Александров Арсений Александрович : другие произведения.

Метрограмма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Согласно одной из легенд, в начале XXI века шахтеры Донбасса нашли глубоко под землей усыпальницу Прометея. Разбуженный титан снова сжалился над людьми, но на сей раз научил их разжигать и хранить огонь внутри себя самих. Как бы там ни было, новое поколение жителей Северного Приазовья - особенные люди. Жизнь их полна особого смысла, символом которого стало Виртуальное донецкое метро. "Метрограмма" - не утопия и не антиутопия, это - квазиутопия. Это книга о путешествии, где каждый шаг - рискованная операция на судьбах героев.

   Метрограмма

роман-квазиутопия

Список глав

      -- Станция "Белая рубка"
      -- Станция "Qлан"
      -- Станция "Отель "Склеп""
      -- Станция "Северный радар"
      -- Станция "Поселок Гейзерный"
      -- Станция "Тупик"
      -- Станция "Софронова чаща"
      -- Станция "Кроты"
      -- Станция "Последнее депо"
      -- Вьюжное
      -- Станция "Торсионная"
      -- Станция "Ночная"
      -- Станция "Корпорация "Расум""
      -- Станция "Южные склоны" (Бар "Текущий трюм")
      -- Станция "Заперевальная"
      -- Клуб "Дисперсус"
      -- Станция "Волчково поле"
      -- Станция "Республика Интерда"
      -- Станция "Лета"
      -- Станция "Донецкий кремль"
      -- ЦОД VM
      -- АР 1
      -- АР 2
      -- АР 3
      -- ГАР 1
      -- ГАР 2
      -- ГАР 3
      -- СГАР
   Словарь
   Приставка "без"
  
  

Белая рубка

  
   Закончив молитву, Русик зашторил зеркало и увидел, что за письменным стеклом раскрылся лимонный венчик, это Женя звала его в "Medium".
   - Ау, Жень, покажись.
   - Нет - отвечала та - плохо выгляжу, не покажусь.
   - И голос тоже не очень. Так может, и говорить не будем теперь?
   - Не будем. Ты можешь встретиться со мной?
   - Значит, в полный рост лучше выглядишь? Ладно, где?
   - Мне все равно, лишь бы скорее.
   - Станция Белая рубка, можешь выезжать.
   - Да, Русик, спасибо.
   Лепестки трансгенного цветка за стеклом сжались в желтый комочек.
  
   Над сияющим айсбергом павильона Белой рубки вскрикивали чайки. Под левым рулем, на площадке с видом на вереницу терриконов, Женя взяла Русика за руку.
   - Здесь ветер, давай пойдем вниз.
   На пристани у топоровидного пруда тихо шевелился флаг.
   - Говоришь, выглядишь плохо - сказал Руслан, слушая теплую дрожь Жениной руки - у тебя глаза как две норки...
   Девушка прижала свободную ладонь к лицу и часто закивала, рыдая.
  
   Сталкиваясь и пружиня, дистанционные купола церкви Прозрения горняков на горизонте рвались в небо. Женя говорила быстро и глухо.
   - Моего Алика забрали "кроты", потому что он сам "крот", я это точно узнала, и наш ребенок будет "кротом", аборт уже делать поздно.
   - То есть, его отец...
   - Да, он был тогда на стадионе и его задело. Не сильно, как других, но он потом менялся. А у них же тяга к продолжению рода раз в год неимоверная, он Алику передал эти гены, я уже точно знаю.
   - Что с Аликом будет?
   - Что со всеми "кротами": будет жить в земле, вылезать, когда играет команда их проклятая новая. Он будет вместе с отцом людей ловить и - последние слова Жени размякли от слез - приносить в жертву, чтобы эти уроды выиграли...
   - Но Алик ведь не был...
   - Это начинается не сразу, но если началось, нельзя остановить. Говорят, что нужна огромная воля самого человека, чтобы он "кротом" не стал, а он уже не захочет, потому что уже не человек.
   Надо же, какая легкая у них выправка - думал Руслан, глядя, как дети-подводники выгружают детали из биохода - а если чьи-то родители тоже глотнули кодированной волны, то ведь страшно закончится молодая счастливая жизнь. Оттянется нос, потеряются в твердых карманах глаза, ороговеют пальцы...
   Он повернулся к Жене.
   - Когда ты все это узнала?
   - Вчера вечером, Русь. Я искала Алика, мне подсказали, где найти его мать. Она в психушке...
   - Все-все, в метро поплачешь, если надо. Поехали к врачам.
  
   - Женя, вы приблизительно можете сказать, где сидел дед вашего ребенка на том матче?
   - Я знаю только со слов его жены, она там не была. Говорит, не слишком близко от семесников.
   - От кого?
   - От "сильных мира сего", мы их так называем - подсказал Руслан.
   - Ага. Вот, смотрите - доктор вызвал синобраз стадиона и окрестностей, какими они были в день роковой игры - вот отсюда, из пушки времен войны, шел сигнал. Его направили на VIP-трибуну, а на периферии интенсивность падала, и чем дальше, тем слабее. Мы у себя обследовали многих пострадавших, самые хорошие показатели у тех, кто был в этом секторе, хуже, если здесь и здесь.
   Русик почувствовал, что Женя опять с трудом владеет собой.
   - Доктор - проговорила она - извините, я не могу вам сказать ничего, кроме того, что знаю. Но я чувствую, что мой ребенок уже не человек. Я читала, что через поколение это может проявляться еще сильнее, и... - Женя подавилась голосом, и быстрым взглядом в потолок врач включил адронный резонатор.
  
   Руслан ждал Женю в холле и разглядывал "Микроскоп прикованный" на узком графитовом столбике. Когда она вышла, то, не глядя по сторонам, села на стул, аккуратно сняла бахилы, выбросила в урну и вытерла пальцы влажной салфеткой.
   Руслан молча стал снимать свои бахилы. Женя поглядела на него сухими, цвета крепкой серной кислоты глазами.
   - У меня внутри "крот". Совершенно точно. Пока ничего сделать не могут. Может родиться нормальным и поменяться потом, а может сразу. Тогда - не родится...
   - Дай мне салфетку - Руслан отер чистые пальцы - чем таким приятным они их смачивают? Зато для тебя теперь этот запах навсегда станет запахом твоего диагноза...
   - Русик - еле слышно произнесла Женя - а за что мне это? Кто мне скажет?
   - Твой вопрос теперь другой: не почему так случилось, а - для чего. Думаешь, Всевышний твоей беды не знает, или, может, просто поиздеваться решил? Исключено, Жень. Для тебя понять, зачем это случилось - значит понять, зачем вообще весь наш мир, и мы в придачу. Врачи свое сказали, хорошо, пойдем к шарлатанам. И приосанься, а то ссутулилась как микроскоп.
   Друзья вышли из клиники, над их головами расстроенной струной прозвенел поезд Лимонный дракон.
   - А я, знаешь, аватара ему уже завела на "VM".
   - Кому - кротенку своему?
   - Да, прикалывалась...
  

*

  
   Стихотворение, которое Руслан написал после этой встречи:
  
   ах, в Донбассе безумствуют кланы,
цеппелины до боли гудят,
и все чаще безвинные мамы
для себя нарождают ребят.

вниз от Вождей, по дорожке первой,
площадка, где все босиком,
Минерва смотрит на нас из шлема,
гадает, поди, кто каков.

на станции Гладковский клевер
ветреная погодка.
где детская ходит подлодка,
на пристани мы присели.

- говоришь, где взялась эта мода,
эти кадры с дымком сигаретным?
так, в поселочке Назаретном
у ракетного у завода.

на краю ойкумены, где бабы слепы,
горизонт - миражи квартирные...
попробуй, подруга, вот этой тропы,
ее нынче затемно разминировали
  

Qлан

  
   Звук траков отцовского кресла часто слышался Максиму в камере депривации, когда из ума выдыхалось время и по стенкам капилляров шуршали кровяные тельца.
   Этой ночью кабинет отца встретил Максима не шелестом резиновых гусениц, а ноктюрном Шопена из колонок в виде женских грудей. В звездном куполе комнаты нежно розово светились их соски, а силуэт в кресле казался мертвым звездолетом.
   - Заходи, Максим, садись, послушай музыку, пускай глаза привыкнут. А то, если включим свет, у меня из глаз мозги потекут.
   Сквозь звуки рояля Максим расслышал нежное всхлипывание, это отец дышал закисью из мундштука. Внеплановый сеанс только что закончился.
   - Ты, сынку, намедни сам понял: обуздать стихиалию пана Фарадея, это не маму его установить в коленно-локтевую... Но у тебя другого пути нет. И когда я освобожусь от времени, эта гидота пристанет к тебе, - тогда, или мегаватты генерируй во славу Qлана, или станешь головешкой раньше, чем боль перестанешь чувствовать.
   Василий Олегович погасил колонки и громко затянулся закисью. Максим знал: так резко отец говорит от боли. Мощность последних сеансов индукции перехлестывала за девяносто мегаватт. Сколько этой энергии бушевало в теле главы Qлана, вряд ли знала даже сущность, которой он был одержим.
   - Ты же убедился, папа: я готов уже взять на себя сеансы, по крайней мере, плановые.
   Траки зашуршали: Василий Олегович приблизился к сыну и погрозил пухлой серой перчаткой. Сколько целых пальцев осталось в ней сейчас, Максим не знал.
   - Вперед себе в пекло не пущу! Мне-то не поможет уже никакая медицина, а у тебя, кажется, теперь есть возможность вытравить из себя эту блядскую турбину. В чем там дело, я сам пока не знаю, но мне точно есть резон еще подержать эту гадину за хвост. Кстати, могу тебе, как будущему главе Qлана, рассказать, где она вылезла в нашем городе. Хочешь?
   - Расскажи.
   - Было такое место, где люди, в групповом времени варились как раки, и все пытались у земных недр и у своих душ урвать больше, чем обратно могли вложить. Вот там, под ржавой градирней, твой дед и стал индуктором.
   - Где это?
   - Ты же в курсе, что Донецк построили, чтобы ловчее потрошить эту планету и металл варить. А еще, особенно перед Прорывом, было много любителей варить наркоту - это чтобы себе души потрошить. Выгодное, тоже, дело, на первых порах. Правда, пришлось для них специально построить аж целый больничный городок, как раз под металлургическим заводом. Промзона там не огорожена была, трамвай ходил по насыпи, а кругом угодья наркоманские: полянки, тропы... Ампул там в земле больше, нежели червей.
   И вот, среди этого великолепия, поздним вечером, сильно выпивши, твой дед идет из цеха на остановку. Ему тогда повезло, что ночь была теплой, потому что там, возле градирни, он без сознания лежал до утра.
   - Это и был первый контакт?
   - Да, потом были контакты, и опыты, и психиатры, и медная пирамида, где его семесники поджаривали в торсионном поле, пока не убедились, что промышленный шаманизм не коммерческий проект, а генетический...
   Но - Василий Олегович поднес перчатку к глухим очкам - и после той пирамиды батька мой лучше выглядел, чем я теперь. А потом оказалось, что эта напасть привязана к той горке из металлолома, там, наверное, тоже свое торсионное поле. Тогда наши благодетели приказали ту срань разобрать и заново собрать здесь, прямо под индукторной. Сеансы после этого стали не такими убойными.
   А с тобой ситуация хуже. Мы твои гены шерстили вдоль и поперек, и смею уверить, что сгоришь ты за несколько сеансов похлеще моего. Так что, не спеши пока...
   Отец сделал на кресле узкий круг и сквозь стену искусственной ночи въехал к себе в наркозную.
   Вдруг от воркующей, невыразимо тоскливой трели, зарябили звездные гроздья вокруг: это снаружи трансгенный сверчок начинал отпевать настоящую ночь.
  
   Цитоподушка под босыми ногами Максима стала ребристой и теплой. Балдахин адронного резонатора медленно спустился до колен.
   Станция Qлан. Внимание, дамы - сказал будущий глава Qлана, и снизу навстречу ему двинулся ряд богато раздетых женщин. Червяком сквозь плоды в их руках шел электрический провод.
  
   - Сынок, помнишь, ты спрашивал, что такое свобода от времени? - на малой глубине, память еще немного двоилась, и некоторые слова отца казались непривычными.
   Над столом в светлом кабинете парил синобраз откуда-то из-под воды.
   - Это наш пруд - сказал отец - вот, гляди, может быть, одна из твоих знакомых лягушек.
   Лягнув ногами воду, незнакомая Максиму крапчатая амфибия поплыла вверх, а камеры - следом за ней.
   - Сейчас мы посмотрим с тобой, как охотятся водяные жуки-загонщики. Смотри, нам выделяют источники одинаковых колебаний. Их жуки производят своими отростками, которые у них вместо крылышек. Другие жуки эти колебания чувствуют и знают, кто из них где находится. Их задача: большим, так сказать, коллективом, особей до сорока, одновременно напасть на лягушку. Вот, видишь - вокруг жертвы, высунувшей морду за верхний край синобраза, роились красные точки.
   - Один загонщик лягушке ничего не сделает, и двое тоже, и трех мало. Но яд нескольких десятков жуков ее убьет. И тогда самка прогрызет ей кожу и отложит яйца.
   Красные точки скопились вокруг обреченного темного тела. Максиму стало жутко: задние ноги животного показались ему двумя уродливыми пальцами, щекочущими собственную смерть.
   В один миг все красные искры впились в лягушачью кожу. Амфибия забилась, камеры запрыгали, картина смазалась и Василий Олегович выключил синобраз.
   - Лягушку спасти нельзя? - спросил Максим.
   - Нет, лягушка нас об этом не просила - улыбнулся отец - наша задача другая: постараться понять, что такое время и с чем его едят. Понимаешь, Макс, время - это то, что с нами происходит. Его создают наши души, а тела им в этом помогают. Когда соединяются душа и тело, то рождается человек. Он дышит, а значит, уже творит свое время. А потом человек учится думать и совершать поступки, как ты сейчас. И как раз сейчас тебе предстоит сделать выбор: чем для тебя станет время.
   - Лягушкино время закончилось? - спросил Максим, которому хотелось посмотреть еще синобразов, хоть и жутких, а не выбирать, чем станет время.
   - Да, лягушка свой выбор сделала, я ей помог в этом. А теперь хочу помочь тебе. Когда-то, Максим, у нас в Донбассе, как везде, люди считали, что время для всех одно и то же, как вода для всех лягушек нашего пруда. Кто-то хорошо умел в таком времени плавать, но большинство барахтались кое как. А еще люди считали, что время - такой круглолицый идол, который питается батарейками, и если не давать ему батареек, он сойдет с ума и нельзя будет понять, какой теперь день или час, - память уже не двоилась, и Максим рассмеялся детской шутке тогда еще ходячего отца.
   - А потом, сынок, в нашем краю изменилось что-то. Появились люди, которым непонятно было, зачем все должны молиться этому идолу, когда время - это мы сами и есть!
   - И что стало с тем круглолицым?
   - Он жив-здоров, ему и теперь хватает почитателей. Но, когда новые люди выросли, научились думать, он просто перестал обращать на них, то есть, на нас внимание.
   - Значит, мы тоже такие?
   - Таким были твои дедушка с бабушкой, и мы с мамой такие. Я думаю, и ты тоже, поэтому рассказываю тебе об этом. Запоминай, Максим, наше время - это только то, чего мы достигли в жизни. Каждый из нас, как тот жук-загонщик, может творить вокруг себя свое время, и при этом такого достигать, что поклонникам того идола даже не снилось! Например, мы с дедом умеем добывать много электричества, и прямо из рук пускать в провода. Но для этого нам нужны и другие "загонщики".
  
   - Здорово, жук мой верный! - воскликнул Максим, отрясая воспоминание.
   - И тебе жужжать, не пережужжать! - отозвался Руслан из вестибюля станции Qлан - да будут милостивы к тебе суррогатная Мнемозина и духи адронного резонанса: под их союзным покровительством ты сможешь, не выходя из дома, не только ложить на все проблемы, но также иметь все богатства мира.
   - У меня был тяжелый разговор с папой, так что, как раз теперь я бы с тобой прошелся снаружи.
   - Добро, только сначала давай прокатимся по этой галлюцинаторной подземке, навестим кое-кого.
  

Отель "Склеп"

  
   Вагон поезда Дракон Антрацит как будто был вырублен вместе с сидениями в угольном пласту.
   - Макс, как тебе интерьер? - спросил Руслан.
   - Как папин кабинет после того, как трансформаторы взорвутся в Индукторной.
   - Я сам любитель видов с птичьего полета, но в окно тебе смотреть не дам. Потому что хочу в твоих одержимых глазах видеть понимание моих слов.
   - Тогда, пожалуйста, поехали мигом, наверху пройдемся и расскажешь.
   В следующий миг из павильона станции Отель "Склеп" друзья вышли в сумерки виртуальной окраины юга Донецка.
   - Что за отель "Склеп"?
   - Маленький, мрачный, стильный. Бывшая котельная. Сюда селятся люди в разных отчаянных положениях, уходят в глубокий резонанс и ждут, когда снаружи полегчает. Но здесь мы сам отель не увидим, наш интерфейс отдельно. Это мы сейчас на Аллее искусственных луж.
   - Где ты слово такое выкопал? - усмехнулся Максим - на какой станции?
   - Какое слово?
   - "Интерфейс".
   Ажурные лужи на их пути воспалялись тревожным светом.
   - Предлагаю тебе, Максим Васильевич, разбудить спящую красавицу, которая заведомо не скажет: "Как долго я тебя, чувак, ждала". Но будить необходимо, потому что внутри нее растет маленький мутант, и рожать ей в адронном сне дело гиблое.
   - Ясно. Ты решил, что наяву ей нужен еще один мутант, чтобы скорее родила?
   - И зовут ее Женя. Она, в отличие от нас, не чистый продукт Прорыва, а несчастный гибрид. Но мы с тобой сможем помочь ей больше, чем ее родители, например. Дело в том, что Женя беременна "кротом" в третьем поколении. Помнишь эту историю?
   - При Прорыве, когда народные мстители записали мезозвук и ухнули по семесникам на стадионе?
   - Ну, те-то сразу превратились в непонятно что, несовместимое с жизнью. А донецкие болельщики, которые дальше сидели, мутировали в "кротов", одни меньше, другие больше.
   - Дальше понятно: кавалер твоей знакомой предпочел не знакомить ее с папой, у которого жвалы, и хрен знает что...
   - Жвал у них нет, но есть непреодолимое стремление оставить потомство, потому что такой закон природы даже Прорыв не отменил.
   - Это верно...
   Максим задержался у лужи в виде ладони с горящим на ней светлячком.
   - Продолжать род, чтобы было кому приносить людей в жертву команде по игре в мяч...
   - Они сами жертвы мировоззрения своих родителей. Ты знаешь Лёвушку из Синего дракона?
   - Не слышал.
   - Был учителем истории в одной донецкой школе. А поскольку Прорыв на школьную программу не повлиял, но привел к созданию VM, то он в своей школе стал работать дворником, а в остальное время катался в Синем драконе, читал и рассказывал истории своим попутчикам.
   - Если бы я шатался по вагонам Синего, то когда бы я свою безумную тягу к размножению за нос водил?
   - И вот, как-то Лёвушка рассказывал о Прорыве на примере "Хроник Нарнии".
   - Представь, читал, даже помню оттуда два слова: "хроника" и "Нарния".
   - Это метафорическая Библия для детей от английского пастора Льюиса. Нарния символизирует мир со всеми чудесами, а ее создатель, лев Аслан - Господа Вседержителя. А юные короли - это люди, которых Он приводит в мир, как хозяев добрых и разумных.
   - Вспомнил, еще там были мутанты, в том числе, кажется, даже кроты...
   - Бобры, мой друг, они болели за другую команду. Тем не менее, вся эта веселая фауна символизирует людей с их захерами, в том числе, всех порождений Прорыва.
   - Которых ты назвал только что "продуктами". Продолжай...
   - Напомню, юные короли давали присягу всем тварям уважать их природу, ибо они созданы Великим Котом. А что касается продукта, то так оно и есть, притом, что я продукт более качественный, а ты - менее.
   - Еще бы, это же не твоему деду персонифицированная электромагнитная индукция забралась аж в седьмые яйца.
   - И еще я живу так, как мне нужно, а не зациклен на идеалах семьи, которая мордовала тебя депривацией, чтобы твое личное время не превратилось в опухшего дядьку. Кстати, рекомендую: этот номер "Склепа" сделан по моему эскизу - Руслан нагнулся над громадными наручными часами с дорожным люком вместо крышки циферблата, и покрутил ручку завода на ободе. Крышка рывком отскочила, подрагивая на петлях - Женя спит внутри. Полезай, мой друг, погляди, что можно сделать. Ну, хотя бы, во имя Прорыва...
   Максим засмеялся:
   - Идол времени настиг и поглотил наследника Qлана. Скажи хотя бы, что выход из этого склепа не ведет через Хроносову жопу.
  
   - Русик-то наворотил - сказал Максим вслух - я думал, тут гроб хрустальный на цепях.
   Хлюпая черной жижей, он подошел. На проеденном ржавчиной краю короба торчали кнопки адронного резонатора.
   Уснула ты, девочка, раньше, чем забыла свою беду - подумал он, глядя в худощавое лицо - спинка носа, ни впадинки, ни горбинки, плавная...
   Режущее чувство прилива индукции чуть не выбило Максима из резонанса, и, судорожно жмурясь, он увидел цвета "яблочного узвара" глаза за закрытыми веками девушки.
  
   В виртуальном пространстве такое с ним случалось впервые. Корчась, как раненный в живот, Максим выбрался на тротуар и прижался к жестким звеньям браслета. Отсюда можно было выходить прямо в реальность.
   Но первые спазмы уже кончались. Максим крикливо откашлялся, разжал застывшие пальцы и встал над черным циферблатом. Бледное зарево от синобраза в нем похоже было на лицо в круглой черной бороде.
   - Готовьте сеанс, я уже на подходе - передал он наружу дежурному Qлана, присел над люком и спустил на ступеньку ноги.
   В отстойнике все еще болтались густые волны. Максим присел на холодный край короба. Русые волосы Жени чуть шевелились, наверное, это горничная сейчас проветривала номер.
   Максим задал программу и осторожно положил руку на бугорок под грязным одеялом. Из-за стихшей ряби от резонансных экранов смотрели на него тревожные, цвета "яблочного узвара" глаза. Qлановец прижал палец к губам.
   - Женя - заговорил он тихо - я только что вывел тебя в верхний резонанс. В реальности ты нашу встречу помнить не будешь, пока я тебе не скажу два особенных слова. Я не знаю, чем тебе помочь, остаться тоже не могу. Меня... тошнит электрическим током... Но зато - он не понимал, зачем говорит эти слова, зато я знаю, что такое быть во времени. Это значит непоправимое делать поправимым. А говорю с тобой сейчас, потому что - новый жгучий спазм затопил тело наследника Qлана, и сведенные пальцы протянулись к пульту - потому что... яблочный узвар...
  

Северный Радар

  
   - Если вы здесь, то, скорее всего, впервые. После моих экскурсий люди редко тратят время на путешествия по виртуальному Донецку. Истинно вам говорю: Донецк реальный, или, как мы обычно говорим, наружный, куда интереснее, хотя бы потому, что в нем запросто можно встретить вашего реального и покорного слугу - как всегда, Руслан тянул время для тех, кто опаздывал.
   - В отличие от Сергея Довлатова, я веду экскурсии не потому, что не за что опохмелиться, но - исключительно для удовольствия, а позволить себе это могу благодаря последнему из моих потенциальных работодателей. Когда-то, прочитав мое резюме, этот господин сказал: "Да вы, молодой человек, летун". Я ответил: "Да - я создан для полета так же, как вы - для ползанья", и с тех пор делаю только то, что приносит мне радость. А последняя тогда лишь в радость, когда ею делишься. Посему, приступим к теме: "Донецкое Виртуальное метро в контексте Прорыва".
   Руслан говорил по-русски, не зная, на каких еще языках звучит его голос для пассажиров. Несколько, идеально безполых и подчеркнуто модельных аватаров точно были с Запада. А двухголовый, что крутит по сторонам симметричными разными лицами, конечно, гражданин WWW, и значит, ушами читает свою двадцативосьмизвучную азбуку.
   - Как раз именно с Прорывом приходится связывать тот факт, что у каждого из вас, друзья, может быть свое собственное отношение к понятию времени. Поэтому, говоря о VM, я буду пользоваться традиционной хронологией, согласно которой, в частности, ходят поезда наружного Донецкого метрополитена.
  
   Из группы аватаров на Руслана внимательно и тяжело смотрела высокая брюнетка в черной водолазке и обручем с ушами Анубиса в волосах. На ее груди висела фляга-бинокль, из которой можно пить вдвоем. Эскиз этой вещи Руслан недавно сделал сам.
   - Так вот, в нулевых годах нашего тысячелетия произошло следующее. Во-первых, научно-технический прогресс устремился по двум главным руслам: электроники и генной инженерии. Именно в этом "двуречьи" теперь шло развитие цивилизации людей. Тем временем, в Донецке, городе двуречья Кальмиуса и Бахмутки, до крайности неприличной стала ситуация с постройкой метрополитена: за десять лет выкопали две станции, да и те затопили грунтовые воды. Знать, почему так вышло, нам уже незачем. Интересно другое: именно тогда, в нулевых годах, возник и стал развиваться проект "Метро 2033". Напомню, начался он с романа москвича Глуховского, где по легенде, после атомной войны в Москве спаслись только пассажиры подземки. Запасы и техника метро позволили создать в нем подобие цивилизации. В этическом плане опус вызывает сомнения: согласитесь, погубить шесть миллиардов землян для оригинального сюжета не решился бы даже Гитлер, помноженный на Ясира Арафата. Тем не менее, книга стала триггер-фактором грандиозного сетевого проекта всех видов творчества. Это было первое виртуальное метро, но, увы, антиутопическое.
   Один из создателей нашего VM уверяет: идея родилась у него до знакомства с "2033", а именно, когда, опоздав на работу, он услышал от начальника: "Если пробки мешают, езди на метро!"
   Так или иначе, несколько человек в запруженном автомобилями городе решили создать портал виртуальных экскурсий и присутствия на культурных событиях Донецка, и для пущей оригинальности объединить значимые места метрополитеном.
   Напомню, что тогда большая часть сетевого продукта являла собой двумерную картинку на плоском экране, и это отчасти облегчало создателям задачу. Необходимое видео на первых порах снимали в ближайших подземках: киевской и харьковской.
   Мощно сложенный мужчина деловито кивнул верхушкой кактуса пейота, выступающей из-под распиленного черепа.
   - Принципы серфинга в VM изначально были теми же, что и сейчас: пользователь выбирал на карте павильон и смотрел интерактивный ролик о том, как, вдоль щитов с анонсами городских событий он едет на эскалаторе, ходит по станции-музею, а если торопится, то сразу вызывает поезд. Называть поезда Драконами разных цветов тоже начали сразу. Тогда же воплотили счастливую идею сделать вагоны местами знакомств виртуальных попутчиков. Для этого на первых порах использовали вагонные окна. Слабость иллюзии присутствия, до некоторой степени, возмещал своеобразный пикантный драматизм: ход поезда можно было ускорить, но не замедлить.
   Голый младенец на ходулях засмеялся громко и коротко, будто чирикнул.
   - Видя, как неспешно строится в Донецке реальное метро, творцы VM не стали ориентироваться на его схему, где линии, пересекаясь, рисовали фигуру циррозной печени. Первые линии "виртуалки" привязали к объектам культуры, образования и, так называемого, местного самоуправления. То бишь, на выходе: экскурсии, концерты, лекции, заседания. Богослужения... Позже "станциями" стали называть не только виртуальные вестибюли, но окрестности их павильонов на поверхности. А мы, таким образом, вплотную подошли к теме Прорыва.
   Несколько экскурсантов запрокинули головы и выпустили салюты изо ртов. Сам Руслан таких нравов не понимал, но по части внешнего вида в VM запрещалось, разве что, вплетать фекалии в пейсы.
   - Даже если никакого Прорыва не было, это не мешает мне дать ему определение на основе известных публикаций и личного опыта. Прорывом я называю региональный ароморфоз ноосферы Северного Приазовья. Термины старые: ноосфера - часть космоса, где балом правит человек, ароморфоз - эволюция на принципиально иную, более сложную ступень развития.
   Подтверждений тому в Донбассе не счесть. Прежде всего, это люди, жившие, и особенно рожденные на рубеже нулевых - десятых годов. Обычно для того, чтобы лучше устроиться в жизни, человек подражает успешным действиям окружающих. Но каждый день я вижу множество примеров обратного. Скажу сложно: стремление отыскать и следовать личному, никому, кроме Бога неведомому пути, становится у нас выражением инстинкта выживания. И не только личного! К своей уникальной правде мы идем, как рыбы на нерест, как перелетные птицы - на север домой. Мы даже вспомнили, что время, - само время - рождается нами. Мое время - это немыслимая красота, на которую мне удается указать в грубых земных формах и словах, но - только не сетка, вдоль которой все должны идти в ногу, непонятно куда и зачем.
   Друзья мои - Руслан перевел дух - на фоне этой дикой сетки проект VM не нужен был никому, кроме горстки придурков. На их счастье, сетка прорвалась. Наверное, самым зримым символом Прорыва стало наше Виртуальное метро.
   - Что же вызвало это явление? - спросила барышня в мигающих очках.
   - Пишут разное. Одни - будто бы что донецкие шахтеры под землей нашли мавзолей Прометея и разбудили его дух, Другие - что в Донбассе массово проводили генетические опыты, третьи умозрительно показывают, что таков закономерный итог развития цивилизации. Новый миф о Прометее мне нравится больше всего. Он красиво объясняет, почему не только органический мир, но и неорганика здесь чудеса вытворяет.
   - Почему же тогда только здесь? Ведь, Прометей должен был пробудить всю Землю - пробасил атлет с обвислыми усами, растущими из самой середины щек.
   - Есть, наверное, человек, смысл жизни которого - решение этой загадки. Найдите его, и рано или поздно - ответит. Вернемся же к Виртуальному метро. Городскую железную дорогу в Донецке, вы знаете, построили уже давно, но именно о VM говорят, что в него не войти дважды. Потому что за время вашего путешествия здесь откроют новые станции. "Виртуалка" растет, как трансгенное мясо на подпольных фермах. Разумеется, адронный резонанс, облачные синобразы, цитоподушки, и другое, создают полный эффект присутствия в сетевой игре открытого типа, но движущей силой остается творческая воля тысяч людей.
   - Командир, когда ты нам уже метро покажешь? - спросили из задних рядов.
   - Самое время. Мы на виртуальной станции Северный Радар. В наружном Донецке это - самая оригинальная детская площадка советских времен. Донецкий ландшафтный парк был еще Путиловской рощей, когда на его опушке построили это чудо. Ближний космос тогда активно осваивали, поэтому площадку построили в стиле космических саг фантастов Советского союза. Северным Радаром назвал ее замечательный человек эпохи Прорыва по имени Виталий Сирин. Он утверждал, что здешний мозаичный детский амфитеатр - один из центров общения города с Космосом. А те, кто устроил в центре его водоем и поселил там трансгенные лотосы, уверены, что именно эти цветы усиливают свойства Радара. Мы в VM, поэтому вы можете сидеть на ступенях амфитеатра, но снаружи сюда пускают только детей. Рядом вы видите крепость с детскими горками, одновременно это павильон виртуальной станции Северный Радар.
   Внутри детской крепости, напоминающей, благодаря горкам, бронированного паука, зияла круглая шахта. Ступая в нее, аватары медленно спускались вниз, как цветные хлопья.
   - Я всегда начинаю экскурсии именно отсюда - вещал Руслан - поэтому вокруг себя вы видите сферическую панораму VM. Она похожа на обитаемую галактику, правда, большинство ее станций и веток частная собственность, и мы с вами не можем туда попасть. Вы видите мигающие звезды, это станции, которые создаются именно сейчас.
   Вокруг тех, для кого спуск уже закончился, был теперь необозримый зал с парящими в нем вальяжными тушами ракет-носителей, поджарыми торсами космических спутников, шаттлами, похожими на черепа исполинских летающих рептилий.
   - С мечтой покорения космоса люди, похоже, расстались - говорил Руслан - и сейчас неземная техника - это чистое искусство. Вестибюль Северного Радара один из самых пространных в VM, и если вы знаете модели спутников и ракет, которых здесь нет, говорите мне.
   - Вы здесь начальник? - спросила брюнетка с Анубисовыми ушами.
   - Я один из тех, кому позволено менять интерьер станции. А создавали мы ее вместе с моими друзьями. Вы можете отстать и вдоволь налюбоваться, а можете приехать сюда потом. Поезд Зеленый дракон ждет нас на перроне.
   - Почему именно зеленый? - прошелестела прозрачная тень с цветками портулака на месте глаз.
   - Я бы так сказал: парк "Донецкий" - зеленая чакра Донецка - ответил Русик - напомню, реальность у нас виртуальная, поэтому все аватары поместятся в одном вагоне. Донецкое VM - единственная подземка, где вагоны растут с каждым пассажиром. Поезд будет идти минуту, столько потребуется мне, чтобы представить вам следующую станцию.
   На первом ряду сидений девица в черной водолазке пошевелила в воздухе пальцами:
   - Руслан, можно вопрос?
   - Пожалуйста.
   - В Виртуальном метро были теракты?
   - Слава Богу, их не было в метро реальном, а здесь... теоретически такое возможно, хотя я не слышал.
   - Слушай.
   Руслана ослепило грязно-желтое пламя, звуковым ударом заложило уши, пол вагона подбросил его и ударил о дверь кабины, - выпасть из резонанса не дали натянувшиеся снаружи страховочные ремни. В клубах остро воняющего мочой дыма открылась чернота: за оторванной взрывом кабиной вагона Руслан увидел виртуальный тоннель.
   Держась за поручень, он обрел равновесие. Кабина с полутораметровым обрубком салона неслась, не теряя скорости, багровая лампочка мигала на потолке, горькие клубы копоти высасывало в непроглядную прорву.
   Девица-Анубис стояла рядом.
  

Софронова чаща

  
   Кот притворялся спящим, но выдавало дрожащее ушко: словно ключик аппарата Морзе, оно дотрагивалось до подоконника. В отеле "Склеп" это была одна из немногих комнат с окнами. Осторожно, словно зачерпнув, Русик охватил хитрого зверя ладонями и положил на ковер, тот вытянул передние лапы, выпустил когти, острозубо беззвучно зевнул.
   Русик раскрыл окно. Горизонт заслонял зеленеющий террикон. У его подножия управляемые туманы плавно танцевали на пруду, башенка чьей-то усадьбы поднималась из-за деревьев.
   - Так, Женечка, в такое утро и проснуться не грех - Руслан подошел к глубоко дышащей под балдахином резонатора женщине - ухаживали, гляжу, за тобой хорошо, только что ресницы не красили.
   Он задал программу выхода и сказал, обращаясь к администратору: Принесите кофе с коньяком, или что у вас полагается в таких случаях.
   - Будем выводить? - откликнулся бодрый женский голос.
   - Да, всплывает моя субмаринка.
   - Мы даем специальный коктейль, он хорошо адаптирует к реальности, тем более, в ее положении.
   - Выпить, стало быть, не с кем. Ах, такое утро пропадает...
  
   Стоя у окна в рубашке до колен, Женя пила из кружки теплую жидкость.
   - Очень не хочется спрашивать, но - надо.
   Гладя кота, Руслан кивнул и подмигнул его радостной морде.
   - Сколько спала? Я успел выучиться ходить на карачках, написал балладу о вечном невозвращении, а также узнал, что у Сафроновой чащи появилась станция VM.
   - Старец Никас?
   - Кто ж его знает. Может, там розенкрейцеры, или анонимные онанисты. Почти все, кто там бывал, говорят: кроме зарослей ничего нет. Но в приватной беседе двое паломников мне признались: виртуальный старец Никас есть.
   - И он им помог?
   - Да, правда, подробностей не знаю. Но нам до их подробностей и дела нет.
   - Ты думаешь, стоит?
   - Сама подумай.
   - Да, да, спасибо тебе, Русик...
   Страх надежды - подумала Женя - вот до чего я дожилась.
   - А он, правда, был... художником?
   - Дремучим, друг мой, и притом настолько, что когда решил навсегда осесть под Донецком и купил имение, то не пришлось даже трансгены высаживать, вся чаща выросла сама, из пушки не пробьешь.
   - Слушай, Русь...
   - Оу - отозвался тот, ловко отдергивая руку от кошачьих когтей.
   - Но если он все еще жив, то можно попробовать пройти к нему в реальности.
   - И близко не пустят. Охрана у старца такая, что бейджами пошинкуют, как звать не спросят.
  
   Чудилось ли это Жене, или впрямь, еле слышно, заунывно и вьюжно пел, подвывал под ней эскалатор.
   В павильоне прохладный весенний ветер дул из морщин донецкой степи. Здесь не было стен: четыре сводчатых угла из кирпича, белый круг потолка.
   Женя вышла на крыльцо. Отсюда, с холма, виднелся дальний бугристый холм, закрытым бутоном заострялся в небе террикон. Армада неподвижных облаков сияла над степью.
   Сафронова чаща, низкая, почти совсем черная, хвостом выходила в балку, навстречу тропе от павильона.
   Спускаясь, Женя думала, что всем остальным людям даже невдомек, до чего просто им сейчас выехать из города и брести по холмам, которые вот-вот зацветут на глазах, под каравеллами-облаками, только не к чаще, не к старцу, а туда, куда ноги несут, и глаза глядят. Главное - нет у них этой беды, не растет в животе существо, которое больше всего на свете боишься себе представить.
   Как-то медленно давалась тропинка. Вдоль нее на все стороны безпечно кивали сухие плюмажи тростника.
   Вчера, почти вчера я и сама вот так вот могла - говорила себе Женя.
   Алик, застывшие глаза его матери, равнодушное участие врача...
   И больше теперь не смогу никогда. Потому что или убью своего ребенка, или рожу убийцу...
   Ноги у Жени вдруг словно растворились ниже колен, она осела на узкую тропу. Пальцы забрались в волосы, сжались в кулаки, и боль выдираемых волос вернула женщине подобие самообладания.
   Что-то легонько, потом еще легче коснулось бедра, и, не открывая глаз, Женя поняла, что это потерся кот.
   Она посмотрела. Серый зверь отвернулся и махнул ей хвостом. Затем прыгнул через пригнутую былинку и пошел вбок от тропы. Оглянулся на Женю светло-коричневым глазом, снова махнул хвостом.
   Женя встала. Теперь растворенной казалась ее голова. Кот помедлил, потом прошел еще чуть-чуть, стал, оглянулся.
   Пошатываясь, Женя шагала следом, к зарослям кустов. Перед глазами качалась гнилая гроздь шиповника.
   Звериный хвост широко из стороны в сторону.
   Если знак, значит - так - решила Женя и откинула ветки вместе в гроздью. Котик прыгнул меж двух стволов, она шагнула за ним.
   Здесь не было тропы, но было где идти: ни одна ветка не целилась в глаза, не цеплялась за юбку. В случайных солнечных лучах мерцал впереди седой кончик хвоста проводника. Кругом была чаща: нижние ветви деревьев и кусты, как будто рисовали друг по другу каляки-маляки.
   Ветер наверху был крепким, стволы и толстые ветки скрипели от его усилия, а здесь все отростки словно бы грозили судорожно: "Подожди, сейчас увидишь...". Женя ощутила себя в голой колыбели, качаемой недоброй силой, но уже перестала закрывать лицо ладонями. Кот вдруг прыгнул куда-то вбок, а все ветви остановились разом, и снова закачались, уже под иным ветром.
   Впереди стоял мужчина. Его седые волосы ветер не трогал, Женя сделала два шага навстречу и увидела, что черные усы этого мужчины подкручены стрелками вверх, на нем туфли, штаны и рубашка с узорными рукавами.
   - Евгения? - спросил он.
   Интонацию этого голоса ей потом вспомнить не удалось.
   - Да, меня зовут Женя. Евгения.
   - А меня зовут Никас, старый противник сетевого общения, сетевых шашней, когда-то служитель муз, а теперь - одного Господа. Ты садись - он показал, и справа от себя Женя увидела крохотную полянку с двумя старинными деревянными стульями.
   - Садись. Говори. Ты же ко мне пришла, к старцу Никасу, который Софронов. Говори.
   Женя не могла придумать, что ей говорить. Этот старик, знавший, как ее зовут, наверное, знал о ней и то, чего не знала она сама. Но нельзя было долго молчать.
   - Я знаю, что вы были известным художником, а теперь вас почитают как святого, правда, простите, не ясно даже, какой религии вы принадлежите.
   Никас жестом показал Жене на стул и сказал:
   - Доченька, религий в мире - все равно, что компаний транснациональных. И если к Господу относиться как к бренду, поневоле становишься потребителем: потребляешь меньше, чем платишь и не то, чего хочешь. Что до меня, я о Всевышнем знаю не больше твоего, и тем не менее, сегодня он объявил мне свою отеческую просьбу помочь именно тебе. Стало быть, ты в таком тупике, из которого тебе не выбраться ни самой, ни с помощью твоих друзей. Но всякий тупик таковым только выглядит. Расскажи о своем горе, и вместе подумаем, как ему помочь.
   - Я беременна, старец Никас, и отец моего ребенка - страшный мутант. Он не виноват, он сам родился таким.
   И Женя рассказала о тех хороших бывших месяцах с Аликом, родители которого, якобы, отшельничали на Алтае, о том, как ездили с ним по Европе, откуда и вернулась она с плодом, как внезапно и страшно исчез возлюбленный, и пьяная соседка его из-за спины мужа крикнула ей: "В клинике Шизмана его мать лежит уже пять лет". О том, как пробилась к ней в отделение и узнала, точнее сказать, додумалась обо всем из ее косных натужных фраз.
   Под взглядом глаз Никаса, глубоких, бледно-карих, Женя говорила, почти забывшись, по порядку и ясно, не упуская ничего важного.
   Холеные, с красивыми ногтями, руки старца лежали на коленях, и, как будто, тоже слушали.
   - Изменить его природу нельзя. Что же мне делать? - с этой фразой Женя словно опомнилась от гипноза.
   Старик заговорил тихонько, но, заглушая хруст веток:
   - Доченька, изменить можно все. В Божьей власти человека сделать кротом, и крота человеком, а поскольку, кроме Господа и нет ничего на свете, то и ты можешь то же. Только - не желаешь.
   Старец глядел спокойно и непреклонно, а его молчание заглушило звук ворошащейся от ветра чащи.
   А вот уже и позади самый страшный миг моей жизни - подумала Женя - Почему-то именно этот, а ведь, сколько их было и хуже. Но - этот.
   - Таково святое желание твоей безсмертной души - продолжал Никас - Почему это так, ты своим человеческим разумом не поймешь, не силься. Хороший советчик, доченька, советует то, что от него хотят услышать, а мне так поступать уже поздно. И скажу я тебе то, за чем тебя Господь сюда привел.
   - Говорите, пожалуйста - Женя перебила старца Никаса невольно, потому что ей стало вдруг безконечно легко и не страшно, только тяжесть в груди осталась прежней, но теперь, когда страх не толкал ее в дурную бездну, эта тяжесть была просто как стенокардия после бега на Три террикона.
   Никас улыбнулся, как будто тончайшей кистью провел себе по губам.
   - Ты сохранишь ребенка, и, прежде чем родить, уразумеешь его дальнейшую судьбу. Ты примиришься с прошлым и примешь будущее, как безценный Божий дар.
   - Но помытарствовать прежде еще придется - эти слова, как показалось Жене, прозвучали с какой-то ласковой хитрецой. Ей стало тепло и уютно посреди этой каши хрустящих веток.
   Словно в гнезде - подумала она.
   - Эти "кроты" теперь твои родычи. Чтобы простить их, тебе нужно их узнать.
   - Я должна их найти?
   - Мне ты, Женечка, ничего не должна, и всем остальным тоже. Мир создан не чувством долга, а любовью. И только благодаря ей держится. О "кротах" знает человек по имени Фердинанд Ибурот. Кто он таков, я не ведаю.
   Старец поднялся. Женя встала, чувствуя, что теперь эта встреча состоялась уже полностью.
   - Спасибо.
   - Прощай. Отсюда к открытому небу котик тебя проводит.
  
