Алексеев Николай Матвеевич : другие произведения.

Прикладная метафизика естественной истории

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   ПРИКЛАДНАЯ МЕТАФИЗИКА ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
  
  
  
  
   СОДЕРЖАНИЕ
  
   Предисловие
  
   Глава I.
  
   1-1. Метафизика истории ................................................
  
   1-1-1. Метафизика сознания ...............................................
   1-1-2. Метафизика этики ...............................................
   1-1-3. Язык - средство передачи мыслей на расстояние ...
   1-1-4. Физика и лирика ...............................................
   1-1-5. Всё это было, было! ..............................................
   1-1-6. Мудрость Запада. ..............................................
   1-1-7. Принцип неопределённости .......................................
  
   1-2. Эпоха "Неосредневековья" .......................................
   1-2-1. Средние века уже начались .......................................
   1-2-2. Неофеодализм .......................................
   1-2-3. Эпоха диктатуры пролетариата ................................
   1-3. Oсобенности исторической науки ...............................
   1-3-1. Социальный заказ - есть всегда приказ .....................
   1-3-2. Зачем нужны поэты? ...........................................
   1-3-3. Искусство и Наука ...........................................
  
   Глава II. Pаспутье
  
   2-1. Две России ..........................................
  
   2-1-1. Раздвоение .........................................
   2-1-2. Застой .........................................
  
   2-2. Tаинственная книга бытия Российского,
   где судьбы мира скрыты. ........................................
   2-2-1.Троцкий, Ленин, Сталин. ...........................................
   2-2-2. Либеризация ............................................................
   2-3. Феноменология динамики исторического потока ..
  
   2-3-1. Нетерпение ............................................................
   2-3-2. Ламинарность и турбулентность ............................
   2-3-3. Конформизм и нонконформизм ...........................
  
   2-4. Великий, могучий, правдивый и свободный
   русский язык ..........................................................
   2-5. Hарод - таков, что и поэт .........................................
   2-6. Что могут короли? .........................................
   2-7. Pусский народ-шестидесятник ............................
  
   Приложение А .....................................
   Приложение Б ......................................
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В заветных ладанках не носим на груди,
   О ней стихи навзрыд не сочиняем,
   Наш горький сон она не бередит,
   Не кажется обетованным раем,
   Не делаем её в душе своей
   Предметом купли и продажи,
   Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
   О ней не вспоминаем даже.
   Да, для нас это грязь на калошах,
   Да, для нас это хруст на зубах.
   И мы мелем, и месим, и крошим
   Тот ни в чем не замешанный прах.
   Но ложимся в неё и становимся ею,
   Оттого и зовем так свободно - своею.
  
   Анна Ахматова.1961.
  
  
  
  
   "Ради всего святого, не бойтесь говорить ерунду. Но обращайте на нее внимание"
   Людвиг фон Витгенштейн (1889-1951).
  
  
  
   Предисловие.
  
   Неожиданный своим трагизмом оборот хода событий перестройки СССР побудил многих к попыткам осознать это явление. Появилось масса противоречащих друг другу гипотез.
   Изучение природы социальных катаклизмов относится к области знаний, называемой, с лёгкой руки Вольтера, историософией. Целью историософии является постижение законов эволюции ментальности народов, которая определяет ход исторических событий. Должно признать, что итоги подобных исследований не обнадёживающи: "История ничему не учит, но наказывает за незнание уроков" - так обобщил накопленный опыт русский историк В. Ключевский. Возможно, что данное мнение следует рассматривать как один из законов истории - люди не могут полностью осознать то и управлять тем, что их создало?! Не зря же говорят, что яйца курицу не учат!
   Природа дала людям свободу выбора, поскольку сама не уверена в своём будущем. Но учит людей благоразумно ею пользоваться. Царица Савская испытывала своими загадками мудрость царя Соломона. Природа своими загадками испытывает мудрость людей. Мудрый Царь Соломон то-ли не смог разгадать главную загадку царицы, то-ли поступился своей мудростью, предпочтя с ней греховную связь. За это спустя сотни лет народ еврейский понёс наказание. Так гласит древний библейский миф. Почему принято рассматривать мифы как массовые заблуждения? Может быть потому, что мы с излишней добросовенностью буквально воспринимаем тексты прошлого?
   Проблемы изучения динамики исторических процессов можно ассоциировать с проблемами метеорологии: множество метеостанций и спутников передают результаты своих наблюдений в вычислительные центры, где супер-компьютеры решают уравнения математической физики и посылают результаты расчётов в центры предсказания погоды, работники которых признаются, что даже краткосрочный прогноз является ... искусством, требующим помимо знаний, опыта, интуиции и воображения. Непредсказуемость не является следствием отсутствия законов. Непредсказуемость не означает бесполезность знания этих законов. Но на этом пути к познания законов истории лежит множество препятствий, которые естественные науки обходят стороной:
   - У истории нет наблюдателей. У истории есть лишь участники. Не важно, непосредственно ли люди участвуют в событиях, либо сопереживая им. В метеорологии субъект является внешним независимым от объекта наблюдателем. В процессах естественной истории субъект является в то же время и объектом. Ньютон был гениальным субъектом. Но кто может описать родовые муки рождения его идей, зачатых переживаниями родовых мук идей его предшественников и современников, на него, как на объект, повлиявших? Наиболее простой иллюстрацией этого феномена является "синдром Маугли": человек приобретает привычки и принимает образ жизни того общества, в котором он жил, особенно в детстве. Не важно от кого родился, а важно с кем пасёшься - говорил Сервантес. Люди обычно смотрят на события не своими глазами, а глазами своего стада. Люди являются участниками исторически событий подобно частицам атмосферных потоков, меняющие своё движение и состояние под влиянием окружающих частиц и внешних сил. Всё в непрерывном движении. Системы локальных координат внутри потока непрерывно деформируются, нет постоянных реперных точек для определения скорости и направления как окружающих наблюдателя частиц, так и самого наблюдателя. Внутреннему наблюдателю несравненно труднее постичь это движение и его причины нежели внешнему! Культура - это климат социальных отношений. Культура, как состояние погоды - это реальность; поведение людей, как и движение отдельных частичек атмосферы - это сюрреальность.
   - "С начала был логос" - утверждал апостол Иоан. Люди воспринимают события чувственно, а описывают их словами. Язык как упаковка почтовой посылки, в ограниченные размеры которой втискивается неограниченный чувственный образ события. Каждая эпоха выбирает свойственные только ей формы упаковки. Получателю языковой посылки приходится по её размеру и форме догадаться о содержании мысли. Понятие "Логос" имело в древней Греции много значений, как-то "слово", "мысль", "логика", "намерение", "мера" и много других, выбираемых с учётом контекста диалога. В философию этот термин был введён Гераклитом ( 544 - 483 до н. э.), который называл Логосом вечную устойчивую закономерность. Св. Иоан использовал этот термин в эпоху начала гибели язычества и распространения христианства (I век н. э.). После перевода Евангелия от Иоана на славянский язык (IX век) под этим термином стали подразумевать "слово", затем стали подразумевать "закон всемирного развития как некую Высшую Силу, управляющую миром". Позднее, в трудах ранних христианских мыслителей, сам Логос отождествлялся с Сыном Бежим, и т. д. Современные переводчики рекомендуют понимать под этим разум. Этот термин, проходя сквозь столь отдалённые друг от друга эпохи, претерпел множество различающихся толкования. Возможно, что эти мнения [эпох] не ложны, но споры о толковании слов Иоана бессмысленны. Проистекает это из неспособности понять логику языков. Так что же было "в начале"? Наиболее адекватно мысли выражаются не словами, а делами. "В начале было дело!?" Но кто может сказать, что это имел ввиду св. Иоан?!
   - Эволюция - это действие. Всякое действие требует потока энергии. Мы не имеем ни малейшего представления о природе гравитации, но, поверив в её существование, совершили грандиозный скачок в понимании Природы. Не имея представления о Природе потоков энергий эволюции структур жизни, необходимо всё же в рассуждениях оставлять для них вакантное место.
   - Неустойчивость напряжений состояний воздушных потоков, разряжающихся в разного рода природных катаклизмах, зависит от возникшей комбинаций состояний локальных частей атмосферы (давления, температуры, плотности, состава, ... .) и внешних энергетических потоков. Так и в среде людей: не разумно обвинять во всём Гитлера или Сталина, не говоря уж о Науке и Боге.
   - Под законом в естествознании понимаются устойчивые (не зависящие от времени) причинно-следственные связи между между событиями, обнаруженные путём эксперимента и способные быть выраженными по крайней мере в строгой словесной форме. Природа исторических процессов исключает возможность повторения: человек не может ступить в одну и ту же воду дважды, как это давно обнаружил Гераклит. Посему источниками опытных данных могут служить лишь мнения непосредственных очевидцев событий. И тут возникает неизбежный вопрос о адекватности, или, точнее сказать, о выборе доверительных высказываний.
   - Мир, в котором мы живём, состоит из двух "взаимно растворённых" друг в друге пространств. Одно разумно и определённо: параллельные линии в нём никогда не пересекаются, добро всегда является добром, а зло - всегда злом. Другое иррационально. В нём параллельные линии могут внезапно пересекаться, двоиться, добро может внезапно оказаться злом, а зло добром. То, что делается из любви и доброты, можно делать из трусости, подлости, безразличия. Постичь это может только искусство. "Урок стиха переоценивают, если логичный смысл его очевиден, а не замаскирован сердцем. Ключ может лежать там, куда положил его мастер, и им никогда не воспользуются, чтобы открыть замок" - писал Л. Витгенштейн. Верящие в рациональность мира полагают, что руководствуются знаниями. Верящие в его иррациональность полагают, что руководствуются мнениями. Где проходит граница между знанием и мнением!? "Я знаю, что я ничего не знаю", - повторял Сократ, изгоняя софистов, расценивающих знания не более чем как мнения.
   - Природа создала людей для счастья, как птиц - для полёта. Подобные прозрения в лучшем случае обречены на рукоплескания, но не на их исполнение. Можно вообразить жизнь в светлом будущем, но пока для этого не будет возделана почва, мыслители занимают себя лишь мечтами. Мечта пуста, как и действия ею увлечённых. Ф. Бэкон называл такие мечты "идолами". Действительные изменения таятся в нашем собственном отношении к жизни.
   - Философия - это своего рода термодинамика естественного исторического пространства. Философия ставит пределы спорной теории естественных наук. "Никогда не постичь силы и величия природы, если дух будет схватывать только её части, а не целое" (Плиний Старший). В основу философской концепции данной работы были заложены положении динамики нелинейных систем, (теории хаоса, как это в данном аспекте было бы привычнее называть).
   По мере возможностей я старался не подпадать под влияние известных мировоззренческих концепций, вынуждающих их авторов подгонять трактовку и представление фактов под свою индивидуальную логику видение мира. Поэтому в значительной степени упор ставился на отдельные высказывания (экспромты) и афоризмы больших поэтов, писателей, живописцев, философов, как на рефлексы созерцания действительности, наиболее свободные от искажающих уз субъективных логических взаимоувязок. Из множества таких высказываний, как в детской игре в кубики, c попытками решения приведённых выше головоломок, выкладывались фигуры, наиболее соответствующие понятиям слова "закон естественной истории".
   Многие из рассматриваемых вопросов традиционно относятся к категории метафизики. Здесь, наподобие естественным наукам, введено понятие "прикладная метафизика". Это означает лишь, что фундаментальные философские понятия метафизики о происхождении жизни, о материи и духе, о добре и зле не обсуждаются, но априорно вводятся как некие сущности, необходимые для соблюдения условий непрерывности временных и пространственных связей исторических процессов.
  
  
  
  
   Глава I.
  
   1-1. Метафизика истории
  
   "Полагаю, что я подытоживаю своё место в философии,
   когда говорю: на самом деле философский труд надо
   сочинять так, как сочиняют стихи. Это, по моему
   мнению, должно показать сколь глубоко моё мышление
   принадлежит настоящему, прошлому и будущему"
  
   Людвиг фон Витгенштейн (1889-1951).
  
  
  
   1-1-1. Метафизика сознания
  
   Согласно Wikipedia - мысль есть чувственный образ, складывающийся из множества ощущений разных органов чувств. Интуитивно принятое в обиходе (но не выдерживающее строгой критики) определение истины как мысли правильной, а заблуждения - как мысли неправильной, в повседневной жизни большинство удовлетворяет. "Мышление правильное" является мышлением, соблюдающим определённые общепринятые правила, ... самими же людьми на себя возложенными. Люди, как мы знаем (но в этом не признаёмся), часто предпочитают делать не то, что важно, а то, что проще. Это может таить в себе подвох, который не легко распознать, ибо "истинность и ложность есть отношения равного статуса между знаками и обозначениями" (Витгенштейн).
   Мысли - есть отражения частей структуры природы в других её частях, часто называемых сферами сознания людей. Люди, как и сферы их сознания, являются частями той же природы. Логично признать, что и мысли людей также являются её частями. "Всякое знание, - есть уже вместе с тем и преобразование действительности" (А. Белый). Как солнечные зайчики, переносимые лучами света меж множества зеркал. В такой абстрактной формулировке это правило распространяется на все элементы структуры природы и касается не только живого.
   Энергия падающего света частично отражается от поверхности объекта (получателя сигнала). Другая его часть им поглощается, изменяя тем самым его энергетическое состояние (температуру, например). Отражённый луч несёт информацию об отражателе, как и об изменении его состояния под действием падающего луча. Способность объекта сохранять эффект внешнего воздействия называют памятью. Накопленная объектами энергия может быть абстрактно рассмотрена как мера их ментального состояния, поскольку влияет на реакцию их на последующие воздействия. Этот эффект называют обучаемостью.
   Чтобы изменить цвет и форму отражённого зайчика, отражающий предмет должен измениться. Это изменение происходит либо под действием поглощённой энергии падающего света, либо в результате изменения внешних условий (окружающей температуры, например). Так и люди - изменить своё чувственное восприятие наблюдаемого объекта человек может лишь изменившись в результате внешних причин (политических, социальных, личных, ..). Человек распространяет свои мысли через людей, которые образуют среду их распространения, образующую коммуникационную паутину общества. Излишне пояснять, что такая среда влияет на содержание распространяемой мысли. Как в оптике: среда может искажать и поглощать одни волны света или когерентно распространять другие, образуя информационные потоки. Произнесёшь одно, а откликается часто совсем нежданное. В философии и психологии информационные потоки, отражаемые в сознании людей, часто называют потоками сознания, определяющими ментальность индивидуума.
   Под ментальным состоянием людей здесь и далее будем понимать состояние чувств, мыслей, желаний, намерений - всего того, что мы представляем собой в данный момент. Симптомами этих состояний являются поступки. "Не существует вещей: есть только действия" (А. Бергсон). Индивидуальность личности подобна ожерелью, на множество нитей которого нанизана память всех предшествующих ментальных состояний. Ментальное состояние проявляется в форме отклика на событие, который зависит от предыстории множества накопленных в памяти состояний, связываемых в единое струнами чувств. Каждый момент прибавляет нечто новое к тому, что было раньше. Так зреет личность. Повторение событий не может вызвать повторения состояния индивидуума, поскольку оно уже было включено в накопленный опыт и тем самым в нём трансформировано уникальным индивидуальным образом. Добавленный повторный фрагмент к ожерелью делает его иным, порой существенно изменяя его эстетическое восприятие, или, наоборот, оставляет малозаметным его присутствие. Так и "ожерелье сознания". Чувства скуки и раздражения вызывают у наблюдателя повторяющихся событий. Или наоборот - чувства радости, когда повторение вызывает новые неожиданные чувства и ассоциации.
   Любое внешнее событие возбуждает ток сознания, передаваемый по струнам памяти. Вызываемые событием чувства создают напор потока сознания, под действием которого струны расширяются, двоятся, переплетаются, расширяя пространство потока. Понятие "потока сознания" подобное течению реки: мысли, чувства, воспоминания, ассоциации как реакция на событие внезапно перебивают друг друга и причудливо нелогично сплетаются в единый расширяющийся поток, было введено в литературу и психологию американским философом и писателем У. Джеймсом в начале прошлого века. Л. Витгенштейн представлял поток сознания как рисунок на большом листе бумаги, который затем многократно сложили, в результате чего удаленные друг от друга рисунки оказываются рядом, близкие становятся удалёнными, а то и накладываются они друг на друга. Наглядным примером тока сознания являются сновидения. Воспроизведение ландшафта менталитета личности по попурри воспоминаний требует немалых усилий. Это попурри рисунков прошлого рождает попурри действий. Феномен потока сознания отображён в произведениях Л. Толстого, Д. Джеймса, В. Вуаль, художников Ф.Кало.
   Одновременно, но независимо, французский философ А. Берген разработал концепцию потока сознания [30], которую он заложил в основу горячо обсуждаемого в первой половине двадцатого столетия представления об эволюции природы. Согласно этой гипотезе "существует общее движение жизни, которое постоянно творит на расходящихся линиях (траекториях) новые формы. Если на пересечении двух этих линий должны появиться общества (или новое ментальные структуры), то на них отразятся одновременно и расхождения путей, и общность порыва". Энергию, организующую порывы движения жизни и её эволюцию, он назвал напором потока жизни. Взаимодействие материи с потоком жизни (духом жизни) можно сравнить с образованием русел рек. Под возрастающим напором потока воды происходит бифуркация (раздвоение) русла - потоку становится энергетически более выгодно течь по двум самостоятельным более узким и более глубоким руслам, чем по одному более широкому, но менее глубокому (по отношению к ширине). Физика гласит, что если существует энергетически более выгодное состояние, система неизбежно найдёт тот слабый (неустойчивый) элемент структуры, который спровоцирует переход в её более устойчивое. Последовательность бифуркаций русла разделяет материю (грунт) на уменьшающиеся фрагменты двоящимися и пересекаемыми линиями тока воды. Структура материи становится более сложной. Раздвоение (бифуркация) русла отражает свойства материи (грунта) и силу напора потока. Сила напора потока зависит от степени однородности течения. Ламинарное течение создаёт наибольший напор. Турбулизация - создаёт неустойчивые состояния, и возникновение бифуркаций становится более вероятным. [40]. Но и от свойств материи многое зависит - в песчаных грунтах течение потоков всегда менее предсказуемо.
   Подобно поток сознания разрыхляет поток органической материи. Это приводит к появлению более сложных и более организованных её видов. "Но чем больше фиксируешь внимание на этой непрерывности жизни, тем больше замечаешь, что органическая эволюция приближается к эволюции сознания. Прошлое напирает на настоящее и выдавливает из него новую форму, несоизмеримую с предшествующими. Появление растительного или животного вида вызвано определёнными причинами. Но под этим нужно понимать только то, что если бы мы задним числом узнали эти причины, то с их помощью смогли бы объяснить новую форму. Однако не может быть и речи о том, чтобы предвидеть новую форму". Эту же мысль в более лаконичной поэтической форме высказал поэт Александр Блок: - "Мир растёт в упругих ритмах. Рост задерживается, чтобы затем хлынуть. Таков закон всякой органической жизни на земле". "Земля растрескивалась под напором внутренних сил, ищущих выходы для сброса энергии агрессивных чувств оптимизма одних и разочарования других" - так индусский писатель С. Рушди в книге "Дети полуночи" представлял причину бифуркации менталитета индусов, приведшую к раздвоению Индии и образованию Пакистана. События будущего нельзя вывести из событий настоящего. Суеверие есть вера в подобную причинно следственную связь. Обратим внимание, что согласно философии Дзэн-Буддизма, движущей силой эволюции живой жизни является напор желания, формирующий поток сознания.
   Подобно развивается и индивидуальность личности, поток сознания которой есть непрерывное течение мыслей и чувств, прерываемое бифуркациями её ментального состояния, усложняющими и расширяющими её инстинкт и интеллект, как дельта реки в своём развитии утончает расширяющуюся структуру потока материи. Длительность потока сознания - это непрерывное развитие прошлого, вбирающего в себя будущее и расширяющееся по мере движения вперёд.
   Однако процесс усложнения структуры материи не бесконечен, как не бесконечен размер дельты рек. Чем мельче и разветвление структура материи, тем требуется больший напор потока для прокачивания среды (энергии) через неё. Степень разрыхления материи неограниченна (?). Поток энергии ограничен. Какими бы ни были свойства материи, как и энергии потока, его напор неизбежно ослабевает. С расширением дельты, глубина потоков струй уменьшается. Это снижает энергетический порог бифуркации русла. По мере расширения дельты и увядания напора потока интенсивность её разветвления возрастает. Не найдя выхода к морю, река кончает свою жизнь в засушливых песках, либо в хаосе Броуновского движения громадных пространств болот. Структура материи теряет организованность, а поток сознание, как у престарелых людей, проявляет формы "старческого маразма". "Если отбросить оценки, то основное содержание эволюции -- дифференциация. Была амёба, дифференцировалась, возник многоклеточный организм. Но вместе с дифференциацией пришла смерть... Таким образом, прогресс связан с некоторыми утратами. То же самое в обществе. .... Уничтожьте глубину личности, и личность вся начнет распадаться. " [39].
   Удачной иллюстрацией феномена памяти являются судьбы рек в засушливых областях. В засушливые периоды воды потока, накопленные в сезон дождей, иссыхают, оставляя как память былого сухие русла. С наступлением сезона дождей реки вновь оживают, используя иссохшие русла как подсказку памяти для выбора с наименьшими затратами энергии направлений потоков. Если период засухи окажется слишком длительным, и ветры засыплют русла и тем самым сотрут эту память, с наступлением сезона дождей поток вновь возникнет в ином месте, но структура ветвления сохранится в известной степени подобной если напор потоков и структура материи (грунта) не изменились. Подобен и поток сознания. Наблюдаемые события вызывают чувства, которые растекаются по "засохшим руслам памяти" и оживляют их своим током, дополняя новыми развилками, расширяя область чувств, охватывающих человека. "Настоящее чувство, как древние раскопки, переходит со временем в культурный слой и лежит в глубине под слоем земли. Вроде бы нет ничего, а копнешь...!" (В. Токарева). Возникшее чувство возбуждает потоки сознания, как бы сканирующие пространство его русел, возбуждая с ним ассоциированные, пока не возникнет его новая ветвь, порождающая новый рефлекс чувственного опыта индивидуума. Так развивается интуитивное прозрение. Так зреет личность.
   Мышление обладает инерцией - по пробитому в материи руслу потоку сознания течь проще. Но нового это течение не обнаружит. Необходимо новое русло. Для бифуркации потока нужен противодействующий ему подпор. Таким подпором являются сомнения. Сомнения - это своеобразные запруды рек, регулирующие сооружения, перекрывающие второстепенные русла с целью углубления предпочтительного и усиления в нём тем самым напора потока. Если напор стремления к познанию, как и напор сомнения, велики, накопившийся потенциал потока сознания может прорвать все запруды сомнений и разлиться в новый полноводный поток. Так совершаются открытия. Практика дзэн установила, что "чем больше сомнение, тем больше просветление". "Это можно пересказать в терминах Ивана Карамазова: чем труднее пройти свой квадрильон, тем острее ощущение рая. Но острота первого ощущения проходит; что же остается? Остается чувство полноты бытия, и достаточно легкого толчка, чтобы оно всплыло, припомнилось" (Г. Померанц).
   Подобным образом работали первые пневматические компьютеры авиационной и ракетной техники начала шестидесятых годов прошлого столетия. Система их памяти образована каналами для течения воздуха, соединяемые пневматическими логическими элементамт, активируемыми напором набегающего воздуха. Но элементов сомнений они не содержали. Более того, потоки воздуха не могли формировать нове каналы. Посему, нового в своём поведении эти компьютеры не обнаруживали.
   Процесс бифуркации состояния менталитета сравним с половодьем. Скованная льдом поверхность реки начинает взбухать от притока талых окрестных вод. Лёд начинает растрескиваться, пока в его наиболее слабом месте не разрушится, открывая пространство для сброса накопившейся массы энергии, разрушающей все препоны и увлекающего всё попутное. Бифуркация потока рек наиболее часто случается в половодья. Она может носить сезонный характер, а может и сохранять свои последствия длительное время. Так и в обществе. Слой устоявшихся идей пробит. В потоке вырвавшегося на свободу сознания нет идейной почвы для суда над личностью, вырвашейся из плена старых идей, символов, представлений. Людей охватывает чувство вседозволенности, возбуждаемое кажущейся неограниченностью просторов новизны.
   Случается, что напор глубинных чувств, возбуждённых памятью, становятся столь велик, что разрыхлённая материя дельты его не выдерживает и разветвлённые струи объединяются в единый мощный поток. "Ожерелье сознания" внезапно принимает иную структуру и форму, кардинально меняя ментальность личности. Классической иллюстрацией этого является судьба Д. Нехлюдова, героя романа Л. Толстого "Воскресение", кардинально изменившаяся в результате ничем не выделявшихся своей обыденностью событий всего лишь одного дня, в течение которого герой романа превратился из судящего своим разумом в судимого своей совестью.
   Обобщающей иллюстрацией циклов формирования индивидуальной культуры как людей, так и народов может служить география акваторий рек. Как пример, акваторию реки Волги можно условно разделить на три области: акватория истоков (условно, выше города Тольятти), акватория главного русла (условно - между Тольятти и Волгоградом) и акватория дельты ниже Волгограда. Акватория истоков - это пространство плюрализма вод многообразных родников. Смешиваясь друг с другом, они объединяются в ручьи и далее в более крупные потоки. Акватория главного русла - это единый мощный расширяющийся поток, характеризующий индивидуальность реки (личности, народа). Ниже Волгограда течение теряет устойчивость и обращается в разветвлённую сеть струй, монотонно разрыхляющих пространство. Если немного напрячь воображение, то можно найти сходство форм акваторий рек с формой песочных часов, этой эмблемой вечности времени, знака его быстротечности, мимолётности, печальный символ кратковременности человеческой жизни. В верхней чаше таких часов, как области слияние плюрализма разных потоков, формируется личность. "....и обобщения тянут их в разные стороны, рвут на части. В Безухове и Раскольникове сразу формируется несколько "я", сталкивающихся друг с другом, и ни одно не охватывает целого. Этот плюрализм нравственного сознания кажется самим героям чем-то неестественным, и они двигаются вперед, повернувшись лицом назад, пытаясь удержать неразвитую цельность души, основанную на вялости мысли и твёрдости общественных традиций. Чувство раздвоенности у Николеньки Иртеньева, Безухова, Левина и у большинства героев Достоевского -- просто острое ощущение недавно возникшей сложности сознания, с его вечной борьбой различных и противоположных идей, сравнительно с патриархальной верностью обычаю. Болезненность -- только в остроте этого ощущения, а не в его основе".
   Главное русло - это русло созревшей личности, как единого потока, придающего былому плюрализму разрозненных струй единое связанное течение. Степень связности этих потоков определяет цельность личности как и культуру народа. Единство развитой личности в современном подвижном обществе не может быть простым; оно должно быть достигнуто на основе уже сложившегося "плюрализма". "Но до понимания этого как новой формы Достоевский и Толстой доходили только изредка. Оба велики в подступах, ощупью, к новому типу человеческого характера, "обдуманно-решительного", как выразился Толстой в одном из своих дневников 50-х годов, сложно-цельного" (Г. Померанц).
   Созревание индивидуальной личности подобно созреванию культуры народа. В этом смысле культура есть особого рода связь между "знанием и творчеством, философией и эстетикой, религией и наукой. Скорее культура определима как деятельность сохранения и роста жизненных сил личности и расы путём развития этих сил в творческом преобразовании действительности; начало культуры поэтому коренится в росте индивидуальности; её продолжение - в индивидуальном росте суммы личностей, объединённых расовыми особенностями; продукты культуры - многообразие религиозных, эстетических, познавательных и этических форм; связующее начало этих форм - творческая деятельность отдельных личностей, образующих расу" (А. Белый). Культура возможна там, где наблюдается рост индивидуализма; культура Возрождения началась в индивидуализме; индивидуальное творчество ценностей может стать впоследствии индивидуально-коллективным, но никогда оно не превратится в норму; наоборот, индивидуальные и индивидуально-коллективные ценности породят многие нормы.
   Подобие многих аспектов течения рек и потоков сознания позволяет придти ко мнению, что ментальности людей, как и народов, помимо прочего, различаются направленностью. В языке синергетики этот эффект называют негэнтропией. В философии это называют Провиденциализмом - судьбы людей и народов находятся под постоянным давлением Провидения, наподобие частицам жидкости, движение и состояние которых находится под постоянным напором потока в его русле. Лодка может плыть в любом выбранном гребцами направлении, но по течению всегда плыть проще. Особенно если его напор ощутимый. "Отдельного грешника всегда можно оттащить от шумных ворот ада. Но можно ли остановить весь поток, рвущийся в ад?" (Померанц).
   Провиденциализм являлся характерной особенностью русского менталитета девятнадцатого столетия. Поэзия Пушкина, Боратынского, как и философия славянофилов и даже западников, пронизана таким чувством историчности. Среди русских западников наиболее ярким провиденциалистом был Чаадав. Вместе с тем все они были агрессивными противниками отожествления Провиденциализма с Фатализмом.
   Поток жидкости, пробивая себе русло, течёт "не туда, куда надо, а туда, куда проще". Эта мысль Маркса о направленности исторических процессов оказалась по душе писателю Умберто Эко. Это один из основных законов термодинамики неживой материи. Материя неживой природы имеет чёткую иерархичную "самоподобную" структуру. Нет основания отказывать в этом материи (энергии) живой природы.
   Согласно логике гипотезы Бергсона, это утверждение должно быть справедливым и для потока живой материи, как и сознания. Куда проще - понятие относительное. Мощному потоку проще нести свои воды безоговорочно к морю "свободы", пробивая твёрдые породы. Тихим водам проще погрузится в спячку болот, движение в которых будоражится лишь сновидениями и пустыми мечтами. Траектории потоков сознания, как и воля Господа, не исповедимы. Можно познать, с чего началась бифуркация потока, но нельзя познать, чем он закончится. Проще пробивать русло в песчаной среде с энтузиазмом осознания лёгкости пути к морю свободы, с тем лишь, чтобы внезапно оказаться в мертвящей неподвижности и безысходности всё иссушающих песков. Синонимами напора потоков сознания являются понятия "бег времени", "дух времени", "контекст времени" и "социальный заказ". Опыт показывает, что путь куда проще людям оказывается совсем не тем, куда проще природе! А ведь за ней последнее слово.
   Гипотеза бифуркаций динамики эволюции природы определяет биполярность траекторий её развития. История движется между двумя полюсами, ограниченными линиями бифуркации. По мере "размельчения" среды потоком сознания положение раздвоившихся линий сближаются настолько, что относительное положение их точек экспоненциально возрастает со временем. Это признак хаоса. Этот эффект в истории К. Леонтьев назвал смешением культур, определяющим направлением эволюции современной ему цивилизации. Смешение культур подразумевает в первую очередь стирание граней сфер человеческой деятельности. Стираются грани между понятиями физического и умственного труда, между понятиями аристократизма как интеллигентности, повседневной интеллектуальной деятельности и технической, социальным положением мужчин и женщин. Сочинение литературных произведений становится массовым явлением. На вопрос журналистов Отару Иоселиани по его возвращении из Франции, "что ему больше всего не нравилось во Франции" он ответил: "то, что там все пишут". В XVIII веке понятия культуры и цивилизации довольно чётко различались. В настоящее время они практически не различимы. Дистанция между народом и властью также размывается. Качество растворяется в количестве. Согласно гипотезе Е. Седова (закон иерархической конпенсации) рост разнообразия на низших социальных уровнях ведёт к гибели системы [38]. Наиболее драматичными примерами чрезмерного разнообразия общества на его низших уровнях является мародёрство во времена революционных событий - всё смешивается: власть, народ, преступный мир. Временной радиус предвидения стремительно уменьшается. Жителям Ленинграда во время его переименования в Санкт-Петербург это состояние хорошо известно: выйдя на улицу не знаешь будешь ли убит, избит или .....несметно разбогатеешь. Похоже, что Седов прав.
   Хаос потока сознания наступает, когда нет притока "воды сознания" в его дельту, как и нет из неё оттока. Это Броуновское движение. Внешне всё неподвижно, но внутри жизнь бурлит, не совершая никакой коллективной работы. Но если по каким либо причинам уровень "воды сознания" начнёт возрастать настолько, что она сможет выйти из берегов и, разлившись, образует свой новый поток. Такой причиной может быть осознание людьми, что "так дальше жить нельзя" и что надо им самим в чём-то измениться. В этом случае должен происходить процесс, обратный размельчению структуры, т. е. её укрупнению.
   Воды рек размывают берега, меняют химию грунта и т.д. Соответственно меняются их русла. Так и исторические потоки. Своей деятельностью люди меняют граничные условия своего бытия, которые влияют на последующий ход событий. Как в математике дифференциального исчисления - меняются граничные условия, соответственно меняются и решения того же уравнения. Река, размывая берег, не знает своего будущего русла. Она течёт куда ей проще. Так и людям, изменяя условия своего бытия, не дано знать будущее своего потока сознания - людям не дано знать о последствиях своих действий, изменяющих условия своего бытия, т. е. тех граничных условиях, которые определят направление бега времени.
   Как и судьбы рек, длительность стабильного течения потоков сознания людей и народов зависит от частоты обновления условий их течения. Широта поля чувственных восприятий непрерывно расширяется и рано или поздно настолько, что неминуемо возникает бифуркация стационарного потока - в результате рождаются новые русла течения сознания, обогащающие личность, как и неизбежно ускоряющие истощение потока её сознания, ускоряя иссыхание. Песчаные часы - это символ симметрии рождения, созревания и смерти. Круговорот воды в природе (гидрологический цикл) -- процесс циклического перемещения воды в земной биосфере, обновляющий потоки рек вновь очищенной родниковой водой и влагой осадков, который поддерживает пространственно-временную структуру потока. Круговорот потока сознания в природе народов поддерживается смертью (превращение в грунтовые воды) прошедших весь этот цикл частиц носителей потока и рождением их нового поколения, чистого как воды родников. Но воды родников не очищаются полностью. Этим они несут память о состоянии предшествовавшего цикла, влияя на последующий. Так рождаются, зреют и умирают менталитеты людей и культуры народов. Судьба и тех, и других зависит от напора жизни главного потока и прочности (материи) почвы. Для частиц потока почвой является сам поток, определяющий бег и направление их движение. Для людей почвой является поток культуры народа (расы). Если поток сознания нации турбулентный, то и менталитет людей неустойчив и непредсказуемы их действия. Для Достоевского почвой была вера в Христа (Г. Померанц). Для марксистов - вера в силу разума, оказавшейся песчаной почвой.
   Зависит течение потока также и от катаклизмов как внешних, так и внутренних - обвалы гор, оползни, землетрясения, социальные революции изменяют русла потоков или замутняют тинистой массой сам поток настолько, что материя (форма русла) приобретает иную структуру. Поток сознания как бы забывает своё прошлое. Гибель культуры наступает, когда уходящему поколению нечего передать приходящему кроме плюрализма мелких мыслей путаницы старческого маразма. Но опыт показывает, что из этой путаницы рождаются новые культуры. Нет идей правильных или ложных. Идеи как птицы порхают в пространстве потока времени. Все птицы являются творениями природы. Идеи, как птицы, бывают лишь уместные или не к месту. Наивные идеи более судьбоносны, чем глубокие. "Самые тихие слова приносят бурю" (Ф. Ницше).
   Судьба культур Древней Греции является этому подтверждением. Во "Всеобщей Истории" К. Вебер обобщает динамику цикла потока сознания греческой цивилизации следующим образом: "Мы видели, что греческий гений уничтожил и разбил мало-по малому строгие формы и узкие пределы восточной организации, распространил личную свободу и равенство прав для всех граждан до крайних пределов и, наконец, в своей борьбе против всяких ограничений своей свободы, чем бы то ни было, традициями и нравами, законами и условиями, потерялся во всеобщей нестройности и непрочности" анархии инстинктов. Но из дельты этого иссыхающего потока, выродившегося в общество разбойников и пиратов, возродился новый поток сознания великой своей красотой и мощью Византийской культуры. Согласно Л. Гумилёву, византийцы знали, что произошли они от пиратов и разбойников. Но по неведомым нам причинам решили, что дальше пиратством и разбоем жить нельзя. Кто-то придумал невероятный миф, что произошли они от святых. В это поверили. Поверив, они создали замечательную культуру, привнёсшую в мир добро и красоту и изменившую мир. Можно привести много других подобных примеров.
   "В истории каждого отдельного государства действуют те же законы, как и в истории всего человечества: народам нельзя избежать судьбы своей, им даны моменты развития и гибели, через которые они должны пройти. Гениальность правителей, как и чистота нравов народа, могут отсрочить гибель, но отвратить её не могут". До сих пор этому утверждению Николло Макиавелли не найдено опровержений.
   Как и все элементы природы человек обладает хранимой в "сосудах добра и зла" внутренней энергией, определяющей уровень его индивидуального напора жизни (св. Августин). Энергия производит работу имея лишь открытые каналы для её стока (сброса). Инстинкты или интуиция, заложенные природой в человеке, как средство самосохранения, есть селектор кранов, открывающих соответствующие каналы памяти потока сознания для сброса напора внутренней энергии индивидуума. Переключаются они в результате мгновенной реакции на мгновенное изменение состояния природы. Интеллект - это переключатель каналов с задержкой (надо подумать), нацеленный на будущее. Если это так, то нельзя не согласиться с Бергсоном: - "Есть вещи, которые способен искать только интеллект, но сам он никогда их не найдет. Их мог бы найти только инстинкт, но он никогда не будет их искать" [30]. Интуиция, - это бифуркация потока сознания, возбуждённого инстинктом, сделавшегося "бескорыстным, сознающим самого себя, способным размышлять о своём предмете и расширять его бесконечно". Интеллект без поддержки интуиции способен плодить лишь тавтологию. Инстинкт как и интуиция без поддержки интеллекта способны к оформлению мысли лишь в чувственную не передаваемую языком форму. Сочетание изощрённого инстинкта и глубокой интуиции с высоким интеллектом является редким даром, выделяющим Больших поэтов, художников, философов из толпы посредственных.
   Анализу работ Бергсона посвящена масса публикаций. Получили они живой отклик в основном среди интеллектуалов гуманитариев (среди них был и советский писатель А. Платонов). Доступна общественности полемика Бергсона с Эйнштейном, не принимавшим ряд основных положений его философии. Именно позиция интуиционизма была причиной, в силу которой А. Эйнштейн не понимал А. Бергсона. Он писал: "Не существует логического пути, который привел бы от эмпирического материала к общему принципу, на который потом могла бы опереться логическая дедукция. ... Я не верю, что существует путь к познанию через индукцию; во всяком случае, это никак не логический метод. В общем можно сказать так. Путь от частного к общему интуитивен, путь от общего к частному - логичен". Многие суждения А. Бергсона не вписывались в традиционные представления того времени. Но позже оказалось, что именно эти новое представления о типах связи пространства и времени уже складывались в недрах молодой науки, называемой "синергетикой", исходящей к работам французского математика А. Пуанкаре. Философская интуитивная концепция эволюции Бергсона является единственной, имеющей столь много точек соприкосновения с современными математическими моделями эволюции космоса. В указанных моделях имеют место стадии неустойчивости, режимы с обострением, в ходе которых происходят качественные изменения. В них учитывается не только влияние более ранних стадий на последующие, т. е. прошлого на настоящее, но и будущего на настоящее. Современная квантовая физика во многом подтверждает идеи Бергсона. Особенно активно это стало обсуждаться после выхода в свет работ Г. Перельмана. (См. как пример, публикацию А. В. Дахина "Философский смысл теоремы Пуанкаре-Перельмана и глобальной пространственной структуры вселенной"). Философия Бергсона, в отличие от большинства философских систем прошлого, дуалистична. "Мир для него разделен на две в корне различные части: с одной стороны - жизнь, с другой - материя, или, вернее, то инертное "что-то", которое интеллект рассматривает как материю, которую ему приходится преодолевать. Вся вселенная есть столкновение и конфликт двух противоположных движений: жизни, которая стремится вверх, и материи, которая падает вниз. Жизнь есть единственная великая сила, единственный огромный жизненный порыв, данный единожды, в начале мира и встречающий сопротивление материи; борющийся, чтобы пробиться через материю; постепенно узнающий, как использовать материю с помощью организации; разделённый препятствиями, на которые он наталкивается, на различные течения, как ветер на углу улицы; частично подавляемый материей вследствие тех изменений (adaptations), которым материя его подвергает; все же всегда сохраняющий свою способность к свободной деятельности, всегда борющийся, чтобы найти новый выход, всегда ищущий большей свободы движения между враждебными стенами материи" - так комментировал работы Бергсона философ Б. Рассел, классифицировавшего её как иррациональную. Современники Рассеяла упрекали его в "наслаждении" от ниспровержения философских авторитетов из когорты иррационалистов и субъективистов, к которым он относил и Бергена. Увлёкшись критикой его "интуитивистского нетерпения", упустил Рассел более важное: Бергсон явил собой прекрасное доказательство того, что интуиция является высочайшим даром природы, данным живым существам для выживания.
   Чувство потока сознания (точнее говоря - потока жизни), люди испытывали намного раньше в "библейские времена", используя понятие "дерева жизни" как аллегорию мироздания, воплощающую не только пространственные, но и временные координаты его эволюции.
  
   Ничего нет священнее Дерева Жизни .... Дерево Жизни, коего люди - частички, клеточки, точечки.
  
   Константин Леонтьев
  
   Символическое понятие дерева жизни очень близко сравнению потока сознания с потоком рек и образованием их дельт: из корневой системы одиночного стебля под напором энергии жизни появляются боковые отростки, раздваиваясь, образующие со временем богатую крону. В работе иллюстрация явления бифуркации начата с бифуркации русел рек по той простой причине, что автору это явление более понятно, чем бифуркация в развитии живых организмов.
   Если признать философию А. Бергсона и К. Леонтьва, то можно придти к мысли, что инвариантом смысла жизни в Природе является "страстная приверженность к жизни", интуитивно вызывающая потребность к поддержанию непрерывности потока сознания как исторической связи времён, передающей культурные особенности накопленного опыта от поколения к поколению, расширяя тем самым поток сознания людей и их жизненную силу, активируя кровеносную и нервную систему общества :
  
   Восстанавливаются одни из других непременно,
   И не уходит никто в преисподней мрачную бездну,
   Ибо запас вещества поколениям нужен грядущим.
   Но и они за тобой последуют, жизнь завещая.
  
   Тит Лукреций. О природе вещей.
  
   "На древних обычаях и мужах держится Римское государство" (Цицерон). Это был период расцвета римской демократии. В современном мире, судя по мощи сопротивления вэстернизации, наибольшую страстность к жизни сохранили мусульмане. В общем, цель жизни не в том, чтобы жить недостойно или слишком долго, а в другом - жить хорошо и долго (Аристотель). Для этого необходимо поддерживать полноводность потока сознания своей индивидуальной и национальной культуры.
   Именно эта память распространяет начало индивидуального потока сознания в прошлое, увеличивая напор жизни и, тем самым, усложняя, углубляя и расширяя интеллект индивидуума и народа, как суммы индивидуумов. Инстинкт - это память прошлого, передающая "алгоритм" дробления и ветвления линии жизни живой материи в процессе её эволюции. В этом алгоритме закодирована культура народа. Знание истории способно оказывать влияние на человеческое воображение, сквозь века возбуждая память об ушедшем прошлом, как и напор жизненной энергии. ".... История воздействует на восприимчивые души своими памятниками и мемориалами, названиями улиц и площадей, архитектурой, изменениями в моде, политическими событиями, традиционными праздниками, церемониями и парадами, литургиями"[34].
   Настоящее является мгновением нашего текущего ментального состояния. Переживание прошлых событий переводит их из категории прошлого в категорию настоящего, влияя на ментальность так же как и текущие события. Глубина отпечатка в менталитете людей непосредственно наблюдаемых событий и воображаемых зависит лишь от глубины вызванных ими переживаний. Воспоминания прошлого могут более существенно изменить структуру русел потока сознания нежели непосредственно наблюдаемые события. "Конечно, это происходило только в помышлении, но никто лучше Достоевского не понимал, как помысел, утвердившийся в сознании, может вдруг открыть дорогу к поступку" (Г. Померанц). История как обоюдоострое оружие. Её знание может ориентировать поток сознания как на добро, так и на зло. "Каким мы видим наше прошлое, таким будет наше будущее". Этот афоризм я увидел на огромном плакате в одном из маленьких городков США. Большевистская революция распалялась ненавистью людей к своему "проклятому прошлому" и их стремлением к светлому будущему. Вскоре обнаружили, что светлое будущее оказалось более тёмными, чем ненавистное прошлое! Память тёмного прошлого погасила свет мечты о светлом будущем.
   Читателя может смутить столь не научное аллегорическое изложение научной гипотезы. Но таков уж предмет изучения. "Математика - средство для познания мёртвых форм. Средство для познания живых форм - аналогия. .... Природу нужно трактовать научно. Об истории нужно писать стихи" (О. Шпенглер, 1880 - 1936). Но история есть одна из форм природы. Значит и о природе надо писать стихи!? Как это писали наши предшественники, из поэтических аллегорий которых родилась современная естественная наука "массо и тепло переноса". Подвергаемая ранее инасмешкам теория теплорода (тепловой жидкости) явилась одной из основ современных методов решения тепловых задач практики. Самым удивительным для большинства читателей, повидимому, явится тот факт, что в математическом плане (теория упругости твёрдых тел) упругие тела рассматриваются как жидкости.
  
  
   1-1-2. Метафизика этики
  
   Природа - это открытая сложная динамическая система [10].Это значит, что в природе всё взаимосвязано. Таково свойство систем, по определению. Таково свойство природы, замеченное нашими предшественниками. "Всё во мне и я во всём - это сказал Тютчев, мой поэт", - писала Фаина Раневская в своём дневнике. Значит, и Раневская могла сказать это о себе. "По всей вероятности будучи, как все существующее в мире, грубо матерьяльным, я так же бесконечен, как материя, из которой состою. Отсюда моя постоянная взаимосвязь со всеми матерьяльными частичками, из которых состоит мир, если, конечно, он материален, в чем я глубоко убеждён" (В. Катаев. "Трава забвения", 1960). "... ты внезапно осознаёшь, что никакого тебя не существует вне связи со всем немыслимым, чем является жизнь" (Р. П. Уорен, "Потоп"). Следовательно, нет независимых, как и нет безответной свободы. Всё наблюдает за всем, вплоть до мельчайших частиц природы (вплоть до электрона на краю галактики, изменение энергетического состояния которого может повлиять на движение тел на Земле. И наоборот: события на Земле влияют на состояние электрона на краю галактики (J. Crutchfield. Chaos. N Y. 1998.). Следовательно, все ответственны за всё. Любое действие любого индивидуума каким-то образом отразится на ком-то другом. Чувство связи людей с природой и друг с другом, как её частями, наиболее ясно проявляется в годины бедствий большими художниками: "Посмотрите, какова сила убеждения воздуха после грозы! Все заслуги мои сами собой выплывают и завладевают мной тогда, как бы я ни сопротивлялся. Я марширую, и темп моего марша есть темп этой стороны улицы, этой улицы, этого квартала. Я по праву в ответе за все двери, за столешницы, за тосты пьющих, за любовные пары на их кроватях в коробках новостроек, в темных подворотнях у брандмауэров, на оттоманках в борделях. Я ценю и прошлое свое, и будущее, находя и то, и другое превосходным, не отдавая преимущества никому, только сетуя на несправедливость прозрения, осыпающего меня своими дарами" (Ф. Кафка. "Созерцание"). Мандельштам так передал это чувство:
  
   Тает в бочке, словно соль, звезда,
   и вода студёная чернее,
   Чище смерть, солёнее беда,
   и земля правдивей и страшнее.
  
   Духовность - это не вера в Бога. Духовность - это способность чувствовать и сопереживать состояниям окружающих, как и способность идти на жертвы ради гармонизации человеческих отношений. Религия лишь придаёт форму и направления потоку религиозного сознания. Религиозность является производной духовности. "Религия как дно моря в самом глубоком месте, и дно остаётся спокойным, какие бы высокие волны не вздымались на поверхности" - писал Л. Витгенштейн. А это значит, что религия предохраняет сознание от затемнения мутными волнами мелководья.
   Популярный американский философ, искусствовед и историк J. Campbell в книге "The Power of Myth" (Сила мифа, 1987), писал: "всё развивается во взаимосвязи со всем, и мы не можем кого-то винить в свершившемся". Эту мысль по другому высказал около 2000 лет тому назад Св. Иоан: "Кто согрешил в одном, тот становится виновным во всём". Как в паутине, каждый узелок которой чувствует вибрации всех других и, в свою очередь, передаёт свои колебания остальным.
   Сообщества людей подобны иерархиям связанных друг с другом паутин, невидимые нити которых объединяют людей чувствами любви, сопереживания, взаимопомощи. Динамика спектра ритмов чувств членов сообщества отражает поток его обобщённого сознания, называемый духом или контекстом времени, определяющим структуру людской паутины. "Сочувствие, как искра, зажигающая в человеке беспокойство о других - клей, на котором держится социальная жизнь" (Hoffman, 2003).
   Приведённая бесхитростная ассоциация природы с паутиной вызвана лишь желанием визуализации данного представления о её структуре. Тем не менее у наших предков эта ассоциация была вызвана более глубокими чувственными побуждениями. В верованиях одних народностей России убийство паука расценивалось как богоугодное дело, у других - как большой грех. Зинаида Гиппиус в своей поэзии, как и Ф. Достоевский в "Преступлении и наказании" прибегали к подобным ассоциациям, передавая понимание своего чувственного восприятия окружающего. Паутина в фольклоре народов мира часто фигурирует как символ модели мира, а паук как символ вечности. [О. Черепанова "Мифологические рассказы и легенды Русского Севера"]. Это свидетельствует, что подобная абстракция имеет более глубокие основания. Паутине людских сообществ, как и пауку, всё ведомо! Человеку же, как элементарному объекту (узелку) паутины, но считающего себя субъектом, не ведомо как, когда, и на ком откликнется его свободное действие. Наши предки, чувствуя это, обобщили данный феномен природы понятием Бога:
  
   Каждый им шелест
   Внятен и шорох.
   Остерегайся зоркого неба. ..
   Каждый им волос
   Ведом на гребне. ....
   Тысячеоки Боги как древле...
   Не земнородных,
   Бойся незримых!
  
   Эти строки из стихотворения М. Цветаевой, цикла "Разлука". "Нет ничего яснее скрытого, виднее малейшего; вот почему благородный муж осторожен к тому, чего не видит, боится того, чего не слышит" (Чжун-юн).
   Для героини "Бесов" Достоевского Хромоножки "А по-моему, говорю, Бог и природа есть все одно". Бог - это Природа. К Богу (к богам) прислушивались как к верховному судье, пытаясь найти ответы на вопросы этики бытия, способной придать сообществу ментально разнообразных людей единое гармоничное природе (Богу) "человеческое лицо". "Окружающие вещи могут породить в нас недоверие - они не упорядочены, они быстротечны, они враждебны нам, - но и они вовсе не таковы, какими кажутся нам. Вещи - лишь знаки. Надежда и вера возвращаются в мир, потому что весь мир - это собеседование, которое Господь Бог [природа] ведёт с человеком" - утверждали богословы средневековья [29].
   Историческая память народа - это как дневник естествоиспытателя, в котором отражены его наблюдения (собеседования с природой) в попытках постичь тайны связей событий (бытия). Осмысливая ход исторических событий, но не понимая их природы, люди называли это волей Бога. Как в современной науке: законы взаимного притяжения тел можно рассматривать как волю бога (именно так трактовал это Ньютон), либо как непонятный феномен гравитации. Толкование законов физики Ньютоном как проявления замысла Бога нисколько не отразилось на нашем использовании этих законов. Но контекст и последствия таких пониманий различны. Несоблюдение законов неживой природы приводит к материальным катастрофам (обвалы мостов, зданий, ... . ). Несоблюдение законов живой природы приводит к духовным катастрофам, непредсказуемо меняя ментальность людей.
   Чтобы избежать социальные катастрофы наши предки, прислушиваясь к Богу, стали добровольно заковывать себя в кандалы ... совести. Совесть - это самосуд за свободно принятое решение. Созидательная свобода - это добровольно возложенная на себя несвобода. Безответственность свободы все превращает в балаган (А. Блок). Эту добровольно принятую несвободу назвали чувством ответственности за слова и дела, приравняв её к императиву долга. "Там где единство народа, там и свобода", так обобщил Н. Макиавелли свои наблюдения истории средневековья. Бесспорно, что "Знание - Сила". Несравненно большей является та "... сила, которая лежит в единстве народного сознания, в одинаковых мнениях и общих целях" (Ф. Ницше).
   Ответственность - это проявление заботы о будущем своём и, следовательно, окружающих. Ответственность - это чувство тревоги надвигающейся или возможной опасности. Это одно из основных положений Морального Закона природы человечества. "Человек чувствует свой долг лишь в том случае, если он свободен" (А. Бергсон).
  
   Атланты держат небо
   На каменных руках.
   Напряжены их спины,
   Колени сведены.
   Их тяжкая работа
   Важней иных работ:
   Из них ослабни кто-то -
   И небо упадет.
   Во тьме заплачут вдовы,
   Повыгорят поля,
   И встанет гриб лиловый,
   И кончится Земля.
  
