Ещё какие-то два-три месяца назад минно-торпедный содержатель броненосного крейсера «Рюрик», флагмана Балтийского флота, унтер-офицер первой статьи¹ Григорий Афанасьевич Кучеренко считался одним из лучших специалистов минно-торпедного дела Балтфлота. И по праву.

¹  Унтер-офицер первой статьи – нижний чин специалистов в Русском императорском флоте, соответствовал старшему унтер-офицеру в пехоте. В современной Российской армии соответствует воинскому званию «сержант» или «старшина первой статьи» на флоте (прим. автора)

       В начале декабря «Рюрик» получил в бою повреждение и с тех пор застрял на ремонте в Кронштадте. Экипаж квартирует на берегу. И вот уже месяц как к ним зачастили странные люди с лихорадочно блестящими глазами. Называются то эсерами, то социал-демократами, то большевиками. О чём-то рассказывают.

       Григорий поначалу не прислушивался – болтают и пусть себе. Офицерам это не нравилось. Одного, жутко говорливого командир корабля даже приказал схватить и расстрелять.

       Матросы зароптали.

       То там, то здесь доносились обрывки фраз, пора, мол, буржуев к ногтю. Вскоре появился очередной агитатор. «Чего ж они такого рассказывают, что им так хлопцы внимают?» – недоумевал минёр-торпедист. Решил пойти послушать.

       И тут у него словно пелена с глаз упала. «Капиталисты угнетают рабочий класс! – негодовал распалённый страстной речью агитатора Гришка, сам будучи, из псковской рабочей семьи. – За что мы тогда воюем? За что льём свою, рабочую, кровь? За капиталистов?! Чтоб проклятые эксплуататоры ещё больше богатели?! Чтоб и дальше пили кровушку трудового народа?! А вот хрен! Хватит! Долой!».

       Григорий быстро увлёкся идеями революции. Эсеры, социал-демократы и прочие кадеты как-то не вдохновляли. А вот лозунги анархистов нашли отклик в очерствевшей душе минёра-торпедиста.

       Позавчера «Рюрик» вышел из дока, но приказа возвращаться на корабль до сих пор нет. На борту лишь офицеры да вахтенные.

       Стук в дверь вырвал из полудрёмы. В тесную комнату, где квартирует Кучеренко, ввалились матросы.

       – Чего надо? – хмуро бросил Гришка, даже не думая вставать с узкой кровати.

       – Гриня! – радостно оскалился комендор первой статьи Остап Твердохлеб. – На «Авроре» восстание! Началось! Ну шо, Гринь, на борт, а?

       Кучеренко вскочил.

       – На борт!

       Быстро обулся, надел рубаху. Напялил на голову бескозырку и, схватив висевший у двери бушлат, выскочил с матросами из каморки. Даже запирать не стал.

       – Где все? – спросил он, на ходу застёгивая пуговицы.

       – К «Рюрику» пошли.

       Спустились по лестнице и вышли на улицу. Небо низкое, свинцовое. С Финского дует холодный февральский ветер.

       Вот и корабль.

       Гришка быстро взбежал по трапу. Тут уже все из его минно-торпедной команды.

       – Где Скородинский? – спросил он у минёра Пашки Шустова.

       – У себя. В каюте.

       – За мной!

       Спустились в каюту. Ударом ноги Кучеренко вышиб дверь. Бледный командир – младший специалист минно-торпедного вооружения лейтенант граф Пётр Сергеевич Скородинский лишь успел надеть брюки и набросить китель поверх исподнего.

       – В чём дело? – грозно спросил лейтенант, но голос предательски дрогнул.

       Гришка без лишних разговоров ударил офицера кулаком по лицу. Скородинский отлетел к стене и сполз на пол. Матросы набросились на упавшего командира и стали бить его ногами, приговаривая:

       – У-у-у, мразь! Сука! Узурпатор!

       Гришка взял висящий на стуле кортик, вытащил из ножен. Блеснуло лезвие.

       «Красивая вещица, – решил Кучеренко, – пригодится!».

       Вложил клинок обратно и прицепил офицерский кортик себе на ремень. Графу больше не понадобится.

       Офицера, босого, с кроваво-синюшным лицом и в порванной с кровавыми пятнами рубахе выволокли на палубу. Григорий поднялся следом. Жилистые матросские руки поставили бледного, избитого лейтенанта на колени. На миг в душу закралась жалость. Граф – в общем-то, неплохой человек, храбрый моряк…

       «К чёрту сопли! – одёрнул себе унтер-офицер. – Скородинский - проклятый эксплуататор и угнетателей. Враг рабочего класса».

       На баке сухо щёлкнули пять револьверных выстрелов.

       «Хлопцы офицерьё добивают, – решил Григорий. – Молодцы!».

       Кучеренко обнажил клинок, собираясь перерезать командиру горло. Потрогал лезвие. Тупое. Кортики не затачивают. Посмотрел в глаза лейтенанту. Тот дрожит. Скорее всего, от холода – трусом граф никогда не был.

       – Ну что тянешь, изменник? – сплюнув кровь, прошептал лейтенант, клацая зубами. Правый глаз заплыл, левый налит кровью. – Давай. Давай!

       Со всех сторон подбадривают окружившие их матросы:

       – Давай, Гриша! Прикончи кровососа! Режь его!

       Кучеренко зашёл за спину стоящему на коленях офицера. Широкий взмах. Клинок, с хрустом пробив грудинную кость, на половину вошёл в тело командира. Скородинский всхлипнул. На губах запузырилась кровавая пена, следом изо рта хлынула кровь. Граф медленно завалился на бок.

       Григорий попытался вытащить кортик из тела. Не вышло. Кучеренко перевернул труп на спину и дёрнул за рукоятку. Не вытаскивается, хорошо застрял. В ярости пнув мёртвого командира, упёрся ногой в грудь. Рывок. Есть! По инерции чуть не упал на бронированную палубу. Кортик в руках.

       – Вот так вот, с-сука, – непонятно к кому обратился Григорий.

       

       

       

       Григорий поднял повыше воротник форменного бушлата. Холодно, зараза! Пронизывающий октябрьский ветер с Финского залива норовит забраться в рукава, под отворот куртки. Кучеренко присел у костра, протянув к огню руки.

       Ненужные воспоминания лезут в душу. Вспомнил, как весной командовал расстрельной группой. Много офицерья тогда побили. Стреляли, вешали, топили живьём. Отвели душеньку.

       После провала июльского восстания Гришка угодил в «Кресты». Ненадолго. Слава Богу, которого, как учат агитаторы большевиков, нет, в конце августа на Петроград пошёл генерал Корнилов. Временное правительство струхнуло и выпустило всех красногвардейцев из тюрем. Тонка кишка оказалась у Керенского.

       Григорий из анархистов перешёл в красногвардейцы. Ему, как активному участнику февральских и июльских событий, дали под командование «десяток». На самом деле бойцов одиннадцать, но мелкие подразделения Красной гвардии от семи до пятнадцати человек называют «десятком». Так бывший унтер-офицер первой статьи стал «десятником».

       Две недели назад им приказали оборудовать усиленный пикет на перекрёстке набережной Фонтанки и Малкова переулка, рядом с Министерством путей сообщения. Набросали мешки с песком. Поставили «максим». С водой для пулемёта проблем нет – прям из Фонтанки черпай, да заливай.

       «Засели, министры-капиталисты, мать их растудыть! – рассуждал Кучеренко, с неприязнью поглядывая на серое четырёхэтажное здание с колоннами на парадном входе. – Ничего, дайте срок! Всех в расход пустим. Недолго осталось. Товарищ Ленин обещал».

       У всех бойцов трёхлинейки. Матросы крест-накрест перепоясаны пулемётными лентами. У каждого за поясом по гранате. У кого-то – по две. Григорий, как командир, вооружился лишь десятизарядным «маузером», да на левом боку болтается кортик убитого им в феврале командира. И лента пулемётная одна – через правое плечо.

       Только начали оборудовать пикет, подошли ещё четверо. Двое – с гвардейского экипажа черноморского флота, плюс солдат с рабочим. Один из гвардейцев представился Яном Прилуцким. Боцманмат² «Императрицы Екатерины Великой». Прилуцкий предъявил мандат. Петросовет назначил его помощником комиссара по Адмиралтейскому району. Фактически, «черноморец» «десятнику» не подчиняется. Даже имеет право отдавать приказы. «Ага, щаз! – подумал минёр-торпедист, – возвращая мандат, – На этом пикете хозяин я - Григорий Кучеренко. И плевать на всех!». Но вслух ничего не сказал.

²  Боцманмат – унтер-офицерский чин строевого состава Русского императорского флота, соответствовал старшему унтер-офицеру в пехоте. В современной Российской армии соответствует воинскому званию «сержант» или «старшина первой статьи» на флоте (прим. автора)

       Спутник боцманмата – матрос второй статьи Олег Максутов. Тоже с «Катьки», как и Прилуцкий. Солдат назвался Никитой Бутурлиным, из десятого Новоингерманландского полка. Рабочий – Вацлав Лесньяк с Путиловского завода. Поляк, железно!

       Черноморцы пулемётными лентами не перепоясаны, у боцманмата лишь «маузер» в деревянной кобуре, как у Гришки, у Максутова – странный карабин. Позже «черноморец» пояснил, что это австрийский «манлихер». «Манлихеров» энтих Кучеренко отродясь не видывал. У двух остальных – трёхлинейки.

       В доме на Малковом Григорий облюбовал дворницкую – девок таскать. Некоторые и сами не прочь. Но всё не то.

       А вот на днях прошла тут одна. Красотуля! Потом обратно – под руку с каким-то хлюпиком. Хлюпик, судя по всему, из министерства.

       Запал Гришка на девку. Хороша, зараза! Молоденькая, ладненькая. Васька, докер с Петроградского порта, сказал, будто это сама княжна Голицына. «Что ж, тем лучше, – решил «десятник». – Помещики и фабриканты простых девок портят? Портят. Почему ж мне, простому человеку, не попортить девок эксплуататоров? То-то же. Эх, узнать бы, где живёт»…

       Два дня спустя настроение было особо поганое. Уже стемнело, «десятник» сидел у костра. Тут глядь, знакомая фигура из министерства топает.

       – Ну-ка пошли, потолкуем, – кивнул он Пашке и Остапу, сослуживцам с «Рюрика», показав глазами на хахаля княжны.

       Подкатили, стопорнули. Испугался хлюпик, но виду не подаёт. Руки в карманах. Что там у него, интересно? Они к нему со всем почтением, а он грубить начал, какую-то ахинею понёс. Но когда оскорбил товарища Ленина… Кучеренко схватился за кобуру. Гришке, в общем-то, на Ленина и прочих плевать. Но марку красногвардейца держать надо. Ярость была неподдельной. Не из-за Ленина, знамо дело, из-за девки.

       Тут что-то острое впилось сзади в шею. Гришка схватился за ужаленное место. Силы моментально испарились, навалилась апатия.

       – Да ладно, Гриш, оставь его! – раздался голос гвардейца, Прилуцкого. – Контуженный, что с него взять.

       «Десятник» обернулся. Странная четвёрка зачем-то отошла от пикета саженей на десять.

       «И верно, ну его к Антихристу, буржуя этого!» – решил Гришка и молча отвалил…

       Больше Кучеренко к хлюпику не приставал. Повода не было. Вот если б девку ту ещё раз увидеть…

       У Григория отпала челюсть. Он протёр глаза. Нет, не привиделось. Она! По тротуару, цокая каблучками, спешит та самая краля. Княжна. Вот это фарт!

       На девке чёрные пальто и шляпка.

       «К хлюпику своему топает, не иначе», – подумал Гришка и, заливисто свистнув, прокричал:

       – Эй, барышня!

       Краля обернулась, но останавливаться не стала.

       – Давай к нам! У костра согреешься! Компания у нас весёлая!

       Княжна ускорила шаг.

       – Зря! – проорал вдогонку «десятник».

       «Вот так, значится! – подумал раздираемый ревностью и завистью Гришка. – Ладно».

       План созрел быстро: кралю – в дворницкую, хлюпику – по сопатке. Будет трепыхаться – пристрелить и вся недолга. Деваться им некуда. Мимо пикета всё равно пойдут.

       Легонько пихнул сослуживцев с «Рюрика» и показал глазами на девку. Те понимающе кивнули. Пашка направился в дворницкую.

       Мимо прокатил грузовик, битком набитый солдатами и рабочими с красным повязками на рукавах.

       Григорий обернулся. На него в упор глядит Прилуцкий. «Черноморец» медленно покачал головой. Кучеренко сплюнул под ноги.

        

       

       

       «…письмоводитель 3-ей канцелярiи У.К.Ж.Д. М.П.С. Россiйской республики губернскiй секретарь А.Д. Воронцовъ» подписал докладную Тоха и, обмакнув перо в чернильницу, вывел дату «16 октября 1917 г.».

       Очередной состав застрял на семьсот восемьдесят девятой версте Московско-Киево-Воронежской железной дороги. Далеко не первый случай. Драпающие с войны солдаты гроздьями висят на вагонах, сталкивают друг друга с крыш. Мест на всех не хватает. Бегущие разбирают пути, чтоб вынудить взять их на поезд, избивают и даже убивают начальников станций…

       Через неделю после прибытия в Петроград, двадцать первого июля по старому стилю, Тоха утроился письмоводителем в Управление казённых железных дорог Министерства путей сообщения. Василий Фёдорович Голицын посодействовал. По его же протекции программеру присвоили чин губернского секретаря.

       Служба, в общем-то, непыльная – получать донесения о прохождении составов по Московско-Киево-Воронежской железной дороге и готовить справку столоначальнику, надворному советнику³ Архипу Семёновичу Тугушеву.

³  Надворный советник – гражданский чин 7-го класса в Табели о рангах в Российской империи. Соответствовал чину подполковника в армии (прим. автора).

       В рабочем кабинете кроме самого Тохи ещё трое. Начальник отделения, титулярный советник⁴ Игнатий Игнатьевич Фостиковский – невысокого роста, сорокатрёхлетний упитанный мужчина с пышными рыжими усами и длинными бакенбардами. Когда-то голубые, навыкате глаза, поблекли, а густая, в далёкие времена юности, шевелюра исчезла с большей части головы.

⁴  Титулярный советник – гражданский чин 9 класса в табеле рангах Российской империи. Соответствовал пехотному штабс-капитану, но петлица по виду похожа на капитанский погон, т.е. без звёздочек, лишь эмблема ведомства (прим. автора).

       Двое – ровесники программера. Оба, как и Тоха, в чине губернского секретаря. Одного, что чуть выше попаданца, худого и чернявого зовут Александр Францович Вайсенгоф. Второй, Яков Петрович Шишко, блондин, ростом с Тоху, с нахальными голубыми глазами и чуть заметным брюшком.

       Каждому работнику полагается свой стол. У начальника отделения, естественно, самый большой. Вдобавок, Игнатий Игнатьевич – счастливый обладатель телефона. Древний аппарат «Сименс и Гальске» с индукционной ручкой и без номеронабирателя горделиво возвышается на столе титулярного советника. Чтоб позвонить, нужно поднять трубку, крутануть рукоятку и сообщить девчонке, пардон, барышне-оператору, с кем соединить. Но… лишь в пределах здания. Телефоны с выходом в «город» положены лишь столоначальникам и выше.

       Программеру пришлось вызубрить табель о рангах рухнувшей империи и если с военными чинами худо-бедно освоился ещё в Галиции (Роман научил), в гражданских поначалу путался. На первый взгляд – ничего сложного. Вот у него самого на петлицах по две звёздочки вдоль зелёного просвета, что соответствует армейскому подпоручику, у которого те же две звёздочки, но на погонах. У Тугушева на петлицах три звезды и два просвета. Аналогично, только на погонах, у армейского «подпола». Да, всё просто. Вот только названия… асессоры, регистраторы, советники. Взрыв мозга.

       Тохе назначили месячное жалование в тридцать пять рублей. В сентябре увеличили до пятидесяти, в октябре обещают ещё увеличить, но рост зарплаты не поспевает за ростом цен. Прошлую получку выдали странно: десять рублей царскими деньгами, сорок – «керенками».

       Питерцы уже привыкли расплачиваться этими фантиками, а также различными казначейскими обязательствами, коих развелось немеряно. Имперские же деньги обыватели предпочитают копить. Неужели надеются, что вернётся старая власть?

       Наивные…

       В спокойные июльские и августовские дни Тоха щеголял по Питеру уже в новой, чёрной форме МПС. Но… военная нравится больше. К армейскому мундиру можно и шашку прицепить, и кобуру со стволом, а к этому – нет.

       Странно, но программеру понравилось носить форму. В «армейке» её терпеть не мог.

       В середине августа, с началом корниловского похода на Петроград, на улицах снова появилась Красная гвардия. По слухам, Керенский просто испугался, что Корнилов сместит его и станет единоличным диктатором. Человеческий фактор, фигли!

       В итоге Керенский выпустил из тюрем большевиков. Те, не будь идиотами, тут же направили агитаторов в наступающие на Питер части. И всё. Эпик фэйл. Войска до Петрограда не дошли. Корнилов арестован.

       А Тоха всё голову ломал: «Как так? В июле Временное правительство загнало большевиков, образно выражаясь, под «шконку», народ возненавидел Ленина и его кодлу, считая германскими шпионами, и тут на тебе! Через три месяца революция».

       Всё оказалось просто, как два пальца об асфальт. Предал Керенский генерала. На работе так многие считают. Тоха вспомнил, как в двадцатых числах августа его вызвал к себе столоначальник…

       

       

       – Разрешите, ваше высокоблагородие? – программер вошёл в кабинет шефа.

       С титулованием уже не путается.

       На попаданце чёрный форменный мундир железнодорожного ведомства.

       Столоначальник, грузный мужчина сорока пяти лет с пышными бакенбардами, усами и бородкой клинышком, где уже пробивается седина, оглядел молодого письмоводителя глубоко посаженными серыми глазами и пригласил сесть.

       Тоха опустился на стул за Т-образным столом чёрного дерева поближе к шефу.

       – Титулование официально отменено, – поморщившись, проворчал Тугушев, – обращайтесь ко мне либо «господин надворный советник», либо по имени-отчеству.

       – Хорошо, Архип Семёнович.

