...Лежать голым на холодном полу - удовольствие то ещё.
А в том, что он лежит именно на холодном шершавом бетоне, да к тому же безо всякой одежды, Весёлый Роджер понял почти что сразу. "Весёлый Роджер" - кликуха ещё со второго класса. Он же - Женька Лопухин из 9"в". Он же - негласный лидер того же 9"в" класса.
Он же - один из организаторов поставок "дури" - или "съезжаловки" - сверстникам (более точного определения эффекта после приёма внутрь (обязательно заесть мятной конфетой - иначе действие не то!) открытого три месяца назад в результате хулиганских действий на уроке химии в отсутствии училки прозрачной тягучей гадости без вкуса, но с запахом горелой изоляции, и не придумаешь). Без мятных конфет (мятных жвачек, на крайняк - мятной зубной пасты) эффекта никакого, даже самого мизерного. Просто ощущение засохшего на зубах канцелярского клея. Да часа через два - понос проберёт. Вот и весь эффект. Но с мятой - через минут пять после потребления крышу сносило напрочь! Часа на 3-4. И без всяких там привыканий, ломок и прочей прелести.
Поначалу пробовал смешивать "дурь" с теми же конфетами - результат совершенно нулевой, просто на выкидыш... Пашка Самохин, он же Сам Китаец, зафанатевший на биологии, чтой-то вякал про взаимодействие каких-то ферментов, находящихся в слюне, с эфирными маслами мяты и "дурью". Ну, ботану виднее...
Сам Китаец пропал куда-то пару дней назад... Его шмотки менты нашли на каком-то сдохшем от голода - такой он был тощий - бомже. Мать Самохина к Женьке приходила, но Весёлый Роджер и сам не знал, куда исчез Пашка.
Женька поднялся на локтях, огляделся.
Мог и не оглядываться.
И не подниматься.
Густой влажный полумрак.
Где-то высоко над головой - мутные светлые полоски. То ли - лампы высоко, то ли - щели между досками - или чем там ещё - светятся. Хрена с два в этой темноте разберёшь, что и где?!
И - самое паршивое - Женька напрочь не помнил (как батя говорил когда-то: "Ни в дугу, ни в колёса"), как он здесь (где - здесь?!) очутился.
Помнил, что провожал вместе с Пулемётом (Петькой Максимовым) Раечку. До самого подъезда. Помнил, что потом целовался с Раечкой, и даже забрался правой рукой под кофточку (в первый раз, что ли?). А Пулемёт старательно отворачивался. Помнил, что потом с Петькой пошел в сквер напротив Дома бывшей культуры - там сейчас бизнес-центр и ресторан. Потом Пулемёт ни с того, ни с чего наорал на него. Из-за Раечки - точняк. Потом Роджерс остался один...
И - всё.
Что дальше...
Что - дальше?!
Женька потёр виски.
И почувствовал, что растёр ладонями что-то хрустящее-липкое.
Ну, ни черта в этой темени не видать!
Лизнул, внутренне приготовившись выплюнуть сейчас же, ладонь.
Солёное.
С крошками песка.
Сплюнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
Осторожно ощупал голову. Вроде бы - не болит.
Эт ободряет...
Вытянув руки вперёд, Женька сделал шаг. Ничего.
Ещё шаг.
Ничего.
Ещё...
Ой!
Кончиками пальцев коснулся чего-то упругого. Как будто - резина.
Ага, это уже что-то...
Придвинувшись почти вплотную к этому что-то, Роджер принялся ощупывать препятствие.
