице рейтинга. Наивные, думают, будто победа зависит от автомобиля. Нет, не только. Важно еще и профессиональное мастерство.
В то же время я заметил, что Наташа относится к моим успехам достаточно прохладно. Когда бы я ни говорил ей о своей очередной победе, она хмурила брови и смотрела как бы сквозь меня, оставаясь безучастной. Мне казалось, что с каждым днем она становится более холодна ко мне.
В тот злополучный день мы серьезно поссорились. Тогда к нам в гости должна была прийти моя сестра, Настя, а у меня, как назло, было полно работы в гараже.
- Я не одобряю эти твои увлечения, - сказала тогда Наташа. - Мне все это надоело. Я тебя не вижу дома, ты только гоняешься да в своем гараже торчишь дни и ночи. Я даже забыла, как ты выглядишь!
- Мне нравится то, что я делаю! - крикнул я ей в ответ. - И я буду ездить, хочешь ты этого или нет.
- Почему ты не хочешь меня слышать? - взмолилась она. - Неужели я уже ничего для тебя не значу? Ты променял меня на свою машину, везде твои железки, шланги, насосы и прочая дребедень. Ты меня уже не любишь?
- Не говори глупости, - сказал я ей. - Конечно люблю. Но не могу так просто отказаться от своего увлечения. Оно мне дорого.
- Тогда зачем тебе я? Ты даже сейчас меня не слушаешь! Тебе не интересно мое мнение. Это все твоя дурацкая гордость! Везде и во всем хочешь быть первым, что в гонках, что дома, а твое слово как закон.
- При чем тут гордость? - попытался выправить ситуацию я. - Какая же это гордость? Это элементарное самоуважение. Разные вещи.
- Я тебя разве унижаю? - в бессилии вздохнула она. - Зачем ты говоришь о самоуважении?
- Наташ, пойми, у меня скоро последняя гонка, шанс стать чемпионом. Я хочу и вынужден сам уделять все свое время машине, а не тебе. Неужели это так трудно понять меня?
- Я уже почти год тебя понимаю! Надоело!
Тут меня охватила ярость. Как можно говорить о семье, когда у меня на носу такое событие? Когда я все свои силы тратил на повышение своего мастерства! Когда почти все наши деньги вложены в машину! Когда у меня появился шанс стать лучше всех и доказать им это! Невероятно, как этого можно не понимать.
Я посмотрел на ее раскрасневшееся от скандала лицо и сказал:
- Все, меня ждет работа. Некогда мне с тобой время тратить попусту.
Лицо Наташи вдруг стало пепельно-серым и из последних сил она мне выкрикнула:
- Да чтоб ты разбился там на своей трассе!
- Не дождешься! Наоборот, я стану лучшим и знаменитым, и буду более счастлив без тебя! - гневно крикнул я ей и ушел из дома, громко хлопнув дверью.
Я пришел в себя лишь на следующий день, в своем гараже, куда пришел накануне, чтобы подготовить машину к очередным гонкам. Видимо, эта ссора настолько выбила меня из колеи, что я даже не стал вчера заниматься "Лансером", а элементарно заснул на стоявшем здесь же стареньком диванчике. Что ж, в таком случае сегодня работы будет в два раза больше.
Когда я заканчивал менять масло, в гараж вошли двое.
- Это ведь вы - Алексей Белов? - спросили они.
- Ну да, это я. Вы хотите купить мою машину? Я уже всем сто раз говорил, что она не продается, и ни за какие деньги.
- Боюсь, мы не по поводу машины. Оперуполномоченный Кировского РОВД, старший лейтенант Калинин, - предъявил один из неожиданных посетителей бордовую ксиву. - Вам придется пройти с нами.
- Э... Зачем?
- Вы должны будете дать показания по факту смерти вашей жены.
Кровь моментально заледенела в моих жилах, я почувствовал, что не могу дышать и что мои ноги подкашиваются. Чтобы не упасть, я схватился за открытый капот "Лансера", жадно хватая ртом воздух. - По факту смерти кого?
