Коварский Александр : другие произведения.

В добрый час!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   АЛЕКСАНДР КОВАРСКИЙ
  
  
  
  
  
  
   В ДОБРЫЙ ЧАС !
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Очерки
   рассказы
   эссе
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Гамбург. 2009.
  
  
  
   Kovarski Alexander
  
   ErzДhlungen
   Literarische Werke des Hauses der Wissenschaftler. Ausgabe...
  
  
  
  
  
  
  
  
   Коварский Александр. В добрый час!
  
  
  
  
  
  
   Под редакцией Берты Гороховой
  
  
  
  
  
  
  
  
   ISBN 978 -3 -936112 - 47 - 4
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
" Рассказы Александра Коварского отличают лаконизм и правда подсмотренных человеческих историй, которые нередко встречаем и мы, но не даем себе труда их пересказывать. А зря, потому что встреченная доброта и душевное благородство - это то поистинне бесценное, на чем и держится всё лучшее, что есть в этом мире. Александр пишет именно об этом, поэтому рассказы трогают сердце и наполняют его оптимизмом и теплом."


Анна Сохрина
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   I С О Д Е Р Ж А Н И Е
  
  
  
   1. Капитан
   2. Альфред
   3. Анна
   4. Шведская шапка
   5. Случайная встреча
   6. Приехали
   7. Рождественские истории
      -- Ничего страшного
      -- Блокадный рояль
      -- Дуду
      -- Спаситель
      -- Поездка к морю
      -- Завтрак у Гулько
      -- Фея
      -- Забвение
      -- В добрый час!
      -- На крыше дома
      -- Один за всех
      -- "Null Problemo!"
      -- Поход длиною в жизнь
      -- День первый, день последний
      -- Вот и встретились
      -- Искупаться в океане
      -- Будни
      -- Привычка
      -- Кукарача
      -- Сальза N4
      -- Фотографии
      -- Перечень фотографий
      -- Перечень публикаций
      -- Об авторе
  
  
  
  
   К А П И Т А Н
  
   Путешествие в Финляндию оказалось труднее, чем я
   ожидал. Раньше на Рождество и Новый год все паромы меж-
   ду Германией и Швецией оставались в своих портах: моряки
   отдыхали и веселились на берегу. Мне же с сыном за пять
   дней рождественских каникул предстояло около четырёх ты-
   сяч километров сухопутно-морского пути по маршруту Рос-
   ток - Стокгольм - Турку - Лаппеенранта и обратно. Другое
   время нам не подходило: я работал в Гамбурге, сын учился в
   Ростоке, и отпуска не совпадали. Поездка походила на авторалли " Русская зима". Только вместо спортивной, подготовленной для езды по заснеженным дорогам машины, компанию нам составил не первой молодости видавший виды " Пассат-вариант". Единственное, чем порадовали ветерана, - это новой зимней резиной фирмы " Континенталь".
   При отъезде из Петербурга не захватили и часть нашей библиотеки. Тогда помочь взялся финский приятель, причём совершенно бескорыстно, - ему это ничего не стоило. Еле угово-
   рили принять в дар альбом картин.
   - Приехать за книгами можете в любое время, заодно и Финляндию посмотрите, - заве-
   рил на прощание.
   Так получилось, что два года о поездке можно было только мечтать.
   Приятель принял нас, как родных. В его просторном хорошо обставленном доме каждому нашлось по комнате, а в гараже - место для " Пассата". Мы попарились в домашней сауне, время от времени обтираясь снегом в небольшом саду, вкусно поужинали и улеглись спать на широченных кроватях с водяными матрацами. А на прощанье гостеприимный хозяин пре-поднёс сюрприз:
   - Позвольте денежки за перевозку и сервис!
   Мы онемели. Шутка? Ничуть. Он заломил довольно кругленькую сумму. Объясняться не в моих правилах. На душе стало муторно. Легко ли разочаровываться в человеке, даже мало- знакомом? Я понимаю, перестройка и борьба за выживание испортили многих в России, но что случилось с благополучным, респектабельным финном?
   Тяжело загруженный " Пассат" двинулся в нелёгкий путь. Мы спешили на паром Хельсинки - Стокгольм и при 20- градусном морозе выжимали из бедного ветерана всё, на что был спо-собен. Спасибо, вытерпел, обошлось без аварий и поломок.
   В Треллеборге погрузились на последнее судно, покидающее Швецию в ночь на 31 декабря. Им оказался старый " Каллеберг", много лет служивший на линиях между Германией, Дани- ей и Швецией. Подмораживало, и даже небольшой ветерок казался ледяным. Никто не про-
   вожал на берегу, и никто, как обычно при отплытии, не стоял у борта. Пассажиры выстрои-
   лись у буфетной стойки в кафе, запасливые - принялись опустошать сумки и термосы. Зако-
   нчив поздний ужин, разомлевшие в тепле люди разбрелись по палубам, выискивая, где при-
   ткнуться. Мест в салонах на всех не хватало, и некоторые устраивались ночевать в своих ав-
   томашинах, хотя температура в трюме мало отличалась от наружной. Водителям грузовиков для нормального отдыха перед дальней дорогой полагались каюты.
   На выходе из кафе стоял среднего роста ничем не примечательный человек лет 50 в серой рубашке, заправленной в чёрные брюки. Большой палец правой руки был засунут за ремень, четырьмя другими он барабанил по животу, как пианист по клавишам, - сигнальный жест российских выпивох, когда "соображают" на троих или четверых. Обычно я не пью один, мне нужна компания. Сочувственно посмотрев на потенциального собутыльника, улыбкой и жестами дал понять, что готов с ним выпить.
   - Вы один? - спросил меня мужчина.
   - Нет, с сыном, но он не пьёт.
   Организатор коллективной выпивки как-то странно посмотрел на меня.
   - Подождите, пожалуйста, здесь, - он кивнул в проход, где уже переминался с ноги на ногу "компаньон".
   После финского "сюрприза" настроение - на нижней отметке. Я даже обрадовался возмож-
   ности "сообразить на троих", чтобы смыть неприятный осадок! Почему бы и нет? У меня ос-
   тавался трезвый водитель - сын, и я вполне мог пропустить рюмку-другую и расслабиться. Через минуту устроитель выпивки подвёл к нашей кучке ещё одного алчущего ( уж не знаю, по каким признакам отбирал людей) и изрёк:
   - Я капитан этого судна, у меня остались три свободные каюты, вот ключи от них. Вы мо-
   жете спокойно выспаться. Душ и сауна также в вашем распоряжении.
   Немая сцена, как в гоголевском "Ревизоре". Капитан повторил.
   - Это всё бесплатно, - добавил он, заметив нашу растерянность.
   Вот это да! А я-то... И остальные"собутыльники" оторопели.
   Мы благодарили, как могли, но капитан, не выслушивая, пожелал спокойной ночи и ушёл.
   Что это: традиция немецких моряков под Рождество и Новый Год ошарашивать пассажи-
   ров нежданными сюрпризами? Или капитан, по натуре внимательный и добрый, оставшие-
   ся от "брумми" каюты не пустил в продажу, а подарил людям?
   Мы были растроганы и не сразу успокоились. Каюта не отличалась роскошью современных лайнеров, но на койках лежало чистейшее накрахмаленное бельё. Мы приняли душ и уснули, как праведники.
   Я очнулся в полной темноте. " Каллеберг" слегка покачивался на волнах, временами виб-
   рировали переборки каюты, слышался ровный гул идущего полным ходом судна. Сын слад-
   ко посапывал носом, и я не стал включать свет, интересоваться временем. От разительных воспоминаний о финском знакомом и капитане " Каллеберга" мысли перескочили на прочи-
   танную когда-то книгу " Ля Тортуга, или от Аляски до Огненной Земли". Автор, американс-
   кий инженер, заработав после войны денег на Аляске, осуществил давнюю мечту - пересечь на автомашине оба американских континента. Он купил списанную армейскую амфибию на базе " Виллиса" и с женой отправился на юг. Панамериканская автомобильная дорога суще-
   ствовала только в проекте, и путешественники столкнулись с невероятными трудностями. Водные преграды, в том числе Панамский канал, Ля Тортуга ( по-испански - черепаха, так жители Южной Америки назвали амфибию за внешний вид, ) преодолевала вплавь. Однаж-
   ды из-за полнейшего бездорожья пришлось продвигаться по шпалам железной дороги, рис-
   куя столкнуться с поездом.
   В глубине Южной Америки машина сломалась, потребовался сложный ремонт в мастерской.
   Казалось, всё, конец. Выбраться бы живыми! К счастью, им встретился путевой обходчик, пожилой человек с коричневым от солнца и ветра лицом. Он понял, с машиной случилось что-то серьёзное, и без лишних разговоров привёл инженера в свой двор, подвёл к старень-
   кому " Виллису " без колёс:
   - Можете снять его любые детали.
   Инженер принялся за дело и за неделю Ля Тортугу починил. Счастливые путешественники пожелали спасителя "озолотить". Но тот денег не взял, хотя был беден, лишь произнёс на прощанье:
   - Увидите человека в беде - помогите ему!
   Наверное, ценил добрые дела выше денег. Инженер запомнил эти слова на всю жизнь. Па-мять о добре живёт долго и передаётся от человека к человеку, как эстафета.
   Да и в моей жизни подобное случалось.
   ... Однажды утром ехал на работу и, как водится в это время, автомашины еле двигались и часто останавливались. С моря дул шквальный ветер, временами хлестал дождь. В салоне было тепло, тихо играла музыка. Мои мысли прервал стук в водительское окно. Я вздрог- нул. Приоткрыв, увидел небритого мужчину в комбинизоне:
   - У тебя не горит один тормозной сигнал.
   Я поблагодарил, а он, прихрамывая, пошлёпал под дождём к стоящему сзади экскаватору. Этот парень с помятым после вчерашней выпивки лицом стал мне очень симпатичен. С тех пор и сам стараюсь предупредить водителя с неисправным стоп-сигналом. Досадно, когда слышишь в ответ:
   - Спасибо, знаю об этом!
   - Почему-же не меняешь сгоревшую лампочку?
   Обычно это молодые люди.
   Больше плавать на " Каллеберге" не довелось. Но каждый раз, когда видел его в Варнемю-
   нде или через подзорную трубу с пляжа, на меня накатывала волна добрых воспоминаний о
   капитане этого судна.Позже узнал: " Каллеберг" продали какой-то судоходной компании. Видно, бороздит другие моря.
  
  
  
   Росток. Январь 2000.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   А Л Ь Ф Р Е Д
  
   " Уповай на Бога и
   делай добро,
   живи на земле
   и храни истину".
   ( Псалом 36.3 )
  
  
   Побывать в Голландии мечталось давно. Поэтому, ко-
   гда появились фирмы, организующие заграничные поездки с оформлением виз, обратился в одну из них. Агентство "Строка" предлагало 7-дневный тур и покупку недорогого автомо-
   биля. Путешествие несколько раз откладывалось. Жена, интуитивно чуя недоброе, отгова-ривала. Но любопытство взяло верх, и в конце 1993 года с группой туристов я, наконец, от-правился в путь.
   С воздуха вся Голландия казалась большим зелёным ковром, разрезанным каналами и доро-
   гами на квадраты и прямоугольники. Снега не было, на траве паслись коровы и овцы.
   Из Амстердама на двух микроавтобусах нас доставили в Роттердам, разместили в большой квартире, используемой как общежитие, и повезли в фирмы, торгующие подержанными ав-томобилями. В основном машины оказались плохими - со следами ржавчины на корпусе, масла на моторе и внушительным пробегом. Я выбрал двухлетнюю "Самару". После непро-должительного торга хозяин фирмы с представителем "Строки" оформили документы. Весё-лый механик прикрепил номера, почему-то с красными цифрами на белом фоне, на других машинах чёрные цифры были на желтом. Тогда не придал этому значения.
   В Амстердаме несколько дней провёл, как в сказке. Остановился у приятеля-хореографа, ра-
   ботавшего по контракту с голландскими детьми. Бродил по городу вдоль бесчисленных кана-
   лов. Любовался великолепной архитектурой средних веков и более позднего времени. Почти на каждом старом доме - консоль, затаскивать мебель через окна, ибо двери очень узкие, а лестницы необычно крутые. На каналах масса судов и барж. На них живут люди, с электро-энергией, телефоном, водоснабжением ( квартплата в центре города безумно высока ). По набережным разгуливают толпы туристов со всего света ( на 720 тысяч амстердамцев - 8,5 миллионов в год). Наконец, посмотрел прекрасные рембрандтовские картины, не знакомые ранее. От пребывания в городе осталось впечатление непрерывного праздника.
   Стояла холодная сырая погода, временами моросил дождь. В Германии на полях местами ле-
   жал снег. Недалеко от Кёльна съехал с автобана для заправки. Расплатившись, вышел из за-
   стеклённого зала. За "Самарой" остановилась машина немецкой дорожной полиции. Корена-
   стый полицейский лет 35 с ямочкой на подбородке и мужественным лицом американского киноактёра Кирка Дугласа попросил документы. Я показал всё, что у меня было.
   - Кто прикрепил эти номера? - строго спросил полицейский.
   Я объяснил, где сделал покупку и что номера прикрепил механик, фамилии его не знаю.
   Кирк Дуглас поколдовал над карманным компьютером, позвонил куда-то по хенди и, достав инструменты, снял с "Самары" оба номера. Из полицейской машины вышла симпатичная
   светловолосая девушка в форме, и вдвоём они тщательно осмотрели салон и багажник подо-зрительного автомобиля, а Кирк Дуглас даже меня ощупал. Я онемел, не понимая, что проис-ходит. Минут через 15 появилась машина-буксировщик, и мгновенно "Самара" очутилась на грузовой площадке.
   Кирк Дуглас предложил сесть в его автомобиль и проехать в участок. Полицейский "Форд-Скорпио" вырулил на автобан и довольно быстро примчался к одноэтажному бетонному строению. В пути мои спутники весело о чём-то болтали и смеялись. Я по-прежнему нахо- дился в оцепенении.
   В участке Кирк Дуглас сел за пишущую машинку, быстро заполнил формуляр и подал его широколицему добродушному на вид пожилому "шерифу". Тот прочитал протокол и протя-нул мне, предложив подписать. Я понял только, что речь идёт о фальшивых номерах и штра-фе в 1000 марок. Это возмутило меня: купил тур в Голландию, по всем правилам приобрёл автомобиль, фирма "Строка" гарантировала оформление документации! Причём тут фаль-шивые но мера?Почему я должен платить штраф?! Подписать протокол отказался, сослав-шись на недостаточное знание языка и законов, попросил переводчика.
   - Будет Вам переводчик, - не возражал "шериф".
   А участок тем временем жил своей обычной жизнью. Подкатывали и уносились вдаль пат-
   рульные машины, полицейские беседовали с начальником, писали рапорты, шутили между собой, заигрывали с девушкой ( её звали Дорис), жевали бутерброды и пили кофе.
   В голове у меня всё перемешалось, я ничего не понимал. В горле пересохло, а что-нибудь просить в этой ситуации, постеснялся. Где-то через час появился переводчик - невысокого роста человек средних лет в коричневом костюме с галстуком.
   - Виктор, - представился он.
   Наверное, немец из Казахстана, потому что по-русски говорил без акцента. Виктор прочитал протокол, посмотрел мои бумаги. Разъяснил, что на приобретенную машину прикрепили бе-льгийские номера, а для проезда домой существуют специальные транзитные. Я вспомнил, что купленные нашей тургруппой автомобили уехали с желтыми голландскими номерами.
   - Это тоже нарушение и большой риск для тех, кто ими пользуется, - пояснил Виктор, - твой случай хуже, потому что в Бельгии номера выдаются автовладельцу пожизненно. Фирма, продавшая машину, желая побыстрее от тебя избавиться, подделала номера прежне-го владельца. Так что полицейский оштрафовал правильно - за использование фальши-
   вых номеров. Полиция не предполагает, что ты сам их изготовил.
   Да, полицейские настойчиво расспрашивали, кто именно прикрепил номера на автомобиль. Я помнил только, что невысокий черноволосый лет 30 весёлый механик - иностранец, мы разговаривали по-английски. Он жил в Роттердаме у голландской подруги. В документах значилось лишь имя владельца фирмы, а, по мнению полиции, преступник - именно механик. Начальник участка несколько раз звонил в Голландию, но прояснить что-либо не смог.
   - Но как же Голландское Королевское страховое общество выдало "зелёную карту" на фа-
   льшивые номера? - спросил Виктора. - Ведь это государственная организация!
   - Значит, так они работают, тебе не повезло.
   Он объяснил, что хотя полиция и не считает меня преступником, если штраф не будет упла- чен, автомашину продадут с аукциона, а я под присмотром полицейского буду отправлен на Родину за свой счёт, причём сопровождающему должен оплатить билет туда и обратно!.
   Такая перспектива меня совершенно не устраивала. Своих денег осталось только на обрат-
   ную дорогу. Но были деньги приятеля-хореографа для передачи его матери в Петербурге. Положение критическое, и я решил этими средствами воспользоваться.
   - Могу ли расплатиться голландскими гульденами? -поинтересовался у "шерифа".
   - Без проблем, но не забудьте, что Вы должны ещё за буксировку.
   - Я не вызывал буксировщика, машина исправна и могла сама доехать до нужного места.
   - Без номеров в Германии никто не ездит, - категорично заявил Кирк Дуглас, - вообще-то буксировка стоит 200 марок, но я договорился с хозяином за 110.
   Его строгое лицо озарилось подобием улыбки. После уплаты штрафа обстановка как-то раз- рядилась.
   - Ну, вот и хорошо, - произнёс начальник, - теперь Вы не будете занесены в полицейский
   регистр. Вы опять честный человек. Сегодня уже поздно, а завтра утром поезжайте в любой город, где есть регистрационное бюро, получите транзитные номера и езжайте, куда надо. Если будете в городе С., обратитесь к госпоже Шроттманн, передайте от меня привет, она быстро всё уладит.
   Конечно, жаль потеряных денег и времени, но от дружеских слов и ободряющей улыбки "шерифа" стало немного легче.
   - А сейчас я отвезу Вас в недорогую гостиницу, где сможете хорошо отдохнуть, - предло-
   жил Кирк Дуглас.
   Одна мысль, что предстоят новые незапланированные расходы, повергла в ужас.
   - В автомашине осталось много продуктов, не могу ли ими воспользоваться? - попросил начальника.
   - Отвези его, - коротко приказал он полицейскому.
   "Форд-Скорпио" быстро доставил меня в какой-то маленький городок, названия его не запо- мнил. " Самара" стояла на площадке перед автомастерской. Я оплатил ( также в гульденах ) счёт за буксировку. Почему-то вспомнилось, как в одной диктаторской стране родственни-кам казнённого предъявили счёт за израсходованные пули. Попросил ключ от машины.
   - Вообще-то это не полагается, - ответил механик, - но раз там лежат продукты, зачем тебе тратить деньги на кафе?
   Он протянул ключ. Подкрепившись, прошёлся по городку, а, замёрзнув, вернулся в мастер-
   скую и понаблюдал за действиями слесарей. Чувствовалось, что они хорошо знают своё де-ло. Работа спорилась в руках, нужные инструменты лежали перед ними. Если чего-нибудь не хватало - брали со стен, сверху донизу увешанных материалами и приспособлениями.
   Затем прошёл в комнату ожидания. Там было накурено, но тепло. На одной стене висел те-
   левизор, вдоль других расставлены кресла для клиентов. Посетители часто менялись. Они курили, пили кофе, переговаривались с механиком и между собой. Мне хватило нервотрёпки в этот день, я намёрзся и чертовски устал. Погрузившись в свободное кресло, отогрелся и не заметил, как уснул, думая, что завтра все беды закончатся и ещё останется время навестить приятелей в Германии. Почему-то приснился плюшевый медвежонок.
   Проснулся, не понимая, где я и что происходит. Моя голова покоилась на плече соседки по креслу - интересной брюнетки в меховой шубке ( так вот откуда взялся плюшевый медве-жонок! ), а ноги вытянулись почти до середины комнаты. Я извинился перед женщиной. Та понимающе по-матерински улыбнулась и снисходительно махнула рукой. Часы на стене по-казывали 11, по телевизору шла вечерняя эротическая программа. Протерев глаза, с интере-сом уставился на экран. Вероятно, вид седовласого дяди, уснувшего на плече незнакомой
   дамы, и его пробуждение развеселили присутствующих. Я понял это по их улыбкам и тому, как они давились от едва сдерживаемого смеха, когда встречались глазами.
   Часам к 12 ночи клиенты разъехались, в комнате ожидания я остался один.
   - Мастерская закрывается на ночь, - объявил мне-непонятливому усталый механик.
   - А нельзя ли поспать в своей автомашине?
   - Так ведь на улице холодно, - он призадумался, - знаешь что, заезжай в моечный бокс, там тепло и чисто, но к 6 утра ты должен освободить место.
   Такого великодушия я не ожидал. Ровно в 6 выехал из мойки, отдал ключ от машины новому механику. Расспросив его о дороге, отправился в город С.
   У закрытого регистрационного бюро оказался первым, ничего не оставалось, как гулять во-круг здания, чтобы не замёрзнуть. Через час заведение распахнуло двери, и я поспешил к стойке с фамилией Шроттманн. Миловидная стройная женщина в сером костюме и белой блузе, радушно улыбнулась, терпеливо выслушала мой сбивчивый рассказ и обещала быст-ро всё оформить, нужно немножко обождать.
   Я не мог спокойно сидеть, бродил по залу, изучая правила и объявления. Где-то через пол-часа госпожа Шроттманн назвала мою фамилию. Радостно бросился я к стойке. Симпатич-
   ную женщину как-будто подменили. Лицо стало строгим; сухим, официальным тоном она объявила, что ничего, к сожалению, сделать не может, вернула все бумаги и ушла. Я остол-бенел. Как же так? Ведь начальник участка сказал, что она выдаст новые номера безо всяких препятствий! В чём дело? Что делать дальше? Я ничего не понимал. К стойке подходили по-сетители, и нужно было освободить место. Но ноги будто приросли к полу. Когда госпожа
   Шроттманн вернулась, опять протянул ей свои несчастные документы.
   - Я же сказала Вам, с этими бумагами не могу выдать транзитные номера, не мешайте, по-
   жалуйста, работать! - отвечала она уже с нетерпением.
   - Но почему, почему? - повторял я в отчаянии, - Мне же нужно ехать дальше!
   Всё было напрасно. Что делать? Искать доброго начальника? Но я понятия не имел, где этот полицейский участок находится. А стрелки на больших часах неумолимо приближали время обеденного перерыва. Снова и снова рвался к знакомой стойке и ничего не понимал в раздра-
   жённых ответах. Я чувствовал себя несчастным связанным Исааком, над которым фанатик Авраам занёс свой нож. Вдруграздался голос:
   - А что Вы так кричите? Что случилось?
   Меня поразило, что в немецкой глубинке кто-то говорит со мной на родном языке да ещё с волжским оканием!
   Оглянулся. К стойке подходил человек лет 60 выше среднего роста, с прямыми чертами ли-ца, седой шевелюрой, усами и бородкой клинышком. Очки в тонкой оправе напоминали уни-верситетского профессора. На нём была тёплая спортивная куртка на молнии.
   Мы отошли в сторону, и я поведал о своих злоключениях. Он просмотрел мои бумаги, подо-
   шёл с ними к госпоже Шроттманн. Та с ним разговаривала иначе. Тем не менее результат остался прежним.
   - Тебе не дадут транзитных номеров, - произнёс незнакомец, - всё дело в страховке, т.е. в "зелёной карте", потому что она выдана на фальшивые номера, пойдём к начальнику бюро.
   Средних лет худощавый человек курил одну сигарету за другой. На его нервном лице желва-ки непрерывно ходили, пока мой спаситель пересказывал всю историю. Разговор длился око-ло получаса, я подавленно молчал. Наконец, по интонациям догадался, что достигнут какой-то компромисс. Мы вышли из кабинета.
   - У тебя остались ещё деньги? - поинтересовался незнакомец.
   - Есть ещё, - имелись в виду приятельские гульдены.
   - Я член Немецкого автомобильного клуба, попробуем застраховаться в нём по номеру ку-
   зова твоей машины, правила это допускают.
   - Послушай, - обратился к нему, - ты был занят какими-то своими делами, я помешал те-бе.
   - Я успею свои дела и завтра утрясти, твои поважнее. Поехали!
   У меня комок подкатил к горлу. Мы вышли на улицу и сели в его старенький дизельный "Пассат". Чувствовалось, что водитель опытный и машина в хороших руках.
   - Альфред, - представился мой спаситель, протягивая руку.
   - Откуда ты знаешь русский язык?
   - Изучал у вас в Советском Союзе.
   - И где же? - я ожидал услышать в ответ Москву или Петербург.
   - С 1945 по 1956 в Воркуте.
   Больше не стал расспрашивать, знал, что по своей воле в Воркуту наведывались немногие.
   В Автомобильном клубе посетителей не было, две немолодые женщины сидели в креслах и тихо о чём-то переговаривались. Альфред показал мои бумаги, коротко пересказал историю с номерами.
   - Плати, - обернулся ко мне.
   " Слава Богу, - пронеслось в голове, - кажется, дело сдвинулось".
   С новой страховкой примчались в регистрационное бюро к той же госпоже Шроттманн. Альфред вручил ей мои документы. Долгое ожидание. Наконец, с каменным лицом она вы-
   дала разрешение. Мы тут же побежали во двор, где находилась мастерская, и после уплаты мастер в считанные минуты изготовил транзитные номера.
   - Теперь нужно пройти ТЮФ, технический осмотр по-вашему, - озадачил меня Альфред.
   - А пройдёт ли " Самара" техосмотр без подготовки?
   - Не знаю, но попробовать надо.
   Я был бесконечно благодарен Альфреду за участие. Старенький "Пассат" быстро доста-
   вил нас к автомастерской, где находилась арестованная " Самара". Взяв ключ у механика, прикрепили новые номера и на двух машинах понеслись к месту проведения ТЮФа.
   Перед огромным серым ангаром выстроилась очередь из автомобилей. Мы попали в обеден-
   ный перерыв. Стали ждать.
   - Немецкий ТЮФ очень строгий, - озабоченно произнёс Альфред, - давай-ка осмотрим ма-
   шину.
   Он, как инспектор, обошёл её, внимательно "ощупал".
   - Достань-ка запасное колесо, пожалуй, оно лучше, чем левое заднее, быстренько замени.
   Я достал домкрат, ключи и выполнил указание.
   - Включи свет, поворотники, нажми на тормоз. О, Господи, да у тебя одна лампочка не го-
   рит, немедленно замени!
   Покопавшись в багажнике, нашёл комплект запасных ламп, дрожащими руками заменил не-
   исправную. Тут обед закончился, широкие ворота распахнулись, и первые автомобили въеха-
   ли в помещение. Подошла и наша очередь. Инспектор, в синем рабочем халате, с неподкуп-ным лицом судьи, сел за руль и загнал " Самару" на испытательный стенд.
   - Господи, пронеси! - взмолился я.
   - Задние тормоза на нижнем пределе, - объявил инспектор, - приедете домой, замените.
   Я пообещал заменить также и передние. Наконец, долгожданная отметка в техническом пас-
   порте получена!
   - Скорее в регистрационное бюро, может, успеем сегодня всё обтяпать. Иначе тебе пред-стоит ещё одна ночёвка в автомашине, - поторопил Альфред.
   Уже с лёгким сердцем мы помчались в город С. и перед самым закрытием просунули доку- менты в заветное окошко. Наконец, в пустом зале получили надлежаще оформленный техпа- спорт. Как-будто гора с плеч свалилась!
   - Вот и всё, - облегчённо вздохнул и Альфред, - трудности позади, можешь двигаться
   дальше!
   Чувство признательности переполняло меня. Хотелось сделать ему что-нибудь приятное. Де- нег оставалось мало, да он бы и не взял.
   - Послушай, Альфред, у меня есть бутылка хорошей водки, возьми её, пожалуйста!
   - У меня весь буфет этой дрянью заполнен, оставь себе, в дороге пригодится!
   И как в воду смотрел. На польско-литовской границе пьяный лейтенант придрался к моим многострадальным документам, придумывая всё новые предлоги, чтобы не пропустить через кордон. Среди набившихся в вагончик людей обратил внимание на одного таможенника - в глазах читалось что-то человечное. Отозвав его во двор, спросил:
   - Ну, что мне сделать, чтобы проехать?
   - Да дай ему какую-нибудь бутылку, только на меня не ссылайся!
   Когда принёс водку, все недоразумения сразу исчезли. Я ещё раз мысленно поблагодарил Альфреда.
   - Саша, перед дальней дорогой нужно плотно покушать.
   - Да у меня полно консервов и бутербродов.
   - Свои бутерброды из Амстердама можешь уже выкинуть. Пойдём, здесь есть одно хоро-
   шее место, я угощаю!
   Я уже не сопротивлялся. От Альфреда исходила какая-то удивительная энергия, он точно
   знал, что в этот момент нужно делать. Беседуя, мы дошли до центра города, поднялись на последний этаж большого магазина в ресторан.
   - Что ты будешь есть?
   - То же, что и ты.
   Мы выбрали цыганские шницели - большие куски зажаренного мяса в окружении всевозмо-
   жных овощей на огромном блюде. Вдобавок Альфред принёс две кружки пенящегося пива.
   - Послушай, ведь я за рулём.
   - Ты в Германии, наши правила кружку пива допускают.
   Целый день у меня крошки во рту не было, горло сдавили спазмы. Никогда не пил с таким вожделением. Я не знал, как выразить благодарность этому совершенно незнакомому чело-веку, да нет - Ангелу, спустившемуся на Землю!
   - Альфред, почему ты решил мне помочь? Потерял целый день, не сделал своих дел?
   - Не могу спокойно смотреть на всякую несправедливость. Я сразу понял, что чиновники издеваются над невиновным человеком. О, проклятая немецкая бюрократия! - тут Ангел добавил несколько земных непечатных слов.
   - Наверное, ты видел в жизни много неправды, если так чувствителен к чужому горю?
   - Ещё бы! Когда зимой 1945 года Красная Армия вошла в ту область, где мы жили ( сей-
   час она принадлежит Польше ), всю нашу семью - отца, мать и пятерых детей - погрузили в товарные вагоны и отправили в Воркуту. Не могу тебе пересказать , что мы там вытерпели. Из всей семьи выжили только мой брат и я. Вот такие дела.
   На Кольском полуострове я видел сталинские лагеря и мог представить бесправную и горь-
   кую жизнь Альфреда и его семьи в заполярной Воркуте, где климат ещё более суровый.
   Я смотрел на него во все глаза: столько вынести от Советской власти, от русских, потерять родителей и братьев и не озлобиться, не ожесточиться, а, наоборот, при первой же возмож-
   ности помочь человеку, попавшему в беду!
   Я не мог есть. В горле застрял комок, еле сдерживал подступившие слёзы.
   - Да ты ешь, Саша, ешь, хочешь ещё пива? Мы с жинкой больше 30 лет в Германии. За-
   работали пенсию, сын крепко стоит на ногах, живёт отдельно. Сейчас у нас всё в порядке, было бы здоровье!
   Обед закончился. На прощанье Альфред написал номер телефона и велел позвонить, когда вернусь домой.
   Обратный путь оказался трудным. Бывалые люди советовали на территории Польши нигде не останавливаться. День выдался пасмурный, временами шёл мокрый снег, фары и щётки не выключались. Отказал насос опрыскивателя лобового стекла. Пришлось часто останавлива-ться и протирать стекло тряпкой. Наконец, в одной автомастерской насос заменили, два часа дневного времени пропало. Километров за сто до литовской границы стал клевать носом, до-пустил несколько ошибок в управлении машиной. Решил часик отдохнуть. Расположился на краю пустой автостоянки, закрыв двери изнутри и откинув кресло для сна. Краешком не ус-певшего сомкнуться глаза заметил, что из старенького " Опеля-Кадетт" вышли двое плотных парней в ковбойских шляпах и сапогах и направились в мою сторону. Мне это не понрави-лось. Я повернул ключ зажигания и помчался в сторону литовской границы. Парни побежали к своей машине и погнались за мной. Дорога была узкой, автомобильный поток в обоих на-правлениях довольно плотный, и я легко ушёл от старого "Опеля". Несколько часов поспал уже на литовской земле.
   Ещё много других неприятностей и опасностей встретилось в пути, но это как-то уже не очень трогало. Не забывались внимательные голубые глаза, добрая улыбка Альфреда, рас-сказы о его cоветской жизни, а всё остальное казалось пустяками.
   Вернувшись в Петербург, обратился в суд своего района. Судья, молодая красивая жен-щина с усталыми глазами, выслушав мою историю и просмотрев документы, доверительно сказала:
   - Мой письменный стол завален подобного рода историями, но ни одного мерзавца из этих фирм наказать не удаётся. Помогите мне!
   После всего, что пришлось вытерпеть, я был чертовски зол на обманщиков, и обещал идти до конца. Несколько раз из туристской фирмы звонили, угрожали. Моё предложение компенси-ровать непредвиденные дорожные расходы и нанесенный моральный ущерб в той же сумме, они отклонили. Как я понял - боялись прецедента. Первый суд состоялся где-то через пол-года и закончился ничем. Вместо выплаты сравнительно небольшой суммы, фирма пошла на расходы во много раз большие: наняли зубастого адвоката из городской коллегии, привезли из Голландии ни слова не произнесшего дряхлого старца, отреклись от Миши, своего пред-ставителя в Роттердаме, назвав его: "какой-то одесский бандит".
   К этому времени у меня появилась проблема поважнее: младшему сыну исполнялось 18 лет, его приписали к воинской части с перспективой отправки на Кавказ. Я попросил судью за-крыть дело, и вплотную занялся оформлением документов на выезд.
   ..... С Альфредом мы встретились через шесть лет, когда путешествовал с женой и друзьями из Петербурга. Проложил маршрут так, чтобы заехать в город С.
   - Позвони мне, где остановишся, я приеду за вами, - проокал в трубку знакомый волжс-
   кий голос.
   По иронии судьбы, а может, ведомый её указующим перстом, нашёл место для стоянки во дворе регистрационного бюро, где мы познакомились когда-то. Альфред подкатил на ши-
   карной серебристой " Ауди-Авант".
   - А ты никак не можешь забыть это место, тебя так и тянет сюда! - было первое, что я услышал.
   " Тебя не могу забыть, и к тебе будет тянуть всегда", - подумал про себя.
   Пригласил Альфреда с женой в тот же ресторан, где он угощал меня, но не тут-то было.
   - Сейчас едем ко мне домой! Роза ждёт к обеду, у неё всё готово!
   Как всегда, спорить бесполезно.
   Роземария, загорелая, с миловидным добрым лицом, бывшая наша соотечественница из-под Одессы. Ей досталась та же горькая доля, что и Альфреду. Она искренне радовалась нашей встрече.
   Я предполагал остановиться в городе С. на часик-другой. Мы не заметили, как пролетело
   пять часов - не хотелось расставаться. После обильной трапезы гостеприимные хозяева по-вели на дачу - небольшой вытянутый в длину наклонный участок с маленьким уютным до-миком на краю. День выдался солнечный и тёплый, мы расположились в саду. Нас непре-рывно чем-то угощали. Припасы казались неисчерпаемыми.
   Не только я, у меня-то к Альфреду отношение особое, но и жена, и наши друзья были очаро-
   ваны дружелюбием и добротой этих немолодых, не очень здоровых, много выстрадавших в жизни людей.
   Вечером Альфред и Роземария вывели нас на нужную дорогу. Я включил фары и машина помчалась по автобану. Мы долго молчали, наполненные встречей с такой удивительной парой.
  
