Аннотация: Увлекательный роман о страсти и любви на старом Юге
Перевод с английского: Митюшин Д.А.
1
Виктория Уикершем толкнула дверь ветхого невысокого, сложенного из клинообразных досок домика и поспешно вышла в ранние сумерки, окутавшие узкую, кривую улочку. Викки с первого взгляда возненавидела жизнь в Пиг-Элли, ещё шесть месяцев тому назад, когда прибыла в Америку, прежде чем узнала, что это самый развращённый, самый опасный район Нью-Йорка. Любимое место проституток, воров и убийц. Даже полицейские патрулируют район Файв-Пойнтс парами.
Длинные тёмные волосы мягко спадают по плечам, аккуратно огибая синие глаза. Сумка с кукурузой, кастрюля, решётка и древесный уголь с трудом умещаются в руках. Быстро, насколько позволяет ноша, Виктория проскакивает грязную улицу с дремучими многоквартирными домами из клинообразных досок. Эти дома снимает беднейшее население. Они похожи на тот, где Викки живёт вместе с тётушкой Молли, её мужем Джимом и их пятью детьми-погодками. Вечерний дух весны всё-таки уступает последнему, мрачному аккорду зимы. Девушка пытается спрятать маленькую хрупкую фигурку в несоразмерно большую шаль, получше защититься от сырого, пронизывающего холода.
Виктория умело избегала мерзких посиделок, а непристойные предложения игнорировала. Отводила глаза, увидев девушку своего возраста в компании только что сошедшего на берег матроса, которого та вела в убогую однокомнатную квартирку. Сюда же водили клиентов мать и сёстры. Вот мелькает фигура молодого матроса. На лице благородное выражение воплощённой невинности. Парень спускается в подвал, где за десять центов в кишащих паразитами «меблированных комнатах» без окон можно на ночь снять койку.
Через пару минут Викки должна быть далеко от Пойнтса и выйти на битком набитый Бродвей, где поздним апрельским вечером 1857 года, как обычно на углу, будет продавать кукурузу.
Сколько ещё торчать у тёти Молли? Изящное и скуластое лицо тётки осунулось от нищеты и страданий. Неужели тётя Молли не подозревает - дядя Джим использует любой предлог, чтоб прикоснуться или ущипнуть Викки? Наверняка в этом причина, что тётя Молли, так тепло и радостно встретившая племянницу, сейчас мрачнее тучи. Девушка с чистой совестью полагает, что тётушке не в чем её упрекнуть. Тётя Молли просто не знает, как урезонить мужа.
Уже довольно давно перед уходом на работу дядя Джим устраивает дома скандал: тётя Молли орёт на него благим матом, а Джим просто бьёт жену. Вспоминая опухшие от слёз глаза тётушки, синяки, а иногда разбитые губы, Викки становилось дурно. Затем Джим волок жену на кухню, а Викки выталкивала детей на грязную улицу, чтоб юные кузены в комнате не слышали хриплых звуков страсти. Вскоре с усмешкой появлялся самодовольный Джим, за ним Молли - робкая и счастливая. До следующей драки. Викки понимала, что именно она часто была причиной вспыльчивого характера тёти Молли.
Кошмар начался два с половиной года назад, когда отец и Эдвард, которому едва исполнилось восемнадцать, ушли на Крымскую войну, оставив её на попечение пожилой незамужней женщины в маленькой английской деревушке, где они жили. В возрасте двух лет Викки осталась без матери. Вскоре, в конце октября 1855 года, в Балаклаве погиб Эдвард, а спустя почти одиннадцать месяцев под Севастополем - отец. В течение года Викки жила в деревне на деньги, отложенные на этот случай отцом, но денег было мало - армия всегда скудно платила своим солдатам. Им полагалось с честью служить королеве, хотя Викки не понимала, что почётного в смерти в грязи на чужбине.
Когда оставленные отцом деньги закончились, она написала тёте Молли, и та пригласила её приехать и жить вместе в Нью-Йорке. Молли мало писала о семье, за исключением того, что дядя Джим - музыкант. Только она скрыла, что он играет в публичном доме.
В любом случае, других родственников у Викки нет. Тётка регулярно к Рождеству присылала письмо. Родня отца не в счёт. Он был лишён наследства, женившись на маме - певице лондонского мюзик-холла.
Когда Викки исполнилось тринадцать, отец впервые взял её в Лондон. После возвращения в глазах девочки поселилась грусть и задумчивость. Весь день они гуляли по городу. Вечером пошли в Ковент-Гарден послушать партию из оперы Беллини «Пуритане» в исполнении Джулии Гризи. Как она была взволнована! А потом, ожидая занавес и аплодируя актёрам, обернулась к отцу. Его лицо побледнело. Викки проследила взгляд. Около сцены в элегантной ложе сидела строгая, красиво одетая в белый атлас, надменная дама. Женщина, наконец, обратила на них взор, смерила тяжёлым взглядом, и решительно отвернулась, высоко подняв голову и жёстко поджав губы.
- Это твоя бабушка, Викки, - с горечью сказал отец, - не будем беспокоить её, лишь чтобы просто передать поклон. - И никогда больше не заговаривал о ней.
Викки спешила, оставляя за собой Файв-Пойнтс. Позади уже дюжина или больше винных лавок, где продают выпивку любому, кто заплатит, включая детей. Скоро задние комнаты лавок превратятся в бордели, обслуживая матросов, проституток и воров. На углах ютятся бакалейные лавки, магазинчики подержанных вещей, ростовщики и миссия Файв-Пойнтса, что ведёт заранее обречённую борьбу с целью вытащить развращённое быдло из скотской жизни.
Восемнадцать - слишком большой возраст продавать кукурузу. Работа для девочек. Но Викки отказывалась работать в винных лавках Пойнтса или в матросских притонах Ист-Ривера и Уотер-Стрит. Тётя Молли убеждала найти работу горничной в одном из великолепных особняков, где работали многие девушки, недавно прибывшие из Ирландии, но у Викки был упрямый и независимый характер, что здорово мешало карьере домработницы. Продавая кукурузу на отведённом углу Бродвея, - угол принадлежал ей по законам улицы, - она сама себе начальник. Никто не может ей сказать: сделай то, сделай это, шевелись, девочка!
Дядя Джим часто, изрядно приняв на грудь, противным голосом гнусавил:
- Надо же! Слишком хороша, чтоб работать, как другие девчонки. Ты всё время ведёшь себя высокомерно! Даже разговариваешь смешно, - передразнил её британский акцент. - А кончишь тем, что станешь проституткой. Так же, как и все! Вот увидишь!
Викки выросла в маленьком домике с воротами и хорошенькими окошками с эркерами, с небольшим, чистым клочком газона. Небольшой городок вдоль реки немногим более часа езды от Лондона. Кафедральный собор. Он всегда поддерживался в чистоте, а оставшаяся без матери девочка была любимицей едва ли не всех жителей городка. Для Викки покидать их было очень тяжело.
