На рассвете вода прозрачная и студеная, прям - ледяная. В такую не войдешь, вышагивая по мягкому золотому песку, а разве что прыгнешь, с разбегу, бомбочкой, подбадривая себя громким криком. Брызги долетят до верхушек камыша, испуганно метнется в сторону стайка верховодки, дыхание оборвется от холода, страха и восторга. Брр...! Малыш вынырнул на поверхность, отчаянно молотя руками и ногами. Он умел плавать, еще с прошлого лета, и не по-собачьи, как деревенская мелюзга, а по-настоящему, как взрослый. И, пусть, рыжий Петька смеется, что он похож на лягушонка, за которым гонится цапля, ему все равно. Папа говорит, что люди смеются над другими, чтобы скрыть свой страх, а Петька боится реки. Особенно черной заводи, где живет водяной. Нет, не тот водяной, про которого пишут сказки, а огромный, усатый сом. Большущий, вдвое больше Малыша, даже если он встанет на цыпочки и вытянет шею, и старый-престарый. Наверное, такой же древний, как ива над заводью. Старшие мальчишки каждый день плетут из ее ветвей качели, а утром тонкие прутики снова стелются по течению. Однажды Малыш придет к реке ночью и посмотрит, кто же их расплетает, а может ему повезет и он увидит водяного. Обязательно придет, главное не проспать. Решительно поджав губы Малыш поплыл к берегу. Теперь вода уже не казалась ледяной, наоборот, по сравнению с ветерком, она была теплой, словно компот и стоило из нее выбраться, на коже тут же появились мурашки. Обхватив себя за плечи, Малыш вприпрыжку побежал по крутой тропинке на обрыв. Сюда уже успело добраться солнце и сосны грелись, осторожно стряхивая с иголок последние капельки росы. Если лечь на колючий ковер и долго смотреть вверх, то можно увидеть, как растут деревья. Они становятся все выше и выше, почти задевая облака. Папа говорит, что время можно посчитать по колечкам на спиленной ветке, а еще, что желтые Мамины бусы сделаны из сосновой смолы. Убедившись, что поблизости никого Малыш направился к "своей" сосне. Под сломанным сучком, на чешуйчатой коре, висела оранжевая капля, в мутной глубине которой, замерла большая зеленая муха. Красиво. Маме точно понравится. Сосредоточенно хмурясь, Малыш потрогал каплю пальцем и вздохнул. Ох, и долго же сохнет этот янтарь. Но до выходных еще целых три дня, а Мама приедет только в субботу. Он немного посидел на корточках, наблюдая за муравьями, показал язык болтливой сороке и вернулся обратно к реке. Сандалии обувать не стал, чтоб не топать по крыльцу, когда прибежит домой, авось Дед еще спит... Не повезло. Дед встретил его возле калитки, сердито уперев руки в бока.
До завтрака Малыш печально простоял в углу, изредка потирая ухо. Правду сказать уши у него и так оттопыривались, а уж после дедовых внушений за самовольное купание - подавно. Дед листал газету, Бабушка накрывала на стол и, проходя мимо угла, норовила приласкать насупленного внука. Малыш шмыгал носом, но из угла не выходил. Не положено. Да, и не хотелось. Все равно теперь придется весь день читать толстую, скучную книжку без картинок, а ведь собирались идти с Дедом за реку, на баштан. Эх... Малыш так горько шмыгнул носом, что Дед, глянув на него поверх газеты, усмехнулся:
- Ладно, арестант, садись к столу. Но, чтоб съел все до крошки, а не по тарелке размазал, иначе дыни без тебя выбирать уйду.
Малыш просиял:
- А, удочки возьмем?
- Возьмем.
- И чучело из Бабушкиного нового платья сделаем, чтоб вороны боялись?
Дед странно хрюкнул, прячась за газетой, а Бабушка, обернувшись от плиты, погрозила ему пальцем.
- А, слепых котят у тети Тани зайдем посмотреть? - выпалил Малыш. И чувствуя, что сейчас может получить прощение за все уже совершенные и еще только задуманные шалости, лукаво спросил:
- Но, я же наказан?
- Наказан, - проворчал Дед и почему-то грустно добавил:
- Только детство, оно не всегда будет, а в угол тебя жизнь еще не раз загонит, поверь...