  
  
   Росток. Февраль 2000.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   А Н Н А
  
  
   Высокая седая женщина подошла к дому, где прежде жили семьи советских офице-ров, а теперь разместилось общежитие переселенцев. На переговорном устройстве выстрои-лись номера квартир, а на почтовых ящиках - фамилии жильцов. Женщина никого из них не знала и нажала нижнюю кнопку. Молодой голосок откликнулся по-русски. Немку звали Анна Шуман. Поздоровавшись и представившись, сказала, что хотела бы переговорить с кем-нибудь из жильцов. Дверь открыла стройная миловидная девушка лет восемнадцати.
   - Света, - несмело назвала себя.
   - Я хотела предложить некоторые вещи, - произнесла фрау Шуманн.
   - Сейчас позову мужа, он разговаривает лучше меня, - смущённо пробормотала молодая женщина с виноватой улыбкой.
   Через минуту привела мужа Юру, тридцатилетнего брюнета с энергичным лицом и живы-
   ми карими глазами. Фрау Шуманн повторила своё пожелание.
   - О каких вещах идёт речь? И о какой стоимости? - безразличным голосом спросил Юра.
   - Это домашние вещи и мебель моей умершей соседки. Для вас они ничего не будут сто-ить.
   - Очень интересно, - оживился Юра, - пройдёмте к нам в комнату, поговорим там. Светик! Свари, пожалуйста, кофе.
   - Спасибо, только, может быть, лучше вы со мной пойдёте? Я живу на соседней улице. И ваших соседей пригласите, там много разных вещей. В общежитие почти каждый день приходили "коммивояжёры" и предлагали то сверхтёплые верблюжьи одеяла, то экономные чудо-кастрюли, то ещё что-нибудь. К ним привыкли и не особенно реагировали. Но чтобы предлагали вещи бесплатно, такого ещё не было.
   Юра позвал соседей, и следом за госпожой Шуманн через двор все поднялись на второй этаж и очутились в просторной двухкомнатной квартире довоенной постройки. Жилище было об-
   ставлено добротной мебелью в чехлах. На всём лежала печать запустенья, как в уснувшем
   королевстве из всем известной детской сказки. Тяжело болевшей женщине, соседке фрау
   Шуманн, понятно, было не до убранства.
   - Возьмите, возьмите, жаль, если вещи пропадут, - подбадривала фрау Шуманн.
   - Разве у вашей соседки нет родственников? - возник естественный вопрос.
   - Есть. Они взяли хрустальные люстры и вазы, несколько картин и фотографии. Больше им ничего не нужно.
   Поскольку наша семья располагалась в одной небольшой комнатке, взяли только некоторые мелкие вещи, нужные в хозяйстве. А к Юре и Свете перетащили стенку, кухонный стол, те-левизор. Договорились, что ими воспользуется та семья, которая первой получит квартиру. Фрау Шуманн обратила взгляд на старинную спальню:
   - Посмотрите, ведь это настоящий дуб, не современная плёнка, наклеенная на прессован-
   ные опилки. Ей около ста лет, но ни одной червоточинки!
   Да, такой спальне место в музее или в антикварном магазине. Но девать её было некуда, жи-льё пока не предвидилось. Анна Шуманн огорчилась не меньше нас.
   Мы пригласили её к чаю. Она пришла в точно обозначенное время с большим букетом гво-здик. Судя по причёске, успела заглянуть в парикмахерскую. Надо признать, семидесятипя-тилетняя дама сохранила от былой красоты: правильные черты лица, красивый рот, большие внимательные голубые глаза. Ей шёл и нарядный серый костюм, и белая блузка, туфельки выбраны под цвет костюма. Ужинать с нами отказалась, по немецким меркам слишком позд-но, но выпила рюмку красного вина и чашку чая. Расспросила, откуда мы приехали в Германию. Рассказала о себе: пенсионерка, после смерти мужа десять лет живёт одна. В Ростоке и её дети - сын и дочь. У них семьи, видятся не часто, только по праздникам. Обы-чно она, накупив подарки внукам, едет к ним в гости. Вспомнила и умершую, фрау Вишневски, с ней у неё иногда бывали трения. Когда соседка тяжело заболела, старые обиды забылись. Анна приносила ей лекарства, продукты и подолгу беседовала. Фрау Вишневски полностью ей доверяла. Чувствуя, что жить осталось недолго, показала, где лежит завеща-ние, банковские документы и деньги. После смерти Анна Шуманн отнесла всё, о чём проси-ла умирающая, судье.
   - Ты дура, Анна, - осуждали соседки, - хотя бы деньги ( около 7000ДМ ) себе оставила - столько времени помогала тяжелобольной!
   - Нет, - возражала Анна, - надо всё делать по совести и закону, не думайте, что ЕГО мож-но обмануть. ОН всё видит! - обращалась она лицом к небу.
   - Анна, - не унимались соседки, - а вещи-то зачем русским отдаёшь? Лучше выбрось на помойку!
   Анна понимала ход их мыслей. Советские офицерские семьи оставили неприятный след в памяти. Анна познакомилась с несколькими русскими женщинами и жалела их. Мужчины пьянствовали, нередко били жён. Летом через открытые окна скандалы были слышны.
   - Но здесь другое, - отвечала Анна, - люди приехали сюда жить. И у них многого нет. Пусть пользуются вещами.
   Анна Шуманн долго просидела с нами. Одинокому человеку хотелось поговорить и не тяну-
   ло в пустой дом.
   - Я проработала много лет, - делилась с нами, - у меня хорошая пенсия; кроме того, полу-чаю за умершего мужа. Могу помогать семье безработного сына и себе ни в чём не отказы-ваю. Да много ли мне нужно теперь? Одежды и обуви до конца жизни хватит. Пока могу се-бя обслуживать, буду жить в своей квартире, а не смогу - пойду в дом престарелых. Детей обременять не стану, у нас такое не принято.
   Лицо её стало грустным, она замолчала и долго смотрела на колеблющееся пламя свечи. Мы спросили Анну о прежней жизни. Она оживилась.
   - Не могу сказать, что раньше всё было так уж плохо, как иногда пишут в газетах. Конеч-
   но, простые люди не могли свободно разъезжать по миру, как сейчас. В городе не было сто-
   лько магазинов, автомашин, бензоколонок и ремонтных мастерских. Несмотря на это, мой сын, автослесарь, уже долгое время без работы. Да, порой не хватало то одного, то другого. Люди годами стояли в очереди на квартиру или машину. Многие жили в одной комнате. Всё это так. Но, с другой стороны, все работали, дети почти бесплатно ходили в садики, летом ездили в пионерские лагеря. Питались хорошо, все продукты были дёшевы и хорошего каче- ства. Понятия не имели о преступности, а тем более о наркомании. Практически у всех семей имелись небольшие садовые участки. Выращивали зелень, ягоды для своих нужд. А сейчас только цветы сажают да "грилят". И ещё обсуждают, куда бы съездить. Штази боялись, это правда, особенно если родственники жили на Западе. И всё же раньше лучше было, - заклю-чила наша гостья.
   Поздно вечером мы проводили Анну до дверей её дома. А на следующее утро стали свидете-
   лями того, что она и предвидела. К дому подъехал огромный самосвал и остановился под ок-
   нами квартиры фрау Вишневски. Рабочие прямо из окна стали выбрасывать всё, что оста-
   лось. В стороне стояла наша знакомая Анна Шуманн, скрестив на груди руки, и мрачно гля-
   дела на происходящее. Ей было бы легче, если добротные вещи соседки кому-нибудь послу-
   жили. Она, наверное, подумала:
   " Вот так и после меня ...".
   Мы просили Анну навещать нас. Но время закрутило в тугой узел забот и получение жилья, и окончание языковых курсов, и поиски работы. Как кошмар , вспоминается выбивание средств на ремонт запущенной квартиры на краю города. И ещё была неожиданная болезнь, когда прямо из кабинета врача я попал в больницу. Об Анне Шуманн мы на какое-то время забыли.
   Прошло время, всё более или менее утряслось. Я работал в Гамбурге, в Росток приезжал на выходные, чтобы восстановить душевные и физические силы после напряжённой рабочей недели. Когда же, наконец, выбрался проведать Анну, на её почтовом ящике увидел другую фамилию. Сердце сжалось .... неужели? Но от соседки узнал, что год назад она переехала в другой район города, поближе к дочери.
   Анна Шуманн осталась в нашей памяти: её слова " ОН видит всё!", большие голубые глаза, обращённые к небу, и для убедительности поднятый указательный палец.
  
  
  
   Росток. Март 2000.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "ШВЕДСКАЯ ШАПКА"
  
   На дорогу от Стокгольма до Треллеборга оставалось 12 часов, и мы не спешили. Нес- колько раз сворачивали с автобана в небольшие городки. В одном из них, должно быть, на- ходился университет, - молодёжь разгуливала в синих студенческих шапочках. Несмотря на зиму, многие разъезжали на велосипедах. Нам запомнились узкие улочки и старинная архи- тектура северного городка, конная статуя горбатому всаднику, то ли Ричарду Третьему, то ли какому-то шведскому герою. На Ратушной площади играла музыка, весело шумел воскрес-ный рынок. Мы прошлись вдоль длинных рядов, полных сладостей и самых разных товаров. На одном из лотков с меховыми изделиями продавались береты несколько необычной фор-мы, совсем недорогие. Я заинтересовался, а сын пошагал дальше.
   В русской меховой шапке хорошо в мороз на улице или в холодной автомашине, пока не на-грелась. Ехать же в ней неудобно - тяжёлая, высокая, касается крыши, да и голова потеет.
   Подумал : " Лёгкий плоский берет - то, что нужно в зимнем путешествии".
   - Скажите, пожалуйста, - обратился к стоявшей рядом даме в норковой шубе и державшей в руках такой же берет, - это для мужчин или для женщин?
   Лет сорока среднего роста женщина с правильными чертами лица удивлённо посмотрела на меня поверх очков. Её золотистые волосы ниже плеч лежали удивительно ровно, волосок к волоску. В больших карих глазах под длинными ресницами мелькнула усмешка. Ответила на чистейшем немецком:
   - Пол в данном случае не имеет никакого значения, покупаю себе и мужу.
   - Вы прекрасно говорите по-немецки, в Швеции это такая редкость!
   Женщина зарделась, улыбнулась, блеснув ровным рядом белоснежных зубов. Забыв о покуп-ке, невольно залюбовался ею.
   "Ну, вылитая Катрин Денёв! До чего ж хороша! И как шведки ухаживают за волосами? Гребешки, что ли, у них особенные? Наверное, преподавательница из университета", - про-неслось в голове.
   Красивая дама перебирала изделия одно за другим, наверное, выбирала по качеству и цвету, а я решил примерить берет - не покупать же "кота в мешке"! Немного смущала треугольная форма. Но, с другой стороны, это натуральная овчина, цена приемлемая. И, если носят шве-ды, почему бы не носить и мне, в старину вообще ходили в треуголках!
   С трудом натянув берет на голову, стал искать зеркало.
   - Что, что Вы делаете? - тихо спросила Катрин Денёв.
   В широко раскрытых глазах мелькнул испуг, будто я сделал что-то непристойное, и неизве-стно, что от меня ещё ожидать.
   - Примеряю! - в свою очередь удивился вопросу.
   Она резко повернулась, отдала деньги продавцу и, забрав два берета, поторопилась без ог- лядки.
   - Что ты делаешь, папа? - спросил подошедший сын.
   - Дурацкий вопрос, разве ты не видишь - примеряю берет!
   - Какой же это берет, это же зимний чехол для велосипедного седла, студенты покупают, чтобы у них не мёрзли задницы! - и он захохотал, как ненормальный.
   Не поверив ему, оглянулся: действительно, почти на всех велосипедах были такие "береты"! В Германии ничего подобного ещё не видел! Стало понятно, почему красавица отвернулась от меня.
   С сыном творилось что-то невообразимое: он схватился за край лотка, чтобы удержаться на ногах, лоток перевернулся, и сын, и меховые изделия попадали в снег. Не успев снять смеш-
   ной "головной убор", я кинулся их поднимать, одновременно извиняясь перед хозяином. Люди вокруг оставили свои занятия и с любопытством уставились на нас, полагая, что их разыгрывают, и ожидая следующего номера.
   Мы покинули Ратушную площадь. Сев в машину, долго не могли тронуться с места - про-должали хохотать. Представляли, как вечером, когда вся семья соберётся за столом, краса-вица Катрин Денёв взволнованно и возмущённо станет рассказывть:
   "Сегодня на рынке в центре города появился немолодой человек, внешне не похожий на сумасшедшего, но посудите сами! Вначале обо всём расспрашивал. Сделал комплимент мо-ему немецкому произношению. А затем с самым серьёзным видом нахлобучивал на голову, словно шапку, меховой чехол от велосипедного седла! Когда это, наконец, удалось, искал зеркало, чтобы на себя полюбоваться!"
  