  
  

Гейзерный

  
   Круглый год бьет лучший в Донецке фонтан, и в его горячих озерцах купаются избранные. Со всех сторон пятикратно увеличенная копия невадского Fly Geyser закрыта виллами поселка, и сам поселок Гейзерный закрыт для посторонних. Максим знал, что частью электричества из тела его отца здесь греют искусственно целебную воду, обогревают и охлаждают палаццо, в одном из которых проживает куратор Qлана Фердинанд Давидович Ибурот.
   Они были знакомы, виделись в индукторной и в доме у отца, но сюда, в Гейзерный, Максим попал впервые.
  
   - Мы - то, что мы кушаем - изрек Фердинанд Давидович и распахнул дверцу золоченого саркофага, - обрати внимание, у этого холодильника мое лицо. И продукты все в нем только настоящие, никаких потребительских матриц и прочей хуеты. И, боже сохрани, никаких "трансов". У меня даже в унитазе генетический контроллер стоит.
   Говорил он довольно торжественно, но с неизбежным пренебрежением в тоне.
   - Так вот, когда я умру, то в этом же холодильнике меня захоронят. Как считаешь, не стыдно в такой саркофаг ложиться? А? - он закрыл дверцу и медленно погладил свое изваяние со скрещенными ножом и вилкой в руках.
   А если собрать все дерьмо, которое ты спустил в свой унитаз, то и пирамида неплохая получится - подумал Максим и спросил: А как же, например, змеи, которые вынашивают лучшее в мире вино?
   - Вино из желудка какого-то недопитона, это слишком даже для старого недоеврея, - заявил на это Фердинанд Давидович и ухмыльнулся так, что слово "недоухмылка" само собой вползло Максиму в мозг.
   Отличный способ унизить собеседника - сказать о себе гадость - подумал он.
   - А какого вы мнения о двигателях-трансгенах?
   - Так это другое дело, Максим. Это - польза, у меня гибрид "Hover", скоро возьму спортивный биоход "Comodo", отличная динамика! У меня, если хочешь знать, стая морских коньков "трансов" в сбруе, пять особей - тут куратор запнулся и глянул на Максима искоса, вероятно, решил, что ему известно, сколько подобных тварей держат другие семесники - могу показать, пойдем.
   Кабинет Ибурота был настолько солидным, что Максиму живо вспомнилась барокамера, где он отлеживался после первых индукций. Здесь, в круглом аквариуме, среди водорослей, стояли красавцы морские коньки в тончайших сбруях из белого металла.
   Сложив руки на груди, куратор взирал на аквариум, как на покоренную им планету.
   - Часть этого великолепия, Фердинанд Давидович, куплена благодаря Qлану.
   Куратор откликнулся сразу.
   - Не забывай, Максимка, что на вашем семейном промышленном шаманизме зарабатываем не мы одни. Зарабатываете вы - это А. Наша техника, наши генераторы не дают твоему отцу, и деду твоему не давали сжечь себя и всех, кто поблизости - это Б. Мы вашу потенциальную опасность для общества превращаем в пользу для всех, включая потребителей электроэнергии.
   Для которых вы цены не сложите - подумал Макс, - пора к делу, а то перевозбудится.
   - Фердинанд Давидович, я все это знаю и ценю. Не подумайте, что пришел нашу долю увеличивать. Дело в другом.
   Ибурот указал Максиму на кресло.
   - Вы знаете, что приступы индукции погубили моего деда. Посмотрите на моего отца, простите за каламбур: в саркофаг краше кладут. Это все тоже она, индукция. А мне даже до его лет не дожить, растет мощность сеансов, и, словом, долго я не протяну. Преемника у меня пока нет...
   Ибурот хотел, видимо, сделать какой-то успокоительный жест, но вместо этого пальцы его рук вцепились друг в друга, и взгляд ушел куда-то вон из кабинета. Максиму захотелось щелкнуть его по носу, чтобы вернуть к реальности.
   - Фердинанд Давидович, теперь, если позволите, скажу тезисно. В ближайшее время я должен буду сменить отца в Qлане, это дикие мучения и близкая смерть... Есть вариант: пойти на это и пытаться искать пути улучшения ситуации. Вариант второй: во время одного из ближайших сеансов замкнуть руки. Беречь мне себя не для кого. Повторяю: денег не требую.
   Ибурот открыл глаза.
   - Помогите мне узнать кое-что.
   Куратор подвинулся ближе к столу, и, бодаясь кончиками мизинцев, как-то неопределенно, то ли кивнул, то ли покачал головой отрицательно. Во всяком случае, теперь он глядел на Максима внимательно и резко.
   - Мне необходимо знать, кто такие на самом деле "кроты", и где точно их можно найти.
   Сидение кресла подбросило Максима и швырнуло вперед, он упал грудью на стол и уперся в него локтями, а твердейшая, совсем не такая, как при рукопожатии, рука Ибурота прижала ему шею. Что-то черное мелькнуло перед глазами и уперлось в щеку.
   - Скажи, Максим - заговорил Фердинанд Давидович - если я сейчас, или через минуту, в подвале, снесу тебе голову, то веришь ли ты, что мне за это ничего не будет, если даже кто узнает?
   - Верю, да...
   - И в то же время, если вынесу тебе мозги, то это значит, я убью овцу, с которой стригу золотую шерсть. Верно?
   - Точно.
   - Так если ты моя золотая овца, то какого же хуя ты, тупая овца, приходишь ко мне, серьезному человеку, заметь, человеку, а не мутанту, и ставишь условием, чтобы я ответил тебе на дибильный вопрос, кто такие "кроты", о которых я, как любой нормальный человек, знаю только то, что они тоже мутанты, как ты, только ёблами не вышли! А?!
   Отвечать в таком положении было не трудно, но Максим боялся, что Ибурот сдавит сонные артерии, поэтому решил пока не блефовать.
   - Фердинанд Давидович, ваши вопросы требуют обстоятельных ответов, а я в таком положении вынужден отвечать односложно...
   Куратор отпустил шею, толкнул Максима в лоб, он сел с размаха на пол и спиной ударился о кресло. Оказалось, что в руке у Ибурота небольшой револьвер. Максим уперся ладонями в массажный ворс ковра.
   А коврик-то из трансгена - подумал он и заговорил:
   - Видите ли, Фердинанд Давидович, если я сейчас брошусь на вас, начну бить и всячески обижать, словом, вынужу вас или вашу охрану меня умертвить, то потусторонняя тварь, которая во мне сидит, точнее, детеныш ее, перейдет в вас. Вы пролежите какое-то время в коме, а затем станете живой динамо-машиной, а ваши старшие друзья, видя такое дело, вашу семью возьмут в заложники, а вас посадят на восемь процентов...
   Ибурот перемахнулся через стол и рукоятью револьвера ударил Максима в скулу. Эта быстрота была неожиданной, и Максим понял, что через пару секунд заканчивать разговор будет поздно. Лежа на боку, он заговорил быстро, и от того с невольным стоном в голосе:
   - А главное, я точно знаю, что вы курируете "кротов" так же, как наш Qлан, и пока не добьюсь ответа, живым не уйду. Мне себя жалеть не приходится. Откуда я знаю, и зачем мне "кроты", вы сами узнаете, это... вы можете...
  
   Максим очнулся и увидел морских коньков. Темный и светлый, они стояли посреди аквариума друг перед другом, на длинных мордах блестели нити уздечек. Позади в зарослях виднелись еще трое, других мастей.
   Максим смотрел на это до тех пор, пока не решил, что он по-прежнему в кабинете куратора. Одновременно, если не мигом раньше, бодрый голос Ибурота зазвучал в правом ухе:
   - Ага, проснулся, обидчик мой хуев. Это который обижать меня хотел по-всякому...
   Последовала пауза, и голос Фердинанда Давидовича хлебнул чего-то. Память вернулась быстро и мягко, - Максим, словно в теплую ванну лег.
   - Что вы там пьете, Фердинанд Давидович? Уж не змеиное ли вино? - тихонько проговорил он.
   - Видали мудака, смеется надо мной. А я бы на твоем месте не смеялся, потому что жить осталось тебе, как раз только пока я допью.
   - Я уже догадываюсь, потому что перед глазами начинает проходить вся жизнь. В других обстоятельствах не вспомнил бы, что "зга" это колечко, вон, на сбруе. Потому говорят: "ни зги не видно". Но теперь все же, хочется поговорить не о морских коньках, а о другой живности. О "кротах".
   Фердинанд Давидович медленно прошел к своему креслу, заслонив аквариум с коньками.
   - Ты думаешь, если сразу в живых оставил, то и бояться нечего?
   - Если бы я боялся, не пришел бы сюда.
   Теперь Максим уже видел, что прихвачен ремнями к тому самому креслу для посетителей. Прямо напротив них с креслом Ибурот поставил недопитый стакан.
   - Мы сейчас сделаем с тобой так. Я лично, тебя, как президента Рузвельта, отвезу на этой каталке в подвал, и там ты мне все расскажешь.
   Кураторское кресло было креслом на все случаи жизни: оно само бодро катилось по зыбучему ковру и паркету холла, Фердинанд Давидович только слегка направлял его на поворотах и на въезде в подъемник. Трудно было представить протяженность подвального коридора, потому что светлячки на потолке загорались только над ними.
   Стали слышны шум и сопение воды в трубах, и, даже не звук, а, словно бы, чувство знакомой тревоги, разлитое в подвале. Максим понял, что это работает мощный трансформатор. Наверное, рядом станция обслуживания гейзера.
   Ибурот отпер железную дверь и вкатил Максима в пустую бледную комнату. Здесь шум воды слышен не был.
   Скажет сейчас: "Добро пожаловать в мой скромный бункер" - подумал наследник Qлана.
   Вместо этого он услышал из-за спины:
   - Так что, насвистел ты мне за ту хуйню, что ваш потусторонний друг на меня перейдет. Это, если бы твой старик был, тогда может быть.
   Фердинанд Давидович обошел кресло и встал напротив пленника, сложив на животе руки с револьвером.
   - Кто тебя послал узнать о "кротах"?
   - Я, кажется, только что был в глубоком резонансе, вы при желании могли узнать что хотели, и снаружи все проверить.
   - Где снаружи?
   - "Снаружи" значит "наяву", где мы сейчас находимся.
   Ибурот быстро и точно ударил Максима рукоятью по кончику пальца, от боли заложило в ушах и свело дыхание, поэтому Максим даже не закричал, а заухал.
   - В башку мы тебе, конечно, заглянули, кое-что выяснили, и там, как ты говоришь, "снаружи" - он помахал револьвером в потолок - проверили.
   Свободной рукой куратор сжал нижнюю челюсть Максима к верхней, и тот снова не заметил, как на отбитый уже палец опустился чертов кольт. От боли и невозможности кричать думалось черт те что:
   Подлокотники твердые, чтобы пальцы обивать было удобно... ручкой револьвера пальцы отбивать удобно...
   Ибурот убрал свою руку.
   - Ты мне скажи, Максим, а с чего вы с этой подругой решили ко мне пойти?
   - Я сам... решил пойти...
   - Это понятно, я тебя и самого сюда пускать не хотел, это из уважения к твоему папе, который больше тебя уже не увидит, если не скажешь: кто тебе сказал про меня?
   - Да... Никас... старец, Софронов...
   - Тебя он послал?
   Максим немного отдышался, и сквозь боль в отшибленном пальце стало можно как-то думать.
   - Фердинанд Давидович - заговорил он пискляво и жалобно - старец Никас нас никуда не посылал, это было в резонансе, на станции, на его в VM, Женя только спросила, где искать своего Алика, "крота", и старец назвал вас. Больше - ничего.
   - Вот что, Максим - голос куратора стал отрешенным, не похожим даже на человеческий - я с тобой и так потерял много времени. Все улажено, тебя найдут в твоей машине с этим пистолетом в руке. Стреляться тебе было от чего. Если не скажешь, кто тебя на самом деле послал, то извини. Кстати, эту Женю мы тоже возьмем в оборот. Говори, недоёбок: жить хочешь?!
   - А вот это не твоё дело - спокойно сказал Максим. Его заполнило вдруг чувство злости, похожее на устоявшуюся волну индукции: чистое, мощное, ровное - и Женя виновата только в том, что ей попался "крот", всё. Допрашивай старца Никаса, я не знаю, кто из вас больший параноик, и больше мне сказать нечего.
   Морщась, Ибурот оттянул курок, ствол упер Максиму выше уха, и выстрелил. Показалось, что с правой стороны все стало очень большим и тяжелым, в том числе глаз. Потом в половине головы потеплело, жгуче заболел висок. Не думалось ни о чем. Разве что:
   Недопитый стакан убийцы продолжал стоять, но уже не на столе, а - где?
  
   - Вот и на ты перешли - сказал Фердинанд Давидович - так, глядишь, и поебемся незабаром, поселок-то у нас Гей-зерский. Ладно, я шучу.
   Он прыснул Максиму в висок какой-то пеной.
   - Ты, Макс, не обессудь, это я в тебя холостым въебал. Конечно, "кроты", оно, не бог весть что, но проверка нужна.
   Не спеша, куратор освободил наследника Qлана от ремней.
   - Резко не вставай.
   - Аааааай!!! - опершись на отбитый палец, Максим закричал громко и звонко, и в ту же секунду понял, что в комнате есть веселое эхо.
   - А, пальчик - участливо отозвался Фердинанд Ибурот - пальчик заживет, Максимка, я тебя пиздил так, чтобы кость не треснула. Так, встал, все, пойдем - он открыл дверь, пустил Максима вперед, попросил повернуть направо и выкатил следом кресло.
   Подземный зал освещался слабо. Максим разобрал, что стены и круглые опоры здесь из монолитного бетона. Одну половину занимала гейзерная станция: похожие на газыри, цистерны в оплетке труб, трансформатор на курьих ножках, и ствол фонтана, ветвящийся у потолка.
   От той части зала, где они стояли, все это отделялось перилами.
   - Техника на уровне - пояснил Фердинанд Давидович - полная автономность гейзера круглый год. Пусть наши дети верят пока, что для создания той красоты, которая наверху, достаточно было нашего, так сказать, желания. А этого всего - он обвел револьвером сооружение, натужно урчащее на разные голоса - как бы и нет. Дети, Максим, дети... дети главное в жизни, все для них. Будут и у тебя, эх да, наследнички...
   Так вот, мой друг, что касается наших зверьков, которые "кроты". Сразу тебе о них сообщить не могу, дело довольно сложное. Авансом доверяю секрет, которого не знают ни твой отец, ни всякие разные наши бургомистры. Это вот - он ткнул стволом в черную арку в дальней стене зала - это станция метро "Поселок Гейзерный".
   Ибурот усмехнулся, как будто вспомнил добрую шутку о хорошем друге.
   - Да, на окраины еще не довели, а у нас уже есть. А что ты хочешь... Конечно, ездить нам и так есть на чем, но - мало ли... А иногда приходится совершать специальные, так сказать, рабочие поездки.
   - К кротам? - впервые за это время Максим открыл рот.
   - Может быть и к кротам. Как бы там ни было, запоминай. О том, что видел, никому даже не намекай - раз. Впряжешься в индуктор и станешь полноценным наследником Qлана - два. После этого я сам с тобой свяжусь и сообщу все, что посчитаю нужным - три. Если не устраивает любой пункт, - милости прошу - Ибурот показал стволом на кресло - у меня только первый патрон холостой был. Что скажешь?
   - Согласен со всем, Фердинанд Давидович.
   Максим улыбнулся вдруг нежно и широко: от боли в руке до боли в виске.
   - Тогда - лады. Старцу Софронию привет, а кресло сам назад покатишь.
  

Тупик

  
   Черных ушей на ней уже не было. На лице налипли черточки копоти.
   - Вот теперь, похоже, дождались - сказал ей Руслан - в ходе этого теракта ни один из участников экскурсии на деньги не полинял. Как тебе это удалось?
   - Времени нет объяснять.
   - В общих-то чертах я понимаю: однажды некий босс пожадничал своим хакерам на контрацептивы. Но если это теракт, почему мы едем, а не воюем с гигантскими крысами?
   - Не доехали еще.
   - Что с остальными?
   - Нормально, вывела из резонанса. Мне только ты нужен.
   Кабина резко свернула, девица придержала Руслана за плечо.
   - Не волнуйся, доставлю в целости, как драгоценный фрукт прорыва.
   На такой скорости выходить из резонанса было нельзя. Задавать банальные вопросы виртуальной террористке не хотелось. Руслан шагнул в болтающуюся дверь и сел на место машиниста. Ехали вниз. На ветровом стекле мигали черные капли. Незнакомка села рядом и поднесла к губам флягу-бинокль.
   - Узнаешь?
   - Я эту вещь сделал, чтобы вдвоем пить.
   - Мне снаружи есть с кем выпить.
   Руслан прокручивал в мозгу интонации незнакомки. Это не злость, точнее, не подлинная злость. Презрение? Усталость?
   Обрубок поезда начал тормозить. Тоннель сузился, и по стенке его глухо заскрежетал кусок рваной обшивки.
   Ай да реалисты - подумал Руслан.
   - Приехали, выходим - девица толкнула боковую дверь ногой и выпрыгнула в мигающую темноту. Руслан сделал то же самое. Пол был твердым, на нем в нескольких метрах от ампутированной кабины темнело что-то безформенное. Эту массу террористка полила из фляги и бросила сверху зажженную спичку. Ярко и мертво-зелено загорелись какие-то серые глыбы.
   - Станция "Тупик".
   Помещение округлое, грубо вырубленное, сырое. Кабина почти вплотную закрыла единственный тоннель, и рельсы в шаге перед ней завязаны рогатым узлом.
   В целом неплохо - решил Руслан - разве что, у костра деревянные ящики эти наивные. Если уж "Тупик", то лучше б чугунные тумбы, на которые рельсы, привязаны, будто канаты.
   Он сел на ящик, незнакомка опустилась на второй. Медленно пила редкими глотками, косилась на огонь как-то подозрительно, и, в общем-то, неплохо делала вид, что замечать соседа сейчас не время.
   Руслан поднес к глазам руку и попытался увидеть пламя костра сквозь нее. Не получилось. Да, это был насильственный и полноценный резонанс через вторжение в частный сервус. Целых две уголовных статьи там, снаружи, - в другом виртуальном мире, который по давнему чину до сих пор называют реальным.
   Незнакомка подала голос.
   - Отец тогда после работы пришел поздно очень, пьяный - она сморщилась, тряхнула головой и отпила из бинокля - пьяный... Маме говорил, как в бреду, - пришел сегодня сопляк на собеседование, сказал, что я рожден ползать, а он - летать. Их, выродков, теперь все больше, а работать некому.
   - Выходит, заочно нас познакомил твой батюшка. Надеюсь, у него не развился цирроз печени?
   - Цинизм этот ваш блядский, вы по нему друг друга отличаете, да?
   - Нет, сударыня, мы друг друга отличаем по иным признакам. Например, когда пьем в реальности, то в "виртуалке" слышен перегар.
   - Да что говорить... Нет, папа умер не от пьянства. Это в ваших чудесных историях: получил по башке, и живительный родник забил в мозгах. А он был обычным человеком, только работал много, чтобы я имела все, что нужно. Купился дешево. Новое искусство, перемены, новой жизни заря... он себе в палец вживил опал на трансгенной мозоли. А от нее пошла саркома. Этот перстень сначала по плечо отрезали, а потом...
   Незнакомка открутила вторую крышечку бинокля и сделала несколько больших глотков.
   - Потом его не стало. Так что, никакого цирроза.
   Скрестив руки на фляге-бинокле, она прижала его к груди.
   - Тебе страшно? - спросил Руслан.
   - Я надеюсь, что сегодня страшно станет тебе. А если нет...
   - То и ничего страшного. Ладно, прости, что перебил.
   Взглядом, замедленным от спиртного, она смотрела на мертвенный огонь.
   - Дурацкий костер. Посоветовали... А я люблю ночной костер на берегу моря. Шум волн, звезды яркие, вино...
   - Непринужденная ебля в ритме любящих сердец, и ракушки.
   Девушка вскочила и замахнулась на Руслана флягой. Он заговорил, обращаясь, к массивному замку ее джинсов.
   - Рекомендую взять себя в руки и приступить к реализации плана страшной мести. В принудительном резонансе ты меня долго держать не сможешь. А чтобы отоварить меня моей же флягой, не стоило такой огород городить.
   Молния штанов уступила место лицу, которое даже в свете серного пламени было теперь уверенным и прекрасным.
   - Слушай, ты, человек-мутант, правда, что ты перед зеркалом молишься - на глаза свои уебищные зеленые молишься? Мне говорили, я даже не поверила. Правда?
   Поцеловать ее Руслан решился практически моментально, но ее реакция оказалась быстрее: выпрямившись, незнакомка засмеялась с презрительным облегчением.
   - Подумай, как бы я молился на твои глаза, если первый раз их сегодня увидел?
   Отвернувшись спиной, она допивала жидкость из бинокля.
   Потом опять заговорила:
   - Считай, это продолжением экскурсии. Ты же не был на этой станции?
   Руслан молчал, рассматривая ее сильные, туго обтянутые материей ноги.
   - Мы, конечно, все равно из этого города уезжаем. Дом в Испании нас уже ждет. Я, и мой муж, наши дети, все мы будем счастливы, как папа того и хотел. Но что, если вдруг, посреди этого счастья, мне придет в голову, вот, как заноза, - мысль, что будто бы мы убежали отсюда из-за таких как ты, что вы теперь доминантный вид, а мы отсталые?
   - Межвидовую рознь я и не думал разжигать, тем более, что все мы дети одного папы. Глупости говоришь - Руслан возмутился искренне. Сцена становилась пошлой.
   - И эти глупости - она тяжело положила руки себе на колени - не стоят того, чтобы отравлять мне там жизнь, хотя бы на миллисекунду. Поэтому, если вдруг такая нелепая мысль у меня и возникнет...
   - На почве токсикоза...
   - Мне будет легче ее изничтожить, когда я вспомню, что я с тобой сегодня сделала.
   - Эй, админы, барабанную дробь!
   - Вот потеха, какие словечки знает светило прорыва - собеседница Руслана как-то резко опьянела - ну все, времени мало. Ты только что сказал, что у нас папа у всех один. Тогда почему бы тебе, наряду с моим покойным папой, не поучиться ползать?
   - Прикопайте меня с гитарой... Мне, говорят, нет правды на земле, но вижу, нет ее и ниже.
   - Будешь ерничать уже без меня. Словом так, Руслан-джян...
   Она явно стесняется оглашать свой приговор - думал Руслан - может, хороший алкоголь пробудил в ней чувство такта?
   После заминки девица продолжила медленно и серьезно:
   - Снаружи, ты уже понял, твоим резонансом управляет другой человек. Выйдешь прямо сейчас - увезут на Караванную. Мне с тобой делать больше нечего, я выхожу, а станцию очень скоро затопит.
   Руслан заметил, что ноги у него промокли. Шершавые капли чертили голову и плечи.
   - Тонуть тебе нельзя, повторяю, твой мозг резонирует глубоко и очень жестко. Поэтому - вон та нора, по которой ты выползешь назад к своим ракетам - она показала на округлый лаз невысоко над полом - ползком, на карачках.
   Руслан встал, и уже по щиколотку в воде, подошел к отверстию.
   - А как насчет света в конце? Даже у твоего, блаженной памяти, родителя, он был.
   - Посмотри в свой бинокль, может увидишь - она бросила пустую флягу в воду и вошла в костер - прощай.
   - Будьте как дети, и ползите, блядь, к свету - Руслан нагнулся над входом в нору, куда уже начала затекать шахтная вода - Кстати, в Донбасс ты еще вернешься! Хотя бы потому, что я забыл спросить, как тебя зовут.
   Последние слова заглушил едкий рев зеленого пламени, сжавшего аватар незнакомки.
  

*

  
   Стихотворение, написанное Русланом во время подъема по тоннелю:
  
   наяву, в районе "Гаража"
обнялись и вызвались на старт:
Мила, краматорская княжна
да Руслан, прожжённый арестант.

а луна погрызена уже...
три "Кальмара" вызвали волну,
и труба в два-девять этажей
ожила: прожектором - в луну.

у неё простые номера,
у него приятный разговор...
во дворе мечами детвора
выбивает варварский ковёр

а нас по Вселенной от века носило,
а Млечная речка назад не льётся...
мы навсегда загостили в России,
мы из России вовек не вернёмся

сгоряча я тебя охаил...
а работка теперь неплохая:
вот, с тобою, судьба-сударыня
за радаром часы коротаем.

щас по чарочке, да и отчалим:
в ПГТ Новокарачарово
молодой богатырь нарождается.
органику тоже не исключаю.

а мы эту жилку по жизни носили,
и - вот она, синь, и поземка вьется.
нас навсегда закружило в России,
мы из России уже не вернемся.

а сверху март пенопласт крошит.
ты рождена, чтобы стать брошенной.
у тебя пальчики всегда красивые,
у тебя трусики всегда нестираны.

ты отдаешься с такою силой,
что только бросить и остается.
по счастью, с тобой затусили в России,
и из России всегда не вернемся.

на гробовых комьях звезды росы,
мы, родимые, из Руси
  

Кроты

  
  
   Абонент не представился.
   - Я от Фердинанда Давидовича. Через час по общему времени будьте по адресу: отель "Гойтосир", одиннадцатый номер. Код АР получите отдельно. Регистрироваться не нужно.
   "Гойтосир" - это в паре километров от усадьбы, где Максим теперь все время жил с отцом, поэтому он решил не ехать, а пройтись.
   Дорога от ворот к шоссе, извилистая, как значок переменного тока, неширокая, светло-серая (пыль, схваченная органическим реагентом) - вся в ветвистых трещинах. Так захотел отец. И дорогу с непролазными лесополосами по краям, и усадьбу, строили так, чтобы меньше бросалась в глаза другая прихоть Василия Олеговича, надстройка индукторной - мощная высоковольтная опора с вожжами четырех громадных вздыбленных коней в четырех своих раскинутых "руках".
   Под конями с их "возницей", под метровым бетоном, он, Максим, теперь тоже регулярно бился в атомарных судорогах, распятый проводами на столе, как та опора на закатном небе. От него, через трансформаторы, потом через ноги и вожжи коней, через руки "возницы", по другим опорам, провода уходили в степь. А железные кони рвались на усадьбу.
   Из посадки дорога выходила за несколько метров до шоссе. Здесь, на искусственно замшелых столбах, не было написано "хода нет": чужаков отпугивал инфразвук из расставленных вокруг, как мины, излучателей.
  
   На площади перед овальным зданием с верхушкой кипариса над центром крыши, - отелем "Гойтосир", соревновались баянисты, вокруг них стояли десятка два людей и старинный терминал, в котором голосовать можно было даже пластиковой картой.
   Это же Русика песня - подумал Максим, подходя. Общее время еще оставалось, и он решил послушать. Баянисту подпевали несколько голосов:
  
   придушив, разбудил меня ветер,
   обмер город, не слышно зари,
   в печи торий, скорее гори,
   заряжайся разменянной смертью.
  
   это - он, всех наверх, и - поверьте.
   молодой адмирал на минуту...
   а над сердцем в раскрытом конверте:
   "только ветер твой не перепутай"
  
   Проголосовать Максу помешал подросток на роликовых коньках, который, как только допели песню, расшаркался перед ним и заголосил:
   - Рукописный научно-познавательный журнал "Человек и Кися", одиннадцатый номер - лучшие авторы, лучшие каллиграфы, всего тридцать семь экземпляров. Купите - не пожалеете, не умеете читать - ничего страшного, потом перепродадите с большой выгодой!"
   Максиму вспомнились слова ибуротова связного: "одиннадцатый номер", и он купил этих непонятных Человека с Кисей.
   Общего времени больше не оставалось. Максим вошел в холл "Гойтосира" и увидел, что кипарис растет здесь во дворике, окруженном стеклянной стенкой. Никем не встреченный, он на первом этаже нашел номер одиннадцать: комнатку с плафоном АР над изголовьем дивана. Максим понимал, что пароль, в том числе, от резонатора, заключен где-то на страницах "Человека и Киси", поэтому разулся, лег, а журнал положил рядом.
  
   Окрестности Гейзерного он узнал по фигурным каркасным кронам. Павильоном VM оказался охотничий домик. Мгновенный спуск в подъемнике, и - перед Максимом предстал куратор Фердинанд. Он был в светлом кителе и редких эполетах в виде вороных морских коньков. Их гривы приветливо топорщились.
   - Ну что, не остыл еще интерес к подземным жителям?
   - Никак нет, Фердинанд Давидович.
   - Тогда тебя ждет увлекательная экскурсия. Надеюсь, ты не думаешь, что я ее буду проводить?
   - Я не думать пришел, а слушать.
   - Правильно. Сережа Цигунок, это наш ведущий теоретик, кротолог, - Ибурот рокотнул, негромко, прилично мундиру.
   Со ступеньки вагона поднялся моложавый субъект с чувственными ноздрями, и отсалютовал Максиму.
   Виртуальная станция "Поселок Гейзерный" размещалась в цельном куске янтаря. Сквозь полупрозрачные стены древняя членистая живность грозила жалами и жвалами.
   - Он, надеюсь, не столь суров, как вы? - спросил Максим.
   - Сравниваешь хуй с лёгкими... Ладно, Сережа тебя введет в курс дела, мне пора. Не люблю эту поебень вашу виртуальную.
   Голос Фердинанда Давидовича затих в подъемнике, и аватар Цигунок обратился к Максиму:
   - Не хочется утомлять вашу нервную систему прогулкой, вы ведь, сейчас без цитоподушки?
   Такой любезности Максим даже не ожидал.
   - А моей системе нервной и так скоро край, так что...
   Цигунок вежливо пожал плечами, и они двинулись по гладкому полотну в подсвеченном изнутри янтарном тоннеле.
   - Вас, Максим, интересуют, так называемые, "кроты".
   - Да, я думаю, вам не нужно объяснять, почему.
   - Не стоит. Здесь для внутреннего пользования другой термин есть, но это не важно. "Кроты", словом. Напомню вам основные вехи этой истории.
   Qлановец отвернулся, чтобы скрыть брезгливую ярость, и сквозь янтарь увидел ряд людей. Казалось, что все они кричат от невыносимой боли, но, разглядев на некоторых лицах рисунки, Максим понял: перед ним болельщики.
   - Как видите - продолжал Цигунок - когда эти синьоры на стадионе, наблюдают за игрой любимой команды, то человеческого в них и так остается с гулькин нос. А тут еще мезозвук. И вот первое важное для вас сведение: "кротами" эти люди стали не потому, что крот - символ той несчастной команды; нет, скажем так, эта генетическая трансформация оказалась наиболее адекватной их душевному состоянию.
   И в янтаре начались "кроты". Сперва отекшие, с провалившимися глазами, в основном мужские лица, затем все лица в толстой густой щетине, взбухшие носы и скулы. Нет глаз. Покатые плечи от самых голов. Отдельно: руки, сначала вспухшие, словно в цыпках, следом - пальцы уже кряжатся, дубеет кожа. Чудовищные ногти в палец толщиной. Так близко и четко Максим этих существ прежде не видел.
   - Впечатляет? - неожиданно напомнил о себе Цигунок - современная генетика до такого, слава Богу, не доперла, а наши предки с помощью мезозвука выводили новые виды. Как террористы смогли его получить, этого, наверное, даже его превосходительство Фердинанд не знает.
   - Кстати, а откуда у него это влечение к морским конькам?
   - Может, потому что он сам старый мерин... Они для него символы, видите ли, лошадей апокалипсиса. Но до этого мы дойдем.
   С вами точно дойдешь - подумалось Максиму.
   - С анатомией хомотальпиков я вас тут бегло познакомил...
   - С анатомией кого?
   - Не обращайте внимания, мы говорим о "кротах" с вами. Перейдем теперь к физиологии.
   Максиму расхотелось идти дальше: представился дед, выглядывающий мертвым сожженным лицом из этого мерцающего янтаря. А вдруг - отец, теперешний, но только без маски...
   Цигунок продолжал:
   - В первую очередь вас, конечно, интересуют человеческие жертвоприношения, которые эти ребята совершают накануне матчей новой команды с прежним названием.
   - Это - правда?
   В янтаре: пятипалая лапа с человеческим сердцем в мощных когтях.
   - Видите ли, Максим, это правда настолько же, насколько, скажем, то, что время для мужчин вашей семьи течет иначе, чем для большинства людей.
   - Время для каждого течет по-своему, это ленивые люди сговорились...
   - Я понимаю вас, коллега - Цигунок выставил перед грудью сложенные кулачки - так вот, то, что наши подземные друзья верят в духа командной игры на букву "фу", и пытаются его задобрить жертвами во имя победы любимого ансамбля, - все это правда для большинства людей. Мы следим за чистотой этой правды. Но для вашего покорного слуги, для старины Фердинанда, других компетентных лиц, а теперь и для вас, Максим, это - бред. Да, "кроты" очень смышлены, мы с ними научились прекрасно друг друга понимать. Но никакой мифологии, тем более, религии, культов, у них не замечено. Это классическая инволюция, увы. Они всеядны, но опасны, разве что, для настоящих землероек. Иногда еще грузовики уходят колесами в их норы. Жертвы приносим мы.
   Цигунок в митре, со жреческим ножом в руке, улыбался Максиму из янтаря.
   Qлановец представил себя привязанным к какому-то каменному столу на крыше отеля "Гойтосир".
   - Позвольте узнать, я тоже удостоюсь такой чести? - устало спросил он.
   Цигунок подозрительно покосился.
   - Меня тоже приносить собираетесь в жертву?!
   - Что вы, Максим?! За вас мне самому голову снимут. Просто знайте, что с этой минуты все, кто дорог вам "снаружи", в заложниках у нас. Но вы сами хотели узнать о "кротах".
   - Час от часу не легче. Продолжайте, пожалуйста - промолвил Максим и покорно зашагал дальше.
   - Трансформируясь до конца, а тем более, рождаясь "кротом", человек не может видеть, зато приобретает кое-что взамен. А теперь я вынужден буду прочитать небольшую лекцию. Насколько мне известно, биология не ваш любимый предмет?
   - Увы.
   - А я биолог - Цигунок осклабился и поежился - два года работал в школе. Представьте, с моей-то фамилией... Так вот, считается, что миллиарды лет назад, когда все живые существа на земле состояли только из одной примитивной клетки, одна из таких клеток, более крупная, включила в себя другую, мелкую. Они разделили задачи: "хозяйка" добывала пищу, а "гостья" - энергию из этой пищи, то есть, занималась дыханием. Потом они стали единым целым, сохранив "разделение труда". Из-за этого производительность клетки выросла жутко, а избыток ресурсов дал бурное развитие. Природа прямо наизнанку вывернулась: "разделение труда" пошло уже между клетками-родителями и их детьми, которые теперь не отделялись. Так возникли многоклеточные. И, пошло-поехало.
   Это я к тому, что каждая клетка нашего тела - результат симбиоза, то бишь, взаимовыгодного сосуществования особей разных видов.
   Все это Максим слушал с закрытыми глазами: созерцать наглядные пособия по эволюции живой материи, хотя бы и в янтаре, не было сил, а просить Цигунка о пощаде не хотелось.
   - Максим, откройте, пожалуйста глаза и давайте присядем.
   Они вошли в нишу тоннеля с двумя креслами.
   Лектор продолжал, теперь уже задумчивее:
   - Иногда, черт знает почему, эволюция делает скачки, после которых умудряется сохранить равновесие. Однажды случился такой скачок, и появилось уникальное двуногое, которое умеет заглядывать в будущее. За несколько тысяч лет эта тварь перекроила лицо планеты, по ходу, пройдясь бульдозером по всему живому миру. Каково?
   - Старо - ответил Максим, уперившись в инклюз бульдозера за спиной Цигунка.
   - Могу и поновее. Если такой скачок произойдет с высоты человека, то уж не думаете ли вы, что результатом будет совершенное в экологическом плане существо?
   Макс не ответил. Он думал о женщине с глазами яблочного узвара.
   - А я могу с уверенностью говорить, что появится животное, на порядки более разумное и хищное, чем человек.
   - И это будет пиздец? - спросил Макс как можно более кротко.
   Сережа вздохнул.
   - Боюсь, что да. Мы-то не истребили пока еще все живое, потому что слишком заняты взаимным уничтожением. А этот начнет, между прочим, с нас. И преуспеет, будьте уверены. Мораль: у человека должно хватить разума и сил остановить собственную эволюцию.
   Максим осмотрелся, разводя руками.
   - Хотите спросить, при чем тут "кроты"?
   - Ага...
   - Вы видите, что в последние два десятка лет творится в Донбассе. Вероятность ароморфоза, то бишь, виноват, вот этого самого скачка, в результате которого нам будет мало места на суше и воде, здесь, как нигде, высока. А "кроты" способны чувствовать таких чужаков.
   А Максиму представилось, как большая кротоподобная тварь обнюхивает его, в третьем поколении мутанта, чужака, и, не мешкая, чудовищной лапой вспарывает живот.
   Резонанс у них, что ли, здесь с наворотом? - подумал он.
   - Знаете, Сергей, ведь я тоже до некоторой степени...
   - Нет-нет - заулыбался Цигунок - и вы, и я - те же человеки, хотя, возможно, и разных видов. Но ваши способности, уж простите меня, случайны, они не делают из вас полубога по сравнению с нами. К тому же...
   - К тому же, эта порочная ветвь на мне прервется.
   - Послушайте, Максим, я хочу сказать, что "крот" на большом расстоянии, сквозь преграды, чует вот этот самый генетический всплеск, э... как вам сказать, тотального усовершенствования человеческой природы. Это качество досталось им в наследство от тех ребят со стадиона. Те ведь, нюхом чуяли, кто не болельщик. Понимаете?
   - Кажется, да.
   - Но, повторяю, усовершенствование в данном случае - это гибель для нас и всей биосферы.
   "Пришло время подводить итоги" - решил Максим и встал.
   - Значит так - заговорил он - Вы контролируете "кротов", чтобы те, как живые локаторы, пронюхивали Донбасс на предмет появления сверхлюдей.
   - Способных оставить потомство, заметь...
   - Не перебивай. И если таковые появляются, вы их ликвидируете и списываете на тех же "кротов", мол, поймали и в жертву принесли. Для пущей очевидности приурочиваете к матчам.
   - Не совсем...
   - Не перебивай. В целом я, думаю, верно разобрался. Одно мне скажи: зачем вы меня посвятили в это? Хорошо, убивать меня рано, я еще пригожусь Фердинанду с его шоблой, но могли бы сказать, что просто разводите этих зверушек из любви к природе, к науке...
   - А что бы ты со своей желтоглазой телкой стал дальше делать?
   Это сказал Фердинанд Ибурот. В том же кителе, с наслаждением хрустя подошвами, он вышел из-за спины Максима, который так и не обернулся на его слова.
   - Ты, явился бы к ней и сказал: рожай своего "кротенка", сдадим его в питомник, там дядя Фердинанд присмотрит... Нет, засранец, раз уж ты на нас вышел, придется тебя использовать вместе с ней.
   - Фердинанд Давидович, расскажите, пожалуйста о лошадках апокалипсиса - попросил Максим.
   - Скажи спасибо, что мы не в реальном мире, и я сейчас не возле той гостиницы с ёбаным названием, а то б я тебе там ноги с руками местами поменял... Кони апокалипсиса это не бред наркомана, как принято считать, а предупреждение для нас. И бледный конь, четвертый, на котором едет смерть, означает вот этих самых чертей. Которыми мы тут занимаемся.
   - "Кротов"?
   - Хуй во ртов! Не кротов, а тех, кого они умеют распознавать. Тебе что сейчас рассказывал человек?
   Цигунок не вмешивался и только играл ноздрями.
   - А против них есть конь вороной, это война, и это мы, потому что война с ними неизбежна, и мы ее уже начали. Понятно говорю?
   - И многих вы уже, так сказать, распознали?
   Куратор подвел к Максиму свое бульдожье лицо, все поры которого зияли угрозой:
   - За такие вопросы ты сразу окажешься там же, где и они. Понял?
   Наверное, реальный тоннель у них тоже в некотором роде янтарный - подумал Максим.
   - Мне ясно. Другой вопрос: зачем я вам нужен. Я и так работаю на вас.
   Ибурот кивнул и сел в освободившееся кресло.
   - Вопрос твой правильный. Значит так - он закинул ногу за ногу, сцепил пальцы на колене и расправил эполеты - с одиночками мы справляемся и без тебя.
   - Кстати, простите, Фердинанд Давидович, - вмешался Цигунок, - стараемся стерилизовать, а не...
   - Сережа, твой номер восемь, когда надо будет, тогда и спросим. Слушай сюда, Максим. Есть в Донецке целая организация, которая занимается выведением таких ублюдков. Мы, конечно, имеем определенный вес в обществе, но есть и другие, - он тяжело поглядел на Максима и повторил, - есть и другие. Это их бизнес, просто так взять и наехать нельзя. Ты меня понимаешь?
   - Наверное.
   Тон куратора стал почти отеческим.
   - Точной информации по ним у нас нет, шифруются хорошо. Короче, я тебе мозги забивать не буду, слушай главное. Одну их контору мы вычислили, там занимаются... - Ибурот недовольно засопел - да, в общем...
   - Торсионной терапией - подсказал Цигунок - лечебное воздействие пирамидальных пространств.
   - Там знают, что ты под нами - продолжил куратор - знают какая у тебя ситуация, ну... по здоровью. Но не знают об этом разговоре. Сережа тебе объяснит, как ты должен будешь на этого типа выйти, что сказать, и так далее. Всю информацию, какую получишь от них, - нам! - Ибуротовы глаза стали похожи на ковши экскаватора - не хотелось бы тебе напоминать о дорогих тебе людях, но - ты помнишь?
   - Точно так, Фердинанд Давидович.
   - Вопросы есть еще ко мне?
   Макс кивнул на эполеты куратора:
   - Фердинанд Давидович, скажите, в каком вы звании?
  