После изнуряющего сорокадневного плавания пассажиры, наконец, высадились в Нью-Йорке. Викки ни за что ни согласилась бы вновь пересечь океан в зимний шторм. На время карантина пассажиров тесной кучей разместили в грубом сарае. Она вспомнила первые жуткие часы. Среди прибывших бурно разрастались слухи, и, выходя на прогулку, девушка сжималась в комок от страха. Поговаривали, что у часто кашляющего старика заразная болезнь, и всех отправят обратно. А лежащий в лихорадке ребёнок - носитель холеры, кори, либо страшной оспы.
Но слухи оказались ложными. Больных признали незаразными. Всех здоровых и с деньгами - голос дрожал от волнения, когда Викки сообщила, что у неё семь долларов наличности - радушно приняли в Америке. Тётя Молли с двумя старшими детьми встречала в порту. Тяжесть упала с плеч. Это её семья. Теперь она не одинока.
Виктория всеми силами старалась скрыть потрясение, когда тётя Молли привела её в две крохотные комнатки, где им теперь предстояло жить ввосьмером. Женщина так гордилась старым пианино, что дядя Джим приволок с работы, и которое завладело большей частью кухни. Тётка восхитилась, узнав, что Викки умеет играть.
- У тебя способности, как у мамы! - хохотала тётя Молли.
Викки, полная страстного желания услышать больше о матери, с нетерпением ждала, что ей расскажут что-либо ещё. Отец говорил только об её красоте, мягком, ласковом характере и о том, что очень сильно любил маму. От тёти Молли Викки узнала, что обе сестры родились на ферме в Сассексе и уехали в Лондон в поисках более удачной жизни. Мама пела в мюзик-холле. Тётя Молли уехала в Нью-Йорк, где через несколько лет встретила Джима и вышла замуж.
Улыбка тронула лицо Викки, когда девушка вышла на Бродвей. Часть города распахнулась во всей полноте жизни. Каждую ночь её восхищал поток людей, спускающихся и поднимающихся по широкому проспекту. Нескончаемой вереницей плывут омнибусы, обычные повозки и частные экипажи. Яркие фонари ресторанов, баров и отелей заливают Бродвей бесстыдным, ослепительным блеском. Когда перед рассветом она покидала улицу, всё затихало. Лишь здесь на несколько часов можно забыть о Файв-Пойнтсе.
Она прошла вверх по Бродвею, к Баркли-Стрит, встала на обычном месте, на углу отеля «Астор Хаус», и сосредоточилась на продаже товара. Мимо проносились толпы народа. Все, по-видимому, куда-то спешили. Как далеко сейчас маленький домик, где они жили вместе с отцом и Эвардом! Лишь на шее, на узкой ленточке, Викки носила два воспоминания о той, другой жизни. Она всегда носила их: камею, подаренную папой на четырнадцатилетие, и медаль, которой наградили отца после гибели за королеву Викторию.
- Отличная горячая кукуруза, - весело зазывала она клиентов на культурном английском, так выводившим из себя дядю Джима. - С пылу, с жару! - одинаково вежливо обращалась и к покупателям, и к просто зевакам.
Сумерки быстро и незаметно перешли в ночь. Викки почувствовала, праздничное настроение спешащей мимо толпы коснулось и её. Ощущение, что все спешат на поиски развлечений. Чувство праздника коснулось на короткое время, пока она отвлекалась от мыслей, что необходимо найти любой способ вырваться из ужасной, маленькой квартирки в Файв-Пойнтсе.
- Горячая кукуруза, с пылу, с жару… - в изумлении замерла, вытаращившись на девочку, переходившую в опасном месте Бродвей. Мелинда, старшая из детей тёти Молли. Девочка, полная решимости, с проницательными, но испуганными от такого обилия транспорта глазами, пробиралась к Викки.
- Мелинда, ты что здесь делаешь? - Одиннадцатилетней Мелинде, в отличие от других детей Пойнтса, не разрешалось уходить далеко от дома. - Мать убьёт тебя за то, что ты прибежала сюда! Тебя ведь может задавить экипаж!
- Меня мама послала! - Мелинда запыхалась и довольно сияла. - Она просила тебя прийти домой, а мне велела остаться и продавать кукурузу. Мама говорит, это не сложно. - Мелинда безрассудно смелая девочка, но, тем не менее, сейчас она выглядит немного напуганной. - Только скажи, что нужно говорить.
- Почему мне нужно домой? - тревога сжала сердце. - Мелинда, в чём дело?
- Это всё папа. Мама сказала, что он слишком много принял на грудь. Теперь он без сознания, и мама сказала, что ты должна идти домой прямо сейчас.
- Мелинда, а причём я? - смутилась Викки.
- Тебе надо пойти в салон и играть вместо папы. Он ведь не хочет остаться без работы. Поторопись, Викки! Только сначала научи, что нужно говорить.
Викки недоверчиво взглянула на Мелинду. Тётя Молли не может рассчитывать, что она пойдёт в это ужасное место и будет играть там. Разум протестовал, но она всё равно коротко проинструктировала Мелинду, и дала небольшую пригоршню мелочи для сдачи.
- Никуда ни с кем не ходи, - предупредила её Викки. - Как только всё продашь, сразу же домой.
- Всё будет в порядке, - заверила Мелинда, ей не терпелось стать самостоятельной.
Викки дождалась удобного момента и перешла улицу. Омнибусы с выкрашенным белой краской верхом, элегантные экипажи, повозки с рекламой на боках плотными фалангами двигались вниз, по освещённой улице, то и дело создавая на перекрёстках опасные ситуации.
Девушка быстро шла вниз по Уорт-Стрит. Сможет ли она играть в этом ужасном месте? Но прекрасно понимала, что должна играть. От этого зависит работа дяди Джима. Он часто терял работу, и тётя Молли, оставляя детей, уходила из дома и бралась за всё, что могло принести хоть какие-то деньги.
Викки уныло взглянула на пару беспризорных, полуголых, несмотря на вечерний холод, ребятишек. Они что-то ощупью искали в сточных канавах. Здесь же рядом ковырялись свиньи. «Геральд» писал, что в Нью-Йорке десять тысяч таких детей. Ничего из прежней жизни в Англии не подготовило девушку к жизни в Пойнтсе, хотя в книгах Чарльза Диккенса она читала про лондонские трущобы, и вполне допускала, что такое может быть.
- Идите сюда, - быстро окликнула она детей, ощущая тошноту от их вида. - Идите ко мне… - дала каждому ребёнку по мелкой монетке, и те помчались прочь, ликуя от восторга.
При её приближении тётя Молли открыла дверь.
- Идти нужно немедленно, - голос звучал резко и скрипуче. - Ему сейчас всё до фонаря.
- Тётя Молли, но ведь я не очень хорошо играю, - запротестовала девушка.
- Они не обнаружат подмену, - раздражённо бросила тётка, - просто играй громче, и все будут довольны. Викки, ты должна сделать это, - продолжала настаивать та. - Джим должен быть на месте через пять минут.
Девушка, не мигая, смотрела в глаза тётки. Конечно должна. Тётя Молли приняла её, когда у Викки никого не осталось. Не имеет никакого значения, нравиться ей здесь жить, или нет. Значение имеет только одно - тётя Молли раскрыла своё сердце и дом, когда Викки в этом нуждалась.