  
   Росток. Июнь 2000.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   С Л У Ч А Й Н А Я В С Т Р Е Ч А
  
   Бад Зюльце - небольшой городок в сорока километрах к юго-востоку от Ростока. После травмы три недели лечился в здешней реабилитационной клинике. До обеда время было рас-
   писано по минутам: гимнастика, тренажёры, грязевые ванны, массаж, лечебный бассейн. На вторую половину дня приходились одна-две процедуры, и до ужина оставалась пара часов
   свободного времени. Я гулял по улочкам и старинному парку, познакомился с интересным музеем соли, когда-то её здесь добывали, и стоила она дорого. Однажды обратил внимание на дом старой постройки. Дорога из центра вела прямо к нему и затем сворачивала. Никто из прохожих не знал, кому особняк принадлежал прежде и когда он построен.
   Ко мне подошёл невысокого роста широкоплечий пожилой человек в старомодном поношен-
   ном пальто, в кепке и с палкой в руке.
   - Что Вас интересует? - по-видимому, он никуда не спешил.
   Мы разговорились.
   - Я тебя хорошо понимаю, но говоришь ты как-то не по-нашему. Откуда приехал-то?
   Узнав, что из Петербурга, мой собеседник очень обрадовался.
   - Так я же воевал под Ленинградом! - серо-голубые, будто выцветшие, глаза заблестели, он придвинулся поближе, протянул руку.
   Мне стало немножко не по себе. До сих пор слышал об обороне Ленинграда от блокадни-
   ков, от отца, воевавшего на Волховском фронте. Невольно подумалось: вот этот человек и мой отец, возможно, стреляли друг в друга.
   - Я плохо слышу, говори погромче! - попросил старик.
   - Что же Вы там делали на фронте? - задал не очень тактичный вопрос.
   - Подковывал лошадей, ухаживал за ними. Лошади спасли мне жизнь. Поскольку я был единственным кузнецом в части, на передовую не посылали. Все, с кем я прибыл под Ленинград, погибли. Потери с обеих сторон были очень большие.
   Он о чём-то задумался.
   - Будь проклята эта война,- добавил после паузы.
   - Я считал, что в немецкой армии все передвижения и доставки осуществлялись автома-
   шинами, не так ли?
   - В основном так. Но в прифронтовой полосе, в лесах, болотах подвозили патроны, снаря- ды, вывозили раненых только на лошадях.
   - Да откуда они взялись, лошади-то?
   - Как откуда? Некоторое количество мы привезли с собой, а в основном забирали брошен-ных колхозных лошадей!
   Мне вспомнился эпизод из рассказа Хэмингуэя о первой мировой войне. Отступающие тур- ки, чтобы лишить противника добычи, перебили ноги вьючным лошадям и мулам и сброси- ли их в море. Рёв умирающих животных долго раздавался на берегу.
   - А как Вы попали в армию?
   - До войны мы жили в деревне недалеко от Бад Зюльце. Я помогал в кузнице своему отцу. В деревню наезжали представители всех родов войск и агитировали поступить на службу. Особенно хотел меня заполучить унтерофицер из войск СС. Нашей семье нацисты не нрави-лись, поэтому, как только исполнилось восемнадцать лет, я записался в пехотную часть, где требовались кузнецы.
   - А знали ли Вы, что происходило в осаждённом Ленинграде?
   - После войны я много читал и видел кинохронику, это было ужасно! Самое большое преступление - развязать войну!
   Я спросил собеседника, не встречались ли ему кнабштруперы - редкая порода белых лоша-дей с чёрными крапинками. В старину на них ездили только короли и князи. Об их суще-ствовании узнал совсем недавно, переводя статью с немецкого племяннику, студенту - вете-ринару. Племянник получил зачёт, а я - новые познания. Оказывается, кнабштруперов раз-водят в Германии и в наши дни.
   - Да нет, не встречал таких, даже не слышал, - старый кузнец посмотрел на меня с уваже-нием.
   Разговор перешёл на бытовые темы. Три года назад у него умерла жена. Есть два взрослых сына, один - в Шверине, другой - в Ростоке.
   - Почему же Вы не переедете к своим сыновьям?
   - У обоих семьи, дети, самим тесно. Зачем мешать им ?
   - В Ростоке есть дома для пожилых, там прекрасные условия, почему бы и Вам не пере-браться?
   - Да что я буду делать в твоём Ростоке? Здесь я всех знаю, здесь могила жены, я хожу к ней каждый день разговаривать. А там что?
   - Ну, как же, Вам, наверное, трудно самому готовить, стирать, убирать?
   - Никаких проблем. Обед мне приносят домой из кафе, оно открылось недавно в бывшей молочной. Еда вкусная и стоит всего пять марок. Стирать я отдаю. Раз в неделю квартиру убирают. Пенсия у меня хорошая.
   Пока разговаривали, все прохожие почтительно здоровались с моим собеседником. Некото-
   рых он останавливал сам и расспрашивал. Надо полагать, был в курсе их домашних дел.
   - Я никуда из Бад Зюльце не езжу - не могу много ходить. А на праздники приезжают сы-
   новья с внучатами, тогда у меня дома весело. Вот так и живу.
   Стемнело. На улице зажглись фонари. Мы попрощались. Я долго не мог уснуть в этот день. Случайная встреча всколыхнула воспоминания о прошедшем, задевшем и меня своим краем. Открыл "Возвращение" Ремарка. Хотя роман и написан после Первой Мировой войны, эпи-граф к нему - на все времена:
  
   "Солдаты, возвращённые отчизне,
   Хотят найти дорогу к новой жизни."
  
   Пережитое на войне навсегда осталось в душе тяжёлым грузом. И всё же и мой отец, и ста-рый кузнец, выжившие в этом аду, сразу окунулись в заботы мирного времени: восстанавли-вали свои разрушенные страны, растили детей с надеждой на лучшее будущее.
  
  
   Росток. Август 2000.
  
  
  
  
  
  
   П Р И Е Х А Л И
  
   В старинный ганзейский Росток меня забросила судьба в лице неведомых чиновников из Кёльна. Прожил здесь семь лет, затем перебрался в Гамбург. Наведываюсь в Росток один-два раза в год, здесь похоронен отец. Спустя годы жизнь видится иначе, чем по приезде из страны Советов. Когда прогуливаюсь по хорошо знакомым улицам, одно за другим наплыва-ют воспоминания о первых днях на немецкой земле.
   Вот здесь, на шумной площади Аденауэра перед вокзалом, со своим семейством - женой Римой и сыном Ильёй - в августе 1994 года часа два ждал микроавтобус. Помогли добрые женщины из Красного Креста, встретившие на перроне. Они объяснили, как добраться до об-щежития электричкой и автобусом. Увидев нашу растерянность, вызвали транспорт. Во все
   глаза всматривались мы в незнакомую жизнь. Подкатывали автомобили, трамваи, автобусы, и пассажиры направлялись к вокзалу.Тут же покупали газеты, еду и на ходу перекусывали. Прибывали поезда, и человеческая лавина устремлялась в город. В полдень солнце хорошо припекало, хотелось есть, пить, укрыться в тени, но мы боялись пропустить машину. Наконец, к нам подлетел небольшой автобус с красным крестом. Весёлый рослый парень в клетчатой рубашке помог погрузиться, и через полчаса оказались у многоэтажного панель-ного здания на Варнов-аллее. Не задумываясь, с той же улыбкой парень заломил за поездку 50 ДМ. По оторопелым вытянутым лицам смекнул, что "переборщил". Поторговавшись не-много, сошлись за полцены. Вахтёр общежития проверил документы, выдал три комплекта постельного белья, ключи комнаты и объяснил, как её найти. В этот момент проходивший мимо мужчина средних лет с красной физиономией, явно навеселе, схватил два наших чемо-дана и ринулся к лифту. Мы обомлели. Опомнившись, я бросился вслед и едва вскочил в ка-бину, как лифт тронулся.
   - Что это значит? - строго спросил краснолицего.
   В ответ - молчаливое сопение. Воздух наполнился алкогольным ароматом. На шестом этаже лифт остановился. Мужчина быстро, почти бегом, понёс чемоданы в конец коридора.
   - Вот твоя комната, - сипло выдавил он и куда-то исчез, я не успел даже поблагодарить.
   Позднее нам рассказали, что это был Петер, добрый малый, нашедший друзей среди пересе-
   ленцев.
   Я распахнул дверь и отпрянул: как после погрома. Все стены и спинки кроватей обклеены засаленными фотографиями голых девиц из журналов. На грязном полу валялись обрывки бумаги, окурки, пустые бутылки, банки. Двухконфорочная плитка и раковина, до невозмож-ности загаженные, завалены немытой посудой, кастрюлями и сковородами. Как объяснили соседи, предыдущие жильцы недели две назад бежали на Запад, кажется, в славный город Бремен. Я отнёс ключи вахтёру и попросил другую свободную комнату. Таковой не оказа-лось. Дело было в пятницу, персонал ушёл восвояси, нужно ждать до понедельника. Знако-мых в Ростоке нет, что делать - не ночевать же в коридоре! Где-то нашли вёдра, тряпки и, преодолев отвращение, вычистили эту "авгиеву конюшню".
   Зато, когда переезжали в другое общежитие, "проводить" нас собрался тот же персонал. Бе-лыми тряпками дамы водили по рамам окон, дверям, кроватям и, если обнаруживали пылин-ку, радостно восклицали и показывали нам.
   На следующий день у Римы открылась язва желудка. По моей просьбе вахтёр вызвал скорую
   помощь. Машина примчалась быстро. Средних лет женщина-врач с бледным усталым лицом в сопровождении водителя прошла в комнату.
   - Какая у вас страховка ? - первое, чем поинтересовалась.
   Мы понятия не имели - какая, в России у больных этого не спрашивали. Врач всё же осмо-
   трела жену, но ничем не помогла. Я просил сделать обезболивающий укол, выписать рецепт
   на лекарство, но женщина была неумолима - без страховки нет и лечения. Только в понеде-
   льник, узнав, где находится социаламт, оформил необходимые документы и отвёл Риму в клинику на Рижской улице за Маркткауфом (тогда его только строили).
   Нам повезло: совершенно случайно жена оказалась в приёмной фрау Штолле, высокой, сухо- парой дамы лет 60 с копной седых волос и пронзительным взглядом. Я подумал, что этому врачу рентген не нужен - она и так видит пациента насквозь. Доктор Штолле быстро разо- бралась в болезни, выписала эффективное лекарство и в короткий срок поставила Риму на ноги. Через две недели начинались занятия на курсах немецкого языка.
   Языковой институт доктора Янке арендовал целый этаж в управлении зоопарка на Ренн-
   баналлее. С нами работали как опытные педагоги, так и молодые. Сам доктор Янке препода-вал редко, лишь при заменах. Его уроки запомнились особой доходчивостью, образностью, великолепным мекленбургским произношением. Доктор Янке не разрешал на уроках разго-варивать по-русски. Слушатели с трудом дожидались перерывов, чтобы отвести душу. Один "ученик" на вопросы нашей преподавательницы всё же упорно отвечал на родном языке.
   - Не знаю, выучу ли я немецкий язык, - поведал он как-то в перерыве, - но учительница скорее перейдёт на русский!
   Молодая красивая женщина добросовестно проходила с нами шестимесячную программу, мы заучивали, как могли, правила и слова. Пусть простит нас, что плохо получалось!
   Фрау Соколовски, пенсионерка, работала на подменах. Громким чётким голосом она будто впечатывала немецкие фразы в наши отупевшие от старости и эмиграции головы. Иногда ра-зрядки ради рассказывала о прошлой жизни в Германии. Запомнились слова много повидав-шего умудрённого жизнью человека: " Конечно, при социализме было много плохого, так ведь и при капитализме не очень-то хорошо!"
   Фрау Гёлльнитц прекрасно говорила по-русски; кроме обязательной программы, учила не-мецким песням. На весёлом рождественском празднике мы уже пели их хором.
   В обеденный перерыв нам разрешалось погулять по ухоженному парку, понаблюдать живот- ных. Каждый день я приносил арахисовые орешки и подходил к клетке с маленькими обезь-янками-капуцинами. Они нетерпеливо ждали. Моё приветствие " Хелло, юнгс!" действовало, как команда " Внимание, на старт!" для бегунов-спринтеров. Пригоршня орешков летела в клетку, и начиналась борьба за обладание ими. Дружба с маленькими капуцинами была не-большой разрядкой от повседневного стресса.
   Стресс возникал не столько от учебных занятий, сколько от писем, посыпавшихся на нас с первых дней жизни в общежитии. Приходили послания из социаламта, арбайтсамта, жили-щного управления и ещё Бог знает откуда. Письма вызывали необъяснимую тревогу. Вечера напролёт мы изучали их, разгадывая тайный смысл, опасаясь подвоха. Бюрократический язык весьма своеобразен. Много позже узнал, что чиновник старается воткнуть в одну фразу весь смысл своего послания, а каково нам было в этом разобраться?
   Без стресса не обходилось в государственных учреждениях, особенно в социаламте. Заведе-ние это новое, до объединения Германии ни его, ни арбайтсамта в Ростоке не было. Помню, нами занималась фрау К. Меня очень удивило на рабочем столе чиновницы чайное блюдце не с конфетами или печеньем, а с.... презервативами. Надо полагать, для тех, кому отказано в социальной помощи. Чтобы бедный человек получил хоть какое-то удовлетворение. Для бы-вших советских людей - необычно!
   Название района Тойтенвинкель, где мы жили, звучит не очень-то весело. Немногие зна-ют, что на старославянском языке слово "тота" означает кобыла. В "кобыльем краю" появля-лись на свет и подрастали жеребята. Эти земли принадлежали старинному дворянскому роду Мольтке с 1262 года и назывались "Мольткевинкель". Были очень рады, когда приехавшая из Петербурга Б.Г. поселилась по соседству. Мы друзья, и тем не менее, приходя к ней, чув-ствовал себя нерадивым учеником рядом со строгой учительницей русского языка и литера-туры. Она заставила меня записать историю, показавшуюся ей интересной. И она же раздела-ла в пух и прах это сочинение ( как, впрочем, и все последующие ). За что я ей бесконечно благодарен. Великолепно владея русским языком, она и от меня потребовала бережного от-ношения к слову, исключения газетных штампов. Профессиональный редактор, Б.Г. выпу-стила много хороших книг разных авторов. Жаль, что до собственных сочинений руки не доходят, и они копятся годами, заполняя шкафы и полки.
   На Родине я всегда был занят. Иногда раздавался ночной телефонный звонок и требо-валось быстро принять неординарное решение. К этому привык. В Ростоке же не находил места от вынужденного безделья. Довольно быстро понял, что инженерия, увы, не светит. Более молодые и способные преодолевали языковой барьер и трудились в конторах, банках, реже - инженерами, врачами, адвокатами, открывали своё дело. Один приятель консульти-ровал строительную фирму, другой - читал лекции студентам.
   Перед отъездом в Германию я занимался как на курсах немецкого, так и индивидуально с преподавательницей. Но и после шестимесячной программы в Ростоке для свободного об-щения этих знаний не хватало.
   Как быть? Посоветовался с живущим под Лейпцигом Карлом, мы учились на одном факуль-тете, а подружились в туристском походе в 1964 году.
   - Извини, - отвечал он, - с работой помочь не могу! Времена изменились, с финансирова-нием - катастрофа, с трудом плачу зарплату людям!
   Немного подумав, философски добавил:
   - А вообще-то жить надо в соответствии с объективной реальностью! Если не хочешь по-лучать социальную помощь, попробуй заработать хотя бы минимальную пенсию! Шестьде-сят месяцев в запасе у тебя есть. Профессия значения не имеет!
   Моя первая рабочая специальность - электромонтёр - как раз и пригодилась. После сдачи эк-замена по электробезопасности приняли в посредническую фирму. Тогда ещё не представлял до конца, сколько трудностей и душевных мук ждёт впереди.
   ....За годы, прожитые в Ростоке, в городе многое изменилось. Как красивы особняки после реставрации! Раньше были совсем не видны. Пройтись по Кропелинерштрассе - одно удо-вольствие. Все дома приведены в порядок, покрашены в разные цвета, витрины блестят. А мы застали ещё запущенные, полусгнившие строения неопределённого цвета. При нас ули-ца оделась в строительные леса, а затем засверкала праздничным глянцем. Некогда однооб- разные окраины сплошь серого цвета вобрали в себя все цвета радуги, украсились балкона- ми, наружными лифтами. Казалось бы, сколько нужно городу магазинов, бензоколонок ? Вроде всего хватает. А строятся новые, ещё более удобные и красивые. Возводятся гостини- цы, прокладываются дороги, туннель под рекой - давняя мечта горожан!
   Но далеко не все люди сумели приспособиться к новым временам. Наиболее предприимчи-
   вые, воспользовавшись льготными кредитами и низкими ценами на землю, построили дома. А многим, ощутившим себя невостребованными, пришлось оставить родные края и перебра-ться на Запад. За десять лет после объединения город покинула пятая часть населения. Сла-бые духом спились. Появились наркоманы и бездомные, чего раньше не было.
   При объединении Германии старый канцлер надеялся увидеть вскоре на Востоке страны "цветущие ландшафты". К сожалению, и через шестнадцать лет это остаётся мечтою.
  
   Гамбург, январь 2006
  
  
  
  
  
  
   Р О Ж Д Е С Т В Е Н С К И Е
   И С Т О Р И И
  
  
   Объявление в районной гамбургской газете звучало необычно: "Евангелическая об-щина приглашает всех желающих для рождественских чтений. Опишите события, которые Вы никогда не забываете, и подарите нам Вашу историю".
   Я слышал о немецкой традиции - в канун Рождества вспоминать необычные и поучительные случаи из жизни, приключившиеся в эту пору. Мои познания ограничивались классикой: "Вечера на хуторе близ Диканьки" и "Ночь перед Рождеством" Н.В.Гоголя. Только и всего. Любопытства ради послал в общину рассказ "Шведская шапка". Он вписывался в зимнее время года. И мне предложили с ним выступить.
   В назначенный день с женой и приятелями, любителями литературы, явились по указанному адресу. Организатора чтений госпожу Якобсен, невысокого роста, немного сгорбленную, в очках, с открытым добрым лицом, застали за приготовлением кофе.
   В большом светлом зале было тепло и уютно. Сияла наряженная ёлка, на столах - белые ска-
   терти, свечи, угощения. Седовласый представительный мужчина негромко наигрывал на роя-
   ле традиционные рождественские мелодии. Постепенно стекались люди, в основном пожи- лые, многие с палками и инвалидными тележками.
   Один за другим 16 авторов представили на суд свои повествования. Я числился в середине. Кажется, слушатели мой рассказ одобрили: посмеялись, похлопали.
   Что объединяло большинство историй? Они всплыли из военного и послевоенного лихоле-
   тья. Т.е. теперешние семидесятилетние были тогда детьми. К сожалению, не все рассказы за-
   помнились, и я не всё понял. Попробую вкратце передать некоторые сюжеты.
   Сельме Векманн, в 1945 году десятилетней девочке, врезалась в память банка тресковой печени. Семье посчастливилось где-то её раздобыть. Несколько месяцев к банке не притра-
   гивались, ждали Рождество. Наконец, в Святой вечер тресковая печень торжественно пред-
   стала как единственное праздничное угощение ужина. Вся семья по очереди макала хлеб в масло, и вкус этого хлеба остался в памяти рассказчицы навсегда. Сельма выросла, стала ма-мой, бабушкой, а тресковая печень ежегодно красовалась в центре рождественского стола.
   Лотти Деглов поведала домашнюю историю, приключившуюся в конце войны. В деревне, где она жила, бедствовали беженцы из Шлезии и Восточной Пруссии. К Рождеству её мать с детьми приготовили красиво обёрнутые свёртки с едой и тёплыми вещами. Всё сложили в большой мешок, и ребята разнесли подарки по комнатам, где ютились беженцы. А у послед- него жилища мешок опустел. Тогда дети не растерялись, побежали в лес. Они знали места, где белки запасались орехами на зиму. Подобрали то, что осталось с осени, а, может быть, "одолжили" у белок и принесли тем, кому подарков не хватило!
   Хильде Петерссен запомнилось послевоенное Рождество. Её муж плавал по Рейну на гру-
   зовых судах. Они договорились обязательно встретиться во время стоянки парохода в Дуйс-
   бурге. Со многими пересадками Хильде добралась до города и узнала, что судно запаздыва- ет. Стоял крепкий мороз. Чувствуя, что превращается в сосульку, она ходила по улицам, но это не помогало. Стужа всё сильнее проникала сквозь тонкое пальтишко. Ноги привели её к церкви. В здании гемайнды горел свет, за занавесками мелькали тени. Пропадая от холода, Хильде постучала в дверь. Открыл пастор. Его семья готовилась к Святому вечеру. Хильде обогрели, пригласили к праздничному столу. Через несколько часов семья пастора проводи- ла её на берег Рейна. К пристани причаливал расцвеченный огнями знакомый пароход. Рас- троганная добротой незнакомых людей, согревшаяся и отдохнувшая, оказалась в объятиях мужа и уже на борту праздновала Рождество во второй раз. Она вспоминает его как самый счастливый в жизни. И это стало традицией: если праздник заставал мужа вне дома, в любую погоду Хильде Петерссен мчалась в порт, где причаливало его судно.
   Сильное впечатление оставил рассказ с библейским названием "Иосиф и Мария".
   В польской деревне жил парень Иосиф. Когда в 1939 году началась война, он бежал в
   Америку. В 1945 году в составе американской армии Иосиф освобождал концентрационный лагерь в Баварии. Среди заключённых ему приглянулась немецкая девушка Мария. Иосиф хорошо говорил по-немецки; они подружились и полюбили друг друга. Мария забеременела. Наступила зима. С разрешения коменданта Иосиф забрал её из лагеря и поместил в дом, где жила рассказчица, в ту пору семилетняя девочка. В деревне негде было приткнуться. И без Марии в комнате расположилось 20 человек. Младшему было 3 месяца, а старшему - 70 лет. Тем не менее никто против новой жилицы не возразил.
   На Рождество Иосифу выпало дежурить. Мария, желая встретить праздник с любимым, пеш-
   ком отправилась в далёкую комендатуру. А в это время на крыльце её дома загрохотали сол-
   датские сапоги, и в комнату ввалился замёрзший Иосиф со своими товарищами. С Марией они разминулись. Не мешкая, солдаты помчались в комендатуру и разминулись с нею вновь. Вернувшись, Мария очень расстроилась. Иосиф пришёл к ней поздно ночью после дежурст-
   ва. Молодые люди были счастливы. И вместе с ними радовались все обитатели комнаты. Эта невыдуманная история напомнила трогательный рассказ О, Генри "Дары волхвов".
   ...Прозвучали и весёлые, забавные рассказы.
   Так, одну девочку навестил Дед Мороз (вернее,Санта Клаус, это не совсем одно и то же). Принёс подарки, поздравил, спел песенку - всё , как положено. Вечером вернулся с работы отец. Девочка рассказала о визите Деда Мороза и добавила:
   "Но у него почему-то были твои руки!"
   Рождественские чтения длились часа два. У некоторых слушателей я заметил слёзы. Лица людей просветлели, черты стали мягче и добрее. Все словно вернулись в своё детство. И ка-
   ким бы трудным оно ни было, люди заново переживали радость нежданного чуда. Возраст отступил, посторонились недомогания, проблемы сегодняшнего дня. Мне понравились авто-
   ры, обычные пенсионеры, в трудовой жизни ничего, кроме писем и служебных записок не сочинявшие. А тут впору удивиться: на целый сборник размахнулись!
   Рождественские сказки обернулись былью.
  