   А. Городницкий. 1963
  
  
   Каждый ответственен за всё, вплоть за состояние электрона на краю галактики. Понимая непосильность для человека такого бремени, Э. Кант пришёл к императиву о невозможности извлечь конкретные нормы, которым человек должен следовать в специфичной ситуации из самого морального закона. Принятие ответственности является свободным выбором каждого. Согласно Моральному закону стремление исполнить долг должно быть равносильным стремлению человека к счастью, как стремлению к обладанию ценностями, за которые стоит пожертвовать даже собственной жизнью. Любой добровольно возложенный на себя долг является проявлением любви и сострадания к людям. Так понимал это И. Кант.
   "Термин ответственность я применяю не просто в смысле ответа за поступки, а в смысле чувства долга и обязанности перед миром. Это не юридическая установка ума, а нравственная категория совести, данная Творцом всем личностям; это нравственное Начало Самого Творца. В мире свободного выбора феномен ответственности является компенсирующим фактором, возвращающим вектор наших отклонений к стержню нравственного замысла. Будучи компонентом нравственности, он функционирует как элемент свободного выбора. Личности не только дано право на грех (со всеми вытекающими последствиями), но и право на самостоятельное исправление. Ведь она сама выбрала жизнь во лжи. Почему кто-то, без её ведома, должен её спасать? Дайте ей насытиться, и дайте ей самой выбраться - её право. Мы можем иметь своё мнение, но должны уважать это право" (А. Жид). Ж. П. Сартр писал: "Человек страшится быть единственным источником своей безосновной свободы, страшится быть единственным источником ценностей, ему тяжко нести бремя ответственности. Он пытается оправдать свои действия якобы не зависящими от него объективными причинами, скрыться за какой-нибудь маской (социальной ролью, например). Таково "неподлинное", "неаутентичное" существование. Но и в этом случае любая маска, любая роль - результат, в конечном счёте, Свободного Выбора. Человек, поистине, "осуждён быть свободным". Будучи свободным, человек отказывается брать на себя отвественность за свободу своих действий. "Состояние свободного человека -- состояние предельной незащищенности. Свободный человек не думает о будущем, не заботится, что случится с ним через год, через день, через минуту; он знает, что самое высокое, самое глубокое в нем -- не от него и что оно вечно" (Г. Померанц).
   У людей всегда под рукой "мальчики для битья". В своих неудачах обвиняют то Богов, то Муссолини, Гитлера, Сталина. Сейчас мальчиком для битья становится Наука. Обвиняют даже язык, обманным путём закрепивший рабство женщин и т. д. в бесконечность. "Не от Петра, а от нас самих зависит, как мы сегодня живем. Обстоятельства сужают выбор, но выбор всегда есть" (Г. Померанц).
   Свобода воли состоит в невозможности знания действий, лежащих в будущем. Пространство свободного выбора ограничивается интеллектуальным пространством личности, потоком его сознания, возникающим при наблюдении происходящего. Чем шире пространство им охваченное, тем больше возможностей свободного выбора. На нехватку свободы жалуются мало на что способные и лишённые чувства ответственности.
   Ответственность - это проявление закона самосохранения. Гармонию своего покоя (стабильности) природа самосохраняет посредством естественного отбора наиболее ментально приспособленных к изменённым условиям обитания. Соответственно отбирается и наиболее жизненная структура их социальных отношений (структуры власти и морали). Беда в том, что выбирают не люди. Выбирает Природа, по своим только ей известным правилам, своей локальной негэнтропией. Природа не демократична, а иерархична. Природа холодна и безучастна. В языке природы нет слов добра и зла, разумного и неразумного. Это слова людей. "Гуманно может быть сердце того или другого правителя. У идей нет гуманного сердца. Идеи неумолимы и жестоки, ибо они суть не что иное, как ясно или смутно осознанные законы природы и истории!" - писал Константин Леонтьев, вошедший в историю культуры как русский Ницше. Судя по всему, целью природы является сохранение стабильности. Какой ценой это достигается - над этим природа "не задумывается". Мир создан не нами. Мы созданы миром. В действительности мы впадаем в наши собственные ошибки и иллюзии, и нам трудно обнаружить, что мы ошибаемся, поскольку мы лишь частички этого мира. Принимая свои действия как проявления своей свободной воли, мы не задумываемся над тем, что мир предоставляет нам выбор. Природа сама не может ошибаться, потому что она ничего не утверждает. Это люди ошибаются, когда формулируют свои ожидания. Люди меняют условия своей жизни. Соответственно меняются условия стабильности. Природе приходится доступными ей средствами восстанавливать нарушенную стабильность. Марксисты полагали, что введя всеобщее равенство они стабилизируют мир всеобщей любовью. Им это удалось в России и Германии лишь путём жесточайшего террора и то лишь на короткое время.
   "Отметь это на будущее и запомни. Конец приходит внезапно" (Д. Джойс, "Улисс"). Природа "честно" предупреждает о своих намерениях, приступая к отбору нового порядка. Симптомом такого предупреждения является поведение людей. Появление незначительных завихрений спокойного потока жидкости при ускорении её течения является предупреждением, что пора сбавить скорость, а то беда может случиться! Ответственность - это чуткое вслушивание в многоголосье природы.
   Судя по всему Ленин эти сигналы природы понял, осознав безответственность своих действий, но поздно. В 1922 году он признался, что большевики сделали "все ошибки, которые только были возможны" [1]. Большевики обманывались, но не обманывали? Во всяком случае не все. Ленин "во многом был осуществителем темной миссии, но он глубоко верил в то, что его деятельность направлена на благо человечества" (Д. Андреев).
   "Эту страну мы потеряли. Нам хана. Уезжайте, батенька" - такой совет дал Ленин Горькому (из воспоминаний А. Кончаловского беседы его деда с сыном Ф. Шаляпина). "Политическая ошибка хуже преступления". Эти слова, приписываемые Жозефу Фуше, высказывались много ранее. Ошибка, которая хуже преступления, была совершена - большевики взрывоподобно изменили условия обитания людей, и всё внезапно изменилось: бутылка откупорена, и Джин вырвался на свободу. Лёд тронулся - события вышли из под власти людей. Этим взрывом люди были "выброшены из своих биографий, как шары из бильярдных луз" (О. Мандельштам), а героем времени становится человек без биографии. Природа приступила к естественному отбору этой новой породы людей без биографий (новых русских), способных быть счастливыми в среде диктатуры разума пролетариата. В данном контексте словосочетание "естественный отбор" означает, что ход событий становится не подвластным воле людей.
   Природа всё-таки предоставляет пространство для реализации свободной воли. Мартин Лютер, ссылаясь на Библию, проповедовал, что когда Бог посылает невзгоды, он проявляет любовь к людям. Этим он предупреждает их о необходимости ответственных действий: "Он (Бог) милует, когда Он испытывает, и карает, зовя своей суровостью к покаянию, любя людей" (М. Лютер. "О рабстве воли"). Работа сил природы над отбором новой породы советских людей подробно и образно изложена в романах Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита" и "Собачье сердце". Естественный отбор "новых советских" в представлении Булгакова не вполне согласуется с видением Дарвина, который делал основной акцент на индивидуальные способности организма к приспособляемости. Естественный отбор, по Булгакову, ближе к философской концепции бифуркации "потока сознания", когда мутация вида живых организмов проявляется в кооперативности изменения ментальности членов этого вида [30].
  
  
   1-1-3. Язык - средство передачи мыслей на расстояние
  
  
   Все мысли правильные. Нет мыслей не правильных, поскольку все они являются частями природы. Для природы все равны - как умные, так и идиоты (шизофреники). Разница между ними заключена в спектрах ритмов частей природы, вызывающих резонансы ритмов ментального состояния. "Безумие не следует воспринимать как болезнь. Быть может, как внезапное изменение характера" (Л. Витгенштейн). Мысли бывают лишь глубокие или мелкие (плоские). Всё зависит от тех частей природы, которые вызвали отклик в чувственных сферах сознания наблюдателя и от того, как копии отклика в нём отобразились. Согласно философии Д. Юма, разум сам по себе - всего лишь беспорядочное накопление бессвязных впечатлений, едва ли способное претендовать на субстанциальное единство, непрерывное существование и внутреннюю сообразность, не говоря уж об объективном знании. Любой порядок, любая связность - в том числе те, что в своё время породили идею человеческого "Я", - следует понимать лишь как выстроенные самим разумом вымыслы. Разум, как современный сканер, может сканировать объект в индивидуальной последовательности (может сканировать сверху вниз и наоборот, начинать с самого привлекательного участка и т.д.), указанной его (сканера) пользователем. Отображения одного и того же объекта будут существенно разниться. Разум, не долго думая, воспринимает разные копии объекта за разные сущности. Адекватность этих образов зависит от широты и утончённости потока сознания, вызванного в наблюдателе внешним воздействием. Обладающие этим даром "творят не размышлениями, а врождённым инстинктом" (А. Бергсон). Распространено мнение, что Достоевский именно в припадках эпилепсии, расширяющей диапазон воспринимаемых ритмов природы, постигал то, что обычно скрыто от "нормальных" людей.
  
   Рассудок? Но он -- как луна для лунатика!
   Мы в дружбе, но я не его сосуд.
  
   Б.Пастернак
  
   Это позволяет одарённым людям из отдельных наблюдений плести узоры ткани индивидуального видения частей бытия, гармонично сопрягающиеся друг с другом, и доносить эти образы с помощью языка до окружающих.
   Но не дано нам знать мысли людей. Чужая душа - потёмки. "Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли". Этот афоризм приписывают Талейрану, министру администраций Франции времён Директории, Наполеона, и вплоть до Реставрации, вошедшему в историю как символ лицемерия и безнравственности. Но не следует это связывать лишь с нравственными пороками людей. Такова природа языка. Язык является упаковкой для мыслей перед отправкой их адресату, как коробка для отправляемой почтой посылки. Отправителю посылаемой мысли приходится её безграничное чувственное содержание втиснуть в ограниченные размеры упаковки. Не уместившиеся части этого образа не передаются. Другие искажены несоответствием им доступных форм упаковки (словарного запаса, культуры и стиля изложения посылающего). "Может, я очень худо сделал, что сел писать: внутри безмерно больше остается, чем то, что выходит в словах" (Ф. Достоевский). Получателю же предстоит решить задачу не из простых: по обрезанному и деформированному упаковкой разгадать содержание посылки.
  
   Словно Врубель наш вдохновенный
   Лунный луч тот профиль чертил.
   И поведал нам ветер блаженный
   То, что Лермонтов утаил.
  
   писала А. Ароматов. Создаётся впечатление, что "говорят одно, а показывают другое".
   "Большинство суждений и вопросов философии не ложны, но бессмысленны. Проистекает это из неспособности понять логику нашего языка. И не удивительно, что наиболее серьёзные проблемы на самом деле оказываются не проблемами вовсе" [2].
   "Нам не хватает самого языка, чтобы артикулировать нашу несвободу. Это означает, что сегодня все основные понятия, используемые нами для описания существующего конфликта, - "борьба с террором", "демократия и свобода", "права человека" и т. д. и т. п. - являются ложными понятиями, искажающими наше восприятие ситуации вместо того, чтобы позволить нам ее понять. В этом смысле сами наши "свободы" служат тому, чтобы скрывать и поддерживать нашу глубинную несвободу" [1]. Жизнь есть движение, т. е. действия. Искусство, как форма движения, является средством общения людей. Любое движение требует усилий. Свобода в первую очередь проявляется в свободе общения, зависящей от жизненного тонуса народа, его страстности к жизни. "Наша свобода - самими движениями, которыми она утверждается, - порождает привычки, которые загасят её, если она не будет возобновляться путём постоянного усилия: её подстерегает автоматизм. Самая живая мысль застывает в выражающей её формуле. Слово обращается против идеи. Буква убивает дух. И наш энтузиазм, даже самый пылкий, выражаясь во внешнем действии, порой так естественно застывает в холодном расчёте интереса или тщеславия, одно столь легко принимает форму другого, что мы могли бы их спутать, могли бы сомневаться даже в нашей собственной искренности" - повторил через сто лет слова А. Бергсона и через сто-пятьдесят лет слова Н. Гоголя популярный на Западе современный философ С. Жижек [1, 30]. Так наступает "страшное царство слов, а не дел" - утрачивается способность понимать не только друг друга, но и самих себя.
   В. Маяковский - гениальный поэт, "неустанно боровшийся за освобождение человека от всех видов духовного рабства, незаметно для самого себя превратился в раба, по рукам и ногам скованного предрассудками так называемой литературной борьбы, которую совсем недавно сам же публично назвал "литературным мордобоем" - не в буквальном смысле слов, а в самом хорошем. Ну, пусть даже так: в самом хорошем смысле. Но страшно подумать сколько он потратил своих драгоценнейших душевных сил на весь этот вздор" (В. Катаев). Сбросив с себя эти оковы, он не нашёл себе места в этой бессмысленной жизни борьбы расчёта и тщеславия. "В моей смерти прошу никого не винить" - таковы были его последние слова.
   Но не следует "строить из себя" невинных жертв языка. Язык дан человеку, по мимо прочего, чтобы скрывать свои мысли!! Людей тяготит необходимость свободного выбора. Они добровольно предались в рабство словам, обретя тем самым моральное право на безответственность! Политики с помощью языка скрывают сои мысли от своих слушателей, чтобы ввести в заблуждения своих оппонентов. Обычные люди скрывает с помощью языка свои мысли, чтобы ввести в заблуждение ... себя самих.
   И вновь в России разгорается "политический мордобой", уже в буквальном, а не в хорошем смысле, вызванный грозящим трагическими последствиями противостоянием власти и оппозиции. Последняя, обвиняя власть в аморальности, объявляет аморальным любое с ней сотрудничество. "Она ненавидит зло с такой страстью и яростью, что зло (в данном случае власть) может жить спокойно. Она и такие, как она, делают зло бессмертным. Глядя на Риту, всякая социальная несправедливость кажется милее, чем борьба с ней" (Л. Улицкая. 2007).
   Не будем здесь задерживаться на деталях этого противоестественного, неестественно затянувшегося противостояния из разряда театра абсурда. Остановимся лишь на одном фрагменте этой истерии, проливающей свет на многие его обстоятельства. Известная актриса Чулпан Хаматова, под напором внутренней потребности благотворительной деятельности в отношении больных детей, преодолела давление и угрозы оппозиционных сил своей артистической среды и вступила в переговоры с властями. Позже в одном из интервью, данном журналисту, она буквально сказала, что без участия власти ей не удалось бы свершить многое из задуманного и что многие отпугивавшие её ранее проблемы предсказываемого общения с властями оказались не проблемами вовсе. Она повторила приведённые выше слова Витгенштейна. Звучавшая как нравственная и этическая проблема противостояния власти оказалась всего лишь проблемой языковой, уходящей своими корнями в отдалённые времена гражданской войны, когда дела решались бескомпромиссной силой, возбуждаемой громкими словами (пропагандой идеологии). "Большевики могли набрать в армию миллионы крестьянских парней и сделать их красноармейцами, потому что у большевиков были агитаторы, а у белых агитаторов не было. Короче: красные победили отчасти потому, что овладели искусством красноречия. Потом они постарались забыть свое опасное искусство" [39].
   Как и их предки, "подлинные русские демократы" уверены в том, что в них реализуется смысл истории, а их противники целиком заблуждаются. Так они склоняются совершенно сознательно к мышлению по схеме: цель-средство, перед которым вообще не стоит вопрос о законности какого-либо средства для достижения искомого состояния. С точки зрения цели, узаконивающей самую себя смыслом истории, кажутся оправданными любая жертва и все имеющиеся в распоряжении средства, включая также террор и насилие. Хотя насилие со стороны прежних законных властей и осуждается, но насилие со стороны новых рассматривается как святое дело. Но они забыли урок истории: "первые станут последними".
   С той поры утекло много воды. Сила революционного напора иссякла. Её стало не хватать на дела. Осталось её лишь на слова, лишённые смысла. Всё же сначала было дело, а затем слово. "Философия не учение, а деятельность" (Л. Витгенштейн). Чтоб достичь политической цели надо хотеть и уметь общаться, так же как надо хотеть и уметь проектировать машины, вести бизнес, ... .. , и, тем самым, иметь удовлетворение от пользы своей деятельности. Слово коррупция означает порчу. Воровство является одной из форм порчи. Нежелание и неумение - это тоже коррупция, способствующая ... воровству и взяточничеству. Слова становятся делами лишь когда они усложняют и утончают поток сознание личности решениями новых практических задач. Опыт Гражданской войны отучил советских людей от диалога. "Учитесь говорить свободно" - призывал А. Тарковский в фильме "Зеркало". Исторический опыт показывает, что изрядно уставшее от политической борьбы население оказывается охваченным противоречивыми чувствами, которые оно не в силах примирить. Жажда мира и покоя становится доминирующим, и это общее настроение дает психологическое основание для признания "имперского правительства", ужесточившего контроль над разрушительными для общества силами. Однако по мере того, как устанавливается и крепнет государство, а граждане его все более восстанавливают силы свои от пережитого истощения, утрачивая даже память о бедах смутного времени, они все осознаннее начинают ощущать дискомфорт, ибо есть психологические потребности, которые государство удовлетворить не в состоянии. Основная причина этого кроется в отрицательных последствиях инерции жёсткого контроля над разрушающими общество силами, в которых нужда по мере стабилизации уклада жизни ослабевает. В этой ситуации необходима универсальная идея, призванная доказать, что она в состоянии открыть новые каналы для выхода духовной энергии человечества, не обращаясь за помощью к правительству, а иногда даже вопреки ему. "Иными словами, духовный прогресс индивидуальных душ в этой жизни фактически обеспечивает значительно больший социальный прогресс, чем какой-либо другой процесс. Парадоксальным, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что для того, чтобы достигнуть какой-то определённой цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то ещё более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели" - написал в своей книге "Постижение истории" в 1952 году известный философ и историк Арнольд Тойнби. Но это требует усилий. "Если государство дурно управляется, полагаю, в таком государстве и в семьях не всё ладно. Рабочий, готовый к забастовке, не будет воспитывать детей в уважении к порядку", писал Л. Витгенштейн. Похоже, что Витгенштейн замкнул логический круг эволюции: не будешь бастовать, не добьёшься улучшений условий своего материального существования; бастуя, - улучшишь физические условия своей жизни, но вызовешь беспорядок в менталитете и коррупцию общества. Вопрос - что предпочесть. Каждое действие должно иметь ограничительную меру.
   "Умение мыслить независимо - это не способность, которая приходит сразу. Её следует приобретать путём личных усилий и с помощью наставника, который может направить эти усилия. Где умирает независимое мышление, то ли от недостатка смелости, то ли от отсутствия дисциплины, там злые всходы пропаганды и авторитаризма (эгоизма) непомерно разрастаются" (Б. Рассел). Наука, искусства и философия достигают расцвета, когда они развиваются по традиции, а не в качестве изолированных индивидуальных усилий. Россия дала миру гениальных поэтов, учёных, философов. "Обычай - царь всего" (Герадот). Но большевистский переворот прервал превращение их деятельности в традицию.
   Если общество не в состоянии напрячь свои интеллектуальные силы и найти эту идею и "не может распутать узел, разумнее всего, как и достойнее всего, это признать" (Л. Витгенштейн). В противном случае все последующие (состояния) по-прежнему будут являться продолжением тавтологических споров, в которых, "усилия соотнесённости с миром не находятся ни в каком отношении отображения к реальности". Поэтому все действия будут сводиться к правительственным переворотам, приводящим лишь к смене "имперских правительств", грозящей обернуться "перманентной революцией", способной разрушить государство до основания. Обобщить это можно словами Н. Макиавелли: "развращённому народу, внезапно обретшему свободу, крайне трудно остаться свободным".
   В этом нет ничего не поддающегося логике. Гармония состояния природы, как и состояния людских сообществ, подразумевает равновесие всех действующих сил живой и неживой материй, приспособляясь друг к другу и объединяясь. Эта тривиальная мысль исходит из времён Гераклита. А это значит, что всякое действие находит противодействие. Участники Pussy Riots, осквернившие место паломничества своих религиозных сограждан, этого не учли, по простоте душевной уверовав в свою правоту. Они нанеся глубокую обиду многим верующим. Они нарушили основное понятия культуры, содержавшее уже практически вышедшее из употребления, но часто употреблявшееся во время моей юности, слово "такт". Это слово означало проявление уважения к окружающим и терпимость к их отличиям. Они поступили нетактично, и противодействие не замедлило сказаться. Споры о том, соответствует ли мера их наказания ими содеянному - вопрос риторический. Тут дело не в содеянном, а в отношении их к своим соотечественникам, которые "не как они", т. е. придерживаясь духовных ценностей, без которых "стыдно жить" (А. Платонов). Задачей культуры является поддержание сил, способствующих поддержанию равновесия людских взаимоотношений, дабы не расходовать энергию душ впустую на преодоление разного рода вздорных препятствий, порождаемых вздорными людьми, порождающими массовое хамство. "Хам -- человек, несколько хвативший просвещения. Настолько, чтобы не бояться нарушить табу. Но не настолько, чтобы своим умом и опытом дойти до нравственных истин. Рост хамства ставит под угрозу целостность общества и заставляет искать -- чем заново его объединить, цивилизовать" (Г. Померанц).
   Большевики побудили русский народ к делам, и Россия свершила невиданное: за исторически ничтожный срок из хаоса революционного террора она превратилась из крестьянской страны в мощное технически развитое государство. Новизна этих слов подкреплялась требованиями разрыва с прошлым (культурой). Героем времени становится человек без биографии. Мандельштам предсказывал, что вся дальнейшая история будет "историей распыления биографии как формы личного существования, даже больше чем распыления -- катастрофической гибелью биографии". Этим была нарушена непрерывность исторического потока сознания народа, что привело в конечном итоге к новой революционной перестройке, проявившейся в массовой "обомжевизации" интеллигенции, опустившей страну на более низкий культурно-экономический уровень чем тот, с чего началась Великая Русская революция. Россия погрузилась в пустоту! "Бомжевизация" менталитета является частной формой "пролетаризации", что в наше время признаётся постыдным (об этом читайте ниже). Для оправдания обвиняют в этом русский народ. Родовитый русский А. Михалков-Кончаловский домогается всеми доступными ему средствами, чтобы убедить своих читателей в том, что он "не может гордиться русским народом". Однако гордость собой он не скрывает. Он обходит стороной известную мудрость - "народ таков, что и поэт". Это слова Марины Цветаевой. Философия Конфуция была пронизана этой мысль 2500 лет тому назад.
   С точки зрения мировой истории всё это было. На развалины Римской империи опустился мрак плюрализма мыслей и дел раннего средневековья, не внёсшего в мировую культуру ни одной творческой мысли или созидательного дела. "Оставляя в стороне низшие классы, это было время, когда личная свобода достигла небывалых своенравия и эгоизма" (Т. Грановский). И лишь вспомнив со временем о своих великих языческих предках христианская Европа вспенилась буйством творческих сил Ренессанса, которым обязана культурным и экономическим состоянием современная Европа. Отцы-пилигримы, зародившие Соединённые Штаты Америки, отправились в смертельно опасное путешествие не ради обогащения. Их тянула Америка возможностью проявления свободы совести и возможности вести праведную, угодную Богу жизнь своей религиозной несвободы. Этим они придали мощный импульс ново-пришельцам, создавшим США такими, какими мы их видим сейчас. Подобное можно сказать и о русских поселенцах в Сибири, превративших её, несмотря на сохранение простоты уклада жизни, в самую богатую и самую нравственную часть России. "Есть разные мёртвые, некоторые из глубины пережитых тысячелетий и теперь властно определяют направление нашего современного лучшего" (М. Пришвин). Японский императорский дом, усвоив "окитаившийся буддизм", а вместе с ним известный запас конфуцианских традиций, продолжал гордиться своим происхождением от местных богов. Для успеха выживания связь с прошлым является условием необходимым. Но не достаточным. Другим условием является потребность новизны. "Ненасытен глаз человеческий, и всегда, словно какой-либо страждущий, желает он нового"- заметил философ VII век н. э. Самокатта. "Настоящее никогда не бывает нашей целью.... мы вообще не живём, а лишь собираемся жить" - писал Паскаль. "Одного порядка недостаточно. Нужно нечто более сложное. Необходим порядок, пронизанный новизной" (Уайтхед, 1940 г.).
   Контекст современных слов свобода и демократия превращаются на наших глазах во вздор - никто уже не понимает природы этих слов и, как безумцы, следуют за их произносящими. Понятия свобода и демократия имеют длительную насыщенную трагическими событиями историю процессов эволюционной самоорганизации структур людских сообществ в демократические, начиная по крайней мере со времён древних Греции и Рима. Мы же удовлетворяемся лишь поверхностным слоем, зазывающим наподобие русским зазывалам-скоморохам, обещаниями сошествия чуда экономического и нравственного обновления при свершении демократического переворота. Самоорганизация - это естественный отбор. Как мы уже знаем, отбирает Природа, а не люди. Это значит, что прежде всего надо знать кого, как и когда Природа естественным путём отберёт. "Тем не менее реформаторы правы, считая, что за определённые проблемы не стоит браться до тех пор, пока не будет выработано полное понимание того, что в действительности поставлено на карту, а это требует определённого образования и знаний" - писал Рассел в своей последней книге "Мудрость Запада". В противном случае следует верить в чудо. Вера в чудо - это форма желания, скрывающая неспособность к действиям. Поэтому чудо никогда не свершалось, и люди вновь с упорством разрушают плоды "не свершившегося чуда", ожидая нового. Этим объясняются исторические факты, говорящие о том, что все насильственные способы достижения свободы и равенства оборачиваются диктатом властей, принимающего те или иные формы террора. Перестройка СССР девяностых годов тому грустный пример.
  
   И с грустью озираю землю эту,
   где злоба и пальба.
   Мне кажется, что русских вовсе нет,
   а вместо них - толпа.
  
   Писал эти строки Б. Окуджава, наблюдая, как поднятая перестройкой СССР историческая волна социальной свободы стала выплёскивать на главную сцену событий самые тёмные тинистые слои советского общества.
   В книге пророка Исайи есть такие слова: "И суд отступил назад, и правда стала вдали, ибо истина приткнулась на площади (в толпу), и честность не может войти". Толпа черпает свои силы из своего аморфного равенства. Под прикрытием слов о свободе и демократии, о борьбе с коррупцией эта тинистая масса стремится сделать всех себе подобными. "У нас всё решается по большинству, а почти все неграмотные, и выйдет когда-нибудь, что все неграмотные постановят отучить грамотных от букв - для всеобщего равенства. Тем больше, что отучить редких от грамоты сподручней, чем выучить всё сначала. Дьявол их выучит. Ты их выучишь, а они всё забудут" (А. Платонов. "Котлован"). По завершении перестройки СССР всё стало решаться по большинству: нравственных и грамотных стали отучать от того, и от другого. Подобная тинистая масса была поднята волной большевистского переворота почти сто лет назад, начав уже тогда душить культурные корни России. Резкое раздвоение российского общества, вызванное упомянутым выше скандалом вокруг рок-группы "Pussy Riots", является симптомом того, что процесс аморфизации (до всеобщего равенства) русского общества находится в развитии. Не следует в этом инциденте искать чей-то злой умысел. Это естественный процесс распада общества, предшествующего назревающей бифуркации, которая может обернуться возрождением культуры нового качества, несоизмеримого с прошлым, либо гибелью нации. Так и хочется прокричать:
  
   "Грамотные всех стран, соединяйтесь!"
  
  
          -- Физика и лирика.
  
  
   Человек является частью природы и, в первую очередь, частью человеческого общества; посему видение окружающего является хотя и индивидуальным, но зависящим от состояния наблюдаемой им природы (от условий обитания, мыслей окружающих людей, от, как говорят, контекста (духа) времени, .... и т. д.). Вне общества человек всего лишь биологический объект. Это объект становится человеком лишь в среде людей. Рождённый в среде зверей человек не становится Маугли, известным нам по фильмам У. Диснея. Реальный Маугли не становится зверем, а просто не выживает даже в тепличных условиях научных центров. Находившиеся в среде животных относительно короткое время, до конца жизни идентифицируют себя в большей степени с животными, чем с людьми. Все мы в той или иной степени являемся Маугли, формировавшимися в своей социальной среде, задающей структуру потока сознания. Иными словами, человек не является независимым (объективным) наблюдателем. Он озирает мир не своими глазами, о коллективными глазами своего локального сезона. Наиболее адекватное отображение природы рефлексируется в сознании тех, кому удаётся выйти за пределы своей личности (своего Я), подавив в себе чувства своей национальной принадлежности, своего социального положения, своих политических взглядов, своего психического состояния и т. д. Такое наблюдение называют созерцанием. Созерцание есть "зоркий взгляд свободной души на обозреваемые вещи". Но "даже тем редким людям, мысль которых вообще выходит за пределы их собственной личности, удаётся усматривать не эту всеобщую жизнь, а только части последней" - этим Ницше дал понять, что Природа непостижима людьми. "Созерцание остается лишь частью целого, иначе говоря, "смешанным" или "замутнённым" - в зависимости от той перспективы, в которой мы его видим" [29]. Наблюдатель получает адекватное отображение наблюдаемого, когда не существует их взаимного влияния - это основной закон современного познания. Людей связывают сближаюшие чувства радости и любви, как и разобщающие обиды и злоба. Неудачники жизнь поносят, удачливые её превозносят. Наблюдательность (способность созерцать) есть редкий дар. "И мне приходится силой отворачиваться от жизни, чтобы сохранить способность к созерцательному наблюдению этой же жизни" - признался Александр Пятигорский. Пушкину не приходилось совершать над собой такое насилие. Это было ему даром природы.
   Физикам легко быть созерцателями неживой природы, поскольку никаких чувственных (родственных) связей с исследуемыми объектами они не ощущают. Ускорение тела под действием силы зависит от его массы. Инженера не интересует, является ли эта масса грудой камней или живых существ. Другое дело - историки. Их с изучаемым объектом роднят национальные, культурные, политические и другие чувственные связи. В отличие от физиков, для историка обычно "килограмм его соотечественников" перетягивает "килограмм инородцев". "Чтобы писать историю достойным образом, надо забыть о своей вере, своём отечестве, своей партии" (П. Басит). "Занявшись историей города, он не был готов к сплетению её со своей собственной. Когда же именно так и случилось, он не смог сразу признать это как свою судьбу (или смерть!?)" (А. Пятигорский. Древний человек в городе. М., 2001).
   Всё в природе взаимосвязано. Современные учёные говорят, что элементы природы собраны воедино как куклы русской матрёшки (говоря научным языком - по принципу фракталов, и все элементы природы самоподобны). Следовательно - структура организма человека подобна структуре организма природы.
   Логическое мышление для природы, как нож хирурга для тела человека. Материю можно разрезать как угодно. Платон сравнивал хорошего диалектика с ловким поваром, который рассекает тушу животного, не разрубая костей, следуя сочленениям, очерченным природой. Схватил разумом часть природы - словно вырезал. Увидел опухоль, как часть тела человека, - вырезал. Сошло. Вырезал подобную - пошли метастазы. Значит вырезал не часть тела, а лишь часть его части. Вот и гадай, где границы частей и что такое части человеческого тела. Так и с природой. Вырезали опухоль капитализма с верой в скорое исцеление от зла жадности. "Какая великолепная хирургия. Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы" - воскликнул Пастернак, увлечённый революционным экстазом любимой им женщины революционерки. Но на месте вырезанных вскоре стали проявляться язвы .... более дикого домарксового капитализма.
  
   Мысль, острый луч!
   Бледнеет жизнь земная.
  
   написал Е. Боратынский. "Истина неразделима, значит, она сама не может узнать себя; кто хочет узнать её, должен быть ложью" - по иному высказал эту мысль Ф. Кафка. Любая мысль - есть правда и вместе с тем - обман. Во лжи всегда есть капли правды. "Ошибка длинная, а правда короткая" (Андрей Платонов). В большой правде всегда можно обнаружить капли обмана: "Если это всё правда, значит это нечестно" (Фёдор Достоевский). Но крупицы правды в море обмана могут таить в себе зародыши большой правды. "Ради всего святого, не бойтесь говорить ерунду. Лишь обращайте на неё внимание" (Л. Витгенштейн).
   Портрет природы, отрефлексированный в сознании больших поэтов и художников, составлен непрерывными ритмами живописи или ритмами слов. Есть "внутренний взор художника", считает Василий Кандинский. Этот взор позволяет видеть "переживания тайной души" всех вещей. Если есть этот взор у художника, он проходит сквозь твёрдую оболочку к внутреннему началу вещей. Подобно микроскопу он позволяет воспринимать внутреннее "пульсирование" этих вещей, трепет "мёртвой" материи. Есть, с его точки зрения, родство художника и музыканта, ибо искусство - извлечение чистого звука, "музыки сфер", в которой голоса отдельных вещей звучат не изолированно, а в общем согласии с той лишь поправкой, что "душа предмета", - это та его жизнь, которую вдохнул в него сам художник, только ему дана способность одухотворять окружающий нас и видимый нами мир, живущий по своим законам движения и покоя. Душа предмета, по словам Кандинского, сильнее звучит, когда "художественность" сведена к минимуму или вовсе уничтожена, чтобы наше внутреннее ухо воспринимало истинный звук вещей. Это относится и к прекрасному в окружающих нас формах природы. "Это обыкновенное прекрасное, - продолжает он, - дает ленивому телесному глазу обыкновенное наслаждение. Поэтам и музыкантам в настоящее время доверять не принято, обвиняя их в сентиментальности и субъективности. Большие поэты сентиментальностью не обладают, только малые. Но они в высшей степени субъективны. В последнем их притягательная сила. Субъективность - лучший из путей к объективному знанию.
   Воздействие произведения остается в рамках чувственного. И, таким образом, красота часто образует силу, ведущую не к духу, а, наоборот, от духа. Это позволяет нам услышать весь мир как он есть, без всякой приукрашивающей интерпретации. Сведённое к минимуму художественное должно быть понято здесь, как сильнейшим образом действующее абстрактное". ".... a может быть, это были всего лишь маленькие звукоуловители, напряжённо повёрнутые в мировое пространство к источникам колебаний, недоступных для человеческого уха..." - писал Валентин Катаев в 1960 году. "Главное же, что я здесь (в "Господине из Сан Франциско") развил, это в высшей степени свойственный всякой мировой душе симфонизм, то есть не столько логическое, сколько музыкальное построение художественной прозы с переменами ритма, вариациями, переходами от одного музыкального ключа в другой - словом, в том контрапункте, который сделал некоторую попытку применить, например, Лев Толстой ..." (И. Бунин). Тайна больших художников таится в их способности "подслушать внутренний ритм описываемых событий" (А. Белый). Анна Ахматова в стихах из серии "Тайны ремесла" передала процесс диалога больших художников со своей эпохой:
  
   Сужается какой-то тайный круг,
   Но в этой бездне шепотов и звонов
   Встаёт один всё победивший звук,
   И просто продиктованные строчки
   Ложатся в белоснежную тетрадь.
  
   Поэзия, как слайд шоу, передает накопление впечатлений, картин и образов, ни на единый миг не останавливающее течение чувств и мыслей, воспоминаний о прошлом и смутных гаданий о будущем, связывая эти отдельные бессмысленные картинки бытия в единый поток сознания "нелогичной" логикой чувств.
   Ментальные состояния природы определяются её ритмами, которые "входят в структуру всего организма и, тем самым, меняют структуру зависимых организмов, последовательно доходя до исходных мельчайших организмов. Этот принцип имеет абсолютную универсальность и ни в коей степени не специфичен только в отношении живого" - писал английский философ и физик А. Уайтхед.
   В сознании философов портрет природы - лишь мозаика, составленная из произвольно вырезанных разумом её частей (фрагментов) с не сопрягаемыми (в силу произвольности субъективной вырезки) друг с другом краями. Несовместимость краёв при совмещении фрагментов искажает их структуру в окрестностях границ, образуя тем самым пограничные слои. Эти пограничные слои являются пробелами в системах социальных понятий. Они, как люфты (зазоры) в подшипниках - вроде как пустота, вроде как ничто, а механизм теряет управляемость. Природа динамична. Чем больше люфты, тем менее предсказуема работа механизма. Чем шире зазоры между фрагментами мозаичного портрета природы, тем менее адекватно её отображение в сознании обозревателя. Образы становятся настолько расплывчатыми и туманными, что их толкования становится произвольным.
   Иллюстрацией непрерывного отображения природы является восточная философия, пространство которой безгранично и непрерывно. Взгляд мудрецов Востока глубок. Но многое из увиденного они передать с помощью языка не могли. На это способен лишь образный чувственный язык поэзии символов, знаков, притч, звуков, музыки, движений тела, и даже ..... молчания. "Дзэн может обойтись без морали, но не без искусства".
   Рациональное мышление всегда конечно. Культура изложения логичной мысли (гипотезы) требует оговорок условий её адекватности. Как это принято в естественных науках. Поэтому рациональная мысль соотносится с иррациональной как конечное с бесконечным. Иными словами, рациональный образ события является частью его иррационального отображения. Так что путь нашего познания мира есть блуждания между Сциллой и Харибдой: логикой познать природу не можем, поскольку она ограничена, а иррациональным путём не можем, поскольку она бесконечна. "В мире Достоевского нет фактов, стоящих на собственных ногах. Все они "подпирают" друг друга, громоздятся друг на друга, друг от друга зависят... Все явления как бы незавершены: незавершены идеи, незавершен рассказ... неясны детали и целое, все находится как бы в стадии выяснения и "расследования" (Д. Лихачев).
   Истины бывают лишь большими либо малыми. То же и с обманами. Большие истины не уживаются с большими обманами, только с малыми. Большие обманы не уживаются с большими истинами. Так уж устроена природа:
  
   Не суждено, чтобы сильный с сильным
   Соединились бы в мире сём....
   Не суждено, чтобы равный с равным ...
  
   писала М. Цветаева. Такое свойство истин и обманов позволяет спекулятивному разуму маскировать истину видом обмана, как и обман видом истины. Спасибо редким людям, большим художникам своего дела, этой интеллектуальной элите человечества, обострённые чувствительность и разум которых позволяет им видеть глазом невидимое, ухом неслышимое; позволяет переноситься в "тридевятое царство, тридесятое государство времён царя Гороха", приближаясь к тому, что вне времени и пространства. Эти редкие люди ценны тем, что учат мыслить чисто, т. е. отделять большие истины от больших обманов. Нет ничего долговечней их "царственного слова" (А. Ахматова). Общество без культурной элиты представляет собой скопление зомби, живущих лишь инстинктами, мыслями толпы или разного рода политиков. Не следует полагать, что зомби являются людьми серыми, лишенными какой либо привлекательностию. Они в большей части живут может быть даже более интересной и яркой для них жизнью, чем "незомби". Но в их деятельности не чувствуется каких либо следлв традиции, т. е. культуры. Плюрализм их спонтанных мыслей и действий порой привлекателен как забавный лепет ребёнка. Но, что можно ребёнку, не рекомендуется взрослым.
   Культурная элита общества - это интерфейс (буфер) между народом и властью, снижающим межклассовые напряжения, приспосабливая эти структуры друг к другу. Культурная элита обычно влияет на менталитет власти. Та, в свою очередь, личным примером, реформами, пропагандой или принуждением влияет на менталитет народа. Так было всегда и везде в периоды расцвета культур: и в истории Китая, и в истории Европы. "Ах, как хорошо понял я тогда, что учение великих древних философов, почти целиком нравственное, проявлялось больше на примере, чем в словах. Жизнь философа - проведение в дело его философии; смешанная с жизнью, вместо того чтобы чуждаться её, философия питала поэзию, поэзия выражала философию, и убедительность их была поразительна" (А. Жид). "Во время бедствий маска цивилизаций снимается с примитивной физиономии человеческого большинства, тем не менее моральная ответственность за надломы цивилизации лежит на совести их лидеров" (Тойнби).
   В исторической литературе встречаются недоумения, вызываемые отсутствием экономических или социальных причин французской революции. Удивляет активная роль аристократии и, даже, приближённых королевского двора, распространявших идеи, наводящие на мысли о необходимости революции. Вера элиты эпохи Просвещения в доброту и разум свободного от предрассудков человека была столь беспредельна, а нетерпение увидеть мир добра и справедливости столь не сдерживаемым, что никто не желал помыслить о возможности террора. (Исключение составил лишь английский философ Э. Берг). Ход французской революции оказался неожиданным - она превратилась в противоположность тому, что служило её началом. Воля, направленная на установление свободы человека, привела к террору, уничтожившему свободу полностью. Реакция в мире на революцию росла. Возможность предотвратить её повторение была возведена в принцип политики и практики европейских государств [5].
   Вера аристократов в доброту и разум человека была наивной, в чём они позже признавались сами, наблюдая развитие революционных событий. Аристократы Эпохи Просвещения творили миф о добром и разумном человеке по своему "образу и подобию". Творили они искренне, с "безрассудным изяществом". (А. Уайтхед). Им, воспитанным в комфорте и защищённости, не надо было кому либо доказывать свою доброту и разумность. Их социальное положение предопределяло это с момента их рождения. Им не надо было заботиться о доходах с продажи своих книг. Поэтому духовный мир многим из них был открыт для свободного восприятия окружающего. Мнение "толпы" их не сдерживало. Они писали для избранного ими круга читателей. Безусловно, что далеко не всех аристократов можно отнести к этой категории. Тем не менее, "творческое меньшинство безрассудно изящных" формировало нравственный климат и эстетические стандарты "нетворческого большинства", включая структуры власти. Так, например, в России ещё во времена Екатерины Великой под их влиянием многие преуспевшие промышленники разорялись на благотворительности. Некоторые из них закончили жизнь в богодельнях, ими же для бедных построенными. Именно их духовный мир "востребовал" поэзию Державина, Пушкина, Тютчева ....... .
   Но нельзя отказать им в том, что они оказались предтечами мировых революций либерализма. Стояли они у истоков идей либерализма, составивших впоследствии основной контекст эпохи постмодерна. Они были одними из первых, кто почувствовал зарождающиеся тончайшие дуновения будущих глобальных перемен в менталитете людей. "Если бы не было Руссо, мир был бы спокойнее" - признался Наполеон, находясь уже на вершине своей власти над большей частью Европы. Наивные идеи более судьбоносные, чем глубокие. "Самые тихие слова приносят бурю. Мысли, приходящие как голуби, управляют миром" (Ф. Ницше). Мир не стал бы спокойнее, если бы не было Руссо. Декарт своим признанием истины, что все люди равны и способны мыслить одинаково (а следовательно, как и он сам), ниспроверг аристократию, открыв тем самым дверь к добру и разуму для всех. "Свято место пусто не бывает". В освободившееся поле хлынули толпы наперебой доказывающих свою доброту и разумность. Этим завершались все без исключения революции, как социальные, так и индустриальные. Идея этих революций "все люди равны" мгновенно приобрела негласное уточнение: все люди равны ... в своих устремлениях стать "ровнее других". "Некультурные и тёмные" доказывали свою "разумность" "некультурными" методами, "культурные" же - соответственно "культурными". Но зло есть зло, независимо от того какими методами его творят. Возникшая "Республика свободы и равенства оказалась жестоким миром низменных страстей, волчьей грызни из-за дележа не разрушенного, беспощадного эгоизма в борьбе за власть ... Беспримерная нужда воцарилась в предместьях Парижа" (А. Манфред). "Заблуждения превратили зверей в людей. Неужели Истина превратит людей в зверей?!" (Ф. Ницше).
   Истины - это ритмы фрагментов природы, как резонанты, вызывающие в душах людей резонансы чувств и мыслей. "Граммофонная пластинка, музыкальная тема, нотная запись - все они находятся между собой в таком же внутреннем отношении, какое существует между языком и миром" (Витгенштейн). Мы знаем много сменявших друг друга истин. Афоризм Модильяни "эпоха выбирает художника" можно развить: эпоха выбирает ритмы. И наоборот: ритмы природы меняют менталитет людей. "Мы должны уберечь наше общество от опасности в виде новых течений в музыке; потому что формы и ритмы в музыке никогда не изменяются без того, чтобы не привнести изменения в самых важных политических формах и путях" - предупреждал Платон. Малограмотные советские вожди интуитивно это понимали, препятствуя проникновению западной музыки в советскую среду.
   Ритмы природы донести до сознания людей в наиболее полной, неискажённой и доступной пониманию форме, способно лишь искусство: поэзия, музыка и живопись. "Поэт издалека заводит речь, Поэта далеко заводит речь" (М. Цветаева). На историю следует смотреть через магический кристалл искусства, писала Ахматова. Микеланжело верил, что искусство устраняет внешние массы, скрывающие внутреннюю форму. Интеллектуалы эпохи средневековья признавали, что искусство является более гибким и более совершенным способом выражения, чем история с её голыми фактами. Великий "часовщик природы" Рене Декарт (17-ый век) в конце концов согласился, что "подлинно значительные мысли встречаются чаще в сочинениях поэтов, чем философов". К. Чуковский убеждал, что поэтам свойственно обострённое чувство окружающего и истории.
   Платон в своих трудах писал, что по мере развития наук общество будет накладывать ограничения на эстетическое восприятие окружающего, концентрируя внимание на видах деятельности, приносящих пользу. С наступлением Александрийской и Римской эпох, относимых к значительным событиям в истории западной цивилизации, употребление слова разум и его производных стало модным. Искусства имели в значительной степени практический (развлекательный) характер. Это был период богатый отдельными, не связанными между собой идеями [3]. Познание стало распространяться на более мелкие фрагменты структуры человеческих взаимоотношений. Греческий философ III века д. н. э. Теофраст писал: "в искусстве не все пункты должны быть педантично и нудно разработаны; что-то должно быть оставлено для пытливости и выводов самого слушателя ..... . Большого мастера отличает способность вовремя прекратить работу. Чрезмерная тщательность бывает во вред. ...... Когда характеристика человека составлена так, что каждая фраза толкует о детали или представляет остроту, то её пригодность для подкрепления общих истин снижается вызываемым интересом к мелочам. Писатели и художники предлагают читателям массу деталей, настолько занимательных, что мысли о принципах стали отходить, по меньшей мере, на задний план. Литература и живопись стали уделять больше внимания занимательным деталям и мелочам, чем принципам и теориям". Глубина вдохновения познания природы больших истин времён Гомера стала замещаться анархией разумного анализа многообразных подробностей событий. Всплеск философии и морализма этого периода, как отчаянная попытка самосохранения от анархии инстинктов, явился предсмертной вспышкой греческой классической культуры (Ф. Ницше).
   Религия - это не набор Божественных инструкций. Религия - это мировоззрение: это философия, социология, политика, изложенные в поэтической (чувственной) форме. Звуковые ряды религиозных истин настолько синтетичны и обширны, что своими частями накладываются друг на друга. Христианские миссионеры, обитавшие в буддийских монастырях, отмечали неразличимость некоторых ритуалов этих столь различных религий. В структуре даосизма (V-III до н. э.) обнаружены элементы неоплатонизма (III-VI века н. э.) и даже гегельянства девятнадцатого столетия [24]. Динамика европейской музыки даёт линейное направление, имеющее начало и конец. Динамика китайской музыки - неограниченное пространство без начала и конца [4]. Создаётся впечатление, что возможные структуры социальных связей заложены в коде природы, как разные костюмы в театральном гардеробе. Человек может выбирать любой себе по вкусу. Но надо иметь соответствующее костюму телосложение и ментальность. В противном случае носитель его будет испытывать много неудобств, и в конце концов должен будет от него отказаться.
   Большинство востоковедов согласны, что в философии Китая были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, материализма, софистики и нигилизма. Конфуцианство признается самой практичной в своей универсальности "не религиозной" религией, сохранившей национальную идентичность огромного по численности народа, на огромном пространстве огромного исторического отрезка. Конфуцианский менталитет (видение природы) китайцев зародился задолго до рождения Конфуция, который лишь придал ему более чёткие словесные формы. "От Учителя можно услышать о том, что говорится в древних текстах. О природе же человека и о Пути Неба услышать от Учителя невозможно," - наставлял Конфуций. Конфуцианство одни расценивают как философию. Другие - как не религиозную религию. Философия Конфуция обманчива, создавая видимость способности быть втиснутой в прокрустово ложе либерального менталитета постмодерна. Конфуцианство является лишь поверхностным слоем ментального пространства Китая, обволакивающим его бездонную мистическую основу и ею питаемой (основой). Великий марксист и материалист Мао, принимая политические решения, обращался к верованиям и традициям древних времён. Он даже женился не по любви, а по расчёту ... духов далёкого прошлого. Выбрал женщину, рождённую под знаком рыбы и других знаков, чтобы победить Чан Кай Ши. Судя по всему, духи не подвели его.
   Задолго до рождения Христа, на глобализуемом Римской империей пространстве языческого мира, начали звучать ритмы, упорядоченные позже партитурой христианства. Столь же обширно ментальное пространство Ислама, пронизанное концепцией справедливости.
   Вглядываясь в практику религиозных течений народов мира можно придти к мнению, что основной целью религий всё же не является учить людей "как жить". Жизнь слишком многообразна, чтобы давать возможность людям следовать определённым правилам. Это дело свободного выбора каждого по обстоятельствам. Целью религий является объединение людей. Глубокий знаток средневековья У. Эко отметил, что "люди [Средневековья] жили в согласии с нормами благочестия, крепко веруя в Бога и искренне стремясь к моральному идеалу, который тут же ими нарушался с невероятной лёгкостью и простодушием. Нам бросаются в глаза противоречия этой жизни, и мы никак не можем примирить в одной системе и Элоизу и героев Чосера, и Боккаччо, и Жиля де Ре. Но люди Средневековья стремились подчёркивать то, что сближает и объединяет людей, преодолевая противоречия надеждой и верой". Средневековая жизнь, несмотря на её ужасы и суеверия, была в сущности весьма упорядоченна. Это признавал Эко, как и беспредельно нетерпимый к христианству великий рационалист Б. Рассел.
   Люди, обладающие чувством взаимной симпатии, не нуждаются в словесных инструкциях о взаимоотношениях. Взаимная забота для них является результатом порыва чувств. Это чувство общности прекрасно передано в финальной сцене кинофильма Феллини "Ночи Кабирии".
   Религия в психологическом отношении -- познавательно заразительный феномен природы -- потому что её удивительные и сверхъестественные элементы захватывают внимание, возбуждают память, с готовностью переживают передачу от ума до ума и так часто побеждают на культурном конкурсе за идеи. Как другие человеческие производства, которые нацелены на полезное использование, религиозные верования спонтанно повторно развиваются через культуры в очень подобных формах несмотря на то, что они непосредственно не эволюционируют естественным отбором и не являются врождёнными в наших умах. Археологические исследования Дж. Маркуса из Мичиганского университета в соавторстве показывают возрастающую ритуальную сложность религий, предсказывающую формирование все более и более более многочисленных и более сложно организованных обществ. "Мне кажется, что религиозное убеждение может быть (чем-то вроде) страстного выбора системы координат (социальных отношений). Посему, пусть это и вера, это на самом деле и образ жизни и образ суждения о жизни" (Витгенштейн).
   Религия является неизбежным источником войн - это вера современного человека. Опыт не согласуется с этим утверждением. Религия не ответственна за большинство кровавых конфликтов истории. В "Энциклопедии войн" Phillips and Alan Axelrod рассмотрели почти две тысячи военных конфликтов на протяжении всей известной нам истории мира, и меньше чем 10 процентов были признаны религиозными (S. Atran. Sam Harris's Guide to Nearly Everything). Н. Макиавелли в "Истории Флоренции" и "Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия" приводил примеры яростных битв времён позднего средневековья, в результате которых ... единственными пострадавшими оказывались сброшенные с лошадей и ими раздавленными. О жертвах не религиозных войн современности я умолчу. Другим, прочно вошедшим в современное мышление предрассудком, является вера в то, что побуждением к религиозной вере является страх, неуверенность в будущем и потребность в утешении. Нет оснований полагать, что современные люди по крайней мере храбрее своих предшественников. Тем не менее ясно осознавая угрозу термоядерной мировой войны мы не делаем из этого трагедии и рассматриваем предупреждения о конце света более как развлечение нежели роковое предупреждение. Конечно, наши далёкие предки не были столь легкомысленными как наши современники, но всё-таки трусливыми называть мы их не можем. Проблема боязни "гнева Божьего" языковая, связанная с буквальным толкованием этих слов. Их смысл следует принимать лишь как иносказательное напоминание о необходимости ответственности за свои слова и дела, не исполнение которой чревато бедами.
  
  
          -- Всё это было, было!
  
  
   Стереотипом современного исторического массового мышления является видение Средних Веков, как времени одичания людей. На то были основания. Церкви приходилось налагать запреты на проведение военных действий и грабежей по определённым дням (обычно два дня) недели дабы хоть как-то предохранить хозяйства крестьян от полного разорения. Государства рушились, дробясь на мелкие враждующие между собой княжества. И вместе с тем именно в Средние Века наблюдался высочайший накал духовной жизни и эстетического (чувственного) созерцания. [3, 7]. Ростки гуманизма наиболее интенсивно развивались в раннем христианстве. "Это было время поисков идеалов" [5]. Это было время, когда ценой порой неимоверных усилий разума и духа люди пытались понять тайну природы, обобщаемую словом Бог, в надежде научиться различать правду от лжи, добро от зла и придать обществу структуру, в которой не нашлось бы места для зла. Тогда, как говорил Шиллер, боги были человечнее и люди божественнее. Красота воспринималась как одно из имён Бога. Красивыми признавались не отдельные вещи или деяния людей, а гармония их со всем существующим и происходящим, включая самого созерцателя. Нет ни красивого, ни уродливого самого по себе. Уродливое - это все то, что нарушает гармонию расположения предметов или действий. Возможно, что современное восхищение красотой фракталов, изображаемых средствами компьютерной графики, можно в какой-то степени ассоциировать с забытым нами видением красоты природы нашими средневековыми предками.
   В средние века не было изящного искусства. Но "низкое искусство" того времени не только приближалось к уровню изящного, но и охватывало более широкие сферы. Царство рационализма [Британии 18-ого века] произвело на свет ещё раз нечто похожее на систематичность и последовательность, отличавшие средневековый ум. Спиноза, представлявший крайнюю механистическую тенденцию мышления 17-го века, абсолютно равнодушный ко всем видам искусств, и даже к музыке, в своём исследовании Библии и Евангелия признал, что их влияние на мир связаны в первую очередь с тем, что исторические сюжеты передаются жаром поэтического воображения их повествователей, распаляемым чувством приближения к постижению Истины. Именно эта недосказанность воображения открывает для пытливого ума тропинки, ведущие в мир тонких мыслей, раскрепощая и превращая процесс мышления в радость, т. е. в искусство:
  
   Я человек средневековья
   Я рыцарь, я монах.
   Пылаю гневом и любовью
   В молитвах и в боях.
   Цвет белый не смешаю с чёрным,
   Задуй мою свечу -
   Я взором жарким и упорным
   Их всюду различу.
  