- Конечно. Я пойду сейчас же, - прошептала, чувствуя, как в сердце заползает паника.
- Вот… - тётя Молли протянула руку к пианино за стопкой нот. - Возьми с собой, - она колебалась, глаза тревожно забегали. - Если кто-нибудь поведёт себя странно, просто скажи, что замещаешь дядю. Он сейчас болен, ясно?
- Да, мэм.
Решительно схватив листы с нотами, Викки вышла из дому, пытаясь удержать в голове переливающиеся через край инструкции тёти Молли. Вперёд, на Грин-Стрит! К дому с фонарём с надписью «НИНА».
Тётя Молли любила сюда заходить. Дядя Джим приводил в движение весь публичный дом. Несмотря на то, что настоящими публичными домами всё-таки считались заведения более отдалённых кварталов, здешние окрестности роскошнее, как и предложения.
Викки с отвращением приближалась к Грин-Стрит - самой известной улице в Соединённых Штатах. Услышала, как двое туристов спрашивали дорогу на эту улицу. Они шли, словно на поиски приключений.
Вымершая днём, Грин-Стрит оживала вечером, наполняясь туристами и клиентами, толпящимися во время гулянья. Зубы сжались от брезгливости, когда проходила мимо потрёпанных, ссутулившихся, облицованных красным кирпичом домов. Внимательный взгляд останавливался на газовых фонарях в чашеобразных плафонах из слегка окрашенного стекла, что ярко светили над каждой входной дверью. Большинство из них - красного цвета, некоторые, менее вызывающие, сами раскалились до красна. Чисто-белого цвета названия. «ЛИЗЗИ». «ЖЕМЧУЖИНА». «ФЛОРА». Бесконечные названия, и пустота в душе.
Сердце Викки застучало, как молот. Название на фонаре гласило - «НИНА». Место, где работает дядя Джим. Держа перед собой листок с нотами так, чтобы он бросался в глаза, открыла дверь и вошла внутрь.
Между двумя окнами небольшого зала пианино. Окна занавешены тяжёлой зелёной камкой , чтобы уберечь клиентуру от взглядов праздношатающихся снаружи толп туристов. Над пианино из высокой красной вазы свешивается розовая гроздь бумажных роз. Небольшие пурпурные диванчики окаймляют три стены. Над каждым диванчиком висит зеркало. В центре комнаты истёртый до дыр ковёр с претензией на восточный. Свет фонарей приглушён.
Женщина в юбке кричащего жёлтого цвета и с изрядно нарумяненным лицом двинулась к Викки. Пронзительный взгляд ощупал девушку, заставив съёжиться.
- Меня прислал Джим, мой дядя, - заикаясь, проговорила она, лицо пылало. - Он болен, но я умею играть на пианино. - Она глубоко вздохнула, приводя себя в норму. - Вы - мисс Нина?
- Да, - усмехнулась женщина. - Я - Нина. Значит, Джим прислал тебя давить на клавиши. - Женщина, казалось, колеблется. Не имея ни малейшего желания оставаться здесь, Викки надеялась, что её сейчас выгонят, и сразу же почувствовала себя виноватой. Она ведь здесь, чтоб помочь тёте Молли. - Что-то говорит мне, это - плохая затея, но у меня нет выбора. Садись за инструмент и начинай играть. Будешь играть, пока не скажу, что пора домой, - Нина шумно рассмеялась, тряся головой, и кивнула высокой блондинке в красном атласном халате, которая в это время спускалась в зал. - Смотри, что нам Джим прислал!
Викки села за инструмент и заиграла, игнорируя всё вокруг. Играла то же, что и дядя Джим. Совершенно новые, незнакомые песни. «Элин Бэйн», «Русоволосая Джини», «Музыка носится в воздухе», «Вилли, мы тебя не заметили». Усилием воли заставила себя уткнуться в ноты, избегая смотреть на вереницу мужчин, забредавших в зал по своим делам. Но голоса эхом отражались в маленькой комнате. Некоторые вели себя шумно; другие угрюмо и вызывающе молчали.
Нина вызывала девушек, те выходили по двое и через некоторое время уходили с клиентами. Викки старалась не слушать разговоры. Как правило, это странные требования кого-то из клиентов. Потом какой-то клиент вызвал суету, требуя показать нескольких девушек. И всё это происходило на хриплом непрерывном фоне, издаваемом пианино.
Входная дверь открывается и закрывается со тревожащей частотой. Нина в приподнятом настроении приветствует каждого нового посетителя. В зале дожидаются два клиента. Парочка неторопливо разговаривает на диване и моложе прочих. Оба явно смущены. Называют друг друга Алекс и Фрэд. Непроизвольно прислушиваясь, Викки узнала, что они учатся в колледже в городе с названием Принстон. Оба, кажется, чувствуют себя неловко. Алекс рассказывал о Новом Орлеане.
- Пойдём на ужин к Чарли Пфэфсу, - важно предложил Фрэд. - Возможно, увидим Аду Клэр. Она южанка. Удивлюсь, если родом из Вирджинии.
Алекс рассмеялся:
- Её зовут Джейн МакЭлхни и она двоюродная сестра моей бабки по линии матери.
- В Нью-Йорке, - возразил Фрэд, - её зовут Ада Клэр и она королева богемы.
«Что такое богема?» - подумала Викки.
Дверь открылась, и появился новый клиент: коренастый, чванливый и агрессивный. Нина шагнула вперёд, встречая бурными приветствиями. Очевидно, он из завсегдатаев.
- Мне не нужны ни Флора, ни Лулу, - возразил он, когда Нина указала на двух девушек, предназначенных ему. - Вы можете предложить намного лучше. Я хочу профессионалку. - Он заколотил кулаком по стене в такт словам. - Я плачу деньги, и получу, что хочу!
- Опачки, похоже в этом борделе появилось что-то новенькое, - Клем неуклюже направился к пианино. - Хороша крошка, - и плотоядно улыбнулся, наклоняясь к Викки.
Её передёрнуло от отвращения, прежде чем облако пьяного дыхания коснулось носа. Тяжёлая, волосатая ладонь всей тяжестью опустилась на девичье плечо. Глаза Викки метнули молнии, сердце глухо застучало, но она упрямо продолжала играть.
- Отойдите, - зашептала она, внезапно почувствовав, как в комнату вошёл новый посетитель.
- Алекс! - раздался глубокий и властный голос красивого темноволосого молодого мужчины. - Какого чёрта ты здесь делаешь?
- То, что в записке, - Алекс сильно занервничал. - Какого чёрта, Майкл?
- Клем, - льстилась Нина, - идёмте наверх и…
- Эй, крошка, пойдём, - пьяно увещевал Викки Клем. - Пойдём вон в ту маленькую комнатку.
- Отойдите! - Викки отдёрнула руки от клавиш. - Не прикасайтесь ко мне! - Ярость вытеснила страх. - Убирайтесь!