       Тугушев расспросил о службе, о быте. Программер поблагодарил и сказал, что всё устраивает. Не говорить же шефу, что хоть привык к новой (или старой?) орфографии, читать может бегло, а вот писать… С грамматикой полный туган. На столе у новоиспечённого письмоводителя лежит толстый орфографический словарь, рядом грамматический справочник.

       – Антон Дмитриевич, голубчик, – вздохнул шеф, неловко пригладив редкие русые волосы, – вы - человек взрослый, вам решать, но… позвольте дать совет.

       – Конечно, Архип Семёнович.

       Надворный советник замялся.

       – Прошу вас, по возможности, не носить мундир вне службы. Надевайте партикулярное. По всему городу шляется пьяная солдатня. Не любят они нашего брата, особенно после июльского восстания. Чёрте что на улицах твориться! Да ещё разногласия Керенского с Корниловым. Господи, – он мелко перекрестился, – куда ж катится держава?

       – Хорошо. Не вопрос, – пожал плечами программер.

       Не сразу вспомнил значение слова «партикулярное». Босс имел в виду обычную гражданскую одежду.

       Солдат и матросов на улице и вправду много, некоторые недружелюбно косятся на попаданца. Но пока не трогают.

       – Ступайте, голубчик, ступайте, – проговорил Тугушев. – Храни нас Господь! – и снова перекрестился.

       Тоха вышел в задумчивости. «Чего, спрашивается, вызывал? Только ради того, чтоб попросить не ходить в мундире? Странно».

       В восемь вечера Тоха убрал бумаги в несгораемый шкаф и, надев фуражку, выскочил из кабинета. Сегодня у Насти днюха. Семнадцать лет.

       Программер вышел на улицу. Рядом притормозила пролётка с высоким бородачом на козлах.

       – Куда ехать, барин? – басом прогудел извозчик.

       – Благодарю, я пешком. Мне тут рядом.

       – Как угодно, барин.

       Пролётка медленно отъехала. Тоха соврал. Пешком идти далековато, но что поделать? «Такси» подорожало.

       Народу на улице достаточно много. Город «зарос» грязью. С самого февраля улицу практически не убирают. Тоха не мог понять почему. Василий Фёдорович объяснил. Оказывается, дворники числились за упразднённым после февральского переворота Департаментом полиции. Зарплату им платить некому. А кому охота забесплатно работать? То-то и оно.

       Минут через пятнадцать хода на перекрёстке купил у девчонки цветы. Довольный и счастливый, прижимая букет к груди, свернул в проходной двор. Тут можно срезать. Чуть правее арка.

       С той стороны вразвалочку топают красногвардейцы. Один глянул на Тоху, отвернулся, сделал ещё шаг и вновь посмотрел на попаданца.

       – Гля, братцы, – он показал на программера, – «вашбродь» топает.

       Красногвардейцы притормозили и гурьбой вошли в арку. Тоха насчитал семерых. Трое солдат, матрос и трое гражданских, по одежде – студенты. У всех на рукавах красные повязки.

       Бежать поздно. Тоха остановился. Красногвардейцы, радостно скалясь, быстро приближаются.

       «Вот чёрт! – мелькнула мысль. – И ствола при себе нет».

       Семёрка быстро окружила программера.

       – Кто таков будешь? – улыбнулся один из студентов, смазливый молодой парень.

       – Я… в министерстве путей сообщения работаю.

       – О, цветочки. Никак к бабе собрался, а, ваш бродь? – осклабился матрос, поправив на плече «мосинку».

       Программер кивнул.

       – Братцы, – встрял чувак, что его заприметил, – ну его к лешему, давайте быстро накостыляем и пойдём.

       Тоха решил «съехать на базаре», как выражаются в «интеллигентных» кругах. Однажды в Галиции, после налёта немецкой авиации, получилось. ⁵

⁵ Этот случай описан в первой книге цикла «Хронос. Гость из будущего»

       – Товарищи, как говорит товарищ Ленин в апрельских тезисах, – громким голосом начал Тоха.

       Но, похоже, красногвардейцы «базарить» не хотели. Им хотелось дать в зубы «вшивому интеллигенту».

       – Ага, – оскалился матрос, – точно… именно так и говорит, – и без замаха ткнул Тохе кулаком под «ложечку».

       Угодил прямо в солнечное сплетение. Тоха согнулся, ноги подкосились, но устоял. Недолго. Следующий удар в ухо опрокинул… нет, не на землю. На руки одного из красногвардейцев. Тот подтолкнул Тоху вверх. Попаданец увидел летящий в лицо чей-то кулак. Инстинктивно вскинул руки. В правой всё также зажат букет. Поздно. Вспышка в глазах. Снова удар в живот…

       

       

       После того инцидента Тоха стал носить гражданский костюм, а когда похолодало – чёрное пальто поверх мундира. На голове того же цвета фуражка без эмблем. В этом времени ходить без головного убора считается дурным тоном.

       И вдобавок программер таскает в кармане револьвер. Средство скорее психологическое. Вряд ли решится его применить. Поднимется шум, солдатня набежит. Мало не покажется. Попаданец усерднее стал заниматься борьбой князей Голицыных. Ромыч научил ещё летом в Галиции.

       Полторы недели назад рядом с Тохиной работой, на перекрёстке набережной Фонтанки и Малкова переулка, Петросовет установил блок-пост. Пятнадцать красногвардейцев, большинство матросы. Мешки с песком. Пулемёт «Максим».

       Старший всей этой гоп-компании бородатый, давно нестриженый матрос лет тридцати пяти, с пулемётной лентой через правое плечо и «маузером» в деревянной кобуре. С левой стороны на поясе – кортик.

       Почему Тоха решил, что бородач – старший? Так тот сам сказал, но об этом чуть позже.

       Тоха вышел из здания МПС как всегда в восемь вечера. Слава Богу, сегодня Настя не пришла. Ему хватило в тот раз, позавчера. Эти уроды улюлюкали, вопили. Хорошо, приставать не стали.

       Программер посмотрел на блокпост. Там горит костёр, среди мешков с песком перемещаются люди. Его путь туда.

       Из всех фонарей на Фонтанке горят только два. Один – у центрального входа, второй – почти на перекрёстке.

       Тоха вздохнул и пошёл в сторону грёбанного блокпоста, к Измайловскому мосту. Когда поравнялся с блокпостом, к нему подвалили трое матросов во главе с лохматым. Всё-таки не выдержали, домотались!

       Лохматый оказался почти на голову ниже Тохи, второй такой же, но кряжистый с толстыми руками, третий – здоровый, на голову выше попаданца.

       – Стоять! – приказал лохматый.

       У всех троих на бескозырках написано «Рюрикъ». С одной посудины, походу.

       Программер остановился. Краем глаза отметил, как четверо с блокпоста, два матроса, солдат и гражданский чел, отошли чуть поодаль. У солдата и штатского «винтари» с игольчатыми штыками. У матроса на плече болтается карабин, второй моряк – без оружия. Скорее всего, у него пистолет или револьвер. Отсюда не видно.

       – Куда путь держим, ваш бродь? – ухмыльнулся бородач, вытаскивая изо рта сигарету и выпуская дым.

       Сердце учащённо забилось.

       «Опять морду бить будут», – решил Тоха, засовывая руки в карманы пальто. Правая нащупала рукоятку нагана.

       – Домой иду со службы, – голос всё-таки чуть дрогнул. – А вы кто такие?

       – Ишь ты, ваш бродь, вопросы задаёшь! Я - старший этого пикета и так понимаю, служба твоя - нам кровь пускать. Да?

       «Нормальное заявление? – малость прифигел Тоха. – Ни с того ни с сего! Хотя, если честно, кровь пустить этим дятлам очень хочется, но тогда живым точняк не уйти», – а вслух сказал:

       – Вообще-то служба у меня гражданская, я в МПС работаю, а не в ментовке.

       – А-а-а, – протянул лохматый, – гляньте, братишки, у нас тут министры-капиталисты. Упыри и кровопийцы. Буржуй недорезанный.

       Дежавю. Нечто подобное было месяца три назад в Галиции, когда до Тохи домотался комиссар полка подпрапорщик Голохватов.

       Страх волшебным образом исчез. Программер вытащил левую руку из кармана, правая сживает рукоять револьвера.

       – Ага, вампира нашёл! – усмехнулся попаданец. – Я, товарищ, на фронте память потерял, пока в плену у немцев был. А теперь здесь работаю. Или считаешь, что нашей молодой, свободной России не нужны поезда? Не нужны железные дороги? Товарищ Ленин считает, что нужны. – и уже достаточно громко закончил: – Или ты против линии партии? Против товарища Ленина?

       Наезд вышел конкретный.

       «Если чё, – лихорадочно размышляет Тоха, – выхватить ствол. Три пули этим, а там - в переулок и в отрыв. Авось смоюсь».

       – Ты, ваш бродь, не ори, – быстро пришёл в себя лохматый, – я ж вижу, ты - буржуй и рожа у тебя буржуйская.

       – И чё? – ухмыльнулся Тоха. – Товарищ Ленин тоже из дворян. Что он, по-твоему, тоже буржуй?

       – Чего-о-о?! – взревел лохматый. – Ты на товарища Ленина поклёп возводишь! Ах, ты гнида буржуйская… да я тя, выкормыш мирового империализма, за такие слова…

       Матрос схватился за деревянную кобуру.

       Программер шагнул назад, готовый вот-вот выхватить ствол. И тут лохматый схватился за правую заднюю сторону шеи.

       – Да ладно, Гриш, оставь его! – крикнул один из моряков, что отошли в сторону. – Контуженный, что с него взять.

       Лохматый как-то быстро «сдулся».

       – Ладно, повезло тебе, барчук, – процедил он, потирая заднюю часть шеи. – Дрянь что ли какая укусила.

       Махнул рукой и отошёл. Дружки нехотя пошли за ним.

       – Ступай, ваш бродь, – громко сказал тот же моряк, что попросил лохматого отстать.

       Тоха чуть постоял и двинулся дальше.

       Повезло.

       

       

       Программер вылез из-за стола и подошёл к окну. На улице пасмурно и хмуро. Темнеет. Спешащие по набережной прохожие поднимают воротники, чтобы хоть немного защититься от пронизывающего ветра, что гонит крупные серые волны меж гранитных берегов Фонтанки. На том берегу за жёлтым зданием виднеется садик с голыми деревьями. Листья давно облетели.

       Под окнами проехал грузовик без кабины. В кузов набилось человек тридцать юнитов с «винтарями». Следом, фырча, прокатил броневик. На борту белой краской намалёвана непереводимая абракадабра «Р.С.Р.Д».

       Тоха обернулся и глянул на часы. Пять тридцать пять. Через двадцать минут конец рабочего дня. К шести обещала подойти Настя. Договорились встретиться на выходе из здания Министерства. Просил ведь, чтоб дома сидела! Опасно юной девушке, особенно дворянке, шляться по улицам нынешнего Петрограда. Но княжна сказала, что всё равно придёт. Вот упрямая девчонка! Остаётся надеяться, что Василий Фёдорович не отпустит.

       Она уже приходила неделю назад. Когда шёл с ней под руку, матросы, увидев красивую девчонку, заулюлюкали вслед. Раздались задорные выкрики: «Барышня, давай к нам!», «Бросай своего буржуя!».

       Они ускорили шаг. Придурки отстали.

       «А если сегодня они опять домотаются? – мелькнула мысль, и в животе слегка похолодело. – Я же буду с Настей. Запросто могут. Что делать?»

       Зазуммерил телефон.

       – Алло? – ответил Фостиковский. – Слушаюсь.

       И, положив трубку, позвал:

       – Антон Дмитриевич!

       Тоха посмотрел на титулярного советника.

       – Вас Архип Семёнович просит зайти, – Игнатий Игнатьевич сделал невнятный жест за спину.

       – Благодарю.

       Программер вышел из и кабинета и направился к Тугушеву. Вот и дверь с номером «22». Постучал по тяжёлому дереву и приоткрыл створку.

       – Разрешите?

       – Да, входите, – скупым жестом шеф указал на ближний к себе стул за Т-образным столом. – Присаживайтесь.

       Тоха прошёл и сел. Столоначальник сцепил руки в замок и отвёл взгляд.

       Молчание потихоньку начинает напрягать.

       – Что-то случилось, Архип Семёнович? – тихо спросил программер.

       Тугушев хмуро глянул на попаданца.

       – Даже не знаю, как сказать.

       Тут же заныло под ложечкой. Неужели что-то с Настей? Шеф в курсе, что он квартирует у Голицыных.

       Архип Семёнович побарабанил пальцами по столешнице и, наконец, решился:

       – Скажите, голубчик, вам о чём-нибудь говорит фамилия «Прилуцкий»?

       Программер в первые секунды прифигел, но быстро взял себя в руки.

       – Кхм. Прилуцкий?! Немного знаком. Встречались в Харькове. А почему вы спрашиваете?

       – Видите ли, минут сорок назад ко мне пришли двое. Из Красной гвардии. Матрос и солдат.

       У Тохи отвалилась челюсть.

       – Кто их пустил?

       Тугушев грустно усмехнулся:

       – Боюсь, голубчик, они теперь не спрашивают, куда им можно заходить, куда нельзя. Так вот, матрос представился капитаном окружной контрразведки Прилуцким и просил вам передать, чтобы вы не о чём не беспокоились. Всё под контролем. На мой вопрос «о чём не беспокоиться», сей господин изволил ответить, что он, то есть вы, всё поймёте.

       – Интересное кино, – пробормотал Тоха, почесав голову и зло подумал:

       «Наблюдают, значит. Но почему так долго не объявлялись? Надо же, под контролем у них всё! Так какого не вытащат меня обратно? Я уже здесь четыре месяца».

       – Антон Дмитриевич, – отвлёк от мыслей голос Тугушева. – Этот человек, действительно, офицер контрразведки?

       Тоха посмотрел на шефа. У того в глазах странное выражение – то ли надежда, то ли страх.

       – Не знаю точно, – качнул головой программер. – В Харькове он был в форме капитана и показывал мне удостоверение контрразведки армии.

       Пришлось немного сорвать. Не, ну в самом деле, не говорить же умному, образованному человеку начала двадцатого столетия о какой-то «мутной» Хронослужбе из двадцать четвёртого? Первая и последняя встреча с ними навсегда врезалась в память.

       Тогда в поезде из Харькова в Петроград его попытались вернуть обратно, в двадцать первый век. Не получилось. Якобы технический сбой. Эти чуваки из Хронослужбы, включая Прилуцкого, тут же исчезли в синей вспышке. А он остался.

       – А что значит «не беспокойтесь» и «всё под контролем»? – спросил Тугушев.

       – Вы меня озадачили, Архип Семёнович, – программер посмотрел на столоначальника максимально честными глазами. – Понятия не имею, о чём говорил этот господин, и мне это очень не нравится.

       – Ладно, ступайте, – отпустил шеф.

       Тоха поднялся и пошёл к выходу. Достал из кармана круглые часы. Летом прикупил по случаю. Это в его мире время можно узнать где угодно – на смартфонах, компах, на крайняк на автобусных остановках и станциях метро. А тут… и заводить надо каждый день.

       Откинул крышку – без пяти шесть. Настя уже, наверно, ждёт.

       Зашёл в кабинет, на него с любопытством покосились молодые коллеги. Тоха молча убрал документы в сейф, надел фуражку, набросил шарф.

       Парни тоже засобирались. Лишь Фостиковский никуда пока не спешит.

       – Воронцов, вы опять к своей разлюбезной княжне? – подначил Шишко.

       Программер кивнул.

       – Завидую вам, Воронцов.

       Тоха ничего не ответил. Шишко – парень, в общем-то, неплохой, но иногда задирается. Бог с ним.

       Достал из шкафа пальто и быстро надел. По бедру стукнул спрятанный револьвер. Сунул руку в правый карман. Наган лежит стволом вверх. Аккуратно развернул оружие, чтоб легко можно было выхватить, и, попрощавшись, выскочил из кабинета.

       Сбегая по широкой мраморной лестнице, устланной зелёной ковровой дорожкой, заметил в холле знакомую фигурку. Настя. Княжна Анастасия Васильевна Голицына.

       – Всё-таки пришла! – выдохнул Тоха, подходя ближе – Зачем, Настюш?

       Девушка положила ладошки на грудь Тохи.

       – Очень захотелось тебя увидеть. Ты не рад?

       Глаза сияют. Так и хочется её поцеловать! Но не решился. Неизвестно, как она отреагирует, и… коллеги шастают.

       – Рад… нет… то есть… совсем меня запутала, – аккуратно взял княжну за талию. – Как же тебя Василий Фёдорович отпустил?

       – А я не спрашивала. Сбежала.

       Тоха офигел.

       – Насть! Ну ты даёшь! Опасно же по городу…

       – Воронцов! – раздался сзади знакомый голос.

       Программер, вздохнув, убрал левую руку с талии княжны и нехотя оглянулся.

       По лестнице спускается, кто б сомневался, Шишко. Скалится во все тридцать два зуба. Рядом, с чуть смущённой улыбкой, – Вайсенгоф.

       – Добрый вечер, сударыня, – Шишко приподнял шляпу-котелок.

       Вайсенгоф последовал примеру коллеги.

       – Добрый вечер, господа, – чуть склонив голову, поздоровалась Настя.

       Шишко снова оскалился, уже Тохе:

       – Счастливо оставаться, граф.

       Парни вышли. Нахальный блондин в дверях бросил на княжну восхищённый взгляд.

       – Идём, – Настя направилась к выходу.

       Тоха придержал тяжёлую дверь, пропустив княжну вперёд.

       На улице дует мерзкий ветер. Набережную освещают два фонаря – около здания министерства и чуть дальше перекрёстка с Малковым переулком.

       Программер приподнял воротник и поинтересовался:

       – Тебе не холодно в таком пальтишке?

       – Чуть-чуть, – улыбнулась княжна и взяла его под руку.

       Попаданец покосился на блокпост.

       – Куда пойдём?

       – Туда, – Настя кивнула в сторону красногвардейцев.

       – Ну там эти…

       – Не волнуйся, – девушка легонько коснулась его локтя ладошкой, – ничего они нам не сделают. Они же не бандиты, а революционные солдаты и матросы.

       Программер вылупился на княжну:

       – Настенька… ты о чём вообще?

       Она чуть прижалась к его плечу.

       – Шучу, Антош. Да и выбора у нас нет. Через Семёновский и Обухов никого не пускают. Остаётся Измайловский.