Стенка перед ним походила на сплошную завесу каких-то перекрученных между собой слегка податливых под нажимом толстых жгутов. Воображение сразу же услужливо нарисовало в голове картинку - чёрные перепутанные гофрированные резиновые шланги, таких целую бухту прошлым летом Женька видел у бабки в деревне, на ферме. Дед Антип, тамошний скотник ("говносос" - определил тогда для себя Роджер), тогда пояснял, азартно и словоохотливо, как через эти самые шланги в какой-то там коллектор он "ну кажный божий день, и даже на праздники - вот те крест! - вот энтот самый коровий навоз, будь он трижды неладен!" качает с помощью старенькой тракторной пожарной помпы... И тут же, в подтверждение своих слов, нажал какую-то кнопку на заляпанном чем-то щите - и шланги судорожно задёргались с булькающее-утробным звуком, прерываемого сочным чавканьем - как бы наслаждаясь тем, что проходило через них...
От картинки, возникшей в его голове, Женьку чуть не вывернуло, и он торопливо отдёрнул руку от этих самых резиновых жгутов. Тем более, что ему на миг показалось - его пальцы ощутили какое-то движение внутри одного из них.
Или просто - показалось?
Интересно, а почему так тихо?
- Эй! - голос Женьки почти осязаемо завяз в сырой серой густоте полумрака.
Даже эха не было.
- Есть здесь кто?
Тяжёлое тёмное молчание было ему ответом...
- Вот чёрт! - уже почему-то шепотом выругался Роджер. И прибавил пару матюгов - для веса и храбрости.
Потом ему в голову вдруг пришла счастливая мысль - если он сюда каким-то макаром попал, таким же макаром можно и выбраться.
Повеселев, и не обращая больше внимания на тишину и темень, Женька резко развернулся на 180 градусов и бодро сделал пять шагов вперёд.
И врезался носом в такую же шлангово-резиновую стену.
И почувствовал всем лицом - она теплая.
И попахивает слегка мятой...
От испуга и неожиданности - что было первым, он и сам не понял - Женька резко отпрянул назад, и, не удержавшись, шлёпнулся голой задницей прямо на шершавый бетон.
Сидя на бетонном полу, он размышлял - чего он так напугался. Ну не стенки же? И не запаха? Может, того, что она - тёплая, горячечно-тёплая, градусов под сорок, как лобешник при тяжёлой ангине (от такой Женькина мама сгорела в два дня - тогда и полгода не прошло после батиной несуразной гибели от сложившегося домкрата)?
Нет!
Просто стена в момент соприкосновения с лицом засветилась!
Да, засветилась!
Брызнула в глаза световыми струйками.
И он испугался...
А чего пугаться-то? Свет - это самое то, что сейчас во как нужно!..
Потирая отбитый зад, Женька вновь подошёл к стене и, дрожа в ожидании чего-то неизвестного, приложил к ребристой тёплой поверхности обе ладони. И чуть надавил ими..
Стена под ладонями слегка засветилась. Мёртвенно-зелёный свет выбивался из под пальцев, окружая их бледным ореолом.
Потом стало ясно, что и сами ладони светятся, проявляя темноватые фаланги и полупрозрачную желейность ногтей.
Осветился так же и участок резиновой стены, показывая красно-коричневую перевитую бугристость рельефной мускулатуры тела какого-то перемудрившего со стероидами качка. Вернее - куча тел, вплетённых (или - вдавленных?) в стену...
Вдруг под ладонями что-то дёрнулось - и Женька явственно ощутил, как что-то, с той стороны (из внутренностей этих бугров мышц или шлангов, что ли? - пришла равнодушная мысль) прокатилось какими-то шариками под пальцами. И замерло у кончиков мизинцев.
Медленно, боясь сделать какое-нибудь (какое? - фиг его знает, какое) лишнее движение, Весёлый Роджер отнял от стены пальцы. Под местом, где были мизинцы, образовались какие-то вздутия.
И они - пульсировали. То почти исчезая, то вновь проявляясь тугими овальными холмиками на резинистой поверхности...
Потом пришёл звук.
Даже не сам звук, а какое-то болезненное предвкушение, что тишина сейчас кончится.
И больше не вернётся...
