Пышненко Александр : другие произведения.

Прошлое будущее

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Если человек бросил на человека обвинение в колдовстве и не доказал этого, то тот, на которого было брошено обвинение в колдовстве, должен пойти к Божеству Реки и в Реку погрузиться; если Река схватит его, его обвинитель сможет забрать его дом. Если же Река очистит этого человека, и он останется невредим, тогда тот, кто бросил на него обвинение в колдовстве, должен быть убит, а тот, кто погружался в Реку, может забрать дом его обвинителя". ( Законы Хаммурапи "статья ј 2)

  
  
  
  
   Прошлое будущее
   (или как научиться сочинять)
  

"Если человек бросил на человека обвинение в колдовстве и не доказал этого, то тот, на которого было брошено обвинение в колдовстве, должен пойти к Божеству Реки и в Реку погрузиться; если Река схватит его, его обвинитель сможет забрать его дом. Если же Река очистит этого человека, и он останется невредим, тогда тот, кто бросил на него обвинение в колдовстве, должен быть убит, а тот, кто погружался в Реку, может забрать дом его обвинителя".

( Законы Хаммурапи "статья ї 2)

  
  
   Бачило - Шроо
  
   I
  
   Конец двадцатого столетия принес в мировую политику еще один глобальный катаклизм: от самой одиозной и кровавой империи, СССР, существовавшей чуть более 70 лет в застывшем, идеологическом виде, - откололись те ее части, которые были с кровью сцементированные, в виде "союзных республик". В этом числе оказалась и Украина.
   Сей ядрёный геополитический взрыв миропорядка сложившегося после распада Российской империи и двух Мировых войн (в которых империя выступала, как главный их инициатор в надежде присовокупить еще новых земель), породил цепную, ядерную, реакцию настоящего взрыва. Не оставалось камня на камне от бывшего Союза Советских (сексотских) Социалистических Республик; все распалось на атомы - легкие элементы состоящие из человеческих судеб. Попавшие в эпицентр эпохального социального взрыва искусственно уродившиеся советские граждане, в новых условиях, потеряли всякий смысл своего прозябания. Как сорная трава на этих обломках красной от крови империи, сквозь серый щебень и обломки бетона, вначале появлялись самые примитивные формы хозяйственного выживания - обилие примитивных банд и торговцев.
   Ну, и естественно, паразиты - бывшие агенты специальных служб, которые некогда составляли костяк - элиту - СССР, только забравшие власть у коммунистов.
   ...В это же время, молодой человек, обладатель фамилии - Бачило, - поселяется в одном из скромных сел, - как по меркам Украины, - в северо-восточной ее части, в С. области.
   В селе, добитом до самой ручки самой "передовой" (так учили в школах и вузах только что порушенной империи) колхозной системой хозяйствования, и самыми же агентами специальных служб (сексотами), которые - со своими стукачами и провокаторами - являли собою монолитное ядро в сонме прочего полуголодного населения бывшей кровожадной империи.
   Село присоседилось к левому берегу тиховодной речки; хотя само топографическое представление данного населенного пункта уже не являлось обязательным на многих подробных, географических, схемах. Оно числилось "неперспективным" еще при Советах и, в недалеком будущем, подлежало аннигиляции ( по аналогии с ядерным синтезом).
   Крах советской системы, по срокам, значительно опередил естественный процесс отмирания подобных географических данностей. Видимо, природа идеологии, эмбрион которой, был зачат в умах преступников-философов, выносивших ее, воспитанной умами романтиков, умевших выживать в оргазме классовых баталий (доносящих на своих ближних), и пустившая в безбожный свет "построения бесклассового общества" - коммунизма, - целые сонмища советских зомби, населяющих подобные села, - лопнула вместе с отсталой империей. Существовать же подобное порождение беспринципных умов, возможно только в стерильном виде, в созданном отдельном заповеднике, коим до ядрёного развала и являлся приснопамятный СССР (зело прославивший себя обилием пролитой человеческой крови, ставивший перед собою амбициозную идею своего мирового господства).
   Село, после геополитического самоубийства осатанелого монстра, осталось существовать только в количестве нескольких десятков обжитых хат.
   Упоротые представители касты колхозников и советской интеллигенции ( из числа: учителей и работников сферы обслуживания сексотов-упырей) погрузившись на глазах Бочило в анабиоз отчаяния, сохраняли форму для дальнейшего использования при случайном возрождении прежней жизни на завещанной им территории, которую они потеряли во время "геополитической катастрофы" "на Украине". В этом, выживаемом племени, под водительством "истинного вождя", - альфа-сексота, Бардака, - уготовавшему себе "счастливую жизнь при коммунизме", как сказано в "святом писании" Маркса и Энгельса, и предстояло проводить свои литературные эксперименты, Бачилу.
   Ежедневно, эти, "жители племени советских папуасов", жили ежедневным повторением одних и тех же мантр: "крали в сози (колхозе), и було шо вкрасты", "осiння нiч год годує", "при колхозах, ото, й пожили" - самозомбирующие мантры помогали зомбировать себя в одном и том же духе - сохраниться во имя выживания.
   В уютном настоящем, которое когда-то было прошлым, в котором альфа-сексоты ощущали себя всесильными имперцами; взращивая свое потомство для услужения в колониальном стиле. При этом в суть повторяемых "крылатых" выражений, они вкладывали свой смысл о тех благах, которые были доступны только им - являлись же мечтой для их подопечных: "вкрасты" в широком ассортименте этого слова, могли только они, имевшие когда-то обширные возможности. Их чада, пользовались привилегиями при поступлении в вузы; будучи студентами, не служили в оккупационных войсках по захваченным коммунистами территориям, не знали что такое запах советских казарм; по окончании которых, их ожидала роскошная номенклатурная должность с обязательным получением квартиры к 26 годам, супружеством из своей касты; спецпайками и спецдачами в придачу к прочим благам по надлежащему обслуживанию (в конце концов, они формировали собой элитный семенной фонд "имперского народонаселения" - колониальной администрации). Остальные населюки империи получали, по чину, значительно меньше, лишь наполняя значение емкого слова: "украсть" - это могло быть: мешок кукурузы или кусок что-то съедобного.
   Однако именно им (сексотам), при независимой Украине, в начальный период, удалось сформировать себе надлежащие синекуры. Между продажными делами, они еще справлялись и со своими шпионскими заданими: подготавливая возвращение Украины в лоно имперского, "Руского мира". Детям, получавшим "видимость образования", зафиксированного записью в дипломе об получении высшего образования, рождавшихся в статусе российских шпионов (сексотов), на коих автоматически распределялись средства уже не только с местных бюджетов, как "военнообязанных" агентов имперского колониального восстановления в государственных структурах формально независимой страны - полагалось еще содержание из имперских кошельков, наполняемых от выгодной торговли российской нефтью и газом: как на мировых, так и внутренних рынках, формально, "самостiйной" Украины.
   Самая головка (наконечник) агентуры, находилась уже на пенсии, но продолжала держать бразды управления в своих руках; постепенно сдавая дела в политике и хозяйствовании своему подрастающему поколению; превращая "государственность Украины" в разменную политическую монету; в выгодное вложение денег, в полностью "коррумпированном" ими пространстве; с налаженными связями; стремительными социальными лифтами. Чтоб спокойно отправиться на кладбище, унеся с собой в могилу многие конспирологические тайны навербованных стукачей, которые нельзя поведать никому, как и многое из того, что не расскажешь своим внукам, по причинам связанным с вербовкой при упоминании здесь репродуктивной системы. Оставалась надежда, что те сами сумеют воссоздать все это в своем настоящем, в том социальном прайде, в котором им предстоит утвердиться в качестве, таких же, успешных альфа-самцов. Эксклюзивные кадры из фильма про "Крестного отца", они давно уже переиначивают на украинский манер.
   Хоронить старого Бардака, съезжались сексоты со всего Козолупского района. Когда мелких колхозников увозили на возах, на которых они воровали в колхозе. В таком, финишном, скабрезном подходе, правда, окончательно выветривалось "величие их вклада в трудовой подвиг советского народа", к которому умерших причислили сексоты.
   Село оставалось дожидаться в своей участи в формально свободной Украине.
   90-е годы - время потрясений в селе. Искусственно нагнеталась атмосфера скорого возврата прежних порядков. Обычно этими делами занимались "вскрытые консервы" отживающего режима колхозного кормления - сек.соты ("секретные сотрудники" - славные труженики "пятого отдела" КГБ).
   Соксотами, очевидно, служили те, что некогда занимали "номенклатурные" должности. От директора школы до лесничего: каждый из них создававший свою "агентурную сеть" из домочадцев, любовниц и всяко разных добровольных помощников, готовых поучаствовать на добровольных условиях.
   Бачило подавал большие надежды в литературе, которой не существовало в публичной сфере, поскольку литература могла существовать только в независимой форме, а таковой в природе СССР, попросту, не предусматривалось (убитая идеологией литература ( как и журналистика) - называется пропагандой).
   Литература при идеологии, теряла живую плоть - реальность. Тоталитаризм не терпел никаких признаков свободы, а тем более - свободы творчества. Все было заасфальтировано т.н. "социалистическим реализмом" - искусственно выведенной формой лжи: разбиты строгие идеологические клумбы и высажены искусственные цветы из тех нарративов, на которых выхаживался ходульный тип "советского человека" - гомо советикус - существо нового типа. Так, Россия, спрятавшись под личину "СССР", под социалистический реализм, замаскировывая свою колониальную сущность, заселяла колонизуемые просторы людьми холуйской модификации. На коих, заставляла жить, своей оторванной от цивилизации, провинциальной жизнью. На воспеваемых просторах: "Широка страна моя родная...от Москвы до самых до окраин... где так вольно дышит человек...", эти заполошные зомби, должны были окончательно потерять свой внутренний мир.
   Талант Бачило никоим образом не вписывался в прокрустово ложе "социалистического реализма". Можно было создавать любые шедевры в своем творчестве, но в мире советской действительности он не мог проявиться. Он был лишен возможности получить высшее официальное образование (он не мог социализоваться возле сексота, поскольку для того его родители не представляли никакого значения, а без этого получить такое образование, и даже прописку в городе, чтоб получить примитивную работу на заводе, уже было проблематично). А, значит, поэт, не существовал и для колхозных миллионов. Эти рожденные, как социальный тип особенного человека, воспитанники "социалистического реализма", не признавали никаких "доморощенных гениев", будь у них хоть семь пядей во лбах. Он никому был не нужен в Советском Союзе; звать его здесь было - никак, -- но и выпустить из этих застенков, поэта никто не собирался. Он был никем, потому, что в ранг поэта в Советском Союзе возводили в специальном институте в Москве. Сексоты придумали ему особенную роль: "гонимого" - диссидента, отверженного. Преследовали его с самого рождения.
   Однако, наш герой, числил себя поэтом и придумывал себе настоящий псевдоним "Шро?о".
   Когда все его принимали, как: Бачило. У нашего гения, не было - нетрудно догадаться - никаких выпущенных поэтических сборников. Их, и не могло быть в СССР, а без оных, - "поэт Шро?о" - мог видеть себя только в кавычках (без кавычек - он мог быть только графоманом Бачилом). Весь род Бачил, уходил в седую древность, был хлеборобами. Пока не империя в 1914 году не решила разжиться новыми землями.
   Еще с юности, благодаря стараниям местных сексотских элит (кланов, как они стали себя величать в эпоху украинской независимости) его начали протаскивать по всем знаковым для отщепенца местам: начиная со стройбата... Чтоб, только заглянув у его характеризующие документы (обычно следовавшие за ним строго по пятам, по секретным ("Первым") отделам, что существовали на любом советском производстве), ни у какого начальника не возникало никаких лишних вопросов относительно этой сумбурной личности.
   Никто из колхозников, воспитанным самым примитивным, советским образованием, и способным понимать лишь самые однозначные тексты, поэтом Бачило не обязан был считать. Поэты - только те, кого должны были знать жители Советского Союза; они печатались миллионными тиражами; самые продвинутые из них проживали в столицах; состояли в членстве своего "колхоза", именуемого: "Союзом писателей (имени Максима Горького)", или, совсем, на худой конец, в украинском варианте - "Спiлцi письменникiв (iменi Максима Рильского и Павла Тичини)", служили в редакциях пропагандистского толка; продвигали идеи "социалистического строительства" (украинский вариант - "шароварный" - бесконечный эпос о войне казаков с польской шляхтой).
   Колхозникам, же, отличающимся особой узостью свого личного кругозора, внутренний мир которых, формировался на весьма уродливых догмах советской пропаганды, начиная еще со школьной скамьи, когда и начиналось впрыскивание идеологического яда: прославляющего романтику прошедшей войны, а с ней, и всевозможную, официальную, ложь. В итоге, с помощью вездесущих агентов влияния, провокаторов и сексотов, вырастал очень агрессивный, неспособный к нормальным проявлениям человеческих качеств, неврастеник, который свои садистские наклонности, чаще всего реализовывал при первой же возможности. В инициированных местах, которыми обиловала жизнь советского человека, такими, например, как служба в армии. Женщины, в свою очередь, обучались распространять клевету, сплетни и наветы за глаза, подключая к этому своих мужчин. Часть общества держалась еще и на виртуальном страхе "традиционной религии", клир которой не чурался помогать, органам, создавать непростые условия выживания для своих подопечных, внося "доносительством", свою, посильную лепту.
   Что, в конце концов, обеспечивало комфортные условия выживанию ведемского ремесла в имперском, идеологическом саду, в число которых рядились всевозможные народные целители, а то и маститые мошенники. Подобный фольклор вдалбливался в умы населения для поддержания пропагандистских, официальных мифов и легенд, что бывали призваны оттенять идеологические выдумки о мнимых героях, типа "памфиловцев" и "матросовых". Дикая информация, доведенная стукачами и авторитетными носителями ее, из числа дипломированной интеллигенции, до пропитанного всевозможным вздором сумрачного сознания людей из нижайших слоев, занимающихся в основном физическим трудом, воспринималась, всегда, как нечто, что: "Существует на самом деле, я об этом где-то что-то такое уже слышал". Люди свято носили в себе веру в то, что можно, например, полностью исцелиться каким-то "мумием"; за этой субстанцией, отправлялись целые в экспедиции в горы, лазили по отвесным скалам, соскребали какую-то слизь и несли ее в массы, словно эликсир жизни и панацею от всех недугов.
   Косноязычные колхозные старцы, с их "народной философией" (выдумка писателей того времени) выглядели действительно, как мудрецы и светочи. Поэтому, им, не следовало, ввиду своей проницательной упрежденности, обращать внимание на причуды какого-нибудь тунеядца, Бачило, который строгает "никакие не стихи" и "заваливает ими" все редакции (естественно отвлекая тамошних работников от творческих дел).
   В Советском Союзе, на слуху были имена тех, кого уже пропечатали (на каком-то уровне: районном, областном, республиканском, союзном). Роберта Рождественского или, например, Евгения Евтушенко ("Хотят ли русские войны?")
   "Поэту Шроо" - в лучшем случае - пеняли: за бездеятельное прожигание жизни, -- создавая при этом видимость: "не обращения на него никакого агентурного внимания". На самом деле, беспрестанно наблюдая за ним, глазами многочисленных стукачей. Досаждая ему всевозможными мелкими способами, какие только можно было себе представить. Это стало "почетным" долгом каждого гражданина села - колхозника, - каждый из которых, мог поучаствовать в коллективной травле отщепенца. Коллективное сознание, определяющее в "людях новой формации", порождало весьма распространенный тип хохла в украинской среде выживания.
   Хохол - это холуй на всех, кто олицетворял своим присутствием власть "на" Украине:
   Альфа-сексот, Бардак.
   Этот высоко взлетевший на обильных харчах, мужлан, с пухлыми губами и двойным подбородком, с набухающим пузцом -- каждым новым наростом жира, был обязан Лубянке.
   С той далекой поры как его отец был устроен при нацистском Третьем Рейхе в ранге Старосты колхозного двора и перевербован, потом, органами госбезопасности в козолупской тюрьме, уже по освобождении села.
   Завербованный трудолюбивыми органами, род, трудился над улучшением породы советского человека. Менялись сытные должности, которые перепробовал он. С каждым годом пребывания на которых, обслуживание и обеспечение Б., качественно, улучшалось ( в том числе и со стороны женской половины); холуистое население, полностью зависимое от альфа-сексота (как и от председателя колхоза), плавилось как воск. Б., все больше напоминал настоящего Будду: покрывался славословьем колхозников, как сусальным золотом. На всех номенклатурных должностях, он подменял, здесь: и ум, и честь, и совесть эпохи. Для колхозных лодырей, он стал - "наше все". Он подменял собой: и праведный суд, и царя в голове. Его мнение было авторитетно для всех судов в этой стране. Он испробовал всех заметных женщин в селе, вербуя их поголовно в агенты влияния своим членом; заимел самую активную сеть в этой части Козолупского околотка. Он искоренял любую крамолу, исходящую от немногих, тех, кто так или иначе завинил ему или его потомству, усомнившись даже в школьных успехах его чад, страдающих неизлечимой дислексией; указывал органам на исходящую от них угрозу существования советской власти на подконтрольной ему территории, а значит и Советскому Союзу, в целом. Не оставалось, - в этой местности, - не единой хлебной должности, начиная от председателя колхоза или сельского совета и заканчивающийся простым лесником, на которых его бы не попытались применить, как танк "незаменимого руководителя". Этот крепкий, кремлевский холуй, был желанный для женщин, здесь упырь. Сын, рожденный при немецкой оккупации, когда советские люди гибли на войне миллионами, в бессмысленных атаках, форсированиях и штурмах рейхстагов. Б., "выбился в авторитеты" уже при андроповско-брежнеском дуумвирате. После очень подозрительного покушения на Брежнева в 1969 году. Тогда, власть в СССР, - по сути дела, - оказалась в руках КГБ, во главе с Ю.В.Андроповым. Как и в любом престолонаследии, власть на местах теперь передавалась от альфа-самца к его старшему отпрыску (преодолении необременительных этапов инициации (школа, вуз, номенклатурная должность)).
   При появлении Бачило, альфа-принц, как раз примерял первую должность в селе, придуманную ему в существующем на бумаге колхозе: "главный инженер". В обязательную синекуру входило наличие колхозный блядей - молодых девушек в напичканной ими колхозной конторе. Для того, чтоб этот маразм эпохи хоть как-то походил на прошлую, колхозную жизнь, в нескольких сараях, - удерживались практически без кормов, - условное стадо в несколько десятков, страшных на вид, мосластых, коровенок.
   Колхоз полностью разрушенный кланом альфа-сексота; продолжал существовать лишь на казенной бумаге, увенчанной трезубцем (кощунство, используемое еще в 90-х годах, когда, эта, околоколхозная рать, кривляясь и бранясь на независимость, держалась за службу во властных структурах Украины (страшно фальшивя при этом), агитируя население за восстановление СССР; не переставая растаскивать остатки имущества, не брезгуя воровать те средства, выделенные из районного бюджета, для канающих на фермах в страшных муках, голодных животных).
   Эта разруха была выгодна только поэту в Шроо. В ней была разлита вся поэтическая прелесть разрушения старого, с зародышем - обновленной родины, Украины. Новой независимой страны, на огромной, политической карте, планеты.
   Колхозным стукачам стало выгодно над, чем трудиться - вылезая из своей змеиной кожи, они доносили Б., об этом, несносном Бачиле.
   Б., начинал поход против украинской независимости, в уничтоженном им же постсоветском селе. Ему необходим был такой типаж. На его примере, Б., будет показывать: как он воюет с украинской независимостью.
   Украинизацию украинцев надо постоянно ограничивать, поддерживая в них состояние постоянного страха перед возвращением имперских порядков.
   Из одного состава парламента в другой, перебирались сотни откровенных агентов - воюющих с независимой Украиной. Это считалось нормой. (Сидят они и сейчас, еще в большем количестве). Значительное количество украинских патриотов, были убиты за эти годы на внутренних и внешних полях сражений. В это время, выбранные колхозниками враги Украины, воюя против них в когортах "депутатов и чиновников", окормлялись средствами из ее же государственного бюджета.
  