  
   Гамбург. Январь 2003.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "НИЧЕГО СТРАШНОГО"
  
   Порою мнительность надолго лишает человека душевного равновесия. Бывшие москвичи Игорь и Лиля живут в собственном доме в столице штата Колорадо Денвере. Лиля, среднего роста, несколько полноватая, голубоглазая блондинка с загадочной улыбкой Моны Лизы на милом интеллигентном лице, по собственному признанию очень стеснительна. Даже перед мужем не позволяет себе оказаться не в форме: полураздетой или неприбранной. Она очень близорука, без очков разве что спит да умывается.
   Однажды утром, проводив Игоря на работу, стала под душ. Выйдя из ванной комнаты без очков и одежды, - ведь за мужем только что закрыла дверь, - Лиля увидела, о ужас!, появив-шуюся, словно из тумана, фигуру. От неожиданности вскрикнула и, прикрывая руками свои прелести, ринулась обратно в ванную.
   - Ничего страшного, - раздался за спиной голос Игоря.
   Разумеется, это был он, вернулся домой с полпути по какой-то надобности.
   Слова мужа озадачили Лилю: "Что бы это значило "ничего страшного"? Конечно, через со- рок лет после свадьбы я уже не та, но ведь и не безобразна! Почему у него вырвалось слово "страшно"? И, сказав "ничего", он просто пожалел её?"
   Она любила тихие часы после ухода мужа, но утреннее происшествие выбило её из привыч- ной колеи домашних дел, неспешных размышлений, телефонных разговоров с детьми и дру- зьями. Заперев входную дверь на все замки, разделась перед огромным зеркалом в холле.
   " Конечно, я полновата, но мои округлости ещё довольно привлекательны, а лицо, глаза и
   вовсе не дурны. О чём же он подумал, почему так сказал?"
   Промучившись полдня, не выдержала, позвонила Игорю на работу.
   - Что, что ты хотел сказать словами "ничего страшного"?
   Поглощённый производственными делами, тот не мог понять сумбурных тревожных всплес-ков жены. Отделался ничего не значащими словами. Об утренней сценке совсем позабыл.
   А Лиля не находила себе места, ни на чём не могла сосредоточиться, всё валилось из рук. С частотой пульса тяжелобольного где-то в подсознании повторялось "ничего страшного", "ничего страшного", "ничего страшного". Едва дождавшись мужа, обрушила на него свою боль, обиду, недоумение:
   - Так что же всё-таки значит "ничего страшного"? О чём ты?
  -- Да ничего особенного, просто ты испугалась, и я хотел тебя успокоить.
  -- Но почему сказал "страшно"? Я так изменилась, и ты ужаснулся? А, может быть, не меня, а себя хотел утешить?
  -- Да перестань, забудь об этом, ничего я не подумал, сказал машинально! В конце кон- цов, будем обедать или нет?
   Так "ничего страшного" и повисло меж ними. Стоит лишь услышать это словосочетание, как "сладкая парочка" невольно вздрагивает. Муж и жена долго глядят друг на друга, Игорь с ласковой улыбкой, а Лиля - вопросительно.
  
  
  
   Гамбург, сентябрь 2004
  
  
  
  
  
  
   Б Л О К А Д Н Ы Й Р О Я Л Ь
   Промозглой ленинградской осенью с хмурого неба непрестанно моросил мелкий на- доедливый дождь. К зданию городской музыкальной школы на улице Некрасова подошли высокий плотный мужчина лет 35 в плаще и шляпе и маленькая школьница с портфелем и зонтиком. Девочка перевела дух, улыбнулась, на порозовевшем от быстрой ходьбы хороше- ньком личике заиграли ямочки.
  -- Ну, как, готова? - спросил мужчина.
  -- Всегда готова, дядя!
   Заканчивался 1948 год, и в город возвращалась нормальная жизнь. Учебный год, как и до войны, начался с 1 сентября. На всех этажах большого здания раздавались звуки музыки. Девочка очень волновалась. В маленьком уральском городке, откуда приехала из эвакуации, преподавательница фортепиано была довольна ею, уговаривала мать не увозить дочку, обещала выучить и прочила большое будущее. Но та не соглашалась. Война разрушила жизнь красави-цы-матери: отняла мужа, отца, дом. В эвакуации, прожив четыре года в сырой хибарке, недое-дая, без лечения и лекарств, стала инвалидом, передвигалась, ковыляя, с палочкой. От некогда большой семьи остались лишь женщины: старая бабушка, мать да дочка. Вот с ней-то больная женщина не хотела расставаться! Музыкальные занятия в то трудное время казались не столь важными.
   Играя на рояле, девочка забывала обо всех горестях. Перед войной она, первая внучка в про-сторном дедушкином доме, была окружена заботой и любовью близких людей. В одночасье всё рухнуло, жизнь сузилась до простого существования в нелёгких условиях. Из всех родных на беду отозвался лишь добрый дядя, брат матери, дав кров и помогая посильно. Музыка стала для неё отдушиной, страстью, уходом в другой, прекрасный мир.
   Маленькая школьница со смешно торчащими в разные стороны косичками с трепетом села за рояль. Вспомнив наставления уральской учительницы, взяла первые аккорды, волнение улег-лось, и она уверенно исполнила свою программу. Игра директору школы понравилась:
   - Ты хорошо подготовлена для 5 класса! Но учебный год давно начался, преподаватели фортепиано перегружены. Есть ещё свободное место в классе арфы.
   - Но я хочу играть только на рояле, - еле слышно прошептало юное дарование, глядя себе под ноги.
   - Рояль будет у тебя вторым предметом, - уговаривал директор, - поучись до лета на арфе, потом перейдёшь в другой класс!
   Девочка заплакала. В четыре года ей купили пианино и учили игре, другие инструменты были не знакомы и чужды. Громадная арфа наводила страх.
   Тогда решили попытать счастья в городском Дворце пионеров.
   - Если выдержишь это испытание, куплю тебе пирожное в Елисеевском магазине, - пообе-щал дядя.
   Во Дворце она получила хорошую оценку, но классы фортепиано были полны и там. Посове- товали до конца учебного года позаниматься всё-таки в городской музыкальной школе и прид-ти следующим летом.
   - Ну что ж, будем считать, что пирожное ты заслужила, -подвёл итог дядя, - но мне нужно на работу, доедешь сама до улицы Некрасова?
   - Конечно, конечно, спасибо Вам!
   В незнакомом огромном городе девочка заблудилась и музыкальную школу не нашла. Про- искав до вечера, ни с чем вернулась домой.
   На другой день сама пошла в Дом пионеров Октябрьского района. Он находился тогда на набережной реки Мойки в бывшем великокняжеском дворце. На углу проспекта Маклина и
   улицы Декабристов высокий строительный забор ограждал огромный дом. Собственно, от дома осталась одна половина, другая часть его представляла собой груду кирпичей, искарё- женных балок и мусора: авиабомба, словно гигантский топор, разрубила здание. Сохранив- шаяся часть походила на театральную декорацию. Из окон торчали дымовые трубы, одина-ковые комнаты различались обоями. Там, где раньше висели картины, зеркала, стояли шка-фы, они были ярче. Казалось, вот-вот распахнутся двери, выйдут артисты и станут играть пьесу о блокадниках. Но, что удивляло больше всего и, словно магнитом, притягивало взо-ры прохожих, так это чёрный полированный рояль в углу комнаты на 5-м этаже. Инстру- мент лежал на днище, и это спасло от падения с наклонившегося пола. Ножки скорее всего сожгли в войну, когда в печки-буржуйки запихивали и мебель, и паркет, и книги. Готовый рухнуть предмет её мечты напоминал собственную изломанную судьбу. Не забыла, как в июле 41-го бежала с мамой на вокзал белорусского города, где жила, как они едва втисну-лись в переполненный вагон. В пути эшелон обстреливали фашистские самолёты и гибли люди. Загадала: если придут рабочие и аккуратно краном опустят инструмент на землю, то и в её жизни всё сложится хорошо. Если бы ей даже подарили старенькое пианино, в тесной проходной комнатке у дяди ему не нашлось бы места. У девочки не было и кровати, она спала поочерёдно то с мамой, то с бабушкой.
   Что-то зацепило преподавательницу, опытного педагога, в манере игры, темпераменте но- вой ученицы. Она поставила условие:
   - Возьму тебя, если обещаешь каждый день по нескольку часов заниматься, есть у тебя инструмент?
   - Своего нет, но есть у моих родных. Кроме того, школьная подруга предложила играть у неё.
   Начались занятия. Девочка хорошо понимала, что от неё требуется, и быстро исправляла до- пущенные ошибки. За домашние задания получала только пятёрки. Возвращаясь из Дома пионеров, подходила к строительному забору, подолгу глядела на рояль, мечтала. Но после трёх-четырёх посещений родственников и доброй подруги ей дали понять, что уставших от работы людей раздражают гаммы и упражнения. Постепенно визиты стали реже, а затем и вовсе прекратились. Соответственно, покатились вниз и оценки по музыке. Но играть стра-шно хотелось. Девочка мучительно переживала своё отставание. И тогда придумала: выре-зала из газет клавиши, раскрасила их в белый и чёрный цвет, и на этом "инструменте" пыта-лась играть. Наступил день, когда преподавательница возмутилась, поставила двойку и зая-вила:
   - Я с тобой зря теряю время!
   Девочка зарыдала и вышла из класса. В 12 лет маленький человек ощутил полную беспро- светность жизни и крах заветной мечты. Со слезами на глазах подошла к знакомому забору, посмотрела наверх, но рояля на 5-м этаже не увидела. От сотрясений при начавшихся ремо- нтных работах инструмент не удержался и рухнул. На груде мусора лежали его полирован-ные обломки и детали механизма. Пережив блокаду, рояль разбился в мирной жизни. Слёзы хлынули с новой силой. Что-то надломилось в девочке. В огромном городе не нашлось ни- кого, кто помог бы ей. Больше за инструмент никогда не садилась.
   Так, заложенные от природы музыкальные способности и не раскрылись. И всю жизнь ей пришлось заниматься другими, нелюбимыми делами.
   Спустя годы родилась Лера, и она заметила, что ребёнок внимательно прислушивается ко всем звукам, особенно к музыке. Когда дочка подросла, специалисты определили у неё абсолютный слух.
   " Хоть что-то хорошее ей от меня передалось", - усмехнулась молодая мать.
   Девочке купили пианино, пригласили учительницу. Та хорошо поставила руку и с удивле-нием отметла, как способная ученица на лету схватывает то, что другим детям приходится по многу раз повторять. Едва научившись играть, маленькая Лера стала сочинять музыку. В школу при консерватории пришла хорошо подготовленной. В восемь лет уже солировала с оркестром, а в двенадцать - написала оперу, и её поставил театр. В это же время она стала увлекаться стихами.
  
   Музыкальные дела шли хорошо, Лера победила на нескольких российских конкурсах. Жизнь молодой матери, не состоявшейся самой в мире музыки, стала наполняться надеж-дой. Счастливый случай помог осуществиться мечте.
   Однажды дочку с группой одарённых ребят направили на международный конкурс в Нью-Йорк. Ожидая своего выступления, Лера разминала пальцы за роялем в фойе театра, где проходил конкурс. В это время один из членов жюри вышел из зала покурить, или по дру-гой надобности. Услышав игру, заинтересовался, подошёл к роялю. Когда наступила пауза, обратился к юной пианистке:
   - Ты можешь не ходить на этот конкурс, это не столь важно, я возьму тебя в Джулиард-
   скую музыкальную школу, согласна?
   У девочки голова пошла кругом. Об этой школе она слышала, учиться в ней большая честь, но как можно решиться на переезд без совета мамы, за тысячи километров от Родины?
   Она понимала, что такое предложение второй раз не повторится, что это в корне изменило бы её и мамину жизнь. В лучшую сторону.
   - Можно мне подумать?
   - Пожалуйста, но не больше одного дня.
   Сопровождающий делегацию музыкантов товарищ (в штатском) каким-то образом узнал о предложении члена жюри и угрожал к Лене:
   - Если ты вздумаешь остаться, мы сгноим твоих родственников!
   Лера, не считаясь с разницей во времени, телефонным звонком подняла с кровати мать:
   - Что делать? Я хотела бы здесь поучиться, но боюсь за вас!
   - Не беспокойся, доченька, оставайся, учись! Слава Богу, сейчас не те времена!
   Так девочка-подросток осталась одна в чужой стране, обучаясь сразу по двум классам - фортепьяно и композиции.
   Как-то она призналась, что постоянно слышит "звуковой гул":
   - Моя задача не написать стихи или музыку, а скорее уловить то, что уже где-то вита-ет...По сути я ничего не "сочиняю", существует некий голос внутри меня, который я слышу. Когда вижу глазами написанное, строчки или ноты, мне даже не верится, что это я написа-ла...
   После Джулиардской музыкальной школы её направили в ганноверскую аспирантуру. С большим успехом выступила в ООН, Карнеги-Холле, Линкольн-Центре в Нью-Йорке, Симфони-Холле в Чикаго, концертных залах Вашингтона, Мюнхена, Гамбурга, Осло. Своим менеджерам поставила условие:
   - Мать должна быть на всех моих концертах, чего бы это ни стоило!
   И каждый раз та не могла сдержать слёз, видя свою девочку на сцене. Её неудавшаяся музыкальная жизнь обрела смысл, успехи дочери стали счастьем для обеих.
  
  
  
   Июль 2007. Гамбург
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Д у д у
  
  
   Едва наш автомобиль отъехал от аэропорта, как маленькая Ева забеспокоилась. Она никогда не расставалась с Дуду, только что в самолёте держала его в руках. А тут он пропал! Подозрительно посмотрела на меня, нового человека в её окружении, - не спрятал ли? Не имея понятия, где игрушка, и вообще, что она из себя представляет, я продолжал крутить ба- ранку. Моё молчание лишь усилило подозрение полуторагодовалой, плотно сбитой загоре-лой девочки с глазками-вишенками на очаровательном круглом личике. Сидевшая рядом мо-лодая мать поискала в сумках - игрушки не было. Как назло, она осталась в багажнике авто-мобиля. Мать не растерялась, нашлась что сказать:
   - Дуду устал в полёте и сейчас отдыхает, просил его не беспокоить.
   Объяснение Еве не понравилось, она хотела получить своего любимца немедленно и с точно- стью метронома зудила :
   - Где мой Дуду? Где мой Дуду?
   Чем ближе мы были к цели поездки, тем требовательней звучал голос. В ушах зазвенело, го-лова стала раскалываться - верные признаки повышающегося давления. Хотел где-нибудь остановиться, передохнуть, достать Дуду. Но это требовало времени, а его как раз-то и не хватало: молодая мать спешила к отходу поезда. Что делать?
   Предложил Еве игрушки моей внучки - они были немедленно отброшены в сторону. Сделал погромче музыку радиоприёмника - где там! Возмущённая пассажирка перешла на крик. Го-лос у неё оказался не по годам зычным, наверное, хорошей певицей станет, когда вырастет:
   - Где мой Дуду? Где мой Дуду?
   Ева была безутешна. По румяным пухленьким щёчкам катились крупные слёзы. Она не умо-лкала и на вокзале, пока покупали билеты, искали нужную платформу, садились в поезд. Когда, наконец, все хлопоты остались позади, я попросил мать:
   - Найди, пожалуйста, этого несчастного Дуду! Ну, куда он запропастился? Хочу на него взглянуть!
   Та наклонилась к сумкам. В этот момент двери вагона захлопнулись. Мать взяла Еву на руки и поднесла к окну. Девочка прижимала к груди маленького серенького замурзанного не то мышонка, не то зайчонка. Слёзы мгновенно высохли, она вся светилась радостью. Поезд тро-нулся, я помахал Еве рукой. В ответ она подняла над головой Дуду и покачала им. Улыбка счастливой девочки стала мне наградой за эту кошмарную поездку. И хоть "Дуду" ещё долго канючил в ушах, на будущую певицу больше не сердился.
  
  
   Гамбург. Февраль 2006.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   С П А С И Т Е Л Ь
  
  
   Мог ли кто-нибудь предположить, что останки одного из яростных противников совет-ской власти - Антона Ивановича Деникина, умершего в 1947г. в Америке, через 58 лет пере- хоронят в Москве, да ещё в некрополе Донского монастыря? И это весьма примечательно!
   Помню, в школьных учебниках руководителей Белого движения - генералов Деникина, Корнилова, Юденича, Врангеля, адмирала Колчака изображали в виде карикатур, не иначе, как брызгающих слюною бешеных собак. Оскаленным мордам придавали черты схожести с означенными лицами, а для лучшего запоминания на пёсьем теле указывалась фамилия.
   Много позже понял, что учили нас односторонне, что большевистский переворот развязал братоубийственную войну, чудовищную по кровопролитию и несправедливости как Белых, так и Красных. На Ленина "сотоварищи" можно было рисовать такие же карикатуры, как на царских генералов!
   Неординарное событие вызвало из памяти историю, много раз слышанную от бабушки по материнской линии. Семья дедушки в годы Первой мировой и Гражданской войн жила на Волге в немецкой колонии Сарепте недалеко от Царицына (нынешнего Волгограда). Сарепта славилась когда-то на всю Россию своей горчицей. Но дед занимался не горчицей, а деревья- ми - работал бракёром у лесопромышленников. Он происходил из бедной семьи, рано осиро-тел. Его мать одна поднимала восьмерых детей. Постоянная нужда и изнурительная борьба за выживание сделали деда скупым и жестким даже по отношению к собственным детям. Он не был большевиком и вообще стоял от политики в стороне. Тем не менее солдаты из армии генерала Деникина, занявшие Сарепту в 1919 году, бабушка почему-то всегда называла их "казаками", не долго думая, поставили деда к стенке сарая. Щёлкнули затворами винтовок.
   Мне представилась эта сцена ужасной: во дворе собственного дома ни за что, ни про что, на
   глазах жены и троих малолеток хотят расстрелять хозяина, единственного кормильца семьи!
   Вдруг от сгрудившихся вокруг рыдающей матери детей отделился младший, двухлетний Гиля. Не обращая внимания на солдат, просеменил на слабеньких ножках к отцу, повторяя: "Папа, папа, папа"! Подойдя, обхватил его колени и поднял головку кверху, просясь на руки.
   Это было так неожиданно, что солдатские винтовки дрогнули. В ожесточённом войной и террором сердце деникинского офицера тоже всколыхнулось что-то человеческое, может, своих детей вспомнил. Он скомандовал солдатам, один из них подошёл к деду, хлестнул пле- тью по лицу, после чего все покинули двор.
   Произошло чудо: неизбежная, казалось, смерть отступила перед ребёнком, едва научившим- ся ходить и говорить!
   В 20-е годы дедушка с семьёй перебрался в Витебск. Гиля закончил школу, политехникум, работал начальником котельного цеха на электростанции в Мозыре. С 1939 года - в армии. Участвовал в польской и финской кампаниях. В начале Отечественной войны служил в Ленинграде. Вспоминал, как его, опухшего от голода, погрузили, словно бревно, в кузов гру-зовика рядом с такими же доходягами, и по "Дороге Жизни" вывезли на Большую Землю. Подлечившись, вернулся в блокадный город. Воевал на "Ораниенбаумском пятачке". Был ранен. Май 1945 года встретил в Померании на острове Рюген. Награждён тремя медалями "За отвагу", орденами "Отечественной войны", "Славы".
   После демобилизации жил в Ленинграде, женился. Был он высок и худощав, аккуратные уси- ки придавали бравый вид, карие глаза всегда глядели по-доброму, казалось, улыбались. Ни-когда не унывал, хотя жилось ему довольно трудно.
   По окончании войны на месте своего дома в Витебске на Безбожной улице дедушка увидел глубокую воронку. Вместе с бабушкой поселился в семье дочери в Новогрудке, затем пере-ехал в Ленинград. До глубокой старости дед был очень деятелен. После утренней молитвы в синагоге, обходил магазины и рынки - "доставал" продукты, топил печки, чинил домашним обувь. Вечером молился и обычно читал газеты вслух. Бабушка, занимаясь хозяйственными делами, комментировала события. Их речь, смесь слов и выражений на русском, белорус-ском и идиш, наверное, заинтересовала бы учёных-языковедов. Страх перед властью, между собой они называли её "мелухой", и боязнь посторонних ушей укоренились в дедушке где-то на подсознательном уровне. Забавно было, как даже в либеральные хрущёвские времена он прерывал на полуслове опасные, с его точки зрения, высказывания жены:
  -- Рива, я просил тебя, кажется, никогда не вмешиваться в политику!
   Стоило кому-нибудь в разговоре упомянуть имя "Гиля", как обычно суровое выражение ли-ца менялось, будто дед вспоминал что-то хорошее. Вокруг глаз собирались морщинки, губы расплывались в улыбке. Никогда не произносил "мой спаситель" или что-нибудь подобное. Его чувства проявлялись в покупке недорогих продуктов, дед отвозил их через весь город в семью любимца. Обычно дожидался возвращения хозяина с работы.
  -- Гиля и его жена очень заняты, им некогда стоять в очередях, - как бы оправ-
   дываясь, объяснял своё долгое отсутствие.
   Когда младший сын навещал родителей, дед садился рядом, усердно потчевал, умильно гля-дел. Он плохо слышал, поэтому приставлял руку к уху, чтобы не пропустить ни слова из ска-занного. Наверное, это были его самые счастливые минуты.
   Дядина жена, красивая и очень добрая, тяжело болела и рано умерла. Больше он не женился. Помогал дочери растить сына, а выйдя на пенсию, взялся за домашнюю работу. Старые раны давали себя знать, Гиля опирался на громоздкие деревянные костыли. Я прислал из Германии лёгкие алюминиевые. Он меня высмеял:
   - С твоими костылями - только с барышнями прогуливаться в парке Победы: ни в магазин сходить, ни на кухне что-нибудь сделать!
   Он был прав, немецкие костыли - не для инвалидов с полными "авоськами".
   Мы давно не виделись, поэтому, приехав в Петербург, сразу же позвонил ему, условились о встрече. Гиля сам открыл дверь, он трудно дышал.
  -- Ну, в чём дело, - спросил его, - сколько помню, ты всегда был подтянутым, свеже-выбритым, благоухал "Шипром"!
   (Из-за дядиного лёгкого характера все племяники были с ним на "ты".)
  -- А, лень. Знаешь, на пенсии я здорово обленился! А потом, моя фронтовая примета - перед боем не бриться! Только теперь воюю сам с собой. Просыпаюсь рано, лежу, об-думываю дела на сегодняшний день, собираюсь с силами, чтобы подняться, как в бло-каду, чёрт побери!
   .....Уже нет на свете деда, недавно умер и Гиля. С годами подробности прошлой жизни меркнут в памяти. Но разве можно забыть историю спасения человека?
  
