Большая зеленая черепаха медленно выползла на коралловую отмель, оставляя за собой широкий извилистый след. Кикуи замедлил шаг, наблюдая, как мощные лапы разгребают горячий белый песок. Пройдет несколько лун, и сотни крохотных, аспидно-черных черепашек устремятся к воде. Так было всегда. Так повелели боги. Взгляд Кикуи скользнул вдоль пляжа. Над трепещущими верхушками пальм поднимались струйки дыма. Третий день пируют благородные алии, пытаясь грохотом барабанов заглушить рокочущую злобу. Им тесно на этом клочке суши, окаймленном пеной прибоя. И страх, липкий как паутина, опутал деревню. Кикуи судорожно вздохнул, не замечая, что пальцы его рвут висящую на груди леи. Он слаб, и слова его значат для молодых наследников не больше чем стрекот цикады. Не сегодня-завтра они вцепятся друг другу в горло, и тогда... Он вздрогнул, заметив, что лепестки гибискуса окрасили ладони в пурпурный цвет. Не зря королева Мотуаро так цеплялась за жизнь. Не зря иступлено звала богов, чтобы образумить своих сыновей. Но боги безмолвствуют. Они дремлют в лазоревой дымке, где волны сливаются с небом и только ночью, когда стихает гром барабанов, Кикуи чувствует на себе их пристальный взгляд. Пусть молодые алии твердят, что зря горит драгоценная копра. Пусть смеются над глупым жрецом. Кикуи все равно. Но знает, что зов не останется без ответа. И потому, ночь за ночью он зажигает на берегу костер, призывая богов.
...
- Дура!
От гневного крика жалобно дребезжат стекла в старом шкафу.
- Целый месяц работы псу под хвост из-за твоей дурости!
- Виктор Сергеич, - всхлипывает забившаяся в угол лаборатории практикантка. - Я не хотела.
- Хотела! - мужчина шарахается от собственного отражения в пыльном зеркале. Перекошенное лицо, безумный блеск в глазах. - Думаешь, я не знаю, как вы меня называете? Психованный Малдер! Так ведь?
Девчонка усмехается, на всякий случай, отступая к двери. В щелочку за происходящим следят три пары глаз.
- Можешь больше не приходить, - устало вздыхает мужчина, вытаскивая из стола зачетку. - Ты свое дело сделала. Довела меня до припадка.
Подхватив зачетку, она исчезает за дверью. Несколько секунд тишины. Затем противный завывающий голос, усиленный эхом пустого коридора:
- Истина где-то рядом!
Топот бегущих ног и издевательский смех.
Брошенная в бессильной ярости ручка ударяется о дверь.
Вот уже четвертый год за Виктором закрепилась репутация безнадежно свихнувшегося на зеленых человечках. Тот единственный точечный сигнал так и не повторился. Эйфория схлынула, оставив привкус желчи. Коллеги и начальство покачав головами, признали свою ошибку. И только он уперся методично обшаривая эфир. Пусть хохочут в спину и крутят пальцем у виска. Он уже привык. Привык к напряженному изматывающему ожиданию ответа на зов.
...
Кикуи показалось, что кто-то встряхнул его за плечо. Он вскочил, протирая воспаленные глаза. Рядом догорал костер, выпуская к перламутровому небу тающий дымный шлейф. Над пляжем, танцуя, скользнула синяя бабочка. Бездумно глядя на нее, Кикуи поднял голову и затаил дыхание. На горизонте появилась темная точка. Одна, две, три. Он простер дрожащие руки к волнам. Эти летящие на белых крыльях каноэ, каждое из которых больше всех тростниковых хижин деревни. Боги!
Низко склонившись Кикуи протянул богам душистое леи. Мудрые, всемогущие боги! Один из них оттолкнув жреца, подошел к костру и захохотал, пнув ногой тлеющую головешку. Вот что заставило их свернуть с пути. Вот что манило и звало их во тьме тропической ночи.
...
Налив кофе Виктор раздраженно стряхивает с газеты хлебные крошки. Крупные заголовки лезут в глаза. 'Перестрелка в студенческом городке'. 'Взрыв в метро'. 'Кабинет министров рассматривает вопрос о легализации легких наркотиков'.
- Безумный мир, - бормочет мужчина, швыряя скомканную газету в мусор.
Его пальцы привычно скользят по клавиатуре, проверяя настройки приборов. Кофе отдает горелой резиной и, брезгливо скривившись, он выливает остатки в пустой цветочный вазон. Внезапно он настораживается. Притупленное многолетним ожиданием сознание не сразу реагирует на пульсирующий сигнал в уголке монитора. Медленно, будто во сне, падет на пол чашка. Сигнал нарастает. На остальных мониторах извиваются кривые показателей. Трясущимися руками Виктор вырывает из принтера распечатку. Требовательно, пронзительно звенит телефон внутренней связи. Он машинально поднимает трубку, пытается что-то сказать и замирает, недоверчиво вслушиваясь в истеричный крик собеседника:
- Витек! Это обсерватория... Ты слышишь? Я засек объект! Расчет траектории... Ты должен это видеть!
- Я звал их четыре года, - шепчет Виктор, прижимая трубку плечом и лихорадочно шаря в столе в поисках валидола.
- Я звал их...
...
Кикуи был стар и потому умер быстро. Он не увидел, как горели тростниковые хижины, как благородных алии вязали словно свиней. Он не увидел, как безжалостны были те, кого он звал...