Он знал много народных примет. Не знал только одного, когда случится беда. Иногда внутри появлялось неизвестное чувство: ни то страха, ни то беспокойства, потом все пропадало и, жизнь продолжалась как обычно.
Утро было тихое, обычное: только начинало светать, в низинах клубился туман, в хлеву начала мычать Машка-буренка, зовя на утреннюю дойку. Лес стоял окутанный утренней дымкой. Так рано в лес ходить было запрещено под страхом расстрела: действовал комендантский час.
Ничего не предвещало беды. И не было того непонятного зудящего чувства, которое охватывало периодически. Выпив кружку вчерашнего молока с холодной картошиной, Романович собрался колоть дрова. Утренний ветерок обдувал тело прохладой и от этого становилось дышать еще легче. Присев на колоду, он задумался. Последнее время чаще стала вспоминаться германская, бои под Равкой на территории Польши, ранение и плен. Плен, стоял перед глазами, куда не посмотри. Вот эти, навязчивые воспоминания: и ранение и плен, не давали покоя.
Он не услышал, как во двор вошли двое. Это были полицаи Фомич и Пришлый. Никто не знал, откуда они родом, как их настоящие имена. Фомич появился в деревне через месяц после прихода немцев и сразу стал помощником старосты. А Пришлый в деревне с тридцать девятого, явился прямо к прямо к зиме. Это был детина неопределенного возраста, ростом метра под два, с руками кузнеца. Силой ни с кем не мерился, но подкову разгибал. В деревне его побаивались. О нем ходили разные слухи: ни то был в тюрьме за грабёж, ни то за убийство, ни то ещё за что-то, а может и не был. Назвался он Николаем, но среди деревенских его прозвали Пришлый и через пару тройку лет, в деревне, не знавшей его трудно выговариваемой фамилии, забыли и имя: Пришлый да Пришлый. Оба были с немецкими карабинами, а Фомич, как обычно, и с мятым, после сильного вечернего возлияния, лицом.
-Ну, что, Романович, - начал Фомич, - вот и твой черед.
-Сколько у тебя сыновей в партизанах, а?
-Сашка, средненький, туда же?
Фомич, я же инвалид, без руки, еще с германской, сам знаешь. Сыны выросли, не слухають, что я могу. А Сашка, ну что, не успел на учителя в Вильно, война, бродит от безделья по дворам в деревне, все книжки и газетки в деревне перечитал.
На пороге показалась жена Феня и сын Александр. Жена называла его и сына не иначе, как Александр. Младшие дети Аркадий, Федор и Зинаида спали, а может, она велела сидеть им дома.
Увидев Фомича побледнела, поняв что случилось. Александр вызывающе глядя на гостей, подошел к отцу.
-Сынок, за старшего, смотри мать, братов и Зинаиду.
-По деревням не ходи, смотри, чтоб скворечник кот не трогал.
-Вернусь, дров нарублю.
Сашка знал, что надо продолжать собирать сведения: о передвижении немецких войск, кто стоит в какой дереве, сколько литовцев-полицаев, в каких домах стоят. А скворечник особый сигнал- смотрит на восток, можно приходить, на запад - в деревне эсесовцы, на юг- в доме беда. Брат Сергей начальник разведки партизанской бригады, приезжал по ночам. Место встречи оговаривалось заранее. В дом брат не заходил, коня оставлял далеко, у леса.
-Ладно, ладно, указы раздавать, скоро и его черед,- Фомич махнул рукой в сторону улицы.
-Фомич, пусть простятся, - раздался голос Пришлого, молчавшего все это время.
-Зайдем позже, пусть хоть дров нарубит в хату. Куда денется...
-Не, пошли, смотришь, и наградят, ведь сыны в партизанах.
-Сыны ушли вместе с солдатами, прошлым летом, Фомич, - попыталась вставить Феня.
-Молчи, тетка, лучше принеси выпить, голова что-то шумит.
Жена скрылась в доме, неся через минуту стакан мутного самогона, огурец и кусок хлеба.
-Можа в дом, господин Фомич? - как-то спокойно, сказала она.
-А что?! -подхватил Пришлый, -можно.
-Ты здесь, смотри, чтоб того, не сбежал, -посмотрел он на Пришлого, - я хату проверю.
Часа через два Фомич вышел из дома совсем не твердой походкой. Побрел к калитке. Сзади шел Пришлый. Романович стоял как вкопанный. Пройдя калитку, Фомич остановился, что-то вспомнив, медленно повернул голову и махнул рукой.
-Да ну его, Фомич, -процедил Пришлый, -потом...
-Не, ком, хозяин, ком! - и пошел дальше.
Ноги подкосились, жена стояла облокотившись на угол дома. По щеке медленно скатывалась слеза. Она не стеснялась плакать, но слез никто не должен видеть.
Деревня давно проснулась. Женщины с детьми на руках стояли среди гряд и провожали странную процессию: впереди, пошатываясь, шел Фомич, дальше Романович, Пришлый и заключал шествие Сашка, как звали его на деревне. Слыша вопросы, обращенные к мальчишке, Фомич бормотал себе поднос: ?Партизан,.. партизан...?