- Белова Наталья Андреевна, 1978 года рождения, вчера была обнаружена мертвой в собственной квартире, - вступил в разговор второй собеседник. - Нам необходимо установить факт насильственной либо естественной смерти. Мы должны вас допросить и задокументировать показания, но поскольку здесь - он выделил это слово - это невозможно, ваши показания мы запишем в отделе.
Да, кстати, не представился - капитан Беседин, старший оперуполномоченный, - закончил он.
Я был совсем растерян.
- Хорошо, - сказал я. - Только вот гараж закрою.
До отдела мы добрались на их служебной "канарейке". Сидя на заднем сиденье, зажатый с обоих сторон своими сегодняшними гостями, я задавался вопросом о том, почему меня посадили таким образом. Неужто подозревают? Боятся, что убегу или буду сопротивляться? Но ведь я же ни в чем не виноват. И что, черт побери, случилось дома?
До начала допроса ответов на свои вопросы я не находил. Несколько часов я просидел в одиночке, убедившись тем самым, что я все-таки под подозрением. Но почему?
Когда меня, терзаемого вопросами, привели к Беседину на допрос, в ходе его выяснилось, что Наташу вчера в квартире обнаружила моя сестра Настя, у которой тоже были ключи. Увидев хозяйку дома в таком состоянии, она позвонила, как это и полагается, в скорую и милицию. Представители последней, как видно, уже приступили к работе и начали с меня.
- Итак, гражданин Белов, где вы были вчера вечером? - спросил меня Беседин.
- Сначала дома, потом в гараже, - честно ответил я.
- А дома... чем вы занимались?
- Ну, чем... Обычные семейные дела, ничего особенного.
- А поконкретнее, пожалуйста?
- Что поконкретнее? - взорвался я. - Моей жены больше нет! Вы понимаете это? Ее нет! Это вы мне должны рассказать, что с ней случилось.
- Вот мы и интересуемся у вас. Более того, у вас отсутствует алиби. Никто не может подтвердить, что вы в момент ее смерти находились в своем гараже, а не где-то в другом месте. Вы понимаете, какая у вас шаткая позиция? Запросто можете по сто пятой в колонию загреметь.
- Да уж как не понять, - опустил глаза я. - Мы поругались вчера.
- Причина?
- Чисто семейная. Мы охладели друг к другу. Я уверен, что она меня разлюбила.
- А когда вы покинули квартиру?
- Да не помню я. Где-то после семи вечера наверно, я успел тогда еще новости по первому посмотреть, а ругались мы недолго.
- А в гараж вы зачем ушли?
- У меня соревнования завтра. По драг-рейсингу, полупрофессиональный уровень. Мне надо было готовить машину.
- И что же, вы в своем гараже ночевали?
- А почему бы и нет? У меня много работы с машиной, да вы и сами это видели, когда пришли за мной.
- Но ведь вас дома ждала жена!
- Она знала, что у меня дел по горло, да и к тому же моя сестра должна была прийти.
Внезапно в кабинет заглянул Калинин.
- Можно вас на минутку, товарищ капитан?
Выйдя в коридор и тщательно прикрыв за собой дверь, Беседин спросил у Калинина:
- Ну, что у тебя по соседям?
- Белов Алексей Дмитриевич. По отзывам жильцов - интеллигентный, подчеркнуто вежливый молодой человек. Алкоголь не употребляет, по крайней мере пьяным его ни разу не видели.
- Куда ему пить, он же гонщик-экстремал.
- Тем не менее, в баре найдена запыленная бутылка обычного вина, вероятно, для гостей. Ни в мусоре, ни в кладовке никакой тары от алкогольных напитков не обнаружено. Видно, трезвенник.
- Ладно, а что по ссоре?
- Там у них соседка, бабка-всезнайка, частенько подслушивает у стеночки. Любопытная такая. Так вот, она говорит, что спорили что-то про любовь-морковь и еще какие-то там высшие материи, но он ей не угрожал. Скорее наоборот, бабка слышала, что покойная кричала что-то типа "Чтоб ты сдох!".
- А Белов?
