Я - солдат. Один из тысяч, оглохших от криков и воя. Пропитанных потом и копотью выжженной нами земли. Я черствый и грубый, как камень, лежащий в пыли на распутье дорог. И одинокий, как ворон.
В тот день я отбился от своих. Усталый, голодный и злой шел мимо развалин гартского форта. Пару дней назад здесь было жарко. Так жарко, что даже волки еще не рискнули выйти из лесов на заваленные трупами поля. Гарты стояли насмерть и полегли как один, заставив нас платить кровавыми слезами за каждый пройденный шаг. И мы расплатились. Сполна. Как с этим, прибитым за руки к покосившейся створке ворот. Я мог пройти мимо и прошел бы, если б не ветер. Проклятый толкнул меня в спину, с треском захлопнув покореженные огнем ворота. Гарт поднял голову. Сволочи! Они зашили ему рот, чтоб не кричал, пока прибивают еще живое израненное тело. Стало тоскливо и пакостно, будто в дерьмо окунули. Война есть война, но так даже я не стал бы мстить за визгливый страх смерти, за тех, кто не выжил в бою. Вытащил нож. Просто добить. Но встретился взглядом. Странный взгляд был у этого гарта. Осмысленный, четкий, спокойный. Будто не он, а я провисел на вбитых в запястья и плечи штырях больше двух суток. Я сдался. Как выдержал он, я не знаю. Только волок я его на своем плаще и в голос костерил ту мразь, что меня так подставила. Встретил - убил бы, не глядя на чин или возраст. Живучий гарт оказался, упрямый. Когда уходил, оставив его в двух шагах от их дозора, да еще свистнув, чтоб точно нашли, он приподнялся.
- Как твое имя?
'Долг чести!'
- Пошел ты!
Едва ноги успел унести.
Два года в грязи и крови. Нас обложили как кроликов. Скоро и шкурки сдерут. Последнюю лошадь мы сожрали неделю назад. Люди ходили чумные от голода и лихорадки. Я тоже держался на одной только злости. Нет, не на гартов. Они прекратили атаки и ждали, пока выйдем за ров. На коменданта. Трусливая сволочь. Под стрелы отправил меня. Торговаться. Да что предложить? В форте здоровых солдат не больше полсотни. Лихорадка скрутила, как раз когда вышел на мост. Чуть не упал, задыхаясь. Они поджидали бесстрастно и чинно. Один подошел.
- Присягу на верность дадите?
- Мы? Вам? Пошел ты! - И вдруг увидел, как стоявший в сторонке гарт усмехнулся.
- Как твое имя? - А губы со шрамом от шва, почти незаметным, не знал - не заметил бы.
Сдал нас комендант. Присягу, знамена и честь, как грязную тряпку под ноги. Со мной уходило еще человек десять-двенадцать. С оружием. Странно, но нам разрешили и это. Лишь четко следили, чтоб вышли в поля на восток, а не в тыл к ним. Мне было плевать. Все равно не дойду, и никто не поможет. За месяц голодной осады мы так отупели, что каждый теперь за себя. В бою выживает не доблесть, а подлость, везение или разумная трусость. Что ж, мне повезло. Сволочью не был. А трусом? Не помню.
Он ждал меня. Просто, спокойно. Я сел на обочину, потому что идти уже не было сил.
- Может, скажешь, как твое имя?
- Хочешь выбить на камне?
Он засмеялся.
- Нет. Хочу вернуть долг.
- Да, что ты мне должен!? - Меня опять скрутило так, что лязгнули зубы. Гарт наблюдал, потом предложил:
- Ты болен. Отлежишься, уйдешь, будем квиты.
А что мне было терять?
По реке быстро добрались до места. Ну, может, не быстро, я соображал уже плохо. Даже хихикнул, увидев над излучиной замок.
- Твой, что ли?
Здесь он был хозяин, я - гость. Враги называется. Бред, да и только, и лихорадка тут ни причем. Едва переступив порог, я обмер. Клянусь! Ни разу за всю свою долгую, буйную жизнь я не встречал таких женщин. Красавица? Нет. Но тепло и покой во взгляде, в походке и в том, как она улыбнулась. Мне. Грязному, ржавому, покореженному этой постылой войной. И понял я, почему гарт упрямо цеплялся за жизнь. Да если б такая ждала, я б на брюхе приполз. Зубами, когтями бы дрался. А он любил ее. До зависти подлой и желчной. Смотрел я на них и плевался в душе. Хотелось забиться куда-то подальше и сдохнуть. Может, так и сделал бы, да только хозяйка... заметила, что руку согнуть не могу. Старая рана давно не давала житья. Но ей-то до этого что? Опомниться не успел, усадила. Промыла, перевязала, заботливо так и сноровисто. Не удивительно, что под этими пальчиками у муженька все шрамы сошли. И вдруг взяла мои руки и к губам поднесла. Не униженно. Нет. Благодарно. Будто воды родниковой напиться дала, и стало в душе у меня так светло...! Впервые.