   2
   Сильное преимущество подпольного писателя - в свободе его пера: он не держит в воображении ни цензоров, ни редакторов, ничто не стоит против него, кроме материала, ничто не реет над ним, кроме истины.
   (Солженицын Бодался теленок с дубом)
  
   Поэтом, Шроо, назначил себя сам и (без этого не может быть настоящего творчества).
   Так считали и те, кому он давал читать стихи, - в студенческие годы, - все они отзывались о его творчестве в похвальных тонах; особенно дороги воспоминания о своем бывшем товарище, который носил их своей еврейской бабушке, - ценившей литературу, - предсказывавшей им большое будущее.
   Для добропорядочных граждан советской империи, поэзия Шроо оставалась за семью печатями. И таковой бы она и осталась навсегда, если бы не прекратил своего существования Советский Союз, или поэт Шроо не нашел возможности напечататься за рубежом своей Отчизны, что, тоже, выглядело весьма проблематично, поскольку там тоже приоритет отдавали избранным авторам, в основном представителям еврейской иудейской ментальности.
   Шроо считал себя "неразбавленным" украинцем, сочинившим себе нелепый сей усредняющий псевдоним, по которому сложно было идентифицировать его национальность; он всегда и во всем гнул свою линию. Упрямо не желал превращаться в некий, переходной тип - "хохла", - в ипостаси которого, его, в принципе, смогли бы трансформировать во что угодно (или: в кого угодно).
   Он не счел нужным в ХХ веке погибнуть в стихии украинского язика; пробуя выразить себя в его лубочном стиле. Всевозможные провокаторы от культуры, создавая видимость существования украинской литературы для всего мира, - шароварной, лубочной, гротескной, - напропалую уничтожали обереги украинской нации, как таковой. Используя в этой вековой интриге российских спецслужб, выдавленную на весьма далекую периферию от социальных отношений, украинскую мову, - ибо: какому же здоровому на вид, жизнеутверждающему организму, явилась бы в голову мысль, связывать себя какими-то значащими, психологическими узами, с чем-то уже давно отжитым, развивая себя в духе ХVII века от рождества Христова?.. Для этого - достаточно энтузиастов; реконструкторов.
   У Шроо не возникало не единой попытки публиковать что-то в изданиях принадлежащих, этой, их, "Спiлцi письменникiв".
   Шроо бежал в темпе своего стремительно развивающегося века, чуть забегая наперед (на пороге интернетизации). Это обстоятельство никоим образом не сказывалось на его творческом потенциале. У него было достаточно тем для образного выражения себя. Не только неразделенная любовь. За спиной была еще служба в СА: в стройбате, куда его затолкали за несуществующие прегрешения его родителей. Долгие годы шатаний по Советскому Союзу, в составе разных геофизических групп и партий. Жизнь в больших и малых городах. Войны с чиновниками и сексотами (в одном лице). Эти события совпадали с поисками собственного пути в литературе; становления особенности собственного стиля.
  
   Все, что рождается не бескорыстно, это не самое лучшее. Самое лучшее -- то, что не записано, что сочинено и исчезло, растаяло без следа, и только творческая радость, которую ощущает он и которую ни с чем не спутать, доказывает, что стихотворение было создано...
   (Варлаам Шаламов Колымские рассказы. Шерри-бренди)
  
   Шроо, долгое время своей юности, жил поисками жизненной опоры и точки приложения сил в местах соприкосновения с человеческими сообществами и трудовыми коллективами. Однако, лишь, привыкая к тому: как легко рвать социальные связи с сообществами людей, каждый раз переходя с одной работы на другую. Проделывая эту процедуру, чаще всего, по собственной инициативе, по какому-то неистовому желанию познавать мир и в поисках правды жизни; пролагать на житейской карте как можно больше познавательных маршрутов, сменяя географические декорации. Вряд ли кто из его сверстников способен был поступать так же легко, как это учился делать он. Совок очень неуклюж; сконцентрирован в неопрятных заводских и фабричных общежитиях. Существовал, к тому же, жесткий институт прописки. Только такие, как он, - путешественники и вольные люди, - не могли, казалось бы, манкировать этими социальными условностями и табу, придерживая себя в определенных рамках поведения.
   Этапы жизненных поисков, обычно, фиксировались синими штампами в паспорте - и приносили "позорное" прозвище, в сильно забюрократизированной среде: "летун".
   В это время, в Шроо концентрировался дух, той, фальшивой эпохи - увиденное и переосмысленное в ней - новизной - находящее отзыв в его мыслях, которые необходимо было зафиксировать на бумаге. Что не возьмешь из прочитанных книг и не выколупаешь из носа. Мысли, будоражащие его, требовали некоторых остановок в его маршрутах. Поэтому, Шроо, иногда, наведывался домой. Чтоб скоро, снова вернуться на круги своя.
   Развал Советского Союза, застал его в провинциальном Козолупе, на одном из многочисленных, тамошних, заводов. Он живет первыми попытками: обуздания своих мыслей, в рамках поэтических рифм. Что-то записывает, и отсылает в Москву.
   После развала СССР - сразу же - опускается на село, чтоб в тишине от суеты мирской, закончить внутренние преобразования.
   Детские воспоминания о счастливых летах своей жизни, дали фон летящему в тартарары, тоталитарному монстру, СССР, подсказали ему опору в забытом богом и людьми, селе: чтоб в обстановке свободного парения над быстро дичающей территорией, развивать проблески своего литературного дарования.
   В последние дни в Козолупе, на съемной квартире, у него уже не уходили из воображения картины детских воспоминаний. Эти огромные, вздымающиеся над горизонтом бело-розовые облака над отрогами Среднерусской возвышенности; весенний запах голубых и бледно-розовых сиреней несущийся благоуханиями из неухоженных палисадников. Витающие над садами медовые ароматы яблочного Спаса. Запахи дождей. Мокрых лугов. Трели соловья. Теньканье синичек. Нахохленные снегири на смородине. Воробьи. Ласточки. Стрижи. Все что пахло и кружилось в волшебном вихре его воспоминаний, заставляло его мечтать; тесно переплеталось с запахами свободы творчества, которую он обретет, когда вернется в село. Этими мыслями было заполнено все ему внутреннее пространство.
   Расхаживая по сибирским хлябям, в составе всевозможных геологических организаций (как и подобает заправскому джек-лондоновскому герою), - рюкзак его памяти был набит ощущением оставленной отчизны, Украины ( уютного ощущения домашнего очага, а также, воспоминаниями, связанными с первой любовью, встреченной им слишком рано, почему обреченной быть потерянной по злому умыслу, приставленного к нему на обучение, стукача). Цепкие юношеские воспоминания, заполненные этим событием, роднили его с соседним селом. Он жил этим миром даже больше чем настоящим; он был, по своей природе, человеком способным погружаться в свой собственный, внутренний мир. В этих "экспедициях" в недалекое прошлое, он заново как бы снова переживал свою первую любовь хоть уже и без той хорошенькой, юной принцессы, когда-то превращенной злыми колдунами во что-то противоположное - по его определению. Чувства, же, привыкли к подобным, язвительным подколкам, вечно оппозиционного к ним рассудка, не страдающего трепетными привязанностями, отличающегося мнительной мстительностью, бескомпромиссностью к недоброжелателям (не говоря уже о своих врагах); активно накапливающим житейский опыт и занимающегося подготовкой его к закладкам к длительному хранению в ячейках памяти; с жесткими периодами самобичевания, в виде всякого рода сомнений и разочарований, вызванными неудачами. Закаленный на самом деле, разум, существовал на то время: избирательный, твердый, сильный своими всесторонними познаниями, гибкий и пластичный - сторицей компенсирующий ему все потери от не(до)развитости чувствительности. После утери любви, в нем, произошли какие-то качественные потрясения, заимевшие цель, окончательного устранения чувств от управления его настоящим и будущим. Превращая чувствительного и сентиментального юношу, в холодного, и замкнутого на своей личной территории, творца; поэт в котором замер, и стал медленно перерождаться в прозаика
   С момента поселения в пространстве своего жилища, Шроо, мог всецело посвящать себя свободному полету в страну грёз - отращивая в себе творческое начало, - окучивая и лелея свои мысли. Облачать отдельные, доселе улетучивающие в небытие фразы-фантомы, которые до этого не было возможности зафиксировать на бумаге, лишь создавали, и развивали, бесконечное пространство его воображения, - то, теперь, должны были превращаться в мобилизационный ресурс, претворяясь в стройные когорты его небольших, пока что, текстов. Он должен был облинять этими мыслями, чтоб переродиться из обычного дерзкого, угловатого графомана - в неоднозначного, скованного железной логикой внутри, прозаика, или, повидавшего виды, поэта. Процесс (инициирование) будет происходить болезненно; сие действо инициации, обычно, происходит в сумерках переходного периода; подвержено болезненным дискомфортом, созидательного характера, и сомнениям у собственных силах. Что, постоянно - тактически - меняло бы направление его движений к вершинам познания ремесла; отшлифовывало бы, в конце концов, его литературную интуицию - и: технику. Тем более, что процесс обучения - внутренние вариации - невидимые никому - изменения, происходящие в нем, приносят весомые плоды, не скоро: как случилось, в его случае, когда появился его первый рассказик в одной киевской газетенке. Первая значительная вершина, взятая им после долгого подготовительного периода. Два года он готовил это событие!
   Стихи он, теперь, сочинял очень редко; они уже не удовлетворяли его возросшие запросы на серьезную литературу. Адская, горячечная чувствительность к стихосложению, и в юношеские годы, гасилась холодным дыханием расчетливого рассудка. Теперь же, в минуты вдохновения, в ледяной пещере своего воображения, зарождались лишь прозаические формы. Они служили слепком из окружающей действительности; мысленно перенесенные вовнутрь него, иллюстрированных на отполированных стенах воображения - все эти флюиды, теперь, пропускались через накопившийся опыт, возвращалось к жизни, уже, в качестве литературных сувениров.
   Лучшее сохранялось в памяти - огромные сундуки набитые алмазными бриллиантами мыслей, самоцветными метафорами, блестящими эпитетами и высокими горами золотого словесного песка. Эти сокровища принадлежали только ему - творческому человеку, - по крупицам собравшему все это, и, теперь, рассылающему это в реальный мир, в качестве небольших, ювелирных украшений.
  
