Акимова Мария. Ск-6: Традиции

Традиции

  "Когда поэзию сменили бравурные марши, пришла настоящая беда...
   И что хуже - кроме меня, ее, похоже, никто не заметил..."

   Арм-Анн, дракон

С утра, как водится, с моря дул легкий ветерок. Что ни говори, самая лучшая погода для праздника флагов. Узкие и широкие, крошечные и огромные, они развивались тысячью языков разноцветного пламени. Единственный день в году, когда каждая мастерская, каждый цех... Да что там! Любой желающий - от бургомистра до последнего босяка - мог горделиво вынести свой собственный флаг и пройтись с ним по залитой солнцем главной площади.

Шляпники в лиловых камзолах и цилиндрах высотой с печные трубы развернули над головами стяги, украшенные перьями и лентами. Невесомые флажки кружевниц трепетали в воздухе изящными бабочками. Цеху портных жаль было тратить хорошую ткань на баловство, но их лоскутные знамена у многих вызывали жгучую зависть.

Да и простые горожане старались кто во что горазд - флаги с бахромой, с бубенцами, даже круглые спорили друг с другом в изобретательности и мастерстве. Один шутник откопал где-то пыльное знамя Верхней Конти с едва приметной кошачьей мордой и смущал им людей, пока не вмешалась стража.

Столица Трех Государств шумела и бурлила, словно огромный котел с праздничной похлебкой.

* * *

- Поворачивай! Поворачивай! - кричал возница на тугоухого зеленщика, который пол-улицы перегородил тележкой своей.

Вот что за напасть? По приказу самого бургомистра везти в ратушу наилучшее медовое пиво и опоздать из-за этого криворукого с его овощами.

Возница спрыгнул с козел, оттеснил хозяина тележки в сторону и с пыхтением принялся тянуть колесо, крепко застрявшее между камней мостовой. Зеленщик, винясь и скорбя всем лицом своим, пытался помочь, но и двух дородных мужиков оказалось мало. Ни в какую проклятая "капустная карета" не сдвигалась с места. А советы зевак только распаляли злость.

- Да что б тебя! - возница пнул упрямицу, - Что б тебя в щепки разнесло! Что б тебя дракон раздавил! Что б тебя...

- Нарушаем? - будто из-под земли выскочил сержант городской стражи в блестящей кирасе и с маленьким вымпелом на шлеме.

- Да вот... - сник бедолага, почуяв, что беды его только теперь и начинаются, - Застряла проклятая... Ни туда, ни сюда... А у меня от самого бургомистра...

- Сам у нас один, - грубо оборвал его лепет стражник. - Разберемся. Что ты там о драконе говорить посмел?

- Так я ведь... Я ведь ничего... - крупные капли пота побежали по вискам мужика.

- Эй! - окликнул сержант патрульных, - Этих двоих в караульную.

- Меня нельзя в караульную! - тоскливо взвыл возница, - У меня заказ для ратуши! У меня пиво!

- Пиво - это хорошо. Забираем обоих и телегу. Там разберемся, пиво у него или чума какая.

Прохожие с интересом смотрели, как бравые ребята - краса и гордость столицы - лихо скрутили вопящего смутьяна. Тот грозил страшными карами, упрашивал, плакал. Цирка не нужно с такими безобразниками. Даже досадно, что зеленщик сам поплелся следом. Только вздыхал тихонько да в затылке скреб.

Тележка его так и осталась торчать посреди улицы. Недолго, правда.

* * *

- Как думаете, он будет? - совсем еще юная белошвейка отчаянно щипала щеки перед зеркалом.

Старшая товарка, с иронией за ней наблюдавшая, лишь усмехнулась:

- Вот размечталась-то. А и придет, тебя-то в толпе точно не разглядит. Как бы ты не светила лицом своим.

Девчонка изо всей силы хлопнула себя по щекам, чтобы краска от ее стараний перемешалась со смущением, залившим уши и шею, и одним движением обернулась:

- Чего бы и нет? Принцессу разглядел.

- На то она и принцесса, - разумно ответила старшая, - Их и положено драконам разглядывать среди разных прочих.

О том, что дело было двести лет назад, она добавлять не стало. Наговоришь лишнего - где "двести лет", там и "а не слишком ли давно?", а следом "не одряхлел ли надежа наш?" - не оберешься потом. Да и вспомнилось, как сама теми же пустыми мечтами себя тешила.