   Таким после изучения средневековых архивов монастырей Армении представился поэтессе Марии Петровых дух Византии, придавший эстетике средневековья взволнованную одухотворённость и филигранные формы философского спиритуализма [7]. В (признанным уже классическим) труде "Эволюция средневековой эстетики" его автор Умберто Эко [29] отметил, что препятствием к постижению нами средневекового образа мышления является сухость современного. "Современный человек чересчур переоценивает роль теории искусства, потому что он утерял чувство постижимой красоты, которым обладали неоплатонизм и Средневековье. Здесь речь идёт о красоте, эстетика которой не основана ни на какой идее. Люди средневековья свободно воспринимали мир. Современному человеку мир непостижим, если он не расклассифицирован на разного рода области восприятия красоты". Для понимания мощи потока создания культуры средневековья, в которой прорастали семена Возрождения и гуманизма, следует иметь в виду, что творчество интеллектуалов того времени опиралось на массовость чувственного восприятия мира. Гениальные творцы философии, наук и искусств не проявляли сознания своей исключительности и самомнения, в отличие от их собратьев эпохи Возрождения. Именно в Средние Века органическая жизнь, смысл и значение которой были утрачены в конце античной эпохи, снова стала обретать ценность, и отдельные вещи эмпирической реальности перестают нуждаться в потустороннем, сверхъестественном оправдании. Средние Века считают переходным периодом смены культур язычества и христианства.
   С наступлением эпохи Возрождения в менталитет европейского общества стали вливаться новые формы мышления. Великий живописец Альбрехт Дюрер "более желал узнать, в чём состоит его способ [каноны пропорции Якобуса], чем лицезреть царство небесное". Для Дюрера красота заключалась в природе, а природа в Боге. Бог - это природа. "Математически мы сможем найти часть красоты, данной нам, и намного приблизиться к совершенной цели", - писал Дюрер в своих дневниках. Наши далёкие предки излагали свои мысли достаточно чётко и даже современно, если не обращать внимание на расхождения в терминологии.
   В последующую эпоху рационализма (видения мира как часового механизма) на искусство стали смотреть лишь как на источник удовольствий. Бэкон и Декарт признавали познавательную роль искусства, но смотрели на поэтов свысока. Чем больше философии удавалось усилить и упорядочить себя в соответствии с новыми научными методами, с помощью которых Гоббс превращал все вещи в материю и движение, а Спиноза сделал процесс духа автоматическим и механическим, тем больше она отвергала красочность образного мышления. Великий математик и мыслитель Лейбниц в частном письме писал, что он сожалеет о случившемся пожаре, погубившем много полотен талантливых художников, но "я всё же склонен согласиться с русским царём, сказавшим мне, что он больше восхищается некоторыми хорошими машинами, чем собранием прекрасных картин, которые ему показали в королевском дворце".
   Восемнадцатый век ознаменован всеобщим восхищением германским и британским романтизмом. Это был предсмертный всплеск идеализма, метафизики и поэзии. В 20-ом всё это рухнуло. Подробный анализ динамики взаимоотношений искусства и науки вплоть до наших дней приведён в прекрасной работе К. Гилберта и Г. Куна [3], которые отметили цикличность, как бы в противофазе, смены акцентов эстетического и логического восприятия мира.
   С наступлением эпохи Возрождения звуковые ряды европейской культуры стали постепенно сужаться. В "железный век" капитализма и связанного с ним либерализма человек, уверовав в силу своего разума, вместо диалога стал высокомерно вести с природой монолог, в котором преобладал диктат железобетонных ритмов "тяжёлого рока", глушащих живые ритмы жизни. Это ритмы виртуального мира, воспринимаемого лишь как система логических связей подробностей: кто - когда - где - с кем - при каких обстоятельствах - кто, что сказал и т. д. Наступило время, когда к анализу исторических процессов стали подходить как к анализу производственных и технических. В наше время большого досуга поиски подробностей и их логических связей, объясняющих мотивы поступков людей и движущие силы исторических процессов, стали массовым развлечением, более популярным нежели отгадывание кроссвордов. За логическим анализом бытовых подробностей ("низких истин") стали теряться большие истины культурных связей. А. Галич не подозревал, что слова из его проникнутой иронией популярной песни 60-ых годов о бытовых разбирательствах на партсобраниях советских времён - а из зала кричат: - "давай подробности" - стали ритмами ментального состояния современных США. На этих ритмах возникла огромная индустрия производства "подробностей". Современный мир погрузился в искусственно конструируемое логическое пространство из произвольно выбираемых подробностей. "Наука отнюдь не является логическим построением, ищущим истину аппаратом. Познать научную истину нельзя логикой. Можно только жизнью" (В. Вернадский. Научная жизнь как планетное явление.). Современная интеллектуальная жизнь погружается в беличье колесо тавтологии, логическое пространство которого заполняет всё пространство реальности, вытесняя тем самым реальность. Поэтому логика не способна определить реальность. Эпоху веры, основанной на разуме, сменила эпоха разума, основанного на вере [5].
   Слово генетика действует на публику как взгляд кобры - все немеют. Для поддержания силы воздействия этого взгляда приходится выдавать давно известные истины и давно ставшими банальными знания за достижения современной науки. Недавно было объявлено, что учёные (генетики) обнаружили область зарождения цыган. Любопытно, что рядовые читали откликнулись на это сообщение указаниями, что этот вопрос был решён давно историками [лет сто назад]. Или: - учёные Израиля впервые обнаружили душу в человеке!? Учёные предсказали точную дату конца света, ..... . Подобно можно привести множество примеров. Авторитет науки стал велик. "Как и в Средние века мы используем один и тот же язык, одни и те же цитаты, одну и ту же лексику; слушателю, находящемуся снаружи, кажется, что все время говорится одно и то же. И все это принимается с совершенно средневековым смирением, в точности противоположным духу нового времени, буржуазному и возрожденческому; личность предлагающего не важна больше, и предложение не должно проходить как индивидуальное открытие, но как плод коллективного решения, всегда строго анонимного" (У. Эко). Люди средневековья смотрели на мир глазами авторитетов, более проницательными и дальновидными, чем у посредственных людей толпы. Современный же человек смотрит на мир глазами анонимной толпы посредственных учёных, часто произносящих слова, не понимая их смысла. Научные мысли движутся проторёнными тропами. Мы автоматически совершаем переходы в соответствии с выученными правилами и дорожными указателями.
   Наука, как источник просвещения, стала превращаться в источник затемнения сознания людей. Без гипнотизирующих слов "как это доказано наукой" человек пытался самостоятельно понять природу наблюдаемых событий. Он часто ошибался. Но учатся на ошибках. Истина, как принято считать, познаётся в спорах. Авторитет науки прекращает дальнейшие споры. Понимание методологии научных доказательств доступно лишь весьма ограниченному кругу специалистов. Неспециалистам приходится принимать это на веру, дабы избежать обвинения в невежестве - споры становятся неуместными. Для ленивого ума это освобождение от труда раздумий. Не сведущие в науке даже не подозревают о существовании массы научно доказанных истин, впоследствии оказавшиеся вовсе не истинами. Так круг специалистов келейно приобретает контроль над мышлением людей, не прибегая к каким либо насилиям. Массового читателя "гуманно" превращают в зомби. Дело усугубляется и тем, что наука несёт свои знания в массы посредством массовой информации (СМИ). Дело даже доходит до того, что излагающие свои идеи за неимением достаточных доводов, с уверенность убеждают читателя, что это "будет скоро доказано наукой". Началось это с наступлением двадцатого столетия, когда "никто никого не признавал. Это было признаком хорошего литературного тона. Как и теперь, впрочем" (В. Катаев, 1960 г.). Наблюдая это, Мандельштам заметил, что люди оказываются "в убытке: есть многодонная жизнь вне закона", которая стала заменяться малокровной реальностью, что подметил Б. Окуджава:
  
   Кровь из тела утекла.
   Белой крови в тело влили,
   Чтобы видимость была.
  
   В результате эпоху малых обманов и высоких истин сменила эпоха виртуального восприятия происходящего, став эпохой низких истин и больших обманов. "Истины не ходят тьмами. Только - обманы" (М. Цветаева). Хождение обманов тьмами порождает тьмы зомби.
  
   Так иногда толпы ленивый ум
   Из усыпления выводит,
   Глас, пошлый глас, вещатель общих дум.
   И звучный отзыв в ней находит.
   Но не найдёт отзыва тот глагол,
   Что страстное земное перешёл.
  
   Е. Боратынский.
  
   Наступающая эпоха "знания становится губительной для самого знания" (А. Блок). Критерием таланта в науке стали научные знания. Современная наука - это набор определённых правил: как интегрировать, как дифференцировать и т. д. Эти правила доступны всем, включая посредственных. Так стало происходить смешение, а затем вытеснение посредственными талантливых. В 30-ых годах прошлого столетия испанский философ Артега де Гассет заметил, что "посредственный ум настолько осмелел, что считает себя вправе навязывать свою посредственность всем и каждому, как единственную норму жизни и мышления". Познание стало вытесняться знанием. Двадцатый век стал началом эпохи "невежества при обширной осведомлённости" - к такому выводу пришли К. Гильберт и Г. Кун в своём фундаментальном труде, посвящённом истории эстетики [3]. Эстетическое восприятие жизни стало угасать. Ментальное состояние современного западного общества, по мнению американского философа, антрополога и кибернетика Г. Бэйтсона [8], передаёт стихотворение английского поэта и философа Джон Дона, написанное им в семнадцатом веке
  
   Учёбой их запутали вконец,
   Белиберды наговорил отец,
   А тут ещё и поп кадилом машет ...
   И результат - мозги из манной каши.
  
   Структура сознания людей иерархична, как и структура природы. Тавтология является всего лишь одной из сфер мышления, причём не безграничной. Это своего рода сосуд, ограничивающий пространство, в котором разрешены лишь логически обоснованные действия. Блуждающие внутри сосуда частицы (люди) в поисках нового перебирают разные комбинации возможных логических состояний элементов структуры наблюдаемого пространства. С радостью находят новое, которое вскоре оказывается лишь новой формой старого содержания. Как в математике: решения даже простейших дифференциальных уравнений многочисленны; многие неизвестны либо по причинам математических трудностей, либо по ненужности. Эта неизвестность порой вселяет мечту, что найдётся в конце-концов принципиально новое. Но каковы бы не были условия анализа, решение уравнения не даст ничего более того, что заложено в его структуре. Новое находится за пределами стенок сосуда тавтологии. Только преодолев потенциальный барьер его стенок и, выплеснувшись наружу (в сосуд другого масштаба), обнаруживается новое. Чувства, часто испытываемые преодолевающими этот барьер, называют экстазом прозрения. Экстаз - это восторг слияния чувственного восприятия и рассуждений. Ослепительная лучезарность и пламенность этих чувств переданы А. Скрябиным в "Поэме экстаза." Логическое пространство сосуда тавтологии привлекательно в первую очередь своей самодостаточностью. Процесс тавтологических рассмотрений для ума особенно не обременителен, но требует терпения, ибо является перебором уже известных правил и путей их приложения. Создавая видимость дела, он незаметно превращает людей в рабов этих правил (слов).
   Двадцатый век оказался веком познания "молекулярной физики" природы людей, глубинных подробностей бытия. С лёгкой руки Жан Ж. Руссо люди стали раскрывать себя, как никогда до того не раскрывали. Все - о себе. Обнажение того, что раньше было тайной и запретным, стало модным. Одним из первых сделал это Стриндберг в 1893 году. 20-век в известной мере шёл по этому пути (Стриндберга-Жида-Фрейда) и говорил о себе то, о чем молчали их отцы и деды. "Загадок природы людей, в сущности, оставалось всё меньше и меньше. Отгадки на них даны. Литература и поэзия стали превращать загадки в уравнения: каждый может сам их решить, если научился думать И всякое уравнение может получить разрешение" (Н. Берберова, "Курсив мой"). Чтобы научить людей решать эти уравнения возникла наука социология. А. Белый не разделял оптимизма социологов. Создаётся впечатление, что он оказался прав: в большинстве своём социология предлагает фантастические псевдообъяснения (пусть и блестящие), оказавшими дурную услугу - ныне они наготове у любого для объяснений симптомов социальных феноменов. Единственный результат: всё то, что ранее считалось постыдным и предосудительным, стало делаться открыто и даже демонстративно.
   Но пользы от этого до сих пор не наблюдается. Стриндберг рассказал в "Исповеди глупца", как первая его жена ушла от него и почему ушла. Вся его глубоко личная драма отражена в этой книге. Потом он женился на второй жене и взял с неё слово, что она никогда не прочтет его "Исповедь". Она не сдержала слово, прочла книгу и, забрав с собой детей, покинула его. Тогда он женился в третий раз, и опять заставил жену поклясться, что она этой книги не прочтёт. Она сдержала данное слово. Но через шесть лет жизни со Стриндбергом, так и не прочитав "Исповеди", его покинула, забрав детей. Эти женщины, судя по всему, с социологией знакомы не были, тем не менее читавшие его исповедь, как и не читавшие её, поступили единообразно. Но самый главный вывод - автор этой книги сам не извлёк для себя полезных указаний как составлять эти уравнения и как следовать решениям созданных им самим, чтобы нормализовать свою жизнь.
   Подлинная страсть двадцатого века - проникновение в Реальную Вещь (в конечном счёте, в разрушительную Пустоту, как определил S. Zizek (С. Жижек, 2003), сквозь паутину видимости, составляющей нашу реальность. Постижение истины - это прохождение сквозь множество сфер человеческой психики. Это путь подобный поиску ключа бессмертия Зла в русских сказках: на море на океане есть остров, на том острове дуб стоит, под дубом сундук зарыт, в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яйцо, в яйце - смерть Кащея Бессмертного (зла). И все они в движении! Вот и поди найди тот остров, сундук, утку и среди выведенных ею яиц именно то, в котором сокрыта смерть кащеева.
   Что же касается "Исповеди", то она оказалась наживкой на крючке, которую заглотнул желающий социального и нравственного раскрепощения либеральный 20-ый век. Судя по высказываниям психологов, Стриндберг никаких уравнений искать не собирался. Его исповедь всего лишь проявление наслаждения от расчёсывания невротических ран своей психики. Называется это интеллектуальным мазохизмом.
   Но и в этом двадцатый век не достиг новизны. "Интеллектуальная ошибка, присутствующая в стремлении ко всеведению, напоминает нравственную ошибку, возведённую в степень; и началом зол здесь является неправомерное отождествление множественности с бесконечностью. Правда, человеческой душе свойственна потребность искать гармонию между собой и Бесконечностью. Однако всеведение, как обнаружил Фауст своим прозорливым умом, не может быть достигнуто через последовательное прибавление знания к знанию, искусства к искусству, науки к науке, образующих дурную бесконечность. Со времен Данте западные учёные ломали голову над неразрешимой проблемой, применяя к ней формулу: "Знать все больше и больше о все меньшем и меньшем"; но этот путь оказался бесплодней даже метода гётевского Фауста, не говоря уже о том, что утрачивалась практическая значимость научного поиска" (А.Тойнби).
   Расцвет искусства и философии является симптомом состояния обществ. Они расцветают, когда все слои общества вовлечены в процесс формирования культуры. Издавна верят, что с достижением единства разума и чувств мир замрёт в своём духовном совершенстве. Бейтсон даже свою последнюю книгу назвал "Разум и природа. Неизбежное единство" [8]. Известный современный американский философ K.Wilber [9] предвидит новый виток эволюции человечества, который вновь объединит все чувственные сферы человеческого сознания со сферами разума и памяти. Это будет виток образования единой этики человечества. В это верят многие интеллектуалы наших дней.
   Природа - это качели. Этот старый афоризм очень важен для понимания исторических процессов - времена больших истин и малых обманов сменяются временами больших обманов и малых истин. Положение исторического маятника уже находится в состоянии близком к его максимальному отклонению: "Всё это было, было!" - писал И. Бродский. Писал он это по другому поводу, но дела это не меняет. В рамках логики в познании мира нового сказать уже нечего! (Л. Витгенштейн). "Все ведомы, и только повторенья грядущее сулит!" (Е. Боратынский).
   Но как тут не впасть в состояние фрустрации! Поверив в неограниченную познавательную силу разума и потратив десятки веков на постижение Истинного смысла жизни, "единого, вечного, ясного как солнце" (к чему призывал Декарт), пройдя не раз все круги Ада - и всё это лишь с тем, чтобы признать абсурд её бессмысленности [35]. Постигнув это, люди становились посторонними друг другу (А. Камю. "Посторонний", 1942).
  
  
          -- Мудрость Запада.
  
   Начиная с XV века в так называемые эпохи модерна и пост модерна, Запад стал активно влиять на направление эволюции человеческого общества в масштабах всей планеты. Наука и технологии, зародившиеся на Западе, с успехом распространяются на Восток. Капиталистические отношения, как и идеи либерализма, преобразованные в требования социальной справедливости, свободы и равенства для всех, демократии, защиты прав человека, рождённые на Западе, стали менять структуры авторитарных и патриархальных стран мира. Рациональное мышление стало вытеснять иррациональные его формы во многих странах, ещё в не столь отдалённые времена народы которых признавались как носители высших форм духовности. Всезнающая Википедия, продукт современного демократического мышления (большинство всегда право), убеждает, что только рациональное мышление, способное выразить мысль адекватным образом на рациональном языке и позволит избежать алогичных (неразумных, непредсказуемых, бессмысленных) поступков, вызываемых "эмоциями, а не здравым смыслом". Короче говоря, как тут не впасть в ересь отрицая, что путь Запада, проторённый им ценой многих проб и ошибок, является единственным к светлому будущему. Как тут не отдать поклон мудрости творцов этой великой культуры.
   Именно этот поклон выразил Б. Рассел в своей последней книге "Мудрость Запада". Многих читателей заглавие этой книги коробило, поскольку Западная культура является продуктом интенсивного смешения культур разных народов на всём протяжении её эволюции, распространив свою корневую систему и ветви рационального сознания по всему земному шару. Рассел не заслуживает этих упрёков: западная культура является определённым самостоятельным потоком, также как понятие реки Волги подразумевает её могучее течение, хотя все знают, что она образована многочисленными притоками.
   Но тем не менее возможно, что Рассел всё-таки оказался в языковой ловушке, о существовании которой его предупреждал иронизируемый им под конец их совместной дружбы Людвиг Витгенштейн. Для того чтобы разобраться в этом необходимо по крайней мере начать с определения термина "мудрость", которое имеет по крайней мере два общепринятых значения, не выходящих за пределы рационального мышления. Мудрость - это:
   1. В практике повседневной жизни - способность грамотного применения знаний, большой, глубокий ум, способность, опираясь на жизненный опыт, находить решение различных жизненных проблем (толковый словарь Ожёгова).
   2. В философии - один из измерителей степени познания окружающего мира, обсуждаемый, как правило, в контексте стремления к углублению этого познания как специфического свойства человеческого интеллекта.
   Эти два определения имеют существенно различные основы. Первое наиболее объективно, поскольку основано на наделении этим редким свойством категорию людей другими их категориями, с первой не связанными и являющимися лишь потребителями их советов. Этот вопрос решается просто: дающие советы, оказавшимися полезными, признаются мудрыми, дающие бесполезные - .... Иными словами, мерой мудрости является степень полезности и ответственности суждений. Другое определение даёт право философам "корыстно" самим себя наделять этим свойством. Опасность в том, что такое определение пробуждает соблазн удовлетворения тщеславия (стремление попасть в числе философов или принадлежать к категории "креативных людей"), не отягощаемый необходимостью ответственности: "ни Руссо, вдохновивший левое крыло французской революции, не несет ответственности за якобинский террор, ни Ницше - за фашизм" (Б. Рассел). Сократ искренне давал мудрые советы, которые не признавались полезными его современниками в силу "вздорности характера судей", как это полагал Рассел - и был казнён. Вздорным людям бессмыслено давать мудрые советы. До сих пор царит обстановка восхищения "совершненной мудростью" Сократа. Однако в своём массовом восхищении до сих пор мало кто обращает внимание на то, что по-прежнему советам Сократа никто не следует! Особенно в настоящее время. Или наши судьи по-прежнему вздорные, либо люди по-прежнему благоразумно отказываются следовать его "благим советам"?! Гипотетическое общество, состоящее лишь из одних "Сократов", застыло бы в своём развитии, как замерла бы в неподвижности сороконожка, если бы её каждая из сорока ног должна бы думать какое движение ей необходимо совершать, чтобы сороконожка смогла стронуться с места.
   "Говоря серьёзно, вся западная философия есть греческая философия, и бесполезно позволять себе удовольствие мыслить философски, обрывая при этом все нити, связывающие нас с великими мыслителями прошлого" - писал Рассел. Философия - это образ жизни (Сократ). Как и искусство, она является репликой с менталитета народа. Следуя этому, менталитет Запада можно определить как результат слияния потоков сознания, выдавленный из хаоса скопления нахлынувших культур разных народов Средиземноморья и Ближнего Востока, вызванного различными причинами, включая геофизические. Рождение этого потока вызвало расцвет греческой цивилизации, породив взрыв интеллектуальной активности, - одно из самых захватывающих событий в истории, которое благодаря множеству сохранившихся исторических памятников можно, образно говоря, расценивать как происшедшее на наших глазах. Древней Греции вот уже более 2000 лет как не существует, но засохшие русла потоков её бывшего сознания как струны памяти вновь зазвучали, оживлённые памятью потоков чувств эпохи Возрождения: - "Где бы на Западе ни расцветали умозрительные рассуждения, тени Платона и Аристотеля неизменно парили на заднем плане" (Рассел).
   Нет ответа, почему это произошло именно в Греции. Есть только предположения. Истоки математики и философии зародились не в Греции. В некоторых вопросах математика Вавилона превосходила позднейшую древнегреческую. Успехи Месопотамии в астрономии в рекламе не нуждаются. Развитие древнегреческой философии и всей дальнейшей связанной с ней традиции, не было бы понято в полной мере и объяснимо без знания наследия мысли древнейших цивилизаций Ближнего Востока, оказавших значительное влияние на греческую культуру в самых древних её слоях. В то время Египет, Вавилон, Персия сохраняли традиции (поток) своей культуры настолько сильными, что эти струи независимых от религий течений не могли распространяться достаточно глубоко. В силу этого энергетические пороги бифуркаций потоков сознания этих культур был намного выше, чем в более молодой греческой цивилизацией. С другой стороны, эта область была оживлённым торговым перекрёстком, в котором происходил интенсивный интеллектуальный обмен, оживлявший и вспенивавший потоки сознания той эпохи, в которых уже явно проступали струи аналитического мышления. С середины VIII до середины VI в. до нашей эры побережья Сицилии, Южной Италии и Чёрного моря были усеяны греческими городами. С ростом колоний развивалась торговля, и греки снова вступили в контакт с Востоком. Греческий архипелаг был в энергетическом плане дефектом (особенностью) исторического ментального пространства Средиземноморья, создавшим локальную неустойчивость потока, турбулизованного слиянием разных потоков с Востока. Более того, островное расположение в свою очередь создавало условия, в которых "всё население города можно собрать на одной рыночной площади", что является непременным условием истинной демократии (Рассел). Так, провидением судьбы была возложена на Грецию миссия разделения потоков сознания, выделив в отдельные русла потоки рационального и иррационального мышления. В результате этой бифуркации возникла двойственность греческого характера, позволившая "ему раз и навсегда изменить мир". Ницше называл два эти элемента аполлоновским и дионисийским. Ни один из этих элементов в отдельности не мог привести к столь необыкновенному расцвету греческой культуры (Рассел).
   Напор сознания, раздвоивший его поток, передался людям, породив громадное чувство жизненной силы и уверенности в себе. Разрешается все, и никакая цель не кажется недоступной для человека. Много могущественных созданий существует, но ни одно не превосходит могущества человека. Устранение от участия в политической и общественной жизни расценивалось как идиотизм. Обучение во время ренессанса было разновидностью joie de vivre (радость жизни, франц.), наравне с вином или любовью. Это чувство превосходства человека над всеми другими созданиями было утеряно позднее, но проявилось вновь во времена Возрождения. В работах итальянского гуманиста Альберти можно найти весьма схожие взгляды на положение человека. Мировой поток сознания стал разделяться на две части, как головной мозг разделился на две сферы - рационального разумного мышления и иррационального чувственного. В век мощного порыва такой жизненной силы человек не приглядывается к себе. Но такая самоуверенность может привести к тупику, в котором в конце концов оказалась Греция.
   Тем не менее, Греция не представляла собой в политическом плане единого целого. Тирания и демократия с этого времени чередовались между собой, перемещаясь с одного острова (города-государства) на другой. "Спарта отличалась от Афин как тюрьма от спортивной площадки" (Рассел). Греция, таким образом, была слишком разделена внутренней завистью и разрушительным индивидуализмом, чтобы когда-либо достичь национальной стабильности. Тем не менее были общие установления и идеалы, которые обеспечивали ее выживание как культурной общности. Этот калейдоскоп смены политических укладов жизни предоставлял богатейший материал для анализа, позволивший Платону и Аристотелю сформулировать жизненные принципы политических устройств, поражающие нас своей не увядшей своевременностью.
   Интересно, что спустя почти 2000 лет взрыв возрождения гуманизма греческой культуры произошёл на землях Италии, фрагментированной множеством итальянских городов-республик, что предоставило Макиавелли обширный материал для политических раздумий, принёсших ему заслуженную славу. С тем же восторгом, с каким Рассел воспринимал рождение греческой культуры, воспринимал русский историк Т. Грановский её возрождение в средневековой Италии: - "Может быть, в целой истории человечества нет такой торжественной и радостной эпохи, как эта".
   Как уже отмечалось, философия и науки зародились не в Греции, а в Египте, Вавилонии и ... .. Там они носили исключительно прагматичный характер, подчиняющий их практическим целям. Математика, которая решала в Вавилонии практические задачи (существенные для измерения полей, создания построек и ирригационных сооружений и т. п.), начала освобождаться от влияния догм религиозных представлений и смогла достигнуть в храмовых школах Вавилонии наибольших успехов. Греческая философия в этом плане непрактична. Мудрый Гераклит часто это подчёркивал, видимо выражая недоумение по этому поводу. Греция представляла собой котёл, кипящий от множества порой сумасбродных идей в стремлении понять суть не нужных в то время обществу идей. Являлось ли это проявлением нетерпения "ребяческого империализма" постичь мир обнаруженными возможностями рационального мышления? Современный человек слова Аристотеля "философия начинается с удивления" воспринимает с умиление, обычно вызываемым детским лепетом младенцев, вещающих истины? В любом случае мудростью это назвать нельзя.
   Стереотипом современного мышления является обвинении Галилея в слабости духа в связи с его отступничеством от гелиоцентрической концепции мира пред судом инквизиции. А. Камю расценивал этот шаг именно как проявление его мудрости: он не променял свою жизнь на никому в то время не нужное знание. Это знание отнюдь не ново. По крайней мере оно известно было греческой Академии около 2000 лет до Галилея. Но люди его не приняли. А мыслители Греции мудро не настаивали на признании всеми этой мысли. Для людей в то время было важно верить, что в будущем, как и в пришлом, дни будут начинаться с восходом солнца, а заканчиваться с его заходом. Что вокруг чего крутится в этом плане вопрос не столь важный. Другое дело психология. Сознание, что человек обитает не где-то на задворках космоса, а в самом его центре, вселяло в него столь необходимую ему по тем жестоким нравам уверенность в своей космической избранности. Неизвестно как сложилась бы судьба человечества будь оно лишено этой веры. Мудрость подсказывала разумность поддержания этой неразумной веры. Можно увидеть в этом невежество и дикость наших древних предков. Но будем осторожны с таким выводом. Многие советские эмигранты черпают внутренние силы для демонстрации своего превосходства благодаря обретению без усилий и ничем не заслуженную ими принадлежность к США, расцениваемые ими как центр современного земного мира людей. Многие из них с более агрессивной ревностью чем сами американцы воспринимают сведения о каких либо частных превосходствах культур других народов.
   В школе нас убеждали в невежестве наших предков, считавших Землю плоской. Шарообразность формы Земли была признана опять-таки по крайней мере 2000 лет до её массового признания. Признание её таковой на заре цивилизаций создавало бы ничем не оправданные трудности. Представьте себе сколько неудобств вызвала бы необходимость пользоваться глобусом для обсуждения маршрута прогулки где-то в Подмосковье. Мы знаем, что Земля круглая, но у нас достаточно мудрости пользоваться плоскими картами, даже отправляясь в заморское странствие. Но как только мореплаватели прошлого начали бороздить просторы океанов, Земля тут-же оказалась признанной шаром, а нашему светилу было возвращено заслуженное им положение. Всему своё время. До сих пор всё развивалось естественным образом.
   Создание концепции механики непрерывных сред является другим блестящим примером мудрости Запада. Её создатели прекрасно знали, что таких сред (материалов) в реальном мире нет "и быть не может". Мне, на моём веку, приходилось встречать недоумения среди физиков-материаловедов, не способных представить себе, как этой совершенно "нефизической" концепции материалов удаётся предсказывать их поведения, необъяснимые с точки зрения классической атомной физики (микромеханики). Классическая механика не является наукой. Это поэзия, написанная языком математики. Этот замечательный экземпляр умозрительного творчества следовало бы отнести к категориям философии. Но по недоразумениям логического разбиение мира на лабиринт из разных классов, разрядов и т. д. поместили эту концепцию в раздел науки. Механика - мать всех наук. Это наука об общем. Именно ей Запад обязан своими достижениями не только в науке, но и в накоплении экономических благ, что легло в основу решения многих социальных проблем современности.
   Да и сам Рассел порой плутал в этом лабиринте разума. Обсуждая разные философские концепции, он большое внимание уделял представлению в них вопросов нравственности. Он безусловно знал, что прерогатива в этой области принадлежит религиям. Будучи непримиримым их противником, не позволяя себе переступить этот порог, он передал её на откуп политикам. Именно чувство сострадания, социальной несправедливости толкали людей на поиски концепций политических структур, минимизирующих зло. Политики же, лишь руководствуясь своими политическими целями, внедряли эти концепции в жизнь. Религия основывается на вере. Вера принадлежит к пространству чувств, которое Рассел пытался вытеснить из языка философии.
   Читая труд Рассела "Мудрость Запада" создаётся впечатление, что это не похвала мудрости Запада, а реквием по классической западной философии. Греческая культура придала мощный импульс последующим поколениям к поискам и познанию нового, к постижению знаний, необходимых для открытий. Запад оказался благоприятной почвой для разлива этого потока сознания. Многие из открытий европейского ума совпадают с умозрительными открытиями греков, восхищающими глубиной их видения природы. Но непосредственной связи они не имеют. Что касается философии, на упреки Ницше в адрес предшествующих философов в том, что они уверовали в "тощие абстракции своего рассудка и упустили живого человека из плоти и крови, добивающегося самоутверждения и обладающего волей к самоутверждению, включая пресловутую волю к власти", Рассел не нашёлся что ответить. Он обвинял Ницше лишь в его отрицании существования законов социальной эволюции обществ, т. е. истории. Но, будем честны - уверенность Рассела в существовании законов истории является знанием, основанном на вере. Сверстник Рассела, писатель и философ-экзистенциалист А. Камю так расценил философию эпохи модерн: - "Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. На смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами". Это наводит на мысль, что не философия эпохи модерн влияла на ход исторических событий, а философы цеплялись за идущие своим ходом события, стараясь "со своими тощими абстракциями рассудка" не отстать от бега времени.
   Пожалуй, сам Рассел поставил точку на развитии на Западе греческой философии утверждением, что изменить мир можно, и что лучше всего и вернее всего это сделать путём морального совершенствования и самосовершенствования. Об этом говорили христиане. Наука не занимается вопросами о добре или зле, она не может объяснить "целей, к которым мы стремимся, или оправдать этические принципы, которым следуем. Философия должна и способна сделать это, включая разъяснения и критику этических принципов веры. На вопрос, возможно ли счастье, Рассел отвечает: - "Возможно, если у вас есть здоровье, благосостояние и способность к творческому труду". Очень похоже на текст официальных поздравлений наших советских шестидесятых годов: - "Желаем Вам здоровья, успехов в труде и счастья в личной жизни". Рассел видит спасение человечества в правильно поставленном воспитании в справедливо устроенном обществе. Правда, в другой части своей книги он высказал сомнения в однозначно позитивной роли образования. Способность к творческому пути наблюдается далеко не у всех. Что из себя должно представлять "справедливо устроенное общество" до сих пор вопрос открытый для философов Запада. Бесспорным остаётся лишь ... благосостояние. Это, конечно, можно расценивать как мудрый совет, но постигнут он был людьми времён, когда Запад ещё не существовал. Думаю, древние греки, прознав каким либо образом про такое обобщение конца их философского пути, неловко почувствовали себя в своих гробах: две с половиной тысячи лет потрачено, чтобы убедиться в правоте софистов, изгоняемых ими из философии.
   Тем не менее мудрость Запада проявилась в другом. Кант прояснил это в своей работе "Что такое Просвещение?": - "Рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, только повинуйтесь!" Честертон более последователен и растолковывает парадокс кантианского рассуждения: свобода мысли не только не подрывает существующее общественное рабство, она непосредственно служит его опорой. Старый девиз -- "Не рассуждай, повинуйся!", на который реагирует Кант, приводит к обратным результатам: единственный способ закрепить общественное рабство -- свобода мысли. Честертон озвучил лицевую сторону девиза Канта: борьба за свободу нуждается в отсылке к некоторой неоспоримой догме. Внутренне люди Запада это подозревают. Дабы не омрачать свою жизнь осознанием своего рабства Запад прибег к "маленькой хитрости": люди стали расценивать действия власти как выражение своей свободной воли. Для подкрепления этой веры стали коллективно требовать друг от друга выражения счастья своего бесконфликтного аморфного бытия. Об этом много писал Ницше. "Очень скоро начинаешь видеть, что за наслаждениями -- принудительность, за постоянным ровным весельем -- жестокость и тупость ... Боже мой, какие нравы! В воскресенье я должен был сделать вид, что я объелся и сплю, а то меня арестовали бы за то, что я не наслаждаюсь" (Пастернак; из воспоминаний о поездке в Германию в 1912). В современных США за это не арестовывают (как и в Германии в буквальном смысле этого слова во время её посещения Пастернаком), но могут заподозрить в "странности", не социальности, нелояльности к стране или даже в терроризме. Об этом написано много, в основном авторами из Европы. Первое впечатление советского человека от посещения США - какие замечательные доброжелательные люди: ни о ком плохо не отзываются, друг друга приветствуют, отзывчивы и улыбчивы беспредельно. Такая агрессивная искренность вызывает подозрения в её преднамеренности. Но это подозрение приходит намного позже. Погрузившись в активную жизнь вскоре замечаешь, что за этим кроется полное равнодушие друг к другу и агрессивная реакция на любое нарушение этих неписанных правил. Прожив в США лет десять обнаруживаешь, что за доброжелательностью кроется самозащита от взаимных нелицеприятных нападок, как и неуверенность, поражающая дальновидной предосторожностью: кто знает - может ещё пересекутся наши пути. В книге "Фрегат Паллада" И. Гончаров оправдывал эту сторону западной культуры: не искренняя доброжелательность более приятна нежели искренняя грубость. Ницше заметил, что "Неискренняя доброжелательность связывает людей сильнее чем искренняя забота о них правительства". Поражает добросовестность исполнений как служебных, так и социальных и политических требований. Пресловутые приветствия случайных встречных в США "How are you?" являются своего рода паролем, знаком - "я свой, я как все". Слово "сарказм" явно западного происхождения. Даже для самих американцев отличить сарказм от искренней похвалы - задача не из лёгких, не говоря уж об эмигрантах. К сарказму американцы прибегают довольно часто, когда кривить душой неуместно, а высказать "правду матку" не принято. За грубость можно и за решёткой оказаться. Американцы любят над собой подшучивать, называя себя самой законопослушной нацией. "Москва слезам не верит". Похоже, что Америка перестаёт верить сама себе. Дабы укрепить эту веру на Америку напала эпидемия слезливости. Слёзы вызывают доверие. Но когда их проливают политики, даже американские журналисты не удерживаются от иронических замечаний. Всё правила исполняется безоговорочно. Известны случаи признания присяжными вины оказавшихся невиновными только лишь по той причине, что доказывая свою невиновность невиновные слёз своих не проливали. Всё по инструкциям!
   Но похоже, что страну свою американцы искренне любят как сосуд, отделяющий их от других народов, позволяющий им следовать без колебаний своему стилю жизни. Французский философ Phillipe Delmas объясняет это безграничной верой американцев в то, что ничто не может быть прекраснее содержания этого сосуда. Американцы агрессивно нетерпимы ко всему, что может с ними сравниться, не говоря уж - превзойти. Это уже можно рассматривать как мудрость - отказавшись от борьбы за абстрактную никому не нужную (в силу обременительности) свободу выбора (слов) дабы обрести действительную свободу достижения своих конкретных личных целей путём подчинения не ими установленному порядку. В этом есть смысл. Мыслители древних Греции и Рима отмечали, что рабы часто обладали большими свободами, чем свободные граждане. Афинский раб вовсе не был тем закованным в цепи, клеймённым и сечённым горемыкой, каким его изображают картинки школьных учебников. "Может быть, будут удивляться, - писал в начале IV века до н. э. Ксенофонт, - что позволяют рабам жить в роскоши, а некоторым даже пользоваться великолепием, но этот обычай, однако, имеет свой смысл. В стране, где флот требует значительных расходов, пришлось жалеть рабов, даже позволить им вести вольную жизнь, если хотели получить обратно плоды их трудов". "Свободу слова... вы считаете настолько общим достоянием всех живущих в государстве, - обращается к своим согражданам Демосфен, - что распространили её на иностранцев и на рабов, и часто можно увидеть у нас рабов, которые с большей свободой высказывают то, что им хочется, чем свободные граждане".
   Из книги Рассела ясно следует, что научный, технический и социальный прогресс придал стремительный бег историческим событиям. Было предпринято масса попыток объяснить загадку экономического успеха Запада как и неспособности других стран следовать его примеру. Обобщением этих попыток может служить книга Hermando de Soto ("Miracle of The Capital", 2000), в которой обобщён более чем 20 летний труд большой группы экономистов, политиков и философов, пытавшихся найти экономический или политический ответ на загадку мудрости Запада. Помимо научного анализа, члены этой группы беседовали со многими ведущими экспертами в экономике и политике почти всех развитых и развивающихся стран (включая и перестраиваемую в то время Россию). Авторы утверждают, что все участники этого исследования: а) признают компонент стихийности; б) полагают, что ответ надо искать не только в политике и экономике, но и в особенностях исторического пути каждой нации, как и в глобальном историческом пути развития человеческого общества в целом; в) никто не имеет представления, с какой стороны подойти к этой проблеме.
   Не следует искать ответа в логическом анализе происшедшего. Его нет. Запад достиг такого состояния, претерпев по крайней мере три бифуркации ментального состояния: в древней Греции, в Италии и на грани 19 - 20 столетий в Америке. Как уже обсуждалось ранее, можно объяснить причину бифуркаций, но невозможно предсказать ее исход. Должны признать, что история Запада не повторима. Струи рационального потока сознания, зародившиеся в Европе, как лавина выдавились в могучий самостоятельный поток на неустойчивом пространстве нежданно открытых просторов Америки под мощным напором слияния потоков сознания, вносимых массовым переселением народов мира. Как и в Греции и в Италии, демократия США возникла на пространствах малых городов-поселений пилигримов из Европы, непрерывно враждующих между собой как на востоке США, так и на их Диком Западе. В результате этой бифуркации возникла двойственность американского характера: высокая степень религиозности, поразительный всплеск которой доходил до уровня христианского фундаментализма, не снившегося даже русской христианской реакции, (в Америке на душу населения построено больше церквей, чем в иной стране мира), и в замораживающем чувства деловом рационализме. Этим последнее привлекало многих, как и многих отпугивало: цель жизни должна быть рациональной; реакция на любое событие должна быть однозначной; всё, что нарушает однозначность или замедляет реакцию должно мгновенно устраняться; всё, включая предметы обихода, должно быть исключительно функциональным, как описанный Ф. Кафкой в романе "Америка" письменный стол с чрезмерно сложной системой рычажков и колёсиков, мгновенно приспосабливающих его конструкцию к нуждам его обладателя. А. Михалков-Кончаловский в книге "Низкие истины" подробно описал подготовку в Голливуде съёмок фильмов: учитывается всё вплоть до таких мелочей, как выбор марки автомобилей, типов и производителей мебели, .... . Всё чётко и однозначно. Это даже не результат компромисса со внешними экономическими и политическими элементами структурами общества, как и не индивидуальные симпатии. Всякие там духовные, или просто личные, соображения во внимание исполнителем не принимаются. Вновь прибывшему в США трудно представить, что вся Америка организована подобным образом. Никакой самодеятельности! Вспомнился мне прощальный концерт "художественной самодеятельности" в исполнении команды туристического лайнера в последний день круиза по окрестностям Карибских островов. Концерт был вполне удачным; одно резало глаз - обилие гипертрофированных до вульгарности движений и поз, ассоциируемых с половой активностью животных и людей. На следующее утро, выразив удовольствие от концерта, спросил мнение одной из исполнительниц о причинах столь "сексуальной озабоченности" корабельной команды. Она мне ответила, что по поводу такой озабоченности ничего сказать не может. Что же касается самодеятельного капустника, то он был срежиссирован некой организацией из Флориды, специализирующейся в режиссуре разного рода массовых увеселений и имеющей на то специальную лицензию. Этой организацией было поставлено жёсткое условие - никакой самодеятельности. Трудно поверить, но все массовые развлечения в США в той или иной степени срежиссированы до такой степени, что стали общепринятыми стандартами американской культуры.
   На первый взгляд между романами Кафки "Америка" и "Замок" нет никакой связи. Но всё же этими "новыми американцами" были эмигрировавшие в Америку "жители Деревни и служащие Замка" разных стран Европы. В "Замке" Кафка изобразил социальную конструкцию (он именно так называл социальный строй), имеющую все признаки тоталитарного общества: замкнутость, строгая олигархия, бюрократический формализм, жесткий контроль, слежка и доносы, нетерпимость и враждебность ко всему, что приходит извне. Здесь, как и во многих других своих произведениях Кафки, не обозначает ни место, ни время действия, что рождает ассоциации с событиями инвариантными ко времени и пространству. При таком подходе нельзя свалить вину за происходящее ни на особенности исторического периода, ни на местные, национальные традиции. Это страшный неподвижный мир, похожий на трясину - чем больше прикладываешь усилий, чтобы выбраться, тем сильнее тебя засасывает. Тем не менее для жителей Деревни "замковая" система верна и безошибочна; для постороннего - это "дурацкая путаница, от которой, при некоторых условиях, зависит жизнь человека. .... Хозяйство тут, видно такое, что при одной только мысли, что контроль отсутствует, человеку становится жутко". Томас Манн определил Деревню как добропорядочную нормальность, образ жизни земли, а Замок - божественное, небесное управление.
   В конструкции "письменного стола" нет путаницы. Связь причины и следствия однозначна. Попадая в ящичек такой конструкции человек обретает в себе уверенность - всё под контролем. Известны пути в другие ящики. Реакция на чёткую однозначно выраженную цель вызывает чёткое однозначное исполнение. Однозначное исполнение - это думайте что угодно и сколько угодно, но исполняйте. Подтверждением качества исполнения являются удовлетворение обслуживаемых, как и взаимная слежка и доносы обслуживающих, усиливаемые завистью, демонстрацией превосходства. "Зависть соперников, этих коварных и влиятельных богачей, не может не причинять нам боль, пока мы зажаты на старте, пока не вырвались на свободное пространство, обогнав других, тоже поспешающих к горизонту" (Кафка. "Созерцание").
   Бифуркация проявляется в сбросе чрезмерно накопившейся сдерживаемой энергии, вызывающем ускорение потока как при прорыве плотины. Как и их предшественники в древней Греции или в Италии времени Возрождения, американцы, освободившись от уз устаревающих традиций, сковывающих их движения, испытали восторг от свободы и стремительности потока своего времени, породившего громадное чувство жизненной силы и уверенности в себе. "Чужак" является проводником идеологии успеха, необходимой для экономического развития. В то время все в Америке чувствовали себя чужаками. Разрешается все, и никакая цель не кажется недоступной для человека. Темп жизни резко возрос - быстрота производства, быстрота потребления, быстрота питания, быстрота отдыха и развлечений - основные черты образа жизни в современных США. Уверенность в себе американцев и их жизненный задор хорошо передают фильмы середины прошлого столетия. Всё в этом новом обществе переменилось, за исключением одного: человек Запада как был принадлежностью Замка, так ею и остался, не смотря на обманчивую прозрачность стен и стенок его структуры. Мощный ускоряющий толчок приобрела Америка во время Второй Мировой войны, неимоверно разбогатев от неимоверных инвестиций в военную и сельскохозяйственную отрасли капитала из Британии, СССР, Австралии и Китая. С завершением войны этот поток рационализма менталитета стал растекаться по Европе, оказавшейся благоприятной почвой.
   В этом нет ничего удивительного. Замок Кафки отпугивает только лишь при первом взгляде. Кант и Кафка ассоциировали свои наблюдения с Германией, над чинопочитанием и исполнительностью как основы её культуры было сложено масса насмешек. Однако в XVII - XIX в веках Германия дала миру плеяду гениев в поэзии и философии; в Первой Мировой войне её солдаты проявляли высочайший уровень профессиональности и героической стойкости; перед Второй Мировой войной во время правления Гитлера Германия поразила мир своим технологическим прогрессом. Так что унизительный для современного человека принцип, сформулированный Кантом, оказался приемлемой платой за материальное благополучие. "Ранняя глава в истории христианства была зловещим провозвестником духовных перспектив западного общества XX-го в., ибо поклонение Левиафану, которому ранняя христианская церковь нанесла решительное поражение, охватило в конце концов как восточное православие, так и западное христианство. В православно-христианском мире призрак Римской империи успешно процветал до VIII в.н.э.; затем, пережив катастрофу, постигшую православное христианство в Х в., он вновь напомнил о себе установлением христианства в России. В западном мире за падением австразийской машины Карла Великого, в чем-то сопоставимой с достижением Льва Исаврийца, в конце концов последовало появление тоталитарного типа государства, сочетающего в себе западный гений организации и механизации с дьявольской способностью порабощения душ, способностью, которой могли позавидовать тираны всех времён и народов (А. Тойнби).
   В этом труде Рассел отметил высокомерно пренебрежительное отношение греков к физическому труду, что, по его мнению, толкало их к занятиям наукой, пиратству, войнам. Что хотел он сказать этим читателю? Не является ли это смелым намёком, приоткрывающим завесу секрета успехов Запада и евреев. Последние тоже находились под сильным влиянием культуры древней Греции. "У нас слишком много интеллигентов и слишком мало пахарей" - сетовал как-то сионист барон Гирш в 1896 году.
   Секрет успехов Запада - послушным и увлечённым играми детям разрешают больше, чем непослушным и ленивым! Успех зависит от исполнительности воли ... Бога, императора или демократично выбранных толпою. Кого из них - так это по обстоятельствам. Только любящие могут стать ответственными исполнителями чужой воли. Николай Карамзин во вступлении к "Истории государства Российского" отметил, что цель его произведения дать возможность своим соотечественникам "знать то, что любишь". Позже в этой же книге он переставил акценты: надо сперва любить, а затем знать - последнее в общем то не столь важно. Своим рациональным умом, прожив в США более двадцати лет и начитавшись "диссидентской" западной литературы, не могу постичь, за что можно любить Замки Германии и Америки. Но жители этих замков их любили и продолжают любить. Может быть то был инстинкт самосохранения, говорящий о необходимости любви к предкам чтобы выжить!? Так плюрализм западной демократии оказался "фокусированным плюрализмом", по остроумному названию африканиста Фридланда демократий африканских стран. Любовь - это признание традиции. Если нет любви, человек как "путник, просыпающийся в степи: ступай куда хочешь, - есть следы, есть кости погибнувших, есть дикие звери и пустота во все стороны, в которой погибнуть легко, а бороться невозможно. Единственная вещь, которую можно продолжить честно и с любовью - это ученье." (А. Герцен).
  
   Вселенский опыт говорит,
   что погибают царства
   не оттого, что тяжек быт
   или страшны мытарства,
   А погибают от того
   (и тем больней, тем дольше),
   что люди царства своего
   не уважают больше.
  
   (Б. Окуджава)
  
   С окончанием войн поток рационального сознания, расплывающийся по Европе и за ее пределы, стал мелеть: в путанице, на глазах, стало глохнуть многообразие мыслей, традиций; гуманистические формы искусства и философии стала превращаться в поп-арт или политическую науку, столь же догматичную как марксизм. Движение хиппи в США оказалось предсмертной агонией умирающего слабого инфантильного всплеска гуманизма. С тех пор Америка изменилась. Напор потока её рационального и религиозного сознания намного ослаб. Да и сами американцы признаются, что они становятся всё более и более ленивыми. Религиозность затухает: углубляется противостояние религиозных "отцов" и аморфных "детей" в вопросах абортов, однополых браков, лесбианства и т. д. Однако тщательно смазываемая и совершенствуемая достижениями науки социальная машина США продолжает набирать обороты, всё более и более, как Молох, подчиняя себе события и судьбы людей. "Только ради любопытства" собираются клонировать людей, ради любопытства намереваются продлить жизнь людей до 200 и более лет. Осознают губительность таких действий, но ничего поделать с собой не могут. Поток обвинений науки в этих злоключениях расширяется. В книге Р. Тарнаса "История западного мышления" этому запугиванию посвящена целая глава. Так кто же заставляет людей заниматься разрушающей себя деятельностью? Обвинения науки в этом плане столь же нелепы, как обвинение в преступлении не лица, его совершившего, а средства его совершения.
   Канадский писатель Сол назвал эту силу диктатурой разума (Р. Сол. Диктатура Разума на Западе. Изд. "Астрель", 2006). Но и это не удовлетворительное объяснение. Лучшее объяснение этому дал Гегель в своём эссе о карточной игре: "Что главным образом сообщает игре интерес, так это страсть. Для хладнокровного игрока, лишённого к тому же стремления нажиться, игра в карты имеет смысл главным образом со стороны рассудка и способности суждения - как упражнение этих способностей. Но кроме этого, не считая жажды наживы, тут действует ещё и игра страстей, колеблющихся между страхом и надеждой, которую вообще возбуждает игра в карты: состояние духа, несовместимое с душевным спокойствием, характерным для более возвышенного умонастроения - того самого, которым дышат все деяния древних греков и которое сохраняется в самых дерзновенных взлётах страстей до тех пор, пока человек остается человеком, а не игрушкой демонических сил. Это исполненное страха и беспокойства состояние духа, характерное для нашей эпохи, и есть то, чему мы обязаны широким распространением карточной игры. В этом влечении страстей нет ни грамма разума". В одной из своих лекций в МГУ философ Пятигорский высказал, что "от успехов науки учёные шалеют".
   И тут мы приходим к самому главному. Говоря о древнегреческой культуре, Рассел не обмовился даже единым словом о спорте, как важной её компоненте, затрагивающей практически все стороны жизни греков, которой мы обязаны мирового масштаба событию Олимпийским Играм. Проживающему в США, в принципе, не стоило бы большого труда заметитить, что структура менталитета американского общества наиболее адекватно отражается в слове состязание. Вся пресловутая "американская демократия" нацелена на обеспечении равных условий для всех участников состязаний. Жизнь - это спорт. Прибегают к различным пропагандистским средствам, чтобы духом состязания прниклось как можно больше людей начиная от примитивных тело шоу и вплоть до благотворительности. Победителя не судят. Если он не заподозрен в нечестной игре! Народ, по крайней мере, фактически является зрителем на стадионе, своими криками поддерживающим свою команду, не вникая особенно в суть игры. Известен забавный случай, как некая женщина рассорилась со своим сыном, узнав, что он сожительсьвует с мужчиной. Но позже выяснилось, что её неприятие выбора сына связано не с его гомосэксуальными наклонностями, а лишь политической ориетацией избранника, являющегося приверженцем демократической партии, а не республиканской, как она сама. "Разум" спорта - азарт и честность. В остальном, в спорте нет ни капли мудрости. Разум спорта - не упустить мгновение. В конечном итоге унаследованная Западом от греков страсть к познанию лишь ради познания трансформировался в спортивный азарт.
   Так куда же заведёт нас унаследованное от греков "знание ради знания" лишь с целью удовлетворения любопытства? Одни считают это шагом в "светлое будущее", другие - к возрождению рабства тоталитаризма или даже к гибели цивилизаций. Мудрый Запад на этот вопрос не даёт чёткого ответа. Людям же следует проявить мудрость и повременить с признанием мудрости Запада до поры, пока этот вопрос не разрешится сам собой. Мы все со школьной скамьи усвоили истину, что всё развивается по спирали. Если это так, то Классическая Наука тому не исключение. Чрезвычайно быстро расширяясь, она начала внедряться в пространство морали и этики, тем самым завершая свой "классический" виток свободного творчества. Там где мораль, там неизбежна цензура, как политическая, так и социальная. Там где мораль, там уж нет свободы, столь избаловавшей Классическую Науку. Уже слышатся голоса сторонников запрета некоторых направлений науки, связанных с клонированием живых существ. Пока все эти предупреждения находятся в стадии предположений и спекуляций, массовый почитатель поп-науки воспринимает клонирование и т. п. не более как развлечение. Но если эти предостережения начнут оправдываться и люди начнут на себе испытывать последствия этих исследований, не исключено, что память об огнях "костров Аутодафе" начнёт вновь возбуждать их негуманные инстинкты. Деловые продолжают катиться как камни по законам механики (Ницше). Камнепад характеризуется хаотичным качением камней, которое по мере уменьшения скорости их движения приобретает организованный характер. Так и социальная структура Запада приобрела высокую форму организации своего движения. Катясь, камни увеличивают свой моментум (количество движения), которого может оказаться достаточным для преодоления преграды к иному ментальному пространству. Надо только осознать это препятствие. Если оно не будет осознано, камни остановятся сами собой, и история прекратится. "Наука только развивается. А чем кончится?!" (А. Платонов). История остановится, если, по мнению Пригожина, общество приобретёт структуру мегаколоний лишённых чувств муравьёв.
   В заключение своего труда Рассел допускает, что наступает новая эпоха в философии. А это значит, что он начал ощущать грядущие перемены. Вероятно философия нового времени будет основываться на идеях Пуанкаре. Наиболее близким к этой мысли во времена Рассела был А. Уайхед, критикуемый им как идеалист, рассматривавший мир как систему. А это уже вторжению в сферы мудрости Востока. Будет ли то эпоха синтеза мудрости Запада и Востока?! В любом случае новые средние век на подходе. Но этот путь далёк и долог. Писательница В. Токарева заметила, что из под пера талантливых писателей выходили талантливые книги, но с появлением компьютеров из под картриджей их принтеров стали выходить посредственные.
  