   3
  
   Постоянные возвращения в родимые пенаты из дальних странствий, были сродни явлению из неоткуда. Словно птица, возвращающаяся домой, после (не)долгого зимнего пребывания в дальних странах.
   Вначале это никак не связывалось с его творческими потугами; он просто приезжал, отдыхал и быстро отправлялся в новое путешествие; ему казалось, что он сможет где-то влюбиться и зажить (в каком-то месте) спокойной жизнью простого обывателя. Но всякий раз, в последний момент, что-то опять складывалось не так. Он доходит до мысли, что за ним неустанно следят многочисленные глаза стукачей; кому-то постоянно что-то докладывают о нем, что приводит к незамедлительным расстройствам его дел.
   В Сказочной империи, в которой правила бал идеологии, принято было наблюдать за всеми инакомыслящими. Перед наушниками (доносчиками, филёрами, стукачами) открывались, известными ключиками, все возможности своего жизненного устройства. По их доносам, диссидентов изгоняли отовсюду, не принимали на работу; в конце концов, подводили под уголовные статьи, чтоб изолировать в лагерях и тюрьмах - поэтому Шроо, почти до тридцатилетнего возраста, "укрывался под крышей геологии", спасаясь там от "их всевидящего глаза и все слышащих ушей". Приличная заработная плата, позволяла Шроо не ощущать голода, и всегда иметь приличный, опрятный вид, вполне соответствующий его молодому возрасту. Он научился, легко, уходить от сексотов и стукачей; петляя по своей судьбе, словно заяц от погони.
   Каждый раз, возвращаясь на круги своя, он заставал отчаянные перемены в судьбах своих домочадцев. Тетка творила конфликт с его матерью (заварила судебную кашу); прожив почти век одной семьей, где, каждая, воспитали своих детей. Причиной этих распрей - была небольшая, отцовская, хата.
   Тетка, всю жизнь подготавливала почву для аннексии жилища. После смерти своей матери, она, планомерно, выжила (старшего) сына сестры, а потом принялась за устранение следующего препятствия - ослепшую, с трофическими язвами на ногах, сестру. Создавая, с помощью власти, ей, невыносимые условия существования.
   Мать Шроо теснилась отдельно, на "своей половине" хаты. Тетка угрожала ей "перекрыть кислород": законопатить в тесной комнатушке, отошедшей "по договору". Как и всякая колхозная стерва, всю жизнь подлизывавшее задницы колхозному начальству, подпевавшая сек.сотам (разнося по селу выгодные начальству версии), она рассчитывала, и получала, поддержку от них. Сплетничая по селу, она могла рассчитывать на желательное "общественное мнение" и заступничество в суде: когда дело дойдет до настоящего раздела имущества. Мать, проработавшая учительницей, оплачивающая корма для домашней животины, которых всегда был полный двор, вынуждена была, теперь, терпеть эти паскудства.
   Тетка давно проживала в Козолупе, у своей дочери и мечтала устроить той дачу в этой хате ( в те времена, сельское жилье, гарантировало уровень выживания в городе).
   Шроо, вникал в эти семейные ристалища, и грозился тетке; защищал свою мать.
   Как и в прежние годы, приезжая домой на побывку, Шроо, отправлялся в свои заветные места - на луг и в леса, - прогулочным шагом добираясь к местам своего босоногого детства. По дороге, он мог встретить приятного знакомца: в виде дерева или камня, дежащего в придорожной пыли. В свою очередь, Шроо, был для них таким же родственным объектом, - что, каждый насельник этих мест, старался попасть ему на глаза и засвидетельствовать свое присутствие - разными, приходящими, мыслями. Шроо, с целой гаммой приятельских чувств, отзывался к ним. Шроо, мог, буквально, раствориться в них мыслями.
   Погружаясь в этот мир - как и в свой собственный - Шроо, выглядел странно.
   Чем всегда пугал зашоренных колхозных бездельников; только недавно обзаведшихся своими паспортами. Став относительно поздно свободными гражданами своей Сказочной империи; до этого они числились государственными рабами-колхозниками.
  
   Гегель: "Ни один человек не может быть героем для своего лакея. Не потому, что герой -- не герой, а потому что лакей -- только лакей. Крепостное право отменили в прошлом веке, 46 лет назад; только в 1974 году освободили колхозников. Можно сколько угодно жертвовать жизнью ради лакеев, холопов и рабов, но это не сделает их свободными людьми.
  
   У колхозников никогда не возникало желания стать свободными людьми; хотя многие из них перебрались в город, устроившись на многочисленных козолупских предприятиях. Они видели свою свободу в рабстве. Рабство, считали они, это и есть: самая настоящая свобода, когда хозяин выдает объедки и позволяет лизать собственные сапоги.
   Дочь тетки, делила полученную прапорщиком-мужем квартиру с тремя детьми, зарабатывала себе авторитет сексота. Обычно, запуганными гебнявыми кликушами и всевозможными агентами влияния, колхозники, находились под влиянием тех же сексотов и провокаторов, и их многочисленной челяди. Пропаганда пугала засильем в стране педофилов и педерастов - поэтому "отверженных", легко, превращали в объект травли. Тетка и ее дочь, - уже, как сформированные агенты влияния, стукачи, - находили в этих сплетнях путь к захвату его жилища; они принимались всячески педалировать распространение сексотских небылиц.
   С приобретением необходимого авторитета, дочь-доносчица проходила как бы инициацию для вступления в сексотскую касту; выдала своего сына-инвалида за внучку альфа-сексота, Бардака, -- успешно встраивалась в козолупскую псевдо-элиту. Теперь ее дети могли успешно учиться в университетах по их квотах; оставаясь такими же недалекими, как и она сама.
   По окончанию последней Мировой бойни, оставшиеся без своих мужчин, - бездарно утопших и угробленых сталинскими бандитами, поименованными в сводках СовИнформБюро: "командующими фронтов, членами политсоветов и "маршалами СССР", в осенних водах Днепра, или на заминированных подступах к оному, - женщины, выносили на своих плечах всю тяжесть устройства среды обитания для нового поколения сексотов. Они же, учились в этих условиях выживать: став основной, "обстукивающих своих ближних", категорией населения; требуя за эти услуги, некоторых привилегий для своего потомства. Их детей, поголовно, зачисляли стукачами. Они стучали на Шроо, у которого отец, побывав в плену, спасаясь от концлагеря, - оказался в немецкой полиции, - после чего уже не мог не на что рассчитывать в Сказочной империи (в Украине, как ее части), кроме того, как быть постоянной жертвой.
   Звериное племя сексотов, выживало за счет самых жутких вымыслов, чтоб хоть как-то благоустроиться в настоящем.
   ...Уходя в луга, Шроо - отдыхал здесь душой и телом. Шроо уходил в себя, в свои ощущения, в свои прикосновения, сравнимыми с погружениями в глубины своей памяти.
   Кокетливые розоватые крестики луговых гвоздик в траве, смотрелись гораздо приятнее эфэсбешных присмотрщиков за местными нравами колхозных бездельников; ясновидение полевых ромашек, с белоснежными лепестками и солнце видной срединой, по сравнению с колхозными ведьмами, не могли никак угрожать его неясному будущему. В маревах разгорающегося дня (он выходил в 10 часов и бродил, обычно, до полудня), его взгляд цеплялся за общий луговой порядок. Раскиданные по лугу, подсохшие в летние дни, султаны коровяков, с листьями - от салатных до бурых расцветок, - и усеянные бахромчатыми мелкими щетинками из ложных колючек - служили ему надежными ориентирами в зеленом царстве. Сразу же за выросшими, Соснами, кое-где мелькали, искорками в сухой траве, красные звездочки луговой гвоздики, повисшие на упругом и жестком стебельке. Синие цветочки черноголовок, ладно сидящие на низких стебельках, обитающие во влажной низине, что между озер: Малый и Большой Скорыкив. За солнечными цветочками куриной слепоты и голубеньких глазок незабудок, поселившихся между лоз, на берегу - озёрные чаши; не задерживаясь, он следовал дальше, к лесу Бурывня, радуясь солнечному дню (или хмурому утру, если идет дождь); он ежедневно спешил в ту сторону, наблюдая щедрую красоту, насыщая свои клетки радостями нового дня. При этом - испытывая приливы радостного настроения, как и в былые времена своего детства. Наблюдая гусиные лапки, - желтые невзрачные цветы с парными замысловатыми листочками под босыми пятками в детстве, и, теперь, теми же ажурными коврами, лишь сняв модные туфли, ощущая своей плотью все те же прикосновения зеленого бархата. Брел дальше, попадая в известную пропасть давно ушедшего времени, по песчаным откосам вдоль речки; глядя на торчащие у воды, гладкие лозо-подобные стебли сусаков, с чуть розовыми соцветиями-коронами. Пока не оказывался стоящим у какого-то, запомнившегося ему с давних времен, места, навевающим ему какие-то светлые воспоминания. Прошлое для него, как для творящего человека, служило материалом, из которого можно создать что-то настоящее - стихи? или прозу?
   И это происходило всегда, под стрекот и улюлюканье (на насекомом языке) кузнечиков, цикад, птичек и прочей разного вида живности, которая в летнюю пору, заполняла все пространство.
   Шро?о, всякий раз, подчиняясь какому-то бессознательному импульсу, исходящему изнутри, уходил сюда, на Плавни. Пересекая неглубокий ручей, Перебродку, связывающую обе Ковбани - длинного колбасоподобного залива, в летне-осеннюю пору соединенного между собою естественной водной перемычкой - подымался на возвышенный берег... Строго на север - село Кремень, до него чуть более трёх километров. Село как бы возникало на возвышении, разрастаясь по мере приближения к нему. Приближаясь к нему, Шроо, как бы, шел вперед к своему прошлому. Время тяжких раздумий и житейского выбора. Следуя в направлении озер Большого и Малого Закругов; он безошибочно рассчитывал свой маршрут - всякий раз, попадая в проходы между каскадами из цепи более мелких озер, находя среди них, дорогу.
   Добравшись до Бурывни, он прогуливался по дороге до ухоженной могилки. Возвращался на опушку, к вековым дубам. Отсюда, с высокого места, он мог наблюдать все Плавни. Это: на полпути между селами. С каждым из этих сел у его в памяти хранился целый ворох воспоминаний. Совершая очередное путешествие в сторону своего прошлого. Во время становления андроповской системы доносительства, агентурных сетей и сексотских кланов. Время, когда завербованных начальников, заставляли проходить в вузах тренинги (по нынешней квалификации), чтоб получать дипломы, чтоб уже на "законных основаниях" руководить своими кланами. Время, когда колхозники получали паспорта. В это время Шроо, впервые влюбился.
   Из села убегает, на жительство в Козолуп, практически вся молодежь.
   Впервые Шроо сталкивается с предвзятым к себе отношением; с подлостью тех, с кем предстоит налаживать социальные связи. Они, уже тогда, приучаются к агентурной работе. Такие, они были, будущие стукачи и провокаторы - сержанты советской армии. Они не привыкли церемониться с предназначением творческих людей. Шроо, все же, удавалось как-то еще ладить с будущими кирпичиками "оплота российского колониализма". С самого детства он привыкал к их подлостям и предательству, хотя их интрижки по капельке сливались в его потери. Это из этих, бездарных и тупых, постоянно обучаемых и натаскиваемых, нащупывающих социальные связи между собой на самом низу человеческих отношений, власть готовила "авторитетов", "элиту", - свое будущее, - из сексотов и стукачей-провокаторов (не из талантливых людей, с творческим началом, как у Шроо). Родители колхозников приучали своих чад, сызмальства, быть на подхвате, холуями, у сексотов (армия корректировала). Демобилизировались, напялив на себя потешные жупаны с галунами, "получали" жен; работу на одном из многочисленных козолупских заводов; квартиру, согласно статусу в сексотском клане: к 26 годам ("добровольным" стукачам из народа - к 40-ка).
   Шроо, должен был потерять, к этим годам, все; его родители не состояли в сексотских сообществах-кланах. Он не стремился одевать потешных мундиров, в которых возвращались домой советские дембеля. По купленным мундирам и значкам на них - принято было встречать.
   ...В 12 лет он потерял тридцать процентов зрения, в 16 свою первую любовь, к 22 годам в нем не оставалось никакого доверия к сказочной власти. Вид престарелых советских вождей - вызывал в нем отвращение. Старший брат по матери, попавший в обойму директора школы - сексота по-призванию - получивший высшее образование (благодаря этому), вынужден был защищать от его нападок престарелых членов политбюро. К 30 годам, он уже не верил в семейную идиллию. В свои 34 года, он избавился ложных иллюзий, относительно вступления в "официальную литературу". Оставалось верить только в себя, в собственное эго - как проявление высшего человеческого (божественного) присутствия.
   В чувственной юности: чувствительная потеря первой любви, - для развивающегося человека: знаменует переход к следующему этапу развития. Что - и: определило направление его развития, с точкой опоры - на литературу.
   Шроо сочиняет стихи, но этого уже недостает для выражения собственного эго. Он старается подавлять в себе поэтические инстинкты. Большая любовь, воспламенившая столь ранние, глубокие чувства, не став завязью для образования новой семьи, лишь влияет на выбор жизненного пути; выжигает чувственность изнутри, оставив заполнять его духу, работой холодного рассудка.
   Роберт Бернс (книга стихов, подарок старшего брата на день рождения) и Сергей Есенин (присвоенная братовой собственности), по сути дела, трудились над его юношеским восприятием мира; формировали стиль его понимания действительности; заставляли делать осмысленные шаги в литературе; помогали репродуцировать мысли; нащупывать прочные связи между словами. Возникла потребность много читать, чтоб мысли получали необходимую объемность. В его сознании происходили сложные метаморфозы: литературные образы, вплетались в его мечты о собственном будущем.
   Создавался внутренний стиль - литературный стиль.
   ...Заключительные школьные годы. Соседнее село. Шроо не живет в общежитии; мать снимает жилье.
   В общежитии, он прожил чуть больше чем полгода. Все шло как бы нормально до тех самых пор, пока он не влюбился. Дальше последовала дикая череда придирок и травли. Взрослые колхозники охотились за ним - 16 летним пареньком. Даже не осознавшим себя отдельной личностью; стоящим на пути освоения жизненных путей к самосовершенствованию. Как это не странно, они поставили его на первую ступень высокой лестницы - дав понять, как следует формировать внутренний стержень, чтоб противостоять внешним угрозам, исходящим от среды обитания. Школьными уроками, впрочем, он пренебрегал. Четко уловив их бессмыслие в своем будущем: ученики подвергались идеологической обработке пропагандой, ничего общего не имеющей с образованием. Это была обязательная программа, чтоб определенный контингент учащихся-сексотов, мог на законных основаниях претендовать на вузовские дипломы - заменив собою дряхлеющих колониальных чиновников. Вузовский диплом вводил его обладателя в когорту неприкасаемых чиновников.
   Школьные сексоты, возглавляемые дебелым директором С., гнули эту линию. В этой школе, Шроо, уже, не претендовал на приличный диплом, позволяющий ему избежать советской армии, получить высшее образование, получить должность, жениться и получить от государства жилье. Так, доучивался. Эти, особые привилегии, получали только сексоты и дети, приравненные к ним.
   Хозяйка, бывшая колхозница, ладная пожилая женщина, представилась бабой Манькой (на украинский манер), - жизнь, прожившая вне семьи; бездетная "ведьма", с которой, он неплохо уживался целых полтора года под одной крышей. Она преподавала ему азы изотерических познаний: учила "символам веры": сновидений, гаданий, предсказаний и врачеваний. Она, позиционировала себя, как ворожка (ворожея). Своего ремесла она не скрывала; много поведала о своем ремесле.
   Обычно, перед сном, между ними затевались, неторопливые, разговоры.
   - Хiба це вперше таке життя на землi? Нi, не вперше... - слышался ее голос из-за занавески. - I, колись було вже таке, шо люди жили на цiй землi. Откопують, же, волосся. Згодом, все зникало. А тодi, знов, появлялось. С тих пiр, ми й живемо.
   - Великi ящури повзали кругом. Мамонти паслись. В процесi еволюцiї, згодом, появились i люди. - Шроо доводил до нее понимания суть теории эволюции, Чарльза Дарвина: "О происхождении видов".
   Хазяйка, терпеливо, не отвергая ее, выслушала научные аргументы - снисходительно выдерживая длинную паузу (бывало, что на целые сутки), словно примиряясь в душе с его, детскими, наивными заблуждениями, и, снова, через какое-то время, возвращалась к прежним своим убеждениям:
   - Ми живимо так, уже не вперше на цiй Землi. Звiдкiлясь же приходять до нас вiщi сни? Хтось нами опiкується, там, на небi. Звем, його: Бог...
   Это было время, когда от Шроо уходила его любимая девушка. Уходила, словно пряталась в сумерках его сознания. Оглянувшись, лишь дважды. После чего, сгустившаяся темень, окончательно поглотила ее стройный силуэт: во времени и пространстве.
   Это был сон. Они расстались. Лишь дважды, потом, она предпримет слабые попытки к сближению; он - отринет. За ее спиной уже маячили персонажи того колхозного бытия, высовывая свои прыщавые морды. Эта девочка ими превращалась в своего монстра. Она ставала населением колхозного мира. Смысла звать ее за собой в тот мир, в котором он мечтал поселиться - не было уже никакого резона. Она превратилась бы в обузу для жизни в социальной невесомости, в какой проживают все творческие люди.
   Хозяйка бросала перед ним карты на стол - и говорит об этом же. Она оглашала ему все, как приговор времени:
   - Ви нiколи не будете з нею разом. - Он молча слушает жестокий вердикт ведьмы, прячась за безразличие на лице. Мол: "никто тепер не помешает мне стать поэтом".
   Нескоро все сможет поменяться ему в лучшую сторону. Он еще юн, и красив своей романтической чистотой. Контуры сильного внутреннего характера все еще изобилуют острыми шипами, выпячиваясь, где надо и не надо, в неясной манере выражать свое отдельное мнение. Он пытается много говорить, но голос его души не слышим. У него нет еще никаких социальных связей. Он заблудился в глухом, социальном лесу. Он еще должен пройти инициацию творческим процессом, чтоб докричаться до народонаселення Сказочной империи?..
  