  
   Гамбург. Январь 2006.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПОЕЗДКА К МОРЮ
  
   Алексей работал электриком в посреднической фирме, и на выходные всегда спешил до-мой в Росток. Иногда на своей машине - тогда брал попутчиков, иногда подвозили знако-мые. Мотаться каждую неделю было нелегко, но со временем он привык - в Германии мно-гие так живут. Короткие путешествия мало чем отличались, но одна из Берлина врезалась в память. В субботний июльский день Дима, товарищ по бригаде, перевозил семью к родите-лям жены и обещал захватить.
   Ровно в 8 часов, как договорились, Алексей был у его машины, но - там никого. Позвонив, поднялся в квартиру. Сборы шли полным ходом, везде валялись разбросанные вещи. Димина жена, крупная статная шатенка с красивыми серыми глазами, металась по дому то складывая сумки, то успокаивая годовалого ребёнка, то приготавливая завтрак. Дима, сорокалетний брюнет среднего роста с лохматой шевелюрой и помятой физиономией, в сборах не участ-вовал, лишь нервно курил одну сигарету за другой и ворчал :
  -- Лена, я же просил сложить вещи заранее! Почему этого не сделала? Теперь придётся торчать в пробках!
  -- А почему ты мне не помогал, а смотрел футбол и пил пиво целый вечер? - парировала жена.
   Понятно, семейство не скоро тронется в путь, и гость стал прощаться:
  -- Пожалуй, поеду на поезде, а вам нет смысла спешить.
  -- Нет, нет! - запротестовал Дима, - ты мог уехать вчера, но остался из-за меня! Отвезу, как договорились!
   Алексей вышел, пообещав вернуться. Однако и через два часа сборы продолжались. Жена что-то достирывала, доглаживала, кормила ребёнка, хозяин по-прежнему курил и ругался.
   Наконец, в палящий полдень тяжелогружённая машина тронулась в путь. Алексей сидел спе-реди, Лена с сынишкой - на заднем сиденье. Все плотно обложены сумками, пакетами, свё-ртками при полнном багажнике.
   Естественно, субботние автобаны запружены. Водитель выискивал на дороге малейшую щель, чтобы хоть как-то продвинуться. Увы, машины едва ползли, а то и вовсе останавлива-лись.
  -- Дима, не торопись, - посоветовал приятель, - раз уж так получилось, приедем немного позднее, ничего страшного.
   Но тот не мог успокоиться и, не вынимая сигареты изо рта, зло укорял жену:
  -- Я же просил тебя....
   Его упрёки взрывались матом. Кондиционер не работал, а окна, из опасения просквозить ре- бёнка, открывались только при остановках. Тесный салон превратился в жаркую сауну. От частых рывков, торможений, резких поворотов машины головка малыша моталась во все стороны. Не удивительно, что вскоре его стошнило. Лена салфетками обтирала сына, а дол-говязый Алексей, отстегнув ремень безопасности и изогнувшись вопросительным знаком, пытался почистить испачканную обивку.
   Тут Дима разошёлся вовсю:
  -- Я же говорил, что ребёнка нельзя кормить перед дорогой!
   Но малыш не освободился от завтрака полностью. Скоро пассажиры ощутили характерный запах детского поноса. Лена сменила памперс. Чтобы не испачкать сидений и не навлечь на себя гнев и без того сердитого мужа, держала все отходы в руке, попросила:
  -- Нам нужно остановиться, чтобы выбросить мусор!
   Но Дима тормозить и не собирался. Наоборот, когда за Виттштоком дорога стала свободнее, дал полный газ и продолжал ругань. Тут нервы у Лены сдали, и она изо всей силы влепила ему оплеуху.
   От неожиданного удара мужняя голова мотнулась влево. К счастью, опытный шофёр удер-жал руль, автомобиль лишь немного рванулся в сторону, порядком напугав водителя в сосе- днем ряду.
   Гость оцепенел. В салоне стало тихо, даже ребёнок перестал вякать. Лишь свистел ветер, шелестели шины, и ревел мотор. Так проехали несколько километров. Взглянув на коллегу, Алексей, несмотря на драматизм ситуации, едва не расхохотался. К диминой правой щеке, давно не бритой, прилипли салфетки со всем, что исторглось из его сынишки.
   Дима сидел неподвижно, раскрыв рот. Остекляневшим взглядом уставился в какую-то точку. Казалось, автомобиль мчится сам по себе, словно самолёт на автопилоте. Минут через десять он пришёл в себя и тихо попросил:
  -- Лена, сними, пожалуйста, какашки со щеки, они плохо пахнут.
   Жена, смахнув ладонью слёзы, молча содрала салфетки и прилипшую грязь со щетины. Че-рез некоторое время он так же тихо произнёс:
  -- Вытри, пожалуйста, мне лицо.
   Лена достала салфетку и, поплевав на неё, обтёрла мужа.
   Оставшуюся часть пути проехали молча. Каждый думал о своём. Алексей хотел как-то при-мирить супругов, сказать им, что они оба не правы. Конечно, собраться в дорогу желательно заблаговременно, а ругаться матом, да ещё при ребёнке и постороннем - просто хамство. Но ... подходящие слова застряли, не шли.
   Выходные пролетели быстро, и воскресеным вечером приятели возвращались в Берлин. Во- дитель был молчалив и задумчив. Алексей поинтересовался:
  -- Как себя чувствует малыш?
   После нескольких фраз Диму прорвало:
  -- Знаешь, а ведь оплеуху я получил за дело! Лена обычно выдержана, наверное, допёк её. Ты уж извини, что так получилось!
  -- Пустяки, у кого в семье не бывает конфликтов!
  -- Лена инженер по образованию, - продолжил Дима, - мы вместе учились в институте. Она хорошо говорит по-немецки и не хочет сидеть дома без дела, но ничего найти не смогла. Невостребованность постоянно давит на неё, нервы натянуты. А сейчас, когда появился ребёнок, шансы на работу нулевые. От меня помощи мало: сам знаешь, как уламываемся на стройке. В общем, попросил у неё прощения.
  -- Ну, и славненько, - обрадовался Алексей, - всё образуется!
   Так сложилось, что через год ему довелось снова ехать с этой семьёй. Поездка разительно отличалась от предыдущей. И хотя выехали тоже поздно, супруги спокойно обсуждали ка-кие-то свои проблемы. Дима не курил, не ругался. Алексей с удовлетворением отметил про-исшедшую с ним перемену. Оплеуха помогла?!
  
  
   Гамбург. Июнь 2006
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   З А В Т Р А К У Г У Л Ь К О
  
   Единственный трёхэтажный дом в небольшой деревушке под Ростоком построили в 50-е годы для работников торфопредприятия. Первых новосёлов не огорчали ни печное отопле-ние, ни отсутствие современных удобств, они были счастливы, выбравшись из ветхих хибар и бараков послевоенного времени. Как же: собственные каменные стены...
   К 1996 году дом обветшал, и летом приступили к его ремонту. Кровельщики поменяли кры- шу, плотники сделали новые помещения на просторном чердаке, сантехники установили ба- тареи отопления и ванны, маляры - поштукатурили и покрасили. Бригада электриков, где я работал, подключила новые кабели и заменила газовые плиты электрическими.
   Целыми днями в старом доме грохотали отбойные молотки, визжали дрели, из раскрытых окон, словно туман, тянулись клубы серой пыли. Для жильцов, в основном пенсионеров, привыкших к тишине и размеренной жизни, наступили трудные времена. Некоторые, оста- вив ключи от квартир, уехали на время ремонта к родным, другие, выгнав автомобили из га- ражей, обосновались там сами на раскладушках, готовили на плитках.
   Проходя по одной из лестниц, обратил внимание на дверную табличку с фамилией "Гулько". Невольно вспомнился известный исполнитель эмигрантских песен: "Поручик Голицин", "Синее небо России", "Белые берёзы" - Михаил Александрович Гулько.
   Меня распирало любопытство, хотелось поговорить или хотя бы взглянуть на людей, нося-
   щих эту фамилию. Но повод для знакомства не подворачивался - в этой квартире мы ещё не работали. И вдруг удача! Как-то в конце дня остановил бригадир:
  -- Алекс, завтра приноси меньше бутербродов, нас пригласили к фрау Гулько!
   Завтрак, обед, кофейная пауза - "святое" время на стройке. Прерывается любое дело, даже самое срочное. Рабочие подкрепляются в ближайшей кантине, а чаще - принесенным из до- ма: так дешевле, быстрее, и остаётся минутка-другая для отдыха. Обычно устраиваются где-нибудь в раздевалках, кладовых, а если погода позволит, то и на природе.
   Ровно в 9 часов бригада электриков в полном составе выстроилась перед квартирой хлебосо- льной хозяйки. Дверь открыла среднего роста дама пенсионного возраста в очках, с короткой стрижкой слегка вьющихся седеющих волос. Приветливо улыбнувшись, пригласила войти.
   Подстелив на стулья газеты (переодеваться некогда, на завтрак отпускается всего 15 минут), мы расселись вокруг большого стола в гостиной. Приборы уже расставлены, в вазочке - бу- кет полевых цветов. Меню обычное немецкое: свежие булочки, масло, мармелад, колбаса, сыр, яйца - кому что нравится. Ну, и, конечно, кофе. Озадачило само приглашение: ведь не-мцы экономны и довольно замкнуты, чужих не жалуют. Хозяйка присела к столу, угощая нас и поддерживая беседу. Я обратил внимание на её голубые глаза: они не были ни большими, ни особенно красивыми, а очень спокойными, хотя где-то в глубине и затаилась смешливая живинка. Во взгляде, как и во всей немного сутулой фигуре, чувствовалась какая-то уста-лость, не сеюминутная, не вчерашняя, а будто от всей прожитой жизни.
   Лишь чашки опустели, фрау Гулько принялась хлопотать: подливала кофе, подносила недо- стающее. Выяснилось, что она составила график всех занятых на ремонте дома. Когда со словами благодарности мы поднялись от стола, хозяйка пригласила на кухню, открыла двер-цу холодильника, сверху донизу заполненного флягами с минеральной водой, и сказала:
  -- Ребята, дверь моей квартиры всегда открыта, приходите в любое время и пейте, сколько хотите!
   Вот это да! Такого никто не ожидал! Уходили с ощущением, будто побывали в гостях у бли- зкой родственницы. Июль выдался жарким, а работа - тяжёлой и пыльной. Встречая взмы-ленных рабочих, многие хозяйки предлагали утолить жажду. Однако угостить, как фрау Гулько, никто и не додумался. Почему скромная пенсионерка так участливо к нам отнес- лась? Откуда эта чисто русская широта души? Каким ветром занесло сюда даму с украин- ской фамилией?...
   Неожиданно меня перебросили на другой объект, и об удивительной женщине ничего узнать не удалось.
   ....Прошли годы. Однажды летом проезжал недалеко от деревни, где мы когда-то работали. Вспомнил фрау Гулько и решил навестить. Выдался тёплый вечер. Пенсионерку застал бесе- дующей с соседками на лавочке.
   Представился, напомнил о ремонте дома. Моему появлению она не удивилась, сразу узнала:
  -- Ты ещё закрепил сушилку в ванной комнате, она до сих пор висит, хорошо сделал, а я отдала тебе центрифугу для белья, стояла без дела, только место занимала!
   Вот потому-то меня и запомнила!
   Фрау Гулько почти не изменилась, разве что добавилась седина, да морщинки у рта стали глубже. Голубые глаза глядели так же спокойно и доброжелательно. Она пригласила к себе, сварила кофе.
  -- Мы не виделись 10 лет, как поживаете, Маргит?
  -- Я осталась одна. В 48 лет умер мой старший сын, он родился больным: левая поло- вина тела была парализована. Лечение не помогало, ему становилось всё хуже.
   После долгой болезни два года назад скончался муж.
   Она замолчала, задумавшись, наверное, о сыне и муже. После паузы я осторожно спросил:
  -- А больше родных у Вас не осталось?
   Фрау Гулько встрепенулась:
  -- Почему же? Мои дети живут в Ростоке: дочь, ей уже 53, работает в Остзеепарке, и два сына, одному 27 лет, он маляр, сейчас без работы, другому 25, служит в Бундес- вере. У меня 7 внуков и даже один правнук. Они не забывают меня, на выходные обязательно кто-нибудь да появится.
  -- А Вы не собираетесь к ним?
  -- Да дочь всё время уговаривает. Только что я буду делать там среди незнакомых лю- дей? 50 лет прожила в этом доме, все меня знают, и я знаю всех, здесь огород. А в Ростоке буду как беженка. Не хочу этого, один раз уже была!
  -- Как? Откуда Вы бежали?
   И Маргит Гулько поведала грустную историю своей жизни. Она родилась в деревне в
   Лаузитских горах, что в Судетской области. Семь веков там жили вместе немцы и чехи, было много смешанных семей. Край славился стекольным производством. Немецкие мастера знали много секретов своего дела, чешские - умели хорошо украсить и упаковать изделия, а купцы-евреи доставляли товары во все уголки земного шара и были самыми большими работодателя-ми. Кооперацией все были довольны. Дедушкина мастерская находилась прямо во дворе дома.
   После войны осенью 1946 года всю семью: маму, бабушку, дедушку и 15-летнюю Маргит поса-дили на подводу и с небольшим скарбом (разрешалось брать не больше 50 килограмм на чело-века), отвезли на сборный пункт у железной дороги. Там какое-то время они жили в бараке, а затем в товарном вагоне долго везли, пока не остановились в городе Тессине, недалеко отсюда.
  
   Примечание:
   По решению Потсдамской конференции в 1945 году побеждённая Германия потеряла около четверти своих тер- риторий. Немцев изгнали изо всех европейских стран, где веками жили их предки. Более 14 миллионов человек остались без домов, имущества, земельных наделов (Из газет).
  
   Отец погиб в 1943 году под Орлом. Последний раз семья собралась вместе в 1941 году, когда он приезжал в отпуск. "Наверное, больше не увидимся", - тихо сказал на прощание, отправлясь на Восточный фронт. Мать очень плакала.
   Я поинтересовался, откуда у неё украинская фамилия.
  -- Это фамилия моего мужа, - пояснила Маргит. - Мы познакомились в 1949 году, когда он вернулся из русского плена. Ему было тогда 22 года. Семья мужа - тоже беженцы, только из Померании, из-под Щеттина. После войны эта местность отошла к Польше. И фамилия скорее всего польская.
   Я вспомнил, как радушно фрау Гулько угощала нашу бригаду в 1996 году, и поинтересовался, почему она устроила завтрак? Ведь мы приносили еду с собой!
  -- А как же иначе! - возразила собеседница. - У нас в семье и мама, и бабушка всегда кормили работников!
  -- Но ведь ремонтировали не только Вашу квартиру, а весь дом, и здесь трудилось че-
   ловек 50!
  -- Это не имеет никакого значения, кормить нужно всех!
  -- Да, но почему угощали только Вы? А Ваши соседки ...?
  -- Так они же - мекленбургские! А я - судетская немка! - с гордостью произнесла фрау Гулько.- У нас так заведено!
   Хозяйка добавила кофе в опустевшую чашку, а я задумался о её судьбе.
   Во время войны Маргит закончила 8 классов. Затем к власти в Чехословакии пришли коммуни- сты. Они не разрешали немцам учиться, те даже разговаривать на своём языке боялись. На этом образование девочки и закончилось. Профессии получить не удавалось. Всё-таки один добрый чех взял её в швейную мастерскую и научил немного шить. В 18 лет уже в Мекленбурге вышла замуж, родился первый ребёнок.
   Пока мать могла, та сидела с детьми, а Маргит поступила на торфопредприятие, где квалифи- кация не требовалась. Иначе семья не могла прожить. Здоровье мужа в плену было подорвано, он работал слесарем, но часто болел и мало получал. Семья была счастлива, когда получила жильё в новом каменном доме.
  -- А в чём заключалась Ваша работа? - мне хотелось узнать о ней как можно больше.
  -- Мужчины на болоте нарезали кирпичиками торф, а мы, женщины, относили его на сухое место и складывали в пирамиды на просушку. Целый день в резиновых сапо-
  -- гах, в накидке, если дождь идёт. Большинство женщин трудилось только летом, а я - весь год. Вначале торф использовали как топливо, а когда людям дали садовые уча- стки - как удобрение, и мы фасовали его в мешки.
   На торфоразработки ездила на велосипеде - 10 километров для неё не расстояние. Так прорабо- тала 14 лет. С годами больной сын становился всё тяжелее, бабушка уже не справлялась. Приходилось Маргит после смены, а иногда и в обеденный перерыв им заниматься. Она сорва- ла позвоночник и превратилась в инвалида с малой пенсией. Сейчас у неё уже нормальная пен- сия по старости.
   Разговор затянулся. Нужно было уходить, но услышанное тяжёлым грузом удерживало в крес- ле. Мне открылась ранее неизвестная история целого поколения утративших Родину немецких женщин, ставших беженцами.
   "Что хорошего видела она в своей жизни?" - подумалось о собеседнице.
   "Не много, пожалуй, лишь безоблачное довоенное детство", - ответил себе.
   Меня глубоко тронула нелёгкая судьба Маргит Гулько. Но ведь не озлобилась, не сломилась, не ожесточилась. Осталась участливой, заботливой, даже сердечней ничего не потерявших своих соседок. Мы обменялись адресами. Не знаю, выберется ли она в Гамбург, а уж я-то её точно проведаю. Доброе сердце, как магнит, всегда притягивает!
  
  
  
   Гамбург. Сентябрь 2006.
  
  
  
  
  
   Ф Е Я
  
   Осенним пасмурным днём порывистый ветер с Атлантики гнал на вольный и ганзей- ский город серые дождевые тучи. На остановке "Симерсплатц" скопилось много людей, ав- тобусы 22-го маршрута ходят редко, да к тому же по пути из далёкого Блакенезе иногда за-держиваются. Под стеклянным навесом укрылись от дождя две молодые мамы с детскими колясками и несколько человек преклонного возраста. Остальным места не хватило, и они, переминаясь с ноги на ногу, толпились на тротуаре.
   В стороне от всех стоял без зонта худенький паренёк лет 17. Дождь стекал с непокрытой го- ловы на летнюю курточку, а с неё на потёртые джинсы и изношенные кроссовки. Повернув- шись к перекрёстку, откуда должен появиться автобус, он застыл, словно статуя, безразлич- ный к непогоде и ко всему вокруг. 22-й сильно запаздывал. Дождь то стихал, то усиливался. Было видно, что парень промок насквозь и замёрз.
   Вдруг к нему подошла полная женщина среднего роста в добротном синем плаще. На вид ей было лет 70. Она прикрыла парня половинкой своего зонта, заметила ворчливо:
  -- Что это ты так вырядился в дождливый день?
   Тот угрюмо молчал, стиснув зубы.
  -- Плохо слышишь?
  -- У меня ничего другого нет, - нехотя выдавил из себя.
  -- Что, родители не могут купить тебе осеннюю куртку?
  -- Они оба безработные, я у них ничего не прошу.
   На энергичное и доброе лицо дамы словно тень набежала, она о чём-то задумалась. Через несколько минут поинтересовалась:
  -- Где ты живёшь?
   Парень назвал улицу. Женщина передала ему ручку зонта, достала записную книжку и что-то в ней черкнула.
  -- Знаешь что, я живу недалеко от тебя. Вот номер моего телефона, - она вырвала листок и протянула парню, - сейчас мне некогда, позвони вечером и приходи. У меня есть оде- жда для тебя. Захвати большую сумку!
   Парень ошарашенно молчал. Затем она спросила:
  -- А чем ты вообще занимаешься?
  -- В этом году закончил школу, да учебное место никак не найду.
  -- А столярное дело тебя интересует?
  -- Мне всё равно чем заниматься: не хочу сидеть у родителей на шее.
   Наконец, подошёл скорый автобус, но им воспользовались только три человека, в том числе и дама в синем плаще. Закрывая зонт, произнесла, прощаясь:
  -- Я буду дома после 7 часов, обязательно приходи! Мой старший сын занят в мебельном производстве, наверное, что-нибудь подскажет!
   Застывшее лицо парня дрогнуло, робкая улыбка появилась на нём.
   - Спасибо, спасибо, - еле слышно прошептали посиневшие от холода губы.
   Пассажиры молча проводили глазами уходящий автобус. На мгновение всем, кто стоял ря- дом и слышал разговор, почудилось, что не простая женщина в синем плаще тронула парня за плечо, а добрая фея из сказки прикоснулась к нему волшебной палочкой!
  
   Гамбург. Ноябрь 2006
  
  
  
  
   З А Б В Е Н И Е
  
   Обычно интересные статьи и книги, прочитав, отношу тётушке Мире. Нужно видеть, как загораются глаза у 85-летней дамы, когда узнаёт что-либо о земляках. Забывает о болезнях и домашних делах, пока не прочтёт всё от корки до корки. Будто возвращается в места своего детства, вспоминает людей, с кем её связывает прошлое. Она живёт одна, круг общения не велик. Сыновья, люди деловые, навещают мать изредка. Тётушка рада, когда к ней прихожу.
   Мира Самуиловна давно не живёт на своей родине, и всё же её сердце навсегда прикипело к Белоруссии. Однажды привёз небольшой сборник "Воскрешая память". Вечером раздался
   телефонный звонок:
  -- Послушай, - чувствовалось, что старушка очень взволнована, - а я ведь знала Тейтельбаума,он три недели жил у меня в квартире! Приходи, расскажу.
   Так совершенно неожиданно рассказ Шуламит Шалит "Забытый музыкант" о судьбе репрес- сированного в 1940 году композитора и дирижёра получил продолжение.
   - Ты ведь знаешь, что во время войны нашего дома в Витебске не стало, - начала она изда- лека, - и мы поселились в Риге. Там я прожила более 30 лет, работала в детском санатории. Вышла замуж за музыканта, он только вернулся из армии, у нас подрастали двое сыновей. Летом санаторий переезжал на взморье. Персоналу предоставлялись комнаты, и я забирала на каникулы своих мальчишек. Муж находился в городе и навещал нас в свободные от спек- таклей дни (он служил в театре оперетты и иногда подрабатывал в других оркестрах). Летом 1962 года всё шло, как обычно. Только когда супруг не приезжал больше недели, я забеспо- коилась - не случилось ли с ним что-нибудь, ведь вся труппа в отпуске! А может быть, завёл себе "кукушку"? - честно тебе скажу, такая мысль тоже появилась.
   Рассказывая, тётушка преображалась: крупными узловатыми пальцами пригладила поседев- шие волосы и будто увидела себя вновь молодой, полной сил, загоревшей на рижском взмо-рье. Былые чувства тревоги и ревности наполнили большие серые глаза гневом, щеки поро-зовели.
   - Ведь в театре много красивых актрис, - продолжила она, - все они поют и пляшут, а что я - знаю только, как за детьми ходить да на кухне с кастрюлями управляться!
   Отпросившись у директора, помчалась в город. Можешь представить моё смятение и расте-
   рянность, когда, открывая входную дверь, услышала шаги в коридоре? Это был не муж - в каком бы состоянии он ни приходил, его шаги сразу узнаю!
   Воры или "кукушка" - пронеслось в голове, уж не знаю, что хуже! Сердце бешенно заколо- тилось, вот-вот выскочит из груди. Что делать? Бежать в милицию? В коридоре было темно, но кто-то в нём находился, я слышала дыхание! Все-таки дрожащей рукой нащупала выклю- чатель и повернула его. В нескольких шагах от меня оказался худощавый мужчина средних лет в театральном фраке и тёмных очках, какие носят слепые. От неожиданности я вскрикну- ла. Незнакомец вежливо поздоровался по-русски и тут же ушёл в одну из комнат. Черты его лица и акцент не оставляли сомнений в еврейском происхождении. Я с облегчением вздохну- ла: слава Богу, не воры и не "кукушка"!
   Мы жили в центре города, в просторной гостиной стоял хороший беккеровский рояль, муж его регулярно настраивал. Поэтому летом свободную комнату охотно снимали приезжающие на гастроли артисты. Но пускать чужих людей в дом - моя прерогатива, а не супруга! Как он посмел!" - тётушка возмущённо взмахнула рукой, как будто события "имели место быть" вчера, а не сорок пять лет назад.
   - Вскоре появился муж и, выслушав мои гневные тирады, рассказал всё по порядку.
   Оказывается, в Ригу приехал Государственный русский драматический театр из Минска. Спектакли с большим успехом проходили на сцене театра оперетты. В оркестре минчан не хватало музыкантов, и они пригласили местных, в том числе моего мужа. Он откликнулся также на просьбу администратора, сейчас уж не помню какого, минского или рижского - приютить дирижёра Тейтельбаума. Так в нашей квартире появился слепой музыкант.
   Супруг провёл гостя по квартире, объясняя, где находится спальная комната, ванная, туалет, рояль в гостиной. Илья Моисеевич сразу всё запомнил и в дальнейшем обходился без нашей помощи. Трижды в день из театра приходила молодая приятная женщина. Не знаю, кем она была: актрисой или сотрудницей. Утром приносила продукты и готовила завтрак. Если муж не был занят, то помогал ей. Днём женщина отводила дирижёра в домовую кухню, что на- ходилась через дорогу от нашего дома. Там хорошо готовили, и еда была недорогая.
   Илья Моисеевич клал руку на плечо провожатой, и так они двигались".
   Мира Самуиловна задумалась, припоминая детали.
   - Да, он был молчалив, никогда не задавал вопросов, а если спрашивали - отвечал кратко, безо всякого желания продолжать беседу. Дирижёр целый день проводил за роялем - прои- грывал предстоящий спектакль. Во второй половине дня им овладевало какое-то беспокой- ство. Он часто вскакивал со стула, ходил по комнате, затем снова садился. Чувствовалось, что музыкант очень нервничает. Так продолжалось, пока молодая женщина не отводила его в театр.
   Как можно руководить оркестром, не видя нот и исполнителей? Для меня это до сих пор за- гадка! Но муж говорил, что Тейтельбаум дирижировал мастерски, подмечая все огрехи. На репетициях замечания делал в самой уважительной форме.
   Из рассказа Шуламит Шалит я узнала, что некоторые песни композитора считаются народ-ными, исполняются без объявления автора. Писательница по крупицам собирала материал о музыканте по всему миру. Может быть, и моя история пригодится в новом издании рассказа или книги.
   Обычному человеку трудно представить себе мироощущение слепого. Наверное, немногие в этом состоянии на гамлетовский вопрос "Быть или не быть?" смогут ответить утвердитель- но. Илья Моисеевич смог, боролся с недугом, сколько хватило сил.
   В 1967 году дирижёра разбил паралич, его поместили в дом престарелых, и он днями лежал один. Когда там случился пожар, прикованного к кровати пациента не успели вынести.
   Доброе лицо старушки стало грустным, вдоль морщинки по щеке покатилась слеза.
   - Какой ужасный конец! - еле слышно прошептала она.
   - Мне кажется, - продолжила тётушка после долгой паузы, - единственное, что заполняло душу и было смыслом многострадальной жизни талантливого педагога, композитора и дири-жёра, - это Музыка.
  
  
  
   Гамбург. Январь 2007.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В Д О Б Р Ы Й Ч А С !
  