Последнее депо

  
   В клинику "Два-Три-Икс" Женя ходила только потому, что пообещала родителям. Сегодня ей снова сказали, что плод в полном порядке, а чувствовала она себя и без того хорошо. Точнее, как канатоходец, которому нельзя не то, что смотреть вниз, но даже вспомнить о том, что можно это сделать.
   В торговом капище "Мрак", где стеклянный купол армирован металлической паутиной, а в центре висит громадный паук, она купила сумочку в виде противогаза и пересыпала в нее свое добро.
   Поглядев, как полураздетый мужик в шлеме с затупленным клювом "клюет" дорогие приборы на каменном блюде, заскучала и вышла на улицу. Подумала: Когда еще в мире бывает так пусто, как в апреле? - села в надземку и поехала к дому.
   После свидания с Никасом Женя жила в "Последнем депо", кемпинге из списанных троллейбусов на краю большого поля. Место широкое, с быстрым небом и полным ветром откуда-то из макеевских краев. Троллейбус ее, с туалетом и душем, с кухонькой вдоль стены, матово-черным сердитым рулевым колесом, тоже был широк.
   Из вагона Жене смотрелось вверх, на вольные дирижабли-облака, среди которых вспыхивали гроздья дневных салютов, к которым, словно жреческая процессия, поднимались донецкие небоскребы: старые, с коронами и пирамидами на крышах, новый небоскреб-термометр с его столбиком панорамного лифта, изломленные рога близнецов-небоскребов, круглые площади, вознесенные небоскребами-грибами, трубы котельных, украшенные корабельными носами. Выше облаков самолеты чертили свои облачные дорожки, серебрился рейсовый дирижабль, и вон, кажется, далеко-далеко в голубом просвете качнулся дирижабль палубный.
   Женю укачивал апрель, Женю укачивал город, а ощущение пустоты или осталось под куполом капища, или растряслось уже здесь, на монорельсе.
   От станции "Последнее депо" она решила прогуляться в другую сторону и зашагала вдоль оранжевых двухэтажек, между которыми зеленел воздух. Из окон смотрели цветы. В одном из двориков Женя заметила трактор с витражными стеклами, который пилил своим зубастым хоботом дорогу, и зашла в этот дворик. В футляре на столе, к которому вела дорожка из подошв старых тапочек, лежала рукописная "Осада церкви святого Спаса" Горана Петровича. Женя открыла страницу наугад и прочла: "Можно спотыкаться, пока не видна, не ясна окончательная цель жизни. Но избранное дело уже само поведёт". Думать об этом не хотелось.
   Тем более что к столику подошел старомодно одетый молодой человек с пухлыми усами под нижней губой и свистком на шее.
   Спросил:
   - Как вам этот экземпляр?
   - Почерк интересный - ответила Женя, стараясь не смотреть на его усатый подбородок.
   - Это я за зиму произвел.
   - Вы каллиграф?
   - Толечко эту зиму. Доживу, Бог даст, до следующей, хочу переписать еще раз.
   Присев рядышком, он достал трубку в форме змея, и стал заталкивать в его раскрытую пасть узловатые травки.
   - Вы можете не курить пока? - попросила Женя - я жду ребенка...
   Молодой человек испуганно сунул трубку в нагрудный карман пиджака и задержал руку на груди.
   - Ах, сердечко мое расплясалось, ох ты, боженька-чебурашка... Вы, матушка, в другой раз так не пугайте. Чуть было, грех такой на душу не взял... Извините великодушно, не заметил, что у вас животик. Да и колечка, вон, нет на пальчике, стало быть, не в браке понести изволили?
   - Какое это имеет значение? - спросила Женя, вместо того, чтобы встать и уйти.
   - Ах, что вы, что вы!! Разве для современной, уважаемой собою женщины может иметь значение то, в какой семье будет расти ее дитя - в полной, или в ампутированной напополам?! Каким воздухом дышать - хорошим, или таким, где кислорода мало-мало?! Это уж я ретроград какой-то сугубый-пресугубый, по сей день думаю, что детки людям не игрушка.
   С такими усами - куда уж - подумала, было, Женя, но вспомнился Алик... Ей захотелось вдруг спорить с этим сумасбродом.
   - А разве смысл жизни не в ее продолжении? - спросила она.
   - А как же, в нем самом, родимом. Это вам даже любая баба на базаре скажет. Но позвольте спросить вас: а в чем же тогда смысл продолжения жизни? Ужели - в продолжении продолжения? А вы мне тогда ответить должны: "А это уж не моя печаль, пускай они, продолженцы мои, над этим вопросом головушки ломают". Так, аль нет?
   Вот глупость какая - подумала Женя, чувствуя, как ужас вновь заворочался в ней.
   - Слушайте, если бы вас ваша мама не родила, то вы бы сейчас меня не учили жизни.
   Незнакомец глянул весело, точно услышал скабрезный анекдот, но из приличия не засмеялся.
   - А если бы никого не родили, то и никого не было бы, не так ли? Ни людей, ни зверушек, ни пташек, ни рыбок...
   Ни "кротов" - невольно сказала Женя про себя.
   - Так вот, сударыня, то, что простительно птицам небесным и тварям земным, ползающим и рыскающим, то не простительно существу мыслящему - человеку. Вы, простите, в метро изволите ездить?
   - Езжу.
   - Вообразите: входите вы в вагон в вашем положении, свободных мест нет. И уступает вам приветливо местечко юноша, глаза лучистые - сумасшедший зажмурился - благоговейные, ибо знает, что у самого половинка его благоверная во чреве носит. Хороша картина?
   - Вам она кажется необычной?
   - Дикой, матушка. Дичайшей! - трубка-змея вновь была в руках незнакомца, будто в забытьи он гнул ее во все стороны (вещица оказалась из какого-то полимера) - Отчего же тот, кто в это положение вас ввел, машинку вам не купил, чтобы сама вас возила по навигатору? Дорого? Да, чтобы заработать, силушку надо затратить. А сколько же ее, силушки, затратить надо, чтобы дитя вырастить здоровым - от взгляда юродивого Жене стало по-настоящему больно - и счастливым. И сравнений-то не придумано таких. А если ему, подлецу, на железку жалко сил, то что же он детям своим даст?
   Гипноз этих слов действовал на Женю парализующее.
   - Кто и когда, сударыня, спрашивал своих будущих чад, хотят ли они прийти в эту жизнь? Нет, никто и никогда. И наперед никто не знает, какая судьба ждет его детей. Счастье ли? Злая ли мука? Но их бросают в мир, как новобранцев с парашютом, так те хотя бы знают, что с парашютом падают, а дети же не знают ничего: откуда этот ужас и зачем. Они невинны и беззащитны. За что же вы им это?
   Юродивый поглядел на Женю умоляюще.
   - А не кажется ли вам, что это Господь решает, кому и когда рождаться? И ничего не происходит без Его воли! - сказала она резко.
   Собеседник покусал кончик змейки.
   - Вон как, до Всевышнего, значит, договорились. А ведь, сначала-то вы мне об инстинктах изволили заливать, о предназначении биологическом. А теперь выходит, все же, Господь над нами. Он решает все. Н-да-с. Только ведь, и самые гнусные злодейства можно объяснить Божьим промыслом. Я вам так скажу: совершая поступок, на Бога ссылаться можно только, и только тогда, когда ты Его любишь больше, чем себя самого. Вы, сударыня, себя-то спросите: любите ли вы Его настолько, что можете с уверенностью сказать: Его, не свою волю выполняю. А если Он вам свою волю объявит через ангела: возьми свое дитя, и заколи. Что тогда делать станете?
   Женя смогла на это улыбнуться.
   - А мне Он Свою волю уже объявил. Через старца Никаса.
   Юродивый крякнул.
   - Софронова?
   - Да.
   - Никас Софронов! Хи-хи-хи-хи... знаю, знаю. Только, смею заметить, он-то своих детей-внуков сперва на ноги поставил, да еще подпер как след, а тогда уже и в скит. Молодец, старче! Ему туда, говорят, до сих пор со всего Донбасса натурщиц возят, а я - он не дал ответить Жене, - сударыня моя, когда мне срок пришел биологический должок платить, четыре года в трубе заброшенной котельной прожил. А в самой котельной летом бездомные жили, я корки у них воровал, они про меня и не знали. А потом у них тряпье занялось, дым - ко мне весь в трубу, и сижу я на жердях своих, и заживо копчусь. И высидел, охранил Господь. А все же, и тогда не понял, есть ли у меня, Ваньки Богонетикова, право детей на свет пускать, или нет. Эх, сссударыня...
   При этих словах безумец сорвался с лавки и побежал, крича: Эх, сударыняааа!. Женя оглянулась на него, тот с запрыгнул бочком в гроб на четырех велосипедных колесах, запряженный парой здоровенных дворняг в намордниках, схватил вожжи и дунул в свисток. Собаки побежали, юродивый закричал: Ээх, зззалетныя!
   А Женя, глядя, как он, приняв картинную позу, правит своими скакунами, захохотала искренне, задорно, радостно.
  
  

Торсионная

  
   Выследить человека в виртуальном метро, когда он использует адронный резонанс, практически нельзя, если только не контролируешь всю электронную облачность мира. Поэтому семесники поступили умно, объявив заложниками близких Максима снаружи.
   Вороных эполетов ему не дали, позывного не присвоили, зато легенда, с которой он должен был внедриться к загадочным человеко-селекционерам, была простой и, фактически, правдивой. Главное было не дать увлечь себя в глубокий резонанс, где неприятель мог считать из памяти "вербовку" на станции Кроты, то есть, пользоваться только своим резонатором. От базы в отеле "Гойтосир" Qлановец отказался решительно: лишний раз отлучаться от индукторной было уже слишком рискованно. Его сеансы учащались.
  
   Тело напоминало стынущую на ветру головню: горячая резь ходила по нему волнами. Мощный приступ индукции только что кончился. Сознание Максима собиралось из Бог весть какого числа мозаичных сеток, и когда эти сетки сопоставлялись неровно, мозг выкручивала тошнота.
   - Дождался, твою мать нехай... - произнес где-то рядом папа.
   Видеть Максим не мог, на глазах лежали целебные примочки, но грустный голос отца как-то помогал собрать мозаику и успокаивал всепоглощающую тошноту.
   От прикосновения к руке мириады мелких колючек рассыпались по телу, вздрогнули ноги.
   - Лежи, Максим, лежи - виновато сказал отец - прошло уже. На гора ты сегодня выдал...
   Максим застонал.
   - Не надо... а... не надо про Джоули.
   Это было первой его самостоятельной мыслью с начала сеанса, после нее пришла другая: а вдруг "селекционеры" (какое болючее слово) с их пирамидами правда смогут помочь.
  
   Как следовало ожидать, вестибюль станции VM Торсионная - просторная пирамида. На сидении, спущенном с ее вершины, покачивалась девушка в длинном легком платье. Под нею на мозаичном полу стояли ее сандалии.
   Как не хватает подобных лиц в резонансной порноиндустрии - подумал Макс, подходя к ней.
   - Здравствуйте. Двинский Максим.
   - Алебастрова Раиса. Вы пришли - она изящно подцепила пальчиками ног сандалии, спустилась на пол, и, опершись Максу на плечо, подтянула ремешки - пришли, чтобы узнать больше о пирамидах?
   - Разве? Ах, да... Ну что ж, если для продолжения знакомства нужно говорить о пирамидах, давайте о пирамидах. Скажите, Раиса, правду пишут, что в таких формах - Максим с демонстративной натугой оторвал взгляд от собеседницы и оглядел помещение - правда, что в помещениях такой формы сносно живется даже тем, кому давно пора стать свободными от времени?
   - Правда в том, что многие люди давно стали бы свободными от времени, если бы не жили в наших пирамидах.
   Она говорила с мягким, еле заметным присвистом, словно старалась кусочек мороженого подольше продержать на языке
   - Приведите несколько душераздирающих примеров, будьте добры.
   - Хорошо. Эти сведения очень трудно будет проверить, зато поверить в них легко. Один экстремал, очень известный в узких кругах, проводит в пирамидальной комнате нашего производства большую часть жизни. Он коллекционер инфекционных болезней. На сегодняшний день переболел восемнадцатью инфекциями, является носителем пяти видов вирусов и трех видов бактерий. Смертельно опасных, естественно.
   - Он дончанин?
   - Он дончанин.
   - Продолжайте.
   - Компания молодых людей всерьез увлеклась карточной игрой. Играть на деньги считалось у них пошлым, поэтому проигравший, по их правилам, обязан был сам заказать и - девушка запнулась - простите, употребить в пищу обед в "Макдоналдсе".
   Максиму тоже стало немного не по себе, выходить за рамки приличий в разговоре с такой красавицей не хотелось.
   - Так вот - овладев собой, продолжала Раиса - один из этих ребят оказался очень азартен. Он проиграл, пытался отыграться, но в итоге остался должен самому себе дюжину обедов.
   Золотая молодежь, конечно - подумал Максим - интересно, не было ли там юного Ибурота?
   - На девятый день его друзья привезли его в больницу, простили оставшийся долг, а затем он реабилитировался в одной из пирамид нашего центра.
   - Как он себя чувствует?
   - Сказать, что превосходно, не могу, но, по крайней мере, его перестали мучить кошмары. Если хотите, я приведу вам еще один пример.
   Макс кивнул ей.
   - У нас лечился мужчина, который долго работал напоминальщиком о смерти у одного очень влиятельного человека. Сопровождал его даже в постельных приключениях, и по долгу службы, шептал ему свое "memento mori" в момент наивысшего наслаждения.
   - Несчастный.
   - Когда хозяин умер, он обратился к нам. Конечно, лечение было комплексным, но теперь этот человек вспоминает о прошлой работе не чаще, чем о смерти.
   - Глядя на вас, Раиса, я невольно думаю, что именно внутри пирамиды вы были зачаты.
   Собеседница улыбнулась медленно, как бы в несколько этапов.
   - Мой отец испытал на себе эффект пирамиды не в начале жизни, а уже будучи пожилым человеком. Он инвалид-колясочник, и поговорка у него была - она весело взглянула Максу прямо в глаза - хули той зимы - два запоя и пиздец. Теперь у нас пирамида в зале, и в ней он чувствует себя хорошо. Почти не пьет.
   - Раиса, тут я должен вам сказать, что мой случай не менее поразителен.
   - Максим, я вся внимание.
   Она опустила свои обнаженные руки на бедра. Этот простой жест был так сексуален, что Максим не сразу вспомнил, с чего собирался начать.
   - Я, если угодно, мутант-симбионт. Небольшая, незаметная аномалия в генах моего деда, и плюс еще ряд совпадений, привели к тому, что в него, и затем в его сына и в меня вселилось нечто, вообще не имеющее отношения к органической жизни.
   По глазам Раисы не видно было, насколько она понимает слова Максима, и верит ли ему. Рассказывать было неловко.
   - Дед, уже покойный, назвал его Индуктором. Используя наши тела как проводники, он генерирует электрический ток непонятно из чего. Может быть, это энергия наших собственных атомов, или она приходит из другой реальности, словом, случается это регулярно, а иногда еще, к тому же и негаданно. Дед вынужден был договориться с теми людьми, в среде которых модно держать напоминальщиков о смерти. В моем кругу их называют семесниками.
   Раиса кивнула, показав, что понимает.
   - В результате их сделки то электричество, которое мы производим (а каждый из нас это, фактически, небольшая электростанция), поступает в их распоряжение. Нам хорошо платят, но дело не в этом.
   Раиса отступила и присела на краешек качели. Она слушала внимательно, и даже, как показалось Максиму, взволнованно.
   - Дело в том, что все эти сеансы индукции осаждают цитоплазму. Мы не просто стареем быстро, поврежденные клетки погибают, как колосья под градом. Ткани отмирают.
   Заготовленную фразу "Органы влачат жалкое существование" Максим решил не говорить.
   - Отец уже очень плох, а моя перспектива еще хуже, хотя бы потому, что индукция у меня более мощная. Конечно, мы используем все доступные средства, чтобы сдержать процесс. А, что касается пирамид, - в нашей семье существует предубеждение против пирамидотерапии: должно быть, вы работаете в своей организации недавно, и от несвоевременного обращения в нее меня хранила сама судьба - это предложение Максим произнес на одном дыхании.
   Все как в жизни, милая - добавил он про себя - тебе румянец, мне одышка.
   И решил сказать правду.
   - Видите ли, когда мой дед рассказал семесникам о своих способностях, они решили, что он недостаточно откровенен с ними. Тогда они подвергли его пытке. От кого-то из ваших коллег они узнали, что находиться в медной пирамиде крайне губительно для здоровья, и они посадили дедушку в такую пирамиду с отдушинкой, правда, заземленную. Там, он потерял навсегда ощущение общего времени и пережил несколько сеансов индукции. При этом воздух так сильно ионизировался, что начинал светиться, и дед наш читал на стенках надписи других узников.
   Медленно поднимая на Максима глаза, Раиса отвечала:
   - Я хорошо знаю, что такое медная пирамида, и держать в ней живого человека это ужасное преступление. Поверьте, никто из нашей организации не имеет ни малейшего отношения...
   Максим перебил:
   - Я верю вам, Раиса. Но верите ли вы тому, что я вам рассказал сейчас?
   - Нет оснований думать, что вы меня разыграли, хотя, признаюсь, это необычно даже для нашего необычного региона.
   - Конечно, вы не слышали о подобном, хотя бы потому, что семесники наши в этом не заинтересованы. Я вас должен предупредить: очень опасно предавать нашу беседу широкой огласке, Раиса.
   - Об этом не стоит беспокоиться.
   - Ну хорошо, предварительные ласки закончены, перейдем к делу. Мы с папой живем в усадьбе, где есть возможность разместить пирамиду таких размеров, чтобы, фактически, в нее переселиться. Но есть ли в этом смысл в моем случае?
   Раиса с силой погладила свои коротенькие волосы.
   - Признаюсь, это самый необычный случай в моей практике.
   - Необычнее добровольного питания в "Макдоналдсе"?
   Она улыбнулась, продолжая растерянно думать.
   - Знаете что, Максим, а вы не будете возражать, если я проконсультирую вас у нашего ведущего специалиста? Только уже не сегодня.
   - Тогда пойдемте с вами гулять снаружи? Рядом с вами весь белый свет - одна большая пирамида!
  
   Из виртуального метро он поднимался сквозь воспоминание.
   Две спелых абрикоски на веточке, протянутой в беседку. Трещат сверчки, словно сеют вечер сквозь звонкое сито. Напротив сидит отец, курит кальян, и Максим еще не знает, что в колбу добавляют анальгетик.
   - Папа, расскажи, как люди жили раньше.
   - Что было, сынок, того уже не вернешь...
   - Но мне же надо знать, чего уже не вернешь.
   Отец усмехается, Максим глядит на протянутые внутрь беседки абрикоски и думает: Никогда мне их не сорвать, а значит, не вернуть.
   - Когда-то, Максим, в нашем краю многое было иначе. Люди считали, что время и книги для всех одни и те же. Они рожали детей, чтобы сделать их похожими на себя, но знали о себе самих только то, что получились непохожими на своих родителей. Сейчас не знаю, а тогда очень любили, дай вспомню слово... свадьбы.
   - Свадьбы?
   - Не запоминай, не надо. Это когда парень и девушка решали жить одной семьей, они выбирали день, звали гостей, наряжались красиво, как никогда, и колесили по городу в разукрашенных машинах, в гудки гудели. Они старались получить побольше впечатлений, запомнить их получше, а потом, если семья начинала заживо гнить, а чаще всего так оно и случалось, эти воспоминания становились для них источником боли. Как рана, которая не может затянуться. Иногда только боль и убеждает человека в том, что он жив...
   На площади в центре Донецка тогда стоял памятник вождю, страшному человеку. Была традиция во время свадеб ездить к этому вождю, на поклон, что ли... Я никогда этого не понимал, а мой друг, сверстник, поехал со своей женой. Прожили они вместе после той свадьбы пять месяцев, и вскоре он повесился на глазах у нее и их ребенка. Вот так, Макс.
   Отец глубоко и ровно затянулся, потом спросил:
   - Скажи, сынок, ты до сих пор не пожалел о том, что пожил в той камере?
   - Нет, - честно ответил Максим - раньше я просто знал, что время - это я, а теперь уже чувствую, что все часы на свете ко мне просто не имеют прямого отношения. Другие люди только и думают, как бы уложиться в ход механизмов, которые сами же и создали, а я от этого свободен.
   Отец опустил веки. Лицо его задумчиво и спокойно, ветвистые морщины еще не выросли на нем.
   - Папа, скажи, а почему ты не расскажешь другим людям, что такое время на самом деле?
   - Это не мое дело, сынок. Есть люди, которые время от времени об этом напоминают всем остальным, но без особого успеха.
   - Но это же необычайно важно! Почему людей специально не учат, как они должны воспринимать время?
   - Чтобы ты понял, Макс, расскажу-ка я тебе одну историю. Называется она

Легенда об Адольфе и Еве

   В старину, когда ракеты летали только на твердом топливе, немецкий художник и мыслитель Адольф полюбил молодую красавицу Еву.
   - Стань моей женой, - сказал он ей. Она ответила отказом.
   - А если я сделаю Германию величайшей страной мира и положу ее к твоим ногам, тогда - станешь моей?
   - Я ношу свою Германию в сердце, - отвечала Ева, - а то, что живет в моем сердце, не станет мне ближе, когда окажется у ног.
   - Тогда я стану хозяином Европы и подарю ее тебе, только будь моей! - не отставал Адольф.
   Ева сказала:
   - Жизни моей не хватит на то, чтобы узнать и полюбить целый континент. Даже если в придачу к своему единственному яичку (а оно у Адольфа было только одно) ты отдашь мне всю планету, я откажусь и от того и от другого.
   Тогда, отчаявшись, Адольф сказал Еве такую правду, в которую прежде ни за что не поверил бы сам.
   Он сказал: "Да, Земля мала для нас с тобою, Ева, но если на ней ты проживешь со мною эту жизнь, то в следующей нашим домом станет безсмертное Солнце. Я заставлю ученых создать ракету, на которой в последний день нашей жизни мы покинем этот каменный шарик и ворвемся в предвечное пламя. Мы сгорим, но, умерев на Солнце, мы навсегда останемся в нем! Только мы: я и ты, любимая!"
   И Ева сказала: "Я верю, что есть обещания, нарушить которые человек не сможет никогда. И даже если твоя мечта не сбудется, ты все равно посвятишь ей всю жизнь, а значит, нам стоит провести ее вместе. Потому что это и моя заветная мечта! Еще в детстве она поразила мне душу, подобно пронзающей Солнце ракете. И пускай наше соитие станет символом и залогом единения светила с чудо-машиной, а нас - с нашей мечтой".
   Так Ева стала женой Адольфа, а он приступил к выполнению своего обета перед ней. Сперва он стал правителем Германии, потом захватил Европу, и теперь десятки тысяч заводов и ученых работали на него.
   Адольф приказал строить ракету. Он знал: чтобы прилететь к Солнцу, нужно вырваться из притяжения Земли, а там светило само притянет корабль. Но ученые, как ни боялись они Адольфа, были вынуждены признаться ему: "Великий фюрер, нет у нас таких знаний, чтобы построить вам с Евой ракету. Мало того, мы даже не можем сказать, когда эти знания у нас появятся".
   Тогда разгневанный Адольф выгнал ученых и разыскал друидов - древних колдунов, которые столетиями тайно жили в Европе. Друиды ему сказали: "Мы знаем, чего ты хочешь, Адольф. Твои ученые сказали тебе правду. Ваша наука похожа на плодовое дерево: как не поливай его, как не удобряй, - не даст плодов, пока не зацветет, и до постройки своей ракеты вы с Евой не доживете. Но наша древняя колдовская наука способна тебе помочь. Видишь ли, Вселенная устроена так, как большинство людей представляют ее себе. Недавно стало принято считать, что Земля вертится вокруг Солнца, и это действительно так. Прежде люди думали, что Земля лежит на Черепахе и Слонах, и это было правдой. Мы же, друиды, считаем, что Солнце висит в центре Земли, как желток внутри яичной скорлупы. Если ты убедишь большинство живущих на земле в том, что это правда, то Вселенная незаметно вывернется наизнанку, и тогда уйти от притяжения земной оболочки будет просто. Нужную для этого ракету в Германии смогут построить в ближайшие годы, и солнечный желток в земной скорлупе станет для тебя тем яйцом, которого тебе не хватает в жизни". "Я сделаю все, чтобы люди узнали нужную мне правду!" - вскричал Адольф. "Люди примут нашу картину мира, - отвечали друиды, - одни это сделают по глупости, другие из мудрости. Большинству совсем нет дела до устройства Вселенной, они поверят во что угодно, лишь бы им не мешали спокойно жить. Но есть один народ, который ни за что не согласится заточить свое Солнце внутрь Земли. Это русский народ. Убедить русских не получится, поэтому, Адольф, если ты твердо решил достичь цели, тебе придется их уничтожить".
   "Ну что ж, - сказал Адольф, - да здравствует гибель во имя великой цели, хотя и чужой!". Он, как мог, подготовился к войне, и вторг свои армии в Россию. Русские отступили до самой Азии, до великой реки Волги, древнее русское название которой - река Ра, то есть, река Солнце. Наши предки сражались не только за свою землю, не только за свои и наши жизни. Они сражались за свободу нашего Солнца в безкрайней Вселенной. Лютой зимой малый отряд русских воинов задержал армию Адольфа на западном берегу Ра. Отсюда наши деды стали наступать, и однажды захватили город Берлин, где Адольф с Евой теперь уже прятались в бункере. Понимая, что конец неминуем, Адольф разлил в бокалы яд. "Да здравствует гибель во имя великой цели, хотя и чужой!", - воскликнул он, и это был их последний с Евой тост.
   А русские, разрушив Берлин, вернулись домой и там построили ракету, способную долететь к Солнцу.
   Совсем еще здоровой рукой отец накрыл уголек кальяна, чтобы ночная бабочка не обожглась, и закончил так:
   Те, кто рассказал мне эту историю, совсем не старались убедить меня в ее подлинности. Слишком сильное желание кого-то в чем-то убедить, - говорили они, - всегда грозит войной. О чем и свидетельствует

Легенда об Адольфе и Еве.

  

Ночная

  
   После встречи с Богонетиковым Женя весь день где-то бывала, и в жилой троллейбус "Последнего депо" вернулась поздно вечером.
   После душа ей захотелось в воду.
   Не одеваясь, она залезла в кресло, надела легкий, в меховой оторочке, шлем портативного резонатора, и мигом выбралась на станции VM "Ночная", куда слабые запахи степных трав и ночной фиалки приносились волнами тишины.
   - Женя, привет.
   Как всегда, Она вышла из-за правого плеча. Сейчас она тоже беременна, у нее те же усталые глаза с желтизной, и тонкая вена, как след от слезинки, спускается по скуле. Она тоже раздета.
   - Привет, Вика.
   Женщины поцеловались, вошли в крохотный бассейн под ночным открытым небом, и сели в мягкие сидения, оставив над водой головы.
   Вика поглядела на подругу внимательно и нежно.
   - Хочешь спросить, как мне твой новый знакомец?
   - Скажи, он сумасшедший?
   - Если я скажу "да", что изменится, милая?
   - Я вот что думаю, Вика, если это была одна из тех встреч, которые меняют жизнь, то почему у меня такое безразличие, даже не к этому случаю, а... знаешь, как будто я живу, а чувствует за меня кто-то другой.
   - Жень, посмотри на меня: я живу в твоем сознании, и чувствуешь за меня ты, я просто иногда за тебя думаю. Почему же не может быть такого, что ты живешь в чьем-то сознании?
   Евгения медленно опустила голову под воду, и, вынырнув, тряхнула ею слегка, прилипшие волосы вмиг стали сухими.
   - Слушай, а хорошо вот так знать, что плаваешь в ком-то, как тут, в бассейне, только там - наоборот, вода настоящая, а ты нет.
   - Мне кажется, подруга, что время, когда нас решают, и мы решаем - это сырая ранняя весна, и она уже позади. А сейчас уже все решено...
   - А я шла сейчас по нашей троллейбусной спирали, такая редкая тишь, волосок не шевельнется, подняла голову, а там, в пятне луны, облака бегут, как на ускоренной перемотке. Над нами такой ветер! Что же будет, Вика, милая, а?
   - Если тот, в ком ты плаваешь, знает, он скоро тебе сообщит.
   - Уверена?
   - Я же всегда уверена в том, что говорю, потому что ни за что не отвечаю. Я тут вспомнила кое-что, послушаешь?
   - Конечно.
   - Двадцать второго декабря, каждый год, утром, папа с мамой и вы с Настей всегда одевали всю новую одежду, не одеванную. Помнишь?
   - Да, помню, все новенькое.
   - Потому что когда-то в этот день не было конца света. Мир остался таким же, только стал немножко новее. Это уже дядя Денис вам потом объяснял, а родители просто говорили: одевайте новенькое, чтобы все с вами было хорошо. И сами в это верили.
   - Да-да, такая традиция новая пошла тогда.
   - Тебе было девять лет. Рано утром, когда все спали, ты встала в туалет. Когда вернулась, то увидела, что фонарь с улицы светит на письменный стол, а на нем и на стульях лежит новая одежда. И тогда ты...
   - Я вспомнила, Вик! Я одела старую.
   - Да, Женька. Ты оделась в старое, хотя утро уже наступило. Потом опять все сняла, легла и не уснула больше. Было страшно, и так все хотелось вернуть! Вот тогда ты и поняла, что в жизни есть непоправимое. Твое первое взрослое чувство, детские оргазмы не в счет.
   - Еще страшнее стало, когда все проснулись и стали одеваться в новое.
   - Но ты так и не призналась никому в том, что сделала.
   - Расскажи я тогда папе с мамой, они бы, наверное, сначала поругали, а потом стали бы утешать, что ничего плохого не случится, и это было бы совсем страшно...
   - А теперь скажи мне, красавица, если бы можно было все вернуть и никогда не встретить Алика, что бы ты выбрала?
   Женя боялась этого вопроса, но именно из-за него она сегодня вызвала к жизни свою внутреннюю подругу. Подавшись вперед, она под водой взяла Вику за руку.
   - А я ведь, не тоскую совсем по Алику. Знаешь, будто посмотрела о нем картину в резонансе, и... всё. Но, вернуть... Вика, Вика, кто еще, кроме тебя мог спросить меня о таком.
   - Я единственная искренняя твоя подруга. А еще только я могу сделать чудный куни прямо под водой - она показала блестящий распластанный язычок.
   - Милая, не сегодня. Расскажи мне лучше сказку.
   Вика напряженно поглядела на воду и коснулась пальцем переносицы, поправляя невидимые очки.
   - Стало быть, так.
   Ближе к вечеру бабушка одевала мальчика не слишком легко, чтобы не простыл, и не слишком тепло, чтобы не вспотел и тоже не простыл, и вела гулять по улице.
   На той же улице жила старуха, мать которой умела колдовать, и, умирая в голодном сорок шестом году, пыталась передать свое знание дочери, тогда еще пионерке. Та и рада была научиться тому, чего не умели другие, но пересилила магия красных вождей: девочка заставила себя забыть даже те азы чародейства, которые успела узнать.
   Вспомнила она их только на пороге собственной смерти, когда увидела, что единственная внучка ее унаследовала папину дурь и мамину дурную внешность. "Эта девка пропадет, а никто и не заметит" - подумала бабка и решилась на доступное ей колдовство.
   Однажды, ближе к вечеру, она вышла на улицу и причаровала гуляющего мальчика на глазах у его бабушки. Она показала ему деревянную канавку, по которой картонный столбик с округлыми концами кувыркался как живой, потому что внутри него катался железный шарик.
   - Нравится?
   - Спасибо, - мальчик протянул ручку за игрушкой.
   - Нет, это я тебе не дам, - сказала ведьма и спрятала вещицу.
   В тот же вечер Господь, от греха подальше, забрал ее заблудшую душу из тела, но мальчик остался причарован к новой хозяйке заговоренной игрушки - старухиной внучке.
   Эта девочка росла под родительские вопли, от которых лопались обои, да под вопли пузатого больного телевизора. Поэтому она вообразить не могла, что кто-то может понимать в жизни лучше ее.
   Одно время в ее голове, кроме клубных танцев, были одни лишь клубные перекуры. И когда на таком перекуре какой-то дурачок ей сказал: "Если я в тебя кончу, ты улетишь в Андромеду", та не нашла ничего лучше, как отдать ему свою неведомо чем провинившуюся невинность.
   Женское счастье казалось ей похожим на рейсовый автобус, где мест не хватает на всех, и в счастье любой другой женщины она видела угрозу для себя. Глядя на замки, оставленные молодоженами на решетках донецких мостов, она так бы их все и спилила.
   И не было той силы, которая помешала бы ей сфотографироваться на память у незнакомой скульптуры или красивой витрины.
   А мальчик, тем временем, стал юношей, из тех, кому отбоя не бывает от баб. Идя к нему в гости, подруги старались еще по дороге снять как можно больше одежды, и были рады, когда он сношал их над унитазом, даже если унитаз был без крышки, а в отверстии плавала кака. В те моменты их занимали только собственные отверстия.
   А он говорил: "Секс - хороший повод покурить, глядя в потолок".
   Они были знакомы всю жизнь, но фонтаны страсти забили у них уже тогда, когда он стал зарабатывать какие-то деньги, а она поняла, что в постели нечего ждать милости: всё нужно брать самой.
   В ту пору людей встречали по "мобилке", простому звуковому коммуникатору. Однажды наши любовники встретились у нее дома, при этом она вслух выбирала себе модель. Он упер ее в стенку руками и выдрал так, что в комнатах вспотели зеркала, а она выбирала модель. Тогда он положил ее на спину, отгородился ее сомкнутыми ногами и взъелозил, как будто в последний раз, а она выбирала модель. Он вновь поставил ее раком и вогнал свой хобот в отверстие, которое смазывается независимо от сексуального хотения, а она выбирала модель. "Клин клином вышибают" - подумал он и погрузил свой клин в ее рот, но и в глазах ее при этом читал все тот же вопрос: "Какую же выбрать модель?". И тогда, словно спохватившись, он спросил:
   - Слушай, у тебя вообще-то есть внутренняя жизнь?
   - Ты разве не предохранялся? - ответила она.
   С тех пор что-то надломилось в их отношениях. Он стал навещать прежних подруг да поглядывать в полимерную тару, она же, не зная, как его удержать, всё невпопад ласкалась и бранилась.
   Он перестал бриться, и когда бородка скрыла ту часть лица, которой мужчины в таких случаях больше всего стыдятся, сказал ей: "Считай, что меня здесь уже нет". Сказал и уехал, не сказав, куда.
   Шли годы, а вестей не было. Она давно уже заметила, что ее пот стал пахнуть окалиной, а соски потупились, как будто им стыдно за свою стареющую хозяйку. Какие-то нелепые существа наощупь передвигались в ее душе, и она поняла, что это и начинается внутренняя жизнь.
   Однажды она возвращалась домой, сама не помня, откуда: то ли с работы, то ли со свидания с очередным козлом. Вместе с раскрытым зонтом она путалась в длинных космах дождя. Несколько человек в промокших капюшонах, с рюкзаками, брели ей навстречу. Все они сосредоточенно пинали перед собой камни, скруглившиеся от безчисленных ударов. "Занимались бы лучше внутренней жизнью, ублюдки", - подумала она и хотела пройти мимо, когда камень, ударенный последним из этой процессии человеком, оцарапал ее ботинок. Она быстро сложила зонт и собралась выбить виновнику глаз, но тут вдруг в этом помешанном пегобородом пилигриме узнала его: своего лучшего любовника, своего суженого бабкой и ее деревянной канавкой. Впервые за долгие месяцы такого странного путешествия он поднял глаза от дороги и проговорил:
   - Вот камень меня и привел назад.
   И в следующий миг оба запутались в длинных дождевых космах.
   Прежде, и все эти годы разлуки, он любил ее. Каменный шарик, тот, что свел их снова, об этом знал. А колдовство здесь было ни при чем.
   Старуха ошиблась. Ворожить ей нужно было на другого соседского мальчика: тот стал богатым и уважаемым человеком, никогда не изменял своей корове жене, а из скромности даже умер во сне.
   Ну как?
   - Вечненько, слууушай! Неужели это у меня в голове такие сороконожки гуляют?
   - А то! Сама, бывает, поражаюсь.
   - Спасибо, родная. Знаешь, на твой вопрос я себе уже ответила. Поэтому поеду спать. Но сначала...
   - Споем?
   - Нашу любимую.
   Обнявшись по пояс в воде, женщины прижались друг к дружке щеками и запели на два одинаковых голоса:
  
   Птица счастья завтрашнего дня
Прилетела крыльями звеня:
   В жопу клюнь меня,
   В жопу клюнь меня -
Птица счастья завтрашнего дня.
Сколько в звездном небе серебра
Завтра будет лучше, чем вчера
Лучше чем вчера,
   Лучше чем вчера,
   Завтра будет лучше, чем вчера
  

Прото-Вьюжное

  
   Из-под узкого пирса вдоль рукояти пруда-пистолета слышен был ритмичный плеск, это старик Алебастров петлял в воде между сваями. Когда он вылез, Русик подал ему халат и отрекомендовался:
   - Руслан Магура. Вы заказали станцию моим друзьям, а они делегировали меня, чтобы составил впечатление.
   - Ну, побежали скорей в хату, составишь.
   Они побежали по доскам пирса, по садовой дорожке, мимо амфитеатра с песочницей в центре и статуей Аполлона Леохара с эрегированным пенисом, и вбежали в круглую башенку. Там их встретила барышня с девственными ушами и влажным отблеском недавних оргазмов в глазах. Она протянула Алебастрову полотенца и бодро спросила: Ну как?
   - Колладна, - отвечал тот, вытирая голову по пути в ванную, - займи парня пока.
   - Здравствуй, я - Москва, что значит, влажная, топкая, липкая...
   Она поцеловала Русика так метко и быстро, что он не успел самостоятельно разлепить губы.
   - Я, стало быть, Руслан, - ответил он, облизнувшись, - это значит, мы с Дмитрием Сергеевичем сотрудники в данном случае.
   - А, ну что ж, пойдем на третий ярус. Дмитрий Сергеевич к нам подтянется.
   Вверх лестница вела по часовой.
   - Шест между ярусами - это если нужно срочно встречать гостей? - спросил Русик Москву.
   - Внизу я на нем танцую, а Дима по нему и спускается и поднимается, поэтому руки у него сильные и всегда чуточку шершавые. Иногда он спускается в тот момент, когда я танцую, и тогда я бросаю один шест и берусь за другой.
   - Также шершавый?
   - В делах разврата главное - благородство, а если колоться, так уж колоться - ответила девушка нараспев.
  