   Инициа?ция (лат. initiatio "посвящение; совершение таинства") или посвящение -- обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в рамках какой-либо общественной группы или мистического общества.
  
   Его разрыв с девочкой случился на летних каникулах; его уже со всех сторон обложили сексоты (учителя видели в нем неудачника: селяне - "полицая", посягателя на их свободу и дочерей; сексоты - изгоя, диссидента - это была их мерзкая работа, поганить людей из зависти).
   Запутавшись в интригах, травле и сплетнях, Шроо уходит глубоко в себя (в глухую защиту). В этой какофонии раздающихся со всех сторон голосов, он отчетливо улавливает арию ведьмы - своей хозяйки. Социальный шабаш темных сил, у которых появилась шанс при дряхлеющем Брежневе. Коммунисты и сексоты - превратились у вампиров в Сказочной империи; в этом симбиозе они проживут до окончания сказки. Поэты это прочувствуют на своей коже.
   По принуждению или в силу жизненных обстоятельств, хозяйка поделилась своими откровениями-заклинаниями. Ее ложь не была сопряжена с правдой, поэтому Шроо легко ее перенес, так как прилежно учился переживать все невзгоды: внутренней твердостью. "Вроде бы, какой-то (имярек) пришел к Шроо, когда он лопал сало, и не поделился со своим товарищем".
   Это были показательные сплетни, для всей Украины. Сало - мерило достатка и процветания. Символ уровня социальной адаптации. Таким образом, ведьма, по замыслу Сатаны, открывала для поэта врата социального ада.
   Это была ложь чистой воды. Ложь уже потому, что никакие товарищи к нему никогда не заходили (он к ним ходил). Ведьма пользовалась авторитетом в социальной среде обитания, при удобном случае, раздвинула масштабы территории для своего влияния. Она использовала инфернальные возможности. Она сыграла на страхе родителей той девчонки, которую Шроо полюбил - превращая своих слушателей в кикимор. Она создавала химеру того, что жители охотно смогли воспроизвести в своем воображении. Она руководила тучами неправды, испортив для него социальную атмосферу.
   Распустив сплетни, ведьма укрепила свое социальное положение в обществе. Ее жизнь - это существование энергетического вампира. Ей нужен был этот молодой человек; его молодые, жизненные соки. Было чем утолить бесконечную энергетическую жажду; напиваясь из чистого источника.
   Ведьма "Манька", оказалась еще той жрицей инфернального мира: настоящей энергетической вампиршей. Смотрелась авторитетной женщиной; у нее всегда гостили подружки.
   Шроо, получил примерный урок. Пошлая, ведемская ложь, никак не могла повредить его творческой целеустремленности. Она была рассчитана на колхозный мирок. Он, по-прежнему, оставался влюбленным в жизнь, юношей; несмотря на существенную потерю первой любви, которая формирует основную парадигму развития личности. Любовь к той девочке, как заноза в его сердце продолжала ныть ежедневными мыслями о ней. Он учился настраивать возвышенные мысли, словно на внутренний камертон. Пока не появятся и окрепнут узлы приложения его мыслям. А, девочке-принцессе, как и полагалось, в созданном сексотами (в том числе: и с помощью этой ведьмы), сказочном мирке - уже оперативненько подыскали прыщавого, колхозного, принца (Шроо увидел их вместе на танцульках; она нежно льнула к нему).
   Сексотский упыренок, которому Шроо был определен в качестве потенциальной жертвы, подтвердил на нем свой статус. Расправа над его первой любовью сильно отразилось на его жизни. Упыренок же, поучаствовал в настоящем дельце - в агентурной разработке которого, принимали участие его мать, мать той девочки и сам, альфа-сексот. Хозяйка-ведьма, служила им винтиком в этой глубоко продуманной интрижке упырей, делая вбросы. Вот за это власти будут поддерживать призрачные мифы: о всесилии магии.
   Сознание колхозников постоянно находится в состоянии инфернального болота, с поселенными в нем вымышленными персонажами из мифов и сказок, служащих страху. Этот страх используется властью. В его плоть, мастерски, вселяют пропагандистские ужасы о мире капитала. Над этим работают целым кагалом. Чтоб поддерживать социальный страх, ему приносят жертвы. Шроо созревал для этой, сакральной жертвы. Жертва - должна стать настоящей (нацистом и диссидентом, для конкретного времени), поэтому ее кто-то должен постоянно содержать в идеальном жертвенном теле. Жертва выглядеть ярко, чтоб все видели в нем таковую.
   Советское общество - было теургическим по своему нутру.
   ТЕУРГИЯ (греч. ???????? -- букв, богодейство, работа богов) -- понятие мистического и магического философского дискурса, в котором представлены попытки практического воздействия на богов, ангелов, архангелов и демонов с целью получения от них помощи или благ, ритуальные и магические действа, молитвенные формулы, непосредственное видение духовных существ визионерами. Теургия предполагает причастность к совершенному знанию богов и связь с учением о спасении человека (сотериологией).
   ТЕУРГИЯ (греч. theos -- Бог, ergon -- работа; Боготворчество) -- обряды, заклинания, с помощью которых человек надеялся войти в непосредственный контакт с духами, богами. Богом. Практическая сторона Т. -- магические действия, совершаемые с целью повлиять на естественный ход событий. Цель Т. -- путем коммуникации с Абсолютом победить смерть. Истоки Т. уходят в практику первобытной магии (контактной, имитативной, инициальной, вербальной и др.). Изначально исполнителями обрядов являлись ведуны, знахари, волхвы. В более позднее время выделяются жрецы -- носители тайного знания. Элементы языческой Т. прослеживаются в древних мистериальных культах .
   Ведьмы пристраивались быть посередниками между коммунистами и богами.
   С миски Шроо давно уже "кормится" еще один социальный увалень этой системы - сексот. Его влияние растет с каждым доносом. "Кальсон" превратился в сексота, как и сотни тысяч других, таких, в Украине, благодаря блудящей матери.
   Мать этого утырка, числилась фавориткой альфа-сексота, Бардака. Она выращивала из своего чада, элитную протоплазму империи. Никакими полезными талантами его Бог не уподобил; благо в Сказочной империи у него появилась возможность найти себе в качестве специального агента (стукача, провокатора и законченного подонка в одном лице). Если переводить в социальную плоскость поведения: "хороший человек: с будущим и гарантированными привилегиями": авторитет и бригадир в гражданской жизни, сержант и прапорщика в "несокрушимой и легендарной" армии Сказочной империи. Заботясь об агентурном будущем собственного чада, мать трудилась во благо этой империи - закореняя ее в Украине. А, поскольку, сексот, обязан был выглядеть в глазах современников безупречно, биографию ему начали выправлять из досадной детской лацыны: из "Кальсона", благодаря вышедшему на экраны талантливому фильму Данелия с популярным Л. Куравлевым в главной роли, за созвучностью фамилии Охоня, ему, изящно, превратили в "Афоню". (Ради этой метаморфозы пришлось повышать качественно детских "погонял" даже некоторым холуям - так в колхозе появился свой "Доцент" (Фильм, "Джентельмены Удачи") ). Провокаторство, ставало истинным призванием высерков сельских, статусных шлюх; превращалось в их социальный лифт.
   Сказочная империя превращалась - в мрачное, инфернальное узилище. Не столько ведьмы, в силу своего ничтожного социального положения, а вполне реальные исчадия ада - коммунисты и кагебэшники, парторги и руководители первых отделов, - создавали досье на граждан, чтоб было достаточно взглянуть в которое, и возникала четкая картина: кого человек представляет в этом инфернальном болоте? Досье предоставляло власти всю необходимую информацию. Они превращались в "богов" "в Сказочной стране победившего социализма".
   Придумывая интригу о сале, ведьма "Манька", подтверждала социальный статус. Она раскручивала пружины многих интриг.
   В таких случаях принято говорить, что Шроо, никому не делал зла, как и его отец. Он относился к людям, которые ставали "жертвами". За Шроо, на каком-то астральном уровне, с помощью литературы, в статусе жертвы, он легко может превратится в настоящего охотника и чистильщика - на том же Кальсоне, чтоб истреблять эту инфернальную нечисть, научившись артистизму. На этом, уже законченном подонке. Притворяясь жертвой, он станет им мстить...
   Никому Шроо ничего никогда не давал, ни у кого ничего никогда не просил и ни перед кем не оставался в долгу. Это стало его неизменным правилом на всю свою оставшуюся жизнь. В том обществе, без неукоснительного выполнения всех условий заложенных в нем, оставаться человеком было невозможно (от слова - вообще). Это было базовое правило выживания!
   "Судьба приучала его к изгойству", заставив оставить свою юношескую привязанность. Любовь застыла в его сущности сформировавшимся уже цветком - в форме открытых ярких лепестков открытых уст для нежного поцелуя, - оставшись в таком гербарийном виде, навсегда, словно памятный коллекционный раритет. До завязи дело не дошло, словно уберегая его сущность от непомерной огненной страсти более высокого порядка, ведущей "к развратным плодам" настоящей любви. Дав взамен, полную свободу, способствующую к раскрытию его литературного дара (Для сексуального разврата ему понадобятся другие женщины, которые никак не повлияют на его чувства, на его внутренний мир). Они приходили в его жизнь, оставались в нем надолго, но не навсегда. Теперь, он делал в жизни все, что ему заблагорассудиться или могло прийти в голову. Он продолжал учиться великому терпению.
   Как-то в школе, ему сожгли магнитофон в общежитии (его любимую игрушку); он не подал виду, как ему сделалось больно. Он терпеливо привыкал к таким потерям. 220 рублей (нешуточные на то время деньжищи, в нищем селе). Деньги отправились одному, сексотскому, котенку под хвост. "Нечего им по школам устраивать музыку", - оправдывала сексотиха проступок своего дитяти, готовая сражаться за свои деньги по судам (завербована альфа-сексотом; никакой суд бы не вернул эти деньги Шроо).
   Выдрессированная "общественная мораль", всегда оставалась на стороне сильных мира того, - на стороне: стукачей и прочих провокаторов, - и не было никакого смысла заморачиваться с судами. Убитая вещь, как и первая любовь, уже не могли вернуться; сделав его другим. Это Шроо понял давно и никогда уже не оспаривал их право распоряжаться чужими жизнями (как и вещами) в стране непуганых сексотов и их агентов - в СССР, в Сказочной империи Зла.