- Клем, не заводитесь, - взволнованно умоляла Нина. - Она не из моих девочек… - но тяжёлые руки Клема уже сжимали плечи Викки. - Это - племянница Джима, сегодня вместо него…
- Сэр, перед Вами юная леди, - спокойно вмешался в происходящее новоприбывший. - Уберите руки.
Клем выпрямился, презрительный взгляд упёрся в высокого незнакомца.
- Ещё не хватало, чтобы какой-то молокосос учил меня жить, - съязвил он, угрожающе надвигаясь на молодого человека.
- Майкл! - крикнул Алекс, но Майкл уже покачнулся от удара кулака. - Майкл, врежь ему! - Алекс, а за ним Фрэд, ринулись на помощь Майклу.
Когда Алекс уже замахивался на Клема, на лестнице в сопровождении девушек показались двое мужчин и с важным видом стали спускаться.
- Врежь им! - крикнул один из мужчин. - Задай как следует!
В мгновение ока в комнате завязалась драка. Девушки и Нина пронзительно визжали, тщетно пытаясь растащить сошедшихся в жаркой схватке клиентов. Викки съёжилась за инструментом, не сводя глаз с самозваного спасителя.
- Прекратить! - завопила Нина. - Вы же приведёте ко мне фараонов! Меня закроют! - Придя в ярость, она осмотрелась. Взгляд наткнулся на Викки. - Это всё из-за тебя, маленькая сучка! - Она кинулась к Викки, и в этот момент Клем рухнул на пол.
- Довольно! - Майкл властно отбросил руку, которой Нина собиралась схватить Викки. - Оставьте!
- Уведите её отсюда, пока хозяйка её не убила, - нервно предупредила девушка в красном атласном халате, две другие пытались успокоить Нину. Та указала в направлении коридора. - Можешь уходить.
- Пойдём, - скомандовал Майкл, приобняв Викки и уводя из зоны досягаемости Нины. - Алекс, Фрэд, пошли отсюда!
Слепо следуя распоряжениям Майкла, ощущая на талии мужскую руку, Викки быстро прошла по узкому коридору.
Майкл протянул руку к двери и, услышав пронзительную трель полицейских свистков, раздававшихся уже в зале, вытолкнул девушку в безлунную ночь:
- Уйдём здесь.
Они неслись по зловеще тёмному переулку. Кошка сердито мявкнула, когда в темноте девушка чуть не налетела на неё. Сзади слышится топот бегущих ног. Викки догадалась, что это друзья Майкла.
Запыхавшиеся, они выскочили на залитую светом улицу. В первый раз Викки отчётливо разглядела молодых людей. Высокий, худощавый, очевидно брат Майкла. Сходство было поразительное: такие же тёмные глаза, немного полные чувственные губы, резко выраженные черты лица. Второй ниже ростом, крупнее, с более светлыми волосами.
- Сейчас поймаю экипаж и отвезу Вас домой, - Майкл попытался успокоить Викки.
- Я не могу идти домой, - прошептала Викки. - Из-за меня дядя остался работы. - Ужас бил из неё ключом.
- Как он мог послать Вас в такое место? - глаза Майкла запылали гневом.
- Он муж моей тёти, - объяснила Викки. Между ними не было кровного родства, и она с вызовом продолжила: - Я должна была туда пойти, когда они попросили.
- А что с Вашими родителями? - спросил Майкл.
- Мама умерла, когда мне было два года. Отец был офицером Британской армии. - на лице Майкла появилось удивление. - Он погиб под Севастополем. А тётя приняла меня.
- Куда же Вы теперь? - В глазах мужчины читалось сострадание и участие.
- Мне нужно подумать, - Викки постаралась придать лицу гордое выражение. - Всё будет в порядке, - сказала она, но прозвучало неубедительно.
- Давайте поужинаем и поговорим, - твёрдо сказал Майкл. - Алекс, найди для нас экипаж.
2
В экипаже Майкл откинулся назад и мрачно разглядывал брата и его соседа по комнате. Девушка, пристойно сидевшая рядом, не выказывает ожидаемых признаков истерики, и он ей благодарен. Сейчас не место для откровенного разговора с Алексом. Разговор один на один, которого Алекс, зарегистрированный в том же отеле, избегает все эти дни, вынуждено откладывается до утра.
Он даже не видел Алекса. Лишь вернувшись из банка с накалённого от эмоций совещания с мистером Флемингом, он подсунул ему под дверь записку. «Мы у Нины на Грин-Стрит, - прочёл Алекс. - Увидимся позже». И блудный сын клюнул.
Чёрт, почему мама так настаивала, получив вызывающее письмо от Алекса, чтоб он лично отправился в Нью-Йорк? И даже то, что он теперь практикующий поверенный адвокат, не избавило от необходимости быть у мамы мальчиком на побегушках. О чём, чёрт возьми, думали Алекс и его сосед, проигнорировав занятия и устроив склоку в «Сэнт-Николас-Хотел»? Отец Фрэда - один из богатейших плантаторов Вирджинии. Его богатство выражалось деньгами, а не количеством земель и числом рабов, как у Иденов.
Алекс обязан вернуться в Принстон. Он должен понимать, что мама не вышлет ни цента, пока он не займётся образованием. «Колледж их возьмёт обратно, - размышлял Майкл. - Алекс и Фрэд не первыми, кто купился на прелести богатой жизни Нью-Йорка».
Майкл нервно заёрзал, вспоминая второе поручение матери. Если б он ни разу не был в Нью-Йорке, его бы не послали встречать пароход Эвы, что приходит на неделе. Прошло десять лет как Эва покинула Эдем. Зачем вернулась? Как он вновь сможет жить с ней под одной крышей? На Майкла накатила волна отвращения.
Мама не могла знать о его потрясении, когда утром он вскрыл торопливо написанное письмо. «Майкл, я только что получила известие от тёти Эвы. Она возвращается домой. Пожалуйста, останься ещё на несколько дней в Нью-Йорке, встреть её и вернитесь вместе».
Если Эва вернётся, в Эдеме ничего не останется прежним. Он помнит вспышки ярости, властные приказания. И помнил то, что поклялся забыть.
- Как папа с мамой? - прервал размышления Майкла Алекс. То, что брат пришёл за ним в бордель Нины, взбесило Алекса, и только присутствие Викки предотвращает ссору. Это ясно. Но Майкл напомнил себе, что на Грин-Стрит двадцатилетние студенты сами полезли на рожон, и Алекс уже получил порцию оплеух.
- Отлично.
- Папа всё ещё грозиться добыть себе место в Законодательной палате? - в голосе ирония.
- Он считает, что инвалидное кресло будет помехой, - Майкл сделал вид, что не заметил иронию. Но Алекс понял. В Эдеме они жили в отдельном доме. Всё в мире, включая семью, для отца было врагом номер один. Такое отношение появилось после удара, случившегося с отцом восемь лет назад и окончившегося параличом.
- Я часто вспоминаю его, - в голосе Алекса обманчивая нежность. - В воскресенье, как обычно, собирает рабов, все три сотни, разглагольствуя о том, как много он для них делает, и чем они ему обязаны. Какие они негодные и ленивые. В течение двух часов они вынуждены сидеть и слушать весь этот бред. А с ними и мы с тобой.