       Программер вынужденно согласился. Всё верно. Почему те два моста перекрыли, а Измайловский – нет, хоть на всех трёх выставлены блокпосты, непонятно. Логика отсутствует. Но Тоха не военный, ему такие материи недоступны.

       Пришлось идти в сторону красногвардейцев. Около костра сидят пятеро, двое прохаживаются неподалёку, ещё парочка – рядом с пулемётом и столько же у мешков. Кто-то в матросской форме стоит у парапета.

       Поравнялись с блокпостом. Попаданец покосился на юнитов. Лохматый матрос привстал и вылупился на княжну. С ним поднялся один из подельников – долговязый амбал. Тот, что у парапета и ещё один, у мешков, поглядывают то на Тоху с княжной, то на лохматого. В них программер узнал тех, с георгиевскими ленточками, вступившихся за него.

       Прошли мимо. Краем глаза Тоха заметил, что лохматый с амбалом двинулись за ним.

       «Что же делать? – лихорадочно соображает программер. – Шагов десять до переулка, а там… Выбора нет. И где третий?». Шепнул княжне:

       – Насть, сворачиваем.

       – Хорошо, – ответила девушка чуть дрогнувшим голосом.

       Немного ускорившись, свернули за угол. Поодаль к стене прислонился мужик бомжеватого вида. На противоположной стороне ещё двое бездомных. Эти не помешают.

       Тоха схватил княжну за руку.

       – Давай, Настюш, валим!

       Поздно! Дверь в доме, на той стороне, чуть дальше бомжей, распахнулась. Вот и третий.

       – Пожалте к нам, сударыня, – улыбаясь, коренастый матрос раскрыл для объятий толстые «клешни» и двинулся наперерез.

       Вот блин!

       Оба бомжика отлипли от стены и поковыляли за матросом.

        

       

       

       С начала августа Ян безотлучно торчит в этом хроносрезе. Его спецопергруппой и группами прикрытия уничтожено тринадцать агентов Союза. Раз в сутки появляется девчонка. Младший лейтенант Дарья Фархади. Прилуцкий даже в мыслях не называет её по имени. Только так – «девчонка». Лейтенант приносит свежие указания, новости.

       Технический главк Службы вместе с главком «Р» ⁶ передают сообщения о массовых транслокациях на территориях, подконтрольных Европейской Хартии и Североамериканского Союза. Хроносрезы назначения – с сентября по ноябрь 1917, июнь 2015 года. Сотрудники Службы взяли под усиленный контроль эти срезы. Очень похоже на акцию прикрытия перед основной операцией. Что за операция, понятно – вытащить Воронцова отсюда и транслоцировать в Союз, а там склонить к работе на «Ти-Эс-Эй», а может и к службе в её рядах.

⁶  Главк «Р» – Главное управление разведки Хронослужбы Конфедерации (прим. автора)

       То, что операция будет в теперешнем Петрограде, к волхвам не ходи. Вопрос – когда. Ответ – в ближайшие дни. Либо во время переворота. Момент – удачнее не придумаешь. Под общий шум запросто можно провернуть.

       Все перемещения объекта «Снегирь» взяты под усиленный контроль. Под таким псевдонимом в оперативном деле Хронослужбы проходит Воронцов. Парня обложили плотно. Задача – отслеживать и пресекать попытки «Ти-Эс-Эй» выйти на «Снегиря».

       Объект устроился на работу в Министерство путей сообщения, что в доме сто семнадцать по набережной Фонтанки. Недалеко от МПС две недели назад выставили блокпост из одиннадцати человек. Местные называют его усиленным пикетом.

       Ян вместе с операми своего отдела Олегом Максутовым, Вацлавом Лесньяком и опером ОБО⁷ Никитой Бутурлиным присоединились к пикету. Ян продемонстрировал «десятнику» мандат Петросовета, разумеется, липовый, где указано, что предъявитель сего, товарищ Прилуцкий Ян Максимович – помощник комиссара по Адмиралтейскому району Петрограда. Внизу подпись председателя Исполнительного комитета товарища Троцкого и синяя печать.

⁷ ОБО – оперативно-боевой отдел (прим. автора)

       Оперативные комбинезоны превратились в одежду текущего среза. На Яне и Олеге матросская форма, бушлаты, бескозырка с георгиевской лентой. По легенде они с гвардейского экипажа «Императрицы Екатерины Великой». Пистолет АР-12 Прилуцкого принял вид «маузера» в деревянной кобуре. «Длинноствол» АР-45 Олега превратился в австрийский карабин Манлихера. Вацлав «закосил» под рабочего с Путиловского завода, а Никита – под солдата десятого Новоингерманландского полка. У обоих «мосинки» с примкнутыми длинными игольчатыми штыками.

       В подвале дома на Малковом переулке, почти напротив «малины» Кучеренко, оборудовали базу с вывеской «Р.С.П.Б.». Бессмысленный набор букв, но внушает уважение. Рядом замаскировали гараж с двумя «фордами» модели «Эй». Никаких новейших технологий. Правда движок конца двадцатого века. И остальное по мелочи. Но внешний вид – на уровне. Чуть обшарпанный, без фанатизма, с царапинами. Всё чин по чину. На двери гаража белой краской намалевали такие же буквы.

       Как только пикет немного обосновался, мимо прошла княжна Анастасия Голицына. Девушка направлялась на встречу с Воронцовым.

       «Десятник» тут же запал на молодую аристократку. И запал конкретно. От всей матроской души. Хреново. Морячок запросто может её изнасиловать. А чего ему опасаться? Защитить девушку некому, полиция ликвидирована. По установочным данным княжна неплохо владеет приёмами семейной боевой системы. Вот только поможет ли это?

       Кучеренко нужно помешать. Как сделать так, чтоб изменения времени были минимальны и погасились сами собой? Хороший вопрос.

       Установщики из отдела «Р» собрали всю информацию на бывшего унтер-офицера первой статьи и остальных из «десятка». Самые опасные – Кучеренко и его сослуживцы с «Рюрика». Один – крепкий, кряжистый, среднего роста Павел Шустов, второй – Остап Твердохлеб, на пару сантиметров ниже Яна, здоровый кабан. Оба, как и «десятник» – перекрасившиеся в большевиков анархисты.

       Когда влюблённая парочка шла обратно, матросы заулюлюкали, приглашая девчонку бросить Воронцова. Кучеренко молчал. В его взгляде Ян прочёл страсть вперемешку с похотью. Докер Василий Ломов сдал княжну морячку. Так и сказал, знаю, мол, её. Княжна Голицына.

       Антон чуть приобнял Анастасию за талию и поспешил увести девушку от пикета.

       Два дня спустя Кучеренко с Шустовым и Глушко всё-таки пристали к объекту. Уровень Агнихотри подскочил до девяти единиц. Как ни странно, Воронцов быстро взял себя руки, и уровень возмущения хронополя на единицу снизился. Вся беседа зафиксирована. Парень молодец, но играет с огнём. Лишь обстановка стала накаляться, Ян достал «маузер» и выстрелил в шею «десятника» микроиглой с транквилизатором пролонгированного действия. Выстрел бесшумный, никто ничего не заметил. Игла тут же рассосалась, а матрос на три дня умерил пыл.

       Воронцов спокойно ушёл. Хвала Перуну, новую, серьёзную, волну не создал. Ещё б чуть, и появилась бы хроноволна длительностью с десяток-другой дней.

       Объект «Снегирь» живёт в доме Голицыных. Особнячок негласно охраняют сотрудники Службы. В главной ветви времени до самого переворота княжеский дом никто не тронет. С появлением Воронцова в этом хроносрезе всё может измениться. У парня потенциально высокий уровень Агнихотри.

       Здесь объект «Снегирь» создаёт небольшие волны времени, параллельные основной реальности и гаснущие в течение минут, максимум – десятков минут. Все оказавшиеся в прошлом существа могут создавать хроноволны. Они быстро гаснут и время стабилизируется. Если хватит коэффициента Агнихотри, то возможно создание новой реальности. А вот бинарные ветви, и уж тем более триады, не возникают. Хронофизики выяснили – все бинары Воронцова в его родном времени «замерли». Даже основная ветвь.

       Но самое важное, что пока не могут понять оба НИИ Службы, – как приблизиться к Воронцову. В спокойном состоянии к объекту можно подойти не ближе десяти шагов. Если уровень хронополя повышается, увеличивается и минимальная дистанция. Ян всё время над этим размышляет. Знаний не хватает. Хоть общий курс хронофизики обязателен к изучению всеми факультетами Академии Службы, Прилуцкий – опер, а не технарь.

       Кое-что учёные нарыли. Ян же пришёл к выводу, что всему виной технологии двадцать четвёртого века. Аборигены спокойно приближаются к объекту. Это раз. Сотрудники Службы используют пико- и фемтотехнологии, затрагивающие внутриядерные взаимодействия и физику элементарных частиц, что, в свою очередь влияет на флуктуации мирового эфира и хронального поля. Это два.

       Ян вспомнил, как они уходили в нуль-пространство. С помощи хроноловушки захватили амеров. Отправились в обычной одежде и со специально изготовленным оружием начала двадцатого века, так как там крайне заторможены химические, ядерные реакции.

       «А что если, – пришла неожиданная мысль, – сделать обыкновенную одежду этого времени? Пусть из ткани хотя бы двадцать второго или двадцать третьего века. Под неё бронежилет из сверхпрочных нитей, настоящий «маузер». Главное - никаких фемтотехнологий. И всё! Нет. Не всё. «Леким-два» придётся временно деактивировать. Тогда останусь без связи. Не вопрос. Для этого есть обычная радиосвязь. Хвала Перуну, сейчас она используется не так часто и далеко не все диапазоны задействованы».

       Прилуцкий направил предположения в Службу с курьером. Пришёл ответ, что у НИИ пока мало данных, чтоб так рисковать, но замначальника департамента генерал-майор Кольцов разрешил попробовать. Под личную ответственность Яна…

       Прохладно. С Финского залива дует пронизывающий ветер. Ребята на пикете кутаются в бушлаты, шинели, пальто. Постоянно горит костёр. Ян с операми тоже кутаются. Для вида. Им не холодно. «Комбезы» прекрасно сохраняют тепло.

       Пора действовать. Через два часа Воронцов отправится домой. По оперативным данным сегодня МПС прекращает работу в шесть вечера. К этому времени к объекту должна подойти Анастасия Голицына. «Вот чего ей дома не сидится? – мысленно выругался Прилуцкий. – Шастать в одиночку по городу, кишащим бандитами, пьяной солдатнёй и матросами, юной девушке, аристократке неразумно и весьма опасно».

       Включив ментально-голосовой режим «Лекима-два», капитан отправил операм и группам прикрытия и обеспечения сообщение, что четвёрка срочно идёт на базу. Первыми – Ян с Олегом, следом – Лесньяк с Бутурлиным.

       Подошли к двери с вывеской «Р.С.П.Б.», отправив через «Леким-два» код доступа. Замки открылись. Оперативники без проблем прошли внутрь. Ригели тут же заперли хлипкую на вид бронированную дверь.

       – Так, ребята, – обратился Ян к технарям. – Срочно нужны «броники», местное оружие, радиомикрофоны с гарнитурами. Избавляемся от технологий двадцать четвёртого века. Не все, скажу кто. Сейчас - я и Максутов. Зашифрованная связь по радио в «дуплексе». Режим ППРЧ. ⁸

⁸  ППРЧ – программируемая перестройка радиочастоты (прим. автора)

       Технари понимающе переглянулись. Предосторожность не лишняя. Местные ничего не заметят, а вот агенты «Ти-Эс-Эй» радиообмен могут перехватить.

       Прилуцкий положил на стол АР-12 и стал снимать оперативный комбинезон.

       – «Линзу» нужно деактивировать.

       – Сделаем, командир, – отозвался технарь по имени Пётр.

       Через несколько минут походные конфигураторы изготовили всё необходимое. Ян надел матросскую форму без погон, чёрный бушлат, бескозырку. На ремень приторочил настоящий «маузер» в деревянной кобуре. Только что «с пылу с жару».

       В ухо вставил приёмник. Крошечный микрофон, реагирующий лишь на его голос и звуки опасности – выстрелы, взрывы, угрожающая речь, прилепил на воротник бушлата. Остальная информация передаётся как приглушённый фон.

       Олег тоже переоделся. Проверили связь. Вышел по радио в УКВ-диапазоне на группы прикрытия. Слышат почти все. Неплохо. На улице будет лучше.

       Лёгкий укол боли в затылке.

       – Изделие «Линза» деактивировано, – доложил технарь.

       – Блин, будто голый, – пробурчал Максутов.

       – К хорошему быстро привыкаешь, – огрызнулся Ян.

       Ему тоже некомфортно.

       Бело-синяя вспышка резанула по глазам. Курьер. Странно, девчонка уже приходила сегодня.

       Хорошо радиус локальной деформации хронополя невелик, всего несколько метров, аборигены бы всполошились.

       Дверь в подсобку открылась, оттуда вышла младший лейтенант Фархади. В той же одежде, что и утром – в сером платке, чёрной кожаной куртке и юбке. На ногах солдатские сапоги. Разумеется, вся одежда значительно легче и теплее настоящих.

       – Всем привет! Здравствуйте, Ян Максимович.

       Всегда улыбчивая, на этот раз глаза серьёзные. И пришла вне графика.

       – Привет, – отозвался Прилуцкий.

       – Максимыч, заметь, с тобой отдельно здоровается, – съязвил Максутов.

       Ян пропустил подначку мимо ушей.

       – Что случилось?

       По словам девчонки, Яну нужно срочно явиться в Службу. Амеры что-то затевают в хроносрезе Воронцова. На днях около дома родителей «Снегиря» ликвидировали агента «Ти-Эс-Эй». Родителей взяли под негласную круглосуточную охрану. Надо немедленно с ними поговорить.

       – Хорошо, сегодня идём.

       – Почему не сейчас? – вскинула брови девчонка.

       – Тут кое-что назревает. Возможна стычка объекта с местными. Но… есть ещё что-то. Не могу понять. На уровне интуиции. Сделаем так. Воронцов придёт к Голицыным, вот тогда отправимся.

       Лейтенант кивнула.

       – Ты пока располагайся, попей чайку или кофейку. На улицу не выходить. Мы попробуем подойти к Воронцову. Да, и от моего имени дай команду группам силового прикрытия. Каждому второму деактивировать «Линзы», комбезы и оружие снять, изготовить и надеть местную форму, вооружение и «броники», как у нас. У кого «субатомное» снаряжение, к Воронцову не приближаться! Связь по «дуплексу» в режиме ППРЧ. Алгоритмы и частоты возьмёшь у Петра. Всё. Олег, идём.

       Вышли наружу и направились к пикету.

       – Максимыч, на кой ты группы прикрытия приказал одеть в местное?

       Ян пожал плечами.

       – Чую. А вдруг мы подойдём к Воронцову? Вдруг мы здесь не одни? Уровень хронополя чуть больше нормы. Мне это не нравится.

       Как только свернули на Фонтанку, навстречу неспешно тронулись Никита с Вацлавом. Теперь очередь ребят переодеваться.

       – Куда это вы всё ходите? – пробурчал, подбоченясь правой рукой поближе к «маузеру», Кучеренко, а левой вытащил изо рта папиросу.

       – А тебе не всё равно? – Ян посмотрел в глаза лохматому бородатому матросу. – Я тебя не спрашиваю, куда ты со своими ходишь?

       Прилуцкий закутался в бушлат. Забыл добавить подогрев. Хотя… ладно, можно обойтись. Мало ли как отреагирует сюрприз в теле Воронцова.

       – Я от своих ничего не скрываю, – чуть развёл руками торпедист. – Мы баб туда водим. Надо же авангарду революции иногда расслабиться. Верно братцы? – обратился он ко всем.

       Пикетчики послушно закивали, заагакали.

       – Конечно можно, – согласился Ян. – Води ради бога, коль они сами не против, – слово «сами» Прилуцкий выделил особо. – Но нам отдыхать некогда. Так что извини, братишка, туда вам хода нет. Распоряжение Петросовета. Получишь мандат, на здоровье.

       – А если мы сами поглядим? – угрожающе ухмыльнулся матрос, чуть прищурив глаза, и затянулся цигаркой.

       Ян подошёл ближе и посмотрел в нахальные карие глаза. Кучеренко выпустил дым капитану в лицо.

       Неприятно дёрнуло горло. Препарат в крови подавил кашель.

       – Ты бандит или красногвардеец? – твёрдо спросил Прилуцкий.

       – Ну красногвардеец, – ухмыльнулся «десятник», – и чё?

       – А если без «ну»? – Ян, не мигая, смотрит ему в глаза.

       – Красногвардеец, – Кучеренко на миг отвёл взгляд.

       – Тогда выполняй приказ партии, товарищ.

       «Десятник» отошёл, сплюнув себе под ноги. Уселся у костра, где сидят ещё пятеро пикетчиков.

       – Первый, я - тринадцатый, птичка упорхнула, – раздался голос в ухе.

       Понятно, княжна вышла из дома. Пешком сюда минут сорок, сорок пять.

       – Принял, – прошептал Ян в микрофон.

       Чуть задрав рукав бушлата, глянул на часы. Пять минут шестого. Скорее всего, Настя пойдёт пешком.

       – Ну чё, хлопцы, по глоточку, – послышался сзади голос Павла Шустова.

       Ян обернулся. Широко скалясь, матрос держит в руках две бутылки по ноль семь с мутной жидкостью.

       – От твоей зазнобы? – привстал с места Кучеренко.

       – Ага, – радостно подтвердил тот.

       – Ну давай по чуть-чуть. А ты, комиссар? – обратился бородач к Яну.

       – Почему нет, – улыбнулся капитан. – Мы с народом.

       Прилуцкий с Максутовым подошли ближе. К ним присоединились Лесньяк и Бутурлин. «Десятник» раздал невесть где раздобытые хрустальные стопочки.

       – У буржуев экспроприировал, – ответил он на вопросительный взгляд Прилуцкого.

       «Вот же урод!», – подумал Ян, но вслух похвалил предприимчивого «десятника».

       Тяпнули по две. Чисто для сугреву, как выразился Кучеренко. На этом пьянку старший пикета прекратил. «Молодец! – мысленно похвалил Гришку Прилуцкий. – Не позволяет напиваться вдрызг».