Вот одно из вздутий не пропало, не утонуло в гипертрофированной мышце стены, а часто завибрировало, будто стараясь прорваться, выбраться на свободу. Своими усилиями оно породило противный, отдающийся в зубах, скрип - будто с усилием, исступленно, тёрли мокрым пальцем оконное стекло. Потом скрип перерос в одну тягучую высокую режущую ноту - как ножом по тому же стеклу.
И - лёгкий, рваный треск.
Из прореза, появившегося на месте прорвавшегося - как заядрившийся густым тяжёлым гноем тугой чиряк - холмика, на замершего Женьку глядел глаз - с лёгкою сеточкой кровеносных сосудов на склере, сине-серой радужкой и прицельным, скачками расширявшимся и сокращавшимся чёрным зрачком.
Потом разрез раздался резко лопнувшей басовой струной - и глаз выбрался на свободу почти наполовину
И - стал невероятно большим.
Размером - с апельсин.
Скрежет и треск повторились.
Из лопнувшей второй выпуклости, которая за это время сместилась вниз где-то на полметра, показался какой-то, облепленный слабо мерцающей слизью, желвак.
Желвак походил на только что слепленную из грубо промолотого фарша котлету, ещё не панированную в сухарях, с белеющими вкрапинами сала и осколками нашинкованного лука.
Глаз из стены покосился на этот котлетный вырост, и тот начал потихоньку выползать из разорванной прорехи.
Женька попятился.
Котлета при сохранившейся толщине выросла уже почти на метр. Ещё чуть-чуть - и она коснётся бетонного пола.
Вместе с вырастающей колбасой фарша появился и запах - тот самый запах "дури", запах горелой изоляции.
Всё это действо сопровождалось глыканьем (глык, глык...) - тем, которое слышится самому себе, когда торопливо глотаешь разгорячённой глоткой воду, едва не одуревая от жажды.
Каждый толчок удлиняющейся ненормальной котлеты сопровождался этим звуком:
Толчок - глоток (глык...).
Толчок - глоток (глык!).
Толчок - глоток (глык!!)...
Коснувшись пола, фаршевый отросток замер на несколько секунд. Глыканье прекратилось, но зато стало слышно потрескивание, как при работе пьезозажигалки. Слизь, обволакивающая поверхность отростка, оказывается, уже затвердела - и теперь её глянцевая, светящаяся мёртвенно-серым, поверхность покрылась сетью мелких трещинок. И из них, из этих самых, продолжавших множиться, трещинок, полезли тоненькие чёрные волоски.
Он перестал созерцать превращение фарша в мохнатую гусеницу и поднял голову.
Вовремя.
Сантиметрах в двадцати от его носа висело некое подобие ломтя швейцарского сыра, такого же пузырчато-дырявого, даже со "слезинками" на срезанном краю. Только вот ломоть этот был размером со школьный Женькин рюкзак, переливался половиной цветов радуги, в основном от кирпично-красного до зелёного с голубыми прожилками, "слезинки" выглядели нефтяными каплями, такими же блестяще-чёрными, да и аромат исходил от всего этого безобразия совсем не сырный. Кусок пах теми самыми духами, которые ещё так недавно упоённо вдыхали Женькины ноздри, когда он целовался у подъезда с Раечкой.
На глазах у Весёлого Роджера одна из "сырных дырок" вдруг растянулась в подобие рта. И даже выпятились пухлые до перезрелой сочности лаково-бордовые губы. Вот они разошлись, показав огромную беззубую ротовую полость с неимоверно бородавчатым языком, и Женька услышал Раечкин голосок: "Ах, как я обожаю сыр... И целоваться...".
Потом рот придвинулся вплотную к его голове, широко распахнулся, язык вдруг превратился в подобие осьминожного щупальца (как из последней телепередачи "Путешествия с Кусто" - подумалось Роджеру) и со смачным шлёпаньем вдруг прилепился к Женькиной щеке.
Перед тем, как потерять сознание, Женька увидел, что почти позабытый апельсиновый глаз метнулся на тоненькой ножке из стены к его лицу, чуть не впечатавшись в "сырный кусок", завис невдалеке - и подмигнул ему...