- Таковы папины привычки, - резко сказал Майкл. Что за дьявол творится с Алексом? Обсуждать отцовы привычки при посторонних.
- Папе следовало бы родиться в семье Габсбургов. Возможно, тогда он был бы счастлив.
- Эва возвращается, - Майкл резко сменил тему.
Алекс пристально посмотрел на него, и усмехнулся:
- Ого! Чего это принцессу несёт из Европы?
«Неужели помнит Эву?» - удивился Майкл. Вообще-то должен помнить. Ему было десять, когда Эва отправилась в двухмесячную поездку к родственникам в Лондон. Поездка, устроенная отцом, растянулась на десять лет.
- Деньги, - грубо проронил Майкл. - Мама писала, у неё тяжёлые времена. Эва сейчас без гроша.
Чувствовала ли мама вину, что, отдав ему и Алексу землю в порядке наследования без права отчуждения, исключила из доли Эву? Майкл, конечно, допускал, что есть соглашение, согласно которому мама будет заботиться о младшей сестре. Но запросы Эвы колоссальны.
- Здесь так холодно и противно, - поёжился Алекс. - Бьюсь об заклад, дома всё иначе. - Вспышка плохо скрываемого голода полыхнула в тёмных глазах. Жаль, мама последние три года упорно держала Алекса подальше от школы, хотя он и так неохотно её посещал.
- У нас уже кругом зелень, - вяло подтвердил Майкл. - Деревья в цвету.
Но когда Алекс на лето приехал домой, мать отволокла его в Батон-Руж, полагая, что в Эдеме от него мало толку. Вскоре он уехал в модную частную школу в Вирджинии, где встретил Фрэда
- Хилда принесла очередной приплод, - продолжил Майкл. - На этот раз восьмерых. - Хилда была собакой Алекса.
- Хилда - одна из самых прекрасных английских сеттеров, которых кто-либо когда-либо видел, - сказал Майкл, обращаясь к Викки. - Вам нравятся сеттеры?
Викки ослепительно улыбнулась:
- Мне нравятся все собаки.
Как вспышка молнии перед мысленным взором Майкла предстала картина, как Викки прогуливается по лужайке Эдема, а за ней по пятам бегут собаки.
- Дома мы держали собаку, иногда две, - по взгляду девушки ясно, что она опять думает о прошлом.
- Сколько Вы уже в Нью-Йорке? - спросил Майкл.
Что такая девушка здесь делает? Одна в полумиллионном городе?
- Уже шесть месяцев, - голос подавленный.
Он вспомнил газетные сводки о Крымской войне. Грязное дело, многим причинило страдания.
- Скучаете по Англии? - спросил он с мягкостью, которую отец считал недостойной мужчины и подумал - «Зато Алекс полностью соответствует отцовскому эталону настоящего мужчины».
- Я скучаю по отцу и брату, по нашему маленькому домику, - голос, словно мучительный шёпот. Майкл сразу обратил внимание, что она англичанка. Голоса разных людей всегда производили на него впечатление. Голос девушки чудесный: акцент, очаровывая, безошибочно выдавал настоящую леди. Как, наверное, противно ей играть в борделе!
Экипаж остановился перед огромным, облицованным белым мрамором, отелем «Сэнт-Николас-Хотел». Нью-йоркские отели поражали Майкла. Каждый - город в городе. С бильярдными, парикмахерскими, почтовыми офисами, газетными и табачными киосками, библиотеками и торговцами цветами. И рестораны работают с шести вечера до трёх ночи.
Почему Викки смотрит на отель в таком оцепенении? Тут до него дошло.
- Здесь прекрасный ресторан, - как бы между прочим сказал Майкл. - Можно поужинать и поговорить.
Вошли в фойе, поражающее обилием зеркал и предметов искусства из резного стекла, мрамора и бронзы. Кто-то уверял Майкла, что занавески из золотой парчи стоят сорок пять долларов за ярд. «Интерьер достаточно шикарен, чтобы внушить благоговение даже Алексу», - подумал он с едва заметной иронией.
В ресторане ужин подавали с девяти вечера до полуночи. Их проводили к скромному столику в углу, на стол легло меню.
- Мама всё ещё устраивает банкеты? - тихо спросил Алекс.
Алекс начинает раздражать. Мама писала Алексу о постоянных банкетах, цель которых женить Майкла на какой-нибудь юной незамужней леди. Когда же она одумается? Уныние, часто наполняющее жизнь, вновь накатило на Майкла.
- Да, мама до сих пор принимает очень много гостей, - с неохотой уступил он. Майкл устал. Каждая незамужняя женская особь преследует, где бы он ни появился. Каждая мамаша, чьи дочки достигли брачного возраста, раболепно обхаживает Майкла. Чёрт, даже судебные дела, которые при обычном раскладе попали бы к более престижному адвокату, быстро переданы ему. Причина? Холост и потенциальный наследник Эдема.
Ну почему, если ты мужчина и тебе больше двадцати одного, обязательно должен жениться? Майкл всё-таки пришёл к согласию с самим собой. Он может проснуться утром и ничего не опасаться, пока снова не уснёт. У него практика, немного друзей в Новом Орлеане, разделяющих его взгляды на этот суетный мир. Да и как он может оставить мать?
- Я всё, - Фрэд с энтузиазмом просмотрел меню. - Школьная столовка не чета этой.
Майкл сосредоточился на заказе. Немного смущают высокие, по сравнению с Новым Орлеаном, цены. Но заметив, что Викки знает, как вести себя в такой обстановке, успокоился. Девушка всё же слегка хмурилась, её радостное волнение омрачалось беспокойством.
- Викки, я узнаю, есть ли для Вас здесь номер, - быстро сказал он. Она, казалось, собиралась запротестовать. - Завтра, - быстро и настойчиво, не давая ей заговорить, продолжил Майкл, - я буду в банке и поговорю с мистером Флемингом по поводу работы для Вас. - Однако оригинальное предложение устройства будущего Викки лишь только формировалось в уме и должно отвечать их взаимным интересам.
Игнорируя её серьёзность, Майкл для всех заказал, особо не выбирая, говяжье рагу, картошку, а на десерт горячий яблочный пирог и кофе. Мысли навязчиво вертелись вокруг необычного предложения, что упорно лезло в голову.
Алекс и Фрэд с юношеским энтузиазмом вели беседу, как проводят вечер светские люди, соблюдая, однако, осторожность, не будучи уверенными в реакции Майкла.
- Никто не приезжает в Нью-Йорк, не посетив «Лувр», - уверял Фрэд. - Это самый модный бар в городе. Я угощаю, Алекс, - величественно сказал он, чувствуя себя несколько обязанным за ужин.
- И самый дорогой, - цинично предупредил Майкл. Алекс не имел ни малейшего понятия, в каком финансовом положении семья, считая само собой разумеющимся, что всегда есть немало свободных денег.
Их обслужили с быстротой, достойной всяческих похвал. Майкл улыбнулся, заметив, как глаза Викки расширились от обилия принесённой еды. Прекрасные нью-йоркские отели подавали на стол с такой щедростью, словно плантации Юга.