       – Первый, я седьмой. Птичка на подлёте, – снова раздалось в ухе.

       Через пять минут княжна должна быть у них.

       – Принял, – шепнул Ян.

       «Десятник», похоже, услышал.

       – Что ты принял?

       – Как что? – удивился Прилуцкий. – Две стопочки. С тобой только что. Забыл?

       Проехал «форд», точь-в-точь, как у них. Внутри, кутаясь в пальто, сидят трое.

       Потихоньку темнеет. Слева, со стороны Измайловского моста, показалась княжна. На девушке чёрное пальто и чёрная шляпка. По виду не скажешь, что аристократка, но явно не из деревни. Прошла перекрёсток. Тут-то её и заметил «десятник». Ян посмотрел на оперов. Те едва заметно кивнули.

       Кучеренко, расправив грудь, поднялся и пронзительно свистнул. Девушка чуть заметно вздрогнула.

       – Эй, барышня! – гаркнул он.

       Княжна посмотрела на матроса, но останавливаться не стала.

       – Давай к нам! У костра согреешься. Выпьем за мировую революцию. Компания у нас весёлая.

       Настя отвернулась и ускорила шаг.

       – Зря! – крикнул вдогонку «десятник».

       Рядом с ним оказались сослуживцы с «Рюрика», тоже с интересом рассматривающие девушку. Кучеренко легонько пихнул их локтём и показал глазами на девку. Те понимающе кивнули. Шустов направился в дворницкую.

       Мимо прокатил грузовик, битком набитый солдатами и рабочими с красным повязками на рукавах.

       «Десятник» оборачивается и смотрит на Яна. Прилуцкий медленно качает головой. Кучеренко лишь сплёвывает под ноги и отходит к костру.

       – Вацлав, Никита, сходите, узнайте, нет ли чего срочного, – попросил капитан оперов.

       Те всё поняли и двинулись за Шустовым.

       Вскоре сообщили, что матрос зашёл в дворницкую. В переулке трое бездомных. Двое здесь давно облюбовали местечко. Третий – новичок. Жаль, видео сейчас не передать.

       Ян то и дело поглядывает на здание МПС. Может, Воронцов догадается пойти в другую сторону? Должно же быть чувство самосохранения.

       Парадная дверь открывается, выходят двое мужчин. Потом ещё один. И вот… объект с княжной. Поворачивают… направо. Вот же ж!

       Настя берёт Воронцова под руку. Парочка приближается. Ян отходит к парапету и наблюдает за Кучеренко, не упуская из виду объект.

       «Десятнику» уже не до Прилуцкого. Вожделенная цель наконец-то перед ним. Парочка проходит мимо, Антон искоса поглядывает на пикет. О чём-то тихо шепчется с Настей.

       Кучеренко встал, за ним Твердохлеб. Отпустив объект шагов на десять, матросы идут следом. Антон оглядывается и сворачивает с княжной люди в Малков переулок.

       «Что они там, навьи болота, забыли? – выругался про себя капитан. – Им вообще в другую сторону. Мимо дворца Юсуповых. Ах да, мосты же перекрыты. Но всё равно. Какого лешего их понесло в переулок?».

       Прилуцкий шагает за «десятником».

       – Ян! – ворвался в ухо голос кого-то технарей. – Резкий скачок хронополя! Выброс как у портала!

       – Навьи болота! – прорычал Ян и бросился за свернувшим за угол Кучеренко. – Всем тревога!

       – Эй, господин хороший! – послышался вальяжный голос «десятника».

        

       

       

       – Эй, господин хороший! – раздалось сзади.

       Тоха с Настей, не останавливаясь, обернулись. Их нагоняют лохматый с амбалом.

       – Буржуй, скоро мировая революция, – продолжил третий подельник, приближаясь. – Сам знаешь. Всё обчее будет, заводы, фабрики, земля. И бабы с девками тоже, – он задорно гоготнул.

       Программер ускорил шаг.

       – Не жадничай, буржуй, – раздался сзади голос лохматого. – Девку оставь, а сам проваливай. Пошли красавица. Мля! Чё за…

       Послышался всхлип.

       Тоха оглянулся. Оба матроса будто распластались по невидимой стене. Коренастого чем-то приложили, и он раскинулся на брусчатке. Походу, кто-то из тех бродяг, что пошли за ним. К программеру тут же подскочил бомж, что стоял с их стороны.

       – Воронцов! Быстро в портал, – он схватил попаданца за рукав и потянул к чему-то едва заметно мерцающему, колыхающемуся. Будто… чёрт! Неужели?!

       – Живо! – рявкнул бомж. – Хронослужба!

       Тоха круговым движением, как учил Ромыч, сорвал захват.

       С набережной раздаётся громкий голос:

       – Всем стоять, Хронослужба Конфедерации! Или открываю огонь на поражение!

       Оттуда в тусклом свете фонаря выскакивают чёрные силуэты. Если там Хронослужба, то эти кто?

       – Damn! – почему-то по-английски ругается бомж. – А ну пошёл! – и его кулак влетает программеру в живот. – Сударыня, не вмешивайтесь!

       Тоха от неожиданности сгибается чуть раньше, что ослабляет удар, и успевает прикрыться руками. Однако кулак достигает цели, дыхание сбивается. Ломающая боль заставляет согнуться. Но на ногах устоял. Сильная рука тут же хватает за шиворот.

       – Вперёд, fucked puppy! ⁹

⁹  Грёбанный молокосос (англ., груб.)

       Тут учудила Настя. Сапожок княжны острым носком по короткой траектории ужалил голень противника. Тот, вскрикнув, ругнулся по-английски. Хватка ослабла.

       Девушка отталкивает бомжа. Программер разгибается и с яростным воплем: «Н-н-на, сука!» бьёт мужика ногой в живот. Тот отлетает к колышущемуся мареву и исчезает в бело-синей вспышке.

       К ним уже бегут два других бомжа, вырубивших матроса, на ходу выхватывая револьверы.

       – Воронцов, идиот! – орёт один из них, – живо в портал! Хронослужба!

       Тоха растерялся. «Что делать? Этот орёт: «Хронослужба!». Тот, что в портал улетел, по-английски ругается».

       Пара сухих выстрелов со стороны набережной. Бездомные валятся на землю, воя от боли. Снова две вспышки и тела растворяются, будто их и не было. Из двери, откуда вышел подельник лохматого матроса, выскакивают ещё с десяток юнитов с «винтарями», вперемешку матросы, солдаты, гражданские. Тоха суёт руку в карман, нащупывая рукоятку нагана. Пару раз дёргает вверх, пытаясь вытащить ствол.

       Чёрт! Не получается! Оружие запуталось в кармане. Есть! Наконец-то, извлёк револьвер.

       – Воронцов, беги! – доносится крик со стороны набережной.

       Судя по чуть освещённым фигурам, кричит кто-то из двоих моряков.

       Снова пальба. Где наши, где «немцы», не понять.

       – Тоха, мать твою! Вали отсюда! – опять тот же голос с Фонтанки. Матрос слева яростно машет рукой. – Вали, говорю!

       Справа, из-за дома со стороны Измайловского моста, выезжает грузовик. Ещё на ходу с него спрыгивают солдаты.

       Программер хватает Настю за руку и мчится по переулку.

       Тут перед ним, невесть откуда, вырастает бородач в солдатской форме без погон и «винтарём» отпихивает от себя Тоху.

       – А ну стоять!

       От неожиданности программер отшатывается. В спину влетает Настя, что не только спасает от падения назад, но и скорость, с какой княжна наткнулась на него, заставляет качнуться вперёд. Не думая, Тоха тычком бьёт чувака стволом в горло. Тот, оседая, захрипел. Рукояткой по голове. Юнит кулём валится на брусчатку. Винтовка, лязгнув, стукается о камни.

       Бегом дальше. Справа в доме арка. Туда!

       Теперь налево. Ага, дверь. Толкнул, заперто. Следующая. Есть! Открылась.

       Ныряют внутрь, в темноту.

       Снаружи доносится пальба.

       Оглядываются. На дворницкую не похоже. Обычный подъезд. Шагов через десять вверх уходит лестница.

       Программер, сунув револьвер в карман, тащит Настю к ступенькам.

       На улице раздаются стремительные шаги бегущих.

       «Ну вот и кабздец! – обречённо подумал попаданец. – Нет. Проскочили мимо».

       В голове рождается идиотская мысль.

       – Маскировка! – шепчет Тоха и быстро снимает пальто с фуражкой.

       Бросив их прямо на ступеньки, притягивает к себе обомлевшую княжну и целует в чуть приоткрывшиеся от удивления мягкие, тёплые губы. Шляпка с её головы соскальзывает на пол.

       Девушка неумело отвечает на поцелуй, медленно обвивая руками его шею. Тоха крепче обнимает Настю, прижимая к стене. В тыльные стороны ладоней впились неровности холодной, обшарпанной стены. Но сейчас не до мелочей.

       Сколько прошло времени? Минута, две, пять? А, может, всего-то десяток секунд? Дверь, чуть скрипнув, открывается.

       «Ну вот и всё! Теперь точно, кабздец!»

       Программер нехотя отрывается от девичьих губ и едва слышно шепчет на ухо:

       – Молчи.

       Рукой потянулся к карману. Чёрт! Ствол остался в пальто.

       – Нет тут никого! – громкий голос кажется знакомым. – Идём дальше! Вы - направо, вы - за мной!

       Дверь закрылась. Неужели повезло? Или…

       Попаданец посмотрел девушку.

       – Что вы делаете, Антон Дмитриевич? – шепчет Настя, запыхавшись и глядя сияющими глазами.

       – Целую тебя, ваше высочество, – улыбается Тоха и ещё раз оглядывается на дверь.

       Княжна ласково взяла его лицо ладошками и, повернув к себе, вновь прильнула к губам. Нацеловавшись, снова заглянула в глаза:

       – Антош, что это было?

       – Да ничего особенного. Мы целовались.

       Настя негромко засмеялась, прижимаясь к груди.

       – Я не об этом. Там, на улице. Белая вспышка. Какая-то хроно… хронослужба.

       – Походу, это по мою душу, солнышко.

       – Что ты имеешь в виду? – она чуть отстранилась, заглядывая в глаза.

       Тоха погладил девушку ладонью по щеке. Легонько чмокнул в губы.

       – Я тебе обязательно всё расскажу, котёнок?

       – Ты всё время обещаешь, а сам молчишь. Или отшучиваешься.

       Княжна снова прижалась к груди. «Чёрт, холодает, – подумал Тоха, – Пора валить отсюда» и прошептал, ласково гладя девушку по голове:

       – Просто тогда ещё время не пришло, нельзя было.

       Зубы уже начинают стучать. И от холода, и от пережитых потрясений.

       Настя снова посмотрела ему в лицо.

       – А сейчас… пришло?

       Тоха кивнул и улыбнулся:

       – Да, Настюш. Пришло. Но сейчас надо убираться отсюда.

       Отпустил девушку и подошёл к брошенному пальто. Быстро оделся, поправил фуражку. Настя подняла с пола шляпку.

       Сунув руку в карман, Тоха вытащил «наган» и откинул барабан. Видно плохо. Поднёс к глазам. Все патроны на месте. Семь штук. Мало. Если будет серьёзная заварушка, не хватит. Конечно, его могут прикончить раньше, чем сам успеет расстрелять боезапас.

       Появилось странное, незнакомое ранее чувство. Рядом – любимая девушка, за которую готов отдать жизнь. Даже отношения с Веркой – не то. Совершенно не то. И хоть поцеловал Настю впервые за четыре месяца знакомства, это ничего не меняет. Есть что-то в юной княжне, чему он, обычный программер из двадцать первого века, может дать ни названия, ни определения. Просто хочется её оберегать, защищать.

       – Идём, – шепнул попаданец, взяв девушку за руку.

       Подошли к двери. Тоха аккуратно надавил на тяжёлую створку. Дверь, чуть скрипнув, подалась наружу.

       Программер осторожно выглядывает. Несколько вооружённых юнитов уходят в проход между домами.

       Отлично!

       – Идём! – тащит за собой Настю налево, к арке, в которую вбежали.

       Вдвоём медленно подходят к выходу в переулок. Снова выглядывает. Справа и слева никого. Убирает револьвер в карман.

       К Фонтанке нельзя, блокпост. Остаётся на Садовую, а это – офигенный крюк. Выбора нет.

       Повернул направо. Настя не отстаёт.

       Тихо идти не получается. Каблучки Насти выстукивают частую дробь.

       Странное возбуждение. Страшно? Да, страшно. Но того парализующего страха, что сковывал при стычках с немцами и австрийцами там, в Галиции, нет и в помине. Есть что-то ещё. Близость красивой и любимой девушки, ответственность за неё. И голова пустая, мыслей никаких. Тело готово действовать.

       Впереди в сером доме слева арка. Дальше переулок изгибается и там ещё метров через тридцать – выход на Садовую. Осталось чуть-чуть.

       И всё-таки попаданец их проморгал. Но, блин, он же не спецназовец, не ниндзя!

       Из арки вышли трое – два матроса и гражданский чувак в длинном пальто и шляпе. У всех в руках «мосинки» с примкнутыми штыками.

       – Стоять! – гаркнул штатский. – Кто такие будете, граждане?

       – ВЧК рабоче-крестьянской милиции, – брякнул Тоха, чувствуя, что его «несёт». – Вы старший?

       – Да, – опешил тот.

       – Отойдём, товарищ, – предложил программер и отошёл от Насти шагов на десять, засунув руки в карманы пальто. Рукоять револьвера привычно легла в правую ладонь.

       Штатский последовал за ним, взяв винтовку стволом вверх. Стрёмно оставлять княжну наедине с матросами, но ничего. Вряд ли надолго. Времени мало. Тут или-или.

       – Моя фамилия Пупкин. Мы с товарищем Кларой Цеткин, – кивнул на девушку Тоха, неся пургу, – спецагенты ВЧК рабоче-крестьянской милиции. Нужна ваша помощь. Нас преследуют контрреволюционные мятежники, – жест в сторону, откуда они бежали.

       – А … кх-м, а документы ваши можно, товарищ? – поинтересовался штатский.

       – Конечно… нет, мы же спецагенты. Вы же, как старший тройки, должны понимать, что на задания мы выходим без документов. Если есть вопросы, свяжитесь с товарищем Дзержинским или товарищем Лениным. Оба сейчас в Смольном, подтвердят. К тому же товарищ Клара, – снова кивнул на княжну, – пламенная революционерка из братской Германии. Фатерлянд вас не забудет, товарищи!

       Гражданский чел замялся. Видать, фамилии вождя мирового пролетариата и первого чекиста подействовали.

       – Вот они! Хватай буржуев! – раздалось со стороны Фонтанки.

       Метрах в тридцати в темноте маячат неясные фигуры с «винтарями». Штук десять.

       – Выручайте, товарищи! – проговорил Тоха. – Товарищ Клара, уходим!

       Настя, похоже, не въехала, к кому он обращается, и посмотрела на него.

       – А ну стоять! – гражданский попытался вскинуть «мосинку».

       Программер быстро вытащил руки из карманов. Правой с зажатым револьвером круговым движением наружу отвёл штык, левой прихватил «винтарь» у приклада. Сапог попаданца влетел в пах чуваку. Тот, отпустив оружие, рухнул на мостовую, корчась от боли и глухо матерясь. Винтовка стукнулась о мостовую. Что сделала Настя, Тоха не понял, но один из матросов в позе эмбриона скрючился на брусчатке, второй вскинул оружие. Попаданец, не раздумывая, выстрелил в юнита. «Мосинка» вылетела из рук, матрос схватился за правую кисть, вопя благим матом.

       – Бежим!

       Тоха вспомнил, что его почему-то не берут пули. Наверно, у времени на него особые планы? Может быть. Но сейчас не это главное. Главное то, что к Насте это не относится. Надо закрыть её собой.

       Программер трижды пальнул в сторону бегущих, догоняя бегущую девушку. Раздался приглушённый вскрик.

       – Давай, родная, быстрей!

       Помчались со всех ног. Сзади пальба. Два раза свистнуло возле уха. Несколько пуль, высекая искры, взвизгнув, отлетели от булыжников мостовой. Послышался звон разбитого стекла.

       Настя бежит впереди. Тоха старается держаться так, чтоб закрыть Настю и не дать преследователям в неё прицелиться.

       Переулок заворачивает вправо. Садовая. На перекрёстке, на фоне горящего костра, три чёрных силуэта со вскинутыми винтовками.

       – Стой! Стой, кому говорю, курва!

       – Товарищи! – заорал программер. – Мы - рабоче-крестьянская милиция! Нас преследуют! Контрреволюционный мятеж! Нужна помощь!

       Они уже промчались мимо обалдевших юнитов у костра, как по глазам ударил свет фар. Тоха резко притормозил, успев схватить Настю. Перед ними остановился автомобиль с открытым верхом.

       «Кабриолет, блин!» – мелькнула дурацкая мысль.

       – Прыгайте назад! Быстро! – крикнул водила в матроской форме и с георгиевской ленточкой на бескозырке.

       Программер его узнал. Один из тех двоих на блокпосту.

       – А ты кто такой? – Тоха наставил на мужика ствол.

       Юнит посмотрел за спину попаданцу и рявкнул:

       – Тоха, мать твою, в машину! Быстро!

       Программер обернулся. Из темноты переулка показались с десяток юнитов. Он открыл дверь.

       – Настя, залезай.

       Девушка юркнула на сидение.

       – Вот они! Огонь, братцы! Уходят!

       Тоха запрыгнул следом. Старенький «форд» резво рванул с места. Попаданец трижды пальнул по бегущим. Вопль. Одна из фигур рухнула и завертелась на мостовой. Отлично! Попал!

       «Форд» бежит слишком шустро для допотопной техники, хоть и американской. Холодный ветер бьёт в лицо.

       – Вы кто? – кричит Тоха.

       Водила на секунду обернулся и крикнул:

       – Друг!

       Программер подался к юниту.

       – У меня здесь нет друзей, кто знает меня как «Тоху».

       – Меня Олег зовут, – снова на миг обернулся водила. – Хронослужба Конфедерации.

       «Опачки! – злорадно подумал попаданец. – Вот и нарисовались! Наконец-то!»

       Минут через пять матрос сбавил ход. Впереди блокпост, вроде того, что на Фонтанке. Остановились. Старший потребовал документы. Водитель протянул бумагу.