- Хорошо бы родиться принцессой, - протянула юная белошвейка, прикрыла волосы обрезком материи на манер вуальки и снова в зеркало погляделась, - Прекрасной принцессой. И чтобы у ног моих...

Хрипло, будто ржавый колодезный ворот заскрипел, рассмеялась старуха, что того момента неслышной тенью у печки сидела, пряжу пряла.

- Прекрасной, - пробормотала она под нос, - Это Юта, что ли, прекрасной была? Куда там... И ладно бы лицом не уродилась, так еще и характер. Ой, характер у нее был... Уксус! Такую только драконам и отдавать. На съедение. Но, видать, и он побрезговал. А может еще чего...

- Что ты раскаркалась? - попыталась оборвать ее старшая мастерица, но в голосе не столько сердитость слышалась, сколько тревога за старую болтунью, - Любили они друг друга.

- А как же, - покивала та, - Два сапога - пара. Молодой ее муж от их любви и помер. Было два королевства, стало одно. И вдова по самой, что ни есть, любви второй раз замуж, прости Господи, выскочила. Чинно - мирно. Все улыбаются. Кто о людях позаботится лучше, чем тот, кто морское чудовище одолел? Один кот другого прогнал, а мыши и рады.

- Да замолчи уже! - женщина бросила тревожный взгляд на девчонку, что раскрыв рот совсем ненужные ей речи слушала.

- Молчу, молчу. Я все время молчу. Так и помру молча. А вы останетесь... мышки.

Белошвейка схватила за локоть молодую мастерицу и вытащила за собой на лестницу. Да дверь плотно затворила. Как знать, когда уймется старуха? Услышит еще кто.

Скрипучая лестница скрывала торопливый шепот:

- Забудь. Все забудь. Из ума она выжила, вот и болтает невесть что.

Но напрасно тревожилась, крамольные слова выветрились из головы девчонки, едва та переступила порог дома. Улица, залитая солнцем, яркие флаги, смех, парни, прибаутками провожавшие каждую хорошенькую девицу - где тут время, чтобы вспоминать о сумасшедшей кликуше?

* * *

- Итак, назовите три причины законности присоединения Акмалии к нашей империи?

Слова учителя падали ровно, будто капли с жестяного водостока. Как-кап-кап. Бу-бу-бу. Вот кому интересна Акмалия в праздник? Ее сто лет, как нет.

Тари уткнулся лбом в парту и принялся фантазировать, как он становится ростом с блоху и, проворно проскакав по полу, убегает с урока. Нет, лучше ростом с мизинец, а то до площади доберется разве что к зиме. Так вот, становится он с мизинец, пробирается под столами, протискивается в щель под дверью. Свобода! А если купить у лоточника яблоко в карамели... или кулек сладких орешков... или крендель с корицей... У-у-у-у, с одной монетки можно целый пир закатить!

- Господин Ушени, вы, кажется, изволите спать?

Тари вскочил под сдержанные смешки остальных мальчишек и постарался сделать самое невинное лицо.

- Пробудите ваш разум и ответьте на вопрос, -- учитель кислый, как целая бочка прошлогодней капусты, заложил руки за спину и терпеливо ждал.

- Ну... Наверное...

- Акмалия, - подсказали с задней парты.

- Акмалия, да... - мальчишка вертел в руках синее от чернил перышко, на ум ничего путного не шло, и он брякнул, надеясь, если и не в цель попасть, то хотя бы рядом, - Спокойно им не жилось, вот и присоединились...

Теперь хохот прятать никто не стал. Надо же было все слова урока перепутать! Ну, Тари, ну, простофиля!

- Спокойно им не жилось? - ледяным тоном уточнил учитель.

- Ну, нам спокойно не жилось, - пожал плечами Тари.

Ему-то все равно, что там стряслось сто лет назад, а вот досада за пропущенный праздник прямо сейчас мучила.

Ладонь тяжело грохнула по столу, оборвав веселье в классе. В томительной тишине слышно стало, как стрекочет сверчок под книжным шкафом.

- Объяснитесь, господин Ушени.

- Чего же тут объяснять? -- насупился мальчишка, - Нужна была нам эта Акмалия, как соловью жилетка. Это все - драконьи дела. Два королевства занял, вот соседи и напугались. Решили, что лучше с ним дружить, а как еще с ним дружить... Он ведь зверь, не человек.