  
   Весной и осенью культурхаус района "Эппендорф" организует для окрестных жите- лей распродажу всего, что понапрасну заполняет гардеробы. Иногда здесь можно недорого приобрести хорошую вещь. Желающих избавиться от лишнего набирается так много, что их стенды не умещаются в комнатах и теснятся в узких извилистых коридорах. Когда кто-ни- будь там останавливается, чтобы получше рассмотреть одежду и прицениться, образуется пробка. Но, протискиваясь, никто из посетителей не ворчит. Наоборот, толчея становится по- водом для шуток и смеха - атмосфера царит весёлая.
   У одного из стендов в коридоре задержались миловидная девушка лет 17 и сутуловатая по-жилая женщина. Одинаковые черты их лиц не оставляли сомнений в том, что это мать и дочь. Девушка робко прикоснулась к куртке небесноголубого цвета необычного фасона из какого-то прочного материала. Глаза загорелись, алые пухленькие губки раскрылись в улыб-ке. Ещё бы, она давно искала подобную и, наконец, нашла!
  -- Возьми, примерь, - предложила хозяйка стенда, стройная дама среднего роста в мод- ном коричневом костюме и такого же цвета туфельках на каблучках. Свисающая на лоб поседевшая чёлка и лучистые морщинки вокруг смеющихся глаз говорили о весё- лом нраве, а складки вокруг шеи выдавали возраст.
   При взгляде на неё невольно вспоминалась шутливая поговорка из советских времён: "Сзади пионерка, а спереди - пенсионерка".
   Девушка надела куртку.
  -- Она прекрасно сидит на тебе, - воскликнула стройная дама, - в соседней комнате есть зеркало, сходи, полюбуйся!
   Хорошенькое личико густо покраснело в предвкушении обновки.
  -- Сколько стоит куртка? - поинтересовалась мать.
  -- 40 евро, я купила её в центре Италии, у нас таких не шьют.
  -- К сожалению, нам это дороговато.
  -- Что вы! Я отдала за неё 200 и носила совсем мало!
   Из соседней комнаты, словно победительница конкурса красоты, выплыла девушка. Навер- ное, уже представляла, как прогуливается с подружками-модницами по берегу Альстера и те наперебой спрашивают, где продаются и сколько стоят такие шикарные куртки. Им она не скажет, что приобрела на распродаже, что-нибудь придумает!
   Девушка была хороша собой. А цвет материала подчёркивал красоту больших голубых глаз, оттенял вьющиеся каштановые волосы, уютно опустившиеся на воротничок. Молнии, пояс и прошитые строчки оживляли однообразие ткани и делали стройную фигурку похожей на снегурочку из сказки. Пританцовывая, она покрутилась перед матерью. И вдруг заметила, что та качает головой. Улыбка погасла, румянец сошёл с лица, тёмные стрелки бровей под- скочили кверху, в глазах появилось тревожное недоумение. Казалось, они вопрошали: "В чём дело, как может тебе не нравится?"
   Мать не выдержала немого укора:
  -- Доченька, ты же знаешь, что я потеряла работу! В 58 лет с моим букетом болезней новой уже не найти! А ведь тебе ещё нужно долго учиться! Мы не можем позволить себе покупку дороже 10 евро!
   Девушка это знала, и всё же глаза умоляли мать согласиться. На голубую куртку капнули слёзы. Легко ли в 17 лет, держа в руках долгожданную вещь, тут же её упустить!
  -- Сними эту, найдём тебе другую, мы ещё и половины стендов не осмотрели, - вздохнула мать.
   Опечаленная девушка, опустив голову, медленно расстегнула пояс, потянула вниз замок молнии.
   Маленькая семейная сценка не оставила равнодушной хозяйку стенда: её живые карие глаза обращались то на дочь, то на мать. На мгновение она увидела себя на месте девушки. Невольно вспомнилось суровое послевоенное время, когда о чём-то новом можно было толь- ко мечтать и приходилось донашивать перешитые платья матери. А затем пошли трудные го- ды, когда появились дети, и экономилась каждая марка, чтобы купить им одежду. Достаток в доме появился позже.
   Куртка так подходила к голубым глазкам, стройной фигурке девушки!
   - Забирай! - решила хозяйка, - а вы, безработная, давайте 10 евро!
   Мать и дочь онемели. Растерянно глядели они на великодушную женщину, не веря своим ушам и не понимая происходящего. Затем со словами благодарности дочь обняла стройную даму. Блеснули слёзы. Глаза хозяйки тоже увлажнились.
   - Будь счастлива, милая! - дрогнувшим голосом произнесла она, доставая из кармана пла- точек.
   Повеселевшая девушка, прижимая к груди пакет с курткой, двинулась к выходу. Глядя ей вслед, добрая женщина подумала:
   "Да, 30 евро я потеряла, зато какую радость доставила хорошему человеку!"
  
  
   Гамбург. Апрель 2007.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   НА КРЫШЕ ДОМА
  
  
   Он любил Гамбург и прилетал сюда каждую весну. В пору, когда на деревьях рас- пускаются почки, зеленеют кусты и с каждым днём становится теплее. В этом городе все-гда было сытно и весело. К счастью, его прошлогоднее жильё на Грандвег оказалось сво-бодным, и он с радостью в нём поселился. Стал подыскивать подругу для совместной жи-зни. Когда проблема была решена, они вместе утеплили и отделали жилище по своему вкусу. Подручных материалов хватало.
   Всё шло как обычно, но однажды во двор их дома въехал огромный грузовик, и рабочие со страшным грохотом выгрузили какие-то металлические конструкции. Новосёлы с вы-соты четвёртого этажа с интересом наблюдали за происходящим. Когда же рабочие из привезенных железок собрали строительные леса и довольно быстро к ним приблизились, любопытство сменилось тревогой. Супруги не на шутку забеспокоились и покинули наси-женное место. Стали наблюдать за происходящим с крыши соседнего дома.
   А рабочие, поднявшись на самый верх, обнаружили прочно сплетённое из мха и стеблей птичье гнездо. Внутри находилась мягкая подстилка из шерсти, пуха и мелких перьев. И самое удивительное: в гнезде лежали шесть маленьких красноватых яичек, испещрённых крупными красно-коричневыми пятнышками с размытыми краями и разными извилина-ми.
   Добропорядочные немцы, налюбовавшись вдоволь творением природы, прикасаться к не- му не решились и позвали своего начальника. Загорелый тучный господин за 50, надев ка- ску, пыхтя поднялся наверх. Строительные леса монтировались для утепления дома, кро-ме того, владелец здания решил надстроить пятый этаж. Птичье гнездо мешало работам, его нужно было перенести в безопасное место. Руководитель стройки позвонил в природо-охранное ведомство. Где-то через час на объект примчались его представители.
   - Это гнездо зябликов, - авторитетно заявил старший из комиссии, высокий худой муж-чина неопределённого возраста с прокуренными усами на вытянутом бледном лице. - Зи-му они проводят на юге и западе Европы. Весенний перелёт приходится на март -апрель, а осенний - на сентябрь - октябрь. Все работы на этом участке - немедленно прекратить!
   - Как это прекратить? - вскипел начальник. - У нас договор с хозяином дома, график работ согласован с городом и поставщиками, строительные леса мы не можем держать дольше установленного срока! Кто будет платить штрафы за все задержки?
   - Это Ваши проблемы! В ландшафте сегоднешнего дня остро ощущеется недостаток мест гнездования. Поэтому Вы не должны мешать птицам высиживать яйца! И постарай- тесь не шуметь во дворе.
   Лицо строителя даже сквозь загар стало багровым. В гневе он сжал огромные кулаки, ка- залось, они вот-вот обрушатся на усатого контролёра.
   - Какое мне дело до гнездования? У меня есть план! Люди стоят без работы!
   - Стыдитесь! - природоохранник был невозмутим: видно, привык к подобным сценам. - Наверное, у Вас уже есть внуки! Кем они вырастут, если их дедушка так относится к при-роде?
   Лицо начальника исказила болезненная гримаса, словно ему зуб вырывали.
   - А сколько времени мы должны ждать? - поинтересовался один из рабочих.
   - Обычно птенцы зяблика появляются через 12-13 суток, а ещё через две недели они вылетают из гнезда, - проворковала стройная голубоглазая девушка из комиссии.
   - Давайте подождём месяц, - вынес вердикт председатель комиссии. - Мы будем сюда регулярно наведываться.
   - Зяблик - одна из самых доверчивых птиц, - продолжила лекцию миловидная девушка, - особенно в городах, где он привык, что кормом его обеспечивают люди. Передвигаясь по земле, он делает мелкие шажки, реже прыжки. Полёт его волнообразный и быстрый. Зяблик гнездится два раза в год. Для второй кладки он обычно вьёт новое гнездо. Старым же порой пользуется для воспитания второго выводка, особенно если гнездо осталось не-нарушенным. Насиживает кладку одна самка.
   Чертыхаясь и проклиная "дурацкую демократию", "идиотские законы" и партию "зелёных", начальник спустился вниз, грузно плюхнулся на сиденье автомашины, изо всех сил хлопнул дверцей. Направляясь с докладом к своему боссу, уже представил его реакцию.
   А пара зябликов, когда рабочие покинули двор, вернулась в своё жилище. Самка вновь села на яички, а хозяин семьи, известив интенсивным пением всех живущих здесь птиц о благополучном завершении конфликта с людьми, озаботился продовольственными вопро-сами.
   Общество охраны природы действует в Гамбурге уже 100 лет, и, по-моему, неплохо.
  
  
   Гамбург.Июль 2007.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ОДИН ЗА ВСЕХ
  
  
   В огромном ярко освещённом цехе к концу смены в пятницу смолкли все станки. Рабочие окружили шефа, худощавого сутуловатого человека с седой головой.
   - Ну, что будем делать, коллеги?
   Обычно он так никогда не обращался, и люди насторожились.
   - А в чём дело? - осторожно поинтересовался один из них.
   - Как, вы не знаете, что весь заказ нашему старому клиенту запорот? В понедельник он приедет за ним, а что я ему покажу?
   - Пусть виновный исправляет свой брак! Мы-то причём? - выкрикнул кто-то из задних рядов.
   - Если он за неделю не смог как следует сделать, где ж ему это успеть за выходные? Кто возьмётся? - Начальник с надеждой посмотрел на собравшихся.
   Люди отводили глаза, за неделю они устали, мечтали об отдыхе. Да и уверенности в успехе не было: детали сложные, ещё из нержавейки.
   Один новичок Сергей сказал просто:
   - Давайте, я попробую.
   Все облегчённо вздохнули. Плотный с залысинами бывший киевлянин лет 55 у себя на Родине поработал на всех станках. Любое дело спорилось в его руках. Мог починить автомобиль, проводку, санитарную технику. Скромный, исполнительный, он молча делал своё дело. Лишь одно огорчало и мешало сблизиться с людьми - застарелая привычка к курению. Как назло, попал в бригаду, где никто не курил. Еле дожидался обеденного перерыва или кофейной паузы, чтобы затянуться на свежем воздухе. Посидеть и поговорить с коллегами не получалось, поэтому создавалось впечатление, что он чурается людей.
   Сергей взял со склада материал и, надев очки, углубился в чертежи. Когда цех опустел, позвонил жене:
   - Анюта, обедай и ужинай сама, у меня срочное задание на выходные, приду только ночевать.
   - Ты что, сдурел, старый? - возмутилась жена, - голодным работать до ночи!
   И через час полненькая голубоглазая с короткой стрижкой Аня, словно колобок, под-катилась с полной корзиной к заводской проходной. В термосах был наваристый борщ, котлеты и его любимые тушёные с помидорами, морковью и луком "синенькие".
   Подкрепившись, Сергей принялся за дело.
   В понедельник заказчик дал высокую оценку работе, а шеф, снова собрав людей, поставил на серёжин станок хрустальную пепельницу и торжественно объявил:
   - Отныне он будет курить здесь когда и сколько захочет! А кому это не нравится - могут уходить, я никого не держу!
  
  
   Гамбург. Январь 2008.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Null Problemo!
  
   В издательстве происходила реорганизация. Борис Ильич в свои 62 года оказался, увы, самым старым в коллективе. Кому же ещё, как не ему, освобождать дорогу молодым? Начальство просто решает финансовые проблемы: сокращает персонал и перекладывает работу на плечи оставшихся. Получив письменное уведомление, он очень расстроился. На мгновение почва ушла из под ног. Накануне жена уехала к родным, и поделиться горем - не с кем.
   Спускаясь по лестнице, услышал, как соседка, особа лет 75, напоминавшая ему толстого рождественского зайца, ехидно сплетничала с другой:
   - Вот он опять не вынес мусор, а оставил на целый день! И музыку на кухне не выключил!
   Действительно, Борис Ильич ещё с вечера приготовил этот злосчастный пакет. Чтобы не забыть, выставил на лестницу. И, как это нередко бывало, закрыв дверь, поспешил вниз.
   Он не опускался до возражений и ссор. На душе стало муторно. Возвращаться за мусором? Ни за что!
   Невысокого роста, худощавый, с непокрытой лохматой головой, когда-то преподаватель математики, кандидат наук, а теперь уволенный дизайнер-компьютерщик, он походил на студента, провалившего экзамен.
   Борис Ильич направился в подземный гараж к своему видавшему виды "фольксвагену". Обычно в пути включал магнитофон с любимыми песнями 40х-50х годов и в полный го-лос вторил певцам. Такая езда успокаивала. Он любил свою машину, знал - это последняя.
   Но сегодня всё не заладилось. В ушах ещё слышался противный голос соседки, как вдруг - "Бац!" - раздался треск и голову откинуло назад. Задумавшийся о преследующих его не-удачах математик при развороте вместо первой передачи воткнул задний ход, дал газ и врезался в бетонную колонну.
   "Беда не приходит одна!" - досадливо скрипнул зубами, вылез из машины. Изуродованный бампер напоминал рога крупного африканского буйвола.
   "Наверное, в тысячу влетит ремонт! - мелькнуло в голове. - Эх, плакала наша поездка в Италию!"
   Вконец расстроенный, оставил машину в гараже. Ноги сами вывели к месту обычных прогулок - на берег Альстера. Выдался пасмурный осенний день, накрапывал мелкий до-ждик. Спортсменам же - всё нипочём - их лодки так и сновали по реке. Мама-утка, словно флагман эскадры, чинно вела свой выводок вдоль берега. В Хайн-парке крупные серые гуси, стоило пешеходу задержаться, переставали щипать траву и вытягивали шеи - просили еды. Обычно Борис Ильич приносил булку для них. Общение с природой всегда умиротворяло. Но сегодня, заложив руки за спину и глядя себе под ноги, он мрачно вышагивал, никого и ничего не замечая.
   Вдруг кто-то окликнул его. Старый приятель, врач-хирург, круглолиций и розовощё-кий, словно средней упитанности Карлсон, слетевший с крыши, двигался под зонтиком навстречу, ведя на поводке большого чёрного лабрадора.
   - Что случилось, Боря? На тебе лица нет, уж не заболел ли? - встревожился он.
   - Да, так ...
   - Со мной можешь быть откровенным, выкладывай! Ты не спешишь?
   - Мне некуда больше спешить, - горько усмехнулся математик.
   - Ну, зачем же так пессиместично! Давай пройдёмся!
   Пёс важно ступал между ними, поворачивая морду в сторону говорившего. Казалось, он тоже участвует в беседе, только высказаться не может.
   - Не пропустить ли нам по рюмашке где-нибудь? - предложил Борис Ильич.
   Врач посмотрел на часы:
   - Видишь ли, скоро обед, а я ещё должен сделать несколько покупок. Поедем ко мне, там всё и обсудим!
   Он позвонил жене и предупредил о визите. Борис Ильич порывался купить водку и что-нибудь к столу, но спутник остановил его:
   - Дома всё есть, если хочешь, купи цветы!
   Жена приятеля, тоже врач, миловидная, с короткой стрижкой, серыми внимательными глазами, обрадовалась гостю, как родному:
   - Давно не виделись!
   Тот неловко сунул букет. Глаза женщины благодарно засияли.
   В гостиной приятелей ждал накрытый стол. На огромном блюде в окружении горошка, моркови, цветной капусты и стручков фасоли красовалась сочная отбивная. Выпили по одной, по другой. Разговорились. Супруги так искренне расспрашивали гостя, будто хотели взять его беды на себя. Лабрадор, сидя на задних лапах у стола, не сводил глаз с гостя.
   - Боря, разве трагедия - то, что нам рассказал? - спросил хозяин. - Всё это - неприятно-сти! Ещё Шопенгауэр писал, что к неприятностям надо относиться крайне прозаически и трезво! Социально ты защищён: без куска хлеба, крыши над головой, причём с отопле-нием и горячей водой не остался, и без медицинской страховки тоже. Старость всегда когда-то приходит, к этому нужно готовиться: по советским меркам ты уже два года пенсионер. Жизнь состоит не только из работы. А много ли ты видел? Займись чем-нибудь! Ведь рисуешь, кажется, неплохо?
   - А часто ли видишься с детьми, внуками? - вступила в разговор жена. - Вдруг им по-мощь нужна?
   - Ремонт машины - не проблема, - успокоил приятель. - Я знаю одного умельца из наших. Он чинит машины в своём гараже, делает хорошо и недорого.
   - Если докучает соседка, - продолжила хозяйка, - переезжай в наш дом, здесь все ми-лейшие люди. Представляешь, прочитают интересный журнал и оставляют внизу на по-доконнике, чтобы и другие воспользовались! Дама с пятого этажа привозит осенью кор-зины яблок из своего сада для всех! На четвёртом этаже скоро освобождается двушка.
   "До чего же они славные, - растроганно подумал Борис Ильич, - настоящие друзья!"
   - Право же, не знаю, что и сказать, - промямлил растерянно.
   - А ты ничего не говори, давай-ка доедай! - загадочно улыбнулась хозяйка.
   Когда блюдо опустело, на дне стала видна забавная картинка. Из пасти волосатого чело-векообразного существа с огромными глазами и ушами, низким заросшим лбом и вытя-нутым свиным рыльцем вылетала фраза: "Null Рroblemo!"
   Борис Ильич невольно рассмеялся. Догадался, почему приятель пригласил домой, а его жена - так замечательно угостила. Когда перешли к чаю, хозяйка поставила перед гостем чашку, на её стенке то же весёлое существо изрекло:
   "Wahre SchЖnheit kommt mit dem Alter!" - "Настоящая красота приходит со старостью!"
   Гость расхохотался, вытирая выступившие слёзы. Врачи многозначительно переглянулись: "Кажется, пациент пошёл на поправку!"
   Борис Ильич возвращался домой в отличном настроении. И побыл-то у друзей пару часов, а получил заряд энергии, преобразивший его. На душе стало необыкновенно легко. Пропало чувство одиночества. Появилось ощущение востребованности, связи с другими людьми, окрепла уверенность в своих силах.
   И теперь при встречах со знакомыми на обычный вопрос "Как дела?", он всегда улыбается, вспоминает весёлую картинку и бодро отвечает: "Null Problemo!"
  
  
   Гамбург. Декабрь 2007.
   П О Х О Д Д Л И Н О Ю В Ж И З Н Ь
  
   В память тех, кого уже нет.
  