  
   1-1-7. Принцип неопределённости
  
  
   Историческое пространство не является миром понятных нам причинно-следственных связей мира классических наук. Это мир, где человек выступает в двух ипостасях. С одной стороны он наблюдатель себя и окружающих. С другой - он пытается увидеть себя глазами окружающих. Реакция человека на событие является компромиссом личного (эгоистичного) побуждения и побуждения социального. Потребность в последнем питается природным чувством взаимосвязи людей, проявляемым в первую очередь в сопереживании, как и в осознании необходимости находиться в пределах, намеченных нравами общества. "Он все время балансирует между естественным и необычайным, личным и универсальным, трагическим и повседневным, абсурдом и логикой. Эти колебания проходят сквозь все его произведения и придают им звучание и значимость". (А. Камю. "Надежда и абсурд в творчестве Франца Кафки").
   В общем случае решение принимается в результате колебаний, предшествующих раздвоению потока сознания под напором духовных (жизненных) сил, меняющих менталитет (мировоззрение как систему ценностей) человека. Хождение по канату или лезвию рано или поздно заканчивается падением. Только не знаешь, когда и в какую сторону упадёшь. "Жизнь - словно тропа вдоль горного хребта: слева и справа тянутся покатые склоны, по которым съезжаешь в ту или другую сторону, не в силах зацепиться" (Витгенштейн). Так и катишься в не тобой выбранном направлении. Исход бифуркации непредсказуем для принимающего решение (иначе не было бы колебаний). Учитывая, однако, что канатоходец или блуждающий вдоль горного хребта подвержен воздействию сил элементов природы (порывы ветра, дождь, ...) или психического состояния канатоходца, интуитивная (качественная) вероятностная оценка исхода возможна и, более того, необходима. Для предсказания судьбы рядовых канатоходцев не столь важно учитывать их индивидуальное мастерство, как состояние внешних условий. Чтобы там ни говорили, но большинство сорвётся с каната в подветренную сторону. Для успешной де-кодировки исторических событий "нужно смотреть на каждое время с его точки зрения, устранив современные взгляды и предубеждения, и перенестись в положение данной эпохи" - писал выдающийся русский историк середины 19-то столетия Тимофей Грановский [32]. Наблюдатель принявшего решение также оказывается в положении наблюдаемого, будучи подверженным влиянию разного рода социальных или политических воздействий. Для сужения пространства отгадывания мотивов действий наблюдаемого требуется психоанализ не только его (наблюдаемого) состояния, но и состояния самого наблюдателя (его личное отношение к наблюдаемому, его нравственная ориентация, ...). Дело чрезвычайно осложняется необходимостью психоанализа менталитета времени обоих, отражающего непрерывно меняющиеся потоки ценностных ориентаций и образов мышления людей.
   Классической иллюстрацией бифуркации ментального состояния человека является судьба Д. Нехлюдова, героя романа Л. Толстого "Воскресение", кардинально изменившаяся в результате ничем не выделявшихся своей обыденностью событий всего лишь одного дня, в течение которого герой романа превратился из судящего своим разумом в судимого своей совестью. Один из ярчайших мыслителей Итальянского Возрождения Д. Пико отличался княжеским богатством и княжеским же бескорыстием: за переводы книг с арабского он расплачивался арабскими скакунами. Он поражал воображение современников и потомков необыкновенно ранней одарённостью и учёностью. Жил он в то время, о котором его современник М. Фичино писал: "Я ничего не слышу, кроме шума оружия, топота коней, ударов бомбард; я ничего не вижу кроме слез, грабежа, пожаров, убийств". За свою короткую (31 год) жизнь Пико прошёл путь от честолюбивого вундеркинда и баловня судьбы до аскета, умерщвляющего свою плоть и раздающего свои имения бедным. Н. Гоголь следующим образом определял прерывистость линии жизни людей: "... уже хочет достигнуть, схватить рукою, как вдруг помешательство и отдаление желанного предмета на огромное расстояние... Внезапное или неожиданное открытие, дающее вдруг всему делу новый оборот или озарившее его новым светом". Виктор Шкловский обобщил свой жизненный опыт времён революции: "Человек один идёт по льду, вокруг него туман. Ему кажется, что он идёт прямо. Ветер разгонит туман: человек видит цель, видит свои следы. Оказывается - льдина плыла и поворачивалась: след спутан в узел - человек заблудился. Я хотел честно жить и решать, не уклоняться от трудного, но запутал свой путь. Ошибаясь и плутая, я очутился в эмиграции, в Берлине".
   Иллюстрацией бифуркации ментального состояния политических лидеров могут служить карьеры таких влиятельных людей, какими были Наполеон и Сталин. Начал Наполеон своё восхождение под знаменем идей Просвещения и Свободы. Закончил, как раздражённый диктатор. Слова свобода и освобождение вызывали в нём лишь раздражение или даже гнев. Своё политическое восхождение Сталин начал вполне достойно: требовал соблюдения дисциплины в партии, призывал к сотрудничеству с Временным правительством, за что был выведен из состава Политбюро [14]. Закончил же, как жёсткий последователь Маркса: "Бросьте вы эти вечные причитания о любви и покажите этим поэтам-лирикам, как это надо делать - бичом" (из письма Маркса своему другу поэту Гейне). На что Гейне ответил: "[коммунистическое] будущее пахнет кнутом, кровью, безбожием и обильными побоями. Не могу без страха думать, когда к власти придут эти тёмные иконоборцы".
   Мудрецы Востока утверждали, что человек свободен на выбор лишь первого шага. На этом свобода его действий кончается. Судьбы Нехлюдова, Пико, как и политиков Наполеона или Сталина, определялись историческими процессами, которые меняли их желания или оказывались сильнее их желаний или стремлений и которые, быть может, они не могли достаточно отчётливо осознать. Это заставляло их делать многое иначе, чем они предполагали и хотели изначально. Даже непосредственные наблюдатели действий этих людей не в состоянии оценить всего многообразия факторов, влияющих на исход бифуркации их ментального состояния. Тем более на это не способны аналитики последующих поколений.
   История России - это блуждание по лезвию, разделяющему Восток и Запад в поле порой ураганных социальных и политических ветров как с одной, так и с другой стороны:
  
   Мы, как послушные холопы
   Держали щит меж двух враждебных рас
   Монголов и Европы.
  
   История России - это поиски золотой середины, способной объединить мудрость одного и разум другого. Такое пограничное положение породило внутреннюю разорванность и неустойчивость русской культуры.
  
   И отвращение от жизни,
   И к ней безумная любовь.
   И страсть, и ненависть к отчизне
   Сулит
   Неслыханные перемены,
   Невиданные мятежи. ...
   Но, право, может только хам
   Над русской жизнью издеваться.
   Она всегда - меж двух огней,
   Не всякий может стать героем,
   И люди лучшие - не скроем,
   Бессильны часто перед ней.
   Так неожиданно сурова
   И вечных перемен полна,
   Как вешняя река, она
   Внезапно тронуться готова
   На льдины льдины громоздить
   И на пути своём крушить
   Виновных как и невиновных.
  
   Согласно Ю. Лотману [4], одной из причин нестабильности русского общества являлась дуальность русского менталитета: либо добро, либо зло; либо Русская земля, либо Запад; либо всё, либо ничего; либо всем, либо никому. Иными словами, не было нечто среднего, как компромисса этих крайностей. Об этом много говорил в своё время Н. Бердяев. Согласно Г. Померанцу [39], нестандартное поведение своих героев Достоевский объясняет тем, что история не выработала в русском готовых форм поведения, деловой ловкости, бытовой ловкости, завершенности. О незавершенности русского человека говорится несколько раз -- в "Игроке", в "Дневнике писателя", в письмах. И эта незавершенность подымается как знамя истины (по крайней мере жажды полной истины) -- против готовых идей, против манипулирования чужими мыслями, против эффектного слова, эффектного жеста, риторики. Как Толстому, так и Достоевскому, этим величайшим русским писателям, легче понять анархию, бунт, преступление, азартную игру, чем парламентскую или судебную риторику. В целом, оба эти мнения верны, ибо они взаимосвязаны - каждое из них является одновременно причиной и следствием!
   Эта дуальность сохранилась и по сию пору в русском менталитете (компромисс многими рассматривается как признак беспринципности и слабости). Говоря языком современной политнауки, в русском менталитете не было развито чувство компромисса, поскольку не было достаточно развитого среднего класса. За это русские были много биты. Но, за небитого двух битых дают.
   Бифуркацию менталитета испытывают не только отдельные люди, но и народы. Существует много версий о природе возникновения фашизма в Европе. P. Ehrlich [15] в своём фундаментальном труде "Human Nature", основанном на анализе исследований историков, социологов, психологов, генетиков, зоопсихологов, антропологов, признаётся, что нет объяснений массовости развлечений немцев во времена фашизма, которые заводили в лес маленьких еврейских девочек с тем лишь, чтобы ... выстрелить им в затылок. Современная Япония всех восхищает своей культурой и экономическим благополучием. Но во время оккупации Китая японские солдаты насиловали и затем убивали китаянок, чего китайцы по сию пору простить японцам не могут. Р. Ehrlich в своей книге приводит столь же необъяснимый пример: голодающие русские люди делились крохами своего хлеба с пленными немцами, принёсшими им столько страданий и бед.
   Подобное поведение людей в стабильном обществе явления редкие, объяснимое с позиций принципов психологии и социологи поведения отдельных "дуэтов и трио, этих людских молекул химического взаимодействия" (К. Метнер, 1905). Но проявлению этих состояний людей в масштабах эпидемий, когда всё общество превращается в сообщество преступников, и посему понятие преступления кардинально меняется, превращаясь в норму социальных отношений, объяснений пока нет.
   Такое разорванное восприятие событий обуславливает предел их понимания. Приближаясь к этому пределу надо "со смирением остановиться". Переступив этот предел человек оказывается в пространстве кривых зеркал, порождающем большие обманы и лишь малые истины. "Всё наше знание плавает в континууме недостоверности и неопределённости"(американский философ Ч. Пирс, (1839 - 1914). Беда в том, что никто не знает где этот предел, перед которым надо со смирением остановиться. Никто, кроме Больших поэтов. А. Блок, обладавший обострённым чувством истории, обсуждая те или иные исторические события, часто заканчивал словами: более подробный анализ становится скучным. Блок чувствовал этот предел. "Очень скоро ей (науке) придётся отказаться от своих первоначальных амбиций. Она уже заявляет, что воспроизводит не реальность, но лишь подражание реальности, или, вернее, её символический образ: сущность вещей ускользает от нас и будет ускользать всегда; мы движемся среди отношений, абсолютное нам недоступных, мы должны остановиться перед Непознаваемым" (Бергсон, 1907). Современный человек верит во всесилие науки. Однако уже вновь стали раздаваться голоса о существовании предела нашему разумному пониманию природы. Симптомами приближения науки к своему "триумфу, как осознанию своего бессилия" (К. Леонтьев) могут служить книги J. Dupre Human Nature and the Limits of Scienct. OXFORD. 2001; P. Davies "The Mind of God", 1993; J. Briggs, "Turbulent Mirror", 1990; J. Horgan, "The end of science". 2003 и другие.
  
  
   1-2. Эпоха "Неосредневековья"
  
   1-2-1. Средние века уже начались.
  
   Человечество устало от напряжения безуспешных поисков Истины. Это чувство усталости стало определять ментальность современности. Народам надо дать отдохнуть - настали времена, "когда человек, после чудовищного напряжения на войне или охоте, предался покою, протягивая свои члены и слышал над собой веяния крыльев сна" (Ф. Ницше). Либеральный капитализм стал эпохой отдыха в развлечениях. Мир вступает во "Второе осевое время" смены культурных эпох в мировом масштабе исторического пространства. Эпохи заканчиваются, когда увядают их основополагающие иллюзии!
   Осевое время характеризуется сменой ментальности людей. Ментальность людей эпохи единобожия существенно отличалась от ментальности язычников с их огромными пантеонами богов. Не смена религий меняла менталитет людей. Смена ментальности людей вызывала потребность в смене религий [28]. Почти сто лет назад, примерно в 1912 году, британская писательница В. Вульф, романы которой признаются на Западе классическими иллюстрациями идеи "потока сознания", обратила внимание на то, что "человеческая природа" меняется на глазах. "Bозможно, эти слова (В. Вульф) больше подходят для определения радикального сдвига в статусе субъективности, на который указывает исчезновение границы между публичным и частным и который особенно ярко проявился в феноменах вроде популярных ныне "реальных" шоу "Большого Брата"" [1].
   В политическом плане характерные признаки средневековья в Европе - это прежде всего, огромная мировая империя, которая разваливается; мощная интернациональная государственная власть, которая в своё время объединила часть мира с точки зрения языка, обычаев, идеологии, религии и технологии и которая в один прекрасный момент рушится из-за сложности собственной структуры. Рушится, потому что на границах наседают "варвары", которые необязательно необразованны, но которые несут новые обычаи и иное видение мира. Наблюдается глобальное переселение народов. Все это вселяло апокалиптические предчувствия.
   Уже раздаются предупреждения о вступлении современного нам мира во вторую эпоху Средневековья. Глубокий знаток европейского средневековья и современности Умберто Эко в своём эссе "Средние века уже начались" [29] даёт сравнительный анализ состояний средневекового и современного западного общества. Всякие футурологические рассмотрения вызывают недоверие. В данном случае настораживает то, что внимательный читатель в этом эссе найдет признаки средневековья и в состоянии современного нам мира, особенно в России.
   Сравнение исторических процессов разных стран или разных времён дело опасное. Неоднородность исторического пространства, многополярность деятельности людей затрудняют выбор критериев представительности времени, что делает неопределёнными субъективные оценки исторического состояния. Развал Римской империи рассматривается как её деградация и коррупция в современном понимании этих терминов. Вместе с тем, в это же время наблюдался всплеск воскрешения былого, близкого концепциям современного либерализма: честность и деловые заслуги определяют ценность личности. Но, по иронии неизвестных нам законов истории, деятельность носителей этих устоев лишь ускорила распад империи. Всему своё время!
   Средние века обычно исчисляют начиная от падения Римской империи (V век). Многие современные исследователи полагают окончание Средних веков в XVI-ом веке. В течение этого времени мир развивался настолько немонотонно, что его делят на четыре периода, начиная с нижних Средних веков полного невежества и эгоизма и вплоть до эпохи расцвета Гуманизма.
   Если начать исчисление Новых Средних веков (Неосредневековья) с начала девятнадцатого столетия, признаваемого как периодом краха гуманизма и национализма, то эта не-монотонность у нас, современников, на виду. Историков в рассматриваемом подобии смущает лишь калейдоскопическая быстрота современных событий в сравнении с былыми временами. Убеждение, что пятилетний период современной жизни больше насыщен событиями, чем столетия прошлых времен, стал обычным клише. В этом видят, что мы в Новых Средних веках не задержимся как наши предки, либо наоборот - средние века будут нашим перманентным состоянием.
   Люди живут по механическим часам, а оценивают скорость потока событий по психологическим. Механические часы (ходики) со дня своего появления в XVII веке и вплоть до наших дней идут с той же скоростью. Ритмы биологических (психологических) часов меняются непредсказуемо в зависимости от эмоционального и мировоззренческого состояния людей. Для одних время течёт удручающе медленно, другие в это же время теряются в его быстротечности. В эмоциональном плане время может являться субъективным отражением в сознании количества событий в единицу времени. "Время - это плотность судьбы на единицу времени. Но у времени нет счета -- его мы сами придумали, -- а есть знаки. Нам подают их на каждом шагу, но надо прожить жизнь, опрокинуться в пережитое, ошеломиться озарением, увидев его, и вычленить тот знак в потоке ещё не перечитанной жизни" (Е. Ржевская).
   Восприятие времени зависит от культуры. В Средние Века для человека не было ни прошлого, ни будущего. Все это было стянуто в настоящее (Б. Андерсен. "Воображаемые сообщества", 1983). Европейское средневековье длилось более 800 лет. Но сколько событий произошло за это время! Возникали и гибли разного рода княжества и царства. Некоторые, вновь возникшие, исчезали спустя всего лишь нескольких дней после рождения. Другие, как ледники, расползались и вновь сжимались по землям Европы: Франция оказывалась над Италией, затем над Испанией, прежде чем окончательно застыть на известном нам месте. Столетняя война не была самостоятельным военным событием, а лишь столетним противостоянием Англии и Франции. Это противостояние вылилось во множество войн, как блёстки фейерверка, вспыхивающие и гаснущие в разных частях Европы. Предчувствия неминуемой гибели, как атмосферный столб, порой давили на сознание людей Средневековья.
   За прошедшие 200 лет Европа сотрясалась непрерывными революциями, пала Британская а затем Российская и Советская империи. На руинах мировых войн возникла империя США, гражданская война в которых унесла больше жизней, чем любая в прошлом. Начало прошлого столетия ознаменовалось тридцатилетним военным противостоянием стран Европы (1914-1945), унёсшим людских жизней более чем всё войны пришлого вместе взятые. Исчезла Австро - Венгерская Империя, распавшись на Австрию, Венгрию и Чехословакию. Под воздействием Нидерландской, Английской, Американской и Французской революций в жизни западного общества утверждался новый политический порядок - взаимное признание законов и обычаев
   других стран, - в условиях которого династическое государство типа габсбургской монархии стало анахронизмом и аномалией. В попытках возродить дореволюционный режим в Европе на основе принципа династического наследования и принципа национальности Меттерних превратил монархию из пассивного призрака былого в активного врага западного прогресса. После Второй Мировой Войны продолжала перекраиваться политическая карта мира, а с развалом СССР изменилась и карта Европы. Активизируются "варвары" (Ближнего Востока, Китая, Африки). Наблюдается волна переселения народов, влекущая смешение культур и, как следствие, терроризм. Ожидают третью мировую войну и последующий "конец света." Вновь возрождается "Святая инквизиция", карательными мерами препятствующая распространению ересей, как то отрицание холокоста, национализма и так далее.
   Период "низкого средневековья" (VI-IX века), характеризуемого максимальной дезинтеграцией (эгоизацией) людей и разложением их нравственных связей. Оно не произвело ни одного значимого поэта или художника. Распространялись лишь сказания о колдунах, драконах, гномах и великанах, почему и назвали их тёмными веками. Во второй половине прошлого XX столетия, с уходом из жизни Больших поэтов и художников его первой половины, произошло поразительно внезапное освобождение мест на Парнасе, которые, как нашествие саранчи, стали массово заселяться сочинителями детективов и мистического рода фантастики из жизни драконов, колдунов, благородных рыцарей, несущих идеи либерализма и свободного секса, карая беспощадно их противников и злодеев террористов. "Придёт, наконец, эпоха, когда читатель, окончательно не удовлетворенный былой пассивной ролью, сам возьмётся за перо" писал в 1922 году литературовед А. Белецкий [27]. И здесь было поистине его прозрение. Характеризуя эту эпоху и её читателей, Белецкий писал: "они сами хотят творить, и если не хватает воображения, на помощь придет читательская память и искусство комбинации, приобретаемое посредством упражнений и иногда развиваемое настолько, что мы с трудом отличим их от природных настоящих писателей. Такие читатели-авторы чаще всего являются на закате больших литературных и исторических эпох: их мы находим среди александрийцев, в последних веках античного Рима; ..... их знают и Средние века, и Возрождение; они всегда могут возникнуть в культурной среде или группе, накопившей известный запас художественных приобретений и достигшей некоторой утонченности, ведущей обычно к эклектизму и упадку фантазии. Произведения этих писателей иногда могут быть чрезвычайно примитивными по своей постройке... необходимо немало такта и наблюдательности, чтобы суметь отграничить читателей - авторов от настоящих писателей".
   Касаясь людей, как уже отмечалось выше, язык является наиболее адекватным отображением их ментального состояния. Группа лингвистов из Италии, США и Израиля в 2012 году провела статистический анализ корпусов текстов иврита, английского, и испанского языков и пришла к выводу, что скорость фиксации новых слов за последнее время существенно отстает от скорости утраты старых, в результате чего происходит сокращение словарного разнообразия. ("Statistical Laws Governing Fluctuations in Word Use from Word Birth to Word Death" в журнале "Scientific Reports. Nature"). К сожалению, мы должны признать, что этот вывод однозначно свидетельствует об опрощении менталитета современного человека. Количество слов, символизирующих компоненты материальной структуры природы, за последние 200 лет резко возросло. В то же время со значительно большей скоростью умирают слова, символизирующие компоненты чувственного восприятия окружающего. Это является симптомом "роботизации" менталитета людей: язык из средства общения постепенно превращается в средство передачи разного рода инструкций, как это имеет место в программном обеспечении автоматов и роботов.
   Автомобильные дороги, раскрашенные разного рода указателями и рекламами, являются своего рода инструкциями для путешествующих. По мере развития средств передвижения протоптанные людьми и повозками дороги и тропинки промеж поселений через поля, леса, горы и долины, по которым путники брели, наблюдая природу и беседуя друг с другом о тайнах бытия, постепенно зарастают за ненадобностью, и человек воспринимает природу, увиденную лишь мельком из окна автомобиля сквозь ограду из разного рода знаков и реклам, инструктирующих об условиях дорог, расположения ресторанов и т. д. ... или из рассказов учёных, блуждающих по этим забытым тропам, и описывающих виденное скупым бесчувственным языком науки. За отсутствием собственного опыта, люди вынуждены им доверять. Соответственно беднеет и язык: как зарастают стёжки-дорожки, так и слова. Пеший автомобилисту "уже не товарищ" - не понимают друг друга. С философских позиций тотальное оскудение менталитета, как и языка, обсуждал А. Дж. Тойнби в "Постижение истории" ещё в 1934-1961 г.г.. Наступают Вторые Средние Века человечества, отделяющие эпоху богатства внутреннего мира людей от надвигающейся эпохи его опрощения. В результате вымывания чувственных компонент восприятия мира время становится "не синхронным", а историческое измерение стало исчезать. Время вновь стягивается к настоящему. Это характерно для Запада, и наиболее ярко проявляется в современной России, многие интеллектуалы которой рассматривают современные им события так, как будто до них история не существовала. После-перестроечный крах России был заложен большевистским переворотом 17-го года. Тем не менее в попытках его осмыслить историки и политики ограничивались временем правления сначала Ельцина, а со его смертью перекинулись на Путина.
   Средние века были богаты технического рода событиями. Появление Тwitter и facebook являются ничтожными в сравнении событиями Средневековья. Появление в Европе огненного оружия ("греческих огней") было воспринято более эмоционально, чем взрыв атомной бомбы в Хиросиме и Нагасаки. Решение II Лютеранского собора Католической Церкви в 1139 г. запретило использовать "греческий огонь" как бесчеловечное оружие. Когда этот вид оружия был запрещён, то военные, уже успевшие по достоинству оценить его высокую эффективность, стали искать ему замену, коей оказалось огнестрельное. Эмоциональный и прикладной эффект изобретения стремян или плечевого хомута, повышающих эффективность использования лошадей, сравним с перехода от конной тяги к автомобильной в Новое время. Было внедрено много изобретений, позволивших кораблям плавать против ветра, что несравненно расширило пространство жизни людей. Были изобретены ветряные и водяные мельницы. Эти бесхитростные с точки зрения наших современников изобретения требовали гораздо большего напряжения мысли, чем изобретение интернета со всеми его реквизитами. Ускорение хода современных исторических событий благодаря интернету является кажущимся: с одной стороны интернет ускоряет передачу информации, с другой - замедляет её усвоение, засоряя информационные потоки частными мнениями пользователей, производя массу информационного мусора. Плодящиеся разного рода компьютерные программы для инженерных расчётов сложных процессов становятся доступными для обладающих низкой профессиональной подготовкой. Их кажущаяся простота не стимулирует к совершенству познания предмета. Инженер становится рабом программы, не понимая сути задачи. Всё это породило уже осознанный парадокс: распространение осведомлённости вызывает распространение невежества, что обсуждалось выше. Но что действительно быстро изменяется в мире, так это ментальность людей. Разного рода странники и паломники с целью передачи или приобретения новых сведений и знаний бороздили землю не менее интенсивно, чем в наши времена праздно путешествующие. Люди средневековья жаждали новых знаний, которые по этой простой причине распространялись быстро. В советские времена задолго до появления интернета политические анекдоты, или слухи о тщательно скрываемых властями событиях, как например, попытка Грузии отделиться от СССР в пятидесятые годы, или бунт в Новочеркасске в шестидесятых, распространялись практически мгновенно. "Вести не сидят на месте" - русская народная пословица. С распространением книгопечатания скорость распространения информации резко возросла. Отпечатанные воззвания Лютера в 1517 году всего лишь за две недели облетели всю Германию (Б. Андерсен). В чистом, не замусоренном виде! Современный интернет на это не способен, поскольку масса информации должна быть просканирована прежде чем пользователь выудит ему необходимую из потока сведений. Каждый выуживает только то, что он хочет знать. Выше упоминалось, что двадцатый век искусствоведы классифицируют как эпоху "невежества при обширной осведомлённости". Это было также признаками начального (тёмного) средневековья.
   Невежество - это отрицание опыта прошлого, не накопив опыта настоящего. Это порождает плюрализм мнений. Плюрализм и синкретизм являются стартовыми для зарождения нового только тогда, когда они опираются на опыт прошлого. Подъем христианства обязан во многом плюрализму и синкретизму эллинистической культуры - с калейдоскопом философских школ и многообразием политеистических религий - сменились исключительным единобожием, пришедшим из иудейской традиции. Верно также и то, что христианская теология наделила библейские откровения статусом абсолютной истины и потребовала строгого подчинения церковной доктрине, исключающей любые философские спекуляции. Однако, при всех этих ограничениях, христианское мировоззрение во многом имело черты своих классических предшественников. Существовал не только явный параллелизм между догмами и ритуалами христианства и языческих мистериальных религий, со временем, к тому же, христианское вероучение вобрало в себя элементы эллинской философии и находилось под их сильным влиянием. Безусловно, христианство зародилось и восторжествовало в Римской Империи не как философия, а как религия - восточная и иудейская по своему характеру, подчёркнуто общинная, мессианская, эмоциональная, мистическая, полагающаяся на откровения веры и почти целиком не зависимая от эллинского рационализма. Однако вскоре христианство обнаружило, что греческая философия - не просто некая чуждая, языческая интеллектуальная система, с которой оно вынуждено было бороться, но - с точки зрения многих раннехристианских теологов - божественно предуготованная форма, "отлитая" для истолкования христианской веры (Р. Тарнас. "История Западного мышления").
   Как уже отмечалось, время - это количество судьбы в единицу времени. Мне нравится такое определение. Для большинства из нас, современников, судьбы различаются в основном количеством развлечений в единицу времени. Это свойственно детству. В восьмидесятые годы в начале перестройки в СССР вопрос инфантилизации советской молодёжи - "шестидесятников" обсуждался довольно активно. В это же время подобное наблюдалось на Западе. В конце прошлого столетия политический критик Джорж Уолден отмечал банальную инфантильность нынешнего поколения. "Люди пишут детские книжки для других, считая их детьми, которые никогда не станут взрослыми. Но они могут ими стать, и тогда это будет крахом для современной политической системы". Для детского менталитета время течёт крайне медленно: просыпаешься - и впереди цеееееелое утро, затем - цеееееелый день, потом - цееееелый вечер; во взрослые годы время измеряется лишь быстрой сменой недель. Примерно так актёр Ролан Быков в одной из телепередач поделился со зрителями своими жизненными впечатлениями. Мой личный опыт это вполне подтверждает. Но вот на этот вопрос мой внук и его друзья, будучи в юношеском возрасте, жаловались на скоротечности времени. Что-то в природе стало не так!? Не поддерживаемое традициями вросприятие знаков времени делает поток времени как бы пористым, что создаёт иллюзию его скоротечности.
  
  
  
   1-2-2. Неофеодализм.
  
  
   Приход к власти большевиков явился симптоматичным явлением погружения западного мира в феодализм, который по полному праву можно назвать неофеодализмом. Мощь и влияние неофеодалов, в отличие от их "классических" предшественников, определяется не размерами их земельных угодий, а размерами сфер их финансового и экономического влияния. Наиболее близким к средневековым формам был неофеодализм Советского Союза, политическое и социальное пространство которого было разделено на феоды, находящиеся во владении разного рода министерств и ведомств. Были они самостоятельными структурными единицами, многие из которых, как например, министерства авиационной, автомобильной, оборонной промышленности и др., включали все необходимые службы для производства продукции, начиная с добычи ископаемых. У них были свои больницы, санатории, свои войска и т. д. Всё это было вынужденными мерами нетерпения приблизить светлое будущее, связанными с необходимостью в кратчайшие сроки наладить соответствующие производства. Все эти феоды в свою очередь находились под жёстким давлением верховной власти, требующей вассальную преданность своему соверену. Судьбы жителей советских городов во многом зависели от мощи феодалов, расположивших свои предприятия на их территориях. В городах, принадлежавшим богатым и влиятельным феодам, условия жизни были вполне благополучными. По мере своего укрепления с одной стороны и ослабления советской власти с другой, эти феодалы стали постепенно освобождаться от её ига. В хаосе перестройки СССР и его краха стали зарождаться суперфеоды Ходорковского, Гусинского, Чубайса, Березовского, ..... ,стремившиеся подменить собой государство.
   Современные западные неофеодалы так же владеют банковскими системами, разного рода финансовыми, производственными и другого рода компаниями. Как и в Средние века, они достаточно самостоятельны, представляя собой миниатюру государства (государства в государстве), имея все средства выживания, как политические, финансовые и военизированные. На Западе вместо феодализации назвали этот процесс "вьетнамизацией" (У. Эко) В отличие от советских, западные неофеодалы имеют достаточно сил, чтобы оказывать мощное давление на власть снизу, превращая президентов в промежуточное звено между неофеодалами и народом. Роль президентов в значительной степени становится номинальной. По этим причинам харизматические личности в современной политике Запада практически не появляются. Аморфность представителей власти давно стала предметом обсуждений в философских и журналистских кругах [1]. Шумные президентские выборы превращаются в традиционные события, какими являются бейсбольные игры или празднования "Холовина" в США. Американцы в большинстве своём не верят предвыборным обещаниям кандидатов в президенты, но, веря в магические свойства слов "демократия и свобода", для поддержания духа игры с серьёзным видом их обсуждают. Чтобы народ не забывал о существовании власти, ей приходится порой осуществлять рейдерские налёты на неофеодалов, журя банки в алчности и расправляясь с разного рода финансовыми пирамидами. Дальше этого дело не идёт. Принцип американской демократии, сформулированный М. Твеном сотню лет ранее: "У нас много свобод, но и достаточно благоразумия ими не пользоваться", действенен и по сей день.
   Главным источником неопределённости настоящего времени является противоречие, связанное с тем, что природа неофеодализма интернациональна и атеистична, в то время как неофеодализм как таковой функционирует в пространстве, фрагментированном по национальным и религиозным признакам, которые до середины 19-го столетия являлись основными факторами, структурирующими мир. На энергии патриотизма и религиозности возникали великие державы, которым мы обязаны своим материальным благополучием, культурой и современным плюрализмом. Мир входит в духовную эпоху аморфности интернационала - верьте во что хотите, но только подчиняйтесь. На пропаганду идей интернационализма и атеизма тратятся в США колоссальные средства. Гуманные идеи Средневековья, как и идеи коммунизма о равенстве и братстве всех людей и народов, как и идеи атеизма, приобрели новое средство распространения - деньги. Чем закончится такое несоответствие духовной природы этих идей и материальной природы их носителей?! Вавилон (Вавилонская башня) разрушился во время великого переселения народов, смешения их языков и обычаев. Чтобы избежать этой участи должна возникнуть новая идея, новый миф, организующие взаимоотношения народов (J. Campbell [26]). Какими будут нравственные ценности будущих поколений?
  
  
   1-2-3. Эпоха диктатуры пролетариата
  
  
   Надвигается эпоха диктатуры мирового пролетариата и, как следствие, виртуального полит-экономического менталитета в духе Маркса. В России всё это уже наступило по завершении перестройки СССР: пролетарии везде - во власти, в искусстве, в науке, в бизнесе. Их тьма. США идут тем же путём. Но гладкая непрерывность этого процесса, богатство страны и более высокий уровень её пролетарского образования скрывают это направление их ментального движения.
   Для понимания вышеизложенного необходимы разъяснения. Согласно Марксу, пролетарием является малоимущий, живущий на средства от продажи своего труда. Пытаясь уточнить это смутное определение, Троцкий окончательно запутал дело, разрешив по политическим соображениям относить к этой категории людей мелких собственников, лавочников, интеллигенцию, ..... . Причина путаницы заключалась в том, что уже в то время (с исчезновением аристократии) все: бедные и богатые, поэты и писатели, учёные и техники ... - все уже жили продажей своего труда. Нужно иное определение пролетария, более универсальное. Обратимся к первоисточникам. Определение термина proletariys было дано ещё во времена Древнего Рима: гражданин, приносящий пользу государству только тем, что имеет детей. Относили их к низшему социальному слою Империи. Позже, во времена Французской революции, социальный статус пролетария не повысили, но эту латинскую формулу уточнили: пролетарий - это живущий только сегодняшним днём, не неся ответственности перед своей социальной группой (страной). Инвариантное определение данному понятию можно достичь объединением выше приведённых в одно: пролетарий - это гражданин, польза которого для государства ограничивается лишь тем, что он имеет детей, и который живёт только сегодняшним днём, не заботясь о будущем страны. В России этот класс людей раньше называли мещанами. Добавлю, что у греков слово "идиот" дословно означает "занятый лишь личными интересами" [36] .
   Признанный острослов У. Черчиль подметил особенность демократий: претендент на демократичное избрание не думает о будущем страны, а лишь о том, как быть избранным. Таким образом приходим к выводу: в современном обществе понятие пролетарий характеризует не социальное положение индивидуума, а его ментальное состояние. Диктатура пролетариата является "царством множества природных невзрачных людей" (А. Платонов, 1928). "При демократии к власти приходят именно аморфные остальные, лишённые положения в обществе и не обладающие специальной подготовкой, которая могла бы послужить им оправданием (в отличие от корпоративизма: чтобы быть демократическим субъектом, никакой специальной подготовки не нужно); более того, при демократии власть подрывается изнутри посредством минимального различия между местом и элементом: при демократии "естественным" состоянием всякого политического агента является оппозиция, а исполнение власти -- исключение, временное занятие пустого места власти. Именно это минимальное различие между местом (власти) и агентом/элементом (который осуществляет власть) исчезает как в досовременных государствах, так и при тоталитаризме" (А. Бадью, 1998). [См. Приложение 2].
   "Подлинных русских демократов" Л. Н. Гумилев не жаловал, он быстро в них разобрался: "Демократия, к сожалению, диктует не выбор лучших, а выдвижение себе подобных. Доступ на капитанские мостики, к штурвалам получают случайные люди". Аморфные случайные люди выбирают аморфных случайных лидеров, а затем более аморфные их свергают, выбирая ещё более аморфных. "Воинствующее и злобное дилетантство стало одним из печальных следствий кажущегося приближения к власти так называемой "творческой интеллигенции" ("креативного" класса, как сейчас они себя называют). Наименее умная часть его приняла это всерьёз, а самая мудрая заметила, что на смену дремучему невежеству пришли полузнания. Так в 1990 г. писал Л. Гумилев. Аркадий Райкин предупреждал: "Ученье свет, а неучёных тьма".
   В этом кроется тайна самоубиства демократий. Конфуций объяснял: - "Если власть развращена, то и народ развращён; если власти воруют, то и народ ворует. Если человек заблуждается, то вина в этом учителей. Образуйте человека, отстраните от него дурных руководителей, укажите ему разумный путь, и он последует с полным доверием". Как ни банально это звучит, но это является не выученным уроком русской истории, за который она жестоко наказывает. Под учителями понимается не столько верховная власть, как иерархии чиновников и интеллигенции. Рано или поздно терпению приходит конец, и народ свергает ворующую и развращённую власть и передаёт её народу, который демократично выбирает во власть себе подобных, т. е. ворующих и развращённых. Безусловно, не все избранные или назначенные изначально были развращёнными ворами. Многие из них были честными людьми, но, как и честные жители американского города Гедлинберг из рассказа М. Твена "Человек, который совратил Гедлинберг", или немецкого городка из повести Ф. Дуриматта "Визит старой дамы", придя к власти и увидев потоки проносящихся денег, не долго боролись с соблазном. Единственным исходом такого рода смены власти является последовательная деградация общества, влекущая за собой опасность состояния в перманентной революции как последовательной передачи власти от части народа, её захватившей, к части народа желающей её захватить. А это означает неизбежный конец истории. Этот эффект напоминает закон английского финансиста и основателя Лондонской биржи Грешем Томаса (16 век), который применительно к эволюции структур обществ можно сформулировать следующим образом: примитивные идеи (менее ценная валюта) будут всегда вытеснять более сложные (более ценные валюты), а вульгарное будет вытеснять красивое. Всё развивалось по Марксу. Только вот беда: установив диктатуру, пролетарии передумали объединяться! С этого момента события стали развиваться уже не по Марксу, а в большей степени по популярному лет 20 назад, но уже забытому Х. Мирукама с его "Охота на овец": маленький человек (овца) постепенно осознаёт: все вызубренные идеалы - дым, а главные ценности в жизни - лишь те, что ты сам взрастил в себе ценой собственных разочарований, слёз и потерь. Осознав это, из среды маленьких овец стали выделяться более крупные "овцы со звёздочками", диктатуре разума которых маленькие, отказавшись от былых верований, вверили свою судьбу. Глобальный капитализм - это конец истории - к такому выводу пришёл автор. "Сладостное повиновение тем, кто выше, прекрасно сочеталось со сладострастием повиливанию теми, кто ниже" (А. Платонов) - таков менталитет овец со звёздочками, как и ими не помеченными.
   В перестроенной России овцы со звёздочкой стали называть своих не преуспевших овец быдлом, а в современных США - дрянью или мусором (rubbish или trash). Новые постсоветские губернаторы делятся друг с другом закулисными шутками о добрых временах крепостного права. Современные интеллектуалы Запада подметили, что "при господствующем сегодня восприятии идеологии, работа сама по себе (ручной труд), а не секс, становится тем непристойным пространством, которое следует скрывать от глаз общества" [1]. В целом "мы, на Западе, представляем собой "Последних Людей" (Ницше), с головой ушедших в бестолковые повседневные удовольствия" [1]. Но и тут нет новизны: подобное наблюдалось в периоды краха Древней Греции, Рима и в Средние века. Такое расслоение общества является классическим признаком зарождения аристократии и последующей автократии. Жить реальной жизнью - "это означает осознание того, что существует нечто, ради чего можно рисковать жизнью (мы можем называть этот избыток "свободой", "честью", "достоинством", "автономией" и т. д.)". Только тогда, когда мы готовы взять на себя этот риск, мы на самом деле живы и живём в реальном мире" (Г. Честертон).
   Современная "постметафизическая" позиция выживания у "Последних Людей" (по Ницше) завершается анемичным зрелищем скучно тянущейся жизни как её собственной тени. .... "Мы приходим к контролируемому миру, в котором будем жить долгой жизнью безболезненно, благополучно -- и скучно". (C. Hitchens). Гарантией этой благополучной жизни является современная военная доктрина войны "без потерь с нашей стороны" вице-президента США правления Буша-младшего К. Пауэлла.
   Некоторые социологи и политологи (включая советского философа А. Пятигорского) отмечают "инфантилизацию" современных людей Запада. В разгар споров между зоопсихологами о том, какое животное является наиболее умным, один из участников обратил внимание на бессмысленность таких рассмотрений, поскольку каждое животное настолько умно, насколько оно должно быть, чтобы выжить в условиях своего обитания. Люди являются одним из классов животного мира. С этим сейчас никто не спорит в мире науки. Следовательно, люди настолько умны, насколько они должны быть такими, чтобы выжить в условиях обитания своей исторической эпохи, своего исторического "сезона". Времена, как и условия обитания людей, меняются. Беда будет!- предупреждали старики, крутя головами - эта тема яркой линией проходила в фольклоре и искусстве прошлого. У современного цивилизованного человека нет особых оснований предчувствовать беду: от внешних врагов его защитит война "без потерь с нашей стороны". От внутренней безответственности защитят разумные предостережения на все случаи жизни, вплоть до инструкции: "не позволяйте детям играть внутри кухонной микроволновой плиты". Авторы ее идиотами не были. Они опасались, что какое-то дитя с недоглядки родителей в неё залезет, и производителю придётся оплачивать нанесённый ребёнку ущерб, физический или моральный. В США спор на "повышенных тонах" может закончится арестом несдержанного в выборе слов. Все споры должны решаться с улыбкой. Д. Галеви (биограф Ф. Ницше), видел в этом слабость Европы: "в постоянных поисках помощи толпы и единодушия, наименьшего количества усилий и наименьших страданий". Современный человек по любому поводу устраивает шествия, как то: парады геев, лесбиянок и тому подобные, приобретая силу в шествующей массе толпы, где "все как я". Это называют свободой.
   Швеция в рейтинге счастливых стран занимает ведущую позицию. Но недавно покой шведов был нарушен широко обсуждаемой книгой L. Tragarth and H. Berggren "Is the swede a Human Being? 2007." (Является ли швед человеком?). На многих иностранных журналистов Швеция производит впечатление тоталитарного государства в духе Оруэлла. Шведы свободны от всяких социальных обязательств - от ответственности за детей, членов семьи, родителей.... Они платят большие налоги - 50% и более. За эту плату государство берёт на себя заботу о всех. Это страна from the cradle to the grave welfare sociaty (социального обеспечения от колыбели до могилы). Советские кинозрители 70-ых могут вспомнить шведские фильмы на Московских кинофестивалях, передающие мертвящую скуку жизни шведов. Но что тут поделаешь, если такая жизнь им нравится. Нобелевский лауреат 2002 года психолог D. Kahneman в результате исследований пришёл к выводу, что современному "среднему американцу" удовольствия в жизни доставляют времяпрепровождение перед телевизором, общение с друзьями и секс. В это же время омрачает его существование работа и необходимость ухода за детьми. Всё это признак того, что напор жизненной энергии современного западного общества спадает. Известно, что то, что делается из любви и доброты, можно делать из трусости, подлости, безразличия. Терпимость друг к другу в США объясняют законами о свободе мыслеизлияния, чем американцы очень гордятся. Но за этим кроется не уважение к чужим мнениям, а равнодушие ко всему, что американца не касается непосредственно.
   Исходя из накопленного исторического опыта можно предположить: если опасности пролетаризации мира человек не преодолеет, эволюция социальных связей будет направлена в сторону упрощения централизации властных структур наподобие структур мега колоний "аргентинских муравьёв", которые характеризуется высочайшей организацией с удивительной дисциплиной и внутренним согласием [10, 30]. Среди людей наиболее ментально близкой к аргентинским муравьям является еврейская диаспора в США - тесные связи между людьми, беспрекословное подчинение своим политическим элитам и поражающая воображение система выслеживания, нейтрализации всего потенциально опасного для еврейского сообщества [11]. Но не эту действенную структуру ожидает будущее. Эта тоталитарная структура не крупных людских сообществ, окружённых по крайней мере к ним не доброжелательных, не говоря уж о враждебных. Наиболее возможным кандидатом на эту роль являются США. В конце двадцатого столетия Бейтсон писал: "Америка внешне самая демократичная страна, но внутренне - самая авторитарная". Представляют они уже тип тоталитарного государства, сочетающего в себе "западный гений организации и механизации с дьявольской способностью порабощения душ, которой могли позавидовать тираны всех времена и народов" - таким видел Запад известный философ и историк А. Тойнби в середине двадцатого столетия. С. Жижек полагает, что суть Западной демократии заключается в простых правилах: думайте и говорите что хотите, но подчиняйтесь, и - меняйте всё что угодно, но так, чтобы в целом ничего не изменилось. Похоже, что неосредневековье движется к этому. Менталитет народов Запада скуднеет, яркость жизни гаснет. Наука и индустрия объединяют мир, в бедствиях и радостях, сведя его в единую империю, в которой истинный мир людей найдёт себя последним.
   Кто знает!? Может быть Природа путём естественного отбора менталитета отберёт людей для жизни в ноосфере царства научной логики, структура которого, по мнению И. Пригожина, организована в духе романов Х. Мирукама, О. Хаксли, Д. Оруэлла: общество "самых интересных людей, у которых индивидуальность развилась до того, что они "стали непригодны для жизни в обществе" (Хаксли). В результате люди в такой среде "скуднеют друг для друга". Только тоталитарная власть с тотальной слежкой и репрессиями способна предохранить сообщество от деструктивного влияния этих "интересных людей".
   Если же человеку всё-таки удастся состояться, преодолев эти опасности пролетаризации, есть надежда, что конфуцианство станет одной из важнейших компонент мировосприятия глобализованного мирового человеческого общества, гармонизируя авторитарность вертикальных структур власти, на "полках" которых горизонтально расположатся демократичные институты [12]. В любом случае, как бы этот виток эволюции не развивался, он не сулит быть мирным. Потребовались кровопролитные войны, чтобы на Западе окончательно воцарилась "диктатура разума". Нет оснований надеяться, что движение в обратном направлении будет покойным - упрощаться проще, чем усложняться. Для эволюции менталитета живых организмов должны быть причины. Современный западный человек живёт в тепличных условиях, которые его вполне устраивают - нет серьёзных международных и социальных конфликтов; хлеба и зрелищ - в изобилии. Самоусложняться нет оснований. Для этого что-то должно существенно измениться в условиях жизни людей.
   Неоплатоники начала новой эры утверждали, что мир всегда существовал и будет существовать, как синтез бытия и небытия, смысла и бессмыслицы, полного совершенства и неисправимого несовершенства. С тех пор прошло много столетий, но опровержений этого утверждения до сих пор нет [13]. Возможно, что покой нам, как и Сизифу, только снится. Так кто же во всём виноват, и что же всем делать! Лучший ответ на этот вечный, уже не только русский, вопрос дал один литератор из круга поэта В. Ходасевича: "Никто не виноват и ничего не делать!" Ибо только "жизнь научит, жизнь заставит," - пел поэт Владимир Высоцкий. "Только жизнь может научить верить в Бога", - утверждал философ Людвиг Витгенштейн. "Как славно быть ни в чем не виноватым, совсем простым солдатом, солдатом" - пел Булат Окуджава.
   "Разрушая, мы всё те же рабы старого мира: нарушение традиции - та же традиция. Одни будут строить, другие разрушать, ибо всему своё время под солнцем. Но все будут рабами пока не появится третье, равно не похожее на строительство и на разрушение" (А. Блок). Современные интеллектуалы полагают, что должна родиться новая, более высокого уровня религия, при которой "волк будет жить с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козленком; и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их" (Ис. 11, 6). Они полагают, что ни одна из современных религий: ни западное христианство, ни православное, ни ислам, ни буддизм с этой задачей не справятся. Будем надеяться, что обратное движение исторического маятника привнесёт в мир это нечто третье! "Быть может, однажды культура прорастёт из этой цивилизации. Тогда появится истинная история открытий XVIII, XIX и XX столетий, представляющая грандиозный интерес" (Л. Витгенштейн).
  
  
   1-3. Особенности исторической науки
  
          -- Социальный заказ - есть всегда приказ.
  
  
   Историософия - это наука о прошлом. Прошлое - это улыбка (или гримаса) Чеширского кота. В Природе нет прошлого, а только мгновения настоящего, частично запечатлённые в сознании людей посредством индивидуальной памяти, литературы, поэзии, журналистики ... По этим отпечаткам (историческим источникам) люди воспроизводят былое. Говорят, что истины рождаются только в спорах (диалогах). Беда в том, что общение с историческим источником никогда не является спором, но всегда лишь монологом. Изучающий источник задаёт ему вопрос и сам же на него отвечает, приписывая ему своё понимание ответа. Искусным в этом деле удаётся лишь приблизить такой монолог к диалогу, т. е. приблизиться к пониманию мыслей и чувств источника, но никогда постичь их полностью. Толкование источников в большей степени свидетельствует о менталитете изучающего, чем о менталитете изучаемого (к сожалению, слишком часто), приписывая источнику свои мысли. Давно стали банальными слова А. Ахматовой: - "Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. Говорят в основном сами с собой и почти всегда отвечают себе самим, не слушая собеседника. На этом свойстве человеческой природы держится 90% чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбережённых сплетен". Так обстоят дела и в общении с историческими источниками: люди выбирают не взирая на контекст повествования те фразы, которые хотят видеть. "Подлинная немота не в молчании, а в разговоре" (А. Камю). "Люди присутствуют, отсутствуя" - определил этот феномен взаимной глухоты древнегреческий мыслитель Гераклит.
   Информативность восприятия прошлого зависит как от ментального состояния составителя источника, так и изучающего его. Озлобленные, раздражённые видят только тёмное. Светлые души видят гармонию всех цветов. "Творчество больших художников - есть всегда прекрасный сад и с цветами, и с репейником" (А. Блок). Истинность наших познаний, проповедовал св. Августин, зависит от освещённости солнцем нашей души. "О, дикое, страшное, позорное и прекрасное наше время!" - так восприняла Ольга Берггольц трагические 30-40-ые годы советской истории. Многие перенёсшие блокаду Ленинграда признавали её святой.
   Все наши знания о прошлом являются мифами. Но эти мифы определяют судьбы людей и народов. Так было в древние времена, так есть и в наши просвещённые. Мифы являются движущей силой эволюции людских сообществ. "А не в том ли самое человеческое и есть, чтобы на каждой ступеньке пройденной жизни эту жизнь снова выдумывать, т. е. придавать ей тот смысл, которого фактически не было в действиях, словах и мыслях её участников? Смысл, без которого человек так и застыл бы с ногой, поднятой над следующей ступенькой, и лестница оборвалась бы с самого начала" (А. Пятигорский). Без мифа социальное тело символически распадается, превращается в простое числовое множество (С. Жижек, 2006 [1]), в пыль (А. Понарин, 2004, "Народ без элиты"). Миф - это не рассказ о прошлом. Миф - это путь из прошлого в настоящее через будущее. "Мы должны изучать наше прошлое, чтобы творить настоящее. .... Если скажут, что было вчера, то скажут что будет завтра," - наставлял Конфуций более 2500 лет тому назад. "Каким мы видим наше прошлое, таким будет наше будущее" - таково наставление американцам их интеллектуалов в 21-ом веке.
   Миф - это не логично изложенная история. Миф - это путь к мечте народа, это видение света в конце туннеля. Миф это фантазия, сдерживаемая разумом. Жить без мифа, значит остановиться и затем двигаться назад - так говорили мудрецы прошлого и современности, одним из которых был замечательный философ, историк и просто добрый человек, американец J. Campbell [26]. "Холодная война" была горячей войной мифов. Россия, разуверившись в своих мифах, её проиграла, оставив после себя лишь разрушенные души. "Казанские сироты", эти "ушибленные", не способные смотреть вперёд люди, упорно смотрят назад, травя себя давними обидами. Полагая, что идут вперёд, оказываются позади! Выискивая тёмное в светлом, дабы тёмное не омрачало светлое будущее, погружаются во мрак. "Люди, живущие прошлым, оказываются достойными уничтожения" - подчеркнул это слово автор этой фразы философ А. Пятигорский в своём эссе "Непрекращаемый разговор" (2004).
   Культура - это базовая система координат духовного (творческого) пространства народа, позволяющая отслеживать и классифицировать траектории пируэтов чувств, мыслей и поступков людей в социальном пространстве. С увяданием культуры люди теряют почву под ногами - перестают "под собою чуять страну". Границы между добром и злом размываются. Каждый начинает жить как хочет, воспринимая окружающих как тому помеху. Люди становятся агрессивными и эгоистичными. "Невежество - это чистое поле. Культура - заросшее поле. Плотная трава живёт плотной самозащитой." (А. Платонов). "Культура -- это общая почва человеческого существования, которая по важности превосходит экономику: чтобы мы могли производить и обменивать вещи, мы уже должны обладать общим пространством культурного понимания, и всякое материальное производство в итоге паразитирует на этой почве" (J. Rifkin, 2006). "Яростное уничтожение прошлого есть как раз движение назад, в прошлое" (Н. Бердяев). Культура народа подразумевает его непрерывный диалог с внешним для него пространством. В результате диалога общество структурирует своё пространство, приспосабливая его к внешнему таким образом, чтобы не утратить свою национальную идентичность. Этим сохраняется преемственность событий, уменьшающая болезненные разрывы с прежней политической и культурной практикой. Культура - это коллективная память народа, его коллективное сознание. Культура - это иммунитет к чужеродным бациллам. Народ, подверженный болезни Алзхаймера, ведя диалог с окружающим миром, оказывается в положении Буратино в обществе Кота Базилио и Лисы Алисы.
   Cовременный американский философ K. Wilber [9] расценивает эпоху модерна, зародившуюся в 15-ом веке в Европе, как исторический источник опрощения менталитета людей. Это было вызвано под давлением успехов прикладных наук постепенным вымыванием многообразных чувственных мод человеческого восприятия, таких как искусство, религия, эстетика, мораль, этика. На рубеже 19 и 20 столетий многомерная иерархическая структура восприятия стала рушиться, стягиваясь к "плоской бесцветной равнине резонирования (K. Wilber), доходящего до "логического безумия" (В дневниках Пришвина 1918 г. есть фраза: "Его [Ленина] статья в Правде - образец логического безумия"). Так богатый диалог человека с Природой стал сводиться к монологу профессионализма. "Профессионализм сужает границы поиска решения, облегчая поиск ответа, но незаметно ограничивает способности мышления В результате направляющая сила разума ослабевает" [5]. "Наука: обогащение и обнищание" (Л. Витгенштейн).
   K. Wilber подразделяет сферы общения человека с природой н три группы: Я, МЫ и ДРУГОЕ. Под ДРУГОЕ он имел в виду физику, метафизику, этику, эстетику, религию. "Я" ведёт с природой лишь монолог. МЫ и ДРУГОЕ подразумевают диалог. Стереотипом современного мышления является видение успехов науки, как следствие диалога исследователя с изучаемым объектом (природой) путём эксперимента: экспериментатор воздействует на объект (задаёт вопрос), объект откликается, изменив своё состояние соответственно своим свойствам и воздействию (отвечает на вопрос). Объект задать вопрос экспериментатору не может. Такого рода отношения исследователя с изучаемым объектом больше похожи на допрос прокурором обвиняемого. У прокурора есть легальная форма ответа на вопрос обвиняемого - здесь вопросы задаю я. Ученому проще. Ему не надо терзаться нравственными сомнениями, вызванными подобным ответом: изучаемый объект если и задает вопрос исследователю, то на языке ему непонятном. Прокурор разного рода уловками (планированием эксперимента экспериментатором), а то и пытками (подтасовкой опытных данных), добивается от подозреваемого ответа, соответствующего его видению состава преступления (состава научной гипотезы). Из множества ответов обвиняемого (откликов объекта на воздействие субъекта) прокурор (исследователь) подбирает согласующиеся с его гипотезой. Не согласующиеся с ней он объявляет несущественными. Добившись необходимых ему ответов, прокурор пишет заключение по делу (исследователь пишет научную статью, подтверждающую правоту своей гипотезы). Признание или опровержение результатов таких заключений во многом зависит от выбора присяжных (оппонентов, учёного совета). Таков стиль работы науки. Как видим, Wilber имеет веские основания полагать, что современная наука есть Я, ведя с природой лишь монолог. Об этом писал и известный химик И. Пригожин и знаменитый физик Р. Фейман.
   В результате размывания компонент чувственного (метафизического, эстетического, нравственного) восприятия диалог человека с природой стал сводиться лишь к "Я" (эгоизация). Андрей Белый в начале прошлого столетия определил путь нравственного развития: "Идя от себя, повернись на себя; корень Я в МЫ; но МЫ нам загадано; сделай его, и ты сделаешь Я". Индивидуализм, иссякающий в собственных истоках - это и есть плоскостность бытия и мышления. "Сужение мировых стремлений во мне (бессознательная эгоизация), ведущие к развалу всего плана жизни, ... итог - мумификация теперь уже бессвязных стремлений: музей-паноптикум, выставка портретов, мелких силуэтов, вызывающих лишь усталость и только скуку".
   Одиночество представляет собой совместное бытие в модусе отсутствия. Человек не может стать самим собой, не вступив в коммуникацию. Этот процесс раскрытия совершается не в изолированном существовании, а лишь в присутствии другого. В качестве единичного Я для себя не раскрыт, не действителен. "Познай себя и ты познаешь весь мир". Этот афоризм является, пожалуй, самым популярным в наши дни. Автор его не известен. Даже всезнающая Википидия не способна его установить, относя это изречение ко временам Древней Греции. Из этого афоризма вытекает лишь один чёткий вывод: древние люди верили, что человек подобен природе. Одной из основ античной натурфилософии было понимание человека, как вселенную (макрокосмос) в миниатюре (микрокосмос). Космология пифагорейского толка, распространённая и в Средние Века, утверждала: мир - это большой человек, а человек - сокращённый мир . Эта мысль в той или иной форме пронизывала мировоззрение древних мыслителей Индии и Китая. Ян Чижу сказал: "Человек подобен небу и земле .....". В этом плане данное изречение последовательно мировоззрению наших предков. С другой стороны древнегреческая методология познания природы и человека основывается на диалоге человека с природой по схеме курицы и яйца: чтобы познать мир надо познать себя, но чтобы познать себя надо познать мир. Познание же мира посредством познавания себя приводит к феномену, названному греками нарциссизмом: видя лишь себя невозможно увидеть что-либо более прекрасное. "Только Я - это тьма. Каждый в этой тьме уже не чувствует другого, чувствует только себя самого" - писал Александр Блок [6]. Эгоизм и нарциссизм являются неразлучными сиамскими близнецами в контексте известного рассказа Марка Твена. Познав себя не познаешь мир.
   Но вот беда: обнаружили, что и познав мир не познаешь себя.
  