Когда подошло время десерта и кофе, Алекс и Фрэд забеспокоились. Майкл перехватил нетерпеливый обмен взглядами.
- Если хотите уйти, ради Бога, - небрежно бросил Майкл, - только, Алекс, загляни ко мне перед завтраком. Мне нужно с тобой поговорить.
- Мамины наказы? - отпарировал Алекс.
Когда они с Викки остались пить кофе, Майкл стал рассказывать об Эдеме. Заказал свежий напиток, ободрённый, что Викки тепло и с интересом слушает о плантациях в десять тысяч акров. С тревогой Майкл подумал, девушка не имеет абсолютно никакого представления об институте рабства. В Англии оно запрещено с 1807 года. Не беда, сказал он себе. Он же не предлагает ей стать рабыней.
- Викки, я понимаю, что Вы беспокоитесь о своём будущем, - медленно начал Майкл. - Я имею ввиду положение, положение в обществе, - подчеркнул он, - хотя внешне это обычно выглядит иначе. - Она серьёзно слушала, не имея ни малейшего представления, что ей собираются предложить. - По собственным соображениям, Викки, я предлагаю Вам то, что в некоторых кругах известно, - едва заметная улыбка, - как брак по расчёту. - На этой фразе она встрепенулась. Девушка не была уверена, правильно ли поняла сказанное. - Выслушайте меня, Викки, - настойчиво умолял Майкл, перегнувшись через стол, чтобы она могла слышать. Викки покорно слушала, пытаясь переварить услышанное. - У Вас в Эдеме будет собственная комната. У Вас будет всё, чтобы жить в достатке. Но в глазах моей семьи и наших друзей Вы будете моей женой.
- Я читала о таких вещах, - прошептала она. - В романах.
- Викки, это было бы здорово для нас обоих, - убеждённо сказал он. Душу охватила тревога. Родители наверняка что-то заподозрят. Но ничего не докажут. Викки вполне подходит. Кто сможет возразить? Дочь британского офицера, погибшего под Севастополем. Она леди, хотя ни южанка, ни богачка. Отца едва ли можно было назвать богачом, когда тот женился на маме. Плантацию назвали Эдемом только после смерти деда и бабки Майкла по требованию отца. За пять поколений до этого её знали как Эйнсли-Эйкез.
- Если вдруг решите, что с Вас хватит, оформим развод. Я юрист, Викки, и знаю, как делаются такие дела. Если пожелаете, я выдам Вам легальный документ соответствующего содержания.
- И чем я буду заниматься? - Викки пыталась представить себя в непривычной ситуации.
- Чем и все молодые жёны в Луизиане, - он попытался свести всё к шутке. - Быть всегда красивой. Несколько раз в год ездить в Новый Орлеан за покупками, ходить в театр, посещать ужины и балы, когда нас пригласят. Читать, наконец.
Слава Богу, он больше не будет подходящим женихом, который изредка, но всё же встречается.
Синие глаза сияли. Майкл понял, девушка начинает видеть выгоду. Обоюдную выгоду. Для неё - спасительная ниточка, ведущая к обеспеченности и защищённости, а он избавляется от надоевших усилий матери наконец-то его женить. А ещё Викки стала бы буфером между ним и Эвой.
- Мы останемся в Нью-Йорке ещё несколько дней. Мне нужно узнать, когда прибывает пароход моей тётушки. И на этом я заканчиваю все дела, - его охватило мрачное предчувствие. - Вы останетесь здесь, в отеле. - Он сделал паузу, сам ощутив важность сделанного предложения.
- А твоя семья? - с ужасом спросила она. - Что скажут они?
- Викки, мне двадцать четыре года и я сам себе хозяин, - голос напряжён. - Скажу, что в Нью-Йорке встретил очаровательную юную леди и решил покончить с холостым положением, - улыбка стала циничной. - Мать героически пытается сделать это на протяжении четырёх лет. - В тёмных глазах мелькнул вопрос. - Нужно сообщать твоей тёте, что выходишь замуж? Свадьба завтра, - решил Майкл. - Я справлюсь о баптистском священнике. Ты какой веры? - вопрос явно запоздал.
- Я верю в Бога, - тихо ответила Викки. - Папа всегда говорил, что случается то, что не может не случиться. Буду счастлива обвенчаться с тобой по баптистскому ритуалу, - она говорила с удивительным достоинством. - Но тётю Молли надо известить, - глаза, обрамлённые густыми ресницами, излучали тревогу. - Не могу допустить, чтобы она беспокоилась обо мне.
- Напиши письмо, - подсказал Майкл. - У меня утром будет посыльный, он доставит его в первую очередь. - Он заколебался. - Если тебе захочется, чтобы она присутствовала на церемонии…
- Нет, - быстро сказала Викки, - лучше просто напишу. И напишу снова, когда приедем в… - нахмурилась, вспоминая место, о котором упоминал Майкл. - в Луизиану?
- В Луизиану, - подтвердил он. - Час езды от Нового Орлеана. Один из самых сказочных городов в мире.
Викки закрыла дверь номера в «Сэнт-Николас-Хотэл».
Завтра баптистский священник сделает её женой Майкла Идена. Через четыре дня они возьмут экипаж до Нью-Джерси, где ждёт поезд. Это будет началом длинного путешествия до Нового Орлеана. Сначала в экипаже, потом на поезде и на пароходе.
Ей будет не хватать тёти Молли и её детей, но она сбежит от всей гнусности Файв-Пойнтса. Некая сила, невиданная и могущественная, может быть сам Бог, вмешалась в её судьбу.
Затем под напором логики радостное настроение сделало резкий вираж. Родители Майкла, разумеется, узнают, что он познакомился с Викки только во время последнего приезда в Нью-Йорк. Что же это за девушка, спросят они себя, которая выходит замуж после столь короткого знакомства? Майкл ведь никогда не расскажет, как они познакомились?
И почему Майкл так желает этого брака? Может, есть кто-то, кого он любит, поддерживает отношение, но не может жениться? Закрыть на это глаза?
Неважно. У неё нет выбора. Она будет придерживаться взятых обязательств. Будет вести себя перед друзьями и роднёй Майкла, как преданная и нежная жена. Щёки залились краской. Майкл Иден был самым красивым мужчиной, кого она когда-либо знала.
Стоп! Никаких романтических фантазий. Майкл её нанял. Добрый, внимательный, но он не для неё. Между ними ничего не может быть более того, что есть сейчас.
Майкл проснулся рано, как будто было обычное утро в Эдеме. Лишь позже звуки улицы чужого города, доносящиеся до пятого этажа отеля, напомнили, где он. Тотчас же мужчина вспомнил о принятом ночью решении. Такая поспешность для него не характерна. Сегодня, к трём часам пополудни он женится.
Майкл считает, что оказывает неплохую услугу Викки Уикершем. Одна в этом мире, вынужденная жить в отвратительных условиях. Она, несомненно, выигрывает, выходя за него замуж.