   На экране появились титры: "СИБИРЬ - 64". Повеяло романтикой дальних странствий, хотя больше сорока лет прошло. Двоих уже нет с нами. Старая с царапинками плёнка сохранила их молодыми, полными радости и надежд. Так неожиданно с другого края земли прозвучал печальный голос жены друга:
   - После второго инсульта лежит неподвижно, отвернувшись к стене. К нам никто не ходит, мы никому не нужны!
   Взялся за перо, чтобы вспомнить все хорошее, что нас связывало. Для вдов, детей, внуков, для друзей.
   .... Интерес к путешествию пробудил Олег, плотный курносый сибиряк с откинутыми назад тёмными волосами. Лицо излучало энергию и решительность. На переменах часто рассказывал, как красива тайга, велики реки. Он приехал из Красноярска, там остались жена, мать и маленький сын. Никто из ленинградцев в Сибири ещё не бывал, его слушали с открытыми ртами. К четвёртому курсу мечта о походе полностью завладела студентами. Путешествия в другие места, даже отдых на море, так не привлекали.
   Соседом Олега в общежитии оказался приехавший из ГДР Карл, высокий, плечистый, любитель путешествий на байдарках. Большая лохматая голова напоминала молодого Бетховена. Идея похода тоже его захватила:
   - Ребята, умоляю, возьмите меня! Такой случай больше не представится!
   До института Карл работал поваром в ресторане - ценный человек для задуманного. Но в те времена Сибирь для иностранцев, даже из соцлагеря, была на замке. Нарушителям грозило исключение из института, а их пособникам - ещё из комсомола. Мы здорово рисковали, дав Карлу "добро", поэтому планы поездки стали скрывать.
   По окончании сессии закупили топоры, пилы, бурав, стамески, крупы и консервы из расчёта на месяц для шести человек. Я взял в дорогу кинокамеру. В Свердловске стоянка 29 минут. Ну, как не запечатлеть дом купца Ипатьева, где в июле 1918 года без суда и следствия расстреляли царскую семью? Когда после съёмки, запыхавшись, при-бежал на вокзал, увидел лишь красные огни уходящего поезда. На душе стало мерзко: мы отправились в поход нелегально и порядком нервничали, а я ещё добавил волнений и оставил без денег, потому что был казначеем! Хорошая головомойка была мне обеспечена. Зато сохранились уникальные кадры, потому что дом Ипатьева позднее взорвали.
   Нагнал ребят скорым "Москва - Улан-Батор" через сутки в Барабинске. Там делали остановку, и к нам присоединилась жена Олега Валя. Полная, застенчивая, в очках, она уже закончила институт, защитила кандидатскую и работала на заводе. В походы никогда не ходила, а тут решилась. Чтобы "сохранить семью", ибо хорошо изучила не только биохимию, но и весёлый, общительный характер супруга. Семья сохранилась, правда, не надолго.
   В поезде мы просили светловолосого, говорящего с сильным акцентом, Карла молчать, а любопытствующих соседей уверили, что он - эстонец. Карл обещал и тут же забывал: глядя в окно, не мог сдержать эмоции. Свои вещи заворачивал неизменно в газеты "Neues Deutschland", они валялись повсюду. В вагоне стояла страшная жара, наш герой разлёгся в одних шортах, заняв полкупе. Советские люди так не ездили. Сибирские бабушки в тёмных пиджаках и платках, проходившие по вагону, косились на него, отворачивались и крести-лись. Конспирация - на грани провала. Энергичная крепко сбитая Лена, в отличие от
   Вали, заядлая туристка. У неё всё горело в руках. В походе девушки стали помощницами повара и санитарками.
   Путь к реке Абакан в Хакасии оказался долгим. От железнодорожной станции на Алтае двое суток тряслись на попутном автобусе по ухабистым дорогам. Карл расположился на заднем сиденье, рядом с его ногами зиял пролом в полу. Его укачало, и он уснул. А когда проснулся, на лице, одежде и вещах лежал сантиметровый слой пыли. Мы посмеялись, сами выглядели не лучше, а чистюля-немц был в шоке!
   Запомнился привал у гранитной скалы, на вершине которой сошедший с ума секретарь Турочакского райкома комсомола высек барельеф Ленина. Острые ощущения испыта-ли на переправе через реку Бию: старенький деревянный паром едва выдерживал нагрузку. Его носовая часть радостно подпрыгнула при съезде нашего автобус на берег.
   Природа Алтая необыкновенно разнообразна и красива. Мы восторгались всем, что видели, особенно формами и расцветками цветов. А какой аромат распространяли они вокруг! Живописное Телецкое озеро окружали высокие сопки, сплошь заросшие хвойным лесом. Казалось, деревья растут прямо из воды. Невероятно грязные после дороги, первым делом плюхнулись в холодное озеро.
   Теплоход "Алмаз", непонятно, каким образом сюда завезенный, доставил нас к устью реки "Кокша". Здесь начиналась пешая часть маршрута. По пути сделали остановку и полюбовались величественным водопадом "Корбу".
   Неделю продирались сквозь заросли кустарника вдоль горной реки. Вода в ней клокотала и пенилась, приходилось громко кричать, чтобы услышать друг друга. Преодалели много крутых подъёмов и спусков, часть пути шла звериными тропами. Места глухие, таёжные. Полчища комаров и мошек, несмотря на дождь, донельзя изматывали нас (мази не помогали, спасались только курением). В пути Олег часто нагибался, будто потерял что-то. Над ним посмеивались:
   - На подножный корм решил перейти?
   - Для вас, дураков, ищу! - он не обижался на шутки.
   Мы, горожане, ничего в съедобных травах в не смыслили. Но, когда попробовали, оценили по достоинству. Без черемши есть не садились! В тайге много зверя, можно наткнуться и на хозяина - медведя, видели его следы, как и следы маралов, оленей. Встреченные лесники поведали, что медведь утащил бочонок с маслом, оставленный для охлаждения в ручье. Так что опасность подстерегала на каждом шагу, особенно в темноте.
   Рослый черноволосый Толя, наш рыболов и охотник, кроме рюкзака и палатки, нёс тя-жёлую отцовскую двустволку, всегда заряженную. Предусмотрительно захватил жаканы - патроны на крупного зверя. К счастью, они не понадобились. А обычной дробью подстрелил нескольких пернатых. Карл прекрасно готовил даже в походных условиях на костре в закоптелых котелках. И всё же наша еда, в основном из круп и консервов, не отличалась разнообразием. Дичь здорово скрашивала трапезу!
   В начале маршрута рюкзаки парней весили около 50кг., у девушек - полегче. Лямки не выдерживали и отрывались, хозяйственный Олег тут же включался в починку. После первой же ночёвки Толина ноша стала легче - оставленный у костра на просушку ватник сгорел от попавшей на него искры.
   События одного дня стали драматичными. Карл, прыгая по камням, подвернул ногу, упал в воду и повредил спину. Положили его на траву, не зная, что делать дальше, он стал очень бледен. За тысячи километров от дома мы не на шутку перепугались: как спасти Карла? Соорудили носилки, содержимое его рюкзака распределили на всех. Однако куда идти: назад - снова продираться сквозь дебри, или вперед - в неизвестность? Мы нигде не зарегистрировались, и если бы заблудились, нас никто не стал искать. Около Карла хлопотала с походной аптечкой Лена. По тому, как она смотрела и прикасалась к нему, было видно, что не одно сострадание движет ею. К счастью, крепкий организм спортсмена совла-дал с травмой, и через несколько часов, стиснув зубы и морщась от боли, он смог поти-хоньку идти дальше.
   Лена и Карл всё время держались рядом, в пути переговаривались, подтрунивали друг над другом. Ленин смех часто звучал в тайге, так неожиданно вспыхнувшая любовь расцветала на наших глазах. Ребята и не скрывали своих чувств. В двухместных палатках спали по трое. Чтобы не мешать влюблённым, я перебрался к супругам и Толе. Рыболов потеснился, но лежать мы могли только на боку, прижавшись друг к другу как ложки в буфете. Наша палатка потеряла обычную форму и раздулась, грозя лопнуть. К соседям-же перебросили все рюкзаки и котелки.
   Переход по водоразделу оказался тяжёлым: много бурелома, болот и бродов. Иногда по воде шли легче, чем по суше. Устали так, что выйдя к "Абаканскому кордону", свалились спать в мокрой одежде и не ужиная. Лишь на следующий день разбили настоящий лагерь, где прожили пять дней, пока строили плот.
   Истоки реки Абакан находятся на высоте 1500 - 2000 м. В верхнем своём течении она прорезывает горные хребты. Склоны покрыты густой тайгой, а на гребнях видны снежники. Местами над руслом нависают каменные утёсы - бомы.
   Вдоль берега весь сухостой оказался вырубленным. С трудом нашли пять подходящих
   деревьев - сухие пихты диаметром у комля около 50 см. Тащили к "стапелю" по полкило-метра волоком. Свалили две ели для гребей. Под руководством Олега без единого гвоздя (брёвна рубили в "ласточкин хвост") соорудили плот длиной 8 метров. Дни стояли жаркие, работа - тяжёлой, и наградой нам было купание в перерывах.
   Мы очень устали и рассчитывали на отдых при плавании. Но не тут-то было! Перекат следовал за перекатом, и плот часто садился на мели. Приходилось лезть в холодную бурлящую воду на порою острые камни и вагами стаскивать.
   Плыли среди девственной природы, за каждым поворотом реки пейзаж менялся, хоте-лось всё запечатлеть. Но из-за риска оказаться в воде кинокамеру и плёнку пришлось упаковать в резиновый мешок. А иногда, очарованный красотой, я просто не мог пошевелиться. Так что самое замечательное осталось лишь в памяти, которая, увы, не вечна. Следование лоции часто приводило к обратному результату. И тогда Олег предложил:
   - Давайте доверимся реке, она умная, сама вынесет!
   И правда, после того, как перестали рулить, реже останавливались. Запомнился труднейший порог 4-й категории "Карбонак". Река с огромной скоростью, словно щепку, несла плот к нависшей над водой скале в форме трезубца, ударялась в неё и резко сворачивала. На скалу было страшно смотреть. Казалось, сама Смерть летит на нас и грозит трезубцем. Метров за десять до неё Олег, широко расставив ноги посреди плота, словно на капитанском мостике, скомандовал: "Давай!" Изо всех сил принялись мы грести рулевыми вёслами, и проскочили, лишь ударившись кормой о гранит. Долго не могли прийти в себя после пережитого. За ужином даже "отметили" удачное прохождение, ведь на "Карбонаке" туристские плоты иногда разбивались. Второй трудный порог "Гордей" миновали легче.
   Ниже по течению река стала спокойней, и плавание доставляло удовольствие. Толя ор-ганизовал рыбалку. Продукты кончались, и улов стал хорошим подспорьем. На мух и особенно на бабочек замечательно брали хариусы. До чего ж вкусны в жареном виде! В охотничьей избушке под названием "Аэропорт Лыково" нашли немного старой почер-невшей муки. Карл испёк на подсолнечном масле оладьи. В тайге они казались вкуснее пирожных из знаменитой кондитерской на Невском! На третий день плавания показалось жильё лесничего. Хотели купить у него что-нибудь съестное.
   - А на что мне ваши деньги?- отвечал хозяин. - Вот уберите сено, тогда дам!
   Под жарким солнцем с огромного заливного луга целый день собирали в стога душис-тое сено. Заработали три ведра картошки и ведро огурцов.
   Путешествие длилось три недели, мы дошли до Енисея, и в городе Абакан четверо до черноты загорелых туристов пересели с плота на поезд. Толя и я остались, мы не спешили. Вдоволь налюбовались замечательными восходами и закатами на великой реке. Не берусь описывать - это нужно видеть! На правом берегу повстречали земляков-археологов, ведущих раскопки древних захоронений. Провели с ними день и узнали много интересного.
   Тревожной оказалась одна безлунная ночь: посреди широкой реки едва не столкнулись с большим буксиром. Как ни старались уйти в сторону, всё равно казалось, что идём прямо на него. К счастью, под рукой оказался фонарик, и на судне заметили сигналы: завыла сирена, ослепил прожектор. Огромный корпус прошёл рядом с нами. Обдало горячим промасленым воздухом из машинного отделения, а затем волна окатила с ног до головы. В догонку послышалось:
   - Болтаются тут всякие разъ.......! Отвечай потом за них! ........мать!
   Ночное "судоходство" мы решили прекратить, а днём жара доходила до 40 градусов. По легкомыслию шапку я не надевал, волосы же в ту пору были чёрными. Не удивительно, что голову напекло. Нужных медикаментов в аптечке не оказалось. Толя отпаивал меня чаем с душистым мёдом, добытым в ближайшей деревне. Затем у него заболел живот, он совсем перестал есть. Я лечил его тем же способом, что и он меня.
   Мы прикинули, что по Абакану и Енисею прошли ни много ни мало около 800 километров. Плот хорошо выдержал испытание, только осел поглубже. Поход оказался сложным, мы порядком вымотались, но это была усталость победителей.
   В Дивногорске с восхищением и гордостью за свою великую страну ходили по котловану строящейся Красноярской ГЭС, лазали по знаменитым Столбам. Перед отъездом Олег напарил нас в домашней бане "по-чёрному".
   Поход, полный опасностей и приключений среди дикой природы, запомнился на всю жизнь и крепко нас сдружил.
  
   ........Прошли годы. Жизнь разбросала кого куда. Лишь Толя работал по специальности, создал монтажную фирму. Олег стал главным инженером ТЭЦ в далёкой Якутии, я - энергетиком, Лена ушла в сферу туризма, с Карлом она рассталась. Мы переписывались, перезванивались, иногда встречались.
   Спустя много лет я оказался с семьёй в Германии. В 55 лет вынужден был искать нехоженные пути в новой стране. Итак, снова поход....
   Повидался с Карлом. В 80-е годы он представлял ГДР в Совете Экономической Взаи-мопомощи, жил с семьёй в Москве. После объединения страны остался не у дел. Добившись средств от Земли Саксония, создал "Место встреч" (Дом-музей) Нобелевского лауреата по химии 1909 года Вильгельма Оствальда, на правнучке которого был женат.
   Меня приятно удивило то,что юношеская любовь не являлась тайной для семьи. Когда мы смотрели фильм о походе и на экране появилась Лена, очаровательная 14-летняя внучка Раечка воскликнула:
   - Так это же дедушкина подруга!
   Дома, построенные лауреатом для своих детей, сохранились, но находились в плачевном состоянии. Отремонтированные за короткое время, они приняли первозданный
   вид и получили прежние красивые названия ( Дом Энергии, Дом Труда, "Счастливо на-гора!" - приветствие шахтёров). Были восстановлены лаборатория и библиотека учёного, созданы рабочие места. Научные семинары и конференции следовали непрерывно. Небольшая гостиница редко пустовала. Поначалу всё шло замечательно, а позднее поя-вились трудности с финансированием. Письма Карла с каждым годом становились всё тревожнее. Наверное, тогда и начался стресс.
   Постепенно я втянулся в немецкую жизнь, но друзей не забывал. Через 40 лет после сибирского похода удалось повидаться. Снял встречи видеокамерой - лишь Валя затерялась на российских просторах. Недавно ушли из жизни Карл и Олег, мне их не хватает. Пока были живы, я этого не чувствовал.
  
   ..... Хемингуэевскому старику Сантъяго часто снился один и тот же сон - молодые львы на морском побережье. Это было самое прекрасное, что он видел в своей жизни. Старик не охотился за ними во сне, а только с любовью наблюдал за их играми. И был совершенно счастлив.
   Так и мне иногда то ли снится, то ли вспоминается романтизм юных лет, студенческий таёжный поход и кажется, что он продолжается. Только оглянешься - а друзей уже мало осталось...
  
   Гамбург. Март 2008.
  
  
  
  
  
  
  
   ДЕНЬ ПЕРВЫЙ, ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ
  
   - Вы инженер, и Вам уже за 60, не так ли? - загорелый спортивного вида хозяин электрофирмы в пригороде Ростока внимательно посмотрел на меня.
   В вопросе почудились скептические нотки.
   - Да, это так, и я уже несколько лет поработал монтажником в посреднических орга-низациях.
   - Скажите, пожалуйста, зачем Вам это нужно? Ведь у электриков труд не из лёгких, а ставки невелики.
   - Видите ли, другому делу не обучен, а хочу заработать пенсию, получить немецкое гражданство и перевезти семью на Запад.
   - Ну, что ж, понимаю Вас.
   Фирма получила большой заказ, и вопрос решился положительно.
   Я стал четвёртым в бригаде. На пикапе-"фиорино" мы исколесили, кажется, всю землю Мекленбург - Передняя Померания и поневоле любовались красивыми ландшафтами за окном автомобиля. Радовали глаз аккуратно обработанные поля, то тёмные после осенней вспашки, то заснеженные, то зелёные от весенних всходов, то жёлтые от цветущего рапса. В пути обсуждали текущие дела, делились новостями, добродушно подшучивали друг над другом. Чаще всего доставалось мне.
   Как-то в фирме возникли финансовые затруднения - заказчик долго не оплачивал выпол-ненную работу.
   - Надо послать туда албанца или русского, пусть с ними серьёзно поговорит! - предложил худощавый с аккуратными усиками бригадир Норберт, управляя машиной.
   - Зачем нам чужаки! - подхватил толстяк Райнер, любитель шуток и розыгрышей, с вечной сигаретой во рту. - Алекс, достань свой "Калашников", наверняка он у тебя под кроватью лежит, сходи к должнику, помоги коллективу!
   Долго потешались над бригадиром, когда от бешенства он был вне себя: топал ногами, усы топорщились, глаза сверкали. Ещё бы! Его бывшая жена родила ребёнка от своего начальни-ка. А поскольку родители зарегистрироваться не успели, а может быть, не захотели, девочке дали фамилию Норберта, и ему же присудили алименты. И это при том, что любовник офи-циально заявил:
   - Ребёнок мой!
   Помимо нервотрёпки бедняге-бригадиру пришлось выложить 5тыс. марок за ДНА - анализ. Когда же истина восторжествовала, ему вернули только половину. Таковы законы. С одной стороны - абсурд, а с другой - мудро, потому что дети не должны быть "бесхозными".
   Норберт, сын учительницы, много читал, при случае любил в разговоре ввернуть русское словцо, запомнившееся со школы. Довольно чисто мог сказать : "А снег идёт!", или "Кон-чай работу!", или " Пойдём обедать, Сашенька!"
   Обычно я работал в паре с тридцатилетним среднего роста крепышом Хендриком. Курно-сый, голубоглазый, скуластый, с лохматой светлой шевелюрой, он походил больше на рос-сиянина из Рязани, чем на немца. Хендрик, добрая душа, помогая мне, ласково приговари-вал:
   - Алекс, ты же мне в отцы годишься!
   Или:
   - Сядь, отдохни минутку, ты устал!
   Как-то во время паузы я похвалил хозяина. На что Райнер, сразу став серьёзным, заметил:
   - Да, он милейший человек, только из нас выжимает всё.
   Крепкими загорелыми руками показал, как выкручивают мокрое бельё.
   На всех объектах, где довелось работать, обязательно отмечалось Рождество. Особенно ве-село оно прошло здесь, в моей последней фирме.
   Шеф пригласил приятеля-лесника. Высокий бородатый красавец в зелёной униформе и шля-пе с пером привёз электрический вертел и насадил на него огромного кабана из Польши.
   - Там экология почище, чем у нас, - объяснил любопытным.
   Перед входом в здание из ёлок устроили как бы лесную лужайку с костром посредине. Стемнело, появилась луна, потрескивали сучья. Ноздри щекотал морозный воздух, аромат жареного мяса смешивался с запахом елей. Зачарованные обстановкой, люди оказались уча-стниками необыкновенного рождественского действа. А лесник время от времени останав-ливал мотор, отрезал зажаренные кабаньи куски. И, как добрый волшебник, наполнял под-ставляемые тарелки. Крупные кости хватали руками и вгрызались в сочное мясо. Пели хо-ром рождественские песни, плясали вокруг костра. Сказочное веселье длилось до ночи, и несколько специально нанятых хозяином водителей развозили уставших электриков по до-мам.
   Бывая в гостях у коллег, видел, что живут они довольно скромно, особенно если в семье работает один человек и есть дети. Экономят на всём. Мебель и бытовая техника остались от "сытых" прежних времён. Ведь половину зарплаты съедают жильё, налоги и страховки. Не всегда удаётся скопить денег на "святое дело" - ежегодный отпуск. А при выходе на пенсию - тоже ничего радостного, потому что в ГДР была другая система начисления. Мне даже за-видовали:
   - Недавно живёшь в стране, а дома у тебя - всё самое современное!
   За три года в фирме я привык к людям. И вот ранней весной наступил день, когда с ними предстояло проститься.
   Ровно в 7 утра коллеги дружно поздравили меня и преподнесли украшенную цветами боль-шую корзину с фруктами и вином. А шеф, специально приехавший на объект, расщедрился и подарил ящик с инструментами.
   65-й день рождения стал и последним трудовым днём. Таково требование закона. В вагоне-бытовке рядом со строящимся корпусом мастерских для инвалидов по этому поводу пред-стоял банкет, и настроение царило приподнятое. Бригадир обошёл меня заданием, и я сло-
   нялся по стройке, не зная, чем себя занять. Часто поглядывал на часы, но время, как назло, тянулось медленно. В обеденный перерыв взял пикап, привёз пиво и кое-что из закусок. В китайском ресторане заказал к концу дня "уток по-пекински".
   Ну, что ж, теперь всё позади! Коту под хвост с таким трудом накопленные производ-ственные навыки! Не надо вставать ни свет ни заря, толкаться в общественном транспорте или торчать в пробках на своей машине, уставать, как чёрт. Начинаю новую жизнь, где будет время для внучки, книг, путешествий, для выставок, концертов, музеев!
   Как-то прочёл у Стивена Кинга: "У многих людей есть какой-то хотя бы минимальный талант писателя и рассказчика, и этот талант можно укрепить и заострить".
   Тогда же зародилась мысль: "А ведь мне есть что вспомнить, хотя бы написать о начале трудовой жизни в Германии! Ведь новые эмигранты смутно её представляют. А вдруг мой опыт кому-нибудь да пригодится?"
  
  
   Гамбург. Апрель 2008.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВОТ И ВСТРЕТИЛИСЬ
  
  
   - Здравствуй, Рози!
   - Здравствуй, Гюнтер!
   Пожилая пухленькая женщина уткнулась в плечо рослого мужчины. Два месяца назад он сопровождал группу пенсионеров в поездке по Чехии, и сумел сдружить незнакомых людей. С первой минуты знакомства ещё на вокзале Гюнтер объявил:
   - Всем называть друг друга только на "ты"! Никаких "Вы"!
   Путешественники почувствовали себя раскованно, и сразу сложился коллектив. Не из-балованным вниманием одиноким женщинам, а они преобладали в группе, пришёлся по душе семидесятипятилетний седовласый добрый Гюнтер. Особенно Рози. Воспитав троих сыновей, заботы не чувствовала, видела их только по большим праздникам и то, если сама приглашала. Вечно они заняты работой, семьёй.
   Несмотря на возраст, Гюнтер всегда бодр и весел. Только голубые глаза никогда не смеялись. Где-то в их глубине пряталась грусть. О её причине догадались лишь в последний день отдыха в плавательном бассейне. На шее Гюнтера висела массивная золотая цепь с зубом в золотой-же оправе. На посыпавшие со всех сторон вопросы ответил коротко:
   - Это зуб моего сына, ему было 17 лет.
   В бассейне стало тихо. К симпатии добавились сочувствие и жалость.
   Прильнув к общему любимцу, Рози забыла про свои очки. Линза с обломанной дужкой, скользнув по куртке, упала на пол.
   - Рози, ну, как же так! - ахнул Гюнтер.
   - Я сама виновата, увидела тебя и обо всём забыла! Не печалься, у меня дома ещё старые есть!
   Пенсионеры собрались в одноэтажном вытянутом строении молодёжного центра на Фармзене, сплошь заставленным коробками с продуктами и игрушками, чтобы помочь в сборе полутора тысяч рождественских посылок для одиноких и многодетных граждан Гамбурга.
   Когда работа завершилась, приступили к чаю с домашними тортами. О сломанных очках забыли. Все кроме Рози. Она подошла к руководителю.
   - Послушай, Гюнтер, нет ли у тебя страховки об ответственности?
   - Точно не помню, кажется, была, надо у жены спросить. А почему ты интересуешься?
   - Ну, как же! Ты меня так крепко обнимал, что очки и сломались, а ведь они обошлись мне в 300 Евро!
   Гюнтер раскрыл рот от удивления, взгляд остановился на Рози. Он мучительно припоминал, когда обнимал Рози, и обнимал ли вообще.
   Так и не вспомнив, откашлявшись, произнёс:
   - Хорошо, я посмотрю дома и позвоню тебе.
   Страховка переняла стоимость новых очков, но с Рози отныне все здороваются только на расстоянии.
  
  
   Гамбург. Май 2008.
  
  
  
   И С К У П А Т Ь С Я В О К Е А Н Е
  
   Три недели в Средиземном море для матросов и курсантов учебного российского парусника показались раем. Жаркое солнце, тёплая вода, ласковые пляжи, красивые города на берегах Италии, Франции и Испании стали наградой за суровую зиму, штормы, тяжёлую и опасную работу. Когда от натягивания канатов руки становились красными и нечувствительными, хоть в кипяток опускай.
   "Отдых" пролетел быстро, и в соответствии с планом судно направилось в Карибское море. Был штиль, и белоснежный красавец-парусник, неоднократный победитель в трансатлантических гонках, обладатель почётной голубой ленты, шёл на машине. Как обычно, менялись вахты, курсанты занимались теоретической подготовкой.
   Через двести миль за Гибралтаром старший механик, высокий молодой человек в спецовке, как на всех судах, именуемый "дедом", с озабоченным лицом поднялся на командный мостик.
   - Игорь Леонидович, - обратился к капитану, - мне не нравится, как тяжело вращается гребной вал.
   "Чёрт побери, - с досадой подумал тот, - не мог раньше сказать, когда были вблизи от портов! Впрочем, это не его вина".
   А вслух спросил:
   - Если я Вас правильно понял, нужно остановиться и осмотреть винт?
   - Совершенно верно!
   Коренастый с аккуратной щетинкой седых усов морской волк, погрузился в размышления. На судне не предусмотрено ни водолазного оборудования, ни акваланга. Просить помощь из Гибралтара - долго, дорого, да и нужно получить разрешение из российского морского центра. Этот рейс был для него последним перед уходом на пенсию, и просить ничего не хотелось. Опыт подсказывал, что безветрие скоро сменится штормом, он приказал закрепить всё, что можно. Без двигателя паруснику придётся худо. Винт - на глубине шести метров, а в центральной Атлантике водятся акулы.
   "Да, не простую задачку подкинул механик! Пока то да сё, спасатели придти не успеют! Приказывать в такой ситуации я не могу. Что же придумать?" - он нехотя поднялся из кресла.
   - Стоп машина! - скомандовал вахтенному офицеру, и, мрачно взглянув на "деда", направился в свою каюту.
   Капитан давно плавал на этом судне и хорошо знал людей. По натуре он был добрый, и нередко матросы посвящали его в свои домашние дела, просили совет. Обычно он приводил примеры из жизни, ненавязчиво подсказывал правильное решение. Понимал, что нищенская оплата не достойна их тяжёлого труда, и что мог делал для экипажа. Всегда приветствовал приезд жён в порты захода. И матросы это ценили.
   "Кто справится?" - капитан перебирал в памяти людей, взвешивал все за и против.
   Вызвал двух друзей: судового врача Александра и матроса 1-го класса Юрия. Оба - крепкосложенные моряки лет по 45. Врач любил подводное плавание, и собрал большую коллекцию кораллов и морских звёзд. А Юрий осваивал недавно купленный бокс для подводной съёмки и уже сделал первый фильм. Три года назад с ним случилось несчастье: при швартовке в английском порту одна нога запуталась в тросе, её затянуло в клюз и искалечило. Санитарная служба тут же доставила моряка в больницу.
   Парусник ушёл, а Юрий в течение двух месяцев перенёс несколько операций. Ногу "начинили" металлическими рычагами и шарнирами. Усвоивший со школьной скамьи, что там, "у них", человек человеку - волк, он был потрясён вниманием простых англичан, белых и чёрных, узнавших из газет о травме. Ему приносили цветы, свежую клубнику со сливками, мороженое, подолгу сидели в палате. Хирурги сотворили чудо - из больницы Юрий вышел на своих ногах! Ему повезло: морская страховка оплатила дорогостоящее лечение, а капитан зачислил в команду:
   - Будешь заведовать продовольствием, это очень важный участок работы, а при аврале - станешь к штурвалу!
   Моряки, удивлённые неожиданным вызовом, явились в капитанскую каюту.
   - Как самочувствие, ребята, как настроение?
   - Всё отлично!
   - Вот и хорошо, нужно искупаться!
   - Да что Вы, Игорь Леонидович, здесь море градусов на 5 холоднее Средиземного, никакого желания!
   - Ребята, очень нужно!
   По тону голоса поняли, что дело серьёзно, иначе не стал бы настаивать.
   - А что случилось-то?
   - Тяжело вращается гребной вал. "Дед" предполагает - что-то с винтом.
   Вот это да! Они-то думали, что их вызвали для организации какого-нибудь мероприятия, вроде праздника Нептуна при пересечении экватора. А тут - искупаться с акулами!
   Друзья переглянулись, в глазах читалось:
   "С одной стороны - страшновато, с другой - раз он выбрал нас, значит доверяет! - это льстило. - Эх, где наша не пропадала!"
   - Всё ясно! - ответил врач.
   - Сделаем! - заверил Юрий.
   Проверили маски, ножи, видеокамеру. Капитан приказал все имеющиеся бинокли раздать матросам и курсантам для наблюдения за океаном с обоих бортов и марсовых площадок. Чтобы немедленно сигнализировать при появлении акульих плавников.
   Александр и Юрий, обвязавшись страховочными верёвками, ушли под воду. Винт дей-ствительно оказался замотанным рыболовной сетью. Наверное, ночью парусник порвал её. Моряки ныряли, каждый раз отрезая по кусочку прочной ткани. Вначале считали погружения, потом сбились со счёта. Когда осталось совсем немного, нож соскочил с сети и глубоко, до самой кости, врезался в руку Александра. Кровь хлынула ручьём. К счастью, акулы не учуяли. Раненый поднялся на палубу, а напарник полностью освободил винт.
   Вечером в кают-компании чествовали героев дня. Большой экран продемонстрировал все этапы подводной работы. После рюмки виски врач поднёс забинтованную руку к голове и, словно космонавт генеральному секретарю, шутливо отрапортовал:
   - Поручение партии и правительства выполнено!
   Капитан расстроганно обнял обоих:
   - Спасибо, ребята!
   Он не ошибся в людях, чувство душевной близости с ними наполняло его тихой радостью. Не зря всю жизнь сколачивал из команды коллектив! Сегодняшний день стал счастливым для старого моряка. Не хотелось думать, как будет жить на пенсии без моря, без парусника, без своего экипажа.
   Как и ожидалось, затишье вскоре сменилось штормом, но судну это было нипочём.
  