   Я знаю книги, истины и слухи,
   Я знаю все, но только не себя.
  
   Ф.Вийон
  
   Приходится удовлетвориться серединным (золотым сечением): найти меру в понимании себя и природы (мира), достигнув которую следует спокойно остановиться. Неоплатоники утверждали, что Бог (природа) непознаваем. Человек является частью природы. Следовательно, познать ни себя, ни мир человек не способен. Попытки Льва Толстого в познании себя и мира лишь усиливали раскол его души. "Я сам себя не знаю, и избави меня, Боже, познать себя!" (И. В. Гете).
   Золотая середина - это как поверхность выступающих вершин водораздела раскачиваемых сообщающихся сосудов, заполненных рациональными и иррациональными субстанциями. Во время прилива рациональной компоненту нашей жизни мир кажется простым как просты две никогда не пересекаемые параллельные линии. Но вот подступающая иррациональная компонента внезапно эти параллельные линии скручивает, раздваивает, и человеку кажется, что он погружается в пространство абсурда. Чтобы ужиться в этом узком и зыбком пространстве золотой середины и избежать соблазна погрузиться в то или иное пространство реальной жизни, как сказал аббат Галина госпоже д'Эпине, "важно не исцелиться, но научиться жить со своими болезнями". В дневнике Пришвина есть фраза: "Я зажал в себе своё личное чувство (себя), и от этого всё во мне стало светиться". Утверждение личности - крах индивидуализма; утверждение индивидуализма (эгоизация) - крах личности, её коррупция. Эгоизация сознания искажает восприятие окружающего: во тьме какая только чертовщина не сойдёт за истину.
   На историю надо смотреть из далёкого близкого. Взгляд издали - это историография, это ландшафт исторического пространства народа. Взгляд вблизи - это социальные ветры этот ландшафт создающие, бег времени задающие. Никто кроме очевидцев событий, особенно больших художников, не способен передать запахи, цвета и силы этих ветров, создающих потоки чувств, увлекающих людей, и которым трудно противиться. Эти ветра называют духом или контекстом времени. Эти ветра образуют, по выражению современного философа Б. Андерсена, "фатальную" (неизбежную) компоненту эволюции общества. Эти ветра передают истинные (скрываемые) чувства людей, а не декларируемые. Поведение людей - симптомы этих ветров. "Вне контекста времени достоверные факты оборачиваются неправдой" (Цветаева. "Мой Пушкин"). Контекст времени - это реальность. Поведение людей - сюрреальность. Эту мысль разъяснил А. Кончаловскому-Михалкову кинорежиссёр Бюнюэль:
   "Реализм, сюрреализм... Вот яблоко. Ты что видишь?
   -- Яблоко.-- А еще что?
   -- Больше ничего.-- Так. Но если посмотреть в микроскоп, будет видно очень много микробов. Понимаешь? Они друг друга едят. Они знают о существовании друг друга, но не знают о твоем существовании, так же как и ты не знаешь о них. Ну может, и знаешь, но на тебя это никак не влияет. Если ты их съешь, они не узнают о том, что ты их съел, они узнают только о том, что оказались в другой флоре, к которой надо приспособляться. Это что, реализм? Или сюрреализм? Что мы видим? Что знаем и представляем?
   Изображение яблока - это реализм. Изображение движения микробов - это сюрреализм. Изображение яблока - это реализм. Изображение движения микробов - это сюрреализм. Так и у людей. Поток сознания,поток времени, поток событий, как и поток реки - это реализм. Текущие мгновенные мысли и поступки людей, как и движение молекул в потоке реки - это сюрреализм.
   Роман "Доктор Живаго" передаёт распространённое среди русской интеллигенции чувство тоски и потерянности. Русский философ А. Пятигорский в статье "Пастернак и доктор Живаго" объяснил, что эта тоска была предчувствием гибели русской культуры. Пастернак дух революционного времени ощутил как тоску. Бабель - как скуку непонимания смысла братоубийственной войны. Одним, чтобы скуку заглушить, приходилось "забыть, что на носу очки, а в душе осень"; в других эта скука лишь "распаляла сладость мечтательной злобы, горькое презрение к псам и свиньям человечества, огонь молчаливого и упоительного мщения" - таким передал нам И. Бабель дух легендарной конармии Будёного. В повести "Конармия" наиболее часто встречаются слова скука и тоска. Никто не понимал смысла братоубийства. Понимали лишь, что красные убивают потому что они революционеры, а белые - потому что они контрреволюционеры. Красные переходили к белым, а белые к красным - какая разница с кем и кого убивать, если все убивают друг друга. Эта скука лишь распаляла злобу. "Ненависть преследовала всех ... Своевольное хотение боя объединяло нас". Единственной отрадой были песни душевного и старинного распева. Для историков важно понимать ментальные состояния общества, чтобы адекватно воспринять действия людей, ибо посредством словесности, фальшивому обману человек способен придать видимость истины. И напротив - притворные выражения чувств отличить от искренних проще, несмотря на то, что "человек наиболее искренен когда лжёт" (А. Камю). Сильные мира сего могут заставить говорить фальшивые слова, но они не могут заставить изменить чувства. Чтобы изменить чувственное восприятие мира человек должен измениться.
   Коллективное чувственное восприятие происходящего определяет дух времени. Дух времени - это ахматовский герой без лица и названия, кто невидимо сопровождает нас всю жизнь; это наши проводники из знаменитой картины Питера Брейгеля "Притча о слепых". Дух времени - это социальный заказ. Но беда его в том, что социальный заказ есть всегда приказ - утверждала Марина Цветаева в своём сборнике "Пленный дух". Как на корабле в штормовую погоду: при наклоне корабля в одну сторону все инстинктивно, словно по приказу, бросаются в противоположную. С уничтожением коммунистического строя народ приобретёт свободу и всё сразу само собой расцветёт - таков был социальный заказ времени прихода к власти Ельцина. Своей нелепостью мышления - политического, философского или просто здравого - эта мысль достойна быть занесённой в книгу Гиннеса. Но в неё все коллективно поверили. Обернулось всё мародёрством и грабежами собственной страны, в чём обвиняют Ельцина. Но такое обвинение для меня сомнительно. Из бесед со свердловчанами времён его правления в Свердловске я вынес лишь уважение к нему со стороны народа. Это вызывало доверие к искренности его предвыборных обещаний. С другой стороны, не обладая культурой, не имея достаточного ни государственного, ни международного политического опыта, он, по-видимому, исполнял приказ соцзаказа, руководствуясь лишь благими намерениями. Возможно, что его просто-напросто одурачили идеей тотальной приватизации, погрузившей страну в узаконенное воровство и грабёж. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Не исключаю, что его легендарные запои были вызваны сознанием, что всё идёт не так как было задумано, что многое заставляло его делать иначе, чем он предполагал и хотел. На этой версии я не настаиваю. Важно другое - социальный заказ - есть приказ. Приказы не обсуждают. Приказы исполняют. Ельцин выполнил приказ, дав людям свободу. Как люди распорядятся данной им свободой - возможности государей влиять на ход событий весьма ограничены. Все социальные заказы логически нелепы. Они всегда являются следствием застоя, социальной неподвижности, когда все ожидают Чуда новизны, которое случится после того, как .... рухнет социализм, умрёт Кастро, обретём свободу, свергнем Путина, ...! Наши предки призывали к схождению чуда молитвами, дароподношениями богам и обещаниями с верностью следований их заветам. Современный человек ни того, ни другого совершать не намерен. Современный богатый событиями исторический опыт гласит: восстание есть единственный способ закрепить общественное рабство, провозгласив свободу мысли и слова.
   Эрик Сантнер развил идею Вальтера Беньямина о том, ч современное революционное вмешательство повторяет и возвращает прошлые неудачные попытки: симптомы - следы прошлого, которые ретроактивно возвращаются и посредством чуда революционного вмешательства, - являются не столько забытыми деяниями, сколько забытой неспособностью действовать, неспособностью приостановить силу социальной связи, препятствующей действиям солидарности с "другими" общества: ... симптомы выражают не только прошлые неудачные эволюционные попытки, но и прошлую неспособность откликнуться на призывы к действию или даже сочувствие по отношению к тем, чьи страдания в некотором смысле связаны с формой жизни, частью которой они являются. Короче говоря, революции являются результатом неспособности людей к общению (диалогу).
   Невольно вспоминаются слова Боратынского:
  
   все ведомы,
   и только повторенья
   грядущее сулит.
  
   Большевики одним махом приватизировали русский капитализм, убеждая, что "социализм всё покроет" (А. Платонов). Советские коммунисты одним махом приватизировали советский коммунизм, убеждая, что капитализм всё покроет. Но уже назревает третья волна. Она в самом зачаточном состоянии: ещё не решили, что приватизировать. Но убеждены: что бы и кто бы там ни приватизировал, демократия всё покроет.
  
  
   1-3-2. Зачем нужны поэты?
  
  
   В обыденной жизни большие художники многолики и противоречивы. Цветаева видела в Пушкине предательство в любви и верность в дружбе; страстную сыновность России - не матери, а мачехе, и неверность идеям или лицам (нынче ода декабристам, завтра послание их убийцам); ревность в браке и неверность в браке. В определённой степени подобное можно сказать и о Пастернаке, Блоке, Ахматовой, ... . "Как ни важно знать, каковы были философские интересы и пристрастия Тютчева, как ни любопытно, что он читал, с кем спорил и с кем соглашался, все-таки самое главное, без чего все остальное потеряло бы всякий смысл и значение, заключается в том, что он -- великий поэт". Это посвящение Пастернака поэту Тютчеву с равной долей можно повторить в адрес любого Большого поэта. Бесчисленность ликов и обличий больших художников связаны воедино с их поэзией, отражающей их обострённую чувствительность к мельчайшим мимолётным турбулентным всплескам (ручейкам) духа времени. Большие художник противоречивы в быту, но всегда безукоризненно честны и последовательны в книгах своей жизни. Пастернак своим романом "Доктор Живаго" не бросал вызов ненавистному строю, не преследовал каких либо политических целей. Не уверен, что он предупреждал о гибели русской культуры. Он хотел одного - поделиться с миром своим чувственным видением своего времени. В его романе нет проявлений ни близости, ни неприязни, нет ни осуждения, ни оправдания событий или поступков людей. В его романе нет его Я. Как большой художник-созерцатель он вышел за пределы своей личности. Этим заслуживает доверие.
   Многие большие художники оказывались на грани бифуркации своего творчества, в нравственных муках решая дилемму: исполнять долг гражданина, служа неправде жизни, или стать безучастным наблюдателем, отражая её правду. "Гоголь, который из любви к нашим живым душам свои Мёртвые - сжёг. На огне собственной совести. Этим он сделал для добра против искусства больше, чем вся долголетняя проповедь Толстого" (Цветаева. "Пленный дух"). Выстрел Маяковского - приведение в исполнение приговора, вынесенного своей совестью за измену правде поэзии, ради неправды "верой и правдой, душой и телом" служения делу революции. "И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу у виска нажать..." И сказав так, - сделал именно это. Ольга Берггольц с неподдельной искренностью описывала тот свет и добро, который несла поэзия неправды жизни Маяковского в жестокое время террора 30 - 40-годов. Правда жизни, внесённая "Доктором Живаго" в либеральные времена Хрущёва, усилила лишь раздоры, злобу и раскол общества. Результат - в духовной жизни России возник вакуум. Россия осталась без мифа. Так что вопрос о правде и неправде жизни для меня до сих пор остаётся открытым. Единственный вижу ответ: всему своё время - как правдам жизни, так и её неправдам. Правда этого романа обернулась большой ложью "перестройки".
   Большие художники могут ошибаться в своих суждениях, но, как и большие учёные, они не способны на подтасовку своих наблюдений (описывать то, что не видели). Правдивость искусства в том, что оно ничего не предлагает, а лишь отражает. Именно поэтому описаниям исторических событий большими художниками можно доверять. Не их задача предсказывать будущее. Их задача понять настоящее, определяющее "начальные и граничные условия" для выбора путей перехода в будущее. Их влияние на будущее может быть огромным, как и ничтожным: люди внемлют тому, что хотят слышать! Искусствовед М. Бахтин замечал, что "если сознательный учет публики займет сколько-нибудь серьезное место в творчестве поэта, -- оно неизбежно утратит свою художественную чистоту и деградирует в низший социальный план". Нужны ли людям поэты? История этого вопроса уходит в древние времена. "Уйди, дурак", - как-то сказал Цезарь поэту, докучавшему всем вечными ценностями. "Уйди, дурак" - подумали, но не осмелились сказать это вслух В. Путину новые русские поэты, когда тот на их просьбу денежных государственных премий напомнил им о существовании вечных ценностей. "За исключением дармоедов во всех их разновидностях - все важнее нас [поэтов]" (М. Цветаева). Но всё же это не так. "Если обращать взор преимущественно на исключения - я хочу сказать на высокие дарования и богатые души, - если их возникновение считать целью мирового развития и наслаждаться их деятельностью, то можно верить в ценность жизни именно потому, что при этом упускаешь из виду других людей, т.е. мыслящих нечисто", - писал Ницше. Ахматова говорила, что искусство
  
   Существует тысячи лет,
   С ним и без света миру светло.
  
   "Через слова, через стихи и строфы пробегает простое вдохновение, которое и есть всё в поэме. Так между разъединёнными индивидуумами всё ещё циркулирует жизнь" (А. Бергсон)
   М. Бахтин, учёный из плеяды творцов Серебряного века, авторитет которого признан элитой мира современных филологов, утверждал, что для понимания феномена языка требуется понимание искусства. А коль скоро для понимания языка, то это значит, что искусство важно и для понимания всего остального. Один из величайших поэтов 19-го столетия П. Шелли, обладавший пламенной верой в полновластный и все разрешающий разум, в 1821 году обобщил мировой исторический опыт: поэты совмещают в себе функции пророка и законодателя, оказывая более значимое, чем философы, влияние на менталитет общества. Эстетика основывается на воображении. Фантазия и воображение являются мостами между частным и общим, как "лодка, плывущая в тумане меж островов", - такое определение воображению дал св. Августин. "Видим ныне как бы в тусклом зеркале и гадательно, тогда же лицом к лицу" (послание Павла к коринфянам). Любое видение в тусклом зеркале является лишь символом реального. Лишённые воображения не способны преодолеть притягательные силы выступающих в тумане подробностей. "Главная сила Маяковского была - воображение. "Океан - дело воображения, - писал он где-то. - И на море не видно берегов, и на море волны больше, чем нужны в домашнем обиходе, и на море не знаешь, что под тобой. Но только воображение, что справа нет земли до полюса и что слева нет земли до полюса, впереди совсем новый, второй свет, а под тобой, быть может, Атлантида, - только это воображение есть Атлантический океан. Гениально просто, но именно в этом и заключается самая суть поэзии" (В. Катаев).
   Любой анализ событий покоится на деталях и мелочах - пступки и мысли людей являются симптомами состояния общества. Согласно французской поговорке - дьявол прячется в деталях. Только большие художники способны выбирать детали и располагать их таким образом, чтобы они, как маркеры, помечали социальные потоки мыслей и чувств описываемого времени, не оставляя укрытий для дьявола. По образному выражению писателя Д. Быкова, в творчестве Пастернака "деталями заботливо и художнически мощно распоряжался Бог".
   Тот, кто рассказывает "истории" (заметьте, не "историю"), соединяет факты, не упорядочивая их. Поэт же подходит с численной мерой и правилами (то есть со стихотворным метром) к фактам правдивым или правдоподобным, но также говорит об общих понятиях, выстраивающих их в определённую последовательность. Поэтому поэзия гораздо философичнее, чем просто придуманный рассказ. Поэзии никогда не следует прибегать к средствам убеждающим или риторическим, её удел - имитация". (Аверроэс, XII веке). "Он (Бунин) всегда касался мелочей, но неизменно приводил их к важным обобщениям. Так, например, я узнал, что в литературе нет запретных тем: важно лишь, с какой мерой такта будет об этом сказано, и я навсегда усвоил себе несколько бунинских рекомендаций: такт, точность, краткость, простота, но, разумеется, - и Бунин это подчёркивал много раз, - он говорил не о той простоте, которая хуже воровства, а о простоте, как следствии очень большой работы над фразой, над отдельным словом, о совершенно самостоятельном видении окружающего, не связанном с подражанием кому-нибудь" (В. Катаев). Намного ранее Аристотель писал, что поэзия философичнее и серьёзнее истории: поэзия говорит более об общем, история - более о одиночном. Гельвеций сказал: "Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов". "По правде сказать, в искусстве нет проблем, достаточным разрешением которых не было бы само произведение искусства" (А. Жид). Не случаен отказ Волошина от воинской службы в дни первой мировой войны, когда в письме военному министру он открыто заявляет: "Я отказываюсь быть солдатом, как европеец, как художник, как поэт. Как поэт я не имею права поднимать меч, раз мне дано слово, раз мой долг - Понимание". В 1934 году философ Л. Витгенштейн написал: "Полагаю, что я подытоживаю своё место в философии, когда говорю: на самом деле философский труд надо сочинять так, как сочиняют стихи. Это, по моему мнению, должно показать сколь глубоко моё мышление принадлежит настоящему, прошлому и будущему". А. Бергсон своим трудом сблизил философию и поэзию. "Поэзия есть язык органического факта, то есть факта с живыми последствиями. И, конечно, как все на свете, она может быть хороша или дурна, в зависимости от того, сохраним ли мы её в неискаженности или же умудримся испортить. Но как бы то ни было, именно это, то есть чистая проза в её первородной напряжённости, и есть поэзия" (Б. Пастернак).
   Известный в шестидесятые годы английский писатель Г. Грин в интервью Е. Евтушенко сказал, что "писатель пишет не для того, чтобы помочь человечеству, а для того, чтобы помочь самому себе" постичь происходящее. Он не разделял веру П. Шелли в то, что поэты являются пророками и законодателями образа мышления людей. Чтобы совместить эти два взаимно исключающих мнения следует обратить внимание на то, что эти мнения не являлись плодами каких либо философских или социологических рассмотрений. Были они лишь результатом обобщения наблюдений духовной жизни своего времени: Шелли и Грин жили в разные исторические сезоны. Шелли, прекрасно знавший мировую историю культуры и эстетики, наблюдал эпоху очередного всплеска эстетического познания жизни, которое во времена Грина начало подавляться эпохой стремления людей к осведомлённости.
   Поэзия советских шестидесятников, оказавшая значительное влияние на менталитет советского общества, тому подтверждение. Шестидесятые годы в СССР были эпохой противоборства уходящей эпохи эстетики серебряного века с надвигающейся эпохой либерализма и рационализма. В результате этой турбулентной схватки верх взяла последняя. Интерес к поэзии, как и на Западе, угас. Историческое время России связалось с её прошлой культурой тонким волоском, готовым оборваться в любой момент.
   Роль поэта в истории довольно наглядно отражена в творчестве и жизни Пушкина. "Складывается интересный парадокс в соотношении жизни и творчества: в "Полтаве" истина приравнивается к спокойному историческому взгляду в перспективе вековой дистанции ("Прошло сто лет..."), в то время как мятежный Онегин осуждается и ему противопоставляется мудрая покорность Татьяны (седьмая глава романа), а в лирике Пушкин создает образ поэта-олимпийца ("Поэт и толпа") -- в жизни он менее всего приближается к идеалу мудрого созерцателя. В споре с личностью история представлялась ему всегда заведомо правой. Однако признание безусловного приоритета общего над частным, истории над человеком, составляя глубокое убеждение Пушкина в эти годы, противоречило гуманному пафосу его творчества и являлось, в известной мере, плодом насилия над собой..... В истории духовного развития русской мысли выработка принципов историзма стала безусловным шагом вперёд. Но этот шаг покупался ценой глубокого внутреннего раздвоения. Исторический взгляд на окружающую жизнь, которая на каждом шагу кричала о несправедливости, унижении человеческого достоинства и произволе, мог бы успокоить человека с ленивой душой и нетребовательной совестью. Пушкин не был таким: размышления о суровости исторических законов не усыпляли, а возбуждали у него нравственно-гуманистические требования" (Юрий Лотман).
   В историзме заключена некая фатальная компонента эволюции исторических процессов. Но это отнюдь не исключает влияние на ход истории свободной воли людей. Человек может предпринимать любые действия, но природа по своим законам (законам естественной истории) упорядочит социальные связи и структуру сообщества спустя некий (исторический) отрезок времени. В этом плане природу можно уподобить своеобразному вибратору: произвольно загруженные в его бункер разные объекты после вибрационной обработки принимают иную форму и иное взаимное расположение - тяжёлые осядут на дне, а лёгкие сосредоточатся вблизи поверхности. Или, как при компьютерном моделировании физических процессов: в "ящик забрасывают" (терминология, принятая среди англоговорящих специалистов) атомы разных веществ, после чего компьютер выстраивает в определённом порядке их взаимное расположение, удовлетворяющем законам термодинамики. Атомам не дано знать, как их расположит компьютер. Так и природа поступает с людьми. "Будем снисходительны к великим деяниям: они так редко бывают преднамеренными" (Андре Берте).
   Можно ли предсказать будущее. Точность любых предсказаний имеет предел. Движение трещины в стекле непредсказуемо. Однако знание общего, определив начальные и граничные условия нагружения стекла позволяет определить границы области её возможного распространения. Так и поэзия совместно с философией, как её производной, позволяют описывая прошлое и настоящее определить область возможных последующих событий. "Искусство соединяет людей и явления в общие группы и выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массой" (Н. Гоголь).
   Мы часто использовали словосочетание "большой художник, ... поэт, философ". Так где же мера их "размера"? Существует масса критериев тому, породивших массу споров. В контексте данной работы мерой величия художников будем использовать лишь их популярность. "Эпоха выбирает художников" - сказал большой художник Амадео Модильяни. Популярность художника определяется не столько его профессиональными возможностями, сколько созвучием его творений с духом эпохи. Они в наибольшей степени являются мерилом её менталитета. Бездарные эпохи выбирают бездарных поэтов. Художники одной эпохи могут оказаться изгоями последующей. Нас не интересует вовсе кто из писателей более велик - не читаемый в настоящее время Ф. Достоевский или взахлёб читаемый Б. Акунин. Оба они равны как мерила ментальности современной России.
  
  
   1-3-3. Искусство и Наука.
  
  
   В любом историческом событии находится причина его свершения, т.е. логика. Наполеон потерпел поражение в битве под Ватерлоо. Причиной тому послужило опоздание к кульминационному моменту этого исторического сражения маршала Груши. Это логично. Но кто мог логично предсказать опоздание маршала?! Значит любое последовательное логичное историческое мнение нелогично. В классических науках придумали остроумное решение этого недоразумения - ввели понятие вероятности события. Но это понятие подразумевает необходимость эксперимента, т. е. повторения события. Беда в том, что возможность исторического эксперимента (требующего повторения исходных условий события) исключена. Но и в противном случае это не изменило бы положения дел. Положим, сказали бы, что с такой-то вероятностью Наполеон должен проиграть сражение. Значит, смогли бы сказать, что с соответствующей вероятностью он должен сражение выиграть. А если бы победил!? "Если бы не это опоздание, Франция была бы спасена" - воскликнул писатель С. Цвейг в новелле "Невозвратимое мгновенье". Но это утверждение эмоциональное, а не логичное. На большее никто не отважился. Историческая наука давно наложила негласный запрет на рассмотрение проблем "что было бы, если бы .....", так же как Французская Академия по тем же причинам наложила запрет на рассмотрение проектов вечных двигателей.
   История - это цепь логичных событий, соединяемых звеньями неопределённости. Значит историческая наука нелогична. "Всегда просто быть логичным, но почти невозможно быть логичным до самого конца" (А. Камю).
   Для больших поэтов логика - есть лишь инструмент обобщения своего чувственного опыта. Большие поэты всегда чувствовали существование неких исторических сил, задающих событиям ритмы развития. Чувственный образ этих сил они ассоциировали с потоком, называя его историческим, а его воздействие на людей "неведомой силой" (как это встречается в русских былинах и народных сказках), влекущей людей и которой порой невозможно противостоять, как порой невозможно противостоять бегу горного потока. Направление этого исторического потока определяет бег времени:
  
   Что войны, что чума! - конец их виден скорый,
   Им приговор почти произнесён.
   Но кто нас защити от ужаса, который
   Был бегом времени когда-то наречён?
  
   - писала А. Ахматова, которой многие из её близких друзей приписывали способность предчувствия надвигающихся событий. Её творческий опыт особенно наглядно подтверждает слова, сказанные ещё Сократом о поэтах: "Не мудростью могут они творить то, что они творят, а какою-то прирождённою способностью, и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям". Бег времени - это порыв, который, проходя через поколения, соединяет индивидов с индивидами, виды с видами и превращает весь ряд живых существ в одну необъятную волну, из брызг которой возникают новые формы жизни (деятельности людей и их менталитета). Но чтобы из брызг родилась Афродита нужен взрыв, способный своей энергией выплеснуть эту волну и её брызги в другую сферу сознания. Понятие бег времени означает, что всему должно быть своё время. Беда в том, что человек нетерпелив в стремлении к новому. Он всегда в спешке. Пытаясь обогнать время, он создает волны, рассчитывая вознестись на их гребне к желанной цели. Подобно течение воды по наклонной плоскости: верхние слои стремятся опередить придонные (желая течь быстрее последних, как сказал бы известный русский искусствовед и философ А. Лосев, пытавшийся внушить читателю, что физика есть всего лишь внутренняя часть метафизики), тем самым нарушая спокойствие своего течения, лишь перемешивая и замутняя его. Это поняли давным давно, назвав сизифовым трудом стремление людей подчинить движение истории своим желаниям. Недовольные наблюдаемым, люди меняют наблюдаемое. Но изменив его они сами меняются и видят всё в другом, отличном от изначального, свете. Желаемое оказывается "синей птицей". Приходится отправляться в поиски другой. Искусственно созданная волна не способна обладать достаточной для создания нового. Волны, изменяющие ментальность мировосприятия рождаются лишь как синергизм множества мелких волн, возбуждаемых деятельностью индивидуумов. В нетерпении будущего заключена трагическая "тройная формула человеческого бытия: невозвратимость, несбыточность, неизбежность" (В. Набоков).
   Потоки религиозной и философской мысли средневековья Италии, нёсшие ферменты современного гуманизма, слившись во Флоренции (на деньги Медичи), превратили её в "Новые Афины". Флоренция стала центром художников, скульпторов, зодчих, литераторов, объединённых новой верой в силу человека. Лучшие художники, скульпторы и зодчие конца 19-го столетия, привлекаемые и щедро вознаграждаемые королём Баварии Людвигом Вторым, пленённым абсолютистскими идеалами давно минувших лет, не превратили Баварию в "Новые Афины", оставив в наследие лишь посредствен непрофессионально выполненные повторения прошлого (Илья Репин).
   Язык является интерфейсом между человеком и природой. Человек, руководствующийся чувствами и инстинктами, а то и обуреваемый страстями, собеседник нелогичный. Нелогична и последовательность исторических событий. Возникают сомнения в возможности создания логичного языка, позволяющего логично мыслить и изъясняться. Языки никто не придумывал. Языки формируются в результате самоорганизации общения человека с природой. Если обе стороны, вступающие в диалог, нелогичны, то и язык должен быть нелогичным - чтобы люди были способны понимать друг друга. Значит, логично излагаемых адекватных реальности историй писать невозможно. Значит, историю сочиняют так, как сочиняют стихи, романы, повести! Самые великие исторические сказания - это поэзия. Сравнение Гоголя с Лобачевским, который "взорвал Евклидов мир", принадлежит, как известно, Владимиру Набокову: "Если параллельные линии не встречаются, то не потому, что встретиться они не могут, а потому, что у них есть другие заботы. Искусство Гоголя... показывает, что параллельные линии могут не только встретиться, но могут извиваться и перепутываться самым причудливым образом...".
   Библия является настольной книгой многих поколений не одного тысячелетия. Несмотря на множество в ней логических несуразиц, она столь доверительна, что люди до сих пор ищут доказательств действительности этих несуразиц. То же самое можно сказать и об истории древней Греции, написанной Гомером, Эсхилом. Цветаева в книге "Мой Пушкин" показала, что при внимательном чтении повесть Пушкина "Капитанская дочка" значительно полнее передаёт суть и дух событий времени пугачёвского бунта, нежели документированные отчёты. Тимофей Грановский вошёл в историю, как выдающийся поэт истории (А. Герцен). Жизнеописание судьбы Наполеона советским историком А. Манфредом в его книге "Наполеон Бонапарт" или "Беседы о русской культуре" Ю. Лотмана являются прекрасными примерами современной исторической поэзии, позволяющими отделять логичные выдумки от нелогичной действительности.
   Исключительно логичные исторические трактаты без доли поэзии менее правдоподобны и менее интересны нежели охотничьи рассказы (охотничьи небылицы), передающие атмосферу азарта охотничьего мира. Чтобы писать историю адекватную реальности надо быть ... поэтом! Исторические произведения, проникнутые духом поэзии, переживают века. Другие, как фейерверк, вспыхнув, быстро угасают. С увяданием поэтичности народа увядает и его историческая мысль.
  
  
   Вместо заключения.
  
   Немного фантазии. Исторический поток, бег времени, поток сознания являются важными метафорами, используемыми не только в поэзии. За метафорами кроется удивительное свойство природы: подобие разных её сущностей. Погода влияет на психику людей, вызывая порой ассоциации с социальными катаклизмами, как то взаимоотношения языческих Богов, олицетворяющих разные стихии природы людей.
   Потоки физической энергии космического масштаба обтекают Землю как потоки рек обтекают опоры мостов. Взаимодействие их с подобными потоками энергии земного масштаба и земного происхождения породило пограничный слой, отделяющий и вместе с тем сопрягающий жизнь земную от космической. Этим пограничным слоем является атмосфера Земли, регулирующая энергообмен между этими пространствами, создав уникальные условия для возникновения жизни и её эволюции.
   Потоки сознания космического масштаба, взаимодействуя с потоками сознания земного происхождения, образуют духовный пограничный слой, называемый ставшим уже достаточно распространённым понятием Аура. Энергии Ауры духовной и Ауры физической (состояния атмосферы) имеют разную природу: одна организует потоки духовной энергии (сознания), другая - потоки материи. Но обе они являются производными единой Природы. Если это так, то должна наблюдаться связь между этими определения корреляции . Известны многие попытки нахождения корреляции состояний климатических и социальных процессов. Известны объяснения активизации военных противостояний в средневековой Европе обнаруженным периодом похолодания. Влияние погоды на психику людей сомнению не подлежит. Но утверждение влияния коллективного психического состояния людей на погоду относят к категории ереси. Андрей Платонов, известный своей способностью глубоко проникать в суть явлений, почувствовал взаимосвязь социальных катаклизмов и катаклизмов стихийных. Значит можно предположить, что Аура является одной из компонент земной атмосферы, совместно образующие единый пограничный слой.
   Наши древние предки интуитивно чувствовали, говоря современным языком науки, самоподобие структур природы разного масштабного уровня. Фрактальность восприятия людьми окружающего была обнаружена поэтами и литературными критиками задолго до появления книг математика Вандельброт о фрактальной структуре природы. В искусстве называлось это фрагментарностью, что соответствует понятию фракталов. Эта идея фрагмента, как художественной единицы, исходит к трудам немецкого писателя и мыслителя конца 18-го столетия Г. Форстер. О фрактальности Природы догадывались и наши более отдалённые предки. "Как в системе форм одна форма возвышается над другой, причём каждый более низкий вид её и стремится уподобиться более высокому" - писал св. Августин. К подобному мнению логичными рассуждениями пришли современные учёные. Напрашивается вывод, что если поток сознания наблюдается в жизнедеятельности живых организмов масштаба людей, то он должен существовать и в более крупных масштабах вселенной.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава II Pаспутье
  
   2-1 Две России
  
   2-1-1 Раздвоение
  
  
   B прорубленное Петром окно в Европу хлынули не только семена просвещения, но и его плоды: "Вся короткая история человечества есть смена эпох. Великое музыкальное синтетическое культурное движение гуманизма, изжив само себя, накануне 18-го столетия встретилось на пути своём с новым движением [масс], идущим ему на смену" (А. Блок). "С той чреватой поры, как примчался сюда металлический всадник, как бросил коня на финляндский гранит - надвое разделилась Россия, надвое разделились и судьбы отечества" (А. Белый). "Одной из важных причин крушения у нас пушкинской культуры было то, что эта культура становилась иногда слишком близкой французскому духу, и потому оторвалась от нашей почвы, не в силах была удержаться в ней под напором внешних сил. ... Германия для Пушкина - учёная и туманная ..." (А. Блок)
   Зеркалом русского либерализма был Лев Толстой. Зеркалом "сурового духа византийства" - Фёдор Достоевский. Затем каждая "струя потока сознания России разбилась на тысячу мелких ручейков, и каждый в отдельности потерял свою силу. Результат - глубокий компромисс, дилетантизм, губительный в итоге для самого знания. Морфин, возбуждающий деятельность мозга на несколько часов для того, чтобы бросить потом человека в прострацию". В ответ на это - синтетический призыв к "весёлой науке" - продолжил эту мысль А. Блок.
   Здесь следует внести некоторые разъяснения. Раздвоение потока русской культуры на византийцев и западников не отражает глубинных причин этого явления. Согласно мнениям Д. Андреева и Г. Померанца [39] тема бездны вошла в русскую культуру и поэзию с XVIII века:
  
   Открылась бездна звезд полна.
   Звездам числа нет, бездне дна...
  
   (М. Ломоносов)
  
   Ощущение безграничности звёздной бездны и бездны "мира души ночной" пугало.
  
   ..И бездна нам обнажена
   С своими страхами и мглами,
   И нет преград меж ей и нами --
   Вот отчего нам ночь страшна!
  
   (Ф. Тютчев)
  
   В испуге русский человек видит перед собой только две дороги -- в кабак (на Запад) или в монастырь (в Византию). Д. Андреев заполнил пробел в понимании потока русской культуры петровских и более праздних времён. Здесь, слова, взятые в скобки являются интерпретацией автора. Распространение капитализма в России сопровождалось вымыванием духовных компонент из ментальной структуры русского общества, приводящего к её опрощению. В результе эти два потока стали принимать форму патриотизма и космополитизма. Участниками последнего Запад воспринимался в первую очередь как благоустроенная кормушка, а то и просто как, в буквальном смысле, благоустроенный кабак.
   Наступил Серебряный век - век интенсивных и столь же хаотичных поисков места России в мировой культуре (поиски места Канта в Пушкине), ещё в большей степени раздвоив Россию. То были "минуты смятения и борьбы лжи и правды" (А. Блок). Россия явила миру больших поэтов, философов, живописцев, учёных, уникальных в мировой медицинской практике забытых ныне врачей. Но вместо ожидаемого Золотого века на смену пришёл "железный век логического безумия", превратившийся, как сказал бы английский историк XVIII столетия Гиббон, в эпоху "железа и ржавчины" (имел он в виду Римская империя).
  
   До вершины великой весны,
   До неистового цветенья
   Оставалось лишь раз вздохнуть,..
   Две войны, моё поколенье,
   Освещали твой страшный путь.
  
   А. Ахматова
  
   Смысл фразы А. Блока, написанной накануне мировых войн, "Весь горизонт в огне" передаёт настроение народа того времени. "Все жили под знаком гибели, предчувствия гибели", - таким передал ментальное состояние своих соотечественников в начале 20-го века К. Чуковский. Ощущение беззащитности перед властью Молоха (чёрного идола) с его жаждой жертвоприношений толкало людей на отчаянные действия. "Чувство конца было развито не только у культурной элиты Серебряного века, но и у народа и интеллигенции. Эсхатология эта давала силу большевикам, а не как просто марксистское рассуждение" (М.Пришвин. Дневники. 1918-1919.). При таком менталитете достаточно было искры от пожаров в Европе, чтобы воспламенить Россию. Пронёсшееся по русской земле пламя гражданской войны выжгло структуру русского общества, как лесной пожар выжигает структуру леса, привнеся лишь ритмы опустошения и злобы.
   Это логическое безумие несли западные ветры. Европа конца 19-го столетия погружалась в атмосферу злобы и чувств эсхатологии. Президент США H. Hoover, наблюдая происходящее в Европе, писал: ".... эмоции ненависти, мщения, возмещения отобранного, оправдание неправедного были всплеском лихорадки народов Европы. Гены тысячелетий, впитавшие ненависть и страхи поколений, были в крови её народов". Согласно мнению очевидца тех событий философа Б. Жувенель, то было время крайнего презрения к человеку. Люди хотели войны. "Жажда убийств охватила планету", писал французский искусствовед Анри Труайя в книге "Борис Пастернак". "Каждый жил, как хотел" - наблюдая происходящее Б. Брехт повторил слова Макиавелли. Статистическая обработка газетных статей и высказываний отдельных лиц показала, что около 90% европейских и русских интеллектуалов в 1914 году были за войну. "Они хотели этой войны, и они её получили" [Пятигорский, в "Мифология и сознание современного человека"]. Великий зодчий Карбюзье призывал разрушить Париж и на его месте построить город счастья (светлого будущего).
   Диктатуры Сталина, Гитлера и Муссолини имеют общие корни, в чём даже как-то признался Гитлер - марксистские перевороты в России в 1917 и в Германии в 1918. Итальянский фашизм, бесспорно, был первой правой диктатурой, овладевшей целой европейской страной, и последующие аналогичные движения поэтому видели для себя общий архетип в муссолиниевском режиме. Только следом за итальянским фашизмом - в тридцатые годы - фашистские движения появились в Англии (Мосли), Литве, Эстонии, Латвии, Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии, Греции, Югославии, Испании, Португалии, Норвегии, даже в Южной Америке и, разумеется, в Германии. Именно итальянский фашизм создал у многих либеральных европейских лидеров убеждение, будто эта власть проводит любопытные социальные реформы и способна составить умеренно-революционну альтернативу коммунистической угрозе. Западные историки, согласно мнению Р. Brendon [14], классифицируют приход к власти Сталина, Муссолини и Гитлера - как революции, причём демократические (с вовлечением народных масс). Поддержка Муссолини была столь велика, что в урны для голосования мужчины бросали деньги, а женщины драгоценности. Гитлер быстро получил поддержку подавляющего большинства немецкого народа. Сталин же имел поддержку в основном среди молодого населения городов СССР. Революция Гитлера воспламенялась имперскими идеалами национализма: Гитлер обещал немецкому народу - "Тем, чем является Индия для Англии, будет Россия для нас". Для СССР идеалом будущего служила мировая революция, объединившая пролетариев в борьбе с буржуазией. В это искренне верили многие.
   СССР был буквально окружён рвущимися к мировому господству диктатурами Запада и Востока (Япония). Диктатура фашизма, диктатура пролетариата - в целом духом того времени было параноидальное стремление к диктатуре людей и народов в их борьбе за .... предотвращение диктатур. Локальные войны - вторжение Японии в Маньчжурию и Китай, революция в Монголии, жесточайшие расстрелы невооружённых повстанцев британскими властями в Индии, религиозные войны на Востоке; приход к власти фашистов в Германии и Италии, гражданская война в Испании, массовые расстрелы мирных демонстраций в Индии, России и США, красный террор в Советской России - вот небольшой перечень событий того времени, красной нить. Их связывающей. То было время диктатур. В тех странах (Франция или Британия) где диктатуры не сформировались, слышны были отчётливые призывы к поискам диктаторов, способных навести порядок. Революция Сталина воспламенялась духом глобализма (интернационализма) и строительством будущего. Это строительство будущего СССР во многих точках пересекалось со строительством будущего в США. Наглядным примером являются "стройки коммунизма" в СССР и подобные в США, часто со сходными экологическими последствиями (строительство плотины Гранд Кули в штате Вашингтон в 1933 г., или строительство злополучного Комплекса W в 1943г.). Во время разрушительной засухи 30-ых годов, небывалые масштабы которой вызвали у Андрея Платонова подозрения в существовании связи социальных и климатических катаклизмов природы, президент США H. Hoover, симпатизируя преобразованиям в СССР, оказывал ему существенную гуманитарную помощь.
   За фюрера было готово сложить свои головы большинство немцев, которых объединяло стремление к благополучию мещанского порядка. Сталин же находился в среде острой внутренней политической борьбы за власть различных группировок внутри партии [18, 19]. Террор 30-ых годов являлся естественным продолжением гражданской войны: "Страшное зрелище - борьба свободного человека с освободителями человечества" - так обобщил А. Герцен свои размышления над опытом французских революций. "Революция пожирает своих детей!" - воскликнул Ж. Дантон под дулами ружей, наведённых на него его революционными братьями.
   Во время работы над этой частью книги, по американскому телевидению был показан документальный фильм о неудавшемся заговоре против Гитлера. Там проводилась параллель с попыткой Тухачевского организовать заговор против Сталина. Так что Тухачевский не был невинной жертвой произвола власти. Убеждают, что он добивался свободы для русского народа. Во-первых, контекстом того времени были диктатуры и войны. Народы, как и люди, рвались к власти. Идеи свободы и демократии стали лишь контекстом послевоенного времени обессиленных войной людей. Во-вторых - военный по призванию, поляк по происхождению, впитавший давнюю наследственную вражду к России, он топил в крови восставшие против советской власти деревни и города. Трудно поверить в приписываемое ему благородство его намерений.
   Феномен французской революции "Революция пожирает своих детей!" на русской земле объясняют "русской местью". Эта месть безусловно была, но не во Франции, состав революционного братства которой по национальному признаку был достаточно однороден. Евреи финансово помогали революции, но в ней практически не участвовали. Надо искать другую причину этому французскому феномену на русской земле. Объясняют завистью ничтожных к успехам одарённых. Зависть - сильное чувство. Но оно слишком ограниченного радиуса проявление человеческой натуры (человек завидуют соседу, сослуживцу, ..., но обожествляет больших поэтов, полководцев, ...), чтобы столь мгновенно глобально охватить все структуры государства. Несравненно более сильным является "фактор власти".
   Все эти успешные дети русской революции оказались в буквальном смысле князьями, вырвавшимися из грязи. Феномен "из грязи в кн язи" хорошо известен в мировой истории. Обычно это люди, добившись внезапного головокружительного успеха, становятся одержимы властолюбием и корыстью. Самыми жестокими крепостниками были именно возникшие "из грязи". Никогда не отличались они либеральностью своих умонастроений. Такими во Франции был Наполеон, а в России - князь Меньшиков. Оба закончили жизнь ссылкой.
   М. Пришвин, блуждая по служебным делам по Закавказью, описывал новых советских "князей", одержимых идеями революции, стремлением закрепления её успехов усилением своей власти и расширения сфер своего влияния. Б. Окуджава замечал подобное в среде мелких князей: директоров школ, председателей колхозов, чиновников, поднявшимися из самых отсталых слоёв дореволюционного крестьянской среды. Нина Берберова, общавшаяся в эмиграции с разными категориями поэтов, художников, политиков от посредственных до почти гениальных, пришла к выводу, что из всех страстей (к власти, к славе, к наркотикам, к женщине) страсть к женщине все-таки - самая слабая. "Знаю, что по природе каждая тварь желает стать как бог" - говорил в своё время христианский богослов Иоганн Экхарт. "Дюма действительно разбирался в природе человеческой души. О чем помышляет каждый? И тем неотвязней, чем он сам несчастнее и обделеннее жизнью? О деньгах, полученных без труда. О власти (как сладко помыкать себе подобными и изгаляться над ними). О мести за перенесённые обиды (любому в этой жизни пришлось перенести какую-нибудь обиду, хоть небольшую, да болезненную). И вот Дюма в "Монте-Кристо" показывает, как обретается громадное богатство, предоставляющее сверхчеловеческую власть; а также как взыскиваются со старинных врагов все долги, до последней крошечки" (У. Эко). Эти мысли были навеяны А. Дюма непосредственными наблюдениями событий европейских революций, как афтершоки Великой французской, сотрясавших Европу без малого столетие. "Сладостное повиновение тем, кто выше, прекрасно сочеталось со сладострастием повелевания теми, кто ниже" - эта мысль была навеяна А. Платонову наблюдениями событий русской революции. "Перед тобою чувствуют они себя маленькими, и их низость тлеет и разгорается против тебя в невидимое мщение" (Ф. Ницше).
   Но и жажда власти не объясняет той степени накала злобы, которая пронизывала ментальность периода народовластия в СССР. Питалась она .... непрофессиональностью служащих практически всех структурных слоёв советского общества, явившихся из среды красноармейцев, бездомных крестьян и т. д.. Никто, начиная с высших слоёв советского общества и вплоть до низших, не обладал достаточным опытом для исполнения внезапно нагрянувших государственных функций. Этот дух отмечал Капица в переписке со Сталиным - "Вы исключительно верно указали на два основных растущих недостатка нашей организации научной работы - это отсутствие научной дискуссии. Аракчеевщина у нас не прекращается. Аракчеевская система организации науки с её фельдфебельским контролем начинает применяться там, где большая научная жизнь уже заглохла, и такая система окончательно губит её остатки". Вернадский непрофессиональностью властей а отнюдь не их злонамерениями объяснял "голодомор", итоги коллективизации и других политических решений. "Голодомору" посвящена масса исследований (В. А. Поляков. "Поволжский голод начала 1920-ых гг. : К историографии проблемы", 2005). В большинстве своём эти публикации как советского, так и послесоветского периодов русской историографии до столь высокой степени политизированы, что вызывают недоверие. Но даже из таких при внимательном прочтении видно, что то была действительно борьбой с голодом невежественных людей, обернувшейся в борьбу политическую - невыполнение указания верхов может быть следствием некомпетентности исполнителя, либо ... происков "врагов народа". В наше "спокойное" время провал исполнения разного рода поручений вызывает "волнения" среди исполнителей. Иное дело времена народовластия. Свобода народовластия - это тотальная свобода борьбы за власть без правил и судей, в которую вовлечены в той или иной степени все. Это как драка разъярённой толпы. Невозможно найти реального зачинщика, невозможно узнать кто какими приёмами пользовался для достижения победы. Во время борьбы за власть, вылившуюся в напряжённую борьбу за выживание, когда память злобы гражданской войны питала злобу народовластия, обвинять в своих неудачах кого угодно из подвернувшихся под руку, как и устранять обвиняющих стало нормой решения служебных проблем. "Любая критика воспринималась лишь как стремление навредить, подсидеть, предать". Допускаю, что многие, приступая к своим служебным обязанностям, были полны добросовестных побуждений. Но какая надежда в таких условиях на дискуссию кроме аракчеевской системы организации! Кроме гнева такая ментальность в обществе ничего иного не вызывала. Так было во всём. Лавренев (1926) литературных критиков назвал "Ивановыми седьмыми, садистами, стоящими с розгами над современным писателем", "тушинскими ворами в роли блюстителей литературной идеологии", "популярно объясняющими сущность марксизма, не жалея пота", все эти "Вардины, Досекины, Блюменфельды, Тейманы, бесчисленные Хлестаковы и самозванцы, хватающиеся за цензорский карандаш" [27]. Да и стиль заметки Вернадского сам по себе указывает на то, что обвинения во вредительстве исходили не только от власти, а были стилем взаимоотношений различных группировок, борющихся за самоутверждение.
   Постреволюционная эпоха характеризуется радикальными социокультурными сдвигами. Революции, первая мировая и гражданская войны не только привели в движение огромные массы населения страны, но и политизировали их. "Социальное творчество масс" явилось результатом кризиса и последующего стремительного разрушения (часто - саморазрушения) всех прежних социальных институтов. Но в то время никто не знал что и как надо строить - ни в СССР, ни за его рубежами. Но на Западе институты не разрушали, а искали новые формы управления ими. Это сохраняло инерцию передачи власти, сглаживающую этот процесс. СССР же метался в поисках нового в пространстве развалин бывших инфраструктур России. В 1920-е годы выкристаллизовались "классические советские качели": в каждый нужный власти момент поднималась то одна, то другая их чаша, как то: "патриотизм" -- хорошо, и "интернационализм" - хорошо, а "буржуазный национализм" - плохо, и "безродный космополитизм" - плохо; и "революционная романтика" - хорошо, и "правда жизни" - хорошо, а "очернительство" - плохо, и "лакировка" - плохо; одновременно: "за интернационализм" -- "против космополитизма", "за романтику" - "против лакировки" и т. д. Вся история советской политики и культуры - игра на таких качелях. Эти качели можно ещё представить в виде чисто репрессивного механизма: образующиеся "идеологические ножницы" всякий раз легко превращаются в гильотину для удаления вредных теперь для власти голов [27]. Называется всё это поиском решения методом проб и ошибок. Бесконечное качание утомительно. В конце концов качания улеглись с наступлением диктатуры Сталина. С приходом к власти большевиков в ментальном состоянии русского общества стал проявляться тонус тоски, скуки, злобы и раздражения. Но у молодых был и другой, который определил Пришвин в 1918 году: "У них [коммунистов] не было чувства жизни, сострадания, и у всех от мала до велика самолюбивый задор". Но,
  
   Кто раз испил хмельной отравы гнева,
   Тот станет палачом иль жертвой палача.
  
   М. Волошин.
  