   Казалось, только шест не давал потолку свалиться на узкие столбики с бюстами вдоль круглой прозрачной стены, за которой торчали редкие шпили Вьюжного, и виднелся вдалеке опутанный туманами громадный террикон Аэропристани.
   Москва щелкнула пальцами: три серповидных дивана вздулись вокруг шеста.
   - Садись и начинай думать о деле - объявила она - наш повелитель сейчас вылезет прямо отсюда.
   Рука из отверстия в полу схватила шест, показалась уже сухая седая голова, еще рука, и затем все тело Алебастрова в скифском платье.
   Не разуваясь и не глядя, он бросился на один из надувных диванов, и сразу же повел такую речь:
   - Вообрази, Руслан, я вчера старые бумаги разбирал, нашел свою предсмертную записку. Казалось бы, последнее в жизни письмо, а написано так, будто я с ним гастролировать собирался, как Грибоедов с "Горем от ума". Вот голова-то была!
   - Да, в принципе, грамотно составленная предсмертная записка избавляет от необходимости суицида. Я читал, что в Донецке один богач их коллекционирует и называет "постскриптумы", потому что, после них люди, как правило, ничего больше не пишут.
   - Могу ему подарить свою! Может, он из тех, из-за кого я ее написал. Тогда многие грозились меня примотать к койке и поставить капельницу с разбавленным спиртом. Чтоб я, значит, пьяной смертью помер за то, что благодаря мне столько народу перестало тариться бухлом, которое гнали даже из человеческого дерьма. А скрывался я от них, как Ленин в шалаше, вот прямо здесь. Это был простой дачный поселок, забыл, как название.
   - "Вьюжным" он стал благодаря вам?
   - Да, дело ж было зимой, и вьюга была такая долгая, что можно было ею земной шар обмотать несколько раз. Как она голосила, матушка! Я грелся от электрокамина, но свет не зажигал. И, лежа в темноте, стал чувствовать, что аура вьюги домик пронизывает насквозь, и меня заодно с ним. Я тогда странно быстро уснул, и среди ночи на меня с гвоздя упала моя куртка. Так, в полусне я с ней и боролся до утра...
   А утром меня все-таки нашли и сказали, что если ветер, который я поднял, уже не унять, то - даешь ветряные мельницы. Под меня, любимого, породили целый бренд.
   Дурацкое мертвое слово не смутило Руслана. Он всегда восхищался миниатюрными настольными барами с запасом выпивки на один глоток.
   - В вашем виртуальном метро для него своя станция давно имеется - добавил Алебастров - А мне нужна станция самого поселка.
   - Дмитрий Сергеич, вы говорите все, что считаете нужным, а я буду переспрашивать, если что.
   - Договорились. Словом, я вернулся сюда на следующий год, уже с гарантиями того, что умру своей смертью, с деньгами и с новым названием, в память о той вьюге. Выкупил этот участок с домиком, потом два соседних, построился, и постепенно рядом стали селиться друзья-знакомые. Почти все они сейчас играются в чеховских помещиков, которые, если помнишь, настолько опизденели, что не годились даже в телеграфисты. Почему? Я думаю, что люди не могут безконечно ускорять свой темп жизни. Когда-то приходится тормозить, а то и откатывать назад, иначе у эпохи не останется ничего целостного, тех черт, по которым она узнается, кроме, конечно, самой скорости. Вот, у той моей вьюги было лицо, а у вьюги электронно-цифровой, в которую мы попали до Прорыва, лица уже не было.
   - А вы помните событие, с которого Прорыв начался для вас?
   - Помню. Я тогда работал на телеканале, как ты сейчас, и занимался тем, что задавал вопросы разным старым упырям и писал сюжеты для тех, кого телевизор отучил от восприятия нормальной русской речи. И все бы хорошо, если бы не мой возраст: быть журналистом после тридцати - все равно, что девственником после семнадцати.
   Дело тогда близилось к той зиме, на которой оборвался майянский календарь, и явились как-то мы с оператором на пресс-конференцию к донецкому бургомистру. На своей должности он был уже с дюжину лет, благонадежный такой господин, конформист, и, в принципе, как любой публичный ставленник мафии, похож был на ученого кота из "Руслана и Людмилы": ходил кругами на золотой цепи и сказки рассказывал.
   В конце той "пресски" я у него спросил: "Как вы считаете, состоится ли в декабре текущего года Конец света?"
   А он, как будто, ждал этого вопроса, и отвечает: "Я думаю, что нет. Почему? Потому что, если данное событие не состоится, то я окажусь прав, а если состоится, то никому уже не будет дела до того, что донецкий городской голова ошибся в прогнозе. Во всяком случае, все коммунальные службы работать будут в обычном режиме"
   И, сказав такую ересь, как ни в чем не бывало, отхлебнул чая. Я думаю, это уже сказывался Прорыв. Кстати, с того дня наш мэр стал до неприличия серьезно исполнять свои обязанности, и вскоре ушел на пенсию, чтобы хозяева города не повесили его на взлетающем вертолете (была в Донецке такая почетная казнь).
   Естественно, после той выходки с телеканала я ушел, чуть не вприпрыжку, и стал проповедовать духовную культуру пития.
   - Благо, достучаться до народного сознания вы уже умели.
   - Да уж, но поначалу меня все равно удивляло, что столько народу меня понимают. Потом дошло: Донбасс был краем духовного пролетариата, то есть, в этом смысле терять людям было нечего. Я говорил им: искореняя пьянство, можно вместе с корнями душу себе вырвать, поэтому, давайте сделаем питие ритуалом, ведь все равно, с благодарностью вспоминаешь только первую рюмку, а главным остается всегда то, с кем пьешь, почему и зачем. И вот так, для множества людей спиртное стало "причастием", а не "горючкой".
   - Ну вот и удостоился персональной проповеди от Алебастрова... Я знаю, что когда вы сказали "причастие", вас немедленно обвинили в сатанизме и наркомании.
   - И обвиняли бы до сих пор, если бы, повторяю, не додумались, как на мне зарабатывать. Насчет наркомании сразу скажу тебе правду: кроме спиртного я лишь курил анашу. В Библии Господь говорит первым людям, Своим Подобиям, которых Он создал еще до Адама с Евой: "Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; -- вам сие будет в пищу". Те, кто пишет законы, Библию не читают: за коноплю тогда могли человеку жизнь поломать. Это теперь нужные гены можно вживить в любое растение: не привлекут же за то, что с балкона кленовый листик сорвешь...
   - Да, Дмитрий Сергеич, люди, которые занимаются этим подпольно, говорят: "Мы не инженеры генные, мы - художники, и, если угодно, - жрецы". Вывели, знаете ли, шаманский мухомор, он, что китайская пагода: со многими шляпками. Сначала вкушают нижнюю, потом выше, а до самой макушки добираются только через недельку-другую. Потому что, если поспешишь, то может и душеньку телом стошнить.
   - Такого тогда не было точно - ответил хозяин - хотя, мутантов тоже хватало. Знаешь, еще до чернобыльской катастрофы одна советская художница, диссидент, подруга Василя Стуса, изобразила в Донецке, в главном ювелирном магазине, мозаику: "птицу счастья" с женскими грудями. Ну, это к слову. Что касается сатанизма, то я тебя уверяю: большинство людей только тем и заняты, что плодят призраков и всевозможнейшую нежить.
   - Вот как?
   - Именно! Как только мы забываем о том, что все явления и люди нам посланы лично Всевышним, они для нас тут же становятся исчадиями ада. Понимаешь?
   - Не согласиться трудно, Дмитрий Сергеич. Еще полбеды, если просто забудешь...
   - Да, Русик. Знаешь, где-то, вскоре после Прорыва было трио безумных акробатов: ловили они прохожего в безлюдном месте, исполняли перед ним всякие номера, держали, чтобы смотрел, сукин сын, до конца. Так вот, Руслан, моя молитва - это наблюдать за представлением, которое дает мне Всевышний, и всегда помнить, что это - именно Он. Если это правильнее называть сатанизмом, то пускай называют.
   - Дмитрий Сергеич, а чем вы заняты с тех пор, как для стихии духовной культуры пития нашлось, так сказать, потребительское русло?
   - По большому счету, процесс идет без меня. Я здесь как египетский фараон, или японский император: сам ничего не решаю, но, пока жив, через меня благодать сочится. Свободного времени масса, поэтому, порой решаюсь даже перечитывать то, чего когда-то не допонял. Соорудил, вот, себе жизненное пространство, тот же пруд, где ты меня нашел. А на днях один товарищ начнет снимать картину по моему сценарию, о том, как девочка-подросток из большого города приезжает летом к бабушке в глухой поселок, и там с ней не происходит никаких приключений. Она просто ходит, гуляет, постигает этот мир незнакомый, мало понятный, что-то непривычное делает по дому, а вечером разговаривает с бабушкой за чаем. А бабушка никакая не ведунья, никаких судьбоносных тайн у нее для внучки нет: самая обычная, добрая, уставшая, и, чуток, знаешь, припизденная.
   - Роль мецената - одна из тех, что вы играете по договору со спонсорами?
   - Я бы так не сказал, человек я не богемнообязанный, могу, если что, любого послать к воеводе Дракуле. Видишь ли, тем, кто думает, что держит меня за глотку (их теперь часто называют семесниками), интересны прибыли от продаж аксессуаров для "причащения" спиртным, поэтому они позволяют мне делать много такого, что интересно мне. Я и делаю. А от многого в нынешнем искусстве я уже далек: все эти шоу эпилептических припадков, конкурсы, кто стильнее справит большую нужду, взрывающаяся пластика, паладины кунилингуса, мудоборье, котоборье - нет, не для меня.
   - А ваши знаменитые аксессуары для "причащения", - вы сами пользуетесь ими?
   - Художнику, Русик, незачем все время любоваться своими произведениями.
   - Художнику - да, а жрецу?
   - Искусство и религия это явления одного порядка, они как вина: одним нравятся красные, другим белые. Сам по себе вкус глотка водки для русского человека сродни религиозному переживанию, вспомни поговорку "во рту запахло". А все артефакты для придания этому глотку пущей значимости, это уже ближе к искусству. В отличие от вин, искусство и религия чудесно совмещаются. Смотри: сам я, в случае чего, "причащусь" из собственной ладони, а для гостей держу замечательный аэростат с "Русской". При желании можно их совместить. Показать?
   - А как же!
   Алебастров подмигнул подруге, та встала и сняла с одного из бюстов бритую голову с длинной самокруткой во рту.
   - А ты пока что вытяни руку ладонью вниз, так, пальцы распрями, напряги, дорогой, вот так, смотри: мягкие ткани между первой и второй пястными костями в таком положении образуют впадинку. Объема водки, который сюда вместится, не хватит даже на глоток, а хватит его только поцелуй.
   Москва подошла и выпустила голову из рук. Оказавшись воздушным шаром, та повисла перед Русланом.
   - Знакомое лицо: широкий нос, прямо как шаттл "Энергия", раскосые ноздри... вот кажется, часто видел, а не вспомню.
   - Летун отпущен на свободу - улыбаясь, отвечал Алебастров - это написал вот этого "летуна" зять.
   - Да-да-да! Менделеев, только бритый.
   - Именно так, сэр. Дмитрий Иванович обосновал, сколько спирта должно быть в водке. Моя же епархия - содержание водки в человеке. Смотри теперь, - точно и плавно, будто хватая химика за отсутствующую шею, Алебастров поднес выемку на тыльной стороне ладони к кончику менделеевской самокрутки, оттуда ему на кожу упали прозрачные капли. Зажмурился, поцеловал округлую лужицу.
   - Теперь ты, родной.
   Непривычный вкус водки напомнил Руслану аккуратно застекленную сушилку в микрорайоне Крайний, и терпкий голос пилигрима, поющий о том, что Конец света уже наступил, но призрак человечества еще долго будет об этом догадываться, гнездясь по привычке среди призраков земли, воды и неба. Разливая водку в узкие стаканы, странник говорил: "Спешите отведать, какова есть она, мерзость земная, скоро будет поздно".
   - Скажите, Дмитрий Сергеич, много ли вы прежде пили? Тяжело вам дался переход к теперешнему режиму?
   - Я, бывало, что пил здорово. Как-то раз даже узрел черного лебедя со змеиной головой, чего греха таить. А было ли тяжело... знаешь, принимая духовную культуру пития, важно себя не насиловать воздержанием. Я, в сущности, как был, так и остался пьющим человеком, просто запиваю теперь безконечно редко. Но всегда помню, что мы, русские, пьем назло всему: и горю и счастью, и рабству и вольной воле.
   А вот, курить, это я действительно бросил, причем, сначала во сне, а когда проснулся, то бросил наяву.
   - Я вас, Дмитрий Сергеич, понимаю, насколько вообще может вас понять непьющей. Другое дело - ваш пример с акробатами. Вы человек вольный, при этом, целая индустрия на вашей персоне завязана. Так что, номера, которые приходится вам смотреть...
   - Я понял, о чем ты. В последние годы, Руслан, я стал искренне восхищаться теми номерами, которые отчубучивают наши, прости Господи, хозяева жизни.
   Тут, впервые за время беседы, в нее вступила Москва:
   - Извините, ребята, я сейчас уберу этот воздушный шар и спущусь вниз. Руслан, дело в том, что сейчас Дима будет говорить слова, которые когда-то изменили всю мою жизнь. А такие слова не стоит слушать по нескольку раз.
   Когда ее фигура помалу скрылась на лестнице, Алебастров сказал:
   - Эта девочка в свое время продала одному богачу свою первую женскую кровь. Знаешь, как это?
   Руслан кивнул.
   - И денег ей хватило в аккурат на то, чтобы понять, какое дерьмо эти деньги...
   Так вот, мой друг, все эти сливки общества, которые владеют страной, корпорациями, спортивными клубами, - на самом деле, безуспешно пытаются себя убедить в том, что их деяния оправданы богатством и властью. До конца поверить в это не удалось никому. Потому что, это сознание может быть ослеплено, а душа, которая, как раз и делает выбор стать мразью, - она всегда его делает сознательно, и точно знает, на что обрекает себя. Спросишь, зачем ей это? Я тебе, Русик, отвечу: для того, чтобы воспользоваться правом выбора, которое Господь из безконечной Своей любви дает каждой душе.
   - Этот безумный позор и последующие муки искупления - результат сознательного выбора?
   - Да, да, и еще раз да! Самая высшая часть нашего существа всегда слита с Творцом в Его вечности, а раз так, то какая разница, сколько бренного времени куда девать, как его проводить... Главное - то, что душа с благодарностью, с непостижимым для нас трепетом, принимает от Господа высший дар права выбора.
   - "Мразь" - ругательство?
   - Это просто термин, вроде паразита.
   - Паразиты, которые пытаются убедить русских в том, что они не русские, растлевают все, что возможно, не щадя ни старцев, ни детей...
   - Руслан, так уж повелось, что принадлежность к России мы, на самом деле, выбираем сами. Ты же помнишь эти стихи:
  
   Тебя жалеть я не умею,
   И крест свой бережно несу.
   Какому хочешь, чародею
   Отдашь разбойную красу.
   Пускай заманет и обманет -
   Не пропадешь, не сгинешь ты,
   И лишь забота отуманит
   Твои прекрасные черты.
  
   Читая, Алебастров стал похож на умную древнюю птицу, только без крыльев.
   - Как считаешь, Руслан, если палачи сознательно выбирают себе свои роли, то разве не то же делают их жертвы?
   - А чего здесь считать, Дмитрий Сергеич. Доживем, даст Бог, до момента истины, когда все станет ясно, тогда и узнаем. А пока можно думать, что угодно.
   - Вот это разговор! Тогда, пожалуй, пойдем смотреть поселок.
   Тончайший эфир опьянения заволок Руслану рассудок.
   - Только сперва, если вы не против, чтобы мы друг друга лучше поняли, предлагаю сыграть.
   Алебастров поглядел на Руслана ласково.
   - Игра такая: продолжаем цитировать классиков, только меняем одно из слов на имя одного из четырех архонтов Донбасса: "Кальмар". А потом пытаемся понять, оправдана ли такая замена. Показываю пример.
   - Валяй.
   - Кальмар отпущен на свободу.
   Качнув две лопасти свои,
   Как чудище морское в воду,
   Скользнул в воздушные струи.
  
   Дмитрий Сергеевич встал с дивана и, заложив руки за спину, зашагал по полу.
   - Так. Так, я понимаю: лопасти это, конечно, парные боковые плавники у кальмаров. Но отчего же - в воздушные струи?
   - Есть одна мысль. В этом стихотворении описано крушение аэроплана. Если учесть, что кальмары, подобно космическим челнокам, используют реактивную тягу, а погибший в 1986 году шаттл "Челленджер" был назван по имени морского исследовательского судна, то можно предположить, что замена слова "летун" на слово "Кальмар" превращает стихотворение в ретроградное пророчество о катастрофе американского челнока, боковые крылья которого похожи на кальмаровы плавники.
   Слушая Руслана, Алебастров довольно улыбался.
   - Что ж, занятно, занятно. Теперь, значит, моя очередь?
   - Милости прошу.
   Старик опустил руки по швам и глухо размеренно произнес:
  
   Как ныне сбирается вещий Олег
   Отмстить неразумных хазарам.
   Их села и нивы за буйный набег
   Обрек он мечам и Кальмарам.
   Ага! Каково?
   - Невыносимо интересно, Дмитрий Сергеевич.
   - А дело здесь вот какое. Князь Олег, хотя и просит волхва предсказать ему будущее, но, при этом и сам человек вещий, то бишь предсказатель, а значит, не чужд магическим знаниям. Так вот, хазары в своих лабиринтах заводей дельты Волги были неуязвимы для его карательных походов. И, чтобы добраться до них и наказать, Олег прибегает к черной магии: по его заклинанию, из волжских глубин восстают гигантские и колоссальные кальмары (Architeuthis dux et Mesonychoteuthis hamiltoni). Своими чудовищными щупальцами они обшаривают берега, истребляя опиздошенных от страха супостатов.
   - Признаюсь, это изумительно! Только почему же такого уровня маг нуждался в предсказаниях лесного отшельника?
   - Возможно, был конфликт интересов, или просто решил потягаться... Не забывай, что князь Олег на Руси человек пришлый. Вообще, вся эта баллада нуждается в переосмыслении. Подумай сам: шипящая змея при всем честном народе зачем-то обвивает Олегу ноги, но никто не обращает на это внимания. Потом она атакует мирно стоящего князя, при этом прокусывает сапог и онучи...
   - Хотите сказать, что лесной волхв повелевал змеями, подобно тому, как вещий Олег - гигантскими кальмарами?
   - Ты сам это сказал. Ну, а теперь твоя очередь.
   - Извольте:
   В этом мире я только прохожий.
   Ты махни мне веселой рукой.
   У осеннего Кракена тоже
   Свет ласкающий, тихий такой.
  
   Алебастров удивленно развел руками:
   - Как же ты, братец, Кальмара-то Кракеном повеличал?
   - Что ж я, Дмитрий Сергеевич: тварь дрожащая, или право имею? Вы сами заявили о гигантских кальмарах инфернальной породы. Они ли - не Кракены суть?
   - Хорошо, я не против, но отчего же Кракен у тебя - осенний?
   - Так ведь, на рязанском диалекте осень будет "есень", отсюда и Есенин...
   Алебастров рывком присел на корточки, сложил перед грудью руки, и стал поочередно выбрасывать перед собой ноги. Скифский сапожок, слетев, упал в отверстие для шеста, удивленный возглас Москвы послышался снизу. Угодив другим сапожком в бюст Вольдемара Сорокина, Дмитрий Сергеевич пошел вприсядку вокруг шеста, негромко выкрикивая:
   - Гип, гип, ай да хуетень!
  

Южные склоны

  
   Возле павильона станции метро "Южные склоны" Максим повязал указательный палец Раисы ленточкой от шара, висящего над их головами. Шар был сплошь укрыт бутонами роз, натуральных, цвета незрелой черешни, и синих, трансгенных.
   Рядом строили высотные дома: структурная пыль на их вершинах колыхалась вокруг сердечников с током, как серое пламя грандиозных факелов.
   Одета Раиса была так целомудренно и безумно, что Qлановца понесло вдруг, словно отвязанный аэростат.
   - Раиса, я вас утомил вчера своими откровениями, расспросами. Так что, теперь, пока не реабилитируюсь перед вами сам, не решусь начать реабилитацию в ваших пирамидах.
   Они зашагали по новой аллее платанов, по которой никто никогда еще не спешил, букет-аэростат важно плыл над ними на шаг впереди. На ветви платанов рабочие вешали гнезда с яйцами-фонарями.
   - А я только что подумал: мы, вот, умеем погружаться в иллюзорную реальность глубже, чем шахтеры в земную кору: целые метрополитены прокопали себе в головах, из генов сделали конструктор: что хочешь, то собирай, дома строить научились просто, как песочные замки, но, почему-то все еще используем для определения наших соитий дурацкое свистящее словцо, причем, откликаемся на него, как та болотная гадюка на свист мистера, как же его...
   - Ройлотта?
   - Вот, точно! Все русские слова, которые для этого есть, кажутся нам неприличными, или на самом деле до неприличия старомодны, или громоздки...
   - Вот горе-то! А ведь, вы правы, Максим: пускай нам будет противно заниматься тем, название чего так паршиво звучит.
   - Но мы не вправе осуждать: как только известное нам словечко закладывает уши, как ныряльщику вода, то становится не до сублимаций.
   - На самом деле, не так все безнадежно. Мы с вами, например, только что говорили на красивом языке символов, не знаю, правда, насколько мы поняли друг друга. Ваши красные розы означают вашу страсть ко мне, синие говорят, что это пока не ультиматум, и я интересна вам как друг и собеседник. Я подала указательный палец, это значит, я вас поняла, но еще ничего не решила.
   - Да, насчет вас я нынче в магазине исповедовался роботу, в общем, она меня правильно поняла. А про пальцы не знал, но спасибо за то, что не подали мне какой-нибудь совсем уж безнадежный палец.
   - Давайте, Максим, продолжим нашу интересную тему.
   - С удовольствием.
   - Не кажется ли вам, что британское слово, которое мы с вами негласно условились не произносить, мало того, что неблагозвучно, так оно еще и обозначает совершенно разные процессы.
   - Уж конечно...
   - А я не об этом. Смотрите: одно дело, когда занимаются только ради удовольствия, и совершенно другое - для зачатия детей.
   - А ведь, правда...
   - Но вот мы и подошли к "Текущему трюму" - сказала Раиса - не знаю, как вас, а меня шум воды успокаивает, поэтому, предлагаю зайти.
   - Откровенно говоря, предпочел бы видеть вас возбужденной, но сейчас лучшего варианта и впрямь нет. К тому же, если Зевс-искрометатель во мне пожелает проснуться, то отсюда меня забрать успеют.
  
   Раиса увеличила напор: за водяной завесой вокруг столика ничего не стало видно. Падая в кольцевую щель в полу, плоская струя шумела как далекий водопад.
   - Под этот шум и говорить и пить приятно - девушка забралась в кресло с ногами, а стакан поставила на подлокотник.
   Мысленно Максим прижался щекой к выемке на ее согнутой коленке.
   - Я согласен. А если вам покажется, что у меня на уме нечто большее, то знайте, что и в этом вы правы.
   - Это само собой. Так что, придется мне рассказать вам одну историю, Максим.
   - Внимаю.
   Глядя прямо ему в глаза, Раиса заговорила.
   - Однажды в Донецке меня нашел мужчина, в глазах которого я увидела себя такой, какой видел меня он, и мне стало стыдно за взгляды всех, кто мной когда-нибудь любовался. Мы бродили по городу, и я заметила, что идем мы все время в ногу. Я специально шагала то быстрее, то медленнее, только он всегда начинал делать это же на миг раньше, а я только повторяла за ним. Он показывал мне дивные места, водил окольными путями, но каждый раз мы оказывались у цели скорее, чем, если бы шли по прямой. Он говорил, что одни дороги сами несут идущих, другие, наоборот, мешают: смотря, кто, куда и зачем по ним идет.
   В "Антиква-тире" мы разбивали старинные вещи. Последним выстрелом он отбил головку женской статуэтке, и тогда я предложила ему стать его мишенью. В горящей беседке Дикого сада мы выпили по "Четвертому рейху", коктейлю, тайну которого матери передают своим дочерям тайным языком поцелуев, и очутились в комнате отеля с овальной кроватью и "Дамой с индюком" на стене.
   Он целовал меня так жарко, что белье, казалось, растаяло на мне само, а затем языком он заставил оба моих камертона, маленький и большой, вибрировать как один. Я уже ничего не соображала, когда в первый и последний раз увидела его конец, который был без конца: контур головки не замыкался, он впадал в пространство комнаты, как ручеек в озеро.
   Я не успела поверить глазам, как он был уже во мне, я ощущала его движения кончиками пальцев и теми жилками, на которых, как вымпелы, треплются клапаны сердца. Заходя в меня своим разъемом, он постепенно перетекал в меня через него, и чем больше его становилось во мне, тем сильнее я этого хотела. Он двигался, а я, не помня себя, лизала свои бедра, словно то были тела еще двоих любовников.
   А он не кончил, но, внезапно закончился весь, я только помню, как стала видеть "Даму с индюком", которую до этого он закрывал собой.
   С тех пор мы живем в этом теле вместе.
   Ах, какая во мне теснота, но я не в обиде. В мире не так много женщин, которых имеют не снаружи, а изнутри, к тому же, в любое время.
   Теперь ты понимаешь сам, что если я раздвину для тебя ножки, ты одновременно попадешь в нас обоих, а этого он не простит ни тебе, ни мне, ни, тем более, себе. Я даже не могу понежить твой чуречик у себя во рту, потому что, моими губами часто говорит он. Вот, например, как сейчас.
   Только теперь Максим понял, что стало с глазами Раисы: за время ее монолога они изменили пол.
   - Так будем же знакомы, Максим свет Васильевич. Правда, если я скажу тебе свое настоящее имя, то этот экран, - она показала на льющуюся вокруг воду, - нам не поможет, и разговора не получится.
   Раиса говорила прежним голосом, но сейчас уже было ясно, что ей этот голос не принадлежал.
   - Надеюсь, раздвоение личности - это не побочный эффект пирамидотерапии? - спросил Максим.
   Раиса засмеялась так, словно два камертона, маленький и большой, задрожали в резонанс.
   - Это не раздвоение, это симбиоз, Максим. Уж ты-то меня точно поймешь. Пестрая у нас компания сегодня. Тем не менее, разговор нам предстоит серьезный. Прежде всего: эта вода, которая вокруг нас, не пропускает излучений. Бар "Текущий трюм" построили специально, чтобы нельзя было подслушать, о чем здесь говорят. И твои сиськоносые кураторы об этом пока не знают. Зато я знаю, о чем на станции "Кроты" вы говорили с Ибуротом и Цигунком.
   Снаружи нас не видно, так что, сейчас провалимся в пол, и последнее, что увижу перед смертью - эту красавицу с мужскими глазами - подумалось Максиму - Ибурот своим бонзам так и скажет: "Провалился мой агент"
   Он резко поднял бокал и дернул головой.
   - Тогда выпьем за провал операции, драгоценная Раиса, он у меня сегодня двойной, учитывая то, что ваше лоно так плотно занято.
   Раиса покачала головой и прикрыла глаза, которые, как показалось Максиму, за миг до этого снова стали почти женскими.
   Но голос по-прежнему был чужим.
   - Бывает, Максим, провалишься до самого дна, а оно окажется золотым.
   Qлановец засмеялся. Он почувствовал, как странный, невиданный сплав интереса и равнодушия кристаллизуется в его душе, а напряжение медленно стекает в пол, вслед за водой вокруг.
   - Наверное, тоже приметесь меня вербовать?
   Девушка поставила на стол порожний стакан, спустила ноги на пол и села прямо.
   - Нет, Максим. Я не имею отношения к специальным службам или тайным обществам, как думают твои любители первой женской крови. Я тот самый ведущий специалист, у которого Раиса обещала тебя проконсультировать. Но, чтобы тебе помочь, придется рассказать кое-что о себе, и ты опять станешь заложником своего знания.
   - Пока что меня только и делают, что берут в заложники - перебил Максим - а я даже еще не знаю, стоит ли оно того. Если вам известна моя подноготная, то хочу также напомнить, что ввязался я в эту историю не только ради себя. И если вы правда лучше других умеете обращаться с хромосомами, то скажите прямо сейчас: могу ли я рискнуть еще чем-нибудь, чтобы вылечить...
   - Ребенка Евгении.
   Король не знает, что его играют - подумал Максим непонятно почему, и спокойно ответил:
   - Совершенно верно.
   - Уверяю, Максим, когда ты выйдешь из этого бара, то будешь знать все, что должен узнать от меня. Поэтому, слушай и больше не перебивай. Вылечить можно даже еврея, потому что еврейство это вирусная программа, которая поражает генотип. Я знаю, как гармонизировать твои отношения с Индуктором, знаю, как не допустить превращения ребенка Жени в "крота". Но знать - не всегда значит мочь, и вот почему.
   Я, приблизительно как твой Индуктор, не полностью принадлежу этому миру. Земля наш общий дом, но я родился, так сказать, на другом этаже, где время давным-давно приручено, а Спасителя никто не предал и не распял.
   Еще можно сказать, что я коренной дончанин, потому что там тоже есть такой город, и блаженны те из вас, кто хотя бы раз видел во сне его отблеск. Наши родители часто наведывались к вам с гуманитарными, так сказать, миссиями. Повадились и мы, дети.
   То, что мы видели здесь, казалось нам адом. Люди, которые знают себя только по своим желаниям, но даже эти желания навязаны им другими людьми, за цену, непомерно дорогую. Дети, запертые в герметичных пузырях виртуальных игр - в поддельных мирах, созданных ради чьей-то наживы, мирах, где неоткуда ждать Спасения. Чуть ли не поголовный синдром Антея у горожан, которые годами не касаются земли. Над стадионами - ураганы сцепившихся в гибельном плясе Эроса и Танатоса, и безумные гладиаторы, которые снуют и бьют по мячу прямо в центре этих незримых смерчей.
   Но мы видели и другое: детей, которые пока еще не знали, что такое деньги, и что все в мире имеет цену, назначенную кем-то другим. Людей, которые, устав брести в потемках на авось и неизвестно куда, садились прямо на дорогу и давали себе обет смотреть в стакан, пока не покажется второе дно, которое ничем не закрывается.
   В том, чтобы помочь этим людям обрести подлинный смысл жизни, многие из нас, и я в том числе, увидели свое призвание. Оказалось, правда, что вступить в эту игру готовы были не все мы.
   Максим хотел задать вопрос, но вспомнил, что нельзя перебивать, и промолчал. Заметив его напряженный взгляд, Раиса усмехнулась:
   - Да, в том, что вы называете Прорывом, участвовали и мы. Скажу больше: твой Индуктор - из тех существ, которых мы используем примерно как ваши предки - тягловых животных, оказался тут по недосмотру одного из моих друзей.
   Ну вот - думал Максим - теперь я хотя бы узнал, что недаром подруги называли меня скотиной. По сути, я, да и отец, конечно, тоже, всегда понимали, что у этой твари нет разума. Иначе не убивала бы она нас так неумолимо.
   - К Индуктору - продолжала Раиса - мы вернемся позже, а теперь слушай дальше. Среди нас нашелся умник, который решил наглядно показать людям, как легко они могут обрести свой истинный облик. Наши действия, и это неважно почему, были ограничены Донбассом. А к тому времени в Донецке построили новый стадион, фактически, грандиозное капище дикого навязанного людям культа. И вот там, как ты знаешь, в один из летних вечеров, на одном пятачке должна была собраться компания, под которой сама земля дрожала и стонала, не то, что опоры трибуны. Хочешь знать, что такое мезозвук?
   Максим кивнул.
   - Название придумали не мы, но оно довольно удачное. Это звук, записанный в нездешних студиях, - с грустной улыбкой сказала Раиса, - в нем заложены коды доступа к генотипу, и облученный организм становится тем, чем ему больше всего хочется быть. Так вот, идея у нашего собрата была направить узкий пучок мезозвука только на одну, почетнейшую трибуну, чтобы все увидели, как олицетворения богатства и власти превращаются в громадные раковые опухоли, которые сами себя сжирают, захлебываясь кровью.
   Воплощаться здесь полностью мы не могли, положиться еще на кого-то из нас в таком деле было нельзя: наша культура чужда террору. Так что, помощников наш герой нашел среди людей, которые верили, что гибель кучки нуворишей и бонз поможет аж всему народу. Вот они-то и осуществили ту атаку на матче. Немного позже те из них, кто не успел покончить с собой, узнали, что "сыворотка боли" - не выдумка журналистов. Помочь им было нельзя, и до сих пор я не знаю: случайно ли мезоволна покрыла стадион почти целиком, или уж, кто-то решил проверить, в каких зверей мутируют простые болельщики.
   Знатно проверили - думал Максим. Он больше ничего не собирался спрашивать у этого двойного человека. Водяной экран, казалось, теперь шумел прямо в мозгу, и слова Раисы в нем звучали эхом водопада:
   - Тот случай, в самом деле, многое изменил. Вмешались другие силы, и Прорыв стал необратимым, правда, все еще только в Донбассе. В стране к власти, на смену погибшим на стадионе, пришли другие душевные калеки. На трибунах опять регулярно бушуют страсти, только теперь свою струю в их ураган добавляет еще и Фобос, несмотря на меры безопасности. А нас, несмышленых эпигонов Прометея, оставили здесь, разделять мир с теми, кого мы так неосмотрительно полюбили.
   Такова, Максим, вкратце история. Теперь - о том, зачем ты здесь. Можешь снова задавать вопросы.
   Максим глядел на Раису молча и почти отрешенно.
   - Значит, едем дальше. Наш мир устроен сложнее вашего, поэтому даже Индуктор, создание достаточно примитивное, смог встроиться в генотип Олега Двинского, твоего деда, затем Василия и твой. Это было ему необходимо для того, чтобы выжить здесь. Вместе с тем, он остался привязан к месту, где проник сюда, к старой градирне. Его жизнь это, скажем так, "перегонка" энергии глубин микромира в макромир. Он не желает никому зла, просто у него недостаточно интеллекта. Он не знает, как вывести процесс за пределы тела хозяина, поэтому, конечно, здесь не тот случай, когда можно говорить о чистом симбиозе. Это, - Раиса, впервые за время разговора, смутилась и опустила глаза, - ближе к паразитизму. В этом нет моей прямой вины, но мы тогда действовали сообща, поэтому я тоже несу ответственность.
   - Этого не доказать. Ближе к делу - отозвался Максим.
   - Да, ты прав. На самом деле, Индукторов уже три. Можно сказать, что вы с Максимом Олеговичем стали хозяевами потомков того, первого. А после кончины дедушки вас осталось двое на их троих. Вот и растут мощности сеансов.
   Теперь главное, Макс. Разлучить вас с Индукторами не получится. Облегчить страдания твоего отца и прекратить твои, то есть, заставить это существо не использовать пространство твоего тела непосредственно для индукции, можно. Для этого нужен специальный мезозвук.
   Максим почувствовал усталость, но не от фантастических речей Раисы, а от взгляда ее мужских глаз.
   Не кончается только порно в сети - вспомнил он донецкую пословицу - так что, потерплю. Тем более что это, кажется, самый содержательный разговор в моей жизни.
   - Я знаю, как сделать это, и умею - Раиса наклонилась к Максиму, по-мужски сжав руками подлокотники - я хочу исправить ошибку своего друга и помочь тебе. Проблема в другом. Мезозвук - это грубое вмешательство в чужую судьбу, и после того теракта мы не можем давать его людям, даже если он вам необходим, и вы сами нас об этом просите.
   - Мой куратор, достославный господин Фердинанд Ибурот - не спеша, проговорил Максим - свято верит в то, что вы тут выводите высшую расу людей, которые сживут с лица земли его жидят, а вы, оказывается, как я понял, входите в земных дев и забываете из них выходить.
   - На самом деле, Ибуроту и тем, кто за ним стоит, нужно выяснить, умеем ли мы создавать мезозвук, чтобы научиться делать это самим. Но сейчас речь не о них. Мы вселяемся в тела людей с их согласия для того, чтобы иметь возможность исправить свои ошибки. Ты, Максим, получишь то, что тебе нужно, только при одном условии. Слушай внимательно и понимай правильно. Вам, людям, хуже всего удается прекратить желать желаемого. Вот это тебе и придется сделать. Воля, свободная от желания, всегда совпадает с волей Всевышнего. Если ты перестанешь хотеть достичь своей цели, это станет известно тем, от кого зависят мои действия, и помочь тебе для меня станет делом техники.
   - Роскошный выбор! Не получить желаемого, или получить уже не желаемое.
   - Если ты так думаешь, это значит только то, что понял ты меня неправильно. Не желать чего-то значит для тебя - считать это что-то безполезным или вредным. Совсем иное дело: не испытывать желания по отношению к чему-то необходимому, тому, чего, тем не менее, намерен достичь.
   - Это - как не думать о вашей груди?
   - Не совсем. Для того чтобы перестать думать о груди Раисы, достаточно подумать о любой другой части этого прекрасного тела. В твоем же случае выдавить одно желание другим не выйдет. Разница между отсутствием желания и безразличием - как между черным цветом и полной пустотой. Совсем скоро мы поможем тебе это понять. Когда-то Василий Олегович подвергал тебя сенсорной депривации, чтобы избавить от ощущения общего времени. Мы предлагаем вам с Евгенией СГАР - сверхглубокий адронный резонанс. Но об этом говорить с тобой будет уже другой специалист.
   - Ну что ж - ответил Максим - разговор и так пришлось бы закруглять, потому что приступ электродиареи, я чувствую, не за горами. Но, прежде, чем я помчусь восвояси, могу ли я снова увидеть Раису с глазами женщины, и желательно, без платья?
   Потянувшись в кресле, теперь уже плавно, по-женски, девушка сомкнула веки, подцепила пальчиком застежку платья из материи с надписями "Я отрицаю холокост" на всех языках мира.
  

Заперевальная

  
   Немного раньше условленного срока Женя стояла на краю залитой водой площадки Плазаперевальной и глядела, как в отраженном небе чуть-чуть рябится ее беременная тень.
   Рано было ходить по этой воде в апреле, а в жизни ходить по этой воде было, пожалуй, поздно, хотя в жизни, кажется, даже апрель пока еще не успел закончиться.
   Невольно вдруг Женя увидела эту площадку слепящей лепестками солнца, полной детей, взрослых, которые весело кричали, если на них набрызгаешь, вспомнила, как мама всё не верила ей, что у этой воды есть теплая корочка.
   Приблизилась тень юноши, приглашение которого Женя вчера приняла.
   Протягивая цветок с резными лепестками, он сказал: Точь-в-точь как твои глаза.
   Крошечной прищепкой Женя закрепила цветок в волосах:
   - Будет косой третий глаз. Пойдем, Алеша, грустно мне в этом месте.
  