       Пропустили без вопросов.

       – Что сейчас там было? На Фонтанке? – поинтересовался Тоха, когда отъехали от блокпоста.

       – Антон, я не уполномочен что-либо объяснять. Извини. Завтра прибудет мой шеф, капитан Прилуцкий, он всё расскажет. Лады? Я сейчас отвезу вас домой, а завтра мы к вам придём. Нам есть о чём поговорить, так что жди. А сейчас, извини, никаких вопросов.

       Ну что ж, завтра так завтра. Тоху подмывает, что-нибудь спросить, но парень ничего не скажет.

       Ещё дважды проверяли документы, и оба раза пропускали без вопросов.

       Остановились метрах в пятидесяти от дома. Рядом с подъездом маячат пять вооружённых фигур.

       Вышли из машины.

       – Не волнуйтесь, это, – кивнул Олег на пятёрку, – наши люди. Они вас охраняют. До завтра, Антон.

       Тоха пожал протянутую руку. Матрос медленно укатил.

       – Пойдём! – программер взял Настю под локоть.

       – Смотри, – прошептала княжна и кивнула куда-то чуть вправо.

       Около заднего двора мелькнула тень.

       – Ну-ка проверим, чё это за перец, – Тоха пошёл вперёд. Настя за ним.

       Программер достал «наган». В стволе пусто. Хорошо, неизвестный, кто он, друг или враг, об этом не знает.

       Свернули в калитку заднего двора. Тоха жестом остановил княжну, а сам покрался за тёмным силуэтом. Неизвестный потрогал ручку двери.

       – Уважаемый, вы дверью не ошиблись? – программер навёл на жулика револьвер.

       Тот обернулся. Тоха разглядел шинель и армейскую фуражку. Лица не видно.

       – Ты руки-то подыми. Медленно. Дёрнешься, пристрелю нафиг.

        

       

       

       Ужасно хочется спать. Три последних дня изрядно вымотали. Роман Васильевич снял солдатскую фуражку без кокарды и положил на колени. В ногах вещмешок. Поручик нарочно занял место около прохода. Если придётся бежать, шансов уйти больше.

       Бежит и бежит, словно загнанный волк. Будто дезертир.

       Прислонился спиной и затылком к стенке и внимательно оглядывает окружающих. Поезд стоит уже около часа, сколько простоит ещё, неизвестно.

       На полке напротив сидят трое, двое – слева. По одному на верхних полках.

       Вагон третьего класса быстро набился серой солдатской массой. У кого шинели с погонами, у кого, как у Голицына, без. Кто в папахах, кто в фуражках. Все злые, нервные. Народ всё пребывает. Кому не хватает места на полках, усаживаются прямо в проходе.

       Хочется надеяться, почти двухнедельная небритость надёжно скрывает среди окружающей толпы.

       Роман Васильевич закрыл глаза…

       

       

       

       В июле после краткосрочного отпуска Роман Васильевич вернулся в дивизию. На фронте практически всё кончено. Немцы с австрияками вышвырнули русские войска из Галиции. Восьмая армия закрепилась на реке Збруч, почти на границе Империи.

       Все ударные части практически уничтожены. Солдатня разбегается по домам. Где это видано, чтоб три немецкие роты обратили в бегство две русские дивизии? Апокалипсис. Полный.

       В итоге Роман Васильевич отправился с войсками генерала Корнилова на Петроград. В конце августа офицер из свиты командующего отправился в столицу. Голицын попросил передать письмо родителям, где сообщил о гибели в Персии брата Виктора.

       В скором времени в частях появились агитаторы. По приказу Корнилова их хватали и расстреливали. Поручик дважды руководил расстрельной командой. Одного схватили и тут же повесили. Но так было не всегда и не везде. Агитация достигла цели: солдаты отказывались идти на Петроград, просто расходились.

       Эшелоны генерала Крымова остановились на подступах к Петрограду и Пскову…

       Заняться нечем. Голицын в палатке с тремя офицерами играют в покер. На середине третьей руки снаружи раздаются выкрики: «Корнилов арестован!», «Смерть генералу-узурпатору!», «Бей офицерьё, братцы!», «Всех на верёвку!», «Вон в той палатке четверых видал!»

       А вот это совсем плохо. Ему припомнят расстрел агитаторов и солдат-изменников.

       Офицеры вскакивают, выхватывая револьверы. Роман Васильевич, переложив наган в левую руку, обнажает шашку. Тесно тут, в палатке.

       – Господа, сразу не стреляйте! Лишь по моей команде! – шепчет Голицын. – Иначе просто расстреляют палатку.

       Молодой подпоручик Алехнович бледнеет. Полог откидывается, и с десяток солдат пытаются ворваться внутрь.

       – Вот они! Вяжи их, братцы!

       Первым не выдерживает Алехнович. Сухой выстрел, и призывавший вязать, получает пулю в грудь.

       – Огонь! – орёт Голицын.

       Сухо щёлкают револьверы. Палатка наполняется криками и воплями, солдаты заметались.

       – Быстро наружу! – кричит поручик и бросается к пологу.

       На выходе кого-то лягает под дых. Солдат вылетает наружу.

       – Стреляйте, братцы!

       Оскаленная небритая физиономия чернявого мужика. Не раздумывая, тычок стволом в глаз. Противник, завизжав, хватается за окровавленное лицо.

       Часто-часто затрещали трёхлинейки. Голицын качнулся в сторону группы солдат и, чуть приседая, с разворота режущим ударом рубит по ногам. Дикие вопли боли.

       Бросает взгляд назад. За ним мчится Алехнович. Капитан Мясоедов лежит на выходе из палатки. Четвёртый – поручик Цаплин, скорее всего, остался внутри.

       Навсегда.

       Вертясь, как юла, Роман Васильевич, раздаёт удары шашкой. Большей частью – режущие. Острый клинок превосходно рассекает живую плоть. Цели убивать нет. Как можно больше покалечить. Противник отвлечётся на раненных.

       Петляя, словно заяц, Голицын рванул к ближайшему лесу. Сзади щёлкают выстрелы. Ещё саженей сорок. За спиной раздаётся вопль. Роман Васильевич оборачивается. Следом на боку ползёт Алехнович, окровавленная нога волочится по траве. Вот чёрт!

       Их догоняют около двадцати солдат. Поручик стреляет в самых ретивых.

       – Пристрелите меня, князь! – громко хрипит подпоручик. – Умоляю! Вместе не уйдём!

       Роман Васильевич бросается к раненому.

       В следующую секунду затылок Алехновичу разбивает пуля. Ну вот и всё, несчастному парню уже ничем не поможешь. Голицын разворачивается и мчится к спасительному лесу. Эти туда не сунутся…

       

       

       

       Уйти удалось. Через полторы недели, двадцать третьего сентября, таясь, вышел к Быхову, где под арестом вместе с Корниловым сидит группа генералов. Здесь ещё сохраняется хоть какой-то порядок. Солдаты злобно поглядывают на офицеров, но открыто не выступают. Верные Корнилову текинцы защитили генерала от солдатского самосуда.

       Позавчера Роман Васильевич и ещё шесть офицеров переоделись в солдатскую форму, выправили нужные документы и направились в Петроград и Москву, чтобы отыскать верных людей. Когда прибудет курьер от Корнилова, надо будет уходить на Дон…

       Поезд дёрнулся раз, другой. Голицын открыл глаза. Пейзаж за окном поплыл. Медленно, потом всё быстрее-быстрее. Слава Богу, наконец-то поехали.

       «Надо бы поспать», – устало подумал князь и сразу провалился в сон.

       Проснулся оттого, что кто-то немилосердно трясёт за плечо.

       – Товарищ, товарищ…

       Роман Васильевич с трудом разлепил глаза. В тусклом свете вагонной лампочки над ним склонился силуэт. Пахнуло табаком и перегаром. Рядом ещё трое с винтовками.

       – Патруль рабоче-крестьянской милиции. Ваши документы, товарищ.

       Смысл сказанного дошёл не сразу. Голицын пару секунд тупо смотрел на мужчину, кивнул и полез за отворот шинели.

       Да куда ж он их подевал?

       – Ладно, товарищ, не надо.

       Патруль пошёл дальше по вагону, выборочно проверяя документы. Роман Васильевич обратился к сидящему рядом солдату:

       – Что за станция, браток?

       Тот затянулся папиросой.

       – Дно, говорят. А ты докудова?

       – До Петрограда.

       – Домой?

       – Ага. А ты?

       Солдат снова затянулся.

       – А я до Сольцов, – он протянул Голицыну папиросы. – Будешь?

       Хотя Голицын не курил, но среди солдат некурящих не встречал. А ведь он сейчас – обычный солдат.

       – Давай.

       Взял папиросу. Сосед протянул свою прикурить. Голицын затягиваться не стал, просто набрал в рот и выпустил дым. Иначе сразу бы закашлялся…

       

       

       

       Царскосельский вокзал. Повсюду вооружённые солдаты, матросы, рабочие, студенты. Многие с красными повязками на рукавах.

       Уже темнеет. До дома пешком минут тридцать. Реально оказалось дольше. Через два пикета не пустили, пришлось идти в обход.

       За два квартала от дома остановил патруль Красной гвардии. Старший патруля, рабочий в тёмно-сером пальто и кепке, потребовал документы. Князь протянул солдатские бумаги. Рабочий посмотрел документы, потом, пристально, в лицо Романа Васильевича.

Продолжение можно почитать тут.

       – Так с какого, говоришь, завода будешь, браток? – поинтересовался он.

       – Да не с какого. Не успел поработать на заводе. Как война начиналась, мобилизовали, – пожал плечами князь.

       – А звать тебя как?

       Голицын улыбнулся про себя. Старый трюк контрразведки. Но ничего, Роман Васильевич всё, что написано в документах, вызубрил наизусть.

       – Лопатин Афанасий Никифорович. Девяносто седьмого года рождения.

       – Ладно, держи.

       Рабочий вернул документы.

       Вот и дом. Около парадного входа пятеро с оружием.

       «Чёрт! Плохо. Что они здесь забыли?»

       Саженях в тридцати остановился открытый автомобиль. Пассажиры вылезли и о чём-то быстро поговорили с шофёром. Потом открытый «форд» проехал мимо поручика. Роман Васильевич под прикрытием машины перебежал на задний двор. Аккуратно выглянул. Пятёрка солдат его не заметила. Слева двое, судя по силуэтам, мужчина и женщина. «И чего это они в такую пору шастают по городу, где толпы вооружённого народа, кому убить человека, что муху прихлопнуть? – невесело подумал поручик.

       Подошёл к двери. Замка нет, потянул на себя дверь. Заперто изнутри.

       «Пожалуй, не войти, – размышлял Голицын. – Надо постучать. Только если громко, услышат те, кто на улице, а если тихо, не достучишься. Прислуга может не услышать».

       – Уважаемый, вы дверью не ошиблись? – раздался сзади тихий и очень знакомый голос.

       Роман Васильевич обернулся. Губы непроизвольно растянулись в улыбке.

       – Ты руки-то подыми, – продолжил Антон. – Медленно. Дёрнешься, пристрелю нафиг.

       Как давно не слышал этот голос!

       – Ну вы и выражаетесь, граф.

       – Ромыч, – медленно проговорил гость из будущего. – Ты что ли?

       – Ромка! – взвизгнул женский силуэт за спиной у Воронцова.

       Девичья фигурка рванулась к нему, и через пару секунд у него на шее повисла Настя.

        

       

       

       На выходе из портала ощутили интересный эффект. Тело будто облепила невидимая плёнка. Ян с трудом её прорвал и помог запаниковавшей девчонке.

       – Хрональное поле скорректировано, – доложил хронокомп.

       Сразу после перехода Прилуцкий направился к Кольцову. Замначальника департамента по оперативно-агентурной работе выслушал краткий доклад, приказал отдыхать (благо сегодня суббота), а завтра к полудню прибыть для подробного разбора. Как раз технари что-то узнают, поступит информация из НИИ. Хоть и говорят, что «хроникам», как называют их коллеги из госбезопасности, полиции и армии, спешить особо некуда, но не теперь. Слишком много поставлено на карту.

       Девчонка быстро отнесла все материалы в научно-технический и биофизический отделы. Копии по спецканалу уйдут в оба НИИ Службы.

       Прилуцкий вышел от Кольцова. За спиной запечатался портал, приняв вид стены с нарисованным контуром двери. Его уже поджидает младший лейтенант Фархади. Её комбинезон принял вид бирюзовой формы Службы.

       – Ты чего здесь? – грубо бросил Ян.

       – Вас жду.

       – Зачем?

       Девчонка подошла ближе.

       – Ян Максимович, позвольте… накормить вас… ужином.

       «Ага, – подумал Ян, – с плавным переходом в завтрак».

       – А пошли!

       Лейтенант просияла…

       

       

       

       Уютная обстановка служебной двушки. Ян остался в оперативном комбезе, принявшим вид чёрной футболки и широких брюк того же цвета. Девчонка, извинившись, сбежала в комнату и через десять минут вышла в расклешённом голубом платье чуть выше колен. Похоже, настоящее, не трансформ.

       – Отлично выглядишь, – Ян с трудом отвёл взгляд от красавицы.

       – Спасибо, Ян Максимович. Давайте ужинать.

       Лейтенант постаралась от души. Подала большую тарелку плова по-персидски. Ян его пробовал в командировке в Тегеране. Вкусно, хотя узбекский нравится больше.

       С удовольствием выпил два стакана кисло-сладкого шербета. Знакомый вкус кизила шиповника, имбиря. Ещё какие-то специи. Вроде бы шафран.

       Девчонка принесла на подносе из кухни фрукты – персики, финики, инжир, виноград – и поставила на столик.

       Интересно, настоящие или из конфа? По вкусу и химсоставу разницы нет, но вот… что-то такое… неуловимое. В общем, настоящие всё равно лучше.

       – Настоящие, – улыбнулась лейтенант, словно прочитав мысли. – Мама утром экспресс-почтой прислала.

       Понятно, ещё утром они были в Иране.

       Девчонка присела рядом. Ян мягко положил ладонь ей на бедро. Лейтенант не попыталась ни отстраниться, ни убрать ладонь. Лишь посмотрела ему в лицо. Прилуцкий, приобняв, привлёк несопротивляющуюся девушку к себе. Ладонь скользнула выше, под шёлк платья. Губы коснулись тёплых девичьих губ…

       – О чём думаешь? – девчонка, выпорхнув из душа, прильнула к раскинувшемуся на кровати Прилуцкому.

       Нос уловил тонкий аромат восточных духов.

       Ян погладил лейтенанта по роскошным тёмным волосам. Дарья оказалась девственницей. Не такая уж редкость, но тем не менее. Проблема, в том, что для женщины первый мужчина – прям какой-то фетиш. Вот этого Прилуцкий понять не может.

       – Даш, мне нужно в душ.

       Девушка приподнялась, отпуская его.

       – Ты… хочешь… уйти?

       – Ну что за детский сад! – Ян бросил на девчонку короткий взгляд. – Просто в душ.

       Как был в костюме Адама, протопал в ванную. Закрылся в душевой кабинке, что рядом с широкой (вдвоём запросто можно уместиться) белой джакузи. Процессор автоматически настроил комфортную температуру. В кабинке они с девчонкой тоже легко бы уместились.

       «Так, стоп, капитан! – одёрнул себя Прилуцкий. – Не о том думаешь. Итак, что имеем? Амеров чуть было не проворонили, хоть ещё с июля мы взяли Воронцова под плотный колпак. Да, чего уж там. Если честно, проворонили. Ещё чуть-чуть и Воронцов отдыхал бы сейчас в штаб-квартире «Ти-Эс-Эй» или на одной из её баз. Как они умудрились спрятаться в дворницкой, непонятно. Ладно, это работа технарей. Они уже изучают все записи и показания датчиков. А вот Воронцов удивил. Стал защищаться и одного амера ударом отбросил в портал. Двух других, одетых под бродяг, пристрелили опера моей группы. Модули возврата вернули агентов в Союз. Ещё хорошая новость. Пожалуй, самая важная. Максутов смог приблизиться к объекту. Значит, я прав. Сюрприз в теле Воронцова реагирует на технологии двадцать четвёртого века, работающие на субатомном уровне и влияющие на хронополе. Можно предположить, что нанотехнологии двадцать первого и двадцать второго не повлияют на работу «Ящика Пандоры».

       Прилуцкий быстро намылил короткостриженую голову и продолжил анализ.

       Кучеренко, очнувшись после парализующего заряда, грозился грохнуть «хлюпика» и перерезать всех Голицыных. Ян в жёсткой форме приказал десятнику не трогать ни Воронцова, ни княжескую семью. Распоряжение самого товарища Ленина. Они, мол, на службе у революции. А если ослушается, его ждёт революционный трибунал. И снова спросил, ты мол, кто, анархист или революционер? Приказал одной из групп прикрытия отслеживать контакты всех пикетчиков, особенно десятника и его друзей с «Рюрика». Если что, жёстко пресекать. Стереть бы придуркам память, но нельзя. В полевых условиях их можно превратить в «овощи». По отношению к аборигенам – не допустимо. Для нейтрализации аборигенов допустимы лишь парализующие заряды и спецхимия. И то и другое имеется. Приказал Олегу, если Кучеренко или кто-то из его троицы будет бузить, вколоть транквилизатор.

       Воронцов же разболтал Голицыным, кто он и откуда. Плохо. Ну что за речевое недержание! Придётся встречаться со всем семейством. Одно успокаивает – как только перемещенца выдернут из хроносреза, аборигены быстро всё забудут.

       Ян проторчал в Петрограде два с половиной месяца. Руководство провело ещё один эксперимент, для уточнения гипотезы Протасова, которую научники ещё называют законом темпорального сдвига. Суть его в том, что когда группы уходят в прошлое, то их возвращение возможно через отрезок времени, примерно равный половине срока командировки. Но в любом случае, этот срок не превышает двух недель. Есть тонкости. Если командировка не превышает сутки, то возращение возможно через два часа после старта, не раньше. Если реальное время, проведённое в чужом хроносрезе, меньше двух часов, можно вернуться в момент перехода. По расчётам НИИ хронофизики, чем выше коэффициент Агнихотри человека (или средний по группе), тем меньше время. Научники провели длительное моделирование. При коэффициенте свыше трёх с половиной тысяч время уменьшается на час на каждую сотню агни. По линейной экстраполяции получается, если уровень Агнихотри человека (или средний по группе) достигнет тридцать три тысячи шестьсот агни, возможно возвращение в момент старта. Но увы. Согласно моделям, при достижении двадцати восьми тысячи агни это время резко уменьшалось и, достигая пятидесяти тысяч, сохранялось на уровне двух часов. Но это лишь расчёты. Что будет в реальности, наверняка не знает никто.