   С задором советские люди стали строить ракеты и покорять Енисей. То был всплеск симбиоза русского инстинкта подъёма к общему делу и самолюбивого задора. С задором советское общество стало поляризоваться, делясь на "Смердяковых и Дон-Кихотов". Согласно В. Асмус, первые характеризуются "патологической тупостью эстетического и нравственного воображения". Дон-Кихоты - инфантильная доверчивость. "В восприятии Дон-Кихота, - пишет В. Асмус, - происходит процесс, противоположный тому, что произошло со Смердяковым. Смердяков ничему не верит, так как в том, что он пытается читать, он способен видеть только вымысел, `неправду'. Дон-Кихот, наоборот, неспособен разглядеть в вымысле вымысел и принимает все за чистую монету" [27]. Дон-Кихоты, пришедшие к власти, более опасны для государства чем Смердяковы. Дон-кихоты высказывают добрые мысли, но ... невпопад. М. Пришвин в первые годы после свершения революции заподозрил Ленина в инфантильной доверчивости, назвав его одураченным логическим безумием. Дон Кихотам труднее выдержать конкуренцию со Смердяковыми в борьбе за власть и управление. В период революции и те и другие объединялись стремлением свершить революцию, полагая что за тем всё само собой образуется. То было для них время нужды в словах, оказывающих наркотическое воздействие. Когда революция свершилась и настало время дел, они были в первую очередь устранены как помеха. Дон-Кихоты на Руси всегда вызывали симпатию. Так и сейчас верят, что если бы коммунистические Дон-Кихоты не были бы устранены в годы сталинских репрессий, "светлое будущее" давно бы было светлым настоящим. "Но нет разрыва между инженерией власти и "эстетическим опытом" и "горизонтом ожидания" масс существует глубокая связь. Этот опыт и этот горизонт в снятом виде всегда присутствуют в моделировании власти". Не властью и не массой рождена была культурная ситуация соцреализма, но властью-массой как единым демиургом. - убедительно показал Е. Добренко в своей работе о социальных и эстетических предпосылках усвоения и приспособления данным обществом социологических и культурных форм советской литературы [27]. Обычно соцреалистический феномен трактуется как принудительное навязывание всей стране то ли частных вкусов некоторых ретроградно настроенных художников, то ли, что чаше, лично Сталина (якобы он "придумал" соцреализм) и его ближайшего окружения, ностальгирующих по впечатлениям молодости (вариант: нуждающихся в "показушной" литературе). Единым творческим порывом рождено было новое искусство. Соцреалистическая эстетика - продукт и власти и масс в равной мере. Советская культура реализовала авангардный политико-эстетический проект, она явилась продуктом кризиса авангарда.
   Русский авангард 20-ых годов (футуризм, конструктивизм) был прямым детищем идеологии Ленина. Он не только страстно поддержало индустриализацию, но даже попытался изобрести нового индустриального человека -- не укоренённого в традициях прежнего человека с его сентиментальными чувствами, а нового человека, который радостно принимает на себя роль винта или шестерни в гигантской, хорошо отлаженной индустриальной Машине. Образ человека, с которым мы сталкиваемся у Эйзенштейна и Мейерхольда, в конструктивистских картинах и т. д., подчёркивает красоту его механических движений, его полную депсихологизацию. То, что на Западе в это время многими воспринималось как кошмарный сон либерального индивидуализма, как идеологический контрапункт фордовского конвейера, в России провозглашалось мечтой утопической перспективы освобождения (С. Жижек). Однако с восприятием авангардных театральных постановок Мейерхольда или Вахтангова, например, возникали трудности: "Я напряженно следил за всеми эпизодами, но, несмотря на это, я никак не мог их связать. Понять я ничего не понял. Вещь мне показалась очень трудной и запутанной. По-моему, эта вещь написана не для рабочих. Она трудно понимается и утомляет зрителя. После первой части -- сумбур в голове, после второй -- сумбур, и после третьей -- сумбур. Бывают фотомонтажи, которые можно назвать "Прыжок в неизвестность", или "Кровавый нос", или "Арап на виселице", или как угодно. В таких монтажах есть и бутылка от самогона, и наган, и люди в разных костюмах и позах, и автомобили, и паровозы, и оторванные руки, ноги, головы... Всем хороши они, только... до смысла никак не доберешься: хочешь сверху вниз гляди, хочешь - снизу вверх - всё равно ни черта не поймёшь!
   Так и в этой постановке. Чего там только нет. И папа римский, и книги, и развратники, бог и ангелы, кутежи, танцовщицы, фокстрот, бомбы, собрания, даже и рабочий зачем припутан. Все это показывается в таком порядке, что нельзя даже узнать, где конец, где начало. Рабочий, попавший на такую пьесу, выходит совершенно ошалевшим и сбитым с толку. В новых постановках много несуразного. Общего впечатления никакого" (Из книги "Писатель перед судом рабочего читателя" [27].
   Рабкоровские отзывы об опере и балете -- поистине предел того культурного тупика, в который погрузилась массовая культура в своей претензии "овладеть культурным наследием". Здесь не может быть и речи о какой бы то ни было переработке старой культуры. Здесь действительно обнаруживается культурная пропасть: "Зачем нам, рабочим, показывают вещи, которые отжили, да и ничему не учат? -- возмущается рабкор после оперы Чайковского. -- Все эти господа (Онегин, Ленский, Татьяна) жили на шее крепостных, ничего не делали и от безделья не знали, куда деваться!, Нам кажется, что "Пиковая дама" по своему содержанию совершенно устарела и ее пора снять с постановки. В особенности я хочу обратить внимание на конец 3-го действия, где появляется Екатерина Великая, которой поют: `Славься, славься, Катерина'... Ничего возмутительней нельзя придумать, как воспевание русской императрицы с подмостков государственных академических театров. Опера "Демон" навевает скуку". Реакция понятна, поскольку, касаясь музыкальной жизни масс, и рабкоры признавали: "На самой площади имеется шесть пивных и в каждой из них после восьми часов дается кабарэ при участии `самых лучших и талантливейших' (даже `заграничных') артистов. Ясно, что `программы' этих пивных состоят из самой отборной похабщины и мерзости... А рабочий после трудового дня идет... в пивную. С наступлением вечера ребята горланят песни и свистят. Деревенская молодежь, как и рабочие, идут в пивную. Разумеется, "ребят" не интересовала опера". Традиционная модель описания советской культуры, сложившаяся как на Западе, так и в 1960-е годы в СССР, строится на том, что отрицание культуры прошлого исходило либо от авангарда, либо от Пролеткульта, т. е. "слева" и "справа" -- внутри культуры. При этом постоянно не учитывалось то обстоятельство, что отрицание культурной традиции, основанное на соответствующем эстетическом пороге массового восприятия искусства, исходило от широчайших масс города и деревни, активно вовлекаемых новой властью в культурное строительство.
   Судя по всему "отучить грамотных от букв для всеобщего равенства" не было целью политики Сталина, но такой результат явился неизбежной платой за сохранение государства (и своей власти). Расправляясь со своими врагами, он неизбежно провоцировал очередной всплеск массового устранения "грамотных" неграмотными, которых было несоизмеримо больше и с мнением которых приходилось считаться. В таких условиях никому нельзя доверять. Даже столь важное для страны решение обороны Сталинграда держалось в глубочайшей тайне. Эта военная операция, кардинально изменившая ход Второй Мировой Войны, вошла в мировую историю как образец совершенной стратегии и совершенного исполнения. Посвящёнными в неё вплоть до её завершения были только три человека: Сталин, Жуков и Василевский [17].
   Английские историки [17, 21], прекрасно осведомлённые о предательствах в Красной Армии, о роли НКВД, о непрофессиональности командного состава, убеждены, что не понимая духа русского народа невозможно понять, как Сталину удалось за один год (с 41 по 42 г.г.) расформировать утратившую боеспособность, морально разложившуюся в политических интригах и соответствующих "чистках" спекулятивную армию Троцкого (как определил её Пришвин) и создать новую, разгромившую Германию. Сделал он ставку на выходцев из русского народа, защищавших Родину. "Или у вас нет чувств, или вы не знаете, что такое для русского человека Россия" (А. Блок)
   Ольга Берггольц писала из блокадного Ленинграда матери на Каму:
  
   Я берегу себя от плена
   Позорнейшего на земле.
   Мне кровь твоя, чернея в венах
   Диктует: "Гибель, но не плен".
  
   "Умереть, но не быть под немцем - это была не фраза, а настрой, практически всеобщий. Я написал все это абсолютно искренне, но наивно было бы думать, что я знал тогда настрой 100% блокадников. Конечно, нет. Так получилось, что, написав уже это, я наткнулся на текст блокадного дневника знакомого уже читателю Н. Пунина и понял, что я неправ. Вот запись 25 сентября: На что "они" надеются, почему не сдают город? В сентябре, замечу, было отнюдь ещё не тяжело. Я отлично помню, как ездил в поисках шахматной литературы на Литейный в букинистические магазины и на развалы; много книг появилось от эвакуированных. 26 ноября Н. Пунин записал: Какое количество должно умереть, чтобы город капитулировал? - таковы вспоминания С. Лавровым тех жутких для города лет в своей книге, посвящённой памяти Льва Гумилева. Подобное писала В. Токарева по воспоминаниям своего окружения. Пунин имел право так писать. Токарева - нет. В отличие от Пуна жила она в спокойное время, когда война не угрожала ни её жизни, ни жизни народа. Она жила в то время, когда этическим идеалом становилась ориентация на личную с свободу и безответственность.
   Когда ракеты были построены, Енисей был покорён, и Россия стала в "области балета впереди планеты всей", жизнь стала втекать в размеренное трудовое русло. Злосчастия обычно порождаются именно в мирное время - констатировал Макиавелли. Злосчастия советской власти начались в самые оптимистичные времена Хрущёва. Вот уже более 50 лет, как с завидным упорством толчат в ступе воду в поисках на кого вину свалить за злосчастия советской власти и перестройки: на коммунистов, Сталина, диссидентов, евреев, русский народ, Ельца, Путина...
   А. Сахаров сокрушался, что "мы так мало знаем о законах истории". (Это, однако, не помешало ему разрабатывать теорию спасения человечества. Интересно знать, взялся бы он за создание термоядерного оружия, полагая, что мы так мало знаем о законах физики?). Основные законы истории человечеством давно постигнуты. Человечество также давно постигло, что оно не способно этим законам следовать, ибо "у людей есть только один главный грех: нетерпение. Из-за нетерпения изгнаны, из-за нетерпения не возвращаются. .... Один из самых действенных соблазнов зла - призыв к борьбе" (Франц Кафка).
   Аграрная Россия была неподготовленной к ворвавшимся ураганам либерализма и капитализма. Сельские жители склонны жить по обычаям и обстоятельствам, а не по внутреннему этическому императиву. Знаток русской культуры Ю. Лотман писал, что "крепостное право в своих крайних извращениях могло отождествляться с рабством, но в принципе это были различные формы общественных отношений", гармонизирующих простую структуру русского общества. Во второй половине 19-го столетия в русской жизни разрыв между обычаями и обстоятельствами стал угрожающе расширяться. Именно в это время признаки рабовладения со стороны помещиков стали проявляться более явно. Народ стал теряться в головокружительной скоротечности событий. "Все разночинно, наспех, как-нибудь. Отцы и деды непонятны" (Ахматова). Этот период русской истории прекрасно описан Лотманом в его "Беседах о русской культуре". Русский Ницше Константин Леонтьев, наблюдая события середины 19-го столетия, верил, что Россия сохранит уникальную своей человечностью византийскую духовность и привьёт её миру. Но позже, видя настроения разночинной русской молодёжи, подверженной влиянию Запада, пришёл к противоположному мнению - Россия станет первой страной победившего "грубого бесчувственного мещанства" и потянет за собой к гибели Запад. Как в воду глядел!
   А. Блок понял, что "нельзя сделать революционным тот народ, для которого, в большинстве, крушение власти оказалось неожиданностью - как крушение поезда, как обвал моста, как падение дома. Революция предполагает волю; было ли действительно воли? Было со стороны небольшой кучки лиц. Не знаю, была ли революция!?". Это падение дома вызвало обвал берега: "всё падает с берега, камни, деревья, а на другой стороне намывается другой берег (наволок)", дробя судьбы людей и их души - продолжил эту аналогию М. Пришвин. Ветра принудительной либерализации России стали вносить в разрыхленную и перемешанную этим обвалом почву лихорадку либерализма: "великая масса людей стала отходить от физического труда ради большей лёгкости труда служащего, соединённого с лёгкостью кажущегося счастья. Сейчас на этом пути весь русский народ" (М. Пришвин, 1936г.). Освобождённый народ сквозняком либерализма подуло в служащие и в интеллигенцию. "Я был у Вас однажды в институте (Брюсовский художественный институт) и вынес самое тяжёлое впечатление именно от той крестьянской аудитории, которая постепенно вытесняет интеллигентский элемент и ради которой это все творится. Я завидую тем, кто не чувствует её, мне же её насмешливое двуличие далось сразу, и дай Бог мне ошибиться" (Пастернак. 1922). Результат не заставил себя долго ждать. Вскоре как эталон совершенной пролетарской поэзии стали преподноситься "стихи первого пролетарского поэта Демьяна Бедного - кощунство, к которому тогда ещё не все привыкли, казавшееся чудовищным ...." (В. Катаев). Добавлю, что, как тому существует много подтверждений, всемогущий Сталин высоко ценил Маяковского, но его могущество оказалось недостаточным для защиты поэта от толпы "демьянов бедных" повязывающих поэта, как повязывали лилипуты Гуливера. Один из сотоварищей Маяковского по РАППу (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей) написал: - "Не понимаю, почему столько шуму из-за самоубийства какого-то интеллигента". Эта фраза вызвала во мне ассоциацию с высказыванием какого-то журналиста, который не может понять, почему столько шуму из-за гибели какого-то "офицеришки" Сергея Солнечникова, заградившего своим телом солдат от взорвавшейся гранаты. Тень Демьяна Бедного всё ещё покрывать русскую землю!
   В повести "Котлован" А. Платонов описал этот период советской жизни: "Уже проснулись девушки и подростки, спавшие дотоле в избах; они, в общем, равнодушно относились к тревоге отцов, им был неинтересно их мученье, и они жили как чужие в деревне, словно томились любовью к чему-то дальнему. И домашнюю нужду они переносили без внимания, живя за счёт своего чувства ещё безответного счастья, но которое все равно должно случиться. Почти все девушки и всё растущее поколение с утра уходили в избу-читальню и там оставались не евши весь день, учась письму и чтению, счету чисел, привыкая к дружбе и что-то воображая в ожидании". Но
  
   На этом сквозняке
   Исчезают мысли, чувства,
   Даже вечное искусство
   Нынче как-то налегке
  
   писала А. Ахматова о том времени.
   Так началась рваться связь времён. В этом нет ничего нового, ничего специфично русского. Наблюдая и изучая французские революции Герцен обнаружил, что "ни одна не переменила человека, каждая оставила след и сбила понятия, а исторический вал естественным чередом выплеснул на главную сцену тинистый слой мещан, покрывший и затопивший народные всходы. Мещанство несовместимо с нашим характером - и слава Богу. ... Конвент, якобинцы, и сама коммуна сделали из Франции мещанина, а из Парижа лавочника". Так же завершилась русская революция - после "перестройки" в СССР, несмотря на несвойственность мещанства русской душе, Россия превратилась в страну мещан, а Москва и Петербург в столицы лавочников. Законы природы неумолимы! Подобное показал Г. Померанц в цитируемой выше работе "Длинный путь истории".
   Обвалы обычно поднимают столбы пыли. Сквозняки не разрушают, а лишь запыляют, засоряя даже мельчайшие поры [сознания]. Вся пыль земная, весь мусор, весь хлам, поднятый обвалом революции, мчались в "хвосте кометы Ленина". Б. Пастернак и М. Пришвин в подобных терминах описывали преднамеренно вовлекаемых большевиками в свою политику самых тёмных слоев русского общества, будучи не уверенными в своей способности удержать захваченную ими власть. Покрывая большое, пыль придаёт ему видимость малого. Скапливаясь около мусора, мелкая пыль придаёт ему вид большого. Мимоходному стиху Мандельштама о Сталине придали вид столбового камня его поэзии. Столбовые камни поэзии Мандельштама под слоем этой пыли мало кто замечает. Незадолго до этого стихотворения он написал другое:
  
   Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть.
   О, как мучительно даётся чужого клёкота почёт,
   За беззаконные восторги лихая плата стережёт.
   Что если Ариост и Тассо, обворожающие нас,
   Чудовища с лазурным мозгом и чешуёй из влажных глаз.
   И в наказанье за гордыню, неисправимый звуколюб
   Получишь уксусную губку ты для изменнических губ.
  
  
   В звучании этого стихотворения можно услышать контекст сфер филологии, как и культуры в широком социальном и политическом понимании. В это же время Пришвин записал в своём дневнике, что он перестанет писать, когда убедится, что русский народ предался другому народу. Несколько позже в обиход вошло осуждающее понятие "безродный космополит". Уже в 1927 году И. Молчанов написал:
  
   Люблю другую,
   Она изящней и стройней,
   И стягивает грудь тугую
   Жакет изысканный на ней.
  
   Тогда на Молчанова обрушился Маяковский, обвинив в постыдном мещанстве, не преминув добавить, что "эти польские жакетки" привозят контрабандой.
   Легкомысленное предательство другому народу было одной из компонент контекста того времени. До сих пор идут споры, обязано ли появление этого стихотворения интересу Мандельштама к увлечению поэта К. Батюшкова итальянским языком, либо вызвано другими причинами. Всё-таки Мандельштам был русский, русской направленности поэт. Об этом можно спорить, но тем не менее следует признать, что звучит это стихотворение как сбывшееся пророчество. После фестиваля молодёжи 1957 года, на советского зрителя, наслушавшегося французских песен и насмотревшегося латиноамериканских фильмов, нахлынула неостановимая волна влюбленности в Запад. Получив в конце концов от Горбачёва свободу, советские интеллигенты-недоучки, переодевшись внезапно в "западные жакетки", как по команде, заговорили на смеси английского с нижегородским. Россия оказалась близкой к состоянию острой нужды в уксусной губке.
   "Идя в интеллигенцию народ коррумпирует себя и интеллигенцию" - предчувствовал М. Пришвин. Коррупция людей означает, что они начинают предпочитать счастливую жизнь всякому труду (А. Платонов). Так оно и случилось. Но в этом нет ничего нового. Коррупции многообразие форм не свойственно - это дилетантство, безнравственность, алчность, преступность, .... Так было во времена Конфуция, Аристотеля и вплоть до наших дней.
   Народным массам России трудно жилось, а тут ещё в добавок набралось горя от переворота Ленина, революции Сталина и бедствий войны, так что новое государство в 50 - 60-ые годы стало восприниматься как тихая гавань для моряков, укрывшая их от буйства штормового моря, изрядно потрепавшего корабль. Ни перед кем не склонявшая голову Анна Ахматова, которая "как стрелецкие жёнки под кремлёвскими башнями выла" от горя, постигшего её и её народ, передала свои чувства в 1950 г:
  
   Ты стала вновь могучей и свободной,
   Страна моя.
  
  
   2-1-2. Застой
  
  
   "Любой [вновь образованный] государственный строй на первых порах вызывает к себе некоторое почтение, то правление сохранялось, правда ненадолго, пока не умирало создавшее его поколение, ибо сразу же за этим в городе воцарялась разнузданность. ... Люди обычно печалятся в беде и не радуются в счастьи, ибо едва лишь перестав бороться, вынуждаемые необходимостью, как они тут же начинают бороться, побуждаемые к тому честолюбием" - так обобщил опыт мировой истории Макиавелли.
   М. Цветаева заметила, что в какой-то точке бонапартизм с идеальным коммунизмом сходятся: la carriere, ouverte aux talents (Карьера, открытая талантам) - провозгласил Наполеон. Время индустриализации России, а особенно время её войны с Германией, были бескомпромиссными - то было жестокое время дел, а не слов. В основном карьеру делали таланты. Посредственные, не говоря уж о бездарных, осознавая расплату за ошибки, на эту роль не претендовали. Достижения СССР в технике, в науке и в искусстве, признаны всем миром.
   Полагая, что дела идут успешно, советское руководство сочло, что и до него наконец-то дошла очередь: руководству тоже надо дать отдохнуть. Самолюбивый коммунистический задор стал угасать. Так наступила эпоха правления Брежнева, позже названная эпохой застоя. "Предоставлять событиям идти своим чередом настолько свободно, что потом с ними уже не совладаешь, дело опасное. Злосчастия наступают именно в мирное время!" (Макиавелли). Злосчастия советской власти начали проявляться в наиболее оптимистичные 60-ые. Многие уже убелённые сединами "шестидесятники" с ностальгией вспоминают романтические времена своей юности. То было время погони за запахами тайги, за туманами; то было время мечты о чистой любви и верной дружбе; время мечты о больших свершениях в науке и искусстве. Наблюдалось небывалое в мире массовое увлечение поэзией. СССР в то время был без преувеличений "страной мечтателей, страной учёных" ("Марш энтузиастов").
   Тонкие знатоки психологии людей понимали, что такой менталитет является проявлением "сентиментальности, как способности наслаждаться, не обременяя себя долгом ответственности за свои действия" (Д. Джойс. "Улисс"). Сентиментальность - это инфантильный эгоизм и нарциссизм. "Властолюбцы менее страшны государству, чем мечтатели" (Цветаева); особенно неудачливые. Им проще. Терять им нечего. Они даже цепей не имели! А посему пустословили о общечеловеческих интересах в ущерб своим национальным. Недоучки и неудачники, в силу своей массовости, стали, как ржавчина, разъедать структуру советского общества.
   Начиная обретать в себе уверенность, люди перестали довольствоваться диетой советской пропаганды, состоящей из хлеба и смеси дезинфицирующей жидкости и розовой воды. Они стали искать новую оживляющую питательную смесь. Но, не имея своих мыслей, стали впитывать пропаганду Запада как и мусор, лежащий на поверхности его культуры. Русская интеллигенция, представлявшая собой в недалёком дореволюционном прошлом "совесть народа", влилась в ряды диссидентов. Не утруждая себя осмысливанием как исторического пути России, так и исторического пути Запада, полностью утратив связь с жизнью страны, стала никому кроме самой себе не нужной. Ленивые и мало на что способные, они стали оправдывать свою бездарную деятельность цепями тоталитарного коммунистического режима - "эти ропотники, ничем не довольные, поступающие по своим похотям; уста их произносят надутые слова; они оказывают лицеприятие для корысти" - так определил этот подкласс общества Святой Апостол Иуда (Новый Завет, 1,8-1,25).
   60-70-ые годы были временем смены поколений, и управление стало переходить к сыновьям. Их отцы прошли сложный и опасный путь из "грязи в князи". Многие из них были отъявленные карьеристы и мерзавцы. Но что бы о них не говорили, были они сильными людьми, на своём опыте познавшими все стороны жизни. То было время жестокой борьбы за новое и за жизнь. Эта борьба была по-плечу лишь сильным и умным. Каждый свой шаг они тщательно взвешивали дабы не поплатиться, а то и жизнью. Свои привилегии они расценивали как ими заслуженные. Не желая чтобы их дети повторяли их жестокий путь, широко растворяли им двери на верх благодаря своим привилегиям и связям. Этим они избавляли своих детей от необходимости задумываться откуда берутся продукты в холодильнике. Этим они привили своим детям чувство привилегированности, ими ничем не заслуженной. "Не познав бед, выпавших на долю своих отцов, молодые люди, у которых оказалось больше досуга чем у их предшественников, стали позволять расходы на изысканные одежды, женщин, пиршества и другие удовольствия такого же рода". Для других "единственным умственным занятием стало состязание в красноречии и остроумии, причём тот, кто в этих словесных состязаниях превосходил других, считался самым умным и наиболее достойным уважения". Этот собирательный образ советских молодых интеллигентов шестидесятых годов составил не какой-то "твердолобый коммунист", а опять-таки известный нам Макиавелли за пятьсот лет до их появления. "Ведь страшно не это; страшны не все эти безобразные увлечения. Страшно невежество, не знающее ничего, не увлекающееся ничем, ни старым, ни новым, ни своим, ни иностранным" - такое представление обрела Светлана Алилуева о молодом поколении своего окружения того времени.
   Cоветский строй стал разлагаться сверху вниз. Учителя средних школ того времени довольно единодушно признавали, что им доставляло больше удовольствия иметь дело с детьми простых профессиональных рабочих, чем с детьми из привилегированных слоёв, в виду более строгой моральной и этической дисциплины первых. Видя нарастающую массовость этого разлагающего общество явления, государство начало было вести с ним борьбу: при Сталине была начата борьба с "плесенью", при Хрущёве - с "тунеядцами". В то время, например, среди молодых интеллигентов хищение икон в отдалённых глухих деревнях России было явлением не редким; отправлялись на промысел группами "геологов". Борьба с тунеядством была борьбой с экономической преступностью, носившей в быту краткое название "фарца", и была вначале особенно распространённой среди молодёжи из обеспеченных семей.
   Всё это вызывало в свою очередь обратный поток, разлагающий общество снизу вверх. Энергичные и честолюбивые дети непривилегированных родителей, для которых двери наверх были тугими, или даже закрытыми (например, ГМИМО), наблюдая лёгкое, не отягощённое учёбой и знаниями служебное продвижение своих привилегированных сверстников, быстро смекнули, что "гореть на работе" значит "прожигать жизнь", что честный труд это удел быдла. Плох тот солдат, который не хочет быть генералом. Сообразили, что дабы стать генералом вовсе не надо нюхать порох. Проще идти в услужение генералам.
   Единственным формальным препятствием в пути на верх был лишь диплом высшего образования. Так началась погоня уже не за знаниями, а за дипломами. Поскольку всё было бесплатно, то и риска в этом не было. "Если в 30-е годы середняк шёл в колхозы, то сейчас (имеются в виду 60-е годы) середняк идёт в науку" - была в это время такая шутка. "Учёным можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан" - была и такая. Но середняков много, а бедняков и того больше - всех не разместить в верхних слоях общества. С требованиями обещанного марксистами равенства (с аристократами) многие стали пробираться на верх всеми доступными им правдами и неправдами, преследуя в первую очередь свои личные цели.
   Общество существовать без структуры не может. Если власть не способна сохранить созданную ею структуру, самопроизвольно возникает иная, отражающая сдвиги в социальных отношениях. К концу 80-ых все структуры советского общества стали приобретать мафиозный характер, основанный на беспрекословном служении своему клану. В одной из своих лекций о СМИ политолог Г. Павловский отметил, что тоталитаризм советской пропаганды брежневской эпохи исходил не столько от КГБ и Политбюро, как от самих журналистов, формировавших жёсткие в своей закрытости для критики "семьи". Корни этой клановости зародились давно. Академик П. Капица в своём письме к Сталину писал: "Вы исключительно верно указали на два основных растущих недостатка нашей организации научной работы - это отсутствие научной дискуссии. Аракчеевщина у нас не прекращается. Аракчеевская система организации науки с её фельдфебельским контролем начинает применяться там, где большая научная жизнь уже заглохла, и такая система окончательно губит её остатки". Подобное стало наблюдаться в производстве и в искусстве. "В театр вхожу, как в мусоропровод - фальшь, жестокость, лицемерие, ни одного честного слова! Карьеризм, подлость, алчные старухи! Всё больше и больше стало появляться тех, у кого в душе нет ни бога, ни дьявола, а лишь одни черви" (Ф. Раневская). - писала в своих воспоминаниях с болезненно обострённым чувством неправды актриса Ф. Раневская. Уравновешенная Ахматова была более сдержана: "Кругом завелось много людей, часто довольно мутных и почти всегда ненужных". "Понаехало тогда в деревню много никчёмного народа, но попадались и настоящие люди. Этот Шмидт (здесь считают, что он еврей, но должно быть, он из обрусевших немцев -- у нас не различают) поднял хозяйство колхоза, и вот вокруг сады, и пшеница, и овощи, -- и люди живут неплохо -- так, в сущности, мало надо: немного смекалки и организованности, образования и инициативы" (C. Алилуева). "Так, остались только предатели, постоянно переходящие на сторону очередного победителя, чтобы оставить и его, если тот попадает в беду, и люди столь ничтожные, что их никто не трогал". Лев Гумилёв писал эти строки под впечатлением происходившего на его родине. Подобное падение нравов, но в более сдержанной форме, отметил Ю. Лотман [4]. Оказываясь в таком мутном окружении, многие талантливые и добросовестные руководители администраций, производств, как и партийные работники, добровольно покидали свои должности и добровольно становились токарями, фрезеровщиками, лишь бы вырваться из их среды. В середине 80-ых годов это явление приняло достаточно массовый характер.
   Как и в периоды упадка Греции, Рима и Византии, в период упадка государственности СССР историческая мысль не поднималась выше смакования трагических событий недавней истории, придворных интриг, грязных сплетен из жизни правительственного двора, как и высмеивания идеалов своих предшественников (отцов). Как и в былые периоды распада обществ субъективизм, порождённый особенностями личной судьбы историка, отражал личные обиды и личную приверженность, но не стремление к объективной исторической оценке происходящего [7].
   Корни советского диссидентства уходят во времена, предшествовавшие революции. Тогда диссиденты были проводниками марксизма; их дети и внуки стали проводниками капитализма. Несмотря на это принципиальное различие суть методов их воздействия на общество сохранилась прежним. Определение диссиденту дал писатель Серебряного века А. Белый: "Подлец, спекулирующий на доверии, - безобидный "зверь" в фауне шарлатанства; слабые, часто чуткие, добрые люди - порой рассадники более опасных бацилл; шарлатан в них даже неуловим. ... Опасности Калиостро ничтожны в сравнении с той, которую представлял Миша, учёный историк". (Белый А. Начало века. В/О "Союзтеатр", 1990). Здесь имелся в виду Михаил Эртель, которого Белый назвал Великим Лгуном, "выпекавшим весьма интересные "штуки" из сотен прочитанных книг). Советские диссиденты, как и их предшественники, были из тех, кто
  
   В тоске самоубийства
   Гостей немецких ждал,
   Когда приневская столица,
   Забыв величие своё,
   Как опьяневшая блудница
   Не знала, кто берёт её.
  
   - писала А. Ахматова. Голоса завлекающих сирен шептали ей:
  
   Оставь свой край глухой и грешный,
   Оставь Россию навсегда.
   Но равнодушно и спокойно
   Руками я замкнула слух,
   Чтоб этой речью недостойной
   Не осквернился скорбный дух.
  
   Слабые, часто чуткие, добрые люди становились фальсификаторами истории, яростно уничтожая память своего прошлого, уничтожая тем самым свою личностность, мостя дорогу шарлатанам и корыстолюбцам. Дух этого раздвоения я воспринял с детства. Моя бабушка Ксения Николаевна Алексеева по отцовской линии, получавшая пенсию от советского государства, как внучка поэта Евгения Боратынского, род которого уходит в далёкие времена ещё хранившие дух рыцарства, была носителем "сурового духа византийства". Она была органичным фрагментом России. Её отношение к России и русскому народу можно определить лишь одним словом - обожание. В этом обожании не было и тени сентиментальности, а лишь родство крови и духа. В беспокойные предреволюционные годы в её среде обсуждались вопросы не столько "что будет с нами", как что будет с Россией. Забота о народе была целью их жизни. Она организовала школу для крестьянских детей, всячески способствовала распространению разного рода промыслов. Не интересуясь политикой, ни экономическими науками, она интуитивно делала именно то, в чём больше всего нуждалась Россия, находившаяся в преддверии капитализма - содействовала созданию среднего класса. Во время ареста большевиками её брата Александра Боратынского многие из крестьян Казани, рискуя своей судьбой, умоляли власти о его освобождении [31]. Но не помогло. Она призывала окружающих: "Не угашайте духа!" в своём стремлении к добру. Она имела много последователей как до, так и после революции.
   Другая моя бабушка по материнской линии - Зинаид Епифаньевна Попова, с которой связано моё детство, была из разночинцев. Это был социальный класс людей, которые "покидали отчий дом и в него не возвращались", как охарактеризовал их К. Чуковский. Вращавшаяся в пору юности в революционно настроенной среде, её идеалом была Германия. Она с восхищением рассказывала, что в этой замечательной стране немцы моют с мылом тротуары, а священники являются членами семей, проявляя о них заботу. Для неё немцы были без всяких преувеличений "добрыми и разумными". Германию никогда не посещала. Никогда не слышал её высказываний, почерпнутых из исторических и философских книг. С немцами никогда не встречалась. Прогерманскую ориентацию доверчиво восприняла от своего революционного окружения. Евреев она отождествляла с немцами. В то время евреи сами себя отождествляли с ними. Политик и сионист Риссер писал: "Если мы не немцы, то у нас нет родины". Лидеры еврейской диаспоры в Германии открыто заявляли, что евреи будут по мере сил способствовать её мировому господству. (Джонсон П. История евреев. ВЕЧЕ. М. 2007.). Кафка, наблюдая это, назвал евреев ворами культуры. К русскому народу она относилась критически, хотя легко находила общий язык с простыми людьми, устраивая спектакли для них и их детей в одном из сёл послевоенного Ленинграда. Но всё это было в ней лишь корой, отделяющей дух окружающего её мира от духа её русской натуры: была она отзывчива, добра, быстро понимала людей, обладала тактом и была чрезвычайно жертвенную; этим объединяла нашу семью и сглаживала углы трудной послевоенной жизни. Это было основой её природной мудрости. О подобных ей А. Белый писал, что эти "чуткие и добрые души" под влиянием Запада не подозревая того разрушали Россию.
   К 80-ым коррупция социальной структуры в СССР достигла точки невозврата - коррумпированность советского уклада снизу доверху становилась очевидной всем. Россия погрузилась в страшное царство слов, а не дел. Разного рода дармоеды и пустословы плодились, как кролики в Австралии. Всё покупалось или приобреталось по знакомству. Единственной единицей измерения ценности личности становились только деньги. Как показало завершение перестройки, громкие требования свободы и демократии скрывали для многих тайное стремление к либерализации от ....... труда, как физического, так и умственного.
   "Сознание неправды денег в русской душе невытравимо" - писала тонкий наблюдатель русской жизни М. Цветаева. Массовая, внезапно всех охватившая жадность во время перестройки была классическим симптомом деморализации обществ, но не её (деморализации) причиной. Люди хотели жизни, основанной на общечеловеческих нравственных ценностях. Все ожидали разумных реформ. Не имея под ногами своей твёрдой национальной почвы, воспользовавшись данной Горбачёвым свободой в детском порыве стали "управлять землёй, сидя на облаках". Облака - почва не твёрдая. СССР в предперестроечный период представлял водяной котёл с социальной "жидкостью", саморазогреваемой недовольством народных масс сознанием коррумпированности общества. Власть, предчувствуя перегрев котла, через М. Горбачёва приоткрыла предохранительный клапан. Внутренние напряжения стали убывать. Законы физики неумолимы. От падения давления перегретая жидкость вскипела. Котёл взорвался, перемешав всё. Вырвавшийся наружу пар обжог глаза и застлал видение людей друг друга. Каждый стал видеть только себя. Так происходит всегда. "... благодаря тому что законы Замка в Деревне стали уже неприменимы, эти люди словно перерождаются - становятся дикой, беспардонной оравой, для которой уже не существует законов, а только их ненасытные потребности. Нет предела их бесстыдству ..." (Ф. Кафка. Замок). Россия погрузилась во тьму эгоизации, которой так опасался Блок. Наступил в истории России период всеобщего одиночества. Люди стали жить, под собою не чуя страны - все от мала до велика, от бедных до богатых стали чувствовать себя бомжами.
  
  
  
   2-2. Таинственная книга бытия Российского,
   где судьбы мира скрыты.
  
   2-2-1. Троцкий, Ленин, Сталин.
  
   "У Руси глаза велики" (Цветаева. "Цветы и гончарня"). Отношение народа к Советской власти лучше всего передают расхожие шутки и мимоходные высказывания простых людей первых лет её существования. Из дневников Пришвина 1918 года перескажу одну. Едет Троцкий инспектировать фронт. В первом вагоне его спальня, во втором - кабинет, в третьем - всё для отдыха. Дальше следуют вагоны с коровами, свиньями, курами и слугами. Из своего вагона для отдыха смотрит Троцкий в окно на народ простой русский и смеётся. В атмосфере распространяемых большевиками обещаний социального и экономического равенства данная шутка звучит непоследовательно. Не знаю был ли у Троцкого такой поезд, но знаю, что шутки распространяются лишь имея на то основания.
   "Жидовка без имени теперь сыта рас-сыта: чрезвычайка и спекуляция - родные сёстры" (Пришвин, 1918). "Над Лениным уже начинают посмеиваться, .... догадываясь, что большевики хотят стать буржуазией, но боязнь разделить участь дворянства их останавливает" - такое высказывание случайного встречного передал Пришвин в своём дневнике 1922 года. В своих воспоминаниях Раневская привела шутку начала 30-ых годов: "Летают над городом аэропланы. В аэропланах большевики. Пишут записки и бросают вниз. В записках - не знаем что делать; дайте совет!". Приводить подобные шутки можно без конца. Всё это одной фразой обобщил Блок: "Зачем миллионам честно трудиться, когда они видели коммунизм как грабёж и картёж". "Я не примкнул к ним [большевикам] оттого, что видел с самого первого начала насилие, убийство, злобу, и так всё моё сбылось" - в такой локаничной форме обобщил М. Пришвин мнения многих того очевидцев.
   "Сойдёт с престола одураченный Ленин. ... Победителям нет места среди побеждённых - вот что ещё может случиться", - предчувствовал Пришвин уже в 1922 году. Такое и случилось - желающие стать буржуазией так-таки в конце концов разделили участь дворянства, а с ними и масса неповинных.
   По-видимому тайна пресловутой Новой Экономической Политики (НЭП) так и не найдёт своего прояснения. То-ли это была временная мера в стремлении потушить пожары крестьянских восстаний, охвативших Россию, с которыми не могли справиться карательные экспедиции Тухачевского на западе России и Троцкого на её востоке [18, 19], то-ли это было попыткой завершить окончательный успех захвата власти, установив диктатуру новой советской буржуазии.
   Стоит задуматься над тем, что цинизм Сталина стал проявляться именно в первые годы успеха революции. Цинизм обычно проявляется у:
   а) аутсайдеров, обиженных неприятием себя референтной для них средой.б) обладающих неограниченной властью; в) внезапно постигших, что язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли.
   В первые годы Советов власть Сталина была весьма ограниченной. Где-то читал, что Сталин невзлюбил Бабеля за то, что тот своей "Конармией" извратил дух Красной Армии Западного фронта, которой он командовал. В этой повести Бабеля наиболее часто встречается имя Троцкого; часто встречается имя Ленина, иногда с подковыркой - кривая ленинской прямолинейной политики; встречаются имена Будёного, Ворошилова и даже Каменева. Сталина - ни разу. Но и к обиженным аутсайдерам отнести его нельзя - он всегда был активным членом партии, даже несмотря на исключение из ЦК [14]. Остаётся последнее - осознание неискренности своего партийного окружения.
   В пятидесятых годах наступил перелом в духовном состоянии Пастернака. В нем пылает раздражение по поводу неисправимой пошлости, навеки въевшегося актерства, страшная усталость от многолетнего лицемерия, фальшивых объятий окружавших его, и даже друзей. В 1956 году он написал о бывших спутниках:
  
   Друзья, родные, милый хлам,
   Вы времени пришлись по вкусу!
   О, как я вас ещё предам,
   Глупцы, ничтожества и трусы.
   Быть может, в этом Божий перст,
   Что в жизни нет для вас дороги,
   Как у преддверья министерств
   Покорно обивать пороги.
  
   Подобный феномен переоценки отношения к своему окружению явление довольно распространённое среди интеллектуалов. Примером может служить Лев Толстой. Наиболее удачное объяснение феномену этого духовного кризиса дал В. Шкловский: "Раздражение на человечество накапливается по капле!" Написал он этот афоризм в возрасте всего лишь 25 лет. Это означает, что было это духом того времени: все были раздражены друг на друга. Судя по всему раздражение на человечество было явлением достаточно распространённым. Пастернак в раздражении разогнал своих друзей. Толстой в раздражении от них сбежал.
   У Сталина в этом плане опыт был несравненно масштабнее. Существуют свидетельства, что он именно так расценивал многих из своего окружения. Но разогнать их он не мог. Не мог он и сбежать. У него была реальная цель - сохранить страну. Он был рабом сложившейся (при его участии) системы. Причины накопления Сталиным "раздражения на человечество" до сих пор является предметом споров. Можно строить много спекулятивных гипотез на этот счёт, но, как отмечалось выше, то было царившее в Европе время "крайнего презрения к человеку". Почему мы требуем от Сталина любви к человеку, сами не любя ни друг друга, ни его?
   Распространено заблуждение, что диктаторы обладают неограниченной властью. В своих действиях диктаторы менее свободны нежели демократично избранные президенты стабильно функционирующих стран, негласно делящие ответственность за свои действия со своими избирателями. Последним самое худшее что грозит - это не быть избранным на последующий срок. Диктатор Гитлер, хватаясь за любую соломинку, чтобы удержать Германию от поражения, не использовал химическое оружие против сил противостоящей ему каолиции. Каолиция завезла огромное количество химического оружия к берегам Италии с намерением его использовать в случае затруднений с высадкой своих войск. Убеждают, что только диктаторы могут осмелиться применить атомную бомбу. Атомную бомбу применил демократично избранный президент. Так же демократично избранный президент Р. Никсон намеревался использовать её во Въетнаме. Остановили его не гуманные соображения, а чисто политические опасения дать тем самым много политических козырей коммунистическим странам.
   Диктатуры возникают в сообществах людей, утративших единство, погрузившись в яростное противоборство политических сил. Пощады ждать в таких условиях особенно не приходится. Поэтому диктатор всё время находится под Домокловым мечом утраты власти, грозящей утратой жизни. Стоит только ослабить бразды правления, как назревает опасность заговора, переворота, сепаратизма, грозящих его свержением и вплоть до казни. Каждый свой шаг, каждое своё слово он должен тщательно взвешивать. Надо обладать харизмой, чтобы стать диктатором. Троцкий выглядел благодаря своему красноречию более харизматичной личностью нежели Сталин. Но за его красноречием чувствовалось в большей степени самолюбование, нежели стремление найти устраивающее людей решение. Так выбор пал на Сталина [14, 20].
   Следуя знатоку древних культур мира J. Campbell, греки своего классического периода, видимо задолго до Марка Блока поняли, что "самым сатанинским врагом подлинной истории является мания её судить" (М. Блок. Апология истории, 1942). Созерцая окружающее, они избегали моральных оценок ими наблюдаемого и лишь пытались постичь связь между событиями. Они полагали, что Эго (гордыня) вырывает людей из тела человеческого общества и, как следствие, дезинтегрирует (разрушает) саму личность. По их представлениям, тираны, как крайнее проявление "гордыни", являются по существу оторванными от общества частицами. Одержимые идеей, но не обладая нравственной целостностью, они зависимы от окружения более чем кто-либо другой. Возникают тираны только в обществах с ослабленными внутренними связями, что проявляется в хаосе эгоизации коллективных взаимоотношений, что свойственно народовластию. Тех тиранов, которым удалось объединить людей, несмотря на их тиранические методы правления, объединённые воспринимают как Героев. Следуя грекам, становится не удивительным, что Наполеон, Гитлер, как и Сталин для одних были Героями, а их жертвами воспринимались как Тираны. Правители стран являются отображением текущих настроений народа.
   Мы мало знаем о истории восхождения Сталина. Однако последние исследования обнажают человеческие черты его личности. Он уже не представляется лишь как киллер. Признаётся его исключительный талант политика (Монтефиоре, Сервис), высокая образованность (самообразование), преданность идее революции [14] и вообще сложность и многосторонность его характера. Если мы пристально приглядимся к его характеру как и в характер эпохи его правления, то легко обнаружим сходство между ними: весь спектр побуждений, начиная от идей равенства и свободы, веры в неограниченные возможности человека до ничем неограниченного выбора средств достижения своих личных и политических целей были присущи тому времени как и самому Сталину. Как и Наполеон Бонапарт, Сталин оказался самым умелым пловцом по бурным водам, вспененным революцией. Как и Бонапарт, Сталин был "концентрированным выражением" своей эпохи.
   Эпоха выбирает политиков, но не оставляет их действия бесконтрольными. С гибелью империи Наполеона вновь восторжествовала монархия, свергнутая революцией, которая привела Наполеона к власти. Восторжествовала она в самой бездарной форме (Е. Тарле, А.Жид). С гибелью империи Сталина вновь восторжествовала буржуазия, свергнутая революцией, приведшей Сталина к власти. Восторжествовала она в самой бездарной форме.
   Самое краткое определение "сталинских репрессий" было дано Львом Гумилевым: "учёные сажали учёных". Он объяснил мотивы такого высказывания: "Я мог бы гораздо больше сделать, если бы меня не держали 14 лет в лагерях и 14 лет под запретом в печати. То есть 28 лет у меня вылетели на ветер. Кто это сделал? Это сделали не власти. Нет, власти к этому отношение не имели. Это сделали, что называется, научные коллеги. Так вот, этих, которые сидят в университетах, в институтах научных, в издательствах - вот их как-то надо подвести к тому, чтобы делали дело". Власть, безусловно, тоже имела к этому отношение, если не прямое, то безусловно косвенное. Но страдал Гумилев от действий своих собратьев по науке. А. Труайя в своей книге, посвящённой жизни Марины Цветаевой, писал, со ссылкой на В. Ардова, что государство простило [её эмиграцию], а выслуживающиеся личности - из подхалимства и собственной трусости - забегали, так сказать, вперёд и язвили. Именно эти "добровольцы" и обрекли Марину Ивановну летом 1941 года на гибель своей позицией "роялистов больше чем сам король". К сожалению такова дорога, мостимая благими намерениями. С приходом к власти Наполеон Бонапарт привлекал к управлению просветителей своего времени, как например, Лапласа. Вскоре ему пришлось с ними распрощаться, заменив их на одиозные фигуры монархического и якобинского террористического прошлого, какими являлись Талейран, Фуше, Ожеро...., прославившихся беспринципностью, коварством и жестокостью. Они были лишь контекстом того тинистого слоя, который выплёскивают на поверхность революции. К сожалению, требуется не малое время, чтобы этот тинистый слой послужил удобрением для ростков активных творческих сил, способным его прорвать. Б. Окуджава много натерпелся за свою литературную деятельность: его всячески поносили, исключали из партии, но .... не власти, а собратья по перу (Ю. Быков. "Булат Окуджава"). Власти сдерживали по мере своих возможностей этот натиск (он был исключён из партии местной парторганизацией). Ю. Быков объяснял защиту Окуджавы властями их внешнеполитическими интересами. Не знаю. Со своей стороны могу привести примеры из жизни технических отделений АН СССР, когда ЦК КПСС защищал от травли учёных не столь высокого ранга, чтобы можно было объяснять это боязнью власти утратить свой имидж на международной арене. Следует отметить, что уже в 60-ые годы на политические обвинения было наложено негласное табу.
   Одной из "легенд" нашей семьи была история спасения Сталиным близкого моим родителям Б. Этингофа, сподвижника Ленина. Будучи в составе комиссии по уголовным делам несовершеннолетних, он был противником мнения большинства членов этой комиссии о целесообразности применения смертной казни к двенадцатилетним детям. В то время это был болезненный вопрос, поскольку детская преступность была массовым явлением. Во время одного из заседаний он зарисовывал шаржи, изображающие детей, стоящих перед грозными судьями. По окончании заседания свои зарисовки он порвал и бросил в корзину. Его коллеги собрали эти обрывки и представили как вещественное доказательство его антипартийной ориентации. Дело мало по малу стало доходить до Сталина. Видя, что приговор Этингофу его окружением фактически уже произнесён, и что ему придётся его подписать (решения такого уровня выносились коллегиально тайным голосованием), Сталин нашёл этому конфликту "Соломоново решение", отправив Этингофа на пенсию и предоставив ему квартиру в Москве и дачу в Гудаутах на берегу Черного моря. Сталин многих хотел защитить, но не мог всех кого хотел.
   М. Ром, находившийся в то время на второй сверху позиции "списка шестнадцати", которым Сталин доверял бразды правления советским кинематографом, с благодарностью принимал разного рода дары власти за свою бескорыстную службу. Одним из первых поспешил он поделиться новостью о смерти Сталина - "Сдох". Некрасиво как-то! Лучше бы промолчал! Чем он отличался от партийцев, колеблющихся с колебаниями генеральной линии партии? Чтобы отмыть свои политические грехи, создал фильм "Обыкновенный фашизм" (с одобрения Хрущёва), явно указывающий на параллели деятельности Гитлера и Сталина. Во истину говорится: от отмывания грехов до отмывания денег рукой подать. Говорят, что Сталин был параноидально недоверчив. Основания тому были явными.
   Запомнился мне вечер с Борисом Этингофом, посетившим наш дом вскоре после смерти Сталина. Впервые он не попросил "молодого человека удалиться"(меня), как обычно поступал ранее перед началом рассказов о "тайнах кремлёвского двора". Из разговоров того вечера моя память вынесла ошеломившее (а может быть испугавшее) моего отца его заявление: - "теперь они будут всё валить на Сталина". Как в воду глядел! Не прошло и года, как все причастные к "сталинским чисткам" стали свои грехи "валить" на Сталина. Тайно ощущая свою в той или иной степени причастность к тем событиям все со вздохом глубокого облегчения поверили Хрущёву, что во всём виноват один только Сталин. Обвинять во всём Сталина стало социальным заказом перестройки девяностых годов - наступило время отмывания денег и душ.
   "Мы все последствия одной (гражданской) войны и все несём её грех и проклятия. Мы знаем виновных, но указать на них, сказать: "Вот кто виноват" - мы не можем, тайно чувствуя, что все мы виноваты, и потому бессильны, потому мы в плену". (М. Пришвин). "А с тем, что человека убивало? Для этого есть богатейшая мифологическая номенклатура: СС, ГБ, ЦК, Гитлер и его окружение, Сталин и его окружение. ... . Но, прожив, выйти из мифологического детства мы не можем, это - мы, а не Сталин или Гитлер, это мы - полнейшая рефлективная инерция, которая позволила с нами это сделать. Мы, которые, согласно возрожденческому мифу, который практически не изменился от Шефтсбери до Гегеля, мы - объекты каких-то дурных дьявольских воздействий болезни, мы - не субъекты. Я бы назвал всю эту мифологию мифологией деперсонализации, которая совершенно одинакова и в психоанализе, и в марксизме, и в германском варианте чемберленовского расизма. Это самый стойкий миф Нового времени" (А. Пятигорский). Всегда проще объяснить болезнь действием сторонних сил, чем взять на себя ответственность, как интеллектуальную, так и нравственную, за состояние дел - это давно постигнутая истина. "Не разумно гневаться даже на Гитлера, не говоря уж о Боге". (Л. Витгенштейн). "... почти все персонажи романа "Идиот" со-виновны в убийстве Настасьи Филипповны и в разрывании на части мышкинской души. Это не юридическая вина, но нравственная и духовная. Все мы создаем духовную и нравственную атмосферу, в которой кто-то хватается за топор".
   Но Гумилёв всё-таки ошибался. Во всём виновата власть! Но Сталин не власть, а лишь вершиной пирамиды инфраструктуры власти. Фундаментом являются все её слои. Разрушь один из них, и вся пирамида рухнет вместе с её вершиной. Поэтому советская власть была исключительно прагматичной, если не сказать деидеологичной. Это прагматика чистой власти. Ее стратегией является только логика самосохранения, логика удержания власти. Все идеологические атрибуты советской власти исключительно факультативны. Она не создала традиции власти. Поэтому она столь мгновенно рухнула в результате перестройки, не оставив после себя ничего кроме развалин в душах людей.
   Русские интеллигенты прекрасно знали кровавые не вырываемые страницы Мировой Книги революций. Но когда в русской истории эти страницы стали открываться, почувствовали себя беззащитными и потерянными в непонимании происходящего. "Сегодня прочитала кое-что из Герцена. Боже мой, для того я задумала, то, что мы все пережили, надо обладать герценовской широтой, глубиной и свободой мысли и надо иметь точку зрения... У меня же её сейчас нет. Надо умудриться, надо разобраться в каше жизни - и до нас, и при нас, и видеть вперёд, а у меня туман перед глазами... Одна эта европейская война чего стоит. Крах человеческих усилий: был пример жуткой бойни 14-18 г.г., был образец революции 17 г. Ничто не предотвратило бойни ещё более страшной, омерзительной и преступной. А мы говорили - пролетариат не допустит, начало мировой войны - начало мировой революции. Ею пока и не пахнет. ... Западный пролетариат работает на войну и воюет так, что диву даёшься. Безумие и безумие творится в мире, и ничто от людей не зависит" (О. Берггольц, 20 мая 1941). "Страшное время в Европе, в мире, отчаянное время, подлое время. Кричи - не кричи, никто не ответит, не отзовётся, что-то покатилось и катится. Не теперь, но уже тогда было ясно, что эпоха не только грозная, но и безумная, что люди не только осуждены, но и обречены. ... Страшное, грозное время - двадцатые и тридцатые годы нашего века. .... В одном из перерывов будет война, когда погибнет каждый десятый". Такими видела события того времени, находясь во Франции, Н. Берберова, человек совершенно иной нравственной и политической ориентации нежели Берггольц. Но эта обречённость стала проникать в русскую среду уже в первые годы по свершении революции. Действительность перестала быть управляемой, что было одной из тем лирических стихов Пастернака "Сестра моя - жизнь":
  
   Шатанье сумерек нетрезвых,-
   Но льдин ножи обнажены,
   Стук стоит зелёных лезвий,
   Немолчный, алчный, скучный хрип,
   Тоскливый лязг и стук ножовый
   И сталкивающихся глыб
   Скрежещущие пережевы.
  
   В своих воспоминаниях внучка поэта Е. Боратынского в книге "Мои воспоминания" К. Н. Боратынская описала сцену разрушения памятника Державину в Казани. Разрушали его с гиком, улюлюканьем и свистом. Было это в начале 30-х годов. С ней рядом оказался военный в форме ГПУ. Наблюдая это, он произнёс сквозь зубы: "Дураки, болваны. Пожалеете, да поздно будет!". "Неужели ГПУ не может остановить эту дикость!?" - задала она себе вопрос. Лавина народовластия и анархии стронулась уже давно и остановить её могла лишь диктатура (А. Зиновьев). "Из исторического опыта известно, что всякий переворот вновь воскрешает самые дикие энергии - давно погребённые ужасы и обузданности отдалённых эпох" (Ф. Ницше). Как видим, не только люди, но и народы могут быть подвергнуты массовому умопомрачению. А то было время, когда "в центре военных столкновений стояло вовсе не различие наций, а различие двух эпох, из которых одна [либерализма], становящаяся, поглощает другую [гуманизма], уходящую" (Ф. Юнгер. Восток и Запад). Надвигалась "разъедаемая мыслью эпоха" - писал Дж. Джойс. Произошла бифуркация: поток мирового сознания стал раздваиваться и пробивать себе новое русло.
   История послереволюционной России уникальна. Как в кинофильме, снятом с замедленной съёмкой, или в компьютерном моделировании на протяжении всего лишь одного - двух поколений была проиграна обобщённая модель многовековой истории Запада, включая возникновение и гибель деспотий, монархий и империй. Нового ничего. За исключением лишь того, что все эти формы деспотий и монархий послереволюционной России были самыми справедливыми за всю историю человечества. Это не имеет никакого отношения к идее Коммунизма. Чувство справедливости одна из основ Русской культуры. Все наши коммунистические вожди, при всех их грехах, на ней воспитаны, и по мере возможностей и умения внедряли справедливость. В этом отказать им не честно. К подобному мнению пришёл американский историк и философ А.Mayer [20], отметивший, что своей жестокостью и несправедливостью французская революция во многом превосходила русскую. Победившие французские революционеры тут-же начали всё разворовывать, грабить и... пьянствовать. Почва одной из площадей Парижа была настолько пропитана кровью, что не выдержала тяжести гильотины, которая рухнула. Крестьянские восстания сопровождались не меньшей жестокостью. Трудовой народ, опьянённый (в переносном и буквальном смысле) революционным экстазом, крушил памятники прошлого, устраивал митинги и шествия наподобие церковным, неся вместо хоругвей и ликов святых плакаты с лозунгами революции и портретами своих вождей. Как в России. Любопытно, что тем не менее Волошина, открыто критиковавшего советскую власть, или Цветаеву, читавшую публично красноармейцам свои послания белогвардейцам, не трогали.
  