Романовича заперли в школьном сарае. Добротно сложенный для хранения школьного имущества, он не давал надежды на побег. Да и куда было бежать: жена с детьми дома, дети мал мала меньше.
И только сейчас он понял, что германская не зря стояла перед глазами. Вот он, плен. Все просто. Плен во второй раз. Страха не было. Он сидел на прошлогоднем сене и смотрел на дверь. Охапку сена бросил Пришлый.
Сашка, проводив отца, бросился домой. По двору шел медленно, как крался, искоса поглядывая по сторонам. Но никого не было: окна в домах завешены, двери закрыты, на улице ни души. До скворечника метров пять. Наклонился, сорвал огурец, надкусил. Потом повернулся к калитке и стал внимательно рассматривать видимую часть улицы и дома на противоположной стороне. Никого не было. Опять наклонился, делая вид, что ищет огурцы, подошел к шесту с закрепленным на нем скворечником. Присел, покрутил головой по сторонам и, медленно, стал поворачивать скворечник на юг...
Сергей с братом Николаем сидели у землянки. Николай дымил махру, молчал. Сергей жевал иглы сосны, резко бросая их в сторону. Оба думали о спасении родных. Знали, если отца повезут в Новогрудок, в комендатуру, они его больше не увидят. Увезенные в Новогрудок не возвращались.
Романович уже неделю сидел в сарае. Все время на охране, у сарая, сидел Пришлый. Он пропускал только Зинаиду, которая приносила поесть. И то, проверяя содержимое узелка. Утром и вечером вызывали на допрос в школу. Водил Пришлый. Допрашивали или офицер полевой жандармерии или рыжий немец в ладно подогнанном черном костюме. Они четвертый день как появились в селе.
Романович все время твердил, что инвалид, сыны пропали давно, ушли оставив больного инвалида с малыми детьми. Ничего не знает.
Как -то, возвращаясь после допроса, Пришлый стал перед дверью сарая и молча посмотрел в глаза удивленного Романовича.
-Слышь, Романович, а что у тебя скворечник смотрит на запад?
-Видимо дети шуткуют, малые они...
-В прошлом месяце, на Купалу, он тоже смотрел на запад, партизаны убили троих приезжих полицейских. Тоже малые детки шутковали?
Романович смотрел на Пришлого не отводя глаз.
Подошла дочка с узелком. Пришлый открыл сарай и впустил обоих. Романович поразился своему спокойствию. Долго молчал, а потом рассказал дочери о чудесном спасении из плена в германскую. Ласково потрепал по волосам, прижал к груди. О разговоре с Пришлым, промолчал. О скворечнике знал он, Александр и Сергей.
Вечером в сарай привели еще с десяток мужиков из близ лежащих деревень.
-Последнюю ночь в сарае, - бросил Пришлый, - завтра в Новогрудок, - и закрыл дверь.
Утром в деревню приехали два грузовика: один с эсесовцами, другой - с литовцами- полицаями. Скворечник смотрел на запад. Обойдя деревню, эсесовцы уехали. Офицер полевой жандармерии и рыжий немец в ладно подогнанном черном костюме остались. Их охраняли полицаи.
Дверь сарая открылась.
-Выходь! - велел незнакомый голос.
Пришлый стоял в стороне. Вместо карабина на плече висел автомат, в руке подсумок для магазинов. Он был хмур. Взгляд потуплен.
Офицер полевой жандармерии зачитал фамилии, что-то долго говорил охране. Велели садиться на подводы. Потом махнул рукой и пошел в сторону школы. Подводы тронулись... Романович сидел на последней и видел, как Пришлый подошел в офицеру и стал что-то горячо говорить, показывая рукой в сторону подвод. Они вошли в школу...
Подводы двигались в сторону Валевки и уже миновали Туличево. До Новогрудка с десяток километров останется. Охрана сидела тут же, на одних подводах с арестованными, боялись ехать отдельно. Три дня назад в Туличево был бой. Партизаны разгромили гарнизон, уничтожив всех полицаев. Следы боя были видны везде. Над пепелищами еще клубился дым.
-Скоро последний поворот, а там и Валевка, -подумал Романович
Партизаны видели приближающиеся повозки, арестованных вперемешку с полицаями. Все ждали.
Вдогонку повозкам летел всадник. Остановились. Полицаи изготовились для стрельбы. Вздыбив коня у последней повозки, на землю спрыгнул Пришлый. Ничего не говоря, протянул старшему вдвое сложенную бумагу. Старший долго смотрел, то в бумагу, то на Пришлого.
-Который?
-Без руки! -выдохнул пришлый.
-Забирай, - подумав, сказал старший.
-Ну, что, Романович, слазь, для тебя отдельный гостинец...
Стемнело. Романович толкнул дверь в дом. Жена и дети обняли теплом своих тел, дрожащих от слез...
Осенью эсэсовцы сожгли деревню.
Сергей забрал братьев с сестрой в семейный лагерь.
Пришлый пропал из деревни весной сорок четвертого.