В Крапивинском ОВД весь личный состав уже седьмые сутки был, что называется, на ушах. Работали все - от самого начальника - майора Максимова Валерия Ильича - до дежурных по ОВД. И даже два недавних стажёра были загружены по полной.
Ещё бы!
За неделю в городке пропало четверо подростков. И один из них - сын самого Валерия Ильича.
Майор почернел, весь как-то высох, смотрел на всех исподлобья. Доклады принимал молча.
Первая и последняя любовь Валерия Ильича - мать Петьки Верочка - ломанула из роддома на попутке к станции, бросив в палате покормленного единственный раз в жизни материнским молоком сынка - и сгинула. Никто не смог вспомнить ни самой попутки, ни водителя. Просто вымазанная по самые стёкла грязью легковушка, притормозив, подобрала голосовавшую у ворот роддомовского сквера женщину в лёгком халатике и, повернув за угол старого довоенного лабаза, ушла в сторону станции.
И всё.
Тогда ещё лейтенант Валера забрал (выцарапал из лап медперсонала) сына, нашёл кормилицу, выходил, вынянчил. Вырастил и воспитал...
И вот уже третий день Петьки нет.
Нигде нет.
И его дружок закадычный Лопухин Женька - на одной лестничной площадке жили - тоже исчез.
Вскрыли дверь в его квартиру - тот бедовал один после смерти родителей - но никого там не было. Даже кота Помидора, подобранного Лопухиным ещё котёнком и выросшим в бандитского вида огромного котяру, и того не было.
Пустая квартира.
На кухонном полу были какие-то засохшие белёсые капли да фантики от конфет, да в мойке лежала покрытая плесенью тарелка с чем-то недоеденным.
Эксперт, конечно, взял это что-то недоеденное и капли соскрёб - но это так, для очистки совести. На любой кухне пол замызган и в раковине всегда посуда немытая...
Первым из подростков пропал Самохин Павел, 1994 года рождения. Отец - дальнобойщик, ушёл в рейс за три дня до исчезновения пацана. Приехать должен только через две недели. Мать - учительницу биологии в школе, где учились пропавшие подростки - ещё позавчера в больницу отвезли.
Сердце.
После того, как один дотошный гад-газетописака сообщил ей, что одежду сына нашли на трупе какого-то бродяги...
Потом, через четыре дня - сразу трое.
Петька.
Часов в пятнадцать. Двое третьеклашек видели, как он, выскочив из сквера имени Первого Салюта, рванул в сторону рынка.
На рынке его вроде бы видела бабка, продававшая у входа семечки.
С рынка не выходил...
Женька.
Соседка, выносившая мусор, видела его сидящим на лавке у подъезда. Он разворачивал мятный леденец, предложил другую конфету соседке. Та отказалась. Вернулась минуты через три - мусорные баки рядом, за углом дома. Скамейка была пуста.
И их "неразделённая любовь" с пятого класса - Раечка. Веселова Раиса Макаровна.
Мать - та ещё "мадам", вечно навеселе, оправдывая фамилию. Она и не заметила до сих пор, что дочки нет.
Бабушка заметила, Клавдия Фёдоровна. Боевая бабка. Мать отца Раечки.
Отец где-то всё шарахается. Деньги зарабатывает. Присылает их исправно - раз в месяц. И немало. Но сам приезжал всего раз пять-шесть...
В двадцать часов девушка вышла из квартиры в магазин - он был через дорогу от их дома. Бабушка как раз в интернет залезла - новости смотреть - но за Раечкой дверь прикрыла.
Старый дворник Ибрагим видел, как она с полным пакетом зашла в подъезд: "Кароший дэвушк, скаромный, добрай, кароший жына будит - хазяйствинный. Не пиёт пива-вотка. Канфетка лубит. Мине угащал. Вота, асталос, начальник милисанер". И выгреб из кармана фартука три мятных сосульки в яркой обёртке...