Хотел я уйти, и остался. Сначала не смог. Неделю пластом пролежал. Потом... Что сказать? Остался и все. Чтоб днем наблюдать, как она хлопочет по дому, и слушать, как тихо поет, разбирая белье и следя за готовкой. Слуг в замке, раз-два и обчелся. Война все ж. Хозяйка и бегала. Ей и не в тягость, а в радость. Я видел и знаю. Пустое да сплетни, про кровь голубую и белые руки. Да белые, только в муке. Заглянул как-то на кухню, она тесто месила и пела. Век бы слушать стоять. Улыбку ловить, будто солнечный зайчик.
А муж где был? Там же. Жизнь быстро наклонит и крышу латать и печь починить. А война подождет. Она ему и так уже вылезла боком. Бревно было поднял, и охнул. Зеленый стал, губы кривые.
- Пройдет, не зови никого.
Пройдет. Все пройдет. Останется что? Я грату не ровня. Он красивый, уверенный, сильный. Теперь уж не телом, так духом. Я перед ним - что козявка. Живучая серая тварь. Подумал однажды: что было бы, если б он умер? Не выжил тогда? Не стоял бы сейчас рядом с НЕЙ. И взвыл от тоски. До самого вечера грыз себя. А вечер все стер. Я любил вечера. В камине огонь, гарт садился к столу расставлял на доске костяные фигурки. Играли азартно, и говорили. Он ровно, я дерзко. Она улыбалась. То встанет за креслом, обнимет его и затихнет. А то и ко мне подойдет и сердце вприпрыжку до паники жаркой, постыдной. Он видел? Не знаю!? Бывало, мы спорили с ним. Кто прав? Чья возьмет? Какое оружие лучше? Чьи кони быстрее? И оба смолкали. Какая тут разница, кто или чем? Проклятье на головы тех, кто над нами!
Я еще спал, когда бросили 'кличь'. Со стен было видно, как подходили войска. Я узнал стяги. Такие не скоро забудешь. По черному полю кровавый дракон. Мой генерал вышел во фланг и ударил, как смерч, за которым уже ничего... живого. Они не уйдут. Не обтекут, как вода, этот замок. Разрушат и выжгут дотла. Им плевать, что весь гарнизон три калеки и женщины. Проклятье! Я знал это точно. Ведь я был одним из них. Или нет? Теперь уже нет. Мы держались шесть дней. Так долго, что даже смешно. Хороший был замок, удобный. И арсенал у гарта не промах, а сам он боец - мне б в сторонке стоять. Только некогда было. Его завалило обломками башни. Грудь... ноги... я рычал, разбирая завалы. Отнес на руках. Хорошо, что темнело. Она не увидит. Не сразу. И время у нас еще было. До рассвета не тронут.
Я - старый, усталый, смертельно усталый солдат. Я никогда не верил, что там, за гранью, есть что-то. Не верил до этого самого дня. До ночи и проклятого трижды рассвета. Не верил!
Гарт снял перстень и тихо шепнул:
- Доверяю...
Я даже не понял. Она улыбнулась.
- Меня! - Закрыла ему глаза и вышла со мною на стену. Плечо к плечу, как будто так было всегда.
Ее прошило стрелой. Бесшумно, мгновенно. Я не успел подхватить, не сумел. Я дрался за каждую пядь, за камни, политые кровью. За замок в излучине тихой реки, за любовь и за твердую веру.
'Ну, что же вы медлите? Ведь меня уже ждут! Распахнуты двери, хозяин стоит на пороге. Уверенный, сильный, красивый. Ждет гостя. В камине пылает огонь, на доске костяные фигурки и наш разговор... нам о многом еще говорить. На кухне хозяйка тихонько поет. Войду, улыбнется, поправит растрепанный локон, испачкав мукою и лоб и висок. Она меня спросит... отвечу...