Тут уже и сверчок замолчал.

- Надеюсь, все понимают, - лицо учителя стало таким же бледным, как и его сорочка, - Что вышесказанное - отвратительно и недопустимо? Акмалия добровольно присоединилась к нашей империи, поскольку их королевский дом был неспособен справиться с тем грузом бед, который терзал страну. Для порядка, как всем известно, нужна сильная рука.

- Для порядка веник нужен, - буркнул Тари, но, увы, его расслышали.

- Господин Ушени, мое терпение не безгранично. Пусть это станет уроком для вас и для всех остальных. Будьте любезны, принесите розги.

* * *

Трактирная склока разгорелась, как водится, из пустяка. То ли пойло в голову ударило, то ли обида старая вспомнилась. Хозяин заведения и заметить не успел, что стряслось, сунулся примирить спорщиков - или раскидать, если до драки дойдет - но услышал, как плюгавый, что наседал и пальцы загибал перед носом чуть осоловелого деревенского парня, перечисляет:

- Порядок в стране - это раз. Спокойствие народное - это два...

"Эге, тут вы сами разбирайтесь, господа хорошие", - подумал трактирщик и юркнул в заднюю комнату. Мол, ничего не видел, ничего не знал. А сквозь ситцевую занавеску долетало:

- Процветание - это пять

- Процветание, - перебил его другой пьяный голос, - это не когда наливают даром, а когда работать не мешают.

- Кто тебе мешает?! Кто?! Отвечай! Если бы не он, по миру бы пошли!

- Мы и с ним уже по миру...

Стража подоспела очень вовремя.

* * *

Поэт лежал на узкой деревянной скамье. Сквозь окошко, пробитое высоко под потолком, он слышал праздничный людской гомон и, если бы захотел, мог бы даже подпеть шарманке, пристроившейся у тюремной стены.

Но ему совсем не хотелось. Сырое уныние подвала сплеталось с лихорадочной суетой, царившей снаружи, и сковывало тело и мысли лучше любой цепи. Узник провел пальцами по каменной стене, удивляясь насколько отвык от одиночества и тишины. Когда-то казалось, они пропитали его насквозь, срослись с ним, стали самыми близкими спутниками.

Поэт усмехнулся, даже былая меланхолия нынче ему с трудом давалась. Да и как предаваться лирической грусти под оханье новеньких.

Насколько он успел разобраться, один из них вез в ратушу пиво и нелестное что-то брякнул о драконе, другой и вовсе ничего не сделал. Он и теперь больше вздыхал и лишь единственный раз простонал: "Как же я теперь?"

Сколько таких "Как же я теперь?" раздавалось под этими сводами...

Заскрипели петли и тяжелая дубовая дверь раскрылась, будто рот, что вечно голоден и никак не может насытиться. По лестнице в тюремную утробу едва ли не кубарем скатилась шумная и, самым очевидным образом, хмельная компания.

Поэт сел, не хотелось, чтобы гуляки приняли его за своего. А те, еще не до конца осознав, куда попали, продолжали препираться и шуметь. Только плюгавый мужичок в замызганной рубахе - то ли скобарь, то ли шорник - попытался на карачках вползти обратно к двери, вопя что-то о благонадежности и верноподданнических чувствах. Прочие от этих криков чуть приумолкли. Повертели головами по сторонам, приуныли и по углам разбрелись, друг на друга стараясь не смотреть.

Плюгавый, так никого и не дозвавшись, спустился обратно. Прошелся перед остальными заключенными с важным видом, словно он не один из них, заприметил лавку и, ни о чем не спрашивая, рядом с поэтом плюхнулся. Оглядел того с ног до головы: худой, бледный, руки чистые. Видать, ученый человек. От таких-то больше всего вреда. Самая смута от таких. Сидят себе, книжки почитывают, думают. А спроси у них честь-честью: "О чем же таком ты думаешь? Скажи, сделай милость", начнут тебе словами все нутро выворачивать. Да с хитринкой, с подлостью. Сам на себя наговоришь с три короба, под пеньковую веревку подведешь, а им только того и нужно. Нет, честный человек за книжками не прячется, он все, что надо, по честной своей природе знает.