   Лошадка не цокала: вместо железных подков на копытах у нее были какие-то мягкие сандалии.
   - Алеша, ты часто проводишь так вечера?
   - Нет совсем.
   - А, всегда с незнакомками?
   - Это правда - отвечал он - когда нет иллюзии, будто бы знаешь, чего от тебя ждут, получается на славу и на добрую память.
   - Мой друг, художник, говорит, что жизнь художника это его главное произведение искусства, но здесь только вечер...
   - Наверное, он прав, твой друг. Но, - это я не тебе - улыбнувшись, сказал он лошадке - любое произведение искусства человека поражает на миг, а потом, когда он снова им восхищается, он только вспоминает отблеск того мига. И в жизни то же: оглянешься на прошлую весну, а там отблеск одного только дня, или вечера, горит. Ничего не поделаешь: так устроена память. К тому же, я не художник, я оператор погрузочных каров: сижу в гипермаркете перед экраном, как Наполеон, и указываю карам, чего куда грузить.
   Он встретил взгляд скульптуры одинокой проститутки, несмело голосующей с обочины, затем, словно это помогло ему найти нужные слова, повернулся к спутнице:
   - Женя, в нашей жизни можно все расценить как произведение искусства, но я такие встречи по-своему вижу: Это свидетельства и символы того, что Господь меня всю жизнь качает в своих ладонях. Знаешь, - как знамя над строем...
   - А твоя работа? Не скучно?
   - Отвращения нет. Зато всегда могу ее бросить без сожаления, когда Господь позовет. Я жду, Женя, во мне ожидание как вино в той змее, которую сегодня будем доить. Кстати, в твоем положении немного змеиного вина совсем не повредит.
   - Я никогда его не пила, дорого слишком.
   - Оно тоже символ. Не того, что можешь позволить себе дорогое удовольствие, нет, змеиное вино это красота на рецепторах вкуса, а красота - символ неизреченной любви.
   Да, вряд ли он будет настаивать на сексе с беременной, и это, пожалуй, хорошо - сказала себе Женя.
   Она спросила:
   - А уничтожение всех вещей, которые сегодня нас будут окружать - тоже символ?
   - Мы рано или поздно теряем все, что имеем. Очень важно сделать это вовремя.
   Помолчал и добавил:
   - Счастье, Женечка, не в количестве счастливых дней, и даже не в их насыщенности...
   Вон оно как - подумала Женя - а я тебя, кажется, раскусила.
   - Алеша, прости за нескромный вопрос, но, мне просто интересно: ты - летибертоп?
   Рассмеявшись, Алексей взял вожжи левой рукой, а правую мягко положил на талию Жене.
   - А что в твоем вопросе нескромного? Правда, ни один из тех, кого считают летибертопом (вот же слово какое!) так себя не называет. Принято думать, что мы чуть ли не новые масоны. Я тебе открою нашу тайну: если мы создадим хоть какое-то подобие общественной организации, или хотя бы примем это название дивное, то перестанем быть собой.
   Отдамся в этот вечер любопытству - решила Женя.
   - Так кто же вы, Алеша?
   - Вопрос не совсем простой, но в то время, что нам осталось ехать, уложиться можно.
   Смотри, в обществе потребления все становится товаром, включая, шизофрению, о смерти вообще молчу, а личность это всего лишь товаропотребитель. При этом, современное человечество уже становится постпотребительским. Ведь, даже наши бездарные семесники поняли, что потребительство уже не может безконтрольно развиваться по принципу "громче реклама - выше продажи". Люди стали глохнуть к рекламе. К тому же, пока человек решится на покупку, ему предложат кучу новых поколений той же вещи, более дорогих. Конечно, так недолго и в себе замкнуться - Алеша рассмеялся - Задергали, понимаешь, этого человечка во все стороны: он, бедняга, питался разной рекламой, и от этого постоянно менял представление о себе. А пока он себя искал, продажи падали.
   Так вот, двуногие, которые правят миром и его провинциями, какова и наша страна, решили, поэтому создать разделение "потребительского труда": сперва человеку продают его представление о себе, а потом, сообразно ему, он потребляет не что попало, а только нужный спектр товаров и услуг. А разделение труда - это рост производства, поэтому тут все довольны.
   Получаются уже не стихийные потребители, а потребители-профессионалы. Но и это не конец истории, потому что в последнее время все больше становится, так сказать, потребителей-новаторов, ими движет уже не реклама товаров и образа жизни, а собственная фантазия. Это похоже на то, как создаются компании: рождается у человека новая идея, он бросает клич, ему деньги дают. Так же и вдохновенный потребитель сегодня может привлечь любые производства и создать себе оригинальную модель потребления.
   И вот, порой даже образованные люди путают нас вот с этими, последними, господами, и скопом всех величают "летибертопами". А разница принципиальная, потому что часто фантазия это тоже реклама, только от внутреннего дизайнера. Понимаешь, главное для меня - делать не то, чего хочется мне, или кому-то еще, а то, ради чего Творец меня создал.
   А слушать Его надо в тишине. Чем, надеюсь, мы с тобой теперь и займемся.
  
   Бумажные стены восьмигранника-павильона делали мир снаружи тепло-коричневым. Потолка не было, на деревянном полу - горящий уже очаг из валунов, белая шкура медведя с двумя головами, и больше ничего.
   Из деревянного футляра Алексей достал бокалы, узкие полоски мяса и мертвую змею с раздутым брюхом. Накручивая мясо на спиральные веретена, он говорил, не спеша и тихо: Для одних, Женечка, жить - значит ощущать прямо сейчас, другие смакуют предвкушение, третьим воспоминания вкуснее всего. А таким, как я, важнее всего нечто иное, четвертое. Как его назвать, если б я знал...
   - А в сексе?
   - Есть поговорка: оргазм принадлежит Богу, половой акт - партнеру, а мне, грешному, только прелюдия. Кстати, если бы не знал точно, что секс вреден во время беременности, тут продохнуть нельзя было бы от феромонов.
   Женя засмеялась.
   - Да я и сама отдалась бы тебе на этой шкуре, но у меня очень важная причина для того, чтобы этого не сделать.
   Она приняла от Алексея бокал.
   Юноша вынул из чехла на поясе нож, быстрым движением отрезал голову змее и вкрутил короткую трубочку в обнажившийся пищевод. Вино было густым и таким мрачно-красным, что ни с того ни с сего Женя подумала: Как же я это хочу.
   Трансгенное мясо, коснувшись огня, потемнело и вспухло. Женя откусила от веретена, сочная ткань приятно вязла на зубах.
   - Оставим тосты маленьким взрослым, змеиное вино само все расскажет во рту - говорил Алексей - но, Женя, в первый раз его лучше всего зализывать собственной кровью. Дай левую руку.
   - Будет больно? - спросила она весело.
   Не ответив, юноша легонько сдавил кончик ее безымянного пальца и кольнул его плоской блестящей иглой. Появилась круглая капелька цвета вина, в слезинку величиной.
   - Только по глотку, пускай впитается во рту.
   Женя глотнула. Жидкость неспешно и властно обволокла десны, язык, нёбо, щеки, достала до нежного дальнего нёба, по которому вкус уходил за горизонт, куда - неведомо. История глотка была как первый миг после сна, когда постель и тело все еще одно целое, и в нем, как вода в ладонях, дрожит недолговечное всепрощение.
   - Слизни.
   Женя поняла не сразу.
   - Лизни капельку.
   Она послушалась, от вкуса крови, как будто светло и жарко стало во рту, потом прохладная слюна заструилась по щекам, и Женя жадно зажевала мясо.
   Стало чуточку обидно, что тем же, а не ею, поглощен и Алексей.
   - Алеш, не хочу показаться назойливой, но знать, почему секс вреден во время беременности, мне просто необходимо.
   Юноша поставил бокал рядом с собой, а веретено вонзил прямо в двуглавый ковер.
   - Довольно давно, еще до Прорыва, так утверждал русский мистик Сергей Николаевич Лазарев, приятный мужчина, в благородном свитере, я бы сказал, Микеле Плачидо мировой эзотерики.
   Женя глотнула еще, и вино, как показалось, рассказало ей, кто такой Микеле Плачидо.
   - Кстати, наши бокалы сделаны из чистой воды, лед структурирован так, что долго не тает в тепле, хотя и греется.
   Алексей взял свой бокал и тоже отпил немного.
   - Знаешь, я читал, что у каждого народа есть свой сосуд, который ни с каким другим не спутаешь. А, как мы в Донбассе уже почти народ, похоже, то не заслуживаем ли мы своего, донецкого сосуда?
   - Такого, который узнали бы скифы и асы, но - современный и неповторимый? Так?
   Теперь они говорили совсем тихо, почти касаясь плечами. Дрова догорали, снаружи угасал день.
   - Было бы хорошо, но вряд ли получится угодить всем тем, кто нам оставил эту степь. По мне, вариант формы один - это градирня. Вспомни, эти круглые коренастые башни, которые плавно сужаются кверху и дышат паром, густым-прегустым ...
   - Зимой особенно...
   - Верно.
   - А я считаю, что, если не форма этого сосуда, то хотя бы орнамент пускай говорит о нашем виртуальном метро, это символ современного Донецка.
   - Согласен, сам не думал об этом. Правда: без этого чуда мы скитались бы в Сети как духи, которые во многих местах бывают сразу, но не помнят себя, и потусторонние ветры их носят и швыряют по своей прихоти.
   Алеша придвинулся к Жене, она прилегла ему на грудь и выпрямила ноги на медвежьем ковре.
   Женя пила вино. Теперь вкус нес ее в солнечном небе, и то солнце, которое было под ней, было степью и степью пахло. Она выдавила на кончик языка еще каплю крови, от этого стало тревожно и жутко интересно все, что может случиться в мире.
   - А я, кажется, раньше и не пробовала свою кровь.
   - Ни разу не колола палец?
   - Не помню, спрошу у Вики, у внутренней подруги. Она помнит все.
   - Один знакомый - Алексей отпил еще змеиного вина - рассказал мне, что в Донецке до сих пор некоторые семесники пьют первую женскую кровь.
   - Расскажи мне.
   - Заказчик выбирает девушку, за ней какое-то время тайно следят. А потом предлагают продать свою девственность. Цену дают такую, что некоторые не отказываются. Ритуал по-своему красив. Семесник сидит в белом костюме, сияющий и важный, девчонка снимает одежду, и ей в артерию ставят катетер. Он смотрит ей в глаза, а сзади ее берет здоровенный негр в желтой маске. В это время катетер открывается и кровь течет в чашку. Затем она эту чашку подносит господину. Тот пьет.
   После долгого глотка Женя сказала:
   - В первый раз я не лишилась невинности, потому что стеснялась толстых колготок, во второй раз кавалер забыл выключить коммуникатор, мама вызвала его, а сигнал, как будто газы кто-то выпускает, так громко, главное, неожиданно... я от смеха не смогла. В третий раз почему-то было просто наплевать...
   - Фатальным оказался четвертый?
   - Мне в тот же день помогла сестра. Можно вопрос, Алеша?
   - Конечно.
   - Ты сказал, что всегда ждешь, пока тебя позовет Господь, укажет, зачем ты ему нужен...
   - Да.
   Женя подалась вперед и обернулась:
   - А что, если ты не дождешься?
   - На этот счет есть притча о Конце света.
   - Хорошо, рассказывай.
   - Приляг, вот так. Начнем.
   Язычки огня, дрожа, прятались внутрь своих красных головешек.
   - Один человек - начал Алеша - узнал, что через несколько лет наступит Конец света. Он решил, что это очень кстати, потому что дел у него в жизни осталось не так уж много, он успеет все их закончить и подготовить свою душу к переходу в мир иной. Главное, думал он, что это не случится неожиданно. Время шло, а дела не заканчивались. Остался год до Конца света, и он сказал себе, что за месяц просто плюнет на все и займется своей душой. А пока что получалось так, что об этом, самом главном дне, он чаще вспоминал в медленном сне, в котором люди живут реальностью неживой материи. За месяц до Конца света сильно заболел его близкий друг, тоже одинокий и немолодой. Пришлось ухаживать за ним, пока ему не станет лучше. За неделю до Конца света оба вышли из больницы: тот домой, а этот - в кабак, и пил несколько дней, пока душевная усталость не оставила его, спасаясь от перегара.
   Когда он проспался, чуть больше суток оставалось до Конца света. Люди в его доме с балконов перестреливались шампанским с людьми в доме напротив, потому что был новый год, а он думал, что одних суток на подготовку вполне хватит, если в мире ничего не держит. Утром Баба Яга в стиральной машинке времен Афганской войны стучала помелом в окно и просила подкурить от багровой залупы, а под окном катались пустые пакеты, словно ища друг друга вслепую. Он сходил за хлебом в супермаркет, где перед аквариумом с кальмарами отец держал на руках дочку, а та читала ему:
  
   ... в глухом чаду пожара
   Остаток юности губя,
   Мы ни единого Кальмара
   Не отклонили от себя...
  
   Вернувшись домой, он пальцем топил в чае кусочки хлеба и думал, что если дело, на которое собирался потратить сутки, нельзя сделать за час, то он ничего не понимает в жизни. В оцепенении, забытом с детства, он сидел в кресле, на столике рядом лежали газеты, и один заголовок после "Куда уход..." закрыт был другой газетой. "Кто уходит, куда, в одиночку ли, толпой... этого я теперь уже не узнаю", - думал он. Плиты, из которых собран был дом, неслышно ворчали в подзвуковом диапазоне, и он вспоминал, что его прежний дом строился на муравейнике, и, хотя муравейник вычистили, насекомые за несколько десятилетий съели весь фундамент. Оставался час до Конца света. Он размышлял о том, как щедро смолоду тратил свою глупость, так, что в итоге осталась малость, необходимый для жизни мизер. Вспоминалась эпоха, когда хорошие книги продавались только из-под прилавка, и он покупал их вслепую, по тридцать рублей за пакет, а что там, в пакете, смотрел уже дома.
   Истекал последний час. Секундные секторы поочередно зажигались на подаренных кем-то часах в виде ленты Мебиуса. Он припомнил, как вечером однажды заснул над книгой, и уже во сне прочитал, как нужно готовиться к Концу света, а, проснувшись, забыл. В эту, последнюю минуту перед Концом света он понял, что подготовка займет всего лишь одно мгновение, а все, предыдущие старания не важны.
   Оставалось одно мгновение. И тогда...
   - Ктооооо... - простонала Женя - ктооооо... оооо...
   Она почувствовала, что Алеша положил ее обмякшее тело на бок, и перестала стонать, потому что больше не было сил. Неслыханная тоска небытия, словно жидкая щелочь, затопила ей душу, в животе забезпокоился плод, и моча ее, пахнущая курным терриконом, через ткань брюк посочилась на двухголовую шкуру.
  

Корпорация "Расум"

   - Дойдя до самого дна, он понял, что дно золотое - говорила гид - в Донецке тогда уже работал мусоросжигательный завод, и наш Мастер Сажа трудился простым сортировщиком: отделял горючий мусор от негорючего. Из этого последнего он в свободное время ваял свои первые скульптуры. Индивидуальность их зависела, прежде всего, от какой-либо одной выразительной вещи, а ряд других вещей индивидуальность эту подчеркивал. Такому принципу Мастер следует до сих пор.
   "Выбирать гидов он тоже мастер" - эту надпись Руслан вывел на каждом стекле вагона Дракон Кардинал. Этот богатый вагон ходил без кабины: за спиной угловатой фигурки гида Фрезы навстречу неслась вертолетная панорама. Кардинал шел на юго-восток, к зубчатой вершине знаменитого террикона корпорации "Расум".
   Фреза рассказывала о том, как вначале, когда "Расум" был еще только непроизнесенным словом, Сажа добился встречи с молодым влиятельным дельцом из донецкой ратуши.
   - Вместо того чтобы начать с денежных выгод "мусорного искусства", Мастер заговорил о том, как воскрешение брошенных вещей преображает душу художника. Чиновник ему ответил: "Те, кто будут решать вопрос о создании такой мастерской, твою идею не поймут. Эти старые пердуны совсем не умеют работать". Тогда Сажа совершил вторую ошибку из тех, в которых он сам признается - он сказал, нарочно картавя: "Да что там, эти гусские пегдуны не то, что габотать, а и воговать толком не умеют, толи дело - новая генегация!". Тем и закончился разговор, но вскоре собеседник Мастера пал жертвой теракта на стадионе, а Сажа впредь своих ошибок не повторял.
   Об истории развития корпорации вы можете узнать отдельно, а наша экскурсия посвящена современному "Расуму".
   Вагон остановился, и пол его стал прозрачным.
   - Под вами, друзья, один из крупнейших в Донецке терриконов по имени Орган. Рядом с ним основная производственная база "Расума", а тремя километрами дальше главная городская свалка - источник материала. Только на вершине Органа установлено около пятнадцати тысяч ветряных музыкальных инструментов. Еще пятьдесят тысяч расположены по склонам и вдоль обочин спиралевидной дороги, ведущей к вершине. Все они сделаны из, так называемых, твердых бытовых отходов.
   Фреза терпеливо пережидала, когда стихнут аплодисменты аватаров. Руслан подумал, что все они, наверняка, сидят сейчас в далеких-далеких домах с резонаторами вокруг голов, иначе, будь они туристами снаружи, непременно сели бы на метро или биобус, и послушали Орган вживую.
   - Примерно треть этих инструментов держат в руках наши мусорные скульптуры, кроме того, они сами звучат за счет встроенных в них духовых деталей. На терриконе всегда ветрено, двести с лишним подвижных камер постоянно ведут прямую трансляцию, тысячи композиторов черпают в извлеченных ветром звуках вдохновение и материал, но, вместе с тем, ежегодно наш Орган посещают до ста тысяч туристов. Особую прелесть имеют ночные прогулки по Органу, когда порой та или иная звучащая "скульптура" вдруг оживает - Фреза усмехнулась хищно и радостно - потому что кто-то ею притворился.
   По расходящейся книзу спирали вагон плавно пошел вокруг гигантского темно-красного террикона - вокруг ажурно-густейшего леса из труб, фигур людей, длинношеих зверей и драконов, протяжно запрокинувших головы в небо, из гигантских грибов, на шляпах которых гнездились меньшие грибы и гнезда с зовущими кого-то сверху птицами, из пальцев, прямых и корявых, почти спиральных, ветвистых канделябров, кальмаров, раскинувших щупальца, и таких фигур, названия которым не подобрать.
   Под треугольной вершиной, на покатых склонах, среди такого же леса, только пореже, стояли, сидели, обнимались, боролись друг, с другом, или пытались прыгнуть вниз тысячи скульптур. Их детали на таком расстоянии почти сливались, но Руслан точно знал, что ни одна не слеплена из мусора кое-как. Он сам не раз работал в открытом цеху "Расума", и хорошо помнил то, почти необычное, почти осязаемое вдохновение, когда бросовые вещи из необъятных развалов начинаются подбираться, словно сами собой.
   - В начале эпохи Прорыва у нашего террикона откусили, так сказать, кусок западного бока (нужен был дорожный материал), - образовалась огромная ниша, из-за которой западный склон недавно оказался под угрозой обвала - говорила Фреза - укрепить его было делом техники, а параллельно родилась идея устроить в нише подобие входа в храм Рамзеса Второго. Тем более что эта ниша расположена со стороны объездной трассы. В течение пяти недель мы из бытовых отходов собрали четыре фигуры сидящих колоссов до уровня шей, и сейчас решается вопрос о том, чьи лица дать нашим "фараонам".
   Четыре мощных безглавых "седока" (так называл их Руслан) проплыли мимо окна. У их подножия весело одетые люди воздевали руки.
   Среди лучащихся зеленью лесопосадок вагон сел площади, расчерченной конвейерными лентами. Отсюда Руслану можно было идти своей дорогой, но он решил остаться послушать.
   - Выходите, разминайтесь, гости дорогие - возглашала гид - и добро вам пожаловать в "Расум"! А я пока напомню вам, что ко времени возникновения корпорации наша страна жила при, так называемом, промышленном феодализме, даже более дремучем, чем сейчас. В экономике, технологиях, политическом и социальном устройстве мы безнадежно отстали от развитого мира. Оставалась единственная сфера, где мы держали первенство, а именно, - Фреза звонко, чуть не до крика, повысила голос, - творческий потенциал наших людей.
   Русик вышел в боковую дверь, в знакомые запахи дезинфекторов и моющих средств. Зимних навесов уже не было, и плотные ряды готового к использованию хлама сушились под открытым небом. Из узкого тоннеля, уходящего за деревья, потихоньку ползла транспортерная лента с обломками, частями, детальками, а то и совершенно целыми вещами. Сортировщики разбирали это добро на свои ленты, идущие от главной под прямым углом, а их помощники вдоль всей площади раскладывали все это на низких столах. Третьи люди катили вдоль столов тележки, разглядывали, вертели в руках, передавали что-либо друг другу, и не спеша наполняли сетчатые кузова.
   В голосе Фрезы появилась певучая страстность:
   - Как раз на него - на творческий потенциал, сделали ставку наш Мастер Сажа и его соратники. Я так много внимания уделяю этому человеку, потому что всю творческую работу коллектива "Расума" координирует именно он. Варварская простота - вот его и наше кредо и творческий стиль. Как ювелир Фаберже, который у себя в мастерской разбивал порочные изделия молотком, наш Мастер сокрушает здесь все, что ему не по нраву, своим знаменитым круглым топором. Сажа - вождь нашего племени варваров-созидателей, а созидание немыслимо без разрушения и отбора.
   Пестрая компания аватаров стала разбредаться между рядами столов, а Руслан засмотрелся на то, как двигались жесткие губы гида.
   - Это сортировочный цех. Погуляйте здесь несколько минут и послушайте об эстетике "Расума". Принципов немного и они просты. "Вырывая вещи из привычного контекста, обретаешь над ними власть", - говорил Сальвадор Дали. Все вещи в этом цеху были вырваны из их контекста коротким полетом в мусорный бак. Вторично, уже из мусорного контекста, их вырываем здесь мы. И властью, над ними обретенной, мы даем им свободу жить собственной жизнью, без оглядки на чью-то пользу. "Не тем ли путем шел и творец?" - так завершил свою мысль великий испанец.
   Интересно, многие ли слушают то, что говорит им эта лихая девчонка - думал Руслан - а вот, испанцы здесь, кажется, есть.
   - Второй принцип я уже назвала: это простота, но не та, которая, по русской пословице, хуже воровства. Создавая артефакт, мы все лишнее отсекаем от него, и уж, тем более, ничего лишнего не привносим. Но отсекаем так, чтобы драматическая красота и суть обнажились в готовой вещи. Неповторимость наших произведений пробуждает, прежде всего, их внутреннюю жизнь, а не внимание зрителя.
   Наш третий принцип - технологическая простота. Мы используем только тот материал, который добываем на мусорных полигонах городов и получаем в дар от людей. Да, мусор тоже дарят! Мы не применяем сложных инструментов, 3D-принтеры помогают нам технически, новых форм с их помощью мы не создаем, а только скрепляем поверхности сложных конструкций. Увидел - очистил - собрал, - таков девиз художников "Расума".
   Руслан вызвал перед Фрезой синбраз вставшего на колено единорога с заточенным буром во лбу. Не моргнув и глазом, та продолжала:
   - Почти все донецкие цеха "Расума" стоят здесь, на земле Пролетарки, и все их я вам сейчас покажу.
   - Пожалуйста, напомните, сколько их всего, - спросил по-русски один из аватаров.
   - Не считая дезинфекционного, сортировочного, и других вспомогательных, - тринадцать. Это цеха: техно-натюрмортов, цветочных ваз, микропейзажей, домашних скульптур, предметов мебели, технических приспособлений, техники для передвижения, головных уборов, посуды, украшений, биоцех, где вещи декорируют мхом и грибами, цех уличных скульптур, которые мы видели сейчас из вагона, и цех взрывающихся предметов. Я назвала их все понятными словами, но мы зовем их по-своему. Прошу собираться, господа, мы идем к цехам.
   Длинная крыша производственного корпуса виднелась кое-где за младенческой апрельской листвой, но туда Руслану не было нужно.
   - Кто-то из вас, - говорила Фреза - наверное, знает, что у "Расума" есть и другая мощная ветвь, над которой больше не властен Мастер Сажа, - это ИДОЛ, Имени Дюшана оптофильная лаборатория. Вот, как раз там используют все возможные технологии претворения каких угодно веществ и вещей в одухошевленные - гид усмехнулась, вероятно, тому, что большинство экскурсанов не понимали иронии этого слова - произведения искусства.
   Например, здесь мы с удовольствием делаем на заказ надгробия из мусора, точнее, уже из расума, - того, что вы видите вокруг себя. Но выполнить надгробие в виде весов, которые показывают вес возложенных на него цветов, это уже епархия ИДОЛа. Мы прививаем на вещи живой мох, но не создаем для этого мха безумно сложных каркасов. Мы можем "пересадить" розовые шипы на черенок обычной лопаты или ручку молотка, но если нужен прозрачный гаечный ключ с кровеносной системой и бьющимся сердцем внутри - пожалуйте в ИДОЛ. Часы-аквариумы, часы-дартц, где дротик встряет исключительно в стрелки, ледяные механизмы, шедевральная каллиграфия, роспись дорожками от улиток, и многое-многое другое, чем занимаются там, но - не здесь...
   Экскурсанты стягивались к вагону.
   - Задавайте вопросы, дамы и господа - сказала Фреза.
   Аватар пожилого мужчины, которого Русик посчитал испанцем, спросил:
   - Зависит ли стоимость акций корпорации от скорости движения этой ленты?
   Откланявшись гиду и компании, Руслан двинулся прочь. На дорожке, уложенной подошвами утюгов, его догнал синобраз торцевой фрезы.
  
   Скрытый в дикой посадке, двухэтажный особняк Мастера Сажи казался сложенным из белых плит, на самом деле, то были старинные холодильники.
   Черепа единорогов и оленьи рога из рулей велосипедов украшали холл. Посреди его сверкал пирамидальный самовар с задранными вверх краниками на гранях. Кадило под потолком курилось, поди, какой-нибудь трансгенной дурью.
   Коренастый дядька в черных рябинках на лице вышел из-за самовара, топор с лезвием-диском блестел на его широком поясе.
   - Не ждал тебя так скоро, друже Ру, ну, - рад! Угостил бы тебя, конечно, жаль, не позволяет вирт ебучий - Мастер Сажа взмахнул граненым стаканом - был такой прикол, еще при Прорыве: одна ебанутая заманивала гостей к себе в салон вином "из континентальной Европы". О хит был! Так у меня, если что, виски из островной Шотландии! Но, аватары для того и придуманы, чтоб люди хоть изредка не бухали.
   - Команданте, я и так один раз за вечность водочки поцеловал у Алебастрова, и все - отвечал Руслан.
   - Садиться не предлагаю, все равно ты, я знаю, сидишь у себя.
   - Точно. Мастер, я спешил показать работу, поэтому поехал на VM, а потом захотел отсрочить эту радость, поэтому задержался на экскурсии. Спасибо тебе за Фрезу.
   - Фрезочка у нас недавно. Мы с ней раз беседовали, она говорит: уж так я устроена, что, сколько бы чего не имела, всё буду хотеть большего. А я ей: не дай Бог такую любовницу. Да, варварша хороша... Ладно, пойдем к Лежачему камню.
   Из тощей травы на дворе по-апрельски буйно выстреливали разнообразные лопухи. Бугристой плахой стоял бетонный пень, рыжие прутья, как черви, торчали в нем, а тонкий ручеек нырял под его нижний край.
   - Сколько мне рекомендовали двор загатить - Мастер Сажа чвякал по траве мокасинами - а я, Русик, таких советчиков на хую вертел. Возле свалки живем, из мусора творим, по земле ходим.
   - Аминь, аминь.
   - Я ж тебе о чем.
   Располосованную короткими бороздками плаху, видимо, недавно подмели. Колючие осколки пластика, металла и стекла спрессовались у ее подножия.
   - Вот здесь я свой домашний суд вершу - Мастер оперся о бетон - давай, Руслан, клади свою работу.
   Руслан развернул на посеченном столе листок пергамента.
   - Что это?
   - Тебе же не нужно объяснять, что значит слог "Ра".
   - Мне-то не нужно, - проговорил Сажа, вглядываясь в рисунок, - подожди, ты хочешь сказать...
   - Это новая буква русского алфавита, первый слог имени корпорации, твое тавро, словом, это - буква "Ра".
   - Ррра! - с треском выдохнул Мастер.
   Топор оказался в его руке так быстро, что, захоти он рубануть Руслана по шее, тот понял бы это лишь на том свете. Взмах - и края пергамента приподнялись под ударом тупого конца рукояти, - Ра...
   Ай да техника у них, у варваров - только и подумал Русик, а Мастер уже вернул свое орудие на пояс.
   Рисунок буквы "Ра" после удара стал точно вписан в печать единорожьего копыта.
  

Клуб "Дисперсус"

  
   Город как лес, только наизнанку: чем выше ствол, тем он моложе - подумал Руслан, стоя на терриконе, на котором, как храм на зиккурате, поднимался еще один террикон. Он забрался туда, на самый верх, одел наушники, чтобы ветер не закладывал уши, и кресло под ним высоко стрельнуло на толстой пружине.
   Чешуя анаконды, обвившей трубу фабрики "Хвостокол", отражала закат.
   Руслан заговорил.
   - Весна, и солнце только что коснулось горизонта, значит, на терриконе с тиарой, у истока Бахмутки, работает клуб "Дисперсус". Напомню, те, кто не пришел сюда, могут вызвать синобраз куда захотят.
   В городе есть совершенно особенные для нас места; для меня одно из них - сквер с часовней святой Варвары и восьмигранным фонтаном, там, где из Первой линии вытекает проспект Панфилова. Это недалеко.
   Удивительные встречи у меня там случались, не только в реальности. На станции VM этого сквера, где я тоже люблю бывать, недавно ко мне подошел неизвестный человек и сказал, что нашел в сетевом тайнике текст, подписанный именем Марс. Больше незнакомец не сказал ничего, а я с этим текстом познакомился и собираюсь познакомить всех, кто меня слышит. Эта небольшая пьеса написана стихами и прозой в стихах, вернее всего, в начале эпохи Прорыва, и, несомненно, в Донецке. Называется -
  

Вспышка

  
   Тебе, гороД
  
   Действующие лица:
  
   Марс - мужчина около тридцати лет
   Юлия - женщина, немного младше его
   Икс - молодой человек, примерно одного возраста с Юлией
   Веста - электронно-вычислительное устройство, представитель революционного поколения системы "умный дом", говорит голосом Юлии
   прочие
  
   действие происходит в десятых годах XXI века, на юге России, в северном Приазовье, в городе Донецке
  
   пролог
  
   Марс:
   теряя безлюдность, и вновь настигая,
   себе и Донецку судьбы набродил,
   обратно - на север от южного края,
   последние рейды у дальних водил.
  
   у сквера Дюшана ты села напротив,
   увидев лицо, я раздумал наглеть,
   искал, отвернувшись от камерной плоти,
   твой взор, отражённый в оконном стекле
  
   из пустошей - в заросли, вниз от конечной,
   в тумане огней самолёта прищур,
   в посёлочке около тощенькой речки
   к негромкой калитке тропу разыщу
  
   тот краешек вечера в космос упущен,
   недаром так бережно веет сверчок.
   соцветье мгновений - вновь где-то в грядущем,
   а скоро ли - кто ж тебя, вечность, учтёт
  
   два года спустя
  
   был новый год, а теперь, вот, уже новый,
   образа твоего космосом изредка донесёт.
   после, как знать, какого такого алькова,
   помню - пизда небритая, да и всё
  
   сон
  
   дышат изнедренные волдыри,
   промеж них шелестим себе по полю,
   водонапорная башня да дом, смотри,
   облако - воскресшая тень тополя
  
   время, когда зимою точно стемнело,
   дождик пошатывается вправо-влево,
   ты в томлении жадно сжимаешь колени,
   всё мне держишься до голубого каленья
  
   пробуждение
  
   твоя, любимая, это твоя
   ладонь забралась под ворот?
   похмелье жахнуло как из ружья,
   и - здравствуй, мокрющий город
  
   утро
  
   на "бирже труда" - накачу каждому, откроют когда - утолим жажду мы!
  
   дышащий ж ещё кит...
   жрите - уже не жалко.
   ронин сорит, сорит
   душенькой-зажигалкой
  
   полдень
  
   ребятушки, времена, ай, да бог с ними...
   какой-то лайнер гасит собачий лай,
   ветер ветками вертит, как стрелками часовыми,
   а небо дразнит: давай, говори - давай!
  
   проходит несколько лет
  
   действие I
   осенний сквер
  
   Марс:
   холодом провело,
   косо летят листы
   где и с кем зябнешь ты?
  
   хватит играть солдата, пуст городской сад. правда, не ждут назад в новом жилье Пенаты. хоромы - не бог весть, но, как всегда, кроме книг да меня в доме место ещё есть.
   пишут, настал час новой IT-фазы: изобрели разум для бобылей - нас.
   выгрузят из фургона, произведут монтаж, скажут: вот пульт ваш к нашей душе дома.
   станет мне как живая, будем грустить вдвоём. так до конца-края всё-таки доживём
  
   действие II
   в доме Марса
  
   Юлия:
   я менеджер, зовите меня Юлия, большое вам спасибо за заказ! из города, всполошенного улья, система "Веста" ждать желает вас...
  
   Марс:
   наверное, так умирают: вспышка, и нет суеты. не вспоминай, родная, главное: это - ты! тот вечерок майский помню из всех сил, мир ни одной краски прежней не сохранил.
   с горя пишу романы, уже говорят, аксакал... знают закатов раны - как я тебя искал.
   когда до конца растянули - сжалась меж нами нить. Юлия! Юля, Юля - ты можешь не уходить? дом этот я строил с точною, как отвес, верой, что жить здесь только с тобой стоит
  
   Юлия:
   поверьте, наша "Веста", это чудо новейших прогрессивных дисциплин, с такой заботой замещать вам будет людей, что в эти стены не вошли! а если я для вас так много значу, - по акции, как раз, вот, к декабрю, - я с пожеланьем счастья и удачи свой голос вашей "Весте" подарю
  
   Марс:
   слышать, по крайней мере, знать, как тебя зовут... знай только: эти двери вечно тебя зовут!
   деньги тебе готовы, только уж - не прощай, ради всего святого, - встречу пообещай!
  
   Юлия:
   мне сторониться личных отношений велит корпоративный этикет.
   узнает шеф - опять погонят в шею...
   поэтому сейчас: ни да, ни нет
  
   действие III
   несколько дней спустя, в доме А
  
   Марс:
   от изысканных блюд мы воздержимся, хоть наставница ты безупречная. Веста, лучше скажи мне с нежностью этим голосом, горечью меченным, ты скажи: "дорогой, долго ждавший, нам с тобою - судьба одна", не замечу я в голосе фальши, словно это не ты, а она
  
   Веста:
   о том, что покоряются вершины, моё рождение так ясно говорит; достойные мечты всегда свершимы, пусть даже неприступны до поры. есть радость верного движения к цели - счастливые чарующие дни, - разбуженный любовью, действуй смело и каждый миг изысканно цени
  
   Марс:
   славно, стало быть, поработали чудодеи высоколобые. так, заспорю с тобой о жизни, блин, - всю софию на мне испробуешь.
   так вот, каждый чужими мыслями посыпает другому голову... я, хозяюшка, псих неистовый, я с Нероновым нынче норовом!
  
   оркестр навис горою,
зал от зеркал устал,
модный ди-джей-андроид
плазму из ламп лакал.

криком вдогонку пиру
цезарь метнул салют,
ты говорила Тигру:
звезды взрывать - люблю!

с другом из ловких трубок,
в ложе, где пелена,
я диктовал на кубок
лемовского вина
  
   Веста:
   а что же, правда, знали своё дело создатели моей нейронной сети: хотели, чтобы я творить умела, поэтому я знаю, чем ответить:
  
   звёзды уносят вспышки,
   нуклиды - полураспад.
   любовь так спокойно дышит,
   как вечность тому назад
  
   действие IV
   ресторан. за столиком Марс и Юлия
  
   Марс:
   под дымным небесным кровом
поживают, знаешь ли, люди:
так себе, от шоу до шоу,
а песни всё равно любят.

на будущее в обиде,
оно так, поди, и легче,
и видят, что Бог все видит,
а водку всё равно хлещут.

гражданские у них браки,
венчаются, в вечность метят...
я грешен везде и всяко,
а тебя всё равно встретил
  
   Юлия:
   я тоже, представь, создавала миры, и строки рождались насущно, легко.
   и было возмездие этой игры.
   я страшно давно не писала стихов.
  
   зачем я тогда в сквер зашла вечерком тёмным... зверь! зверь! и ещё зверь, и ещё одного помню...
   а следом - пила дней, ознобных ночей сонмы... память и я - всё злей, как страшно уметь помнить.
   меня изожгло зло, оно воронит словно... прошлое, ты ушло, чего же ещё помнить?!
   доброе волшебство - уснуть, задышать ровно, и - ничего, ничего, ничего, ничего, ничего не помнить
  
   Марс:
   у каждой судьбы свой особенный ход: ночами сменяются дни. случается, нам не под силу одним решиться и вызвать восход.
   я потёмки свои переждал-пережил, неизбежно движенье земли. предрассветную землю со мной раздели - до конца, без единой межи!
  
   Юлия:
   представляешь: я рядом с тобою лежу, ароматная кожа в любовном клею...
   я, возможно, другое когда-то скажу, а сегодня - другого кого-то люблю
  
   уходит
  
   Марс:
   по крайней мере, Отче,
Ты знаешь, чего хочешь,
а сыну - хватит мочи
стареть на интерес;
капризов - по глоточку,
поэзии - по "точке"...
всегда найдется то, что
поможет не подсесть
  
   действие V
   в доме Марса
  
   Марс:
   молодость - это распахнутый мир, вера, свободная как дыхание, в то, что Всевышний играет людьми драмы главные, шедевральные.
   жизнь - заставка иного кино, - когда без надрыва, без доводов, верить вот так нам до гроба дано, значит - мы молоды, подлинно молоды.
   а я, между прочим, без организма пару эпох протяну в славе: ты в курсе? - читатели раньше тризны мне памятник порешили ставить.
   ладно, спешите, пока охота: теперь не дождётесь, пока умру... стоять вместо Ленина я не против, а лучше - пусть просто его уберут!
  
   Веста:
   бремя нудное день-деньской неся, обессиливаешь вечером;
   допоздна не спишь, а забудешься - стонешь голосом искалеченным...
  
   Марс:
   про себя:
   припомнить - не уснуть:
походки хрупкой грусть,
улыбку тоньше уст
   громко:
   Веста, знаешь, та рана всё глубже горчит, и всё меньше становится сил...
  
   Веста:
   зафиксируй наш купол на ясной ночи и её на огонь пригласи
  
   Марс:
   не помогут обманчиво звездный свод и уют. различить хочу тот огонь, за которым она пойдёт сюда и в худшую из лачуг
  
   Веста:
   с помощью ангелов и людей землю творит Господь: воздух, машина, живая плоть - душа у всего и везде! способность любить - основной закон, свойство даже простых частиц.
   а нас - уложили в цветной картон, и - выпустили как птиц...
   слякоть и нервные тополя, лихорадящая страна...
   да, мне программы любить велят, но - душа просто так верна!
   строить судьбу из удачных дней - всё равно, что из облаков: ветер дохнёт немножко сильней - клочья только, и те далеко
  
   Марс:
   сейчас ты скажешь: ищи давай утешений в любви самой, а ежели взбалмошная голова - наблюдай, мой родной, за мной...
   а я знаю, что есть миссия - той самой души обет!
   пойми же, моя ты кися: ты - Веста, она - нет!
   подразню-ка тебя стихами, что подумаешь, интересно. вдохновила ж, зараза такая, называется "Монолог Весты":
  
   раздражённый, в неведомой муке
возвращаешься с кутежей,
весь, как будто хлебнул инфразвука,
у ди-джеев тех - ворожей.
  
тяготясь послезвёздным небом,
купол Космосом обрядив,
до обеда изводишь недуг
той гармоникой, что в груди.

а - лишь ракушки проворкуют,
распластаешься по листам,
знать дано, по ком там тоскуешь
только квантовым тем котам

действие VI
   лавочка в парке
  
   Юлия:
   скверный какой вкус мёртвой мечты тлена... пялиться на стену - вот я на что гожусь.
   полон и щедр свет, если же для ответа слов у меня нету, то и меня нет
  
   Марс:
   когда-то знал, чего с тобой хотел. то время стало давним, нереальным. нет больше ни фантазий сексуальных, ни даже разговора общих тем.
   как камушек молитвенный во рту, тебя носил, надеялся и грезил. теперь делю с тобой твои болезни.
   а будет нужно - разделю и немоту
  
   Юлия:
   гнёт - он всегда гнёт! рядом с тобой - гасну... что же, в огонь масла боль твоя подольёт
  
   уходит
  
   Марс:
   у прибоя ты сменила кожу
   и ушла, кровавясь, по камням,
   без оглядки, это значит, можно
   снова мерить кожу на меня,
   значит, можно, снова, снова можно
   эту кожу мерить на меня
  
   действие VII
   в доме Марса
  
   Марс:
   нет, смотреть не могу на пищу; дёрну-ка, полтораста... Веста, чего там пишут? выбери, зачитай
  
   Веста:
   поклонницы живенько точат слюни; а вот роскошный экземпляр спама: скучающей женщине - мачо юный уберёт квартиру в костюме Адама
  
   Марс:
   а - до или после изгнания? тут разница велика: Адам, не вкусивши познания, не закрывал елдака!
  
   в эти жёлтые дни меж домами
   мы встречаемся только на миг
   испугавшись костюма Адама,
   ты скрываешься в чёрный тупик...
  
   Веста:
   новость из Киева: там теперь, после ещё одной реставрации, круглые сутки открыта дверь дома - Андреевский спуск, тринадцать
  
   Марс:
   я в нём боялся бывать и днём, там что угодно случится может... думаешь: вот, из стены шагнёт и молча руку к короне приложит...
   да, - и меня, наконец, уничтожит...
   всё! это умное место стало уже как клеть. общения хочешь, Веста? будь любезна, учись пьянеть
   выходит из дома
  
   действие VIII
   двор посреди многоэтажек
  
   Марс:
   во дворе, Бог весть чего тенистом,
подошел я к старому бомжу:
- где ты пьешь, чудовище, колись-ка!
- я тебе, раз надо, расскажу:

вот, пойдешь по этой самой Розе,
слева там пристаньице одно,
где бетонный Сухов, знаешь, в позе,
как Болконский при Бородино.