  
   Гамбург. Май 2008.
  
  
  
  
  
   Б У Д Н И
  
   " День за днём идёт, мелькая,..."
   А.С.Пушкин
   Рите пришёлся по душе гамбургский район, куда она с мужем переехала. Ей по-нравились люди в округе, приветливые и доброжелательные. Совершенно незнакомые при встрече часто здоровались с ней, и Рита, улыбаясь, отвечала. Семья сына жила неподалёку, школа, где училась внучка, ещё ближе. 100 лет назад на тихой городской окраине стали строить дома для пожилых людей. Город рос, и теперь здесь довольно шумно из-за кольцевой дороги, пенсионеры же селятся по-прежнему. На Ритиной улице многие идут с палочками, костылями, тележками, а то и едут в инвалидных колясках. Вызывают умиление пожилые люди, поддерживающие друг друга.
   С соседями в новом доме повезло, очень милые и добрые. На одной лестнице с ней живут пенсионерки фрау Шенц и фрау Ленц. В гости друг к другу никогда не ходят. Обе одиноки и иногда подолгу беседуют на нейтральной территории - лестничной площадке.
   - Фрау Шенц, почему Вы частенько оставляете пакет с мусором у входной двери?
   - Понимаете, фрау Ленц, специально спускаться вниз не хочется. Вот когда пойду в магазин или за почтой, тогда и вынесу!
   - Если узнает наша управляющая, фрау Беккер, у Вас будут неприятности!
   - А кто ей об этом скажет? Вы? Конечно, нет. А рядом со мной русские живут, они уж точно не пойдут жаловаться!
   Сценку на лестнице Рита с юмором представила мужу. Он поддержал хохотом. Супруги привыкли делиться забавными историями. Иногда соседки просят мужа помочь с чем-нибудь, что самим не под силу. Тот охотно откликается.
   Рите уже за 60, среднего роста, с короткой стрижкой пепельного цвета вьющихся волос, не полная и не худая, фигура не утратила привлекательности. Тонкие черты лица, красиво очерченный рот, слегка припухлая нижняя губа придают вид доброй заботливой бабушки, каковой она, собственно, и является. Обаятельная улыбка располагает к ней, внимательные сероголубые глаза подмечают всё необычное и забавное. Она любит наблюдать людей.
   Судьба забросила её в Росток, где найти работу чрезвычайно трудно. Через два года вакансия появилась. Правда, не по своей специальности и при условии, что остальные
   члены семьи - безработные. Муж немедленно уволился, и она получила место. Ремонт детской мебели организовали для группы местных женщин разного возраста и образо-вания, длительное время находящихся на "социале". Некоторые из них страдали запоями. В группу включили и троих "русских". Немка Ира приехала из Казахстана, русская Надя - с Алтая, еврейка Рита - из Петербурга. Как поняли позже, их взяли "для выполнения плана".
   Не раз, распиливая доску или сдирая старый лак с детского стульчика, в душе закипал протест: "Боже мой, чем я занимаюсь, зачем мне это нужно?!"
   На Родине она, серьёзный профессионал, возглавляла отдел в строительном тресте. С коллегами сложились хорошие отношения, руководство её ценило. Увы, многолетний опыт не пригодился в Германии. Чиновники, с кем пришлось столкнуться, равнодушно, не вникая в суть, выслушивали, и уважения к ней, как, впрочем, и ко всем эмигрантам, не испытывали. Новая жизнь мучила из-за невостребованности, постоянного стресса, вызванного непониманием языка.
   "Как жить дальше?" - всё время крутилось в голове. Ей, привыкшей постоянно трудиться, какая-то полезная деятельность казалась единственным выходом из положения. Через год "русские" вышли на рынок труда. Затем Рита полгода училась на курсах, некоторое время спустя нашла инженерную работу. Право на минимальную пенсию заработала. Благодаря хорошему слуху и общению с коллегами, с некоторыми она подружилась, стала понимать немецкий язык. И окружающие стали видеться ей в ином свете, доступней, она охотно разговаривает с ними. Теперь, если нужно, может доказать свою правоту и в споре с чиновниками.
   "Непременно как можно больше двигаться", - настаивал врач-ортопед. Ему вторил и терапевт, чтобы привести сердечное давление в норму. Поэтому лишь появятся свободные часы - сразу на свежий воздух! И радуется всему.
   Любимое место прогулок - замечательный парк "Плантен ун Бломен" в центре города, чего там только нет! Но и вблизи её дома четыре "островка зелени". Хайн-парк назван именем бургомистра, подарившего земельный участок горожанам. Хорошо смотрятся там романтичная ротонда на берегу Альстера, аллея пирамидальных дубов, нигде таких больше не встречала. В конце недели, если светит солнце, парк напоминает бивак, где вокруг дымящихся грилей сидят и лежат загорающие люди. В будни здесь чувствуют себя хозяевами крупные серые гуси.
   Иногда компанию Рите составляет землячка и ровестница Лиза. Внешне она похожа на известную скрипачку Анну-Софию Муттер, только более полную. Лиза закончила гу-манитарный факультет, начитана, в курсе всех мировых событий, но нигде свои спосо-бности применить не смогла. Побывала она, кажется, во всех уголках Европы, раз пять в Турции отдыхала. Наверное, устав от путешествий. Лиза страдает депрессией, и при-ятельница, как может, отвлекает от мрачных мыслей.
   Как-то утром, открыв балконную дверь, Рита ощутила запах хорошего кофе. Выглянув, увидела плотного с залысинами мужчину средних лет, уютно расположившегося в кресле на соседнем балконе. На столике перед ним - большая чашка, из пепельницы тянулась струйка дыма от сигареты. Надев роговые очки на крупный с синими прожилками нос, мужчина углубился в газету с биржевыми новостями. Потягиваясь и зевая, из комнаты вышла высокая стройная блондинка лет тридцати в розовом пеньюаре. Без макияжа лицо было бледным и невыразительным. Она привычно оглядела улицу. В соседнем доме этажом ниже сушилось бельё. С капризной гримаской и истерическими нотками в голосе дама вскипела:
   - Ну, почему в свой выходной день я должна смотреть, как сушатся чьи-то трусы?!
   Мужчина, отложив газету, широко распахнул халат, являя волосатую грудь и толстый живот, добродушно ухмыльнулся:
   - А ты не гляди на чужие трусы, вот он я!
   Блондинка, передёрнув плечами, молча ушла.
   Рита прыснула со смеху, и эту сценку артистически изобразила мужу. Благодарный до-машний зритель со смехом отреагировал аплодисментами. И метнулся к столу быстренько запечатлеть словесно вот-вот услышанное: от скуки, чтобы занять себя, пристрастился после травмы. В ту пору он сидел дома с загипсованной ногой, а Рита работала. Но ей кажется, что упал он не на ногу, а на голову - раньше ведь ничего не сочинял! Даже поздравления близким на неё переложил. Сначала строчил от руки, потом завёл пишущую машинку и стучал по клавишам одним пальцем, а теперь его с компьютером не разлучить. Сколько раз звала на прогулку:
   - Ой, нога устала! - слышала в ответ.
   Нет, от компьютера не оторвать. Правда, недавно муж освоил систему, позволяющую разговаривать и видеть собеседника. Так здорово общаться с родными и друзьями! Во время "сеансов связи" Рита подсаживается к мужу, чтобы и её захватила видеокамера, и тогда прощает прогрессивное техническое увлечение.
   Во время отпусков они побывали во многих странах, познакомились с музеями и местными достопримечательностями. Рите полюбился отдых в Италии. Путешествовать в туристских автобусах "галопом по Европам" ей не очень-то нравится, хоть это и дешевле. Она любознательна и интересуется особенностями образа жизни других народов. Поэтому предпочитает пожить в незнакомой стране недельку-другую.
   Пятница осталась, как и прежде, лучшим днём недели. И хоть сейчас жизнь иная и она не работает, предвкушение выходных сохранилось. Обычно с утра идёт на ближайший рынок за зеленью и яблоками. Больше здесь ничего не покупает: рынок дорогой, а Рита экономна. Трижды подумает, прежде чем потратить деньги. Это муж-транжира вечно запасается впрок, никак не отвыкнет от "совковых" привычек. Она бы вообще всё приносила сама, но он не позволяет таскать тяжёлое.
   В новом районе у Риты появилось много знакомых. В соседнем доме живёт одинокая старая дама. Дети и внуки - в других городах, приезжают лишь на Рождество. В Гамбурге она с конца войны, но считает себя беженкой до сих пор. Её тянет на Родину, в Восточную Пруссию, и сейчас это возможно, но для путешествия нет сил. Она с большой симпатией относится к Рите, часто делится воспоминаниями. Пример старой дамы убеждает, что жить можно и вдали от Родины. Рита никому не завидует, довольствуется тем, что есть, и душевное равновесие не покидает её. А когда за столом собираются близкие, и все здоровы, и дела у них идут хорошо, тихая радость наполняет сердце.
  
  
  
   Гамбург. Июль 2008
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   П Р И В Ы Ч К А
   Николай Николаевич спал крепко. Инженер так уставал на заводе, что ложась в постель, будто проваливался куда-то. Случись землетрясение - не проснулся бы. Когда же вышел на пенсию и зажил без спешки и нервотрёпки, стали происходить с ним страннные вещи. То во сне бормотал что-то нечленораздельное и при этом размахивал кулаком, словно выступал с трибуны. То, просыпаясь ночью, долго не мог понять, что за старая седая женщина рядом? А иногда какие-то странные фантазии приходили в голову, и за завтраком умная супруга толковала сновидение.
   С годами высокая сутуловатая фигура его мало изменилась, загорелое лицо избороздили морщины, да некогда чёрная жёсткая щетина на голове превратилась в редкий седой пушок. А стройная белокурая красавица Валентина раздобрела, стала дородной матроной. Засыпая, Николай Николаевич всегда клал руку на её плечо или грудь. И у жены исчезали дневные заботы, проходила усталость, сердце обретало покой. Привычка появилась ещё в студенческом общежитии, когда, поженившись, они спали на узкой панцирной кровати в обнимку. Иногда мужняя рука сползала с плеча к груди, ласкала сосок, перемещалась к животу, поглаживала крутые бедра и опускалась дальше вниз к мягкой горячей ямке. В такие минуты Валентине казалось, что на потолке зажглись звёзды.
   Но однажды произошло нечто из ряда вон выходящее. Накануне вечером супруги смотрели передачу о Ташкенте. Впечатлительному Николаю Николаевичу приснился восточный базар, знакомый с детских лет в эвакуации. Увидел, как он, пятилетний, щурясь от жаркого солнца, вдыхает аромат спелых фруктов, заполнивших бесчисленные прилавки. Вдруг кто-то из толпы ухватился за край кошелька и потянул к себе. Он сжал кулачок, но кошелёк ускользал, хотел позвать на помощь, но не мог произнести ни звука. И вот, о ужас: верзила-вор дал ему затрещину, и убежал с деньгами!
   Лоб Николая Николаевича покрылся испариной. Над ним склонилась супруга.
   - Что же ты делаешь, Коля? За что? - закричала она. - Не понимаешь, что от удара появляется гематома, а затем рак?.
   Пенсионер обалдело смотрел на неё. Кошелёк, вор, жена - всё перемешалось в голове.
   - Ты в своём уме? Когда?
   - Ночью! От чего же грудь так болит?
   - Валюша, клянусь, не ударял! На базаре вор стукнул меня и отобрал кошелёк!
   - Мы прожили 40 лет душа в душу, ты ни разу на меня руку не поднял, а тут ...! - и пожилая женщина, словно беззащитный ребёнок, заплакала.
   - Да прости, Бога ради!- он окончательно проснулся. - Не бил я тебя, а стиснул грудь, приняв за кошелёк!
   - Какой ещё кошелёк, Коля? Что за воры? У тебя с головой плохо! - она потрогала лоб. - Вроде не горячий, а такую чушь порет!
   Николай Николаевич удручённо выслушивал стенания жены. Он любил её, и сердце сжималось от жалости и стыда за происшедшее.
   Дождавшись утра, Валентина отправилась к врачу - сделать момографию. Вернулась в полдень радостная: онколог не обнаружил опасных узелков. Жена простила бедолагу, перепутавшего сон с явью. В доме вновь воцарился мир и порядок. Только спят они с тех пор, повернувшись спинами друг к другу.
  
   Гамбург, ноябрь 2008.
  
  
  
  
   К У К А Р А Ч А
   -Папа, сколько можно ездить на старом Гольфе? - приставал ко мне сын, новоис-печённый автомеханик. - Он тесный, тихо ездит, с костылями тебе в нём неудобно! Мастер нашей фирмы продаёт Опель-Вектру, не машина, а игрушка, такая ухоженная, в ней столько "наворотов"!
   Незнакомое словечко звучало интригующе. Вообще-то Гольф меня вполне устраивал: он был надёжен, экономичен, удобен при парковке в городе. Правда, на автобане не давал больше 160, но мне "по-стариковски" хватало.
   - Да, но Вектра стоит довольно дорого, - пытался я воспротивиться.
   - Мастер решил учить свою жену езде и возьмёт Гольф в счёт оплаты, - не унимался сын, - ты получил медицинскую страховку, добавишь ещё немного, и красавица-Вектра твоя!
   Он всё предусмотрел! В общем, уговорил, и "гешефт" свершился. Через некоторое время машина с "наворотами" стояла у моего дома. Необычного в ней действительно оказалось немало.
   От крошечного спортивного руля, пригодного лишь для гонок Формулы-1, я сразу отказался и поставил стандартный. Удобная электроантенна "полетела" через неделю - купил обычную. Глушитель из нержавеющей стали с двумя большими выхлопными трубами таковым только назывался. Мотор ревел словно тяжёлый бомбардировщик на взлёте. Меня раздражал шум, и глушитель пришлось заменить. Больше всего сын восторгался музыкальным сигналом. Под капотом машины спрятался целый духовой оркестр из множества трубочек, очень громко исполнявший припев к популярной когда-то песенке "Кукарача". Забавно! Музыку я оставил и, как оказалось, на свою беду.
   Однажды в дождливый день ехал по городу. На одном из перекрёстков водитель впереди стоящей машины долго не трогался с места, хотя загорелся зелёный сигнал. Я решил коротким гудком побудить его к действию и прикоснулся к кнопке на руле. Раздалась весёлая песенка, "уснувший" водитель встрепенулся. В этот момент светофор переклю-чился на красный, и мы продолжали стоять. Но что такое!? "Кукарача" не смолкала. Развесёлую музыку, улыбаясь, слушали все водители и пешеходы на перекрёстке. Я по-думал, что заклинило кнопку, лихорадочно нажимал и отпускал её - никакого эффекта. Вероятно, от дождя замкнулись контакты - музыка не смолкала. Мне стало не по себе. Дождавшись зелёного, проехал перекрёсток и остановился. Дождь припустил как из ведра. На противоположной стороне улицы остановилась полицейская машина. Офицер, опустив стекло, устремил взор на меня. Меня ждало неприятное объяснение с представителем закона, но тому выходить под проливной дождь явно не хотелось. С трудом выбравшись из машины, достал с заднего сидения костыли и поковылял к капоту. Неисправность обнаружить не удалось. Что делать? "Кукарача" по-прежнему веселила людей. Обойдя машину, открыл багажник, покопавшись, нашёл нужный ключ, отключил аккумулятор. Мелодия смолкла, я облегчённо вздохнул. Полицейский махнул рукой и уехал. С опаской накинул клемму на аккумулятор. "Духовой оркестр" молчал. Я порулил к ближайшей мастерской, чтобы установить нормальный звуковой сигнал.
   "Наворотов" в машине больше не осталось. Мне пришлось приплатить, чтобы от них избавиться! Удружил сынок! Но я не сержусь - ведь он хотел меня порадовать. Только теперь, услышав песенку, невольно вздрагиваю. Вот такая получилась "Кукарача"!
  
   Гамбург. Июнь 2008.
  
  
  
  
  
   САЛЬЗА N4
  
   В жаркий воскресный день с американской кузиной, пухленькой в очках Людочкой, и её мужем Мишей, инженером и художником-любителем, я отправился на экскурсию по городу. Чикаго - родина небоскрёбов, и после разрушения нью-йоркских "близнецов" - они самые высокие. С речного теплохода казались огромными столбами, подпирающими в небо.
   Набравшись впечатлений и проголодавшись, забрели в мексиканский ресторанчик. Здесь подавалось национальное блюдо -лепёшка диаметром около полуметра, заполненная чем-то вкусным и скрученная в трубочку. Но не еда привлекла моё внимание, а повариха. Лет двадцати, среднего роста, прекрасно сложенная, с правильными чертами смуглого овального лица, красиво очерченным ртом, длинными чёрными волосами, перехваченными красной лентой. Зачарованно глядел я на её грациозные движения: как достаёт из холодильника лепёшку, кладёт на раскалённый круг, затем переворачивает, наполняет мясом, овощами. Несколько раз она поднимала на меня чёрные блестящие глаза и о чём-то спрашивала. Выражение классика "Посмотрит - рублём одарит" меркло по сравнению с тем, что я испытал при этом, да и рубль в Америке большой ценности не имел. Эти глазища околдовали меня, на все вопросы я согласно кивал и отвечал "Yes", "Si". Кушанье оказалось замечательным, правда, островатым. Время от времени я поворачивался, чтобы полюбоваться красавицей-мексиканкой, и ловил на себе её испытующий взгляд. Хотел было подойти и поблагодарить за еду, как вдруг сердце бешено заколотилось, стало жарко, голова взмокла, во рту - полыхал огонь. Ничего не мог понять: девушка, не скрою, мне понравилась; в молодости, бывало, влюблялся и не раз, и не всегда любовь была взаимной. Помню, и мучался, и страдал. Но такого дурацкого состояния никогда не было. Мои спутники с аппетитом опустошали тарелки, а я свою отставил - пот катил градом, не успевал вытирать. Ну, надо же, чтобы на старости лет так подействовали женские чары! Вышел в туалетную комнату. Там долго мылся и холодной водой тушил пожар, горевший внутри.
   - Какие специи ты выбрал? - полюбопытствовала кузина, когда вернулся к столу.
   - Все, что предложила очаровательная повариха, - я кивнул в сторону своей пассии.
   Добрейшая Людочка схватилась за голову:
   - Боже мой, как же я не предупредила! У мексиканцев множество приправ, и в твоей лепёшке оказались они все, в том числе самая "злая" - "сальза N4"!
   - Так вот оно в чём дело! - невольно вырвалось у меня, - а я-то вообразил себе...
   Людочка напустилась на мужа:
   - А ты куда смотрел?
   - Он такой же твой гость, как и мой! - парировал Миша.
   Прощаясь, широко открытые искрящиеся глаза, казалось, заглянули мне в душу. В них читалась и любовь, и смущение за испорченную еду, и многое другое. И теперь при слове "сальза" невольно улыбаюсь, вспоминая этот глубокий, томный, не без лукавства взгляд красавицы из Чикаго.
  
  
   Гамбург. Июль 2008 .
  
  
  
  
  
  
   ПЕРЕЧЕНЬ ФОТОГРАФИЙ
  
  
  
   1 - "Альфред" Роза, Альфред, Рима 2000г.
   2 - "Альфред" Альфред 1993г.
   3 - "Завтрак у Гулько" 2006г.
   4 - "Забвение" Тётушка 2007г.
   5 - "Дуду" Ева с матерью 2006г.
   6 - "Искупаться в океане" Матрос 1класса 2008г.
   7 - "Шведская шапка" 1996г.
   8 - "День первый, день последний" 2008г.
   9 - " Null Problemo!" 2008г.
   10 - "Спаситель" 1990г. - фото IMG_0016
   11 - "Спаситель" с женой Лилей и дочерью Мариной 1951г.
   12 - "Спаситель" с внуком Павликом 1985г.
   13 - "Спаситель" на берегу Финского залива 1985г.
   14 - "Спаситель" Дедушка 1970г.
   15 - "Блокадный рояль" Счастливая семья 1939г., Витебск.
   16 - "Блок. р..." 1959г.
   17 - "Блок. р..." Лера, Рима 2007г.
   18 - "Блок. р..." Встреча через 25 лет, 2004г., Бостон.
   19 - "Поход длиною в жизнь" Олег, Толя 1964г.
   20,21 - "Поход ..." Толя 1963г, 2007г.
   22 - "Поход ..." Толя, Саша 2007г.
   23,24. 25 - "Поход ..." 1964г.
   26 - "Поход ..." Саша, Олег, Лена 1964г.
   27 - "Поход ..." Саша, Карл 1964г.
   28 - 34 - "Поход ..." 1964г.
   35 - "Поход ..." Саша, Толя, Карл 1964г.
   36 - 38 "Поход ..." 1964г.
   39 - "Будни" 2007г. на озере Титизее, Шварцвальд.
   40 - "Кукарача" 2008г.
   41 - "Вот и встретились" Гюнтер 2007г.
   42 - "Атланты держат небо..." в Эппендорфе, 2008г.
  
  
   0x01 graphic
   Перечень публикаций
  
   БИБЛИОГРАФИЯ:
  
   "АЛЬФРЕД " - СПб.: РЕНОМЕ, 2006. - 152стр. (www.renomespb.ru)
   ISBN 3-936800-45-6
  
  
   В ПЕРИОДИКЕ:
  
   "Мишпоха" ( www.mishpoha.org)
  
   N10 2001 "Пасхальный сервиз"
   N10 2001 "Мой отец был сапёром"
   N14 2004 "Детство на улице Чемпиона" (Эвакуация)
   2006 "Спаситель"
  
   "Гамбург и мы" (a350190@addcom.de)
  
   N5 2003 "Капитан"
   N6 2003 "Шведская шапка"
   N9 2004 "Старик"
  
   "Литературный европеец" (www.LE - online.org)
  
   N69 2003 "Капитан"
   N76 2004 "Памятник"
   N77 2004 "Рождественские истории"
   N82 2004 "Анна"
   N84 2005 "Старик"
   N91 2005 "Испанский танец"
   N94 2005 "Шведская шапка"
   N98 2006 "В дороге"
   N99 2006 "Землетрясение"
   N108 2007 "Завтрак у Гулько"
   N115 2007 "Оплеуха"
   N120 2008 "На крыше дома"
   N125 2008 "В добрый час!"
   N129 2008 "Null Problemo!"
  
   "Источник" 1- 2005 - Сборник произведений Гамбургского литературного объединения
   2- 2006
   3- 2007
   Neuer Hafen (MigrantenerzДhlungen)
   Club St.Petersburg e.V., Dresden 2007
   " Die schwedische MЭtze"
   СЛОВО 1/2007 (jakow-feldmann@t-online.de)
   "Фея"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   АЛЕКСАНДР КОВАРСКИЙ
  
   Родился в Ленинграде в 1939г. в семье студентов. Отца в 1940г. призвали в армию, вместо экономиста он стал сапёром. Мать преподавала историю. В июле 1941г. бежала со мной из Белоруссии в Среднюю Азию. В Ленинград вернулся в 1947г. Учился в Технологическом институте им.Ленсовета. По профессии инженер-электромеханик. Работал на ленинградских предприятиях. В 1994г. эмигрировал с семьёй в Германию. С 1999г. писал очерки в газеты "Кол шофар" и "Росток по-русски". Член гамбургского литературного объединения "Источник" с 2002г. Печатался в журналах "Гамбург и мы", "Мишпоха", "Литературный европеец", "Слово". В 2006 году вышла книга "Альфред". В настоящее издание включены несколько переработанных произведений, опубликованных ранее.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"