       Вроде бы всё хорошо, но… всё это работает только при полной хроноблокаде, что достижимо лишь при откомандировании научно-исследовательских групп. И столь высоких значений уровня Агнихотри ни одна из групп не достигала. Однако факты, полученные при работе научников, показали адекватность модели. По крайней мере, в известном реальном диапазоне изменения коэффициента.

       А вот при проведении спецопераций поставить полноценную блокаду практически нереально. Постоянно нужно отправлять и встречать курьеров. Противодействие иностранных спецслужб. Если брать текущую ситуацию, на территорию гибнущей Российской Империи просачиваются амеры. Ясно, что в таких условиях каждый эксперимент очень ценен.

       Ян сплюнул воду и стал намыливаться жидким гелем. Процессор убрал струи до минимума. Когда процесс намыливания завершился, струи ударили в полную силу.

       Большинство считали, что в такой сложной операции, как они сейчас проводят, ничего не получится. Но ставить эксперимент необходимо. И удача! Яну удалось «вырвать» аж целых пятнадцать дней. По расчётам он должен был вернуться двадцать пятого, а сегодня – десятое. Пятнадцать дней за два с половиной месяца. Двадцать процентов. Пятая часть. Недопустимо, практически ЧП при научной экспедиции, и шикарно – для спецоперации. Ян замкнул хроноцепь. Теперь общий отсчёт будет с этой даты – десятого ноября тридцать третьего года.

       Крайний раз девчонка отправилась к ним в Петроград двадцать пятого ноября, а вернулись – десятого. Минус вот эти самые пятнадцать дней. Коррекция ближайшего будущего. Искажение хронополя, схлопывание волн.

       Затребовав у «Леким-два» время, понял, что провёл в душе полчаса. Впервые Ян не знает, как поступить. Случалось, оставался у подруг до утра, случалось, уходил. Если вёз девчонок к себе, очень редко оставлял на ночь, обычно вызывал гостье такси. А сейчас…

       Прилуцкий вышел из душа. Девчонка лежит на кровати, прикрывшись простынёй.

       – Иди ко мне, – послышался тихий голос.

       – Не устала?

       – Чуть-чуть.

       Ян забрался под простыню. Дашка тут же прижалась к нему. Надо же, в мыслях назвал её по имени. Потом стало не до таких пустяков…

       Утром разбудил ласковый поцелуй…

       

       

       

       К полудню, заскочив к Тарану, втроём вошли в кабинет к Кольцову. Там уже сидит старый знакомый – «Иван Иванович», ведущий сотрудник НИИ хронофизики Службы. В июле он представил им новейшую совсекретную разработку – изделие 1ХЛ1, хроноловушку. Тогда они отправились в межвременье, в нуль-пространство, где смогли живьём взять амеров и просканировать им мозг. ¹⁰

¹⁰ Этот эпизод описан в первой книги серии «Хронос. Гость из будущего»

       Войдя, поздоровались с Кольцовым, гостем из НИИ. Кольцов в бирюзовой форме Службы, рубашке с коротким рукавом. «Иван Иванович» – в белой рубахе, серых брюках и такой же жилетке с множеством карманов.

       Через минуту появились начальники агентурного, разведывательного, научно-технического и биофизического отделов. То же в форме. Кольцов молчит.

       «Ещё что ль ждёт кого?» – подумал Ян.

       Мембрана портала рассыпалась на атомы, и в кабинет вошёл начальник департамента генерал-лейтенант Параскевич. В лёгком форменном комбинезоне. В гражданке, смоделированной трансформом, лишь они втроём. На Яне и девчонке лёгкие курточки-безрукавки, скрывающие оружие в штурмовой кобуре.

       Начальник департамента махнул рукой, чтоб не вскакивали. Присел в кресло.

       – Добрый день, господа! Начнём. Как понимаю, новостей много. Давай, Ян Максимович, ты первый. Докладывай.

       – Есть.

       Прилуцкий подробно рассказал обо всём, что произошло за два с половиной месяца. Многое присутствующие и так знают. Подробно рассказал, как Максутов сумел подойти к Воронцову, убрав с себя всё, что хоть в малейшей степени использует кварковые технологии.

       – Могу предположить, – добавил Ян, – что Воронцова можно вернуть через портал, поскольку попал он в тот срез через портал. Вряд ли амеры отключали в его теле «сюрприз».

       – Об этом чуть позже, молодой человек, – прервал человек из НИИ.

       Прилуцкий кивнул и продолжил. Сообщил о реакции объекта на атаку амеров, его короткую схватку с агентами «Ти-Эс-Эй». Высказал мысль, что версия о сговоре Воронцова с амерами, скорее всего, неверна.

       Начальник отдела разведки сообщил о возрастающей активности амеров и европейцев в родном срезе Воронцова. Родители объекта взяты под негласную охрану совместно с сотрудниками агентурного отдела.

       – Усильте охрану сотрудниками из ОБО и «Беркута». Я распоряжусь, – сказал Параскевич.

       – Есть, Борис Гаврилович, – отозвался начальник отдела «Р».

       Новости от технарей и биофизиков не порадовали. За два с половиной месяца Воронцов новых волн не создал. По крайней мере, крупных. Мелкие гасли в течение десятка минут. Но… Воронцов исказил основную ветвь. В основной реальности матросы с пикета знать не знали о существовании Анастасии Голицыной и её семьи, а теперь знают. Семья князя под угрозой. Кучеренко и его люди погибнут при мародёрстве через два дня после переворота. Должны были погибнуть. А теперь… Реальность искажена и что будет, неизвестно. Данных нет. Сработал закон темпоральной конгруэнтности.

       Этот же закон не позволяет узнать, что натворил перемещенец за всё время пребывания в прошлом. То есть, если он попал в другой хроносрез сегодня, то можно узнать только то, что он там делал в день перемещения, а вот, что на следующий день – нет. Об этом можно узнать только завтра, ибо «завтра» его там ещё нет. Этот закон срабатывает не всегда. С Воронцовым сработал. Предполагают, из-за его потенциально высокого уровня Агнихотри.

       И кроме всего прочего, Воронцов замкнул на закон конгруэнтности ту реальность. Тот срез.

       Есть ещё новость. Мало того, что Ян смог сдвинуть время на пятнадцать дней назад, но и всё, что накопали за «исчезнувшие» пятнадцать дней, сохранилось. Сдвинулось время, слегка обойдя закон конгруэнтности с Воронцовым. Победа? Наверно. Но что это даст? Как это можно использовать себе на пользу? Пока не ясно.

       Когда все высказались, слово предоставили сотруднику НИИ хронофизики.

       – Итак, господа, – «Иван Иванович» обвёл собравшихся умным взглядом карих глаз. – Первое. При транслокации Воронцова, как мы уже знаем, преднамеренной, нашей аппаратурой не выявлены какие-либо факторы, позволяющие судить, что на «Ящик Пандоры» оказывалось какое-либо воздействие. С другой стороны, при попытке транслокации объекта из поезда «Харьков-Петроград» такая попытка была. Нами зафиксирован короткий зашумлённый шифроимпульс с длиной ключа сорок восемь тысяч единиц. Воспользоваться им не можем. Причины две. Первая, не факт, что «сюрприз» реагирует лишь на этот сигнал, что он не является одноразовым среди определённого набора. И второе, при расшифровке мы получили три возможных варианта, в зависимости от фазы аддитивного шумоподобного сигнала.

       Все негромко загудели.

       – Теперь о том, что говорил ваш коллега, – хронофизик кивнул на Яна, и шум прекратился, – он прав. Нашего Воронцова нельзя просто взять и транслоцировать из-за искажения хронополя. С помощью «плазмы» нельзя и с помощью модуля возврата тоже. Модулями возврата пользуются только сотрудники. Время транслокации – пятьдесят миллисекунд. В поезде амеры пытались использовать плазму. Время транслокации – в три раза больше, сто пятьдесят миллисекунд. В итоге амеры создали устройство для временной нейтрализации «сюрприза». А вот при том якобы сбое, что амеры устроили в нативном срезе Воронцова, время транслокации всего двенадцать наносекунд. Чувствуете разницу, господа? Мы делаем вывод, что при таком коротком импульсе «Ящик Пандоры» на всплеск хронополя не реагирует, и объект при транслокации остаётся жив. Нам не удалось определить верхнюю границу реакции «сюрприза». Если рассчитать время и место транслокации, устроенной «Ти-Эс-Эй», то в тот момент оно оказалось одной из самых низких. Предполагая, что «Ящик Пандоры» реагирует на импульс не более двенадцати наносекунд, мы выбрали место и время. Приблизительно, где-то в мае тысяча девятьсот восемнадцатого. На Кубани. Почему приблизительно? Из-за особенностей организма Воронцова хронополе будет нестабильно. По расчётам время транслокации составит десять наносекунд. В другое время оно превышает двенадцать. Поэтому парня нужно отправить в «ледяной» поход с генералом Корниловым.

       За столом повисла тишина. Это что-то новое! Отправить объект на войну! Он же столько может натворить!

       – Простите, «Иван Иванович», – нарушил молчание Параскевич, – вы уверены, что необходимо бросать Воронцова в гущу войны? С его коэффициентом… даже не знаю. Не лучше бы его где-нибудь спрятать и выждать подходящего момента.

       – Есть много причин для этого, Борис Гаврилович. У нас уникальный случай проверить различные модели физики хронополя в зависимости от поведения объекта с высоким уровнем Агнихотри. Это раз. Попробуем выдернуть его раньше, это два. Возможно вмешательство «Ти-Эс-Эй» и других спецслужб. Борьба с ними - ваша задача. Кстати, эта идея принадлежит директору, и мы её поддерживаем.

       – Да, я вчера получил шифрограмму лично от Мустафина, – сообщил Параскевич. – Григорий Алексеевич настаивает на отсрочке возвращения Воронцова. Варианта два, либо вы находите способ нейтрализации сюрприза в теле Воронцова, либо мы с вами возвращаем его из обозначенной точки.

       «Час от часу не легче», – подумал Ян.

       – Совершенно верно, – согласился учёный. – Мы в любом случае будем искать способ нейтрализации «Ящика Пандоры». Ведь необходимо не только транслоцировать Воронцова домой, но и заставить работать на нас.

       – Насколько продвинулись ваши поиски по способу нейтрализации «Ящика Пандоры»? – поинтересовался Кольцов.

       – Пока это закрытая информация.

       Все помолчали.

       – Скажите, – Ян обратился к «Ивану Ивановичу», – а нельзя ли использовать хроноловушку? Как с амерами?

       Хронофизик посмотрел на Прилуцкого.

       – Увы, нет, Ян Максимович. Хроноловушка активируется при срабатывании модуля возврата, и время транслокации – сотни микросекунд. Сюрприз в теле Воронцова может быть активирован, и мы потеряем парня.

       Прилуцкий потёр подбородок. «Совсем хреново».

       – И ещё, – продолжил «Иван Иванович», – мы предполагаем возможность вмешательства амеров в уже происшедшие с Воронцовым события в хроносрезе, где он сейчас находится. Будьте готовы. Также предполагаем, что пока реальный уровень Воронцова не превышает сто пятидесяти, двухсот агни, его не берут никакие виды оружия. По крайне мере, не причиняют серьёзных повреждений. А вот если уровень повысится, вполне возможно, этот эффект уменьшится или исчезнет. Но это лишь предположения. Ещё вопросы, господа?

       Вопросов не было.

       – Все подробные материалы я передал вашим хронофизикам. Разрешите откланяться.

       Параскевич, отпустив «Ивана Ивановича», обвёл всех хмурым взглядом.

       – Итак, Прилуцкий.

       Ян взглянула на генерала.

       – Возвращаешься в срез, встречаешься с Воронцовым. Отправляешь его в «ледяной» поход. Особое внимание иностранным спецслужбам. Все ресурсы Службы в твоём распоряжении. Приказ Мустафина будет. Но прежде изучи агентурное дело Воронцова-старшего и отправляйся к нему. На следующий день после транслокации объекта. Нужно с ним поговорить, объясни ситуацию. О подозрениях, что Воронцов работает на амеров, ни слова.

       – Есть.

       Ян помнил, что хотели отправить Вацлава Лесньяка, но тогда возникли боле важные дела.

       – Пётр Фёдорыч, – обратился Параскевич к начальнику агентурного отдела полковнику Сарматову. – Выдели Прилуцкому курирующего опера.

       – Есть.

       – Все свободны, господа.

       Прилуцкий вышел вместе с девчонкой. К нему подошёл Сарматов.

       – Ступайте в «секретку», допуск у вас обоих, – он кинул на стоявшую позади девчонку, – есть. Пришлю Струкова.

       – Хорошо.

       – Удачи, – Сарматов пожал капитану руку.

       Когда полковник скрылся за поворотом, Ян обратился к девчонке.

       – Пошли. Пойдёшь с нами. Оружие с собой?

       Та кивнула, приоткрыв отворот жилета и продемонстрировав АР-12 в штурмовой кобуре.

       У «секретки» их уже поджидает молодой парень лет двадцати пяти. Наверно тот самый Струков. Они подошли ближе.

       – Здравствуйте, Ян Максимович, – парень пожал руку Прилуцкому, – я - Струков Руслан. Вам Пётр Фёдорович должен был обо мне сказать.

       – Да, сказал, – отозвался Ян. – Давай на «ты», это, – он указал на девчонку, – младший лейтенант Дарья Фархади.

       – Очень приятно, – Струков чуть покраснел.

       – Взаимно, – ответила девчонка.

       Нарисованная дверь распалась на атомы, все трое прошли в портал, который тут же запечатался за спинами.

       – При последнем контакте, – сказал Руслан, – мы передали Воронцову-старшему устройство тревоги, если на него выйдут амеры.

       – А как он это узнает? – спросила девчонка.

       – Пароль, – улыбнулся Струков. – Если к нему придут и представятся любой спецслужбой тогдашней России, значит амеры. Он подаст сигнал тревоги.

       – Его охраняют? – буркнул Прилуцкий.

       Не понравилось, что девчонка влезла с вопросом.

       – Охраняют, – согласился Руслан, – но сам понимаешь, способов проникнуть множество.

       В отдельном кабинете уселись за круглый стол. Перед каждым материализовались копии агентурного дела. Монолитный прямоугольник стандартного формата из белой атомарной бумаги толщиной сантиметра два с половиной. В правом верхнем углу – гриф «Совершенно секретно». Ниже «Уровень допуска 0» и ещё ниже – «Экземпляр единственный». Под ним – «Временная копия № 2». В центре обложке значится «Агентурное дело № 20/000529». По принятой нумерации – первая цифра означает век, когда завербован агент. Ниже – «Алекс», псевдоним агента.

       Зачем вообще нужны агенты среди аборигенов, непонятно. Но это не его, Прилуцкого, ума дело. Надо работать.

       Внизу обложки появилась бордовая строка: «Приложите большой палец к квадрату справа». Ян ткнул пальцем в квадрат. Лёгкий зуд. Ага. Проведена генная идентификация и заодно в реестр ведены данные, кто предпринял попытку ознакомиться с делом.

       «Доступ разрешён», – всплыла чёрная надпись на белом фоне обложки.

       Дело перестало быть монолитом, лёгкая рябь и обложка чуть выступила за пределы страниц, чёрточки которых стали отчётливо видны на обрезах книжного блока.

       Если честно, когда девчонка рассказала, что отец Воронцова – агент Хронослужбы, Ян офигел. Всё прям один к одному. Отец – агент, амеры пытаются выкрасть сына. У сына потенциально высокий уровень Агнихотри. Совпадение? Возможно. А возможно, нет.

       Ян открыл первую страницу. Цветная голографическая карточка, что по традиции называют «фоткой». Серые глаза, короткие волосы. Нос чуть с горбинкой. Дальше.

       Дата рождения… место рождения… дата вербовки… биометрика… прапорщик запаса, командир автомобильного взвода… Два срока в Афгане, в автобате. Первый раз – срочная, второй – прапором.

       Несколько раз был на грани смерти. Завербовали через полгода после прибытия в Афганистан. Стал весьма живуч.

       Обеспечение операций Службы… а вот это интересно.

       Ликвидация трёх американских агентов. «Навьи болота!» – мысленно выругался Ян, подумав, что ошибся. Внимательно изучил материалы. Нет, не ошибся. Только в деле под агентами понимались аборигены, а не сотрудники «Ти-Эс-Эй». Двоих он уничтожил, транслоцировавшись в нужный временной срез.

       «Точно! – вспомнил Прилуцкий. – Попадалась информация, что в подавляющем большинстве случаев уничтожить не конгруэнтного персонажа может только человек его эпохи. В пределах времени конгруэнтности. Тогда вопрос. Почему младший Воронцов смог убить нескольких человек в чужом для него хроносрезе? Далеко отстоящим от его собственного, между прочим. За пределами порога конгруэнтности. Этот вопрос даже не поднимался на совещаниях. Правда, не всех Воронцову удавалось убить. Тогда выходит, если нам придётся ликвидировать «Снегиря», может и не получиться. А вот амеры постарались. Гарантия стопроцентная. Хотя… Блин, голова кругом. Надо будет позже биофизиков поспрашивать. Ладно, дальше».

       После вывода советских войск из Афгана до 1991 служил в Сибири, потом в 1991 с помощью Хронослужбы перевёлся в Москву, Работал в автобазе Московского военного округа.

       Уже в Москве познакомился с будущей женой. Ей тогда было двадцать. Жена, Воронцова (Красина) Ирина Николаевна, 1972 года рождения, работает в метро дежурной по станции.

       Благодаря организационным, информационным и техническим мероприятиям прикрытия амеры его не раскрыли. Агенты «Ти-Эс-Эй» пойдут к нему, не предполагая, что он агент Хронослужбы Конфедерации. Для них он – всего лишь отец Антона Воронцова…

       – Внимание, тревога! – ожил встроенный в контактную линзу комп «Леким-два». – Угроза для агента. Угроза для агента!

       – Началось! – выдохнул Руслан.