между маркетом и рестораном,
не промажешь, - прямо посреди, -
там она, бывает, льет стограммы...
ты в глаза ей только не гляди 
  
   мартовский синдром:
   снег в одном дворе,
   дождик во втором
  
   действие IX
   дешёвый бар. Марс сидит один за столиком
  
   Марс:
   один с стаканом, прошлого не жалко,
по стенам вниз кленовые листы,
зевает люстра, брызжет зажигалка,
и кажется, что стулья не пусты.

за дверью в город - шахты друг на друге,
один другого давят этажи,
а мы с тобой - как лопасти, - по кругу,
хоть нас, кажись, никто не сторожит.

по курсу - вечер, рифмы на радаре,
лучи стекла выходят из вина...
сейчас - прощай, а встретимся в угаре,
где между скал и вихрей ты - одна
  
   подходит Икс
  
   Икс:
   за столик я вчера ещё отдал. не разрешайте, всё равно присяду.
   накатим, дядька, медленного яду...
  
   Марс:
   и пусть кипит утёкшая вода
  
   Икс:
   сегодня хозяйка шалмана - прекрасна, как никогда, - Цветингмер Монада Иванна! для близких - старушка Манда.
   мы в песочек ещё играли, а типочки сходили с ума, когда эта самая краля открыла вот здесь шалман.
   чтоб домой проводить хотя бы, - та, ложились тут челюстьми... ты, братец, вобще пойми, что есть роковые бабы!
  
   Марс:
   такая она роковая, как я - португальский раввин.
   да, есть и сирены любви!
   и одну я, представь, знаю
  
   как Юпитер - так и космы,
что от ветра - так... нервозны.
я ж меж пальцев капну мёда - да лижу.
Юлю - я, а меня - Юля
Так смакую, так смакует,
что врагу, и то в гробу уж, откажу
  
   Икс:
   в экзосфере летают антенны, управляют они людьми... да уж, тесен мир, тесен мир, вы знакомы, ну и - охуенно!
  
   ни в разных краях, ни дома
   не ведал таких чувих.
   с другою раз-два - оскома,
   а с ней, веришь: психу-псих!
  
   бывало, сорву бабоса,
   тусили что было сил,
   букетик волос из носа
   по сине преподносил.
  
   на катере, сука, жажды
   попенили всё вино,
   да что-то гудков протяжных
   не слышно уже давно
  
   Марс:
   про себя
   то есть, выходит, что мой соперник - вот этот вот чувачёк никчёмный... нет, я с катушек слетел, наверно... ах ты ж, Печорин недопечённый...
  
   Икс:
   давай по последней сотке...
   послушай, браток, меня: все вина вот эти, водка, и коньяк - это всё хуйня.
   а мне подогнали зелья, как раз нам с тобой там вдвоём, в кармане ношу неделю...
   короче, пойдём курнём
  
   Марс:
   с такого крутого патриция, - плебею, мне - шерсти клочок... что, правда - пойти накуриться?
   ладно, пойдём, чувачёк
  
   действие X
   пустынный двор, Марс и Икс передают друг другу зажжённую сигарету
  
   Икс:
   к дому в кратере стекались лимузины,
выходили хари и хлыщи,
телефоны сыпались в корзину,
до поры магнатов не ищи.

называли печенью печёную картошку,
разгоняли гиги терацидовых программ,
вечерами - Врубелю молились понарошку,
и святой водой ширялись по утрам.

предвкушая повседневные проказы,
утираясь, пели до слезин,
расставаясь, разбирали средства связи,
кто в леса, кто - снова в лимузин
  
   Марс:
   лишь сгустились за шторкою схимники,
интересец друзей пригас,
трижды кликнул подпольную клинику
по раскрытию третьих глаз.

лифт не скор, и назад не поздно...
мрак, кварцованный воздух свеж,
исполины-термометры в козлах,
покивал цифровой консьерж.

броский врач, две сестры, не очень...
на дисплее "Милле" Дали;
облегчив, отключили очи,
знать, буравчик там навели
  
   Икс:
   за погостом, где дурь уродила,
поселился безротый горбун,
вместо ног у него крокодилы,
он - ревнитель глухого табу.

наваливши для прыти три куба,
по просёлкам, крадясь котом,
я несу ему свежие губы
и "Сиддтхартхи" потёртый том
  
  
   Марс:
   нас ловили медузы в пучинах таких, что поныне мы даже на воду в обиде... ты была мне обузой: убогих, нагих, нас, титанов поверженных, лучше не видеть.
   мы в любом направлении плыли ко дну - безнадежнее сумрак, ветвистее твари, времена растворились в кислотном кошмаре, я желал, и не мог тебя бросить одну.
   но - нашли, и по разным мирам развели
   были белые крылья, лучистые очи...
   я обрел под собой кожу влажной земли.
   и - зубастые вихри задрались за клочья,
   и кусались, кусались за клочья твои
  
   действие XI
   следующий вечер, в доме Марса
  
   Веста:
   как же тебя изменила мокрая эта зима... я вижу, ты сходишь с ума. а что делать мне - милый?!
  
   Марс:
   схожу, схожу, а все же не сойду:
а вдруг тебя не встречу в том Донецке!
я лучше в этом страшно подожду,
мне страшно, как ребенку - не по-детски

за каждой встречей с солью на зубах
тяжелым водолазом, да в не просто воду,
гружусь, и шланг пережимает этот страх,
и рифма-дура шаг к расщелине отводит

достанут если - дохлого спасут,
а сердца, как бы, хватит до победы:
я в хищном иле разыщу сосуд,
и, уж, держись во славу Архимеда
  
   Веста:
   в других домах живут иные Весты - надёжные пособницы в делах.
   чтоб как-то сократился путь твой крестный, чего бы только я не отдала...
  
   Марс:
   дом - не место разговоров о проблемах. Веста, где моя армейская сума?
  
   Веста:
   ночь, куда ты?!
  
   Марс:
   прямо, право, лево...
   между прочим, ты готовься жить сама
  
   действие XII
   вечер, пустырь на окраине города, где находится А
   городская улица, на которой находится Юлия
   они говорят поочерёдно, подчиняясь общему ритму, но не зная о том, что говорит другой
  
   Марс:
   на синапсах села сивуха,
прокрустову негу растлав;
веснее елозит по слуху
со снегом дежурный состав.

немного - и будут погромы,
в грязи ручейки закишат...
мы - первую зиму знакомы,
что дальше - нейроны решат
  
   никто не должен знать, куда я делся, ни люди, ни мой киборг-домовой. вот, завтра встану с ясной головой, и, кажется, решусь на это действие.
   холодный дом в покинутой деревне, вода и хлеб - надёжный тайный скит...
   а как ещё, скажи мне, искупить наш общий грех, неведомый и древний?
   и как ещё тебе меня простить?
  
   Юлия:
   как возник этот странный образ: вот, мой голос, вот - голос твой... и сознание, словно компас, обращается на него...
  
   Марс:
   Мересьев полз от дерева до дерева,
а я - от забытья до забытья,
и он не ведал, сколько там отмерено,
и сколько там еще - не знаю я.

его потом кромсали без морфина,
рычал, небось: а, бога душу в рот...
а я скажу: отрежьте мне гордыню,
и ревность - в то же самое ведро.

а он потом комиссии "пропарил",
потом еще летал. а я хочу,
чтоб ты узнала: вот - тот самый парень, -
когда тебе навстречу полечу
  
   Юлия:
   ни дождь, ни град. не льёт, не бьёт,
как это всё произойдёт?
в тумане едком и густом
сначала дружба, а потом...

немного выпили вина.
я пригубила, ты до дна
и, еле слышно в темноте:
ты где? *
  
   у Юлии звонит мобильный телефон, она отвечает
  
   Веста:
   Юлия, помните Весту - Чехова, тридцать пять?
   Юля, я вас в это место умоляю приехать опять!
   Юлия, он так болен! он, словно, в последний раз проститься зовёт вас. лежит на диване голом...
   я вызывала скорую...
  
   Юлия: хорошо, хорошо, я скоро
  
   действие XIII
   в доме Марса. Юлия входит, двери отворяются сами по сигналу Весты
  
   Юлия:
   где ж ты, мой суррогатный голос?
   я примчалась, почти что сразу.
   будто и не с собой боролась...
   почему здесь так пахнет газом?
  
   дом взрывается
  
   действие XIV
  
   офицер МВД:
   там в огне погибла девчонка. ваш домашний компьютер заглючил, может, вас обвинят ещё в чём-то, но, пока что - несчастный случай
  
   Марс смотрит на небо
  
   я читал в интернете, что семь этих звёзд
были правда похожи на бурого зверя,
так забытые люди забросили мост
в эту, нашу с тобой, перезрелую эру.

а искристый шатёр повернётся опять,
и, безродные, нынешних, может, почище,
станем что-то иное ковшом называть,
станем петь да искать. и - друг друга разыщем.
  
   Эпилог
   Земля, будущее
  
   Женщина в доме, говорит сама себе:
  
   космонавтам разрешается не бриться,
чтобы в залах станций не сорить,
а они всегда идут на принцип:
даже в урнах ни один не брит.

мама, я недавно с капитаном,
   он светилами меня дарит,
   врет, что в сердце носит, как в кармане
   вещий зов избывшейся дыры
  
вот и снова, закрываясь гермодверцей,
страшно верит в то, как кончит там...
мама! можно ль еще прежде потереться
нашим гравитопослушным животам?..
  
   Мужчина в костюме астронавта, говорит сам себе:
  
   отстыковка, уснули турбины...
я, похоже, опять в тишине;
лишь неслышимый голос кабины
гонит стаи разящих камней.

позабыл всех, кто ждать обещали,
перепутал счастливые дни,
и - иду сквозь лиловые дали,
погасив бортовые огни.

в годовщину извечного старта
Ты - откроешь глаза кораблю,
и напоишь заждавшимся мартом
на земле, на которой люблю
  

конец

  
   И еще - короткая цитата из Павича: "В детстве, давно, я видел однажды на лугу, как столкнулись две бабочки; немного пестрой пыльцы просыпалось с одной на другую, и они упорхнули дальше". То же самое, похоже, получилось и со мной. Мне пора, до новых встреч.
  
   Руслан вышел из эфира. Полностью стемнело, невдалеке тревожными узорами горела чешуя анаконды на трубе. Когда, сжимая пружину, стальной трос тащил кресло вниз, по щеке Руслана скользнуло крыло нетопыря.
  

Волчково поле

  
   Не спеша осмыслить новоявленную и дивную категорию чистой воли Максиму пока не пришлось. По пути из "Текущего трюма" в глазах уже мутилось, и город за окном авто казался пестрой транскисиной шерстью. Потом индукция, боль которой, слава Богу, не может запомниться, и липкий медикаментозный сон.
   На ум пришел рассказ о Зовущих Архонта Кисю. Уяснив себе что-либо, эти люди говорят: "Я понял", но если они говорят "Я съел Кисю", это значит, понял так глубоко, что уже не в силах никому объяснить.
   Вновь открывая себе явь, и в ней сутулую фигуру в глухой маске, Максим понимал, почему отец сидит не в кресле, а на его кровати, понимал так, что даже себе не мог этого объяснить.
   - Папа...
   Василий Олегович медленно взял с постели перчатки, одел их между раздвинутых колен, чтобы сын не видел его рук.
   - Как чувствуешь себя, Максим?
   - Ничче-во...
   Сушило в носу, говорить было трудно.
   - А раз ничего, то не будем терять время. Вставай, сынок, поехали.
  
   В семейном фургоне, тесном от готических сводов, Максим ехал впервые. Напротив покачивалось кресло на траках, в котором чопорно одетый отец опирался на трость. Голову старейшины Qлана укрывал синобраз: чистое, надменное, и оттого совсем не прежнее лицо.
   - Пока ты, сынок, общался с господами кураторами, с товарищами пирамидотерапевтами, я занимался, практически, тем же самым. Только у меня были более высокопоставленные собеседники. В частности, которые свои приказы Фердинанду бен Давиду передают азбукой Морзе по жопе: короткий - на шишечку, длинный - на ствол...
   Отец засмеялся так невесело, что Максим понял: это не шутка.
   - Да, из песни, Максим, слова не выкинешь. Так вот, наши кураторы в курсе, что мезозвука, из-за которого они в свое время прибрали страну к рукам, после тех, которые сгинули на стадионе, - им не видать. Им объяснили, почему. Тебе, я знаю, тоже.
   Максим всегда старался не показывать отцу своих чувств, теперь это ему тоже почти удалось. А заодно, почему-то, впервые в жизни вспомнилось, что так было не всегда. Так стало после того, как мать ушла.
   Василий Олегович продолжал:
   - Хочу тебе сказать, что их такая ситуация устраивает: раньше они дрожали за то, что кто-нибудь их тоже превратит в раковую симфонию. А потом им дали понять, что мезозвук больше никому не причинит вреда, если даже этот кто-то - наш порхатый содомит. Когда он угрожал тебе, шантажировал, он это делал в основном ради призвания, а не с конкретной целью. Он знал, что пришельцы тебе лишнего все равно не расскажут.
   Я также говорил и с представителями другой стороны - голос отца как-то жалко истончился - мы к ним едем с тобой. Это недалеко от новой станции метро Волчково поле. Что ты знаешь об этой штуке?
   - О юле?
   - Да.
   О новом колоссальном артефакте в западном Донецке Максим знал мало, но само предложение перейти на иную тему было кстати. Необычное состояние, в котором Qлановец ощутил себя в "Текущем трюме", здесь, в готическом фургоне, появилось опять: облегчение и радость от слов отца, казалось, парили в невесомости Максимовой души.
   И он стал вспоминать о юле.
   - Это зеркальная антенна размером с теннисный корт: лежит на боку, поджидает клиента. Кто заплатит кучку денег, может подержать башку на фокусе принятой волны.
   - А, юла почему?
   - А это она и есть: в стержне биодвижок, он передает усилие на корпус. Охочий гражданин залезает на верхушку стержня, в кабину, и весь этот чудо-волчок начинает раскручивать сам себя, танцует по площади, а когда наберет обороты, становится "на попа", там в основании шарик из какого-то сплава. А герой этой мистерии не кружится, он сидит на подшипнике, с резонатором на голове. Вот, все, что знаю о юле.
   - То есть, адронный резонанс вызывают волны, которые соберет раскрученная антенна - задумчиво произнес отец.
   - Да, но свидетельств людей, которые через это прошли, я не слышал.
   В стрельчатых окнах фургона стало светло.
   - Приехали, что ли?
  
   Максим помог отцу встать на пневмоборте, и через узкую рампу провел его в дверь.
   В темной просторной комнате старейшина Qлана опустился на стул, положил на колени палку.
   С ним рядом темнела еще одна сидящая фигура.
   - Приехали, сынок. Мы в администрации этого самого, как ты говоришь, чудо-волчка. Сейчас я тебе очень коротко изложу суть нашего дела.
   Вторая фигура сидела молча, не шевелясь.
   - Перед сеансом ты говорил с Раисой Алебастровой, она предложила тебе СГАР. Этот метод может тебе помочь не превратиться в ходячего мертвеца, каким я стал. Если все у нас получится, у твоих будущих сыновей такой проблемы не будет совсем, хотя Индукторы им все равно суждены. Так получилось, Максим что лучший специалист в этом деле - твоя родная мама.
   Вот она, наша мама Света, живая и здоровая...
   В загоревшемся вдруг свете со стула вставала женщина. Шагнув к Максиму, она, молодым от радостного страха, мокрым лицом прижалась к его лицу.
  
   Безтеневые лампы ровно освещали округлый зал. За прозрачной стеной, как тулья гигантской фуражки, светлел в ночном небе диск антенны-юлы.
   В кружок на тонких стульях сидели: молодой человек со взмокшими волосами, сутулый мужчина в глухом костюме и чужом лице, и женщина, голос которой, как запах, слышался в комнате, даже если она молчала.
   - ...и то, каким ты родишься, мы тогда уже знали почти наверно...
   - В твоих генах нашли ту же аномалию, что у меня и у деда.
   - Пока ты родился, Максим, нам с папой...
   - Я иногда радовался, если подходил очередной сеанс, потому что индукция это, все-таки, забытье.
   - А я-то и этого не мгла. Я видела, каким умер твой дедушка, как папа страдает после приступов. И знать, что тебя то же самое ждет...
   - Словом, сынок, мы решили, что ты родишься, и будешь жить таким, каким тебе суждено.
   - А теперь, Вася, я буду говорить сама.
   - Я молчу.
   - Мы с отцом тогда не знали, что сильнее: наша к тебе любовь, или наша вина. Когда ты появился на свет, мы решили, что найдем способ избавить тебя от этого ужаса. Если уж не избавили от жизни.
   Мы пробовали тебя вылечить. Ни тогда, ни сейчас этого не может медицина, потому что, каждая клеточка больна. И мы молились, чтобы это началось попозже, а к тому времени, может быть, чем-то можно будет помочь...
   А это началось внезапно, синобраз учил тебя танцевать, и я гляжу: та плазменная девочка испарилась, и ты вьешься на полу, от боли немой. Тогда я сказала Васе: ты ищи спасения снаружи, а я пойду искать внутри себя.
   С тех пор, Максим, ты рос без меня.
   Я жила послушницей в монастыре, была монахиней, отшельницей. Все это время вы ничего не знали обо мне, а я знала, что вы живы и продолжаете страдать. Очень долго я у Господа просила одного: здоровья для тебя. А Он терпеливо ждал, когда моя воля станет такой же чистой, как Его. Даже самое благое желание, сынок, служит чьей-то выгоде, а Воля Господа это совершенная любовь, которая никому и ничему не служит.
   Вот так он мне и ответил, а затем открыл, как дальше быть.
   Ничего не говори, ни о чем не думай, а просто слушай, Максим.
   Медленно и незаметно, как весенний день, погасли безтеневые лампы.
   - Иногда, сынок, самые главные поступки в жизни мы совершаем не так, как будет лучше, и даже не так, как надо. Есть совершенно особенное побуждение, оно выше любого долга, выше призвания. Его нельзя объяснить.
   Когда много лет назад, я бросила вас одних, то сделала это от отчаяния. А то, что делаю сейчас, это уже не по моей слабой воле. Ты можешь меня послушаться, можешь оттолкнуть, но сейчас только выслушай.
   Ты погибаешь, сын, быстрее, чем твои дед и отец. Чтобы остановить эту мучительную гибель, нужно чудо. А чудеса творят души, которые до этого доросли. Твоей душе, сын, мало дела до твоих нужд. Для того чтобы она согласилась тебе чудо сотворить, ваши нужды должны совпасть. Чтобы обрести нечто, не обязательно этого жаждать, не обязательно даже стремиться: нужно быть к этому готовым - жить волей своей души, а вся ее воля - это безкорыстная любовь. Она сделает для тебя все - только обратись к ней на ее языке, в котором не будет места желаниям.
   Максим, сейчас ты можешь не понять моих слов, и это не важно, потому что у тебя все равно нет времени понимать и правильно поступать, хоть папа и научил тебя жить в особенном времени. Но выход, он есть. Я долго-долго шла, чтобы его узнать.
   Тебе рассказали уже, что среди нас живут сущности другой вселенной, для них наш мир как скит. Они наши друзья, хотя и виновники тоже...
  
   Максим слушал. Сверхглубокий адронный резонанс, говорила мама, это как распятие рядом со Спасителем. Казнь, при которой смерть может быть не нужна. В сверхглубоком резонансе мозг перестает быть собой и вслушивается в нечто иное, чем он сам. Здесь, в СГАР, можно превзойти себя, измениться так, что и смерть потом не узнает.
  
   - Когда ты выйдешь из СГАРа, тебя облучат мезозвуком, и вот тогда он может подействовать, потому что поднимешься ты уже другим, и если мезозвук подействует, существо в тебе перестанет быть твоим мучителем. Оно не знает, как это сделать, и ему подскажут.
  
   Мама рассказывала, что, погрузившись в СГАР, человек рискует остаться в нем навсегда. Риск падает, если двое резонируют вместе, и совсем исчезает, когда резонантов трое. Картина, созданная их подсознанием, будет при этом общей.
  
   - Второй станет Женя, которая считает, что ее ребенок будет мутантом-"кротом". На самом деле, там все иначе, и она скоро узнает, в чем дело. Третьего человека выберешь ты сам.
  
   На краю вогнутой круглой площади отец сказал ему:
   - Если я сейчас покажу тебе свое лицо, тебе лучше будет меня понять. Но простить меня за то, что я собираюсь сделать, и главное, маму простить за то, что она тогда сделала, тебе наоборот, будет труднее. Так что, не обессудь. Ты, вот, сказал, что не знаешь свидетельств тех, кто катался на этой юле. Правильно, эти люди больше не говорят. Юла - тот же СГАР, только со смертельным исходом, но не пытайся всем об этом рассказать. И сейчас я этот аттракцион изведаю. Мама остается с тобой, просто она не хочет на это смотреть.
   - Зачем...
   Максим не помнил, было ли это слово первым, произнесенным после приезда сюда, или он еще говорил что-то.
   - Сынок, я больше не жилец. Помнишь ту лягушку? Сейчас мое время закончилось, как тогда ее. Никакой мезозвук мне уже не поможет, и я сам этого не хочу. И не собираюсь стать свободным от времени посреди наркотического сна, мне это не интересно.
   Василий Олегович махнул палочкой роботу-подъемнику, от этого пошатнулся и схватил Максима за плечо.
   - Видишь, ноги уже не держат. Но, в последнюю прогулку на инвалидном кресле, некрасиво.
   Знаешь, сын, по сути, каждый из нас как тот разбойник, распят со Спасителем рядом. До встречи, Макс, только не забывай, пожалуйста, что разбойников на Голгофе было двое.
   Отец показал два толстых от вито-перчаток пальца, и нежно, как показалось Максиму, пощекотал свою смерть.
  

Республика Интерда

  
   - Наши ребята снова живут в реальности, но перед этим все они дошли до края: забывали есть, пить, не мылись месяцами. Обезвоживание, судороги, реанимация, потом к нам.
   Как всегда, даже на виртуальном эскалаторе, сестра придерживала Женю за талию.
   - Говорят, Настюш, бывших геймеров не бывает.
   - Это если их лечить так, как прежде. Если человека просто лишить гибельных увлечений, то пустота на их месте его еще скорее задушит. Для нас главное - заполнить пустоту.
   Сестры подозвали поезд "Коралловый дракон" и сели рядышком в вагоне.
   - Я понимаю, Женька, им сейчас не хуже, чем тебе, но я и не прошу, чтобы ты с ними пробыла долго. Понимаешь, они так редко видят людей, которые не были окаянны виртом...
   - Что ты, милая, мне самой отвлечься хочется, - отвечала Женя, думая при этом: Правы, правы эти бродяги, которые ночуют в чужих сушилках и в полях, - виртуальный мир свой для каждого, - какой-то продюсер меня задумал, его помощники просчитали все варианты моей судьбы, а геймер какой-то сейчас выбирает мне будущее... А он же понятия не имеет, что мне надо. А кто это знает? Я сама? Ну, это вряд ли...
   - Женька...
   - Да, Настюш.
   - Задумалась о чем-то, улыбаешься так, потихонечку.
   Женя поглядела на сестру серьезно.
   - Ты знаешь, я ведь, тогда с этим парнем, Алешей, ощутила, что, как будто не принадлежу к этому миру, и никогда не принадлежала. Это... хуже страха, ничего подобного со мной не бывало.
   - Самое редкое поневоле ценным становится. Ну что, приехали?
  
   - Жень, посмотри вверх.
   Над ними не было павильона, от станции "Республика Интерда" прямой колодец выходил сразу в яркое небо.
   - Звезды видишь? Почему-то их видят не все.
   Женя подняла голову, и пылинки, осевшие на зрачках, вспыхнули на солнце. Она сморгнула несколько раз, но к этому времени подъемник уже вынес их на поверхность.
   - Харе Кися! - поприветствовал сестер азиат непонятных лет, склоняясь к ладоням, сложенным перед грудью.
   - Вот, Женька, гляди, нас встречает сам великий Лис, это...
   - Это значит: "Легко и сложно", таков девиз нашего клана ре-рожденных, - някающим голосом подхватил азиат.
   Вокруг ровная степь, на горизонте светлый купол, и прямая дорога от него заостряется у ног троих аватаров.
   - Что у вас там за обсерватория?
   - Это голова космонавта в шлеме - ответила Настя - помнишь Пушкина: "Найду ли краски и слова? Пред ним живая голова". Это наша виртуальная штаб-квартира.
   - Голова великана, которого князь Руслан побил перчаткой и чудо-меч забрал?
   - Точно. Только шлем гагаринский.
   - Да, и лицо тоже, но, забрало пока закрыто, мы не успели все доработать - Лис зашагал рядом с Женей, а Настя отстала от них на шаг - а меч - дорога, по которой мы идем. Раздавались мнения, что меч у владельца такого шлема должен быть, не иначе, как лазерным. Но потом добрались до первоисточника, и установили, что изначально оружие не принадлежало братьям Черномору и этому, без тела и без имени. Так что, дорогу решили устроить нормальную, даже, вот видишь, посередине желобок, называется дол, это я настоял, чтобы - как настоящий меч было.
   - Лис, можешь рассказать о себе? - попросила Женя.
   - Это можно. Ступил я на донецкую землю из лона матери моей, тогда еще, когда люди китайского производства тут были в диковинку. Китайцем был отец, а матушка русская. Рос послушным мальчиком, в школе учился хорошо, русский знал получше некоторых учителей, читал много. Поэт серебряного века, Саша Черный, вспоминал, вот, что в детстве сапог не имел, чтобы на улицу выйти. А я, представь, не имел тогда компьютера, чтобы выйти в Сеть: мы бедно жили.
   Зато после, когда работать стал, придумали добрые люди адронный резонанс, и - пошла потеха. Я на играх, Женя, все потерял, жил одно время в бараке, на нас подпольно тестировали новые игры: неделями под резонатором... ни о чем не думал, только бы играть. А, когда плох совсем стал: судороги, да глазное давление, - выбросили меня где-то. Спасибо, закопать поленились.
   - Тогда Лис чуть не умер - сказала Настя - мозг был так истощен, что успокоительные могли его просто погасить.
   - Я балансировал между тремя мирами - Лис показал Жене три пальца, но не одной рукой, а двумя - тем, откуда меня вышвырнули, тем, куда возвращаться ой как не хотелось, и третьим, о котором вообще ничего не знал. Наконец, удалось нам осуществить инвариантный выбор между первыми двумя, потому что в противном варианте меня ждал третий.
   Настя прыснула за спиной Жени.
   - Я буду иногда прерывать эту Хуанхэ красноречия, и объяснять тебе суть, Женька. Наш друг открыл для себя, что реальный мир и виртуальный, друг друга не исключают, а дополняют и продолжают.
   - Сущая правда, Нася! - воскликнул Лис.
   - Нася? Ты так называешь мою сестру?
   - Стоп, Лис, я сама: это - от NASA, знаешь, последняя на планете фирма, которая всерьез изучает космос не внутри черепной коробки, а снаружи ее.
   Китаец продолжал:
   - Мы привыкли к тому, что там, в вирте, другие законы. Оказалось, что после возвращения в реальность, мы называем это ре-рождением - такая ситуация может быть полезной. Ре-рожденному геймеру легче строить новые модели поведения в обществе. Это, не считая того, что законы физики в Донбассе и так другие, - Лис подмигнул Жене обеими скулами, - сють-сють... А, кроме того, мы же не полностью отказываемся от игр и вирта. Например, я свои сутки делю золотым сечением: сплю меньшую часть, а большую снова делю золотым сечением, и меньшая теперь - для резонанса. Очень удобно и здорово. Мы в нашем клане создали устройство для учета времени, которое человек проводит в этих трех состояниях. К примеру, оно вызывает у спящего поверхностный резонанс, и спрашивает: "О неборожденный, не желаете ли проснуться?"
   - Важно понять - перебила его Настя - что граждане Интерды не просто меньше времени проводят в виртуальной игре. Еще важнее - "разгерметизация" самой игры.
   - То есть - принялся объяснять Лис - ее сюжет попеременно протекает то в реальности, то в вирте. Женя, ты знаешь, мне раньше говорили, что жить полной жизнью можно только с выключенным резонатором, а я над этими словами смеялся и презирал тех, кто их говорит. А, вот только здесь я понял, что же такое полнота жизни, какая она бывает.
   Заговорила Настя:
   - "Интерда" занимается разработкой игровых сценариев жизни: здесь в игру включено все, точнее, почти все, что случается с человеком.
   - Да, Нася, причем...
   - Погоди, ты все время хватаешься за частности. Женя, понимаешь, здесь не просто игра помогает преуспеть в жизни, или человек старается преуспеть в реальности, чтобы купить побольше игрового времени.
   - Сценарий един - сделав глобальное лицо, вставил китаец.
   - И живется по нему безумно интересно, потому что это живая жизнь, а не просто паразит в сознании геймера! Но самое главное, Жень, это...
   - Наша мифология! - воскликнул китаец - развитая культура это же всегда цельные системы этики, морали и мифологии, это общая и главная легенда отношений личности с миром и Богом: как познакомились, как подружились, как решили дальше жить, ради чего жить. Наша мифология строится на игре. Создатель дал нам все необходимое, чтобы играть так, как никому в мире не снилось еще! У нас есть разум и страсти, творческая фантазия, технологии, опыт, а главное - любовь и вера. Только из-за любви стоит играть, и верить в то, что, если сыграл эту жизнь правильно, то в следующей будет гааараздо интереснее!
   - Ребятки, вы извините меня, это правда интересно, только вот, объясните мне - Женя остановилась, и, глядя на близкую уже ротонду с матовым цельным фасадом-забралом, осторожно вытащила за кончик улизнувшую было, мысль - а не взялись ли вы за новое религиозное учение, в котором нет благодати?
   Лис вздохнул и с хитрой почтительностью посмотрел на сестер.
   - Мы пока учим только играть на новом уровне - сказала Настя - а религиозные учения цитируем, не больше того. Сектой мы являемся еще меньше, чем обычным геймерским клубом. Наши игроки растут, а не просто совершенствуют какие-то навыки.
   - Можно какой-нибудь самый простой пример?
   - Запросто - Лис показал на серебристую громаду здания-скафандра - здесь многие начинают свою игру в группе с незнакомыми людьми. На первом этапе нужно раскрыть секрет кого-нибудь из партнеров, - специальный секрет, предназначенный для игры. От того, чей секрет получится раскрыть первым, зависит дальнейший сюжет. Главная прелесть, конечно же, в деталях!
   Главная прелесть - подумала Женя - это, конечно, понять: играешь ты в игру, чтобы раскрыть свой собственный главный секрет, или может, нет никакой игры и большого секрета, только бездушные, номерные законы кармической физики.
  
   В округлой тени шлема, за которым на дорожки неведомых игр ступали чьи-то аватары, стихи вспоминались Жене сами собой:
   над мрачной степью возвышаясь,
   безмолвием окружена,
   пустыни сторож безымянной
   Рукоять мечеобразной дороги ребристым пандусом спускалась под фасад-забрало, в обе стороны от нее изгибался газон. Отсюда Лис, раскланявшись, продолжил путь прямо и вниз, а сестры повернули налево, к сидящей на траве компании.
   - И все-таки, Настенька, ты совсем другая сегодня. Ты прямо высветлилась, что ли. Я такой тебя не видела - Женя сдержала невольный вздох - уже давно. Конечно, я понимаю, какая у тебя теперь интересная работа, но нам же, сестренка, чтобы так выглядеть, одной работы мало, а?
   - Вот и я тебе о чем - ответила Настя радостно - гляди, это клан Асов, тоже в прошлом жуткие геймеры.
  
   Трое парней на траве слушали, как поет молодая женщина. Арфа, на которой она играла, напоминала натянутый лук с гибкими стрелами разной длины, положенными на тетиву.
  
   ...это проще,
   Это пуще, чем досада:
   Мне дерьма уже не надо -
   Оттого что - оттого что -
   Мне дерьма уже не надо
  
   Когда она допела, Настя заговорила снова:
   - Клан Асов в полном составе: Рыж, Вран, Блед - парни вежливо кивали - и моя ненаглядная Белла - певица загадочно и тонко улыбнулась обеим сестрам - тебя они уже все знают. Присаживайся, Жень.
   На плечах у всех четверых нашиты были круглые рожицы: болотно-зеленые у Бледа, черные у Врана, коричневые у Рыжа, белые, лукавые - у Беллы.
   Она отложила инструмент и обратилась к Жене:
   - Так что, привет. Асы - это Апокалипсические смайлы. Когда мы еще не знали друг друга, общего у нас было то, что мы играли в виртуальных маньяков: насильников, убийц, короче, разных живодеров. Игры разные, а суть одна. Попали сюда, конечно, тоже по-разному. Если ты не против, я свою историю тебе расскажу.
   - Конечно я не против - ответила Женя - я гляжу, это у вас традиция: ублажать слух беременных такими вещами.
   - Страшно быть не должно, точнее, это не тот страх, который может вам - Белла кивнула на Женин живот - навредить.
   Так вот, Евгения, как-то раз я преследовала жертву в резонансе. Это было у нас в Донецке, только старинное все, видно, еще до Прорыва. Мальчишка такой, в очках: одно стекло красное, второе желтое, почему-то. Он слышал, что я иду за ним, а я видела, как он мучительно хочет обернуться, но еще сдерживается.
   Белла прикрыла глаза.
   Если она стыдится, то - чего именно? - спросила себя Женя.
   - Плохие игроки держатся слишком близко от жертвы, а я умела находить расстояние, при котором страх приходит постепенно, исподволь.
   Она тряхнула головой и посмотрела на Женю ясным взглядом.
   - Скажешь, это же просто виртуальный образ. Да, но прелесть игры была еще и в том, что вместо него я сама чувствовала его страх. Я долго его вела. Конечно, не выдержал и оглянулся, увидал меня мельком, воображение ему дорисовало что-то страшное, и теперь он хотел бежать. И вот: лучшие мгновения игры, когда жертва сначала борется со страхом, а потом вдруг понимает, что уже боится этого страха больше самой смерти, это как обратная тяга на пожаре... И тогда он побежал, а я за ним. Догнала в подъезде, он бросился не на темную лестницу, а к лифту, и успел вызвать. А лифт успел приехать, пустая кабина. Я всегда выбирала себе очкариков: после того, как лицо им разъедала кислота, один глаз оставался, обычно, цел, и эти виртуальные бедняги могли видеть, во что я их превратила. То есть, вместо них это видела я. Тот мой четырехглазый нажал на свой этаж, двери уже закрывались, и я раздвинула их руками. И тогда он повернулся ко мне и снял очки. Глаза его, один синий, второй зеленый, это было последнее, что я видела в той игре.
   А незадолго до этого я имела неосторожность установить себе на резонатор "Windows Requiem", прощальную дешевую песенку "Microsoft". В тот момент она у меня и слетела. Пришел наладчик, стал переустанавливать мне "Windows". А я на балконе глотала текилу и смотрела, как на балконе напротив, переустанавливают окна, старые, пластиковые, на эти, из трансгенной цитоплазмы. Трое мужчин. Они поставили уже три створки, и мой наладчик тоже свою работу почти закончил. Я спросила: "Ты уже?", он ответил: "Недолго еще, я скажу, как только справлюсь".
   И не успел. Монтажники напротив были быстрее: когда они поставили четвертую створку на своем окне, я выпрыгнула в свое. А в больнице меня нашла твоя сестра.
   - Рыж и Вран тогда уже были с нами - продолжила Настя - позже пришел Блед, который уснул в резонансе и убил свою жертву, не помня, зачем. И вскоре образовался клан Асов. Трое суток, Женька, я скрывалась от них и бегала. Но на четвертый день, точнее, вечер, они меня нашли, поймали и изнасиловали вчетвером, - нет, не в резонансе, - они меня, Женя, пустили по кругу в реальности. Первой была Белла...
   - Что?! - Женя вскочила с травы - я выйду сейчас же! Настя - ты что...
   - Ты же спросила: кто меня так высветлил? Женя, уймись, малыш, - она резво поднялась и взяла сестру за руку, - я сама, понимаешь, сама их об этом попросила.
   - Как? Настя, ты же...
   - Вот именно, миленькая, больше я не могла так жить, когда не помогает ничего. Зато после них я смогла простить тех людей, которые изнасиловали меня тогда. Ведь эта ненависть, она же меня заживо съедала, пойми - я теперь словно из кошмара проснулась! Женя, если бы ты знала, что это значит простить по-настоящему - перестать страха бояться, перестать свою ненависть презирать! Они как будто вырвали все это из меня. Как я счастлива, Женя... какое счастье... - смеясь сквозь слезы, Настя обняла сестру - такая у нас игра, вот, получилась...
   Она смотрела Жене в лицо влажными лучистыми глазами.
   - Я не просто поняла, я вдруг ощутила всей душой, что и тогда тоже была чья-то игра, и бедные те, которые... они уже ни в чем не виноваты теперь, когда я это поняла. Господи, да нет, Женька, я тебе этого не могу объяснить... а я, знаешь - теплым дыханием она взъерошила Жене волосы над ухом - я даже кончила тогда, кажется, два раза...
  
   - Радостная весть!
  
   Голос был чистым и красивым, не мужским, и кажется, даже не женским. Женя обернулась: фасада-забрала над ними не было - в громадном шлеме ротонды "Интерды" яснело лицо:
  
   - Спаситель мира аватаров - среди вас.
  
   Воздушный пузырь этой фразы выдавил вон вязкое время, обнял и вынес Женю вверх, к яркому свету - в освещенный салон троллейбуса-дома в "Последнем депо": непроизвольно и совсем без боли Женя вышла из резонанса, не удивившись ни этому странному случаю, ни отсутствию своего удивления.
  

Лета

  
   Новый резонатор, который Руслан взял домой для испытания, сделан был в форме лучистой раковины доисторического моллюска. Безупречно-безумная вещь, одинаково родная и чужая всякому интерьеру, как праздник - дню в календаре.
   На станции Оттепель назначена была встреча. Неизвестный господин хотел поделиться историей об авторе "Вспышки", которого когда-то знал, но впервые за много лет услышал о нем только в программе "Дисперсуса", которую вел Руслан.
   Седоволосый мужчина с коричневой бородкой ждал уже в вестибюле. Сквозь его аватар проступали контуры початков кукурузы, подпирающих потолок.
   - Здравствуйте, не знал, что придете раньше.
   Незнакомец не обратил внимания на Руслановы слова, и сказал:
   - Покатаемся на Белом драконе. Моя история много времени не займет, просто, метро - для того, чтобы ездить, правда?
  
   Поезд Белый дракон уникален: маршрут и остановки выбирает сам, а зайти в него можно на единственной станции.
   Пара сидящих на унитазах роботов расцепила руки, пропуская Руслана с его спутником на эскалатор. Пришлось немного подождать, пока из туннеля появилась кабина - глаз, укрытый звездным туманом бельма.
   Коричневобородый сел напротив Руслана и скосил глаза на отплывающую панораму в окне.
   - Марса я хорошо знал и помню, но расскажу тебе только одну историю, которую он хотел оставить после себя. Он говорил, что число один и так безконечно велико для нас...
   - Марс - его настоящее имя? - спросил Русик, знавший, что еще до Прорыва детям изредка давали необычные имена.
   - Нет. Он подписывался так, если писал о себе. Марс - псевдоним, составленный из фамилии с именем. Другого имени я тебе не скажу. Память у меня уже не та, поэтому ты, пожалуйста, не перебивай, чтобы я чего не забыл. Хорошо?
   - Договорились - ответил Руслан.
   - Тогда поехали.
   Незнакомец выдержал долгую паузу и неожиданно заговорил:
   - Мучимый похмельем, одинокий, как уд падишаха в гареме, Марс лежал на жесткой кровати и слушал перекличку сверчка элекродуги в выключателе со сверчком где-то в огороде. Он думал о том, что Сверчок было прозвище юного Пушкина, который свои бездонные песни укладывал в постоянные такты; о том, что его собственные строки похожи на плазменные дуги, внутри которых яростный и тесный хаос.
   Он знал, что в каждое мгновение переходит из одной Вселенной в другую, где всё бывает совсем иначе, а стихи задают маршрут этому вечному серфингу. Знал и то, что не умеет программировать стихи.
   Остаток ночи занял сон, после которого не хотелось причесывать волосы: снилась родина того, кем, засыпая, становился Марс. Лучам неразгаданной, лихорадящей наяву любви, здесь не от чего было отражаться.
  
   Панорама в окнах сменилась вестибюлем станции Каллиграфическая, где судили друг друга переписчики книг.
  
