Тонкий шелк паутины. Маленький крестовик ловко цепляется за ниточки, бегает по спирали. Беспрестанно прыгают, подрагивают хваткие лапки.
В грязном растворе стен - чудо: поблескивают, выплетаясь, кружевные узоры ловчей сети.
-Габ'гиэль Найт, 19-84, п'гоживаете на улице Надиг' с матег'ью, в бг'аке не состояли, уголовно до этого не пг'ивлекались?
-Так, начальник.
-Состав пг'еступления ясен?
-Все верно, начальник.
-Огласите.
-Ширялся махровкой, грязью, от галиков орал, как ошпаренный, людей, опять же, колотил...
-Нет, состав пг'еступления иной. Вы это знаете.
-Знаю, начальник.
-В чем же ваше пг'еступление?
-Дрянью вашей не занимаюсь. Тьфу вас, уроды. Пристала зараза: пиши да пиши. Со школьной скамьи парят и парят мозги. Задолбали.
Тихо стало - Габриэль даже слышит сердцебиение допрашивающего. Или это он от пороха еще не очухался?
-Да, начальник, и хорош уже звать меня этим вашим Габриэлем. Ванька я, усек? Вань-ка.
-Габг"иэль, я ощущаю, что вы хог"оший человек. Ваши г"еплики наиг"ганы - вы гг"гажданин импег"ии, а не выходец из глубинки.
-Шел бы ты, начальник. Не хочу я с вами - лживые вы твари.
-Лживые тваг"и - уже хог"ошо. Уже не аг"го.
-Чего ты добиваешься? Поймал - убивай, не миндальничай.
-Мы хотим, чтобы вы умег"ли пг"осветленным. Однако вы - случай тяжелый. Насквозь пг"опитаны душком подполья и г"азвг"ата.
-Я по крайней мере не пафосен и не канцелярит, картавый ты мудила.
-Я попг"ошу вас без обсценной лексики...
-Я тебе говорил, чтоб ты шел, беспристрастный судия, калека по части чувств, как и все эти...как там..."славные дети великой империи"...утютю...дети империи. Пипец. Пипец, господа.
-Я попг"ошу вас не насмехаться над словами почитаемого гимна.
-А я попг"ошу вас свалить отсюда или уже чикнуть меня, почитаемый начальник.
Эркюль Кристи - так звали допрашивающего - стискивает кулаки. Габриэль нагловато, с вызовом, глядит ему в глаза. Вдруг Кристи резкими, как бы надломанными, движениями достает из-за пазухи небольшую записную книжку, судорожно раскрывает - и начинает лихорадочно писать. Он весь трясется - но вот ослабевает, черты лица смягчаются; он медленно выдыхает. Габриэль наклонил голову, хмурится.
-Тупой ты, начальник. И все вообще - тупые.
-Вы вывели меня из себя святотатством, - голос ровный, Кристи уже встал в прежнюю позу.
-Достал ты меня, бревно без чувств.
-Уведите пг"еступника. Электг"ический стул жде...
-Прекрасно! Я буду орать, а вы смотреть - и завидовать. Вы-то орать разучились, амебы. Ненавижу!
Лязг дверей. Паучок замер, подобрался на миг - но вот он вновь цепляется за ниточки, бегает по спирали. Беспрестанно прыгают, подрагивают хваткие лапки.
В грязном растворе стен - драма: попалась мушка в ловчие сети.
Надир - широкая улица. Грязный снег лег по обочинам. Несутся, жужжат глидеры. Дворники со свирепо взрогаченными усищами покрикивают на прохожих. Сочельник на носу.
Алена Ивановна сидит за столиком уютной кухоньки, читает Достоевского. Кричит телескрин голосом фюрера.
- В писательстве есть спасение! Пиши, когда нахлынет волна! Человек обязан быть свободным от когтящих эмоций!
Алена Ивановна вспомнила Вань... Габриэля. Бедный сынок...
Нет, не сын он тебе. Не могла ты родить предателя.
И все же...Сгорбленный, грубоватый, всегда понурый...
Алена Ивановна почувствовала, осознала - надвигается волна . Слезы навернулись. Она достала истрепанную книжицу, раскрыла. Неровные старческие каракули. Принялась писать.
"Алена Ивановна шла по лесной тропинке. Единороги бережно поднимали веточки акаций..."
Что-то светлое родилось в ее душе. Она не помнила - империи так нужно- что зовут ее Мария Никифоровна.
-С этого года детям запрещено давать имена. В 11 лет они придумывают литературного героя - и так крестят себя. До назначенного возраста - государственные номера.
Алена Ивановна не слушала. Счастье стыло в старческих глазах.
-Я знаю причину их аморального поведения.
-В чем дело, Грэй?
- Я понял. Посмотрите: все жители империи пишут истории от третьего лица, они же - частью и от первого. Явное преступление. Это же каждый школьник знает. Также в их книгах много того, что присуще прежним писателям. Я чувствую в их историях искру .
-Что вы хотите этим сказать?
- Что помогает схлынуть волне? Графоманство...
-Писательство. Я отдам вас под трибунал.
-Пусть так. Но они - настоящие писатели, с этим вы не поспорите. И они иногда возвращаются. Чтобы изгоями исчезнуть...
Глухой, словно в вате, щелчок наручников. Предателям не место в великой державе.