       – На выход! – скомандовал Ян.

        

       

       

       – Фигасе! – воскликнул Тоха, держа в руке письмо из Хронослужбы.

       На программере чёрный мундир МПС, поручик – в солдатской форме с матерчатыми офицерскими погонами…

       Положенные объятия закончились, княгиня на радостях пустила слезу. Через полчаса, невзирая на позднее время, состоится праздничный ужин. Настя убежала к себе, а Тоху Ромыч увёл в гостевую, где обитает программер. Как сказал, по важному делу…

       – Прикинь! – продолжает бушевать Тоха. – Мало того, что попал сюда из-за них, так я ещё и преступник. Нормально, да? А не пошли бы они… Ещё, суки, будут мне трибуналом грозить!

       – Что? – вскинул брови Роман, наблюдая за ним из кресла в углу комнаты. – Каким трибуналом?

       – На. Сам глянь, – программер протянул письмо.

       Поручик покинул кресло, подошёл и, взяв листок, быстро пробежал глазами текст в тусклом свете керосиновой лампы.

       – Что за чертовщина? Когда я читал его в Харькове, ты извини, мне Прилуцкий разрешил, там о трибунале ничего не было.

       Роман вернул письмо. Тоха снова взглянул на послание.

       В левом углу переливается от синего до фиолетового угловой штамп.

       «Удивили, ага! – хмыкнул про себя программер. – Краску любую сделать можно. Венчает штамп двуглавый орёл. – Надо же? Неужели имперский герб сохранился до их времён?».

       Ниже на штампе – надпись заглавными буквами «РУССКАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ». Под ней – «Служба защиты времени (Хронослужба)». Ещё ниже – «Московский региональный департамент».

       «Круто!» – подумал попаданец и перевёл взгляд на пропечатанную справа от штампа надпись: «Господину А.Д. Воронцову».

       Заново перечёл текст, уже медленно и спокойно.

       Ниже размашистая подпись и дата «6(19) июля 1917 года».

       Роман встал рядом с программером и ткнул в низ текста:

       – Вот этой фразы о трибунале не было.

       – Уверен? – буркнул Тоха.

       – Абсолютно, – кивнул Роман.

       – Хрень какая-то, – почесал голову программер. – На фига мне прогуливаться по Литейному, если они могут найти меня, где угодно?

       Он уже успокоился и взглянул на фотку. Цветная, размером примерно двенадцать на пятнадцать. На ней молодой мужик в бирюзовой форме с капитанскими погонами. Короткий ёжик русых волос, серые глаза, волевой подбородок.

       Роман вернулся к облюбованному креслу. В дверь постучали.

       – Да! – отозвался Тоха.

       В комнату впорхнула княжна. Она переоделась в голубое платье, в каком Тоха впервые её увидел.

       – Антош, ты обещал… ой, Ромка, – заметила Ромыча и чуть покраснела, – я…, – она явно не ожидала застать здесь брата. – Я… к тебе зашла, а тебя нет. Потом… подумала… вдруг ты у Антона Дмитриевича. Мне Антон Дмитриевич обещал кое-что рассказать.

       – Да ладно тебе, сестрёнка, – улыбнулся князь. – Я сразу понял, что вы на «ты». Не смущайся.

       Настя зарумянилась ещё больше.

       – Настюш, – Тоха взял её руку и поднёс к губам. Легонько поцеловал. – Я тебе обязательно всё расскажу. Чуть позже, окей? – и нехотя отпустил руку девушки.

       – Я думал, испугаешься, прочитав сие послание, – усмехнулся поручик, с любопытством разглядывая программера и сестру. – А ты молодец, хорошо держишься.

       Тоха взглянул на молодого князя.

       – А мне страшно, Рома. Реально страшно. Если это - Прилуцкий, – он ткнул в фотку, – то кто был в поезде? А?

       – В поезде? – вскинул брови поручик. – Так они с тобой встречались?

       – Да. Но не они. Точнее, не он, но тоже Прилуцкий. Попозже расскажу. Так вот, когда тот Прилуцкий, который в поезде, не смог меня переместить домой, он исчез в бело-синей вспышке. Такая же была на Фонтанке, когда мы с Настей от матросни сваливали. Там портал образовался. Помнишь, я тебе говорил, лёгкое колыхание воздуха.

       – Как же ты его в темноте разглядел? – удивился Ромыч.

       – Н… не знаю, – пожал плечами Тоха. – Темно? Да. Но что-то такое неясное было. Там мне какой-то чувак завопил, мол, давай, Воронцов, в портал! Живо! И схватил меня. А Насте велел не вмешиваться. Я этого чувака пнул, он и отлетел в портал. Бац, и снова вспышка. Точь-в-точь, когда я в этом времени на нейтралке с бодуна очутился…

       – Ну почему вы меня игнорируете?! – Настя с нетерпением топнула ногой. Глаза засверкали. – Антон, ты всё время обещаешь рассказать, а сам молчишь!

       «Вот упрямая девчонка!» – подумал Тоха и посмотрел на Романа. Тот с довольной улыбкой глядит то на сестру, то на программера.

       – Слушай, Антон, – он подмигнул, – когда она злится, такая красивая. Правда?

       – Ромка, я тебя убью!

       Поручик негромко рассмеялся и беззлобно поддразнил девушку:

       – Фи, ваше сиятельство, как вы изволите выражаться?

       – Да я… да ты… да вы… да я…

       Настя, кажется, вот-вот бросится на брата. Глаза сверкают, щёки пунцовые. Какая же она…

       – Согласен, – попаданец невольно залюбовался юной княжной. – Она вообще очень красивая.

       – Антон, и ты туда же!

       Несмотря на злость, видно, что комплимент девушке понравился. Особенно его, Тохин.

       – А чё я такого сказал? – улыбнулся программер. – Что ты красивая? Так это правда.

       На мгновение запнувшись, выпалил:

       – И я тебя люблю.

       Княжна замерла и распахнула глаза. Не дав опомниться, Тоха снова взял её за руку:

       – Настюш, потерпи чуть-чуть. Обязательно всё расскажу. Чуть позже. Сейчас с Романом поговорю. Окей? Вот и ладушки.

       Настя, как настоящая представительница прекрасной половины человечества, из его слов, разумеется, тут же вычленила самое главное. Лицо девушки просияло.

       – Антош, что ты сказал?

       – Вот сейчас с Ромой поговорю и всё тебе объясню, – попытался съехать с темы программер.

       – Я не об этом, – голос девушки изменился, стал глубже.

       – Много же я пропустил, – ухмыльнулся Ромыч. – Ну вы даёте!

       – Знаю, солнышко, но я об этом, – Тоха перевёл взгляд с Насти на её брата. – А сегодня, когда мы сматывались от матросов, нам помог сбежать чувак из этой грёбанной Хронослужбы. Сказал, завтра к нам пребудет Прилуцкий и всё расскажет.

       Ромыч чуть прищурился:

       – А подробней?

       Программер в красках рассказал про нападение красногвардейцев с блокпоста на Фонтанке. Как они уходили. Про чувака с Хронослужбы по имени Олег.

       – Из всего этого я делаю вывод, – помолчав, задумчиво проговорил Роман, – что они хотят вернуть тебя назад, но не знают, как.

       – Наверно, – согласился Тоха, – но почему тот, что пытался затащить меня в портал, выругался по-английски? Он тоже назвался Хронослужбой. Настя слышала.

       – Может, это британская… хронослужба? – предположила девушка. – Их же потом… убили. Кажется.

       – Тогда получается, – Тохе стало не по себе, – англичане или американцы, а это был американец, стопудово, могут меня вернуть домой, а наши… нет… Стало быть, я зачем-то нужен пиндосам. Зачем? Фигня какая-то.

       В косяк постучали.

       – Разрешите, господа?

       Тоха с Настей обернулись. В проёме стоит Василий Фёдорович Голицын с «керосинкой» в руках. Княжна не закрыла дверь.

       – Да, конечно, – пригласил Тоха.

       – Прошу прощения, Антон Дмитриевич, дверь открыта, и я случайно услышал разговор. Не пришло ли время объяснить?

       Тоха почувствовал, как загорелись щёки. Интересно, что слышал князь? Только концовку, или, как, кроме всего прочего, признался в любви его дочери?

       – Конечно, Василий Фёдорович. Время пришло, – программер посмотрел на княжну. – Уже пришло.

       – Тогда, ужин ждёт.

       – Вот здорово! – Ромыч вскочил с кресла. – Я ужасно голоден.

       Прошли в столовую. Княгиня уже там.

       За скромным ужином поговорили о политике, о ситуации на фронте, в Петрограде. Выпили по паре бокалов красного вина за счастливое возвращение младшего Голицына.

       Надежда Сергеевна не сводит глаз с вернувшего сына. Настя с едва скрываемым нетерпением и любопытством поглядывает на Тоху, но в семье не принято важные дела обсуждать за едой.

       Роман спросил, куда подевалась мисс Роуз. Он не в курсе, что грымза-англичанка уж месяц как свалила в свой Лондон.

       Когда с едой покончили, Василий Фёдорович предложил всем пройти в просторную гостиную. Мол, Антону Дмитриевичу есть что рассказать. Распорядился подать чай.

       По дороге программер сбегал в свою комнату за письмом, что бросил на столе, когда уходили в столовую.

       В гостиной устроились в удобных креслах за круглым столом. Напротив Тохи князь с княгиней, справа – Роман, слева – Настя.

       На столе и на комоде горят «керосинки».

       Истопник Степан внёс здоровый самовар с кипятком. Дворецкий Тихон – поднос с высоким фарфоровым чайником и пятью фарфоровыми кружками. Рядом с каждой – чайные ложки. Гостиную наполнил запах мяты. Горничная Татьяна внесла тарелку с печеньем и сахарницу. Когда прислуга сноровисто расставила всё на столе, князь попросил их оставить и обратился к попаданцу:

       – Итак, Антон Дмитриевич, мы вас слушаем.

       – Ну, – начал Тоха. – Так много нужно рассказать. Даже не знаю, с чего начать.

       – А вы начните с начала, – улыбнулась княгиня.

       – С начала? – вздохнул Тоха, почесав голову. – Ну что ж, с начала так с начала. Тогда… давайте так. Сначала я всё расскажу, потом, Ром, ты, а уж тогда вопросы. Годится?

       Все оказались «за».

       – Думаю, моя биография никому не интересна…

       – Ну почему же, Антон Дмитриевич? – с улыбкой перебила Настя. – Вы никогда не рассказывали о себе, ссылаясь на потерю памяти, которой, как оказывается, не было.

       – Настенька, не вежливо перебивать, – упрекнул княжну отец.

       – Прошу прощения, – девушка на мгновение опустила взгляд.

       – Хорошо. Начну с того, что родился в Москве, пятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто второго года. Работаю программистом в фирме «Либерсофт». Занимаюсь разработкой компьютерных игр. Что это такое, позже объясню, если будет интересно. Отец - бывший военный, старший прапорщик запаса. Воевал в Афганистане. Мама работает дежурной по станции метро. Попал сюда из Москвы две тысячи пятнадцатого. Начало двадцать первого века…

       Тоха рассказал, как после пьянки, именуемой корпоративом, оказался на нейтральной полосе Юго-Западного фронта, о плене у австрийцев, допросе у майора фон Лукаса. Как его вытащила из плена разведгруппа казаков-пластунов, которой командовал Роман. Он то и посоветовал гостю из будущего симулировать потерю памяти.

       Пока попаданец рассказывал, Надежда Сергеевна разлила всем чай. Тоха взял паузу и отхлебнул из фарфоровой чашки горячий напиток.

       Все смотрят на него, словно заворожённые. Все, кроме Ромыча. Настя лишь молча хлопает глазами, рот чуть приоткрылся. Подумалось, что Тохины современницы выдали что-нибудь типа «Фигасе!», «Хренасе!», «Охренеть!» или что-нибудь покруче.

       В конце концов, княжна произнесла:

       – Ты… это… серьёзно?

       – Да, Насть, абсолютно серьёзно. Дальше ещё прикольнее… в смысле, интересней…

       Тоха рассказал о допросе в русской контрразведке, о том, что благодаря стараниям Романа, его взяли на службу в обозную роту сорок четвёртого Камчатского пехотного полка в чине подпоручика. Как пришлось поучаствовать в бою, когда немецкие уланы погнали русскую армию и налетели на их обоз. Описал странное ощущение «трубы», возникшее при стычке с врагом, что называется, лоб в лоб. Эта «труба» мешала Тохе прицелиться в немца. Как Роман раздавил майского жука, а тот оказался дроном. И, наконец, о встрече в поезде с сотрудниками некой Хронослужбы из двадцать четвёртого века. Те пытались вернуть его обратно, но не вышло. Описал странную бело-синюю вспышку. Рассказал, как они с Настей сбежали от красногвардейцев с Фонтанки. Там тоже появилась такая же вспышка, и люди, представившиеся сотрудниками русской Хронослужбы, исчезли в этой вспышке.

       – Я тоже видела эту вспышку, – вставила Настя.

       Князь пожурил дочь за то, что без спроса ушла из дома. Но всем было пока не до этого.

       Закончил Тоха тем, что завтра сюда прибудет капитан Прилуцкий и на многое прольёт свет. Только тот Прилуцкий, кого знает Тоха, и тот, кто разговаривал с Романом, разные люди. Программер зачитал послание от Хронослужбы.

       Василий Фёдорович попросил письмо. Тоха протянул листок князю.

       – Цветной портрет… пожалуй… фотография?! Прямо на обычной бумаге! Интересно и орфография странная.

       – Да ничего особенного, Василий Фёдорович. В моё время бумажную фотографию заменила цифровая. Любой человек может сделать фотку, хоть цветную, хоть чёрно-белую, обработать, если нужно, отправить друзьям по «электронке», «вайберу», «вотсапу» или любому другому мессенджеру, распечатать. Да всё, что угодно.

       – Что это? «Электронка», «вайбер», «вотсап»? – поинтересовался князь и передал письмо жене и дочери.

       – Ну это… – Тоха привычно почесал голову. – Долго объяснять, Василий Фёдорович, если просто, системы мгновенной связи с любым абонентом в любой точке земного шара, где есть приёмник и передатчик. А если задействовать спутник, то в любой. Но спутник не всем по карману.

       – Это ещё что! – воскликнул Роман. – Дай-ка мне письмо, сестрёнка. Оно может растворяться в воздухе и собираться обратно.

       Поручик дважды сложил листок и сжал в середине. Бумага замерцала, но ничего не произошло. У Тохи сжало сердце, потемнело в глазах. На лбу выступила испарина. Он откинулся на кресле потёр грудь.

       – Что с вами? – всполошился князь.

       Настя вскочила и тут же оказалась рядом.

       – Антош, что такое?

       – Не знаю, – проговорил попаданец.

       Неожиданно прошло.

       – Уф, отпустило.

       – Может вам врача?

       – Спасибо, Василий Фёдорович, не нужно.

       – Ну-ка, ну-ка, – поручик как-то странно посмотрел на Тоху. – отпустило, говоришь? А так? – он снова сжал листок.

       Программер вновь покрылся холодным потом. Сердце опять закололо, пульс подскочил.

       Отпустило.

       – Как сейчас?

       – Нормально.

       – Знаешь, Антон это письмо на тебя как-то действует. В Харькове Прилуцкий показал, что если надавить здесь, оно рассыпается на атомы. А если потом сделать вот так, – Роман плавно сложил пальцы щепотью, – письмо соберётся вновь.

       Он вернул листок программеру.

       – Теперь твоя очередь, – Тоха посмотрел на поручика.

       Тот кивнул и рассказал, как у него получилось что-то вроде раздвоения личности. Когда после боя с уланами Вильгельма они уходили в тыл, то заночевали в лесу. Тоха рассказывал казакам о своём появлении в этом мире. С другой стороны возникало смутное ощущение, что поручик в лесу со своими казаками и примкнувшими кубанцами. К ним присоединился Прилуцкий, представившись сначала капитаном контрразведки одиннадцатого корпуса, а потом – капитаном Хронослужбы Русской Конфедерации.

       Роман помнит, как писал письмо отцу, и в то же время, получал письмо от Прилуцкого для Тохи.

       – Мы получили твоё письмо, – подтвердил князь.

       – И вот я привёз это письмо, – Роман указал на лежащий на голубой скатерти сложенный листок. – В Харькове эти обе реальности как бы соединились в одну. Я точно помню и знаю, что сидел в лесу с тобой, и ты рассказывал свою историю казакам. Потом в Харькове я лично посадил тебя на поезд до Петрограда. И помню, как в том же лесу, в это же время общался с Прилуцким, и в Харькове зачем-то заглянул в ресторацию, потом подошёл к Петроградскому поезду, и вот там второй раз столкнулся с Прилуцким. Он мне кое-что рассказал про эту… м-м… хронофизику, но это сейчас не столь важно. Если Прилуцкий завтра приедет, то расскажет сам, если будет интересно. И, как ты уже сказал, Антон, тебе незачем прогуливаться по Литейному.

       Тоха промолчал. Присутствующие, кроме Романа, в лёгком шоке.

       – Да, – наконец, проговорил князь, – всё это весьма… необычно. Я бы, пожалуй, вам не поверил, но… вот это письмо… – он покачал головой. – Надо же, из будущего…

       – Кстати, о будущем, – вскинулся Тоха, – Василий Фёдорович, Надежда Сергеевна, я уже говорил Роману, уезжайте из России! Во Францию, Германию, лучше в Штаты. Двадцать пятого, двадцать шестого числа будет переворот. Большевики захватят власть. Начнётся резня. Дворян будут убивать. Просто так. За принадлежность к угнетающему классу. Вам нужно срочно уезжать. Десять дней осталось. Вы очень много для меня сделали, и я не хочу, чтобы люди, ставшие мне близкими, пострадали.

       Князь поднялся с кресла, подошёл к занавешенному окну, отбрасывая причудливую тень от света керосиновой лампы. Отодвинув штору, посмотрел на улицу.

       – Вы правы, Антон Дмитриевич, – не оборачиваясь, начал Василий Фёдорович. – Идеи у них, конечно, красивые. Земля - крестьянам, фабрики - рабочим, власть - Советам. Лозунги заманчивые. Я всегда настороженно относился к людям, которые предлагают красивые идеи. Как правило, это - мошенники, и чем краше, заманчивее для обывателя идея, тем больше людей за ними идёт. А потом горько сожалеют об этом. Знаете, – он обернулся, – приход к власти большевиков логичен и неизбежен.