Он протянул руку за часами и завёл их. Аккуратная память Майкла систематизировала всё, что должно быть сделано. Скоро придёт Алекс. В одиннадцать встреча с мистером Флемингом. До этого, после разговора с Алексом, завтрак с братом и Викки. Договориться передать с посыльным письмо тётке Викки. Посетить вместе с невестой магазин для покупки подходящего гардероба.
Он нахмурился. Чёрт, положение весьма неординарное. Что подумает её тётя? Но Викки оказалась смышлёной. Она сделает всё, что надо, и весьма убедительно. Эта женщина вряд ли придёт, чтоб бегать тут с дробовиком в руках. В любом случае на церемонию её нужно пригласить.
Когда раздался стук в дверь, Майкл был одет и побрит, удручённый мыслью о том, как наименее болезненным способом сообщить родителям неприятное известие о женитьбе.
- Войдите, - пригласил он, включаясь в предстоящую встречу. Майкл никогда не чувствовал себя комфортно в присутствии Алекса. Иногда брат, чей взгляд мог выражать такую затаённую боль, казался на несколько лет старше. Они с Алексом никогда не вспоминали о тягостном времени трёхлетней давности, которое закончилось тем, что Алекса отправили обратно в школу. Причина в маме. Алекса просто изгнали из Эдема. Лучше, если бы они тогда всё-таки поговорили. «Бедный Алекс», - с жалостью подумал Майкл.
Открылась дверь, и в номер вошёл Алекс. Взгляд настороженный.
- Знаю, Майкл, что ты скажешь, - Алекс цинично улыбнулся. - Мама взбешена, что я бросил школу.
- Алекс, тебе нужно вернуться, - спокойно сказал Майкл.
- А если я не… - с вызовом произнёс брат.
- Мама не вышлет тебя больше ни цента, - резко прервал Майкл. Брат замолчал. - Тебе, Алекс, следовало бы знать, что нам пришлось потуже затянуть пояса. Переговоры с посредниками прошли плохо. Они не хотят платить аванс как обычно. Но на содержание в колледже мама сможет высылать тебе деньги.
- Она могла бы содержать меня и в Нью-Йорке, - вызывающе вздёрнул подбородок Алекс. - Пусть продаст раба, а лучше двух. - Он пожал плечами, - чтобы вести дела в Эдеме не нужно держать три сотни душ.
- Триста рабов ещё не значит столько же рабочих рук, - подчеркнул Майкл. - Некоторые слишком стары для работы. Другие ещё совсем дети. Кроме того, ты же знаешь, что мама не продаст никого из рабов, - с явным нетерпением добавил Майкл. К тому же, как он знал, у неё была навязчивая идея увеличить число рабочих рук.
- Так пусть продаст несколько акций, - отпарировал Алекс.
- А это уже другая проблема, - грустно сказал Майкл. - Отец выкинул очередной фокус. Продал огромное количество акций и вложил деньги в строительство железных дорог. Даже не посоветовавшись с мамой.
- Железнодорожный капитал тоже неплохо, - пожал плечами Алекс.
- В железные дороги сейчас перетекает слишком много денег, - серьёзно ответил Майкл. - Это меня беспокоит. Но давай не будем об этом. Я хочу, чтобы ты завтра вернулся в Принстон. Уверен, договоримся, чтоб тебя приняли обратно.
- Почему я обязательно должен вернуться? Я не хотел ехать в тот, первый городок. - У него задёргалось веко. Что значит исходящее от Алекса чувство безнадёжности? - Мама дёргает нас за верёвочки, как марионеток. Надо было паковать чемоданы и ехать на Запад. Там всё ещё живут за счёт золотых приисков.
Но Майкл знал, что тот никуда бы не поехал. Алексу двадцать, и он слишком испорчен роскошной жизнью.
- Ты вернёшься в колледж, Алекс, - устало произнёс Майкл. - Завтра же.
- Я предпочёл бы домой, - настаивал Алекс. - Сколько можно быть в ссылке?
- Пока не получишь диплом. К тому же, - попробовал утешить брата Майкл, - скоро приедешь домой на лето.
- Ага, и пробуду там три дня, - с горечью парировал Алекс. - Мама потащит меня в Батон-Руж или в Билокси. - Он внимательно посмотрел на Майкла. - Отец когда-нибудь рассказывал, почему меня выгнали из Эдема?
- Говорят, что-то было между тобой и Джанин, - ответил Майкл. Он помнит эту прелестную, четырнадцатилетнюю девочку с золотистой кожей. Летом она работала на кухне. И вдруг Алекса быстро сплавили в школу. - Не ты первый и не ты последний путаешься с рабынями.
- Папа ничего тебе не говори л. - Алекс засиял мстительным торжеством. - Папа не мог смириться с этим, правда? - Алекс внезапно как будто выдохся от душевного волнения. - Ладно. Я скажу Фрэду, что возвращаемся в Принстон.
«С чем не мог смириться папа? - подумал Майкл. - С тем, что пока он в инвалидном кресле, парализованный ниже пояса, Алекс флиртует в лучших традициях Барта Идена? Или что-то ещё?»
- Алекс, тут вот ещё что. - Майкл с трудом заставил себя вернуться из трясины прошлого. - Я женюсь на Виктории Уикершем. Сегодня днём.
Алекс с недоверием уставился на брата.
- Майкл, ты в своём уме?
- Это выгодная сделка для нас обоих, - смущаясь, проговорил Майкл. - Мы ночью подробно всё обсудили.
- Мой брат, поверенный адвокат с холодным разумом, - усмехнулся Алекс, - женится на девушке, которую встретил ночью в борделе!
- Алекс, заткнись!
- Не верю! - Алекс продолжал таращиться. - Ты, видать, здорово зол на маму, раз хочешь с ней так обойтись?
- Я ни как не собираюсь обходиться с мамой, - отпарировал Майкл, - Просто привезу домой жену.
- Майкл, у тебя не будет ни минуты покоя. Мама не позволит тебе сделать это и выйти сухим из воды.
- Это будет fait accompli , - резко ответил Майкл. - И маме придётся смириться.
- Никто не убедит маму, ты же знаешь, - нахмурился Майкл. Когда Алекс переходил на вкрадчивую манеру общения, он мог быть опасным.
- Ты мог бы поговорить с ней, - глаза Алекса вспыхнули. - Скажи, что я влип в большие неприятности. Скажи, что нашёл меня в борделе у Нины.
- Пошли завтракать, - резко сказал Майкл. - У меня впереди тяжёлый день. Возникло очень много дел, которые нужно сделать.
- Да, действительно, - растягивая слова, произнёс Алекс, - ты и вправду женишься.
С удивлением Майкл осознал, что вспотел, хотя в комнате, где священник проводил свадебную церемонию, было прохладно. Алекс и Фрэд стояли рядом. Так в самую последнюю минуту захотел Алекс. Майкл успокаивал себя, что Фрэд никогда не приедет погостить в Эдем. Ни один человек не узнает о необычной ночной встрече между женихом и невестой.
- Кольцо, пожалуйста, - сказал священник с едва заметным нетерпением. До Майкла дошло, что тот просит уже второй раз. Брат тоже не обращает внимания на церемонию.