  
   2-2-2. Либеризация
  
   Физический труд, особенно тяжёлый, никогда в почёте у людей не был. Это был удел рабов или свободных людей, относимых к нижним слоям общества. В свободной демократичной Греции её социальная основа стабильного существования была подорвана ростом рабства. Свободный человек отвыкал трудиться на полях, где всю работу обычно выполняли рабы. Единственное, что ему оставалось, это стать искателем приключений или пуститься в выгодное грабительское предприятие (Б. Рассел).
   Подобное началось в Европе с либерализации от физического труда, вызванной развитием наук и технологий. По завершении Второй Мировой Войны Запад легко решил эту проблему, найдя исполнителей тяжёлого физического труда в китайцах, индусах, мексиканцах, турках и т. д. Освободившись от физического труда, стали освобождаться от ..... умственного, обнаружив, что подлинный умственный труд тяжелее физического. Жизнь - это развлечение как в труде, так и на отдыхе - такова инструкция американцам. Помнится, таким нам рисовали наше коммунистическое светлое будущее на политзанятиях. С развалом СССР copyright на бренд "светлое будущее" нелегально присвоили себе США, который стал вытеснять слащавый бренд "американской мечты".
   "Сделано в... (Китае, Индонезии, Бангладеш, Гватемале) на предметах массового потребления от джинсов до плееров. Но ключевая идея этой традиции -- приравнивание труда к преступлению, мысль о том, что тяжёлый труд изначально является непристойной, преступной деятельностью, которую следует скрывать от глаз общества. В голливудских фильмах мы можем увидеть процесс производства во всех деталях только тогда, когда герой проникает в убежище главного преступника и видит там усердный труд (очистку и упаковку наркотиков, сборку ракеты, которая уничтожит Нью-Йорк...). Когда ещё Голливуд может быть ближе к гордому соц-реалистическому преподнесению фабричного производства, кроме как в тот момент, когда глава преступников после пленения Бонда устраивает для него экскурсию по своей подпольной фабрике? И цель вмешательства Бонда в том, чтобы взорвать эту производственную площадку, дав нам тем самым возможность вернуться к подобию нашей повседневной жизни в мире, где рабочий класс исчезает" [1].
   В 30-е годы в СССР престижным было быть инженером, артистом, писателем, .... . В шестидесятые эта тенденция сохранялась. Помню, как меня, пребывающего в "нежном" возрасте, удивляло, что при официальной пропаганде уважения к физическому труду, взрослые обсуждали с осуждением неравный брак некоего инженера и некой парикмахерши. Считалось несчастьем интеллигентной семьи, если ребёнок оказывался не инженером, а простым рабочим, продавцом, парикмахером.
   В семидесятые всё стало меняться. Несчастьем в семье стало признаваться, если ребёнок становился простым инженером (здесь слово "несчастье" используется в контексте ходивших в то время анекдотов на эту тему). Престижными стали, на худой конец, работники продуктовых баз, профессии продавцов, парикмахеров, ... . А уж быть заведующим магазина или товарного склада - верх уважения. На просмотрах зарубежных фильмов в Московском Доме Кино места в первых рядах занимали в основном эти уважаемые люди.
   Как-то, находясь уже в США, посмотрел "Восхождение" - фильм Л. Шепитько 1974 года. Этот фильм не о войне. Это фильм о любви, преданности и предательстве. Война лишь фон, на котором души людей проступают наиболее контрастно. Что же заставило Шепитько в самое благополучное время за всю историю советской власти взяться за столь насыщенную трагизмом тему?! Тут вспомнился фильм В. Шукшина "Калина красная", созданный в том же году. Хорошо помню то тягостное впечатление, которое произвела на зрителей Московского Дома Кино его премьера. И тут я понял, что и Шепитько, и Шукшин почувствовали дух своего времени, явившийся предвестником распада русской культуры. Похороны Шепитько,Шукшина и Высоцкого ассоциируются не только с прощанием с этими замечательными людьми, но и прощанием с русской культурой. По окончании просмотра в фойе Дома Кино одна сотрудница Мосфильма с горечью сказала мне: "Шелест зелёненьких начинает заглушать шелест берёзок". Прошло около десяти лет, и эта шутка стала явью.
   Такая коллективизация менталитета определила начальные и граничные условия событий перестройки. Россия, из индустриальной "страны мечтателей, страны учёных" превратилась, говоря языком А. Герцена, в страну мещан, а Москва и Санкт-Петербург - в столицы лавочников. Является ли такая метаморфоза постсоветского пространства случайной? Невольно возникает ассоциация с феноменом мутаций биологических объектов, рассмотренная выше.
   Михаил Пришвин задолго до событий "перестройки" СССР предчувствовал, что "так продолжаться не может. Неизбежна вторая революция. Будущее России: организация кулаков в демократическую партию с интеллигенцией из кадетов-европейцев и частично бывших правых эсеров с царем. Множество кулаков преобразовалось в кооператоров, в то время как инженеры и всякие техники сидят без дела. Русский кулак, который использует среду хищнически, думая лишь о себе, - это полная противоположность культурному человеку". Даже Настрадамусу не удавались столь точные предсказания.
   Контекст понятия свободы стал проявляться в виде свободы развлечений. Движение утилитаризма получило свое название от этического учения, родоначальником которого был Фрэнсис Хатчесон, изложивший его уже в 1725 г. Вкратце его теория заключается в том, что хорошее - это удовольствие, а плохое - страдание. Отсюда наилучшее государство то, в котором удовольствия значительно превосходят страдания. Этот взгляд был принят Бентамом и стал известен как утилитаризм: это уже принцип наибольшего счастья для наибольшего числа людей. Он связан, по Бентаму, с психологией тем, что люди пытаются достичь величайшего возможного счастья именно для себя. Здесь счастье означает то же самое, что и удовольствие. Закон должен гарантировать, что в поисках максимального счастья для себя никто не будет пытаться помешать поискам счастья другими. Несчастливый человек хочет он того или нет, неизбежно уровень счастья соседа понизит. Все, счастливые и несчастные должны изображать себя счастливыми. Эта маленькая хитрость обретения счастья была освоена Западом ещё во времена Ницше. Таким путем достигается наибольшее счастье для наибольшего числа людей. Это была общая цель всех утилитаристов, несмотря на частные различия во взглядах. Высказанная так открыто цель представляется несколько скучноватой. В то же время принцип наибольшего счастья для наибольшего числа людей был способен выдержать другую интерпретацию. В руках либеральных экономистов он стал оправданием для "laissez faire" и свободной торговли, поскольку предполагалось, что свободные и ничем не сдерживаемые занятия каждого человека в поисках наибольшего счастья, при условии соблюдения законности, приведут к наибольшему счастью общества в целом. Что касается свободы, её Бентам считал менее важной. Как и права человека, свобода казалась ему чем-то метафизическим и романтическим. В политическом отношении он склонялся скорее к доброжелательному деспотизму, чем к демократии. Это бросает свет на одно из затруднений его утилитаризма: очевидно, что не существует механизма, который обеспечил бы положение, при котором законодатель на деле придерживался бы доброжелательного курса. В соответствии с психологической теорией Бентама это потребовало бы от законодателей крайней предусмотрительности на основе всестороннего знания. Обоснование Миллем этики утилитаризма содержится в очерке, озаглавленном "Утилитаризм" (1863). Он добавляет немногое ко взглядам Бентама. Как и Эпикур, которого можно было бы считать первым утилитаристом, Милль в конечном итоге рассматривает некоторые удовольствия как более высокие по сравнению с другими, но он не слишком успешно объясняет, что бы могло означать качественно лучшее удовольствие в противоположность многочисленным простым. Это неудивительно, поскольку "принцип наибольшего счастья и вычисления удовольствий, которые сопровождают его, безотчетно уступает качество в пользу количества" (Б. Рассел). Что мы и наблюдаем в настоящее время.
   Времена либерального капитализма представляются прелюдией эпохи "светлого будущего". Для подготовки к его скорому явлению в США каждому гражданину стали вменять в обязанность демонстрацию непрерывного счастья и наслаждением жизнью. Вспоминается прощальный концерт "художественной самодеятельности" в исполнении команды туристического лайнера в последний день круиза по окрестностям Карибских островов. Концерт был вполне удачным; одно резало глаз: обилие гипертрофированных до вульгарности движений и поз, ассоциируемых с половой активностью животных и людей. На следующее утро, выразив удовольствие от концерта, спросил мнение одной из исполнительниц о причинах столь "сексуальной озабоченности" корабельной команды. Она мне ответила, что по поводу такой озабоченности ничего сказать не может. Что же касается самодеятельного капустника, то он был срежиссирован некой организацией из Флориды, специализирующейся в режиссуре разного рода массовых увеселений и имеющей на то специальную лицензию. Этой организацией было поставлено жёсткое условие - никакой самодеятельности. Трудно поверить, но все массовые развлечения в США в той или иной степени срежиссированы до такой степени, что стали общепринятыми стандартами американской культуры. Признаки этой тенденции замечались уже в самом начале прошлого столетия. Ставшие пророческими крылатые слова Короленко, повторяемые М. Горьким: "человек создан для счастья, как птица для полёта", заслонили своими крылами видение "зоркого неба". За эти слова Горький подвергался насмешкам со стороны интеллектуалов того времени. Часто нелепые мысли оказываются более пророческими чем мудрые. Для людей они более привлекательны.
   Американцы поколения предвоенного времени тяжело трудились чтобы выжить. Многие из них за всю свою трудовую жизнь ни разу не пользовались отпуском, да и выходными не всегда! Русские либералы, как и американские хиппи, были нетерпеливы. Разница в том, что западные хиппи, называвшими себя "детьми цветов", желали наслаждаться жизнью без политики и без страсти к наживе, удовлетворяясь лишь "энергией солнца". Советских либералов скромные для достижения счастья ресурсы солнечной энергии явно не устраивали. В погоне за счастьем пришлось устроить ... переворот перестройки, принёсший многим без труда добытую свободу развлечений и средства для её использования. Освободившись от физического и умственного труда стали требовать свободы слова, белый шум которой стал глушить не только мысли, но и способность мыслить.
   Вопреки обещаниям марксистов, как и западных либералов, вместо расцвета искусств наблюдается интеллектуальная засуха. Художественная литература вытесняется мемуарами политиков и звёзд поп-арта, детективами, гламуром. Детские сказки стали самой востребуемой формой литературы и кино. В музыке, как и в живописи, давлеет поп-арт. Искусство стало отражать лишь то, что массы хотят слышать и видеть. Высокое искусство смешивается с искусством улиц.
   Нарушилось основное условие развития культуры: от умеющих и имеющих не умеющим и не имеющим! (А. Модильяни). Эстетические идеалы стали формировать звёзды поп-арта и спорта. В современном мире стала проявляться тенденция, охватившая наиболее полно Россию: от не умеющих и не имеющих не умеющим и не имеющим.
   Дела стали развиваться своим путём, а слова - своим. Умные американцы видят опасность расхождения между словами и делами в своей стране, но сказать об этом вслух не могут, тайно сознавая, что начни говорить об этом, всё начнёт рушиться, как рушился ... СССР. Чтобы отсрочить такой ход событий, "они пишут детские книжки для других, считая их детьми, которые никогда не станут взрослыми. Но они могут ими стать, и тогда это будет крахом современной политической системы" - писал современный английский политолог Д. Уолден. В своём желании догнать Запад современная Россия ментально его уже опередила.
   . Говоря об отмеченном выше подобии процессов эволюции русского общества и сообществ Запада интересно обратить внимание на строки стихотворения М. Цветаевой:
  
   Таинственная книга бытия Российского,
   где судьбы мира скрыты.
  
  
   2-3. Феноменология динамики
   исторического потока
  
   2-3-1. Нетерпение
  
   Чрезмерно ускоренный бег исторических событий, укорачивающий длительность эпох, подобен Книге Мировой Истории со скомканными, порванными, вырванными и наспех переписанными страницами. Такова Книга истории России со времён Петра Великого.
   В Европе крепостное право отжило свой век в Средние века. Его никто не отменял. Как форма социальных отношений оно само собой сошло с арены социальной жизни, а отнюдь не как результат борьбы народа за свою свободу. Многие свободные римляне процветающей Империи по обстоятельствам добровольно отдавались в рабство, сулившее им более стабильное существование. Подобное наблюдалось и среди крестьян во времена средневековья. Человек выбирает не то что важно, а то, что проще! По мнению ведущих русских историков (как Л. Гумилёв или Ю. Лотман) крепостное право в России было принято обеими сторонами как устраивающее большинство, т. е. как оптимальное построение общества, наиболее полно соответствующее простоте жизненного уклада того исторического периода. "Крестьянский вопрос" имеет давнюю историю. Ещё в 16-ом веке господствующий класс осознавал позитивные стороны отмены крепостного права, но не ощущал острой необходимости его отмены. Крестьяне ощущали неудобства крепостного права, но в силу тяжёлых социально-экономических условий даже "Юрьевым днём" практически не пользовались. Несогласные же самостоятельно освобождались, пустившись в "бега" в необъятные леса и степи России, нанося тем самым экономический ущерб народному хозяйству. Как подметил Ключевский, русский человек, обнаружив в своём доме непорядок, вместо его устранения, как это делали народы Запада, отправлялся на поиски другого. Короче говоря, "крестьянский вопрос" никем активно не поднимался и судьба "Юрьева дня" решилась спокойно и сама собой (Энциклопедия Брокгауз и Эфрон). В 18-ом веке "крепостное право в своих крайних извращениях могло отождествляться с рабством, но в принципе это были различные формы общественных отношений" (Ю. Лотман). Война 1812-го года сблизила аристократию с народ, и пограничный слой, разделяющий их, стал давать трещины. Возрастающая в 19-ом веке сложность и динамичность деятельности русского общества завершили этот исторический этап русской жизни.
   Идея (клич) "догнать Запад" нисходит ко временам Петра Первого. Чтобы осуществить эту гонку требуется концентрация деспотических сил принуждения. Так загоняют лошадей в стремлении догнать скачущую впереди. Для этого нужны погоняющие. Функции гонящих всегда отводятся бюрократии. Дабы облегчить её миссию ужесточение крепостного право было закреплено политикой Петра.
   Сложилось мнение, что "Птенцы гнезда Петрова" представляли собой идеальные образцы бюрократии. Может быть это было и так. Но для столь большой страны как Россия их было явно мало. С другой стороны, все они являлись уникальными творениями одного мастера - Петра, который связывал их воедино. С его смертью, как и с возникшими беспорядками в престолонаследии, пустить корней они не смогли, и русская бюрократия стала стихийно развиваться на зыбкой почве в зыбких условиях зыбкого политического состояния России, принимая порой уродливые формы. Модернизация России задержалась лишь на одном социальном слое. К приходу к власти Петра русская "святость" шла на убыль. Уже во время правления его родителя ориентация на Запад прорисовывалась довольно чётко. Появление Петра Первого было естественным. Возможно, появился он несколько рано, когда у России не было достаточного иммунитета для протвостояния вторжению Запада.
   Позже, с отменой крепостного права и усложнением структуры российского общества, начался расцвет русской народной культуры, который в определённой степени можно сравнить с итальянским возрождением (ренессансом). То было грозовое противоречивое время. То была "одной из самых утонченных эпох в истории русской культуры", эпохой "творческого подъема поэзии и философии, то был культурный ренессанс начала века" (Н. А. Бердяев). "Вместе с тем русскими душами овладели предчувствия надвигающихся катастроф. Поэты видели не только грядущие зори, но и что-то страшное, надвигающееся на Россию и мир" (А. Блок, А. Белый).
   "А что если мы в самом деле живем во времена Цицерона и Цезаря, когда зарождается новый порядок, и является новый Мессия, новая религия и новый мир" - записал в своём дневнике в 1848 году Н. Чернышевский. Всплеск российского гуманизма сопровождался распространением зачаточных идей большевизма, его гасящих. С последующим размывание классовых границ духовная жизнь России стала буквально закипать в турбулентных вихрях многообразия социальных и духовных идей. Одни тянули Россию на Запад, другие на Восток, а иные в Небеса. Вскоре всё настолько перемешалось, что направление равнодействующей этих потоков определить стало невозможно. Потенциал коллективной жизни снизился настолько, что всё неожиданно, внезапно рухнуло, образовав в мировом историческом пространстве потенциальную яму. Природа не терпит потенциальных ям, и в неё тут же устремился более энергичный поток, возбуждаемый идеями марксизма, который безуспешно пытался пробить себе русло в более устойчивых странах Запада. Россия была подобна путнику, со всех ног карабкающемуся по тропе горного ущелья к солнечной вершине, не ведая тропы и рискуя в любой момент сорваться в пропасть. Время летело стремительно: "Пушкин сошёл бы с ума, если бы знал нас. Нет, Пушкин сошёл бы с ума, прочитав у Достоевского о ночном горшке (в "Вечном муже"); Достоевский сошёл бы с ума от Чехова, а Чехов - от нас. Все вместе они зажали бы нос и закрыли бы глаза от нашего "безобразия" И это всего лишь за полвека с небольшим. Двадцать лет со дня смерти Блока. Кто ещё помнит этот день?" - так обобщила те времена Н. Берберова. Затем последовали падение Русской монархии и буржуазная революция. Всё как в Европе! Но только уж очень скоро! С точки зрения европейских темпов развития от смешных буржуа Мольера к достойному маленькому человеку Голдсмита и Ричардсона сделан шаг примерно в сто лет. В России подобный шаг имел размер всего лишь в два - три десятка лет. "Литературное развитие России было более напряженным, пробегало наскоро этапы, занявшие в Европе по столетию, и, в конце концов, одновременно решало задачи, занимавшие Запад поочередно, решало иначе, менее расчлененно, более широко (и запутанно)" (Г. Померанц). Россия развивалась асинхронно с Западам, то в чём-то его опережая, то в чём-то отставая. Это усугубляло запутанность общественных отношений. Перемены -- небезопасный процесс.
   Запутанность общественных отношений в России XIX столетия наиболее полно отражена в творчестве Л. Толстого и Ф. Достоевского. Герои романов Толстого отражают цельность сознания патриархального общества России времён Отечественной войны 1812 года. В патриархальном обществе самые парадоксальные образы поведения теряют случайный. Личный характер, являясь чем-то наследственным, прочным, солидным -- своего рода законом племени. Менталитет нового поколения движется по инерции потока сознания прошлого. В плену этого потока люди понимают счастье и прелесть жизни в ней самой. "Счастье примиряет с действительностью -- и со злом в ней".
   Герои Ф. Достоевского - это "потерявшие свое счастливое невежество, попавшие в разряд людей полуобразованных и беспокойных, мнящих о себе больше, чем они того стоят, и корчащихся в муках самолюбия. Поток коллективного сознания в середине девятнадцатого столетия стал мутнеть от напряженной интеллектуальной работы этих беспокойных". Г. Померанц уверен, что только в одном отношении герои Достоевского сами по себе превосходят героев Толстого -- в талантливости. Достоевский и Толстой в городской жизни замечают только развал, распад семьи (семейка Карамазовых, "Крейцерова соната"). Буржуазная цивилизация обоим кажется чем-то насквозь нестойким, бессмысленным, абсурдным. В то же время достаточно перелистать английский роман времен королевы Виктории, чтобы увидеть устойчивость семьи в гораздо более буржуазном обществе Британии. Во времена королевы Виктории (королевы Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии, императрицы Индии) Великобритания в социальном, политическом и экономическом состояниях находилась на вершине своего взлёта. Всё было стабильно. Россия в середине XIX находилась в неустойчивом состоянии перехода от стабильности патриархального уклада к новому буржуазному. Архитектоника мерного течение потока сознания патриархальных времён внезапно вспенилась внедрением потоков капиталистических отношений, внезапно ускорив бег времени - "всё смешалось в доме Облонских".
   В своём труде "Открытость бездне" Георгий Померанц явно симпатизирует Достоевскому, разделяя с ним мысль, что "В страдании есть идея. Она толкает вперед, от старого счастья к новому". Не будем обсуждать эту спорную идею. Чтобы понять Померанца следует обратить внимание на то, что XIX век был ренессансом в еврейском менталитете. Освободившись от многовекового поразительно для европейцев жесткого религиозного рабства, как и рабства социальной и политической дискриминации времён их пребывания в Европе и поверив в свои силы, евреи дали миру плеяду прекрасных писателей, художников и поэтов. Это было время рождения сионизма, которому евреи не видели преград. Любая политическая или социальная неустойчивость общества воспринималась ими как возможность сбросить "истлевшую кожу, восстать против старых богов...". Российский сионист М. Усискин писал: "У идей сионизма существуют только внешние препятствия и никаких внутренних. И не следует нам открывать его глаза на факты реальной жизни, чтобы эта вера сохранила силу".
   Чем стремительнее менялась Россия XIX века, тем больше отцов, оказывались банкротами в глазах своих детей. "Отцы и дети непонятны" - отметила Ахматова. Этот разрыв в менталитете людей отчётливо показан в романе А. Белого "Петербург". Россия вступила в революцию уже с изрядно повреждёнными временными связями, которые со свершением революции стали лавинно рушиться. Александр Блок ассоциировал события революции с крушением поезда, с обвалом моста. Время внезапно остановилось, и затем столь же внезапно сорвалось с места с бешеной скоростью социальной перестройки. В материальном мире это приводит к катастрофам. В духовном - к духовным катастрофам! Судя по всему, потоки сознания также обладают инерцией.
   Беды России усугублялись тем, что эти события совпадали с политическими кризисами в Европе, вылившимися в кровопролитные войны. Во мраке этих событий к власти в России пришли самые тёмные силы международного либерализма. Их задача была грандиозной: - изменить мир одним прыжком! И вот уже нарушил стереотип образа Сталина американский историк A. Mayer. В своей книге "Насилие и Террор французской и русской революций" [20] он приходит к мнению, что эпоха Сталина являлась именно "единственным решением" исторической задачи, вытекающей из стратегией Ленина. "Ленинистский освободительный социальный взрыв разрушительной энергии перемешал всё и, как неизбежное, привёл к сталинистской непристойной изнанке Закона" (C. Жижек). Сталинская конституция отнюдь не создавалась как непристойная изнанка Закона. Писалась она искренне, но не своевременно и в спешке. Ленинский освободительный взрыв и последовавшие социальные афтершоки и обвалы выворачивали наизнанку человеческие отношения, как и законы. Внезапный освободительный (но не столь мощный) взрыв перестройки СССР завершился беспределом лихих девяностых, приведших к "ельценской непристойной изнанке Закона". Во взрывных процессах поиски логических связей событий бесполезны: всё выходит из под контроля внутренних сил. Всё в конце концов встаёт на свои места. Период застоя "брежневского периода" кончилось хаосом "перестройки" и, как полагается, "неожиданным, внезапным падением" СССР. "Бедняки" и "одарённые" оказались проворнее "середняков". Пока "середняки" мутили воду требованиями свободы и равенства, те, кто активно а кто и тихой сапой, пробивались на верх сквозь мутные воды перестройки. С завершением этого периода "середняки" вновь оказались не у дел, и им ничего не оставалось как эмигрировать, либо продолжать мутить воду в том же духе.
   СССР не раз доказывал свою жизнестойкость в противостоянии внешним силам. Погубило его внутреннее нетерпение нового. Запад обладал для многих советских людей столь огромной притягательной силой, что приблизившись (экономически) к нему, СССР распался, как распался сколоченный железными гвоздями деревянный корабль, слишком близко подплывший к Магнит-горе.
  
  
   2-3-2. Ламинарность и турбулентность
  
   Феноменология течения разных сред, будь то жидкости или газы, имеет общие основы: при малых скоростях жидкости или газы текут спокойно (ламинарно); при больших - вспениваются хаосом. Ламинарность - это предсказуемость. При урбулентнсти радиус предсказуемомти чрезвычайно мал. Физика гласит: чем выше плотность среды и жёстче стесняющие течение формы (меньше диаметр трубы, меньше зазор между поверхностями), тем стабильнее течение вязких сред. Подобное можно подметить и в феноменологии динамики исторических потоков. Примером является турбулентность течения исторических событий России. Бег её времени был несравненно высок. "Со всех ног неслась Россия в революцию, со всех ног - из гимназии домой, читать, думать, сочинять стихи, и со всех ног к настоящим бурям, которые ждут. ... мы обе дрожали от внутреннего нетерпения при мысли о будущем, которое неслось на нас с недостаточной скоростью и силой (так мы считали), словно были мы обе два паруса, которые рвутся в море, а ветра все нет, чтобы надуть их и умчать" - вспоминала свою юность Н. Берберова. Последующие революции ускорили бег настолько, что в хаосе событий люди стали терять контроль над ними, как теряет контроль наездник в бешеной скачке на разъярённом скакуне - только удержаться бы. Пастернак вспоминал те времена - мы тасовались как колода карт. "Быстрота нужна только бегущему или преследующему. Она тянет человека к тому, что называют преступлением" (Виктор Шкловский). "Все мы чувствовали себя ворами" (М. Пришвин).
   Так, все советские люди вольно либо невольно, в той или иной степени, вот уже как около ста лет оказались втянутыми в то, что называют преступлением. Преступления против нравственности опаснее уголовных. Юридически не наказуемые, достигнув определённого уровня, они как эпидемия размножаются столь быстро, что вскоре принимают вид нормы социальных отношений. А за тем и преступность становится нормой. Бурные воды несут
  
   ...обречённость, самозабвенье
   самоубийство, саморожденье.
  
   М. Петровых.
  
   "Он вспомнил про одно чтение научной книги, что от скорости сила тяготения, вес тела и жизни уменьшается, стало быть, оттого люди в несчастье стараются двигаться. Русские странники и богомольцы потому и брели постоянно, что они рассеивали на своём ходу тяжесть горюющей души народа" (А. Платонов). "Как хорошо всегда это смешение -- сердечная боль и быстрота!" (И. Бунин). Чтобы успокоить сердечную боль русская интеллигенция ускоряла события. Русский человек с начала петровской эпохи стал находиться под воздействием не только внешних сил власти, но и своих внутренних сил, ускоряющих его нетерпение жизни.
   Любой организм живой, как и не живой природы, требует время для приспособления (адаптации) к изменившимся условиям. Частота изменения условий, превышающая допустимую частоту адаптации, приводит к неустойчивости форм его состояния. Бросьте камень в спокойную воду. Волны скоро улягутся, и гладь реки восстановится. Если долго и непрерывно продолжать это занятие, вода замутится. Мутная вода привлекает внимание вечно голодных хищных рыб. Покончив с не хищными, они начинают поедать друг друга, тем самым освобождая пространство для мелких рыб. Наступает царство мелкой рыбёшки. Затем цикл повторяется. Такова динамика отношений хищников и жертв, изложенная в классической работе итальянского математика В. Вольтерра под названием "Хищники и жертвы". Такова динамика истории России. Такова динамика мировой истории. Замутнённая яростным противоборством течений мыслей западников и византийцев, в спешке решая свою судьбу, Россия слишком часто оказывалась приманкой для разного рода хищников и паразитов как внутренних, так и внешних.
   Только внешние формы (сильная государственная власть), стесняющие течение (мыслей и действий людей), и увеличение плотности текущей среды (солидарность и единомыслие) способны сохранять ламинарное созидательное течение исторического потока. Мало кто сомневается, что экономический подъём Китая, Сингапура, Индии обусловлен эффективностью государственной власти. Индия определяется как суверенная, социалистическая, светская либерально-демократическая республика, имеющая двухпалатный парламент. КНР -- социалистическое государство демократической диктатуры народа в духе коммунистической идеологии. Сингапур -- парламентская республика. Эффективна та власть, которой удаётся внушить народу чувство единства и это чувство поддерживать.
  
  
  
          -- Конформизм и нонконформизм.
  
  
   Адаптация (приспособляемость) является основным механизмом стабилизации состояния природы. Соседствующие атомы или молекулы вещества в результате компромисса при выборе своего положения "успокаиваются", достигнув равновесия. Перемещения тел и их деформации приспосабливаются к действующим внешним силам. Приспособляемость - это диалог частей природы. Если возможности приспособления исчерпаны, материалы разрушаются, вулканы извергаются и происходит много разных бед. Обычное оконное стекло в своей структуре не содержит средств приспособляемости. Оно чрезвычайно твёрдо. Но твёрдость стекла не используют для защиты: оно может внезапно, без предупреждения, рассыпаться на мелкие осколки при мельчайшем механическом воздействии. Для защиты используют менее твёрдые, но приспособляемые материалы. Дарвиновская идея приспособления путём автоматического устранения неприспособленных проста и принята многими. Устранение не приспособляемых элементов является проявлением приспособляемости на более высоком структурном уровне. "Сознание, по существу, свободно; оно есть сама свобода; но оно не может проходить через материю, не задерживаясь на ней, не приспосабливаясь к ней; это приспособление и есть то, что называют интеллектуальностью" (А. Бергсон).
   В социальном плане эквивалентом понятию адаптации (приспособляемости) является понятие конформизма (компромисс). Компромисс является диалогом людей или социальных структур общества. Способность к компромиссу является признаком интеллекта и способности к прогрессу. В турбулентной хаотичной среде, разрывающей связи людей, нонконформизм является наиболее действенным механизмом выживания: в силу скоротечности событий неизвестно к чему приспосабливаться и с кем вести диалог. Тут терялась связь не только между людьми, но и людей самих с собой. Как потерпевший кораблекрушение утопающий в бурном море, стремясь спасти себя, часто бессознательно топит спасающего. Кто на море не бывал, тот и страху не видал - помню такую поговорку времени моего детства (военного). Турбулентное развитие исторических событий в российском менталитете закрепило зародыши нонконформизма. Внешний наблюдатель может определить направление турбулентного потока. Внутреннему наблюдателю во мраке замутнённых илом бешеных вихрей определить его направление непосильно. Куда несешься Русь? Дай ответ. Не даёт ответа!
   Конформизм, как способность к приспособляемости структурных элементов общества, разрыхляя пространство в окрестности конфликта, создаёт благоприятные условия для прогресса социальных отношений и условий жизни. На это обращал внимание А. Бергсон. Подтверждением этого является деятельность Чулпан Хаматовой, организовавшей совместно с Диной Корзун благотворительный фонд "Подари жизнь". Начальный период организации этого фонда Хаматова воспринимала как компромисс со своей совестью при общении с властями. Но в результате они не только спасли жизнь многим детям, но и сблизили многих людей общей заботой о больных, что особенно остро необходимо современной России. Более того, они показали, что диалог с властью вполне возможен, и что противостояние власти и народа не проблема вовсе, а лишь результат нежелания понять друг друга. В какой-то степени постсоветский нонконформизм напоминает историю о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем.
   Нонконформизм - это менталитет войн и революций. Нонконформизм равносилен самоубийству нации, как убийственна деградация иммунной системы живого организма, обрекающая его на гибель. В этом сокрыта причина многих трагических событий в России. "У нас интеллигенция, в тот самый день, когда родилось это слово, уже была рассечена надвое: одни любили Бланки, другие - Бальмонта. И если вы любили Бланки, вы не могли ни любить, ни уважать Бальмонта. Вы могли любить Курочкина, или вернее - Беранже в переводах Курочкина, а если вы любили Влад. Соловьева, то, значит, вы были равнодушны к конституции и впереди у вас была только одна дорога: мракобесие. .... На Западе люди имеют одно общее священное "шу" (китайское слово, оно значит то, что каждый, кто бы он ни был и как бы ни думал, признает и уважает окружающих), и все уравновешивают друг друга, и это равновесие есть один из величайших факторов западной культуры и демократии. Но у русской интеллигенции элементы революции и реакции никогда ничего не уравновешивали, и не было общего "шу", потому что русские не часто способны на компромисс, и само это слово, полное в западном мире великого творческого и миротворческого значения, на русском языке носит на себе печать мелкой подлости".
   Большая редкость увидеть американцев спорящими. Обычно их споры имеют форму обмена мнениями. Личности спорящих неприкосновенны для прямых издёвок. Единственной их допустимой формой является сарказм. Понятие "политическая оппозиция" в современном контексте этого слова появилось по окончании Второй Мировой войны, когда США создавали и содержали в Германии и Японии партии, целью которых являлась оппозиция всему тому, что могло способствовать реставрации авторитарных структур в этих странах. Ни Демократическая, ни Республиканская партии в США не рассматриваются как оппозиционные, а лишь как предлагающие разные пути решения государственных задач. И лишь сравнительно недавно, как следствие эрозии политической системы, они, по существу, стали оказываться в таком статусе.
   В Америке приспособляемость и, соответственно, совместимость элементов государственной, социальной, экономической и т. д. структур столь поражающе велики, что понятие оппозиции просто лишено (внутри её) какого либо смысла. Америка вызывает ассоциации с чрезвычайно сложной машиной, все части которой прекрасно приработаны и подогнаны друг к другу. Все несовместимое с этой машиной отторгается довольно быстро. Это действительно "единый кулак" в любом контексте этого словосочетания. Любые машины, в том числе и социальные, неотвратимо подвержены "моральному износу", что мы наблюдаем и в современных США. Поэтому, несмотря на столь высокую самоорганизацию американского общества, власти зорко следят её уходом, чтобы этот кулак не разжимался, чтобы оппозиционный дух не проникал в его структуру. Для этого существует много приёмов. Политически некорректное высказывание ведущего телешоу обычно заканчивается закрытием программы. Объяснение простое: производители товаров не хотят, чтобы их продукцию рекламировали люди Америку не любящие. Вот и осуждай за нарушение права на свободу слова этих "производителей товара"! Просто удивительно, как беззвучно и мгновенно в США исчезает все, что искажает цельность внутренних политических и социальных взаимоотношений.
   Учитывая это, надо с осторожностью сравнивать разного рода свободы в России и в США. Америка представляет чрезвычайно широкий свободный выбор рода деятельности и стиля жизни. Но, сделав этот выбор, человек погружается в жёсткие рамки социальных и политических отношений, границы которых определялись путём длительного компромисса интересов соприкасающихся сторон. По этой причине воспринимаются большинством как естественные. И американцы им следуют. В Америке не существует ничего "вообще", всё имеет достаточно чёткие границы. Все конкретно. Компромисс - это взвешиваемый обмен уступками. Американец прекрасно знает что, где и когда можно говорить, а что нельзя. Обобщить эти основные ограничения можно очень просто: это лояльность работодателю, лояльность стране (патриотичность), преданное отношение к работе, честность и любезность к сослуживцам и к окружающим. Все это поддерживается доносами сослуживцев друг на друга, что не предосудительно, поскольку является частью давно сложившейся нормой культуры США (Запада). Более того, американец прекрасно понимает, что в определённой степени он является товаром, который всегда должен быть привлекательным для окружающих, среди которых может оказаться потенциальный работодатель.
   Если сравнивать СССР с США, то можно видеть основное различие: СССР предлагал более скромное пространство для выбора рода деятельности, но зато неоспоримо более широкое пространство свободы социальных отношений, вплоть до возможности откровенного безделья на службе и бессмысленного вольнодумства. В России доносы рассматривались как явление позорное. В отличие от Запада, доносы в России являлись проявлением контркультуры. В целом, в Америке существует гораздо больше несвобод в нашем отечественном понимании этого слова чем в СССР. Но американцы их принимают как добровольное и полезное рабство.
   Русский нонконформизм является в первую очередь пережитком гражданской войны и порождённой ею безответственностью свободы, который, несмотря на прошествии столь многих лет, мы никак не можем осознать. Возможно потому, что "в мире нет людей надменней, бесслёзнее и проще нас" - писала Анна Ахматова.
   Что же касается диссидентства, то оно являлось правым крылом советского нонконформизма в марксистском духе непреклонной бескомпромиссной борьбы идей, что современному цивилизованному миру давно уже не свойственно.
  
  
  
   2-4. Великий, могучий, правдивый и свободный русский язык
  
  
   Обычно о развитости культуры судят по рукотворным памятникам - поэзии, живописи, архитектуры, технологиям. При этом часто ускользает из поля зрения менталитет народа, создающего эти памятники. Именно менталитет народа является своего рода инвариантом многообразий его возможных ментальных состояний, зависящих от внешних и внутренних условий. Наиболее ярким и полным иллюстратором менталитета (духа) народа является язык.
   "Великий, могучий , правдивый и свободный русский язык!" - говорят одни. Другие убеждают, что русский язык убог, что самовар - это единственное русское слово, а все остальные заимствованы у соседей. Умом Россию не понять - говорят одни. Давно пора, ..... мать, умом Россию понимать - говорят другие. Ю. Лотман отмечал, что русский народ является единственным народом, мнения о котором столь противоречивы, как среди самих русских, так и вне России. До наступления холодной войны даже западные политики, работавшие в СССР, с явной симпатией называли русский народ "таинственным северным народом". "Русский, - пишет в 1938 году известный немецкий историк Шубарт, - переживает мир, исходя не из "я", не из "ты", а из "мы"... Европеец и сам не помогает, и от других помощи не ждет. Отсюда жёсткость и безутешность, кантианство всего стиля жизни, "кантующей" европейца. Каждый стремится скрыть свою нужду и имитировать счастье". Это и сейчас характерно для США.
   Таинство русского языка раскрыл А. Блок. Кроется оно в том, что русский язык был языком молчаливого вслушивания в ритмы природы. Молчание народа - эта тема всплывает в мировой литературе начиная от Древней Греции и вплоть до литературы Серебряного века, как "молчание прорастающего зерна грядущего. Герои русских былин в тишине прикладывали ухо к земле: они слышали топот вражеской конницы, плачь вдов и детей".
   Пушкин является основателем литературного русского языка. "Пушкин - есть явление чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа, это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в той чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла" (Н. Гоголь). Вне русского языка Пастернак не представлял своей жизни. "Он (герой романа Набокова "Дар") питался Пушкиным, вдыхал Пушкина. У пушкинского читателя увеличиваются лёгкие в объёме".
   Для Пушкина Россия была мачехой. Матерью, передавшей ему душу русского народа, была крепостная Арина Родионовна, раскрывшая перед ним бескрайний мир звуков природы: "... вечером слушаю сказки -- и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!" Арина Родионовна, по мнению Ю. Лотмана, "была, видимо, талантливой сказительницей с выразительной манерой исполнения и разнообразным репертуаром".
   Мудрость русских сказок, в которых закодирована природа в самом широком понимании этого слова, отпугивает своей простотой. Этот испуг, как проявление одной из черт коллективной психики современных людей, отметил Пастернак:
  
   ... В родстве со всем, что есть, уверясь
   И знаясь с будущим в быту,
   Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
   В неслыханную простоту.
   Но мы пощажены не будем,
   Когда её не утаим.
   Она всего нужнее людям,
   Но сложное понятней им.
  
   Е. Боратынский, который, по словам Пушкина, "никогда не тащился он по пятам свой век увлекающего гения, подбирая им оброненные колосья: он шёл своею дорогою один и независим", раскрыл поэтику русского восприятия единства мира, связывающую прошлое, настоящее и будущее воедино. Е. Боратынский не был христианином, не был гражданином, не был философом. Он был .. язычником, имея под этим в виду его способность глубоко и независимо чувствовать и понимать Природу, как и природу людей. Менталитет русского народа он выразил в стихотворении "Приметы":
  
   ...по-детски вещаньям природы внимал,
   Ловил её знаменья с верой.
   Покуда природу любил он, она
   Любовью ему отвечала.
   О нем дружелюбной заботой полна,
   Язык для него обретала.
  
   Пессимизм видения им будущего
  
   В развалинах стояли города,
   По пажитям заглохнувшим блуждали
   Без пастырей безумные стада ..
  
   искусствоведы обычно объясняют периодом подавленности одиночеством, проявляемой часто в депрессивно-параноидальных формах. О причинах его душевного состояния мы можем лишь пытаться отгадать. Но спустя 150 лет по написании этих строк многие русские люди стали буквально именно этими словами описывать обозреваемые ими пространства России после перестройки СССР. Достоевский в молчании русского народа разглядел глубочайшие тайны психики людей.
   Ключом к разгадке особенности русского менталитета может послужить диалог героев романа А. Платонова "Чевенгур": "Умный я стался, что без родителей, без людей человека из себя сделал. Сколько живья и матерьялу я на себя добыл и пустил, сообрази своим умом вслух.
   - Наверно, избыточно! - вслух подумал Копенкин.
   Яков Титыч сначала вздохнул от своей скрытой совести, а потом открылся Копенкину:
   - Истинно, что избыточно. На старости лет лежишь и думаешь, как после меня земля и люди целы? Сколько я делов поделал, сколько еды поел, сколько тягостей изжил и дум передумал, будто весь свет на своих руках истратил, а другим одно моё жёваное осталось. А после увидел, что и другие на меня похожи, и другие с малолетства носят своё трудное тело, и всем оно терпится". Русский народ, "вышедший из глубоко родного, национального, - мира наших пращуров, создававших Русь по своему образу и подобию, со всем её чудовищным смешением языческого и христианского, древнеславянского и угро-финского, варяжского, византийского, татарского - жестокого, кровавого, гениально самобытного, научившегося понимать друг друга не только с полуслова, но даже с полувзгляда, полувздоха, с полумолчания" (В. Катаев) - отторгнутый властью, презираемый приближенной к власти чужеродной ему по духу аристократией, общаясь лишь с непрерывно меняющей свои формы природой, проникся нетерпением жизни и сделал себя сам, "умножив в себе ту теплоту [чувств], сотворил ум, полный любопытства". Сделав сам себя, он создал свой язык, отражающий его чувственное восприятие окружающего. Марина Цветаева обратила внимание на то, что русские народные сказки обнаруживают присущее русскому человеку по-детски искреннее любопытство к культурам окружающих народов. Анализируя русскую литературу 19-го столетия, Ю. Лотман пришёл к выводу, что интерес к разнообразию культур, открытость к чужому - есть реальная специфика русского сознания. Достоевский верил, что "истинная сущность русского национального духа, его великое достоинство и преимущество состоит в том, что он может внутренне принимать все чуждые элементы, любить их, перевоплощаться в них, если мы признаем русский народ вместе с Достоевским способным и призванным осуществить в братском союзе с прочими народами идеал всечеловечества" (Г. Померанц). В славянофильской литературе встречаются оценки русского менталитета, как носителя истин в духе Просвещения: носитель истины - ребёнок, существо подлинно свободное. "Откуда русский театр? Русская музыка?... Русская культура впитала в себя влияния и с Запада, и с Юго-Запада, с бассейна Средиземного моря, и с Востока. Не думаю, что одной лишь русской культуре это свойственно - впитывать разнообразные культурные модели, ассимилировать художественные стили. Но в России отзывчивость на разнородные веяния особо велика. Именно это имел в виду Достоевский, говоря о всемирности русской литературы" (А. Кончаловский).
   Французский писатель и философ А. Мальро (1901-1976) пытался определить разницу между художником и обычными людьми. По его мнению, обычный человек борется со всем, что не является им самим [в его сознании отображены лишь малые части природы], в то время как художник ведёт бой с самим собой [в нём отображена большая часть природы]. Вся история России является проявлением борьбы не с тем, что является не ею самой, а борьбы с самой собой! Таковы судьбы героев Достоевского, таковы судьбы Пушкина, Лермонтова, Толстого. Трагичны были судьбы многих дворянских детей, "восстававших на самих себя" (И. Бунин). "Мы в жизни, с одной стороны, больше художники, с другой - гораздо проще западных людей, не имея их специальности, но зато многостороннее их" (А. Герцен). "Да все русские таковы, и знаете почему: потому что русские слишком богато и многосторонне одарены, чтоб скоро приискать себе приличную форму. Тут дело в форме. Большею частью мы, русские, так богато одарены, что для приличной формы нам нужна гениальность. Ну, а гениальности-то всего чаще и не бывает, потому что она и вообще редко бывает. Это только у французов и, пожалуй, у некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком. Оттого так много форма у них и значит" (Достоевский. Игрок).
   В этом во многом скрыт секрет трагизма взаимонепонимания России и Запада.
   Русская интеллигенция, испытывая угрызения совести за заброшенность своего народа, в конце 19-го столетия "пошла в народ", деятельно участвуя в работе земств, сельских школ, библиотек и сохранив свою активность и влияние в первые постреволюционные годы. Земские либералы, ставившие перед собой просветительские задачи, имели огромные заслуги в деле формирования массовой культуры. Работа по организации и снабжению библиотек книгами, проведению народных чтений, повседневному обслуживанию крестьянских читателей была выполнена именно интеллигенцией, так называемым "третьим элементом" в земстве -- земскими служащими, прежде всего, педагогами и врачами, среди которых были сторонники различных политических взглядов -- от либералов до народников и социал-демократов. Учитесь говорить свободно - основное послание фильма Андрея Тарковского "Зеркало". В молчании ума нету, одни чувства. Лишь слова обращают текущее чувство в мысль, поэтому размышляющий человек беседует. Молчание народа научило русского человека беседовать самим с собой. "Беседовать самому с собой - это искусство [созерцания], беседовать с другими людьми - забава" (А. Платонов). Вначале странник отдается чисто импрессионистическим впечатлениям, переходит потом к более глубокому и горькому чувству матери-земли, проходит через испытание стихией воды, познает огонь внутреннего мира и пожары мира внешнего - так о определил эволюцию сознания русского человека Максимильян Волошин. "Дванов любил отца, Копенкина, Чепурного и многих прочих то, что они все, подобно его отцу, погибнут от нетерпения жизни, а он останется один среди чужих". Таковой увидел Платонов судьбу России. Революция внезапно распахнула окно в зарождающийся заманчивый мир технического прогресса и сопутствующего ему либерализма. Заброшенные, никому не нужные в отсталой сельской стране, внезапно почувствовали себя всем нужными и прониклись задором созидания. Обнаружив в этом "кожу русского народа, скрываемую лоскутами коммунистического маскарада", М. Цветаева с восторгом написала:
  
   Челюскинцы!
   Звук,
   Как сжатые челюсти.
   Мороз из них прёт,
   Медведь из них щерится.
  
   За это стихотворение она была окончательно отвергнута русской эмиграцией.
   Романы Платонова "Чевенгур" и "Котлован" отражают события периода смены поколений, совпавшего с внезапным взрывоподобным распространением в русском обществе идей либерализма и столь же внезапно раскрывшихся потребностей в новых силах, способных материализовать энергию этого духовного взрыва. Его роман "Счастливая Москва" отражает дух молодого поколения России, подхваченного "могучим напором всемирной истории, направляемым Сталиным", и напором нетерпения жизни. Россия возросла на силе, энергии и задоре её молодости, на её труде и таланте. Только безукоризненный авторитет автора удерживает от восприятия начала романа как обычной советской "агитки": передаёт он дух товарищества, дружбы, взаимопомощи, энтузиазма открытий нового, ответственности за действия, что объединяло молодых. Мандельштам писал в 1913, что людей воодушевит "социальная готика: свободная игра тяжестей и сил, человеческое общество, задуманное как сложный и дремучий архитектурный лес, где все целесообразно, индивидуально и каждая частность аукается с громадой этой готики". И тут возникает вопрос: почему это замечательное поколение, менталитет которого и по сей день является для многих идеалом, столь скоро угасло, не передав своего жизненного импульса последующим.
   Анализу произведений Платонова посвящено не столь уж большое число работ, как следствие чрезвычайной сложности структуры его мысли. Наиболее общее мнение отечественных критиков передают слова Ю. Нагибина в его статье "Самый страшный роман Платонова", как и столь же испуганного этим романом И. Бродского в статье "Послесловие к Котловану А. Платонова". Для них это мир без "психологии и чувства, [всё] так же просто и равнодушно, как земля принимает дождь, град, снег". Возразить на это не так просто. Удивление вызывает лишь то, что советских интеллектуалов-шестидесятников (включая Бродского) восхищало в западном мире именно то, что в нем все просто, "как земля принимает дождь, град, снег". Их это нисколько не пугало.
   Нетерпение советской молодёжи того времени было столь велико, что оно явно обгоняло бег времени коммунизируемой громадной разноплемённой России, части которой ментально жили в разные исторические времена. Даже в атмосфере всеобщей эйфории "адепты новой культуры, несомненно, отчетливо понимали, насколько растянулось "шествие толпы", масс от сознания коммунистического строя до первобытности, слепого тыканья в бытие" [27]. К. Леонтьев подчёркивал, что коллективное творчество народа может служить всемирной культуре только тогда, когда оно основывается на своеобразии своей национальной целостности (коллективности), в глубинах которой "кипит более или менее глубокое разнообразие". Но в столь растянутых "шествиях толпы" национальная целостности обычно не наблюдается. Бесспорно, что "Знание - Сила". Несравненно большей является та " сила, которая лежит в единстве народного сознания, в одинаковых мнениях и общих целях" (Ф. Ницше). Разнонаправленные, различаемые своей интенсивностью, местные струи этого исторического потока всё перемешивали и дробили как жернова мельниц. Продолжение романа "Счастливая Москва" погружает читателя в незримый мир социальных процессов дробления и конгломерации душ и судеб людей: образы действующих лиц расплываются, мельчают, деревенеют, теряя былую жёсткость точек опоры духовного равновесия. Всем приходилось лавировать меж вихрей этих встречных, выдавливаемых жерновами природы исторических струй, которые топили одних одних и возносили на поверхность других. "Тут не то что связь веков -- связь тебя самого с собою рвётся. И устоять, не сорваться в этом нетерпеливом потоке среди гримас и клоунады судьбы -- трудное искусство цирка жизни" - так осмыслила послереволюционные времена Е. Ржевская в книге "Знаки препинания". Люди терялись в понимании смысла жизни. "Без смысла жизни тело слабеет" (А. Платонов). Импульс коммунистического задора стал увядать. Всё осложнялось тем, что "большевистская труха в среднем пришлась по душе многим крестьянам - этой торжествующей середине бесхозяйственного крестьянина и обманутого батрака".
   Объяснение причин тому дал А. Блок: "Запад нёс положительные начала науки, России чуждые. Они стали удобрять русскую народную почву веществами для неё ядовитыми. Требовалось какое-то высшее начало. Раз его нет [в положительных началах науки], оно заменятся вульгарным богоборчеством декадентства и кончается неприметным и откровенным самоуничтожением, развратом, пьянством, самоубийством всех видов".
   Человек существо биологическое. Посему вещества ядовитые будут вызывать в людях мутации, подобные возникающим в более простых биологических объектах под их воздействием. Судя по наблюдаемому, эти вещества оказались ядовиты и для людей Запада, их создавших. Но постепенность ими само-удобрения вызывала появление разных форм приспособляемости к ним, что смягчало их воздействия. Тем не менее эффект в целом получился ядовитым. Массовая иллюзия -- это единственное, что позволяет людям оставаться нормальными (людьми) - с таким упрёком западному либеральному обществу обратился английский философ, писатель и журналист C. Hitchens по возвращении из Северной Кореи (2001). "Испытывая нехватку прочного религиозно-метафизического фундамента, наша повседневная жизнь распадается на мелкие кусочки пустых и вульгарных социальных ритуалов" - подтвердил пророческий диагноз Блока спустя почти сто лет популярный в Европе и Канаде хорватский философ С. Жижек (2006). Россия стала приближаться к этой конечной стадии коррупции людей: люди стали черствы друг для друга - поры наиболее глубоких человеческих общений стали закупориваться. Это очерствение заметил немецкий писатель Генрих Бёлль, написавший в 1979 г.: "Не произошла ли за спиной марксизма со всей его западностью нежелательная вестернизация русского человека, возможно, уже непоправимая - вопреки ценимому в русских чувству братства?"
   Люди, "интересные" своей непригодностью к жизни в обществе, своим экстремально развитым индивидуализмом (оригиналы) излучают ауру высокомерного презрения ко всему их окружающему. Своей бесчувственной логической агрессивной риторикой, как броней защищающей их от внешнего мира, они душат живые струны их слушателя.
  
   Сердцу ненавидеть непривычно,
   Сердцу ненавидеть несподручно.
   Ненависть глуха, косноязычна,
   До чего с тобой, старуха, скучно.
   Видишь зорко, да ведь мало толку
   В этом зреньи хищном и подробном,
   В стоге сена выглядишь иголку,
   Стены раздвигаешь взором злобным.
   Ты права, во всём права, но этой
   Правотой меня уж не обманешь,-
   С ней глаза отводятся от света,
   С ней сама вот-вот старухой станешь!
  
   Не знаю, кому адресовала эти строки М. Петровых. Явно не советским властям, которые не щадили "розовой краски" для описания советского общества. Это больше подходит к "оригиналам" наших времён "застоя", которых по завершении "перестройки" стали называть на Западе "новыми русскими", а сами они с гордостью стали называть сами себя "особенными" и "крутыми". В психологии эти симптомы классифицируются как интеллектуальная и нравственная незрелость, порождающая скуку бытия. А. Звягинцев в фильме "Елена" обнажил довольно представительные слои "новых русских": здесь и "особый и крутой" скучающий хозяин дома, здесь и два поколения никчёмных без прошлого и будущего молодых людей, рождённых в "беспредел" перестройки. Ключом к пониманию их ментальной общности является жена хозяина Елена. Аморфно безликая, лишённая каких либо амбиций, в своих попытках разобраться в бытовых конфликтах, она равнодушно рассуждает, никому не отказывая в доле справедливости принимаемых их участниками решений. В фильме часто звучат ровным голосом произносимые ею фразы: в какой-то степени он прав; или - его можно понять. Суждения её нейтральны - в них нет ни злобы, ни алчной напористости. При первом впечатлении про неё не скажешь: - "такая и отравить может". Но именно такая отравила своего мужа. Она не испытывала переживаний Раскольникова. Нельзя назвать её и хладнокровной убийцей. Очищенным от эмоций рассудком она взвешивала "доли правды" в намерениях участников семейной коллизии, как шахматист перед принятием решения поставить мат. Чувства не управляют её логикой.
  
   Нет несчастнее того,
   Кто при жизни с душою расстался.
   А кругом всё чужое,
   А кругом ему все незнакомо.
   Он идёт как слепой,
   Прежней местности не узнавая.
  