- Ушел, наверно сильно нервный, потому что она отчетливо слышала, как он хлопнул дверью. Бабка божится, что покойная минут пятнадцать после этого громко плакала, а потом все стихло.
- Во сколько ушел?
- В половине восьмого. Бабка точно запомнила. У нее какой-то сериал в семь-двадцать начинается, так она заслушалась своих соседей и пропустила его начало. Она даже на часы смотрела, сколько минут от серии прошло.
- Хм. А что судмедэксперты?
- А вот здесь самое интересное: никакой бытовухи, товарищ капитан. Говорят, что у нее видимо был врожденный порок сердца. Я проверил в поликлинике - совершенно верно, она стояла на учете. В общем, их заключение - сердечная недостаточность.
- Так, - Беседин похоже был разочарован. - Значит, пустышку кололи.
- Так точно, товарищ капитан. Увы. Белов хоть и неприятный тип, но тут буквально все говорит в его защиту.
- Ладно, черт с ним. Отпускай его.
3. "Go"
Меня выпустили, так и не дав ответы на мои вопросы. Что ж... Я должен увидеть все своими глазами. Я должен попасть домой. В наш дом...
Когда я вошел в квартиру, меня пронзило чувство одиночества. Здесь все стало как бы чужим, неродным. Все в нашем очаге любви несло свет и радость, счастье и любовь. А теперь, без нее, кажется даже воздух сгустился, сдерживая, не пуская меня внутрь. Я недостоин быть здесь, один, без нее... Я потерял свою любимую. Наташу. Натуську...
Ты ее бросил, Леха. Вчера вечером ты оставил ее одну.
И не только вчера.
Я снова оглядел наше жилище. Вот мебель, которую мы когда-то выбирали вместе. Вон за стеклом на полочке собраны все сувенирчики, которые я ей дарил.
А вот шкаф с ее нарядами. Я открыл его и увидел то, что было больше всего дорого для нее - ее свадебное платье. Оно и сейчас все такое же ослепительно белое, как минувшей весной, в день нашего торжества. Тогда... Что я сделал тогда? Я дал ей обещание защищать от всех невзгод жизни, беречь ее, оберегать мою Натуську. Почему? У нее же было слабое сердце, ей нельзя сильно волноваться.
Черт возьми! Неужели я нарушил свое обещание? Я вспомнил, как мы покупали машину, и как сразу же после этого я удовлетворял свое честолюбие, на первом же светофоре с "восьмеркой". Рядом же была Натуська! Как я мог тогда подвергнуть ее опасности? А потом я вообще фактически бросил ее. Она все это время нуждалась во мне, а я...
Ты ее бросил, Леха.
Черт! Долбанная гордость, дурацкое самоуважение! Ничто из вас не стоит и тысячной доли того, что давала мне Натуся! Из-за вас я отвернулся от нее, обрек себя на несчастье. Разве я был счастлив, когда побеждал в гонках? Нет, только удовлетворен. Но несчастен. А Натуся же была совсем рядом...
Я вновь вспомнил ее. Бедный, несчастный кроткий ангел. Почему ты влюбилась в такое чудовище, как я? Твоя любовь оказалась сильнее моего пренебрежения. Ты продолжала верить в мою любовь к тебе, в то время как сам я эту любовь утратил. Я о ней забыл. Ты оказалась сильнее меня.
Я нежно погладил платье, которое до сих пор держал в своих руках. Внезапно стало тяжело дышать, глаза перестали что-либо видеть. На щеку скользнула моя слеза.
Ценность познается с утратой, и я заплатил за понимание этого слишком дорогую цену. Но осталось еще одно: отдать налог за эту прописную истину. Я схватил ключи от машины и гаража и вышел из дома.
Все эти основные вехи нашей с Натуськой жизни я вспомнил, стоя на старте. Боже, каким же я был глупцом! Я добровольно отказался от своего счастья, не отдавая себе в этом отчета! Я тот, кем я и был всегда - эгоист и гордец, настоящее чудовище. Я собственноручно обрек себя на страдания, по сути дела я стал пылинкой в водовороте жизни, лишив себя единственной надежной опоры.