   Шроо продолжал ходить в общежитие (как ни в чем не бывало), если только не писал стихи, лежа под радиоточкой. Слушая радио, он думал о только что покинувшей его девушке. Любовь выжигала его изнутри, словно он таскал в груди раскаленный камень. Он учился великому Терпению, ради великой звездной победы.
   Мать поведала ему "историю о съеденным им сале", которую придумала ведьма "Манька", у которой он жил. Он - вытерпел и это; скрыв за артистической улыбкой.
   Мать вынуждена была рассказать это ему, вернувшись из родительского собрания. Она договорилась: о продлении пребывания его на квартире у этой ведьмы. На другую квартиру, стараниями ведьмы, он не мог претендовать. Хозяйка согласилась взять Шроо, скорее всего, не от осознания собственной вины, а от энергетического пиршества: высасывание из Шроо энергетической крови, приносило ей сытость и раздвигало границы ее территорий. Тело молодого поэта - его юность и будущее - становилось ареной битвы энергетических вампиров, за пользование ими; властями (в том числе и потусторонними). Он учился бороться и побеждать их (уже скоро развалится СССР (погубив многих сподвижников). Сексотам придется срочно превращаться в украинских чиновников, не прекращающих попытки воссоздать Сказочную империю 2.0, во главе с новым вампиром из КГБ.
   Деньги, которые регулярно платила ей мать поэта, служили ведьме хорошим подспорьем. Шроо приобретал так необходимую ему свободу - для упражнений по стихосложению.
   ...Мать находилась в глубоком раздумье; очевидно, под влиянием услышанного о ее сыне. Словно ей дали заглянуть на ту социальную помойку, где предстояло выживать ее сыну, благодаря тому, что она вызвала его на свет божий, не спросив разрешения у этих, так называемых, педагогов. (Однажды, к Шроо заглянут его соученики из этой школы, мать - даже - не появится к ним. Шроо (совсем недолго) будет упрекать ее в этом, пока ему не откроется глубокий смысл "содеянного"). Мать, как смогла, так и ответила на вызов общества. Она лишь проявила любовь к сыну (если бы так умели любить все женщины?)
   Шроо заканчивал десятилетку, уже наглухо закрывшись в себе. С потерей самой чувственной привязанности, высвободилось много времени для творчества. Стихи спасали его от нахлынувшего одиночества, открывая новый мир познания и творческого покоя, в котором царит воображение, и интеллект, и внутренний диалог. Это была весна, когда все это расцветает эпитетами и метафорами. С хрустальным мостом в реальный мир, которые связывает мечта. Литература отлично справлялась с этой задачей; взяв шефство над новым своим героем. Шроо полностью растворялся в поэтической стихии. Когда нащупывались связи между отдельными словами, что определяло энергичное насыщение и пластичное развитие языковых форм общения с вечностью. Река поэзии, наполнялась определенным, жизненным смыслом. Шроо, уже не надеялся на приличный аттестат; мечтательно выглядывая лишь поэтическую насыщенность в будущей жизни. Он образовывался в Высшей космической школе - открывая в себе, и шлифуя свой талант. Самообразование - как и всякий тяжкий труд, поднимало над окружающим миром, превращало дарвинскую обезьяну в человека, - словно аттестат зрелости который, получал в подарок - отличительную творческую судьбу.
   Директор С...ко, грузный воспитатель будущих сек.сотов и провокаторов. Учитель по украинскому языку и литературе, Р...нюк, ему под стать, такой же, тучный, рослый мужчина, с выпирающим животом; седовласый и с крупным вытянутым, плотным лицом, получивший от учеников прозвище "Пуп" (производивший впечатление законченного холуя; выныривающего на школьных линейках из-за спины своего патрона) образцово-показательно демонстрировал своими повадками: высший образец социального "подхалимажа". Этим, С...ко и Пуп, олицетворяли собою всю мощь "образцового" советского образования. Они не оставляли никому из своих питомцев шансов уйти от определенной им участи (в методику обучения не вводились выявление творческого потенциала - кроме, как дифференциации их, по социальному статусу своих родителей, определяющего парадигму их дальнейшего развития в Сказочной империи). Убогою выглядевшая украинская литература и язык, в исполнении такого качественного ее представителя в школе, как Пуп, полностью вписывалась в пространство той, сказочной, Украины. Вся цепочка: одни создавали пропагандистскую продукцию - эти "спiлчанскi генiї"-сексоты, как законченные кремлевские проститутки-провокаторы от литературы, - а другие травили ею мозги украинцев. Шроо смело вычеркнул эту "литературу" из своей жизни. Уже учась в Киеве, в геологоразведочном техникуме (распорядилась судьба), при наличии многих тамошних редакций, он слал стихи в Москву, иногда получая оттуда какие-то снисходительно-обнадеживающие отклики, хотя, позже он осознает им цену, что никто, никогда, и, ни при каких обстоятельствах, не станет их публиковать. Он учился создавать литературу как бы для себя, и в себе, обустраивая ею свое внутреннее пространство. Словно заполняя строчки мелким бисерным почерком, после техникума, в его судьбе произошло какое-то событие на подобие армии и тюрьмы в миниатюре - стройбат, - куда его преднамеренно запихнули на два года. (Отвечая, качественно, за выжившего отца на той войне, вынужденного "спасать свою шкуру", котрому дважды удалось побывать в Красной армии, в качестве расходного материала и влезть в полицаи, чтоб не умереть в лагере смерти). Отец не делал никому зла - поэтому выжил.
   С таким скверным "социальным наследством", Шроо не мог рассчитывать на удачу и признание. Он стал думать только о литературе. Это была подсознательная попытка выжить в том социуме, достичь признания; как нелюбимый ребенок, пытается заслужить любовь своих родителей.
   С отцом, сексоты, расправились двумя тюремными строками. Охота на его сына - становилась ему расстрельным приговором уже при андроповско-брежневском дуумвирате. Из сына, каплями, выдавливали его жизнь: убили первую любовь, устроили пытку стройбатом, лишали средств к существованию, лишали работ и признания. Любовь к литературе - слабые надежды райнкарнирование в будущем...
   Молодость, привязанность к чтению, геологические маршруты, окружающая природа Сибири, люди с необычайными судьбами, все это питали его надежды. Он часто оставлял какое-то свое занятие ради литературы (когда возвращался домой). Он стремился быть полезным своей земле, которая давала ему внутренние силы. Он, узнавал цену своим словам. Это был его мир. Со временем, он начал искать призвания в прозе ( в поэзии ему не будет хватать воздуха (СССР будет доживать последние, голодные годы)).
   Полки советских магазинов окончательно опустели, уже, к концу восьмидесятых.
   После Чернобыля, будущее Сказочной империи Зла покрылось густым мраком. Началась ее агония, - "перестройка".
   Шроо, в это время, не писал стихи; обратившись к прозе. Он создает себе новый стиль. Он поступает на один из козолупских заводов, в качестве мастера.
   Пытаясь наладить творческий быт, Шроо сходится с женщиной. Оксана обещает обеспечить ему творческую свободу. Он старается использовать свой внутренний потенциал. Ему не хватает литературного опыта. Нельзя писать без определенных навыков. Чего никогда не поймут "засланцi" в литературу, стремясь ключиком - дипломом о наличии высшего образования, - утвердить свой творческий потенциал.
  
   Нечистая сила
  
   II
  
   Тетка - у Шроо - в существе своем: социалистическая ведьма. С арсеналом всех советских стандартных заклинаний, типа: "наркоман", "пидарас", "не такий, як всi" и т.д. В бабских шалманах она играла первую скрипку - сексоты ей доверяли разгонять по селу самые невероятные слухи. Властолюбивая ведьма, "Олена", жаждала власти над людьми, пусть и на самом низком, колхозном уровне; намереваясь с помощью "бранных" слов, улучшить свое материальное благосостояние. Она стучала на всех, как и те, многие колхозники, для которых были открыты уши влиятельных (авторитетных) сексотов. Собственно, любой альфа-сексот, опьяненный властью, и покорностью вверенного ему колхозного быдла, попадая в подобные социальные обстоятельства, получал возможности, создавать для себя любую модель управления, исходя из своей дикой, извращенной, фантазии. Самое потрясающее, что все пароксизмы "управления" возникали в головах управителей на всех уровнях руководства на территории Сказочной империи; в полном отрыве от существующей реальности. Идеологическое поле оказалось очень пригодным для этих проявлений. Каждый советский колхоз и управляющий им (рабовладелец-чиновник-сексот-латифундист) становился для своих подчиненных, всем: высшим судом и божеством.
   Тетка стучала на мать; стучала на Шроо. Для Шроо ясли были закрыты, чем спасали его внутренний мир от принудительной советизации. Благодаря ее стараниям, Шроо выпал из сказочной реальности. Тех порядков - которыми жило все население, Шроо не был обученным. Что открывало ему другие возможности: стремиться вскочить в социальный лифт для тех - кому выпала роль жертвы в этом, личностном, геноциде. Шроо, как бы от самого рождения, в той социальной среде, инициировался в разряд: "отщепенца", "диссидента" и "небинарного человека".
  
   Небинарный человек, поэт. Небинарные люди, или гендерквиры, не вписываются в общепринятую систему двух полов. Общий термин небинарность включает и других людей, которые идентифицируют себя как агендеры или гендерлесс (отрицают гендерную идентичность); примеряя на себя любую идентичность, не чувствуя никакого комфорта, проще говоря о том, кем они не являлся, и что категория гендера ему принципиально не подходит, он был человеком мира и весь мир находился в его душе. Основной проблемой небинарного человека состоит в том, что его пытаются определить в какую-то из двух категорий. В колхозном рабстве, не как в современном мегаполисе, живут издревле люди, которые оспаривают право другого человека на самоидентификацию. Большинство небинарных личностей, предпочитают называть себя "they/them" - "они", в этом величие их духа, сложного покроя внутреннего мира, нечто Космическое и бесконечное. Чтоб избежать упрежденности, даже в задрыпанном колхозе, к любому человеку, необходимо обращаться на "вы". Что свидетельствует об уважении и культуре, - и предупреждает оскорбительное восприятие личности. Но, это не о советских...
  