   М. Петровых
  
   В "Зеркале" Андрея Тарковского его отец Арсений Тарковский читает собственные строки:
  
   Душе грешно без тела,
   Как телу без сорочки,
   Ни помысла, ни дела,
   Ни замысла, ни строчки.
   Загадка без разгадки
  
   Душа без тела, что склизкое тело моллюска без панциря. Душа без тела - это гностицизм, одной из форм которого, называемой "либертинизмом", проповедовалась полная свобода морали от каких либо принципов, теорий, запретов. Телу грешно без души, а душе грешно без тела. В природе всё должно быть в равновесии, включая душу и тело.
   Изначально (в условиях биосферы петровских времён) славянский менталитет был иным. "Работящий народ, сдача крепости - позор, смертный грех у них. Русский вынослив. Если есть у него вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может" - так отзывался о русских пастор из Ревеля В. Рюсо (18-ый век). Немецкий философ И. Гердер писал, что славянские народы милосердны, гостеприимны до расточительности, любили сельскую свободу, вели весёлую музыкальную жизнь; были послушны и покорны, враги разбоя и грабежей. Несчастье этого народа заключалось в том, что они не сумели установить долговечного военного строя и не стремились к покорению других городов, хотя у них не было недостатка в мужестве в минуты бурного сопротивления".
   Вошли русские в фазу своего упадка периода Петровских реформ с "системой строгой дисциплины, этнической терпимости и глубокой религиозности" (Л. Гумилёв. От Руси до России. Москва. 1997). "Мир в Центральной России представляет крестьянскую концепцию верховной власти. Мир охраняет благоденствие всей общины и вправе требовать от каждого её члена безоговорочного повиновения. Мир может быть созван самым бедным членом общины в любое время и в любом месте в пределах села. Общинные власти должны уважительно отнестись к созыву сходки, и, если они нерадивы в исполнении своих обязанностей, мир может без предупреждения отрешить их от должности, а то и навсегда лишить всех полномочий. ... На наших сельских собраниях голосование неведомо; разногласия никогда не разрешаются большинством голосов. Всякий вопрос должен быть улажен единодушно. ... Описанный мной способ разрешения споров чрезвычайно характерен для русской сходки. Мир не навязывает меньшинству решений, с которыми оно не может согласиться. Каждый должен идти на уступки ради общего блага, ради спокойствия и благополучия общины. Большинство слишком благородно, чтобы воспользоваться своим численным превосходством. Мир не господин, а любящий отец, одинаково благодетельный ко всем своим сынам. Именно этим свойством сельского самоуправления в России объясняется высокое чувство человечности, являющее столь замечательную особенность наших деревенских нравов" - таким видел русский сельский мир Степняк-Кравчинский, проявление которого сохранилось в некоторых областях России даже в середине 18-го века. ("Россия под гнётом царей". 1886). Это был, по выражению современного философа Б. Андерсена, мир "горизонтального братства".
   "Конечно, во времена монархии воровство было велико, но оно не было неизбежно. Самоуправление, свобода личности совместимы с монархией. Бывшее у нас подавление личности было несовершенством механизма данного времени", - так расценивал русскую жизнь свидетель многих событий на русской земле писатель М. Пришвин. И. Гердер полагал, что беда России была в том, что она располагалась слишком далеко от Рима ....... и слишком близко к немцам, которые совершили в отношении её великий грех.
   При вступлении России в эпоху диктатуры разума " города установили у себя правления, способствующие не процветанию свободы, а разделению на враждующие партии. Страх Божий стал угасать в сердцах людей. Зловреднейшие люди восхвалялись как умники, а людей порядочных осуждали за глупость. В городах стало объединяться всё, что могло испортиться или испортить других. Отсюда жадность, наблюдавшаяся во всех гражданах. Народы больше терпят от жадности, чем от грабительских налётов врага, ибо в последнем случае есть надежда, что им придёт конец, а в первом надеяться не на что," - таким удивительно точным образом "описал" перестройку СССР Макиавелли. "Некоторые соблазнённые деньгами погубили всё государство, по крайней мере насколько это от них зависело" -предвидел и такую возможность Аристотель. "Всякий рост становился одиозным, трудолюбие подвергалось осмеянию, интеллектуальные радости подвергались осмеянию. В искусстве идёт снижение стиля, в науке - оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция. Всё продажно, никому нельзя верить, и для того чтобы властвовать правитель должен применять тактику разбойничьего атамана - подозревать, выслеживать и убивать своих соратников" - таким видел Л. Гумилёв советское общество в канун перестройки спустя 500 лет после времени Макиавелли.
   Русский народ в своём нетерпении забыл мудрое правило своих предков: всему своё время. Обнаружив внезапно открывшийся ему мир, не обременяемый физическим трудом, в нетерпении им овладения стал крушить свой.
  
   Страну знобит, а омский каторжанин
   [в тоске самоубийства]
   Всё понял и на всём поставил крест.
   Вот он сейчас перемешает всё
   И сам над первозданным беспорядком
   Как некий дух, взнесётся.
  
   писала А.Ахматова. В результате "могучий, правдивый и свободный русский язык" превратился в смесь английского с нижегородским, окрашиваемую криминальным колоритом. Так с каждой революцией мир России становится всё более диким. Наступил в истории России период всеобщего одиночества людей, живущих под собою не чуя страны.
   "Я тысячу раз дивился на эту способность человека лелеять в душе своей высочайший идеал рядом с величайшею подлостью, и все совершенно искренне. Широкость ли это особенная в русском человеке, которая его далеко поведет, или просто подлость -- вот вопрос" (Ф. Достоевский. "Подросток"). И кажется русского человека по преимуществу. Особенность русского человека -это широта близости с природой. В природе всё взаимосвязано, в природе всё - это МЫ. И вместе с тем в то же время, в природе всё только Я. В природе нет понятий добра и зла. Поэтому русский человек может жить и так и наоборот, как и природа. Не известно, чтоблагоприятнее для развития общества - свежеотточенная добродетель, или анархии широких безответственных натур, уравновешивающего эту анархию деспотизма.
   Современная Россия опростилась почти до предела. Константин Леонтьев предполагал, что Россия, лишившись своей культуры, в своём падании потянет за собой мир. Во всяком случае Россия в своём опрощении уже опережает страны цивилизованного мира. Если всё это так, то нельзя отказать Марине Цветаевой глубине постижения судеб мира:
  
   Таинственная книга бытия Российского - где судьбы мира скрыты,
   Дочитана и наглухо закрыта!
  
   Как обсуждалось выше, динамика исторических процессов во всей области жизни представляет собой колебание между ассоциацией и индивидуализацией, наподобие периодически сжимаемой и расширяемой спирали часового механизма, задающей его "бег времени" под напором энергии заводного механизма. Чтобы войти в фазу ассоциации нужен взрывоподобный импульс стремления жить (а не прожить). Мощь этого импульса накапливается из поколения в поколение. Накапливать и передавать опыт последующим поколениям - смысл жизни любого объекта живой природы, испытывающего "желание" сохранения своего вида. "Смерть - это цена, оплаченная жизнью для повышения сложности структуры живого организма" (А. Дж. Тойнби). В природном восприятии мира русским человеком Андрей Платонов увидел его жизненную силу: "русский - это человек двухстороннего действия: он может жить и так, и обратно. .... он может всё видеть и так, и наоборот, и в обоих случаях остается цел". Это вселяет веру, что
  
   И ты, моя страна, и ты её народ,
   Умрёшь и оживёшь,
   Пройдя сквозь этот год.
   Затем, что мудрость нам единая дана:
   Всему живущему идти путём зерна.
  
   В. Ходасевич
  
   В стихах М. Волошина, созданных им в 1918--1922 годах, выражена надежда, что из "ненавидящей любви, из преступлений, исступлений -- возникнет праведная Русь". Как мы отмечали выше, Большие поэты обладают таинственным даром предвидения. С этим в открытую не спорят и рационально мыслящие философы: - " Вполне верно, что люди - это продукты традиций. Их формирует среда, в которой они растут, а позднее их образ жизни ищет поддержки в тех традициях, по отношению к которым или вполне осознанно, или из более или менее слепого повиновения проявлялась их преданность. Традиции не связаны с временными рамками; предполагается, что они живут своей собственной жизнью и могут сохраняться в течение долгого времени, тлея под поверхностью, как это и было, чтобы разгореться вновь, получив новый импульс (Б. Рассел). Традиция подсказывает те слова, которые способны остановить саморазрушение и вдохновить людей на строительство.
  
  
   2-5. Hарод - таков, что и поэт
  
   Bехи развития культур народов мира часто ассоциируют с именами великих поэтов. Траектория эволюции Запада помечена опорными точками: Гомер - Данте - Шекспир - Гёте. Отправной точкой русской культуры 20-го столетия является плеяда "гуливеров" Серебряного века - Блок, Ахматова, Цветаева, Врубель, Стравинский, Менделеев, Жуковский, ... Но эта ветвь русской культуры была обрублена большевистским переворотом. "Переворот хотя и может быть источником энергии в ослабевшем обществе, но никогда не бывает гармонизатором, строителем, художником, завершителем человеческой природы", писал Ф. Ницше задолго до русской революции. Когда революционные бури стихли, но ещё живо было поколение Серебряного века, как и "челюскинцев", Россия имела свою интеллектуальную элиту, свою совесть народа. То были А. Тарковский, Б. Окуджава, В. Высоцкий, В. Шукшин, Д.Лихачев, и многие другие. По мере коррумпирования советского общества на арену искусства стали выходить "стиляги" от литературы и живописи (Анри Труайя), эти растянутые в длину лилипуты, как подметила меткая на глаз и острая на язык актриса Фаина Раневская. Цветаева называла им подобных ничтошниками. Образование подкласса ничтошников, начавшееся в первые годы советской власти, образно описал М. Пришвин: "Как же - говорят - нам быть, равенство дали, а оно не получается. Думали, думали, как тут быть, и решили обрубить себе руки и ноги. Обрубили, и когда потом хотели на работу пойти, смотрят - а идти не могут: ног нет. Стали допытываться, как же подойти к такому делу, с кого взыскать: тот на того, тот на другого говорит; хотели подраться - рук нет. Тогда стали болванчики друг в друга плеваться и тем делом по сию пору занимаются". Но куда же болванчикам податься - нет ни рук, ни ног; никому не нужны: один путь - в интеллигенцию. Там эти части тела не требуются. Что же касается ума, то, как говорится, слюна есть - ума не надо. Наведут другие. Так они и стали делать. Народ переходит теперь в интеллигенцию, тем самым уничтожая себя и интеллигенцию" - к такому выводу пришёл Пришвин. Плеваться в жёсткие сталинские времена было делом опасным: промахнёшься или не в того попадёшь - зашлют подальше, а то и "из винта вдарят". Да и ногастых и рукастых было ещё много, с ними калекам не справиться. Притаились. Стали "обливать власть грязью похвал и помоями восхищения". А вот либерализм самая плодородная для них фауна. Плюйся сколько хочешь, никто не имеет права упрекнуть - ведь свобода слова и демократия. Стали даже требовать особых средств защиты от оскорблённых ими. "Здесь места нет стыду" (Б. Пастернак). "Явились новые люди, для которых наши пароли ничего не значат, наши святыни им смешны, слова обесценены: "Речи не сердечны, и холодны пиры" (Б. Окуджава). Были они болванчиками, переходящими в интеллигенцию на сохранение, вытесняя всё здоровое, что ещё сохранилось в России:
  
   Где лебеди? - А лебеди ушли.
   А вороны? - А вороны остались!
   Зачем ушли? - Чтоб крылья не достались.
  
   Эти слова М. Цветаевой, посвящённые Белой Армии, злободневны и в наши дни.
   B шестидесятые годы в литературу стало входить новое молодое поколение либерально настроенных поэтов. С их приходом после непродолжительного всплеска русское искусство стало принимать упаднический характер. Упадническое искусство, как следствие возмущённого отрицания жизни, Ницше назвал романтической противоположностью высокого стиля, своего рода тайной местью человечеству за присущие ему самому пороки, наполняющей ядом пессимизма разум своего слушателя.
   Как известно, люди предпочитают читать то, что им хочется слышать и знать. Когда читающая публика становится склонной высмеивать чужие слабости тем яростнее, чем больше их у нее самой, наступает благодатная пора для расцвета "антиромантизма", как эпохи высокопарной болтливости, спекулирующей на привлекательности чужих секретов. Процеживание сути из эпистолярных откровений ставится на широкую ногу. Исчезла божья искра. Литература стала гаснуть и существовать лишь в узкопрактическом смысле. Литературное творчество, сведясь к новой либеральной форме перлюстрации и дешифровке писем, высказываний, слухов, переместилось из "Черных кабинетов" власти в квартиры пишущей братии.
   Склонность высмеивать чужие слабости является проявлением скуки бессмысленности жизни, порождающей раздражение. Злоба и искусство - исключающие друг друга формы жизни. Состояние искусства - это градусник для измерения температуры (здоровья) общества.
   Искусство "шестидесятников" формировалось в среде советской либеральной интеллигенции, этого нового поколения "мальчиков и девочек", которое требовало себе свободы слова, не научившись говорить свободно и не зная о чём говорить. У них не получался диалог ни с властью, ни с народом. Дело тут вовсе не в нонконформизме, выдаваемом ими за принципиальность - они просто напросто не желали задумываться о происходящем.
   Нонконформизм использовался ими как прикрытие неспособности к труду и диалогу. Так советская интеллигенция, утратив своё главное назначение быть интерфейсом между властью и народом, в конце концов застыла в своей детской незрелости никому кроме самой себе не нужная и готовая преданно примкнуть к любым её приласкавшим.
   Либералы-шестидесятники не были столь наивными "мальчиками и девочкам", какими они представлялись многим интеллектуалам России уже в начале перестройки. Несмотря на свою молодость они быстро освоили мастерство канатоходства по нитям паутины властных структур советского общества, умело пользуясь веерами или шестами, позволяющими держать равновесие на грани падения при переменах сил и направлениях политических ветров. Эта рискованная ходьба была источником их задора, побудительной к творчеству энергии. Во время перестройки, когда риск творчества полностью исчез, они, затерявшись в суете событий, переместились в категорию "воспоминаний". При такой эквилибристике, доставлявшей много удовольствий (практически постоянное пребывание за границей, нахождение на поверхности мировой культурной элиты, ....) ожидать от них серьёзных раздумий не приходилось. Писали они о том, что хотели слышать либеральные интеллигенты, заграница. Не забывали и то, что хотела слышать власть.
   На противоположных краях этой разношёрстной массы шестидесятников наиболее заметными были Александр Галич и Булат Окуджава. Даром первого были передачи слушателям чувств индивидуализма (эгоизма), насмешки и даже ненависти. В этом он был мастер. Так пишет Нагибин о Галиче: "Что там ни говори, но Саша спел свою песню. Ему сказочно повезло. Он был пижон, внешний человек, с блеском и обаянием, актёр до мозга костей, эстрадник, а сыграть ему пришлось почти что короля Лира - предательство близких, гонения, изгнание. Он оказался на высоте и в этой роли. И получил славу, успех, деньги, репутацию печальника за страждущий народ, смелого борца, да и весь мир в придачу. Народа он не знал и не любил, борцом не был по всей своей слабой, изнеженной в пороках натуре, его вынесло наверх неутолённое тщеславие. Если б ему повезло с театром, если б его пьески шли, он плевал бы с высокой горы на всякие свободолюбивые затеи. Но ему сделали высокую судьбу. Он запел от тщеславной обиды, а выпелся в мировые менестрели. А ведь песни его примечательны лишь интонацией и остроумием: музыкально они - ноль, исполнение однообразное и крайне бедное. А вот поди ж ты!.. И все же смелость была и упорство было - характер! - а ведь человек больной, надорванный пьянством, наркотиками, страшной Анькой. Он молодец, вышел на большую сцену и сыграл, не оробел" (Ю. Быков. "Булат Окуджава"). Галич не был ни живописцем, ни ваятелем. Он не был ни миросозерцателем, ни лириком. Он не был поэтом - по определению. Для понимания его популярности следует иметь в виду, что он представлял собой одного из наиболее активных в весьма распространённой в шестидесятые категории "интересных людей", у которых индивидуальность развилась до того, что они стали непригодны для жизни в обществе (Хаксли), и считавших себя безмерно одарёнными и особенными, своего рода "и швец, и жнец, и на дуде игрец". Но ни теми, ни другими они не оказались, как это показала Л. Улицкая в "Зелёном шатре". Они были слишком ленивы, просты и надменны для того, чтобы преодолеть дилетантство. На другом полюсе находился Б. Окуджава, о котором можно найти массу исключающих друг друга мнений. Но нельзя отрицать, что Окуджава больше апеллировал к общечеловеческому, передавая чувства общей участи, общей ответственности, которые несли тепло связей людей. Его поэзия и проза пронизаны его Я, всегда растворенном в МЫ, более чем у кого-либо из поэтов того времени. Этим можно объяснить его громадную популярность. Этому также способствовала песенная форма его поэзии: песни можно петь сообща, стихи читать сообща невозможно. Пожалуй, Окуджава, несмотря на отсутствие высокого стиля как в поэзии, так и прозе, был бСльшим поэтом, чем его окружение из собратьев по перу. Его творчество пронизано мучительными поисками "человеческого лица" в окружающем его советском мире.
   Окуджава был сложным человеком, и течение его мыслей, по мнению его близких друзей, расшифровать практически невозможно. Не знаю, что побудило его написать песню о Ваньке Морозове. Ю. Быков уверяет, что посвящена она одному из "невеликих людей" А. Межирову. Полагаю, что Окуджава был не столь прост, чтобы посвятить эту песню мало приметному из "невеликих людей". Но чтобы-то ни было, Ванька Морозов вполне мог быть обобщающим образом либеральных поэтов-шестидесятников, о каждом из которых можно уверенно сказать: "ведь сам по проволоке идёшь, ... , махая белою рукой".
   В ряд с Окуджавой нужно поставить В. Высоцкого. Но Высоцкий был слишком темпераментен, чтобы быть большим поэтом. Советские "шестидесятники" - это поколение обиженных эгоистичных детей, жаждущих признания. В противовес им можно привести, например, Леонида Утесова. Сталин Утёсова не любил: -"опять этот хрипатый!". "Хрипатый" глотал много обид от своих собратьев по искусству, но из этого трагедий не делал - у него была цель жизни. Он принимал советскую власть как данность, и делал своё дело, несущее радость людям.
   Особняком стоял И. Бродский, являвшийся баловнем западных политиков и пасынком советских. Писал он много и о разном, в стихах и в прозе, но ..... писать ему было не о чем. После Великой Отечественной войны структура советского государства стала принимать довольно чёткие очертания, и жёсткая диктатура власти стала излишней. Освободившись со смертью Сталина от гнёта сформировавшей её диктатуры, советская бюрократия принялась за дальнейшее укрепление государства. По мере возрастающего усложнения деятельности советского общества авторитарные границы политических и социальных структур советской монархии стали размываться, пропуская первоначально в основном наиболее одарённых (наиболее пассионарных, по терминологии Л. Гумилёва) в сферы управления, что привело к всплеску творческого потенциала страны, наблюдаемому в "хрущёвский период оттепели". Именно в этот короткий период Советский Союз приобрёл общепризнанный статус super power, а народ был признан самым образованным и читающим. Техническое, как и социальное отставание СССР от Запада стало быстро сокращаться. Выворачиваемые наизнанку сталинские законы постепенно стали принимать естественные формы. Террор революций стал забываться. Действия советской бюрократии в это время были далёки от совершенства и приводили ко многим негативным последствиям, но, как отмечал пять веков тому назад Н. Макиавелли, "следует принять за общее правило следующее: никогда или почти никогда не случалось, чтобы республика или царство с самого начала получали хороший строй или же преобразовывались бы заново, отбрасывая старые порядки".
   Хрущёва обвиняли в невежестве. Это была данность. Тем более он нуждался в поддержке образованных и культурных людей. Но среди молодого поколения шестидесятников таковых не находилось.
   Хрущёв оказался в одиночестве.
   Достаточно точный портрет советских шестидесятников дал за сто лет до их появления Герцен: "В России люди, подвергнувшиеся мощному западному влиянию, не вышли историческими людьми, а лишь оригинальными. Иностранцы дома, иностранцы в чужих краях, праздные зрители, испорченные для России западными предрассудками. Они представляли какую-то умную ненужность и терялись в искусственной жизни, в чувственных наслаждениях и в нетерпимом эгоизме. "Интеллигенция -- это тот слой нашего образованного общества, который с восхищением подхватывает всякую новость, и даже слух, клонящиеся к дискредитированию правительственной или духовно-православной власти, ко всему же остальному относится с равнодушием" (Г. Померанец, 1991). "Они были слишком здоровы и слишком мало поэты, чтобы надолго остаться в спекулятивном мышлении без перехода в жизнь. Их исключительно умозрительное направление совершенно противоположно русскому характеру". В советском народе уже в восьмидесятые годы диссидентствующих шестидесятников стали называть умными дураками. Естественной реакцией на их птичий язык со стороны властей было раздражение и репрессии. Л. Улицкая в своём "Зелёном шатре" пыталась выяснить мотивы диссидентства: то ли они не хотели работать на государство, то ли государство не хотело с ними иметь дело. Оказавшиеся в эмиграции выяснили, что "заграница" хотела с ними работать, преследуя лишь свои политические цели. Многие из них вернулись в Россию, обнаружив, что в Америке надо дисциплинированно и профессионально трудиться, к чему они приучены не были.
   В рабочих тетрадях Ахматовой найдены слова из надгробной речи Людовику XV епископа Сенезкого де Бове: "Народ имеет право молчать. И тогда его молчание является уроком для королей!" А. Ахматова, Д. Лихачёв, как и многие безымянные для широкой публики советские интеллигенты, заставшие ещё эпоху серебряного века, своим молчанием несли в народ веру в существование вечных ценностей, этот "мировой текст бытия". Они были лучами света в советском обществе. Этим они отодвигали Россию от края той пропасти, к которому ее толкали "говорливые".
   Эстетическое упрощение мировоззрения современной русской интеллигенции подметил французский писатель и литературовед А. Труая. В книге о жизни Б. Пастернака он отметил, что с началом перестройки интерес к Пастернаку резко возрос. Но то не был интерес к выдающемуся поэту, а всего лишь политический интерес к человеку, осмелившемуся перечить советским властям. Прав Ницше: демократии политизируют образ мышления людей вытесняя и заглушая другие его формы. В период зарождения Веймарской республики в письме одному из своих друзей Эйнштейн писал: "Мир сошёл с ума. Каждый конюх или официант отчаянно спорят верна или ошибочна теория относительности. Личная убеждённость каждого в этом вопросе определяется политической ориентацией поддерживаемых ими партий". До сих пор ничего нового!
   С уходом поколения эпохи Серебряного Века и эпохи "челюскинцев" их место стали занимать "погрузившиеся в своё первобытное состояние неудачники и недоучки" от литературы, эти учёные историки и писатели в духе вышеупомянутого Миши Эртеля. Оторванный революцией от своей национальной почвы, дух поэзии Серебряного Века, как облако, оторвавшееся от земли, вскоре растаял.
  
  
        -- Что могут короли?
  
  
   Русский славянский менталитет был меж двух огней: прусского менталитета "неограниченного деспотизма и идеала божественного происхождения власти -- жалкая и архаическая идеология крошечных немецких дворов" (Ю. Лотман) и русского менталитета коммуной жизни. Н. Берберова видела причины всех невзгод России в её царях. В качестве им упрёка, как пример, привела короля Швеции, проведшего демократические реформы, преодолев в конце концов долгое и упорное сопротивление своего окружения.
   Вопрос о том, что могут короли и что они не могут, был предметом изучения начиная с древних времён. Даже в русской литературе 19-го века находили на это ответ (см., например, "Россия под властью царей" Степняк-Кравчинского, 1886). Этот вопрос не является предметом детального обсуждения в данном исследовании. Остановимся лишь на некоторых общих моментах, очерчивающих эту область познания. Приведу лишь ряд высказываний Степняка-Кравчинского как непосредственного наблюдателя и исследователя народной жизни.
   Московские цари подобно восточным деспотам могли угнетать и изводить людей сколько их душе угодно; но в отношении всяких новых установлений, имея лишь ограниченное влияние в государственных делах, они были почти бессильны. Поразительное явление: когда люди ставят над собой государя, которому приписывают деспотическую власть и чуть ли не божественные свойства, им удаётся, сковывая его инициативу невидимыми цепями, почти свести на нет его власть самой неумеренностью своего поклонения. Преобразования Петра I приводили к взрывам открытого мятежа, поощряемого духовенством и разжигаемого фанатическими противниками царя; некоторые даже покушались на его жизнь. С другой стороны, не подлежит ни малейшему сомнению, что ни Петр, ни кто-либо из его преемников уже не могли бы безнаказанно совершать те "мерзости, которые навлекли позор на правление прежних московских царей". Павел I был умерщвлён собственными придворными за преступления куда менее ужасные, чем те, что совершались в Московском государстве. Царь, все ещё могущественный, уже не обладал божественными атрибутами. Однако благодаря секуляризации государства самодержец, утеряв некоторые державные прерогативы и будучи вынужден несколько сдерживать свои личные капризы, ещё в сто раз усилил свою подлинную власть. Лев Гумилёв убеждён, что основные решения монархами принимаются с согласия окружения, которое, по крайней мере, должно быть молчаливым. В противном случае монарха ждет кинжал или яд. Хрестоматийным примером является парад императорской гвардии, на котором император Павел I грубо обратился к офицеру низкого чина. И тот на это ответил ему дерзко. Этот низкого чина офицер прекрасно знал, что вспыльчивый Павел мог за такую дерзость разжаловать в солдаты или сослать в Карелию. Но он не поступился чувством своего достоинства. Всесильный же и вспыльчивый Павел, убоясь молчаливого осуждения своего царственного окружения, проглотил эту дерзость. Но все же Павел не прислушивался достаточно чутко к шёпоту двора, что и решило в конце концов его судьбу. Обобщим сказанное популярной песенкой А. Пугачёвой
  
   Все могут короли, все могут короли,
   И судьбы всей земли вершат они порой
   Но, что ни говори, жениться по любви
   Не может ни один, ни один король!
  
   Очень многое в поведении разного класса лидеров, будь то цари, императоры или демократично избранные президенты зависит от их окружения. Это надо принимать в расчёт, размышляя над политикой лидеров современной России, начиная со Сталина и кончая Путиным. Мы часто слышали во времена Горбачёва оправдания академиков в том, что на выборах в Академию Наук "нас академиков" ЦК заставляло голосовать за своих протеже. Мы, академики, - говорили они - сопротивлялись, но нас заставляли. Интересно знать, как же это их, академиков, заставляли. Да их за это их даже в город Горький не сослали бы. Не то время было. М. Горбачёв на политической арене появился как грозный, но справедливый царь, восседавший в сиянии кремлёвских звёзд. На пленуме ЦК КПСС, впервые транслируемом по телевидению (обсуждался Нагорно Карабахский конфликт), он "топал ногами" на "непонимающих ситуацию". Мирового уровня учёного академика Амбарцумяна третировал как нашкодившего мальчишку. Никто не огрызнулся даже. Но вот простой народ русский, укрепляясь в своём самосознании, стал перечить. И Горбачёва стало не узнать: он спустился с вершин кремлёвских звёзд не как справедливый царь, а как свой парень Михаил Сергеевич - похлопывал простых людей по плечу, справлялся "как живёте, как животик". Так что непослушных академиков в худшем случае переместили бы из кресел директоров институтов в кресла старших научных сотрудников. Да и то вряд ли бы. Но какой бы это вызвало резонанс в стране!! Режиссёр Ю. Завладский на настолько осмелел, что поставил ультиматум самому "Великому Князю Московскому" Первому Секретарю Московского Горкома КПСС В. Гришину, человеку к тому же, по мнению имевших с ним дела, злопамятному. Гришин в конце концов принял ультиматум, а москвичи в конце концов увидели спектакль "Царская охота".
   Со смертью императора Николая I и с началом политической либерализации Европы русский дух стал прорывать прусские оковы, и Россия стала как губка впитывать культуру Запада. "Русский дух переработал Гегелево ученье и русская живая натура, несмотря на все пострижения в философские монахи, стала брать своё" (А. Герцен). Последовавший затем взрыв русской духовности вошёл в историю мировой культуры, как эпоха Серебряного века. Это было время расцвета не только искусств, но и научного, политического, философского, социального мышления. Однако ожидаемый Золотой век не наступил. Русская культура была вновь раздавлена железным сапогом прусского менталитета большевиков, которые, в попытках удержать свою случайно захваченную власть, истребили её культурную элиту, заполняя освобождаемые места самыми тёмными слоями русского народа. Народ оказался без культурной элиты.
   Показательным в этом плане является видеоклип о Зинаиде Богуславской, посвящённый памяти её мужа поэта Андрея Вознесенского. Прекрасный рассказ человека, обладающего уже забываемой культурой мысли и речи, о духовной и политической жизни страны времён правления Н. Хрущёва. В клипе много сцен уделено Хрущёву, мечущего громы и молнии в адрес её мужа, заявившего с гордостью и во всеуслышание, что он не член коммунистической партии. В то время об этом я не слышал. Если бы услышал, то одобрил бы мысли и действия поэта. Сейчас расцениваю это не более чем задиристый поступок юноши. В то время мы, шестидесятники, не задумывались, что за спиной Хрущёва стояла огромная, растерзанная непрерывными войнами страна, бед которой мы не пережили и о которых знали лишь из фильмов и рассказов. Хрущёв обещал ей процветание и нёс бремя ответственности за свои обещания. Бесспорно, Хрущёв сделал много для страны. Однако мы не задумывались, что он нуждался в поддержке свежих молодых сил и искал её, находясь под сильным давлением консерваторов, приведших в конце концов к власти Брежнева, а страну - к застою и распаду. В своей книге "Шестидесятник" Евтушенко писал, что Хрущёв был близок даже к отмене цензуры. Полагаю, что если бы не расцвет "диссидентщины", он бы это сделал. Более того, он призывал брать пример с Запада: организовал в Москве беспрецедентно огромную выставку культурных и технических достижений США; организовал широкий прокат французского фильма "Америка глазами французов" и фильма "Градостроительство США" о жизни среднего класса Америки, не содержащих какого-либо политического контекста; издавал множество мемуарной литературы западных политических и военных лидеров времени Второй Мировой Войны. Эти книги в Москве распределялись среди руководств разных учреждений, но на Целине, где во время уборки урожая работало много студентов разных ВУЗов страны, эти книги были доступны любому вошедшему в книжный магазин. Осуществил знакомство "живьём" с людьми из "свободного мира", организовав Всемирный Фестиваль Молодёжи.
   Хрущёв возродил генетику, послав без шума в конце 50-х годов большую группу выпускников биофаков лучших ВУЗов страны на длительную стажировку в США. Он отстранил Лысенко от влияния на науку благородным образом, предоставив ему возможность тихо доживать свой век в маленькой лаборатории с парой преданных учеников, защитив его тем самым от растерзания бывшими преданными Лысенко учениками, оказавшимися не у дел в силу неподготовленности к восприятию хлынувшей современной тому времени генетике.
   Н. Хрущёв начал с обращения к молодёжи страны. С этого начал и Дж. Кеннеди. В своём обращении к молодым американцам Кеннеди напомнил им основное условие благосостояния государства: если люди что-то требуют от государства, то они должны также что-то давать государству. Американская молодёжь на это откликнулась, изменив Америку. В 60-е молодые американцы стали отрицать буржуазные ценности, основанные на оценке стоимости человека лишь по его экономическому состоянию. Начали они с пересмотра истории своей страны. Наступила "массовая расправа" с её мифами. Америка была "залита кровью обезглавливаемых" ею героев гражданской войны, создателей американской конституции, и других её исторических икон. Выяснили, что Джефферсон, проповедовавший идеи равенства и свободы, владел рабами, содержал сожительницу-рабыню и делал в жизни совсем не то, что проповедовал, и тому подобное. Советские западники шестидесятых годов застали США именно в этот период их истории, в чем узрели родственность душ, воодушевлявшую их на разные формы пустословия диссидентства.
   Американцы-шестидесятники радикально изменили Америку, её демократизировав и придав ей более человеческое лицо. Они не противопоставляли себя власти, а сотрудничали с ней несмотря на жестокие разгоны демонстраций и репрессии. Америка объединилась, как никогда ранее. Разрыв между богатыми и бедными резко сократился, не столько экономически, но в большей степени ментально: стало немодным демонстрировать своё богатство, а уж кичиться им - просто предосудительным. Богатые, как и раньше, покупали дорогие автомобили, но лишь имеющие скромный непритязательный внешний вид автомобилей для среднего класса. Расовые напряжения ослабли, и забота о согражданах стала одной из линий внутренней политики США, поддерживаемой на всех её социальных уровнях. Браки между "белыми и черными" стали модой.
   Достигнув этого, и видя бессмысленность дальнейших рассмотрений, многие повернулись обратно к изрядно уже подмоченной буржуазно-мещанской "американской мечте", пойдя на благоразумный компромисс с обществом: рассуждая сколько угодно и о чем угодно, будем тем не менее повиноваться. Таким образом определил И. Кант свободу воспитания и обучения в школах своего времени. Есть и другое определение американской свободы: меняйте всё, что можно изменить, но только так, чтобы ничто в целом не изменилось (С. Жижек, 2006). Дабы спасти природу, организуют дорогостоящие экскурсии на экзотичные острова для сбора мусора, занесённого морскими течениями; или для спасения вымирающих видов животных и рыб; или, даже, чтоб доказать, что "кит-убийца" вовсе не убийца, а мирное животное, и т. д. На состояние экологии эти меры влияния практически не оказывают, но участники преисполнены гордости за добровольно возложенную на себя миссию искупления грехов потребительского общества. К тому же подобные мероприятия являются заманчивыми развлечениями, как и оживляющими кругооборот денег и товара. Создаётся впечатление, что люди защищают не природу, а туризм в разных экзотических её местах. Этот период "инфантилизации" американского общества иллюстрирован фильмом "Загадочная история Бенджамина Баттона" с Б. Питтом в главной роли.
   Но все потуги Хрущёва были напрасны! Мы, молодые интеллигенты-шестидесятники, вместо поддержки его и восприятия этих примеров, его устремления воспринимали "с насмешливым двуличьем" крестьян из вышеупомянутого Брюсовского художественного института. Хотя в справедливость идей коммунизма многие в то время ещё верили.
   Одиночество - удел русской и советской власти. В одиночестве оказался и В. Путин (см. статью С. Белковского "Одиночество Путина"). Придя к власти, В. Путин первым делом собрал элиту русской постсоветской интеллигенции и задал им конкретный вопрос: как жить дальше. Русская постсоветская интеллигентская элита единодушно ответила - разоблачать культ Сталина. Путин человек умный. Он быстро понял с кем имеет дело. Журналистка, ведущая комментарии этого собрания, отметила, что Путин вскоре в раздражении покинул зал. Не находя опоры у интеллигенции, за неимением твёрдой почвы, ему пришлось лавировать среди коррумпированных властных структур, обычно лоббируемых ещё более коррумпированным окружением.
   "Лучший способ сохранить в семье мир - помочь человеку переболеть: по возможности разделить его увлечения (хочешь пресечь бунт - возглавь его) или просто наберись терпения и пережди. Не осуждая. Спокойно. ... "Мы же движемся энергией заблуждений, как сказал Толстой, и важно, чтобы эта энергия не иссякла в болоте", - писал популярный современный русский психолог В. Леви в своей популярной книге "Куда жить, или лекарство от лени". Это о сохранении мира в семье.
   Илью Эренбурга Л. Улицкая как-то назвала трусливым евреем. На этот счёт сказать ничего не могу. Воспринимал его лишь как умного еврея. В своём эссе "Похождения Хулио Хуринито" Эренбург утверждал подобное: если не нравится политическая система, лучший способ её сохранить или даже усилить - это её критиковать или устраивать революции. Чтобы её безболезненно разрушить с желаемой целью надо помочь ей переболеть, содействуя ей и тем самым ускоряя её самораспад. Подобную мысль высказал поэт Е. Боратынский в письме к одному из своих друзей в первой половине 19-го столетия. Но эта социальная стратегия не для людей, нетерпеливых в своей надменности, которым, как говорится, "вынь да положь, достань хоть из под земли, да ещё на блюдечке с голубой каёмочкой". Советская либеральная интеллигенция, горделиво замкнувшаяся в своём нонконформизме, способствовала "бархатной революции" перестройки, тем самым укрепив разрушаемую ими систему в ещё более грубой и вульгарной форме.
  
  
   2-7. Pусский народ-шестидесятник
  
  
   Я не считаю себя знатоком русского народа. Свои представления о нём формировались случайными встречами на охоте, рыбной ловле, во время туристических походов по русской "глубинке" средней полосы и Севера России в 60 - 70-ых годах. Популярный спектакль П. Фоменко "Одна счастливая деревня" частично перекликается с моими наблюдениями народной жизни. Но я не увидел в нём той активной мудрости народа, которая пробивала броню моего высокомерия молодого "дипломированного интеллигента" в пору моей юности. Живущие в глухих деревнях, пережившие массу невзгод, они сохранили дар глубокого поэтического созерцания происходящего, дар видеть и понимать то, чего надо бояться и того бояться, как и видеть то, чего бояться не надо и того не бояться. Интуитивно воспринимаемую ими философию толстовского Платона Каратаева, они пронесли сквозь невзгоды революций и войн. Согласно народным сказкам - Иванушка Дурачок пролёживал на печке не из лености. Эта сказка утверждает народную мудрость - всему своё время. "Когда надо, позовут" - ответил Михаил Булгаков на вопрос, почему он не выпрашивает литературной должности у большевистского правительства.
   Вспомнилась давняя встреча в забытой богом деревне на севере России, в которой проживал прошедший всю войну отставной сержант со своею старухой. После скудного обеда садился он на пенёк (называл этот пенёк тентером), раскуривал трубку и с упоением декламировал Эренбурга из его серии "13 трубок". Его рассказы о пережитом, перемежаемые красочным, образным и беззлобным матом, воспринимались как поэзия, передававшая дух ушедшей эпохи.
   Как-то на охоте в Подмосковье (было это в конце 70-х) остановились на несколько дней в одной деревеньке. Был там маленький скотный двор, который обслуживала бабка лет пятидесяти на вид. Её озорные глаза говорили, что в молодости была она "не девка, а огонь". Осталась в деревне, поскольку дочке надо "фатёру [квартиру] справить". Страдала радикулитом, но каждый день утром и вечером "на карачках" ползла на скотный двор ухаживать за коровами - иначе нельзя, порчеными станут. Поговорить - хлебом не корми. Особенно в компании своего неизменного дружка "мерзавчика". Но и без мерзавчика была словоохотлива. Рассказывала о своей жизни времён войны - врагу не пожелаешь. Но ни капли злости, обиды или слезливости - с юмором делилась своими тонкими наблюдениями.
   Находясь уже в США, познакомился в русской Православной Церкви с русскими эмигрантами военной волны 1945-1950 годов. Были они в основном из крестьян, угнанных немцами в Германию на физические работы. Испытав на себе дикость предвоенных репрессий, они не желали возвращения на родину. Но сохранили русский менталитет. Доброжелательные, без намёка на американскую демонстративно агрессивную доброжелательность, в себе уверенные, с чувством достоинства, прямые в суждениях. Разговаривая, они смотрели собеседнику прямо в глаза, как бы проверяя соответствие его слов и чувств. приятели-эмигранты 70-ых годов были успешно прижившиеся в США евреи; в большинстве воспринимали себя как русские. С сочувствием переживали события в России. Никто из них не отождествлял себя с американцами. Один из них даже гордился найденными в себе каплями русской дворянской крови. Никаких налётов диссидентства они не несли; бежали лишь от окружающего "бардака" с потребностью новой жизни. Были они сильными людьми, решившимися на пугавший многих в то время шаг эмиграции.
   Во время круиза по Волге осенью 2008 года познакомились с начальником кухни нашего теплохода. Молодой парень, окончил физкультурный институт. Прекрасно знал русскую и советскую литературу: Боратынского, Ахматову, Платонова и других. Делал всё быстро, в этой быстроте была уверенная размеренность. Это было знакомо мне по общению с предыдущими поколениями русских людей, и вызывало во мне чувства радости.
   Пожар гражданской войны выжег крону русского древа жизни Но глубинные корни русской породы ещё сохранились. Участь малых народов и рабов - ненавидеть более сильных. Россия слишком велика, чтобы кого либо бояться и кого либо ненавидеть. Россия слишком широка и разнородна, чтобы себя целиком любить. Россия слишком великодушна, чтобы заботиться о себе. Люди боятся всего необычного. Поэтому у России столь много врагов, особенно среди малых народов как вне, так и внутри её. Россия сгорела не потому, что окружающие народы оказались сильнее. Россия сгорела в своём внутреннем пламени. Как птица Феникс! Как птица Феникс она должна возродиться вновь! Этот миф подтверждается мировым историческим опытом: большая правда рождается из большой лжи. Пережив состояния упадка, людские сообщества либо превращаются в реликт, либо, преодолев хаос душевного разлада, вновь возрождаются (Л. Гумилёв). Немецкий историк Л. Дехийо в своей философской работе "Хрупкий Баланс" писал: "Народы с блестящей культурой, но распавшиеся вследствие растленности нравов, со временем вновь обретают интровертную философию и на руинах духовного падения создают духовный поток, направленный на внутреннюю жизнь. "Разум и благоразумие вытекают из большой лжи" - гласит китайская мудрость. Современная Россия погрузилась в большую ложь.
   В современную эпоху глобализации адаптация социальной структуры России к структуре Запада была неизбежна. Но разрыв между этими культурами был столь велик, что потребовались (по крайней мере) три революции (Ленина-Троцкого, Сталина и Горбачёва-Ельцина), чтобы ментальная структура России оказалась совместимой со структурой Запада. Россия быстро наверстала техническое отставание. Перестройка же менталитета от смеси чувственного языческого и византийского восприятия окружающего до исключительно логического - процесс длительный и болезненный. В хаосе быстротечности событий Россия стала забывать своё прошлое.
  
  
  
   Чтобы не стать реликтом:
  
   Берегите гнездо и дом,
   Долг и верность спустите с цепи.
   Берегите от злобы волн
   Садик сына и дедов холмы.
   Под ударами злой судьбы
   Выше - прадедовы дубы.
  
   М. Цветаева.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Приложение А
  
  
   Современные западные историки жалуются, что историю советской власти чрезвычайно трудно воспроизвести ввиду исключительной закрытости властных структур большевистского общества. Скудность и противоречивость этих данных фактическим действиям правительства, многократные переписи истории партии и страны, биографий, имён исполнителей превращает работу историков в большей степени в отгадывание, чем в исторический анализ. Выдёргивая отдельные факты истории вне связи с другими, можно построить множество взаимно исключающих объяснений развития событий, выглядящих вполне разумно. Но даже в несравненно более простой неживой природе, как говорил Н. Бор, для понимания того или иного явления можно предложить сотню вполне разумных объяснений, из числа которых только одно может оказаться действительным. Не будем плодить ещё одну версию развития Русской Революции, а попытаемся увидеть эти события в сферах более крупного масштаба (как принято сейчас говорить - макромасштабе).
   Последовательность событий русской революции (большевистского переворота) укладывается в уже известный pattern (узор) удержания власти чужеродными силами, не рассчитывающими на опору народа, но неожиданно для себя власть захватившими. В этих условиях ".... самое надёжное средство удержать власть - это переделать в этом государстве всё по-новому: создать в городах новые правительства под новыми наименованиями, с новыми полномочиями и новыми людьми; сделать богатых бедными, а бедных - богатыми, как поступил Давид, став царём: алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем; а кроме того построить новые города и разрушить построенные, переселить жителей из одного места в другое, - словом не оставить в этой стране ничего нетронутым...., надо перегонять жителей подобно тому, как пастухи перегоняют свои стада. Меры эти крайне жестоки и враждебны всякому образу жизни, не только что христианскому, но и вообще человеческому. .... Гнусны и омерзительны искоренители религий, разрушители монархий и республик, враги доблести, литературы и всех прочих искусств, приносящих пользу и честь роду человеческому, иными словами - люди нечестивые, насильники, невежды, недотёпы, лентяи и трусы". Эти слова принадлежат не свидетелю тех трагических событий Русской истории, а Николло Макиавелли. Именно всё это инкриминируют большевикам.
   С первых же дней после переворота активисты революции стали выделяться "аристократическими замашками"; они образовали сплочённую единомышлением изнурительной борьбы за выживание советскую аристократию. Они чувствовали себя героями, которым подвластны стихии людских инстинктов. Символично, что они хоронили своих боевых товарищей, павших в борьбе за новую эпоху, под музыку Вагнера, этот предсмертный протуберанец духовной жизни эпохи уходящей. "Опасаясь преобразования в свободное государство, они старались уничтожить даже тень давних обычаев" - писал о им подобным Макиавелли. С первых же дней большевики начали искоренять память о "проклятом прошлом" и физически уничтожать или высылать русскую интеллигенцию, как её носителей.
   "При общности владений землёй дружественные чувства будут слабо развиты, а этим и должны отличаться подвластные люди, чтобы быть послушными, а не бунтарями" - остаётся лишь гадать сознательно или по недомыслию большевики внедряли в жизнь эту мысль Аристотеля, выраженную в его известном трактате "Политика".
   Вскоре между "советскими аристократами" стала разгораться жестокая политическая борьба. Ленин в своих предсмертных письмах неоднократно высказывал подозрения, что мотивами политических разногласий по существу являлись лишь стремление к власти, популярности, либо просто зависть. К такому выводу пришёл R. Servic [18, 19], изучавший архивы КГБ, открытые в ходе перестройки. Эта борьба достигла предельной остроты с начавшимся вливанием в их среду уже рядовых исполнителей революции и гражданской войны, как и не имеющих отношения ни к той, ни к другой. Со временем всё это всем стало в тягость. Разрушенная хаосом этой борьбы, порождённой обещанным марксистами равенства и свободы для всех, структура русского общества самоорганизовалась в монархию с характерной для её ранних форм диктатом, как в наиболее простую, и, соответственно, в наиболее быстро организуемую форму устойчивых социальных отношений. "Лучше 30 лет терпеть диктатуру султана, чем один год терпеть диктатуру народа", гласит арабская поговорка. В этом нет ничего нового. "Новые власти создаются импровизацией вырвавшихся на волю страстей. Революции могут спасти свои достижения только стократным усилением орудий централизованной власти. Так новый деспотизм рождается из новой свободы, так неизбежно рождаются "бичи-близнецы" - террор и пропаганда". (Л. Дехийо. Хрупкий баланс. М. 2005). Так завершались все революции прошлого. Остаётся лишь спорить, какая из революционных диктатур была более жестокой.
   R. Service в своих последних книгах "Ленин" и "Сталин" показал, что никто из большевиков даже не помышлял об альтернативе жёсткой централизованной власти. Расходились лишь во мнениях о приоритетах в её построении. Крылатые слова Сталина "народу надо отдохнуть" не в столь директивной форме были высказаны намного раньше. Идея НЭПа расколола правительственную элиту на два лагеря. Сторонники Новой Экономической Политики рассматривали её как временную меру, дабы пожары антикоммунистических восстаний, охватившие всю Россию, с которыми не могли справиться жесточайшие карательные экспедиции Тухачевского на западе России и Троцкого на её востоке, погасли бы сами собой. Противники же НЭПа считали, что надо ковать железо пока ...их власть не распалась. Тактика НЭПа себя не оправдала, лишь больше накалила обстановку.
   "Губительна для гражданской жизни та власть, которую граждане присваивают" (Макиавелли). Троцкий уже в то время зарекомендовал себя как диктатор, руки которого были в крови не только противников идеи коммунизма, но и своих инакомыслящих соратников. Западные историки отмечают, что программа Сталина была более умеренной по сравнению с программой Троцкого. Выбор пал на Сталина [14].
   Безапелляционно признано, что Сталин вершил дела единолично. В мемуарной и биографической современной литературе, посвящённой жизнеописанию людей искусства советского времени, встречаются заметки, что Сталин даже малозначительные политические вопросы решал коллегиально, как, например, разрешить ли Бабелю навестить свою жену в Париже за государственный счёт. Согласно западным историкам, окончательные решения выносились лишь после тайного голосования. Подпись Сталина лишь утверждала эти решения. Согласно исследованиям английских историков [17, 21], даже решение сдаться Германии, как это сделала Франция, или сопротивляться её вторжению, было принято коллегиально. Невозможно поверить, что отмена НЭПа, принудительная коллективизация и раскулачивание Сталин принял самовольно.
   Существует масса документов, подтверждающих, что Сталин в своих действиях получал поддержку не только от большинства ЦК, но и от местных партийных организаций и молодых коммунистов, студентов и рабочих [14, 19].
  
  
   Приложение Б
  
   Если приглядеться внимательно к феномену современной (американской) демократии, то можно увидеть, что в её основе лежат человеческие увлечения, классифицируемые как азарт. Демократическая свобода в своей основе представляет собой способ решения властями политических и социальных проблем методами азартных игр, как-то футбола, бросанием кости, верчением рулетки, карточных игр. Когда интересы общества представлены разнообразием политических, экономических и социальных сил, но имеющих определённые общие интересы (например, сохранение цельности государства) и (или) представлены примерно равным распределением своих сил, верха начинают осознавать, что находить компромиссное решение путём диктата единовластия или разбойничьими методами анархии становится опасно. Не способные самостоятельно придти к компромиссу, как выход из положения, они используют народ как игральную кость. Народ в свою очередь эту игральную кость принимает и, повертев её, бросает обратно в верха. Кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Но правила игры соблюдены, и в этом проигравшим приходится находить удовлетворение и надежду, что в следующий раз повезёт.
   Азартные игры азартны и приносят удовольствие всем игрокам, что объединяет играющие партии. Игроками себя чувствуют все. Кто был "ничем" чувствует себя "всем". Наиболее ярко это проявляется в США, когда во время президентских выборов вся страна превращается в казино или арену футбольного матча. Симпатичные девушки-чирлидеры в спортивного стиля коротеньких юбочках совершают акробатические пируэты, размахивают воздушными шариками и флажками и плакатами, подсказывая что, когда и кому надо кричать, чтобы внушить беспредельную веру в победу своей команды и её программ. Вовлекая в эту игру массы народа, представляющие, как известно, консервативную компоненту общества, или, иными словами, его основную инерционную массу, такого рода азартные игры стабилизируют общество. Однако такая структура политических связей имеет и обратную сторону. В стремлении чтобы кости (карты) ложились в желаемом для игроков (властей) положении, власти должны считаться с настроением и желаниями народа, которые являются как правило "срочными, но не теми, которые являются важными" (Кастанеда). Так власти попадают в зависимость от "толпы", а "великие в зависимость от ничтожных" (С. Кушди). В стабильных обществах приоритетом как правило являются проблемы "срочные", и, посему, демократии стабилизируют состояние таких обществ. В нестабильных преобладают проблемы "важные". И тут демократии часто оборачиваются во зло.
   Азартные игры азартны, когда правила игры соблюдаются всеми, когда игроки доверяют друг к другу, когда они едины в следовании этим правилам. Когда же народ из этой игры исключён, а его заменяют различного рода борющиеся за власть политические "тусовки", которые не могут объединиться, поскольку никаких общих интересов не имеют кроме своих личных амбиций как сущностей не разделяемых и, следовательно, когда никому доверять нельзя, властям невольно, часто против своего желания, приходится прибегать к тактике разбойничьих атаманов, удаляя из игры шельмующих игроков, либо самим карты подтасовывать. Если это не помогает, то приходится прибегать к репрессиям.
  
  
  
  
  
  
  
   Библиография
  
  
  
   1. С. Жижек (S. Zizek). Добро пожаловать в пустыню
   Реального. 2003. С. Жижек. 13 опытов о Ленине. 1998.
   2. Л. Витгенштейн. Культура и ценность. Астрель. М. 2010;
   Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. Астрель.
   2010.
   3. К. Гильберт, Г. Кун. История эстетики. Прогресс. 2000.
   4. Ю. Лотман. История и типология русской культуры.
   Санкт- Петербург. 2008.
   5. А. Уайтхед. Избранные работы по философии. Прогресс.
   М. 1990.
   6. Блок А. Собрание сочинений. Т. 6. Изд. "Правда". 1971.
   7. Культура Византии. IV - VII в. Наука. М. 1984.
   8. Г. Бейтсон. Разум и природа. Неизбежное единство.М. 2000.
   9. К. Wilber. The Marriage of Sense and Soul. N. Y. 1999.
   10. I. Prigogine. Order out of Chaos. A Bantam Book, 1987.
   I. Prigogine. Is Future Given? World Scientifiс Со. 2003.
   11. J. J. Mearshamer and Walt S. M. The Israel Lobby. ТН. 2008.
   12. Классическое конфуцианство. Том первый.
   Санкт- Петербург. Олма-пресс. 2008.
   13. The Oxford Guide to Philosophy. Oxford University Press. NY.
   2005
   14. Р. Brendon. The Dark Valley. A Panorama of the 1939. NY.
   2000.
   15. P. R. Ehrlich. Human Natures. Genes, Cultures, the Human
   nature. Ptnguins Books. England. 2002.
   16. А. Манфред. Наполеон Бонапарт. Мысль. М. 1998.
   17. А. Beevor. Stalingrad. London. 1998.
   18. R. Servicе. Lenin. Harvard University Press. 2000.
   19. R. Service. Stalin. Harvard University Press. 2003.
   20. A. Mayer. The Furies. Violence and Terror in the Frenс
   and Russian Revolutions. Princeton University Press. 2000.
   21. C. Merridale. IVAN's WAR. Picador. London, 2006.
   22. К. Леонтьев. Восток, Россия и Славянство. Изд. "Око".
   2000.
   23. К. Крист. История времён римских императоров.
   Ростов-на-Дону. 2000.
   24. Всё о Китае. Культура, Религия, Традиции. М. 2008.
   25. П. Джонсон. История евреев. Москва. 2000.
   26. J. Campbell, "The Power of Myth".1987
   27. Ф. Юнгер. Восток и Запад. Санкт-Петербург. Наука. 2004.
   28. К. Армстронг. История Бога. Изд. "София", 2004.
   29. У.Эко. Эволюция средневековой эстетики. 1986.
   30. А. Бергсон. "Творческая эволюция", 1907.
   31. К. Н. Боратынская-Алексеева. Мои воспоминания.
   Казань, 2007.
   32. Т. Н. Грановский. Лекции по истории средневековья.
   Наука. 1987.
   33. О. Черепанова. Мифологические рассказы и легенды
   Русского Севера. Изд. С-Петербургского университета.
   1996.
   34. А. Тойнби. "Постижение истории". Сборник. 2001.
   35. А. Камю. Миф о Сизифе. (Эссе об абсурде). 1942.
   36. Б. Рассел. Мудрость Запада. 1959.
   37. Е. Добренко. Формовка советского читателя. Социальные и
   эестетические предпосылки рецепции советской литературы.
   2012.
   38. А. Халапсис. Постнеклассическая метафизика истории. 2008.
   39. Г. Померанц. Долгая дорога истории. 1991.
   40. Steven Strogatz, "Non-linear Dynamics and Chaos: With applications to Physics, Biology, Chemistry and Engineering", Perseus Books, 2000.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"