Бабушка после новостей порубалась в Works до двадцати двух часов, потом спохватилась и обзвонила подружек (Раечка сотовый в магазин не взяла).
В двадцать три пятнадцать поступил сигнал на пульт дежурного, что пропала девушка...
Валерий Ильич ещё раз перебрал все другие сводки, поступившие в ОВД за последнюю неделю.
На Кузнецова - драка между супругами после совместного распития. Муж - в больнице с многочисленными ушибами и лёгким сотрясением мозга. Его жена - там же, в женском отделении - вывих плечевого сустава...
На том же Кузнецова, только в другом конце - у переезда, сердобольная бабуля вызвала скорую к такой же бабке. Поплохело той прямо на улице, сидела на затоптанном газоне, прислонившись спиной к оградке, пыталась непослушными пальцами просунуть в рот "Холодок" - эта детская конфета работает не хуже валидола. Проходившей мимо старушке потерпевшая протянула в дрожащей руке сотовый - с него и была вызвана неотложка...
В микрорайоне Вязино - малолетки ночью очистили ларёк у автобусной остановки. Взяли газировки, пива, сигарет, сладостей. Продавщице на голову надели ведро и примотали его скотчем к шее. Взяли их почти сразу... Правда, продавщица утверждала, что их было семеро. А взяли только троих...
В станционном посёлке - труп бомжа лет семидесяти. Единственная зацепка, относящаяся к исчезновениям - на трупе были куртка и спортивные штаны, которые опознали как принадлежавшие Самохину Павлу. Да во внутреннем кармане куртки нашли читательский билет в районную библиотеку на имя того же Павла, ключ от квартиры и горсть леденцов. По мнению эксперта - смерть наступила от общего истощения организма. Опознание трупа ничего не дало. Видно, старик приехал откуда-то на товарняке...
К крыльцу роддома кто-то подкинул ребёнка двухнедельного, завёрнутого в лохмотья. Девочку. Здоровье подкидыша нормальное. Мать ищут...
На проспекте Революции, в недостроенном здании банка "Новый Рассвет" охрана видела всполохи света в оконных проёмах третьего этажа. Пока поднимались - свет исчез. На бетонном полу одной из комнат нашли разбитый полугнилой арбуз, апельсиновые корки и целую гору застывшей монтажной пены, выкрашенной зачем-то в кирпично-коричневый цвет. В углу той же комнаты - кучка свежего дерьма, и рядом с ним - пустой флакон дезодоранта "Мятная свежесть"...
ДТП на перекрёстке Партизан и Берлинского проезда. В машину с пустыми полиэтиленовыми ёмкостями из-под искусственных ароматизаторов (автомобиль принадлежит городскому пищекомбинату) врезалась пивная бочка - из неё на углу продавали пиво в розлив. Кто-то вытащил кирпичи из-под колёс бочки и толкнул её. Дальше она сама разогналась под уклон и выскочила на перекрёсток. Злоумышленника никто не видел...
В подворотне на Минина - рядом с рынком - взяли несовершеннолетнего - пятиклассника Пыжова Юрия Васильевича: пытался продать сотовый телефон NOKIA, наручные часы OMEGA и аудиоплеер. Увидев милиционера, попытался удрать... Говорит, что нашёл на рынке. Все они так говорят. Сидит пока в детской комнате милиции, родители вызваны...
И так далее, и тому подобное...
Глаза открывать совсем не хотелось.
Так приятно лежать, утонув в мягко обволакивающей перине, накрывшись с головой тёплым стёганым одеялом, выставив наружу лишь нос. И ждать - вот сейчас мама подойдёт, наклонится, пощекочет своей чёлкой нос и прошепчет: "Ну, вставай, лежебока. Хватит уж. Блины готовы, скоро совсем застынут...".
Что-то и впрямь щекотало нос.
Женька все-таки решил открыть глаза.