   ...Теткиного мужика забрали в 1943 году "сплясать смертельный танец на минном поле пере Днепром, под аккомпанемент вражеских пулеметчиков; так "лошадиные" и "насекомые" маршалы, с помощью немцев расправлялись с украинцами. "Хохлы" не входили в планы послевоенного обустройства территории на которой украинцы проживали с незапамятных времен. Однако же, когда вся военная лабуда устаканилась в пользу кровожадной Сказочной империи, некоторое количество украинского населения, сильно разбавленного подзаборными российскими вышкребками, все же, пришлось использовать в экспериментальном, селекционном отборе. С последующей корректировкой популяции голодоморами, в конце концов, вывела на свет божий манкурта с набором определенных качеств. Они не только выучились выжИвать за счет других; но и вЫживать тех из своих жилищ.
   Тетка отжимала у сестры их домик. Пока была жива их мать, это стало невозможно сделать. Потом, когда мать осталась одна, тетка развязала себе руки. Шроо вынужден был вмешаться в эту канитель.
   Это было время, когда с геологией было уже покончено, раз и навсегда. Опыт губит романтику; создает дискомфорт в мировоззрении. Когда молодому человеку уже около 27 лет от роду, самое время - отыскать более надежное пристанище своему формирующемуся духу. Наступили времена его безнадежных поисков дорог, ведущей на Запад - это время: горбачевской перестройки.
   Все чаще закрадывались мысли о бегстве из СССР. Живя в имперской колонии, человек со сложным внутренним укладом, - мыслящий иначе, чем большинство населения, - мечтает проникнуть в более сложный мир, чтоб пройтись по его географии, посмотреть на новые ландшафты, пожить где-то на самом краю света, в незнакомых городах, окунувшись в атмосферу романтического путешествия в никуда. Не только выживать у черта на рогах, -- но и, покудова природа наделяет молодость огромными силами для планетарного покорения, попытаться как-то там устроить свою судьбу: "чтоб не было мучительно больно", потом, за неиспользованные шансы, когда окажется, что некого будет винить за то, что не использовал придел своих сил.
   Шро́о ощущал себя: молодым и сильным, но живущим в "заколдованной" безнадёгой и беспросветностью Сказочной империи Зла. Ему надоело, что его безжалостно использовали, как трудовой ресурс, словно присматриваясь и приценивались к нему: сможет ли он работать, в том или другом коллективе, когда ему: почти ничего не платить? почти не кормить? забрать любимую девушку? А, выдержит ли он в грязной "общаге"? в бараке? Безнадежность "решения жилищного вопроса" в Сказочной империи, была очевидной, для гонимых людей...
   Коллективы, с имперской начинкой, состояли, как правило, из банальных бывших колхозных трутней или собравшихся, по-безысходности, бичей.
   Было время, когда он сошелся с одной маленькой женщиной. Ей был нужен он, Шроо, нужна была его мужская твердость.
   Ему требовалась женщина, для устойчивости. Он потерял устойчивость в провинциальном Козолупе. Женщина предлагала ему эту устойчивость. У нее был ребенок, девочка. Она разошлась со своим мужем. Бывший муж зарабатывал в Сибири; собирал живицу. Маленькая женщина была полна сил и энергии.
   Они встретились на заводе. Она перешла в торговлю, в магазин в городе торгующий спортивными товарами. Оксана.
   Они устроились, вдвоем, на небольшом пространстве.
   Летняя кухня - маленькая квартирка, перегороженная пополам шифоньером, с печкой; плюс постоянное наличие к ней топлива и секс - создавали "молодым" уют, здесь, даже в сильные зимние морозы.
   Он мечтал о писательстве, читал газеты и ждал ее с работы. Она приходила; готовила им в ужин в доме на газовой плите. Кормила дочь. Они ужинали всегда вместе; смотрели телевизор, и ложились отдыхать. В ее жизнь, он никогда не лез (без особой надобности).
   У Шроо появилась работа, о которой мечтал любой советский обыватель. Двое суток он работал в день и ночь, по двенадцать часов ежесуточно, а на третьи сутки он отдыхал и получал выходной. Невостребованный в той стране талант, обычно так стремился наладить свой творческий процесс. Иногда он ездил оббивать пороги иностранных посольств в Москве (таких поездок было три).
   Оксане пользовалась тем, что он был с нею рядом. Секс заменял им настоящую любовь. Создал прочную семейную идиллию долгих пять лет.
   Он писал и работал, она, не вмешиваясь в его литературные дела; растила свою дочь и занималась домашними делами.
   Это было честное деловое соглашение с обеих сторон. Секс в спокойной и домашней обстановке, насыщенной сравнительными бытовыми удобствами. Что еще можно было себе пожелать большего? Любви? Но в любви он не нашел себя. Но в "сказочном мире", - он знал это - не выпросишь у сексотов. Они все разрушали, что в силах были разрушить. Его социальные связи; его настоящую любовь. И, он, всего изведав на собственном опыте, что такое истинная любовь в Сказочной империи - и, поэтому, у него теперь не было на этот счет никаких иллюзий; он наслаждался тем, что стало ему доступным (он знал, что скоро придет время и он должен будет покинуть это уютное гнездышко). Он строил планы лишь на ближайшее будущее. Строил, часто в чужеземных посольствах, какие-то запасные аэродромы. Часто отправляясь в Москву. Мечтал выбраться из Сказочной империи: хоть к черту на рога, лишь бы не травиться затхлым воздухом обветшалой пропаганды. Он не видел в сексотской стране своего будущего.
   ... В какое-то мгновенье, Шроо показалось, что его затягивает в свой омут обывательская рутина. Все меньше сил оставалось в нем на реализацию своих литературных прожектов. Все труднее становилось настраивать себя на максимальный результат. Все ленивее становились его мысли в голове. Он переставал чувствовать время, в котором жил. Он заплыл жиром: как внутри себя, так и с наружи. Ему хотелось иметь ребенка. Навязчивые мысли, он гнал от себя.
   После невольного аборта, после пьяного секса, у Оксаны, однажды, не получилось забеременеть. Он решил покончить с такой жизнью.
   Заканчивалась перестройка. Надежда сделать из СССР, что-то предсказуемое для всего мира, и его будущих поколений, таяла, как мираж в пустыне. Стало недоставать элементарных бытовых вещей. Страна превращалась у огромную бомбу, начиненную ненавистью, с фитилем у руках секретных сотрудников КГБ.
   Шроо, еще живя с Оксаной, все чаще отправлялся к своей матери.
   Будучи там, Шроо, спасал мать от ее сестрицы-ведьмы (после смерти бабушки, их матери). Жилище было уже разделено между сестрами.
   Любая женщина всегда может придать себе силу и авторитет, не останавливаясь не перед каким ухищрениями, может - запросто - объявить себя ведьмою. Шарлатанство заложено в ее характере самой природой. Взять, хотя бы, "коварную" внешность? Женщины разукрашивают себя, устраивают хирургические вмешательства в свое физическое естество, только с единственной целью: привлечь к собственной персоне, как можно больше внимания у окружающих самцов. Эту ложь, они, называют шармом.
   Колхозная жизнь - придала их поведенческим характерам, определенные социальные черты.
   Демоническая сила, будоражила неокрепшее сознание советского человека. Многие молодые люди, кто еще застал поздний СССР, а также те, кто родился сразу после его кончины - могут помнить двух главных "телевизионных гипнотизёров" - Чумака и Кашпировского. Лечение болячек через экран и "зарядка воды" в банках, указывали, в каком плачевном состоянии находится общество "развитого социализма". В целом - народ прибегал к разного рода сказочным способам лечения, так как часто видел в них последнюю надежду - официальная медицина лечить либо не могла, либо не хотела, либо и то и другое вместе. В Сказочной стране привыкли верить в мифы и легенды.
   Силой управления людьми в Сказочной империи, - владели советские чиновники, ибо обучались этому ремеслу в институтах. В полной мере, применялась эта сила лишь чиновниками-сексотами.
   Склонные к шарлатанству женщины становясь ведьмами, чтоб получить доступ, тоже, к такому себе управлению. К услугам, которых, повсеместно прибегали и чиновники-сексоты. То есть, в таком случае - ведьм наделяли "сверхъестественною силою"; они могли "отравлять" их врагам жизнь; они становились оружием.
  
   2
  
   Детство Щроо проходило на реке. Она заметно окрашивала его одиночество особым смыслом существования. Он полюбил гоняться за речными рыбами. В колхозные ясли, - Бог, смилостивился, - его не брали. Разве могло колхозное начальство допустить, чтоб с детьми колхозников находился отпрыск бывшего полицая? Хотя дети других полицаев, без всяких исключений находились среди колхозных ушастиков. Шроо, на их безобразном фоне, выгодно отличался. Угадывался в нем уже сызмальства некий замысел Творца. Разве такое кощунство могли допустить те, которые считали, что они держат его за бороду. Они давно уже не верили не в Бога, не в черта - считая себя самих таковыми. И, они были в чем-то правы...
   Шроо уважал своего отца, угодившего в плен под Харьковом в мае 1942 года. С той поры, отец был вынужден "искупать свою вину" перед всеми "визволителями України": от неметкого Вермахта, до советской НКВД-МГБ-КГБ, - служа и прислуживаясь им, среднестатистическим, вечно виноватым, хохлом". Мировых головорезов, - Сталина и Гитлера, - надо отдать ему должное, - он ненавидел одинаково. Как и советскую власть, которая отняла у него детство.
   После смерти своего отца в 1922 году от тифа, состоятельного землевладельца, ведущему свой род из мелкой казацкой старшины, отец, вынужденный был много лет скитаться, обычным, беспризорником. Сначала, со старшим братом, они укатили на Северный Кавказ, спасаясь от голода (специально пускали слухи, что там много лучше живется). Там старшего брата убили бандиты. Отец еле ноги унес оттуда. "Драв, дорогою, - рассказывал он сыну о своих мытарствах, - воронячi гнiзда, шоб хоть якось вижить". - Это значит: доставали яйца из вороньих гнезд. Скитался по коммунах - пока не ушел в Красную Армию. И до самого пленения, чесно воевал за нових хозяев жизни. Никакой своей вины он не чувствовал за то, что не захотел идти в концлагерь, нарядившись в полицейскую форму, так ненавидимую в советской Украине. Людей не трогал, спасал их по мере своих скромних возможностей, от отправлений в Германию. Да и прослужил он в этой форме, всего-то несколько месяцев, как вернулись Советы. Снова, Красная армия: судьба "черносвытныка на минном поле". Он поведал Шроо: как молодими украинцами розминировали минные поля на подступах к Днепру. А, потом, пошло и поехало: восстановление шахт Донбасса, побег и ГУЛАГ, со всей гулаговской, таёжной эпопеей. Строительство БАМа, в районе Тайшета. Шроо он прищепил, надо отдать ему должное, не стеснятся его прошлого. Он научил его стойкости; это многого стоит. Мать дала жизнь и кормила его; отец дал характер и способности. Со сверстниками у него сложились ровные отношения. А поскольку отец не научился ладить с колхозными сексотами, то и сын не стремился к этому.
   Сейм - тихая и спокойная река. Течет вода меж глеистых круч и покрытых изумрудной травкой берегов; все больше обросших густыми лозами.
   Чего только не пряталось под водой в этой речке. И подымающиеся над водою кашки рдеста и плавающие листочки водяной гречихи и много красноперок между ними - как и среди кувшинок, - и водяных лилий, что на тонких темно-зеленых розоватых стеблях опускаются в темную речную глубину на подводных ямах, словно притрушенными по всей длине серой бахромой из ила, с плавающими, словно подкрашенными снизу, круглыми листьями, на поверхности воды, из приятными для взора белоснежными цветками, которые закрывают на ночь свои плотные чашечки, чтоб утром раскрыть их снова, чтоб все увидели эту утонченную красоту, которая так легко ассоциируется с нежностью и свежестью точеного, девичьего, личика.
   Шроо, выступал эмпириком, имея тяготение к развитию собственного ума и добродетели, проживая в наблюдениях за окружающей действительностью; колхозники же, искали постоянного спасения в низменных инстинктах, в благополучии своей социальной группы, в теплоте древнего племенного сообщества. Два миры постоянно соприкасались между собой, входя во всевозможные конфликты интересов, они в чем-то, даже, способствовали развитию друг друга. "Хитрожопые" колхозники стучали на него альфа-сексоту, чем поднимали себя в его глазах, Бардак концентрировал на нем острие агентурной работы; Щроо оттачивал литературной мастерство, приобретал опыт борьбы в условиях приближенных к военным. Шроо постоянно ругал бывших колхозников за "дебилизм", присущий примитивным формам жизни; колхозные трутни, вымуштрованные вековым рабством, огульно и хором, напирали на то, что "он не такой как все" (огульно записывали его в гомосексуалисты (с подачи тетушки-ведьмы, которая придумала эту фишку, чтоб сподручней было его травить)).
   Шроо отказывался сражаться с "мельницами" в ветреных головах (это был не его метод).
   Шроо взялся проводить многосложную стратегическую операцию - длинною в саму жизнь - и, прежде всего, он принялся за искоренение зла в самом себе. Очищая свой внутренний мир от засилья, он создавал плацдарм (тыл) для этой борьбы. Освобождая самого себя от внутреннего врага, Шроо представлял собой модель свободного мироустройства, а, значит, в том мире получали свободу все его населенцы от диктата альфа-сексота. Флюиды влияния которого блокировал в себе Шроо. Борьба за окружающий мир началась такая, что не оставалось камня на камне от прежнего сосуществования.
   Шроо организовал в себе литературную учебу, оплачивая добросовестным усердием. Уходили огромные средства: самое дорогое, что ему выделялось в избытке - свободное время и воинственная молодость. Необходимо было учиться зарабатывать себе на жизнь в обескураженной и нищей социальной среде, которую представляло собою, украинское село, в первые годы собственной независимости. Удержаться какое-то длительное время на плаву, чтоб выкристаллизовался тот отдельный, особый почерк, - стиль, - через который он должен представить миру свое собственное, творческое начало. Зачем? Это потребность в осознании собственной гениальности должна закладываться в каждом творческом гомункуле. Как и Манихейский бред и всякие прочие мегадостоиства, на грани умопомешательства, с которыми, - с приходом раннего опыта и мудрости, - индивидуальность справляется, не позволяя себе впасть в настоящий бред. Надо возвести себя в ранг хотя бы чуть повыше тех, кого выбрал себе в поводыри. Каждой мыслью, каждой строчкой, каждый день, доказывать себе, что ты лучше своего кумира. Много лучше. Современнее. Как тетива натянутого лука, должен извергать звук, отправляя в будущее острый снаряд. Уйдут многие годы ожиданий, чтоб перепроверить это по многу раз.
   Книжный Мартин Идеен, не раз отправлялся в свое плаванье, обогащая жизненный опыт свежими впечатлениями, чтоб найти пути к совершенству. Успех у людей - это производные от своей внутренней реализованности.
   Автор должен научиться работать исключительно для себя. Только в постоянной борьбе с собой, из гадкого утенка может выпростаться прекрасный лебедь.
  