- Кажись, без нас все веселье пройдет, - заговорил он осторожно, будто слегой лесную полянку щупал, не окажется ли под зеленой травкой трясина непролазная.

- Не велика печаль, - ответил ученый человек и добавил, чуть помолчав, - И так, что бы ни случилось, у вас тут праздники, праздники, праздники.

- А что ты против имеешь?! -- вскочил на ноги плюгавый.

- Охолони, Рябушка, - устало бросил кто-то из угла. - Без твоего стрекотания тошно.

- Чего?! Это ты мне?! Мне?! Да я же токма ради вас! Мы тут - люди добрые, а вот он сидит... Кто такой сидит? Откуда знать? Вдруг душегуб или того хуже. Ишь ты, праздники ему не по нраву. Чую, крамолу. Чую!

- Охолони, - недовольно, но уже с опаской попросил тот же голос.

- Погодь! Разобраться надо! За что ты сидишь тут, а?!

- За стихи, - спокойно ответил "душегуб или того хуже".

- За... чего? - у крикуна словно пол из-под ног выдернули, - Это чего ж такое?

- Стихи - это... - поэт на мгновение задумался, а после тихо рассмеялся.

Вот и бургомистру не мог объяснить. Ни кто он сам - об этом и упоминать не стоило, забыли лицо его, и то славно - ни зачем людей смущал в такой радостный день.

"Я понимаю поэзию, - степенно кивал городской глава, - Понимаю, ценю и люблю даже, насколько здоровье позволяет. Бессмертные строки... Как же там было? Буря мглою небо кроет и чего-то там крутя. И дитя. Дети -- наше все, это я понимаю и ценю. И люблю, насколько здоровье позволяет. Но вот ваши, с позволения сказать, вирши. Их могут услышать дети. А дети - наше все, насколько здоровье позволяет".

Все-таки стоило тогда хоть от смеха удержаться...

Плюгавому мужичку такой ответ тоже не понравился, он напыжился, под ноги сплюнул и отошел подальше, всем видом показывая, что одним воздухом ему дышать противно. Но витийствовать не прекратил. Что за сила была в его тщедушном теле, что остальные слушали и возражать не смели? Другого давно бы поколотили, а этого терпят. Кривятся, отворачиваются, но молчат и терпят.

- Ты поосторожнее с ним, парень, - едва разлепляя губы, шепнул один из гуляк, - Стукач.

Плюгавый, красный от собственных возвышенных устремлений, призывал уже к покаянию и посыпанию голов пеплом.

- Нам должно не токама почитать, а любить господина дракона. Всей душой, всеми печёнками. Это ведь больше, чем любовь. Это традиция. А кто станет спорить с традициями? - он зыркнул на поэта, - Разве что сомнительные всякие. Стихи у него... понимаешь. Может это ворожба какая. Или крамола. Или, вовсе, бомба.

Арм-Анн снова рассмеялся и лег на лавку, закинув руки за голову. Бомба - это он очень точно угадал. Оставалось надеяться, что в чьей-то душе та бомба разорвется... Что хоть кто-нибудь придет на спасение всех этих запутавшихся бедолаг... Ведь даже дракону уже было не под силу их спасти.

* * *

Сквозь главные ворота в город вошел молодой человек. Лицо его было усталым и чуточку хмурым. Ветер дергал край клетчатого шарфа, приняв тот за потрепанное красно-зеленое знамя. Нет, с таким главный приз на конкурсе никогда не выиграть.

Молодой человек поплотнее запахнул плащ. Чужестранцу и невдомек было, что своим печальным видом он нарушает пятый пункт "Свода ликований и народных гуляний". Но если бы и знал он о своем проступке - как и о том, что не позже, чем через пять минут, какой-нибудь добропорядочный горожанин доложит об этом страже - то и тогда не стал бы беспокоиться. В столицу Трех Государств его привело куда более важное дело.

Молодого человека звали Ланцелот...

Комментарии: 1, последний от 23/12/2016. © Copyright Акимова Мария (extremity@mail.ru) Размещен: 21/12/2016, изменен: 21/12/2016. 17k. Статистика. Рассказ: Фэнтези рассказы, представленные на конкурс Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Небольшая вариация на тему романа М. и С. Дяченко "Ритуал"

Акимова Мария: другие произведения.

Ск-6: Традиции