Я знаю, что нужно сделать. Только эта, последняя гонка может меня спасти. Дай мне, Боже, последнюю победу. Пусть она будет символом моего очищения и первой вехой на пути прозрения, ибо я отказываюсь от смысла моей жизни в пользу утраченной мною гармонии, в пользу убитого мною нашего с Натуськой счастья. Только так я смогу искупить свою вину.
Помоги мне, Боже!
Ободренный своей молитвой и чувствующий небывалый прилив силы я возвращаюсь на трассу и настраиваюсь на свой последний полет. Вот наконец распорядитель заезда распределяет нас на две отдельных полосы. Каждому участнику - отдельная полоса. Сам он встает на разделительной бровке.
Отбросить эмоции и лишние мысли! Голова должна быть холодной. Чувствую, что мои мысли становятся краткими, рублеными, четкими. Не отвлекаться!
Слышу распорядителя: на старт, внимание, пошел! Гонка началась! Первая передача уже воткнута, срываю сцепление, удар по акселератору. Спиной ощущаю обивку своего кресла. Увеличить обороты! Зеленая отметка!
Вторая передача. Хорошее у меня кресло. Травмобезопасное, со многими дополнительными сохраняющими жизнь гонщика опциями. И ремень безопасности неплох. Но сейчас он просто висит рядом. Он мне уже не нужен. Ускорение, ускорение, черт меня подери! Повышаю обороты. Ну же! Ну! Зеленая отметка!
Третья передача. Быстрее, жестче! "Импреза" поравнялась, мы с противником идем нос в нос. От резкого ускорения в глазах темнеет. Не проморгать бы отметку. Зеленая!
Четвертая. Да что ж ты прицепился то, чемпион? Ты гонишься за своей очередной победой, а я... Я просто бегу, быстро бегу, ухожу от своих воспоминаний. Очищаюсь. Не понять тебе меня. Тебе только кубок нужен. Черт, зеленая?
Сцепление, пятая! Обороты! Да, все! Я все забыл. Адреналин очищает сознание от ненужных мыслей. Сейчас они бесполезны. Только гонка. Прийти первым и остаться в живых. И сохранить машину. Таково наше неписанное правило. Но иногда от них можно отступить. Например, мне сегодня. "Импреза" чуть отстает. Ничего, чемпион. Не вечно тебе лавры носить. Давай-давай-давай, еще чуть-чуть поднажми. Зеленая!
Все, шестая передача. Ускорение максимальное. Все силы на удержание машины в прямом движении. Фиксирую руль и прижимаю его на себя, чтобы не вырвался. На той скорости, на которой я сейчас гоню, крутить баранку просто жуть как опасно. Малейший люфт, незначительное отклонение - и тебе оды петь будут. Если заслужил. Вперед, вперед.
Противник старается догнать меня, но безнадежно отстает на полкорпуса. И вот уже финишная судейская команда фиксирует мою победу. Все. Победа. Моя последняя.
Минимально трасса для драг-заездов составляет восемьсот четыре метра: первые четыреста два - для ускорения и финиша. Столько же составляет зона торможения, которая заканчивается бетонной перегородкой. Перед заездами каждая машина проходит технический контроль, в ходе которого судьи должны удостовериться в том, что тормозная система автомобиля работает, чтобы у пилота в зоне торможения не возникло никаких непредвиденных обстоятельств. Я тоже прошел контроль, но, преодолев финишную черту, не торможу.
Я не хочу, чтобы оставалось что-то, что виновно в твоей смерти, Натуся: ни я, ни этот "Лансер", с которого все началось. И я уже мчусь к тебе, милая, во весь опор. Каждая секунда, которая приближает меня к тебе - почти что вечность. Я снова хочу тебя видеть. Я многое хочу тебе сказать. Прости меня, милая, за то, что я не понимал тебя. Прости меня, что я убил наше счастье. Прости меня за то, что это я убил тогда тебя своим безразличием и глупой гордостью. Мне искренне стыдно.