И, зажмурив их, прянул назад, во что-то пушистое и тёплое.
Перед самым лицом висело... Что висело, он так и не понял. Но то, как это непонятное извивалось, сокращая и вытягивая своё чёрное, резинистое, как у пиявки, тело, а из тела, в свою очередь, так же вытягивались - и втягивались обратно - такие же пиявочки, вызывало у него такое чувство гадливости, что он с трудом удержал рвотные позывы.
Держа глаза зажмуренными, Роджерс ощупал руками пространство вокруг себя. И вспомнил. Те самые "волосатые котлеты", гирлянды котлет, свёрнутых в клубки, слегка пульсирующие и тёплые. Пригрезившаяся перина...
Ему вдруг стало всё равно.
Всё равно - где он, что с ним произошло. И происходит.
Он снова открыл глаза.
"Не дождётесь! - мысленно обратился он ко всему, что его окружало, - Хрен вам с редькой! Не боюсь!"
Поднялся сперва на колени, потом выпрямился в полный рост.
Волосатые гирлянды судорожно цеплялись за его тело. Гидра-пиявка, вначале отпрянув от резких Женькиных движений (а, может - и от его уверенности), вновь повисла возле лица. Гигантские губищи, из приоткрытой щели которых и вытягивалась эта пиявка, растянулись в улыбке.
Во время Роджеровой отключки губы выросли раза в три и приобрели подобие головы - круглой, зелёно-полосатой, как арбуз, безносой и безглазой. Вместо ушей зияли трещины, из которых сочилось что-то тягуче-тёмное.
Губы меж тем втянули язык-пиявку внутрь, почмокали и прошамкали:
- Што нош воротишь-то? Вшо в лучшем виде шделано. Попробуй. Не то, што твоя шамоделка...
Потом вдруг хихикнули и голосом Самохина, с хвастливо-поучающими интонациями, выдали:
- И конфетой мятной заедать без надобности. Как в "Хед енд Шолдерс" - два в одном. Вот. Учись!
Одна из волосатых котлетных гирлянд метнулась к "арбузной трещине", вывозилось в тягучих выделениях, и так же быстро метнулось к Женькиному рту.
Он успел схватить руками это гастрономический изыск и с силой отбросить его от себя.
Попал, как будто целился - прямо в распахнутый ухмыляющийся рот.
Сейчас же, откуда ни возьмись, выскочил апельсиновый глаз на стебельке и впечатался следом за волосатой котлетной гирляндой в ту же пасть.
Через мгновенье глазной стебелёк вдруг почернел, скукожился и - рассыпался мелкими чешуйками на извивающиеся внизу волосатости. Тыльная сторона глаза так же почернела.
И начала раздуваться.
Их боковых арбузных трещин вместе с тягучей гадостью стали вываливаться целые куски и комья чего-то очень знакомого Женьке.
Он вдруг понял, что это.
Облепленные слизью и колыхающимся прозрачным желе, к его ногам падали уменьшенные останки того, кто раньше звался Самохиным Павлом. Вот голова Пашки - размером со сливу. Вот его правая рука, на запястье которой видна, увеличенная как в лупе - прозрачной гадостью - так и не выведенная полностью татуировка - "Апостол Павел", размером с карандаш. Торс Китайца со знаменитыми звёздно-полосатыми трусами - таких ни у кого больше не было.
Из другой трещины выполз полуразорванный полиэтиленовый пакет, за ручку которого цеплялась такая знакомая Раечкина ладошка с колечком-змейкой на указательном пальчике...
Потом трещина разошлась шире, поднатужилась - и пробкой в Женькин живот вылетел полупрозрачный гнойно-жёлтый сгусток. Сквозь переливающиеся разводы трудно было углядеть, что там внутри, и есть ли что-то там вообще.