   Власть ведьмы
  
   III
  
   Особый изотерический мир - существует внутри и вокруг нас. Он находится в плоскости веры - веры в сверхъестественные силы. Если впечатлительному человеку хоть единожды пришлось столкнуться с чем-то, не поддающемуся его логике - для него, тут же, открывается возможность застрять в инфернальном болоте на всю оставшуюся жизнь. Спасения нет. Это, как и у нарика, подсевшего на убийственный дурбазол. Без длительного, спасительного лечения своей воли уже не обойтись, болезному.
   Знакомство с Третьей ведьмой, у Шроо, произошло сразу после смерти отца - и их ( с матерью) спешного (оперативного) переселения Шроо в его жилище.
   В свое время, мать Шроо, вела с первого класса восьмилетки, ее дщерь до самого восьмого класса, сельской восьмилетней школы. Вечно завшивленная, как никто другой в этом классе. Мать вынуждена была проводить Гарбузкой изнурительные, воспитательные беседы.
   С тех пор, прошли долгие годы.
   С обретением своего статуса в определенной среде колхозников, с признанием ее в качестве "ведьмы", она обзавелась коровой (скорее: корова содержала ее), имела свиней и могла обрабатывать обширный огород. Даже с убогой колхозной пенсией, которые имели бывшие колхозники в самом начале 90-х в Украине, ведьма умудрилась воспитать в себе чувства постоянного завсегдатая списка журнала Форбс.
   Считая себя стоящей выше матери в социальной иерархии села по причине наличия у нее коровы, она являлась к ним на посиделки. Хвасталась матери Шроо, что купила дочери кооператив в Киеве. В свое время, та, устроилась в столице еще союзной республики по лимиту. Будучи "лимитчицей", она познакомилась, очевидно, с таким же как сама, лимитчиком. Выйдя за него замуж. Денег на кооператив, - как потом стало известно, Шроо, - получила в одного из приближенных к альфа-сексоту холуев: Демида. Он же, похоже, дал ей рекомендацию от гебнявых: не препятствовать этому событию. На тот момент, у ведьмы, было двое внуков (как и у матери Шроо). Этот Демид "курировал" определенную стукаческую сеть, к которой ее "прописали", как его родственницу. Дальнюю?
   Сразу же после сороковин, когда умерший отец окончил со всеми земными делами и мытарствами, и, ежели верить славянским поверьям, окончательно покинул землю - Шроо переступал порог отцовской хаты.
   Отпал смысл тесниться на площади, которую за матерью оставили по решению козолупского (самого с(т)ра(н)ного в мире) суда. Отцовская хата, доведенная родителем (за последние годы жизни), до весьма плачевного состояния, ожидала длительного обустройства. Местное ворье (эти ушлые пьяницы), обычно выступающие на авансцене села в одной и той же ипостаси, - грабили все, по устоявшейся в 90-х годах по селам традиции, переправляя железо на пункты вторсырья ( плодящиеся по заброшенным селам, в зараженной гнилью атмосфере тех лет, словно личинки навозных мух). Как микробы и крысы, весьма активно ускоряли процессы разложения всего советского на молекулярный и атомный уровень. Управившись с битой техникой на задворках колхозных станов, эти мародеры принялись "бомбить" дачников. Дач, в те плачевные годы, появлялось много. Надо было кормить семьи козолупинцев. Прилавки магазинов опустели еще во времена, вошедшие в историю, как "перестроечные" (еда, практически, отсутствовала). В достаточном количестве, начала появляться только к середине 90-х.
   Шроо спасает свою, теперь уже, хату. Власть, что неудивительно, только способствует этому. Властям срочно надо поселять вторую ведьму (своего стукача). Дочь прошла инициацию - выбившись в сексоты на вертолеторемонтном предприятии Козолупа. В это время, она, постоянно появляется в селе с каким-то своим куратором. Разведясь с мужем.
   Еще до переселения в отцовское жилище, - словно предчувствуя беду, Шроо несколько разов остается переночевать, - и интуиция его не обманула - однажды, ближе к утру, сквозь полудрему, он услышал собачий голос, чего вполне хватило для Шроо, чтобы он, сорвавшись с постели, - не зажигая свет, - тихо выскользнул во двор. Лунная ночь делала замкнутое пространство каким-то таинственным, и мистическим. Вор, все же успел ускользнуть; очевидно, затаившись в полуразрушенной бане. Шроо лишь прошелся по двору; потрепал по холке собаку - и вернулся в хату. Утром, он, все же, обнаружил следы воровского присутствия.
   После такого случая, Шроо решил не оттягивать с переходом. Исполнив все традиционные формальности - Шроо с матерью, перешли уже в пустующее жилище; оставив полдома на разграбление сельским бездельникам. В скором времени, он обнаружил во дворе выброшенные свои фотографии.
   Дочка ведьминой породы, оперативно сообщила поэту об его ограблении. Это было сделано по ее наводке? Ворёнок, действующий по наводке сексотов, - сынок бывшего директора школы, - будет истреблен во время очередного экспроприаторского рейда по жилищам дачников. Это, уже совсем, другая история...
   Шроо высоко оценил отцовское имение! Какой-то старинный дух скрывался во всех этих старых вещах: кожанках, мотоциклах, радиолах, книгах, мебели из 40-х годов. Многое из этого, могло еще сослужить ему службу. Алюминиевый пресс хорошо сочетался с 23 яблонями, которые ежегодно приносили замечательный урожай. Приспособление обеспечивало поэта очень вкусным вином.
   Но больше всего радостей - доставляло ему отцовское приволье. Просторная хата. Огород - в пол гектара. Особое пространство простиралось, сразу же, за селом. Шроо, тут же налаживает ежедневные вылазки к Сейму.
   ...Вечером к ним являлась Третья ведьма. В ступе не тарахтели ее кости, как сказывалось в древних поверьях; которых, у нее набралось бы лишь из пару пудов. Она всегда появлялась на пороге: невысокая, иссушенная в колхозном раю, женщина, с глубоко запавшими щеками, что говорило о беззубости ее пасти; острый мелкий подбородок и тонкий с горбинкою нос, давали полную картину прозябания в этой системе координат.
   В послевоенные годы, эту некрасивую, с мелко костным лицом, еще молодую колхозницу, отправили на торфяные разработки куда-то под Козолуп, где они, опухали от голода в полуразрушенном сарае, работая по пояс в гнилой воде; давали по две нормы за сутки. Ее брат погиб где-то в полицаях, на ловле советских диверсантов. Словно нелюбимая дочь в своей семье, она, старалась показаться своим родителям с лучшей стороны, лишь бы они выглядели с нею подобрее: вырабатывала по две нормы, да еще и вкалывала за тех, кто был по наглее. При таком скверном питании, будущая ведьма, очень скоро "наработала" себе кучу женских болячек. Попытка заслужить прощение у родной советской власти за старшего брата (и, поговаривали, что и за отца, тоже), которые, похоже, избрав путь "изменников родины", сгинули оба во время военного лихолетья. Советская власть относилась к молодой еще женщине всей суровостью своего крутого нрава, - единственной оставшейся живой из рода Гарбузов, кто бы смог ответить за провинности ей близких людей. Сполна. Отработав не покладая рук этот срок, вечно тянущаяся за старшими, - она не отягощала себя скорбными мыслями о внезапном спасении, а безропотно взвалила на хрупкие девичьи плечи непомерные тяжести послевоенных, голодных, лет. Не скулила и не оспаривала дикое решение колхозных мерзавцев, природа которых отрицала всякое, даже самое примитивное, милосердие; от которых не следовало ожидать никакой пощады. Все, в этой ведьме, скукожилась до естественного женского желания: иметь потомство (и она его заимела от мужика, который признавался об этом Шроо, управившись с уборкой сена, а, потом, разговорившись с ним за одним обеденным столом). В случае неповиновения (будущая ведьма хорошо усвоила все преподаваемые ей уроки в колхозной жизни), здешнее население воспитывалось голодом. А, большими голодоморами, за украинское упрямство во время войн ("гражданской" и "атечественной"). Простых колхозников - отлучением от колхозного рая, при каких-то их провинностях. И, чтоб подобные "уроки воспитания" происходили публично, на виду у всех колхозных рабов, как бы в назидание им. Черные от голода люди волнами брели через всю Украину во время каждой голодовки, меняя на пару подгнивших картофелин все, что в них имелось, включая невинность. Они дохли - безропотно - заползая в какие-то сараи. Об этом ходили легенды. Этот тяжелый урок "заучивался" населением Украины назубок. Потеряв зубы и здоровье, Гарбузка не занимала себя напрасными мечтами о настоящем браке. Родив ребенка, она вкладывала в нее все, что могла позволить из скудных трудодней (вши только указывали на эту отчаянную борьбу за выживание).
   На выручку, якобы, явилась Богородица. Она пришла во сне утешить ее и наградила даром лечения. С тех пор она занималась заговорами и молитвами.
   Завшивленность колхозников не считалась в те годы чем-то уж из ряда вон выходящим явлением.
   Дочь училась плохо, но судьба не обидела ее. Будучи "лимитчицей" на хлебозаводе в Киеве, она попалась на глаза такому же "лимитчику". С помощью дальних родственников, ведьма смогла выкупить кооперативную квартиру.
   Скоро к Гарбузке приезжали два внука, один из которых был копией ее мелко костной породы. Такой же мелкопакостный сорванец.
   Гарбузка зачастила к Шроо, вернее к его матери. Обе женщины прожили весь 20 век, им было о чем посудачить.
   Шроо, иногда, совсем ненадолго, включался в эти бесконечные беседы, чтоб уяснить для себя кое-какие исторические моменты и важные детали из быта из довоенного, военного и, особенно, послевоенного времени, который они пережили; с ними пережило село и окружающий мир. Сталинское время, оно, ведь, не только варварские захваты чужих территорий, убийства своих граждан, насилия и голодоморы. Это еще и выживание людей в условиях рабства. Государственные рабы на картофельных полях - такие же бесправные, как и негры на плантациях сахарного тростника где-то на затерянных островах. Но вот, с климатом Украине не повезло: он сильно отличается от экваториального, поэтому надсмотрщики-"коммунисты" и "сексоты", вынуждены могли вносить заметные коррективы в этот процесс - рабам было позволено иметь домашние хозяйства, косить камыш на обогрев жилищ, и, ограниченно, перемещаться в пределах страны (с позволения колхозного начальства). Их детей, при исполнении определенных процедур (октябренок, пионер, комсомолец), обучали вместе с отпрысками коммунистов и сексотов (часто в одном и том же лице), на судьбах которых, те, обучались подличать - доносить и подавлять. Холуйству - вот чему учили их в советских школах. Дети сексотов и коммунистов (если этого не требовало агентурное трудоустройство) - получали место по квотам у вузах, квартиру к 26 годам, семью и престижную работу - в любом на выбор месте, обмотанного по периметру - в несколько рядов - колючей проволокой - СССР.
   Гарбузка обучила Шроо некоторым названиям растений; подсказывала, как ухаживать за растениями. У него и так все ладилось, без нее. Он не стремился заводить близких отношений с хитрыми, местными мужичками; те тоже присматривались к нему. Он был явление досель неизвестное. Сексоты наплодили сами себе много небылиц, и теперь пытались выработать против него какое-то противоядие. В то, что он литератор им не надо было знать, поскольку "писательство" входило в сферу пропаганды; этим делом занимались специально обученные люди (заслуженные деятели искусств), которых отбирали (редакции). В Бога там не верили, как и в дарование человека. Бог терпит Лубянку, а лубянские - могли вытворить все, что посчитают нужным: свои церкви, вузы и школы... Все в чем возникнет у них насущная потребность.
  