   Утро 9-го июня 2011 года походило на сковородку с маслом, только что поставленную на печь.
   Ветки старой вишни у туалета взъерошили Марсу волосы, и неожиданно для себя он перестал притворяться, что не помнит, какой сегодня день.
   Вернувшись в дом, он достал из-под ноутбука сигаретный листик и сложенную открытку, а из ящика стола - особую ручку. Эта ручка знала немного слов и только одно имя.
   Ею Марс быстро, почти не глядя, вывел на листке:
  
   венец моих наград -
   июньская любовь
   равна: боль-Цэ-квадрат
  
   "Полковник развернул открытку и увидел, что травки осталось не больше чайной ложечки", - сказал он сам себе, смешал анашу с вишнёвым табаком и завернул в листок с трёхстишьем.
  
   Проехали станцию Крематорий, где можно смотреть, как на телах обнаженных людей пишут картины кремом, чтобы затем их слизать.
  
   - Квадратный окурочек остался дымить на столе, а Марс вышел во двор. Во дворе было небо.
   Две сигареты спустя, он записал:
  
   когда облака размывает ветер,
   их души уходят ещё выше,
   а - взмытых взором твоим карим-карим,
   станут паром уже в иной выси
  
   С конопляного плато Марс решил спуститься по улицам посёлка, где из-за крыш выступали терриконы, а из-за заборов - далёкие покатые поля.
  
   В вестибюле Аврала, где люди, часто чужие друг другу, встречались для того, чтобы начать вместе чего-нибудь чудить, сверкнули синобразы чьих-то проектов.
  
   Из ореховой тени в палисаднике дома под шубой, Марса окликнул старик в полотняной кепке:
   - Парень! Есть к тебе дело.
   Марс шагнул к забору.
   - Купи банку сгущёнки, и мы с тобой такой "бомбы" припьём, что всю жизнь потом не попробуешь.
   Ничего опасного не было в этом лице, и глаза понравились Марсу.
   - А варить, надеюсь, вы сами будете?
   - Варить, конечно, сам сварю. Так что, договорились?
   - Хорошо, сейчас.
  
   Промчалась Майка, станция, куда приезжают найти собутыльника.
  
   "Стихи на столе остались; а если, как семь лет назад, стрясётся чего-нибудь судьбоносное, то ведь, всё равно, не миновать. А "бомбу" я с того самого лета не пил", - размышлял Марс, покупая сгущёнку в магазине "Октагон" в восьмигранном эркере сталинского дома.
   Замыкая за Марсом калитку, хозяин говорил: "Собаку я не держу, так что, проходи смело в летнюю кухню".
   "Пенис! Пенис! Пенис!" - завопил вдруг женский голос в соседнем дворе.
   Старичок закатил глаза и громко протяжно мяукнул.
   "Пенис! Пенис! Иди ко мне, мой кооотик!" - неслось из-за еврозабора.
  
   Спиральный хобот-эскалатор сверкнул на станции Церкви Почитания Потомков.
  
   - По запаху в летней кухне Марс понял, что "бомба", оказывается, уже сварена.
   Кастрюлька сипела на малом огне.
   Тикали ходики с маятником из морской звезды.
   - Да готова уже, - сказал старик, - я из цельного молока варю, а сгущёнка мне на закуску. Я не спрашиваю, как тебя зовут, и ты не спрашивай меня, потому что больше мы всё равно не увидимся.
   - Как скажете.
   - Чем ты занимаешься?
   - Вы хотите знать, чем я зарабатываю?
   - Нет, это меня не касается.
   - Я пишу стихи.
   - А откуда стихи берутся?
   - Как всё живое, от родителей - других стихов, которые дают им тела. А душу даёт Бог. Если меня вдохновила женщина, и я написал стихотворение, то мы ему крёстные отец и мать.
   - А ты уже знаешь эту женщину?
   - Семь лет. Без семи часов.
   Старик открутил стеклянную банку и ложкой стал сыпать на варево соду.
   Марс в это время читал про себя:
  
   дай догорит, бабуличка, не спеши,
   за упокой души, гляди, - захриплась чадом...
   а здесь: за здравие, не имени - души
   рабовладелицы в долине винных ягод
  
   Здоровенные коты ласково терлись мордами о сидения карусели на станции КинотеАрт, и так вращали эту карусель.
  
   - Ты слышал про эти палубные дирижабли под Ясиноватой? - спросил старик, повернувшись от печи.
   - Да.
   - Представь: ты летишь на таком дирижабле, на носу у него мостик выдаётся как плоский бушприт, а на конце мостика для тебя стоит столик с креслом. И на этом столике, прямо из будущего, появляется разная изысканная посуда с едой и напитками. Ну, чтобы не трескать всю дорогу, ты понемногу кушаешь, пьёшь, иногда просто любуешься этой всей красотой. Но вещи на столе постоянно появляются, им не хватает места, друг с другом они уже не смотрятся, некоторые уже пустые, а главное, собирать-то их нет смысла: полёт завершается, а с собой все эти вещи не позволено брать. Так не лучше ли брать их по мере, так скажем, желания, и бросать за борт с легким сердцем и благодарностью - как считаешь?
   - Да, верно.
   - А то ещё, представь, что эти драгоценные вещи могут падать не только вниз, на землю, но и вверх - в космос.
   - Смотря, как бросить?
   - Именно, смотря как...
   Старик выключил газ.
   - Снимай-ка с печки, выноси во двор под кран.
  
   Станция Сталактитная щетинилась каменными клыками.
  
   Марс поставил парующую кастрюлю на плоский железный жёлоб, ведущий в огород, открыл кран, и водичка, обтекая дно, тоже запарилась.
   - Ты не думал, что я тебя сейчас ментам сдам? - вдруг спросил старик каким-то ржавым голосом, - изготовление наркотиков, лет пять получишь!
   - Думал, - признался Марс, - но, если бы собирались, разговор у нас был бы другой.
   Помолчали.
   - Правильно, - притворство пропало у старика из голоса, - а вот, если бы ты мне сейчас кастрюлю перевернул, и кинулся бежать, я бы тебя тогда сам посадил. В погреб. Но, позвонить я всё равно должен кой-кому. Покури, пока остынет, - с этими словами он, не торопясь, зашёл в дом.
  
   В вестибюле Красного Чурина, базы торжественных явок большевистов, не видно было стен за алыми кораллами.
  
   Кастрюля была ещё очень горячей.
   Марс закурил и по дорожке из текстолитовых пластин прошёл к беседке, увитой красным плющом. Беседка и столик в ней были свинчены из тех же пластин.
   - Вот зачем телевизоры скупают на посёлках, - подумал он.
   На столике, лежа ничком, шел механический будильник без задней стенки, чёрная трубка от осциллографа стояла кверху молочным дном.
   Предвкушение отвара наложилось на память об утренней травке, и Марсу стало ясно, что лампа нужна для приманки насекомых из темноты, а будильник это пепельница.
   И он стряхнул сигарету в механизм.
  
   Мелькнула станция Мятежная, куда собирались тягаться друг с другом генные инженеры-любители.
  
   Отвар отжимали шприцем Жанэ в щербатую толстую пиалу.
   - Сильно не усердствуй, - говорил старик из-за спины, - у нас хвостов не будет.
   - Скажите, а как быть, если самому хочется выпрыгнуть следом?
   - С дирижабля?
   - Да.
   - А бывает так, что ты долго-долго, мучительно не можешь закончить стихотворение? То есть, не потому что время ещё не пришло, нет, ты знаешь: оно давно готово и ждёт, когда ты его наконец-то услышишь и запишешь. А вот, не можешь, и всё.
   Марс промолчал.
   - А что, если ты его записывать не так начал: не в то время, не с тем чувством, или, может, не на той бумаге. Почему бы не попробовать заново начать?
   - Как - заново?
   - Вот так: уничтожить ту, первую запись, и все другие, если они были, и даже самому забыть. А потом сесть и опять записать.
   - Перезагрузка, стало быть... - улыбнулся Марс.
   - Ты вишни ел в этом году?
   - Нет, собирать не люблю, да и есть тоже.
   - Ну и правильно. Знаешь примету: загадывать желание, когда ешь первый в сезоне фруктик или овощ?
   - Да, слышал.
   - Разное говорят: и через шею рукой подносить ко рту, и молчать, когда кушаешь... На самом деле, каждый для себя придумывает эти формальности. Без них, конечно, не обойтись, но суть в том, чтобы это было только твоё. Заветное.
  
   Станция Архонтов Донбасса: в освещенном окне с потолка свисает силуэт хирургической лампы, силуэты медсестер собирают на столе инструменты.
  
   В зале, на столике перед низким креслом, стоял какой-то бетонный зиккурат с чашкой наверху. Приглядевшись, Марс понял, что эта чашка - старый керамический изолятор.
   - Сюда входит ровно столько, сколько надо, - хозяин потихоньку налил отвара в чашку и нацедил из шприца немного спирта в стоящий на бетонном выступе вскрытый конденсатор-бочонок.
   Спирт в бочонке загорелся сине-рыжим язычком. Когда старик затемнил окна, всё это стало выглядеть как настоящий зиккурат с пылающим на нижнем ярусе факелом.
   - Сходу пьют наркоманы, - сказал хозяин - Выпьешь, когда догорит фитилёк, через четверть часа. Ты сам найдёшь, о чём подумать в это время.
   Прошло минуты две, пока Марс избавился от ощущения, что старик из темноты читает его мысли, и стал читать молитву, которую знал он один.
   При этом он видел дорогу в летней сухой степи. Навстречу двигались люди. Идущий впереди нес электрический гусак на длинной ручке, и провода от чашек изоляторов пропадали в солнечной мути неба. Когда процессия приблизилась, Марсу показалось, что лицо держащего гусак - это молодое лицо хозяина дома.
   Густой отвар Марс, как в юности, сперва запил слюной, а потом уже водой из протянутого стариком стакана.
   Простились они коротко.
   Марс опять дошел до магазина и, вдоль огородов с чучелами-Ктулху, направился к террикону, похожему на вкопанную в землю голову слона.
  
   В нишах колонн вестибюля станции Кракен застыли мохнатые совы.
  
   До войны, когда три террикона шахты "Бутовка" ещё не срослись и назывались "терриконики", рядом рвали дикий камень. Поселенцы прямо в воронках выкладывали печи, наливали стены из печной золы и накрывали землянки толью. Крылечки там были внутри, потому что ступеньки вели вниз. Воду брали в колодцах, а уголь падал сверху, когда на пике терриконика запрокидывалась вагонетка. Жить было можно, к тому же, в баню на шахте всех подряд пускали между сменами.
   Так Марсу говорила мама, которая здесь выросла.
   После войны жители Карьера постепенно выбрались на свежие пустоши, в новые дома, где окна шире, чем двери в землянках. Здесь, в гущах задичавших абрикос, за косточки от которых ветошники платили когда-то свистульками и пугачами, теперь хоронились урки, наркоманы варили мак.
   Вдоль мертвого Карьера течёт ручей, террикон отогнул его русло, насыпал в него камней, и получилась водяная свирель.
  
   Мягкой темнотой дохнула станция Вагина.
  
   Сквозь высверленный в валуне канал росла мать-и-мачеха, Марс опустился на этот валун.
   - В одну женщину не войдёшь дважды, - думал он, глядя, как вода расчёсывает водоросли, - войти бы хоть раз. Представляю тебя лет в семьдесят. Разве что, волосы прежние, потому что ты всегда будешь их красить. Но, губы не играют уже в улыбке, просто тянутся. Ключицы - пригнутые древки, груди сдулись, как новогодние шарики к Рождеству, соски смотрят вниз. Влагалище благоухает старческими бедами, в анусе теснятся лепесточки полипов. Коленки торчат как тупые клювы, и пальцы ног уже не оближешь во рту по отдельности: они, только что, не срослись.
   Смог бы я любить тебя такой? - Марс рассмеялся беззвучно, - да разве смог бы разлюбить!
   Южный склон террикона - полосатый диагональный пустырь. К нему жмутся клубки сухой травы, а редкие деревца и кусты как будто нагнуты призрачным ветром. Подножие окружено спекшимися на глубине камнями, такими щедрыми для взора, что у Марса пересохли глаза.
   В месте, где после зимнего обвала корнями вверх лежало зеленое дерево, он подошёл к багровому камню, похожему на птичий череп, с тёмно-синей впадинкой-розеткой, поднял его и понёс.
  
   Мелькнула серная пещера Блуждающей станции, о которой те, кто был на ней, не помнили ничего.
  
   - Вернувшись домой, Марс обнаружил, что камень по-прежнему зажат в его левой руке, и сама рука от напряжения почти окаменела.
   - А ведь, только начало, - подумал он, вымыл находку под краном и оставил сушиться на солнце.
   Затем, стоя под вишней, протянул руку и сорвал самое яркое пятнышко в лучистом калейдоскопе закрытых глаз. Плод оказался крупным и спелым, без трещин и птичьих укусов. Цветом как её глаза.
  
   За окном прошли солевые столбы станции Хазарская, где двое людей, понравившись друг другу, могли обменяться коммуникаторами, чтобы пожить жизнью друг друга.
  
   В каменную розетку вишенка легла идеально. Марс откинулся в кресле и стал думать о том, что не только у целой жизни, а у любого из ее периодов бывает юность, молодость, зрелость и старость. Так было и с его, Марса, молодостью: нестерпимый жар духовного горения, феерия творчества, уверенная до наглости власть внутри себя по праву мастерства. Потом надлом, выдувающий душу сквозняк, и пьяная слепота последнего года.
Стихи уже стали другими.
Марс открыл глаза, взял вишенку из розетки и съел вместе с косточкой.
  
   Все это время Руслан смотрел в окно, и не вдруг заметил, что коричневая бородка рассказчика стала седой, а цвет костюма - белым цветом сидения вагона.
   Еще через несколько мгновений ни костюма, ни седины не осталось и вовсе.
   Поезд объявил остановку Лета.
   Руслан вышел под редкую серую капель и звуки старого гимна "ГО": "...но мы очнемся на другом берегу, и может быть, вспомним..."
  

Донецкий кремль

  
   Гигантский волчок вздрогнул, качнулся, и краем чаши описал по площади полукруг. Замер, откатился назад. Затем закрутился, набирая скорость, сильно закачался, и, припрыгнув, поднялся чашей в воздух. Неровный гул сменился низким свистом: вращаясь и подрагивая, циклопическая антенна стояла теперь на заостренном конце корпуса, похожего на пузатое веретено. Ветром швырнуло в сторону летучую мышь.
   В округлом выступе над вершиной веретена кончалось отцовское время.
   Максим убрал синобраз.
   - Ну вот, Ру, за один поздний вечер нашлась моя мама, и стал свободным от времени мой старик. Понимаешь, он расспрашивал меня, что я знаю об этой юле, а сам, оказывается был ее совладельцем. Но только, разве ж это самое безумное наследие, которое он мне оставил...
   Руслан вынул из сумки широкий тесак, смахнул с него ножны и протянул другу:
   - Возьми, говорят, хорошо помогает от стресса.
   Максим отломил кусочек темного лезвия и надкусил.
   - В моем положении люди не шоколад едят, а водку пьют, но ведь, нельзя: могу следующего сеанса не пережить.
   У тебя и траур, и такая радость - думал Руслан - тут уж, если пьянствовать, Алебастровской лужицей не обойдешься.
   - Рассказывай, Макс, я для тебя что смогу, то и сделаю.
   Новый глава Qлана сидел в отцовском гусеничном кресле. Купол кабинета больше не светился звездами, апрельский день, ровно рассеянный в нем, делал комнату похожей на сухой аквариум.
   - Я себя чувствую побочным эффектом опыта, все решается за меня, а я как тот волчок, на месте приплясываю, и голова кругом. Правда, Света говорит, что меня так подводили к возможности поставить собственный опыт.
   - Маму ты называешь, все-таки, по имени...
   - Пока так проще, я же ее не видел почти всю жизнь. Но давай не говорить об этом, тем более, слова здесь труднее всего найти...
   - К теме, к теме!
   - Какое все-таки удобное кресло, сел первый раз, а уже вставать не хочется - с этими словами Максим выбрался из мягкого грота и зашаркал по резным камням пола.
   - Старик учил меня: всегда лучше жалеть о сделанном, чем о не сделанном. Тем более, в этом случае и делать особо ничего не надо: голову засунул в резонатор, да и сиди, попёрдывай. Как я понял, СГАР не насилует подсознание, потому что ничего чужого ему не навязывает. Он его форсирует: он дает возможность согласовать нереальные цели с такими же средствами.
   - Так, я об этом тоже читал. По-моему, в Донецке сейчас таких устройств раз-два и обчелся, и те экспериментальные.
   - Не совсем, Руслан. В той конторе, куда я зашел с отцом, а вышел с мамой, их аж три, полноценных, рабочих. Там заправляет компания иммигрантов из горнего мира, которые нам устроили эту оргию на обочине. Моя Света и дочка твоего знакомца Алебастрова тоже в этой команде. При этом, по им одним понятной логике, тайным обществом они себя не считают... И какие у них планы на Женю, я толком не понял, они меня просили пока не думать об этом. Короче, Руслан, самого главного я тебе еще пока не сказал.
   - Мне так тоже показалось. Если тебе неловко, могу отвернуться...
   - Я, Руслан, насчет "раз-два и обчелся"... Раз-два - это мы с Женей, но для успеха процедуры нужен третий... и я прошу тебя им быть. Погоди, погоди, Ру, я знаю... но СГАР это не просто дополненная реальность, это...
   - Поверь, я слежу за рынком технологий прокачки мозга - перебил Русик - даю тебе суровый и задний ответ: лучше не жалеть о сделанном, чем о не сделанном. Так папа учил.
  
   За всю историю на станции VM "Донецкий кремль" бывал только один аватар.
   Когда-то, сканируя свою память, Максим нашел счастливый день, стоивший целой станции. С тех пор он дважды приезжал сюда и оба раза поворачивал назад из вестибюля. Но теперь, когда до группового и, наверное, рокового резонанса только и оставалось, что снова подышать той памятью, новый глава Qлана ступил на подъемник.
  
   - Поставил! - он сошел с крыльца крохотной церковки.
   - Хорошо, на обратном пути поглядишь, будет еще гореть, или нет.
   - А это что-то значит?
   - Это ты сам решишь. Смотри сюда - папа развернул в воздухе двумерную карту - вот это маршрут нашей сегодняшней прогулки. Какая это фигура?
   - Приблизительно, четырехугольник - ответил Макс, разглядывая подсвеченный участок, похожий на полосатую секиру без ручки.
   - Можно сказать, что почти треугольник. Заключен он между тремя особенными улицами: улицей Артема, проспектом Мiра и проспектом Панфилова. Вот здесь мы с тобой стоим: пересечение...
   - Артема и Панфилова - подсказал Макс - а чем эти улицы особенные?
   - Один интересный человек, который всю жизнь прожил в нашем городе, как мы с тобой, говорил, что по этим улицам течет особенная энергия, без которой людям в городе жить было бы очень трудно.
   - Как без электричества?
   Папа вздохнул.
   - Без электричества, сынок, города жили тысячи лет, даже такие большие, как Донецк. А вот, без этой, особой, энергии, они погибли бы очень быстро. Поэтому, древние города строили так, чтобы эта энергия двигалась правильно и легко. Но наш город молодой, к тому же, его основали иностранцы, они здесь не собирались долго жить, или вообще не умели правильно строить.
   - И построили неправильно?
   - Можно сказать и так. Во всяком случае, старый центр, по которому мы гуляли в тот раз, не слишком пригоден для жизни, разве что, кроме самых высоких домов-небоскребов.
   - Поэтому их там так много?
   - Может быть. Так вот, зато после войны, когда Донецк стал расти, как мальчик, который становится юношей, строители уже взялись за дело как надо. Поэтому наши с тобой три особых улицы расходятся друг от друга под нужными углами и идут в правильных направлениях.
   - А эта энергия течет по каким проводам?
   - Ее переносим мы, люди, когда идем или едем по улице.
   Они миновали здание, прогнувшееся вдоль дороги на целый квартал, перешли дорогу, сели на лавочке у подъезда, и Василий Олегович развернул в тихом воздухе двора другую карту.
   - Как считаешь, похожа эта фигура на ту, по которой мы идем?
   - Да, похожа. Ты, наверное, так с мамой уже ходил?
   - Это, Макс, план кремля столицы нашей с мамой родины, города Москвы. А этот вот, наш, треугольничек, - это кремль Донецка. У них одинаковая форма, но только о московском кремле знает каждый, а о донецком знают очень мало людей.
   - Почему?
   - Тебе интересно это знать?
   - Конечно, папа!
   - Ну, идем дальше. Так вот, раньше кремли были в каждом древнем городе на Руси, в них наши предки прятались и защищались от врагов. А враги, они бывают явные и тайные. Явные могут ограбить или убить, а тайные грабят и калечат наши души. И очень правильно, что в городе есть место, где от них можно защититься.
   - А как можно от них защититься?
   - Каждому из нас приходится защищать свою душу внутри себя, но если общая опасность станет очень сильной, то, наверное, мы вернемся к этому разговору. И тогда я, надеюсь, буду знать больше, чем сегодня.
  
   Возле бурой широкой вышки отец посадил Максима на плечо, стали хорошо видны тяжелые ноги, сплющенное тело и растопыренная ладонь статуи наверху.
   - Это памятник товарищу Артему.
   - Я знаю, что Артему. Он - твой товарищ?
   - Мы не знакомы, он жил задолго до нашего дедушки, и был, может быть, первым человеком, который в Донбассе хотел построить по-настоящему новую жизнь для всех. Вот его именем и назвали главную улицу Донецка.
   - Что это, папа? Вон, у него на руке!
   - Это рана, сын. Правда, откуда она взялась у статуи на ладони, я тоже не знаю.
  
   По короткой густой аллее шагали вниз.
   - А это уже проспект Мiра, - говорил отец, - и кремль теперь справа от нас. Эта улица тоже одна из самых важных. Понимаешь, для нас наш город это целый мир, и этот проспект, между прочим, означает для Донецка мировое дерево.
   Впереди с рекламного щита таращились человеческие глаза, висящие на рыболовных крючках. "Здесь была чья-то реклама", - прочел Максим.
   Папа, усмехнувшись этому безобразию, заговорил дальше:
   - Природа всегда меняет людей, которые в ней живут. Если много людей из одного места переселяются в другое, с другой, непохожей природой, то меняется их образ жизни, потому что еду приходится теперь добывать как-то иначе. А у их детей даже характеры изменятся. И вот так, через несколько поколений, может появиться уже другой народ. Он будет говорить на старом языке, но поведение, обычаи станут новыми. Примерно так возникали, наверное, все народы на земле. А теперь, Макс, как ты думаешь, что может получиться, если сразу много людей приезжают жить в большой город?
   - В этом городе возникнет новый народ?
   - Вообще я таких случаев не знаю. Но в принципе, все может быть, правда?
   - Конечно...
   - Бывает, сын, для того, чтобы какую-то вещь хорошо понять, нужно просто перестать ее сравнивать с другими вещами, которые на нее похожи.
  
   Вокруг поднимались дома разной формы и высоты. Отец объяснял:
   - Это место, перекресток, называется Розой Мiра, потому что здесь проспект Мiра пересекается с улицей имени мадам Розы. А вообще "Роза Мiра" это чудная книга, которую Даниил Андреев, сидя в тюрьме, писал у себя в памяти.
   - Он, наверное, разжигал межнациональную рознь? - спросил Максим с гордостью за свою догадку.
   - Он был носителем дивной культуры, которую тогда истребляли, как могли. Вот он и оказался виноват. Тогда человека могли уничтожить за то, что он просто хорошую книгу читал. Но сейчас-то, ты слышишь, Максим, - сейчас не запрещают ни читать, ни писать, ни говорить о чем угодно. Ты подумай: когда я был в твоем возрасте, то чтобы взять книгу, которой не было дома, нужно было ехать в библиотеку, ждать, потом читать у всех на виду. А теперь все книги мира у нас в кармане: читаешь, и тут же обсуждаешь, хоть с колумбийцем в Боготе!
   Информация - безкрайний океан, мы можем носиться в нем со скоростью мысли, открывать разные чудеса, и самим их создавать. А большинство людей этого как будто не знают. Не замечают...
   От этих слов Максиму вспомнился кошмарный сон в лихорадке простуды: падение крутящейся монетой, и застывший гудящий страх за то, какой стороной упадешь.
   - Папа - он взял отца за руку - но если у океана нет края, то это же очень страшно.
   Отец, видно, тоже испугался чего-то, поэтому заговорил непонятно:
   - Пожалуй, ты прав. Сам по себе прогресс - гиблое дело: он двигает цивилизацию, та снова двигает прогресс, и так по кругу. Поэтому в настоящей культуре прогресс не захватывает всей жизни человека, а только занимает в ней свое место, как наши машины у нас в усадьбе. Настоящая культура начинается тогда, когда человек учится по-настоящему узнавать своих близких и себя самого. Цельная, зрелая культура, она как праведный человек, который не только достойно эту жизнь проживает, но и готовится к следующей. И если мы такую урбо-сетевую культуру вскорости не создадим, то этот самый прогресс нас намотает на...
   А Максим уже не слушал. Он глядел, как по грязным дорожкам сквера мальчики гоняют на биоходах, и потихоньку достал из кармана свой "Томагавк", чтобы проверить, далеко ли еще поезд с его долгожданным биоходом.
   - Не терпится, сын?
   Максим с виноватой досадой посмотрел отцу в лицо.
   - Биоход вещь классная и нужная, но сделать так, чтобы посылка ехала скорее, мы с тобой не можем. Правда, в этом и нет нужды: у посылки посылкино время, а у нас - наше, и с ним мы можем творить что захотим. Лучше всего, Макс, это заполнить его интересными делами, тогда оно пролетит мигом.
   Никаких "интересных дел" Максиму сейчас творить не хотелось. Хотелось усесться на упругое сидение трехколесного монстра, взяться за штурвал так, как он один за него будет браться, и - мчаться кругом этого странного донецкого кремля, вокруг города, и потом куда-то туда, где никто никогда еще не был.
   - Когда тебе чего-то сильно хочется, трудно заняться чем-то другим, - сказал папа, - к тому же, твое желание тоже жить хочет, не убивать же его.
   - А как мне сделать, чтобы мой биоход скорее привезли? - почти взмолился Максим.
   - Есть одна мысль. Видишь ли, быстрее всего время идет во сне. Представь, что ты спишь, а когда проснешься, машина уже будет ждать тебя во дворе.
   И папа рассмеялся так, что Максиму стало ясно: он тоже решил для себя эту задачу, и наверно, представил себя спящим перед каким-то своим взрослым отцовским счастьем.
   Вот этот-то смех и стоил целой виртуальной станции.
  

ЦОД VM

  
   - Евгения, приятного аппетита.
   Женя чуть-чуть поперхнулась соком, увидев маму Алика в троллейбусе-ресторане.
   - Вы... вас уже выписали, Светлана?
   Женщина села на второй стул и навела на Женю совершенно здоровый и спокойный, но только все равно странный, древний какой-то взгляд.
   - У меня хорошие новости для тебя.
   Казалось, что она улыбается, хотя лицо ее после сказанных слов было неподвижно. И это напомнило Жене голос лицо ротонды Интерды.
   Только вчера - подумала она - Если бы не это все, как бы я там заигралась...
   Она вздохнула и решила, что сейчас снова не сдержит слез перед неудавшейся свекровью.
   - Вы узнали что-то об Алике, да?
   - Я узнала о тебе, Евгения, и о твоем ребенке.
   Женя провела по губам острым краем салфетки, взяла свою сумочку-противогаз, подержала ее перед глазами, и сказала, вставая:
   - Тогда я хотела бы выйти наружу и пройтись немного.
   - А я предлагаю проехаться в одно хорошее место, и там все подробно тебе расскажу.
  
   Между дряхлыми высотками показался витой ступенчатый конус. На его зеленом панцире зажигались и погасали горячие пятна. Туда, в ЦОД Виртуального метро Женю как-то уже заносило, и сейчас она вспомнила, что так мерцают, греясь и охлаждаясь, нейросерверы станций. А форма здания в тысячекратном увеличении повторяет раковину какой-то подводной улитки.
   - Почему именно сюда? - спросила она Светлану, задумчиво глядящую в навигатор машины.
   - Потому что, с этим местом тебя теперь связывает очень многое. Скоро ты все узнаешь, подожди.
   В холле ЦОДа их никто не встретил. На верхних ярусах неслышно ходили белые фигуры, в центральной колонне, прозрачной, как все внутри "улитки", спускался пустой лифт.
   Обе женщины вошли в цилиндр кабины. Вокруг них стали сужаться кольца ярусов, на которых ряды нейрариумов горели, как жемчужные четки.
   В полумраке верхнего яруса изумрудно светились диваны. Человек в белом комбинезоне служителя ЦОДа встал с одного из них. На его неприметном лице рос породистый гордый нос.
   Волнуясь, он заговорил:
   - Евгения, привет, спасибо, что приехали к нам. Я сразу должен вам объявить, что здесь с вами не случится ничего дурного, наоборот, мы позвали вас, чтобы... простите, я не представился: здесь меня зовут просто - Процесс. Я один из руководителей Виртуального метро.
   Процесс, так Процесс - подумала Женя и села.
   Извилисто и размашисто Процесс начал ходить по комнате.
   - В этой организации я отвечаю за, скажем так, психический климат нашей небольшой вселенной. Мой отдел занимается изучением нейрорезонансных явлений. И вот, в последнее время мы неопровержимо установили ряд фактов, объяснения которым у нас не было, до тех пор...
   - Пока им не объяснили - вмешалась Светлана - садись, Процесс, не крутись.
   - Да - сказал тот и проехался по дивану задом - вы понимаете, что VM, как любой подобный проект, это компьютерная программа, которую с помощью адронного резонанса мы проецируем на клетки мозга. Вся реальность Метро это результат работы его создателей и пользователей. Иногда из-за ошибок возникают какие-нибудь нечаянные странные образы, иногда их невольно создает подсознание самих пользователей, особенно в глубоком резонансе. Но все это объяснимо, например, как появление крякингов снаружи, объясняется мутациями генома.
   Ну вот, дошли, наконец, до мутаций - подумала Женя.
   - Но то, что я имею в виду, таким вот макаром не объяснить - продолжал свой туманный доклад Процесс - время от времени мы фиксируем в системе информационные феномены, не имеющие источника. Они как явления потустороннего мира...
   Светлана перебила его снова:
   - У виртуального натуралиста, который всю жизнь изучал редких созданий, а однажды узрел ангела, есть выбор: уверовать, или сойти с ума. Процесс выбрал первое. Теперь он знает, что наш мир не замкнут в себе самом. Евгения, ты спросишь, как это касается тебя?
   - Мне кажется вчера, на станции Интерда... - говорить дальше Жене не хотелось, тем более, что подходящих слов не было.
   - Именно - воскликнул Процесс - никто, вы понимаете, никто не вносил в систему этого события! Сущность, которая обратилась к вам, Евгения, трансцендентна Виртуальному метро.
   - Обратилась... ко мне?
   Светлана махнула на Процесса рукой, отчего он опять углубился в кресло и сжал губы.
   - Именно - к тебе - женщина присела на подлокотник Жениного кресла - вот это и оправдывает наши действия.
   - Какие ваши действия? Что вы собираетесь делать со мной? Объясните хоть что-нибудь! - Женя собиралась выкрикнуть эти слова, но дыхание не послушалось.
   - Мы собираемся все объяснить тебе - сказала Светлана - наверное, слова Процесса недостаточно понятны, поэтому слушай меня.
   Она накрыла Женину руку своею прохладной ладонью.
   - Еще не так давно, когда я, и твои родители были в твоем возрасте, тот мир, который называется виртуальным, отличался от реального так, что спутать их было нельзя. Теперь все иначе. Если раньше виртуальную реальность можно было сравнить с картиной, которая висит на стене, то теперь она - как дверь в другую комнату, куда можно войти и делать все, что угодно. Только устроена эта комната иначе, а значит, входя в нее, мы сами становимся другими. Виртуальные аватары, Женя, это уже не просто проекции нашего сознания. Сегодня они почти как живые люди, почти личности, они - наше другое Я. А это значит...
   Женя почувствовала, как под макушкой у нее зароились мурашки, а легкий зуд заволновался в животе.
   - А это значит, что они тоже нуждаются в спасении.
   Услышав эти слова, Женя охватила свой живот руками и замерла так.
   - Ребенок, которого ты носишь, станет одним из тех, кому дано будет творить чудеса в том искусственном мире, в котором, чем дальше, тем больше людей будут жить. Его аватар станет являть своим собратьям волю Господа, не только в словах, но всей своей жизнью. Там, в больнице, Женя, сказала тебе неправду: твой ребенок - никакой не "крот", а я - не мать его отца. Я мать человека, с которым недавно ты встречалась в резонансе, которому суждено быть рядом с тобой.
   Да, я обманула тебя, но, делая это, я выполняла не свою волю. Я только совершила то, о чем просила меня твоя душа, Евгения.
   Сквозь шорох в ушах, ее голос то пропадал, то слышался какими-то болезненными вспышками, а сердце вдруг впилось в шею и в бок двумя концами пульсирующего веретена. Во рту стало горько и сухо.
   - Максим, - сказала Светлана - принеси попить.
   Через несколько секунд из кабины лифта вышел незнакомый молодой человек. Он присел перед Женей и протянул ей широкую чашку с желтоватым напитком.
   - Выпей - сказал он - это яблочный узвар.
  
   - Господни пути неисследимы, это о наших судьбах...
   Жене, у которой немножко кружилась голова, было приятно, что такое слово, красивое и быстрое, словно свет, относится к ней.
   Надо бы спросить, что случилось с Аликом - подумала она. Но тревожить во рту этот, теперь уже такой знакомый вкус, не хотелось.
   - Ты, Женя, всегда готовила себя к особенной судьбе, но предпочитала пока не знать об этом, - голос Светланы теперь господствовал в мозгу, как яблочный узвар на языке, - пока мне известно о тебе не очень много, но не договаривать чего-то, тем более, обманывать, я уже не стану.
   Я узнала о тебе раньше, чем увидела в тот день в больнице. Я пыталась спасти сына от страшной болезни, много лет провела в скиту. Однажды Господь дал мне знать, что там я уже не сделаю ничего большего. Теперь моему мальчику предстоит выполнить то, что зависит от него. Ваши с ним судьбы связаны дольше, чем ты способна себе вообразить, хотя вам кажется, что знаете друг друга вы совсем недавно.
   - Поэтому Света взяла в оборот нас обоих - вставил Максим, который остался на ярусе и теперь сидел между матерью и Процессом.
  
   Жене показалось, что еще чуть-чуть, и она или поймет все до самого конца, или рехнется.
   - Тебе всегда хотелось дивной и жертвенной судьбы, Женя. Это желание ты, чтобы не расстроить родителей, сдерживала и скрывала от себя самой. Ты могла бы прожить самую обычную жизнь, которую со стороны можно было бы назвать счастливой, но твое желание это - твое призвание. А изменять призванию грешно и опасно, и для тебя, и для твоих родителей.
   Всевышний судил тебе стать матерью того, кто способен дать воображаемым созданиям веру и спасение, дать небеса безвыходным страдалищам виртуальных игр. Но только ты сама не догадывалась об этом. Да, Женя, замыслы Творца выше нашего понимания. Ни ты, ни Алик не были готовы принять и вынести такую судьбу. Ты засыпала, а твоя душа металась по Вселенной и просила о помощи. Услышать ее и помочь было поручено мне и тем существам, из-за которых в свое время случилась та трагедия на стадионе...
   - И теперь ее в виде фарса переиграли персонально для тебя - сказал Максим.
   Светлана встала с подлокотника и, заслонив собою остальных, словно обняла Женю своим взглядом.
   - Алик - не мутант, он обычный человек. Он просто решил, что никогда не будет готов растить вашего ребенка. Поэтому он уехал и сделает так, чтобы вы никогда больше не встретились. Мы направили тебя по лукавому, путанному пути, который виделся нам единственно правильным. Я сыграла перед тобой роль его матери, а твоему доктору пришлось солгать, что ребенок болен. Твой друг Руслан помог нам, не зная ничего из того, что я тебе говорю.
   - Как он вам помог? - спросила Женя.
   - Он поступал так, как подсказывал ему самый глубокий и родной голос, тот, который говорит в нас от начала времен. Женя, мы не старались направить каждый твой шаг, потому что никто, кроме Господа, не может предвидеть всего. Мы только помогали состояться тем встречам, которые подготовили наш с тобой сегодняшний разговор. И я снова говорю тебе: твой ребенок на самом деле здоров, но...
   - Обман - услышала Женя голос своей сестры - это же обман - теперь оказалось, что голос ее собственный - чему я буду верить... зачем это все...
   - Ты сама решишь, чему тебе верить, но сначала, прошу тебя, дослушай меня.
   Теперь Женя стояла перед Светланой, а та по-прежнему держала ее взгляд в своем.
   - Да, твой ребенок здоров, он никогда не превратится в неразумного зверя, но это не все. Игра, которую мы затеяли с тобой, это безумие и глумление. На твоем месте каждый считал бы именно так. Но если ты сможешь простить нас, Алика, и всех, кто принес тебе столько боли, чудовищных сомнений, страха, если ты простишь нас всех по-настоящему, то - справишься с миссией, о которой сама просила у Бога, и сын, которого ты родишь, миллионам людей поможет узреть Его вечный свет. Поверь, все мы страдали вместе с тобой, но не было у нас времени постепенно менять твое естество. Просто поверь, позже ты поймешь это. И - прости нас!
   - Да, я вас прощаю.
   Женя наконец, отвела глаза от Светланы и подошла к напряженно ссутулившемуся Максиму.
   - А тебя же тоже дурачили... Я прощаю. Вы мне такую радость сообщили только что. То - мутация, "крот", будущий убийца, и вдруг - раз, и все хорошо. Даже еще лучше. И Алика уже не жалко после всего.
   Она перевела взгляд на Процесса, смущенно поглядывающего исподлобья, затем снова на Светлану.
   - Светлана, Светочка... я всех вас прощаю, прощаю, прощаю. Можно мне еще этого компотика, цвета моих глаз в последний день месячных?
   Максим подошел с кружкой, а Светлана, подождав, пока она попьет, сказала:
   - Вспомни свою сестру. Тысячу раз повторить "прощаю" и простить по-настоящему, это увы, совсем не одно и то же. Если хотя бы часть обиды или презрения к нам останется в твоей душе, этим ты навредишь ему, - Светлана показала глазами на Женин живот, - навредишь так...
   - Да, Господи, что же вы еще хотите от меня?! - Женя вцепилась бы сейчас в это лицо, которое теперь все время казалось таким близким, что рассмотреть его не получалось, но не слушались руки - я же за последние дни больше пережила, чем за жизнь, я чуть себя не убила от горя, а это все розыгрыш...
   - Простите, Евгения...
   Это сказал Процесс, который, наклонившись вбок, выглянул из-за плеча Светланы:
   - Я не имею отношения к той неприятной истории, которая с вами произошла, и сейчас, наверное, мой выход.
  
   - Если трое людей совместно создают реальность в СГАР, то ни психическому, ни физическому здоровью их не угрожает ничего. Казалось бы, парадоксально, но это так.
   Арочный резонатор огибал изголовье высокой кушетки. Процесс погладил мягкое клетчатое покрывало, а Женя положила на него локти, потом задумчиво потерлась щекой.
   - Видите, здесь никаких изысков, Евгения...
   - Пожалуйста, я уже устала от полного имени, зовите меня Женей.
   - Хорошо, конечно. Так вот, Женя, там резонаторы выглядят точно так же, только соединены общей штангой. Так вот, мобилизация ресурсов психики в СГАР, действительно, почти совершенная. Но главное, пожалуй, не это. Наше подсознание обладает почти божественной мудростью, и в состоянии сверхглубокого резонанса оно доносит эту мудрость до всех слоев сознания на понятном им языке. Это дает человеку возможность решить главную, поистине насущную проблему. Если Света права, то в вашем случае это преодоление смертельной обиды на тех, кто с вами так поступил. Как бы там ни было, второго шанса у вас не будет, потому что попытки ввести людей в повторный СГАР на имеющейся у нас аппаратуре, успехом пока не увенчались. Наверное, это правильно...
   - Что переживает человек в таком состоянии?
   - Наблюдений пока не так уж много. То, что люди там видят, может не иметь ничего общего с какой бы то ни было реальностью, но переживаемые эмоции всегда точно соответствуют поставленным задачам.
   Ай да объяснил - подумала Женя с каким-то веселым раздражением.
   - И еще раз вам повторю: опасности для вашего плода нет. Скажем так: ни в одном из описанных случаев...
   - Вы знаете, Процесс - Женя усмехнулась криво и остро - за последние время у меня было столько стрессов, каждый из которых грозил мне потерей ребенка, что бояться новой модели резонатора, как-то даже неприлично.
   - Вы недооцениваете себя и своих покровителей. Уверяю, что наблюдали за вашим здоровьем усердно и неусыпно.
   Женя вдруг почувствовала себя такой уставшей, что уснула бы сейчас на этом покрывале под выключенным резонатором, в одежде и даже не укрываясь.
   - Хорошо - сказала она - Светлане передайте, что я согласна на этот эксперимент над собой, надеюсь, он будет последним до рождения ребенка. А сейчас я хочу домой.
   Говоря "домой", она не знала, что именно имеет в виду, и даже не хотела об этом задумываться.
  