       – Как так? – изумился Роман. – Пап, ты о чём говоришь?

       Князь вернулся в кресло. Налил уже остывший чай.

       – У меня остались связи в Генеральном штабе. Один мой знакомый сказал, что в конце прошлого года группа офицеров разведки и контрразведки, пришли к государю с докладом. Среди прочего они сообщили, что война с Германией практически выиграна, но впереди ещё одна. Нужно срочно начать национализацию всей оружейной промышленности. И знаете, что ответил наш Государь? – Василий Фёдорович обвёл всех взглядом. – Он ответил: «Мне это не интересно». Каково, а! – князь чуть повысил голос. – Самодержец всея Руси отвечает, ему это неинтересно. Всего-то! Подумаешь мелочь! Оружейная промышленность! Многие из нас не могут понять до сих пор, как… Как Николай Александрович позволил втянуть себя в войну на стороне нашего давнего врага - Британии - против Германии, с которой у нас гораздо больше общего, чем с англосаксами, – князь немного помолчал. – Кому мы будем нужны в этой Британии или Америке, или в той же Франции? Благодарю за заботу, Антон Дмитриевич, но думаю, правильнее будет остаться здесь, в России.

       Тоха лишь вздохнул и с грустью подумал: «Что ж, я сделал, что мог. Ну почему они все такие упёртые?!».

       

       

       Тоха закрыл дверь на ключ. Поздно, спать пора. Только сна ни в одном глазу.

       Он подошёл к столу и поставил на него керосиновую лампу. Чуть отодвинул штору и глянул в окно. Темень.

       Скинул эмпээсовский китель и, подойдя к шкафу, открыл чуть скрипнувшую дверцу. Достал «плечики», небрежно набросил на них китель и повесил внутрь.

       В дверь тихо стукнули. Раз. Другой.

       «Кто б это мог быть?» – удивился Тоха, закрывая шкаф. Шагнул к двери и, повернув ключ, потянул ручку на себя.

       На пороге стоит Настя. В том же платье, что была за ужином. Причёску княжна расплела, и каштановые волосы волнами спадают на грудь и за спину.

       – Можно?

       Голос тихий.

       – Настюш, поздно уже.

       – Я ненадолго. Мне нужно с тобой поговорить.

       – Заходи.

       Княжна впорхнула внутрь, программер притворил дверь. Девушка подошла к застеленной кровати и присела на покрывало. Тохе ужасно захотелось сесть рядом, но мало ли. Вдруг войдёт кто.

       Он придвинул кресло поближе к Насте и сел напротив.

       Близость любимой будоражит кровь. Княжна, чуть опустив голову, теребит оборку платья.

       Программер, с трудом взяв себя в руки, проговорил:

       – О чём ты хотела поговорить? – голос прозвучал хрипло.

       – Знаешь, – она всё также теребит оборку, не глядя на Тоху, – всё так неожиданно. Я подозревала, что с тобой что-то не так. Вёл себя странно. Говорил странные и непонятные слова. Но даже предположить такого не могла.

       – Сильно бросалось в глаза?

       – Иногда. Особенно со мной, – она улыбнулась, бросив на Тоху мимолётный взгляд.

       Программер посмотрел на застывший огонёк «керосинки».

       – Теперь ты уйдёшь.

       Прозвучало, непонятно как. То ли утверждение, то ли вопрос.

       Тоха перевёл взгляд на княжну. Та отпустила оборку и положила руку на кровать.

       – Не знаю. Наверное.

       Девушка на миг закусила губу, всё ещё избегая смотреть на попаданца. Повисла неловкая пауза. Дурацкий момент, когда не знаешь, что сказать, как продолжить разговор.

       – Антош, – Настя взглянул ему в лицо, – я никогда у тебя не спрашивала. Там, в твоём времени, у тебя есть невеста? Или жена, которая тебя ждёт?

       Тоха давно ожидал нечто подобное, но Настя всё молчала, и когда почти смирился, вот он – любимый женский вопрос. И что отвечать? Про то, как мечтает… мечтал трахнуть Ксюху. Или о Верке. Кто ему Верка? Не жена, стопудово. Любовница? Ну да. Поймёт ли его Настя? И что он потеряет, если не поймёт? Он же не навсегда застрял в этом времени. Или навсегда? Этот вихрь мыслей промчался в Тохиной голове.

       – Как тебе сказать? Жены или невесты, как таковой, нет. Есть… так… одна. Не знаю, поймёшь ли… Но вряд ли она меня ждёт. У неё таких, как я…, – он махнул рукой. – Как-то раз она мне выдала, что я у неё - предмет заменимый.

       На миг выскочила злобная мысль: «Как я мог жить с такой стервой?», и через секунду Тоха удивился новым мыслям, новым чувствам. «Неужели переход сюда так изменил моё отношение к Верке? – продолжил размышления попаданец. – Но когда я попал сюда, о ней практически не думал. А как познакомился с Настей, вообще забыл. И тут вот вспомнил».

       – Иди ко мне.

       Голос прозвучал тихо и нежно. Неужели Настя хочет…

       – Насть, – программер мгновенно охрип.

       – Иди ко мне, – княжна посмотрела ему в глаза и погладила покрывало.

       Тоха всё ещё тормозит.

       – Настюш…

       Девушка встала и, шагнув, положила руки на плечи Тохе. У программера перехватило дыхание.

       – Я хочу быть твоей, – прошептала Настя.

       Тоха крепко стиснул княжну, прижавшись ухом к её животу. Руки сами стали забираться под длинное платье. Она обхватила голову программера ладошками.

       – Антошка… милый, – голос стал ниже. – Я люблю тебя. Давно, давно. Как только увидела. Ты всё равно когда-нибудь уйдёшь, но я буду знать, что была твоей. И пусть твоя… женщина… меня простит…

       

       Тоха глядит в сияющие от счастья глаза княжны, ласково гладя её по щеке. Одежда сброшена на пол. Когда скинул с полутораспальной кровати покрывало, не помнит.

       – Я очень-очень люблю тебя, – прошептала Настя.

       Тоха хотел сказать, что тоже безумно её любит, но решил, что всё испортит. Лишь проговорил:

       – Я знаю.

       И коснулся губами её губ. Настя ответила на поцелуй. Рука Тохи скользнула по девичьему бедру, дальше к низу живота. Дыхание княжны участилось.

       – Любимый, ты ещё хочешь?

       Тоха не ответил, лишь навалился всей тяжестью тела…

       Программер откинулся на край кровати и едва не свалился на пол.

       – Блин! И чё у вас такие кровати узкие?

       Настя тихо засмеялась:

       – Она не для супругов, а лишь для одного гостя.

       Смех прервался. Фигура девушки замерцала.

       – Антош, что это?

       Княжна исчезла и через мгновение появилась снова. В шею слева впилось что-то острое. Тоха вскрикнул и, присев на кровати, схватился за больное место. Под рукой ничего не прощупывается.

       – Вы кто? – Настя вскочила и, прижавшись спиной к стене, с ужасом взглянула на программера. Красивые девичьи грудки стоят торчком. – Ой! – она тут же прикрылась, отодвигаясь подальше.

       – Насть… ты чего? – не въехал Тоха, потирая шею.

       – Вы кто? – голос стал громче, блин ещё перебудит всех. – Что вы здесь делаете?

       – Насть, ты меня пугаешь.

       – Убирайтесь, или я закричу…

       Тоха быстро приблизился и зажал ей рот рукой. Тут же зашипел от боли – зубы девушки впились ему в ладонь.

       Фигура княжны снова замерцала. Тоху отбросило на пол. Всё повторилось. Девушка на мгновение исчезла и снова появилась, испуганно озираясь.

       – Антош! Что это?

       Тоха поднялся с пола. Боль в шее уже прошла, а вот из ладони сочится кровь. Настя покусала от души. Девушка привстала на кровати на коленях и схватила программера за прокушенную руку.

       – Что это? Откуда кровь?

       – Ты прокусила.

       – Я? Когда?

       – Только что.

       – Антош, не пугай меня, пожалуйста. Я и так боюсь. Что происходит?

       Тоха в красках рассказал.

        

       

       

       Дмитрий Борисович нашинковал зелень и ножом смахнул в салатник с порезанными помидорами и огурцами. Взял луковицу. Звонок в дверь заставил оторваться от действа.

       Бывший прапорщик проворно, несмотря на небольшой животик, направился в прихожую. Посмотрел на экран подъездного домофона. Никого. Переключился на камеру у двери. Двое. В светло-серых летних костюмах. Как говорили раньше, типичной комитетской внешности. Дмитрий Борисович нажал кнопку спикера.

       – Слушаю вас.

       – Федеральная служба безопасности, – проговорил тот, что справа, доставая из кармана пиджака удостоверение. – Позволите войти?

       Федералы не сделали парольный жест. Сердце заколотилось. По идее, они могут сообщить пароль и в квартире. Дмитрий Борисович открыл дверь:

       – Прошу.

       Двое молодых парней зашли в квартиру.

       – Воронцов Дмитрий Борисович? – поинтересовался правый.

       Пароль ребята не сказали. Жеста нет. По словам куратора Хронослужбы, претензий к нему со стороны полиции или спецслужб быть не может. Никаких. От слова «совсем», как выражается Тоха. Значит…

       – Да, это я.

       – Прошу проехать с нами.

       Сердце заколотилось сильнее. Произошло то, о чём предупреждал куратор. Ещё тот, самый первый…

       

       

       Идущая в сорока…пятидесяти метрах впереди БМП входит в правый поворот. Пушка смотрит вправо, на лесистые горы. На броне десяток пацанов в разгрузках и бронежилетах.

       Дима Воронцов неспешно направляет тентованный «КамАЗ» с грузом снарядов следом, выдерживая требуемую дистанцию. В кабине душно. Слева на двери висит его «броник» – жалкая иллюзия защиты. Стекло и жестянку кабины пули прошьют как бумагу.

       Уже несколько месяцев шестьдесят шестая отдельная бригада ведёт в провинции бои с отрядами полевого командира Хекматияра. Сейчас затишье…

       Неясный хлопок. С горы срывается малиновый шарик и несётся к «бэхе». Дальше всё будто в замедленной съёмке. Пацаны приподнимаются, готовые сорваться с «брони». Шарик влетает в борт. Взрыв.

       Вопль сидящего справа прапорщика Кахоева «К машине! К бою!» возвращает в реальность. Дима хватает автомат и вываливается из кабины.

       Грохот. Горячая волна швыряет его в неглубокую балку слева от дороги. Пару раз кувырнувшись, Дима грохается на спину.

       В ушах звон. Звуки проникают как сквозь вату. Немного придя в себя, медленно открывает глаза. Вверху голубое афганское небо. Пока ещё голубое, не раскалённое. Весеннее.

       Кряхтя и помогая себе руками, садится. Правый рукав и штанина в районе правого бедра порвана. Слева в двух шагах валяется «калаш».

       Недолго думая, потянулся за автоматом. Лишь оружие оказалось в руках, оглянулся.

       Развороченная кабина его «КамАЗа» дымит. Загорелся тент. Прапора не видно. «Бэха» поливает по холмам из пушки. Рассыпавшиеся, кто остался в живых, мотострелки тоже огрызаются.

       Почему «бэха» «жива», Дима удивиться не успел. Несколько пуль впились в полуметре в каменистый грунт, подняв вверх крошево камней. Что-то царапнуло по щеке.

       В голове пустота. Он откатился и резво пополз по склону балки вверх, под защиту грузовика, сбивая об острые камни руки и колени. Автомат пару раз звякнул о каменистый грунт.

       Под «КамАЗом», под правым передним колесом увидел прапора. Тот отчаянно матерясь, бьёт короткими очередями. Рядом из пробитого бака стекает соляра.

       Дима нырнул под «КамАЗ». Кахоев повернул к нему окровавленное лицо и проорал:

       – Воронцов, бей бак! – и ткнул пальцем назад в левый, уцелевший.

       Прапор снова приник к автомату.

       Дима перевернулся на спину и клацнул затвором.

       – Ножом! Ёшь так растак! – на миг отвлёкся от стрельбы прапор. – Патроны береги! – и дал две короткие очереди.

       С визгом несколько пуль подняли фонтанчики пыли перед колесом. Кахоев выругался.

       – Тент горит! – выкрикнул Дима, трясущимися руками расстёгивая ремешок на ножнах и вытаскивая штык-нож. – Снаряды! Ща рванёт!

       – Без взрывателей не рванёт! – проорал прапор. – Бей бак!

       Дима метнулся к баку и два раза снизу ударил. После второго нож застрял в жестянке. Воронцов с трудом вытащил клинок обратно. На землю потекла соляра, намочив «хэбэшку».

       Несколько пуль ударили в раму, парочка пробила бак. Пули прилетели с той стороны, откуда он только что приполз. Глянул туда.

       К ним, пригнувшись, подбираются семеро «духов».

       – «Духи» сзади! – тонким голосом взвизгнул Дима.

       Тупой удар в бедро заставил заорать и схватиться за ногу. По штанине расползается тёмно-бордовое пятно. Прапор развернулся и, придвинувшись, дал очередь по врагу. Те залегли. Кахоев достал аптечку и сквозь одежду в бедро вколол шприц-тюбик промедола.

       – Держи тыл! – приказал он, снова заняв прежнюю позицию.

       Дима до упора опустил рычажок предохранителя и, наставив автомат на врага, нажал на спуск. Вместо ожидаемой очереди «калаш» пальнул один раз.

       «Чёрт! Одиночный!» – догадался он.

       Чуть успокоившись, перевёл рычажок на автоматический и выцелил ближайшую фигуру.

       Очередь.

       «Дух» вскидывает руки и валится на землю.

       – А, сука! – радостно орёт Дима.

       Тут же пули «духов» глухо ударяют в колесо, со звоном – в раму, а его тело застывает, будто скованное невидимой плёнкой.

       Что за…

       Пошевелится невозможно. Накатывает паника. Парень пытается дёрнуться. Безрезультатно. Даже глаза не двигаются. Остаётся только смотреть вперёд, ну и ещё боковым зрением.

       Оказывается, сковало не только его, но и всё окружающее пространство. Он рассмотрел «духов». Один замер, падая на землю, и так остался висеть в воздухе. Другой, очевидно получил пулю, стал заваливаться на спину, и повис в положении под сорок пять градусов. Ещё одному пуля разбила голову, и красно-серая масса застыла в воздухе.

       Две пули зависли чуть впереди в десятке сантиметров выше и в метре от головы Димы. Третья – сантиметрах в пяти ото лба.

       И тут из лёгкого марева материализовались трое в советской военной форме. Один с тёмной папкой в руках. Троица направилась к скованному странной, невидимой плёнкой Воронцову.

       Незнакомцы приблизились. «Плёнка» превратилась в густую массу. Такую же невидимую, и Дима смог пошевелить глазами.

       – Дмитрий Воронцов? – спросил самый ближний, усатый капитан.

       – Так… точно… тащ… капитан, – с трудом шевеля языком, проговорил Воронцов. – Что… происходит? Вы… кто?

       Густая «масса» стала заметно «жиже». Потянуло в сон.

       – Эй, парень, не отключайся! – раздался голос, чей, не разобрал.

       Лёгкий укол в плечо. Сонливость тут же исчезла, в голове прояснилось. Перед ним на корточках сидит капитан.

       Дима огляделся и повторил вопрос:

       – Что происходит?

       – Не шевелись, – приказал капитан. – Это, – он сделал неопределённый жест рукой, – темпоральная заморозка. Локальная остановка времени. Мы - из Хронослужбы, Службы защиты времени. Из двадцать четвёртого века. У нас мало времени. Предлагаем работать на нас. Нужно твоё принципиальное согласие. Работа интересная и высокооплачиваемая.

       Идея понравилась. Но как-то всё… странно. А если кинут?

       – Я могу отказаться? – спросил Воронцов.

       – Конечно, можешь. Мы не имеем права тебя заставлять. Всё добровольно. Но как только мы уйдём, эта пуля, – капитан почти дотронулся до висящего в воздухе закопчённого кусочка металла, – разобьёт тебе голову, и тебя отвезут в домой в цинковом ящике. Оно тебе надо?

       Дима с трудом покачал головой. Оно ему точно не надо.

       – Я согласен.

       – Молодец, – капитан положил на асфальт протянутую ему папку с бумагой сверху. – Подпиши.

       – Что это?

       – Согласие на сотрудничество.

       Дима заколебался. Подписывать какие-то невнятные бумаги не хочется.

       – У нас мало времени, – капитан снова показал на пулю, – не больше минуты.

       Воронцов, продираясь сквозь студенистую массу, чуть вытянул руку вперёд и расписался.

       – Хорошо, – капитан протянул папку обратно. – Вот твой куратор, – указал на человека с папкой. Старший лейтенант Кузнецов.

       Тот присел рядом.

       – Запомни его лицо. Пароль при встрече: «Как здоровьишко, боец?». Запоминай дословно. Плюс вот такой жест, – капитан двумя пальцами приподнял козырёк кепки. – Ответ: «Всё пучком, командир». Повтори.

       Дима повторил.

       – Молодец. Сейчас ложись обратно. Чуть опусти голову. Получишь ранение теменной части. Тебя доставят в Кабульский госпиталь. Там встретишься с куратором. Всё ясно?

       – Так точно.

       – Всё. Время. До встречи!

       Троица исчезла. В следующее мгновение сильный удар по голове вышиб из Димы сознание.

       

       

       Нужно послать сигнал тревоги, набрать на часах, подаренных куратором, комбинацию клавиш. Комбинация простая – «1123». Вот только как это сделать незаметно?

       – Но… на каком основании?

       Тот, что справа чуть прищурился.

       – Не заставляйте применять к вам силу.

       Второй потянул руку к отвороту расстёгнутого пиджака.

       – Ну ладно, – пожал плечами Воронцов и повернулся к липовым федералам спиной, – пройдёмте, я переоденусь.

       Он поднял левую руку с часами и быстро надавил три кнопки. Первую – дважды.

       – Что ты… – раздался сзади сдавленный голос.

       Бывший прапорщик хотел обернуться, но тело будто сковала тончайшая прочная плёнка, как тот раз. Самый первый раз. В Афгане.

       Дышать можно, а вот пошевелиться…

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"