  
   Однажды Шроо покропил Гарбузке картофель ядом от колорадских жуков, который эта ведьма "наколдовала" себе за какие-то терапевтические услуги (каково видать лечение, такова была и плата), и жуки воспользовавшись этим, начали нагуливать себе аппетит: повыедав отдельные латки на хорошо удобренном, ведьмином огороде. Гарбузка спохватилась, когда было уже поздно. Изумрудное одеяло огорода - зияло прорехами. Она "прокляла" Шроо; ей почудилось, что это были происки "нечистой силы". Ведемских средств, чтоб отомстить Шроо за надругательство над картофельной ботвой у нее было в избытке, как у дурака махорки. Выливала фигурки воском, заражала предметы; фасовала порчу обычно мелкими порциями и "закладывала" мины в огороды своим соседям ( "минировала" заборы, у лавочек, перекрестки дорог). "Уробливала" "заговоренными" яйцами. Взяв у Шроо, якобы фасоль для посева, (сам дал, разноцветную), скоро он обнаружил ее у своего забора. Эта злобное существо, не способно было, видеть доброту исходящую от него. Богородица, явно, промахнулась во сне, вручив ей дар: "лечить".
   Еще до этого, Гарбузка как-то поведала ему дивные сказки о народных поверьях, предупреждая все время, чтоб он никогда не прикасался к лежащим на земле предметам. Это было время, когда Шроо, заступался за нее перед председателем колхоза(соседом); давал о ней "симпатичную" статью в районной газете.
   Шроо, - скорее всего, - "заразившись верой" от других ведьм, относился к ее возне с некоторым пониманием; не боялся этого. Он считал себя, сильнее "ее чар". Он искал какую-то космическую связь, давая ей возможность "излечить" себя.
   Тогда, Гарбузка, взгромоздившись на него, аки ведьма на Хому Брута в гоголевской повести, делала вид, что вправляет ему выпавший позвонок. Ощущение Шроо после ее сеансов, такие, что, на самом деле, она вредит его здоровью.
   Над ним хлопотала ведьма: седая, одетая в какую-то непонятную лопать. У нее было небольшое щуплое личико, все иссеченное мельчайшими морщинами, и удивительно мягкие, добрые руки. Он чувствовал на себе тщетность ее усилий вправить ему хребцы. Словно у нее не хватало сил на эту трудную работу, в которой участвовали предыдущие две ведьмы. Однако, она зарождала в нем кое-какие надежды. Мурлыкала какие-то успокаивающие слова темных заклинаний. Потом заговорила, усевшись на табурет:
   - Вночi явилась до мене Мати Небесна (Богородиця), i сказала: "Олено, тепер ти будеш лiчить людей". Послi цього я i стала помагать людям. Вiр в це, - i ти те ж вилiчишся. Без вiри нiчого не буває... Не пiдбирай нiчого неколи на перехрестях. Там де дороги перетинаються.
   Она говорила уверенно. Она верила в могущество темной силы. В этот миг - она становилась ведьмой. Уставшей от своей возни на его спине. Этим-то она и была опасна.
   - Довго менi не вдавалось його вилiчить. Так важко було в собi носить його горе. - Продолжает она что-то свое, очевидно, что заложила где-то на перекрестке - "зараженное", словно кукла Вуду, чьей-то болезнью. - А, тодi, чувствую, як менi зразу полегшало. Ото, хтось взяв...
   Шроо, понял, что опрометчиво доверился ей, и скоро это ощутил на своей шкуре. Ее возня ничего не дала. Пришло осознание того, что он становится игрушкой, чем-то вроде манекена, в который загоняют чьи-то болячки, которые ведьма извлекает из темних колхозных душ, - и если кого-то спасает эта практика, то только не его; он служит ей как бы для слива негативной енергетики. Сия догадка очень поразила его. Выгнать из дому эту ведьму не составляло особого труда; она являлась к ним, на постоянной основе. Мать живя при нем, тоже становилась объектом для манипуляций этой темной колхозницы; от ее невееваний в разговорах, - даже закрывшись наглухо в своей оболочке, - он уже не ощущал уверенности, что ведьма не наделает в защитной, духовной оболочке, нових дыр для прохождения чьих-то темних, энергетических потоков. Вот почему от нее стоило избавиться за всякую цену, не поставив мать в неловкое положение. Сидящая безысходно дома без сельских "новостей", мать становиться полностью зависима от "информации" этой ведьмы. Мать страдала от трофических язв и слепоты, которые могла ей "навешать" еще вторая ведьма - Олена.
   Эту тяжелую ситуацию мог справить только божественный случай. Это и произошло, очень скоро (до этого, Шроо должен был осознать степень опасности исходящей от ведьмы). Шроо, считал себя, не таким уж активным, как известные разоблачители ведьм в старину, сжигающие их сотнями на кострах инквизиции. Но, о матери своей, он, обязан был, заботиться на пороге, даже, 21 века. Это были отголоски далекого прошлого в его душе. Люди, во все времена, верили в ведьм, магов и колдунов.
   Шроо скоро избавился от влияния ведьмы на свою мать.
   Как-то вечером, та, заявилась к ним, уже вместе со своей дочерью. Это показалось Шроо подозрительным. Мало того, что все углы его огорода были утыканы ведемскими аксессуарами, она еще и дочку притащила натаскивать (еще одна сексотская подстилка и любовница альфа-сесота Бардака, социализировала своего сынка-провокатора в режиме кагебистского провокатора, стажируя его на Шроо). Шроо, показалось, что ведьма преподает дочери подобные уроки, используя его в качестве наглядного пособия.
   Подсмотрев в этой ситуации элемент игры, когда обнаружил обеих ведьм на пороге своего жилища.
   Дочь ведьмы дислоцировалась у телевизора. В руках у нее появились жетоны киевского метрополитена. Словно пелена нашла: Шроо "признал в этих кругляшках элемент манипуляций его сознанием":
   - Это мои жетоны, - сказал он, не своим голосом (на самом деле эти жетоны ему никогда не принадлежали).
   "Это - мои жетоны!" - Слова звучали настолько уверенно, словно истина устами младенца. В эту секунду он действительно верил, что они принадлежат ему. Молодая ведьма бросила в подставленную коробку несколько голубых пластмассовых кругляшей.
   Обе ведьмы сразу же покинули его жилище. Обычное сознание вернулось ему, и он уже смотрел на эти жетоны, как на свои трофеи. Он подумал, что в произошедшем есть какой-то высший смысл. Он не пошел к ведьме с прощением, чтоб выправить ситуацию. Он разъяснил ситуацию: как проявление в его судьбе присутствие высших сил, и будущее избавление от влияния ведьм (жетоны пролежали в коробке 10 лет, в метрополитене их так не приняли (поменялись?)). Больше ни одна ведьма к нему не являлась. Об их существовании, лишь: напоминали утиные яйца, которыми ее снабжали злопыхательные колхозницы, которые она, регулярно, закапывала на огороде под кустами картофеля.
   Всякое проявление своих болезненных симптомов, Шроо теперь связывал с потугами обеих ведьм.
   Откапывая очередную порцию "уробленных яиц", он старательно придерживался техники безопасности: старался поддеть их лопатой снизу и с землей отнести ей ко двору. Яйца исчезали, а ночью они снова перекочевывали на его картофельные грядки.
   Впрочем, Шроо, особо не следил за действиями Гарбузок. Должны ли они были голыми, проделывать эти операции, для пущей дьявольской силы? Впрочем, на обтянутые кожей кости, обеих Гарбузок, можно было смотреть только, как на сталинские методы колхозной селекции.
   Порой Шроо нечаянно разбивал заступом зеленую скорлупу "уробленных" яиц, и, тогда, ему мерещилось, что ведемская сила находила в нем искомую цель, - но, миновал некоторый отрезок времени, - оно, как известно, самый выдающийся целитель, - и досадный инцидент уходил в прошлое, оставляя при этом тягостный инверсионный след предосторожности при ведении работ на грядках.
   И, теперь он отправлялся бродить по окрестным лугам. Уходя в другую сторону от своего унылого любовного прошлого к своему альпинистскому, литературному будущему, уже в сторону Путивля. К литературным истокам: к Слову о полку Игоревом. Если, что?
   ...Пышные ковры из цветущих вешних трав в даль и ширь расстилающимися перед его взором, давали ступням ощутить собою упругость и пружинистую мягкость тела своей, так милой его страждущему сердцу, родной земли. Ежедневно, около десяти часов утра, закончив свои обязательные творческие изыскания на ниве изящной словесности, и, такие же, благочестивые занятия ради пропитания (картофель, и, особенно, требующие ежедневного присмотра, клубничные грядки, достигавшие восьми соток, дающие больше полусотни килограммов ягод за сутки в июне), он отправлялся в свой многокилометровый маршрут: Хоцево (луг), Сейм (река), Московщина (луг). Или: Хоцево (луг), Мертвица (залив), Дякивске (озеро). Это были все знаковые места его босоногого детства и юности. По дороге он приводил внутренние дела в надлежащий, мысленный, порядок; перетряхивал энергетические сгустки событий прошлого; зная, что - когда-нибудь - это будет обработано в виде литературной продукции; превратится в набранные строчки настоящих произведений; без потока мыслей, вытекающих из памяти - заилится исток вдохновения. Ради того, чтобы добыть лишь несколько строчек на листе бумаги, надо перелопатить в памяти многое из пережитого: в геологии, в стройбате, куда его засунули авторитетные сексоты, вычленив из числа миллионов обычных обывателей. Он, сейчас, должен был думать вовсе не о мести подлым доносчикам и сексотам, а заботиться о своих мыслях, которые охарактеризовали бы эти события. Думать о будущем труде писателя, который налаживает публикации своих откровений. Это были его постоянные мысли в этих походах. Он путешествовал по очень красивым местам. Другие мысли появятся, когда сексоты начнут его выживать отовсюду. Когда начнутся суды - неправедные и злобные...
   Миллионы писателей куролесят по всему миру в поисках своего вдохновения; они находят это в отношениях себя с миром людей; открытыми сердцами, они говорят с остальным миром; их разум тренируется в красивых местах; их характеры закаляются в разных событиях. Словно спортсмены тренируют свои мышцы, они отправляются в свои экскурсии по миру.
   У Шроо, шла подготовка к схваткам с сексотами-бюрократами, сельскими сексотами- рабовладельцами. На протяжении десятилетия!
   Ежедневно, одной и той же дорогой, с завидным постоянством, невзирая на сплетни досужих бездельников, он отправляется в свой новый поход. Навстречу солнцу и ветрам, морозам и ливням. Летом и осенью, зимой и весной. Ежедневно!
   Замой он прихватывал с собою рыболовецкий ящик, бур и надолго застревал у Займыща, таская из подо льда плоских лещей, густёрок, синцов, полосатых красавчиков окуней и прочую живность. Как, и: огромных, пятиметровых щук. Эти два с половиной километров пути, стали самыми производительными для его вдохновения. Он еще не мог фиксировать мысли на бумаге, просто наслаждался их возникновением и присутствием в его сознании. Отличное время для глубоких размышлений о своей литературной судьбе...
   Сомнения уходят прочь только тогда, когда впервые автор увидит напечатанным свой маленький рассказик в одной киевской, патриотической газете. Он долго не мог навернуться, чтоб перечитать его. Буквы разбегались перед глазами; он не видел строчек. "Неужели я смог?" - стучала мысль, как будто бы уже весь мир узнал о его публикации. Целый год рассказик покоился в его столе, так не разу и не читанный. Однажды, ему, все же, удалось его перечитать - это случилось перед поездкой в Киев. Стремясь подняться на более качественный литературный уровень, он намеревался заручиться поддержкой какой-то особы, известной в журналистских кругах, засевшей в редакции появившегося толстого журнала ( место сбора украинской, журналистской элиты), близкого к законодательному органу, только что образовавшегося на политической карте мира независимого государства, Украина, в детстве, проживавшей с ними по соседству; он обнаружит, как же привлекательно выглядит этот маленький рассказик, даже с теми купюрами, сделанными редактором, после чего мысли, высказанные им, смотрелись как-то по-военному подтянуто, облаченные в элегантную печатную униформу, в виде шрифта, словно и не им самым выстраданными, во время этих, ежедневных, прогулок. После этого, он был готов: снова и снова совершать свой творческий подвиг. С этой особой, в итоге ничего так и не вышло; зато он теперь знал, как надо работать над рассказами. Открылся большой путь. Он станет еще больше думать (и еще больше писать рассказов). Это было время его литературной линьки; не все удавалось напечатать, - но с каждым успехом, он приобретал необходимый опыт.
   Пофестивалив в Киеве, он порвал отношения с этой газеткой, выловив в одной из их публикаций, что непомерный процент его успеха, они приписывают себе.
   С тех пор он пошел один по горной дороге: вверх, и вверх, не ведая куда заведет его литературная дорога.
   ...С приходом весны, луга в пойме реки, оживали травами. Их пробуждали теплые ветра, с богатырской силой вытягивающие на свет все живое и неподдельное (красивое, чистое, свежее, ласковое, нежное, насыщенное). Словно мириады солнечных осколков, рассыпались по изумрудному бархату травяного настила, желтые цветочки: калужниц, купальниц, ветрениц, чистотела, мать и мачехи, гравилата, пыжмы, лютиков, девясила, пупавки. За ними, следовали голубые и розовые наплывы: колокольчиков, чистеца, кукушкиного горицвета, вероники, иван-чая (кипрея), дербенника, чорноголовки, цикория, клеверов, - во всей разноцветной гаме, - от розового и белого, до желтого. Маленькими звездочками - цвел золототысячник. Чуть позже вспыхивала в траве луговая гвоздика, все пытаясь выглядеть принцессой.
   Буяли красками и ароматами широкие луга, словно большой океан, с наплывами белой пены на волнах: тысячелистника, подмаренника, ромашек, до самых скромных, - едва заметных, - зведчаток.
   В самые засушливые месяцы, по опушкам посадок, обычно на песчаных берегах, встречались кусты жесткого донника.
   Самым грозным царем во всей этой травянистой империи - будет выступать чертополох со своей пурпурной шаровидной короной и колючими зелеными латами по всему разлогому многоголовому стеблу. Во главе многочисленной рати осота, который в колхозные времена захватил все луга со скоростью нашествия хана Батыя в далекие времена.
   Колхозные коровы, словно мухи дохшие в законсервированной сталинской системе хозяйствования, тлетворным запахом гниения, портили весенний воздух луга, Хоцево, пока Шроо, неспешной прогулочной ходой, шествовал на Сейм, и дальше, к Мертвице, к Дякивскому - или же, перейдя Сейм по мосту сработанному агрофирмой базирующейся в соседнем селе, не углублялся в луга Московщины, доходя до Хрещатого - озеру заросшего по берегам лепехой (аиром), камышом, сусаком, кувшинками, лилиями рассыпанными по воде, - поворачивал в сторону вытянутой Семки (гирлянды небольших озер) или же, проследовав вглубь луга, доходил до, возвышающегося над окрестностями, Городка (говорили, что этот холм насыпан: то ли скифами, то ли сарматами), на котором, они, еще в школьные годы, под водительством нервного историка, пережившего немецкий плен во время войны, О.П. вели примитивные раскопки, довольствуясь нехитрыми артефактами, - черепками разбитой утвари, - сплошь заросшим боярышниковой чащей, вязами, дичками (дикими грушами), что виден был из любой точки обширного луга. Минуя густые заросли таволги, в самых топких местах, в Вовках, - название места, - возвращался назад по той же самой дороге, заготовив щавеля для зеленого борща на обед (совмещая приятное с полезным). Так прохаживал очередной свой год вхождения в сам литературный процесс.
   Чтоб придать себе устойчивости, Шроо вынужден был научиться выращивать много полезных растений на собственных грядках. В промышленных, так сказать, масштабах. Ему нужны были деньги, и много денег, чтоб компенсировать отсутствие хозяйства и сделать прочный задел собственного благополучия. На зависть колхозным бездельникам.
  
   Р. S. (Постскриптум)
  
   Страницами написанных произведений, отлиливались годы жизни.
   Эти годы изобиловали борьбой. Борьбой за независимость Украины.
   Шроо выучился сражаться с чиновниками-сексотами не на жизнь, а на смерть.
   В результате продолжительных, и упорных боев, Козолуп, на долгие годы, очистился от скверной власти совкодрочеров. Сексоты, и их потомство, на его окраинах, дохли, словно навозные мухи. Не считая ведьм, для которых Шроо стал настоящим молотом.
   Остерегаясь проклятия ведьм, Шроо предпочитал умалчивать о своем участии. Скромность, в таких делах, залог дальнейших побед над этими уродищами из инфернального мира.
   После военного слаживания в Интернете: простые люди, воинами, уходили на Донбасс, защищать свою родину. Ушел, с ними, и Шроо...
   ...Он приезжал, чтоб хоронить мать. Мать оставалась единственным человеком, с которым связывала его память о, творческом, возмужании...
   ...Все так же милостиво несла свои тихие воды равнинная речка, с такими же тихими заводями, с теми же остроконечными листьями козельчака над ее размеренным течением; с теми же длинными, ржавыми, косами подводного рдеста; с темно-зелеными зарослями кропивки и водяной гречихи на отмелях. Заросли кувшинок, еще больше обволакивали заливы по всему пространству; на плёсах, продолжали расти лилии с тянущимися в темно-зеленую глубину тонкими и гибкими стеблями; с остро заканчивающимися, белоснежными лепестками, на цветках, с нежной желтой серединкой. Над камышами, все так же, непредсказуемо в полете, барражировали разноцветные бабочки и стрекозы. Везде пели птицы и квакали лягушки. Жизнь продолжалась, пусть и, уже, в каком-то урезанном варианте, в обезлюдевшем селе.
   Было видно, по заколоченным окнам, что село выживает правдами и неправдами в этом мире. Самое унылое и бесперспективное село, каким оно было всегда, и каких имеется еще целые тысячи по всей Украине.
   Шроо попрощался с этим пристанищем, чтоб поскорее избавиться от негатива.
   Отцовский, заброшенный сад, уже не плодоносящий не разу после его спешного отъезда, был тому свидетелем.
   Сад, тихо, зарастал дикой бузиной, - с ядовитыми, красными ягодами, - быстро превращаясь в лесную чащу. Ничего здесь уже не напоминало Шроо об обширных грядках клубники, которые давали некогда обильные урожаи. Унылое и заброшенное пространство, над которым витала смерть...
   Разрушенная отцовская хата умирала грязными окнами, ничем не выдавая тех счастливых дней его обучения. Жилище превращалась в мрачный склеп.
  
  
   При написании данной вещи, автор пользовался, во многом, закромами собственной памяти - так уже сложилось у некоторых авторов, что иных материалов им неоткуда брать.
   Во время написания, автор ( серьезно), избавился от весьма, чувствительных болячек, которые подцепили ему (так казалось) ведьмы. Исчез, например, ....., и еще много чего пакостного с этим связанного.
   Так что любой читатель этой повести сможет на себе испытать ее терапевтические свойства.
  
   10.09.2020 7:05:08
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"