АР

   - ...моя старшая сестра даже двух суток не прожила на свете, поэтому, когда родился я, папа с мамой меня не только закаливали, но и привили искреннее непонимание нетрезвого образа жизни - сказал Руслан - так что, на здоровье жаловаться не приходится.
   - Я хочу указать вам на другое - ответил врач, тот самый, которому Руслан объяснял, кто такие семесники - ваша роль в этом групповом сеансе СГАР особенная. Перед вашими друзьями стоят определенные задачи, а вы только поможете им в создании такой реальности, в которой они не рискуют заблудиться навсегда.
   - Почетная миссия.
   - СГАР сравнивают с распятием разбойников на Голгофе, рядом с Христом. Вы помните, накал чувств там был такой, что один из казнимых, которому, быть может, не хватило бы еще одной жизни, чтобы отмолить свои грехи, за считанные минуты уверовал, покаялся и спасся.
   - Мой отец был глубоко верующим христианином. Он говорил, что даже самоубийца, летящий с крыши, имеет возможность покаяться и спастись, пока летит.
   - Да, но хочу, чтобы вы поняли: ваша миссия в СГАР не делает вас Мессией. Скорее - древесиной, на которой все распяты. А в определенный момент, возможно, и солдатом, который прекратил их мучения.
   - И даже - черепом праотца Адама? - засмеявшись, спросил Руслан - раз уж я заговорил об отце, видите ли, он в жизни все делал запоем, иначе не умел. Был и пьяницей, и дебоширом, и праведником, и примерным семьянином, и все до крайности, до того, что приходилось бросаться в следующую крайность, чтобы крышу не снесло вконец.
   Умирая, а умирал он тоже запоем, тяжко, - говорит он мне: никогда я, Руслан Тимурович, не задумывался всерьез, зачем сам жил, и зачем мы с мамой так хотели, чтобы ты у нас родился. Все считал: "Господь ведает". А Он-то, конечно, ведает, но только мне перед смертью все чаще в голову лезет такая притча, может, где читал, но вряд ли... Выходит актер на сцену роль играть. Пьяный суфлер ему из будки чего-то лопочет, половины слов не слышно, а из оставшейся половины получается какая-то хреновина. Людей в зале видимо-невидимо. Одним этот актер нравится, они ему подсказывают, что говорить и что делать. Другие его терпеть не могут, хотят, чтобы он провалился, и тоже подсказывают разную чепуху. Третьим вообще до лампочки, но раз все кричат, то и они кричат, подсказывают... Что человеку делать: все по-разному кричат. И тут, вместо того, чтобы что есть мочи вслушиваться в лепет суфлера, или слушать критиков в первом ряду, или еще кого, актер вдруг сам вспоминает, как ему играть и что говорить. И начинает играть то, что вспомнил. Хотя роль не учил.
   Простая такая притча, даже странная, только, - говорит мой батюшка, - я своей роли так и не вспомнил. Родители, когда умирают, желают счастья своим детям, а я тебе желаю, чтобы ты вспомнил свою...
   И больше он в этой жизни ничего не сказал.
   Врач очень внимательно посмотрел на Руслана.
   - И вы вспомнили ее?
   - Заодно, я надеюсь, и проверим.
  
   На дверной табличке надпись: "Комната СГАР". В этом здании вообще все просто и древне: в ровных стенах прямоугольные окна и двери, ни тебе трансгенных ковров, ни диковинных синбразов, ни коленопреклоненных стульев и винных капелей, - всего, чем даже дантисты стремятся теперь украшать свои резиденции.
   Руслан вошел. Напротив двери за просторным пультом восседал, собственной персоной Пантифик Виртуального донецкого метро, Его Безпристрастие Процесс Второй. А в изголовьях трех кушеток стояли соединенные друг с другом арочные резонаторы.
   - Был у меня такой случай в юности - стал рассказывать Руслан, разуваясь - заехали с друзьями в глухомань, где не то, что поля, а даже копанки в них заброшены, раскурились какой-то дурью и разошлись в разные стороны. Идет ваш покорный слуга по этой разоренной степи, дорог, конечно, нет и намека. Глядь - впереди стоит арка, точь-в-точь как эти резонаторы - я к ней, она от меня... добегался, короче, до теплового удара. Потом пришел в себя в нашем лагере, а меня уже обыскались, думали в копанку провалился.
   - В адронный резонанс к тому времени уже заходил? - спросил его Процесс.
   - Несколько раз было.
   - Переходное явление, мозг не адаптировался к смене режимов. Да еще это - Процесс поднес к губам оттопыренный большой палец.
  
   "Станция СГАР" - сказал детский голос. Поезд остановился. Руслан пропустил вперед Женю с Максимом и вышел сам.
   Парящие крылатые фонари неярко освещали вестибюль. К эскалаторам вели три арки, похожие на огромные резонаторы. Те самые, под которыми снаружи лежали сейчас друзья.
   - Мой опять-таки средний - сказал Руслан - вот что, господа Кали-южане, если все у нас пойдет по плану, то на подъеме мы еще будем понимать, кто мы такие, и даже сможем переговариваться. А что наверху начнется, только Бог знает, поэтому предлагаю обратиться именно к Нему. Мы с тобой, Женька, помним нашу сетевую молитву, а Макс на тех праздниках жизни не присутствовал, потому что делать что-то синхронно с другими ему не позволяла Qлановая солидарность. Поэтому, Васильич, ты просто слушай.
   - Хорошо - рассеянно отвечал Максим. Он смотрел в Женины яркие от волнения, растерянные глаза, и думал о том, какими станут они потом, после СГАР.
   - Хорошо - сказала Женя и отвернулась к своему эскалатору.
  
   Широкая ступенька тронулась под Русланом. Стало темно, как до сотворения мира, и слабенький свет оттуда, куда уходила невидимая лента, ничего не освещал. Руслан поднял перед собой руку, и еле-еле разглядел контуры пальцев.
   Господи - заговорил он вслух - помоги нам каждый миг, в любой ситуации ощущать Любовь к Тебе, единственному Первоисточнику всякой любви, - как высшее и подлинное счастье, которое мы ни на какие другие блаженства не променяем.
   Конечно, Ты услышал бы каждого из нас поодиночке, но мы же малые Твои дети: нам гораздо проще, если мы будем знать, что сейчас мы вместе обращаемся к Тебе, и за себя, и за каждого из нас.
   Ты сам вместе поселил нас на этой земле, дал нам возможность друг друга понимать и помогать друг другу, даже научил, как собираться, не сходясь!
   Что ж, благослови теперь плоды всего этого собирать.
  
   Эскалатор тихо въехал в задумчивый свет заходящего солнца.
  
  

АР

  
   Врач клиники "Два-Три-Икс", который шутил, что знает Максимовы гены лучше, чем поговорку "Noli nosere", вышел из кабинета, и к сыну вошла Светлана.
   Они не то, чтобы избегали друг друга. Уход отца, разговор с Русланом, присутствие на разговоре с Женей, которая узнала Максима одновременно с безумной правдой о себе, кремация тела отца, на которую Максим не попал, потому что два приступа индукции повторились один за другим, - все это не давало возможности поговорить. Вместе с тем, из-за всех этих событий казалось, что мать вернулась уже давно.
   И можно было задавать вопросы.
   - Скажи, монастырь, в котором ты жила - христианский?
   - Да, Максим. Только о нем почти никто не знал. Там не было паломников, и не было людей, которые на праздники приходили поставить свечки. Только батюшки приезжали на службы.
   - Мама...
   - Максим?
   - А как мне тебя называть, к тому же, не слышит никто. Мама Света... Скажи, мама Света, ты знала, что отец решил покончить с собой?
   - Я знала, что юла убьет его, но не могла остановить. И это не было самоубийством, сынок. Самоубийца это тот, кто сдается перед трудностями, которые посылает Господь. А наш папа наоборот, пошел им навстречу. Мы не знаем, что он пережил там, в юле, но я чувствую, что так он искупил свои ошибки.
   - Однажды в резонансе я пересматривал память и услышал ваш с ним разговор из другой комнаты. Отец говорил, что если цель беременности в рождении ребенка, то цель жизни в перерождении. Жизнь это беременность собой, только протекает по другим законам. А потом он сказал, что причина для оптимизма есть у каждого из нас при любых обстоятельствах: мы каждый миг становимся ближе к цели.
   - Это было в тот день, когда я сказала Васе, что ухожу. Он не стал удерживать меня и, кажется, с тех пор смог жить именно так, радуясь тому, что новое рождение становится ближе. Наверное, это и было его внутренней религией, а не то отношение ко времени, которому он тебя научил.
   Спорить Максиму не хотелось.
   - Я хочу, чтобы ты знала. Я не понимаю до конца, зачем папа так поступил. Но чувствую, что так... было правильно. Так вот, наверное, я поступил бы так же, в конце концов, эта круглая дура, юла, наша собственность. В любом случае, не согласился бы на СГАР и всю эту возню, если бы не Женя.
   - А я знаю, сынок - мама закивала головой, глаза ее заблестели, будто заплакали без слез - вот поэтому тебе и пришлось пережить столько за последние дни. Но ты ведь и сам сразу же почувствовал, что Женя не чужой тебе человек. Все, что случилось с тобой, было нужно тебе, потому что ты сам выбирал это.
   Максим чувствовал усталость. Такую, от которой бросаются на пулеметы, под танки... не хотелось расспрашивать о женщине, которую совсем скоро он узнает, может быть, безконечно близко. Кто она, правда ли сын ее сможет перекраивать виртуальную реальность, как в том древнем двумерном кино, кем он, Максим Двинский, глава Qлана, станет для нее потом, после выхода из СГАР, - все это потом...
   Осталось теперь задать маме только один вопрос.
   - Скажи, а откуда это - "яблочный узвар"?
   Она долго смотрела на сына, пока ее глаза до краев не налились воспоминанием.
   - Так бабушка, моя мама, говорила, не взвар, а узвар. Ты был еще совсем маленький, она тебе его варила.
   - Теперь ясно, я никогда не мог добраться до этих воспоминаний, вот они сами ко мне и добрались.
   Через миг Максим уже обнимал маму, чувствуя, как пахнут ее волосы. А между ними была почти целая комната.
  
   За дверью с табличкой "Комната СГАР" ждал Руслан.
   - Как хомуты для тройки лошадей - сказал Максим, показывая на арочные резонаторы в изголовьях кушеток - который мой?
   - Я в этой теме коренной мерин - ответил Русик - а ты, пристяжной, ложись-ка с краю.
   - Моя кушетка с краю, я скоро все узнаю - разуваясь, проговорил глава Qлана.
  
   "Станция СГАР" - сказал детский голос. Поезд остановился. Женя вышла первой, следом за ней Максим.
   Парящие крылатые фонари неярко освещали вестибюль и три непроглядные арки.
   - Мой опять-таки средний - сказал Руслан - вот что, господа Кали-южане...
   - А что еще остается - думал Макс - как не юморить перед выходом на поверхность, которую никто не программировал. И никто, на самом деле, не знает, закончится ли там наша персональная Кали-Юга, или нет.
   Русик вспомнил чудной обычай молиться хором в сети, предложил заняться те же на подъеме.
   Максиму было все равно. Он смотрел в Женины яркие от волнения растерянные глаза и думал о том, какими они станут после СГАР.
   - Хорошо - сказал он.
   - Хорошо - сказала Женя и отвернулась к своему эскалатору.
  
   Широкая ступенька тронулась под Максимом. Высоко впереди горел какой-то свет, а стен и потолка, наверное, и не было в этом виртуальном тоннеле. Не нарисованная пустота...
  
   Господи - послышался голос Руслана - помоги нам каждый миг, в любой ситуации - теперь вместе с ним говорила Женя - ощущать Любовь к Тебе, единственному Первоисточнику всякой любви, - как высшее и подлинное счастье, которое мы ни на какие другие блаженства не променяем.
   Конечно, Ты услышал бы каждого из нас поодиночке, но мы же малые Твои дети: нам гораздо проще, если мы будем знать, что сейчас мы вместе обращаемся к Тебе, и за себя, и за каждого из нас.
   Ты сам вместе поселил нас на этой земле, дал нам возможность друг друга понимать и помогать друг другу, даже научил, как собираться, не сходясь!
   Что ж, благослови теперь плоды всего этого собирать.
  
   Эскалатор тихо въехал в задумчивый свет заходящего солнца.
  

АР

  
   Поверх тончайшего подгузника Женя надела расшитый нейронами сарафан и вышла из-за ширмы. Перед ней стоял тот самый врач из клиники "Два-Три-Икс", который подтвердил ее ребенку диагноз "крот".
   Взгляда он не отводил, но говорил с сильным смущением:
   - Женя, если я и виноват, то, во всяком случае, не перед стариком Гиппократом. Знаете, медики веками, прежде чем получить право лечить, повторяли клятву этого древнегреческого доктора. А в мое время клятва была уже унифицирована для всех студентов мира. Евреи не любят греков, поэтому о Гиппократе там не говорилось...
   - А о чем же в ней говорилось? - Женя решила поддержать этот разговор, чтобы отвлечься от легкой тревоги, вызванной осмотром и просьбой доктора надеть подгузник.
   - О человеке. Таком, для которого право жить не хуже других превратилось чуть ли не в святую обязанность. Качество жизни - это идол, которому мы присягали, которым клялись. "А если я сознательно, или по недопустимому незнанию нанесу вред качеству жизни своего пациента, - пусть это отразится на качестве моей жизни".
   Доктор застенчиво улыбнулся.
   - Да, именно так. Проректор нам это провозглашал, а мы повторяли хором "Клянемся! Клянемся! Клянемся!". Но только я не повторял. Не знаю, может, не я один: спросить у сокурсников никак не решался, а теперь уже поздно, не помнит никто.
   - Вы промолчали? Почему?
   Доктор отвернулся к окну, за которым виднелась кабина лежащей на боку исполинской юлы.
   - До сих пор, Женя, медикам приходится удалять у людей больные органы, чтобы поддержать качество их будущей жизни. На какие жертвы мы вправе пойти ради качества внутренней жизни человека, точно не скажет ни один врач...
   - Вы напоминаете мне чеховского доктора, который перестал работать, потому что решил, что все больные получают по заслугам...
   - Андрей Ефимович.
   - Что? - не поняла Женя.
   - Доктор Рагин Андрей Ефимович, тот, о котором вы говорите. Нет, что вы, я в отличие от него рук не складывал. Просто, ему одно время казалось, что он решил для себя все вопросы, а мне так не казалось никогда.
   - Хорошо, давайте не будем об этом. Я не знаю, сколько убийственных эмоций по отношению к вам осталось в глубине моего существа, но я очень надеюсь, что ваш СГАР поможет мне избавиться от них окончательно.
   - Пожалуйста, не волнуйтесь.
   - Я не волнуюсь, просто, этот подгузник...
   - Мочеиспускание в СГАР случается нечасто, но почему бы не подстраховаться.
   - Надеюсь, я только описаюсь, не больше того? - с кокетливой грустью спросила Женя.
   - Ох, да, не безпокойтесь - доктор прикусил согнутый палец, чтобы скрыть улыбку - ничего не грозит... ну, разве что у мужчин случаются семяизвержения. Впрочем, Женя, нам уже пора, пойдемте.
  
   - Ребята, а вы подгузники надели? - весело осведомилась Женя, входя в дверь с табличкой "Комната СГАР" - а то, оказывается, кое у кого сегодня в штанишках может помокреть.
   - Аве, Женька - отвечал Русик со своей кушетки - Эякуляциони те салютант.
   Максим лежал молча, закрыв глаза.
   Три соединенных арочных резонатора над изголовьями кушеток напоминали участок римского акведука.
   Женя разулась, легла, и Светлана укрыла ее простыней, которая почувствовав тепло тела, со всех сторон мягко прижалась к нему.
   Процесс встал из-за пульта
   - Друзья, напоминаю вам - сказал он - сперва это будет обычный адронный резонанс. Вы все хорошо знакомы с Виртуальным донецким метро, поэтому мы использовали его антураж. Какое-то время вы сможете общаться друг с другом, а затем я переведу вас режим СГАР. И реальность, в которой вы окажетесь, будет общей для вас троих, а вот какой именно она будет...
   - Что Бог даст, то и будет - сказала Светлана - думаю, пора начинать, Процесс.
   Эти слова понравились Жене больше всех, услышанных ею сегодня.
  
   "Станция СГАР" - объявил детский голос. Поезд остановился. Женя вышла первой.
   Горящие птицы неярко освещали вестибюль.
   Глядя в темную арку, в которую сейчас ей предстояло войти одной, Женя подумала: Видите, мне, оказывается, не страшно. Должно же быть страшно в первый раз. Может, это оттого, что он же и последний...
   - Если все у нас пойдет по плану - сказал Руслан - то на подъеме мы еще будем понимать, кто мы такие, и даже сможем переговариваться. А что наверху начнется, только Бог знает. Поэтому давайте вместе обратимся к Нему. Мы с тобой, Женька, помним нашу сетевую молитву.
   Максим поймал ее взгляд. А Женя спрашивала себя, почему слова той чудесной молитвы, которую миллионы сетевых аватаров каждым вечером и утром до сих пор читают в одно и то же время, она так долго не вспоминала. Господи, как же хорошо ей жилось когда-то с теми словами...
   - Хорошо - сказала она, повернувшись к своему эскалатору.
  
   Широкая ступенька тронулась под Женей. Вокруг была чернота, словно тоннель уходил не вверх, а под землю. Только впереди слабо и размыто светилось какое-то пятно.
   Заговорил Руслан. Женя пропустила несколько слов и продолжила вместе с ним:
   Господи, помоги нам каждый миг, в любой ситуации ощущать Любовь к Тебе, единственному Первоисточнику всякой любви, - как высшее и подлинное счастье, которое мы ни на какие другие блаженства не променяем.
   Конечно, Ты услышал бы каждого из нас поодиночке, но мы же малые Твои дети: нам гораздо проще, если мы будем знать, что сейчас мы вместе обращаемся к Тебе, и за себя, и за каждого из нас.
   Ты сам вместе поселил нас на этой земле, дал нам возможность друг друга понимать и помогать друг другу, даже научил, как собираться, не сходясь!
   Что ж, благослови теперь плоды всего этого собирать.
  
   Эскалатор тихо въехал в задумчивый свет заходящего солнца.
  

ГАР

  
   Прямую дорогу от трассы к аэропристани вначале собирались бетонировать, но сделали, все же, иначе: взрыхлили почву, залили из цистерн резко пахнущей жижей, прошлись широченным катком. Получились: матовый панцирь цвета старой кости, по которому подковы кругло клацают, и вдоль обочин восемьдесят восемь трансгенных тополей, купленных ЗАО "Донецкдирижабль" на сэкономленные деньги.
   В последний день дорожных работ старенький каток дублер, будто бы, завелся, но не одолел подъема транспортера, и так остался посреди площадки, где разворачиваются экипажи. А я для снимка на архангельском сидении оделся максимально архангельским образом: в белейшую рубашку с запонками в виде микроскопов, жилет с рельефом оперенья филина, бриджи. За правым ухом сигарета "Фаретра", в которой на кончике щепоть каннабиса.
   - Вы будете позировать? - спросила рыжеволосая возница.
   - Я для этого жилетку шил. А вы будете на концерте?
   - Будем смотреть с земли - ответила она - приятного времяпроп... - кивнула и быстро, словно радуясь своей ошибке, улыбнулась - времяпровождения!
   Я сошел. Посмотрел, покусывая сигарету, как худенькая женщина в строгом камзоле выправила коляску, привстала на козлах, поднесла к губам свисток. Лошади бросились в аллею навстречу экипажу, где двое голосов смешили третий, девичий.
   Тополи - полиплоиды вокруг чашевидной площадки за два с половиной года почти закрыли окрестную степь, и рапсовое поле, и шпили городка коттеджей, за которым я свернул, чтоб пересесть на конный экипаж; от мощных потоков шелеста холодок прокатывается у меня от затылка до икр. Вечерний запах трав. За спиной у барышни в костюме Красной гвардии, пускающей мыльные пузыри дракону в пасть, крылья архистратига Космоса распахнуты, дрожат крупной дрожью.
   Ожидая очередь, я закурил. Постепенно шум из этажей зеленых башен стал сложнее, я запрокинул голову, чтобы увидеть верхний ветер, который будет с нами там, на высоте, увидел птиц, представил, как на исходе ночи дирижабль, дочертив сквозь ветер свой загнутый книзу овал, спускает якоря на плато террикона, и принял мысль: Полет оставит сложный след.
   Когда красногвардейка спрыгнула с катка, я взобрался на жесткое сидение и впервые рассмотрел устройство пасти изнутри. Оказывается, из-за того, наверное, что половина тела змея, не считая хвоста, была уже расплющена меж грунтом и вальцами, зубы выдались из грязно-алых десен и отогнулись в стороны, раздвинув пузыристые губы, так, что дракон изрезал бы их, сомкнув свои челюсти. И этот последний, поистине чудовищный укус предназначался всем, кто занимал архангельское место. Я оперся на руль, привстал и потрогал передний зуб: металл, а все прочее, я знал, резина, хотя выглядит сущим углём. Оживляя изувеченную тварь, жидкокристаллические глаза безнадежно и люто глядели точно в мои. Как-то вдруг обрадовавшись, я выпустил последний дым и щелкнул ручкой тумблера - пасть выдохнула пламя.
  
  

ГАР

  
   Стоя на ползущей вверх лестнице, я глядел, как тополиные кроны скрывают стволы, как целая тройка караковых вывозит из аллеи новых людей, а одна из женщин, сбросив летний плащ на руки спутнику, всходит на сидение катка обнаженной.
   Прежде на этом терриконе стояли серые смерчи, водители карьерных самосвалов наглухо задраивали окна, отгружая породу. Теперь пыль намертво схвачена химической струей, ветерок царапает друг о дружку листья роз, раскрывает мне жилет. Народа больше, чем внизу, а на палубе, которой не видать из-за вогнутой зеркальной громады кормы, должно быть, почти все уже собрались.
   На кормовом эскалаторе высота на мгновение перекрыла мне вдох, и раздышавшись, глядя в рассыпчатый пейзаж Ясиноватского района, я чуть не пропустил конец подъема.
   Привратник-андроид изящно поклонился, впуская меня на палубу. Совершенно не бросились в глаза ни роскошь ее, ни размеры. На открытой площади яйцеобразной формы, немного утопленной в корпус - важный старинный уют. По периметру: изогнутый внизу борт с деревянными перилами, изящные салютные мортиры, телескопы, блестящие приборы навигации на резных торшерах. Форму палубы повторяют столы, между ними девушки, двое из которых в униформе дирижабля, танцуют с роботами - денди. Как всюду теперь, в моде - разгар "Гражданской войны", и "белых" здесь, пожалуй, больше; люди держат бокалы, смотрят в подзорные трубы, кто-то машет руками в город. На сцене стоят инструменты.
   На моем столе коричневый графин в плетеной медной сетке, с горящей крышкой, пиала вверх дном и подсвечник в лапе бронзовой жабы, из которой вторая жаба давит икру. Следя извивы белесой нити, я гадал, какие это камни.
  
  

ГАР

  
   - Солнце сейчас уходит за край земли, а мы взлетаем, поэтому для нас оно словно бы взойдет еще раз, ненадолго. Желающим никто не мешает пристегнуться, и - мы летим на север - капитан поклонился и ушел, осторожно ступая между инструментами.
   А в графине был джин, и на четвертом глотке начался взлет. Нежный холодок пролился по телу от ощущения того, что такой большой, весь в панцире батарей, ярус степного зиккурата, с моторами, апартаментами, службами, с чем еще... с капитаном, поварами, запасами вин и фруктов, с роботами, группой "J.М.", компанией в парадном кавалергардном, мною, моей незажженной свечой, двумя женщинами без одежды с оперенными волосами, гитарами, якорями, - все равно легче воздуха. Справа глухо икнуло стеклянное горло, прозвенели бокалы, а из-под распластанного кресла заструился подогретый воздух.
   В груди протяжный спазм: космос - воистину не мозаика на куполе шапито. Космос это - пыльный непроглядный зал, где невесть откуда свет, и края взаправду нет! Свет выбеливает, окрашивает каждую пылинку, до которой достает воображение.
   Видно, как низка, покорна стихиям планеты облачная штора, как трепещет от скорости ее бахрома, вдоль нее и идем, набирая высоту, а там - чисто вымытый ветер, и - вторая створка в Божий зал открыта.
   А город сейчас в смоге, в миллионах мелочей, готовых растащить внимание по крохам. Но на обратном пути будет не город, а будет лежать риза огнистой парчи с горящими бармами, - тогда - глядеть и гадать, каков тот, кому она впору.
   Музыканты заиграли внезапно: показалось, что незримая марля от космических звуков прорвана и уже можно слышать то, что видишь.
   Так, может быть, в те времена, что не каждый камень упомнит, люди родом со звезд курсировали над материками на таких же громадных ладьях, возделывали жизнь, и ночами, воскурив тишину великую, внимали струнам далекой родины.
  
  
  
  

СГАР

  
   - Ты все еще пишешь стихи?
   Как всегда, в начале фразы, нежный клекот, а в конце глуховатое эхо.
   - Да. Но не затем, чтобы тебе их читать. Прости, Юля, ты слушаешь стихи, наверное, даже хуже, чем пишешь.
   - Это я уже поняла.
   При каждом шаге её поджарая фигурка вздрагивает, но так мелко, что я этого не замечаю. Только чувствую.
   Ни единой машины у площади Пушкина, хоть лежи на дороге.
   Центр Донецка привален глубокой ночью.
   Два, похожих на таблетки, фонаря, рисуют мертвенно-белым брови пушкинской бронзовой головы.
   - Десятая годовщина, Юля.
   - Чего?
   - Нашего знакомства, здесь, на этой лавочке. Вот она, третья справа.
   Мы сели на прохладные гладкие брусья.
   - Прошло уже десять лет?
   - Девять, но годовщина десятая. Она завершилась три часа назад, девятого июня 2013-го. А тогда, в четвертом, это были дни, когда Венера и Земля ближе всего друг к другу. Такое бывает раз в двести с лишним лет.
   - Надо же, не знала.
   Она повернулась ко мне. Из-за жестких локонов, похожих на крупную стружку железа, кажется, что на голове у нее черный капюшон.
   - Все эти годы ты желал меня?
   Даже в темноте видно, как непроглядны эти карие глаза.
   - По всякому... я имею в виду, не во всех позах, точнее, не только во всех позах: сначала я даже помыслить не мог о физической близости между нами, а потом, бывало, только об этом и думал.
   - А сейчас?
   - Сейчас не важно, чего я хочу. Важно то, что будет.
   - Тогда, может быть, ты знаешь, почему я все-таки здесь? Ты можешь мне - она запнулась, словно сплевывая скорлупу семечек - пояснить, зачем я сама тебе написала и... предложила...
   Я обнял ее за плечи, волосы почти царапали мою руку.
   - Могу. Во-первых, не перебивай меня. Во-вторых, мы здесь, потому что любим друг друга - плечо ее дернулось, и впервые с момента встречи я почувствовал что-то, похожее не страх - можешь думать иначе, я уважаю твое мнение, но не потому что оно твое, а потому что оно - мнение. В-третьих, - ты, наконец, поняла, что только со мной сможешь принести свою жертву. Ту, о которой душа твоя просила всю жизнь. Жертву не во имя чего-то, а ту, от которой не ждешь ничего взамен. Тебе понадобилось девять лет, чтобы это понять. Правда, это и не удивительно: характеры у нас такой сложной формы, что сопоставить их - задача не для дилетантов.
   Юля встала и оглядела Пушкинский небоскреб, темный драмтеатр, голову Пушкина и елки вокруг амфитеатра, на котором мы сидим.
   Затем присела на корточки передо мной, властно и резко отвела в сторону мою левую ногу, судорожно стала нашаривать собачку джинсов, нашла, схватилась, и потянула на себя так резко, что я думал, заклинит.
   Продолговатый комок плоти, - а джинсы я надел на голое тело, - она, вильнув плечами и шеей, попыталась подцепить своим ртом. Нижняя губа скользнула по волнистой коже, и то, что она собиралась подхватиь, встрепенулось и раздалось в длину и вширь.
   Юля отодвинулась, тряхнула плечами и, легонько вцепившись мне в бедра, стала на колени. Я раздвинул бедра вокруг ее узких плеч. А она, теперь уже прицелившись, накрыла мой хуй кольцом своих упругих губ, и, сжав их, потянула на себя.
   Трепет спиральных локонов.
   Мелькание острых уголков раскрытого рта.
   Там у нее так тепло...
   Юля провела по уздечке моей залупы распластанным языком и трубочкой губ, вдыхая при этом прохладный воздух, и, выпустив торчащий орган изо рта, сказала:
   - Расскажи мне сейчас что-нибудь.
   Я стал говорить:
   - Аргентинский мыслитель Борхес утверждал, что вся литература мира строится на четырех сюжетах.
   Юля снова принялась отсасывать.
   - Первый сюжет - это штурм крепости, которую захватывают и защищают герои. Те и другие обречены, как сама крепость. Ахейцы в "Илиаде" штурмовали Трою, а Конан-варвар - магическую цитадель.
   Второй - возвращение на родину. Это бывает труднее, чем взять крепость, Юль. Одиссей Гомера на это потратил, по-моему, десять лет, а Пилат Булгакова - почти две тысячи.
   Третий сюжет, любимая, это поиск. Аргонавты ищут золотое руно, а Иван Карамазов - Бога.
   Четвертый сюжет - самоубийство Бога, то самоубийство, которое - не грех. Это распятие Христа и слово "дерьмо", которое сказал жене полковник Маркеса. А еще - Спенсер из "Марсианских хроник"...
   По верхним этажам Пушкинского небоскреба пробегала световая волна, и за время ее пробега Юлино лицо, узкое, с продолговатыми ямочками наискось щек, успевало дважды пройтись по моему дрожащему стволу.
   - Любая жизнь - это сюжет. Если пытаться свести нашу с тобой жизнь к любому из четырех сюжетов Борхеса, то получится, что или мы никогда не жили, или Борхес не прав. На самом деле, все проще, милая - ах! - обняв залупу губами, Юля поколачивала по ней языком - проще... и сложнее. Любое событие в каждой жизни, такое событие, которое важно в масштабах судьбы, как сейчас у нас, - это сюжет Борхеса, а... один из четырех.
   Юля засосала быстро, туго и остервенело.
   - Ах... да... мы достигаем поставленной цели, миримся с прошлым, ищем себя в будущем, или приносим жертву. И, так же, как мы создаем героев наших поэм и романов, кто-то создает нас. Мы - герои чьих-то повестей и баллад. А те, наши творцы - тоже чьи-то герои... Юля, еще, милая, немного... и так - до безконечности, пони... понимаешь? Но - там, в безконечности, надо всеми нами - один Творец, один Автор всех сюжетов, даже тех, о которых не знал, ах... аргентинец. Все мы - равны перед Ним, на какой бы ступеньке мироздания не жили... ух... уххх... в этом - и смысл той жертвы, о которой я тебе сейчас говорил.
   Теплые ундины спермы, не успев протянуться, комкались у Юли во рту. Усталым рывком она откинула голову, и, приподняв резко очерченную верхнюю губу, мой уд вернулся в прохладную ночь. Шлепок тяжелой капли о камень раздался в тишине. Юля пыталась отдышаться с полным ртом.
   - Вот поэтому - сказал я, отдышавшись первым - я и написал тебе тогда: если сделаешь мне минет, это будет лучшим делом в твоей жизни.
  

*

у черешни с тобой присели,

покурили за новоселье.

день как день, только: тут где-то

оборвалась вторая ступень.

у меня ничего нету.

я пристал к твоему следу,

и - окрест - яровых кварталов

безотчетная карусель

  
   Арсений Александров
  

Словарь

   Аватар (аватара) - можно сказать, что так в религии индусов называется существо, в котором Бог воплощается в материальном мире. В галлюцинаторном мире адронного резонанса, А - то существо, которым человек выглядит в глазах других людей. Внешний вид А задается произвольно: он может быть как точной копией своего хозяина (резонанта), так и не иметь к "оригиналу" никакого отношения.
  
   Адронный резонанс - изменение человеческого сознания с помощью магнитного поля. Когда мозг помещают в поле определенной конфигурации, то нервные клетки соответствующим образом возбуждаются или тормозятся. Поле, сформированное по нужной программе, способно вызвать у человека зрительные, слуховые, обонятельные, сенсорные переживания. То есть, погрузить его в мир галлюцинаций. Фактически, АР - это трехмерный фильм, который показывают прямо в мозгу зрителя. Строжайше запрещены программы, которые вызывают АР в зонах мозга, ответственных за эмоции, так как это ведет к эмоциональному шоку, или необратимой зависимости. остояния АР, в зависимости от заданных программ, различаются по глубине. Так, в ГАР, глубоком адроном резонансе, человек или погружается в сон, или начинает считать свои виртуальные переживания реальностью.
  
   Адронный резонатор - устройство для погружения человеческого мозга в состояние адронного резонанса.
  
   Анубис - божество Древнего Египта, проводник умерших в загробный мир, судья царства мертвых, хранитель ядов и лекарств. Изображался с телом человека и головой шакала - в "Википедии". http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D1%83%D0%B1%D0%B8%D1%81
  
   Аполлон Леохара - в "Википедии". http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BB%D0%BE%D0%BD_%D0%91%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9
  
   Аэропристань- комплекс сооружений для обслуживания палубных дирижаблей.
  
   Биобус - автобус-биоход (смотри "биоход").
  
   Биоход - автомобиль, мотор которого работает за счет сокращения искусственно мутированных мышечных волокон.
  
   ГАР - глубокий адронный резонанс.
  
   Гигантский кальмар - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B8%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D1%80
  
   Градирня - в "Википедии"http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D1%80%D0%BD%D1%8F
   Двуречье Кальмиуса и Бахмутки - территория между двумя мелкими речками, Кальмиусом и Бахмуткой, в северном Приазовье, где во второй половине XIX века построили металлургический завод. Рабочий поселок этого завода стал ядром будущего города Донецка, центра агломерации промышленных городов и Донецкой области.
  
   Доктор Ройлотт - персонаж рассказа А. Конан-Дойла "Пестрая лента", убивший свою падчерицу при помощи ядовитой змеи, которую он впустил в спальню к жертве через вентиляционное отверстие, а обратно выманил свистом.
  
   Доминантные виды - виды живых существ, которые господствуют в своей природной среде. Справедливо будет сказать, что люди доминируют на всей поверхности суши.
  
   Единорог - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B3
  
   Зиккурат - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%B8%D0%BA%D0%BA%D1%83%D1%80%D0%B0%D1%82
  
   Инклюз - предмет, заключенный в куске янтаря.
  
   Копанки - мелкие, зачастую нелегальные, угольные шахты.
  
   Кракен - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%80%D0%B0%D0%BA%D0%B5%D0%BD
  
   Макеевка - один из крупнейших городов Донецкой агломерации и Донецкой области - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D0%BA%D0%B0
  
   Марсель Дюшан - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%80%D1%81%D0%B5%D0%BB%D1%8C_%D0%94%D1%8E%D1%88%D0%B0%D0%BD
  
   Мезозвук - звук, несущий информацию, которая способна изменять генетическую структуру живых клеток.
  
   Микеле Плачедо - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B8%D0%BA%D0%B5%D0%BB%D0%B5_%D0%9F%D0%BB%D0%B0%D1%87%D0%B8%D0%B4%D0%BE
  
   Надземка - надземный участок метрополитена.
  
   Нейрариум - емкость для поддержания жизнедеятельности нейросервера.
  
   Нейросервер - компьютерное оборудование, основу которого составляют искусственные нервные клетки.
  
   Палубный дирижабль - пассажирский дирижабль с уплощенным аэростатом (газовым "пузырем") и открытой палубой сверху.
  
   Петрович Горан - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BD_%D0%9F%D0%B5%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87
  
   Пирамидотерапия - метод лечения, при котором больного помещают в комнату или кабину пирамидальной формы. Это, как минимум, тормозит все болезненные процессы в организме.
  
   Полиплоиды - в данном случае, организмы, у которых количество генетического материала искусственно увеличено в несколько раз. Многократно превосходят своих нормальных собратьев по скорости роста и габаритам.
  
   Проспект Мiра - на самом деле, официальное название этого, одного из главных донецких проспектов: "Проспект Мира". Он назван так во имя мира между народами и государствами Земли. Но "мир" - это еще и вселенная, мир вокруг и внутри нас. В этом значении слово "мир" в Российской империи писалось так: "мiръ" (родительный падеж: "мiра". Два варианта написания наглядно показывают разницу в смыслах названия одного и того же проспекта.
  
   Ра - этим звукосочетанием древние народы белой расы обозначали Солнце, в значении светила, света и божества. В огромном количестве русских слов со звукосочетанием "ра", прослеживаются эти значения.
  
   Ронин - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%BD
  
   СГАР - сверхглубокий адронный резонанс.
  
   Сенсорная депривация - состояние организма, при котором органы чувств получают минимум сигналов из внешнего мира. Простейший способ вызвать у человека такое состояние - поместить его в совершенно темную комнату с полной звукоизоляцией. Опыты показывают, что со временем испытуемый начинает слышать звуки работы своего сердца. Затем слух и внутреннее осязание обостряются так, что человек ощущает трение кровяных клеток о стенки сосудов. Долгие сеансы СД приводят к изменению сознания.
  
   Сергей Лазарев - русский экстрасенс, автор книг "Диагностика кармы" - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%B2,_%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87
  
   Синобраз - трехмерное изображение, которое сопровождается соответствующими звуками и запахами. Проще говоря, продвинутая голограмма.
  
   Торсионные поля - особые физические поля, возникающие внутри пространства определенной формы.
  
   Трансгенный организм - организм, который подвергли искусственной мутации для того чтобы придать ему новые свойства. В "Википедии". http://ru.wikipedia.org/wiki/%D2%F0%E0%ED%F1%E3%E5%ED%ED%FB%E9_%EE%F0%E3%E0%ED%E8%E7%EC
  
   Феномен 2012 года - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%BD_2012_%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0
  
   Феромоны - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D1%8B
  
   Фобос - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D1%81_%28%D0%BC%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F%29
  
   Храм Рамзеса Второго - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%B1%D1%83-%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D0%B1%D0%B5%D0%BB
  
   Хронос - в греческой мифологии древний бог, создавший время. В мировой культуре Хроноса воспринимают как олицетворение времени. Он также известен тем, что съел своих многочисленных детей, а затем "выродил" их обратно под давлением младшего сына, Зевса, которому удалось избежать участи братьев и сестер.
  
   Цитоподушка - устройство, стоя на котором, человек в состоянии адронного резонанса может шагать в любом направлении, не сходя с места, то есть, не покидая поля резонатора. Фактически, это беговая дорожка нового поколения.
  
   ЦОД - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A6%D0%9E%D0%94
   Чулковка - поселок на юго-востоке Донецка и окрестности этого поселка.
  
   Шаттл (космический шаттл) - невероятно мощный самолет, который выходит на земную орбиту с помощью одноразовых турбин, стыкуется с орбитальной космической станцией, и возвращается обратно на Землю.
  
   Эрос и Танатос - базовые влечения в психоанализе.http://www.gorod-psy.ru/content/view/289/72/
  
   "Memento mori" - в "Википедии".http://ru.wikipedia.org/wiki/Memento_mori
  
   Noli nosere - "не навреди" (лат.), официальный профессиональный принцип медиков.
  
   Fly Geyser - в "Википедии".
   http://ru.wikipedia.org/wiki/%D4%EB%E0%E9_%28%E3%E5%E9%E7%E5%F0%29
  
  

Приставка "без"

  
   Буква "з" во всех приставках "без" - единственное из отменённых в 1918 году правил русской орфографии, которое я соблюдаю на страницах "Метрограммы".
   Уникальность этого правила в том, что для его отмены у реформаторов не было правдоподобного объяснения. Поскольку наиболее правдоподобное из объяснений должно было выглядеть неправдоподобно для насильно реформированного сознания русских людей.
   Иное дело - подсознание.
   Дело в том, что лидеры Всероссийской коммунистической партии большевиков тайно исповедовали антихристианство, то есть сатанизм. Поэтому, захватив власть, они почти сразу выпустили своего беса на приставку "без". Получилось: "бессловесный", "бестолковый", "бессмысленный", "бесславный", "бесполезный", "беспартийный". В подсознательном восприятии смысл этих слов, таким образом, диаметрально менялся.
   Уже в первый год после орфографической реформы большевики ввели на контролируемых ими территориях России обязательное обучение неграмотных по новым правилам. Эта "национальная программа" называлась "Ликвидация безграмотности", сокращённо "Ликбез". Возможно, именно из-за этого названия коммунисты не поддались искушению создать слово "бесграмотный", ведь сходу загонять людей в "Ликбес", это было бы слишком...
   Еще один замечательный факт: в начале 20-х годов борьбу с детской неграмотностью курировал главный силовик страны Феликс Дзержинский.
   Один из фельетонов Михаила Булгакова повествует о неграмотном рядовом Красной армии, которого в целях просвещения заставили посещать во время увольнительных театр. Не выдержав этой пытки, боец добровольно прошел курс "Ликбеза" и заявил: "...теперь мне черт не брат, потому что я грамотный".
  
   Арсений Александров
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"