Алекс подошёл с простым свадебным колечком, второпях купленном утром в ювелирной лавке, которую рекомендовал знакомый клерк в банке. Возле лавки крошечный магазинчик предметов культа. Там Майкл выбрал подарок для Бена Вассермана. Он знает, что подарок - прекрасный шёлковый платок для молитвы во время субботней службы в синагоге Туро - будет принят с глубокой благодарностью.
Майкл надел кольцо на палец Викки. Голос звучал незнакомо, напряжённо, когда повторял слова за священником. По окончании церемонии, едва коснувшись, поцеловал Викки в щёку, в то время как священник и его жена, казалось, только этого и ждали.
Мама будет переживать, а отец от её переживаний повеселеет. Наконец-то она перестанет подсовывать ему Бетси Харрис, странную и сентиментальную Бетси Харрис, чей отец - самый богатый человек в штате.
Дело сделано, подумал Майкл со смесью ликования и мрачного предчувствия. Он женился.
3
Эва застыла на палубе «Кьюнард Лайн». Моросит слабый, мелкий дождь. Скоро она пойдёт в каюту, оденется для последнего праздничного обеда, будет сидеть за капитанским столом, что подобает, как высокомерно считала, прекрасной принцессе Эве Радзинской. Но утром пароход прибудет в Нью-Йорк, и она будет вынуждена начать тупое, нудное путешествие в Эдем.
Сара должна была выслать ей деньги. А ведь отец наказал Саре делиться. В груди постепенно закипает ярость. Неужели Саре трудно продать несколько рабов? На вырученную сумму можно в течение двух лет прилично жить в Париже. Она исчерпала все усилия, выйти замуж за Руди, а тот отказался помогать деньгами. Ну почему он не женился на ней? Ведь она всё ещё красива: глаза такие же зелёные и блестящие; волосы - того же огненно-рыжего цвета, который мама называла вульгарным, а папа просто обожал; лишённая морщин кожа такая же молочно-белая.
- Эва, возвращайся на плантации, - растягивая слова, говорил Руди, узнав о её проблемах. - Тебе явно надоела Европа.
После он вёл её в постель. Это было восхитительно. И она думала, что сейчас Руди обязательно захочет, чтоб она осталась. Но он не хотел.
Эва надменно считала, что могла бы выйти замуж десять, нет, пятьдесят раз. Но она лелеяла свободу. И тут появляется Руди. Почти шести лет она и художник были близки. Любовь, сильная ссора, снова любовь. Первые два года всё было прекрасно, потом он как-то необъяснимо изменился. Теперь, чтобы её писать, одной любви стало мало. Он требует огромных комиссионных. Деньги нужны для различных приёмов, где он усердно добивается расположения дочери одного из Ротшильдов.
Эва закрыла глаза, игнорируя прохладу на лице от лёгкой измороси, и вспомнила последний раз с Руди. Она проснулась уже после полудня. За окном сырой, серый день. Как же болит голова! Последний бал в Париже должен был превзойти все балы. Подумала, что бал длился Бог весть сколько времени. С яркостью, причинявшей ей боль, Эва заново пережила тот день…
Недовольно нахмурившись, открыла глаза. По кухне туда-сюда ходит Мари. Девушка не отважилась её будить даже в последний день работы. Завтра утром, в омерзительно ранний час Эву поднимут с постели, посадят на корабль до Лондона. А ещё один корабль, в свою очередь, доставит в Соединённые Штаты.
Дверь спальни слегка отворилась, и появилось живое лицо Мари.
- Мадам ля принсесс желает кофе? - спросила Мари по-французски.
- Прекрасно знаешь, что да, - высокомерно выпалила Эва.
Мари знает, что Руди отказался на ней жениться. Мари надеялась остаться прислугой в доме, что Руди отнял у Эвы, естественно, чтобы присматривать за домом, пока та не вернётся. И тем временем пользоваться им, как личным пристанищем, где можно работать. И как личным борделем, с презрением подумала Эва. Руди был ненасытен.
Эва была очень молода, познакомившись с Руди. Всё ещё страдала от боли, причинённой ужасным браком, вначале казавшимся таким чудесным. Принц, красивый, порядочный и богатый. Она была слишком молода, слишком неопытна в вопросах ухаживания, чтобы понять, почему родители принца озабочены побыстрее его женить. Всё стало ясно в первую же брачную ночь…
Эва уставилась в потолок, вспоминая пышность и великолепие свадьбы, благодаря которой стала принцессой Эвой Радзинской. Сара тоже должна была приехать, но в последний момент передумала, сославшись на то, что не может оставить любимых детишек на столь долгий срок.
Сара была до смерти напугана, считая, что любимая сестрёнка собирается переспать с её мужем. Сару успокоили, сообщив, что свадьба всё-таки состоялась. Эва улыбнулась воспоминаниям. Не раз возникала ситуация, когда она была уверена, что это вот-вот случиться. Но Барт боялся Сары, хотя страстно поглядывал на Эву. Весело подумала, что он был бы уже не первый. Сколько ей было - четырнадцать? - когда Барт купил превосходного чернокожего паренька. Как же его звали? Кристофер. Он, так бедняга испугался, когда на конюшне прижала его к стенке. Позже такого страха уже не было.
Барт подозревал, что происходит, но предпочитал не поднимать шума, так как Эва знала слишком много о его собственных развлечениях. «Свояк и свояченица, - ироничная усмешка скользнула по губам. - И оба любят чёрное тело»…
После свадьбы они с Яном отправились в замок на юге Франции. Сколько из приглашённых на свадьбу знали правду о Яне? Как многие смеялись!
С горечью вспомнила, с какой заботой готовилась к брачной ночи. Ночная рубашка из прозрачных белых кружев, сшитая за две недели, и сквозь них проглядывало тело. Достаточно, чтобы любой мужчина сразу потерял голову.
Но Ян не был мужчиной. Судя по тому, что у него между ног, он был маленьким мальчиком. Лет восьми. И он посмел с этим прийти к ней в постель! Она орала на него, обложила на чём свет стоит и выгнала из спальни. А утром у пруда с лилиями слуги обнаружили тело Яна с разрезанными запястьями…
Мари вошла, неся поднос с кофе, и аккуратно поставила хозяйке на колени. Мари не могла понять, почему Эва покидает Париж, который так обожает. Имея деньги, Эва действительно обожала Париж. Но сейчас их как раз хватит для поездки домой. Наследство Яна быстро испарилось. А отец считал, что уготовил ей более лёгкую жизнь, оставив всё хозяйство в руках Сары.
Бедный папа, он был такой ласковый. Баловал вопреки увещеваниям матери. Она была его маленькой любимицей, появляясь с ним повсюду. Даже на аукционе рабов в «Сэнт-Чарльз-Хотел» и «Сэнт-Льюис-Хотел». Захватывающее зрелище, хотя большинство южанок, считающих себя леди, делали вид, что им дурно от этой мерзости.
Она всё ещё лежала в постели, когда прибыл Руди. Сразу же вошёл в комнату, приказав Мари принести ему шампанского. «Выделывается, показывая, что пьёт только шампанское», - подумала Эва.