Вздымаясь и опадая, поверхность этого образования вдруг начала распадаться на две половинки, и из него, как из раскусанного грецкого ореха прямо в ладони выпала начинка - такое же, как у ореха, рельефное ядро... Вот на одной стороне ядра образовалась плёнка. И на ней проявилось, выплыло откуда-то из глубин, такое родное Раечкино личико с огромными удивлённо таращившимися глазами.
Маленький ротик открылся - и Женька услышал:
- Роджер, миленький, где я? Как к этой тупой гномихе попала?.. Я домой хочу, к бабушке. Она же волнуется...
Потом по плёночному лобику вдруг пробежали морщинки.
- Жень, а что ты голый-то?..
Женька выронил Раечкино личико с шевелящимися личиночными мозговыми извилинами прямо в ползающий под ногами волосатый фарш, добравшийся почти до бёдер...
Хлопком взрыва Роджера отбросило к противоположной шланговой стене, впечатав в неё почти полностью тело подростка.
Взорвалась полосатая голова с запечатанными губищами. Какие-то ошмётки хлестали Женьку по голове, груди, рукам и ногам. А сам он всё глубже погружался в стену, которая как бы всасывала его в себя.
И Женька закричал.
Заорал во всё горло...
- Аа, шериф Робинс, это вы? Чем порадуете?
- Да вот, святой отец, ещё один бесноватый. На этот раз туземцы приволокли. Недалеко от стойбища нашли, в ловчей яме - весь исцарапанный, голый, запутался, ну, знаете, в этих самых лианах-кровопийцах. Еле освободили...
- А как другие?
- А что им сделается? Вроде оклемались помаленьку. Пацанов в свободный бокс поместил. Они там поначалу бузили, вроде отношения выясняли. Ну, я им выяснил... Сейчас - смирные... Девчонку тетушка Салли к себе забрала. "Сама, - говорит, - вылечу. У меня снадобья - не чета вашему медблоку!" Да и то верно, что язык этих найдёнышей только она и понимает. У неё прабабка была со Старой Планеты. С какой-то границы или краины, в общем - с окоёмки.
- С астероидов, что ли?
- Может, и с них. Так тётушка по ихнему хоть с грехом пополам, да балаболит...
- А как старика Чарли - не нашли?
- Да вряд ли и найдём уже, святой отец. Туземцы говорят, что то место, куда он ушёл - "плохое место". Конечно - плохое, ежели от ещё крепкого семидесятилетнего деда одна одежда и осталась. А содержимое этой одежды - фьють! - и нету его...
- Ладно. Помолюсь за упокой его души... Ну, показывай мальчишку-то...
И шериф Робинс, один из старожилов колонии на Молло-2, что в 77 световых годах от Солнца, почесав верхнюю ороговевшую шею пугательной клешнёй, повёл священника к ещё одному непонятно как появившемуся на планете земному подростку...
Из новостей...
5.02.2012
"Ученица пятого класса из Канзас-сити, выполняя задания учителя на уроке, изобрела новое химическое соединение. Молекулярная структура этой молекулы, возможно, способна помочь в создании инновационных методов накопления энергии. Девочка по имени Клэр Лэйзен ходит в школу, где обучают по методике Монтессори. На одном из уроков дети получили задание - собрать из специальных шариков и палочек-соединений модели молекул. Учитель, который впервые видел правильную, но необычную и не встречавшуюся ему ранее модель, связался со своим приятелем, профессором химии. Учитель переслал ему фотографию модели. Однако и профессор не смог сразу ответить, известно ли химикам это вещество. Ученый изучил базу данных статей, где хранятся научные работы по химии с 1904 года, и нашел только одну статью, где упоминалось это вещество. Однако в придуманной школьницей структуре атомы были расположены в другом порядке, а значит, химические свойства этой молекулы должны быть другими. При дальнейшем изучении выяснилось, что вещество может сохранять энергию... Как бы там ни было, школьница в 10 лет стала автором научной статьи и всполошила мир химии. Учитель надеется, это может вызвать желание у Клэр и дальше заниматься наукой..."